У Шэнь Юаня новый план (джен)

* Ян Минчжу, из дворца Хуаньхуа *

Только крохотный рисунок братьев позволял ей держаться. Слишком уж всё было другим и пугающим. Вместо надёжных стен дворца — тонкий полотняный шатёр, вместо собственного крохотного закутка — общее на десятерых девушек пространство. Были и приятные отличия: глава Цинцзин предпочитал, чтобы ученики спали на кроватях, во дворце у них были только циновки и тонкие матрасы, которые убирались на день и доставали ночью.

Еда была вкусной, но непривычной, вместо хорошо обжаренной острой свинины со специями повара подавали птицу, говядину и даже рыбу, но жарили их крайне редко.

В первый день Нин Инъин сама проводила их в трапезную, усадила за большой общий стол, а потом привела повара. Тот смерил их взглядом и недовольно прищурился, развернувшись к бессмертной:

— Госпожа специально мне поручает таких худосочных болезненных девиц. Я чем-то провинился перед Вами? Вы же знаете, Лорд Цинцзин шкуру с меня снимет!

— Не переживай, Пэй Су, это наши гости из дворца Хуаньхуа.

— Лорд Хуаньхуа, вроде, не бедствует, почему его ученицы такие хилые? — он ухватил ближайшую девушку за руку. — Вот смотрите, госпожа, все косточки на просвет видать, помрёт ещё на занятии, и с кого великий лорд спросит?! С меня! Скажет: «Куда ты смотрел, Пэй Су?»! Скажет: «Зачем мне на пике нужен такой бестолковый повар?» — и выгонит прочь! Горе мне, горе!

Нин Инъин рассмеялась:

— В тебе гибнет великий актёр, Пэй Су, — она потрепала мужчину по плечу, — Лорд Цинцзин пока занят, не до тебя ему. Если постараешься, успеешь хорошо накормить наших гостей.

Пока ученицы Хуаньхуа растерянно переглядывались, пытаясь понять, что происходит, повар уже ушёл.

Теперь Нин Инъин обратилась к ним:

— Лорд Цинцзин разработал особое питание, — когда она увидела непонимание в глазах девушек, поспешно поправилась, — правила, как надо принимать еду, питая не только тело, но и укрепляя собственное совершенствование. Следуйте всем рекомендациям наших поваров, и у вас увеличатся духовные силы.

Девушка, что сидела с краю, которую повар посмел схватить за руку, тихо произнесла:

— Госпожа ошибается, у нас нет духовных сил, и золотого ядра тоже нет. Наше единственное достижение — это умение играть.

— Мне кажется, вы заблуждаетесь, — мягко улыбнулась Нин Инъин, — но в этом мы убедимся чуть позже, когда вас осмотрят лекари. В любом случае, музыкальное совершенствование — совсем не то, что обычное. Даже у бездуховных получается влиять на ци, вы тоже справитесь. Пока я вас оставляю, поешьте как следует.

Пэй Су появился предводителем десяти поварят в смешных шапочках, подвязанными белоснежными передниками, каждый в руках держал полную тарелку еды, которую и поставил перед девушками, сам же главный повар водрузил посередине большое блюдо с фруктами.

— Чтобы всё съели, — грозно произнёс толстячок, уперев руки в боки, — пока вы на пике Цинцзин, извольте соблюдать правила, как и все ученики Цинцзин. А меня здесь все слушаются! Как я сказал, так и будет! Чтобы всё съели, я проверю! — погрозив каждой пальцем, повар с поварятами удалился.

Девушки потянулись за фруктами, которых в обычной жизни и не видели. Сады Хуаньхуа были обширны, прислуге дозволялось есть яблоки и сливы, когда их собирали, но уже персики и абрикосы были деликатесом, а душистые сладкие груши несли только на хозяйские столы, слугам перепадали мелкие и жёсткие дички. Здесь же на блюде были даже безумно дорогие драконьи фрукты и кожистые глаза дракона. Пока остальные девушки вели незаметную войну за самый вкусный фрукт, Ян Минчжу осматривалась.

