Война Драконов: секреты Дурмстранга (гет)

* * *

Возвращение в большой мир, то есть в школу, проходило болезненно и до дрожи противно. Он так надеялся, что ему больше не придется все это терпеть: взгляды, смех, шепот за спиной, испуганные писки младших ребят, стоило ему появиться в коридоре. В прошлом году было легче, тогда, в самом начале, он не был один, и подобное поведение студентов принималось со смешками и улыбками. Казалось, что к июню окружающие привыкли, уже не так ярко реагировали, когда Феликс появлялся на людях…

Но прошла пара месяцев, что он провел вне поля их зрения, и все вернулось, да еще в утроенной дозе: он не просто Ящер, человек-рептилия, он Ящер, которого бросила девушка, изменив с лучшим другом, тот самый чудик, что пытался покончить с собой, а в итоге оказался Чемпионом Турнира Трех Волшебников.

Первый вечер в школе был похож на пытку, его буквально конвоировали из госпиталя в комнату, а потом в Зал Достижений, и все смотрели на него, словно на диковинного зверя.

По возвращении в комнату Цюрри пылал яростью, которая так легко и быстро поднималась в нем, затопляя разум. Он пытался научиться с ней сражаться, тогда, в те месяцы, что рядом были Юлиана и Димитрий, но теперь ему было все равно. Он чувствовал, как все чаще и проще дикий зверь, что был в его крови, прорывался наружу, управляя им, диктуя свои правила поведения. И Феликс не сопротивлялся.

Он влетел в свою спальню в крыле мальчиков и кинул на пол шкатулку с ключом, пнув. Руки дрожали, перед глазами все ярче становилась красная пелена, ему хотелось накинуться на кого-то, и он даже знал, на кого. Хотел причинять боль и пугать, хотел показать силу и власть своим врагам.

В нем все сильнее просыпался хищник, тот самый, что в январе ранил его юношеское тело, перевернув всю жизнь. Хищник, исполненный злобы и жестокости, который боялся сов, потому что те выклевывали глаза рептилиям, который мог залечить слюной раны и видел в темноте. Он превращался в Ящера, хотя внешнее изменение давно остановилось.

И Феликс уже знал это состояние неуправляемости, когда он не мог остановиться, когда бросался на мебель, ломая, разбивая, калеча все вокруг в приступе ярости и злобы, пока они не сменялись опустошением, пока зверь не успокаивался, затихая в глубине души.

Когда он, наконец, смог взять себя в руки, его маленькая спальня оказалась в руинах. Только кровать выдержала натиск, покрытая перьями подушки, щепками от сломанного стула. Пол был усеян страницами из книг и одеждой…

Феликс устало сполз по стене, обхватывая голову. Он боялся и ненавидел себя, ненавидел то, чем он стал, и не видел смысла бороться. Ящер устал, очень устал быть не таким, как все…

— Не уверена, что найду тебе другую подушку, Демонёнок,— раздался тихий голос сверху, и Феликс поднял глаза на свою фею, которая расстроено созерцала то, что осталось от комнаты.

Даже этого он был лишен — единения со своей феей. Раньше все было так светло и весело, они вдвоем часами могли балагурить, смеясь до утра над глупыми шутками или историями, а теперь… Теперь даже Даяна, темноволосое маленькое чудо, утратило свой блеск и жизненную силу, потому что ей было не с кем ею делиться, некому служить. Они перестали подходить друг другу…

— Не надо мне подушки.

— Тогда постелить тебе на пол коврик? Цветастый такой… Свернешься на нем под дверью, будешь там спать, сопеть, видеть сны…— попыталась в который раз разговорить Феликса фея, но он давно перестал улавливать волну ее рассуждений и шуток.

— Ничего не надо,— угрюмо ответил парень, поднимаясь и выходя из комнаты. Было тошно, как всякий раз, когда он приходил в себя после вспышек ярости.

Он и не заметил, что ночь уже накрыла школу. Гулкая тишина векового камня немного успокаивала. Феликс миновал коридор и вышел в пустую гостиную, где даже камин уже почти потух.

Он знал, куда ему хочется пойти, куда, как думал, больше никогда не вернется, потому что не вернется в школу. Наверное, это было единственное место, которое осталось в Дурмстранге важным.

Парень миновал Нижний зал и нырнул в боковой коридор, в еще один, быстро перемещаясь по каменным пещерам, которые пронизывали стены школы. Он хорошо видел в темноте, фиолетовый глаз словно подсвечивал окружающее, окрашивая в синие оттенки. Песок и мелкие камешки тихо скрипели под ногами.

Феликс быстро пересек «туловище дракона» и вскоре уже поднимался по узкому проходу вверх, чувствуя, как охлаждается воздух. Пахло морозной ночью, уже можно было уловить звук океана, который бушевал вокруг острова, разбиваясь о крутые скалы.

