Новая Кровь (джен)

«…И каждая семья, что не откажется от нечистокровных родственников, должна будет отправиться в мир магглов. Каждый член семьи будет лишен палочки и всего движимого и недвижимого имущества, которое будет передано на аукцион…» — вещало старое радио, слегка потрескивая. Рыжеволосая женщина обняла покрепче своего ребенка, укутанного в теплое одеяло. Пора. Ведь не хотят же они, чтобы Пожиратели выкинули их собственноручно?

* * *

— Тише, Гарри, тише… — укачивала на руках маленького черноволосого мальчика молодая женщина, стараясь успокоить малыша. Вокруг было огромное скопление людей, и почти у каждого при себе имелся огромный чемодан с вещами. Женщина вздохнула — у них было не так много немагических вещей, и все они вместились в два рюкзака.

— Номер семь, прошу подойти к кабине номер двести тридцать три для изъятия палочек и перемещения в маггловский мир. Номер семь, прошу подойти…

— Лили, наша очередь, — подавленно сказал темноволосый мужчина в очках с круглыми стеклами. Он с тяжелым вздохом закинул те самые два оставшихся рюкзака себе на плечи и медленно поплелся к кабине с большим номером «233».

Женщина пошла вслед за мужем, все так же продолжая укачивать заснувшего, несмотря на окружающий его шум, малыша.

— Прошу назвать Ваши имена, — сухо проговорил искаженным голосом служащий, находящийся за толстым матовым стеклом.

— Джеймс Карлус и Лили Розалия Поттеры, а также их сын Гарри Джеймс Поттер, — ответила Лили. Джеймс стиснул зубы, чтобы не огрызнуться. Он потер до сих пор болящие ребра — ему в достаточно доступной форме объяснили, что бывает с теми, кто решится противиться указу нового правительства.

От неприятных воспоминаний его отвлек все такой же сухой и безразличный голос человека:

— Ваши палочки, пожалуйста, — прикрыв глаза от кипящей в нем ярости, Джеймс Поттер медленно опустил как и свою палочку, так и палочку Лили в предоставленный для этого металлический ящик. Когда послышался звон от удара дерева об металл, черноволосому мужчине показалось, будто что-то внутри него оборвалось, а в груди похолодело.

— Ваш портключ. Вы переместитесь в…

* * *

Так и начался новый виток судьбы в жизни Гарри Поттера, предопределивший множество других событий, которые произойдут с этим, несмотря ни на что, удивительным мальчиком…

За хлипкой гипсокартонной стеной раздавались пугающие звуки ударов и женские крики боли, которые довольно часто перебивал ругающийся мужской бас, по интонациям которого становилось ясно, что человек не очень вменяем.

Маленький Гарри, сидевший на засаленном матрасике и уткнувшийся носом себе в колени, тихонько вздрагивал каждый раз, когда звучали особо наполненные болью и отчаяньем стоны. Судорожно выдохнув, мальчик быстрым движением закутался в поеденное молью покрывало, пытаясь заставить себя не слышать этого кошмара.

— Мама… — тихо всхлипнул зеленоглазый мальчик, внимательно прислушиваясь к внезапной тишине. Ведь тишина в их доме редкость, и часто эта редкость совсем не к добру…

Стоило мальчику подумать об этом, как женские стоны за стеной возобновились с новой силой, повторяясь все чаще. Гарри зажал себе уши руками, ему было страшно, больно, противно… Страшно за мать, больно за мать, а омерзение он чувствовал только лишь к отцу и к собственной слабости. Его мать страдает изо дня в день, терпя это… Мальчик не знал слова, которыми можно было бы описать того монстра, который по какой-то глупой ошибке является его отцом. Черноволосый мальчик поморщился — сама мысль о родстве с этим червем вызывала тошноту.

Послышался звук битой посуды и женский вскрик, и Гарри вдруг почувствовал, что из глубины его души поднимается что-то черное, сильное, страшное… Но такое правильное. И мальчик улыбнулся, представляя своего отца окровавленным, корчащимся в агонии и молящим о пощаде…

В тот день Гарри Поттер впервые ощутил ненависть к кому-то.

* * *

Джеймс, — как теперь его звал Гарри, ведь сама мысль о родстве с этим… человеком, вызывала в нем отвращение, — еще не вернулся, и его мама, некогда живая и энергичная женщина, тяжело взгромоздилась на стуле. На ее шее всегда был жесткий, выцветший от времени шарф, который, как она надеялась, помогал ей скрыть следы жестокости мужа от любимого сына.

И нельзя передать словами, какое облегчение почувствовала Лили, когда узнала, что больше не может иметь детей. Ведь ей совершенно не хотелось подвергать этому аду своих возможных малышей, позволять им видеть этот жестокий мир во всей его отвратительной красоте.

— Мам? — Лили вздрогнула и, слабо улыбнувшись, вопросительно посмотрела на своего черноволосого мальчика, который близоруко щурился, рассматривая свою мать, явно ища синяки или ссадины на ее теле.

— Да, Гарри? — голос женщины был хриплым и каким-то надтреснутым, пустым… мертвым.

