У Шэнь Юаня новый план (джен)

* Генерал Лю, отец Лю Цингэ *

Чем дальше шла дорога от Цанцюн, тем хуже становилась, скоро от широкого тракта осталась одна колея — повозке еле-еле проехать, трава вокруг была подъедена и вытоптана. Вдалеке виднелись домики, жавшиеся к водоёмам, на каждом повороте были видны маленькие святилища, где-то и вовсе в виде плоского камня, на который ставились подношения. Как есть захолустье!

Гостиницы попадались крохотные и неудобные. Их хозяева смотрели жадными глазами, по которым не поймёшь — то ли заработать хотят, то ли украсть, а может, и вовсе прирезать.

На воинов они не рискнут поднять клинки, а вот одиноким путникам может не поздоровиться. И всё это теперь его проблема. Генерал Лю не только войной занимался, обеспечение армии — тоже его дело. Уж он-то знал, как важна безопасность на дорогах. Бессмертным всё равно — они встали на меч и полетели. А как гонцу сообщение передать, как фураж привезти, если хозяева трактиров так и норовят если не сами ограбить, то готовы спеться с преступниками и открыть им двери?

Решено — дорогами он займётся в первую очередь.

Дом*, полагающийся наместнику, оказался огромным, помпезным и сильно устаревшим.

*(Дом — В Китае не было домов в нашем понимании, это комплекс из четырёх или более зданий с внутренним двором и садом, поставленных буквой П и объединённых общим забором. Но мне надоело каждый раз писать «поместье», да это и не поместье по большому счёту, просто огромный, по нашим меркам, комплекс с отдельными зданиями для приёма посетителей, для проживания слуг и даже для детей. Сыхэюань тоже не подходит, потому что в доме наместника не четыре здания, а больше.)

Сула, верный слуга, который поехал с ним даже в ссылку — а генерал Лю именно так и воспринимал своё назначение, — только охал и всплескивал руками, глядя на разруху. Здание было построено в старинном стиле и больше напоминало крепость с толстыми стенами, защитным валом и полузасыпанным рвом по периметру, чем приличный дом. По сравнению с поместьями семьи Лю — полное убожество, правда, крепкое и надёжное. За ним явно присматривали, но Сула категорически отказался пускать туда хозяина, трагическим шёпотом говоря о насекомых и пыли. Никто не стал спорить: шатров в повозке было в достатке, да и слуга был всю дорогу непреклонен — он внимательно осматривал предлагаемую гостиницей комнату, недовольно качал головой и, проникновенно заглядывая в глаза, говорил:

— Не могу, милостивый господин. Будь жива Ваша матушка, она меня бы не простила. Комнатка крохотная и грязная. Простыни сырые, матрас комковатый. Не могу Вам позволить спать на таком убожестве, а если там насекомые?! — Сула скорбно заламывал руки.

С доверенным слугой лучше было не спорить, никто лучше него не делал восхитительные танхулу и баоцзы с красной фасолью, а какой душистый чай он заваривал…

Сопровождающим генерала слугам и воинам только вздыхать оставалось и раскладывать походные шатры — даже генерал Лю не станет спорить с Сулой.

Но местные не дремали, уже через шичэнь появились смотрящие за домом наместника, которых всё тот же Сула подрядил отмывать до блеска хозяйскую спальню — на робкие попытки сказать, что спальня чистая, Сула выдал такую пылкую речь, что те лишь головы в плечи вжимали, надеясь обойтись без тумаков и плетей.

Не только слуги быстро узнали о появлении представителей власти, местная знать тоже была оповещена, но согласно уложению дала на обустройство ночь и часть дня, и уже к обеду следующего дня подтянулась с визитами.

Генерал Лю сам был виноват, погруженный в печальные мысли о собственной опале, он не подумал сообщить о своём прибытии, даже отряд, выделенный императором, не стал с собой брать. Хотелось освоиться в убожестве Приграничья без посторонних глаз, тем более, он был уверен: Цинцзин не преминёт указать генералу Лю на его место. Так он думал и про местную знать, те должны были слышать об императорской опале, но увидел во встречающих чиновниках радость, граничащую с поклонением.

Восторг встречающих имел очень простое объяснение: бессмертные и не желали решать проблемы бездуховных. Обманы, мздоимство, нарушение старинных договоренностей расцвели пышным цветом, стоило демонам исчезнуть — а Цинцзин был занят своими делами. Конечно, можно было найти ученика Цинцзин, и даже главного ученика, но никакого вдумчивого подхода просителей не ждало, и подарков ученики не принимали. Как склонить весы правосудия в свою пользу, было совершенно непонятно.

Чиновники были встревожены: император покинул их, Цинцзин не собирался помогать, а что же делать бедным служкам? Вся надежда на него — на генерала Лю, ведь тот — приближённый самого Хань У-ди, да и с Цанцюн его связывают самые близкие отношения, все знают Лорда Байчжань Лю Цингэ. Вот и прибежали чиновники, почтительно кланяясь и с подарочками, рассчитывая на милость и поддержку ставленника императора.

Генерал Лю чуть вином не поперхнулся, услышав в первый раз такое. Но местные были уверены одновременно в двух совершенно противоположных вещах: что он — ставленник императора, который смог заставить бессмертных выполнить свой долг уничтожить демонов, и что он — подопечный Цинцзин. Смертный император осмелился подвергнуть отца бессмертного опале, Лю Цингэ попросил шисюна — Шэнь Цинцю вступился, и теперь генералу Лю передано в управление не жалкое поместье, а всё Приграничье.

