Гарри Поттер и глина Эдема (джен)

«Мир покрыт знаками,

нуждающимися в

расшифровке.»

(Поль Мишель Фуко)

«Гораздо легче найти ошибку,

нежели истину. Ошибка лежит

на поверхности, и ее

замечаешь сразу, а истина

скрыта в глубине, и не всякий

может отыскать ее.»

(Иоганн Вольфганг фон Гёте)

Он шагал в темноте вниз по склону, спотыкаясь и скользя по влажной глинистой поверхности. Туман почти рассеялся, но помогло это слабо: он едва видел очертания пещеры в рассеянном призрачном красноватом свете, исходившем откуда-то из глубины. И эти голоса… Теперь они казались тише, но все еще звучали в затхлом воздухе, и эхо многократно отражало их от неровных стен, прежде чем окончательно рассеять, перемешав с мерным рокотом, исходившим от скального основания.

Память работала как-то неправильно, отзываясь неупорядоченной смесью образов при каждой попытке вспомнить ближайшие события. Влажно блестящие клыки василиска в облаке зловонного дыхания. Несущаяся к нему стена тысяч акромантулов в полумраке Запретного леса. Материализованная тьма в облике дементора, высасывающая из него остатки жизни. Вспышка зеленого света, навсегда меняющая его судьбу. Десятки и сотни эпизодов — пережитых, предполагаемых и возможных — тасовались в его сознании подобно колоде фокусника, и невозможно было отличить реальность от вымысла в этой невнятной мешанине.

Он был растерян и не имел представления о том, что с ним произошло. Он не знал, зачем он здесь и куда идет. Он все еще помнил свое имя, но без твердой уверенности. Однако боль, пронизывавшая его тело в начале пути, теперь почти отпустила, и он счел, что это добрый знак.

Под ногой что-то хрустнуло и провернулось в грязи, и Гарри едва сохранил равновесие. Посмотрев вниз, он увидел неясные очертания большого округлого камня с парой отверстий, и пнул его ногой. Камень неожиданно легко отскочил в сторону, ударился о стену и развернулся. Это был человеческий череп, обильно покрытый грязью. Сделав еще шаг, Гарри снова услышал хруст и остановился, оглядевшись вокруг. Красноватый свет стал ярче, высветив глинистую поверхность, из которой, куда ни глянь, выступали фрагменты костей. Десятки черепов, ребер, раздробленных позвонков, фаланг — настоящее царство смерти. Желудок подступил к горлу, но он упрямо шагнул вперед. От второго шага Гарри воздержался.

В багровом сумраке перед ним высилась массивная человекообразная фигура. Она не сделала ни единого движения, но Гарри услышал голос, прогрохотавший в спертом воздухе подземелья:

— Клавем!

— Что? — беспомощно спросил он, попятившись.

— Клавем аут мортем! — последовал немедленный ответ, и фигура двинулась ему навстречу, с хрустом размалывая в кашу человеческие кости под ногами.

— Я не… — начал Гарри и снова отступил назад, зацепившись ногой за выступавшее из глины ребро и, нелепо взмахнув руками, упал на спину. В нее вонзились сразу несколько костяных обломков, но он почти не чувствовал боли, глядя на приближавшееся существо.

— Мортем! — провозгласило оно, склоняясь над распростертым на земле Гарри и занося конечность для удара.

Это был гигантский голем. Гарри вскрикнул и рефлекторно выставил перед собой руки, прекрасно осознавая, что удар глиняной длани вряд ли остановит и стальной щит. Чьи-то пальцы обхватили его запястье, и по глазам ударил свет, казавшийся ярким после кромешной тьмы пещеры.

— Гарри! — услышал он, окончательно проснувшись.

Он лежал в небольшом помещении, похожем по своей обстановке на больничную палату, только куда уютней. За окном сквозь призрачное отражение угадывался тонкий серп луны. Почти новолуние. Сколько времени он уже здесь? На краю его кушетки сидела одетая в белую пижаму Гермиона и сжимала его руку. Она казалась обрадованной и робко улыбалась. Улыбка была вполне искренней, но при этом в ее глазах читался испуг.