Мальчик только открыл рот, чтобы что-то спросить, как дверь в их жалкую лачугу, которая каким-то неведомым чудом им досталась, распахнулась, шумно ударив по и так хлипкой стене. Лили вздрогнула, ведь только Джеймс так приходил домой…

Измученной и испуганной женщиной был не замечен вмиг изменившийся взгляд ребенка. Выражение глаз стало каким-то решительным, полным чистой, незамутненной ненависти.

— С-сука! — взревел мужчина, вломившийся в дом, то и дело размахивая рукой, в которой находилось отбитое от бутылки стеклянное горлышко, опасно сверкавшее острыми краями на слабом свету свечей — денег на электричество у четы Поттеров не было.

Гарри почувствовал то самое знакомое ощущение тьмы, силы. Мальчик чувствовал, что сегодня произойдет… что-то. Что-то, что навсегда изменит его жизнь. А еще он чувствовал жгучую необходимость защитить свою любимую маму от рук этого жалкого червя, который, приметил Гарри, петляя, направился к ним, все еще зажимая в руке опасный предмет.

— Лили… — прохрипел мужчина, — Ты настоящая идиотка. — мужчина полубезумно расхохотался, вскинув голову. — Я возвращаюсь… — мальчик заметил, как странно вздрогнула рыжеволосая женщина. — Они сказали, что я могу вернуться, если избавлюсь от ненужного груза… — карие глаза Поттера-старшего опасно сузились, рассматривая женщину и ребенка как какой-то кусок мяса. — От грязнокровки и ее грязнокровного выродка.

И, сказав это, мужчина размахнулся, собираясь обрушить руку с битым стеклом прямо на Лили.

Гарри видел все это будто в замедленной съемке. Кинувшись наперерез руке, которая могла поранить единственное существо, ради которого он живет, единственного человека, дорогого ему, Гарри воззвал к тому темному сгустку, что всегда поднимался в нем при виде Джеймса. И сверкнула яркая белая вспышка, откинувшая мужчину назад, ударив его спиной о стену и вырвав из руки опасный предмет.

Мужчина со страхом в глазах смотрел на то, что когда-то считал своим сыном. Зеленые глаза светились потусторонним огнем, а короткие темные волосы то и дело трепали потоки волшебства, выходящие из маленького мальчика.

Внезапно послышался режущий ухо лязг металла, и из подставки стремительно вылетел нож, остановившийся лишь в нескольких миллиметрах от шеи Поттера-старшего.

— Убирайся, мразь, — буквально выплюнул эти слова ребенок.

И мужчина, часто-часто дыша, поспешно поднялся с пола и выбежал за дверь.

Мальчик почувствовал, как сзади его обняли тонкие руки, даря так необходимое тепло и поддержку. Гарри склонил голову на плечо своей мамы, поглаживая по ее когда-то ярко рыжим волосам и чувствуя, как намокает его тонкая потертая рубашка.

— Не плачь, мама… — тихо прошептал Гарри, мрачно сверкнув изумрудными глазами. — Я клянусь, что отомщу ему за все годы твоих страданий.

И мальчик не знал, сколько он так стоял, укачивая свою мать, слушая ее плач, заглушаемый шумным ветром за окном.

— Не верю! Вранье! — полноватый пожилой мужчина громко ругался и со злостью откинул какой-то лист пергамента.

— Министр?

— Вырождение! — как-то полузадушено просипел он, обреченно хватаясь за голову. И добавил бесцветным голосом, — Отправьте это Темному Лорду. Ему надо это видеть…

— Да, сэр!

* * *

— Посредством многих анализов было установлено, что практика близкородственных браков, кои проводили все чистокровные рода в Британии, привела к ощутимому спаду магического потенциала у последующих поколений молодых волшебников. При сопоставлении некоторых фактов было выявлено, что уже в течение двух или трех поколений идет ослабление магии в чистокровных родах.

Подобное возможно исправить только получением потомства от нечистокровных волшебников — магглорожденных и полукровок. Предлагаем ввести специальный ритуал, который позволит выяснить, насколько должна быть чиста кровь волшебника-супруга для получения здорового, развивающегося магически потомства… — с каждой прочтенной строкой голос Люциуса Малфоя становился все тише и тише, пока и вовсе не замолк. Блондин стоял перед своим Лордом, почтительно склонив голову, но, так как его Господин отвернулся, Люциус не мог заметить усмешки Лорда Волдеморта.

«Вот значит как, Альбус…», — думал тот, — «ты все же был прав…».

— Слушай меня, Люциус! — блондин вскинул голову, — Организовать акцию по постепенному возвращению магглорожденных в магический мир. А начнем мы, пожалуй, с малого… Метку!

* * *

Многие чистокровные не желали мириться с подобной информацией, считали ее совершейнешим бредом выживших из ума ученых. Но после проверки магического потенциала у нового поколения чистокровных, сиятельные лорды и леди ужаснулись, осознав, что их дети, как минимум, вдвое слабее своих родителей.

Некоторые пытались насильно завязать отношения с похищенными из маггловского мира магглорожденными, но все результаты вели к нулю, а насильники лишь получали мощнейший магический откат за нанесенный вред — как физический, так и духовный — детям Магии; кто-то становился бесплодным, у кого-то умирали близкие родственники, а кто-то сходил с ума.

Магическая Британия боялась.

И тогда лорды и леди решили поступить так, как делалось раньше — приглашать в Хогвартс молодых волшебников и ведьм. Правда, были внесены некоторые поправки, несколько ограничивавшие нечистокровных в действиях, вынуждающие детей изучать традиции и историю магического мира.

