Тени прошлого. Книга 1. Том 1 (джен)

Дор, сначала с изумлением, потом с ужасом осознал, что его магическая атака, усиленная еще и за счет источника, к которому он был привязан, бессильно стекает по защите Альруса.

А потом произошло вообще что-то нереальное. Высвободившаяся от его управления магия, словно игривый котенок, начала ластиться к Альрусу так, как будто на нем вовсе и не было защиты. Или ее изначально не было? Так что, в таком случае, остановило его атаку? От возникших вопросов и возможных ответов на них Дор ощетинился, холодея от ужаса.

Но что больше всего добило Дора, так это демонстративное нежелание Альруса нападать в ответ. Альрус просто сидел, позволяя чужой магии его окутывать, не испытывая ни малейшего дискомфорта, в полной уверенности, что она ему никак не навредит, с сочувствием во взгляде смотрел на Дора, словно умудренный опытом старик смотрит на шалости малолетнего ребенка.

Полностью дезориентированный Дор находился в глубочайшей прострации, и поэтому, когда Альрус приказал ему сесть, безропотно подчинился, совершенно не отдавая себе в этом отчета.

Когда же до Дора все же дошло, что это не он сейчас прогнул мальчишку, а как раз наоборот, его накрыла дикая паника. Все умные мысли дружно покинули его светлую голову, поэтому с ходу никак не получалось дать оценку ситуации, а это срочно требовалось сделать. После титанических усилий, кое-как у него все же получилось собраться с мыслями, чтобы с ужасом понять, что с таким явлением, силой ему еще никогда прежде не приходилось сталкиваться, как и Альбусу.

Какая сила, какая мощь! — набатом билось в его голове, не давая ни на чём конкретно сосредоточиться, и только, спустя некоторое время в его голове начали появляться вопросы: как Альрус смог, не прибегая к магии, остановить его магическую атаку? Пусть он — бывший крестраж, но он не слабее Альбуса, не говоря уже о добавочной силе магического источника. Как он смог так, походя, не глядя отмахнуться от него, словно от назойливой мухи? Что это за сила? Почему перед невиданной до сих пор ему силой и мощью Альруса его магия бессильна?

А эти два чёрных туннеля, почему-то таких до боли знакомых, буквально пронзают его… мягкостью и сочувствием, этим самым полностью лишая его моральных сил и желания сопротивляться.

Нет, это не мягкость. На него смотрели… С любовью! Откуда-то из глубины сознания пришла подсказка.

Нет и ещё раз нет! Словно проснувшись, начал активно сопротивляться подобному предположению Дор. В любви нет силы! — возопил он мысленно. Альбус в этом не раз убеждался, пока был жив. Поэтому, собравшись, Дор заставил себя отринуть эти глупости.

И вообще, что с ним происходит? Откуда взялись такие яркие и совершенно неконтролируемые чувства? Он давно от них отвык, с тех самых пор…

Надо же, а он не может вспомнить когда и, главное, как такое произошло, что у него в один момент пропали все чувства? — подумал Дор, отвлекаясь от проблемы в виде сидящего напротив Альруса, судорожно перелопачивая свою память, и не находя искомое.

А потом в его голове что-то щелкнуло, и к нему вернулось его обычное состояние полного безразличия и равнодушия. А зачем, спрашивается, мне чувства, которые делают меня слабым? Незачем! Есть более важные дела, нужно немедленно разобраться в том, что только что произошло.

В первую очередь надо выяснить, как Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор мог так опростоволоситься и пропустить, не узнать информацию о такой странной силе?

Он тоже хочет знать об этой силе все и, самое важное — знать, как ее получить. Да, он сейчас не свободен. Да, на него надели ошейник. Но он не будет Альбусом Персивалем Вульфриком Брайаном Дамблдором, пусть и его крестражем, если не придумает, как сорваться с поводка. Отключение возникших было чувств и эмоций помогло снова обрести веру в себя, в свои силы, в свою изворотливость, помогло Дору откинуть охватившую его панику и страх, поэтому до его сознания, как сквозь толщу воды, смогли пробиться слова, сказанные Альрусом:

— Я не отказываюсь помочь ребенку. Меня категорически не устраивает вид этой самой помощи.

Преодолевая вдруг снова сковавший его иррациональный страх, Дор все же справился с собой и смог задать вопрос без дрожи в голосе, и даже позволить себе в интонациях толику легкой иронии:

— И чем же, позволь узнать?

