Записки Мышонка — принца и волшебника (джен)

От автора:

Дорогие читатели! Прошу прощения за внезапное долгое отсутствие. Но экзамен на права сдан, дела в Москве улажены, я вернулась в свои тихие тропики и снова могу писать. До конца «Мышонка» осталось совсем немного, думаю, за полторы-две недели я его закончу. Может, и раньше.

Глава уже проверена бетой, потому что бета — чудесная и невероятно оперативная)

* * *

Сьюзен, одетая в голубую мантию с траурной лентой на рукаве, едва ощутимо коснулась пальцами моего локтя, и мы вошли в кабинет Слагхорна. По случаю вечеринки его расширили чарами и декорировали на манер шатра — потолок закрывали лоскуты изумрудно-зелёной и алой ткани. Поскольку вечер был организован в формате фуршета, стола не было: напитки и закуски разносили домовые эльфы, почти невидимые под большими серебряными подносами. В углу на импровизированной сцене устроился певец с мандолиной в руках и негромко наигрывал что-то лёгкое.

Собирались гости. Слагхорн в плюшевой мантии болотного оттенка с удивительной для его габаритов лёгкостью порхал от одной группы к другой. Я увидел уже знакомую компанию — мадам Бэгшот, мистера Дожа и мадам Пруэтт, которые устроились в углу. Мадам Пруэтт посасывала длинную трубку, и над головами стариков клубился сизый дым. Неподалёку от них жарко спорили о чём-то трое мужчин в поношенных мантиях. У одного из них половина лица оказалась обожжённой, и он то и дело почёсывал щёку.

Я неспешно оглядывался, выхватывая знакомые лица — политики, писатели, учёные, журналисты. Голоса мешались в один неразличимый гул, но всё же мне удалось несколько раз услышать слова «Пророк», «Риддл» и «отвратительно!». Неудивительно, что многие обсуждали статью.

— О, Берти, мой мальчик! Вот и вы! — воскликнул Слагхорн, кинувшись к нам со Сьюзен на всех порах. — И мисс Боунс, конечно, весьма польщён. Ну, не стойте, пойдёмте, я представлю вам кое-кого. Мистер Риверс, идите-ка сюда! Берти, позвольте представить вам моего бывшего ученика, а ныне — блестящего дипломата, мистера Герберта Риверса. Герберт, это его его высочество принц Альберт…

Кажется, профессор задался целью показать меня каждому человеку в зале, потому что за следующие двадцать минут я обзавёлся несколькими десятками новых знакомств, после чего Слагхорн заметил Гарри с Джинни и переключился на них.

— Готова спорить, что ты запомнил всех, — заметила Сьюзен.

— Выиграла, — улыбнулся я, забирая у эльфа два бокала безалкогольного пунша и протягивая Сьюзен напиток. — Ты тоже, правда?

Она кивнула и отвела взгляд, а я сказал, пытаясь слегка разрядить обстановку:

— Никто не мешает нам пожениться, если мы не встретим свою любовь до тридцати.

— Звучит как сюжет романа в духе Миранды Присли.

— Не читал, но подозреваю, что это не комплимент.

— Нет.

Я стоял спиной ко входу, мы разговаривали со Сьюзен, но я всё равно почувствовал, как появилась Флёр. И дело было не в чарах вейлы: просто я вдруг понял, что она здесь, и подавил страстное желание куда-нибудь спрятаться. И Блейз не пришёл — а ведь он мог бы меня прикрыть! Может, спросить мистера Риверса о беспорядках в Брюсселе? Да, это хорошая тема, и… Мне не хватило нескольких секунд, чтобы скрыться. Я едва оторвал ногу от пола, чтобы сделать шаг, как услышал за спиной:

— Привет, Бе’ти!

