Новая Кровь (джен)

Гарри тихо сидел на завтраке и, вопреки всему и вся, спокойно кушал, хотя он не мог не понимать, что стоит ждать ответной пакости от Малфоя, ведь тот не принадлежал к людям, которые могут забыть или закрыть глаза на что-то подобное. Но Эванс искренне полагал, что мальчишка вряд ли будет сильно терпелив, потому равенкловец не ждал хорошо скрытой атаки исподтишка. Конечно, маловероятно, что Драко пойдет напролом, устраивая очередную сцену на глазах у студентов, ведь вина Гарри не была доказана, а, значит, Малфой попытается напасть — сам или же чужими руками — тогда, когда вокруг не будет лишних свидетелей. Или же он поступит проще и, как для самого Гарри, удобней: начнет мелкими подлянками портить равенкловцу жизнь. К примеру, блондин запросто может подговорить соседей Гарри по комнате на кражу домашних заданий Эванса и их последующей порче. Мелочь, конечно, но не смертельно, ведь, как только появятся первые признаки того, что его начинают доставать подобным образом, и равенкловец всего лишь предпримет все возможные средства защиты — а с подобным поведением детей он уже сталкивался, так что Гарри примерно представлял, что ему следует делать, а чего делать, наоборот, не следует ни в коем случае. А с учетом того, что Эванс принадлежит миру магическому, то и средства защиты тоже будут не самыми обычными. Мальчик не сомневался, что если хорошенько поискать в библиотеке, то можно найти какие-нибудь упоминания о заклинаниях или рунах, которые позволят сохранить вещи Гарри в относительной безопасности от поползновений однокурсников.

Хоть Гарри, как и всегда, был внешне абсолютно спокоен, внутри него зрел некий азарт, предвкушение будущего развлечения. Это противостояние обещает быть занимательным и, что немаловажно, познавательным.

* * *

На удивление мальчика, первые дни после той самой «шутки» над Драко на завтраке, настали самые обычные школьные деньки, которые медленно, но верно стягивались в одну тягучую серую массу, заставляя Гарри с нетерпением ждать момента, когда его противник совершит ответный ход.

Домашние задания, уроки — все это, несмотря на то, что оно было в прямом смысле слова волшебным, с легкой руки строгой МакГонагалл и сухого в объяснениях Снейпа, легко превращалось в простую рутину. Конечно, новизны и своей необычности для мальчика, выросшего в маггловском мире, они не теряли, но Гарри был первокурсником, для которых многие интересные вещи были недоступны по тем или иным причинам. К примеру, Эванса до жути раздражала мадам Пинс, заведующая библиотекой, хотя равенкловец по вполне понятным причинам старался не показывать этого. Эта женщина, которую нельзя уже назвать молодой, но и которая еще не стала старой, как казалось мальчику, просто с ума сошла из-за одиночества, помешавшись на своей работе. Пожалуй, Гарри не был уверен, кого именно при, допустим, пожаре стала спасать мадам Пинс: книги или детей. К тому же, она относилась к тому типу взрослых, которые предпочитают считать, что они имеют неоспоримое право решать, что именно может ребенок знать, из-за чего Эвансу периодически приходилось искать некоторые книги самостоятельно, а не пользоваться услугами заведующей, в обязанности которой входила помощь при поисках определенный изданий, а вовсе не высказывание личного мнения о том, что стоит читать одиннадцатилетнему ребенку, а от чего стоит бежать, как от огня. Некоторые книги, которыми интересовался Гарри, казались ей, видите ли, слишком умными или сложными, потому она их выдавала крайне неохотно, заранее прочитывая пятнадцатиминутную лекцию о своем личном отношении к определенным аспектам магии. Хотя бывало, что мадам Пинс и вовсе отказывалась искать книгу, «запрещая» ее читать «такому милому мальчику». Будто бы Гарри вообще было нужно ее разрешение на что-либо.

У первокурсников на самом деле не было большого количества уроков, в отличие от тех же третьекурсников, у которых, помимо основных занятий, имелись также и факультативы, за которые, впрочем, можно было воспринимать и некоторые дополнительные занятия, что посещал Гарри и некоторые другие первокурсники.

