Зимняя сказка (гет)

У нашего дела есть одна неприятная особенность: занимаясь им, ты должен перестать быть джентльменом. Надо забыть обо всех хороших манерах и правилах приличия. Должен ли мужчина помочь попавшей в беду женщине? Странный вопрос. Чаще всего, нет: ловушка в виде женщины — пошлая банальность, самая примитивная уловка. «Попался на мякине», — как говорится. Впрочем, не помочь женщине иногда тоже может выйти боком. Начнут посматривать косо: «Странный какой-то тип, не помогает даме. Не присмотреться ли нам к такому джентльмену?»

Должен ли джентльмен защитить ребенка? Ребенок вполне может быть подослан, чтобы устроить провокацию. Может ли джентльмен распространять гадкие сплетни о даме? Безусловно, если это нужно для компрометации человека, вброса информации, провокации на разговор с целью получить верные сведения… Да мало ли для чего! Впрочем, могут и намеренно злословить, что некий мистер Имярек — ловелас, подонок и картежник. Чтобы потом проверить, кому ты понесешь эту информацию. И выявить твои контакты.

Нужно ли выручить друга деньгами? Сложный вопрос, ибо деньги могут быть помеченными. Например, для организации провокации. Для использования соответствующих банкнот в махинации. Но иногда не выручить друга может выйти себе дороже. Обиженный на тебя друг — идеальный объект для вербовки, ибо знает многое из твоей подноготной. А иногда самые незначительные наблюдения оказываются важными и интересными. Наше дело — зазеркальный мир, где на подозрении все.

Японцы знали об этой стороне жизни с незапамятных времен. Когда мы шли с Сайго Такамори через мост в саду Сюккэйэн, он рассказал мне притчу о несчастном Ито Фурияме. Этот добрый и отважный самурай удивлялся, почему его всегда по жизни преследуют одновременно две женщины. Одна из них — милая и нежная, которая шлет радость и улыбки, вдруг по прошествии нескольких месяцев превращается в злобную фурию, устраивая истерики почти каждый день. На ее фоне снова появлялась милая девушка, к которой он начинал тянуться после кричащей фурии. Про себя Ито-сан называл их «хорошая» и «плохая». Он прогонял «плохую» с надеждой, что обретет счастье с «хорошей», как вдруг его мечта превращалась в такую же фурию.

— Больнее всего почтенному Ито-сану было Пятого мая, когда «хорошая» забывала поздравить его с Днем Рождения*. Она поздравляла его холодно и на следующий день, забыв сделать подарок, хотя до этого всегда присылала их по куда менее значительным поводам. Зато «плохая» поздравляла его, не забыв сказать что-то неприятное…

— Бедняга… — только и смог выдавить я из себя, глядя на темно-зеленую ветку пихты. В японских садах даже хвойные деревья имеют необычный цвет — то ли из-за влаги, то ли из-за солнечных лучей…

— В поисках ответа Ито-сан пошел в монастырь Энряку-дзи на горе Хиэй, — продолжал Такамори, посмотрев на цветущие в пруду белые лилии. — Пожилой сохэй** внимательно выслушал его и сказал: «Видишь этот солнечный луч? Твое дело мне яснее, чем он. Ты никак не хочешь выучить урок Неба, что именно „хорошая“, а не „плохая“, предаст тебя!».

— Но зачем Небу нужно было преподносить такой мудреный урок Ито-сану? — спросил я. Горбатый мостик через пруд слегка закрывала группа карликовых деревьев на насыпном острове с гравием, что придавало саду дух светлой тайны.

— Такой вопрос задал и сам Ито-сан. Почтенный сохэй ответил: «Небо хочет, чтобы ты научился отличать истинное от показного. Верить не словам, а делам. Та, которую ты называешь ‚плохой‘, интересуется каждый день твоими делами, путь даже портит тебе настроение. Та, которую ты называешь ‚хорошей‘, лишь нежно отвечает на твои знаки внимания, завлекая тебя ради своих корыстных целей. И Небу грустно, что ты выбираешь не внимание, а слова и пыльцу».

Я посмотрел на придорожный фонарь с резной лапой. Затерявшиеся в густых зарослях, он напоминал какое-то сказочное существо, решившее заснуть возле дороги.

— Вы тоже не верите громким словам, Сайго-сан? —  вздохнул я.

— Я предпочел бы взять в бой слугу, который молча перевяжет товарищу ногу, чем слугу, который до боя бьет себя в грудь и кричит на весь сад Эдо о том, как он верен своему Господину, — кивнул мне Сайго Такамори.

Темно-зеленая густая ряска пруда колыхнулась, и мне почудилось, будто какой-то водный дух услышал наш разговор.

* * *

«Прощупку» Арнольда я начал, как ни странно, с милой миссис Блишвик — на следующий день после моего визита в министерство. В моей голове уже созрел план эксперимента с зеркалами: я решил прощупать их посредством корейского фонаря. Это изобретение я приобрел в свое время на волшебном рынке Сеула, и затем с помощью пожилого Чжао Линя усилил его мощь. Улавливая лучи в течение нескольких дней, мой фонарик сможет определить, как далеко находится посылающий их источник. В случае опасности он, напротив, пошлет владельцу сигнал тревоги. Предупредив обрадовавшуюся леди Блишвик, я сразу же установил ловушку в комнате и попросил ее зайти через пару-тройку дней, чтобы снять показания. Я также попросил даму положить свою нежную ладонь на фонарь, чтобы он признал в ней хозяйку.