Волшебный мир будто бы вдохнул свежего воздуха — наследники-полукровки от счастливых браков были сильны магически и здоровы. Колдуны и ведьмы впустили Новую Кровь.

* * *

— Господин Драко, Вы должны понять, что вашим будущим супругом или супругой будет обязательно Новая Кровь — род Малфой один из древнейших чистокровных родов Англии, Ваши предки блюли чистоту крови почти наравне с Блэками! — возмущенно вещал седовласый худощавый старик, тщетно пытаясь донести до маленького белобрысого мальчишки важность излагаемых фактов. Старый учитель вздохнул. Ему попался один из так называемых «магглоненавистников». Мальчик не принимал тех, кто был, по его мнению, ниже его.

— Чтобы я, Наследник рода Малфой, якшался с какими-то грязнокровками?! — истерично взвизгнул мальчик, пылая праведным гневом и в упор не замечая переменившегося настроения учителя. — Да за кого ты меня считаешь…

— Молодой человек, я разочарован Вами, — сухо сказал старик, пренебрежительно рассматривая мальчика. — Новая Кровь — наше спасение. Вы же Наследник рода Малфой, — саркастично процитировал слова ученика немолодой учитель, — Должны заботится, в первую очередь, о благополучии своей семьи!

Мальчик издевательски хмыкнул, давая понять старику, где он видел его с его советами. Мужчина лишь устало покачал головой и раздраженно потер пальцами виски.

Эти чистокровные дети невыносимы.

* * *

— Здравствуйте, Лорд, — поприветствовал молодо выглядящего мужчину один из служащих Министерства Магии. — Прошу, за мной.

Направляясь по коридорам, Темный Лорд раздумывал о том, кого бы мог представить на месте своего спутника жизни. И понимал, что из всего его круга знакомых нет того, кто бы мог заинтересовать его, кто бы заинтересовался им самим: его личностью, а не силой, деньгами и властью. А учитывая пагубное влияние прагматичных магглов на своих волшебных детей, найти себе супруга или супругу из Новой Крови Темному Лорду будет крайне проблематично.

Войдя в комнату, в которую его привел тот парнишка, присланный Министерством, Лорд огляделся. В комнате было на удивление пусто — только стол, на котором стояла чаша и лист зачарованного пергамента, и два стула.

— Милорд, прошу, присаживайтесь, — произнес немолодой мужчина лет шестидесяти по маггловскому летоисчислению — все же маги стареют медленнее простых людей. — Соответствующие клятвы уже были произнесены. Прошу капнуть несколько капель вашей крови в чашу с зельем. — Лорд молча выполнил просьбу ученого, отправляя свою кровь в поблескивающее золотом зелье, которое искрилось в серебряной чаше. — Милорд, с чашей связан артефакт — Золотое Перо, оно и выведет все результаты, которые выявит зелье.

Лежащее рядом с темным, почти черным, пергаментом, ранее не замеченное золотистое перо вспорхнуло над столом и стало выводить аккуратным, каллиграфическим почерком позолоченные буквы, которые складывались в приговор Темному Лорду.

И, когда перо с глухим стуком опустилось на стол, красные глаза Лорда Волдеморта зацепились за единственно важную для него надпись:

«…в связи с частыми близкородственными браками, род Мракс нуждается во вливании слабо разбавленной крови, дабы предотвратить потерю магии и родовых даров…»

— Это?..

— Полукровка, мой Лорд.

* * *

— Сынок…

— Да, мам? — еле заметно улыбаясь, спросил черноволосый мальчик лет десяти-одиннадцати, оторвав взгляд от книги.

— Я должна кое-что тебе рассказать… — Гарри слегка кивнул, показывая своей матери, что внимательно слушает ее. — Думаю, ты помнишь тот… инцидент с твоим отц… — Лили запнулась, — С Джеймсом. Это… наследственное.

— То есть?.. — глаза мальчика загорелись в предвкушении получения разгадки одной из многих тайн, окружающих его мать и его самого.

— Я и Джеймс — волшебники, — резко выдохнула женщина и уже более спокойно продолжила, — И ты, как уже наверное догадался, тоже. Тот случай... это был стихийный выброс — так называют непроизвольный магический всплеск у маленьких детей. По стихийным выбросам регистрируются маленькие волшебники, чтобы к их одиннадцатилетию им пришло письмо из школы чародейства и волшебства Хогвартс…

— Я тоже отправлюсь туда? — нетерпеливо спросил мальчик, с любопытством слушая свою мать.

— Я… не знаю. Понимаешь, — начала Лили, — Магический мир всегда был очень консервативен. Власть там находится в руках аристократии, представителями которых являются чистокровные волшебники. Несколько десятилетий назад чистокровные восстали против Министерства Магии, возглавляемые Темным Лордом Волдемортом… — Гарри с удивлением смотрел, как загораются энтузиазмом глаза его матери, когда она говорит о магии, — Дело в том, что Министерство во всем потакало магглорожденным, детям, родившимся в мире магглов, простых людей. И в связи с этим были забыты или запрещены многие ритуалы и заклинания, а порой, даже целые направления магии.

— И аристократы, естественно, возмутились… — задумчиво проговорил Гарри.