— Всем. — был дан лаконичный ответ.

Дор не знал, что выбрать. Одновременно ему хотелось узнать и то, что конкретно Альруса не устраивает, и то, что тот имеет ввиду под словом «вид». А еще ему до ужаса хотелось узнать все о силе, которую Альрус использовал против него.

— Давай пока отложим разговор о моей племяннице.

Дор четко понял, что не сможет ни о чем другом думать и что-либо воспринимать, пока не попробует получить всю возможную информацию о силе, которой обладает Альрус. И пока есть возможность это сделать, Дор даже не заметил того, что в обращении с Альрусом перешёл на ты.

— Что это за сила, которую ты использовал против меня? — поспешил задать интересующий его вопрос, пока не передумал.

— Я? Против тебя? А ты, часом, ничего не путаешь, Дор?

— Ну хорошо, хорошо! — с раздражением воскликнул он. — Я неправильно выразился. Что за сила тебя защищала?

— А если я скажу, что это просто любовь, ты мне поверишь?

Сила любви — проговорил про себя Дор. Может ли сила любви противостоять магии? Вот в чем вопрос. Рассмотрев данное предположение с разных сторон, он решил следующее: нет, если бы любовь имела такую силу, то у Альбуса никогда бы не получилось так манипулировать Гарри. Такой светлый был мальчик. Да, был. Печально подумал Дор, потому что сейчас он постоянно чувствует от Гарри исходящий к нему негатив и отчуждение.

Правда, надо отдать должное, Гарри просто всегда держится на дистанции при общении с ним. Вот только был бы он на месте Гарри, точно бы попытался отомстить, и не раз, за порушенное детство, да и за все остальное. А уж тем более, имея над кем-либо такую власть, которую Гарри имеет над Дором, он бы оторвался по полной.

А Гарри, его такой добрый мальчик, терпит от него издевательства и ничего не делает в ответ. Все люди, живущие любовью, слабы. — подвёл он мысленно итог своим размышлениям, — они не в состоянии дать отпор, поставить на место. Потому — нет, это не сила любви, это что-то другое. Альрус просто не хочет делиться информацией об используемой им силе. И Дор прекрасно понимает его мотивы, он тоже не стал бы упускать такой козырь из рук. Но попробовать что-нибудь выведать, ведь было можно? Не получилось, так и не сильно-таки и хотелось.

Хотя, постой! Спохватился он. Но если посмотреть с другой стороны, Альрус совершенно не испытывает к нему негатива. Как сам по себе, так и из-за отца. Что удивительно! Может, он не обманывает меня и это, правда, сила любви? Хотя, он не сказал, что это сила, он просто сказал — любовь. Может, это важно, может, силы любви нет, есть любовь, как сама по себе?

Додумать до конца эту мысль Дор не успел, потому что из глубин его души поднялось что-то грязное, смердящее и со всего маху пропечатало: Нет, это не любовь! Я всех сильнее и опасней! Мальчишке просто повезло, я был не готов к такому. В следующий раз у него не получится застать меня врасплох и мы повоюем.

Горло Дора сдавило и в голове пронеслись образы. Не разочаровывай меня своими сомнениями, ты так долго шёл к силе и власти, а одно слово мальчишки, и ты засомневался в себе и в своем выборе.

Другой бы, на месте Дора, испугался, а он, наоборот, пришел в себя, возвращая внутренний покой и веру в свои силы. И с презрением и превосходством в голосе ответил Альрусу:

— Нет, не поверю!

— И почему же? Позволь узнать.

— Потому что понятие «любовь» придумали те, кому нужно было удобное средство для манипуляций над доверчивыми идиотами, насаждая иллюзию любви в их тупые головы, посредствам этого получая над ними полную власть. А они и рады верить в любовь, лишь бы ни о чем не думать, получая наслаждение от того, что есть кому за них принимать решения и думать.

Что я говорю! Зачем я так откровенен с ним? — мысленно взвыл Дор. Но вот ещё миг, и он забывает об этом, у него возникает чувство, что все, что он делает, правильно.

— Ты всегда так относился к любви?

— Нет! — тихо произнёс Дор. Черты его смягчились, в глазах заиграла жизнь.

— Было время, я искренне, вместе с Альбусом, верил в силу любви, — мечтательно произнёс он — но проходило время, а мы так и не получили реальных подтверждений существования ее силы.