Ночь была темной и непроглядной, лишь справа светился огонек Айсберга. Цюрри глубоко вдохнул, впитывая вместе с этим вдохом и холод, и соль, и влагу. Снег скрипел под его ногами, но ветер заглушал любой шум, даже если бы Дозорный вздумал сидеть и прислушиваться к тому, что творится в долине.

Путь был знаком с мая, когда он впервые оказался в этом месте, когда впервые его принесло к этому искусственному холму. Тогда его словно тянуло туда, словно что-то внутри влекло его в белый павильон. Теперь-то он понимал, что и почему…

Маленькая задняя дверь была хорошо замаскирована, особенно для людских глаз. Феликс легко нашел ее, раскидав сугроб, сдернул замок, который сам же и сломал еще летом, и вскоре уже прополз в глухое помещение, где хранились ящики и мешки с кормом.

В зверинце всегда было светло, белые блики от потолка и пола болезненно отдавались в затылке. Парень медленно и осторожно прошел в коридор, что примыкал к отсеку с полулюдьми, и его словно приветствовала своими криками женщина-птица. Где-то в стороне били копытцами сатиры и стонали сквонки, болезненные существа с мучнистой кожей.

Феликс знал, что в зверинце никого уже нет, уборка и кормежка давно закончились. И его появление несильно встревожило обитателей, потому что они чувствовали в нем что-то свое, особенно полулюди.

Парень остановился у входа в отсек, где жили такие, как он — не люди и не звери. Он безмерно им сочувствовал, понимая, как это страшно — оказаться запертым в вольере, как бездумный баран, хотя ты все понимаешь, ты разумен и мог бы быть свободным, как и люди. Но тебя заперли, потому что ты не такой, как они… Феликс с ужасом думал о том, что однажды тоже может оказаться по ту сторону коридора и влачить это жалкое существование, когда на тебя будут глазеть и тыкать пальцами.

Цюрри содрогнулся, понимая, что этого не будет, но все равно страшась, и поспешил мимо, к следующему отсеку, куда все призывнее тянуло его тело, все его существо.

Ключ висел прямо над решеткой, и Феликс легко попал в отсек, стремясь вперед, к дальней клетке, где провел много часов. В душе было беспокойно — а вдруг что-то случилось? Вдруг там его нет?

Но он напрасно волновался, потому что еще не успел подойти к вольеру, а на решетку уже бросилось большое красное тело, покрытое чешуей. Над зверинцем пронесся рассерженный то ли рык, то ли визг, на который тут же откликнулись многие обитатели. И Феликс знал этот крик, сжимавший все внутри — зов свободы.

— Тише, тише, Яш, это я, это я,— проговорил парень, бесстрашно открывая вольер и входя в покрытую мхом и травой клетку, с обросшими зеленью камнями и густыми кустами по углам. Вошел и остановился, глядя в налитые кровью фиолетовые глаза огромного красного ящера.— Это я… Я вернулся…

Зверь тяжело втягивал ноздрями воздух, его большое уплощенное тело припало к земле, длинный, покрытый шипами, хвост медленно двигался по траве, словно огромная красная змея.

— Это я…— тихо повторил Феликс, не отводя взгляда, не шевелясь. Страха не было, совсем не было. Что мог ему сделать ящер? Только оцарапать своими ядовитыми когтями, но разве это так уж страшно? Что от этого изменится? Одно время Цюрри даже мечтал об этом — тогда бы он стал хоть кем-то, а не половинками двух разных миров.

Зверь немного расслабился, хвост остановился, длинная чешуйчатая морда потянулась вперед, и Феликс ответил на это движение, коснувшись левой рукой красного носа, проводя ладонью, лаская.

— Узнал,— прошептал парень, делая шаг навстречу,— узнал, Яш…

Сердце окутало тепло, почти забытое, тепло и покой, потому что тут ему были рады, тут его помнили и ждали. И понимали, как нигде.

Феликс опустился на траву, лаская рукой чешую зверя, радуясь этой встрече. Здесь парень чувствовал себя единым, сильным, словно обретал потерянную часть себя.

Он долго сидел на траве, прикрыв глаза, Яш устроился рядом, прижавшись чешуйчатым боком к его ноге, и другие обитатели зверинца затихли, словно давая двум одиноким существам побыть наедине.

Когда радость от встречи прошла и вместо ушедшей ярости внутри поселился покой, Феликс почувствовал это. Почувствовал чуждость и настороженность в воздухе. Звери перемещались и разговаривали друг с другом, но в их голосах не было привычной смиреной покорности, в них прорывались беспокойные нотки, словно…

Словно где-то тут был чужак. И это был явно не сам Феликс.