— Мистера Гарри прийти в себя! — завопил невесть откуда взявшийся Перки, заставив Гарри поморщиться, и нелепыми прыжками понесся к выходу. — Гарри очнуться! — провозгласил он уже из-за двери, и до них долетел его быстро удаляющийся топот вперемешку с возгласами об очнувшемся мистере Гарри.

— Что… — произнес Гарри, с трудом ворочая пересохшим языком. — Что произошло? Где я?

— Ты ничего не помнишь? — нахмурившись, спросила она. Улыбка на ее лице сменилась озабоченностью. — Ты проводил меня до двери, и когда я вставила ключ…

— Ключ! — воскликнул он и сел на кровати, моментально заработав приступ сильнейшего головокружения. — Я помню. Красная молния. Какие-то чары были наложены на замок, и ты…

Воспоминания нахлынули на него подобно цунами, и он застыл, с ужасом вспоминая произошедшее. Удар отложенного заклятия, чего-то похожего на Конфринго, — и страшная сила отбрасывает их назад, ломая кости и отключая сознание. Как они вообще смогли выжить после такого? Он бросил обеспокоенный взгляд на подругу.

— Гермиона, а с тобой-то все в порядке? Тебя не ранило?

Гермиона собралась было ответить, но в этот момент дверь распахнулась, и в помещение вошла Герда Краузе в светло-зеленом медицинском халате. Гарри уже привык, что большинство просвещенных исполняли в Айзентурме сразу две-три функции, и преподавание — лишь одна из них, пусть и главная. Герда Краузе помимо преподавания магической сурвивалистики заведовала медицинским корпусом Башни, и у нее в подчинении находились несколько маглов, сквибов и магов, большинство из которых постоянно проживали в пара-Ингольштадте.

— С пробуждением, Гарри! — приветливо обратилась она. — Как вы себя…

— Гарри! Мы уж опасались самого худшего, — бесцеременно отодвинув ее в сторону, обратилась к нему вошедшая Эльза Фриз. Она присела на край кушетки рядом с Гермионой. — Не могу себе простить, что поставила вас под удар.

— Но при чем тут вы, просвещенная Фриз? — недоуменно спросил Гарри. — Кто-то установил магическую мину на дверь Гермионы…

— Наш разговор в «Эрлёйхтетенгартене» наверняка был кем-то подслушан, Гарри. И этот кто-то, вероятно, счел, что мисс Грейнджер, — она кивнула в сторону Гермионы, — способна изменить расстановку сил. За счет чего, я не знаю, но других объяснений у меня нет. Не брать же в расчет нелепые слухи среди учеников, ведь правда?

Гермиона пожала плечами и только теперь отпустила руку Гарри.

— Мы уже успели поговорить об этом с просвещенной Фриз, — сказала она. — Да, у меня хорошая память, и обычно я запоминаю все, что мне доведется прочесть. Возможно, я способна оказать помощь в расшифровке послания Гёте. Но чтобы без колебаний попытаться убить меня из-за этого… Кто-то воспринимает меня слишком всерьез.

— Должно быть, это тот, кто хорошо тебя знает, Гермиона, — мрачно ответил Гарри. — Я бы тоже не стал тебя недооценивать.

В голову против воли снова полезли мысли о Квиррелле. Профессор слышал их разговор. И он знает, на что способна Гермиона. Однако его не было рядом, и он не имел возможности установить чары на дверной замок, не так ли? С другой стороны, Гарри не знал доподлинно, где находился профессор во время их разговора, и плохо представлял себе, какими еще возможностями обладает Квиринус Квиррелл, способный выйти победителем в сражении с несколькими сильнейшими магами Башни.

— А о каких «нелепых слухах» идет речь? — наконец спросил он.

— Пока мы тут лежали без сознания, — слабо улыбнувшись, проговорила Гермиона, — ребята уже успели заподозрить в покушении Хироко, представляешь? Якобы она пыталась убрать с дороги соперницу. Чушь какая! Мы все видели, как она реагирует на любое насилие.

— Но все же, Гарри, — сделала еще одну попытку Герда Краузе, — как ваше самочувствие? Болит что-нибудь?

