Breaking the ice. Хроники (джен)

Тувок никогда не воспринимал Чакотая как командующего офицера.

Обстоятельство это было в высшей степени парадоксальным, но, при всей своей кажущейся нелогичности, — вполне логичным. Понятие «командующий» не представляло никакой проблемы: Тувок исправно и даже без намека на малейшее внутреннее сопротивление выполнял приказы Чакотая — и на высадках, и в тех ситуациях, когда обстоятельства запирали их в том или ином отсеке корабля во время кризиса. И тогда, когда был полностью согласен с решением, и тогда, когда не мог уловить ход чужой мысли — что, надо сказать, случалось очень редко. Понятие «офицер» тоже казалось абсолютно верным. Еще в первые даже не дни — часы — в дельта-квадранте капитан Джейнвей сказала про своего нового первого помощника: «Бывших офицеров Звездного флота не бывает», и Тувок удовлетворенно отметил, что они снова, независимо друг от друга, пришли к одинаковым выводам. И если бы его спросили, он бы, несмотря на обстоятельства, аттестовал коммандера теми же словами еще в Пустошах.

Вот только почему-то эти два по отдельности верные определения не связывались в устойчивое словосочетание.

Кроме того, парадоксальное это обстоятельство оказалось для Тувока еще и неожиданным, — что уже действительно являлось тревожным фактором. Земляне в таких случаях апеллируют к неосознанности, но для вулканца подобное попросту невозможно. Должно было быть невозможным. Однако текущее положение дел свидетельствовало об обратном.

Когда капитан Джейнвей вступила в контакт с деформационным полем, искажающим то ли сам «Вояджер», то ли его восприятие в сознании команды, Тувок обнаружил себя в странной ситуации. Каким бы опытным командиром ни являлся Чакотай, подобная угроза кораблю была не в компетенции командира маки. Вероятно, в этом и было дело: Тувок поймал себя на том, что все еще воспринимает Чакотая как «командира маки». Не то чтобы авантюрного склада, но излишне охотно идущего на риск; не то чтобы игнорирующего протокол, но излишне легко, в случае, если чувствует необходимость, умеющего отыскивать в нем лазейки. Чакотай совсем не изменился — с удивлением осознал Тувок. Не то чтобы он в этом сомневался — хотя нет, получается, что все-таки сомневался. Когда-то он считал, что человек, по какой бы то ни было причине выбирающий для себя путь преступника, а потом снова круто меняющий свою жизнь, не может пройти через подобные метаморфозы неизменным. Достаточно было взглянуть на Торрес или Аялу, чтобы укрепиться в этой уверенности. Но Чакотай одним своим существованием опровергал казалось бы незыблемые максимы.

Все эти, вероятно, все-таки несвоевременные мысли пронеслись в голове стремительным ветродуем — кратковременной, но мощной и смертельно опасной песчаной бурей из тех, что иногда возникают в вулканских пустынях на закате, — и на пару секунд позже, чем следовало. Потому что с языка уж сорвалось:

— Я должен заметить, что капитан Джейнвей на протяжении многих лет нашей совместной службы часто демонстрировала склонность соглашаться с моими рекомендациями…

Чакотай, даже не дослушав, что в его случае свидетельствовало о крайней степени бешенства, сделал несколько быстрых шагов вперед и отчеканил:

— Если вы не заметили, лейтенант, — он подчеркнул обращение голосом, — капитан Джейнвей сейчас не в состоянии принимать решения. Кораблем командую я. Это понятно?

Когда Торрес и Пэрис отправились осуществлять ее план борьбы с аномалией — излишне рискованный, кстати, ну да для Чакотая это никогда не было серьезной проблемой: этот человек рисковать умел даже слишком хорошо, — в голокомнате повисло молчание, которое Тувок впервые в жизни готов был охарактеризовать как «неловкое». Обычно ему было абсолютно комфортно в тишине, — он как раз находил раздражающей привычку окружающих заполнять паузы светской беседой, — но сейчас… Сейчас, как верно заметил Чакотай, капитан Джейнвей временно выбыла из их маленькой, ставшей привычной игры в опосредованное общение. Тувок отчетливо вспомнил первые дни в дельта-квадранте, когда они с Чакотаем даже разговаривали через этот своеобразный коммуникационный буй. Неизбежная неловкость адаптационного периода давно прошла, но ретранслятор по-прежнему функционировал, да так исправно, что они давно перестали обращать на него внимание. Но вот вершина незаметно выстроенной пирамиды исчезла, будто голограмма, и они внезапно оказались на семи ветрах невысказанных претензий и незаданных вопросов.

Чакотай чуть повел плечами, чуть повернул голову и бросил на Тувока странный, показавшийся несвоевременным взгляд. Тот немедленно его узнал, и тут же понял, что под теми же ветрами звенели протянутые в пресловутое «вчера» чересчур туго натянутые струны, — именно так командир маки смотрел на своего навигатора, безмолвно спрашивая совета. Вероятнее всего, в данном случае — о том, что предпринять, если план Торрес не сработает.

Тувок подавил усмешку. Пожалуй, это искажение было куда опаснее того, что сейчас гуляло по «Вояджеру».

Совет свой Тувок решился озвучить только тогда, когда горе-инженеры во всеуслышание заявили, что исчерпали свои возможности. Он, в общем, не сомневался, что Чакотай ему последует — тот был достаточно разумен и достаточно владел собой, чтобы согласиться с подобным логическим построением, от кого бы оно ни исходило, — и все же тот простой факт, что они остались вдвоем — снова, как когда-то, верховный командир корабля и один из его подчиненных, — превращал рутину повседневных решений в строительный материал уже достаточно прочного, но все же не неуязвимого мостика, тянущегося в завтрашний день.

Как только Чакотай ожидаемо принял его рекомендации, Тувок, каким бы глупым это ни казалось с логической точки зрения, счел нужным подойти к нему и сказать:

— Коммандер. Хочу вас поблагодарить за то, что одобрили мою рекомендацию. — Слово «снова» он опустил скорее случайно, чем сознательно.

Чакотай наградил его слегка недоуменным взглядом, словно не улавливая, за что тут в принципе можно благодарить. И Тувок понял, что по крайней мере с одним искажением они в тот день все-таки справились.