Остальная трапезная была очень большой, они сидели рядом со входом, но в стороне, а в глубине резные перегородки образовывали уютные маленькие залы со столиками на одного или на двоих. Здесь стояли шкафчики, на которых были не только фрукты, сладости, но и вино. Ученики Цинцзин туда не заходили, они сидели в остальной части, здесь тоже хватало одиночных мест, посередине была красивая горка с булочками и напитками.

Для чая была выделена просторная веранда, над которой было красиво вырезано «Чайный павильон». Жаль, что створки, ведущие туда, были плотно закрыты.

Еды оказалось слишком много, огромный кусок мяса и ещё больше риса и овощей, Ян Минчжу едва осилила половину. Девушки не отвлекались от своих тарелок, никто не пытался разговаривать, всё же они были соперницами друг другу. Ян Минчжу убедилась, что на них никто не смотрит, тихо встала и прошла вглубь зала, уж очень завлекательно выглядели белые булочки. Отсюда было видны длинные столы, за которыми прямо на глазах у всех повара готовили еду, поварята сновали по залу, помогая ученикам с выбором. Ян Минчжу осторожно подошла к сложенным горкой паровым булочкам и только примерилась незаметно взять одну, но её рука была перехвачена.

За её спиной грозной тенью стоял Пэй Су, он строго произнёс:

— Ученикам нельзя нарушать баланс энергий! — Он указал на красиво расчерченное изречение, висящее прямо напротив входа: «Мяса тридцать процентов, овощей тридцать процентов, риса сорок процентов»*, — Мясо, овощи, рис! Никаких булочек! — а заметив её тоскливый взгляд в сторону танхулу, — сладости тоже нельзя — ешь фрукты, — он сунул в руку девушке большую грушу, развернул её в сторону выхода и велел, — иди!

*(Битва за знание процентов упоминалась в 48 главе прошлой книги. Там же рассказывалось, как надо правильно кормить учеников.)

* * *

День был беспокоен и суетлив, ночь топила в печальных мыслях. Получится ли у неё, сможет ли она. Ян Минчжу садилась на пороге их шатра и смотрела на звёзды. Их палатка стояла вдалеке от остальных, они были вроде со всеми, но при этом отдельно, словно отгороженные невидимым барьером. И в этом девушка тоже видела особый знак. Они не ученицы — они лишь притворяются ими. В такие мгновения сердце заходилось в груди страхом, а ладони покрывались липким потом. Страшно. Что сделает с ними Цинцзин, если правда откроется?

Ян Минчжу не так просто не спала — она ждала, что раздастся тихий стук, и одну из них уведут в ночь на встречу с пиковым лордом, и только сумевшую угодить девушку вернут обратно. Порядки в борделях были строгими — неудачницы изгонялись, вряд ли глава Цинцзин действовал по-другому.

Время шло — ничего не происходило, про них словно забыли.

— Гуцинь — добрый инструмент, отзывчивый любой душе, что жаждет прекрасного, но в то же время строгий — ошибок он не прощает. Поймите своё сердце, и выпустите наружу желание исцелять, — мастер зала, который вёл их занятия, явно обладал поэтическим даром, но после его объяснений не становилось понятнее.

Их всё ещё было десять, слишком мало для полноценного класса, но учителя Цинцзин не спешили их объединять с другими учениками. Ян Минчжу грустно усмехнулась: зачем пачкать будущих мастеров знакомством с девушками для развлечения. Они — грязная грань в идеальном облике пикового лорда, а главу Цинцзин обожал весь пик, о его рекомендациях говорилось так, словно сам Небесный император отвёрз рот. Его внимания удостаивались лишь лучшие, о каждом самом незначительном таком случае вспоминали долго: не меньше чем от весеннего равноденствия до зимнего солнцестояния.*

*(С марта по декабрь, то есть примерно девять месяцев.)