— Верно. И Темный Лорд захватил Магическую Британию. В конечном итоге чистокровные поставили ультиматум: или магглорожденные и их родственники покидают магический мир, или они умирают…

— Я…

— Твой биологический отец Джеймс — выходец из довольно знатной чистокровной семьи. Я же… я же магглорожденная. Ты — полукровка. Потому нас просто выселили… А мы с Джеймсом... — срывающимся голосом пробормотала Лили, обхватывая себя руками.

— Оказались к такому не готовы, — кивнул сам себе Гарри, понимающе смотря на свою мать. — Ведь в магическом мире все по-другому, так? — женщина лишь кивнула.

— Гарри, завтра тебе исполняется одиннадцать. И я не знаю, придет ли тебе письмо. Понимаешь, — неуверенно продолжала рыжеволосая женщина, — Я совершенно не следила за происходящим в Магической Британии. Как понимаешь, мне было немного не до того, — сухо усмехнулась женщина. — Но, — вскинула она голову, смотря уверенным взглядом на своего ребенка, удивленного таким разительным переменам в матери, — Если тебе все же придет письмо… Я сделаю все, чтобы ты имел возможность обучаться там.

— Мам… — мальчик с нежностью посмотрел на свою любимую мать, которая, как он сам не ожидал, оказалась куда сильней внутри. — Ты не обязана выматывать себя еще больше, чем уже есть. В Хогвартсе, — неуверенно проговорил мальчик, — Есть стипендии для детей из неблагополучных семей и сирот?

— Да… Но я не уверена, что все осталось как и раньше…

— Не волнуйся, мам. Тем более не факт, что я вообще попаду в эту школу, — подмигнул своей матери Гарри.

— Хорошо, — тепло улыбнулась женщина, с гордостью смотря на своего любимого сына.

* * *

Ночную тишину разбил стук чего-то твердого о стекло. Сонный Гарри слез с кровати, чтобы убрать от окна назойливую, как он думал, ветвь.

Каково было же удивление мальчика, когда в его комнату влетела сова и, сделав круг под потолком, сбросила запечатанный конверт на пол и вылетела обратно в окно.

Гарри с недоумением осмотрел чудное письмо и с удивлением обнаружил герб, который ему нарисовала мама, когда рассказывала про Хогвартс.

«Мистеру Гарри Эвансу...»

Гарри довольно улыбнулся. Это будет интересно.

Гарри довольно улыбался, вспоминая лучащиеся счастьем глаза матери, когда она увидела письмо, пришедшее мальчику. Тогда Лили, раскрасневшаяся и счастливая, порывисто обняла его и радостно рассмеялась.

Мальчик решил, что если для того, чтобы сделать мать счастливой, ему нужно будет как можно чаще заставлять ее контактировать с магией, он это сделает. Если он сможет сделать эту стойкую, сильную и отчаянную женщину счастливой, он пойдет на все.

Зеленые глаза потемнели от злости, стоило ему вспомнить о Джеймсе. Гарри не забыл свою клятву. Он отомстит за страдания матери… Но это потом. Сейчас же они с мамой сидели в гостиной и ждали сопровождающего из школы.

Послышался глухой стук в дверь. Лили вскочила с хлипкого кресла и быстрым шагом направилась в прихожую. Отворив дверь, женщина испуганно отшатнулась от вошедшего в дом и прошептала:

— Северус?..

Черноволосый мужчина в темной, странного вида одежде, удивленно посмотрел на Лили, а в его черных глазах мелькнуло узнавание.

— Лили, — кивнул он.

Женщина поспешно закрыла за гостем дверь, чтобы не пустить сквозняк в дом, и направилась обратно в гостиную, взглядом прося мужчину следовать за ней.

Новоприбывший с легким презрением оглядывал окружающую его обстановку и хозяйку этого места. Вскоре его взгляд остановился на черноволосом мальчике, который сидел в кресле и листал какую-то книгу.

— Гарри, — мальчик вскинул голову, внимательно впиваясь взглядом удивительно зеленых глаз в незнакомого мужчину, отчего у гостя пробежали холодные мурашки по спине — слишком уж не по-детски взрослым и изучающим был взгляд мальчика. — Это Северус Снейп, он… — Тут Лили неуверенно замялась, так как была не уверена в нынешнем статусе бывшего друга.

— Преподаватель Зельеварения в Хогвартсе, — пришел ей на выручку Снейп, коротко кивнув в качестве приветствия и без разрешения хозяев сев в первое попавшееся кресло, тем самым внушив еще больше неуверенности рыжеволосой женщине.

Взгляд мальчика стал еще холоднее. Ему не нравился мужчина, который подобным образом вел себя в их доме. Но Гарри решил не кидаться на незнакомца, ведь, кто знает, что может произойти. Он кивком указал матери на подлокотник своего кресла — единственное свободное место, куда могла сесть Лили. Женщина поторопилась выполнить предложенное ее сыном действие.

— Я был привлечен директором, дабы объяснить некоторую часть информации магглорожденным. Но вот уж кого я не ожидал увидеть, так это тебя, Лили, — саркастично усмехнулся мужчина, окидывая безразличным взглядом вздрогнувшую женщину; после же, презрительно посмотрел на Гарри, — И щенка Потте…

Не успел мужчина до конца проговорить так ненавидимую Гарри фамилию, как в воздухе внезапно похолодало на несколько градусов, а мальчик обжег ненавидящим взглядом мужчину, вызывая у того иррациональный страх.

