Тропа небытия (джен)

Отдохнув еще с часик, мастер Бренн и его спутники возобновили путь.

Какое-то время вокруг продолжал висеть туман, в котором маячили холодные огоньки, силуэты деревьев и тени, похожие на человеческие. Но путников тени более не тревожили. И вообще сделались как-то ощутимо тише, спокойнее. Будто поняли, что ловить больше нечего.

Бренна же и Сиградда тени вообще не побеспокоили за весь путь ни разу. Хотя, казалось бы, северянину после всех набегов, в которых он участвовал, полагалось быть в крови с ног до головы, а не только руки испачкать. Да и совесть старого колдуна тоже трудно было назвать чистой — как и у любого много пожившего человека.

Вот только ни мастер Бренн, ни Сиградд не придавали, похоже, значения даже самым неблаговидным из своих поступков. Было и было. Грязные и кровавые страницы своей жизни, что мудрый волшебник, что невежественный варвар переворачивали легко, не изводя себя лишними чувствами. А потому воспоминания этих двоих, даже постыдные, не имели над Бренном и Сиграддом власти. А значит, не имели ее и духи призрачного леса.

Наконец туман начал редеть. Лес расступился. А тропа теперь шла через долину, поросшую яркой сочной зеленью. Какую разве что на картине маслом встретишь, а в действительности — вряд ли.

Небо над долиной тоже было непривычным для мира, из которого пришли мастер Бренн и его спутники. Разве что для Вожака оно могло показаться знакомым. Глубокая синь, лишь чуть разбавленная тончайшей паутинкой перистых облаков.

Вот только солнцу и в этом небе почему-то не нашлось места.

Один раз тропу пересек ручеек — небольшой, но вода в нем была чиста до прозрачности. Равенна едва удержалась от искушения наклониться, и, набрав в пригоршню немного этой воды, утолить внезапно вспыхнувшую жажду.

Только укоризненный взгляд учителя остановил ее. Вкупе со словами:

— Не стоит. Кто знает, что на самом деле течет в этом ручье.

С таким доводом Равенна и не подумала спорить. Вспомнила, что даже умело сделанный самогон с виду неотличим от воды. Не говоря уж о том, что некоторые яды, в том числе смертельные, растворяются в воде до полной незаметности. Однако ядами оттого быть не перестают.

Освальд, тоже проходя мимо ручья, только покосился в его сторону. В глубине души он был не прочь, если бы вместо воды в ручейке действительно тек тот же самогон. Однако воровская стезя приучила к разумной осторожности. Пониманию, что удачу свою без крайней нужды лучше не испытывать.

— А где мы? — подал голос сэр Андерс, оглядываясь. — Неужели в Раю?

— А благородный сэр видит здесь души праведников, наслаждающиеся вечным блаженством? — вопросом на вопрос ответил Бренн. — Даже если это так, мне остается только завидовать столь острому зрению.

Немного погодя, когда они прошли еще несколько шагов, колдун все же решил внести ясность:

— То есть, конечно, где-то здесь может находиться и Рай… в точности такой, каким его описывают в священных книгах. И Преисподняя, увы, тоже. И даже Небесный Чертог, о котором мечтает наш могучий Сиградд… как и любой другой, уважающий себя, его соплеменник. Возможно, именно в этом и заключается соль потустороннего мира, открытая автором «Закона мертвых». В возможности… всего.

А пройдя еще немного, добавил:

— Что до этого места, то оно, скорее всего, создано для наслаждений одного человека. И человек этот не мертв. Но главное: он сам, похоже, его и создал.

— То есть… — не понял сэр Андерс.

— Мы приближаемся к цели.

Путники поднялись на холм, откуда открывался еще более живописный вид. Среди зелени расположилось что-то вроде… города. Скопление каких-то сооружений. Башни, обвитые лестницами. Купола, похожие на гигантские луковицы. Подвесные мостики, казавшиеся издали тончайшими, словно из паутины.

— «На юге — там, где степь во всю длину ныряла вниз — темнел зигзаг стены», — процитировал мастер Бренн.

— «Как будто некий змей из глубины там в камень превратился в старину», — присоединился к нему Вожак. — Вот только на змея, даже окаменевшего, это чудо не очень похоже.

— Не всегда поэты могут похвастаться удачным сравнением, — с важным видом заметил Освальд, — особенно если иной поэт не в своем уме.

— Ты! — воскликнул сэр Андерс едва ли не с возмущением. — Ты-то давно ль заделался знатоком поэзии?! Пьяный рифмоплет в третьесортном трактире для тебя, небось…

— Не будем ссориться, — окликнула их Равенна, — мы ведь почти у цели.

И сама ускорила шаг, желая быстрей добраться до диковинных сооружений.