На этот раз Мисапиноа Блишвик, облаченная в светло-голубое платье, оказала мне замечательный прием. Напоив меня вкусным чаем, она позвала меня в гостиную с клавесином. Покуда я с восхищением смотрел не ее ловко бегавшие по клавишам длинные пальцы, она, казалось, целиком ушла в царство звуков, время от времени бросая мне легкие улыбки синих глаз. Я не заметил, как ее чарующая музыка подошла к концу. Между тем, миссис Блишвик, закончив менуэт Гайдна, посмотрела на стоявшую в отдаление так похожей на нее статую Венеры. Я, поблагодарив хозяйку, посмотрел на часы.

— Спешите, мистер Роули? — мне показалось, что в голосе Мисапиноа Блишвик мелькнула нотка разочарования. Сейчас она ничуть не напоминала ту доверчивую одинокую девушку, которую я видел в прошлый раз, а снова казалась неприступной светской дамой.

— Скорее, задумался, дома ли Арнольд, — сказал я, все еще удивляясь, как именно ее тонкие пальчики могут порождать такие дивные россыпи звуков. — Я сейчас живу у него. Знаете, миссис Блишвик, скажу вам по секрету: Арнольд сейчас не в лучшем состоянии.

— Я вас понимаю, мистер Роули, — кивнула мне хозяйка. — Мы все, поверьте, переживаем за мистера Бэрка. Как Рафаэлла могла с ним так поступить — уму непостижимо…

— А вы знакомы с Эрнестом Малфоем? — Я не мог отказать себе в удовольствии перевернуть ей ноты движением пальцев, и красавица с легкой улыбкой приняла мой жест.

— На самом деле, не очень, — покачала дама головой. — Он младший сын мистера Френсиса Малфоя. Старший сын, Арквелл Малфой, почтенный джентльмен, удачно женат на бывшей мисс Кэролайн Нотт… Зато младший… Отец с шестого курса с ума сходил от его выходок и кутежей.

— Надеюсь, он не был чем-то вроде Энтони Добсона? — засмеялся я.

— Нет, — миссис Блишвик также не смогла сдержать улыбку: слишком хорошо все ученики Хогвартса знали этого гриффиндорца. — Младший Малфой не настолько забавен. Одно время он играл и стал проигрываться в прах. Престарелый Френсис Малфой просто хватался за голову от выходок своего младшего отпрыска, но оплачивал долги.

— Значит, он беден? — уточнил я.

Женщина тем временем снова посмотрела в ноты, словно размышляя, что именно сыграть. Глядя на нее я почувствовал странный укол: впервые в жизни кому-то хотелось сыграть для меня. Или я снова стал жертвой иллюзии и принимаю обычную вежливость хозяйки за…

— Да, отец старался держать его в узде… — Миссис Блишвик задумчиво посмотрела на темно-синюю вазу с важно прохаживавшимися цаплями. — Но… Потом Френсис нашел миссис Бэрк и стал требовать от нее деньги.

Что же, пока все выглядит логично: Рафаэлла трясла с мужа деньги, чтобы оплачивать игру любовника. Или Арнольд, зная о вкусах Малфоя, умело построил эту легенду. Тогда это тоже ответ: легенду придумывали профессионалы. Я бы и не усомнился в его рассказе, если бы собственными глазами не увидел могильный камень с надписью «Рафаэлла Бэрк».

— А сейчас Малфой расхаживает с Рафаэллой по светским приемам в Лондоне? — уточнил я.

— Нет-нет, — живо ответила Мисапиноа. — Они уехали в прошлом году на континент. Кажется, сначала в Париж, затем в Баден-Баден и даже на Сицилию… Разве что Эрнест Малфой иногда приезжает к отцу за деньгами.

В десятку! Малфой с Рафаэллой на континенте — ищи-свищи, жива Рафаэлла или умерла. Правда, для этого нужно, чтобы Малфой был в сговоре с Арни. Но почему бы Малфою не сохранить легенду, если Арнольд подкидывает ему деньги? Интересно, есть ли колдографии Малфоя с Рафаэллой…

— Самое отвратительное, — невозмутимо продолжала миссис Блишвик, — что Малфой и миссис Бэрк афишируют свою связь! Про них даже писали в «Ведьмополитене». Представьте, мистер Роули, какой скандал: выставлять свою связь напоказ! — на ее губах появилась гримаса отвращения.

— А когда это было? — самой собой вырвалось у меня, хотя умом я понимал, что сейчас надо быть максимально осторожным.

— Кажется, осенью пятьдесят третьего года… — Мисапиноа, хвала Мерлину, кажется не заметила ничего подозрительного. — Да, действительно… — Она посмотрела на стоявший в дельфтской вазе букет сухих физалисов.

— Не могли бы вы показать мне этот номер, миссис Блишвик? — спросил я, начав от нетерпения расхаживать по комнате.

— Да, конечно… — опустила дама длинные ресницы. — Если только не забросила его куда-нибудь.

Хозяйка дала указание эльфийке, и та через минуту принесла пару старых номеров «Ведьмополитена». Миссис Блишвик легко нашла нужную статью с колдографией: журналистка Мирин Квинсли расписывала взахлеб о «дружеском путешествии» по Европе мистера Эрнеста Малфоя и миссис Рафаэллы Бэрк. С колдографии они оба улыбались счастливыми улыбками, причем миссис Бэрк кокетливо поправляла поля шляпки. Мирин взахлеб рассказывала о том, что мистер Малфой преподнес ей «дружеский подарок» — платье за восемьсот галеонов.

«Хороша, а?» — донесся до меня голос Арнольда из того времени, когда мы вдвоем теплым майским днем брели мимо Черного озера. Малышка Рафаэлла Хорнби стояла на берегу в окружении подруг, о чем-то весело болтая с ними.

