На краю Пунт (гет)

Давным-давно, на границе Смутного времени, существовал мир Инсарак(1) и был он чашей, до края наполненной магией. Населяли его и люди, и маги, демоны, а так же иные, неведомые существа.

Но однажды, волею великого Хаоса, на Инсараке появились девушки, наделенные особой силой, о которых говорили, будто ведают он о кончине вселенной. Их было немного – что значит пара сотен для бескрайнего материка Пунт (2). Некоторые из них селились в деревнях или уединенно, в местах, куда было непросто добраться, кто-то предпочитал странствовать, но все они делали одно: стараясь не вмешиваться в дела обывателей, помогали им то словом, то делом. Они лечили безнадежных, не беря иной платы, как отданные им травы, взамен потраченных. Этих дэв (3) за то, что были сведущи, прозвали богинями, почитали их и, где бы они ни появились, были им пища и кров.

В мире давно назревала смута, подстегиваемая правлением верховного жреца Каменного храма, где поклонялись Дагарату (4), — Себеком (5). С появлением девушек, вольных только своим приходом уничтожить влияние на народ, ситуация обострилась и вылилась в войну, пока оба противника не обескровили свои армии. Это было затишье перед бурей, с мнимой мирной, якобы благополучной жизнью и стычками отрядов. После этого многие богини решили затеряться, скрыть, кем они являются, но помогать по мере своих возможностей.

Среди пришлых была одна дэва, имя которой затерялось в веках. Люди, обращавшиеся к ней, так и прозвали девушку – Богиня. Дэва жила обособленно, имея небольшой домишко на юге Срединной ПУстыни(6).

Каждое утро Богиня встречала светило Лелейло(7). Черпала резной плошкой черную воду, похожую на жидкую ртуть, из бочки и медленно выливала на каменистую землю, глядя на рыжеватое солнце. Многие ее обряды, как и этот, отвращали от нее жителей окрестных деревень. Они считали несвойственными другим богиням ее ритуалы. Дэву сторонились, не смотря на то, что вид она имела вполне безобидный. Низенькая, худая девушка, почти девочка с длинными темными волосами, забранными в пучок. Пару прядей у висков она отпускала, и они свободно падали ей на плечи. Одежду дэва носила простую – белую тунику в пол, забранную под грудью, да еще бинтовала ладони редкой тканью.

Вскоре высохли несколько оазисов, и тракт через Пустынь перестал существовать, а с ним и деревни. Люди ушли прочь в поисках лучшего и места эти были забыты. Так дэва осталась одна в этой части пустыни, лишь изредка на дороге появлялись путники, но и те забредали сюда скорее по ошибке. Со временем найти ее приют стало невозможно – дом видели в разных частях префектуры, словно он перемещался с места на место.

А однажды на горизонте появилось небольшое облачко пыли – предвестника скорого гостя. Сердце кольнуло, и Богиня встала, отложив травы, которые перебирала, и подошла к низкому забору.

Через некоторое время к ней подбежал верховой ящер, он нес повалившегося на его спину всадника. Юров(9)часто использовали воины вместо коней – эти твари были выносливее и гораздо умнее. Верные товарищи своих хозяев, они сражались с противником острейшими когтями и клыками. Благодаря своему острому нюху и зрению, юры были незаменимы. На первый взгляд, этот был таким же, но Богиня хорошо видела разницу.

— Здравствуй, тот, кто обрел мир с Тварью.

— Зсдравсссштвуй, Вссшеликая, просссшу помосссщи… — прошипел ящер, перебирая воздух раздвоенным языком.

— Давно так меня не величали, — улыбнулась девушка, стаскивая израненного мужчину с его хребта. – Обещать ничего не буду.

_______

(1) Инсарак — мир.

(2) Пунт — материк. Пунт — (егип. pwn.t, также t3-n?r, то есть «Земля богов») известная древним египтянам территория в Восточной Африке. Споры по поводу расположения Пунта продолжаются до нашего времени, так как египетские источники со всей точностью сообщают только тот факт, что Пунт находился на южном побережье Красного моря. Некоторые древнеегипетские источники прямо указывают на то, что Пунт был прародиной египтян и колыбелью египетских богов.

(3) Дэва — обращение к женщине. Дэват — обращение к мужчине. Дэва (пали, санскр. ???, «сияющий») в буддизме — название для множества разнотипных существ, более сильных, долгоживущих, и более удовлетворённых жизнью, чем люди. Термин дэва принято переводить как бог или божество, хотя дэвы значительно отличаются от божеств других религий. Считается, что существа, испытывая наслаждения в божественных мирах, забывают о целях своего существования и неспособны к сознательным решениям, в отличие от человека. Поэтому Бодхисаттва должен обязательно пройти человеческое рождение.

(4) Дагарат — ночное светило.

(5) Себек — Себека иногда считают сыном Нейт, великой матери богов, богини войны, охоты, воды и моря, которой также приписывают рождение ужасного змея Апопа. В ряде текстов Себек рассматривался как защитник богов 11 людей (существовало представление, что его свирепость отпугивает силы тьмы), однако нередко выступает как бог, враждебный Ра и Осирису. Поклоняющиеся Себеку приносили крокодилам человеческие жертвы.

(6) Срединная Пустынь — пустыня, граничащая со Степным долом на северо-востоке, Мертвым кряжем на юге, чуть задевая между ними южную оконечность Тенистых гор. Населения мало, все города в оазисах, большинство из них, включая Пустынную Столицу, — близко к Степному долу. Небольшое количество деревень на юге. Дом Богини находится там же.

(7) Лелейло — дневное светило.

(8) Юр — верховые ящеры. В холке выше лошади. Передвигаются на задней паре лап, передние — с большими когтями. Хищники. Цвет шкуры от зеленого до коричневого, полосатые.

Перед двумя путниками простерлась зеленеющая холмистая равнина. На левом склоне одного из них раскинулся лес. Деревья, корни которых, переплетаясь, устилали почву, в нем росли достаточно плотно. Кроны смыкались, образуя густой сумрак, толстые ветки отходили от ствола близко от земли. В таких лесах было трудно пройти и пешему, а с ящерами и думать нечего.

Путники настороженно вглядывались в массив бора, недалеко от которого проезжали. Один из мужчин – светловолосый молодой человек, свел брови на переносице и покачал головой:

— Рар, готовься, там стая маров(1).

— Всегда удивляло: почему ты их чуешь, Даах(2)?

— А как волк чужака на своей территории, — усмехнулся тот.

Стая появилась из-под низких густых веток, низко пригибая свои головы и скаля зубы. Звери с густой короткой шерстью цвета топленого молока и более темными, расходящимися от хребта полосами и такого же цвета рисунком на морде – у каждого своим. Они были столь же опасны, сколь красивы. По своей силе они могли составить конкуренцию юрам.

Путники могли попытаться скрыться, но погоня лишь сильнее растравила бы стаю. Убегает добыча, а сражается – равный. Дэваты спешились и, обнажив мечи, направили их в сторону подступающих зверей. Твари быстро окружили их плотным кольцом и, взрыкивая и вскидываясь на задние лапы, бросались вперед и щелкали массивными челюстями, словно проверяя легкая ли им попалась добыча и кружили вокруг, но каждый из них встречал достойный отпор. Юр, что принадлежал Дааху, будучи молодым и плохо объезженным, хоть и был способен постоять за себя, но сильно нервничал. И когда в опасной близости от его морды сомкнулись зубы особо ретивого мара, глупое животное шарахнулось в сторону и тут же в его холку вцепилось три зверя. Ящер рухнул наземь, издав жалобный клекот, оборвавшийся глухим хрустом. Тушу мертвого юра быстро протащили за пределы невидимой черты, за которую пока еще остерегались заступать нападающие. Где-то там послышалось урчание и чавканье. Морды многих зверей окрасились алым, но это ни капли не остудило плотоядного интереса маров.

От другого островка леса к ним наперерез спешил дикий юр. Мары, скалясь и рыча, поворачивали свои кровавые морды в сторону прибывшего. Ящер же отвечал им полной взаимностью, утробно урча и готовясь к нападению. Вихрем ворвался на зеленеющий луг, пробиваясь через стаю. Даах и Рар встали рядом с ним, оставляя позади себя кровавую дорогу и искалеченные тела псов. Звери набрасывались на них, но, встретившись с ледяным лезвием меча, визжа от боли, падали в сторону. У кого-то из них были отсечены лапы, у кого-то перебита спина, но редко кто из маров удостаивался чести умереть быстро. Многие из них, падая, уже не могли подняться и умирали в жестоких мучениях, а их глаза застилал туман.

Когда на землю упал последний мар, Даах обернулся на юра, пришедшего им на помощь. Тот оперся оземь передними короткими лапами и начал меняться, становясь более похожим на короткотелых пустынных ящерок, и в то же время приобрел некоторую человечность облика.

— Сссздрасствуй, хосссяин, — прошелестело едва слышно существо

— Доброго дня, Голаф, — склонил голову мечник. — Давно тебя не видел. Рар! Знакомься, это мой друг – самое странное существо из всех, что я видел. Странник без роду и племени.

— Тогда прошу прощения, господин, — поприветствовал Рар ящера. — Я, было, принял вас за юра.

— Юры не глупые, но другие. Сам потом поймешь. Давайте уйдем отсюда, это место уже не для живых.

Дэват оглянулся вокруг. Если подвести итог этой маленькой битвы, можно сказать, они легко отделались. Был несерьезно ранен Рар и – что больше досадно, чем плачевно – издохший. Остальное быстро затянется и при должном уходе заживет через полпериода(3). Да и павшего ящера вполне заменит Голаф, как в былые времена. Все же хорошо, что он вернулся – без его молчаливого присутствия было не то.

Дэваты перевезли свои пожитки на оставшемся ящере на холм и расположились на ночлег под одиноко стоящим деревом. Толстый узловатый ствол закручивался и ломаной линией тянулся к небу. Густая крона раскинулась в стороны, покрывая своей тенью почти всю вершину холма.

Мужчины обустроили себе лежанки из мягких ветвей и зажгли костер, запекая на нем, нанизанное на прутики, мясо. Ужин был готов, когда над ними распростерла свои крылья ночь, окутав мир непроглядной тьмой.

Даах сидел, прислонившись спиной к дереву, бездумно перебирая четки. По стволу дерева из кроны к нему спустился, цепляясь за кору когтями, Голаф:

— Как ффвы, хоссяин? — между острых клыков ящера мелькнул и скрылся, распробовав воздух, темный раздвоенный язык.

— Жив, то ли к счастью, то ли нет, — вздохнул мечник и чуть обернувшись к необычному юру, вцепившегося в ствол острыми черными когтями, и спросил: — Давно ты видел ЕЕ? Как она, не знаешь?

— Ффвы ссзнаете какая она – разссфве поймесшь… Ссс ней другой, не дассст ффв обиду…

— Наверное, мне лучше ее не искать… Я так и не смог за эти десятины(4) выполнить свое обещание. Я не вернулся.

— Некуда ффвозссврасщатьссся, хоссяин.

Голаф двинулся чуть вперед и ткнулся носом в волосы Дааха, пытаясь подбодрить.

— Знаю, был там. Ничего не осталось, вода все залила – такая же черная, как сегодняшнее небо. От дома должно быть уже ничего не осталось, только остов стен.

— Сссама найдет. Надейссся!

Вдруг подул сильный ветер, за минуты разгоняя тучи в небе, и долину осветили мириады звезд и две луны. Вокруг них облака образовали круг, по краю которого парили несколько птиц. Одна за другой, издав раскатистое «кру», они сложили крылья и спикировали к тушам маров. Со всех сторон к ним сползал туман, укрывая и обволакивая. Из леса вышла дэва, одетая в белую тунику. Из-за расстояния и темноты рассмотреть ее лицо было невозможно. Лишь то, что ее голову украшали воловьи рога, уходящие вверх и назад. Спутать их с чем-либо другим было невозможно из-за их длины. В руках девушка держала секиру с удлиненным лезвием.

Дэва обходила поле битвы по кругу, легонько дотрагиваясь кончиком своего оружия к трупам маров. После каждого касания от тела поднимались в небо искорок-светлячков. Подойдя к последнему зверю, девушка присела, отложив оружие, и погладила мара по загривку. Освещенные мириадами кружащихся огоньков, каждое их движение было отчетливо видно путникам.

— Не пришло твое время, волк, — голос ее был раскатист, словно рокочущий гром, все сказанное слышали и воины, находящиеся на значительном расстоянии. – Ты уйдешь и вернешься, дашь жизнь и возродишься… Нет, сегодня ты не умрешь, Алый.

Волк, лежащий до этого неподвижно, поднял голову и прижал уши, тыкаясь широким лбом в колени дэвы. Чувствуя ее превосходство, он вел себя неуверенно. Мар тяжело поднялся на трясущихся лапах, широко расставляя конечности, словно новорожденный телок. Он сделал пару шажков и медленно поплелся к лесу.

Дэва встала и еще некоторое время смотрела вслед зверю, подняв ладонь в молитвенном жесте.

Мужчины, не отрываясь, смотрели на невысокую девушку, стоящую в окружении мерцающих светлячков.

— Кто она? — прошептал Даах.

Рар усмехнулся и, не отрывая взгляда от замершей дэвы, ответил:

— Когда-то давно я встречал ее. Тогда она тоже сказала мне, что я должен жить… Это одна из богинь-дочерей. Я слышал, что она имеет тысячи лиц и имена – под стать каждому из них. Это ее обличье зовут Махой(5).

Богиня повернулась к ним лицом и приветственно подняла руку:

— Доброго пути, господин меняла!

Вокруг нее начали стремительно двигаться огоньки, закрывая своим светом от глаз девушку. Когда светлячки рассыпались и погасли, долина оказалась пустой, и не было на ней ни дэвы, ни маров.

Рар нахмурился. Даах, поняв, что сейчас от друга ничего не добиться, оставил его в покое.

А тем временем Рару не давала покоя мысль, что такими словами его встречала и провожала лишь одна женщина. И что делать, если та и эта – один человек?

_______

(1) Мар — от санскр. корня "мор/мар"; аналог — волки, хотя за основу брался доисторический зверь именно такой — полосатый с шерстью цвета охры, был представлен на картинке в одной популярной энциклопедии эндрюзарх.

(2) Даах — монг. I 1) быть в состоянии поднимать что-либо; 2) выносить, терпеть, выдерживать, переносить; II брать на себя, принимать на себя, ручаться, гарантировать, отвечать; III резать, быть острым.

(3) Период — месяц

(4) Десятина — год

(5) Маха (др.-ирл. Macha) — в ирландской мифологии имя нескольких мифологических персонажей и (или) богинь. По поводу значения имени «Маха» высказывались различные предположения. Ряд лингвистов (Ж. Вандриес, Г. Олмстед) сближают его с др.-ирл. mag «поле, равнина». По мнению российского лингвиста В. П. Калыгина, Macha происходит из праформы *mokosi? и соответствует имени славянской богини Мокошь. в ирландской мифологии одна из трех богинь войны, сеющих раздоры и разрушения. Она присутствовала на поле боя и следила за сражением. Махе посвящались отрубленные во время боя головы врагов — т.н. "урожаи Махи".

На следующий день, уже в пути, Даах решил выспросить, что в действиях богини заставило задуматься Рара.

— Откуда ты знаешь эту Маху?

— Ты пропал тогда. Я взял к себе твою дюжину (1), оставив при этом самостоятельной группой. Мы охотились за воинами Себека. Для победы нужно было, разделившись, одной группой загнать их в ущелье, а другая должна была встретить их с другой стороны. Я поставил во главе своих Ару, сам же направился с твоими. Нас ждали. Из твоего отряда не выжил никто. Я был серьезно ранен, возможно, смертельно. Я очнулся уже ночью. На подходе к ущелью, низина с небольшим леском, там я и лежал. Со всех сторон густой туман сползаться начал, над головой, через кроны, звезды светят. Дагарат еще не взошел. Темно и тихо – так, как не бывает… И тут появилась Маха. Ты уже видел, как она собирает свои урожаи, так она превратила в пыль всех, кто умер. А мне сказала, что не время еще. Ару и свой отряд я больше не видел. Очнулся уже у одной богини, она ходила за мной долгое время, а потом самому по себе ездить пришлось. Только за себя отвечать легче.

— Вот оно как, — задумчиво прошептал Даах.

Голаф ощерился, изобразив улыбку, и покосился на своего хозяина.

— За твоих прощения просить не буду, — не глядя на друга сказал Рарог.

— Я и не прошу – не в мирное время живем.

Воины двигались около шести часов, и время чуть перевалило за полдень. Незадолго до этого путники становились перекусить и наполнить меха водой из речушки. Постепенно равнины с перелесками сменялись золотистыми злаками, почва стала более песчаной, рассыпчатой. Деревья, если и встречались, то все больше поодиночке, да и то с каждой лигой (2) все реже.

Марево искажало линию горизонта, казалось, воздух плавил все вокруг, рисками сжимая кожу. Становилось жарче и, посоветовавшись, друзья свернули с дороги. Они направились к раскидистому дереву акумы (3)– вечнозеленому совершенству с листьями-иголками, чтобы переждать солнце.

Акума росла в несколько тонких стволов, тесно переплетающихся друг с другом. Центральные побеги вырастали гораздо выше боковых, которые раскидывались далеко в стороны, создавая плотную тень. Под ее-то защиту и поспешили путники, но остановились, когда дорогу им преградил черный волк. Юр Рара приготовился к броску, воспринимая зверя как врага – мара, получив в ответ рычание.

— Тихо, тихо… — попытался успокоить то ли волка, то ли ящера воин.

Из-за дерева послышался насмешливый девичий голосок:

— Неужто, господин меняла, вы пытаетесь убить моего охранителя?

Молодые люди спешились и обошли сплетение стволов. На земле, на расстеленном шитом покрывале, сидела девушка и лукаво смотрела на новоприбывших. Даах, увидев дэву, вздрогнул и склонил голову – сказать ему было нечего, сам виноват.

— Что вы, хозяюшка! — улыбнулся в ответ Рар, — но откуда у вас такое чудо?

— Дар мужа.

Светловолосый мечник, вскинувшись от этих слов, увидел спокойную улыбку, обращенную к нему. Женщина же продолжила:

— Садитесь, господа, угощайтесь. Мой обед скромен – вода и хлеб.

— И давно вы так питаетесь? – с плохо скрываемой злостью прошипел Даах.

— Дневная жара еще не спала, господин дэват, Волку жарко охотиться. Вот спустится Лелейло к горизонту, там и поедим впрок.

Мужчины сели на корточки и положили свои мечи поперек колен. Рар хотел попросить прощение у женщины за проявленное неуважение – их жест можно было трактовать и как недоверие, но она только рассмеялась и махнула на него рукой.

Черный подошел к хозяйке, чуть склонив голову. Его глаза засветились голубым. Дэва улыбнулась и положила ладонь на его нос. Зверь втянул воздух, принюхиваясь, и лизнул пальцы кончиком языка. Мгновение, и сияние его глаз потухло.

— Странный у тебя страж, хозяюшка… Много где бывал, а таких не видел.

— И не увидишь, друг мой. Расскажу-ка вам одну историю, а было ли, не было, решай сам. Себек когда-то был никем, обычный демон-полукровка. Ничего приметного, кроме избытка корысти и желаний у заурядного жреца. Какое-то время спустя он встретил Ную – приемную дочь богини, ее ученицу. Дэва была юной и сообразительной. Она поддержала Себека и он назвал ее женой. Богиня-наставница отказалась от подопечной, но власти и знаний, полученных Нуей, хватило, чтобы вознести жреца наверх иерархии.

— Она была настолько могущественной? – спросил Даах.

— Нет, — покачала головой дэва. – Основное оружие богинь – знания. Чем дольше жизнь, тем больше знаний и умений. Наставница слишком многим успела поделиться. Для достижения своих целей, Себеку были нужны силы — Верховная жрица из числа богинь имела больший потенциал. Тогда он и стал набирать свое войско. Кто-то шел к нему добровольно, кого одурманивали или вынуждали. Богини не хотели войны и на них начали охоту. Деревни, в которых дэвам удавалось укрыться, вырезали полностью. Не знаю, где Себек нашел ритуал Обретения, но спустя некоторое время, пользуясь им, жрец изуродовал души некоторых магов. Сразу после обряда тело перестраивается и человек становится легендарным Стражем. Это действо очень опасно и из сотни выживают единицы.

