Исключение из правил (гет)

Уже по дороге с кладбища она спросила осторожно:

— А… почему он умер? Болезнь, авария, несчастный случай?

Кирилл молчал, и его каменное лицо не выражало ничего. Он все так же безразлично крутил руль, и Кира поняла, что парень не хочет обсуждать это с ней. Ей стало немного неприятно: зачем делать из этого тайну? Ну умер и умер.

Они уже почти подъехали к ее городской квартире, как он вдруг сказал:

— Он не болел. Его убили.

* * *

— Мы шли после тренировки, — начал он, щуря глаза. — Было не так поздно, наверное, около восьми вечера. Развели детишек по домам и решили сами пройтись пешочком. В одном из переулков услышали крик. Кричала женщина. Я хотел вызвать полицию, не лезть самому, но Толька… Он был убежден, что нужно всегда действовать по ситуации — не то преступник легко сбежит, пока мы будем вызывать наряд. И он ломанулся туда. Там трое ублюдков напали на какую-то тетку, она тоже шла домой, видимо. С сетками, сумкой. Не знаю, на что позарилась та компания — не похоже было, что она живет в достатке. Может, хотели так вот развлечься. Мы вдвоем против них — это был просто детский сад… с их стороны, конечно. В принципе, ничего серьезного — парни больше испугались. Но один из них, наверное, главный, заводила — он все-таки решил, что имеет тут, на земле, все права. Да он явно нарывался! Я не успел остановить их, и Толька… В результате он сломал парню руку. Потом был суд, но тот парень и его семья ничего не добились: Толька отделался лишь выплатой моральной компенсации; тетка, за которую мы тогда вступились, выступила свидетелем в нашу защиту, — он замолчал, вздыхая, растерянно глядя ей в глаза. — А потом Тольки не стало. Знаешь, прошло уже много времени, но я до сих пор виню себя, что не смог помочь Тольке тогда… Я уверен, что его убийца еще на свободе, и я также уверен, что найду его.

— Ты не виноват, — тихо сказала Кира, проводя по его скуле подушечками пальцев, разглаживая горькую морщинку в уголке губ. — Так… вышло.

— Я виноват! — зло плюнул он, дернувшись всем телом. — Виноват, что не успел вмешаться еще тогда, в той драке. Надо было вообще полицию вызвать и не нарываться…

Кира не знала подходящих слов для утешения, а потому просто молча придвинулась к нему и несмело тронула его губы своими. Поначалу Кирилл не отвечал, но через некоторое время она почувствовала, как он расслабился.

* * *

Пришла весна, одевая всю землю в веселую зелень. Навстречу первым солнечным лучам тянулась молодая травка.

Кое-где эта же неугомонная травка пробивалась даже сквозь плиточные швы — на серых дорожках весна плела узоры, вырисовывая их разными оттенками зеленого — от нежного до сочного изумрудного.

Напротив одного неприметного памятника стоял молодой человек, одетый соответствующим образом: черная кожаная куртка с воротником-стойкой, черные джинсы, белые кроссовки. Черные брови хмурились, почти сойдясь на переносице, красивое лицо имело очень серьезное выражение.

Было похоже, что он — частый гость у того, кто покоился под скромной гранитной плитой. Частый, но не задерживающийся.

— Ты прости, я сегодня за рулем, — пояснил он фотографии, прикрепленной к памятнику. — Ну ничего, мы с тобой еще выпьем, да? Я ненадолго, знаешь. Зашел тебя проведать, посмотреть, как ты тут один. И заодно сказать, что я нашел его. Я в этом уверен. Я скоро обещание выполню, Толька.

* * *

— ...Итак, на этой неделе задание выполняет участник под номером семь.

Игрок, чей номер был назван, вышел на середину комнаты.

— Сегодня начинается отсчет твоей недели. Помни: любая незаметная вещь у любого прохожего. Правила ты знаешь. Ждем тебя в следующую пятницу в этот же час. Время пошло!