— Не произносите этой фамилии в стенах этого дома… — Прошипел ребенок, выплевывая слова.

Северус вздрогнул, услышав очень похожие интонации в голосе мальчика… очень похожие на…

— Северус, — попыталась сгладить ситуацию Лили, неловко улыбнувшись, — мог бы ты рассказать, что происходило в Магической Британии за время нашего отсутствия?

— Мне приказано не рассказывать всех подробностей, — произнес Снейп в ответ. — Но в знак нашей прошлой дружбы я расскажу тебе обо всем… Как ты помнишь, всех нечистокровных магов выгнали из магического мира, оставив их ни с чем. И несколько лет все вроде бы было хорошо, но, — взгляд мужчины устремился куда-то вдаль: он явно погрузился в свои воспоминания о былых днях. — Но дети чистокровных начали рождаться более слабыми, а количество сквибов возросло. И магический мир не мог понять, что же именно не так... — Черноволосый мужчина задумчиво потер подбородок.

— Вырождение, — произнес Гарри, обратив на себя внимание взрослых.

— Гарри… — Хотела Лили упрекнуть своего сына за то, что он перебил волшебника, но Северус покачал головой и подтвердил сказанное ребенком:

— Верно. Ведь все чистокровные — родственники. Оказалось, — продолжил он, — что кровосмешение привело к потере родовой магии и здоровья. И тогда учеными было установлено, что для каждого чистокровного рода необходимо разбавление крови каждые два-три поколения. Но в связи с долгим невыполнением этого условия, рода начали терять свою силу и родовые таланты… — Мужчина вздохнул. — Потому чистокровные решили вернуть в магический мир детей изгнанных магглорожденных и полукровок — Новую Кровь.

— Использовать нас, как племенных кобыл… — С отвращением протянул мальчик, усмехаясь. Мужчина фыркнул.

— Да, поначалу так и было. Аристократы были слишком горды для того, чтобы позволить возвратиться магглорожденным. Но, — Северус тонко улыбнулся, — Магия покарала тех, кто пытался вредить ее детям. Так что, чистокровным пришлось смириться. Вот, в общем-то, и все. — Снейп развел руки и пожал плечами. — Могу лишь посоветовать твоему сыну быть осторожным с новыми знакомыми. Ах, да, забыл сказать… Теперь в Хогвартсе исчезло ЗОТИ, но появились два новых предмета. Выбрать можно только один — Темные или Светлые Искусства.

Мужчина встал с кресла и подошел к потертому столику. На деревянную поверхность шлепнулся объемный кожаный мешочек, в котором что-то звякнуло, и привязанный к нему конверт.

— Деньги, выделенные Попечительским Советом для неблагополучных семей, — пояснил Северус и добавил, — На Диагон Аллею вас пустят, попросите бармена. До свидания.

Мужчина быстро развернулся и, не оборачиваясь, ушел, хлопнув дверью.

— Мам, — прервал затянувшуюся тишину Гарри, — когда пойдем?

— Завтра, сынок, — вздохнула Лили. — Сегодня я уже устала, да и поздно к тому же.

— Хорошо, мам, — еле заметно улыбнулся мальчик.

Когда Гарри с Лили вошли в Дырявый Котел, через который, как рассказывала женщина, можно было попасть на Диагон Аллею — главную волшебную улицу Лондона, мальчик поморщился от запаха, который стоял в помещении. Внутри царил полумрак, за столиками сидели, сгорбившись, люди, которые что-то тихо обсуждали между собой.

Гарри поспешил подойти к стойке бармена, за которой стоял мужчина средних лет, насвистывающий себе под нос какую-то мелодию. Лили направилась следом за своим сыном, настороженно осматривая помещение.

— Здравствуйте, — обратилась она к моментально оживившемуся бармену, — мы бы хотели попасть на Диагон Аллею. — Бармен понятливо кивнул и, попросив следовать за ним, вышел за неприметную дверь. За ней оказалась кирпичная стена.

— Три вверх… И два в сторону… — Бормотал мужчина, отсчитывая, по-видимому, кирпичи. Постучав три раза по одному из них, он отошел от стены. Кирпич, к которому он прикоснулся, зашевелился… и изогнулся… в середине появилось маленькое отверстие… оно становилось всё больше и больше… а через секунду они уже стояли перед аркой, которая открывала вид на светлую улицу, по которой прогуливалось большое количество людей. Повсюду были слышны громкие детские возгласы, тихие разговоры взрослых и недовольное бормотание пожилых волшебников.

Лили прошла через арку, ностальгически улыбаясь своим воспоминаниям о тех чудесных временах, когда она только узнала о том, что она волшебница. И сейчас она радовалась за своего ребенка, которому предстоит побывать в бывшей, столь чудесной школе Хогвартс.

На груде котлов, выставленных у ближайшего магазина, ярко играло солнце. «Котлы — Всех Размеров — Медные, Латунные, Оловянные, Серебряные — Самопомешивающиеся — Складные» — гласила вывеска над ними.

