За горным туманом (гет)

Нет, и на этот раз Рокэ не позволил ей первой войти внутрь: едва он потянулся к кованной старомодной ручке крепко сколоченной двери, Айрис согласно кивнула. Да, это здесь. Именно та комната. Девушка за его плечом порывисто вздохнула: разумеется, она боялась, иначе и быть не могло. Что ожидает их там, за порогом?

Рокэ на миг замешкался в дверном проёме, но нет — он не ощутил удушающего сладковатого запаха разложения, значит, всё было именно так, как они и предполагали: надорский замок охранял зачарованный сон своего повелителя. А ещё в спальне было тепло — и это тоже добрый знак, ведь тепло потребно лишь живым.

— Что там? Что? — нетерпеливо спрашивала Айрис.

— Полагаю, мы можем входить. Об обитателе этих комнат ваши невидимые слуги позаботились уж точно лучше, чем о нас с вами, герцогиня.

Ричард, его неверный и только что прощённый оруженосец, покоился поверх широкой кровати под багряным пологом, расшитым золотыми нитями. И он был одет в золото и чёрный бархат: Рокэ сам заказал у портного эти одежды, снаряжая Окделла в его последнее странствие. Руки юноши, вопреки ожиданиям, были вытянуты вдоль тела, а не сложены на груди, — как будто мятежный герцог и вправду прилёг соснуть на пару часов.

— Дик, Дикон! Ты меня слышишь? — Рокэ и не заметил, как Айрис ухитрилась проскользнуть мимо него и оказаться возле ложа брата. — Дикон, это я, Айри! Дикон! Ну же! Просыпайся!

Тусклый свет едва проникал сквозь мутное полукруглое оконце, больше напоминавшее бойницу, но в изголовье горели свечи — и прозрачные восковые слёзы сбегали вниз, оседая белой бородой на металлической кромке подсвечников. Сначала тепло, а теперь вот и свет — какая в нём нужда мертвецу?

— Он исхудал, да?

Рокэ подошёл ближе: да, девочка, пожалуй, права, хотя он сам не сказал бы, что перемены в облике Повелителя Скал столь разительны. Ни ввалившихся щёк, ни окружённых глубокими тенями глазниц — Ричард, скорее, выглядел попросту уставшим. Изнурённым долгим странствием в неведомых пределах...

— И он... он холодный! — Айрис было коснулась щеки брата, но тут же разочарованно отдёрнула руку. Однако это её не остановило, потому что уже спустя мгновение она вновь принялась гладить его высокий открытый лоб, даже приложила ладошку к его виску, словно пытаясь согреть своего ненаглядного Дикона.

— Отчего он... Господин регент! — теперь она смотрела на Рокэ требовательно, как будто то, что Ричард не ожил при их появлении, являлось исключительно его виной. — Что мы сделали не так? Ведь стена... даже она отступила! И мы смогли пройти в замок! Разве это не означает, что Ричард... что замок... что они нас ждали? Позовите его!

— Посмотрите, Айрис.

Поначалу она не поняла, на что он ей указывает, но потом удивлённо охнула и незамедлительно заглянула под кровать. Сапоги! Кто-то стащил с герцога Окделла сапоги и аккуратно поставил их в изножье, прикрыв ступни Ричарда одеялом.

— Ваш замок таит в себе так много загадок, что мне остаётся только позавидовать. Чем мне хвалиться? Виноградниками, морем и солнцем?

Рокэ прошёл к столу, на котором в идеальном порядке были разложены писчие перья, бумаги и книги. Простой, кряжистый, как столетний дуб. И такой же стул — нарочито грубый, хоть и украшенный резьбой. И ковёр на полу — старый, с проплешинами, должно быть, помнивший ещё деда Айрис и Ричарда...

— Вы опять смеётесь, — похоже, герцогиня Окделл поняла, что именно разглядывает Рокэ, и превратно истолковала его внимание к неброской обстановке спальни. — Да, мы не богаты. Не так богаты, как вы.

— Я вовсе не имел в виду...

— Полно, господин регент. Когда Дикон приехал в Надор... тогда, той зимой... Он рассказывал мне про ваш особняк, а я... я завидовала ему. Мне казалось, что он попал в сказку.