«Хорнби — гнусь», — ответил я ему из нынешнего мира и тут же осекся. Веселая Рафаэлла Хорнби, ставшая Бэрк, мирно спала в могиле.

— Но как Малфой преподнес ей такое дорогое платье, если Рафаэлла оплачивала его карточные долги? — удивился я. Незаметно для самих себя, мы с миссис Блишвик склонились над столом, и она случайно прижалась к моему плечу.

— Признаться, не думала об этом… Вы снова ставите меня в тупик своей наблюдательностью, мистер Роули, — покачала дама головой. — Думаете это…

— Ложь? — закончил я за нее фразу. — Да, пожалуй. Ложь…

— Но зачем?

В синих глазах дамы зажегся веселый огонек. Сейчас, стоя рядом со мной, она напоминала шаловливую девчонку, которая столкнулась с интересной загадкой. И мне вдруг до боли, до ломоты суставов захотелось приобнять ее талию и поцеловать. Я пристально посмотрел ей в глаз, и она, выдержав с минуту мой взгляд, вдруг опустила веки.

«Ну же… Смелее!» — попытался подбодрить я самого себя. Но я, естественно, этого не делаю — слишком великом риск сорвать всю операцию.

— Не могли бы вы ненадолго одолжить мне этот номер? — осторожно спросил я.

— Да, конечно… Почему нет? — мне показалось, будто в голосе миссис Блишвик мелькнула нотка разочарования. Я осторожно левитировал журнал в свой внутренний карман.

Однажды, когда я проходил специальные курсы подготовки, я услышал фразу, которая мне всего помогла в работе. Наш преподаватель Трелони Хиггз говорил: ‚Каждый из фактов в отдельности не значит ничего. Но все вместе они складываются в определенную и весьма неприятную мозаику‘.

* * *

Попрощавшись с миссис Блишвик, я аппарировал на кладбище. На душе стояло странное и немного неприятное чувство, что я чем-то — не скажу, что обидел, но как-то задел миссис Блишвик. На магловских кладбищах конторки служащих находятся возле входа. Вот она, деревянная, напротив ажурных вычурных ворот. Значит, мой путь лежит туда.

Я не спеша вошел в маленький домик. Кладбищенский сторож оказался невысоким плотным старичком с белыми бакенбардами: такими модными в дни моей молодости. На столе возвышался небольшой металлический кофейник. Смотритель сидел за столом, накрытым черной бархатной скатертью и писал какие-то бумаги. Не знаю почему, но старичок показался мне ужасно симпатичным. Можно было бы применить к нему «Imperio», но мне показалось это нечестным. Поэтому я решил сначала сыграть с ним в открытую.

— Добрый день, мистер… — улыбнулся я, поставив у входа зонт-трость.

— Найф! — старичок оказался весьма дружелюбным и охотно кивнул. — Энтони Найф, служу здесь уже шестнадцать лет, с тех пор, как стал не нужен на фабрике мистера Айкрофта. Не поверите, мне повезло, и я получил неплохое место…

Слезинка в глазах говорила, впрочем, о том, что старик о чем-то жалеет. Впрочем, сейчас мне это было только на руку.

— Понимаю вас, — ответил я. — Если позволите, презентую небольшое угощение. Я протянул ему заранее заготовленный пакетик китайского чая. Как неудобно у маглов — нужно не левитировать, а протягивать руками.

— Вы настоящий джентльмен! — всплеснул руками старик. — Спасибо, сэр, вы очень добры, — улыбнулся он. — Буду рад помочь, чем смогу.

— Я только что вернулся из-за границы и хотел бы узнать о погребении моей родственницы… — начал я.

— Охотно… — старик поднялся и подошел к полке, где лежали старые журналы. — Как ее зовут?

— Миссис Рафаэлла Бэрк. Очень хочу навесить ее могилу, — я постарался придать лицу постно-торжественное выражение, как и положено, когда желаешь отдать дань памяти не самому близкому, но всё же родственнику.

— Может быть, вы помните дату смерти? — старик взял со стола лупу, украшенную дешевой оправой с претенциозными виньетками.

— Кажется… — наморщил я лоб… — Это было в конце пятьдесят третьего года. В октябре или ноябре… — покачал я неопределенно рукой.

Разумеется, я могу опираться только на журнал миссис Блишвик, но все же это лучше, чем ничего. Если она умерла в сентябре или в декабре придется вкручиваться — мол, запамятовал. Хотя для человека, вернувшегося из заграницы, это вполне объяснимо.

— Замечательно… — сухие пальцы старика уже бегали по страницам. — Да, действительно, — посмотрел он в журнал. — Миссис Рафаэлла Бэрк похоронена 13 октября 1853 года. Причина смерти — острая форма чахотки, — заключил он. — Копия свидетельства о смерти прилагается, — сейчас его очки забавно съехали на нос.

— Можно взглянуть? — протянул я руку.

— Безусловно. — Старик зажег желтую свечу, так как за окном стояла глухая мгла. Маглы всегда забавно чиркают спичками и подносят огонь.

Я быстро взял бумагу. Да, сомнений не было — все по форме.

— Доктор Фицгрейв… — посмотрел я на подпись. — Полагаю, похороны были организованы хорошо?

— Честно, не помню… Хотя, подождите… — на лице кладбищенского сторожа мелькнула тень. — Это было под вечер. Да, да, под вечер, — старик, похоже, о чем-то вспоминал. — Эту молодую леди похоронили скромно — всего вчетвером или впятером. Муж, его кузина и еще трое мужчин, представившихся слугами. Муж был убит горем.