Гармр, уже давно принявший получеловеческий облик, хитро глядя на дэву, спросил ее:

— Кх-хакх-хие они, этс-си С-с-стражи, милейш-ш-сая?

Женщина ответила ему улыбкой. Она перевела взгляд на Черного и прошептала что-то ему на ухо. Волк ощерился, лег головой на колени дэвы и она стала перебирать шерсть на загривке. Моргнул, и его глаза сменили цвет на голубой.

— Стражи различны по виду, не это определяет их суть. Только… они не могут снова стать людьми – или кем они были раньше, да и забывают они то время.

— Я помню, — сказал Даах, — В нашей деревне, откуда мы родом, эту легенду рассказывала Старуха. Помнишь, Рар? В тот день к нам пришли две богини… Этот волк – тоже Страж? – Даах погладил зверя по затылку, чуть соприкасаясь с пальцами дэвы; она кивнула в ответ. – Тогда почему он не с богиней? Ведь по легенде Стражи охраняют самую сильную из вас.

Маг выглядел настолько потерянным, что женщина взяла его за руку, которой он все еще гладил зверя.

— Каруды (4). Так по-настоящему зовут тот народ, что вы именуете богинями. И ты прав, но они не только охранители, но и слуги.

Рар неодобрительно смотрел на их рукопожатие – недопустимы прикосновения к замужней женщине без исключительной причины. Хуже только как теперь – не свободны были оба. Чтобы разрушить повисшее молчание, он засыпал дэву вопросами. Она слушала менялу молча, не перебивая, и только потом стала отвечать.

— Человек и Страж неделимы, они не вместе и не порознь. Человек растворяется в Страже, перестает существовать. Спасти его можно, но лишь пока он помнит свою жизнь до обряда. Себек делал все, чтоб этого не случилось – обращал своих врагов, отбирая крылья – единственный источник силы для более длительной борьбы с сутью Сража.

Рар обеспокоенно щелкал бусины четок, которыми пользовались для счета.

Дэва спокойно смотрела на своих собеседников, но смех в глазах выдавал ее. Сегодня она говорила о таких вещах, о которых не подозревали и многие богини. Все эти знания были как разрозненные части головоломки – горстка кусочков у одной, пара – у другой и составить полную картину или хотя бы часть ее было невозможно. Вероятно, всеми знаниями владела лишь она. И их часть разделила с этими мужчинами. Им будет нелегко принять ее слова. Они способны пока лишь разбудить любопытство и вскоре ее ждут новые вопросы, но ответить на них нельзя, не ответить — невозможно. Ей тоже придется туго. Спустя столько сроковин (5) – наставничество, да еще такое. Только одна каруда осмелилась взять более одного ученика за раз – ее мать, но даже она не выбирала мужчин. Богини – чисто женская каста, избранные и измененные. Мужчины – пыль, они ниже, менее хитры. Их удел – войны, торговля, охота (тоже, по сути, война). Но дэва не хотела считать выбранного мага более низшим существом, она сделает его своей ровней. Или тем, кто будет ближе других.

Желали дэваты того или нет, но они уже стали ее подопечными и богиня знала наперед, какие вопросы они хотели задать ей. Дэва лишь с улыбкой наблюдала за менялой. Он-то окажется лучшим учеником, нежели его напарник: Рар уже понял все, что она хотела донести до них, упомянув последний факт. Так и не дождавшись вопроса, женщина вздохнула и положила руку на землю в поле зрения мага – все-таки замужем, чтобы привлечь внимание.

— Крылья – это иносказание, друг мой. Некое наследие, которое отдает с частичкой своей силы самый близкий тебе человек: мать, сестра, жена. Символ этого дара — шитый плащ. За работой над ним, они вплетают отголоски магии и делают тем самым оберег, напутствие, на удачу. Просьба не забывать того, кто ждет у очага. Плащ дарится как одежда на первое совершеннолетие, когда ребенка посвящают в азы быта. Именно эта малая толика чужой силы пробуждает в нас свою.

Когда юноша может управлять своей магией так, что он может превратить плащ в крылья, и пользоваться ими как накопителями силы, наступает второе совершеннолетие.

Вас, магов учат, что крылья – источник, что в корне ошибочно, хотя без них вы чувствуете себя ущербно и не понимаете, как вызвать свои силы. Магический отклик можно вызвать и без этой вещи. Думаю, интуитивно даже пробовали, но не вышло. Я могу указать ошибки, если возникнет необходимость.

— Будем премного благодарны, хозяюшка, — склонил голову Рар.

— Надеюсь, я смогу помочь вам, бескрылые. А тебе, Фен-Риир (6), пора вставать – Лелейло скоро уйдет.

Волк поднялся и тряхнул головой. Боднув в плечо женщину, он отбежал и скрылся в зарослях сухой травы. Вслед за ним незаметно скользнул Голаф.

— Хозяюшка, — прервал молчание меняла. – Сколько раз бывал у тебя, но никогда не видел твоего зверя.

— Я не хотела вопросов, Рар, ответы на которые нужно давать честные, обдуманные и не в сложившейся ситуации.

— Ты спасла человеческую суть?

— Определенно, — кивнула женщина.

— Госпожа, могу я задать вам один вопрос?

— Конечно, если вы, господин Даах, ответите на мой.

— Учитывая сказанное ранее, могу я предположить, что вы – богиня?

— Предположить – можете. Если ответ положительный, это что-то изменит?

Маг, склонившись к земле в церемониальном поклоне, коснулся ладонью скрытых накидкой ступней и поднес пальцы к губам:

— Ничего.

Дэва закрыла глаза, прошептав:

— Рада слышать, МОЙ ГОСПОДИН.

Рар наблюдал за своими собеседниками с легким недоумением. Не смотря на то, что женщина разговаривала в основном с ним, большинство ее слов обращены были будто бы к Дааху. Словно они вели давно начатый разговор, подоплека которого была сокрыта временем. О том, что эта дэва богиня – или как они себя называют? – маг догадывался. Слишком уж ОСОБЕННЫМИ она обладала знаниями. Но было что-то еще, что не давало уйти от темы.

Почему хозяюшка так доверилась Дааху, так, как не не смогла ему? Мужчина прокручивал в голове все, что знал о женщине.

…он, раненый, приходит в себя в ее доме…

…он помогает ей по хозяйству, она перебирает корешки, привезенные им, а на очаге бурлит обед…

…еще пара приездов. Между ними – встреча с друзьями. На этой войне у каждого из них свои отряды и такие моменты особо ценны. В один из таких дней Даах просит сторговать красивые браслеты и сразу после сделки уезжает один…

…к госпоже дэве он отправляется осьмицу спустя. По хозяйству помочь не просит: дрова наколоты, двор прибран. Благодарит и, извиняясь, выносит угощение на порог – в доме разложила растения, сушит. На ногах тихо звенькают браслеты – должно быть вено (7) на помолвку.

Рар покачал головой. Шельмы. Как Дааха-то занесло в пустыню? Или познакомились не там? И насколько длительна была их связь до помолвки? – ведь было же? И почему теперь говорят будто незнакомцы, а друг смотрит на жену так виновато? Но жизнь их, им и разбираться.

Пока маг размышлял, вернулись Голаф и Фен-Риир с добычей и хворостом. Часть они запекут в глине сегодня, часть оставят на утро.

_______

(1) Дюжина — дружина из 12 воинов.

(2) Лига (англ. League) — британская и американская единица измерения расстояния.1 лига = 3 милям = 24 фурлонгам = 4828,032 метра.

(3)Акума — яп.: «Демон».

(4) Каруда — (от Гаруда (инд.) и Карура (японское заимствование) в индуизме ездовая птица (вахана) бога Вишну, борец со змеями-нага. В буддизме Ваджраяны — идам, один из символов просветлённого ума. В понимании индуизма добыча птицы Гаруды — змеи, гнездящиеся в умах неверующих и сомневающихся в Боге.

(5) Сроковина — век.

(6) Фен-Риир — От Фенри?р — в германо-скандинавской мифологии , громадный волк, сын Локки и Ангрбоды. Чтобы обезопасить себя, асы решили сковать Фенрира цепью, но могучий волк легко рвал самые крепкие цепи. В конце концов асам хитростью все же удалось сковать Фенрира волшебной цепью. В день Рагнарека, согласно пророчеству вещих Норн, богинь судьбы, Фенрир разорвет свои оковы и поглотит солнце. В финале же битвы Фенрир убьет Одина и будет убит Видаром, сыном Одина. Несмотря на это пророчество, асы не убили Фенрира, потому что «так чтили боги свое святилище и свой кров, что не хотели осквернять их кровью Волка».

(7) Вено — выкуп, калым.

Уже несколько дней они двигались в сторону восхождения Лелейло. Преодолевали большие расстояния, иногда – скачками, переносясь из одной точки в другую – ближе к цели. Там, у южной оконечности Пунт, раскинулось Изумрудное Предгорье.

Те места были богаты на растительность: необычные леса с узловатыми деревьями, тонкие стволы которых имели зеленый оттенок, раскинулись здесь повсеместно. Влажная дымка в воздухе и озера повсюду, делали этот мир иллюзорным, почти прозрачным.

Деревни здесь были малочисленны по сравнению со степными. Дома жителей складывались из связанных стволов бамбука, покрытых сверху осокой – остролистной прибрежной травой. Они были больше похожи на хижины, чем на дома.

Где-то в тех местах и затерялась деревушка, в которой родились Даах и Рар. Там они училисьохотиться и рыбачить. Там должны были взять в жены местных девушек. Появилась бы семья, рутинный труд и они, вероятно, никогда бы не узнали, что можно иначе… Но… не срослось. Все это просто ушло на задний план, рухнуло, когда в их деревню прибыли две богини.

Они прилетели издалека, в боевой ипостаси. Длинные когтистые пальцы, глаза без радужки и зрачков… Они были выше мужчин, возможно, потому что их ноги имели звериное строение и дэвы ходили на носочках. Волосы богинь были собраны в сложные косы. Различие между двумя женщинами было лишь в цвете кожи и одежд. Дэвы не назвали себя, а потому жители взяли это как признак различия, а по сему, одну из них прозвали Белой, а вторую – Медной.

Богини по прибытию заперлись в доме Старухи – деревенской старосты, и долго не выходили из избы. Лишь вечером на сходке (1) всем было объявлено о нападении Себека.

Он до сих пор помнил, как прибывали к ним люди, бежавшие со своих земель после: голодные, грязные, просящие лишь об одном – дать отдых хотя бы телу и время, чтоб осознать свои потери. Их принимали и привечали. Богини, молчаливо присутствующие здесь же, лечили раненых. Они казались всем странными, их приютили, но скорее из любопытства, чем из-за доверия.

Почти на следующий день богини начали тренироваться в магии. Даах помнил, как бегал украдкой посмотреть на это действо, за что часто получал нагоняи от отца. Так проходили дни, наполненные глупой слежкой и попыткой воспроизвести заклинания после, в одиночестве. Глупой хотя бы потому что дэвы почти сразу заметили его. Теперь он, кажется, припоминал, что после этого они стали двигаться медленнее, и однажды, когда он уже был один, появилась Белая и стала поправлять его движения и показывать их до тех пор, пока у него не получилось. Так она приняла его в ученики и стала присматривать за ним.

В то время как Белая занималась только с ним, Медная учила использовать магию и оружие остальных и лишь изредка проверяла их умения.

А потом воины Себека пришли и в их деревню. И они – все те, кто мог – встали на защиту поселения. Жаль только, что он оказался слишком слаб, и его быстро оглушили. Если и было у Дааха оправдание, то только одно – его сильно ранили. Очнулся он гораздо позднее, уже находясь в землянке Старосты. Белую он больше не видел, хотя со слов остальных знал: дэвы проводили их до места сбора с теми, кто не мог участвовать в битве и ушли. От его наставницы ему передали ее меч.

Все это Даах помнил, будто было вчера. Тогда он полюбил впервые и долго носил это чувство в сердце. Он никогда и никому не говорил о нем, но разве можно это утаить от друзей? Он, Рар и Ару… Они один за другим ушли из деревни в поисках своего пути. С Раром они часто пересекались, то тут, то там находили их весточки через общих знакомых. А вот Ару однажды просто пропал вместе со своей дюжиной. Он в последнюю встречу говорил, что видел Медную богиню. Может, и Белая была с ней? – кто теперь скажет.

Белая. Хотел бы он увидеть ее вновь? Он не свободен и любит свою жену. Это и было основой их союза. Наверное, ему все же хотелось этой встречи. Хотелось бы пожелать ей легкой дороги и просто поговорить.

Мечник осадил юра и обернулся, ища глазами богиню (еще одну, перевернувшую его мир). Женщина ехала верхом на Фен-Риире. Дэва, рассказывавшая легенды и неспешные восславия духам, улыбнулась ему и замолчала. Она поравнялась с ним и коснулась ладонью его ноги.

— Господин… я вам говорила уже, что богини могут отказаться от крыльев ради человека. После этого она может стать не только женой, но и матерью. В первую очередь – ими, хотя и должна продолжать помогать нуждающимся. Иногда приходится скрываться, потому как в некоторых деревнях привечают, пусть и с опаской, но это далеко не везде. В иных местах просто страшно находиться. Скрывать свою суть от чужих нормально, но иногда приходится спасать себя и от мужей. Они могут отрезать крылья, как это сделал с вами, мой господин, Себек. Они срезают крылья, прежде всего пытаясь спасти. Такие, как Себек – ради своего возвышения. Но результат остается один. Средний маг становится практически обычным человеком с зачатками магии из-за того, что в процессе ритуала блокируется Сила.

Даах кивнул:

— Иногда мне кажется, что я рожден в семье мечника, а не мага. Так сильно привык получать все физическим трудом.

— Да, именно поэтому богини не спешат раскрывать себя. Но каждая все равно надеется, что именно она окажется одной из Капель, хоть и знают, что это невозможно.

— Что за Капли, госпожа дэва? – послышался сзади зычный голос Рара.

— Каруды появились от пролитой крови Первобогини. Она смогла выносить только одного ребенка, дочь. Шло время и дитя выросло. Так случилось, что они полюбили одного человека. И тогда дочь убила мечом мать. И из первой капли крови родилась Первая Капля. Когда дэва поняла, что натворила, она расплакалась. И первая – самая горькая слеза – стала Второй Каплей. Остальные слезы, смешавшись с кровью Прабогини, стали душами каруд. Капли – это тоже души, но кристально чистые, они не имеют сторон, но судят всех с оружием в руках.

— А что стало с теми двумя Каплями? – спросил Даах.

Богиня усмехнулась, будто вспомнив что-то неприятное.

— Слеза пришла в этот мир и уже возродилась. Что касается Крови, Первобогиня-Дочь поместила ее в себя в качестве искупления за содеянное. Она забыла свою суть и имя и должна вечно скитаться по миру в образе обычной каруды, только на заре нового времени, когда свершатся небывалые перемены, она вернет себя. Так дэва осудила себя. Кровь и Слеза – пара, которую не разбить ни временем, ни войной.

Рар хмуро поинтересовался, не слишком ли мягкое наказание ждало дочь.

— А по-твоему легко жить с чувством вины и не знать – не помнить – перед кем просить прощения? Умолять, стоя на коленях, об отпущении долга крови. И искать родное и утерянное, не понимая, что обретешь в итоге? Невыносимое бремя, облегчить которое может только Слеза, потому что без нее кровь сжигает жилы…

— Слезы как искупление… — прошептал Даах, взяв руку дэвы в свою. Лицо каруды побледнело, а голос звучал надтреснуто:

— Искупление… Если бы все это было так просто. Все каруды первого поколения – Первой Линии, сестры. Они имеют одну память предков на всех и способны ощущать отголоски сильных чувств друг друга, оттого и чувства под маской холодности всегда через край. Ненависть, любовь, ожидание чего-либо. Дочь, как и Первобогиня, является и их праматерью, вот ее чувства и ощущаются острее других.

Много десятин назад был большой всплеск от встречи со Слезой и расставание и, спустя время был еще два всплеска: новая их встреча и материнство. Самый великий дар для каруды, ведь родить они могут лишь единожды. Последнее, что от нее ощущали сестры-каруды, это боль, отголоски от которой они слышат и по сей день.

— Что с ней случилось?

— Она потеряла ребенка. У Крови больше нет наследницы. Вы… можете оставить женщину, у которой не может быть детей, а у нас лишь одна попытка. И если с плодом случится нечто плохое, то что будет с богиней, если у нее больше нет ничего? Да, мы могущественны по своим знаниям и возможностям, но из-за детей и возможности отказа от крыльев, мы уязвимы.

_______

(1)Сходка – собрание селян

Ближе к вечеру путники достигли Изумрудного Предгорья. Со времени последнего разговора о Каплях, Богиня все больше молчала. Даах не оставлял ее и старался приободрить женщину, то гладил мозолистой рукой голову, то накрывал плечи накидкой, чтоб полуденное Лелейло не сожгло нежную кожу. Тихо шептал что-то на ухо. Дэва слушала внимательно, это было видно по облегчению в глазах. Ни Голаф, ни Волк, ни тем более Рар не нарушали их спокойствия.

На одной из стоянок Рар осмелился нарушить тишину.

— Куда же мы все-таки направляемся, хозяюшка?

— Когда-то была здесь одна деревушка. Ее староста – некогда была карудой. Только не напоминайте ей об этом… Жаль, лучшей наставницы и воина не найти.

— Разве богини могут перестать быть ими?

— А ты еще не понял, Маг? В этом мире возможно все, если судьба усиливается желанием.

— И как название той деревни?

— Абудантиа (1). Благодатная.

Мужчины неверяще переглянулись: видимо, им все же удастся увидеть хоть раз свою родину, а каруда смеялась над ними, прикрывая рот рукой.

Абудантиа была приграничным поселением. Все жители являлись магами малой руки и были способны использовать Силу лишь на бытовом уровне, хотя иногда рождались и довольно сильные умельцы. Но это лишь подтверждало правило. Поселение подчинялось старосте – чаще женщине, чем мужчине.

Многие десятины старостой Араукарии была дэва. Уже никто и не помнил, как давно ее выбрали, сколько же десятин было самой Старухе и подавно было неведомо. Даже имя ее кануло в Лету.

Дэва по своему обыкновению сидела на стеганом тюфяке под навесом на крыльце хижины и курила длинную трубку. Седые волосы ее тяжелым шлейфом лежали на плечах, скрывая под собой шитые разноцветными бусинами одежды. Старуха неспешно попыхивала душистым табаком, глядя бесцветными глазами на играющих детей. Так было, когда Даах уезжал из деревни, и то же самое предстало перед его глазами, когда он въехал в ворота теперь, со своими путниками.

Старуха, кряхтя, поднялась на ноги, опираясь на руку своей помощницы:

— Добро пожаловать домой, господа дэваты. Здравствуй и ты, Великая.

— И тебе здравствуй, милая Тарот, — ответила ей каруда, кивнув головой. – Давно не виделись.

— Помнишь еще мое имя, Великая? Добре… Бьюсь об заклад, та наша встреча была особо урожайна на головы врагов и своих, — скривила губы в усмешке Старуха.

Рар обернулся к спутнице и в замешательстве прошептал:

— Урожай голов?.. Ты – Маха?

— Удивлен, меняла? – засмеялась староста. – Это не последний ее секрет, так ведь, Великая?

— Тут, боюсь, Тарот права… И не называй меня Великой. Это не то, чем можно гордиться.

— Тошно, сестрица? Ничего, оно всяко бывает, да рано или поздно проходит. Не все дела и думы Великих можно оправдать, но это не отменяет их значимости. Взять хотя бы ту легенду о Праматери. Надеюсь, твой муж не дурак и объяснит тебе это лучше. А кости пусть спокойно тлеют.

— Благодарю за добро, сестра, — каруда нагнулась, чтобы коснуться земли у ног Старухи рукой.

— Ну и где это видано, чтоб младшим в ноги кланялись, — смущено проворчала Тарот. – Зачем вернулась ты – разумею, но стоит ли брать грех на душу?