Основных предметов было семь, но те были довольно грамотно разбросаны по рабочим дням, потому студенты не особо уставали после занятий, готовые к выполнению домашних заданий. Эванс знал по рассказам матери, что раньше в Хогвартсе преподавалась Защита от Темных Искусств, но по прибытии мальчика в школу стало ясно, что этот предмет был изменен целиком и полностью, ведь, очевидно, в Магической Британии защита от темных искусств, в том понимании, в котором она раньше была, теперь не нужна. Зато теперь была Магическая Защита, на которой первокурсниками изучались самые основы магии: от контроля собственного потока, до базовых заклинаний, которые позволяли детям привыкнуть к ощущению собственной силы. Профессор Ханс обучала детей всему тому, что каждый взрослый волшебник делает не задумываясь.

Были также добавлены дополнительные занятия для учеников, которые посещались студентами по желанию. Традиции Магического Мира, Беллетристика и Углубленная Теория Магии были доступны для изучения. Гарри же выбрал Традиции и Углубленную Теорию, считая себя достаточно грамотным для того, чтобы не посещать занятия изящной словесности. Вообще, Первый дополнительный предмет считался дополнением к Истории Магии, а вот Теория предполагала сильную заинтересованность ученика в Чарах и, частично, в Трансфигурации. Эванс, по правде говоря, ожидал от Традиций Магического Мира немного большего, чем это на самом деле есть, но, к сожалению, потенциально интересный предмет был загублен манерой преподавания профессора Самберс, который вел неофициально признанную студентами самым скучным уроком Историю Магии. К счастью Гарри, базовый курс этого факультатива длился всего полгода, так что нудные два часа в неделю в пыльном кабинете скоро прекратятся. А вот Углубленную Теорию вела Вирсавия Бабблинг, которая была преподавателем Древних Рун и, что оказалось неожиданностью, когда-то пыталась получить мастерство в области Чар, но провалилась. Так что неудивительно, что эта женщина нередко разбавляла официально утвержденную Министерством программу Углубленной Теории некоторыми довольно любопытными пятнадцатиминутками, во время которых могла показывать ученикам кое-какие интересные приемы по совмещению рун и заклинаний, а однажды и вовсе отвела целый урок на обсуждение теории создания новых заклинаний, стараясь объяснить студентам основные понятия и правила, которым следуют при работе составители.

Также Эванс не мог не отметить как всегда отличившегося Нотта, который, действуя независимо от своего покровителя, подтрунивал над полукровкой на перерывах между занятиями. Впрочем, Теодор явно сдерживал себя, хотя Гарри буквально кожей чувствовал желание мальчика показать себя перед однокурсниками и, тем самым, повысить свое положение в своеобразной иерархии первокурсников. Пока слизеринец не переходил на особо личные темы или, упаси Мерлин, не применял силу, Эванс был готов не замечать того во благо себе же, так как мальчику совсем не улыбалось окончательно настроить собственный факультет против себя. Равенкловцы всегда были излишне гордыми, потому, видя, что какой-то первокурсник посмел послужить причиной снятия полусотни баллов, они не могли удержать себя от высказывания своего неудовольствия. Самого же Гарри эта самая гордыня никак не трогала, ведь он чувствовал себя прекрасно и в одиночестве, но вот иметь за спиной негативно настроенных соседей по комнате мальчик не хотел.

Тем не менее, Эвансу не пришлось долго ждать, пока Драко таки соизволит «показать зубы».

* * *

День не предвещал ничего необычного, начавшись так же, как и другие до него: утреннее солнце, неприятный скрежет маггловского будильника Терри Бута и нежелание вставать с постели. Затем ленивый завтрак, на который Гарри, как и всегда, пришел один из первых, хоть из постели Эванс всегда слезал последним. Среди блюд была привычная и уже ненавидимая доброй половиной первокурсников яичница с различимым только Гарри сладковатым привкусом.

Гарри, возвращавшийся в гостиную после Гербологии, мысленно обдумывал, с чего ему стоит начать делать домашнюю работу: со старого и злого Зельеварения или же с привычной и нудной Астрономии. Медленно шагая по коридору и не замечая других студентов, мальчик столкнулся с чьей-то массивной фигурой, вследствие чего упали оба. В нос равенкловца ударил резкий запах старой пыли и, почему-то, черного перца, отчего Гарри, вместо того, чтобы поспешно собрать упавшие вещи и удалиться, чихнул. Когда Эванс наконец сумел побороть внезапно появившуюся чихоту, он обратил внимание на мельтешащего перед ним человека, который явно спешил убраться с глаз мальчика. Через спутанные жиденькие черные волосы Гарри без какого-либо труда узнал Миллисенту Булстроуд, которая, что-то буркнув себе под нос, все-таки ушла.

