Изгоняя тьму (гет)

Сентябрь 2ХХ8

Всё закончилось кошмаром в начале сентября.

«А что ты посмотрел впервые?»

Это был простой вопрос. Обычный, невинный. Без умысла, без подтекста, простое желание узнать его поближе. Ничего более.

«Почему у тебя нет телевизора? Не смог с ним управиться?»

Любопытство.

Он хорошо знал это чувство — он и сам был любопытным малым — но ещё лучше он знал, что у любопытства могли быть не самые лучшие последствия.

Он не мог винить Рей за то, что она поинтересовалась. И изначально не мог винить за то, что она неосознанно напомнила ему о прошлом — он и так слишком долго убегал, его бы всё равно рано или поздно настигло.

В прошлом было много вещей, которые он не мог пережить, которые он предпочёл бы похоронить под тоннами счастливых воспоминаний.

 — Айзек Фостер. Вот, как тебя зовут. А теперь повторяй.

Ага, типа вот этого.

 — Айзек Фостер.

 — Молодец. А теперь смотри мне в глаза и слушай, Айзек Фостер. Ты не забудешь своего имени. Никогда не забудешь, кто ты.

 — Кто я…

 — Ага. В первую очередь — выживание. Когда случается пиздец, у тебя не будет никого, кроме себя самого. Выживай, даже если ты один. Выживай, даже если нужно кинуть всех. Понимаешь меня?

 — Понимаю.

 — Хорошо. И, раз уж ты понял, я оставляю тебя здесь. Выживание, сам понимаешь.

Пауза.

 — Ты меня понимаешь?

 — …Понимаю.

 — Эй, я и сама знаю, что жизнь — дерьмо. Жизнь — сука похлеще меня. Она будет ебать тебя и выбрасывать, как побитую шлюху, потому что по-другому не бывает. А ещё ты будешь много и долго лажать, Айзек. Я налажала достаточно, и знаю, что совершаю очередную ёбаную ошибку прямо сейчас. Не закончи, как я, понял?

 — Понял.

 — Эй, милочка, закругляйтесь. Вам пора.

 — ЗАВАЛИ ЕБАЛО, Я ЖИЗНИ ЕГО УЧУ! Блядь, было бы у меня время, был бы у меня этот ёбаный выбор… Я бы никогда в жизни того ебаната к тебе не подпустила. Никогда.

 — Сихам…

 — Ты выжил, Айзек. Будет лучше, если ты и это переживёшь, а потом надерёшь мне задницу за всю хуйню, что я тебе сделала.

Всегда на этом моменте воспоминание начинало рябить. Он видел, как Сихам обнимала его — в первый и последний раз за всю жизнь — и он знал, что в детстве этого не понял. Сихам не обнимала его. Она никогда не была ласковой, и в такой ситуации он бы ждал, что она его тупо кинет и уйдёт. Но он знал, что больше никогда её не увидит, не хотел, чтобы она бросала его там — и обнимал её так крепко, как только мог.

Но объятие длилось недолго. Скоро она отпустила его и выпрямилась. Он увидел её лицо.

Она улыбалась.

И плакала.

Она плакала с отчаянной грустной улыбкой на лице.

Она впервые плакала у него на глазах и, наверное, вообще впервые плакала после смерти Райса.

 — Зря я тебя полюбила.

И правда, зря. Если бы не полюбила — не стояла бы здесь в слезах. Если бы не полюбила — не была бы сейчас в жопе. Если бы не полюбила — просто бы развернулась и молча ушла.

Как в тот момент пацан отчаянно хотел, чтобы она осталась, хотя это было невозможно — так и сейчас невозможно было цепляться за эту память. Всё зарябило, растаяло, исчезло под ужасное шипение телевизора.

 — …Ты — монстр.

Он хотел закричать и протянуть ей руку. Это были её последние слова, и он знал, что это только конец предложения. Она могла назвать его монстром, но могла сказать что-то другое до этого. Раньше, когда он только обижался, он мог просто удобненько забыть всё хорошее, связанное с ней. Он вправду думал, что она первая его так назвала, но сейчас был не совсем уверен.

Точнее, совсем не уверен.

Сломанный телевизор пищал снова и снова, снова и снова, пищал и пищал и пищал, прямо в уши, прямо в мозг, пищал и пищал и пищал.

«А что ты посмотрел впервые?»

Первый.

Фильм.

Был.

Не тот.

«Почему у тебя нет телевизора? Не смог с ним управиться?»

Но.

Как раз он.

Был тем самым.

Который определил его.

Точнее всего.

* * *

Шипение.

Вш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш.

* * *

Тишина.

На улице шумел дождь. Унылый дождь. Шумел очень громко. Пиздецки громко. Но в доме стояла тишина. И тишину прерывали только капли воды, капающие с его тела на пол.

Тик-так. Тик-так. Часы заработали. Тик-так.

Такие же унылые, как и дождь.

Вш-ш-ш-ш-ш-ш. Телевизор был включён. Другого света в комнате не было. Вш-ш-ш-ш-ш-ш. Фильм продолжался. Вш-ш-ш-ш-ш-ш.

Он подошёл к телевизору, сел перед ним.

Вш-ш-ш-ш-ш-ш.

И начал смотреть.

* * *

«А что ты посмотрел впервые?»

Девушка и парень в глухой подворотне в темноте ночи. Напуганные, переговаривались тихо. Они действительно боялись, не знали, чего ждать, жаловались, что воняет кровью, что за ними следят. Везде была темнота, они слышали шум, они боялись всё сильнее и сильнее. Кто-то засмеялся. Кто-то приближался.

Ах, как же они бесили. Бесили.

Вш-ш-ш-ш-ш-ш.

Появился огромный мужик с топором.

Он напал. Начал их резать.

Режь-режь-режь, всё в крови, поразлетались ошмётки и конечности, крики-крики, ещё больше крови, смех.

Мужик смеялся. Убийца смеялся. Он убрал помеху с пути.

* * *

 — Ага-а-а.

Убивать было легко. Убивать было ещё и быстро, если ты в этом хорош. Убийство могло решить проблемы. Убрать с дороги бесящих людей.

Убивать было круто. Убивать было круто.

Ведь так?

Не-е-ет.

Это было просто пиздец как потрясающе.

В его голове всё прояснилось. Он понял. До него дошло, поэтому он улыбался.

 — Я понял.

Медленно он начал вспоминать. Дни до приюта, когда он мог напороться на потасовку в подворотне и подраться с детьми. Дни, когда он даже против взрослых выходил, пусть в большинстве случаев приходилось сбегать. Дни, когда он был опасным. Дни, когда он мог постоять за себя.

И он понял, что может это до сих пор.

Он мог драться. Причинять боль. Быть быстрым и неуловимым. Он мог использовать свой потенциал не только для закапывания трупов.

Но и для убийства.

В подворотнях его пытались убить. Люди боялись быть убитыми — и этот мужик, говноебырь Сихам, тоже пытался убить Зака, оказавшегося на пути. Только, скорее всего, потом Сихам самолично его мочнула.

Убийство могло быть выходом. Наверняка же было.

Он всё это время считал себя бессильным, но он же был не прав, да? Он знал, как давать отпор и быть опасным. Да, несчастный случай его ослабил, и они воспользовались случаем, чтобы ослабить его, использовать в своих целях. Но он всё ещё знал, как ранить, да?

Он всё ещё знал, как убивать, да?

* * *

 — Так и должно быть.

* * *

Взял нож на кухне. Здесь всё равно нет хозяев, они ничего не сделают. Если бы он спиздил еды — получил бы пиздюлей по самое не балуй. Но больше они его не тронут. Он обхватил рукоять ножа.

Хорошо. Было хорошо. Всё было правильно.

Он с удивлением смотрел на клинок, вспоминая, что с ним делать. Да, не только овощи резать. Можно было и для веселья использовать. Разум забыл, но тело помнило.

Он принёс домой первый нож, когда ему было шесть.

Он был мелким, и нож был доказательством того, как хорошо он выучился воровать в подворотне. Он показал нож Сихам — это был нож того уёбка, которого она отпиздила, услышав, как он присвистнул ей вслед.

Ох, бля, как же она гордилась. Она тогда сказала, что ходить с ножом — это круто, но с ухмылочкой добавила, что ещё круче уметь с ним обращаться. Он до сих пор не знал, откуда она этому научилась. И этому не стоило учиться детям, это было опасно и рискованно — очередное доказательство, какой хуёвой Сихам была в воспитании. Вот только нож кучу раз спасал ей жизнь, и она его научила.

Она его учила драться с ножом.

Он знал, что с ним делать, он знал, как кого-то им убить.

Не то чтобы он до этого убивал — он не был убийцей. Но он и рабом раньше не был. Не был монстром. Не был инструментом.

Всё бывает в первый раз.

Быть убийцей было не так ужасно, как об этом говорили.

Да, люди убивали друг друга, чем он был хуже? Убийство было проще некуда, убийство могло раз и навсегда избавить его от этих уёбков, которые разрушили его жизнь. Они должны были просто сдохнуть. Стать ёбаными трупами. Он часто об этом думал.