— Так… — Задумчиво прикусила губу рыжеволосая женщина и внимательно вгляделась в список вещей, необходимых для первокурсников. — Пожалуй, начнем…

* * *

Здесь были магазины, торгующие мантиями; магазины, продающие телескопы и странные серебряные инструменты, которых Гарри раньше не видел, витрины, заставленные бочками с селезёнками летучих мышей и глазами угрей, высоченными стопками книг с заклинаниями, перьями и свитками пергамента, бутылочками с зельями, лунными глобусами…

У мальчика глаза разбегались — так много интересного было на волшебной улице. И хотя на лице мальчика не было улыбки, ее можно было увидеть в его горящих энтузиазмом зеленых глазах. Любой ребенок бы обрадовался возможности попасть в сказку, сделать ее реальной.

Они прогуливались по Диагон Аллее, Лили рассказывала о тех или иных событиях, связанных с посещениями этого места. Вскоре они прошли мимо белоснежного здания, которое возвышалось над низкими магазинчиками. Возле отполированной бронзовой двери в алой с золотом форменной одежде стоял…о существо. У него было смуглое умное лицо, острая бородка и, как заметил Гарри, очень длинные пальцы и ступни.

— Это Гринготтс — волшебный банк, — тихо пояснила Лили, указывая взглядом на здание. — Им заправляют гоблины. И прямо сейчас ты видишь одного из представителей этой расы.

Гарри удивленно приподнял брови. Однако, он слышал о гоблинах, феях или русалках и раньше, из маггловских сказок, но даже не предполагал, что они действительно существуют. И представлял он их, по правде говоря, несколько по-другому.

— Нам осталось купить только палочку, учебники, мантии и… сову, — легко улыбаясь, сказала Лили. — Думаю, мы приобретем немного дополнительной литературы. — Гарри возбужденно кивнул. Женщина рассмеялась и потянула мальчика за руку, направляясь к книжному магазину, если судить по витрине.

* * *

— Гарри, — окликнула мальчика рыжеволосая женщина. — Давай ты пока сходишь купишь мантии, а я выберу тебе сову?

Мальчик утвердительно кивнул и направился к магазину мадам Малкин.

* * *

Мадам Малкин оказалась маленькой улыбчивой толстушкой-волшебницей, одетой во все сиреневое.

— Хогвартс, дорогой? — сказала она, как только Гарри открыл рот. — У нас тут есть всё что нужно… Вообще-то, ещё один молодой человек прямо сейчас на примерке.

В глубине магазина на табуретке стоял бледный мальчик с острым подбородком, пока вторая волшебница подкалывала подол его длинной чёрной мантии. Он сразу показался Эвансу излишне надменным и самодовольным, потому ничего хорошего Гарри от него не ждал — дети, подобные блондину, были хорошо знакомы мальчику, так как в его маггловской школе было несколько детей богатеньких родителей. Мадам Малкин поставила Гарри на табуретку рядом, надела на него через голову длинную мантию и тоже начала подкалывать её булавками, подбирая подходящую длину.

— Привет, — сказал мальчик. — Тоже в Хогвартс?

— Да, — ответил Гарри, слегка кивнув. Мама попросила его быть вежливым и терпеливым по отношению к магам, особенно к чистокровным. Не надо было быть особо умным, чтобы понять, что этот мальчик — точно чистокровка. Конечно, Эванс собирался сдержать данное им слово, если, что вполне вероятно, мальчишка его не спровоцирует.

— Мой отец покупает в соседнем магазине учебники, а мама смотрит волшебные палочки дальше по улице, — сообщил мальчик скучающим голосом, растягивая слова, отчего Гарри еле заметно поморщился. Не любил Эванс таких детей. — А потом я потащу их смотреть гоночные мётлы. Не понимаю, почему первокурсникам нельзя иметь свои. Думаю, я заставлю отца купить метлу, а потом как-нибудь пронесу её в школу.

Гарри это сильно напомнило о богатых детках из его школы, которые считали, что раз у их мамочек и папочек есть деньги, значит каждый должен целовать землю, по которой они прошли. Поразительная самоуверенность и наглость.

— А у тебя есть своя метла? — продолжил тем временем неприятный Гарри мальчик.

— Нет, — коротко ответил Гарри, не особо горя желанием вступать в диалог с этим высокомерным мальчишкой, надеявшийся отделаться от нового знакомого односложными фразами.

— А в квиддич играешь? — Продолжил тем временем приставать к Эвансу светловолосый мальчик, словно бы не замечая недовольства своего невольного собеседника.

— Нет, — столь же сухо, как и в прошлый раз, проговорил Гарри, мысленно добавив, что никогда не будет играть в квиддич. Никогда и ни за что. Ведь Джеймс тоже в него играл.

— А я — да… отец говорит, что если меня не возьмут играть за свой Дом, это будет преступлением, и, должен тебе сказать, я с ним согласен. Уже знаешь, в какой Дом попадёшь?

— Нет, — ответил Гарри, чувствуя, как в нем начинает медленно просыпаться злость.

— Ну, на самом деле этого никто не знает, пока туда не приедет, но я наверняка буду в Слизерине, вся наша семья училась там… Представь себе: попасть в Хаффлпафф, — я бы ушёл из школы, а ты?

— Мхм, — неопределенно хмыкнул Гарри. Даже если он попадет на Хаффлпафф, это не будет являться причиной для ухода из школы. Ведь благодаря этому их семья снова может вернуться в магический мир, и его мать снова будет счастлива. Для Гарри именно это было важнее, а не престижность каких-то там факультетов. По мнению Эванса этот диалог стал заходить в тупик. Так почему бы блондину просто не заткнуться?