— Голова немного, — отозвался Гарри, прислушавшись к своим ощущениям, — а в остальном вроде все хорошо, пока не двигаюсь. Я был серьезно ранен? А Гермиона?

Герда Краузе покачала головой.

— Лучше вам и не знать, ребята. Вы едва выжили. Спасло вас лишь то, что заряд предназначался для одного человека. Одна мисс Грейнджер наверняка погибла бы, а так большая часть досталась вам, Гарри. Самое страшное уже позади, но вам следует оставаться в постели еще дня три минимум.

Она отошла, но потом остановилась и, обернувшись, наконец-то сменила озабоченное выражение на улыбку.

— И, кстати, с наступающим Новым годом, — сказала она. — Вы очень вовремя очнулись, Гарри. За пару часов до начала праздника.

Гарри понадеялся было, что просвещенная Фриз последует за Гердой Краузе, но та не торопилась покидать их. Она продолжала сверлить его встревоженным взглядом, как будто ожидая, что с минуты на минуту он забьется в конвульсиях или чего похуже. От ее пристального взгляда ему стало неуютно, и, чтобы переключить ее на что-нибудь помимо состояния его здоровья, он наобум спросил:

— А какую гипотезу вы хотели проверить, просвещенная? Я имею в виду, насчет тайного послания в «Фаусте». Помните, вы рассказывали нам в кафе?

Она нехотя отвела взгляд и проговорила:

— Теперь даже и не знаю, следует ли проверять ее самостоятельно. В случае чего нам вряд ли кто-то придет на помощь. Но от вас у меня секретов нет, так что… Я предполагала посетить Броккен.

— Броккен? — удивилась Гермиона. — Ту самую гору?

— Да. Место проведения Вальпургиевой ночи в «Фаусте». Я считаю, что Иоганн Гёте спрятал там указание на местоположение того, что мы ищем. Или, возможно, ключ к расшифровке остальных частей «Фауста», я пока не уверена.

Гарри очень смутно помнил соответствующую главу поэмы, но одно он знал точно.

— Но, просвещенная Фриз, этот эпизод относится к первой части поэмы. Я думал, что послание Гёте должно быть во второй, разве не так?

Она нетерпеливо закивала, порылась в складках мантии, и в ее руках появилось основательно потертое карманное издание «Фауста». Когда она пролистывала книжечку, Гарри заметил, что буквально каждая страница содержала множество карандашных пометок, подчеркиваний, стрелочек и замечаний на полях: похоже было, что Эльза Фриз посвятила немало времени анализу поэмы. Его роль в предполагаемом расследовании становилась для него все более туманной. Если Гермиона со своей феноменальной памятью еще способна оказать помощь, то какой толк здесь от него самого? Разводить костер и готовить еду во время путешествий?

— Вы совершенно правы, Гарри, — улыбнулась Фриз. — И я уверена, что при написании этой сцены Гёте не вкладывал в нее ничего секретного. Здесь совсем другая история. Известно, что Гёте трижды совершал восхождение на Броккен. Я полагаю, что таким образом он пытался привлечь к этому месту внимание тех, кто станет искать его тайное послание на страницах «Фауста», ведь этот эпизод имеет особое значение для всей поэмы. Более того, во второй части Гёте снова ссылается на Вальпургиеву ночь, только уже не в европейском, а в классическом варианте.

Гарри почувствовал, что теряет нить повествования, — а ведь Эльза Фриз еще даже не приступала к анализу. Должно быть, последствия ранения давали о себе знать, мешая ему сосредоточиться. Он сделал над собой усилие и попытался уследить за последовательностью выкладок просвещенной.

— Но… Зачем тогда шифр во второй части? — наконец спросил он. — Если, конечно, он там действительно есть.

Просвещенная согласно кивнула.

— Отличный вопрос, Гарри, вы снова правы. Если бы на Броккене находилась разгадка тайны, дополнительные ухищрения были бы явно лишними, ведь правда? Если вы спросите меня… Я думаю, что в лучшем случае мы найдем там лишь небольшой фрагмент секретного послания или же намек на то, как расшифровать вторую часть поэмы. Потому что, несмотря на обилие обрывочных сведений, которые нам удалось извлечь из текста, у нас до сих пор нет полноценного ключа к шифру.