Почему бы не стать их смертью?

Это было бы быстрее, чем тупо сидеть и ждать, что эти бесящие счастливые лжецы исчезнут, как по волшебству. Он мог помочь им исчезнуть! У него была для этого сила. И почему он так долго доходил до такого простейшего выхода?

Теперь нужно было просто найти их, вонзить нож им в глотку и они исчезнут, просто исчезнут — и он будет свободен.

Никаких хозяев, никаких инструментов, никаких рабов, никакого унылого дождя, никаких трупов, никакой борьбы за выживание.

Остался только монстр.

* * *

Он подошёл к их ебучей комнате, самой большой во всём доме, и открыл скрипучую дверь. Не мог перестать улыбаться, но от смеха нужно было сдержаться.

Унылый дождь стучал в ушах.

Он заглянул внутрь, увидел мужчину, сидящего на кровати. Уёбок услышал скрип и встал — взбесил одним движением — чтобы сдохнуть.

 — Какого хуя тут забыл? — о, какой бесящий голос.

Помни, чему тебя учили. Помни, как тебя тренировали. Помни, как тебя воспитали.

Выживай.

Кидай всех — но выживай. Забей на всё, будь безжалостным — но выживай. Будь одиноким — но выживай.

Убивай людей — но выживай.

 — Погоди…

О, да он и не подумал ждать. Он влетел, за секунду сокращая расстояние, и вонзил нож в его плоть.

Ах, сладкая кровушка. И послышался полный ужаса крик.

Бля-я-ядь, как же было хорошо.

Хозяин с паническим ором отшатнулся, но Зак снова и снова бил ножом в его руки, пока не заметил, что тот разрыдался и наложил в штаны.

Отвратно. Отвратный уёбок. Ну, ничего, зато ты больше не будешь лыбиться.

 — Хватит! Остановись, пожалуйста!

О, отчаяние на его роже стоило всего. Его самодовольный ебальник за секунду стал перепуганным и отчаянным — и Зак тут же осознал, что эта перемена вызывала в нём острейшие ощущения, которые он не прочь был испытать вновь.

Время уходило.

Его добыча истекала кровью, и куда бы он ни пытался сбежать — Зак всегда был рядом, чтобы нанести очередную рану. Это было похоже на забавную игру, в которой он снимал весь накопленный за три года стресс, и бог был свидетель, что накопилось прилично. Вся злость, ярость и обида, весь огонь, который они пытались подавить, теперь вырвался настоящей необузданной стихией.

Он убивал.

И это влекло.

 — Что за…

А вот и женщина. Сука. Она завизжала от ужаса, а потом и от боли, когда Зак ножом вспорол ей ногу. Да, теперь она никогда не пнёт его этой ногой. Под её очередные визги он вытащил лезвие, с которого стекала кровь, скользнул ей за спину и уже сам пинками отправил её жалкую тушку в спальню.

Хе-хе, а он и не знал, что у него была такая силища. Может, вся эта работа с лопатой не была такой уж бесполезной.

 — Не подходи!

Она пыталась сбежать, но он догонял. Её муж истекал кровью, полудохлый, но Зак хотел лично его прикончить. Было бы не так весело, если бы не он забрал их жизни в обмен на всех детей, что они угробили.

 — Пожалуйста!

Было так забавно не спеша догонять её, давать ей тщетную надежду, что она сможет сбежать, прежде чем застать врасплох и нанести новый удар. Было так забавно видеть выражение облегчения на её лице, сменяющееся чистым ужасом от осознания, что она сейчас сдохнет.

Влечение.

Он перерезал глотку мужчине, пронзил сердце женщины, и всё закончилось.

Игра закончилась. Все были мертвы. Он сделал своё дело. Кровь испачкала простыни, полы, стены и его самого. Да, теперь он точно всё сделал. Резня закончилась, месть была исполнена и свобода определённо была обретена.

Дождь продолжал уныло барабанить.

Зак резким смехом разрушил тишину.

* * *

Зак проснулся, открыл глаза и рассмеялся.

Бам. Наконец-то. Всё, что он пытался сдержать и подавить, теперь не поддавалось никакому контролю. Всё вырвалось на свободу, он проиграл.

Теперь пиздецки хотелось чьей-то смерти. Зачем он вообще подавлял это? Убивать же было так круто, так увлекательно. Зачем он сопротивлялся? Зачем пытался дать отпор? Он почувствовал, что башка сейчас просто лопнет, если он не убьёт кого-нибудь. Его крыша и так начала ехать. Он оделся и взял свой нож.

И взял косу.

Хочу убить, хочу убить, хочу убить… Теперь ничто его не сдерживало. Как же сильно хочется убить-убить-убить…

Ну, поехала крыша, и что с того? Он облажался, и ему нужно было убить, иначе сдохнет он. Да, он буквально чувствовал, что сдохнет, если кого-нибудь не прирежет. Ох, блядь, как же хотелось снова увидеть, как кровь окрашивает стены, услышать крики ужаса и ощутить то мгновение, когда счастье сменяется отчаянием. Он желал убивать.

В глубине души оставались какие-то ошмётки здравого смысла, вопящие, что он что-то забыл, что до ухода нужно кое-что сделать. Он не знал, нахуя что-то делать, но это было важно, потому что он обещал. Он мог быть поехавшим серийным убийцей без тормозов, но он не был ёбаным лжецом.

Зак взял ещё один нож и вонзил его в журнальный столик.

И этот глухой звук, разнёсшийся по комнате, отключил последний рассудок. Как будто его человечная часть исчезла, выполнив свою миссию. В любом случае, это было не важно. Может, он просто это сделал, потому что псих. Зак продолжал смеяться всё громче и громче, потому что открывалась самая настоящая, блядь, охота.

И больше ничто не могло его удержать.

* * *

Это было шестое убийство за неделю, и Рейчел была уверена, что это только известные журналистам. Жертв наверняка было гораздо больше. Она спрашивала у Кэти, но та лишь печально покачала головой, прежде чем рассказать, как сильно она всё это ненавидела: Переулочный Убийца снова убивал, и она ничего не могла с этим сделать.

Но не только она — Рейчел знала, что с ним никто ничего не сможет сделать. Независимо от того, как усердно работала полиция, сколько средств они бросили, какими осторожными были горожане и как далеко люди держались от подворотни — жертвы всегда были. Она знала, потому что с самого начала слышала. Наверное, ей было восемь, когда её папа впервые пришёл, жалуясь на нового убийцу — но спустя два года, когда ей было десять, появилось имя «Переулочного Убийцы». Именно тогда она ещё выслушивала Кэти, которой вечно некому было пожаловаться.

Переулочный Убийца не в первый раз проявлял такую активность. Раньше такое случалось раз или два — людей убивали часто и жестоко — но потом всё резко прекращалось, и жизнь приходила в норму.

Однажды было время, когда целую неделю или две трупы находили каждый день, город был в панике. Граждан просили быть бдительными, не приближаться к подворотням — но убийства продолжались.

Рейчел видела разницу. Обычно Зак убивал, если кто-то казался ему слишком счастливым. Такая активность значила, что он искал добычу в переулках или рядом с ними.

И он был в кровавом безумии. Он сломался, он искал жертв по всему городу, чтобы утолить жажду крови.

Никто не был от него застрахован.

Даже она.

Рейчел положила руку на сумочку — подарок от Адрианы ко дню рождения. Пистолет от Зака она носила там, всегда при себе, в лёгкой досягаемости, и без сумочки никогда и никуда не ходила. Она не планировала пользоваться пистолетом, но знала, что Зак этого хотел. Он хотел, чтобы она могла защититься, если он нападёт. Она была рада, что до сих пор они не пересекались, потому что вправду не хотелось в него стрелять.

Если у неё будет время выстрелить.

Она вздрогнула, стараясь не думать о таком развитии событий. Она сейчас уходила из квартиры Зака, потому что, раз уж он сломался, ей нужно было его избегать, пока всё не закончилось плохо.

Конечно, в квартире его не было, и она даже не знала, зачем приходила — наверное, просто по привычке. У него дома она чувствовала себя в безопасности, непринуждённо. В его квартире она была дома. Для неё уже было естественным приходить туда, спать в кровати Зака, отдыхать на его диване, делить с ним гардероб и шкафчик в ванной, готовить на его кухне, видеть, как их зубные щётки стоят рядом и убирать, когда дома копился бардак. И стало ещё естественнее делать всё с Заком — он говорил с ней, наблюдал, пытался помочь или чистил оружие. Это была огромная часть её жизни, и в этом месте она проводила большую часть времени.

Но без Зака здесь было странно невыносимо.

Ей всё ещё нравилось это место, но без него было пусто. Пусто и одиноко. Как в ту ночь, когда он напал на Кэти — как будто что-то было не так, как будто чего-то не хватало. Но сейчас было хуже. Было так пусто, было опустошённо, и она не знала, чем заполнить эту пустоту, поэтому просто ушла, пока пустота не поглотила и её.