— Что тебе она? Белее гор ей не быть. А Себека одно не отпущу. Заморочу так, что в себя приходить не будет, с ума сведу, но не жить ему спокойно.

— Месть не выход, но иначе ты не сможешь. Я отдам тебе, что попросишь перед уездом. Заночуете в моем доме, а с утра – в путь, — староста направилась в хижину, но остановилась на пороге. – Даах, от твоей хижины мало что осталось. Я навела чары – кроме хозяина никто не найдет.

— Спасибо, матушка.

— На отца не серчай, — припечатала Старуха в ответ. – Как лучше хотел.

Мечник тронул за плечо Рара и поинтересовался, куда он пойдет.

— До вечера еще есть время, схожу в отцов дом. Пустят – побуду там, нет – так Старая любит хорошего слушателя.

— Хорошо. А я и впрямь схожу к дому. Она не советует пустого. Госпожа дэва не откажет мне в сопровождении?

— Веди меня, мой господин.

Каруда подала мужчине руку, и они пошли вглубь поселения. Фен-Риир заступил дорогу Голафу, его глаза полыхнули алым и он пролаял:

— Дерр-жись бли-же к Та-рот! – и припустил рысцой к Богине.

Спустя мгновение до него долетел ответ:

— Ссшлуссшаюссс, госспошша…

* * *

— Я жил здесь со своим отцом, — рассказывал Даах, убирая изгнившие бревна. – У нас была небольшая хижина. Честно говоря, жили очень небогато. Здесь достаток зависит от плодородности земли и сколько зерен роды (2) можно с него собрать. У нас едва хватало на себя, на обмен с деревенскими на какие-то необходимые вещи зерен чаще не находилось… Думал, что роду буду выращивать всю жизнь.

— Что-то изменилось?

— Да. Здесь появились две богини, от них мы и узнали о нападении Себека на соседские деревни. Они обещали защитить нас, но мы не должны были отсиживаться за их спинами. Мы слабее подготовленных воинов, но сдаваться были не намерены.

— И тогда вы согласились на помощь.

— Только это нас не спасло. В деревню пришли беженцы. Нас стало порядка трех сотен – тех, кто мог сражаться. Себек собрал много дюжин и напал внезапно. Хорошо, что тех, кто не мог сражаться, спрятали в горах. Многие погибли. Кого-то пленили, посадив в клети. Я был тяжело ранен и почти ничего не помню. Должно быть, я умирал… Меня спасла Белая. Ее с нами схватили. Мне кажется, она просто нас пожалела, потому и не улетела прочь. Тогда я долго не мог сообразить этого. Даже у Старухи спрашивал, а она только улыбалась. Говорила, что теперь спокойна… Белая отдала мне свой меч и многим помогла спастись. Больше я этих богинь не видел.

— А меч у тебя теперь другой. Потерял? – так найдешь, если искать не будешь. А что до богини… ты ее никогда не увидишь в том облике – без крыльев она не сможет принять его.

— Но у нее были крылья?

— Были, — каруда погладила мужчину по щеке. – Но она отдала их за тебя. «Я – та, что вместила много жизней в одно тело, несущая бремя, равное моей силе, заключаю соглашение со смертью, платя Силой за душу. Прими мой откуп, верни, что дОлжно.» Останься у меня хоть одно крыло, я бы снова отдала его за тебя.

— Это была ты.

Даах шумно вдохнул и притянул богиню к себе, обняв за плечи. Старуха была права, вещая надтреснутым голосом, что эта каруда полна сюрпризов. И они на этом не закончатся? Эта дэва удивляла его с самой первой встречи, когда он очнулся в ее доме.

В тот день женщина – на вид совсем молоденькая – сидела посередь избы у очага, разминая тугое тесто в лепешки, и жарила их. Его ложе находилось в углублении комнаты на возвышении, и было отгорожено полупрозрачным пологом. На стенах висели мешочки и подвязанные пучки трав.

В голове была какая-то муть, но кое-что удалось вспомнить и сложить вместе. Мечник иногда заезжал в города, чтобы выменять некоторые товары. Иногда к нему присоединялись несколько воинов, как было и в этот раз. Их схватили у ворот по приказу Себека. Его сопровождающих сразу вздернули. Ему повезло меньше: сначала Дааху срезали крылья, а потом сделали жертвой в каком-то ритуале. Дальше – все как в тумане: рык, крики, запах крови. Он перестал быть собой. И темнота – после.

Как оказалось позднее, в этот дом его доставил Голаф, но что было до того осталось загадкой. Болезнь приносила много мучений. Мужчину бросало то в жар, то в холод, иногда он не мог очнуться ото сна, то лежал, сутками не смыкая глаз.

Дэва всегда была рядом. Иногда она сидела подле него, положив руку на сердце, и слушала пульс. Когда же он поправился, то мог просто поблагодарить ее за заботу и уйти, но не решился. Даах остался. Сначала из-за того, что был в силах передвигаться передвигаться только с помощью трости, потом ему нужно было разрабатывать мышцы. А еще он хотел помочь по хозяйству спасшей его девушке. Только выдумывать поводы больше не пришлось. Они сблизились, разделили постель. Дэва все больше притягивала его. Она была загадкой. При всей ее мягкости, нежности, он ощущал в ней воина, хотя дэва не дала ни единого повода для этого. Чем больше они были вместе, тем больше увязали в этой ловушке.

Рано или поздно, Дааху пришлось бы уйти. И он уезжал, но всегда возвращался. Дэва выходила его встречать, кормила с рук только что приготовленной пищей. Или сидела рядом, пока он пил травяной настой. В эти встречи они почти не разговаривали, только касательно каких-то дел. Что господин хочет на ужин? Стоит ли побольше наколоть дров? Он не знает, сможет ли вырваться в ближайший период (3). Что пожелает госпожа в подарок к следующему приезду? К чести девушки можно было ответить, что она никогда не просила о чем-то ценном или уступках, но, смущено улыбаясь, желала ему добрых дней и ограждения от болезней. И чтобы он возвращался живым. Но каждый раз, заезжая в города, он обходил лавки на главных площадях, выискивая какие-то интересные вещи, украшения или утварь и предметы обихода. Дэват хотел порадовать ту, которую любил.

Он бы еще долго думал, но однажды столкнулся с Раром на рынке Грота. Наверное, было довольно сомнительным поступком – просить друга выбрать брачные браслеты, но он не жалел об этом.

Боясь навлечь несчастья на свою госпожу, он никогда не говорил своей дюжине куда и кому направляется. Хотя, многие догадывались о причинах его частых отлучек.

Чувства, испытываемые им к Белой, не исчезли, затаились где-то в душе теплой признательностью, но по-настоящему он любил одну – свою жену. А тогда, приехав с браслетами, он еще только просил дэву стать его спутницей жизни и девушка отвечала согласием.

* * *

Мечник встал на колено перед дэвой, протягивая на ладонях широкие ножные браслеты со звенящими вставками на золотой вязи. Они были одни из самых простых, купленные на все сбережения. Понравится ли такой дар? Но девушка, придерживая юбку, стелющуюся по полу, поставила ему на колено сначала одну ногу, а за тем и другую, чтобы мужчина смог застегнуть украшения.

— Что ты хочешь на вено, моя госпожа?

— У меня был очаг, за которым следует следить, и дело, от которого не отказаться. Теперь у меня есть муж, который будет задавать мне глупые вопросы. После того, как ты одел мне браслеты, у меня осталось одно желание – родить… Хотела бы пообещать, что сына, но не смогу. У нас будет только дочь.

— Я не смогу тебе помогать…

— Но ты будешь приезжать. Когда-нибудь это все закончится и кто знает, как все сложится до того момента.

— Тогда я хотел бы попробовать жить на твоих условиях…

* * *

Даах еще сильнее прижал жену к себе и прошептал:

— Прости, что не спас…

— Вы не виноваты, мой господин. Тогда, прося о ребенке, я преследовала несколько целей. С одной стороны хотелось узнать, каково это – быть матерью. Вторая причина довольна корыстна. Моя магия необычна даже для каруд, из-за чего я была неплохим трофеем для Себека. Взять меня в жены он бы уже не смог, но удерживать подле себя у него вышло бы.

— Жаль, что у нас не получилось.

— Не получится и впредь, мой господин.

Дэва казалась испуганной, и мужчина поначалу не решился задавать вопросы, но не сдержался:

— Что ты имеешь в виду?

— Ритуал Отмены.

— Расскажешь потом?

— Да, когда придет время.

_______

(1) Абудантиа – abundantia, -ae (лат.) многоводность, изобилие, богатство.

(2) Рода – аналог риса по виду и какао для индейцев в качестве денег

(3) Период – месяц

Жизнь в деревне начиналась затемно и шла к завершению только с приближением Лелейло к горизонту. Работники расходились с болотистых полей по домам, где хозяйки готовили к их приходу пищу. Ужинали, сидя вокруг очага, а потом собирались перед хижиной старосты, жгли костры, неспешно беседуя о своих делах. Старуха всегда сидела на своем крыльце, извечно попыхивая трубкой. Иногда она одергивала шумную молодежь или давала наставления старшим. А когда было настроение, рассказывала бесконечные байки.

Во время сходок к ней подходили молодые просить разрешение на свадьбу, если родители были против этого. Просили за себя и друзей, за решение спора. Этот вечер не был исключением, но начала его сама староста.

— Сколько вас было, приходящих ко мне за утешением и решением? Вы были, ваши дети, отцы ваши и их отцы. Никому не отказывала, теперь мой черед просить. Мой век был долгим, однажды и ему закончиться придет черед.

Селяне загомонили, но Тарот сумела их успокоить, стукнув трубкой по деревянной балке.

— Сядьте! Я проводила в последний путь достаточно ваших родичей, чтоб надеяться на ваше благоразумие. Вы сделаете все просимое мной. Старосту вам выберу сама. Моя ученица вполне способна, если уж Ару не появится, хотя, мой внук мог бы и удосужиться прийти…

— Вырвется ль к сроку, — прошептала Богиня, сидящая рядом с Тарот. – Захочет ли покинуть степь волчонок ради тех, кто забыт.

Старуха явно услышала каруду, но не подала вида, что поняла смысл этих слов.

— Я пришла в вашу деревню вслед за мужем. Ему я открылась сразу, а вам – теперь. Мое признание было ответом на его свадебный вено и браслеты — начинать жизнь со лжи не хотелось… я каруда или богиня, если по-вашему. Муж от меня не отказался и поддерживал впредь. В качестве дара ему я добровольно отказалась от крыльев и тем самым отрезала себе путь обратно к сестрам. Спустя время у нас родилась дочь. Я, должно быть, была счастлива. В деревнях всякое бывало, на праздники часты были драки стенка на стенку. В одной из таких моего мужа и задели клинком. Я пыталась отдать за его душу еще один откуп Силой, но ее оказалось недостаточно. После ритуала я стала такой, какой вы видите меня сейчас… когда меня не будет, я прошу вас сложить сруб из Баока, в который сложите все мои вещи и застелите досками. Украсьте мое последнее ложе пологом. Потом вы положите на этот помост меня и подожгете. Я закончила, расходитесь.

Старуха встала и кивнула Богине в сторону дома, куда они и направились. Уже в помещении староста тихо спросила:

— Ты позаботишься об Ару?

— В меру возможностей, сестрица. Все же он стал первым мужчиной-потомком каруды. Его судьба не в нашей власти.

— Да. А за ним ведь глаз да глаз нужен был. Сам в истории влипал и друзей за собой тянул. У всех троих головы горячие были.

Богиня, не сдержав смешка, поинтересовалась:

— Ты это сейчас пытаешься организовать мне сватню? Не считаешь, что поздновато?

Тарот улыбнулась в ответ:

— Да и ты простых путей не ищешь, Великая. Ложитесь спать, вам предстоит долгий путь и легким он не будет.

— Откуда тебе знать, Старшая?

— Наша родительница шла и не на такие подвиги. Так что, для собирающей урожаи душ, не так уж трудно вернуть меч. Тем более, если она знает, где искать.

— Я ведаю лишь то, что он в надежных руках и спрятан. Слишком далеко отсюда до Грота.

— Значит, путь вам в песчаный город… Побереги силы, сестрица. Я открою вам путь в самую ближнюю к столице точку. Ты получишь от меня проклятие, такое, чтоб Себеку не до вас было. И в дар от меня – доброе напутствие… Скажи, зачем вы приехали?

— Я подумала, что моему мужу и другу захочется попрощаться с тобой. Мне тоже.

Тарот хватило сил открыть им путь к столице на расстояние в 3 дня пути до Грота. Переговорив, путники решили, что перемещаться дальше не имеет смысла: припасов им должно хватить, а Голаф и Фен-Риир могли подпитываться магией.

Столица раскинулась на большом тракте, словно песчаная скала. По сути, она и была ею – стены и внутренние помещения были выбиты прямо в горе. Поэтому город был похож на храмовые ступенчатые пирамиды.

Нижний ярус домов был обращен своими входами к внутренней улице и являлся стеной, ограждающей Грот. Здесь располагались казармы и днёвки для заезжих людей, кому нужно переждать бурю или пополнить запасы и продолжить путь. Тут же был большой базар, который так же опоясывал город кольцом. На следующие ярусы можно было подняться по каменной лестнице. На второй террасе располагались увеселительные заведения, начиная с третьей и до предпоследнего яруса – жилые дома. Чем выше и дальше от зловонного базара располагались клетушки, тем зажиточнее были жильцы.

Из Грота вели четыре дороги, одна из них была более обустроенной, ворота, смотрящие на восток, почти всегда были открыты. Через них и въехали путники. Их маленькая процессия привлекла немало внимания. Дэва в сопровождении двух воинов, верхом на огромном черном волке, не могла не заинтересовать скучающих горожан. Лицо молодой женщины было скрыто покрывалом, скрадывающим стан. То ли госпожа в окружении слуг, то ли рабыня под присмотром надзирателей – не поймешь.

Они проехали по ряду с товаром, присматриваясь к нему, но не задерживаясь. Остановились только по взмаху руки дэвы у помоста с невольницами. Среди этих дэв находились женщины с различных сторон Инсарака. У некоторых из них в волосах было подколото покрывало, а в руках они держали небольшие узелки, иные же стояли простоволосые. Любой желающий мог найти здесь товар на свой вкус.

Богиня подъехала к одной из девушек, чью голову не украшала накидка, но в руках она сжимала узелок.

— Здравствуй, милая.

— Здравствуйте, госпожа дэва. Что вам угодно?

— Да вот думаю: нет ли у тебя в узелке клинка? Красивый был, с красными и голубыми камнями на гарде. Дорог сердцу моему был, да вот – потерялся.

Невольница смолчала.

— Слышишь меня, Дерана, дочь каторжника? – Богиня подняла голову и дэва увидела, как под покрывалом сверкнули алым глаза. – Или мне за тебя рассказать, как твой хозяин подослал тебя к мужчине, чтобы подсыпать ему отраву? Нет, не до смерти, но одурманить хватило. Должно быть, украсть было легко, найти искомое сложнее? Воины-то изрядные аскеты, в отличии от купцов даже мелких золотых не найдется. Ну, вспомнила?

Невольница отступила от каруды на шаг:

— Я… отдала его!

— Нет, не отдала. Впрочем, мне от тебя уже ничего и не нужно. Свое возьму сама… справедливого суда тебе, Дерана.

— Не пойдешь ты в суд, госпожа! – зашипела дэва. – За заступничество тому человеку и тебя казнь ждет!

— Мелкая роль у тебя в жизни, милая, так и мыслишь ты мелко… Поехали, господа дэваты, нечего здесь делать.

Вот уже и город остался позади, утопая в пыльной дымке. Даах, молчавший до того, спросил:

— Что дальше? Как нам вернуть меч?

— А ты знаешь, что он свято охраняется карудами, потому как дочь Первобогини выкрала его у своего возлюбленного и именно им убила мать?.. Именно поэтому мы его так чтим… Не беспокойся, теперь он у своей новой хранительницы.

— Хозяюшка, а что там было про справедливый суд?

— Город почти умер. Простые жители уходят из Грота – без воды здесь не жизнь. Остался рынок, да дельцы – не самый честный народ.

Богиня остановила волка. Встряхнув рукой, схватила, словно соткала из воздуха, секиру, больше похожую на серп на длинной рукояти. Прошептала что-то на рычащем незнакомом языке, глядя на город, и провела рукой, будто по стеклу. Стены Грота задрожали и рухнули, ровняясь с холмами на горизонте. Богиня вздохнула и провела линию секирой по земле, будто отделяя себя и город.

— Ну, вот и все.

Мужчины со страхом и непониманием смотрели на руины. Наконец, Даах прочистил горло и прохрипел:

— Там же были и невиновные…

— Я им дам новый шанс, мой господин. Малая плата, чтоб расстаться со своим существованием. Суд богинь решит их виновность по делам и помыслам. Они справедливы.

— А те, кто виновен?

— Ну… Провинитесь – узнаете… Пока мы были в городе, умерла Тарот. Мы не видим будущего. Не ведала его и Старшая. Она столь долго прожила человеком, практически пожертвовав всем, что имела до того. Не могла не понять: конец близок. Она могла прожить еще время, но захотела помочь нам. Проще ли убить себя во благо? Или это очередной мираж? Или мираж – все, что нас окружает: этот мир, мы… Никто не ответит на наши вопросы – некому. Даже Первобогине вероятно не были известны все тайны мира, думаю, были только догадки, которыми она поделилась с дочерью. А кому их сможет передать Кровавая Капля?

Время течет, быстро приближая к развязке события. И то, что наметила Богиня нужно сделать до того, иначе все старания пойдут прахом. А хотелось пожить спокойно. Все так, главное не надеяться – вдруг зря. А пока нужно оставить позади руины некогда процветающего города. Еще одного. И не отступиться. Теперь – только вперед.

Пустыня вокруг приобрела красноватый оттенок, стала каменистой и более холмистой. Чем ближе дэваты приближались к Мертвому Кряжу, тем выше вокруг становились горы. Таковой становилась природа, когда из нее еще только уходила жизнь. От былых красот оазисов остались лишь высохшие деревья, остовы их стволов, выбеленные, как кости зверей.

С небольшими переходами, путь от рухнувшей столицы до границы с Мертвым Кряжем занял третью часть периода. Не так много, как могло быть. Настроение у путников было неоднозначным. Черный иногда, когда его глаза загорались то алым, то голубым, вставлял свои комментарии – вполне обезличенные, но Даах и каруда всегда отвечали ему. Сам молодой человек был хмур и задумчив, Голаф, везший его, все это время не принимал свою получеловеческую форму. Каруда задумчиво взирала на горизонт. Рар также был не способен к общению и умудрялся всячески показывать недовольство. В конце концов, неизвестности не вытерпел и он. Когда его зычный голос прогрохотал в тишине пустыни, Богиня вздрогнула.

— Может, все-таки скажешь, госпожа, куда мы направляемся теперь?

— Мертвый Кряж. Туда, откуда нет возврата. Вы по-разному зовете ту часть бытия. Для нас это условное посмертие. Долина Мертвых из ваших легенд. Мы направляемся в ее сердце, к центру Кряжа – к Лунному озеру. Там, на самом верху одной из гор, есть котлован, заполненный водой – черной и вязкой, но блестящей, как зеркало.

— Мы там будем искать меч?

— И его тоже. Надеюсь, хранительница, Дева Озера, будет добра к нам, как и ее воспитанники.

— У нее много учеников?

— У этой каруды нет учеников, она присматривает за душами Нерожденных.

— Дети?

— Да, их души – часть озера, но они могут выходить из него на сушу.

— А как они выглядят? Как обычные люди?

— Вроде бы и так, да иначе. Они редко бывают на вид старше десятилетнего ребенка – и то редко. У Нерожденных кожа бледная, будто светится изнутри то ли голубым, то ли зеленоватым светом. От этого зависит и цвет их волос. У одних они иссине-черные, у вторых – темно-зеленого цвета. Между фаланг небольшие перепонки – сразу и не заметишь, а на пальцах острые когти. В их волосы вплетены венки из ночных лилий, осоки, дурмана и плюща…

— Они… опасны?