— Кузина? — переспросил я. Интересно, кто мог быть с Арнольдом в такой день?

— Да, кузина… Мистер был совсем убит горем, и она поддерживала его. Знаете, я вспомнил, она была выше его на целую голову, а то и больше.

— А, наверное, это Маргарет, — вздохнул я, имитируя понимание. Хотя, понятное, дело, никакой высокой кузины Маргарет у Арни не было. — Такая высокая и белокурая, с вьющимися волосами? — сымпровизировал я.

— Нет… — покачал старик головой. — Нет… Она была черноволосая и в черной вуалетке. Вся черная, — почему-то понизил он голос.

Наградив старика монеткой, я побрел к могиле Рафаэллы. Моросил противный ливень, смывавший утренний иней с могильных камней. Рассеянно набив трубку, я с наслаждением закурил. Такой кузины у Арнольда я не помню — надо будет уточнить при первой возможности. И поискать доктора Фицгрейва… Впрочем, все это были вполне решаемые мелочи на фоне той задачи, что мне предстоит.

Я посмотрел на черный камень с незамысловатой надписью имени Рафаэллы. Арнольд не побоялся выцарапать его — оно и понятно. Кладбище магловское, Рафаэлла якобы на континенте — кому взбредет в голову ее искать? Гораздо важнее успеть проводить русского императора на кладбище: тогда можно будет подумать о мире, завершающим эту несчастливую войну. Я уже примерно представляю, как можно решить задачу. Это должно быть что-то вроде очень мощного обскура, который охватит императора Николая во время прогулки. Вопрос в том, как его генерировать в правильном направлении,

Дождевые капли стекали с чугунных и мраморных оград. Идея вроде бы правильная, но у обскура есть два недостатка. Первый — его наверняка заметят и нейтрализуют русские маги. Вторая — управлять им будет чрезвычайно сложно. Невидимый и очень могущественный обскур? Я пыхнул трубкой. Такого в природе вроде не бывает. Или бывает?

Что еще хуже: русские маги (а им, выученным в Дурмстранге, пальчик в рот не клади!) сразу заметят смерть императора от обскури. Значит… — я снова затянулся дымом… — значит мой обскур должен быть еще и невидимым для других.

* * *

Война войной, а новогодних радостей никто не отменял. Кстати, о Новом Годе. Это в наши дни он стал напоминать праздник, превратившись во «второе Рождество». Во времена моей молодости понятие «Новогодняя ночь» не имела того магического ореола, как сейчас. Праздник ограничивался торжественным приемом и пышным балом, который давал кто-то из богачей. Даже Арни при всем его состоянии не потянул бы новогодний бал. Обычно это делали Блэки, Малфои, Нотты, реже — Гринграссы, Поттеры или Слагхорны… На этот раз бал давали Нотты. Поэтому я ничуть не удивился, когда утром 31-го декабря получил сову с пергаментом, на котором золотыми буквами был выведен текст приглашения.

— Идешь? — Арнольд посмотрел на меня с надеждой за завтраком.

— Почему бы и нет? — ответил я. Никогда не был любителем каши, но его эльф, надо отдать должное, готовил овсянку очень вкусно — с малиновым варением.

— Отлично… Нас ждут красотки! — облизнулся Арнольд. — Кто знает, может в первый день года и удастся снять с одной благородной дамы чулочки?

Разговор был явно на грани провокации, но я решил подыграть другу.

— Ты знаешь: я поддерживаю любые хорошие идеи, — ответил я.

— Да я помню, что ты циник и гедонист, — хмыкнул Арни, приступая к кофе. — Спокойный гедонист, — поднял он палец.

— А почему я должен быть беспокойным? — почти искренне удивился я, следуя примеру друга в отношении кофе. Он, надо сказать, отменный.

— Ключ от корсета девиц нам дадут вряд ли… — бросил Арнольд. — Маменьки и бонны начеку их чести, да и сами они еще пугливые.

— Ты проявляешь удивительную догадливость! — ответил я притворно-дурашливо, рассматривая кофейник.

— Зато молодые замужние дамы, уставшие от пожилых мужей… — в глазах Арни блеснул плотоядный огонек. — Большинство из них в постели — настоящие амазонки! Хорошо бы попробовать некоторых…

«Пока что попробовали твою жену, недоделанный Дон Жуан», — ехидно подумал я. Впрочем, не исключено, что и не попробовали… Можно, разумеется, ударить его заклинанием, но… Мои противники по игре, как я уже говорил, наверняка просчитали этот мой ход и ждут, когда я его совершу. Не дождутся. Я буду действовать иначе.

— Не хотел тебе говорить, но правду знать нужно, — вздохнул я. Арнольд настороженно посмотрел, как я движением пальцев достал из внутреннего кармана «Ведьмополитен» и отправил его другу. Страницы зашуршали и сами собой расковались на нужной статье.

К моему удивлению, Арни отреагировал весьма флегматично.

— Да знаю, знаю, — небрежно махнул он рукой. — Ну что взять с мерзавки? Если бы я только мог с ней развестись… — присмотрелся он к колдографии. В моем друге, похоже, пропал неплохой актер: я бы, пожалуй, даже поверил бы в его искренность.

— А нельзя развестись? — закурил я, наслаждаясь трубкой вместе с черным кофе.

— В том-то и дело, что нужно согласие этой твари… — в глазах Арнольда мелькнула такая холодная ярость, что на мгновение я обрадовался тому, что не являюсь Рафаэллой.

— Ну напиши в коллегию министерства, скажи, что особый случай… — продолжал я пускать дым. — Твой случай не самый простой. Вдруг да пойдут навстречу?