— Зато теперь я не сомневаюсь, что в сказку попал я. В настоящую легенду, Айрис. Где незримые слуги хранят своего господина, пока тот спит зачарованным сном, и ожидают, когда настанет его час. Помните, вчера вы сами упомянули, что говорила ваша старая няня? Что не будь ваша матушка столь набожна...

— И силы скал стали бы нам опорой? — Айрис недоверчиво покачала головой, всё ещё не отходя от постели брата.

— Более того: если бы ваш отец не пренебрегал древними силами — я, а не его ополчение, встретил бы свою смерть в болотах. Могущество, которое с давних времён готово служить вашему роду, — назовите это колдовством, чародейством, это ваше право — не пропустило бы ни одну армию в ваши земли. Мы заплутали бы в лесах, затерялись в туманах, захлебнулись в болотной жиже. Это... это настолько древнее нас, настолько старше... Оно не доступно нашему пониманию, оно страшит. Проще призвать священника и кропить галереи святой водой, чем взглянуть в глаза этой непостижимой силе и сказать: вот я, я твой. Господин и слуга.

— То есть Дик... он особенный, да?

Айрис опять взяла брата за руку, поглаживая белые негнущиеся пальцы, и тут же опустила безжизненную кисть на покрывало. Словно достаточно одних лишь разговоров о ворожбе, чтобы вернуть его к жизни.

— Я не знаю, что с ним произошло. Надеюсь, нам всё же удастся решить эту загадку — и он сам нам всё поведает.

— Хорошо, тогда мы должны искать дальше, — решительно заявила Айрис, как будто слова Рокэ о неведомом придали ей сил. — Только вот где? Я уверена: если в замке и были какие-то древние вещи или записи, матушка спрятала их или велела уничтожить. Если бы тут была Нэн...

Рокэ шагнул к камину, рассматривая закопчённую решётку: да, огонь в спальне юного герцога поддерживали исправно. Облокотился на нагретые скрытым в стене дымоходом камни. Ему почудилось, что там, чуть левее, где каминная полка примыкала к каменной кладке, в стене темнело какое-то углубление. Свет почти не проникал в эту часть комнаты, только отсветы пламени рисовали на плитах пола ровный оранжевый полукруг — и в нём играли тени, то разбегаясь, то опять нагоняя друг друга. Он пошарил в нише, не особо надеясь что-нибудь обнаружить, но к его удивлению пальцы коснулись какого-то предмета.

— Вы что-то нашли? Нашли, да?

Айрис вмиг оказалась рядом, с удивлением рассматривая запылённый старинный кубок, зажатый в его руке.

— Золотой? — неверяще произнесла она. — Золотая чаша... У нас отродясь таких не было. Хотя...

Она наморщила лоб, словно пытаясь что-то припомнить. Тем временем Рокэ протёр чашу полой плаща: благородный металл засверкал, он обладал удивительным ярко-жёлтым оттенком, столь характерным для старинного золота. Толстая короткая ножка, массивное основание... И на ободке на равном расстоянии друг от друга поблёскивали крохотные самоцветы — такие же, что украшали и меч Раканов.

— Постойте! Когда отец ещё был жив... да, точно, я там это видела!

— Видели этот кубок? — уточнил Рокэ.

— Да нет же! Отец иногда позволял мне приходить к нему в кабинет, ему нравилось, когда я играла у камина. Только просил не мешать ему — я и не мешала. И он часто сажал меня к себе на колени, говорил, чтоб я показала ему, хорошо ли научилась писать. У него над столом был портрет, очень старый. Я поначалу думала, что это Святой Алан. И я его спросила, а он посмеялся и сказал, что Святой Алан был рыцарем, а этот человек не носит латы. Ну, тот, что на портрете. У него, правда, был меч, очень похожий на ваш. Такой же короткий, но камней на рукояти было не так много. И чаша! Мне кажется, у него в руках была эта чаша!

— И ваш батюшка, конечно же, удовлетворил ваше любопытство и сказал вам, кто на портрете?

Рокэ почти не сомневался в ответе, и едва она произнесла ожидаемое имя, лишь кивнул — на этот раз всё подтверждало его догадки.