Сейчас она прекрасно знала, где Зак и что он делал, и дело даже было не в газетах.

В журнальный столик был воткнут нож. Она увидела его, когда пришла к нему домой вечером, услышав о новом убийстве в начале той недели. Он до сих пор был на месте.

Это было сообщение. Зак сообщил, что он сломался и что он исчезнет, пока не вернётся в норму.

Если вообще вернётся.

Жажда крови копилась в нём, и он подавлял её, как мог, пока эта бомба, наконец-то, не взорвалась. Теперь Рей не знала, когда она прекратит пылать, и прекратит ли. У Зака были пределы, так что, в какой-то момент он остановится, но скольких он убьёт до этого? И даже если его ярость утихнет, он когда-нибудь станет снова… нормальным? Он будет тем же Заком, которого она знала, или его тёмной, извращённой версией?

Когда сломалась она — она была пустой, безумной, сломленной, непохожей на себя — и она осталась бы такой, если бы Зак не привёл её в чувство. Она боялась, что с ним случится то же самое. Даже если он успокоится без её вмешательства, он может больше не быть тем Заком, с которым она дружила.

Она на самом деле боялась, и поняла только сейчас. Боялась потерять Зака. Но что она могла? Она не знала, где он находится, и скорее всего, она погибнет, если подберётся слишком близко. Она не могла до него достучаться. Она не могла вернуть его. И даже попробовать не могла.

В доказательство, она в переулках — хотя до сих пор их не боялась — была бдительнее, чем раньше, просто чтобы не стать его целью. Он мог быть везде. Рей постоянно была настороже, и старалась ходить по улицам с лестницами, чтобы в случае чего спрятаться на крыше. Но даже принимая меры предосторожности, даже если нельзя было и мельком его увидеть — она продолжала каждый день ходить в подворотни.

В конце концов, она же сказала, что не убежит от него.

И почему-то пыталась сдержать обещание.

 — Я такая тупица… — прошептала Рей.

Она остановилась. Ей было плохо, она чувствовала отчаяние.

И одиночество.

Сейчас она полностью затерялась. Она не знала, что делать и куда идти. Всё, что было в голове — желание не терять Зака, но она не хотела из-за него терять и своих друзей. Просто хотелось, чтобы всё пришло в норму.

Просто хотелось, чтобы все эти убийства прекратились.

Слова внезапно её поразили. «Убийства прекратились». Если она их прекратит, все будут в безопасности, и она смогла бы остановить Зака и вернуть его в норму — по-другому она бы его не хотела останавливать. Но это же было невозможно, да? Проблемы оставались те же: она не могла связаться с ним, не могла просто сказать «хватит убивать», и не могла просто проехаться по его мозгам на тему риска потерять многое, включая самого себя.

…Или могла?

Основным препятствием был факт, что найдя Зака, она почти стопроцентно найдёт и свою смерть, но…

С каких пор это было проблемой?

Даже если она хотела жить и знала, что её смерть не пройдёт даром для этого мира, всё равно было трудно ценить свою жизнь наравне с жизнями других людей. Она не возражала, если бы Зак убил её, видя в ней проблему.

Она не осознавала этого раньше, но она могла попытаться вернуть его. Кроме неё, наверное, никто и не мог. А если у неё не получится — может, её смерти хватит, чтобы Зак вернулся в реальность, чтобы он перестал убивать других.

Или так, или никак.

Ей было плохо, когда она представляла тот момент, когда до Зака бы дошло, что он сделал, но она верила, что он сможет двигаться дальше. У него был ещё кто-то, на кого он мог положиться в трудную минуту.

Рей прищурилась, развивая эту мысль.

Да, был же кто-то, знающий всё про Зака, про его убийства, про его прошлое и способы остановить. Этот человек мог бы подсказать, сколько шансов у её плана, может, смог бы подкорректировать. И он смог бы помочь Заку справиться с её смертью.

Она была не одна. Она могла на кого-то положиться.

Рей немедленно возобновила шаг, ускоряясь. Нельзя было терять ни минуты, нужно было куда-то идти.

Она мало знала о благодетеле Зака. Не знала ни имени, ни примерной внешности, но из немногих рассказов было ясно, что этот человек заботился с тех пор, как Зак приехал в этот город около восьми лет назад. У него тоже не было красивого прошлого, и хоть Зак о таких подробностях не распространялся, он наверняка был богат, влиятелен и имел большую агентурную сеть. Рей подозревала, что Зак знал куда больше, просто ей не рассказывал.

Но однажды он упомянул, что знаком со священником местной церкви.

Священник… о нём она тоже мало знала. Родители брали её в церковь, когда она была совсем маленькой, и это довольно быстро прекратилось. Рей не возвращалась в церковь годами, и вообще не помнила, как выглядел тамошний священник. Она не знала, тот же ли там священник, что и раньше. Она не была там с тех пор, как ей было четыре, но знала дорогу, потому что часто проходила мимо.

Было достаточно поздно, когда она пришла на место, но дверь была открыта. Церковь в принципе никогда не закрывалась, если она правильно помнила. Но внутри должно было быть пусто — большинство людей старались попасть домой до заката — поэтому она надеялась, что священник всё ещё там. Честно говоря, она не знала, что ему говорить, и, слегка толкнув массивную деревянную дверь, она скользнула внутрь и помолилась, чтобы её догадка оказалась верной.

Внутри было довольно темно, единственными источниками света были редкие свечи, и атмосфера, хоть и отдавала таинственным, несколько угнетала. Рей почувствовала себя ещё меньше в просторном церковном зале. Было невероятно тихо и пусто, как будто она вошла в другой мир, на другую территорию, и вдруг стало ясно, почему церковь ещё не обокрали. Да тут любой впечатлится, если влезет ночью. Наверняка в кромешной тьме здесь всё смотрелось нагнетающим и жутким — даже хуже, чем в подворотне.

Да, всё определённо изменилось с её последнего визита.

В задней части церкви, перед алтарём, стоял человек в пурпурной церковной одежде, и Рей замерла. Если он и был нынешним священником — неудивительно, что его церковь была такой особенной. Он не двигался, не смотрел в её сторону, но она чувствовала исходящую от него ауру могущества. Он создавал впечатление не слабее огромной церкви.

Когда он резко обернулся, она просто захотела опустить взгляд, и чистым чудом не сбежала. Она не могла точно сказать, сколько ему было лет — выглядел он примерно на пятьдесят, волосы уже поседели, спокойное лицо покрыли морщины, и такого бледного цвета глаз она в жизни не видела. Всё в этом мужчине внушало уважение, но инстинкты кричали, что его не стоит воспринимать легкомысленно. Он смотрел пристально, словно видел насквозь, и она собрала всю решимость, чтобы не отводить глаз — Зак смотрел на неё точно так же пристально. И всё же он не смотрел ни враждебно, ни агрессивно. Он просто был внушительным.

Рей глубоко вздохнула, отгоняя дурные мысли. Она не могла сейчас позволить себе робость и испуг. Она в тишине подошла к нему, всё так же не отводя взгляда, даже если её горло сжалось и она не могла ни сказать ни слова.

 — Здравствуй, дитя, — тихо поприветствовал он. Очевидно, он понимал, какое впечатление производил, и Рей немного успокоилась. — Не думаю, что раньше тебя здесь видел. Я — отец Грей. Что привело тебя сюда?

Он производил впечатление повидавшего многое, пережившего многое, и Рей почти наверняка была уверена, что не прогадала, и именно он был благодетелем Зака. Всё, что она слышала, подходило этому мужчине.

Но доказательств никаких не было.

 — Я… меня зовут Рейчел Гарднер.

Она даже не знала, известно ли ему её имя. За два года Зак наверняка упоминал её, ведь так? Наверное, она не совсем удачно начала разговор, но раз уж не была уверена, что говорит с тем человеком, она не хотела сболтнуть слишком многого.

 — Рейчел Гарднер… — медленно повторил он. Его тон изменился. Теперь он пристально наблюдал, как будто знал, что она хотела что-то ему этим сказать, и пытался догадаться, что именно.

 — Может… Вы знаете меня как «Рей»?

Если бы Зак упоминал её, он мог назвать её только так. Это было единственным способом узнать наверняка, не выдав лишней информации. Она смотрела священнику прямо в глаза, и в его бледно-голубом взгляде что-то резко изменилось.

Теперь она знала.

Она глубоко вздохнула.

 — Я пришла поговорить про Зака.

* * *

 — Рей…

 — М-м-м?

 — Солнечный лучик. Ага, как раз ей подходит.

— Может… Вы знаете меня как «Рей»? — сказала девушка.

Солнечный лучик. Рей. Рейчел Гарднер.

Ну конечно.

Едва она вошла в церковь, он понял, что она здесь не за молитвой или паствой. Свет в глазах, стойка, выражение её лица… уж слишком она решительная пришла. А теперь, когда он знал, что это та самая — это не мог быть другой человек, она идеально подходила описаниям Зака, и Грей должен был вообще с первого взгляда её узнать — он понимал, зачем она пришла.