На спине выступил холодный пот, следом тут же бросило в жар. Не было сомнений в том, что я покраснел — и всё-таки был вынужден обернуться, улыбнуться и поприветствовать Флёр. Каким-то образом выговорил приветствие, потом уточнил, знакомы ли Флёр и Сьюзен, спросил, как она поживает и как дела у Билла. Мне оставалось только благодарить Бога и свою семью за то, что функция «светская беседа» включалась у меня автоматически и работала без сбоев, потому что сам говорить я бы не смог. Мой мир сузился до размеров лица Флёр, до блеска её светлых глаз, а вместе с тем расширился немыслимо, придавил своим весом, ошеломил масштабами. Я мог не пойти на этот вечер. Слагхорн мог не позвать Флёр. И всё же — вот, мы стоим посреди кабинета, вокруг люстры порхают феи, похожие на бабочек, и Флёр улыбается мне так, словно наш последний разговор не был вершиной неловкости.

— П’остите, мисс Боунс, могу я похитить у вас кавале’а? — вдруг спросила Флёр, обратившись к Сьюзен. — Бе’ти, будь джентльменом, пригласи меня на танец.

— Совершенно не против, — отозвалась Сьюзен, слегка прищурившись. Я тоже напрягся. Хотя несколько пар переминались с ноги на ногу возле сцены, вечер явно был не танцевальным. Тогда зачем это Флёр? Правда, откровенно говоря, эти рациональные мысли мешались в моей голове с панически-восторженным осознанием того, что прямо сейчас я должен пригласить Флёр на танец. Вот прямо…

— Миссис Уизли, не окажете ли вы мне честь?

Флёр коснулась моей руки прохладными пальцами, и я сильно пожалел, что она не надела перчатки. Если от волнения у меня вспотеют ладони, будет очень неловко. Мы обошли несколько групп, оказавшись слегка в стороне от остальных танцующих, и я отважно дотронулся одной рукой до талии своей партнёрши. Она положила руку мне на плечо. Мне стало жарко так, что едва не перехватило дыхание. Но я мысленно пообещал себе, что, если сейчас от духоты отключусь, то уйду в католический монастырь до конца своих дней. Или поеду на ферму, разводить гиппогрифов. Огненных крабов. Выращивать бубонтюберы. И собирать из них гной каждый день по три раза.

Не знаю, какая из угроз подействовала, но голова прояснилась, и я повёл Флёр в сдержанном вальсе, без размаха, почти по-ученически осторожно. Вот только Флёр в своей парчовой синей мантии, с выбивающимися из причёски лунно-белыми локонами, с широкой улыбкой и крошечным шрамиком под левым нижним веком распространяла вокруг себя ощущение беззаботной лёгкости. Она нарочно путала фигуры, дурачилась, ни разу не сбившись с ноги, заражала жизнью, энергией, шальной весёлостью.

— Итак, Бе’ти, — произнесла она, поворачиваясь под моей рукой, — не хочешь ли ты мне что-нибудь ‘ассказать?

Я даже не споткнулся.

— Буду счастлив. Что именно тебя интересует?

Она кинула на меня подозрительный взгляд, отступила назад и уточнила:

— Что-то, что касается меня и всего волшебного мира. Не думай, что я слепая или глухая. Вы что-то задумали, и мой муж в это вовлечён.

— Почему ты не спросишь его?

Она поджала губы, и я понял, что Билл решил не посвящать жену в подробности — возможно, даже о самом факте проведения операции не сказал. Флёр догадалась сама. А мне что делать? Я сам не позвал её на общее собрание, руководствуясь и рациональными, и эгоистическими соображениями.

— Бе’ти, пойми, я должна знать…

Почему Билл ничего ей не рассказал? Побоялся? Не хотел, чтобы она вмешивалась и пострадала? Я мог понять эти мотивы, хотя и не одобрял их. В нашей семье так было не принято: забота никогда не означала лишение другого человека права выбора. Но ведь это не моё дело. И не моя семья.

Флёр нахмурилась, явно раздосадованная молчанием. Музыкант заиграл следующую мелодию, уже не трёхдольную, и нам пришлось превратить вальс в какое-то бестолковое кружение на месте. Рука Флёр подрагивала в моей.

— Ты ведь понимаешь, — понизила голос моя партнёрша, — что я могу заставить тебя говорить!

— Я освоил окклюменцию, — отрезал я.