Это было странно. Эванс знал, что Миллисента была одной из подпевал Малфоя, так как безмерно симпатизировала блондину, а еще она была слизеринкой, что тоже немаловажно. Ведь слизеринцы ничего не делают просто так. Конечно, Булстроуд не славилась своей ловкостью и грациозностью, но представители ее факультета обычно тщательно следят за тем, как они воспринимаются людьми, а, значит, стараются не выглядеть в обществе глупо. Столкновение умным действием не назовешь никак. Плюс еще та странная пыль…

Подозрение Гарри только увеличилось, а на краю сознания начала формироваться догадка, но тут его толкнули вновь, из-за чего только что поднявшийся мальчик чуть снова не упал.

— Смотри куда идешь, Эванс, — выплюнул Нотт, который явно чем-то был недоволен.

И вот тут Гарри не сдержался, довольно громко фыркнув.

— А то что? Заделался в защитники толстых и непричесанных? — Припоминая внешний вид Булстроуд, ехидно проговорил равенкловец. Раздражение от столкновения и от сбитой мысли, которая, как предполагал Гарри, была довольно значимой, никуда не ушло. Умом мальчик понимал, что ему стоило, как и всегда, проигнорировать нахального выскочку, но у него не было на это настроения.

Нотт, покраснев от злости, резко развернулся к Эвансу, яростно сжав кулаки, но не успел ничего сказать, как Гарри воспользовался заминкой противника и его презабавным выражением лица.

— О, Тео, ты стал интересоваться пухленькими полукровками? — Нарочно использовав сокращение имени слизеринца, ядовито улыбнулся брюнет. Притом Нотт явно плохо контролировал свое собственное лицо, потому как теперь краснели не только щеки, но и уши, и даже немного шея. И, если Гарри не показалось, сбоку от него послышались смешки. — Не ожидал от тебя такого, приятель, — весело хмыкнув, покачал головой равенкловец.

— Ты! — Зло выдохнув, прошипел Нотт, потянувшись к палочке.

Однако драке состояться было не суждено, так как по этому же коридору двигался Снейп, который, судя по всему, видел только жест Теодора.

— Даже не думайте, мистер Нотт! — схватив мальчика за руку, процедил профессор. — Отправляйтесь в гостиную, живо! — Гарри казалось или у всех слизеринцев сегодня было плохое настроение? — И вы, мистер Эванс, тоже, — полоснув острым взглядом по равенкловцу, сказал мужчина, после добавив в своей неизменной манере:

— И пять баллов с каждого!

Обычная стычка обычных студентов. И обычная же ее развязка. И все же Гарри казалось, что он о чем-то забыл.

* * *

А вспомнилось неожиданно и слишком поздно. Как раз в тот момент, когда он, шедший позади всех, собирался войти в кабинет, но, застыв на месте, упал на холодный каменный пол, не в силах и пальцем шевельнуть. Первые несколько секунд была паника, которая еще больше путала мысли и мешала четко обдумать ситуацию, а потом пришел такой привычный холодный расчет и кристальная четкость восприятия.

Гарри оставалось радоваться, что упал он так, что никто из однокурсников ничего не заметил, хотя отнюдь не теплый камень под ним не добавлял оптимизма ситуации. А еще, если судить по галдежу в кабинете Трансфигурации, можно сказать, что профессор еще не пришла, так как МакГонагалл никогда бы не позволила стоять такому шуму на уроке. Следовательно…

— Мистер Эванс! — Пораженно воскликнул обычно скупой на эмоции женский голос, чьей владелицей, без сомнения, была преподавательница Трансфигурации. — Что с вами?

Мысленно Гарри скривился и промолчал, но не потому, что постеснялся выразить свое мнение по этому поводу, а потому, что попросту не мог. У него, кажется, даже лицевые мышцы онемели. На секунду Эванса пронзил страх. Сначала ноги, потом руки, теперь лицо. Но если это затронет и внутренние органы? Гарри не хотелось думать, что бы с ним стало, если бы профессор была в кабинете, а он остался так лежать, задыхаясь из-за невозможности просто вдохнуть.