— Взгляни на ту нищенку! — вдруг воскликнул мальчик, кивая в сторону окна. Там стояла улыбающаяся рыжеволосая Лили, махающая своему сыну рукой. Гарри почувствовал, как в нем поднимается то самое темное чувство, которое тогда оттолкнуло его отца. Он уже ненавидел этого мальчика. Но помня о рассказах матери о правящем классе Магической Британии — аристократии, мальчик проглотил обидные слова, которые так и рвались с его языка. Эванс прекрасно знал, что если ответит что-то резкое, то получит по самое не балуйся — ему уже приходилось злить маленьких богатеев, что, естественно, заканчивалось для самого Гарри, а иногда и для Лили, не очень хорошо. «Промолчать, но не забыть», — убеждая самого себя, одними губами прошептал мальчик, стараясь подавить дрожь недовольства и раздражения, пробежавшуюся по его спине при следующих словах не назвавшего своего имени собеседника. — Я вообще считаю, что не нужно принимать людей другого сорта, а ты? Они ведь не такие, им просто не дано понять то, что дано нам. Представляешь, некоторые из них даже не слышали никогда о Хогвартсе, пока не получили письмо. Я думаю, что следует принимать только детей из старых династий волшебников. Кстати, а какая у тебя фамилия?

Но прежде чем Гарри успел сказать что-то обидное в ответ, так как он более не мог сдерживать свою злость, мадам Малкин сказала:

— Ну. Вот и всё, мой дорогой, — и Гарри, радуясь предлогу прервать разговор, спрыгнул с табуретки.

— Ну, тогда увидимся в Хогвартсе, — сказал мальчик, растягивающий слова.

Таков был первый опыт Гарри в общении с чистокровным магом.

* * *

Раздраженно фыркнув, Гарри вышел из магазина с пакетом, в котором лежали новенькие мантии, и направился в сторону матери. Приглядевшись, мальчик заметил довольно большую клетку, стоящую рядом с Лили.

— Ну как, Гарри? — Мило улыбнулась женщина. Зеленоглазый мальчик не узнавал сегодня свою обычно тихую и печальную мать. Казалось, она лучилась счастьем.

— Все хорошо, мам, — ответил Гарри, явно лукавя. — Встретил высокомерного блондинистого мальчика, который также примерял мантии. Он вел себя со мной довольно дружелюбно, — «по его меркам, естественно. Будь моя воля, то я бы заехал ему по носу кулаком», — добавил про себя мальчик.

— Блондин… Высокомерный… — Хмыкнула Лили, скептически оглядев своего сына, и пробормотала себе под нос:

— Малфой, что ли?

— Мам?

— Ох, прости! — Тут же извинилась женщина. — Просто… ностальгия, так скажем… кхем. — Тут рыжеволосая спохватилась, — Ах, чуть не забыла. Знакомься, Гарри, это Хэдвиг.

Мальчик посмотрел туда, куда указывала его мать, и увидел крепко спящую в клетке полярную сову, которая спрятала свою голову под крыло.

— Красивая, — восторженно выдохнул Гарри, рассматривая спящую красавицу. Эвансу никогда раньше не удавалось рассмотреть как следует сову. Она теперь его. Значит, он будет заботиться о ней. И никто не посмеет ее обижать.

— Рада, что тебе нравится, сынок, — тепло улыбнулась Лили и аккуратно обняла мальчика со спины, погладив его по голове. — С днем рождения, — прошептала она.

Гарри недоуменно посмотрел на мать, но потом до него дошло. Он же и вовсе забыл об этом дне — он никогда не праздновал день, когда появился на свет, а тут такая неожиданность…

— Спасибо.

— Пошли выбирать палочку! — Весело воскликнула женщина.

Волшебная палочка… О ней Гарри мечтал больше всего.

* * *

Этот магазин был узким и невзрачным, совершенно отличавшимся от остальных, которые всеми силами старались привлечь к себе внимание. Облупившиеся золотые буквы над дверью гласили: «Олливандеры: Изготовители превосходных палочек с 382 года до н. э.». За пыльным стеклом витрины на выцветшей пурпурной подушечке лежала всего одна палочка.

Когда они вошли внутрь, где-то в глубине магазина звякнул колокольчик. Помещение было совсем крошечным и пустым, если не считать единственного высокого стула, на который в ожидании хозяина лавки присела Лили. Гарри охватило странное чувство, как будто он вошёл в библиотеку со строгими правилами. Он подавил в себе желание задать своей матери множество новых вопросов и посмотрел на тысячи узких коробочек, аккуратно сложенных стопками почти до потолка. Почему-то он покрылся мурашками. Даже пыль и тишина в этом месте, казалось, трепетали от какой-то таинственной магии.

— Добрый день, — произнёс мягкий голос. Гарри слегка вздрогнул. Лили, похоже, тоже не ожидала такого внезапного появления, так как с ее стороны послышалось тихое «ой…».

Перед ними стоял старик, чьи большие почти бесцветные глаза светились в темноте магазина, словно две луны.

— Здравствуйте, — поздоровался Гарри, слегка склонив голову в знак приветствия.