— Нет, если их не трогать и не жалеть, не встречаться взглядом.

— А можно их упокоить?

— Сделать-то это не трудно, но зачем? Они не виновны, что заплутали. А должны были прийти другим путем, но по каким-то причинам ребенок не родился. Был ли это Отказ или что-то иное – не важно, но дитя умерло в утробе матери и вышло кровью. Для одной женщины это благо, а кому – беда, а ребенок? Его душа при большом желании жить, появится среди озерных. Они такие же жители Инсарака, как вы и мы. Так зачем убивать?

— Но есссштьсшшто-то ессще, госсспошаа? – неожиданно встрял в разговор Голаф.

— Богини довольно трепетно относятся к материнству, а если довелось потерять ребенка, тема становится слишком острой для обсуждения.

— Ты это сказала исходя из собственного опыта, моя госпожа?

— Да, это было достаточно давно, если судить по событиям – тогда же был сожжен мой дом, но не на столько, чтобы забыть ту боль.

Даах направил Голафа так, чтобы ехать почти вплотную к каруде и взял ее за руку:

— Что случилось?

— Обряд Отмены. Из-за него случается выкидыш, все как будто естественно, но не заметить воздействие извне невозможно.

Казалось, каруда заново проживает все случившееся, столь бледной и болезненной выглядела девушка. Даах поцеловал ее ладонь и тихо спросил:

— Думаешь, наша дочь там?

— В нашем мире возможно все, мой господин. И мне больно от того, что не знаю, хочу ли увидеть ее.

— Что тебя беспокоит? Твоя реакция нормальна.

— Для вас, но не каруд. Когда-то давно богини не искали любви, только достойного человека, чтобы продолжить род. Ребенок должен был перенять все лучшее от обоих родителей.

— И что же столь особого было во мне?

— Мой милый господин, никто и никогда, кроме равного мне, не справился бы с моим мечом. Но эта игрушка, пусть и по душе мне, но тяжеловата без второй ипостаси.

— Прости, что лишил игрушки, — нахмурился Даах.

— Вы могли бы добавить чуть больше искренности, — раздраженно произнесла каруда.

— Не могу отрицать, что ваш отказ от крыльев, госпожа, мне не польстил, но было бы гораздо спокойнее, если бы моя жена могла постоять за себя.

Женщина вздохнула, пытаясь успокоиться.

— Моя секира, Даах, гораздо опаснее меча Палача. Он может и ранить, и убить, а мое оружие никого в живых не оставит. И уничтожит не только тело, но и душу.

— И все же, хозяюшка, — вклинился в ссору супругов Рар. – Вы перевели тему, а вопрос просто замяли.

— Каруды не чувствуют ничего. Нет любви, желания принять или одарить лаской. Их суть – война и продление рода, чтобы воспитать замену себе. Когда-то давно они – мы – не выходили замуж, нужно было просто забеременеть. В те времена каруды жили на Сокрытой горе, самой высокой на Мертвом Кряже. Туда никто не мог добраться. Лишь раз за всю жизнь они спускались с нее, находили любовника. Дитя рождалось дома, на горе, там же их воспитывали сестры. Девочки вырастали и когда чувствовали, что им пора становиться матерями, убивали своих родительниц.

— Я – Маха, я даю право на смерть и перерождение, но в любом случае убиваю. Это мое решение. А если Мах – двое? Если они не смогут поделить головы урожая? Или как это было с Первобогиней? Дочь убила Первобогиню. Заметьте, я не отрицаю ранее сказанного, что они полюбили того мужчину – в меру этого понятия для каруд. Для одной все важное было позади, другой же это «все» только предстояло, дочь хотела ребенка, готовилась к нему. А значит, и смерть Первой была уже делом решенным.

— Что случилось потом?

— Каруды стали спускаться с горы все чаще и чаще, стали более гибкими, терпимыми, много перенимая у вас. А потом Сокрытая гора разрушилась, и на ее месте образовалось Озеро, а каруды уже навсегда покинули свою родину.

— У тебя будут проблемы, если ты проведешь нас туда?

— Не должно. Я бы вас туда не позвала без причины.

— Кем ты приходишься богиням, что столько знаешь и имеешь много Силы, и Староста именовала тебя Великой?

— В жизни есть четыре определяющих значения: судьба, время, жизнь и смерть. Над судьбой мы не властны. Среди нас была та, что могла пересекать время, но бедная Тарот уже ушла за чертоги вечности. Смерть – уже моя прерогатива, жизнь… уже не в моей власти.

— Как же у вас, хозяюшка, сложно-то.

— Когда со стороны, оно всегда то сложно, то неправильно…

* * *

А ночью, когда путники легли спать, Даах и Богиня долго шептались…

Ты… любишь меня?..

Наоборот, но иногда чувствовать – это так больно…

— О чем думаете, мой господин?

Дааха уже порядком раздражала подобная предупредительность и осторожные взгляды со стороны жены. Чтобы не сделать того, о чем будет жалеть, а в этом он и не сомневался, мечник держался разве что из упрямства.

В его семье перед отпрысками-мужчинами всегда стоял долг перед семьей, сначала – родительской, потом – собственной. Несмотря на то, что в большинстве родов главенствовала в семье женщина, у них во главе стола сидел отец. Когда он только встретил свою будущую жену, он, конечно, увидел в ней внутренний стержень, но эта сила духа столь умело прикрывалась ее добротой, нежностью, милой улыбкой… Но иной-то ему и не нужно. Умная – в этом не откажешь. Иначе стала бы позволять прятать себя за спину, защищать? А теперь и в этом отказ. Нет, поводов к окончательному разрыву не ищет. Просто ведет себя как подобает воину. Время пришло или мужа из меня не вышло? Да и мало того, что не защитил, так еще и меч проворонил…

— Не о том думаешь, муж мой. Себек враг твой, но не ведаешь как его победить. Ты во многом стал неуверен: в своих возможностях, в нужности мне. Винишься во многом, пусть и сам себе. В этом не только твои ошибки, но и мои. Рядом с тобой мне хочется быть слабее. Но пока я знаю больше и чтобы быть полезной, я должна держаться. Да и твои сомнения в себе… Мне этого не нужно. Я желаю быть с тобой не потому, что ты должен заботиться, обеспечивать, любить. Мне из самых эгоистичных соображений хотелось бы, чтобы ты был моим просто так. Ты меня понимаешь?

— Да, думаю, да. Но это тяжело.

— Но мы будем пытаться, и все получится. И я не собираюсь давать тебе поблажек, когда придет твой черед. Но я обещаю, если такое случится, задержать тебя в этом мире, чтобы проститься.

— Разве это не против правил?

— Я уже сказала, что я эгоистична. Могу же я сделать поправку на себя хотя бы в этом?

Сзади смущенно кашлянул Рар:

— Это, конечно, прекрасно, что вы готовы убить друг друга только попрощавшись, но что дальше?

— Дальше я попытаюсь исполнить свое обещание Тарот. А для этого мне необходим третий Страж.

— Почему их должна искать ты, хозяюшка? И почему третьего, если у тебя только один?

— Ты плохо слушал меня, меняла? Я знаю, где второй. Он редко при мне, но охраняет главное мое сокровище. Они слушают меня, потому что чувствуют мою Силу. Их породила смерть, как и каруд, и эта смерть имеет мое лицо. Подол Махи всегда обагрен чужой кровью и чуждая ей кровь наполняет их сердца. У нас одна магия.

— Быть Махой страшно?

— Нет. Это выше меня и страхов. Это часть меня. Я не смогу отказаться, не захочу.

— Тебе придется хоронить всех, кого ты знала.

— У меня был выбор: делать это самой или взять воспитанницу. Но нет гарантий, что она не станет такой как Нуя. Чтобы воспитать дитя с нужным видением мира и справедливости, нужно растить его не давая наблюдать за теми, кто в нем живет. Но тогда в ребенке умрет главное движущее свойство каруды – любопытство.

— Не полюбопытствует ли тогда моя госпожа, почему какой-то мар стоит на нашем пути? Судя по всему, нападать он не собирается, — улыбнулся жене Даах.

В нескольких десятках локтей (1) от них, скрываясь от Лелейло в тени обломка скалы, лежал мар. При приближении к нему путников, он встал, подбирая под себя переднюю лапу и тяжело дыша. По сравнению с Черным, у него были более длинные лапы, а живот почти приставал к позвонкам. Короткая жесткая шерсть переходила от молочного до светло-коричневого цвета, а по хребту шла более темная полоса. На скулах у него находился рисунок, по очертанию напоминавший глаза.

— А! вот ты где! Я-то уже и правда думала искать. Выжить-то нам теперь полдела, а вот вылечить…

— ОН ВЕЛЕЛ ПЕРЕДАТЬ, ЧТО ПОХОРОНИШЬ ВСЕХ, НО НЕ СПАСЕШЬСЯ!

— Да я разве против, Страж, это моя работа, — каруда мягко улыбнулась и пожала плечами.

Да, это был совсем не такой зверь, как Фен-Риир. Он даже не лаял по слогам, а проговаривал старательно все буквы, хоть и медленно. Звуки, исходящие из его глотки были утробные, взрыкивающие.

— Как твое имя, Страж?

— ГАРМР (2), ГОСПОЖА.

— Красный волк, охраняющий вход в Мертвый Кряж, не смотря на некоторую свою подвластность Себеку. Что ты хочешь?

— МОЮ ПАМЯТЬ.

— Что ты помнишь о прошлом?

— МОРЕ, ТЕНИ, БЕЗ ЛИЦ И ИМЕН. ДЭВУ В КРАСНОМ. ПО-РАЗНОМУ: СМЕЕТСЯ, НЕСЕТ КУВШИН… ГЛАЗА РАСКОСЫЕ. ВАЖНАЯ МНЕ, МОЯ…

— Мало. Слишком долго ты слит со Стражем. Но и не попытаться нельзя… Обещай мне слушаться во всем. Приступим, как доберемся.

— Почему не сейчас? – спросил Рар.

— Таким на дороге не занимаются, друг мой. Да и затянется это. Ну, Страж, согласен?

Красный волк лег на передние лапы и уткнулся носом в землю.

— Встань. На коленях много не наслужишь.

— ДЕВА ОЗЕРА ЖДЕТ ВАС, ВЕЛИКАЯ.

— Тогда веди.

Гармр развернулся и побежал впереди, изредка оглядываясь посмотреть – не отстали ли ведомые. Через пару лиг они пересекли невидимую границу, кожей почувствовав тепло. Сразу после границы пространство начало меняться. Путники шли, но будто оставались на месте. Пейзаж долго оставался недвижимым, но стоило только моргнуть, как сменялся на иной.

— Что происходит, — нахмурился Даах.

— Вариант перехода. Главное не останавливаться. Если кто попытается напасть, то при переходе границы заплутают, не дойдут до Мертвого Сердца.

— Что за сердце? – покосился на дэву Рар.

— Озеро, к которому идем.

Холмы вокруг них истаяли, словно мираж, сменившись сосновым лесом. Дорога, по которой они двигались, расширилась и, сквозь просветы между деревьями, путники увидели озеро, освященные Дагарат. Черные воды его действительно отражали окружающее пространство как зеркало. Его гладь была недвижима ни ветром, ни подводными течениями, и эту ровность нарушали лишь небольшие кочки с цветами. При приближении к озеру, эти бугорки пришли в движение и устремились к берегу. Каруда глубоко вздохнула и чуть сжала бока волка, чтобы он двинулся дальше.

_____

(1) Локоть — единица измерения длины, не имеющая определённого значения и примерно соответствующая расстоянию от локтевого сустава до конца вытянутого среднего пальца руки. Равнялась половине английского ярда. В переводе в сантиметры, равнялся в пределах 40-55см.

(2) Гармр = Гарм (др.-сканд. Garmr) — в германо-скандинавской мифологии огромный четырёхглазый пёс, охранявший Хельхейм, мир мёртвых, хтоническое чудовище. Гарм — крупнейший из псов (кроме Фенрира). Вой Гарма будет одним из признаков начала Рагнарёка. Во время Рагнарёка Гарм вырвется на свободу и в этой битве он загрызёт бога Тюра, но и сам погибнет. В некоторых интерпретациях мифов образ Гарма смешивается с образом Фенрира.

На берегу Мертвого Озера путников встретила молодая дэва с голубовато-белой кожей и волосами с вплетенными в них белыми цветами. Одета она была в свободную рубаху с широким расстёгнутым воротом так, что была видна ее грудь. Одежа ее лишь немного не доставала до пола.

Она молча указала рукой на озеро. Там все менялось, холмики и кочки пришли в движение, приближаясь к берегу, все выше приподнимаясь над водой. Дагарат вышел из-за туч и сильнее осветил берег, теперь и спутники каруды могли разглядеть в неверном свете, что это были детские головы, наполовину скрытые водой.

Дэва , встретившая путников, завела руку за спину и потянула из-за спины девочку. Дитя было обнажено, ее тело было зеленоватым. В темноте ее волосы казались почти черными, а в кудрявые прядки были вплетены веточки водяного плюща.

— Приветствуем тебя, Дева Озера, и благодарим за позволение войти. Примешь ли мой дар?

— Здравствуй, Великая. Это и твоя земля тоже. Рада видеть и без даров.

— Ты — ундина, сестрица.

— Отдай девочке, ей нужнее.

Богиня приблизилась к ребенку, не отрывая от нее взгляда, и опустилась перед ней на колени.

— Как твое имя?

Дитя потупила взгляд.

— У меня его нет. Мизу (1) сказала, что мне его даст мама.

— Мама… Сестра, это?..

— Она могла бы быть твоей дочерью.

— Но стала твоей… — ответ каруды прозвучал с затаенной безысходностью и горечью.

— Она стала ундиной, но связь с вами, ее родителями сохранилась. Дай имя.

К Богине сзади подошел Даах и чуть приобнял ее за плечи, с неясной, тревожной, надеждой глядя на ребенка. Дэва посмотрела на своего супруга и снова обернулась к девочке.

— Бадб (2), милая. Так тебя будут звать отныне.

— Бааадб… Хорошо, — улыбнулась девочка.

Дэва кивнула в ответ. Женщина пропускала сквозь пальцы вьющиеся волосы дитя, погладила ее шею и, вскрикнув «нашла!», потянула руку на себя. В пальцах девушки была зажата тряпица, Богиня встряхнула ее, расправляя. То что все по началу приняли за кусок материи оказалось рубашкой с вышитым узором. Дэва помогла одеть ее девочке и та со счастливой улыбкой провела ладошками по ткани, потрогала шитво и бросилась на шею Махи:

— Спасибо!

— Ну-ну, миля, тихо.

Каруда прижала девочку к себе. Даах опустился рядом с ними и погладил девочку по голове — осторожно, чтобы не примять плющ, но его листочки сами тянулись к руке, оплели веточками ладонь и соскользнули, заняв прежнее положение. Мужчина с изумлением провел кончиками пальцев по нежным темно-зеленым узорчатым листочкам и улыбнулся.

— Они… забавные.

Богиня одобрительно кивнула, а Бадб, краем глаза следившая за дэватом, бесхитростно произнесла:

— Вы им понравились.

— Я рад, — сказал Даах и взял девочку на руки. А богиня уже протягивала Озерной Деве разноцветные ленты и лоскутки.

— Благодарю, сестрица.

Дэва взяла дар и бросила его в воду.

— То, за чем вы пришли, лежит на законном месте. Пусть твой оруженосец попытается взять его.

Даах переглянулся с женой и попытался призвать меч Палача, но его попытки были тщетны. Дева пожала плечами:

— Подумай сама, Богиня, что вам не хватает, и ты решишь проблему.

Безымянная кивнула.

— Конечно. Но проблема у нас не одна. Хочу попробовать разделить Гармра.

— Разве это возможно?

— Он мало помнит, но все же… может получиться. В любом случае, на начальных стадиях я смогла. Приюти его, а я направлю к тебе Медянику. Помочь ему только она и может, а я ей знания на то дам.

— Оставайтесь. Если будет что-то нужно…

— Мертвой воды бы.

— Все будет. Располагайтесь.

_______

(1)Мизу — от яп. Вода

(2) Бадб («Ворона») — богиня войны в ирландской мифологии; некоторые исследователи видят в Бадб один из трёх ликов Морриган. Образ Бадб смешивается и с образом Немайн. Образ Бадб смешивается и с образом Немайн. В романо-кельтской мифологии образ Немайн нередко ассоциируется с Неметоной и культом священных рощ.

Богиня с удовольствием потянулась, распрямляя спину. Она сидела на краю соломенного матраса и глядела в сторону выхода из землянки. Дэва устала. Так, как не уставала давно. Хотелось лечь и уснуть, но казалось, что она не в состоянии пошевелиться. Только мысли медленно текли своим чередом. О том, что спасти удалось и человека, и его волчонка, о том, как это было Т О Г Д А.

Из-за спины послышался шорох, и дэву обняли сзади.

— Ты меня слышишь? — хрипло проворчал Даах, но ответ получил не сразу и то в виде кивка.

— Ложись спать, тебе нужно отдохнуть, а завтра в путь.

— Да…

Даах вздохнул и сам стянул с ее плеч платье и, затащив жену под покрывало, прижал к своей груди: спи спокойно, Богиня.

Тогда… что там было такого… Ах, да.

В пустыне легко увидеть путников издалека, по облаку пыли, поднимаемому ногами юра. В тот раз было так же. Юр привез на своей спине всадника. Тот был без сознания. Голаф и Даах. С ящером она договорилась сразу — еще бы! — Третий Страж сам пришел к ней. Когда-то давно она сама произвела обряд объединения душ — это был единственный способ оставить в живых достойного воина. Она же сделала все, чтобы Голаф сохранил душу воина, и отпустила на свободу. Но больше внимания в этот раз она уделяла спутнику зверя. Они внесли мужчину в дом и устроили на ложе. Что случилось, девушка не спрашивала, все поняла сама, почувствовав в нем пробуждающегося Стража. Смогла ли бы она помочь, ей было не ведано, но знания у нее имелись. Стало главным не жалеть и не раздумывать.

Но… после. После…

Очнувшись от воспоминаний, дэва постаралась скорее заснуть, завтра им снова предстоял долгий путь.

Дорога изматывала своей бесконечностью, хотелось остановиться и не двигаться с места, не дышать больше раскаленным воздухом днем и ледяным — ночами, перемешанным пополам с песком и пылью. Даже для опытных воинов это было испытанием.

Богиню же будто беспокоило что-то иное — дэва оглядывалась по сторонам и не отпускала из рук секиру. И удовлетворенно вздохнула только, когда появившаяся на небе черная точка стала приближаться к ним. Спустя некоторое время они разглядели, что это был сгусток темно-фиолетового тумана, внутри которого мелькали молнии. Пролетев над головами путников, он с силой врезался в землю. Туман расползся, растаял, и из него показалась женская фигура, одетая в облегающее черное платье, а за ее спиной вздымались шесть разных крыльев.

— Приветствую тебя, Нуя. С чем пришла? — Богиня словно ждала появившуюся.

— Будто ты мне не рада, милая, — Нуя кокетливо прикрыла глаза, глядя на собеседницу. — Но признай же, в конце концов, ты сама виновата — я к тебе в ученицы не просилась. Теперь будь добра нести ответственность!

Голос ее был чист и звонок и звучал с холодной насмешкой.

— Несу, не волнуйся. Самой-то не тяжело? Столько крыльев навесила, а есть ли толк?

— Ну, может, хоть так твой муж поймет, кто лучше? Ты-то похвастаться и одним крылом не сможешь.

— Раз ты так считаешь…

— Даах, мальчик мой, что же ты? Даже не поздороваешься?

— Не вижу смысла, Нуя… и я не твой, да и не мальчик уже.

Богиня спешилась и подошла ближе. Фен-Риир рыча на Ную, склонил голову, сверкнув алыми глазами. Волк сделал шаг вперед, собираясь напасть, но каруда положила руку на его мощную морду и он притих.

— Нашла, не побоялась, что уж теперь. Не боишься Себека? Вряд ли ему нравится твое скакание по кроватям.

