Хочешь мира... (джен)

Инсар уже вышел к урчащим машинам, когда его догнал один из охранников с телефоном в руках.

— Слушаю.

— Техник сказал, — связь шипела и слегка заикалась, — что последний раз капсула отчиталась между седьмой и одиннадцатой отметкой.

Инсар остановился, вытащил из кармана тактических брюк плоский кусок кристалла, в глубине которого плавала муть багрового цвета. Фыркнул недоверчиво — что-то у него не сходилось с мнением техника.

— Отключите всю магнитку, — процедил он. — От ваших техников никакого прока, — Инсар сбросил звонок.

— Сама техника уже устарела, и этот выродок там всё замкнул, — охранник, принесший телефон, пожал плечами.

Инсар вдруг отвесил ему подзатыльник, как ребенку.

— Никогда не унижай противника даже за глаза, кретин. «Выродок» поимел четверых таких, как ты.

Охранник пошел красными пятнами, крепко сжав челюсти, но без слов забрал сунутую ему обратно трубку.

Инсар почти бегом рванул к джипу и дернул не пассажирскую, а водительскую дверь. «Выметайся» прозвучало одновременно с прыжком внутрь. Водитель едва успел перевалиться через рычаг на пассажирское сиденье и подобрать ноги. Инсар взял с места так, что взвизгнули покрышки.

— Передайте, чтобы освободили дорогу на юго-западное направление, и пусть будут готовы выслать вертушку по координатам, — бросил он резко, особо ни к кому не обращаясь — его приказ выполнят и так.

Кто-то из одетых в черное спецов, сидевших в машине, полез за телефоном.

Три черных внедорожника один за другим выскочили на пригородную трассу и, выстроившись в колонну, начали распугивать водителей с дороги.

* * *

Розамунд приблизилась к завалу и обвела его фонариком, отобранным у меня.

Мое сознание устраивало странные кульбиты, будто куски увиденного перемешали, как детский паззл. То Роз стояла слева от меня, то вдруг справа, и только потом шла слева направо, отыскивая хоть какую-то лазейку в завале или стене.

Итак, это было очень похоже на яд. Даже привычные, многократно опробованные лекарства мало помогали. Когда-то у найдазе была технология, которую сильно невзлюбили люди во время войны. После все найденные экземпляры пистолетов-игольников с ядовитым боезапасом были торжественно принесены в жертву миру на площадях городов по всему материку. Если у этих, из джипа, был какой-то гибрид с огнестрельным оружием или просто обновленный вариант этой смертоносной игрушки, то у меня гораздо меньше времени, чем у Розамунд. Инсару следует поторопиться, если он не собирается, конечно, подождать пока я сдохну. Хотя нет… Не производит он впечатление того, кто бежит от схватки.

Забавно. Теперь все будет почти как Розамунд предполагала, когда заявилась просить о помощи. Кровь, вероятно, на время замедлит процесс, но вряд ли хоть что-то остановит его.

— Розамунд, — позвал я. — Роз…

Она подошла и села рядом на рельс. Выражение ее лица было таким опустошенным, что мне даже стало жаль ее. Когда бежишь, как заяц, ничего никогда не идет по плану, даже если он есть. Ненавижу этим заниматься. Ненавижу. Я уже много лет ни от кого не бегал. Жаль, на подготовку хорошей игры не было времени. Все через задницу…

Розамунд посмотрела на мою ногу, и я, даже не имея способностей, все равно чувствовал ее волнение, ее испуг, кислый, как забродившая ягода. Она вскинулась, потерла ладони о джинсы и решительно задрала подбородок.

— Видимо, придется вернуться на развилку и выбрать другой туннель. Жаль, мы много времени потеряем.

— Я отзываю прежние условия. Мне нужна плата кровью.

Она медленно повернулась ко мне, и в голове ее, отражаясь во взгляде, быстро-быстро проскакивали мысли. Темнота, глухой тупик, где ее тело не найдут никогда, и она сама — обуза на моей шее. Вынужден признать, она быстро учится.