Она пришла из-за Зака.

И, судя по её глубокому вдоху, она тоже поняла, кто он такой.

— Я пришла поговорить про Зака, — заявила Рейчел Гарднер.

Он в тишине смотрел на неё и видел всё то же самое, что и Зак — свет, решимость, доброту — и понимал. Это была та самая девушка, которую Зак так обожал, о которой постоянно говорил, которую хотел несмотря ни на что защитить и которую так боялся потерять. Она была его другом. Его солнечным лучиком.

И то, как она произнесла его имя, сказало всё.

Лицо Грея смягчилось.

 — Мне жаль, что мы встретились в таких обстоятельствах, Рейчел. Я бы предпочёл, чтобы Зак лично нас друг другу представил, но в этой ситуации нам и так есть о чём поговорить.

Она кивнула, постепенно обретая уверенность.

 — Прошу прощения, я мало о Вас знаю и не была уверенна, что это всё-таки Вы.

 — За два с лишним года Зак ни разу не упоминал твоего имени, — пожал плечами Грей. Он прошёл мимо неё, жестом указал следовать, и она подбежала следом. — Но мне кажется, я хорошо тебя знаю, он постоянно о тебе рассказывал.

 — О-о-ой… — порозовела она, когда они вышли из церкви. — Я и не знала, что он про меня говорил.

Она не спрашивала, куда они идут, будто и так догадывалась, что Грей предпочёл говорить о такой личной теме вне церкви. Он восхитился, что Рейчел оказала ему такое доверие, хотя они только что встретились.

 — Зак говорит, что он не из болтливых, но о тебе он мог часами рассказывать, — удивлённо заметил Грей. — Ты много о нём знаешь?

Она задумалась.

 — Думаю, много.

Похоже, и она могла часами про Зака говорить.

 — Вы весьма близки, — они подошли к его дому, недалеко от церкви, и о, боже, он сейчас чувствовал себя отцом, который вот-вот выложит неприличную подноготную своего любимого сынишки. — Я не думал, что когда-нибудь увижу, чтобы Зак так сильно кем-то дорожил.

 — Я тоже очень им дорожу, — робко ответила она.

И он это видел. То, что она пришла к нему, доверилась, по сути, незнакомцу, многое говорило о её решимости идти за Заком.

Грей привёл её на кухню и подвинул ей стул. Даже в такой стихийной ситуации ему хотелось, чтобы она чувствовала себя комфортно. Это была их первая встреча — двух людей, знающих Зака лучше всех — и прежде, чем она бы выдала цели визита, Грей хотел узнать больше о ней. Что-то помимо того, что рассказывал Зак.

С ней было странно общаться, но приятно. Теперь он мог увидеть всё, что описывал Зак — свет в её глазах, движения её рук, её улыбку, её взгляд. Зак, должно быть, долго наблюдал за ней, чтобы обратить на это всё внимание и запомнить так чётко.

 — Ты пришла спросить, как его остановить, — сказал Грей, усаживаясь перед ней.

Она ведь так им дорожила. Очевидно, пришла сюда узнать, как вернуть его в норму.

 — Да. Вы долго были рядом с ним, и я подумала… Он ведь уже срывался, да?

От воспоминания на лице Грея появилась улыбка. Ах, старый добрый буйный подросток Зак. Рейчел Гарднер понятия не имела, как сильно его изменила.

 — Да, было такое. Это было давно, Заку было восемнадцать, если я правильно помню. Я не знаю, что привело его в это состояние, но мне кажется, он боролся со своими воспоминаниями, которые по какой-то причине его настигли.

Она молча кивнула. Она смотрела спокойно, серьёзно, и Грею стало интересно, действительно ли ей было шестнадцать. Её глаза были куда старше этого возраста, она смотрела так, будто уже успела многое в жизни повидать. Но эта девушка была решительно настроена оставаться с Заком, несмотря на убийства, опасность и прочее. Она владела оружием и безбоязненно ходила в подворотнях, пытаясь собрать саму себя по кусочкам.

Это и была Рейчел Гарднер, солнечный лучик Зака.

 — Он же специально забывает, да? Это не от времени, а потому, что он просто не хотел снова всё вспоминать. Память причиняла ему сильную боль — и он заблокировал её.

Она не спрашивала. Зак неосознанно заблокировал память, чтобы защититься в приюте, но затем вполне сознательно забыл всё, что больше не хотел видеть. А теперь, когда воспоминания вернулись, он попытался похоронить их под очередным кровавым весельем.

 — Он убивает в качестве защитной реакции, — Грей беззвучно усмехнулся. — Ему уже говорили, что это плохая идея, но он и не подумал слушать.

Рейчел сжала губы в тонкую линию. Она опустила взгляд на свои руки, спокойно скрестила пальцы и вновь посмотрела Грею в глаза.

 — Как вы остановили его в прошлый раз?

 — Я отправил кое-кого, чтобы его победили. Он не оценил. Настолько, что когда пришёл в себя, расценил это как личное оскорбление, — вздохнул Грей. — Он не понял, зачем его нужно было останавливать.

 — Я… не хочу его обидеть, — смущённо пробормотала Рейчел. — Да и сейчас всё куда хуже, верно? Это не сработает.

 — Думаю, да. Не сработает, — кивнул Грей. — В прошлый раз и Зак, и та, кого я отправил, могли… погибнуть. Я не хочу снова рисковать их жизнями.

Определённо нет.

Хадия этого не оценит, и он не собирался идти на компромисс, когда не видел вообще никакого смысла.

Рейчел Гарднер была куда лучшим способом вернуть Зака.

Если не единственным.

 — У меня есть план… — начала Рей, но Грей покачал головой.

 — Давай, сначала я тебе кое-что расскажу. Ты должна кое-что знать, прежде чем пытаться что-то делать с Заком в таком состоянии. Да и просто тебе нужно понять, почему он убивает в качестве защитной реакции, — застенчивое выражение её лица сменилось сконцентрированным, и он улыбнулся. — Зак говорил тебе о своём прошлом?

 — Я знаю о приюте и как он жил до этого. Но… я немного слышала о том, как он жил после приюта и как он оттуда сбежал, — призналась она. — Он немного рассказывал о том, что чувствовал, когда время от времени приезжал в родной город.

 — Я встретил Зака, когда ему было пятнадцать, — сказал Грей. — Он укрывался в моей церкви после стычки с бандитами в подворотне. Он был как дикий волчонок. Всегда настороже, никому не доверял, был агрессивным и готовым напасть. Он был похож на буйство природы.

Он привык к таким буйствам. Он повстречал многих детей, похожих на Зака, сломленных и необузданных, которые пережили слишком многое и не знали, что такое человечность. Они не заслуживали быть брошенными.

 — Дело в том, что до этой встречи я зарёкся брать детей под свою личную опеку. Я знаю очень хорошие детские дома, куда я отправлял детей, которых вот так встретил, или которых оставили на моё попечение.

Она не задавала вопросы, не уточняла личную жизнь, не пыталась раскрыть его тайны. Она просто сидела и внимательно слушала. Она смотрела на него так, будто она внимала не только словам — но и его движениям, взглядам. Будто хотела знать всё. Да, несмотря на оказанное доверие, она хотела знать человека, с которым разговаривала.

Он высоко оценил эту её сдержанность.

 — В прошлом я потерял дорогого мне человека. Это была самая большая моя ошибка, — Грей не позволил себе теряться в воспоминаниях. Он боялся своих ошибок, потому что те немногие, что он совершил, имели катастрофические последствия. — Это был, наверное, единственный человек, которого я мог считать своим собственным ребёнком. Дитя было таким юным, и погибло из-за моего упрямства, моей гордости и неуверенности. Я думал, что знал, как будет лучше. Но я оказался неправ и принимал решения одно хуже другого.

 — Я… соболезную Вашей утрате.

Он видел на её лице неподдельную скорбь, и мягко улыбнулся. Когда Зак впервые говорил о ней, он описывал её как эмоционального инвалида, но девушка перед ним явно преодолела этот недуг.

 — Всё в порядке. Я смирился, но ошибки так просто не отпускают, и я решил больше не заботиться о детях самолично. Ради Зака я сделал исключение. Он был… — Грей покачал головой. — Думаю, я никогда не видел настолько сломленного человека, как Зак в нашу первую встречу. Этот мальчик превратился в кровожадного убийцу, неспособного контактировать с миром без какого-либо насилия. Ему нужна была помощь.

Зак точно не был создан для приютов, для какого-либо общества. Слишком одинокий, слишком опасный, слишком сломленный. Но его никто не принуждал жить в одиночестве. Если бы Грей не принял его под своё крыло — Зак тьмой в своей душе сам себя бы уничтожил.

И Грей не побоялся протянуть ему руку.

 — Тебе не понравился бы Зак, когда он только сюда приехал. Он называл себя монстром с какой-то гордостью, хотя ненавидел это слово не меньше, чем сейчас. Но я признаю, что по-другому его тогда было не назвать. Он едва был похож на человека.