С минуту Арнольд стоял напротив меня, как вкопанный, а затем начал нервно прохаживаться по столовой.

— Да, пожалуй… Мне эта мысль и в голову не приходила… Хорошо, что ты есть старина! Хотя скандал…

— А сейчас у тебя не скандал? — с удалением показал я на колдографию в журнале. — Куда уж тебе больший скандал?

— Ты, кстати, помнишь, что сегодня у нас не просто бал, а бал-маскарад? — обернулся ко мне Арнольд. — Маски нужны!

Это было скверно, потому как никакой маски у меня не было. Да и не любитель я карнавальных принадлежностей. Я еще раз посмотрел на колдографию Малфоя с Рафаэллой. Забавный тип этот Малфой… Из тех, которые выиграют с азартом галеон, а проиграют сто.

— А ты в чем идешь? — осторожно спросил я Арнольда.

— Я? А, у меня уже есть костюм Палладина! — торжественно произнес он. — Вульф! Крикнул он эльфу и тотчас вышел в соседнюю комнату. Я спокойно пожал плечами и углубился в газету. Самое время поразмышлять о возможности сделать обскур невидимым.

Думать мне пришлось недолго. Арнольд появился через несколько минут в роскошных рыцарских латах, с забралом и плаще. Я окинул его странноватый взглядом, почему-то подумав о том, были ли наши средневековые предки такими же беспробудными пижонами.

— Судя по плащу, ты принадлежишь к Тевтонскому ордену… — спокойно сказал я.

— Да… Ну почему бы и нет? — немного замялся Арни. — Может, и ты чего подобное закупишь? — бросил он.

Укол брошен как бы невзначай, но при этом он, надо сказать весьма болезненный. В переводе на нормальный язык: «Вы, Роули, беднота, чтобы позволить себе купить такую роскошь». Что же, спорить не стану.

— А мне много ли надо? — пожал я плечами. — Маску куплю. Белый шарф тоже есть. Смокинг и тросточка — чем не костюм лорда Рутвина?

— Лорда Рутвина! — Арнольд, отойдя, звонко, хотя и немного наиграно рассмеялся. — Лорда Рутвина… Это же надо — за бесценок пойти на бал!

— Ты имеешь что-то против? — бросил я веселый взгляд на друга.

После завтрака я, пользуясь возможностью, аппарировал в Косой переулок, где приобрел небольшую, но весьма симпатичную маску. Затем, не обращая внимание на смесь дождя с редкими мокрыми снежинками, побрел в Лютный переулок. В мои времена он выглядел иначе, чем сейчас — вместо магазинов виднелись редкие книжные лавки. Пообщавшись с продавцами относительно обскуров, я всё же приобрел несколько книг и аппарировал домой. А еще через час мы с Арнольдом, парадно одетые и с вычищенными до блеска штиблетами, аппарировали на праздник.

Каминные решетки выходили в огромный зал. Через каждую из решеток почти ежеминутно приземлилисьлюди. Большинство из них были либо семейные пары, либо матери с дочками, для которых, возможно, сегодня был первый выход в «большой свет». Зал был построен в модном ныне античном стиле: громадное помещение с мраморными колонами, украшенными древнегреческими барельефами. (Разумеется, наколдованными — купить столько подлинников Нотты были бы не в состоянии). В воздухе парили огромные позолоченные подсвечники со свечами.  В центре зала высилась модная египетская стелла, украшенная загадочными письменами. Разумеется, фальшивыми — большинство египетских надписей содержат в себе сильные черномагические формулы, и даже Нотты едва ли осмелились бы выбить их напоказ. Однако гости спешили посмотреть на такое чудо. Я оглянулся: стены украшали рождественские венки из остролиста, ели и омелы. 

— Это прихожая, — с важным видном стал пояснять мне Арни, словно я приехал из глухой провинции.

«Без тебя знаю», — подумал я, глядя на Арнольда. Все вокруг были в карнавальных костюмах: мужчины в масках грифонов, драконов, гиппогрифов; дамы — или в легких черных полумасках с блестками, или в масках водоплавающих птиц. Глядя на это великолепие, мне казалось, что птицы словно приглашают хищников начать поскорее на них охоту.

Только сейчас меня осенило, что Нотты не стали устраивать праздник у себя дома: они арендовали какой-то особняк. Кажется, особняк приемов министерства. Пожилые миссис Малфой и миссис Слагхорн стояли в отдалении и болтали друг с другом. Понятия не имею, зачем им ходить на балы — в танцах они давно списанные фигуры, а для сплетен им вполне хватит театра. Или не хватит?

— Ладно, идем наверх, — пробормотал Арнольд. — Главный праздник будет там.

Со стороны египетской колонны послышался шум. Толпа поклонников окружила мисс Олеандру Бэрк, которая надела оригинальную маску из жести, точь в точь копирующие черты ее лица. В своем желтом платье она напоминала тропическую птицу.

— Твоя кузина? — бросил я Арнольду.

Мы походили к бесформенной массе, пройдя через которую можно было попасть на лестницу. Гости, насмотревшись на египетскую колонну, с веселым смехом ныряли в нее. Глядя на этот разноцветный парад перьев, платьев, масок и перчаток было трудно представить, что где-то под Севастополем и Евпаторией солдаты зарываются в промерзжшую каменную землю.

— Моя… У меня их Мерлин знает сколько… — махнул рукой мой друг. — Потому и состояние наше всё делится…

Вот прекрасный повод начать действовать! Мы как раз вышли на громадную мраморную лестницу, так похожую на главную лестницу Хогвартса. Как и в школе, здесь на перилах лестничных пролетов горели фонари, отбрасывая бежевые и голубоватые матовые облака на перила. Кое-где стояли гости, беседуя друг с другом. Иногда они снимали маски, показывая настоящие лица, но ненадолго: похоже на этом балу снятие масок не приветствовалось.