Игрок номер семь молча кивнул головой и так же молча вышел. У говорившего о правилах игры непроизвольно сжались губы. Он с недоверием поглядел ушедшему вслед.

* * *

ноябрь 2015 г.

Их «игра» началась полгода назад. Компания молодых людей, томящихся в душных домах, просто изнывала от скуки. Были перепробованы всякие веселящие средства — алкоголь с растворенными в нем же таблетками «экстази», травка, кокаин. Пока однажды Шурик — главный генератор идей — не предложил попробовать новинку — игру «Слабо?». В ней были различные задания и различные правила, определенные условия и рамки, за которые нельзя было выходить. Играть оказалось интересно.

Внезапность, непредсказуемость, неожиданные повороты и порой смешные приключения веселили молодую кровь, адреналин бурлил в крови, выплескиваясь наружу безудержными взрывами веселья. Успехи игры, проходившей еженедельно, кружили головы участникам, а вся прелесть заключалась в неуловимости игроков, с каждым разом все больше чувствующих свою безнаказанность.

Правила были предельно просты: игроку давалась неделя на то, чтобы доказать ловкость, силу и стойкость духа. «Доказывать» приходилось поступками, не простой скрытой видеосъемкой, а именно добытыми трофеями. В качестве улик служили мелочи: безделушки, дешевая бижутерия, срезанные пуговицы, даже ремешок от перчатки. Расчет был на то, что потерпевшие не побегут жаловаться в полицию за срезанную пуговицу, а полиция не станет разбираться с мелким хулиганьем, которого на улицах города пруд пруди.

Однако в последнее время в их компании наметился раскол. Один из участников почувствовал полную безопасность, ему захотелось более острых ощущений, и он начал не просто красть безделушки, выполняя задания, а с ходу нападать на прохожих. Нападал сзади на беззащитных людей, оглушал несчастных и спокойно принимался рыскать по карманам, выискивая наименее ценные вещи. Деньги ему были не нужны, а полная безнаказанность пьянила, кружила голову.

Первые звоночки начались, когда в вечерних новостях показали женщину, попавшую в больницу с разбитым затылком. Женщина рассказала, что возвращалась домой, на нее напали сзади около дома, предварительно выбив лампочки в подъезде. Ей повезло, что удар пришелся по шапке, под ней была «куля» из волос — это и смягчило удар. Лица нападавшего женщина не разглядела, тот был в черной маске. Пока она охала, приходя в себя, преступник выхватил сумку и сбежал. Погнавшись за ним, женщина нашла сумку с документами и деньгами в целости и сохранности.

Прибывшему на место наряду полиции, который она сама и вызвала, женщина сообщила, что у нее не хватает нескольких рублей монетками и кожаного ремешка, пристегивающегося к сумке. Еще ей вспомнилось про какую-то вспышку, ослепившую в тот момент, когда она попыталась встать на ноги.

Следователь развел руками: у него была куча «висяков», в половине из которых имелись «глухари», а эта мадам отвлекла его от настоящей работы. Хулиганские поступки отнимали внимание следственного комитета.

Известие о нападении затерялось среди многих других, более громких новостей того вечера. Но Шурику такая шумиха не понравилась. Затем были и другие «задания», в каждом из которых теперь существовали пострадавшие. Кто мог быть нападавшим, знали все участники игры, но каждый из них молчал, боясь разоблачения: если одного возьмут, то остальных расколоть будет проще простого.

А потом они перешли ту черту, за которой уже невозможно было остановиться. Яркость событий, безнаказанность, маниакальный головокружительный успех — все это способствовало тому, что «игры» стали более жестокими. Первая кровь сначала напугала их (опять все тот же седьмой игрок поспособствовал), но потом, затаившись, отсидевшись, успокоившись, компания поняла, что их никогда не поймают — если все делать осторожно, разумеется. На счету этой игры оказалось уже десять убитых, к которым применяли силу больше, нежели это было нужно.

Игра продолжалась...