 — Нет!

Понимая, что выкрикнула слишком резко, она прикрыла рот рукой. Грей просто посмотрел на неё, и она расслабилась, чувствуя, что ей можно было повышать голос.

 — Отец, я понимаю, что Вы имеете в виду, — продолжила она. — Я знаю, что Зак сделал, и продолжает делать ужасные вещи, и я этого не одобряю. Я знаю, что он видит в себе только монстра, и многие люди с ним согласятся… — её тон смягчился. — Я видела, как он едва не убил одного из моих друзей. Я знаю, какой он может быть. Но я не хочу видеть его монстром.

 — Он вовсе не святой, — удивлённо улыбнулся Грей.

 — Зак — человек.

Он поймал её взгляд. Никакой враждебности, никакого смятения — она говорила неоспоримую истину. Самый обычный факт. Зак — человек, и всегда им был.

Она видела в нём человека, и никогда не перестанет видеть.

 — У меня… весьма странное понятие того, что можно было назвать богом, и Зак для меня к этому понятию ближе всего, — она выглядела немного смущённой, но быстро успокоилась. — Но я не вижу его святым. Это бы означало игнорировать все его недостатки и его тьму, а я этого не хочу. Всё это принадлежит Заку. Если бы я не хотела этого замечать или забыть об этом, это… было бы неправильно. Как будто я не полностью принимаю его.

Рейчел не была из мира переулков, не была из тёмной части города. Она была самой обычной девушкой, которая не должна была терпеть насилие каждый день. Насилие, что она видела, отличалось от того, что происходило в подворотне. Она не участвовала в каком-то подполье и не была преступницей.

Но, даже увидев худшие недостатки Зака, она решила быть рядом с ним и попытаться ему помочь.

Она решила видеть его полностью, а не только то добро, которое он к ней проявлял.

 — Зак — человек. И, как у всех людей, у него есть достоинства и недостатки. Мне могут не нравиться его недостатки, я могла бы хотеть что-то исправить, но я не могу это игнорировать и не буду. Я такая же. Я стараюсь быть хорошей, но до идеала мне далеко. У меня тоже есть отвратительные стороны.

В её голубых глазах плескалась решимость, нечто прекрасное и даже сломленное. Взглядом она выдала, что о своих недостатках ей проще говорить, всегда было проще, хоть она с этим боролась. Едва заметная нелюбовь к себе в словах давала о себе знать, хоть Рейчел и прилагала усилия, чтобы судить объективно.

Сколько же времени ей потребовалось, чтобы видеть в себе не только недостатки?

Голос Рейчел дрогнул.

 — И… несмотря на всё моё уродство, Зак, несмотря ни на что, считает меня человеком. Он принимает меня такой, какая я есть. И я тоже принимаю его таким, какой он есть. Он не должен быть идеальным, чтобы я им дорожила.

Как прекрасно было слышать это из её уст. Не нужно было лучших причин, почему Зак обожал её и старался обезопасить. Почему он чувствовал себя таким нормальным и человечным рядом с ней.

Почему он называл её своим солнечным лучиком.

Неудивительно, почему она так быстро засела в его сердце. Грей никогда не сомневался, что дело в её проявленной бескорыстной доброте, и отношении куда лучшему, чем он привык.

Если и был человек с властью вернуть Зака в норму, сделать его счастливым и спасти его от тьмы в его собственном сердце — это была только она. Рейчел Гарднер.

— Рад слышать, — на секунду Грей прикрыл глаза и улыбнулся. — Теперь я понимаю, почему Зак рассказывает о чувствах из другого, вашего мира.

Рейчел непонимающе моргнула.

 — Прошу прощения?

 — Во многих городах есть тёмная сторона, этот — не исключение. Зак всегда жил в тени городов, всю свою жизнь, и не было странным, что он быстро прочертил границу между своим миром, где царят насилие и тьма, и тем, что можно назвать нормальным миром.

 — А, да… он что-то такое говорил, — кивнула она. — Он поэтому считает, что ему не место в обществе?

 — Да, — ответил Грей. — Он думал, что никогда не пересечёт эту границу, что он не был рождён для этого мира. Потом в его жизни появилась ты, и он постепенно начал вливаться в общество. Я знаю, что он нашёл в себе смелость благодаря тебе. До вашей встречи он немногое себе позволял, и думал, что ему позволено куда меньше, но ты открыла перед ним много новых возможностей.

 — Я не… в смысле, я же не могла…

 — Могла, и сделала. Ты сделала ему много хорошего, Рейчел, даже если этого не видишь.

Жизнь Зака изменилась, когда он приехал в этот город. И изменилась вновь, когда появилась Рейчел Гарднер. Сбежав из приюта, он был настоящим монстром, сломленным, забывшим, что он человек. Приехав сюда, он был человеком, сбежавшим от самого себя, отказавшимся видеть свои раны, отказавшимся взрослеть и исцеляться.

Сейчас Зак больше был похож на исцеляющегося человека, забывшего, что он не монстр.

И в основном это благодаря ей.

 — Я… — кажется, всё ещё не была убеждена. — Не думаю, что всё так. Я же самая обычная девчонка.

 — Он много говорил о том, что чувствует рядом с тобой. Как будто вы создали другой мир, принадлежащий только вам. Своего рода мир нормальных людей, где могли принять даже такого, как Зак. Где даже монстром вроде него могли дорожить.

 — Я знаю, что он видит в себе монстра, но я не вижу, — отчаянно сказала Рейчел, сжимая кулаки на столе. — И я хочу показать ему, что он ошибается. Я дорожу им, несмотря на самые страшные и мрачные его стороны.

 — Вот, видишь? Рядом с тобой он чувствует себя человеком. Ты видишь в нём человека и относишься соответствующе, и он хочет стать лучше в твоих глазах. Он начал меняться, потому что ты показала ему кое-что другое.

Нечто большее, чем наблюдение за жизнью других людей.

Он мог быть счастлив, не убивая для этого.

Он тоже заслуживал чужой заботы.

Но ему определённо требовалось время, чтобы свыкнуться с этим. Зак так и не привык к привязанности. Грей немного смягчил это, но забота всё ещё была чужда Заку, особенно от кого-то вроде Рейчел.

Но она продолжала быть к нему доброй. Она была переполнена чувствами к нему — тёплыми, яркими, бесконечно нежными. Она давала ему гораздо больше, чем он когда-либо мог получить, и дружба с ней была для него первой в принципе. Раньше никто так им не дорожил, тем более человек, который первый должен был назвать его монстром.

Зак хотел просто утонуть в её свете, и Грей не винил его за это.

 — Н-но… — по её лицу было видно, что она такого не ждала. — Я не могла сделать ничего подобного. Я же сказала, я — всего лишь я.

 — Да, — мягко согласился Грей. — И этого достаточно.

Если и было что-то, на что Зак мог жаловаться бесконечно — Рей упорно не могла увидеть в себе то, что видел он. По ней было заметно. Она просто не знала, как это увидеть, как понять, что именно она заставила Зака меняться, взрослеть и двигаться вперёд. Она не признавала собственную важность.

И тем не менее.

 — Первое, что поразило Зака, когда вы встретились — ты отнеслась к нему, как к человеку, — сказал Грей. — Даже если тебе такое отношение кажется нормальным, для других людей, встретивших Зака, это было далеко не нормой.

 — Он… говорил, да, — она закрыла глаза, погружаясь в воспоминания. — Поэтому он привязался ко мне, хотя толком и не знал… — она снова открыла глаза, и потрясение из глаз так и не ушло. — Я просто… не знаю, не думала, что сделала что-то… исключительное.

 — Сделала, Рейчел, и как бы просто это ни прозвучало, ты никогда не видела в нём монстра, даже в первую встречу, — напомнил он. — Ты была из светлого мира, ты знала, что он Переулочный Убийца, ты не знала, кто он за человек, но не испугалась и была к нему добра. Ты проявила дружелюбие.

Их первая встреча была для Зака чем-то волнующим и тревожным — он даже «ёбнутой» её назвал. В своём первом рассказе о ней он дал понять, что она считала его человеком, и это беспокоило.

Зак спустя какое-то время снова вспоминал, как они познакомились и рассказал Грею, как тупо, но логично она объясняла отсутствие страха. Она знала, кто он. Она знала, что он убивал людей. В их вторую встречу она увидела его перевязанное лицо, разноцветные глаза, хмурое выражение и в принципе общую непривлекательность, но продолжала быть доброй. Она делилась своим, волновалась за него и даже немного рассмеялась.

Потом ситуация становилась всё страннее и страннее в каждую последующую встречу. Она всегда была дружелюбной и понимающей, пока они, наконец, не стали друзьями.

Она никогда не видела в нём кого-то, кроме человека.

