У Шэнь Юаня новый план (джен)

Ретроспектива. Шан Цинхуа.

Каждый раз, раздумывая, какой пик ему больше всего подходил, Шан Цинхуа убеждался, что Система сделала идеальный выбор.

Ему претили долгие нудные учения, вроде любимых Цинцзином вэйци или игры на музыкальных инструментах. Мастером четырёх искусств быстро не стать — чтобы овладеть одним гуцинем, требовалось лет десять. Пальцы у него были слишком пухлые и слабые, страшно подумать, во что они превратятся из-за струн. Ну какой из него создатель меча или артефакта? Часами вести сложное плетение печати или бить молотом по заготовке в тёмном жаре крохотной кузни — это не для него. Так отпали Цинцзин, Чуанцзао и Ваньцзянь.

Больных с их жалобами он терпеть не мог, а уж касаться чужих людей с неизвестно какими заболеваниями — и подавно! Животные были миленькие, вот только их надо было не просто гладить или кормить, но и выгребать вонючий навоз. Цяньцао и Линъю были тоже вычеркнуты недрогнувшей рукой.

Агрессивный Байчжань однозначно отпадал — не боец он и с мечом скакать как бешеный не собирался. Для Сяньшу пол неподходящий, туда брали только девочек. Кусин и упоминать смешно, какой из него аскет. В гаданиях он не силён — Чжицзи тоже мимо. На Цюндин он сам не сунется — от начальства и от родителей надо держаться подальше, это Шан Цинхуа запомнил твёрдо ещё в первой жизни.

Оставался пик духовной пищи и Аньдин. И это был воистину сложный выбор. Покушать он любил. Учеников пиков не баловали изысками, только Цзуйсянь развивал вкус своих адептов и с самого первого дня кормил вкусностями. Но и здесь была огромная ложка дёгтя. Ученики Цзуйсянь готовили сами. Как на Ваньцзянь ученики были поголовно кузнецами — иначе духовного меча не создать, — так и на пике духовной пищи ученики были поварами. Весь процесс от розжига печи до последнего морковного цветка делался обучающимся лично. Сотню, тысячу раз, пока не получится, и только потом разрешалось поесть. Но и это ещё не всё: для приготовления нужно было отлично разбираться в духовных ингредиентах. Травы знать лучше лекарей Цяньцяо, а в животных — лучше звероводов Линъю. Не каждому давалось столь сложное совершенствование, и Шан Цанхуа опасался, что со своей рассеянностью и невнимательностью просто загубит себя, не сможет даже золотое ядро создать.

Пик Аньдин раньше казался ему не лучшим местом. Суетливым, бестолковым, полным лишней работы. К ним приходили не с похвалой, а с руганью, не считали зазорным шантажировать и запугивать.

Сейчас же Шан Цинхуа посмотрел на него другими глазами. Дали бы ему сделать свой выбор — и он снова пришёл бы на Аньдин, уже по собственной воле. На них постоянно кричали торговцы, наставники, учителя и даже другие пики, но их редко проверяли. Никто не пересчитывал учеников по головам и не следил, чтобы все вовремя оказались в общежитиях. Свобода! Усечённая и очень ограниченная, но свобода! Те же Лю Цингэ или Шэнь Цзю во времена ученичества и носа не смели высунуть за пределы пика, а Шан Цинхуа уже на втором году обучения был на всех пиках и не по одному разу. Он и в город выходил чуть ли не каждую неделю — поручений всегда хватало.

Вторая особенность пика, делающая его идеальным для Шан Цинхуа, которую он осознал только в этой жизни — защита! Это воплощение его мечты об абсолютной безопасности, даже удивительно, как точно считала его Система. Аньдин специализировался на защите, так же как Байчжань — на нападении. Этот момент почти не освещался в новелле, даже в исторических хрониках самого пика были очень скупые сведенья. Шан Цинхуа догадался сам.

Он долго сидел над старыми свитками, пытаясь понять, откуда взялось столь разное совершенствование.

Цюндин не просто так изучал дипломатию и военное дело, на этих знаниях базировалось их продвижение к вершинам заклинательства. Точно так же, как изучение каллиграфии, вэйци или игры на гуцине помогало совершенствованию учеников Цинцзин. Каждый пик обладал собственным уникальным учением. Постигая его вершины, ученики становились бессмертными и даже могли вознестись.