Парень поднялся, и ящер тут же тоскливо заскулил, глядя в глаза.

— Опасно, я должен идти,— прошептал парень, опуская ладонь на нос друга.— Но я вернусь, обязательно, слышишь?

Было больно — очень больно — смотреть на ящера через решетку, запирать друга в вольере. Словно он своими руками лишал Яша свободы, этой желанной свободы, о которой здесь мечтало каждое животе существо. Но Феликс не мог дать зверю эту свободу — на снегу он бы погиб.

— Я вернусь,— снова пообещал Цюрри и поспешил прочь, не оглядываясь. Он чувствовал, что приближается к источнику странного беспокойства в зверинце, поэтому двигался медленно и осторожно.

Дверь в отсек смешанных существ была почему-то открыта, и это еще сильнее убедило Феликса, что в зверинце человек. Надо быстрее уходить отсюда, но было странным, что он не слышал движений чужака. Да и что ночью делать в святилище монстров?

Парень прошел в отсек и медленно стал перемещаться вперед. Химера проводила его сердитым и подозрительным взглядом, борамцы от страха выпустили в воздух приторно-горький запах, пытаясь тем самым отпугнуть хищника.

Вольер в самом конце коридора оказался открыт и сиял белым пространством. Феликс замер, глядя на неподвижных волков, пытаясь понять, почему их так оставили на ночь, но тут увидел среди животных фигуру в красной мантии и рассыпавшимися по полу русыми волосами. Внутри тут же вскипел гнев, но Феликс успел взять себя в руки.

Эйидль явно была без сознания, и не составило труда понять, что стало тому причиной — зеленая кнопка не была нажата. Глупая маленькая девочка! Кто же входит в вольер к морокам, не усыпив их полностью?!

Он некоторое время стоял, глядя на ту, что для него была средоточием всех бед, Феликс ненавидел ее так, что горло сводило судорогой, а на языке появлялся привкус желчи. Он ударил рукой по зеленой кнопке, развернулся и, не издав ни звука, исчез из коридора.

* * *

Темнота была напряженной, Гай чувствовал волны гнева, что исходили от девушки. Они стояли в разных концах каземата, но даже в темноте и тишине он ощущал все то, что написано сейчас на ее лице.

— Вы идиоты!— жестоко, но справедливо проговорила она, и он слышал, как девушка топнула ногой.— У вас что, совсем мозги снесло?

— Виноватый уже наказан.

— Виноватый? Вы совсем рехнулись?! Она же всего лишь маленькая девочка!— в голосе был слышны гнев и нотки боли.— Она могла погибнуть!

— Мы не думали, что Дозорный забудет сказать ей о зеленой кнопке,— попытался защититься Гай, хотя понимал, что все-таки в произошедшем есть и его вина. От этого на душе было неспокойно.

— Конечно, вы не подумали! Вы просто засадили Эйидль в зверинец и усыпили Дозорного, чтобы он не пришел за ней!

— Ее должны были забрать, когда придет смена на Айсберг!

— Должны были!— голос девушки был полон яда, который так редко срывался с этих губ. Гай не видел ее глаз, но был уверен, что они полны гневных искорок. Ее реакция была предсказуема, потому что он слишком хорошо ее знал. Пусть в последние полтора года она очень изменилась, пусть в ней проснулись алчность и жажда власти, девушка научилась использовать друзей и врагов, но все-таки оставалась собой — той длинноволосой девчонкой, что могла пропустить обед и не ложиться спать, если товарищам нужна помощь, всегда была готова поддержать любого, притягивалась ко всем обиженным и оскорбленным.— Но не забрали! Если бы она сама оттуда не выбралась, то могла бы не просто сойти с ума! Ты понимаешь, Гай?! Она могла бы погибнуть потому, что вы решили ее наказать за что-то!

— Но она выбралась, все обошлось,— парень еще защищался, но все слабее, потому что знал, что она права, полностью права — это их ошибка, их просчет, а не Дозорного, который теперь до конца школы будет «гномом» и записан на самые нелюбимые школьниками работы, лишен развлечений и участия в праздничных мероприятиях.

— Обошлось?!— снова вскипела девушка.— Неделя в лазарете — это обошлось?! Да она только в школу приехала, а на нее все сыплются новые беды! Господи, Святовит вас прокляни, да подумайте вы еще о чем-нибудь, кроме своих поисков! Она же ребенок!

— Хватит,— Гай в несколько шагов оказался перед ней, впиваясь руками в ее хрупкие плечи и пытаясь разглядеть ее глаза.— Хватит, Мария, ты не имеешь права нас обвинять… Ошибки случаются всегда.

— Иди и скажи это Эйидль, которая много часов провела наедине со стаей мороков,— процедила сквозь зубы девушка.