Он замолчал, уставившись в одну точку, уходя мыслями в свое прошлое, в свои, такие уже далекие для него, годы. Потом тихо, едва слышно, продолжил:

— Шло время, а сила любви никак себя не проявляла. Потом как-то Альбус заметил, что люди становятся более податливее для любого воздействия на них, если вскользь напомнить им о любви и о ее силе.

Постепенно вера в силу любви и желание найти подтверждение, что любовь действительно существует и ее сила превосходит всё, что есть во Вселенной, отошла на задний план. А Альбус получил для себя ещё один нескончаемый источник наслаждения. Создавая иллюзию у разумного в том, что он знает, что такое любовь, и что он знает, как жить любовью, тем самым получая полную власть над разумным. В процессе наблюдения за разумными, им было установлено, что на это велись иногда даже и те люди, которые осознанно считали, что любви не существует, и это просто удобная сказка, придуманная в глубокой древности для воздействия на чувства разумных.

— Теперь мне все понятно.

— Что тебе понятно, позволь узнать? — с сарказмом в голосе спросил Дор, выныривая из своих воспоминаний.

— А ведь Альбус был на верном пути, просто не совсем правильно понял некоторые моменты. — словно не понимая, что своими словами раздражает собеседника, продолжил говорить Альрус, и Дор дернулся, словно от пощёчины.

— И в чем же Альбус ошибся? — буквально прошипел Дор.

— В том, что нужно стремиться любить, проявляя свою любовь к окружающему миру через свое к нему отношение и через поступки, а не верить в то, что от веры в силу любви, любовь станет доступной для ее использования.

Ри невесело хмыкнул, как бы ему хотелось заявить, что он ничего не понял, но он не мог этого сделать. Пусть всего чуть-чуть, но он понял. Вернее, он больше почувствовал то, что хотел сказать Альрус. А вот по стеклянным глазам Дора и Гарри можно было четко понять, что все произнесенное сейчас, прошло мимо их восприятия.

— Поэтому-то светлая вера Альбуса в силу любви, с помощью которой он думал решить все свои проблемы, окончилась его разочарованием.

Ну, хорошо, допустим! Пусть все, что исходит от Альруса, и что я постоянно чувствую в его присутствии, это — эманации любви.

Но от Гарри тоже исходят почти такие же эманации, правда, не такие сильные и чуть-чуть другие, но они у него есть. И в чем же тогда состоит разница?

Ри задумался над возникшим вопросом, не зная как найти на него ответ, и так как ему очень сильно захотелось это узнать, то его желание исполнилось. Сначала он услышал слова, и только потом осознал их смысл.

Гарри добр, а доброта — это только часть любви!

Ага, теперь понятно почему исходящие эманации от Альруса и Гарри так похожи и в то же время так отличаются. Часть не может быть целым, как не может заменить целое. В тоже время полностью отличаться от целого, часть не может тоже. Что же получается? Жить добром, стремиться только к добру — это разрывать любовь на части?!

Вот теперь мне становится понятно — почему, хоть Гарри и мое прошлое воплощение, но он мне не совсем нравится. Уж очень сильно бросается мне в глаза отличие в отношение Гарри к миру, и отношение к миру его сына.

Для меня все встало на свои места. Все действия Гарри продиктованы не любовью, а добротой, и это меня отталкивает от него. Придется с сожалением признать, что доброта, как бы мне ни хотелось обратного, не является тем, чем я хочу жить и что испытывать. Но, и как жить любовью я тоже не знаю, потому что не знаю, что из себя представляют другие части любви.

Чтобы начать жить любовью, мне нужно найти ответ на вопрос: что есть любовь? Да и начать нужно с самого простого: что разумные принимают за любовь?

Ри на миг растерялся, когда перед его мысленным взором появилась картинка. Мужчина и женщина, активно занимающиеся сексом. После того, как растерянность Ри, от развернувшегося перед его взором действа, прошла, он с сомнением и разочарованием в голосе, протянул:

Что же получается, занятие сексом есть любовь?

Но картинка вдруг моргнула, сменяясь, и на ее месте возникла другая, где сексом занимаются двое мужчин. Потом ещё одна смена, где вместе уже две женщины, а потом уже пошли картинки с групповым сексом, от чего Ри даже закричал в пустоту:

Стоп, хватит! Надеюсь, я понял, что вы хотите мне сказать! Что люди запутались и воспринимают секс как любовь? А секс — это не любовь, это просто физическое действие для получения наслаждения. Я правильно понял?