* * *

Наши дни

— ...В последнее время участились случаи нападения на прохожих. Жертвами негодяев становятся преимущественно одинокие женщины. Преступники нападают на жертву сзади, наносят сильные удары по голове и скрываются. Главное в их поведении — внезапность, как утверждают следователи, поскольку жертвы даже не успевают что-либо сообразить и попытаться хоть как-то защититься. По словам следователей прокуратуры, преступники не нуждаются в деньгах — все ценное, что потерпевшие имели при жизни, остается нетронутым. Единственное, чего не хватает в личных вещах убитых по показаниям родственников после осмотра — какой-либо мелочи вроде дешевых часов, браслетов и искусственной кожи, предметов бижутерии. Кажется, будто эти безделушки, не представляющие ценности, для преступников являются очередными трофеями…

Он дослушал до конца торопливую речь диктора и щелкнул пультом.

Обычные отморозки.

И его семью не уберегло — мать постигла та же участь. Она так же возвращалась домой, правда, было не совсем поздно — всего восьмой час вечера. Но в зимнее время темнеет рано, и в эти часы уже никого из прохожих не было.

На нее напали так же — подло, сзади. Следователи назвали ее «еще одной жертвой преступника», дело закинули на дальнюю полку — «до выяснения обстоятельств». Осмотр ничего не дал — у потерпевшей ничего не пропало, по крайней мере, деньги и документы были на месте. Как будто нарочно — чтобы город был в курсе, кто пострадал в этот раз… Даже ключи от квартиры были на месте. Понятное дело, следаки ломали голову над загадкой — кому и зачем понадобилось нападать на несчастную женщину?

Ломал голову и Кирилл. Мать не жаловалась на какие-либо проблемы, никто не звонил, не угрожал, не требовал… У них не было долгов. Да и самому Кириллу никто не надоедал. Складывалось впечатление, что ее с кем-то перепутали…

Следователи задавали ненужные вопросы, он отвечал на них, а сам уже принял решение. У матери на связке ключей от квартиры висел смешной брелок — обезьянка-ниндзя. Мать родилась в год Обезьяны, а Кирилл увлекался восточными единоборствами, вот и подобрал такой смешной «сувенирчик». Когда в морге ему выдали личные вещи матери, этой мелочи на ключах не оказалось, но он не придал этому значения. Однако позже, неоднократно возвращаясь мыслями к пропаже, удивлялся и сам себе задавал вопрос: неужели преступник позарился на дешевую безделушку? Какой-то фетишист. Убийца-психопат, коллекционирующий мелкие трофеи — вещи жертв.

Кирилл поделился мыслями с майором, но тот только рукой махнул: и так дел по горло, а ты тут со своей пропажей идиотской! Мало ли где она могла потерять брелок? Может, вообще оторвался или отцепился, валяется где-нибудь как мусор.

Кирилл твердо знал: сам по себе брелок оторваться не мог — мать постоянно забывала ключи, и пришлось взять этот брелок с карабинчиком. Он лично цеплял его на кольцо с ключами, и потерять брелок можно было, только отцепив карабинчик от сумки.

Он решил сам искать убийцу.

* * *

Четыре года назад.

Из воспоминаний Кирилла

Дверь «обезьянника» жалобно звякнула, и парень, успевший задремать на деревянной скамейке, резко открыл глаза.

— Самсонов, на выход! — скомандовал дежурный.

Парень нехотя поднялся, вышел из клетки и направился к окошку дежурного.

— Твои вещи, Самсонов, — на подоконник шлепнулось водительское удостоверение, паспорт, ключи от квартиры.

— Бумажник, — напомнил парень.

Дежурный покосился на него и молча, с некоторой неприязнью бросил на подоконник окошка черный кошелек.

Парень открыл его, демонстративно проверил все отделения, пересчитал наличные, хмыкнул.

— Трех сотен не хватает, — нагло заявил он.

Дежурный (молодой сержант) почти с ненавистью посмотрел на наглеца и уже хотел что-то ответить, как вдруг на плечо бывшего задержанного легла крепкая рука.

— Гражданин Самсонов, вы освободились? Пройдемте ко мне в кабинет, подпишем кое-какие бумаги.