— А что уже удалось извлечь? — заинтересовалась Гермиона.

— Кое-что, — уклончиво ответила просвещенная. — Помимо явных указаний на искомое, непосредственно в тексте поэмы есть также информация, скрытая методами стеганографии. Одним из старейших методов на самом деле — так называемым шифром Древней Спарты. Не слышали про него раньше?

Гарри отрицательно помотал головой, отчего пульсирующая боль под черепом заметно усилилась. Шифр? Древняя Спарта? Слишком много информации за последний час. Он украдкой посмотрел на Гермиону, но та с понимающим видом кивала головой и больше походила на равноправную коллегу просвещенной, нежели на ее ученицу.

— Чтобы получить зашифрованное послание, — сев на преподавательского конька, вновь заговорила Эльза Фриз лекционными интонациями, — брали ленту пергамента, наматывали по спирали на деревянный цилиндр, который назывался «скитала», и записывали сообщение вдоль него. Когда ленту разматывали, на ней получалась мешанина букв, и чтобы восстановить исходное сообщение, требовалась скитала такого же диаметра. Конечно, это очень простой способ для коротких сообщений…

— Но ведь Гёте вряд ли мог проделать такое с целой поэмой… — удивленно возразил Гарри и тут же осекся, досадуя на собственную непонятливость. — Ах, ну да… Можно ведь обойтись и без ленты.

— Именно так, — снисходительно улыбнулась просвещенная. — Можно обойтись и без ленты. Просто следить за тем, какая буква появляется на каждом пятом, шестом, десятом месте и так далее, в зависимости от изначально выбранного значения. Диапазоны вплоть до пяти можно смело отбрасывать, их почти невозможно контролировать. Выше сотни — тоже, там слишком легко ошибиться в подсчете букв. Гёте, лишенный технических средств, не мог себе этого позволить, ведь правда? А все оставшиеся диапазоны рядовой компьютер переберет за долю секунды. Разумеется, все это было проделано еще много лет назад, и не только нами. Мы опробовали и большинство других методов, которые мог использовать Гёте: подстановочные шифры, перестановочные, потоковые… Все простые методы мы проверили, и неоднократно. Результаты — гм… Странные. Обескураживающие.

— То есть какие-то результаты все же были получены? Что-то удалось прочесть?

— Можно так сказать. Сразу на нескольких диапазонах обнаружилось статистическая аномалия в виде скрытого там названия легендарной страны: «Thule». Вы это легко проверите. Более того, эта страна упоминается и открытым текстом — в песне, которую поет Гретхен, помните? «Король жил в Туле дальней». — Она протянула Гарри книжечку, раскрыв ее на нужной странице. — Хорошо известно, что эта песня была изначально независимым произведением, а в состав «Фауста» Гёте включил ее позже — к сюжету поэмы она вообще не имеет никакого отношения.

Название страны показалось Гарри знакомым, и он наморщил лоб, пытаясь вспомнить, где уже встречал его раньше. Если это легендарная страна, то явно не из тех легенд, которые ему довелось слышать до сих пор. И все же… Он перехватил взгляд Гермионы, которая смотрела на него широко раскрытыми глазами. Она помнила! В этот момент вспомнил и Гарри. Там, в пара-Ингольштадте, когда они извлекли страницу рукописи из тайника Сарана, что они прочли в ее верхней части? «…Также бывший ранее членом общества Туле», вот что.

— Общество Туле, — растерянно пробормотал он.

— Вот именно, Гарри, — кивнула Эльза Фриз. — Связь тут налицо, несмотря на то, что этого общества, насколько нам известно, больше не существует. Я расскажу об этом позже: в истории тайных обществ и без нас хватает интереснейших страниц. А сейчас вам надо отдохнуть и окончательно поправиться: климат на Броккене далек от средиземноморского. Так что доброй ночи и с Новым годом вас, ребята.