Ответ подсказал Ваньцзянь — изготовление мечей было столь близко к артефакторике, что непонятно, почему эти пики существуют отдельно. Духовный меч ведь и есть артефакт.

А вот если это был отдельный орден, всегда существовавший самостоятельно, но согласившийся объединиться с Цанцюн — всё становилось понятным. Оружейники умеют сражаться, но зачем тратить ценное время концентрации ци и роста своих возможностей на защиту от грабителей? Проще объединиться с Байчжань или Цюндин — те, воюя, улучшают своё совершенствование. Да и такое количество мечей кому может понадобиться, кроме самого большого ордена заклинателей? Никто столько недоделок, сделанных учениками, не купит. Ваньцзяньцам надо делать мечи постоянно, даже если те не очень хорошо получаются, иначе ученики никогда не станут мастерами. А в столь большом объединении, как Цанцюн с тысячами адептов, нужны любые мечи. Твори — не хочу! Ещё с кузнецов сняли обременительную обязанность по обеспечению себя, и защита пика от нападений теперь не их головная боль. После объединения с Цанцюн ученики и мастера могли хоть жить в кузницах, полностью посвящая себя совершенствованию. Не удивительно, что пик мечей согласился стать частью ордена. И Ваньцзянь, и Цанцюн от этого только выиграли.

Сначала эта мысль показалась Шан Цинхуа кощунственной. Она полностью переворачивала его представление о жизни в ордене, но чем больше проходило времени, тем чаще он возвращался к этой идее. Слишком многое это объясняло. Например, очевидную замкнутость пиков: ежемесячные собрания глав пиков были единственным регулярным сборищем. Совместные соревнования пиков были столь редки, что вызывали небывалый энтузиазм. На чужие вершины было не принято ходить, только Аньдин игнорировал этот негласный запрет, может, поэтому Шан Цинхуа понял это только в этой жизни.

Чем больше Шан Цинхуа размышлял, анализируя особенности каждой вершины, тем сильнее он убеждался в правильности своих предположений. Взять их пик Аньдин — они изучают защитные массивы, на этом строится их совершенствование. Не на торговле или починке зданий или ступеней. Но даже будучи сильной школой заклинателей, специализирующейся на защите, Аньдину без воинов пришлось бы тяжело — обороняющихся под самой совершенной защитой можно взять измором, у них неизбежно закончится еда или вода, и им придётся покинуть формацию. Но стоит объединить идеальные массивы Аньдин с возможностями других пиков, и они становятся непобедимыми — великолепный союз, гарантирующий всеобщую выгоду и процветание!

Но почему сейчас они превратились в хозяйственников? Ответа не было. Даже перерыв всю библиотеку пика, Шан Цинхуа так и не понял, в какой момент вершина, специализирующаяся на защите, стала заниматься сопровождением грузов, но подумав, признал логичность этого подхода.

Абсолютная защита, когда адепты могли сидеть и ждать часами — идеальна против разбойников, охочих до чужого добра. Защита драгоценного товара намного важнее, чем победа над демонами или бандитами-отщепенцами. Ведь у заклинателей в качестве груза были редкие духовные травы, животные, печати и даже артефакты — желанная добыча для всех. Даже с надёжными стражами из воинов Байчжань, без хорошего защитного массива те точно пострадают во время боя. Да и кто другой может устоять против наполненных жаждой боя и духовной ци мечей Байчжань? Бесценные хрупкие товары были бы уничтожены, смешаны с грязью и втоптаны в землю, если бы не монументальная защита Аньдин.

Так не имеющие особых талантов в купеческом деле мастера массивов были вынуждены заниматься торговцами. Как подозревал Шан Цинхуа, может, поначалу остальные пики и ценили безотказный Аньдин, который взялся за обеспечение всего и всех, но потом стали следовать общему правилу «кто везёт — на том и едут». Дальше — больше. Раз уж Аньдин заведует доставкой всего, им же проще проследить, чтобы поставка материалов и сама починка происходили вовремя.