Тут же картинки с разными сексуальными извращениями перестали мелькать перед его взором, а вместо них появились две человеческих кисти, одетые в белые перчатки с небольшими разрезами по бокам, которые радостно ему зааплодировали, ободряя и поддерживая его за сделанный вывод.

Немного придя в себя от происходящего, Ри засомневался в своей разумности и адекватности, после махнул на это рукой и все же решился задать следующий вопрос:

Чувства — это любовь?

Перед его глазами вновь появились мужчина и женщина, смотрящие друг на друга так, что со стороны можно было понять без проблем, что их переполняют чувства друг к другу. А в дополнении к этому, видимо, чтобы он точно понял, что ему, собственно, показывают, вокруг пары весело летали бабочки и сердечки.

Это значит, что я прав?

После его вопроса возле этой пары появилась пара мужчин, также смотрящих с чувством друг на друга, с летающими бабочками и сердечками вокруг них, а следом две женщины с таким же в точности сопровождением. Затем пошли группы по трое: две женщины и один мужчина, потом наоборот, двое мужчин и одна женщина, все окруженные летающими бабочками и сердечками.

Понял, не дурак. Чувства не являются любовью! Так?

Пары исчезли, а на их месте снова появились две кисти, которые радостно похлопали.

Тогда получается, что чувства, как и доброта, являются частью любви? — сделал Ри очередное предположение, на что правая кисть согнула четыре пальца вместе, а указательный подняла вверх и покачалась в отрицательном жесте.

Получается, чувства не являются даже частью любви?

И Ри снова получил пантомиму хлопающих друг об друга ладошек.

Чем же являются чувства? Мне нужно это знать. Наверняка, это очень важно.

Перед глазами Ри начали появляться штуковины разных форм и размеров. В этот раз, из-за отсутствия воспоминаний, он никак не мог понять, что это за штуковины и что их всех, таких разных, объединяет. Он так напрягся, чтобы это понять, что от перенапряжения перед его глазами начали двоиться, а временами даже троиться инструменты. У Ри получилось поймать это обозначение и следом пришло понимание того, что оно значит. Получается, все эти штуковины есть инструменты разных видов человеческой деятельности, магической и не магической. Он хихикнул, узнав в цепочке инструментов, пролетающих перед ним, волшебную палочку. Узнать-то он узнал, а что с этим делать и правильно ли он понял, что ему хотят сказать?

Чувства — это инструменты? — в интонации его вопроса присутствовала бездна неуверенности.

В этот раз кисти сложились в два кулака с оттопыренными вверх большими пальцами, а потом покачались несколько раз вверх-вниз для пущей убедительности.

А чувства являются инструментами чего? Или, правильней будет спросить, для чего?

В этот раз, когда в голове сами собой появились понятия, это было легче принять. Поэтому, он заговорил вслух, не отрывая взгляда от притихших кистей.

Итак, что мы имеем: чувства — это только инструменты, служащие разумному для развития, и также это — помощники в процессе познания законов Вселенной.

По мере развития его мысли, правая кисть сжалась в кулак и, оттопырив большой палец, стала покачиваться вверх-вниз в такт его словам. Окрыленный такой поддержкой, Ри, уже более уверенно, продолжил.

Отсюда следует вывод: чувства непостоянны и изменчивы, как все инструменты, они периодически ломаются и их нужно ремонтировать, либо менять.

В конце его речи кисти демонстрировали бурные овации. Ри стало приятно, что он смог справиться с данным ребусом, и он поклонился, чтобы скрыть смущение. Но как только Ри выпрямился, кисти помахали ему на прощание и растворились в воздухе, оставив его в нешуточных сомнениях: не померещилось ли ему все это? А может, он потихоньку сходит с ума, не имея возможности очнуться, и его больной разум придумал эти кисти для общения? Хотя, какое может быть нормальное общение с кистями?

Пока Ри задавался извечными вопросами: как быть и что делать? — которыми обычно себя мучают люди, Дор думал, как бы выкрутиться из создавшегося положения, чтобы поменять тему, и этим не обидеть Альруса. Дору не понравилось то, в какую сторону свернул разговор. Сейчас он к такому не готов, и поэтому желал его закончить. Не придумав ничего умного, он проговорил:

— Ты был прав, Альрус, все, сказанное тобой, мне не интересно, давай закончим с этим.