— Я всё ещё на четве’ть вейла. Я конт’олирую себя очень хорошо, но…

Мне стало смешно. Несмотря на явную угрозу, слова Флёр прозвучали жалобно, отчаянно и растерянно. Сквозь эту жёсткую интонацию проступал страх. Она долго думала, накручивала себя, воображала всякие ужасы, допрашивала Билла, а когда не преуспела — решила спросить меня. В её планах и раскладах не было варианта, где я отказался бы говорить. Вероятно, именно потому что всё было так очевидно, я совершенно не рассердился на неё. Вместо этого почувствовал, как в голове упал какой-то барьер — но не окклюментный. И ответил:

— Думаю, я люблю тебя достаточно сильно, чтобы твои чары ничего не изменили. И я, конечно, расскажу тебе, дай только собраться с мыслями. И выйдем, пожалуй. Слишком много ушей. Пойдём в коридор. Вряд ли твоей репутации навредит недолгое общение наедине с шестнадцатилетним школьником.

Удивительно, но мне удалось совершенно сбить её с толку. Я закончил фигуру нашего невнятного танца, опустил руки, поклонился и жестом предложил ей идти первой, а сам двинулся следом, любуясь тем, как в её убранных наверх волосах блестит звёздочками сапфировая заколка.

Нам удалось выскользнуть незамеченными. Здесь Флёр предоставила мне право указывать дорогу, так что мы отошли немного в сторону и остановились возле высокого окна. Я наколдовал завесу от подслушивания и достаточно коротко, без лишних подробностей, рассказал о главном и добавил:

— Понятия не имею, чьих рук дело — эта статья в «Пророке». Может, и наших, хотя скорее бы поставил на спецслужбы. Им выгодно злить Риддла и выманивать его из норы.

— Прямо сейчас, — тихо произнесла Флёр, глядя за окно, где уже давно стемнело и валил снег, — я хочу д’аматически заку’ить. У папы есть по’тсигар, он так делает… в особых случаях.

— Тебе не пойдёт, — хмыкнул я, вообразив себе эту картину.

— Как думаешь, всё удастся?

«Всё пошло не по плану».

— Я пытаюсь разглядеть будущее, но пока не выходит, — легко соврал я. — Ничего не вижу.

— А если…

— Я понимаю, почему Билл не хотел тебе говорить, но… Это всё же нечестно. Только, пожалуйста, не вмешивайся в их операцию. Зная Паркера, план продуман до мельчайших деталей, малейший сбой…

— И не собиралась! Что я, глупая девчонка? Я знаю, что не нужно лезть туда, куда не п’осят! Но я не понимаю, почему он не поп’осил?! И… — долгая пауза, — почему ты не позвал меня на тот общий ‘азгово’.

— Было бы слишком много молодёжи. Я бы и Билла не звал, если бы не его опыт работы с гоблинами.

— Но ты позвал Сед’ика!

— Мне же нужна была моральная поддержка! — возразил я и добавил, переходя на французский:

— Я не считаю, что ты не заслуживаешь доверия, но в тот момент мне нужна была совершенно определённая группа людей, готовых взять на себя ответственность за принятие сложного решения. Они уже сами вольны определять, кого посвящать в детали и кого приглашать на помощь.

— Я бы могла быть полезной, — сказала она, тоже по-французски. — Мне иногда кажется, что… Неважно.

Подумалось, что я очень хочу узнать об этом «неважно». Но спрашивать в лоб — неприлично.

— Насчёт того, что ты сказал, — продолжила Флёр, — что…

По изменившейся интонации я угадал, что она хочет сказать, и попросил:

— Не нужно. Я буду тебе признателен, если ты не станешь оскорблять меня словами о том, что это глупости, несерьёзно и пройдёт. А я в ответ пообещаю, что никоим образом не собираюсь обременять тебя… — едва не закончил: «Собой», но в итоге сказал: — Чем бы то ни было. Пойдём обратно? Профессор Слагхорн грозил мне совместной фотографией. Если я исчезну — это разобьёт ему сердце.

— Такого мы допустить не можем, — рассмеялась Флёр, и мы направились к кабинету. По пути я развеял заклинание против подслушивания, и тут мне показалось, что в ответвлении коридора мелькнула какая-то тень. Сердце скакнуло к горлу, но я взял себя в руки. Крыса. Или миссис Норрис. Или даже студент. В любом случае, подслушать нас никто не мог.