Но все соглашались в одном: наконец-то смертные получат возможность обращаться к бессмертным напрямую. Кто может лучше всех донести волю бездуховных, чем генерал Лю — прославленный полководец, правая рука императора, отец бессмертного заклинателя?

Всеобщее восхищение льстило, но генерал Лю не забывал о выпрошенном им самим наблюдателе — ученик Цинцзин внимательно смотрел по сторонам и со свитком не расставался. Генерал Лю каждое мгновенье ждал, что вот прямо сейчас принесётся отряд Цинцзин, готовый снять с него голову с плеч за самоуправство, ведь он взял подарки и землями распорядился по своему разумению. Но ничего не происходило. Ученик Цинцзин просиживал часы в библиотеке, занимался медитацией, тренировался с мечом, совершенно не обращая внимания на смертных, а от присутствия на собраниях с местным чиновничеством и представителями знатных семей он так категорически отказался, словно его звали не на высокую встречу достойных людей, а посетить грязный притон.

Генерал Лю не рисковал озвучить собственные предположения — неужели бессмертных настолько не интересовали интриги бездуховных? Когда тройка учеников Цинцзин приземлилась на его балконе, он чуть не умер на месте от ужаса — как раз обсуждал с одной весьма известной в столице семьёй передачу им недавно освобождённого от демонической ци поместья в Приграничье. Ученики Цинцзин были спокойны, бесстрастны и, как всегда, идеальны, они всего лишь сообщили об ещё одном очищенном клочке Приграничья, с просьбой назначить туда стражу и обеспечить безопасность местным жителям:

— Передаём эти земли под Ваш контроль, генерал Лю, — произнёс старший в тройке, и они тут же умчались, не утруждая себя ни приветствием, ни прощанием.

Пока генерал Лю подбирал слова, пытаясь оправдать столь вопиющую грубость и нарушение всех правил приличия, подал голос его гость:

— Генерал Лю обладает столь великим влиянием в бессмертном ордене, что ученики отчитываются ему о выполненной работе. Столь большое признание бессмертными заслуг смертного, — восхищённая угодливость в голосе знатного сановника польстила сердцу генерала Лю. Теперь он тоже увидел в действиях учеников Цинцзин не желание проконтролировать переданного на растерзание смертного, а уважение, но гнал от себя подобные мысли, боясь ошибиться.

Его дом посещали бессмертные, точнее, его балкон, на котором он сначала хотел встречать рассвет и вкушать чай, наслаждаясь редкими мгновениями спокойствия. На балкон было слишком просто приземляться на мече, так что он превратился в ещё одну приёмную. Теперь генерал Лю бессмертных видел чаще, чем собственного сына, даже главный ученик Цинцзин к нему залетал, можно сказать, по-дружески, обменяться сплетнями и поинтересоваться его делами. Это было странно. В его голове то и дело возникала фраза: «Цинцзин помогает своим!»

И генерал Лю смирился. Ему никто не осмеливался грубить, клинки Цинцзин, стоявшие за спиной, были лучшей защитой, такой у него никогда не было.

Его одежды украсили знаки Цинцзин так же ярко, как и знаки императорского рода. Две тысячи воинов составляли весь его выезд, они несли знаки императора столь же легко, как и символы Цинцзин. И в каждой крохотной деревне его ждали почёт и уважение. Приграничье с благодарностью подчинялось понимающей, но сильной руке. Генерал Лю обучал стражников, ставил судей, распределял дозорных — в Приграничье пришла власть, и люди с облегчением радовались воцарившемуся строгому порядку.

Дом наместника обрёл свой шик, благодаря Суле и преданным слугам, которых генерал Лю привёз с собой, но это было не важно — просители обивали бы его порог, даже если бы он спал в бамбуковой лачуге, настолько всем нужны были освобождённые земли и богатые поместья Приграничья.

Сановники, которые в столице воротили от него нос, теперь становились к нему в очередь на приём. Чиновники всех мастей и самые родовитые семьи искали его благоволения. Тихое провинциальное Приграничье скоро по количеству знати стало напоминать столицу.

Одно дело — непонятные бессмертные пика Цинцзин, другое дело — свой, генерал Лю, приближённый императора. А опала… не демоном же он стал… Да и с демоном можно сторговаться — вопрос цены. Так рассуждали все просители, мечтая об освобождённых поместьях, которыми теперь распоряжался генерал.

Сначала генерал вообще не хотел выделять приёмные дни, дел и так было слишком много, но по просьбе слуг он выделил два часа в неделю, которые быстро превратились в четыре. Жаждущий встречи с ним народ прибывал.

Вскоре слуги передали ему затейливо украшенный конверт, в котором император Хань У-ди использовал своё детское имя и просил принять его. Генерал Лю отказывался понимать настолько хитрые интриги. Неужели он и вправду стал кем-то вроде доверенного лица, посредником между бессмертными Цинцзин и смертными, и теперь сам император ищет его милости?

Не думать! Даже не заикаться! Так легко можно и голову потерять, а у него и без того проблем хватает: глава торговой гильдии желал встречи с ним, а у него в Приграничье поселились демоницы со знаками Цинцзин, и что с ними делать, было непонятно.

В голове крутилось только одно: «Цинцзин помогает своим!» Только это его и держало. В крайнем случае сбежит на бамбуковый пик, у него там и знакомый хозяин гостиницы есть, и сидр у него отменный. А пока генерал Лю пытался выполнить свою работу как можно лучше.