 — Не знаю, — пробормотала Рейчел. — Я всякого ожидала от Переулочного Убийцы, но в момент, когда он запрыгнул в мусорный бак, я поняла, что он всего лишь парень. Наверное, поэтому я с ним заговорила. Он был таким нормальным по сравнению со слухами, так что даже не знаю, как мне ещё надо было к нему отнестись.

Грей надеялся, что однажды Зак сможет показать Рейчел то, что он в ней видел, и она примет себя, поймёт, что её было за что обожать и ценить. Сейчас же Грей видел сломленную девушку на пути к исцелению, которая по многим личным причинам нуждалась в Заке не меньше, чем он в ней.

 — Я очень благодарен за всё, что ты делаешь для него, Рейчел Гарднер, — улыбнулся он. — Зак мне стал как сын, и я очень счастлив, что он повзрослел. Я так долго был рядом с ним, и только сейчас он начал двигаться вперёд.

Раньше Зак в жизни бы не признал, что на его состояние стоит обратить внимание, пока он не подверг риску девушку, которой дорожил. Раньше он бы не принял решение подарить пистолет этой же девушке, просто чтобы уберечь от самого себя.

(И никогда бы он не согласился, даже неявно, что он даже самому себе доверять не может).

Он до сих пор не мог поставить кого-либо выше своего выживания.

 — Он был таким сломленным, когда я его встретил, — вспоминал Грей. — Он не хотел задумываться, хотел просто забыть, но его прошлое оставило шрамы на его душе. Он не знал, как их исцелить, поэтому решил жить так, будто их никогда не было.

 — А теперь из-за меня… — горько поняла Рейчел, прежде чем покачать головой. — Нет, Зак скорее убегал от прошлого, и оно, наконец, нагнало его. Но именно я была в каком-то смысле катализатором, и из-за меня ситуация приняла такой серьёзный оборот. Если он и сдерживался до последнего, то это чтобы уберечь меня, — тихо вспомнила она, и её лицо помрачнело. — Я… хочу остановить его. Ради него же, но и ради моих друзей, ради всех. Я хочу привести его в норму, хочу, чтобы он вернулся, и я бы снова была с ним.

В её голосе слышались нотки паники, она ссутулилась, и её маска хладнокровия начала давать трещины. Грей увидел за её решимостью ещё девочку, слишком юную и неподготовленную к жизни в тёмном мире, которая пришла к нему с отчаянным криком о помощи.

 — Я не хочу его потерять.

«Я не хочу её потерять».

Они оба отказывались терять друг друга, даже если для этого придётся пожертвовать своей безопасностью.

Рейчел глубоко вздохнула.

 — Я могу попробовать его убедить. А если он всё-таки убьёт меня — надеюсь, моей смерти хватит, чтобы его вернуть. Я просто хочу знать, сработает мой план, или нет.

Она была готова умереть. Она будто не боялась смерти, потому что не ценила жизнь, или потому что знала, что придётся рискнуть, если хочет что-то изменить.

 — Понятно. Признаю, твоей смерти с головой хватит, чтобы отрезвить Зака, но… — он покачал головой. — Надеюсь, до этого не дойдёт.

Зак никогда от этого не оправится. Он будет вечно винить себя. Потеря девушки, которой он дорожил сильнее всего на свете, его солнечного лучика, стала бы раной, которая никогда не затянется.

 — Я… — Рейчел поколебалась. — Я не верю, что Зак меня убьёт. Я знаю, что он может, но… какая-то часть меня упорно верит и надеется, что он меня не ранит.

Она верила в Зака больше, чем кто-либо, больше, чем он сам в себя верил. Но её вера не была слепой — она осознавала, что может найти свою смерть — то было доверие, построенное за долгое время вместе с их узами. Если она так сильно ему доверяла — у неё были веские причины.

 — Не исключено. Зак ведь, в итоге, сошёл с ума, чтобы обезопасить тебя. Вполне возможно, он даже в таком состоянии сдержится.

 — Но если нет, вы поможете ему двигаться дальше? — робко уточнила она.

 — Не думаю, что он когда-либо сможет двигаться дальше.

 — Оу…

Кажется, она хотела что-то сказать, но передумала. Грей погрузился в свои воспоминания более чем двадцатилетней давности, когда ещё были люди, считавшие, что умирать за него правильно.

Но это неправильно.

Всегда было неправильным.

 — Умирать за кого-то просто, Рейчел. Слишком просто. Жить ради кого-то намного сложнее, но именно так у тебя будет возможность помогать снова и снова. Смерть поставит точку. Жизнь даст тебе шанс.

 — …Я знаю, — задушено сказала она.

 — Пожалуйста, не умирай ради Зака. Ты всё ещё ему нужна.

Было что-то болезненное в Рейчел, принимающей мысль, что её жизнь сейчас была важнее смерти, что её смерть не могла ничего решить. Ещё несколько секунд она выглядела отчаянной маленькой девочкой, но затем взяла себя в руки, потому что так надо, и кивнула.

 — Тогда, каковы мои шансы привести его в чувство? И… что мне делать?

 — Сложный вопрос, — вздохнул Грей. — У тебя шансов больше, чем у всех остальных вместе взятых, но Зак… в таком состоянии никого не слушает. В кровавой ярости он едва может думать. Он как-то сказал, что не имел никакого желания переводить мысли в слова, и не хотел — да и сейчас не хочет — понимать, что ему говорят. Если ты попробуешь с ним поговорить, я не гарантирую, что твои слова до него дойдут. Хотя, это же ты, а ты для него особенная.

Она была всё такой же мрачной. Зак мог к ней прислушаться, но она должна была подобрать правильные слова и действия, потому что рядом с ним у неё будет очень мало времени.

Хотя, поэтому она и пришла к Грею. За помощью.

 — Ты знаешь, почему Зак убивает? — начал он. — Почему он начал убивать?

 — Я не хотела лезть в это, так что не спрашивала, — призналась она. — Я знаю, что он не любит очень счастливых людей, но…

 — Приютом, в котором он жил, заправляли несколько человек. То, что они делали с другими детьми, вызывало у них улыбку, — мягко объяснил Грей. — Так мне рассказал Зак. Они единственные, кто часто и искренне улыбался. Они улыбались, когда позволяли детям умирать, улыбались, когда их эксплуатировали, улыбались, когда лгали. Они были счастливы, принося отчаяние всем остальным.

 — О, и из-за них Зак ненавидит счастливых и улыбающихся людей. Это логично.

 — Он ненавидит, когда люди смеются и улыбаются, не зная, какой может быть жизнь в тёмном мире, — продолжил Грей. — В каком-то смысле, он завидует. Он прочертил чёткую границу между собой и обществом, между тьмой и светлым миром и, видя слишком большую разницу, он просто не может её вынести. Убийство стало его единственным способом избавиться от чего-то, чего он не может вынести.

Она понимающе опустила глаза. Будь то люди, которых он не любит, кто-то на его пути, или просто плохое чувство, первым рефлексом Зака было убийство. Убийство стирало любые преграды. Для кого-то вроде него, незаинтересованного в планировании, это было простейшим способом преодоления.

 — Если хочешь понять ход его мыслей — я расскажу, что было после того, как он сбежал из приюта.

 — Как именно он сбежал?

 — Даже я не в курсе всех деталей, но я читал полицейский отчёт, — Рейчел выглядела удивлённой, и он продолжил. — Да, приют был обвинён в некачественных условиях жизни и возможной… торговле людьми, и раз уж он был нелегальным, полиция приехала разбираться, — с горькой улыбкой Грей замолк. Нужно было узнать об этом месте раньше и уничтожить, пока он мог. — Зака там уже не было. Всё, что нашла полиция — кости детей, закопанных на заднем дворе, и зарезанных хозяев в здании. Их трупы были в глубоких колотых ранах, и должно быть, они приняли долгую и мучительную смерть.

Лучшего они не заслужили.

 — Это было его первое убийство, да? — спросила Рейчел. — Он убил их и сбежал…

 — Да, и после тщательного расследования, полиция вычислила единственного ребёнка, чьи кости не были обнаружены: некого Айзека Фостера. Но его впоследствии так и не нашли, о нём никто не слышал, и его объявили мёртвым.

К счастью, Рейчел не спрашивала, откуда он так много знал, хотя по глазам было видно, что ей хотелось. Она открыла рот, и тут же захлопнула, будто в последнюю секунду передумала, что спрашивать.

 — Это он Вам рассказал?

 — Большую часть, — уклончиво ответил он. — Я проводил своё расследование. Зак много путешествовал, прежде чем приехать сюда. Иногда один, иногда с другими бандами, и в это время он много убивал и много дрался. В эти годы он проявлял свою самую тёмную и нестабильную часть: никакого контроля, никакой сдержанности. Он просто делал, что хотел, и потерял самого себя в сплошном насилии. Потому что, как я уже сказал, по-другому он просто не мог справиться с трудностями.

 — Он убил хозяев, потому что… ненавидел их, — поняла Рейчел. — Они превратили его жизнь в ад, и он убил их, чтобы освободиться. И поэтому он считает убийство решением всех проблем… я правильно поняла?