Но благодаря ей мы выбрались из города. Что неплохо, учитывая скорость, с которой Инсар действовал.

Я не ожидал такого… Он сильный соперник. Мне он нравился, но сталкиваться с ним я больше не хотел, а придется.

Я закрыл глаза — мысли скакали, а ведь голова должна быть чистой. Плохо дело. Реально плохо. Я еще никогда не был так близко к полному провалу. Я устал. Куда проще было замереть и позволить Инсару нас найти. Я не сомневался, что найдет. Может, попросить его научить меня паре приемов? Я хмыкнул. Конечно, он научит. Как сдохнуть побыстрее. Найдазе считали полукровок мерзостью. Они их уничтожали, насколько я помню историю.

О чем я думаю?..

— Ладно, — шепчет Розамунд. — Много надо?

Я с трудом осознал, что вопрос был задан вслух.

— В пределах разумного. Воспользуешься своей эгидой.

Она была напугана, как они все, и запах ее страха я ощущал особенно остро в этой мышеловке, провонявшей змеями и пылью, где нет ничего другого, кроме застоявшегося спертого воздуха, который много лет никто не тревожил.

Роз расстегнула пуховик и свое пальто под ним. Я вытянул из сумки очередной скальпель. И все было как всегда, и остро, и привычно. Сознание Розамунд сопротивлялось, в него нельзя было упасть. Но это не важно. Пульсация в ноге становилась все тише. Я замер, перестав пить. Я чувствовал пустую развилку, с которой мы пришли, мертвые металл и камень. Дорога молчала. Вот как. Значит, до пульта они уже добрались и остановили всю линию. А может, и всю магнитку. У нас было еще немного времени. Если повезет, то псы Инсара начнут рыть землю там, куда успела добраться наша капсула.

Я ненадолго сосредоточился на Роз. Нет, я не ощущал ее болезни, — боги, я же не рентген — но… Было что-то неприятное в ней самой. В том, что она мне отдавала. Конечно, выбирать было не из чего. Но так ли она больна, как сама думает? Возможно, она из тех, кто доживет до глубокой старости. А, может, и нет…

Роз, когда я оторвался от нее и лег прямо на землю, отодвинулась, сжимаясь, натягивая пуховик едва не на голову. Посидела какое-то время, слегка качаясь, и полезла за эгидой.

— Это всегда так… мерзко? — тихо спросила она. — Вы теперь все мои мысли знаете?

— Нет, мыслей твоих я не знаю, можешь не переживать. Это ощущение, не более, — утешил я ее, вставая.

Я знал ее чувства. Не мысли. Но от некоторых чувств до мыслей совсем недалеко.

— Надо убираться. Мне кажется, тут найдется дверца типа той, через которую мы пришли.

Я попробовал ногу. Держала. И на том спасибо. Я достал шприц — это тоже не помешает.

— Откуда вы знаете?

— Чувствую. Сложно сказать. Что, если не получится?

Розамунд зло усмехнулась. Она прекрасно поняла, о чем я ее спросил. Так иногда бывало у спонсоров и деви. Я подхватил сумку, и мы пошагали обратно. Роз немного пошатывало, но по мере того, как действовала эгида, она шла все увереннее.

— Я намерена победить. Нет никаких «не получится». Мне есть, что отдать, а они хотят это получить. Тут важно попытаться. Насколько понял найдазе мой прапрадед, они всегда уважали стойкость и силу духа. Дашь слабину — проиграешь точно. А мне нечего терять.

— Нельзя потерять только то, чего у тебя нет. Последнее, что ты имеешь — жизнь.

— Какую жизнь? — она обернулась ко мне неожиданно злобно, будто это я лишил ее шанса на существование. — Сколько мне там осталось? Год или два? Последний подарочек от найдазе нам, победителям… Мы все передохнем, как паразиты, нажравшиеся отравленной крови. И все закончится, на самом интересном.