На что Альрус лишь пожал плечами, подняв бровь в молчаливом вопросе: когда это он ему такое говорил? Дор же сделал вид, что не понял и поспешил внести предложение:

— Поэтому предлагаю перейти к обсуждению другой темы: готов ли ты, Альрус, стать хозяином анимагической формы для моей племянницы, чтобы защитить ее чистую душу от происков зла?

— И ещё раз нет, — в тон ему ответил Альрус — меня такой вариант, где разумный с самого рождения будет моим рабом, совершенно не устраивает.

Дор впал в прострацию. Гарри ведь предупреждал его о том, что сын не примет такое предложение и предлагал, пока есть время, вместе поискать другой вариант решения этой проблемы. Но тогда Дор лишь отмахнулся, полагая, что Гарри, как все родители, просто идеализирует своего ребёнка. Дор никак не ожидал, что кто-то, пребывая в здравом уме, может отказаться от власти над разумным, идущей ему прямо в руки.

А вот тебе и пожалуйста, нашёлся тот, кто это сделал, — пронеслось в голове у Дора. И он поспешил привести аргументы, которые, как он надеялся, позволят Альрусу изменить его мнение.

— Но вы с ней будете жить в разных мирах, и ты не сможешь пользоваться своей властью над ней. Если ты из-за этого так переживаешь.

— Это не имеет значения.

— А что имеет? — растерянно спросил он.

— Если у меня появится раб, уже будет неважно, буду ли я пользоваться этой властью над ним или нет. Ровно, как будет неважно, какими благими побуждениями я руководствовался, соглашаясь стать рабовладельцем. Значение будет иметь лишь одно: я согласился сделать из разумного раба, а это значит… — не договорив, он резко прервал себя, когда заметил, что начинает злиться. На миг остановившись, Альрус перевел дух, а затем, уже спокойно, продолжил: — это будет значить, что я отказался от самого себя. Поэтому решение вопроса с помощью появления у меня раба даже не рассматривается.

Дор растерялся. Вся выстроенная им интрига рушилась, но сейчас его это мало волновало. Он вдруг понял, что переживает о будущем своей племянницы.

— Но как же теперь быть? — растеряно протянул он, даже не замечая, что говорит вслух.

— Она дочь короля и в любой момент ей может грозить опасность. Я специально рассчитал ритуал для активации ее анимагической формы под присмотром взрослых, чтобы потом можно было совершить привязку. Надеюсь, тебе не надо объяснять все последствия непредсказуемого стихийного оборота?

— Я прекрасно понимаю, что будет, если ребёнок обернётся не при том разумном, как и то, что в мире, где сейчас живет Ариана, это опасно для неё. Но даже из-за этого я не откажусь от своего выбора. Еще раз повторяю: у меня не будет никаких рабов, даже в виде фамильяра в другом мире.

— Рано впадать в отчаяние. Я же не отказываюсь помочь. — подбодрил Дора Альрус, видя как тот спал с лица. — Я одного не могу понять, почему мне все это не сообщили заранее, чтобы я мог спокойно подумать и найти выход из создавшегося положения?

— С меня взяли слово, что я ничего не расскажу тебе, сын, до встречи с Дором, так что с меня спрос небольшой. — вклинился в разговор Гарри, но его, похоже, никто не услышал.

— Это невозможно! — воскликнул Дор и отстраненно подумал, что с ним что-то не так. Слишком уж он импульсивно начал реагировать на некоторые вещи, а также выходить из себя и говорить не то, что надо… надо на досуге подумать над этим… сделал он себе мысленную пометку, а Альрусу, с вызовом, заявил: — Я уже перебрал множество разных вариантов.

Альрус на это заявление лишь хмыкнул, встал с кресла, обошел его и размеренно стал ходить из стороны в сторону, что-то обдумывая. Гарри с Дором, не сговариваясь, переключили все внимание на него, стараясь даже не шевелиться, чтобы не сбить его с мысли.

Ри переместился поближе к Альрусу, измеряющему своими шагами пространство за креслом, чтобы не пропустить момент, когда того озарит идея. Он не знал — почему, но был твердо уверен в том, что Альрус найдёт выход из создавшейся ситуации. Но совершенно был не готов к тому, что, проходя в очередной раз мимо, Альрус ему задорно подмигнет.

Он меня видит? Не верю, раньше он меня, как и все, не замечал. Или, может, мне показалось, и я выдаю желаемое за действительное?

Нет, нет, он точно посмотрел мне в глаза и подмигнул!