* * *

Как оказалось, на город скопление построек посреди долины не тянуло. Всего несколько их было, и стояли слишком кучно.

— Дворец, — заключил Вожак, глядя на это творение потустороннего зодчего, — роскошней, чем у дийлатского эмира, кстати. Да что там — у самого падишаха такого не было. А мы и до дворца падишаха тогда доходили.

Вблизи дворец впрямь производил еще более благоприятное впечатление. Стены утопали в зелени. Постройки окружали сады из пышных деревьев, увешанных крупными и явно спелыми плодами. Между деревьев были проложены дорожки из сверкающего мрамора. И ни щербинки, ни трещинки малейшей было не видать ни на плитах дорожек, ни на стенах.

Главное сооружение представляло собой огромный светло-зеленый куб, увенчанный куполом чуть ли не больше него самого. По углам выстроились башни, соединенные подвесными мостиками с террасами куба.

Парадный вход во дворец обрамляли колонны, обвитые лозами винограда. К нему вела широкая лестница, сужавшаяся кверху.

И на ступеньки этой лестницы, навстречу незваным гостям, вышел человек. Первый и, похоже, единственный человек во дворце.

Был он небольшого роста стариком — смуглым, сгорбленным, с крючковатым, как клюв ястреба, носом. Седая до белизны шевелюра, особенно выделявшаяся на фоне темной кожи, спускалась ниже плеч. А длинная, но узкая борода, формой похожая на клинок меча — и вовсе до пояса.

Одет старик был в синий халат, широкие пузырящиеся белые штаны, распространенные в южных землях, и красные остроносые туфли.

— Мир вам, — поприветствовал он пришельцев, поклонившись и одновременно складывая руки в молитвенном жесте.

— Приветствуем и мы тебя, премудрый Абдул аль-Хазир, — ответил мастер Бренн, — мир тебе и твоему дому!

— Если он чужеземец… с юга, — шепотом проговорил Освальд, — то почему мы его понимаем? Разве у них там тоже по-нашему говорят?

Потом осекся и добавил:

— Ах, простите, забыл. Это ж потусторонний мир! Здесь ничему не стоит удивляться.

Между тем аль-Хазир заговорил — просто-таки распираемый от воодушевления.

— Я знал! — были его слова. — Всегда верил, что невежество, в котором, как червь в навозе, копошится род людской — это не навсегда. Что рано или поздно жажда знаний… мудрость восторжествуют. Что люди смогут сами пройти моим путем… найти сюда дорогу. Скажите, много ль времени прошло?

— Больше полувека, — осторожно ответил Бренн.

— Не так уж и много, — его южный собрат по колдовскому ремеслу расплылся в улыбке, — для такого-то рывка. После веков темноты и невежества…

— Увы, — Бренн был вынужден перебить аль-Хазира, — не все так просто. С темнотой и невежеством — в том числе.

— Скорее, миру сделалось только хуже, — без обиняков вставила слово Равенна, — волшебников по-прежнему преследуют. Да и мало нас осталось. А тем временем мир постепенно порабощает всякая нечисть. И даже солнце больше не показывается на небе. Его скрыла серая пелена.

— Вот как? — хозяин дворца всплеснул руками и на мгновение будто призадумался. — Что ж, возможно, мир заслужил свою участь. Когда мудрецам в нем не остается места, добра не жди. И, что скрывать, я рад, что успел заблаговременно перебраться сюда. Где никакой грязный невежда с мечом не сможет меня достать.

Но почти сразу добавил — с большей теплотой в голосе:

— Однако еще больше я рад, что даже в том ужасном мире нашлись мудрые люди. Благодаря вам я уже не одинок. Потому приглашаю вас… посетить мою скромную обитель.

И сам первый зашагал вверх по ступенькам. Мастер Бренн и его спутники двинулись следом.

* * *

Миновав вслед за хозяином парадный вход, гости Абдула аль-Хазира оказались в огромном зале с высоким потолком, подпираемым изящными колоннами. Пол был настолько гладким, что блестел, словно лед посреди зимы. Или как зеркало. В нем даже, кажется, отражалось что-то.

Посреди зала журчал фонтан. Вдоль стен стояли кадки, в которых росли пальмы или пышные цветущие кусты. Цветы были незнакомы мастеру Бренну и его спутникам — в их родных землях такие просто не выжили бы. Но все равно гости не могли не оценить аромат этих цветов, насыщавший воздух в зале.

— Цветут круглый год, — с гордостью сообщил аль-Хазир, склоняясь над одним из кустов и с жадностью вдыхая аромат. — А главное, ухаживать за ними не надо.

— Как дитя, — прошептал Освальд стоявшей рядом Равенне, — игрушками хвастающееся.