Мастера массивов и в строительном деле не блистали, но от них не требовалось особого зодчества, примитивная простая работа, с которой любой имеющий руки и голову смертный справится. Вот и получалось, что совершенствование пика Аньдин строилось вокруг защитных массивов, а всё остальное было вроде как и не обязательно, но в глазах остальных пиков они были низведены до торговцев-ремесленников. Все остальные вершины словно забыли, что Аньдин четвёртый по силе — они были настоящими мастерами именно в защите. А громко кричащий пик Байчжань — всего лишь шестой.

Это стало ещё одним кирпичиком в понимании. Шан Цинхуа было жаль, что он ещё не глава Аньдин, сейчас бы он с удовольствием зарылся в старинные свитки Цюндин. Настойчивый ученик Аньдин был уверен — там его ждали настоящие сокровища.

* * *

Жизнь налаживалась, старшие оставили его в покое, даже близнецы Ли перестали его доставать. К новой системе все привыкли, учитель посматривал на него в ожидании очередных прорывов, но Шан Цинхуа не торопился потрясать мир — он изучал массивы. И не как в прошлой жизни урывками, теперь он отдавался им со всей страстью и жаждой познания.

В первой жизни он был так поглощён страхами, что не задавался вопросом: как он смог выжить? Мобэй-цзюнь не был добрым хозяином. Ледяному демону было плевать на хрупкость тел людей, силы он не соизмерял и не собирался. У Шан Цинхуа было много времени вспоминать и анализировать. Он долго плутал в плену старых убеждений и фантазий, не решаясь поверить, что его спасла случайность. Не доброта и расположение Мобэй-цзюня, а молодость ледяного демона и… защита Аньдин.

Шан Цинхуа не смел поставить защитную сферу, да и щиты Аньдин он знал плоховато — не до них ему было в прошлой жизни. Выучил необходимый минимум и застрял в суете повседневных дел, где одно страшное событие сменялось другим. Но щиты работали, защищая недотёпу-хозяина от самых страшных травм.

В ледяных землях его мучили холод и пренебрежение, а не привычная грубость демонов. Те, не задумываясь, могли отшвырнуть мешающегося человечка с пути, и валяться бы ему со сломанной шеей, если бы не защита, между стеной и его летящим телом вставал малый щит, и Шан Цинхуа отделывался только синяками.

Теперь Шан Цинхуа тренировал учение пика со всем старанием — лучше ученика было не найти.

* * *

В этой жизни Шан Цинхуа старался, он искренне пытался быть хорошим, достойным счастливого конца, но он же не Шэнь, мать его, Цинцю!

Ради не понятого никем злодея появилась Система и заставила весь мир играть по новым правилам. Он — создатель этого мира — не получил ничего, жалкую должность слуги при сильных мира и нелепую бессмысленную смерть.

Только сейчас — на вторую жизнь — он понял, что «долго и счастливо» у него никогда не будет. Вернее, в тот момент, когда увидел пустые равнодушные глаза своего короля, убившего его.

Мобэя он вычеркнул из своего сердца, вырвал своими руками, когда снова пришёл в себя в теле маленького Шан Цинхуа. Раньше он надеялся, теперь же его душу наполнило осознание: никто не придёт и не поможет. Пока он полезен — он нужен, но любая прихоть ледяного короля важнее его жизни.

Шан Цинхуа словно умер внутри, а потом ему стало всё равно. Умирать он не собирался. Не в этом чёртовом мире, где точно есть реинкарнация и правит Система. Он не будет послушным актёром, нужным только для развития сюжета главных героев — Ло Бинхэ и Шэнь Юаня в теле Шэнь Цинцю.

У него появилась цель — выжить и вырваться. Назло системе, назло Мобэй-цзюню. Ничьим слугой он становиться больше не будет.

Но даже приняв решение помогать только себе, он всё равно пытался изменить судьбу, ожидающую орден в не столь уже далёком будущем. Он, ругая себя последними словами, учился, старался быть полезным, чтобы его слово хоть что-то значило, чтобы к нему прислушались.

Но глава пика Аньдин, его старый учитель, лишь успокаивающе похлопал его по плечу, в который раз рассказывая про древнюю тысячелетнюю историю непобедимости великого ордена. Шан Цинхуа стал лишь упорнее в своих целях, он осознанно пытался выбраться наверх — только став главным учеником, он мог приблизиться к Юэ Ци. Может, хоть тот к нему прислушается.