Она шла вперед, по-прежнему подсвечивая путь моим фонарем. Я пожал плечами, отказываясь ее понимать.

— А так интересное вообще не начнется.

— Знаешь, что? Не учи меня жить, Геллерт Дьёз! Я тебе плачу, и твоя забота — охранять меня. Как ты мне сам сказал, мое душевное здоровье — это работа врачей и священников. Ты, кажется, ни то, ни другое.

Я осклабился.

— Ну да, пожалуй, ты права — жизни у тебя нет. Ты просто одинокая клептоманка, окружающая себя чужими вещами, которая пытается создать иллюзию, что она кому-то нужна. Сидишь дома и читаешь книги, которые писали те, кто не боялся все проверить на себе. Тебе и врач не поможет.

Она подскочила ко мне с отчаянием, но у меня действительно начинало не хватать сил ее выносить. Хотела деви? Да пожалуйста.

— А за каким хреном ты полез в это со мной? Мог бы запросто меня бросить. Ты же отказал мне! Ну и иди к черту! — она кричала на меня, голос ее сорвался, когда она швырнула в меня фонарем.

Я поймал его и направил ей в лицо. Она была чумазая от слез и пыли, от пережитого, но глаза горели огнем убежденной слепой правоты.

— Можно подумать, ты оставила мне выбор. Нас обоих разыскивают, и приговор мне, если меня возьмут, будет ни разу не мягким. Я деви, и я много интересных вещей делал.

Роз пошла от меня прочь, спотыкаясь в темноте. Ее загнанное дыхание было слышно до самой развилки. Пришлось догонять, пока она не свернула себе шею.

— Плата кровью в какой-то степени нас связывает, ты права, — констатировал я и поймал ее за руку, когда она споткнулась и провалилась ногой в дыру в полу. — И я не хотел ее брать по этой причине. Теперь прекрати истерить — на правду не обижаются — и давай выбираться.

— Бессмысленно жить, иметь кого-то рядом, чтобы причинить им боль своим уходом, — она вырвала у меня руку.

— Боль означает, что была и радость. Но если хочешь исходить соплями и жалеть себя — вперед.

Дальше мы шли в тишине.

Двери, которую я ощутил, было не увидеть просто так. Мы обшарили все пространство в стене туннеля, где она должна была быть, но даже зазора толщиной в волос не обнаружили. И никакого намека на отверстие для «ключа».

— Ты уверен, что она тут? — спросила Роз, после нашей перебранки прекратившая, наконец, называть меня на «вы».

Видимо, оскорбленное эго вполне позволило ей счесть, что я недостоин вежливости. Надо было давно ее взбесить. Ни для чего, просто ради удовольствия. Просто потому, что она уничтожила то, что еще оставалось от моего тихого уютного существования. Я презирал ее за трусость — она боялась не смерти, а самой жизни. Даже если б она не умирала, сомневаюсь, что она выползла бы из своей раковины. Библиотека, работа, пыльные экспонаты, такая же серая, пыльная жизнь, пропитанная запахом старья. Музейный зал, а не женщина. Гусеница, пожирающая древние фолианты. Наверно, это снобизм найдазе во мне говорит. Гены, черт их побери. И все же, все же… Она нашла в себе силы прийти к деви и попытаться его шантажировать. Может, не все потеряно.

— Я уверен.

У меня не было сил идти до развилки и искать другой выход — нога давала о себе знать. А между тем, все переменные моего уравнения потихоньку занимали свои места, и теперь следовало не пропустить нужный момент. Другого шанса не будет.

* * *

Предгорья Дагема — особые места. Здесь было довольно много небольших поселков и городков, с одной стороны ограниченных горами, с другой — открытых всем ветрам равнин. И почти все они были похожи на вздыбившиеся покрывала, которые трясет радивая хозяйка: вниз-вверх, вниз-вверх. Улицы падали и вздымались, утомляя, будто прошагал целый день. А если глянуть сверху — расстояния оказывались ничтожными. Но не это привлекало меня в них. Найдазе любили горы нежной любовью. Среди плоскогорий и холмов, на скалах и альпийских лугах можно было найти следы старых поместий, принадлежавших гематорам. Люди чаще всего об этом даже не подозревали, но все эти места были отмечены магией на крови. Я ощущал их так же, как ощущал настоящие кровники.