Волшебница в ответ лишь поморщилась. Внутренне она была с бывшим вором совершенно согласна. Но хотя бы толика вежливости по отношению к хозяину не позволила ей поддержать разговор.

— И… что мне нравится больше всего, — продолжал хозяин дворца, — так то, что не нужно готовить еду. В том другом… вашем мире, сколько помню, меня всегда это угнетало. Легче было десять зелий сварить, чем один обед, представляете! Конечно, не всегда я занимался этим сам. Иногда приходил слуга. Но он тоже не очень-то справлялся. То еда подгорит, то специй он переложит. А сейчас… никаких хлопот!

С этими словами аль-Хазир щелкнул пальцами, и прямо в воздухе, из ничего, возникла изящная посеребренная ваза, полная фруктов. Схватив один из плодов — желтый и продолговатый — хозяин дворца осторожно снял пальцами его кожуру и откусил от белой мучнистой мякоти.

— Но вот почему, если он такой могущественный, — вполголоса вопрошал, словно ни к кому не обращаясь, Вожак, — то все равно так жалко выглядит? Хилый сутулый старик. Неужели нельзя снова молодым себя сделать? Да чтоб косая сажень. И наложниц юных целый выводок. Из-за этого я колдунов не понимаю.

Но осекся, поймав сердитый взгляд Равенны.

— Ох, прошу прощения, — сказал предводитель Братства Ночи, только едва ли искренне, — все время забываю, что для вашего брата это не главное. А важней всего знания. Зна-ни-я. Верно я понял? Значит, не совсем пропащий…

— А ты… вы сами все это сделали? — осведомился у аль-Хазира непосредственный Освальд. — Ну, дворец этот? И все такое…

— Ох, к добру или к худу, но нет! — хозяин дворца всплеснул руками. — Даже если забыть, что благодаря магии… и особенностей этого мира мне не пришлось таскать камни, как какому-то рабу. Даже здесь моего могущества не хватило бы. Но я предусмотрительно захватил с собой… ее!

С этими словами он подскочил к одной из колонн в зале — оказавшейся сильно укороченной. Высотой чуть меньше роста человека. На вершине колонны, как на постаменте, стояла глубокая чаша с резными краями и с выгравированными на ней узорами в виде веток и листьев. Стояла, отливая серебристым блеском.

— Священная чаша Всевышнего, — провозгласил Абдул аль-Хазир, бережно дотрагиваясь до сосуда, — я с самого начала знал, что дыма без огня не бывает. Что предание не лжет, и даже в чаше должна быть хотя бы толика высшего могущества. Я взял ее в качестве… ну, вроде талисмана. Чтобы отпугивать демонов и прочих злых духов, обитающих в этом мире. Но она превзошла все мои ожидания. Очень скоро до меня дошло, что с помощью чаши я сам могу создать собственный мир. По образу… моему! Да, именно моему! Все, я как я захочу!

Смуглое лицо аль-Хазира озарилось самодовольной улыбкой. А уж с какой гордостью он произносил «я» и «моему»…

— Знаете, на что это похоже? — вещал маг, будто не замечая ничего вокруг и желая лишь одного: выговориться. — Как если правитель передает часть своей власти кому-то другому. Наместнику… или, скажем, родственнику, если сам болен. Так со мной подобным образом поделился сам Всевышний!

На несколько мгновений в зале воцарилось напряженное молчание. Затем слово взял мастер Бренн.

— Вот, собственно, из-за чаши мы здесь, — в повисшей тишине его голос прозвучал отчетливо и до неприличия громко, — о ней с тобой и хотелось поговорить, мудрейший Абдул аль-Хазир.

Было любопытно видеть, как тает улыбка на лице мага, как оно становится растерянным… на миг. По прошествии которого растерянность сменилась недовольством.

Но не только аль-Хазира задели эти слова.

— То есть, как это — из-за чаши? — вопрошал Вожак, и голос его зазвучал угрожающе, почти как звериный рык. — Мудрый мастер вроде говорил мне о «Законе мертвых».

— «Закон мертвых», священная чаша, — небрежно молвил хозяин дворца, — не все ли равно? Потому что…

В голосе аль-Хазира, прежде самодовольном, но радушном, теперь слышались зловещие нотки.

— …ни то, ни другое вы от меня не получите!

— Мы полагаем, несчастья в мире как раз из-за чаши, — призналась Равенна, не терявшая надежды договориться миром, — пелена, закрывшая солнце, и все такое прочее. Из-за того, что чаша попала в потусторонний мир. И в нем… ну, равновесие нарушает.