 — Правильно. Я не знаю, с чего ему ударило в голову, что именно убийствами можно всё решить, но это действительно стало его панацеей. Как будто по-другому он не может ничего пережить.

Пережить врагов, пережить прошлое, пережить ночные кошмары, пережить душевные раны.

Это был его способ повеселиться, поднять себе настроение, доказать свою силу и избавить от колебаний. Это был извращённый, перепорченный, жестокий способ быть счастливым.

Грей никогда не пытался убедить его не убивать — и так знал, что это проигранная битва. Хадия пыталась, и Зак воспринял её слова как объявление войны (хотя это всё наверняка из-за не самых лучших обстоятельств и её отвратительного чувства такта). Он сам никогда не осознавал корня своих проблем, отказывался осознавать, и в прошлом было бы невозможно переубедить его.

После первого своего убийства он твёрдо верил, что для этого он и был создан, что не было пути назад.

А потом в его жизни появилась Рейчел Гарднер.

 — Заку больше не нужны убийства для выживания, — сказал Грей. — Он думал, что для собственного счастья мог только убивать и прятаться в тени, но теперь это не так. Думаю, тебе стоит ему это показать.

Он смотрел ей в глаза, и увидел проблеск надежды, чего-то прекрасного и сияющего, что могло бы и горы свернуть.

 — Ты знаешь, как он себя воспринимает. Ты знаешь, как глубоко в душе он верит, что он только монстр. Ты знаешь, как на него повлияло прошлое, и как до сих пор влияет.

 — Да, я знаю, — ответила она.

Знала лучше всех.

 — Докажи ему, что он не прав, Рейчел. Зак тоже заслужил света, и может быть счастлив без насилия. Он может быть не только убийцей, он изменился.

Может быть, это просто её глаза так сияли, или в глазах самого Грея посветлело, но теперь он знал, что Рейчел всё поняла.

 — Докажи ему, что он человек.

И он знал, что она докажет.

 — Я обещаю, — сказала Рейчел.

У неё был голос человека, который не страшился смерти, но и знал, что до этого не дойдёт. Она доверила свою жизнь милости мрачного жнеца.

Она встала.

 — Спасибо.

 — Не за что, — кивнул Грей. — Надеюсь, был полезен.

 — Ещё как. Спасибо, что так много рассказали про Зака…

 — Айзек Фостер.

Она так внезапно затормозила, что он не сдержался от смеха.

 — Он ненавидит своё имя, поэтому не сказал тебе. Но думаю, ты имеешь право знать.

Рейчел молча смотрела на него, прежде чем расплыться в улыбке.

 — Айзек Фостер.

Она так произносила его имя, что Грей был уверен — Зак определённо не будет против, что она всё узнала.

Грей поднялся, чтобы проводить её до двери.

 — О, и напоследок, — внезапно вспомнил он, увидев её на пороге.

 — Да?

Почему-то он уже знал, что она ответит, но всё равно хотел услышать. Это будет последнее, что он спросит, а потом просто пожелает ей удачи и будет молиться, чтобы она вернулась целой.

Чтобы она и Зак вернулись целыми.

Абрахам Грей улыбнулся.

 — Кто для тебя Зак?

* * *

Ах, ёбаный унылый дождь, замучивший его уши. Но дождя даже не было. Дождь стучал в его голове, и бесил чуть ли не до боли.

Хочу убить. Есть ли рядом добыча, которая стоит того?

Крик жертвы заглушил бы ёбаный дождь. Да и этот заебавший шипящий телевизор.

Блядь. Хочу убить.

Сквозь навязчивые звуки в его голове послышалось что-то ещё.

Шаги. Всё ближе и ближе.

Зак облизнул губы.

На территорию ступила новая жертва.

* * *

Рей бежала в ночь, летела между улицами быстрее ветра. Она должна была найти Зака. Должна была. Она знала, что делать, знала, что сказать, знала, чем рискует, и она была намерена вернуть его обратно. Разговор с Греем невероятно обнадёжил её, и того, что она узнала про Зака, было достаточно, чтобы составить план действий. И этого определённо было достаточно, чтобы набраться решимости.

Айзек Фостер.

Она несколько раз повторяла это имя себе под нос, и ей нравилось, как оно звучит. Она вряд ли когда-нибудь назовёт его иначе кроме как простого «Зак», но зная его настоящее имя, она чувствовала себя ближе к нему.

Рей скользнула в подворотню и, глубоко вдохнув, пошла уже медленнее. Она достала из сумочки пистолет, и навела палец на спусковой крючок, ступая на тихие улочки. Она собрала всю свою смелость и отвагу.

Она не хотела ранить Зака. Тем более не хотела его убивать. Она даже не думала, что сможет в кого-то выстрелить.

Но она обещала стрелять, когда момент прижмёт, и она не могла соврать Заку.

 — Зак?

Рей вообще не знала, где он может быть. Он мог быть рядом, или в другом конце города. Но, раз уж она на его территории, он был не стал просто её игнорировать.

Нет, она была почти уверена, что он рядом.

Она не могла никак доказать, но она чувствовала, интуиция подсказывала, и сердце колотилось в груди. Он придёт, чтобы убить её, и ей придётся сопротивляться. Счёт пошёл на секунды.

Но она не боялась. Она знала, что делать.

 — ЗАК!

Её голос эхом отразился от стен пустой улицы, и вскоре она услышала чужие шаги и раскатистый смех.

Он пришёл.

 — О-па-ньки.

Она могла представлять маньячный блеск в его глазах по одному его тону, хриплому и низкому, словно у охотника, загоняющего свою добычу. От его вида у неё пошли мурашки по спине.

 — Не ждал.

Он шёл к ней, безумно ухмыляющийся, с косой наперевес. Под его капюшоном она видела только улыбку и сияющие глаза, как будто он был призраком, посланным по её душу.

 — Что, подруга, смерти ищешь? — захохотал он.

 — Зак, это я, — сказала Рей. — Я пришла не драться с тобой, а чтобы остановить. Ты не должен так продолжать…

Он не ответил. Скорее всего, даже не узнал.

 — Я знаю, почему ты убиваешь, — с прежней решимостью продолжила она. — Я знаю, что ты не можешь по-другому справиться с болью, но всё изменилось!

Блеск в его глазах резко изменился.

 — Ебало завали.

 — Ты не обязан убивать, Зак. Тебе ничего не грозит, ты можешь пережить это иначе. Пожалуйста, послушай меня.

Он, кажется, и не думал понимать. Как и говорил священник, это было словно горохом о стену — он её видел, но не желал воспринимать, что она говорит. Но Рей не собиралась сдаваться. Она всё ещё была жива.

 — Зак, убийство — не выход, и ты это знаешь, — взмолилась она. — Ты же можешь положиться на меня, на господина Грея, ты не обязан переживать всё в одиночку. Всё изменилось, и ты тоже изменился.

 — Завали, я сказал! — угрожающе повторил он.

 — Пожалуйста, приди в себя. Пожалуйста, — попросила она. — Я не хочу тебя потерять.

Сейчас он слегка вздрогнул, и сердце Рей сжалось. Он её услышал. У неё был шанс, нужно было говорить дальше.

 — Зак, пожалуйста, я не хочу, чтобы ты сошёл с ума и исчез. Ты гораздо большее, чем просто убийца, но продолжая убивать, ты просто потеряешь самого себя. Ты перестанешь быть собой, я этого не желаю.

 — ЗАВАЛИ!

Он дёрнул рукой, и её рефлексы, выработанные часами тренировок в тире, заставили тут же поднять пистолет и нажать на курок.

Бах.

Её пуля отразила брошенный в неё нож, и послышался лязг металла о кирпичную стену.

Под нарастающую гробовую тишину Рей парализовало. Она медленно посмотрела на дымящееся дуло пистолета и перевела взгляд на Зака, удивлённого не меньше её. Она не могла поверить, и не знала, что потрясло её больше — реальная попытка убить её (нож летел ей в голову), или то, что она выстрелом отразила летящий нож.

Её руки дрожали.

Божечки. Божечки, она пулей перехватила нож…

 — Зак…

Его коса пролетела там, где секунду назад была её шея. Рей, отскочив благодаря непонятно откуда появившемуся инстинкту самосохранения, свалилась на землю.

Ох, блин!

Прежде, чем она отреагировала, пистолет выпал из её руки, и Зак захватил её в ловушку, одной рукой удерживая над её головой оба запястья. Он смотрел на неё горящими безумным весельем глазами, и лезвие косы скользнуло под её горло.

 — Хочу убить, — радостно прохрипел он. — Хочу убить, убить-убить-убить!

Рей глубоко вздохнула. До пистолета не добраться, она не могла двинуться, иначе Зак просто перережет ей горло. Наверное, сейчас она погибнет, и стоило бы начать паниковать, отчаиваться, плакать и просить пощады. Она знала, что он только этого и ждёт.

Но она никогда не боялась смерти. Тем более, от рук Зака.

 — …Понятно.

Рей нежно на него посмотрела.

 — Всё в порядке.