* * *

Фотографию всё же сделали. Слагхорн приобнял меня за плечо, притянул поближе и слегка наклонил голову. Сверкнула вспышка. Я не сомневался, что в скором времени снимок окажется на полке, в рамочке, но не возражал. А вот Гарри страдал и пытался сбежать. Уж не знаю, какими силами Слагхорн заманил его на вечеринку, но он прятался за спиной у Джинни (учитывая разницу в росте, выходило у него плохо) и делал всё возможное, чтобы его не трогали. Я какое-то время наблюдал за его сомнительными попытками, но потом отправил Сьюзен на помощь, и она вырвала его из лап какого-то журналиста.

Гермиона и Драко танцевали возле ёлки, хотя со стороны Гермионы это было куда больше похоже на неловкое топтание на месте. Впрочем, это не мешало Драко лучиться довольством. А когда Гермиона, наморщив нос, отвела с его лба упавшую прядку, он густо покраснел. Я отвернулся. Никто из тех, с кем я хотел бы поговорить, не пришёл. Разве что недолгий разговор с мадам Бэгшот поднял мне настроение, но не помог унять нарастающую тревогу.

— Твои мозгошмыги кусаются, Берти, — вдруг услышал я из-за спины, резко обернулся и встретился взглядом с Луной Лавгуд.

— Я постараюсь держать их на привязи и в намордниках.

— Напрасно. Ты их приручай и дрессируй, так лучше будет.

Луна выбрала для праздника ярко-жёлтое платье, расшитое немыслимых размеров розовым стеклярусом. В ушах у неё болтались серьги-редиски, светлые волосы топорщились копной сена. В общем, она выглядела довольно обыденно для самой себя.

— Как тебе праздник?

— А где праздник?

Я вздохнул. К Луне я питал сдержанную симпатию, но не был большим фанатом диалогов с ней.

— Он прячется, — добавила Луна слегка нараспев.

— Кто?

— Твой друг, конечно!

— Ты привела Блейза?

Луна покачала головой, что можно было трактовать разными способами. Может, не привела. Может, это он её привёл, а потом скрылся в неизвестном направлении. А то и вовсе имелся в виду не Блейз, а кто-то ещё. С Луной трудно сказать наверняка.

Чувствуя за девочку определённую ответственность, я предложил ей потанцевать, а когда она отказалась — принёс бокал пунша. Луна обрадовала меня информацией о том, что в напиток производители добавляют пыльцу фей, из-за чего люди становятся невнимательными и рассеянными, но выпила и добавила:

— Вот, я уже чувствую эффект. А ты?

— Боюсь, пока нет.

— Это придёт со временем. Ну, я пойду. Если без четверти десять выглянуть в окно в этой части замка, можно заметить снежнокрыла. Мне редко везёт, но сегодня, кажется, подходящий день.

— Желаю удачи, — сказал я, в общем-то, искреннее, хотя не сомневался, что снежнокрыл не зарегистрирован ни в одном справочнике магических существ.

Может, стоило уехать в Лондон на каникулы? Там я был бы ближе к Паркеру и хоть к каким-то новостям. А с другой стороны — кто мне даст сидеть в Лондоне, если семья будет праздновать в Шотландии? Кроме того, здесь я недостижим для Дженкинса и его планов, а там…

Дорого я дал бы в тот момент за крошечное видение-подсказку! Но увы: всё, что я увидел, задержав взгляд на пламени свечи в канделябре, это густой снег, покрывающий Хогвартс. Он снился мне всю ночь, а наутро забылся — школа погрузилась в суету поспешных предпраздничных сборов.

Сразу после завтрака «Хогвартс-экспресс» увёз большинство учеников домой, в гостиной и коридорах воцарилась тишина. Сидя в кресле с толстенным томом международного экономического права, я пытался учиться, но ёрзал и отвлекался. Казалось, что где-то рядом завели таймер, и он тикает. Цифр не видно, но, когда наступит время, всё свершится.

Блейз, растянувшийся на ковре у камина, почти что у меня в ногах, поглядывал подозрительно, но молча. Присмотревшись, я понял, что читает он вовсе не практическое руководство по наваждениям и кошмарам, а старый учебник зельеварения за шестой курс, испещрённый чужими пометками.