— Слушай, а как зовут ту твою кузину — высокую, черноволосую? Запамятовал: Белинда или Иоаланта? — импровизировал ваш покорный слуга.

— Это какую? — голос моего друга не выражал ничего, да и маска скрывала его лицо.

— Ну такая… Выше тебя, черная… Помнишь, она гостила у тебя дома, когда я был у тебя то ли на третьем, то ли на четвертом курсе?

— Не помню… Да, слушай, у меня их столько, что Мерлин разберет!

Не вышло. Но не страшно, важно, что пробный шар я все вбросил. А там видно будет…

— Добрый день, джентльмены!

Мы обернулись и не смогли сдержать улыбку. Навстречу нам подошло милое семейство Блишвиков. Мистер Блишвик был плотно упакован в смогинг оранжевого гриффона; его спутница — в легкое белое платье с черной полумаской-очками. Ее синие глаза смотрели радостно: словно она была безмерно счастлива, что вышла в свет.

— Добрый вечер, — чуть наклонил я голову. — Рад встретить знакомых на этом балу

— Тем более, что они у вас, мистер Роули, в Англии немногочисленны! — рассмеялся мистер Блишвик, щурясь на отблеск фонаря.

— Зато ваша супруга, подозреваю, обожает балы! — улыбнулся я. Но Джамбо Блишвик, уже потеряв ко мне интерес, начал обмен любезностями с Арнольдом.

— О, эта моя легенда, мистер Роули! — Мисапиноа Блишвик улыбнулась. — За свой второй сезон, первый после моего выпуска из Хогвартса, я побывала на 50 балах, 60 вечеринках, 30 ужинах и 25 завтраках!** — Она бросила демонстративно равнодушный взгляд на лестничные фонари, но я понимал, что красавица едва сдерживает улыбку.

‚Значит, зима с сорок четвертого на сорок пятый год‘, — почему-то сосчитал я про себя. Только сейчас я заметил, что ее тонкие перчатки до локтя были не чисто белыми, а бежевыми. Или они были настолько дорогими, что меняли цвет в зависимости от света фонарей?

— А какие танцы любите вы, сэр Ланселот? — Мисапиноа Блишивик посмотрела на меня со смесью лукавства и снисходительного любопытства — как всегда смотрит женщина, ощущая где-то свое превосходство.

— Я не большой любитель танцев, — вздохнул ваш покорный слуга.

— А я ожидала этот ответ, мистер Роули, — дама сделала изящное движение подаренным мной японским веером. К моему удивлению ее муж окончательно оставил нас и отошел к фонарю вместе с Арнольдом.

— Неужели я так неуклюж? — притворно вздохнул я, рассеянно глядя на идущую с мужем Гортензию Макс — дальнюю родственницу Эллы Макс, которая не так давно стала женой полоумного Сигнуса Блэка. Она как раз сняла маску утки, и ее можно было опознать.

— Нет, вы слишком большой рационалист, — глаза Мисапиноа улыбнулись легким светом. — А танцы, пение — это чувства, а не разум. Мне кажется, вам было бы невыносимо, если бы что-то пошло не по вашему плану. А здесь можно случайно не поймать верный такт, и любой, самый прекрасный план, разлетится вдребезги.

— Наверное, вы правы, — улыбнулся я, глядя, как старший сын Малфоя, облаченный в пижонский смокинг с белой розой, оказал нарочитые знаки внимания мисс Макс. — Я вот не понимаю, как люди могут играть в казино.

— Не удивлюсь, — уже серьезно сказала миссис Блишвик. — В игре обстоятельства могут сыграть не в вашу пользу. «Так пала карта», — как говорит мой муж. А вы этого не перенесете. В отличие от вашего друга Арнольда.

— Арни… То есть Арнольд… Играет? — уточнил я, стараясь всеми силами скрыть свое изумление. Свечи вспыхнули ярче, осветив стоящую поодаль группу вокруг престарелой миссис Слагхорн. Ее мантия цвета индиго ужасно отдавала позапрошлым веком.

— Вы не знали? — хлопнули синие глаза миссис Блишвик. — Странно, я полагала, что вы его ближайший друг, мистер Роули.

— Я же только вернулся из путешествия, — чуть извиняюще улыбнулся я.

— Да, и все же… Мистер Бэрк давний игрок и в карты и на бирже. Мой муж не перестает удивляться состоянию Бэрков, — понизила голос Мисапиноа Блишвик. — Регулярно проигрывает, но всегда рассчитается до последнего галлеона и делает высокие ставки.

— Арнольд, видимо азартный игрок… — бросил я.

— Невероятно! — уже искренне удивилась миссис Блишвик. — А вот вы, сэр Ланселот, уверена: вышли бы из игры после первого выигрыша, — снова махнула дама веером.

Это меняет дело. Я присмотрелся к Арнольду, погружённому в беседу с мистером Блишвиком. Неудачливый игрок, который аккуратно платит долги и делает крупные ставки. Что если, например, его долги частично оплачивает некто? Некто, кто велел ему рассказать фантастическую историю про его связь с миссис Блишвик. Некто, велевший повесить картину с изображением горы Дондоро и цитатой из ‚Бусидо‘ накануне похода в театр. Некто, поведавший ему о моих странствиях в Китае и истории с Джулией. Некто, нашедший стих про Небесных фей… Тогда понятно, почему он безропотно выполняет любой приказ этого Некто…

«Мы не юристы, и у нас не действует правило „Кому выгодно?“ — горько учил нас профессор Эйвери. — В политике десятки игроков, и о существовании некоторых фигур мы можем даже не подозревать. Какие у них интересы — мы не знаем. Мы даже не уверены, имеем ли мы дело с чьими-то интересами или операцией прикрытия — созданием у нас иллюзий, что кому-то это выгодно».