* * *

Хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить

 — …Понятно, — сказала она, — всё в порядке.

Чего, блядь?

 — Вот значит как!

Она пришла на его территорию, бросила ему вызов, попыталась что-то там побазарить. Тупая мелкая добыча. Она просто сама потекала от желания сдохнуть.

 — Да, тебе это, значит, нравится?

Она хотела сдохнуть.

Он хотел убить.

 — Тогда…

Безумная улыбка. Ох, как же эта наглая мелкая овечка будет смотреться со вспоротым горлом?

 — …Сдохни.

Эта малявка будет самым лёгким убийством за всю историю. Он всегда поднимал себе настроение убийствами, так что он просто убьёт её.

Убить.

Убить.

Убить.

УБИТЬ.

* * *

 — …Но.

Она нашла его глаза, поймала его взгляд и посмотрела прямо в его душу.

 — У тебя рука повернётся?

* * *

Хочу убить.

 — А?!

Что за хуйня?

 — Между прочим, я не просила меня убить, и это было бы не лично для меня, — она говорила мягко, слишком мягко. — И я сейчас не приношу тебе проблем, да?

Хочу убить!

 — На понт меня взять пытаешься?!

 — Вовсе нет.

О чём она, блядь, там бормочет? Не понимаю, не понимаю… Она меня недооценивает?

 — Так мы друг другу пообещали, хотя ты наверняка дал себе много других обещаний, о которых я не в курсе. И знаешь, я такая же.

Если она не завалит сейчас же…

 — Я пообещала себе, что постараюсь тебя защитить.

Блядь, унылый дождь возвращается, блядь-блядь-блядь-блядь-блядь-блядь, её голос сливается с этим ёбаным дождём, блядь…

 — …Я не прошу тебя, не умоляю и не приказываю.

Завали. Завали!

 — Я просто спрашиваю.

Завали…

* * *

 — Зак, ты сможешь это сделать?

Ты сможешь убить меня? Ты сможешь нарушить свои обещания и снова удовлетворить свою жажду крови, даже если боишься меня потерять?

У тебя действительно повернётся рука перерезать мне глотку?

* * *

Она смотрела прямо ему в глаза своей яркой синевой, глубокой, мудрой и вечной, словно океан, и он увидел себя в её глазах. Он увидел монстра, в которого превратился, зверя, который сейчас собирался её убить. Но ещё он увидел себя таким, каким она видела его. И посмотрев в её глаза, Зак понял, что всё остановилось.

Унылый дождь прекратился.

* * *

Унылый-унылый шум дождя.

Тринадцатилетний Зак смехом разрезал тишину. Он смеялся, долго, заливисто, радостно, но в итоге его жестоко поглотила оглушительная тишина.

Ага-а, шум дождя. Его больше не было. Наконец-то закончился.

С глубоким вздохом, Зак посмотрел вверх.

Какой-то тусклый, но всё же…

Лучик света пробился сквозь облака.

* * *

Лучик света пробился сквозь облака его безумия.

Рей.

В его голове царило торнадо, просто ёбаный ураган, но сейчас всё поутихло. Сейчас он купался в её свете, и всё, чего хотелось — закрыть глаза и позволить себе утонуть в тепле, льющемся из её сердца. Этот просвет посреди бури длился не дольше минуты — и он собрал все свои чувства к Рей в глубине сердца, чтобы не забывать, что именно она должна остаться невредимой.

Зак медленно отвёл лезвие с её шеи, отпуская запястья.

 — Ты и вправду на голову ёбнутая.

На его лице появилась жёсткая улыбка, скрывающая всю внутреннюю борьбу, всё желание сдержать внутреннего зверя хоть на минуту.

 — Как бы хорошо я ни понимал, что ты — та женщина, которую я ценю больше всего в этом ёбаном мире, мне всё равно трудно сдерживаться, чтобы не убить тебя, понимаешь?

Он посмотрел на свою руку, держащую косу, и вспомнил себя тринадцатилетнего, с ножом в этой же руке, и белые повязки были залиты кровью. Как раз за секунду до того, как унылый дождь снова поглотил мир, и он убежал на улицы, свободный и потерянный. Ту ночь он провёл, сидя у стены, а перед ним открывалась дорога в ужасный мир неизведанного.

 — Потому что, если бы я смог остановиться в первый раз…

Он нежно обхватил её щеку ладонью. Её большие голубые глаза смотрели на него с надеждой, и ещё чем-то, чего Зак не мог понять, но именно оно укрепляло решимость обезопасить её.

Его улыбка погрустнела.

 — …Я бы не закончил вот так.

Жизнь у него выдалась довольно хреновой. Хреновой и полной анархии. Он был бездумным и безумным монстром, без правил и ограничений, без какого-то конца тьмы и насилия, без каких-либо законов и запретов. Он выживал любой ценой.

Но впервые убив, он дал самому себе обещание.

«Я хочу, чтобы ты хотела умереть ради себя. Не потому что тебе показалось, будто ты всем страдания приносишь, и всем будет лучше, а потому что ты сама так хочешь для себя. Только тогда я убью тебя».

С того дня он поклялся себе, что будет делать всё, что захочет: будет убивать, пытать, причинять боль, уничтожать, всё, что угодно и даже хуже того. Хоть сам в крови купаться будет, впадая в безумие.

Но он не хотел врать.

Зак поднёс руку Рей к себе и прижался губами к костяшкам пальцев.

 — Если я убью тебя здесь, — пробормотал он, — тогда всё… станет ложью.

Он пообещал убить её, если она будет приносить проблемы, или попросит смерти для самой себя — сейчас, ни одно из этих условий не выполнялось. Он просто убил бы её, потому что он слишком поехал, чтобы защищать женщину, которой так дорожил.

Она была для него дороже всего мира. Дороже собственного ёбаного выживания.

Зак дорожил ею, он жаждал её, она была нужна ему, и она никогда бы не принесла ему ни единой проблемы, не стала бы в его глазах ни монстром, ни ведьмой, ни проклятой. Никогда.

Она была его ошибкой, но лучших ошибок он никогда в жизни не совершал. Он бы ошибался, привязываясь к ней, снова и снова, если бы мог. Он хотел, чтобы её было ещё больше в его жизни. Он чувствовал, что с ней ему никогда не было бы скучно, и он бы в жизни ею не пресытился. Он бы никогда не жалел.

И он никогда не пожалеет о том, что встретил её.

Если она на самом деле однажды захочет умереть, окончательно и бесповоротно, и он не сможет ничего с этим поделать, если не будет другого пути — он убьёт её. Он не был лжецом, и он уважал её выбор и желание. Если только она захочет.

Но он сам этого не хотел.

Он хотел прожить всю свою ёбаную жизнь с ней.

Было больно осознавать это. Глубоко внутри него болело, как будто сердце пронзила его собственная коса. Болело, не переставая, и он не понимал, почему же так болит — но знал, что эта боль не была плохой.

Эта боль напоминала, что внутри него осталась какая-то человечность, и что за неё стоило держаться, хотя бы ради его солнечного лучика.

 — Но даже я ненавижу враньё.

Даже у такого поехавшего монстра были принципы, и он не собирался идти на компромисс.

 — Улавливаешь, к чему я?

Зак в секунду поднялся на ноги, следом поднимая и её, и, не сдержавшись, прижал её к себе. Его коса звякнула о землю, когда он зарылся рукой в её локоны, зарылся лицом. Он вдохнул сладкий аромат прядей, запах кожи, тепло тела, само ощущение её близости, и боже, как же он этим упивался.

 — …Да, — сказала Рей.

Она крепко держалась за него — он знал, что она не отпустит. Что бы ни случилось дальше, даже если она будет убегать, прятаться и бороться за жизнь — она его не отпустит.

Она не разочаруется в нём.

Зак мягко улыбнулся и склонился к её уху.

 — Какая умница.

Было ещё кое-что принципиальное, из-за чего он не пошёл бы на компромисс — она. Она заслуживала весь мир, всю ёбаную вселенную у своих ног, она заслуживала счастливой жизни, света и радости, добра и нежности. Он знал, что не сможет дать ей всё это, но всё равно хотел попробовать, просто потому, что он — эгоистичный ебанат, который отказывался от самой идеи потерять её.

Какая же умница.

Я знаю, что ты пиздецки умная, и ты прекрасно понимаешь, что я не могу позволить себе убить тебя. Ты найдёшь способ выжить. Может, даже придумаешь, как вытащить нас обоих, но поебать на меня. Главное, чтобы в безопасности была ты.

Моя милая умница, слишком хорошая для меня.

 — …Что ж, прошу тебя, — он просто, блядь, умолял.

Он просил, он умолял, он заклинал — не исчезай из моей жизни.

 — Прямо сейчас.

Сейчас, отныне и навеки, если только это не будет твоим желанием — а я знаю, что ты этого не желаешь — я запрещаю тебе, просто, блядь, запрещаю позволять мне убить тебя. Позволять даже близко ранить тебя.

 — Не дай мне тебя убить.