— Согласно передовому учению Цинцзин, мы отказываемся от древней практики жёсткого контроля и экономии каждой крупицы ци. Раньше энергию берегли, стараясь её всю удержать в даньтянях и в духовном ядре, но шицзунь раскрыл новые грани понимания ци. — Учитель вдохновлённо размахивал руками, словно показывая движение силы внутри человека, — Духовной энергией следует делиться с миром. Боги щедры. Тому, кто не жалеет своих сил, воздаётся сторицей*!

*( В сто раз больше.)

— Мастер, — обратилась одна из девушек.

— Шшш, — замахал руками пожилой мужчина, — называйте меня учитель. Мастер на пике один — Шэнь Цинцю, лорд пика Цинцзин, только он достоин столь высокого слова.

— Учитель, — девушку было не запутать. Это Ян Минчжу опасалась привлекать к себе внимание. Она не сомневалась, о каждом вопросе девушек для развлечений докладывается, лучше так не рисковать, наивную восторженную девичью глупость не наказывают, а что будет с девой, показавшей себя слишком умной, знать не хотелось.

Её соседка продолжила:

— У нас нет сформированных духовных вен. Зачем нам такое понимание?

— Какой хороший вопрос, просто замечательный, — учитель заходил по комнате, — как бы вам объяснить, — задумался он на мгновение, — человеческое тело не идеально, нам приходится проходить долгие стадии концентрации ци, только чтобы избавиться от смертности. Но мастер сказал, что мы и есть венец творения, мы лучшее, что придумали боги. Наши жалкие болезненные смертные тела — идеальная форма для формирования небесной сути. Главное, не мешать этому процессу.

Ян Минчжу хотелось побиться головой о стол. На Цинцзине, что, совсем нет обычных учителей?! Восторженные, склонных к изящному плетению словес наставники совсем не облегчают понимания.

Как ни странно, у них что-то получилось. Никто не обещал сделать из них бессмертных и помочь создать золотое ядро, но даже почти бездуховная Ян Минчжу, у которой духовные корни были в зачаточном состоянии, что-то чувствовала, какое-то горячее шевеление внутри в ответ на бесконечные занятия.

Их было десятеро, так они и ходили от занятия к занятию, возглавляемые строгим взглядом Нин Инъин, а вокруг кружились мужчины, страшные и непривычные, они пытались растопить сердца будущих наложниц шутками, вниманием и подарками. Только сейчас Ян Минчжу заметила — девушек на пике не было. Появлялись взрослые дамы, на чьих одеждах вместе со знаками Цинцзин была начертана кисть*, они на девах Хуаньхуа даже взгляд лишний раз не останавливали, возникали ненадолго и незаметно исчезали.

*(Кисть — символ выходцев с Цюндин,у лекарей — тыква, у бывших байчжаньцев — меч, но все они теперь ученики Цинцзин)

Во дворце царила строгая иерархия: слуги, стражники, заезжие купцы, учителя, наставники, мастера залов и старейшины, а больше всего было учеников. У каждого был круг обязанностей и список мест, куда нельзя было ходить. Здесь же царила полная анархия. Каждый шёл куда хотел и делал всё что пожелает, по крайней мере, внешне было не заметно никакого подобия порядка. Да и кто эти люди, девушка не понимала. По возрасту все они они годились в наставники, а по манере поведения — словно младшие ученики. Они не делали ничего плохого: сопровождали их поодаль, смеялись, швыряли цветы под ноги, приносили сладости. Вот только Ян Минчжу ужасно нервничала — вдруг глава Цинцзин сочтёт такое поведение неуважением к нему, — поэтому даже глаз не поднимала на зубоскалящих и соревнующихся в остроумии мужчин. А её товарки словно забыли, зачем они здесь. Они даже позволяли мужчинам взять себя за руку, хорошо, что Нин Инъин всегда была рядом и не допускала лишнего, а то из всех присланных красавиц девицей осталась бы только она — Ян Минчжу.