Дежурный вытянулся по стойке «смирно».

— Вот здесь, здесь и здесь, — начальник участка равнодушно потыкал в бумаги указательным пальцем, — там для тупых и не умеющих читать галочки проставлены.

Парень хотел было оспорить мнение майора на свой счет, но, взглянув на лицо того, воздержался от комментариев. Молча проставил подписи, протянул руку за документами, которые в данный момент находились у майора. Тот чуть приподнял брови в немом вопросе.

— Документы, — голова раскалывалась, но не от выпитого вчера, а от практически бессонной ночи, проведенной на жесткой скамейке отделения полиции. Он привык к аскетизму, но эта скамья оказалась слишком уж… «аскетичной». Да и, кажется, все-таки один удар в голову он не отразил.

— Какие еще документы? — похоже, майор откровенно издевался, получая какое-то извращенное удовлетворение, глядя на «страдания» молодого человека, развалившегося перед ним в кресле.

— Мои документы. Которые у вас в руках, — с трудом сохраняя последнее спокойствие, произнес Кирилл.

— Гражданин Самсонов, вы скоро тут, на моем участке, пропишетесь, наверное. Третий привод за последние две недели! Когда ж ты уже за ум возьмешься, а?! Ну сколько можно смотреть на твою… рожу!

Он опустил голову и тяжело вздохнул, всем своим видом выражая глубокое раскаяние.

— Короче, так. Воспитательную беседу я с тобой провел, будем считать. Был бы ты моим сыном, всыпал бы тебе ремня хорошего! Как следует. А видишь, не имею права. Не отец. Хотя за хулиганство и посадить мог бы. На пятнадцать суток, чтоб было время остыть и подумать хорошенько над своим поведением!

— Они первые начали… — все-таки попытался оправдаться парень.

— А меня не волнует, кто первым начал! — резко оборвал его майор. — Они — в травмпункте, а ты — в «обезьяннике»! Делаешь выводы?

Майор тяжело вздохнул, вытер со лба пот платочком, который достал из кармана и налил воды из стеклянного графина в стоящий рядом стакан. Пододвинул стакан парню.

— Вот. Воды выпей. Небось голова раскалывается, — немного смягчившись, понимающе сказал он. — Пойми, Кирилл. Я все вижу. Понимаю все. Что те ребятки — обычные подонки, на рожон сами лезут. Но они — детки богатых родителей. А у меня руки коротковаты, чтобы дотянуться до них, да и слабоваты, чтобы удержать. И дело не в том, что они от меня откупятся. Дело в том, что если я против них слишком уж явно пойду, меня не только этого всего, — он повел рукой в широком жесте по кабинету, — лишат. Мне до пенсии три года осталось. В отставку выйду, как положено — пенсия нормальная будет. А нет — так и буду по съемным квартирам мыкаться. У меня тоже семья, пойми это…

— Неужели вы всю жизнь под них прогибаетесь? — неожиданно спросил Кирилл.

— Нет, — майор отвернулся к окну, что-то вспоминая, — в свое время я таких пачками закрывал. Теперь все по-другому, — он послал вздох невысказанным мыслям и внимательно взглянул на парня. — В общем, так. Давай прекращай балагурить, перевоспитанием заниматься. Еще чего не хватало! У родителей Толика давно не появлялся? Вот и съезди к ним. Они ведь скучают.

— Я думаю, что Толька… его могли зацепить какие-то из них. Из этих.

— Не начинай снова, Кирилл…

— Я все равно найду их, — упрямо бросил он, — обязательно найду!

— Не нужно. Ты еще молодой, тебе жить да жить. О себе не думаешь, мать пожалей. Одни вы друг у друга остались.

Майор снова вздохнул и, возвращая документы с ключами, добавил:

— Я тоже не вечен. Постоянно вытаскивать тебя из переделок не смогу.

Уже на пороге Кирилл обернулся и, помолчав, сказал:

— Спасибо, дядь Саш.

— Матери привет, — нарочито строго донеслось ему в спину.

* * *