Многие годы упорного труда закончились ничем — Юэ Ци, покачав головой, сказал, что встреча с демоном сильно сказалась на впечатлительном шиди. Следующий месяц Шан Цинхуа окружили ненавязчивой заботой на пике Цяньцяо. От вкуса успокоительных трав его до сих пор передёргивает.

Но он наконец-то понял — орден Цанцюн настолько преисполнен верой в собственное могущество, что даже сама мысль о возможном поражении от демонов им кажется кощунственной.

Теперь он видел это в каждом действии своих шисюнов и шиди. Вершины жили собственными интересами, словно забыв о том, что с миром демонов их разделяет зыбкая защита Приграничья. Нападения демонов считались жалкими и не стоящими внимания погруженных в своё совершенствование особ. Ими занимался Байчжань.

Теперь Шан Цинхуа даже задумался, что произойдёт, если он расскажет о преследующем его ледяном демоне. Ему посоветуют больше спать или отправят навестить семью, считая, что у него от переутомления начались галлюцинации? Мастер мог и в длительное уединение отправить, чтобы главный ученик точно отдохнул в одиночестве годик-другой.

Больше Шан Цинцхуа не пытался никому рассказать о тяжёлом будущем. Он упорно трудился, больше заботясь о методиках, гарантирующих собственную безопасность, чем о благе пика, но и того, что он делал, было более чем достаточно. Глава пика Аньдин гордился столь талантливым учеником, его многофакторная защитная формация вызвала восторг. Никто давно не сомневался, кто возглавит пик, когда прежние главы вознесутся.

Он не хотел связываться с Мобэем — сердце до сих пор замирало, стоило увидеть его ледяной взгляд, и теперь Шан Цинхуа не знал, что страшнее — вспоминать собственную смерть или мечтать о несбыточном.*(Канон. Шан Цинхуа был влюблён в Мобэй-цзюня.) Но другого выхода не было.

У него был план — Шан Цинхуа гомерически рассмеялся, когда понял, что у него просто нет другого выхода. Если он хочет выжить в будущем катаклизме, он должен стать сильнейшим. Так уж получилось, но он — создатель этого мира, другим он мог врать про равные условия и создавать иллюзию равенства сил, но сам-то он знал — его любимые творения, демоны, были намного сильнее заклинателей. Тех спасало лишь то, что демонам в большинстве своём были не интересны заклинатели и их интриги. Они грызлись друг с другом, доказывая свой статус и добиваясь власти. Грабежи приграничных земель были весёлым и почти безопасным развлечением, только слабые демоны — племена Приграничья — пытались торговать. Сильные — силой брали своё, а потом так же быстро уносились к своим хвастаться победой.

Чтобы победить одного Тяньлан-цзюня — потребовалось собрать все четыре великие заклинательские школы, и убить они его не смогли.

Только в своей гордыне и не видя реальной силы разбросанных по демоническим землям племён, бессмертные могли жить, думая, что они сильнейшие. Но Ло Бинхэ быстро спустит их на землю и разобьёт розовые очки. Даже будучи 17-летним учеником Цинцзин, Ло Бинхэ стоял против бога войны на равных, но заклинатели слишком высокомерны, чтобы сделать правильные выводы.

Всего лишь три-пять лет в Бездне — и Ло Бинхэ сильнее всех в мире, единственный, кто мог противостоять ему — это его отец, Тяньлан-цзюнь.

Шан Цинхуа искал другой путь, он сделал всё, чтобы найти ещё какой-то вариант, но сама судьба толкала его именно этим путём. Мобэй-цзюнь, который стал появляться всё чаще и молча испытующе смотреть из тёмных углов, словно напоминал: ты жалкий, слабый, и ты ничего не сможешь противопоставить мой силе.

«Не в это раз, ледышка!» — мысленно отвечал Шан Цинхуа, исчезая в лабиринтах складов и подсобных помещений, а ночами он искал ответы в библиотеке. Время утекало стремительно.

Увидев меч Мобэй-цзюня у своего горла, Шан Цинхуа понял — выбора нет — он должен стать небесным демоном! И как создатель этого мира, он знал, как это сделать.