* * *

Их день был так загружен, что и вздохнуть времени не было. Ранний подъём, умывание в водопаде, медитация, длящаяся целый шичэнь*, плотный завтрак, занятия гуцинем до полудня, потом опять их вели в трапезную, где повар с пугающим упорством снова накладывал им полные тарелки еды и внимательно следил, чтобы они съели всё, опять занятия, теперь можно было сделать свой выбор инструмента: гуцинь, пипа или эрху, опять медитация, вечерний перекус под строгим взглядом повара, и можно вернуться в шатёр, где сил хватало причесаться на ночь и доползти до кровати. Никогда Ян Минчжу не занималась столь интенсивно. Она не замечала за собой особых успехов, хотя учителя не жалели воодушевляющих слов. Только Нин Инъин, которая следила за ними, отмечала что-то своё.

*(Шичэнь — Два часа.)

— Ян Минчжу, у тебя уже неплохо получается, пора тебя испытать. Сегодня пойдёшь к воротам.

Девушка чуть не упала от неожиданности:

— Но госпожа, гуцинь мне не даётся.

— Ничего, возьмёшь пипу. С ней у тебя сложностей нет. Теорию знаешь, практики было достаточно, осталось добиться лечебного эффекта. А лучше места для этого, чем на воротах, не найти.

На воротах стояли настоящие мастера музыкального совершенствования. Было не важно, учителя это, наставники или обычные ученики. Стоять на воротах было сложным испытанием, там всегда работала группа, ведь все гуцини должны звучать как единый организм, только так музыка усиливала своё влияние. То, что учитель твердил им которую неделю, теперь пришло время сделать:

— Направь свою силу, расправь крылья души! Пусть гуцинь почувствует твою ци и устремится в бой со скверной.

Ян Минчжу очень старалась, но понятия не имела, как этого добиться, а теперь её отправляли на растерзание к тем, кто давно овладел этим искусством.

Белоснежная лестница внушала трепет, она ещё помнила, как жалкой обманщицей поднималась здесь, а духовная ци Цинцзин давила к земле, не давая сделать не то что шаг, но даже вдох.

Рассвет на Цинцзин был сказочным зрелищем. В воздухе ещё летали ночные светлячки, сияющие тусклым светом колокольчики недовольно звенели, а на границе бамбукового леса поднималась заря, и здесь, у подножия горы Цинцзин, её лучи пронзали насквозь, делая пик розовым.

Стражи Цинцзин поднимались рано, а мастера с инструментами ещё раньше, ведь им надо было добраться до ворот. Они на время становились такими же воинами, как и внешние ученики, охраняющие покой вершины бессмертных.

Ян Минчжу дрожала от холода и страха, изо всех сил вцепившись в свою пипу. Ей приветственно кивнули, подбородком указали на низкое мягкое сидение в ряду таких же, но не более того. Мастера музыкального совершенствования, закрыв глаза, концентрировались, им предстояло совершить чудо. У Ян Минчжу зуб на зуб не попадал, душевным спокойствием и не пахло, она понятия не имела, как такими трясущимися руками сможет извлечь хоть одну чистую ноту. Девушка панически думала:

«Госпожа Нин Инъин поторопилась. Теперь я подведу её и себя. Такой бездарности никто не позволит приблизиться к главе Цинцзин. Лорд Хуаньхуа откажется соблюдать договоренность и будет прав, а братья окажутся на улице — и всё из-за того, что я такая жалкая бесталанная неудачница!»

Слёзы навернулись на глаза, но Ян Минчжу держалась из последних сил — никого не интересуют переживания служанки, нельзя привлекать к себе внимания.

Её никто не стал ждать, старший раскрыл глаза и ударил по струнам, негромкая мелодия, словно живая, закружила вокруг сидящих и устремилась вниз, к воротам и лестнице, что была за ними, её не волновали преграды, она лилась потоком, неостановимая будто водопад.

Ян Минчжу теперь отлично знала теорию: это не своеволие непослушного ветра, который разносит звуки, как ему вздумается, а мастерство великих, тех, кому дал власть гуцинь. Они сами так направляют поток звука, что музыкальный инструмент с радостью подчиняется. В каждой ноте — крохотная искра ци, даже в еле слышном отзвуке. Мелодию смешали с ци и, взнуздав, словно тройку лошадей, пустили в галоп, чтобы под острыми копытами, корчась, умирала скверна.