Они пожелали ей счастливого Нового года в ответ, и просвещенная покинула палату, оставив их наедине. Гарри, отчего-то чувствовавший себя неловко в ее присутствии, облегченно вздохнул и бросил взгляд на простые круглые часы, висевшие на противоположной стене. Меньше двадцати минут до полуночи. Хорошо бы Гермиона не ушла раньше. Сейчас ему ужасно хотелось встретить праздник рядом с ней, пусть даже обстановка палаты ни капли не способствует созданию романтической атмосферы.

Надо бы увлечь ее разговором, чтобы ей тоже не пришло в голову, что он устал и страшно нуждается в том, чтобы встретить Новый год в одиночестве. Однако любые темы разговора, которые он мог сейчас придумать, казались ему неуместными, способными разрушить последние намеки на праздник. Плюс нужно помнить, что задушевный разговор, который в любой момент может услышать Квиррелл… Минутку, а может ли? Где сейчас его транслятор? Он был в кармане, когда их едва не убило разрядом.

— Гермиона, а ты не знаешь, куда дели мою одежду, когда нас принесли сюда? — спросил он.

— Туда же, куда и мою — положили в шкафчик у входа, — она махнула рукой в направлении двери и понимающе улыбнулась. — Ты ищешь транслятор? Увы, похоже, что он был поврежден разрядом. Я первым делом попыталась связаться с Квирреллом, когда пришла в себя четыре дня назад. Не получилось.

Она извлекла из кармана пижамы транслятор и протянула его Гарри. Тот осторожно обхватил крохотный диск пальцами и поднес к глазам. На металлической поверхности виднелись странные цветные разводы, как будто кто-то попытался нанести на устройство миниатюрное граффити. Гарри сжал артефакт большим и указательным пальцем. Ему показалось, что где-то с самых границ слышимости донесся тихий шелест, но, должно быть, только показалось.

Он затаил дыхание, прислушиваясь, и в этот момент темный ландшафт за окном озарился ослепительной вспышкой, а стены Башни задрожали от грохота. От неожиданности Гарри вздрогнул и уронил диск на одеяло. Гермиона в испуге подскочила, но, взглянув за окно, облегченно рассмеялась.

— Это же фейерверк! — воскликнула она, снова сжав его руку. — С Новым годом, Гарри!

— С Новым годом, Гермиона, — улыбнулся он в ответ. — Пойдем посмотрим?

Он с трудом сполз с кровати, опираясь на ее руку, и она помогла ему добраться до окна, где он с облегчением облокотился на подоконник, отчаянно сражаясь с головокружением. Гермиона щелкнула выключателем, и комната погрузилась в темноту. За окном, однако же, творилось светопреставление. Где-то со стороны зданий пара-Ингольштадта в небо с адским грохотом взмывали ракеты, озарявшие все вокруг слепящим фиолетовым пламенем, и растворялись в вышине за тонкой пеленой облаков.

Когда канонада стихла и Гарри решил было, что представление окончено, темное небо со свистом прорезал пылающий болид, скрывшись за горизонтом. Следом за ним еще один. И еще. А потом с небес пролился огненный дождь, в течение минуты обративший ночь в день. Казалось, где-то там, наверху, взорвался средних размеров астероид, и его горящие обломки теперь падают с околоземной орбиты прямо на них, готовые раздавить, сокрушить, испепелить все живое, что находилось внизу. Никогда в своей жизни Гарри не видел ничего настолько прекрасного и устрашающего в одно и то же время: эти две эмоции словно замкнуло накоротко, и он, забыв про свое неважное самочуствие, мог теперь только стоять, приоткрыв рот, и смотреть на буйство небесного огня над пара-Ингольштадтом.

С трудом оторвавшись от этого зрелища, он перевел взгляд на Гермиону. На ее лице читался ровно тот же восторг, который испытывал он сам: широко раскрыв глаза, она смотрела в небо, которое кромсали на части падающие звезды. Все это время она ни на миг не отпускала его руку. Когда последние огненные штрихи скользнули по небосклону, он почувствовал, как ее ладонь развернулась, и пальцы Гермионы переплелись с его. Дыхание Гарри перехватило: он боялся сдвинуться с места, чтобы она не отняла свою ладонь, и продолжал стоять, опираясь на подоконник и по-прежнему глядя в потемневшее окно, за которым виднелись только огни пара-Ингольштадта да изредка показывался из-за скользящих туч почти сошедший на нет месяц.