— Мой муж меня уже давно не ждет, Богиня, впрочем, я его тоже, — зло рассмеялась Нуя. — Я хочу предложить тебе одну сделку: заплачу чем угодно, взамен на шутиху…

— Что ж, ты сама этого попросила.

Богиня сомкнула ладони перед грудью, и из-под ее пальцев полился свет. Затем она развела руки и между ними засверкала небольшая горошина.

— Нуя, царица Черного храма! Внимай словам моим! Я, та, что именуется Махой, заключаю с тобой сделку. Взамен на заклятие, ты принесешь мне все крылья, украденные Себеком — твоим мужем! Трижды я спрошу тебя, и трижды будет проверена воля твоя. Первый раз спрошу: согласна ли ты с условием сделки?

— Да, Богиня.

— Второй раз спрошу тебя: согласна ли ты исполнить условия сделки?

— Да, Богиня.

— Третий раз спрошу: согласна ли ты заключить сделку?

— Да, Богиня.

Резко поднялся ледяной ветер, откинув волосы за спину каруды, карие глаза ее вспыхнули, словно угли.

— Отныне и впредь соглашение установлено!

Горошина под руками Богини померкла и отлетела к Нуе и та ловко поймала ее.

— Милая Маха, а ты не выглядишь довольной, а судя по всему, моему муженьку предстоят интересные мгновения, благодаря этой шалости.

— Не потому ли ты попросила это заклятие, что он тебе чем-то насолил? Ты сказала мне нести исправно мою ношу, так не отказывайся от своей.

— Хорошо, Богиня, — оскалилась Нуя, показав свои удлиненные клыки. — Сделаю вид, будто верю в твою помощь и предстоящее тебе не выгодно… И как мне передать его Себеку? Подсыпать порошком или вымочить иглу для шитва и уколоть?

— Кем бы он ни был, дорогая, он останется ТВОИМ мужем, — мило улыбнулась каруда. — А до остального сама дойдешь. Подай ему лучшего вина из тех, что он возьмет из рук твоих, а перед тем кинь в бокал и мой подарок. Да поспеши, не успеешь в срок, колдовство рассыплется, а крылья все одно принесешь. Его боги ему не помогут, а ты — сама себе госпожа. С кем бы ни была в союзе богиня, она вершитель. Вот и покажи Себеку его место. А цена… думаю, твои крылья мне более чем подойдут. Все крылья.

— Дорого берешь за малость.

— Эта малость мне дорого аукнется, согласна?

— Твои проблемы.

Богиня подошла к собеседнице и приподняла ее подбородок. Они разомкнули губы, почти соприкоснувшись друг с другом. Каруда выдохнула в рот своей бывшей ученицы серебристо-белое облачко и та, проглотив его, отстранилась.

— Что с ним случится?

Каруда усмехнулась — слишком уж предвкушающе звучал вопрос Нуи.

— О, Туманная, его ждут незабываемые мгновения. Правда, после всего тебе придется стать крайне непритязательной… в некоторых аспектах… Главное, не ищи у меня замену.

Нуя замерла на миг и расхохоталась:

— А ты коварна, незабвенная! Знай же, ты достойно покарала его за свои горести, ибо проклят тот род, что не смог продлить себя.

— Полоумная, — покачала головой каруда. — И ради чего он терпит тебя?

— Ты не знала? Он вдруг ОТЧЕГО-ТО решил, будто у дочери Великой уже родился свой ребенок. А кому как не тебе, одной из высших, доверят его воспитание?

— И об этом он от тебя узнал?

— Это было так просто. Жаль только, что до полной власти ему нужна моя ма-моч-ка. Смекаешь?

— И почему же он ее не нашел?

— Может быть, потому что я не хочу? Никто из богинь ему не откроется, да и я не столь безмозгла.

— Когда я получу крылья?

— Крылья?.. Ах, да… Сперва наслажусь зрелищем, вероятно.

Нуя в последний раз усмехнулась и исчезла как появилась. Богиня обернулась к своему волку и уткнулась в шею. Фен-Риир, скосив на нее сияющие голубым глаза, пролаял: — Я ррядом.

— Все нормально. Просто неприятно добиваться необходимого такими путями.

— Ты специально подвела ее к тому, чтобы проклясть Жреца? — спросил Даах, набрасывая на плечи девушки накидку.

— У нее есть склонность к подобным выходкам и прямой доступ к Себеку. Мы бы не отделались так легко, как она. А Нуя смелая девочка, она сможет, пусть и из ревности.

— Может, не мне это говорить, хозяюшка, — напряженно обратился к ней Рар, — но у нее странное понятие нормы. Замужем, но постоянно пытается попасть в постель к Дааху…

— Как и ее муж — в мою? — перебила его дэва. — Она всего лишь платит мне той же монетой. Хотя, мои мечтания о Себеке с самого начала подразумевали лишь его кончину. Даах, к тому же, достойный воин, чтобы владеть мечом Палача. Это как поймать второй шанс. Но и Сэб злит ее не меньше. Жрецы не должны брать жен, а у Верховного целый гарем. А для меня это и повод забрать крылья, и шанс отомстить.

— Чем они тебе приглянулись?

— Отдам их первым обладателям.

— Благородно.

— Скорее дальновидно, господин меняла…

* * *

Тихонько переговариваясь, путники расположились переждать жару, когда послышался, словно гром, голос:

— Я НЕНАВИЖУ ВАС!!!

Облако, заслонившее полнебосклона, начало менять свои очертания, являя собой образ Великого жреца. Тело его было схоже с телом Гармра, но более его походил на человека, да и говорил он ровнее, не передергивая при этом языком. Кожа с его тела отслаивалась лоскутами и стекала черно-зеленой жижей, обнажая кости и жилы. Себек нервно шарил по обнажившимся скулам костлявыми пальцами. Сейчас его вид не был столь безмятежен, как было ему присуще обычно, в самом существе его поселился страх.

Вокруг путников падали огненные шары, плавя песчаную почву и камни, вмиг сжигая сухие кустики. Земля дрожала, покрываясь паутиной трещин. Воины спешились, Рар смог создать щит, но, из-за отсутствия крыльев, он вышел небольшим и слабым. Стражи наблюдали за летящим огнем и, когда он падал на путников, ловили их пастью и глотали. Даах закрыл собой каруду — с тех пор, как она разделила его душу с Фен-Рииром, колдовать больше не мог и обходился физическими силами.

— БУДЬТЕ ВЫ ПРОКЛЯТЫ!..

Мечник крепче прижал к себе свою жену, он краем глаза увидел вспышку и почувствовал накрывший его жар, уже проваливаясь в темноту…

После этой демонстрации силы силуэт Себека вмиг осыпался черным песком и растворился, не долетая до земли. Огонь уже не падал, только оседала поднятая пыль. Рар оглядывался, подмечая, как изменился пейзаж. Голаф, потеребил раздвоенным зыком и облизал запыленные глаза.

— Хооссзяаайка… Ссс фами вссе вфф поряаадке?

— Да, Голаф. Только один из шаров ранил моего мужа, — проговорила Богиня, сидя у горящих кустов. Даах лежал рядом с ней, и дэва придерживала его голову руками у себя на коленях. — Мне нужна горячая вода и травы. Ставьте шатер.

Шатер был просторным. Настолько, что Богиня могла без опаски зажечь небольшой костерок. Даах лежал на подстилке из сухих трав, накрытой шкурой горного кота, чей мех был мягок и приятен коже. Мечник еще не приходил в себя. Он тяжело дышал, его грудь то резко поднималась, то опускалась…

Каруда сидела у изголовья лежака, вытирая влажной тряпкой лицо и шею мужа. Время от времени она подкидывала в очаг щепотки сухой невзрачной травки с мелкими фиолетовыми цветками.

Рар отодвинул полог шатра и вошел внутрь:

— Я нашел травы, хозяюшка…

— Спасибо. Подай сюда.

— Его сильно задело огнем? Выздоровеет?

— Конечно, — улыбнулась Богиня, я поставлю его на ноги.

— Зови, если что.

— Спасибо, Рар.

Воин, дойдя до полога остановился, обернувшись к каруде, и, так ничего и не сказав, вышел.

Богиня тяжело вздохнула…

…смешать травы…

… сжечь их…

…пепел смешать с соком акумы…

… смазать раны…

… перевязать…

Каруда сидела низко наклоняясь к лицу Дааха, легонько прикасаясь кончиками пальцев к волосам, вскользь проводила по впалым щекам, разглаживала брови. Рассматривала — впервые за долгое время не пряча взгляд, — словно вновь знакомясь с неуловимо изменившимися чертами в пляшущем свете огня.

«Сколько же лет прошло с нашей последней встречи, Воин?..»

Темная ночь накрыла Пунты… Дневная жара еще не спАла, но ветер уже дышал прохладой. Весь мир погрузился в дрему…

«Сколько раз мы уже встречались с тобой, Воин?»

Каруда сняла накидку и развязала тесемки на платье. Легкая тонкая ткань струясь сползла с плеч, обнажая белое тело. Женщина легла рядом с Даахом и прижалась к нему…

«Да… все верно, это наша пятая встреча, мой Воин.»

* * *

…Его сознание с трудом выплывало из вязкой глубины. Голова, казалось, готова была расколоться на мелкие кусочки. Во рту был привкус горечи, горло пересохло и хотелось пить. Он еще с трудом понимал, где находится и что случилось — в голове царила пустота.

Сквозь сон он почувствовал, как тонкие пальчики на мгновение сжали его ладонь. Поморщившись, повернул голову и, открыв глаза, увидел ее… Она дремала, положив голову ему на плечо. Женщина во сне ровно дышала, чуть приоткрыв рот. Даах улыбнулся: она — все, что есть в его жизни, самое главное существо во всем Инсараке. Мужчина свободной рукой коснулся ее ключицы. Каруда вздрогнула и открыла глаза.

— Прости, не хотел пугать тебя.

— Я должна была встать пораньше. Нужно еще завтрак приготовить.

Богиня села на ложе и стала расправлять платье, чтобы надеть его. Даах остановил ее, взяв за руку:

— Постой, еще рано — все спят. Лелейло встанет только через час.

— Иногда я не могу понять, чего ты хочешь?

— Я желаю быть с тобой, если ты не против.

Каруда улыбнулась: ну что за дурак. Даах потянул ее за руку:

— Богиня… Холодно, ведь… Ляг…

* * *

Она проснулась, когда Лелейло уже было в зените. Мужа рядом не было. Богиня встала и не спеша оделась, вышла из шатра. Даах сидел у входа, рядом с ним лежал волк. Мечник улыбнулся ей:

— Пусть Лелейло осветит твой путь сегодня.

— Ты меня не разбудил.

— Когда сон так сладок, грех прерывать. Возьми, — Даах протянул каруде деревянную плошку с мясом. — Рар нам принес, это твоя доля.

— А сам ел? Как себя чувствуешь?

— Твоими стараниями…

— Хорошо, — каруда кивнула головой, прищурившись, глядя на горизонт. Там, где небо встречалось с землей, вздымалась пыль. Женщина покачала головой: не к добру.

По настоянию Богини, путники задержались еще на день, чтобы залечить раны. Ни Себек, ни Нуя больше не появлялись, хотя от этого всем было только лучше. Утром, видимо, пока все отдыхали, жена Жреца припрятала обещанные крылья где-то недалеко — Стражи принесли их, вернувшись с охоты, — и теперь каруда сидела на прогретых камнях и штопала плащи, обновляя их магию.

— Цени меня, меняла, — смеялась она. — От края до края Пунт немногие могут похвастать моим шитьем на одежде!

— И куда смотрит твой муж?.. И сколько же было счастливчиков, хозяюшка?

— Боюсь, только двое, правда, если к этому добавить тех, у кого мне приходилось штопать и шкуры…

— Все это хорошо, моя госпожа, — Даах взял руку дэвы и поцеловал ладонь, — Но у меня есть несколько вопросов к тебе.

— Слушаю вас.

— Ты обещала помочь Гармру, но оставила его на Озерную Деву.

— Мой господин… Мы — каруды — все имеем лекарские познания и помогаем по мере своих сил. Но есть такие моменты, когда кого-то можно вылечить лишь отдав часть себя, своего тепла, энергии. Поделившись своей магией. Это особые ритуалы и одни из нас могут быть более универсальны и делиться многими собой, а кто-то может внутренне настроиться лишь на одного. Стоит ли мне уточнять, что имеется ввиду телесная магия? Так вот, я бы, конечно, могла попытаться, но это действо было бы бессмысленно изначально. Для этого ритуала нужно пробудить дух человека, пребывающего в состоянии самадхи (1), а значит и будящий должен быть для спящего гораздо ближе, чем просто знакомый. Озерная так же не помощник Гармру. Они познакомились, когда он уже был слитым со Стражем. Это я привела его туда для охраны Нерожденных, да и за него мне так было спокойнее. Это не считая того, что я изначально внутренне настроена на одного человека. Для этого ритуала ему нужна его любовница или жена, к которой он был столь привязан, что и поныне не забыл.

— Медяника это его жена?

— Да. Когда-то мы долго путешествовали вместе и я в курсе ее судьбы. Я даже знаю, когда именно он преподнес ей браслеты в качестве вено.

— Странно, что он сделал этот выбор. Он так хотел найти…

— Ту, что посетила вашу деревню вместе со мной? Ее вы, кажется, назвали Медной? Медная богиня. Медяника.

Рар только усмехнулся и покачал головой.

— Надеюсь, этот вопрос закрыт. Каков следующий вопрос, мой господин?

— Где то изначальное место, в котором надлежит искать меч?

— На самом деле этих мест несколько. Это храмы каруд. Их Сила особенная, при наличии крыльев они расходуют ее в колоссальных количествах, но она быстро восполняется. Так происходит при разумном подходе. Так мы строили храмы — плавя песок и возводя из блоков стены и ступени. Они строились там, где не было оазисов, и даже сама жизнь отступала перед ними. Там… смерть. Все наши храмы посвящены ей. Чтобы привести в мир жизнь, нужно что-то отдать в жертву. Именно потому ступени наших храмов имели красный оттенок — цвет крови. И потому же в наших летописях их звали Домами кровавых ступеней.

— Почему смерть для вас превыше?

— Каруды не поклоняются Первобогине, давшей жизнь всему, хотя это и может сойти за истину мало посвященным. Ее чтят, но как нечто неизбежное, дающее жизнь главной вере: от жизни к смерти и через смерть к жизни. То самое, о чем я говорила ранее. Каруды больше всего любят Дочь Первой. Ее любовь через ревность привела к смерти ее матери. Она сама ее убила: любовь есть жизнь, и она породила смерть. Но Великая раскаялась и от случайного смешения ее слез и крови первой появился наш небольшой народ. Вот вам и жизнь, полученная через смерть. Дочь Первой запустила этот механизм и именно ее благодарят за появление. Сойдет за версию?

— Ты не очень-то уважаешь эту дочь?

— Я не хочу оправдывать убийство. Когда защищаешься — это одно, а так?..

— Но ты сама утверждаешь, что ее любят и уважают?

— Да, но в толк не возьму за что.

— И, тем не менее, тебе доверили меч Палача.

— Скорее позволили оставить и пользоваться артефактом. Но, кажется, мы теперь не о том говорим. Скоро спадет жара и нам нужно будет уйти. Соберите пока вещи, а крылья и в пути доштопаю.

Дэваты поспешили со сборами. Путь им предстоял не близкий, а до ухода Лелейло в чертоги нужно было поторопиться, пока Себек не решил вернуться.

_______

(1) Самадхи — в индуистской и буддийской медитативных практиках — состояние, при котором исчезает сама идея собственной индивидуальности (но не сознание) и возникает единство воспринимающего и воспринимаемого. Состояние глубокого транса.

Стоила ли содеянная шутка такой уплаты? Теперь каруда не имела права задавать себе такой вопрос — уже все свершилось. Но от совести не уйдешь. Есть такой мировой закон: воздастся да по содеянному. Что шутиху заказала Нуя ничего не значит — с нее спросится потом, а Тарот, давшая горошину с заклятием, умерла — с нее не спросишь. Последнее несказанно радовало Богиню. Она сама посредник, значит, уплаты в виде сильного ранения Дааха должно хватить. По ней уплата не взыщется — себя она никогда не берегла, вот мировая магия и нашла лазейку.

Будь она честнее, можно было избежать и этой неприятности, ударившей скорее по Силе, чем телу. Без крыльев ее секрет не имел смысла, а их она могла выторговать только у Нуи за услугу. А что может задобрить жену жреца, кроме как месть неверному мужу. Дэва оказалась ревнивой, что объяснялось ее внешностью в том числе, и это было на руку Беллой. Себек же постоянно давал ей поводы для злобы, жаждая заполучить сильнейших из каруд в свой гарем.

А все это значит, что рано или поздно она снова должна была прийти к мысли о сделке с Нуей. Только это привело к одному значимому пониманию: она дорожит своим мужем. И не задумывалась она в момент, когда он закрыл ее от огня, о тайне, связавшей ее с этим дэватом. Какое удивительное и странное чувство. Насколько это вероятно, что каруды, в силу своей холодности и эгоистичности, назвали любовь собственничеством? Для нее сейчас одно стало так неотделимо от другого…

Даах после ранения огнем выправился быстро, но, судя по тому, как он морщился при резких движениях, мышцы все еще тянуло. Излечить его до конца она пока вряд ли сможет. Вот и оставалось каруде присматривать за мужем, отвлекаясь от шитва.

К слову сказать, у нее ловко получалось работать даже во время езды на Черном, впрочем, волк шел ровно и осторожно.

— Странно, что за все время нашего путешествия через материк, мы ни разу никого не встретили с тех самых пор, как наши пути пересеклись, хозяюшка.

— Меня терзают сомнения, что Нуя, ее появление и действия, были каким-то образом спровоцированы тобой. Что было необходимого в посещении Озерной Девы? Сведения о мече — безусловно, да и Гармра тебе хотелось пристроить, чтобы обезопасить его…

— Тут я могу оправдаться тем, что действительно это был сиюминутный порыв.

— Но об остальном ты пока согласна? Тебе виднее… Так вот, мне кажется, что все дело в Бадб, хотя ты действительно точно не знала, что она там.

— Мне это и хотелось выяснить, но я боялась слишком многого. Мы очень привязаны к детям, не смотря на некоторые особенности быта, — ответила меняле Богиня.

— Я был рад увидеть дочь, — вмешался в их разговор Даах.

— Спасибо, что принял нас, муж мой, — чуть улыбнулась воину каруда. — Это многое значит. Что там у тебя еще, — тут же обратилась к Рару Белая.

— Про Тарот ничего говорить не буду, причины здесь, вероятно, те же, что и с Озерной Девой. Да и ты не могла не знать, что Старуха умирает. От Нуи нужны были крылья, а Себек просто попался под руку и ты была не против померяться мастерством.

— В большинстве случаев ты прав, но ошибочные мнения я не развенчаю. А не встречали мы никого, потому как я создаю миражи для них и нас, будто никого лишнего вокруг.

— Сколь же силы в тебе скрыто?

— Достаточно, чтобы убить того — или ту, — кто окажется сильнее.

Каруда замерла на миг и тихонько сказала:

— Поздравляю. Сегодня у вашего друга второе рождение.

— У Ару?

— Да. Медянике удалось спасти обоих, хотя воин и слаб стал. Гармр даже пожертвовал Силой, чтобы Ару мог возродиться.

— А что будет со Стражем?

— Такие как он сами по себе ближе к сгусткам энергии, чем к плотским оболочкам. Потому они не злы, но и добра в них нет тоже. Единственный закон для них — справедливость даже в спорных вопросах. После дележа Сил он быстро восстановится, как и ваш друг, думаю, они отправятся нам в след сразу как будет возможно.

— Хорошо, — удовлетворенно кивнул Даах. — Так куда мы теперь?