Поспешно отогнав подобные мысли, мальчик переключил внимание на суетящуюся женщину, которая, дав отмашку кому-то стоящему позади нее, заклинанием понесла его в, судя по всему, лазарет. Вот теперь Гарри не мог уже четко различать звуки, а это совсем плохо.

Сначала была просто нечувствительность тела и покалывающие ощущения на кончиках пальцев, а потом от конечностей к груди стал расползаться какой-то странный, сдавливающий холод, от которого хотелось закрыть глаза и заснуть. Все звуки смешались в один непрерываемый гул, а пространство вокруг заволокло непонятной, мутной пеленой, мысли текли невероятно медленно и лениво, из-за чего мальчик не мог даже осознать, что с ним творят.

А потом пришла тьма.

* * *

Сознание к Гарри возвращалось крайне неохотно, долгое время мальчик просто лежал непонятно на чем, не в силах даже шевельнуться лишний раз — настолько тяжелым ему казалось собственное тело. Мысли его будто бы и были, но и будто бы их не было вовсе, из-за чего ему не удавалось сконцентрироваться на чем-то, будь это даже он сам. Звуки извне вообще мальчиком не воспринимались, а свет, периодически попадающий на глаза, лишь вызывал смутное неудовольствие и желание вновь уйти в бессознательное состояние.

А потом совершенно неожиданно и пугающе громко, четко и ясно нагрянул окружающий мир.

— Очнулся-таки, — чей-то недовольный голос, кажется, женский. И в голове медленно всплыло имя: «мисс Хартбриф».

Вдруг у носа оказалось нечто очень и очень резко пахнущее, отчего Гарри показалось, будто его ударили по голове. Мгновенно чихнув, Эванс неприязненно отстранился от источника запаха, даже не открыв глаза. И все, что сейчас его интересовало, так это что, черт возьми, здесь происходит.

Распахнув слезившиеся глаза, равенкловец, в конце концов, увидел недовольно поджимающую губы медведьму, которая сжимала в руках странный флакон с неопознанной жидкостью, из-за чьего запаха он, видимо, и пришел окончательно в себя.

— Маггловский, но весьма действенный способ, — прокомментировала женщина, отворачиваясь от полулежащего на жесткой кушетке мальчика.

Когда Эвансу все-таки удалось собрать мысли в кулак и осмыслить происходящее, он, раздраженно вздохнув и передернув плечами, приготовился задавать абсолютно типичные вопросы, которые бы задал любой другой на его месте, но на которые мисс Хартбриф, несмотря ни на что, не любила отвечать.

— Что со мной произошло? — Банальный вопрос номер один.

— Вы упали в обморок, мистер Эванс, — чуть ли не закатывая глаза, сухо ответила женщина.

Гарри просто не мог не приподнять в раздражении брови. И все? Он и так знает, что был в бессознательном состоянии. Но он также отчетливо помнит, что не мог даже пальцем шевельнуть за пару минут до потери связи с реальностью.

— Я помню, что у меня было парализовано тело, — как бы намекая, дополняет Эванс, ожидая того, что медведьма таки соизволит прояснить ситуацию.

Мисс Хартбриф лишь в ответ уперлась взглядом в недовольного мальчишку и, будто бы предупреждая, прищурила глаза.

— Вам показалось, — просто обронила она.

Гарри опешил. Он абсолютно точно помнит ту странную тяжесть в конечностях. Это не могло ему привидеться. Он никогда ранее не ощущал чего-то подобного, значит, присниться ему это не могло. Тем более, должна была быть причина, почему он упал в обморок, хотя и чувствовал себя просто прекрасно перед случившимся.

Равенкловец нахмурился, когда медведьма, фыркнув что-то про надоедливых детей и их глупые фантазии, ушла. Странно. Что же не так в этой ситуации? Не может же быть, чтобы даже такое происшествие замяли! Гарри слегка мотнул головой. Или может? Вдруг мальчик вспомнил тот случай с изнасилованием хаффлпаффки. Никому не было известно про то, что же сотворила с несчастной Берк, но ведь мисс Хартбриф определенно точно осматривала Фиоре, ведь она является школьной медведьмой, все пострадавшие студенты попадают к ней, так что абсолютной тайной произошедшее не являлось, просто не могло являться.