На окраине городка, где мы словно кроты выползли из-под земли, я раскинул свои сети-щупальца и понял, что на горе есть старинные развалины. Куда древнее самого городка, и там… Да. Там я ощутил следы то ли капища, то ли храма. Черт его знает, но это место обладало своей собственной магией, которая поможет скрыть мою, если Инсар умеет делать так же, как я. И сверху открывался отличный обзор на окрестности. Никто не подберется к этой горе незамеченным.

Розамунд молчала. Она не спрашивала, зачем мы поднимаемся на гору — устала. Но, как и раньше, не жаловалась. Куталась в пуховик от пронизывающего тут, на холмах, ветра и шла. Она не верила мне, но обстоятельства связали нас даже прочнее, чем плата кровью.

Глаза ее слегка загорелись, когда минут сорок спустя мы поднялись на нужный холм по едва заметной тропе, протоптанной животными. Развалины ее заинтересовали, особенно сохранившиеся остатки узкой, полукруглой башни. Она осматривалась со знанием дела, пока я рыскал вокруг. Нужно было укрытие от ветра и место, удобное для костра. Сложно сказать, сколько нам предстояло ждать. На минуту я остановился, чтобы дать отдохнуть ноге и расшнуровал ботинок сильнее.

Роз все же нарушила тишину — любопытство душило ее:

— Это развалины принадлежат найдазе? Так?

— Да.

— Откуда ты знаешь?

— Чувствую. Магия… она оседает, как копоть.

— Все деви так… чувствуют?

— Некоторые.

Роз достала блокнот и карандаш. Ее глаза горели азартом исследователя, но, поняв, что я больше не стану отвечать, она занялась башней. Я быстро обошел холм по кругу. Я слушал пространство. Мы были одни, не считая всякой живности, которая держалась подальше. Солнце скоро начнет клониться к закату. Надо было устроить ночлег. Здесь было холоднее, чем в городе. Без огня или иного способа согреться мы замерзнем. Спасибо, снега было немного.

Пол в развалинах башни был земляным, и я, достав из-за пояса нож, начал выбирать место для того, чтобы устроить бездымный костер. Мерзлую землю еще поди раздолби… Чуть дальше по склону я видел рощу — оттуда можно было натаскать дров. Дежурить ночью придется по очереди. Я легко смог бы спать при Розамунд — спал я чутко.

Роз забралась, опасно балансируя, на кромку толстой стены и уселась там, оглядываясь вокруг.

— Геллерт, — внезапно позвала она. — Мне кажется… К нам гости.

Я поднялся на стену. Роз показывала пальцем на дорогу, виляющую между холмов. По ней медленно ползли две машины. Инсар пожаловал. И я почувствовал странную уверенность, что он точно знает, где нас искать. Вместе с уверенностью пришло и облегчение. Я бы не смог встретить его во всеоружии завтра без второй дозы крови Роз. А на второй сеанс Розамунд не согласится. Какой бы я ни был сволочью, я никогда не связывался с теми, кто не хотел делиться кровью добровольно.

Я сосредоточился, прикрывая глаза, чтобы прочувствовать, сколько их, но машины были слишком далеко и оставались неясным, слегка тревожным фоном.

Роз схватила меня за рукав.

— Что нам теперь надо делать? Какой план?

Простой, Роз. Очень простой.

— Посмотри на меня, — велел я.

Она повернулась мгновенно. Она так ждала, что я скажу, так была сосредоточена на мне, что толкнуть ее сознание было несложно. Глаза закрылись, и она рухнула, как подкошенная. Я подхватил ее, не дав свалиться со стены, и утащил вниз.

— Прости, Роз, — сказал я, доставая плеер из сумки. Времени было в обрез.