— Это место, — добавил к сказанному ей мастер Бренн, — из-за того, что ты очистил его от зла, мудрейший Абдул аль-Хазир, зло вынуждено куда-то переходить. Просто потому, что, как заметил один схоласт, ничто не возникает из ничего и не исчезает бесследно. Адские силы в том числе. Изгнанные отсюда, они лезут в наш мир.

— Полагают они, — с презрением произнес, будто сплюнул, аль-Хазир. — Как уже говорил, мир… ваш заслужил все то, что бы с ним ни случилось. Заслужил хотя бы потому, что грозил мне, одному из мудрейших представителей рода людского — смертью! Так что я не должен ничего вашему миру. И уж тем более не обязан идти ради него на жертвы. Здесь я полновластный хозяин. А что ждет меня в вашем мире? Плаха? Виселица? Костер?

С каждым новым словом маг восклицал все громче. Все больше распаляясь.

Немногим лучше воспринял признание мастера Бренна Вожак.

— Просто замечательно! — воскликнул он с горькой иронией. — Мастер… и вы все выманили у меня мое имущество. Для каких-то целей, посвящать в которые меня почему-то сочли излишним. Разве так поступают союзники? Почему я только сейчас узнаю, что вам нужна священная чаша? И не просто как сокровище… а вы, ни много ни мало, надеетесь пелену с ее помощью уничтожить. Мне, кстати, нет никакого дела до пелены; она мешает лишь вам. Тем, кто живет при свете дня, тогда как мое любимое время — ночь. Неужели непонятно? Так зачем было про «Закон мертвых» мне врать?..

— Затем, — Бренн повернулся к предводителю Братства, ни голосом, ни лицом не выражая угрозы. Последнюю таил в себе разве что жест… движение руки с посохом. Но Вожак не успел верно истолковать его.

Мгновение — и тело главы Братства насквозь прошила порожденная волшбой молния.

— Затем, — повторил мастер Бренн прежде, чем сраженный Вожак рухнул на сверкающие плиты пола, — что я не мог упустить шанс прихлопнуть всю вашу шайку. Или хотя бы обезглавить. Ты, кстати, «мудро» поступил, не оставив преемника. Теперь Первенцы будут грызться между собой из-за власти, о мести не помышляя. Тем более ты сам их уверил, что ответственность за свою судьбу в этом походе берешь на себя.

Если аль-Хазира смутило, с какой легкостью его собрат по колдовскому искусству расправился с одним из своих спутников, то оправился хозяин дворца почти сразу.

— Впечатляет, — изрек он хладнокровно, — но меня вам так просто не взять. Забыли?

Маг хлопнул в ладоши.

— Это место создал я. И действует здесь лишь один закон. Мое желание. Чувствуете? Ваша жалкая языческая магия больше не работает!

Действительно, мастер Бренн продолжал держать рукой посох, но больше не ощущал в нем колдовской силы. Исчез и огненный шар на ладони успевшей сотворить его Равенны.

В отличие от них, Сиградд не нуждался в колдовстве. Решительно шагнул в сторону аль-Хазира с секирой наготове.

Маг встретил его единственным движением руки, раскрывая ладонь. И… секира вырвалась из рук варвара, обратившись в большую птицу. Да воспарила под потолок.

А хозяин дворца уже повернулся к сэру Андерсу. Щелкнул пальцами — и рука рыцаря, сжимавшая меч, разжалась. Оружие упало на пол, превратившись в змею. Извиваясь, гадина злобно шипела, поглядывая на бывшего хозяина.

— Да я тебя голыми руками удавлю, — рявкнул Сиградд и двинулся на аль-Хазира, — старикашка…

— Если только я не окажусь больше тебя, сопляк, — не дрогнув, и с равнодушной улыбкой парировал маг.

А уже в следующее мгновение увеличился в два… затем в три раза от своего естественного роста. Теперь здоровяк-северянин смотрелся рядом с ним уже не слишком внушительно. Попятился даже. Хотя прежде трусости не выказывал.

Аль-Хазир расхохотался. Так развеселило его зрелище обескураженного (а мгновение назад такого грозного) противника.

Расхохотался… чтобы уже в следующее мгновение коротко вскрикнуть. И последним отчаянным движением ухватиться за рукоять кинжала, вонзившегося ему в глаз.

Метнул кинжал Освальд.

— Что и требовалось доказать, — проговорил он со скромным видом, — не стоило выдавать ему своих намерений, ребята.

Как бы ни вымахал аль-Хазир и какую бы власть ни получил благодаря священной чаше, сколь бы вообще мудрым и могущественным волшебником ни был, а острый предмет в глазу оставался острым предметом в глазу. Пережить его маг не имел ни шанса.

Он повалился на пол, одновременно истлевая на глазах. Так что на сверкающем мраморе лежала уже горсть праха, да кучка костей, включая скалящуюся черепушку.