Гарри не мог понять, почему же его случай утаивают от него же и, естественно, от остальных учеников. По версии мисс Хартбриф, он просто упал в обморок, то есть с ним не случилось ничего опасного. Возможно, что таким образом стараются сохранить чистой репутацию Малфоя, но ведь очевидной личность виновника является только для Эванса, так как другие студенты или преподаватели попросту не в курсе продолжающегося конфликта.

Мальчик, окончательно запутавшись, лишь раздраженно фыркнул и, тряхнув головой, уперся взглядом в свои худые и чересчур бледные руки. Все эти прятки чистокровных трусов и зажравшихся на взятках взрослых ясны, но как бы они объяснили смерть Эванса, которая вполне могла бы состояться?

«Хотя, это как-раз-таки просто», — жестко усмехнувшись, подумал Гарри, — «всего лишь положить на лапу нужным людям и все — проблемы решены. Уж там кто-то выдумает сколько-нибудь правдоподобную ложь, которая будет объявлена».

Прищурив глаза, равенкловец, переведя взгляд на закат за окном, лишь поправил прядь его ставших слишком длинными волос.

Итак, Драко свой ход сделал, и Гарри, конечно же, не может не ответить на столь любезный знак внимания к его ничтожной персоне.

* * *

В последующие после выписки Эванса дни студенты школы уже не особо удивлялись, если с Гарри или с Драко что-то происходило: забавное или не очень. Конечно, эти своеобразные «шутки» не были травматичными, по крайней мере, шутки равенкловца точно, но периодически тот или другой мальчик оказывался в лазарете по той или иной причине.

В тот же день, когда Гарри вновь влился в учебный процесс, Малфой совершенно «случайно» упал на уроке Зельеварения, уронив добрую половину ингредиентов, которые он нес в руках, прямо в свой котел, устроив небольшой гейзер неприятно пахнущей рыжей жижи, оказавшейся на ближайших к парте Драко слизеринках. Такие поистине разрушительные последствия произошли только потому, что шнурки ботинок Малфоя каким-то неясным образом оказались связаны, затрудняя движение мальчика. При этом Эванс был тут, в общем-то, ни при чем, правда он, за пару минут до этой неприятности, подозрительно неудачно двинул рукой, уронив под стол палочку и, соответственно, полез ее доставать, пока Снейп не видел. Но это просто подробности, которые многие сочли недостойными своего внимания.

После своеобразной мести Гарри Драко не заставил себя долго ждать, подложив в портфель Эванса Матершинное перо, вместо обычного, из-за чего на уроке МакГонагалл равенкловец получил отработку, правда всего одну, за употребление непечатных слов в конспекте, который проверялся профессором в конце урока.

И таким образом началась череда веселых дней в Хогвартсе, когда для учеников нашлось развлечение, отличное от хоть и нередких, но и недостаточно частых шуток близнецов Уизли. То у Драко из портфеля выпрыгнет пикси, унося с собой в неведомые пыльные дали шкафов и углов школы домашнюю работу блондина по Чарам; то место Гарри на завтраке окажется намазано клеем, а то никогда не боявшийся толпы Малфой начнет заикаться перед Паркинсон, отчаянно краснея невесть от чего, ведь та странная липкость поверхности парты Драко в кабинете Истории Магии ничего не значила.

Правда, было пару случаев, когда однокурсникам Драко и Гарри было не до «ха-ха». Мертвая освежеванная змея на подушке в спальне слизеринца и скользкие и меняющие свое направление лестницы Хогвартса были не очень-то веселыми шутками. Да и ведро с помоями, которые впоследствии оказались на голове Драко и его подпевал, было не очень милым «подарком», впрочем, как и несводимый в течение трех дней огромный фурункул на лбу Гарри.

Однако это было пока еще довольно безобидно.

* * *

— Кто бы знал, как мне надоели эти проверки, — проворчал Джеймс Поттер, следуя вместе с Александром Ноттом и Люциусом Малфоем за МакГонагалл, которая все время чему-то недовольно хмурилась. На самом же деле Минерва втайне надеялась, что Эванс и Малфой-младший, которые в последние дни стали обмениваться особо неприятными «любезностями», хоть немного приуменьшили свой пыл на момент пребывания в школе посетителей.