— Ликандр. Ликандр Надорэа. А потом, когда вы... когда отца не стало, и из замка ушли солдаты... Я как-то заглянула в кабинет, матушка нам не разрешала туда ходить, но послала служанку прибраться. И я незаметно увязалась следом. Но того портрета — его уже не было! Я подумала, что его приказал убрать полковник Шроссе.

— Ликандр Надорэа жил во времена Эрнани Святого. И он отказался принять эсперу.

— Тогда матушка... Это точно матушка велела.

Итак, Рокэ держал в руках ещё одно наследие забытых времён, быть может, и не столь древнее, сколь меч Раканов, и всё же... Вряд ли золотой кубок, некогда принадлежавший еретику Ликандру, мог несколько кругов простоять в неприметной нише в спальне Ричарда. Значит, кто-то намеренно принёс его сюда и спрятал, но спрятал так, что обнаружить его не составляло труда. Теперь он не сомневался: замок ждал их и готовился к встрече. Кровь сестры Повелителя Скал открыла им проход — только им двоим, выходит, важны они оба. Его собственные слова о прощении и примирении, сказанные искренне и исполненные раскаяния, заставили развеяться преграждавшую путь иллюзорную стену. Камни на ободке чаши, камни на рукояти меча... Разве требуются иные подсказки?

— Айрис, нам надо немного приподнять его, — теперь Рокэ был уверен, что его догадка верна.

Усадить скованного колдовским сном Ричарда было не так-то просто — тело казалось тяжёлым, неповоротливым. А вот лицо не утратило безмятежного покоя, что поразил Рокэ той клятой весной... Айрис торопливо подкладывала подушки под негнущуюся спину.

— Отойдите.

Айрис беспрекословно отступила в сторону, не смея ни спрашивать, что Рокэ затеял, ни перечить. Он извлёк из ножен меч Раканов — как же хорошо, что он не забросил неуклюжую железку куда подальше, а приказал как следует наточить и вычистить оружие. Пусть клинок и представлялся ему ни на что не годным, но подобные реликвии требовали уважительного отношения. Не задумываясь, что именно он должен сделать дальше, он полоснул лезвием по ладони и крепко сжал кулак, позволяя крови стекать в чашу. Он понимал, что Ричарда нужно напоить собственной кровью, но вот почему? Клятва, принесённая в Фабианов день, кровной не являлась, но всё же они оба были связаны... И в то же время и меч, и кубок пришли из тех времён, когда слова порой значили не меньше, чем то, что ты совершаешь.

Он провёл пальцами по холодным губам юноши и позвал его — и это было так странно... Словно он встречал его у Рассветных врат, уговаривая возвратиться обратно. Возможно, ему лишь почудилось, но щёки юноши слегка порозовели. Рокэ нажал на впадинки под скулами, рот Ричарда непроизвольно приоткрылся, — Рокэ наклонил чашу и влил её содержимое в неживые губы, а затем принялся растирать горло, вынуждая своего околдованного оруженосца сделать глоток. А сам шептал, шептал слова на полузабытом языке, которые ни за что не произнёс бы в здравом уме. Но сейчас его будто понуждали сделать именно это, а вот кто — он не ведал.

— Восстань, Надорэа! Твоя жизнь и твоя кровь принадлежат мне. По праву повелителя я требую твоей службы.

Ресницы дрогнули — и Ричард открыл глаза, но взгляд его казался затуманенным, словно он смотрел на своего эра сквозь толщу текущей воды.

— Прими мою жизнь и мой меч, — Повелитель Скал откликнулся, хотя ему с трудом удавалось складывать слова. — И моя кровь пусть станет тому порукой.

Рокэ осторожно взял ладонь юноши — теперь она уже не была безжизненной, как прежде, сделал небольшой надрез и позволил нескольким каплям крови упасть в чашу. И отпил сам, завершая неведомый ритуал. А затем тихо добавил, уже на талиг:

— Ты сказал, и я услышал.

И это снова были чужие слова, но они должны были быть сказаны — чтобы заклятие развеялось, и молодой герцог продолжал жить дальше.