— Ладно, нам с мужем пора… — легко улыбнулась миссис Блишвик, словно пытаясь зачем-то меня уколоть.

— Боюсь, и нам с Арнольдом тоже, — ответил я. — Вы до скольки здесь будете примерно? — чуть насмешливо спросил я.

— До утра примерно! — ответила мне Мисапиноа, и я не мог подавить изумление: не думал, что у нее такой острый, насмешливый язык.

Мистер Блишвик и Арнольд подходили к нам — похоже, они были вполне довольны своей беседой. Но наше расставание так и не получилось, потому что в следующее мгновение мы все четверо едва подавили крик изумления: мимо нас шествовали, взявшись за руки, Эрнест Малфой и Рафаэлла Бэрк, облаченная в кремовое чуть легкомысленное платье в античном стиле. Малышка порхала настолько легко, что, казалось, от счастья сейчас полетит над ступеньками.

— Мерлин… — прошептал мистер Блишвик.

Я осторожно положил руку на плечо Арнольда: крепись. Мой друг, ничего не ответив, подошел к перилам. Мне показалось, что он как может мобилизует силы, чтобы скрыть свои чувства… Впрочем, какие чувства? Разве Рафаэлла не мертва и не покоится под черным камнем? Нет, она шествует рядом с Малфоем, отрывая от пола кукольные туфельки. Ее карие глаза смотрят вокруг внимательно и четко. Вот повернулась к Малфою и приступила к разговору. Схватив за руку Арнольда, я потянул его в бальный зал.

Главная комната была украшена стандартно. Двенадцать елей с игрушками по бокам, наколдованный снег, не долетавший до голов, а в центре громадный фонтан. Гости уже собирались полукругом, беря у эльфов бокалы с вином. «Покойница» тоже не преминула воспользоваться этим. А вот вести бал Нотты наняли немецкого карлика-цверга Крейсвера. Вот он, невысокий и с бабочкой… Взмах — и на елках загорелись гирлянды и свечи. Девять часов. Начало бала.

В мои времена среди волшебников еще не были приняты парные танцы. Австрийский вальс, уже покорявший маглов, считался у нас неприличным. Это в Дурмстранге немецкое отделение в те времена заразило вальсом всю школу, и русской администрации пришлось смириться. А вот в Хогвартсе впервые штраусовский вальс «Радости жизни» дадут на рождественском балу 1899 года — под занавес столетия. Затем вообразить себе школьный праздник без «Утренних листков» Штрауса стало просто невозможно. Но тогда в конце пятьдесят четвертого, все танцевали парадно и чинно. Открывали «Полонезом» — не танцем, а парадным шествием гостей. Затем шел торжественный менуэт, уже вышедшим из моды у магглов. Затем следовали аллеманда, павана, каскард, ригодон и паспье, перемежавшиеся контрдансами. Торжественно и чинно, без всяких вольностей: как во времена Георга III.

Необычное началось с полонеза. Рафаэлла Бэрк к моему изумлению оказалась в одной паре не с Малфоем, а со мной! Ничего особенного в этом, конечно, не было: в полонезе гости часто идут парами, как Бог пошлет, хотя старые ханжи сразу подозревают, у кого с кем есть связь. Мы с Рафаэллой шли пятой парой, и мне время от времени приходилось подавать ей руку. К моему удивлению миссис Бэрк бросала на меня пристальные взгляды, а на одном из повороте легко, как бы невзначай, погладила пальчиками мою руку. «Я здесь и с тобой, не волнуйся», — словно говорил ее жест. Разумеется, никто в толпе этого не заметил, но я понимал, что этот жест послан мне не просто так.

«Ты ведь за год уже подгнила в земле», — подумал я, глядя на ее кремовое платье, отражавшее отблески летавших свечей.

«Поди это докажи», — ответил я себе. Впрочем, может, я ошибся? Может, под черным камнем похоронена другая Рафаэлла Бэрк? Нет и нет. Арнольд ходит на ее могилу — это раз. Старичок на кладбище подтвердил мне факт ее захоронения — это два. В таком случае, кто передо мной?

Я снова посмотрел на свечи. Ответить сейчас на этот вопрос я был не в силах. Значит, использую время, чтобы подумать о другом. Итак, мне нужен очень сильный, невидимый и неуязвимый обскур, причем передающийся на больше расстояния. Чтобы я мог направить его к Зимнему дворцу откуда из Стокгольма или в крайнем случае из Ревеля. Причем такой, чтобы он был управляемый. Вчера меня ждало разочарование — в книжке об обскурах, купленных в Лютном переулке, черным по белому было написано, что арифмантических формул для усиления обскура нет. Я проверил по другому справочнику. Не было, нет и не предвидится — обскури эмоциональное, а не наколдованное явление. Значит, простой обскур отпадает. А что остается?

Полонез, между тем, подошел к концу. Далее следовал менуэт — древний танец, унаследованный Мерлин знает с каких времен. Только сейчас я задумался над тем, что должен чувствовать Арнольд, глядя на свою развлекавшуюся с Малфоем женушку. Сейчас они начнут танцевать, а я наконец-то передохну…

Но нет! К моему удивлению Малфой пригласил на менуэт Гайдна даму в маске цапли. А Рафаэлла прямиком направилась ко мне. Неужели «покойница» хочет станцевать со мной? Или она хочет помириться с Арнольдом?