— Поверь, Джеймс, нам совсем не интересны твои проблемы, — холодно обрезал надоедливое бормотание наследника Поттеров Нотт. — Поэтому тебе лучше заткнуться. К тому же… — Александр скосил взгляд за спину, где шел высокий черноволосый мужчина, который ничего не выражающим взглядом осматривал встречающиеся на их пути картины. — С нами Лорд, если ты не заметил.

— Тихо, — сказал Люциус Малфой, остановившись. — Мы пришли.

— Белые ночи, — четко выговорила пароль профессор МакГонагалл, рассеянно наблюдая за отодвигающейся с пути горгульей. Женщина вошла в кабинет, жестом показывая, чтобы мужчины вошли следом за ней. — Директор Колдуэлл, прибыли Люциус Малфой, Александр Нотт, Джеймс Поттер и Темный Лорд.

Бэзил Колдуэлл тут же поднялся из-за рабочего стола, кивком головы отпуская Минерву, и предложил гостям занять кресла перед ним.

— Итак, господа, — начал он, когда мужчины расселись. — Я, пожалуй, начну сразу по делу. Никаких особых изменений среди учеников за эти полгода не произошло. Старшекурсники, в основном, сидят ниже травы и ведут себя тише воды. Хотя к Джорджу и Фреду Уизли это не относится, как, впрочем, и всегда. С сентября их в принципе не удается поймать, хотя у шуток явно виден их почерк. — Директор взял в руки какие-то бумаги и что-то бегло в них просмотрел. — Неприятный инциденты были, но не слишком значительные, чтобы обращать на них какое-либо внимание. — Усмехнувшись, сказал Колдуэлл. Люциус еле слышно вздохнул, прекрасно слышав от Северуса некоторые подробности о школьной жизни своего сына. — А теперь традиционный рейтинг первокурсников… — Директор вытащил из одной из папок тонкий лист со списком имен и разными пометками. — Среди самых успевающих учеников отмечены два равенкловца, Гарри Эванс и Энтони Голдстейн, после них идет гриффиндорка Гермиона Грейнджер…

— Скажите, а на каком месте в этом списке Драко? — Мягко перебил Колдуэлла Люциус Малфой. Все дружно проигнорировали странно вздрогнувшего на фамилии «Эванс» Поттера.

— Хм… — Мужчина пробежал взглядом по списку. — На двадцать седьмом. — Светловолосый мужчина еле слышно скрипнул зубами.

— А Теодор? — Поинтересовался другой гость.

— На двенадцатом. — Нотт удовлетворенно кивнул, такой результат был вполне приемлем.

— Итак, среди пользующихся наибольшим уважением первокурсников находятся… слизеринец Блейз Забини и хаффлпаффка Сьюзен Боунс. Опережая ваши вопросы, — мужчина усмехнулся. — Драко Малфой находится на седьмом месте, а Теодор Нотт на восьмом.

После этого последовал монотонный доклад о прошедших событиях в школе, об успешности определенных изменений в школьной программе, о необходимых суммах для содержания школы и прочего.

— Поттер, ты чего это так нервничал из-за этого… как там его… Эванса? — Фыркнул Нотт, когда Колдуэлл ненадолго отлучился из кабинета по каким-то школьным причинам. Кажется, близнецы снова что-то натворили, так что срочно требовалось присутствие директора.

— Ничего я не нервничал! — Тут же вскинулся Джеймс, злым взглядом обжигая соседа.

— Гарри Эванс… — Задумчиво пробормотал Люциус. — Эванс… Знакомая фамилия… — Глаза Малфоя удивленно расширились. — Эванс! Конечно же! — Джеймс Поттер напрягся. — Это же девичья фамилия той магглорожденной, которую ты бросил! — Воскликнул блондин. — И бросил ты ее вместе с сыном, твоим первенцем, судя по всему.

— Я не бросал ее! — Возмутился брюнет. — К тому же, не было доказано, что Гарри именно мой сын! А то кто этих грязнокровок знает.

Джеймс Поттер замер на месте, встретив взгляд красных глаз Темного Лорда, который задумчиво посмотрел на него. Брюнету тут же стало не по себе, он тихо что-то промямлил и откинулся на спинку кресла.

Кто-то кашлянул у дверного проема, привлекая внимание. Это оказался, вполне ожидаемо, директор Колдуэлл.

— Что ж, думаю, мы можем приступать к осмотру школы.