— Храмы каруд подобны форпостам на границе Мертвого кряжа. Всего их было семь. Тот, что стоял крайним в стороне усыпальницы Лелейло и возвышался над прибрежными скалами, да и сложен был из них же. Имея непривычный нам серый цвет, он посвящен был Сумеречной Богине — Совсем юной дэве, ставшей на путь своего становления. Он олицетворял весь груз, что взвалила она на себя. Остальные Дома растянулись ломаной линией от него в сторону, где Дагарат и Лелейло выходят из своего чертога. Храм Сумеречной Богини и еще три соседних с ним были уничтожены в разное время. Один пришел в упадок из-за смерти жрицы, пару, уже брошенных и запечатанных, — разрушили воины Себека. Первый же храм уничтожила сама Великая Дочь. Ныне пока еще стоят три Дома. Мы движемся к храму, что ближе к закату — в Дом Разящей Богини. В тот, что следует за ним, посвященный Скорбящей Богине, только заглянем — вряд ли меч там. Этот храм был осквернен ученицей Дочери.

— А что за третий храм, — полюбопытствовал Даах.

— Это верховный храм с самой старшей из нас карудой-хранительницей. Дом Двух Капель.

— Он единственный из всех не посвящен только Богине?

— Все они, так или иначе, соотносятся с ее жизнью. Иногда сложно уловить связь, но вы поймете, когда все осколки знаний встанут на свое место.

Каруда завязала последний узелок, встряхнула плащ и повертела его. Он был ветхий, много раз штопанный. По добру бы новый сшить, но времени не было. Пока придется довольствоваться тем, что имеют. Дэва вздохнула и протянула работу Дааху.

— Мерь. Должно быть все нормально. Дальше, хоть и не дело это, буду делать тебе, Рар.

— Почему ты подшила мне вперед, ведь Рар теперь считается нашим спутником и гостем, раз мы теперь снова вместе?

— У него есть небольшой резерв Силы, а из тебя его выкачал Черный.

С этими словами Богиня вздела в костяную иглу новую нить и принялась за работу.

Жизнь — странная штука. Та, что была дана каруде, имела странное свойство больше мельтешить из стороны в сторону, чем мерно двигаться по кругу, так или иначе приводя к схожим ситуациям. Недаром же на алтаре, посвященном Смерти и Жизни души были изображены два круга, смыкающихся в одной точке. Один из них — бытие, Лея, ее суть, Сила, энергия, другой — Мара, олицетворение ее загробных чертогов — столь же холодных и темных, как и залы Храма Сумеречной Богини. Как же она свободно вздохнула, когда пали его своды, погребая под собой место заточения той, что звали Великой Дочерью.

Когда-то она сама ушла в свой Дом, замуровав все выходы. Слонялась по высоким залам в одиночестве, слушая гулкие отзвуки шагов и шелест одежд. Иногда, когда усталость брала свое, она садилась на каменный трон и надолго замирала в нем, погруженная в зыбкое безразличие. Это сыграло злую шутку с ней и ее пристанищем. Сила каруд иного свойства, как и у их прародительниц. Она как живая: если ее долго не использовать, магия начинает бунтовать. Дэва, находясь в заточении, забыла о времени и мире за стенами храма и однажды вся ее мощь высвободилась в один момент, до основания руша Дом.

Второй Храм — Любящей Богини — рухнул сам, следующие два, Дома Надеющейся и Ненавидящей Богини, разрушились под натиском Себека. Причины различны, но подоплека одна. В каждом Храме может быть лишь одна жрица-каруда. Ее Сила вплетается в стены здания, и оно живет, пока здравствует и дэва. По убийству хранительниц, заседавших там со дня построения Домов, умирала и магия места. Такова и была участь этих Домов.

Пятый Храм — Дом Разящей Богини — каруды запечатали сами и о судьбе, пожелавшей остаться внутри жрицы, можно было лишь догадываться, пусть сам форпост и стоит поныне. И теперь, находясь у его подножия, Богине было сложно подняться по его ступеням. Она долго стояла, комкая в руках накидку, которая сползла с головы на плечи, и смотрела вверх, куда уходили красноватые плиты.

Даах подошел к ней и обнял за плечи.

— Как долго вы сооружали такое строение?

— Не знаю, мой господин…не долго, не быстро. Мы просто поднимали песок в воздух и плавили его.

— Чтобы попасть внутрь, нужно подняться по ступеням?

— Да, это сравнимо с оплатой виры. Ничего не дается просто так, а поднимаясь, мы демонстрируем силу желания.

Мечник сжал ладонь каруды и ступил на первую плиту:

— Тогда идем?

Белая кивнула и, улыбнувшись, последовала за ним. Они не оглядывались, но знали, что и остальные от них не отстают.

Ступени были шершавыми и потрескавшимися от времени. Когда-то давно, бывая в других Домах, они часто сидели на теплых плитах, босыми ступнями касаясь нанесенного песка, а мелкие крупинки, поднятые ветром, кололи кожу. Он и теперь хрустел под их ногами. Где-то сзади чихнул Фен-Риир и взрыкнул, видимо, с досады. Даах переглянулся со своей женой, и они оба улыбнулись. Ступени были высокими и узкими. Мужчина попытался их считать, но сбился на третьей полусотне.

На верхней площадке находилась надстройка с огромными воротами. Воины оглядели все, но никаких окон не было. Каруда взяла писчий камешек, которыми делали пометы на деревянных счетных дощечках, и нарисовала на дверях непонятные символы. Дэва что-то прошептала, прикасаясь ладонями и лбом к их поверхности. Где-то внутри конструкции щелкнуло и ворота открылись вовнутрь. Спутники Белой смогли увидеть через ее плечо лишь узкий коридор. Чуть выше их голов в пазах на стене были закреплены факелы. Дальше все терялось во мраке.

— Ты уверена, хозяюшка, что нам туда можно? — впервые за долгое время откликнулся Рар.

— Да, тем более, что вы уже были на Озере… Там только один большой зал, — рассказывала каруда, спокойно двигаясь в темноте. — Вдоль боковых стен стоят тамтамы, их четырнадцать. По два от каждого храма. Приглашенные гости обычно рассаживались перед ними на ковре. У дальней стены, на возвышении, стоит трон для жрицы, перед ним — очаг. В середине зала в дни празднеств, танцевали дэвы.

Каруда остановилась на пороге зала и глубоко вздохнула.

— Как же я боюсь увидеть то, чего жду.

Даах, до сих пор шедший с ней за руку, сжал ее ладонь в своей:

— В любом случае, ничего не исправить.

— Это верно. Пошли.

Зал был погружен в сумрак, через небольшие зазоры в потолке падали косые лучики света. Лелейло оставалось освещать Инсарак еще совсем немного, прежде чем удалиться на покой в чертоги.

— Ну здравствуй, Дом Разящей Богини. Не хочешь ли поприветствовать меня? — тихо проговорила каруда, и ее голос эхом разнесся по помещению.

Стены дрогнули, и сверху осыпался песок. В коридоре за спиной послышался треск разгоревшихся факелов. С потолка грохнуло, и в нем открылись четыре пары узких деревянных ставень. Через них освещался почти весь зал, кроме того места, где восседала жрица. В целом обстановка соответствовала описанию каруды, за исключением одного: на троне восседала дэва в полуистлевшем платье. Рару показался странным цвет ее кожи — он был серо-желтым. Глаза ее оставались пусты и безразличны, словно драгоценный камень — красивый, но бездушный. Дэва не дышала.

— Вот значит как… — Богиня покачала головой и, опершись руками на колени сидящей, коснулась губами ее приоткрытых губ. Изо рта жрицы вырвался светящийся сгусток, который Белая вдохнула в себя. Потом она отстранилась, и, прикоснувшись ко лбу хранительницы, прошептала: — Прости, что не спешила.

— Что это, сар тебя раздери, значит?! — с плохо скрываемым раздражением прошипел Рар.

Но Белая прервала его, крикнув:

— Уходим, быстро!

С этими словами каруда открыла переход прямо в зале. Когда она сама ступила через него, вслед за спутниками и разрыв за ее спиной почти сжался, послышался грохот, резко оборвавшийся вместе со схлопыванием пространства.

Путники осмотрелись — они снова оказались на площадке перед храмом, но двери внутрь были закрыты.

— Я так понимаю, что внутри все рухнуло, — устало сказал Рар, указывая рукой на двери.

Белая тяжело вздохнула, прежде чем ответить.

— В Доме Разящей Богини — да. Храм держится, пока у него есть хранительница. Когда та отдает свои регалии следующей жрице, храм принимает ее. Если преемницы нет, форпост рушится. Эта каруда знала, что умирает и ее никто не спасет — связи между ней и остальными не было, ведь мы закрыли вход. Себек и так убил двух жриц. Хранительница запечатала свой дух в себе, потому Храм и простоял. Я дала ей покой, вот форпост и рухнул. Сюда заходить я не планировала, но раз мы уж оказались тут…

— Так это другой Дом?

— Да. Дом Скорбящей Богини, — сказала дэва, касаясь ворот.

От темных сводов высокого потолка комнаты отражались тихие звуки, эхо повторяло даже шуршание покрывал, накинутых на обнаженное женское тело. Дэва лежала ничком на ложе, играя пальцами с полуспущенным пологом. Ее черные кудрявые волосы были откинуты на соседнюю подушку.

На ее спину опустилась когтистая рука сидящего рядом мужчины, она промурчала что-то неразборчивое и вскрикнула, когда он убрал ладонь.

— Так-так, ты говоришь, каруды называют этот храм?

— Храм Скорби или как-то похоже… — дэва, потянувшись, провела рукой по бедру своего собеседника.

— И меч был в его главном зале?

— Да, муж мой. Я не думаю, что Богиня стала бы его перепрятывать. Она слишком любит показать себя. Так ты простил меня за ту выходку?

— Конечно-конечно… — излишне торопливо ответил Жрец. — Ты так уверена в этом, Нуя?

— Да, Себек, ведь я с сознательного времени принадлежала ей. Она меня выкупила в Гроте, решив потренироваться в воспитании перед тем, как заводить своих детей.

— Да-да, конечно, — прошептал жрец, уже явно не слушая свою жену.

— Ты опять уйдешь? — недовольно спросила Нуя.

— Да, — все еще в задумчивости подтвердил мужчина, но, словно очнувшись, повернулся к дэве и обнял со спины, приподнимая ее над кроватью. — Сначала я хочу отблагодарить тебя за все.

Нуя улыбнулась, глядя на него через плечо, но это еще больше сделало отвратительным ее лицо. Дэва никогда не скрывала ожог на всю левую щеку, когда была рядом с мужем, стараясь показать, сколь значима она для жреца даже такая.

Она продолжала улыбаться даже тогда, когда Себек сжал волосы на затылке, потянул и, запрокинув голову Нуи, ударил ее ножом. Жрец усмехнулся и, погладив свою жену по чуть округлившемуся животу, отбросил тело дэвы обратно на ложе. Брезгливо вытер руки о покрывало и ушел из залы, не оборачиваясь.

*.*.*

Медяника сидела на камне, глядя на неспокойную гладь озера. Уже много периодов она жила в деревеньке, которую для себя обустроили каруды в Префектуре Тенистые Горы (1). Как раз там, где небольшие сопки граничили с Мертвым Кряжем. От этого ей становилось легче — почти что дома, но так ей, как и всем остальным, не пришлось оставлять на смерть детей. Ее-то родная дочь не пропала, живя у озера, но приемыши, мальчишки-близнецы, не могли выносить соседства Шепчущих — пришлось уходить. Нерожденные сжили бы со свету их, не со зла бы свели с ума своим шепотом, взбаламутили.

Вскормленники. Соседка — добрая женщина — просила приглядеть, умирая от ран, когда на село, где они с мужем отстроили дом, напала дюжина Себека. Пришлось бежать — по ее душу-то приходили. Теперь они жили вчетвером: она, Таро — ее родная дочь и двое сорванцов-выкормышей.

Таро… Она в этом месяце прошла первое очищение и считалась взрослой. Еще пару периодов ей сил понабраться, и сможет ее, Медянику, победить. Так того требует закон. Жаль, что отец ее пропал — не увидит, какая красивая выросла. Но и не узнает, кто убил его жену, которой он до последней встречи говорил как дорожит ею.

По первости она долго его искала, оставив детей на сестер, и лишь иногда виделась с ними. Теперь уходить нет смысла, хотя она и чувствовала: муж жив.

От невеселых мыслей каруду отвлек громкий всплеск. Она посмотрела в сторону, откуда он раздался, и увидела в воде Нерожденную с венком плюща в волосах.

— Что случилось, дитя? — наклонилась к девочке дэва.

Та издала щелкающий звук и, схватив женщину за ногу, сдернула ее в воду. Их окружила вязкая черная вода, но Медяника постаралась не паниковать. Ребенок ей бы плохого не сделал, по крайней мере, она в это верила. Через пару мгновений Шепчущая подтолкнула Медную к поверхности.

Когда они вынырнули, они уже были на Мертвом Озере, а на берегу их ждала дэва, рядом с ней нервно ходил вдоль кромки озера волк с шерстью необычного окраса. Завидев Медянику, он зашел по брюхо в воду и потянулся к женщине. Принюхиваясь к ней.

— Здравствуй, сестрица, — поприветствовала каруду Дева Озера. — А тебя тут муж заждался…

Знаки, которые Белая начертила на этой двери, располагались немного иначе, чем на предыдущей. Вероятно, даже само написание было иным. Только когда руны засветились и пропали, каруда открыла дверь. Не заходя внутрь, дэва махнула рукой, и разгорелись факелы на стенах.

— Здесь нет меча, он не появился бы в незащищенном Доме, где нет жрицы.

— Ты уверена? И как же он стоит, если в нем нет жрицы?

— Да, это место слишком запятнано для реликвии. А стоит он потому что сама Дочь влила в эти стены Силу последней хранительницы. Со временем этот запас стал иссякать и сегодня храм доживает свои последние дни.

— Расскажешь? — прикоснулся к ее руке Даах.

— Особо нечего. Когда-то, случайно забредя в Грот, я увидела на помосте с невольниками дитя. Девочку мне стало жаль — маленькая, оборванная и с сильно обожженным лицом. Я выкупила ее, чтобы вырастить достойную ученицу. Она была как звереныш. Знаете, бывают такие псы, которые лают на тебя, а то и вовсе исподтишка кусают, и убегают, поджав хвост. Ребенок оказался именно таким. Я надеялась, она со временем забудет горести — не случилось. Ее недоверие к людям было обосновано. Девочку подбросили к храму, где на ступенях стояли масляные жаровни для мелких приношений. Ребенка положили, да, видимо отошли неловко — опрокинули жаровенку. Так ей лицо и опалили, а лечилась она, видно долго. Люди сторонились ее из-за уродства, вот и она отвечала, как разумела.

— Хозяюшка, не о Нуе ли мы сейчас говорим?

— Как раз о ней, господин меняла. Она свободно владела Силой переходов и часто сбегала в Грот. В этом я не ограничивала ее.

— Вы жили здесь?

— Конечно. Я тогда много общалась со здешней хранительницей. У нас с ней тогда были общие планы. Ту каруду звали Урет (1). Когда я взяла Ную, я поселила ее здесь же, хотя не думаю, что жрица была сильно рада девочке. Между ними изначально была вражда, которую они так и не преодолели. Видимо, Нуя именно в Гроте познакомилась с Себеком и стала его любовницей. Думаю, ей льстило его внимание, до него молодые люди не стремились даже глядеть в ее сторону. Потом жрец все же сумел как-то убедить дэву выкрасть меч Палача, который мы хранили здесь, в главной зале. Я доверяла своей ученице, и ей это не составило бы большого труда. Урет застала мою воспитанницу с реликвией в руках. Хранительница всегда чувствовала в этой дэве какую-то червоточину и не удивилась поступку, только недооценила Ную. Моя приемная дочь убила сестру мечом. Вся проблема была в его уникальности. Ударь ученица обычным мечом, то я, как Махи, могу позаботиться о душе, собрав урожай. Но после этого меча не остается ничего. Урет умерла.

— Почему они невзлюбили друг друга?

— Я не знаю. Может, Нуя чем провинилась перед сестрой, а может, у Урет было предчувствие. Она ждала какой-то подлости с ее стороны, постоянно следила за моей ученицей. Нуя тоже это все видела и отвечала тем же. Она видела, как часто я прислушиваюсь к мнению хранительницы и, видно, посчитала ее угрозой. Пару раз она слышала, как жрица уговаривала меня отослать дэву. Это же подорвало веру и в меня… Если хотите, можете зайти внутрь, я подожду.

— Не думаю, что стоит терять время, хозяюшка, — улыбнулся Рар. — Ведь там так же, как и в Храме Разящей?

— Да. Как пожелаете, — вздохнула каруда. — Хотя… может, и зря.

С этими словами Богиня убрала руку с ворот храма и двери захлопнулись. После этого она вновь ударила ладонью по деревянным доскам. Под ее рукой вспыхнул голубой свет, столь яркий, что ее спутникам пришлось зажмуриться. Когда они открыли глаза, перед ними зияла черная дыра перехода. Все беспрекословно ступили в него.

По ту сторону их уже ждали Ару с низенькой дэвой в светло-карминового цвета платье и Гармр. Только после взаимных приветствий и знакомства с Медяникой, как женой их друга, друзья осмотрелись вокруг.

Они были в пустыне. Жара еще держалась, но уже скоро должно было похолодать — Лелейло все стремительнее приближался к горизонту. Путники стояли на берегу Черного Озера, разлившегося на многие лиги. Довольно далеко от берега, на острове, стоял каменный дом в один этаж с плоской крышей. Вокруг него поднимались из воды остовы стволов деревьев.

Белая подошла к Дааху и, положив ладонь на его плечо, прошептала:

— Добро пожаловать домой, муж мой.

Даах обернулся к ней и спросил, что тут произошло.

— Однажды и сюда добрался Себек. Я не смогла противостоять ему и его дюжинам. Каруды на редкость беспомощны в беременность. Тем более что сам Жрец пожаловал. Он провел обряд Отмены. Он так стремился через нас получить Силу и власть, что не гнушался ничем, — неприятно усмехнулась дэва.

— Зачем ему наш ребенок?

— Наш-то как раз и не нужен был. Он не знал, что каждая каруда может родить только одно дитя. Мы же должны были стать частью его гарема, а столь ценные нам дети должны были стать залогом нашего послушания. А забота о чужом ребенке ему не интересна. Наш дом разграбили. Единственное, что они хорошего сделали, так это опрокинули бочку у дома. Не знали они, что в ней мертвая вода, а уж как ее разлило, так мало, кто спасся.

— Так это такая же вода, как и в озере на Мертвом Кряже?

— Именно.

— А почему, хозяюшка, мы оказались тут? Опять тайны разводишь.

— Как раз наоборот, сегодня открою все, что замолчала. Только боюсь рассчитывать на понимание.

— Неужто все так страшно?

— И да, и нет.

— Тогда тебе лучше поторопиться, сестрица, — промолвила Медяника. — Когда мы ехали сюда, встречали много дюжин Себека. Он ищет реликвию. Несколько отрядов направлялось в сторону Дома Скорбящей Богини.

— Тогда хорошо, что когда мы ушли оттуда, я вновь запечатала вход. Разойдитесь. Последний Дом здесь, только его нужно вскрыть.

Медяника взяла каруду за руку:

— Я помогу тебе.

Дэвы встали рядом, лицом к озеру и протянули к нему руки. Земля под ними задрожала, Черное Озеро всколыхнулось, неся волну от островка к берегу. Деревья упали в воду и утонули.

Дом Белой начал приподниматься над уровнем воды, постепенно обнажая белесые ступени, покрытые сеткой черной пленки от быстро высыхающей жидкости. Восставший храм казался изящнее предыдущих двух увиденных путниками.

Богиня повернулась к своим провожатым и, поклонившись, произнесла:

— Добро пожаловать в мой Дом.

______

(1) Урет — «Великая», название одной ладьи из двух, на которой переправляли тело Осириса для погребения.  

Гармр волновался. Незадолго до своего ухода, Хозяйка, конечно, рассказала, что его ждет, но остатки человеческой души в нем давно уже потеряли надежду на лучшее. А верить ей хотелось — не могла она солгать. Тем более, что она его все же предостерегла. Обряд разделения, предстоящий ему, был действенен ровно на столько, насколько и опасен. Мог остаться в живых только один из них, могли и оба или вовсе ни одного. Гармр чувствовал связь, что была у его человека с той, которую он ждал, и не хотел обижать дэву. Чувствовал он и что нужен Богине, как и иные Стражи и не хотел ее подвести.