— Хочу подарить вам танец, мистер Роули, — спокойно говорит она.

Свечи… Сейчас их отблески кажутся мне какими-то яркими и неясными… Может, это и впрямь глупый сон, что я буду танцевать с мертвой женой моего друга? Да нет, вполне живой… Цверг распорядился дать музыку, и малышка, легко скользя, начинает безукоризненно точно выделывать па. Я обернулся: Арнольд, не выдавая своего волнения, делал тоже самое с какой-то дамой в светло-сиреневом платье.

— Я рада вас видеть, мистер Роули, — запела Рафаэлла. Похоже я угадал: она хочет поговорить со мной.

— Я вас тоже, мисс Бэрк… Но чем вызвана такая честь? — говорю я с легкой иронией.

— Вы ведь лучший друг моего мужа… И к тому увлекаетесь Востоком… — точность фигур малышки заставляла меня держать себя под контролем.

— Вы разве увлекаетесь Востоком, миссис Бэрк? — наклонил я голову.

— Да… Мы путешествуем с моим другом, мистером Малфоем… — Я едва не подпрыгнул от ее цинизма. — И представьте, я увлеклась Индией.

— Что вас так заинтересовало в Индии, миссис Бэрк? — мы как раз сменили фигуры, и беспощадный Цверг своей палочкой управлял нашими движениями. — Санскрит или мечети Великих Моголов? — спросил я с легким сарказмом.

— «Махабхарата», мистер Роули… Вы ведь знакомы с этим творением?

Это становится интересно. «Покойная» Хорнби в полумаске в виде розовых очков с блестками оказалась не так уж глупа.

— Кто же не знает о великой войне Пандавов и Кауравов? — усмехнулся я. — Два рода. Два смертельных врага, завершившие свою вражду битвой на поле Куру…

— Вы не поверите, но больше всего меня заинтересовала история принца Карны, — Рафаэлла остановила на моей «бабочке» внимательный взгляд карих глаз.

— Почему именно он? — я посмотрел на разноцветную толпу. Мелькавшая мантия миссис Блишвик терялась в отблеске свечей, рождая в груди ощущение предстоящей радости.

— Если помните, Кауравы проигрывали Пандавам решающую битву на поле Куру, — белая перчатка Рафаэллы снова перехватила мою руку. — Их последней надеждой был великий воин неуязвимый принц Карна. И он решился прибегнуть к чудовищному, но запрещенному 'оружию Брахмы'.

— Надеюсь, принц Карн сумел совладать с ним? — поднял я брови с легким ехидством. Толпа танцующих уже разбивалась на пары, и с потолка ко всеобщей радости сама собой посыпалась колючая метель. Не доставая до земли, снежинки таяли на лету, едва не касаясь голов гостей.

— К несчастью, да, — в голосе Рафаэллы чуть усилилась хрипота. — Оружие вспыхнуло, как тысячи Солнц, сгорели тысячи людей. Но ведь что интересно… — женщина в упор посмотрела на меня, — даже это не принесло победы Кауравам.

— Значит, принц Карна не добился победы? — хмыкнул я. Напротив меня кружилась с кавалером дама в темно-синем платье и черных очках с блестками. Я безошибочно узнал в ней Марину Нотт — мою первую сладкую любовь.

— Кришна в наказание лишил Карну его волшебной неуязвимости, — миссис Бэрк легким движением туфельки одернула длинный трен платья. — Арджуна, побратим и частичное воплощение Кришны, применил такое же оружие против Кауравов. А затем погиб и Карна — последняя надежда Кауравов… — произнесла она с наигранной грустью.

Танец кончился, и мы остановились. Миссис Бэрк, сделав мне книксен благодарности, посмотрела на уже освободившегося Малфоя.

— Благодарю за танец, мистер Роули. Подумайте над историей Карны: она, мне кажется, вас заинтересует, — малышка развернулась и пошла прочь.

— А сейчас внимание: торжественный фонтан! — провозгласил цверг.

Раздались аплодисменты. Гости разошлись большим кругом. В глазах слегка зарябило от обилия разноцветных платьев. Невдалеке раздался громкий шепот: Эрнест Малфой, забыв про Рафаэллу, что-то шептал на ухо младшей дочери Нотта, отчего на ее лице время от времени мелькал легкий румянец. Я едва подавил улыбку: Аделина Нотт, насколько мне известно, не была замужем и ее репутации явно не шло на пользу демонстративное общение с кутежеником, игроком, ловеласом и похитителем чужих жен. Впрочем, чего еще ждать от Малфоев — разбогатевших нуворишей, стремящихся демонстрировать повсюду свое богатство?

— Один… Два… Три… — провозгласил цверг, взмахнув палочкой.

Вершина фонтана загорелась синим цветом. Следом красным и зеленым загорелся его корпус. Летающие свечи погасли. Фонтан стал извергать разноцветные искры. Наконец, его вершина взорвалась, выбросив в воздух целый столб зеленого огня. А мгновение спустя из основания фонтана выросла громадная сосна, украшенная горящими свечами. Маленькие феи не сидели в гирляндах, а начали порхать с ветки на ветку, зажигая фонарики. Я оборачиваюсь, и с интересом отмечаю, что Рафаэллы Бэрк простыл и след.

Примечания:

*В Японии до начала ХХ в. было принято праздновать не индивидуальный День рождения, а общий «день мальчиков» (5 мая) и «день девочек» (3 марта).

** Сохэй — японский монах.

** Эпизод взят из «Саги о Блэках» Lady Astrel.