— Что ты от меня хочешь? Уже ничего не изменить, все прошло, все обошлось!— разозлился Ларсен, сжимая ее плечи.

— Оставьте ее в покое…

— Что?!

— … хотя бы на время. Позвольте ей успокоиться и обжиться, найдите себе другую жертву, пусть все подумают, что мы потеряли к ней интерес, что наигрались,— в голосе девушки как-то странно сочетались приказ и просьба.— Гай, пожалуйста… Мы не должны вредить, это низко и недостойно наших целей…

— Ваши цели и без этого низки и недостойны,— фыркнул парень, раздумывая.— Хорошо, мы обсудим это. Может быть, ты права…

Он слышал, как в темноте чуть облегченно выдохнула Мария.

— У меня есть еще одна просьба,— проговорила девушка уже более спокойным голосом, Гай почувствовал, как расслабились ее плечи.

— У вас разыгрался аппетит?— хмыкнул парень, обнимая ее, прижимая к груди. Он вдохнул запах ее волос, прикрыв глаза, наслаждаясь этими украденными минутами обманчивой близости.

— Не трогайте Феликса Цюрри,— тихо проговорила девушка. Голос ее был странно напряженным.— Не подсылай ему никого, не надо его загонять, как зверя на охоте. Он на грани и без нас.

Гай молчал: у него были некоторые планы в отношении Ящера.

— Это слишком дорогая услуга, Мария,— сказал Ларсен, лаская дыханием ее щеку.

— Что ты хочешь взамен?— прошептала она, и парень почувствовал, как напряглось в ожидании ее тело. Он был почти уверен, что прочел ее мысли, что понял, о чем подумала девушка.

— И ты готова заплатить?

— Все, что в моих силах, все, что в наших силах,— ее губы едва шевелились, и Гай представил, как они побелели.

— С каких пор Орден Востока стал называться Орденом Спасения Погибающих?— усмехнулся парень, касаясь губами ее губ.— Неужели Лука настолько тебя не ценит, что готов платить тобой за спасение Ящера?

— Так ты согласен?

— Лука знает, что ты со мной встречаешься?— настороженно спросил Гай.

— Да, он попросил меня с тобой поговорить об Эйидль и Феликсе, сказал, чтобы ты выставил свою цену,— девушка мягко отвечала на поцелуй Ларсена.

— И он готов платить тобой?— почти ужаснулся западный Дракон, отрываясь от ласковых губ.

— Мы служим великому делу, и здесь вопрос не в плате, а в том, что мы покупаем,— ответила Мария, и по спине у Гая прошлась дрожь — с такой осознанностью девушка говорила это.

— Но разве так уж важны для вас Эйидль и Ящер? Ладно, девчонка, возможно, она именно тот, кого мы так долго ждали,— со скептицизмом проговорил Гай,— но он?

— Нам важен каждый живой человек,— жестоко ответила девушка,— неважно, имеет он отношение к делу или нет… На Поиске свет клином не сошелся…

Ларсен молчал.

— И ты готова платить за это?

— Я уже сказала — все, что ты захочешь, что я смогу тебе дать,— он был уверен, что Мария смотрит на него с вызовом.

— А как же Лука?

— Что Лука?

— У вас с ним все серьезно, или это очередная твоя манипуляция?— настороженно спросил Гай, его объятия стали чуть напряженными, он ждал ответа, потому что ему казалось, что от этого зависит его будущая жизнь, все мечты, что были с ней связаны.

— Наши с Лукой отношения — это только наше дело,— тихо ответила Мария,— так же, как наши с тобой дела не касаются Луки…

— Так уж ли и не касаются?— фыркнул Гай, расслабляясь.— Кстати, о делах… Что там за странные вещи с библиотекой? Вы ее нашли?

— Да.

— Нашли-таки!

— Да, но не там, где появились вы,— проговорила девушка.— Оказывается, было два направления поисков, об одном никому не говорили, о первом бы тоже не сказали, если бы не Алекс... В ту ночь мы были в ложном месте, а библиотеку нашли в другом коридоре, ниже тремя уровнями, как сказал Яков…

— Что вы там нашли?

— Я сама там не была,— пожала плечами Мария,— Лука говорил о каких-то свитках, которые они будут переводить…

— Узнай все, что сможешь.

— Это будет твоя цена?— уточнила девушка, сжав плечи Гая. Он хмыкнул, наклоняясь и целуя ее в губы. Мария не отталкивала и не сопротивлялась, поцелуй был таким сладким и волнующим.

— Да. За Эйидль,— он оторвался от ее губ, вглядываясь в лицо, он бы очень хотел увидеть выражение лица девушки.

— А за Феликса что ты хочешь?— тихо спросила Мария, замерев в его руках.

— Тебя.