Когда его соединили с этим воином, он ощущал то же, что и этот человек. И понимал, что это все неподвластно ему самому. Стражи не имеют права на чувства. Их удел — защита Капель, долг — нести справедливость, как это определила Хозяйка. А справедливость слепа.

Зная о своем предназначении, он понял, что нужно сохранить все, что может из воспоминаний человека в качестве виры за неестественность их соединения. Воину было что терять, а Стражем становятся такие же одиночки, как и они сами. Гармр не запомнил слишком многого из жизни своего человека, только то, что он тогда рассказал каруде. Но и это им обоим было настоящим сокровищем.

Мизу, рядом с которой ему надлежало находиться, привела его к Мертвой воде. Гармр было принюхался к ней, но пробовать не стал — слишком отчетливо от нее пахло металлом.

— Что, не нравится? — спросила Озерная. — А знаешь, как появилась эта вода? Когда-то давно здесь стояли Чертоги Первобогини. Здесь она родила и воспитала свою дочь. И здесь же наша Верховная убила свою мать. В Первой было сокрыто столько Силы, что она разрушила и Храм Первородной, в котором они обитали, и гору, на которой тот стоял. Все обратилось в пыль, кроме тела матери, самой Дочери и тех Капель, что стали нашими душами, да меча. А на месте горы образовалась яма, быстро заполнявшийся водой. И была она чиста и прозрачна, как хрусталь. Тогда Дочь решила похоронить Первую в этом источнике. И когда тело той коснулось дна, вода вмиг почернела и стала такой, как сейчас.

Со своего рождения Дочь забирала себе души и их судьбы были ее уделом. Ее Мать же была иная, она распоряжалась рождением. Она давала шанс тем, кто так или иначе не смог прийти в мир. Потому сюда и приходят Нерожденные — чуют ее не переданное наследие. Хотя, твоя хозяйка права, что называет их Шепчущими. Они постоянно о чем-то говорят — тихонько так, сами с собой и никогда друг с другом. Я много раз видела, как они сводят с ума своих матерей, пожелавших избавиться от них. Детки никогда не приходят поодиночке, группами, и говорят-говорят-говорят, пока дэва не сходит с ума… Или заваливаются на грудь, пока женщины не начинают задыхаться. Пытка — даже видеть такое. Поэтому каруды и не живут здесь более. Мало кто вынесет это место долго…

Дэва замолчала, когда увидела, что Гармр перестал ее слушать, вглядываясь в воду. Нерожденные сегодня вели себя необъяснимо тихо, сидя на ветвях прибрежных деревьев, и потому зеркало озера не было ничем нарушено. Спустя несколько мгновений, дэва поняла причину беспокойства Красного: из-под воды вынырнули Бадб и Медяника. Гармр было заметался по берегу, но не выдержал и спрыгнул в Мертвое озеро.

* * *

Спустя день после обряда разъединения, Медуника, Ару и Гармр отправились в путь вслед за Белой. Каруда объяснила это тем, что в отличии от нее, она не может создавать миражи, чтобы сделать их невидимыми для мира. Продвигаться под покровом темноты было проще. Юры — дневные животные, иначе бы не могли перемещаться по слишком щедрой на свет Срединной Пустыне, но оставались отличными ездовыми и в темноте, ориентируясь больше на слух и нюх. Стражам вообще были безразличны внешние условия. Медной тоже было проще. В их храмах только в верхнюю надстройку попадало много света, те же комнаты и переходы, что вели вглубь, под внешние ступени, освещались лишь тусклыми факелами. Ару был уязвимее всех, да и после обряда был порядком дезориентирован.

Озерная Дева сказала им, что Белая отправилась в Дом Разящей Богини, но скорее всего меча там не будет. Поэтому они решили выдвигаться к последнему храму.

До места, где располагался Дом, путники добрались быстро. Хотя радость от этого была подпорчена рыщущими в окрестностях дюжинах Себека и известием Гармра о том, что Дом Разящей Богини разрушен.

Рар обернулся к своим друзьям: Ару, возможно, что-то знал, Даах — подозревал, безотчетно хмурясь, глядя на последний храм. Хозяюшка явно нервничала, из-под ресниц наблюдая за мужем. Стражи, судя по всему, решили держаться отстраненно со всеми, недаром же после выезда из Мертвого Кряжа они ни разу не влезли в разговор. Особенно это было видно по Голафу, ведь в отличие от Гармра ему не составляло труда облекать мысли в речь, а принцип разговора Фен-Риира Рару и вовсе было трудно понять, учитывая, как разгорались его глаза то голубым, то алым. Медную он пока не учитывал — в той, давней, битве она ему почти не запомнилась, прячась в тени Белой. Впрочем, и теперь Медяника стояла за плечом Безымянной, явно признавая ту лидером.

— После того, как ты — довольно таки невнятно, если честно, — призналась, что ты жрица, мы должны как-то по-особому к тебе обращаться? — спросил он.

Богиня смогла только криво улыбнуться:

— Я не жрица, Рар. Я хуже… Прошу в мой Дом. Разговоры я и прежде на пороге не вела, за редким исключением, а сегодня и тем более не след.

— Позволю признаться, хозяюшка, мне уже ваши лесенки поперек горла стоят.

— Что же ты раньше молчал, господин меняла? — уже по-настоящему усмехнулась каруда. — Впрочем, там во главе угла были другие жрицы, а я при всех условностях лишь гостья. Потому и исключений делать не могла.

— Но и здесь ты не хранительница.

— Нет. Но это, как я уже сказала, мой дом. А посему я приглашаю вас.

Глаза Черного полыхнули алым отсветом, он шагнул к кромке озера и выдохнул серебристое облачко. Оно расширилось, опускаясь на воду, замораживая небольшую дорожку по направлению к дому. Там, где она закончилась, от края льда поднялась арка из кристаллов, а ее проход затянулся пленкой из воды.

— Кто-то не желал лестниц? — вперед, — полушутя скомандовала Безымянная.

— Ну, хозяюшка, — хохотнул Рар, хлопнув себя по бокам, и первым исчез в Переходе.

За ним последовали остальные. На берегу остались стоять трое: Белая, Даах и Фен-Риир.

— Ты веришь мне?

— Стараюсь, моя госпожа. Но по всему выходит, что я сам придумал тебя, сам поверил в это, а теперь ты оказываешься совершенно иной.

— Возможно, ты прав, — прошептала Белая, отведя взгляд. — Но я мало изменилась с ТОЙ нашей встречи, когда мы с Медной прилетели в вашу деревню… Хотя, нет, я сейчас вру. Расправляя крылья, мы становимся более далекими от людей. Я молчала, боясь довериться. В моей памяти еще свеж поступок Нуи. Но за то небольшое путешествие я узнала тебя достаточно. Что-то было в тебе… такое. Потому исподволь я стала отвечать тебе еще в то время. Если бы я знала все ведомое мне о тебе теперь, не знаю, как бы поступила. Но уже получившееся мне, хоть и внове, но по душе, не все, конечно… Помнишь ту клятву? «Без тебя не существует меня».

Даах глубоко вздохнул, успокаиваясь:

— Ты все свои тайны открыла или меня ждет сюрприз?

— Ждет. Как бы я ни старалась увести тебя от этого, я бессильна. Да и стоит ли менять то, что предписано Судьбой. Себек решился и вот, что вышло. Ты, главное, ничего не бойся и не удивляйся. Все, что я могу сказать, жестоко, наверное, и я приму любое твое решение после.

— Ты меня пугаешь, моя госпожа, — попытался улыбнуться Даах, сводя к шутке.

— Я бы не сделала этого зря, — Белая обняла его и тут же отпустила. — Идите вперед.

Даах прошел рядом с Фен-Рииром по ледяному мостку в Переход и очутился в главном зале храма. В помещении было темно, и он сразу же наткнулся на кого-то:

— Ох, простите!

— Ничего, Даах, — прогремел в пустом зале голос Ару.

Со стороны, где должен был стоять престол, послышались шаги и хлопок в ладоши, после чего зажглись факелы. У трона стояла Белая. Когда-то, когда лестница к вершине храма пряталась под песком, а Даах считал домом своей жены лишь верхнюю постройку форпоста, там находилось ложе. Вдоль стен, где размещались барабаны в иных Домах, здесь было пусто. Только очаг напоминал о прежнем виде жилища, находясь все там же, перед возвышением у престола. Помещение сохранило свои прежние размеры, и было гораздо меньше, чем в предыдущих храмах.

— А помните, — начала каруда, — я спрашивала, не хотите ли вы взглянуть на убранство Дома Скорбящей Богини? Я сделала это предложение специально и надеялась на положительный ответ. И, тем не менее, не настояла. Все дело в том, что в каждом Доме, позади места для жрицы-наместницы есть терракотовая статуя Дочери. Она изымается с места только если во внутренних чертогах появляются посторонние. Сами понимаете, каруды знают ту, что чтут как свою Богиню, в лицо. Великая, Дочь Прабогини, взяла на себя кару, как она считала, — быть Алой Каплей, знаком Крови. Я надеялась, что увидя ее, вы не только разгадаете ее личность, но и предположите, кто является Каплей-Слезой.

— Но ты говорила, что никто не знает ее и каждая из вас хотела бы стать ею.

— Говорила. Мы вправду многое забыли, пока эта богиня не нашла свою половинку.

— А как быть с тем, что в храме Разящей Богини не было статуи?

— К этому времени, все изображения Дочери были переправлены сюда, кроме той, что стояла в Доме Скорбящей. Теперь они все здесь, под пологом за престолом.

Каруда махнула рукой, и полог раздвинулся, являя собой восемь скульптур. Но путникам, старавшимся разглядеть реликвии на расстоянии, было плохо видно их лица. Белая же продолжила:

— Крайняя слева от вас — изображение еще очень юной каруды из Храма Сумеречной Богини. Следующая, держащая в руках венок — из Храма Любящей Богини. После нее стоит статуя, единственная из всех выточенная из черного мрамора, изображающая Ненавидящую Богиню. Следом за ней, выдвинуты вперед два изображения. Они здешние. Это Капли: женщина, держащая в одной руке браслеты, а в другой свое оружие, и мужчина, опирающийся на меч. Далее снова идут перемещенные реликвии. Дочь, держащая в руках меч Палача, из Дома имени Разящей. Дэва, стоящая на коленях — из Храма Скорбящей. Не самые любимые мной Дома из них, наверное, последние два.

Каруда, замолчав, поднялась по лесенке и подошла к престолу — более длинному, чем в других храмах. Дэва села на него так, чтобы за ее спиной стояла статуя Капли-мужчины.

Перед ее спутниками, над очагом появился голубоватый свет, уплотнился, образуя волокна, и из них образовался меч Палача — такой, каким маги его помнили по битве при Абудантиа. Даах было шагнул к реликвии, чтобы взять в руки, но Белая окликнула его:

— Как ты думаешь, чье лицо у этих скульптур?

— Ты не жрица, но сидишь на ее месте. Утверждаешь, что выше их. А кто может быть выше наместниц Дочери Первобогини, как не она сама и Кровавая Капля в ее лице? Не потому ли тебя Тарот называла Великой, как иные каруды по твоим словам зовут ту, что считают своей прародительницей? И Стражи ластятся к тебе. Я уже выбрал тебя дважды, и в третий раз не изменю решения. Помнишь, я обещал защитить и встать плечом к плечу… У меня к тебе лишь один вопрос: мое отношение к тебе это следствие связи Капель для единства или нет?

— Ты задаешь очень правильные, но не менее сложные вопросы. Единственное, что я знаю, так это что моя мать действительно была богиней. Меня она родила от мужчины, но я не взяла их наследия. И, тем не менее, при моем появлении, вся Сила Инсарака взбунтовалась и достаточная часть от нее досталась мне. Не такая огромная, как у матери, но я была сильнее средних магов того времени. С тех пор, как я вместила в себя Первую Каплю, она только возросла. Ты родился, уже неся в себе Слезу. И сила твоя от рождения почти равна мне, только она должна спать, пока ты не окажешься здесь, и меч не вернется к тебе. Наша равность заведомо заинтересовала меня. Как это отразилось на наших взаимоотношениях, решать не мне. Но мы вряд ли бы встретились, не существуй всех нюансов.

— Благодарю за честность, моя госпожа, — склонился в полупоклоне Даах и взял в руки меч. — Что теперь?

— Садись-ка рядом, муж мой, — улыбнулась дэва.

— Удивила, хозяюшка, — качнул головой Рар, — ох, удивила! А раз так, то и скажи мне: в чем смысл этих посиделок, ведь нас Себек обыскался?

— Каруды тоже будут защищать этот Храм. Он их последний оплот, ведь они отдали свои земли на откуп мертвым. Они приведут за собой тех, кто встанет по нашу сторону. Теперь нам некуда отступать. Часть каруд прибудет сегодня. Медяника, — обратилась Белая к дэве, — разместишь их.

Медная склонила голову и усадила путников вокруг очага, сама же встала перед ним лицом к дверям.

— У нас гостья, госпожа.

— Не время выяснять кто главнее, не ты ли первая встала к моему плечу? Пригласи Мизу. Что-то должно случиться, чтобы она покинула Мертвый Кряж.

— Она не выходит за его пределы? — обернулся к ней Даах.

— Нет, Хранитель Слезы. Сейчас меня больше беспокоят Шептуны. Они ненароком могут причинить вред из простого любопытства, — проговорила вошедшая каруда.

— Что-то изменилось?

— Пришло время мне выбрать сторону. Я встану к вашему плечу. В знак же этого я дам вам два кулона. В них вода Мертвого озера. Вместе с ней я даю вам защиту Нерожденных. Нет более живучих существ в Инсараке, чем они.

— Они еще более чужды этому миру, чем каруды. Я осквернила свой дом кровью матери. После того и стали появляться эти дети — одинокие и неприкаянные, лишившиеся своего проводника в этом мире. Я создала склеп для Первой и Шептуны не захотели покидать ее. Мы уступили им свой дом и разбрелись по соседним префектурам или Храмам на границе. Каруды свято берегли мою постыдную тайну, за то и благодарна моим сестрам… И все же мне жаль, что из-за глупости одной не могут возродиться чистые души.

— Ты забываешь, Великая, — Озерная склонила голову в почтении. — Даже Тарот не ведала как воздействовать на судьбу. Она лишь вела летопись мира и гадала, но редко делилась знаниями. Даже учитывая Силу, предопределенность всегда будет лежать на наших плечах.

Каруда улыбнулась своей сестре и протянула два кулона на кожаных шнурках. К ней подошел, цокая когтями по каменному полу, Фен-Риир и осторожно подцепил вязки зубами. Озерная осторожно убрала руку.

— У тебя опасные союзники, сестрица. Гармр и то ощущается теплее, даже Голаф…

— Гармр нашел в своем человеке подопечного, и они долгое время взаимодействовали. Это не могло пройти бесследно. Голаф забрал себе душу и тело, преобразив его под себя, при иных обстоятельствах. Это был правильный обряд и осознанный выбор Стража и человека. Поэтому, не смотря на то, что зверь поглотил дэвата, он может не только разговаривать по-человечески, но и принимать облик, относительно похожий на наш. Черного я отделила от Дааха довольно поздно, да и они вступили в противостояние друг с другом. Это тоже наложило свой отпечаток. Да и Фен-Риир моя левая рука, мой волеизъявитель и каратель.

Белая взяла у волка подвески и одела одну из них себе на шею, а вторую отдала Дааху. Он вгляделся в кулон-каплю со множеством затейливых граней. Под их тонкими стенками переливалась матовыми металлическими бликами черная жидкость.

А в зале, уже освещенный факелами, появились новые каруды.

Дэва приподнялась на руках и взглянула в лицо спящего Дааха. Мужчина лежал, раскинувшись на широком ложе. Впервые за последнее время они смогли остаться действительно наедине. Не могла Белая не воспользоваться случаем, оказавшись дома. Вот и увела дэвата на нижние ярусы, когда гости, пришедшие в Храм, наконец забыли о хозяевах и наслаждались компанией, нехитрой едой и танцами.

Белая подтянулась ближе, к лицу мужа, и легонько потерлась своим носом о его. Мужчина вдохнул и провел ладонями по спине дэвы, прижимая ее тело к своему.

— Пусть Лелейло осветит твой путь днем, — хриплым со сна голосом проговорил Даах.

— И да не оставит тебя на твоем пути Дагарат в ночи, — ответила ему каруда и легонько поцеловала его в нос.

— Что дальше?

— Не знаю… Все так непросто. Как бы было хорошо, если бы не… Без тебя я не зашла бы так далеко. Для каруд мир двухцветен. Если все хорошо — мир белый, а нет… мы перестаем жить, если за ее мерило не принимать существование. Тарот долго держалась, но она не могла иначе — были причины.

Немного помолчав, она улыбнулась и продолжила:

— Скоро нам вставать, а я все не о том. Себек уже под стенами Дома. Он не увидит храм, не сможет подступиться, пока мы не выйдем к нему.

Супруги нехотя поднялись и стали одеваться, смеясь и перебрасываясь малозначительными фразами. Когда Даах одевал жене сандалии, он нахмурился и проговорил:

— Я так понимаю, что мы должны до последнего оставаться в стороне, не вмешиваясь в битву, потому что мы Судьи, а непростые воины. Объясни это.

— Ты задаешь сложные вопросы, ответы на которые будут лишь предположения в лучшем случае. Боюсь, мы не сможем просто стоять в стороне. Но каруды будут биться совсем не честно. Они приберегли некоторые гостинцы на самый конец. Я хочу, чтобы они поняли, чего стоят, не прячась за чужими спинами. Но если случится что-то непредвиденное, мы вступим в бой.

— Что ж, будь по-твоему. Хотя все это вызывает у меня смутные чувства. Только я беспокоюсь за тебя. Мои крылья, благодаря тебе, теперь при мне, а вот твои не вернуть. Ты разделила со мной мой путь, так раздели со мной и мои крылья.

— Твои силы и возможности уменьшатся.

— Но твои сравняются с моими.

— Пусть так и будет.

Уже одевшись, они поспешили в главную залу, где их ждали каруды. Собравшиеся дэвы добродушно посмеивались над ними, но стоило только Белой поднять бровь, все тут же замолчали.

— На земле, которую мы стали считать своей, сестры мои, — молвила она, — жили испокон веков иные жители с иными устоями. Мы ворвались в этот мир, разрушив шаткое равновесие. Я, как и многие каруды, встала у плеча тех, кому не по душе остались те идеи Себека, какие он пытался насаждать нам. По рождении жалкий, он смог дорасти до почти равного мне только за счет того, что тоже стал Стражем и он почти равен по Силе Фен-Рииру. Но его желания и стремления завладеть большим, чем было по силам, переросли даже те, что имела Первобогиня, да и не гнушался довольно непотребными методами достижения своих целей. Сегодня, мне хочется верить, мы перевернем эту страницу нашей истории.

Он пришел под стены моего Дома требовать виры, хотя сам задолжал мне с лихвой. Мой враг ослаблен, после той шутихи, которую ему передала Нуя, он так и не оправился, и затаил злобу. Он призвал к ответу мою ученицу. За себя я не боюсь, да и вы достаточно хороши, чтоб дать отпор. Прошу лишь об одном — не троньте Жреца, не по зубам он вам.

— А тебе? Сама же сказала, что он поболе Первобогини будет! — прервала Белую одна из каруд.

— Он поставил себя выше богов. Только они или их потомки могут вершить суд над отступником от своего культа. Кровь Первой в карудах разбавлена, в них нет достаточной силы. Стражи — только духи, сотканные из Силы, настолько плотной, что они материальны, подселение их в человеческое тело дает еще одну гарантию против их развоплощения. Капли же такие существа, в которых, после принятия наследия, сосуществуют и божественная, и человеческая суть в гармонии.

Безымянная немного помолчала, обводя присутствующих взглядом:

— Нам пора.

С этими словами Белая прошла по коридору, освещенному факелами, и толкнула двери. Свет Лелейло ослепил каруд и дэватов, но их глаза быстро привыкли к нему. Выйдя на площадку, капли увидели, что дюжины Себека стоят вокруг Храма. Сам Жрец стоял против главных ворот Дома. Каруды, не сговариваясь, стали меняться, возвращая себе крылатый полузвериный облик. Они развернули свои кожистые крылья, подставив их жарким лучами светила, и слетели на землю, за полоску Мертвой воды, окружившей Дом.