Ближайший ученик чуть коснулся её локтем и, не отрываясь от гуциня, подбородком указал на бойницы в стене, окружавшей Цинцзин. Ян Минчжу бросилась к ближайшей — белая лестница была полна народа, оставалась свободной только середина, и сейчас она видела то, что не могли заметить смертные и обычные мастера. Овеществлённые ци музыкальные ноты певуче сбегали по лестнице, каждым ударом высвобождая крохи ци. Отделялся демонический дым, покидая свои жертвы, не мог он выдержать давления духовной ци, смешанной с музыкой. А мелодия становилась всё громче, она победно звенела в вершинах духовного бамбука, чтобы, обернувшись вокруг стволов, с новой силой вгрызться в извечного противника — демоническую ци. Люди выплёвывали чёрный яд из лёгких, вещи очищались от пропитавшей их скверны, и даже дышать становилось легче, ведь мастера музыкального совершенствования помогали людям.

Ян Минчжу никогда не видела такого, она всё это время до конца не верила, что Цинцзин на её глазах создаёт рукотворное чудо: каждый день лечит сотни смертных, помогает бессмертным, — и она тоже могла стать частью этого. Помогать людям!

Такую концентрацию было сложно держать постоянно, поэтому ведущие основной мелодии постоянно менялись. Гуцинь легко открывал миру душу, но он же не терпел слабости, сомнений и усталости. Так говорил учитель, и Ян Минчжу ему верила. Но пипа, её родная пипа — совсем другое дело, когда-то в юности Ян Минчжу умудрялась играть даже на бегу. Девушка низко поклонилась:

— Господин, позвольте мне.

Старший рассеяно улыбнулся и кивнул — ему не менее шичэня восстанавливаться: открыться миру, выпустить силу и дать гуциню то, о чём тот мечтает — тяжёлый труд. Его место должен был занять другой мастер, но теперь это будет она. Сама вызвалась.

Ян Минчжу сглотнула, уселась поудобнее, выпрямив спину и устроив пипу так, чтобы держать было не тяжело. Никто её не торопил, мастера вокруг смотрели спокойными глазами, словно время было над ними не властно. Такие красивые и величественные, словно небожители.

Ян Минчжу выдохнула, такие мысли сейчас не помогут. Она ударила по струнам, и мелодия, зазвенев, бросилась в пляс, такая же весёлая, как в годы её юности. Только пустив её вскачь по направлению к лестнице, Ян Минчжу опомнилась — а может, такая живость неуместна на столь возвышенном пике как Цинцзин. Концентрация была потеряна, а ци не смогла смешаться с музыкой, первые ноты так и умчались пустые и одинокие, не получив продолжения. У Ян Минчжу задрожали губы, она чуть не расплакалась: «Надо было спросить».

Но остальные мастера не стали ждать, они ловко направили свою ци, подхватывая зазевавшиеся ноты, и звуки жизнерадостным водопадом ринулись вниз. Они плясали вокруг исполнителей с такой скоростью, что низкие сидения заходили ходуном, потом бросились к стражам на воротах, игриво задирая одежды и ероша волосы, и ринулись вниз, покрывая не только середину, а потоком охватив всю лестницу и немного больше.

Ян Минчжу рассмеялась, теперь ей было ничего не страшно. А пипа в её руках пела и танцевала так же, как в юности, счастливая и беззаботная. Листья бамбука, подхваченные мелодией, напитывали ноты новой силой, они взрезали одежды больных, добираясь даже до скрытых повреждений.

Пипа с оркестром из гуциней продолжали играть, девушка веселилась, она была так счастлива и вдохновлена, что играла без устали, пока не заснула на месте.

Примечания:

Как выглядит Ян Минчжу и остальные герои, можно посмотреть здесь: https://t.me/just_for_fun_sis/318?single

Мне вся история с Ян Минчжу кажется немного затянутой и не особо интересной. (

Скажите, что вы думаете.