Когда Альрус в очередной раз проходил мимо, Ри, поймав его взгляд, спросил:

Ты меня видишь?

А когда в ответ получил лёгкий кивок, выпал в осадок. Пока Ри пытался осмыслить, что собственно, сейчас было, он пропустил момент озарения Альруса, и потому его радостный возглас оказался для Ри неожиданностью. И не только для него.

— Я придумал! Правда, такого ритуала пока ещё не существует, но это не проблема. Единственная проблема, которая мне видится, это то, что ритуал должен быть построен и рассчитан по законам того мира, где родилась и будет жить девочка. Следовательно, нам нужна литература их мира.

— Это не проблема. Ариана, когда мы виделись в последний раз, уверила меня в том, что будет предоставлена любая помощь в пределах разумного, — ответил Гарри — только желательно знать, что ты придумал, чтобы определиться с нужными для нас книгами.

Немного постояв, перекатываясь с носков на пятки, видно взвешивая последние за и против, Альрус медленно произнес:

— Я могу стать крестным отцом…

— Нет! Это не подойдёт! — перебил его Дор, чувствуя что-то новое в себе. При этом, потом он понял, что человека, которого бы он так сильно ненавидел, в его жизни, да даже в обоих его жизнях, еще никогда не было. И надо же, искренне изумился Дор, вот он появился и имя ему — Альрус.

Переждав эмоциональную вспышку Дора, Альрус продолжил так, словно его и не перебивали:

— … а привязку ее анимагической формы нужно встроить в ритуал, закрепив ее к символу крестного отца.

— Что это даст, кроме того, что ты перестанешь быть ее хозяином? — зло спросил Дор.

— Я ещё раз повторю, я не буду ее хозяином, и только это имеет для меня значение. Но ты прав, это даёт ещё одно преимущество.

— И какое, позвольте узнать? — с нескрываемым сарказмом спросил Дор.

— Отец, — произнес Альрус, словно не услышав обращенного к нему вопроса, смотря в глаза родителя — Ариане, после твоей смерти, придётся искать новую привязку к хозяину своей анимагический формы?

— Да.

— Воот! — протянул Альрус, демонстративно поднимая вверх палец. — Если я стану крестным отцом с привязкой анимагической формы на меня, как крестного, а не как хозяина, то всем известно, что даже после смерти крестного, он остаётся крестным своему крестнику.

Так что, я так и останусь для девочки крестным отцом, даже после моей смерти, и ей больше не нужно думать о проблемах с привязкой ее анимагической формы.

После такого заявления воцарилась ошеломляющая тишина, и поэтому они смогли услышать не то вздох, не то всхлип, раздавшийся возле порталов.

Они дружно повернули головы и увидели, что прижавшись спиной к колонне, которая разделяла портальные арки, стояла молодая женщина, прижимая к груди малышку. Одновременно раздалось два возгласа.

— Ариана, почему ты здесь? — Дор.

— Ариана, что случилось? — Гарри.

Женщина никак не отреагировала на обращенные к ней вопросы. Она пристально, не отрываясь, смотрела в глаза Альрусу, а губы шептали только одно слово: «Спасибо, спасибо, спасибо!»

Альрус, как заворожённый, смотрел в карие с золотым блеском глаза, в которых одновременно переплеталось и отражалось множество чувств. Благодарность, восхищение его поступком, радость матери, что ее ребенок не будет рабом, проходящая боль, которую она испытывала, вынужденная отдать дитя в рабство не известно кому и, наконец, пришедшее к ней облегчение от того, что она услышала.

Она без страха протянула ему дитя, прося взглядом принять и защитить его. Альрус быстрым шагом преодолел разделяющее их расстояние и принял ребенка, со знанием дела положив его на согнутую в локте руку. Другой рукой он поддержал пошатнувшуюся от переполняющих чувств женщину.

Дор тоже подхватился с кресла и направился в их сторону. Его действия вывели ее из ступора, Ариана быстро справилась с одолевающими ее чувствами и посмотрела на брата. Взгляд, которым она его одарила, буквально пригвоздил его к полу, заставляя повременить с выражением братских чувств.

После уже Ариана подхватила Альруса под руку и развернувшись вместе с ним, направилась к порталу в ее мир. Но, как бы зла она ни была на брата, ее губы едва слышно прошептали:

— Я все равно люблю тебя, братик. Как бы я хотела, чтобы ты освободился от печати и стал прежним, каким был до ритуала.