Некоторые воины Себека замешкались, но все же успели вынуть из ножен мечи, встречая ими каруд. Откуда-то из середины толпища полетели стрелы, но дэвы, оставшиеся в воздухе сбивали их налету. Медяника, Ару и Рар поспешили в гущу сражения. Не охваченными огнем битвы остались лишь Себек, Стражи и Капли.

— Вы проиграете, признайте, — разнесся над пустыней голос Жреца.

— Ты так и не понял нашу суть. Только это не важно, мой неудавшийся Страж. Мы думали, что обретем союзника, объединив его Силу с Силой Жреца одного из божеств. Жаль, что потратили время.

С этими словами каруда раздавила в руках склянку с мертвой водой и из ее ладоней полились черные струйки. Стекая по ступеням, они словно образовали сеть жил. Поток черной жижи с силой ворвался в озеро, кольцом огибавшее Дом. Оно вышло из берегов и выплеснулось к ногам Себека. Он лишь усмехнулся: — Это все, что ты можешь, каруда? — и махнул рукой к Храму: — вперед, мои воины!

Но как только их часть достигла середины неглубокого водоема, как на поверхности его всплыли Шептуны, тихонько что-то напевая. Кое-где из-под воды показались тонкие ручки, они обхватывали ноги дюжинников Себека и утаскивали их вглубь. Гладь озера расступалась под ними беззвучно, были слышны лишь только крики воинов, когда казалось бы твердое дно расступалось под ними.

Сама же Кровавая Капля все так же стояла на верхней ступени Дома, безрадостно улыбаясь. Она, как Маха, уже подсчитала в уме свой урожай. В карудах она не сомневалась — в этой ипостаси их сложно серьезно ранить мечом, да и стрелами сложно пользоваться. Шепчущие более уязвимы — их кожа не покрыта чешуйками, но воды озера, перемешавшиеся с черной кровью Первобогини, принявшие сам дух ее, защитит деток, да и сами они за себя могут постоять.

Правда, чтобы не засорять останками дюжинников Себека свою святыню, Озерной Деве пришлось поколдовать и их тела теперь навечно останутся в песках. Неприятно, конечно, что Дом будет стоять на костях, но ничего теперь не изменить. Не нырять же туда самой с секирой наперевес?

Каруда обернулась к Деве Озера, наблюдавшей за своими детками. Та ответила ей легким поклоном:

— Дозволь присмотреть за ними, Великая.

— До первого раза.

— Слушаюсь, моя госпожа.

Даах, уже до конца принявший свое наследие Капли Слезы, приобнял свою жену сзади:

— Моя госпожа, помнишь, о чем мы говорили сегодня утром?

— Помню, мой господин.

Каруда завела руку за спину Дааха и, обернувшись к нему, поцеловала. Левая рука дэвата, которой он обнимал женщину, словно подернулась темной дымкой и расплылась в очертаниях, изменилась, превратившись в большое крыло. То же самое произошло и с правой рукой дэвы.

— Может быть, с одним крылом и не подняться в небо и далеко не улетишь, но ничто иное, никакие узы не дают такого чувства единения, как разделенные крылья, — прошептала каруда в губы мужу. — Поэтому редко кто отваживается на такой шаг. Это гораздо больше, чем быть в браке или любить.

Дэват лишь улыбнулся на эти слова и снова поцеловал жену. Пока они переживали первые, самые сильные, минуты своего единства и привыкали к нему. Наверное, они смогли бы провести наедине и вечность, не обращая внимания на все, что происходит вокруг, но когда со стороны озера послышался детский крик, Капли сразу же обернулись на звук.

Капли стояли, обнявшись друг с другом, все еще привыкая к чувству единства силы, когда со стороны озера послышался детский крик. Они сразу же обернулись на звук и увидели, как Себек вытащил из воды за волосы Бадб и приставил к ее горлу меч. Даах отстранился от своей жены, все еще придерживая ее под локти. Он развернулся к Жрецу и пошел к нему, оставляя каруду за своей спиной.

Женщина не двинулась с места и не изменила позу, но во всем ее существе скользила напряженность, и взгляд был прикован к спине мужа. Когда-то давно, на утро после ночи Брачного Оброка, провожая Дааха к его дюженникам, она сказала, что когда мужчина уходит воевать, его жене только и остается, что ждать. Вот и теперь ей оставалось только ожидание.

Когда дэват подошел ближе к Себеку, спокойно ступая по Мертвой воде, тот отпихнул от себя Бадб и направил острие меча в грудь соперника. Даах лишь усмехнулся, доставая свое оружие. Первый звон скрещенных клинков перекрыл все остальные звуки, и все воители замерли, освободив место для поединка Жреца и Капли. Сначала противники наносили удары не торопясь, почти лениво, но с каждым мгновением азарт мужчин разгорался все сильнее и лязг их оружия почти беспрестанно разносился над площадкой. Они плавно скользили по арене, то сближаясь, то расходясь.

От густого жаркого воздуха, с трудом проталкивавшегося в легкие и усталости в руках, пусть и от привычной тяжести меча, их движения замедлились. Оба противника стали совершать ошибки. В пылу сражения Даах не заметил, как приблизился к озеру и начал падать, поскользнувшись на мокром камне. Себек не мог не воспользоваться столь фатальной ошибкой дэвата и нанес удар мечом, пытаясь пробить кожаный панцирь жилета. Мужчина вскрикнул и погрузился под воду.

Безымянная дернулась было в их сторону, но остановилась, судорожно вздохнув, пытаясь успокоиться. Ее глаза заволокло алой дымкой. Бадб, сидящая на земле все там же, где ее оставил Себек, и смотрящая куда-то в пустоту, быстро-быстро зашевелила губами. Она остановилась, переводя дыхание, и зашептала громче. Другие Нерожденные подхватили за ней, и уже через минуту над пустыней слышался еле различимый гомон. Головы нескольких Шептунов скрылись под водой.

Себек все так же стоял у кромки озера, но ближе подойти не решался. Он с победным видом воззрился на жену поверженного врага — теперь она не сможет отказать ему.

Фен-Риир вышел вперед и встал на самом краю верхней ступени Дома. Он оглядел место битвы, а в его глазах зарождались голубые вихри. Он, опустив нос к своим лапам, выгнулся всем телом и, задрав морду в небо, завыл длинно и отчаянно. Гармр, встав почти вплотную к нему, вторил призывной песне. Небо заволокло тучами, светило будто померкло, скрывшись в них. Откуда-то сверху послышался шелест множества кожистых крыльев и на площадку перед воротами в Храм приземлились две колесницы, с запряженными в них двенадцатью огромными крыланами. Как только повозки коснулись известняковых плит, звери подлетели к парапету у надстройки Дома, на котором и повисли головой книзу.

Из колесниц вышли двое мужчин. Один из них — светловолосый — бережно нес в руках сверкающий изнутри золотом шар. Он, не раздумывая, шагнул к черному волку и протянул ему свою ношу.

— Пусть небо не пересечет Лелейло, пока отступник и предатель жив, — громко возвестил он и Фен-Риир проворно заглотил сферу с его рук. По его шерсти пробежала огненная вспышка, и длинная шерсть кое-где вспыхнула пламенем.

Второй дэват, с волосами, словно вороново крыло, столь же сильно охранял серебряный шар, но, подойдя к Белой, передал его Капле.

— В тебе нет моего наследия, и я не в силах был передать его тебе ни тогда, ни сейчас. Единственное, что я могу тебе предложить — взять часть моей Силы и воспользоваться ей.

— Благодарю вас обоих за то, что вы сделали для меня и что оставались в стороне, когда было необходимо… И, Даги, — чуть громче обратилась каруда к своему собеседнику, принимая дар, — пусть Лелейло осветит твой путь.

Темноволосый мужчина обернулся к своему спутнику, криво улыбаясь, тот ответил ему, пожав плечами:

— Если она не победит, то Лелейло уже не сможет освещать чей-то путь. Не забудь, дэва, Лелейло — жар и страсть, он создает и разрушает. Но только Дагарат покровительствует врачевателям.

Каруда кивнула и раздавила сферу. Белесый яркий свет скрыл ото всех ее фигуру, но не надолго, и, когда свечение исчезло, дэва предстала перед присутствующими в боевой ипостаси каруд, но над головой изгибались серые рога, а между ними сверкала, переливаясь, серебряная сфера. Она прошла мимо дэвата, отдавшего ей силу, и волков, спустилась по лестнице. Когда она ступила на черное зеркало озера, вода под ее ногами покрылась инеем. Белая прошла к месту, где утонул Даах и встала на колени. Вода перед ней запузырилась и из-под нее сначала показались головы нескольких Шептунов, они проскрежетали что-то, обращаясь к ней, и вытащили на поверхность тело дэвата. Каруда подхватила его и прижала к себе его безжизненное тело, то перебирая мокрые пряди его волос, то судорожно проводя пальцами по его лицу. Она расстегнула его одежды и прикоснулась к груди, пытаясь почувствовать биение сердца, но безуспешно. Ледяная корка от них стала разрастаться и Нерожденые, взвизгнув, отплыли подальше и выбрались из воды.

Каруда вскинула голову к небу и хрипло закричала. Вокруг нее стали подниматься в воздух мириады ледяных осколков и притягиваться к дэве. Даже воздух будто стал плотнее, сжимаясь, и вдруг разошелся вокруг волной, сбивая с ног тех, кто сражался на стороне Капель и превращая в пыль ее врагов. От воинов разве что и остались души-светлячки. На ногах остался стоять лишь Себек, но ненадолго. Фен-Риир, спустившийся вслед за своей хозяйкой, перепрыгнув через нее, повалил наземь Жреца и впился в его глотку. Себек было попытался спихнуть с себя Стража, но закричал, обжегшись о его горящую шерсть. Черный волк сомкнул челюсти сильнее, вжав противника в каменистую почву, и резко дернул башкой, пока не послышался хруст.

— Теперь с Себеком покончено, — задумчиво произнес Даги. — Я не чувствую его в своих рядах, Лель, — обратился он к светловолосому мужчине, на что тот только кивнул.

— Если все было так просто, то зачем было столько ждать, терпеть? — спросила Озерная Дева.

— Зачем?.. Мир не стоит на месте: время идет, он развивается. Но у каждого развития свой предел, и достигнув его, что-то в заведенном порядке ломается, происходит то, чему нет места. И тогда, достигнув апогея своего благоденствия, мир рушится. Мы слишком долго жили в идеальном мире, и он сломался, чтобы начать новое развитие. Что явилось спусковым крючком: появление ли Сэмпхирот, которую вы зовете Праматерью, или рождение Белой — не важно. Да и невозможно им было тогда убить Жреца, всегда были какие-то обстоятельства, мешающие тому. Тот же Фен-Риир поглощает души или целые миры, которые большей частью состоят из Силы, и тем самым развивается сам…

Тем временем души собирались в стайки и подлетали к Белой, оседая на ее волосах и плечах и падая на грудь Дааха. Дэва уткнулась в плечо мужа и заплакала. Ее слезы упали на горстку этих светлячков. Они вспыхнули, и их прозрачная оболочка лопнула, а светящееся содержимое пролилось на кожу дэвата, и быстро впиталась. Мужчина дернулся всем телом и задрожал. Он открыл глаза, и Белая увидела, что они стали черными, лишь голубые искры остались неизменны. Даах закашлялся и хрипло прошептал:

— Я видел правду…

— Это хорошо. Правильно.

— Что хочешь делать дальше?

— Вылечить тебя, мой господин, а остальное — срастется…

Рядом с ними опустилась колесница и возницы помогли каруде переправить раненого на повозках к вершине Храма. Когда Дааха расположили на ложе, Белая, Даги и Лель стояли подле него и тихонько разговаривали.

— Я приказал всем расходиться, они все лишние сейчас, — шептал светловолосый возница. — Не тревожься, Медяника и Озерная позаботятся об остальных.

— Хорошо… Вы видели его глаза? Насколько опасно может быть взаимодействие Силы Дааха и Мертвой Воды? — дэва обернулась и посмотрела на спящего мужа.

— Тебе виднее…

— Все так изменилось, отец, — тяжело вздохнула каруда и уткнулась в плечо Даги. Он обнял ее за плечи, шепча, что все будет хорошо.

Лель тоже обнял их и, чуть сильнее проведя по спине Даги, чтобы обратить на себя внимание:

— Нам пора, да и вам нужно отдохнуть.

— Конечно, — улыбнулась Белая. — Спасибо за помощь. И мы с Фен-Рииром еще должны вам вернуть то, что заняли.

— Это только Сила, дорогая, не более, — мягко сказал Даги. — А Лелейло и Дагарат взойдут на небе сразу, как только колесницы взмоют ввысь. А это считайте нашим даром вам. Теперь мы пойдем, отдыхайте.

С этими словами мужчины тепло попрощались с дэвой и вышли из комнаты.

Так закончился путь многих жизней, и еще бОльшим из них предстояло начать новый. Сколько еще должно пройти времени, чтобы Инсарак встал на ноги после этих изнурительных лет, теперь не ведал никто. И никто еще не мог осознать того, что случилось на кануне. Все расходились молча, не понимая что готовит им следующий день и боясь говорить об этом. А в маленькой комнатке в Храме невысокая дэва сидела на краю ложа, на котором, освещенный пламенем лучины, спал мужчина, и напевала тихую песню.

Н.Н., 09.02.2014г.

Маха — в ирландской мифологии несколько мифологических персонажей и (или) богинь. Она часто упоминается вместе со своими сёстрами Морриган («Великая Госпожа Ворон») и Бадб («Ворона») (Немайн). Возможно, эти три богини представляют собой различные аспекты трёхликой кельтской богини войны. Махе посвящались головы убитых врагов («жёлуди Махи»). Морриган и Бадб часто принимают облик ворона или вороны. В ходе некоторых битв рассеивали «дожди и густые непроницаемые „друидические“ туманы»

Зимний лес и вечно голубое небо.

Взгляд в никуда — остывшее стекло…

А меж дерев тела, присыпанные снегом,

Заснувших навсегда юных бойцов.

Три черных ворона то будто изваянья,

То машут крыльями темней, чем ночь,

И смотрят пристально глазами-кАмнями,

Своим владетелям дар берегут.

С болота топкого с туманом движется,

Рукою тянется, замедлив ход.

Под легкой ножкой трава рассыплется,

Как в жизни многое, в труху уйдет.

И стан девичий в платье темно-сером

Скользнет неслышно на поляну дня.

И ветер ловко снежным бисером

Укроет плечи девы, снег истает в дождь.

Изящные движенья тонких пальцев.

Замолк весь мир и время замер миг.

Она не враг, но проводник скитальцев,

Что меж мирами ищут свой приют.

Прекрасней Махи не видали страны,

Но и страшней ее не видел свет.

И нарекали странницу другими именами,

Оставив суть и бремя на плечах одно.

Она осмотрится с тяжелым вздохом,

Прикроет веки смотрящим в вышину.

Возьмет их души, пропахших порохом

С богатым урожаем прочь уйдет.

(2011.10.13)

В душной комнате было неестественно сумрачно. Небольшой очаг на полу хорошо протопил помещение. Воздух был едким на вкус из-за курящихся в лампаде трав и, оседая на обнаженной потной коже, отдавал горечью в поцелуях.

Хозяйке дома словно было мало этого: она, как только ее гость был устроен на ложе, установила большой котел на очаг и залила в него обычной воды пополам с черной жижей и бросила в него пучок сушеных трав. Смесь закипела почти мгновенно, заполнив помещение влажным жаром. Кожа сразу же покрылась липкой испариной, и дэве пришлось срезать потертую одежду путника. На мгновение, в прояснившемся сознании дэвата, промелькнул стыд, но все чувства быстро заглушились проклятием, наложенным на него. Из-за этого его чувства и ощущения были заглушены, он словно спал на яву. Эта маленькая дэва единственная, кто вытянул его из зыбкого небытия. Мужчина, остатками своего сознания следил за движениями девушки. И тот, чья душа завладела его телом после проклятия, затаился, внимая дэве.

Сняв одежду с мужчины, она обтерла его тело куском холстины, смывая дорожную грязь.

— Не люблю я, когда так делают — неверно, да силком. Держитесь и верьте мне, что бы не происходило. Я спасу обоих, — прошептала девушка и негромко затянула песню на незнакомом ломком языке.

Поставив деревянную плошку на грудь мужчине, она обмакнула тонкие пальцы в черной жиже и начертила в ряд витиеватые знаки на груди, руках и на лице. Вязкая влага быстро застывала тонкой пленкой. Дорисовав последнюю руну на ладони, дэва оглядела работу, кивнула своим мыслям, и выплеснула остатки черной воды в огонь. Пламя полыхнуло, взвиваясь выше котла, и варево в нем тихонько зашипело. Дэват задышал тяжелее и его тело мелко задрожало.

Девушка, поддернув подол платья, села на бедра молодого человека. Схватив крепко его запястья, она завела его руки за голову и связала их не туго полотняной лентой. Дэва, все еще удерживая его одной рукой, полоснула ножом по предплечьям мужчины. Темная кровь потекла на простыни, но не впиталась в нее, а, будто живая, потекла к очагу, исчезая в пламени. Мужчина выгнулся под девушкой, почти выламывая суставы. Она же наклонилась к нему, обхватив его голову ладонями, и поцеловала лоб.

— Тихо, тише, мой господин, мой слуга… иди на мой голос. Оба идите…

Мужчина снова выгнулся, а из его горла вырвался звериный рык. Глаза, до этого закрытые, широко распахнулись и наполнились голубым светом, а отросшие когти располосовали ладони.

Дэва, чуть надавливая, провела ладонями, разминая сведенные мышцы. Сев ровнее, она распустила ленты, стягивавшие тунику на плечах, и белая тончайшая ткань заструилась по телу, собираясь складками на бедрах.

Огонь в глазах мужчины вспыхнул ярче и он, резко дернувшись, закинул связанные вместе руки за спину девушке и рывком перевернулся, придавив ее к кровати. Дэва лишь усмехнулась на это. Она погладила скулу дэвата:

— Нет, с твоим столь явным присутствием, это не пройдет, Страж. Уйди в тень своего человека, но е дай ему думать.

Мужчина утробно заурчал, подставляясь под нехитрую ласку. Свет в глазах его чуть померк — будто угасающие угли. Он чуть сильнее напряг мышцы рук, разрывая непрочную ткань, стянувшие запястья и крепче обнял дэву.

Влажный жар от зелья, кипящем на очаге, и огонь, плавящий кровь в венах, не давали сердцу биться спокойно. Его заполошный стук ощущался под кожей у виска, на шее, тонких запястьях…

Молодой мужчина даже не целовал — нежно гладил губами тело своей любовницы, очерчивая ладонями округлую грудь. В ответ на ласку, она чуть приподняла бедра, плотнее обхватывая ногами дэвата. Девушка разрешала касаться себя, но сама была сдержаннее, и лишь играла с волосами мужчины.

Их движения были плавными и неспешными — обнаженные влажные тела упруго скользили друг о друга. Более не было сказано ни слова, лишь только судорожное дыхание срывалось с губ. Когда все закончилось, дэват благодарно поцеловал девушку в висок и, скользнув ниже, уткнулся лицом в ее живот. Немного полежав так, мужчина перевернулся и лег на спину, устроившись головой на бедрах девушки. Она же в свою очередь лениво переставила ноги ему на грудь. Так они и задремали, словно предъявляя права друг на друга.

Последние капли крови дэвата скользнули в огонь, пламя вспыхнуло и опало, загаснув совсем. Черная вязкая вода перелилась через край оплавленного серебряного котла, окончательно растворяя его истончившиеся стенки и смешиваясь с золой. Вода загусла, замерла большим комом. На ее поверхности образовалась пленка. Через некоторое время под ней стало заметно движение, пленка разорвалась, и из-под нее выполз черный волк. Он открыл глаза — и в них переливалось двухцветное пламя — голубое и алое. Зверь тонко заскулил, подполз к любовникам и заснул у них под боком.

2014.01.30