— Что мы будем делать дальше, Гарри? — наконец спросила Гермиона, продолжая в задумчивости смотреть на горевшие золотыми огнями здания.

— Ты имеешь в виду…

— Я про Эльзу Фриз. Ты все еще хочешь принять участие в ее расследовании?

Он пожал плечами. Не было никаких гарантий тому, что в Айзентурме безопасней, чем за его пределами. В особенности если учесть, что убийца по-прежнему действует, и на этот раз он обратил внимание на них.

— Думаю, у нас нет выбора, Гермиона. Айзентурм — такая же часть мира, как Хогвартс и что угодно еще. Если Аненербе получит в руки настолько мощное оружие, никто и нигде не останется в безопасности. Рано или поздно война придет и сюда. Я знаю, что ты беспокоишься за меня, и спасибо тебе за это. Но ведь лучше опередить врага и предотвратить войну сейчас, пока мы еще можем это сделать, верно?

Она грустно кивнула, но ничего не ответила, только сильней сжала его ладонь. Со стороны пара-Ингольштадта доносились звуки празднования. Играла эстрадная музыка, среди которой попадались композиции как из мира маглов, так и вещи, которые были известны лишь в магическом мире: во всяком случае, Гарри был уверен, что некоторые песни исполняла Селестина Уорлок. «Снова мы отделены от всех, — подумалось ему. — Почему всегда так происходит?» Странно, но эта вынужденная обособленность в этот момент нисколько его не удручала. Легкая грусть от созерцания всеобщего веселья со стороны, разделяемая с лучшей подругой, превращалась в тихий уют и несла радость. Предложи ему сейчас кто-то перенестись в гущу веселья, он отказался бы наотрез.

— Кроме того, — улыбнувшись, снова заговорил он, — неужели ты способна упустить возможность, вероятно, самого захватывающего приключения в твоей жизни? Ты ведь живешь книгами, а здесь такой человек просто незаменим. Я выберусь отсюда, мы отправимся с просвещенной Фриз по следам Гёте и обязательно найдем ключ к тайне. С твоей помощью — иначе и быть не может.

Гермиона улыбнулась и опустила голову.

— Я так и не поблагодарила тебя, — сказала она.

— За что? — удивился Гарри.

— За то, что спас мне жизнь неделю назад, едва не заплатив за это своей собственной. Снова. Если бы ты не схватил меня за руку, я была бы мертва.

Он представил такой исход, и в горле встал комок. Сложись все немного иначе, опоздай он на долю секунды, и Гермиона погибла бы у него на глазах, а он продолжил бы жить. Но считать ли это жизнью — без того, что для него дороже всего на свете? Была бы жива та, другая Гермиона, которая учится в Хогвартсе и дружит с другим Гарри. Но эта, его Гермиона, вместе с которой они уже столько всего пережили — ушла бы из его жизни навсегда.

— Я не позволю тебе умереть, — сказал он убежденно. — Потому что без тебя… гори оно все синим пламенем, Гермиона.

Она молча обняла его, уткнувшись лицом ему в плечо, и Гарри легко коснулся губами ее волос, сожалея о том, что вынужден опираться на подоконник, и оттого не может полноценно обнять ее в ответ. Время остановилось.

— Я знаю, Гарри, — прошептала она и, подняв к нему лицо, поцеловала его в щеку. — Пора спать. Тебе нужно больше отдыхать, чтобы восстановить силы.

— Конечно, — дрогнувшим голосом ответил он. — Тебе тоже.

Она помогла ему добраться до кушетки, где он, поморщившись от боли, упал на простыню. Темный силуэт Гермионы на фоне окна оставался неподвижным, и он скрепя сердце пожелал ей спокойной ночи, больше всего на свете желая, чтобы она оставалась рядом. Но она сказала в ответ:

— Приятных снов, Гарри, — и растворилась в темноте.

— «Приятных снов», — пробормотал он едва слышно и усмехнулся.

Через пять минут он уже спал.