— Ах, да, — сказал старик. — Да, да. Я так и думал, что скоро Вас увижу. Гарри Эванс. — Это был не вопрос. Тем не менее, Гарри было очень любопытно, откуда же старик узнал его имя. Возможно, кто-то ведет учет молодых волшебников, поступающих в Хогвартс? — У Вас глаза вашей матери. Кажется, только вчера Вы стояли здесь, покупая свою первую палочку, — добавил он, посмотрев на Лили. — Десять с четвертью дюймов, хлёсткая, сделанная из ивы. Прекрасная палочка для наведения чар.

Лили лишь смахнула выступившие слезы. Ее палочка навсегда утеряна для нее.

Мистер Олливандер подошёл ближе к Гарри. Мальчику очень захотелось, чтобы тот, наконец, моргнул: от взгляда серебристых глаз становилось не по себе.

— А вот Джеймс Поттер предпочёл палочку из красного дерева. Одиннадцать дюймов. Гнущаяся. Немного более мощная и замечательно подходящая для трансфигурации. Впрочем, я сказал, что он предпочел её… Разумеется, на самом деле это палочка выбирает волшебника.

Мистер Олливандер подошёл так близко, что они с Гарри едва не касались друг друга носами. Гарри видел своё отражение в его туманных глазах.

— Что ж… мистер Эванс. Посмотрим… — Он вытащил из кармана длинный сантиметр с серебряными делениями. — Какой рукой Вы держите палочку?

— Я правша, — ответил Гарри, не совсем поняв, как ответить на этот вопрос.

— Вытяните руку. Отлично. — Он измерил Гарри от плеча до кончиков пальцев, затем от запястья до локтя, от плеча до пола, от колена до подмышек и размер его головы. Занимаясь этими измерениями, он говорил: — Внутри каждой палочки Олливандеров сердцевина из мощной магической субстанции, мистер Эванс. Мы используем волос единорога, перья из хвоста феникса и сердечную жилу дракона. У Олливандеров не бывает двух одинаковых палочек, как не бывает двух совершенно одинаковых единорогов, драконов или фениксов. И, разумеется, Вы никогда не добьетесь хороших результатов с палочкой другого волшебника.

Неожиданно Гарри понял, что сантиметр, измеряющий в данный момент расстояние между его ноздрями, делает это сам по себе. Мистер Олливандер ходил вдоль полок, вынимая коробочки. Не сказать, чтобы Гарри был против назойливой линейки, но ее мельтешение перед глазами немного раздражало.

— Достаточно, — сказал он, и лента сантиметра упала на пол бесформенной кучкой. — Итак, мистер Эванс. Попробуйте эту. Бук и сердечная жила дракона. Девять дюймов. Весьма упругая. Просто возьмите и взмахните.

Гарри взял палочку, по правде говоря, чувствуя при этом себя очень глупо, и слегка взмахнул ею, но мистер Олливандер тут же выхватил её из его руки.

— Клён и перо феникса. Семь дюймов. Очень гибкая. Попробуйте…

Гарри попробовал… Но едва он приподнял палочку, как мистер Олливандер мгновенно выхватил и эту. Эвансу все происходящее стало казаться весьма абсурдным.

— Нет-нет, вот, чёрное дерево и волос единорога, восемь с половиной дюймов, пружинистая. Давайте, давайте, пробуйте.

Гарри попробовал ещё раз. И ещё. Он совершенно не представлял себе, чего ждёт мистер Олливандер. Гора испытанных палочек на стуле росла, но чем больше новых палочек мистер Олливандер снимал с полок, тем счастливее он становился.

— Непростой клиент, да? Не беспокойтесь, мы обязательно найдём что-то подходящее… Интересно… Да, почему, собственно, и нет… необычное сочетание — остролист и перо феникса, одиннадцать дюймов, в меру податливая.

Гарри взял палочку и вдруг почувствовал знакомую тьму внутри себя, казалось, искры этой тьмы покалывали его пальцы. Он поднял палочку над головой, рассёк ею пыльный воздух, и из кончика вырвался сноп белых и синих огней, похожих на фейерверк, отбрасывая пляшущие пятна света на стены. Мистер Олливандер воскликнул:

— О, браво! Да, действительно, очень хорошо. Так, так, так… любопытно… Весьма любопытно…

Он положил палочку Гарри обратно в коробочку и завернул её в коричневую бумагу, продолжая бормотать:

— Любопытно… Как любопытно…

— Извините, — спросил Гарри, — но что любопытно? — Мальчику действительно было интересно. Все, что было связано с магией, интересовало его.

Мистер Олливандер пристально посмотрел на Гарри своими бледными глазами.

— Я помню каждую проданную мной палочку, мистер Эванс. Абсолютно каждую. Так уж случилось, что феникс, чьё хвостовое перо находится в вашей палочке, дал ещё одно перо — одно-единственное. Весьма любопытным является обстоятельство, что эта палочка предназначалась именно Вам, в то время как её сестра… сестра её помогла своему избраннику захватить Магическую Британию.

Гарри во все глаза смотрел на пожилого мастера палочек, с упоением слушая весьма интересную и, возможно, полезную информацию.

— Да, тринадцать с половиной дюймов. Тис. Какое интересное совпадение. Однако же помните, палочка выбирает волшебника… Думаю, нам стоит ожидать великих дел от Вас, мистер Эванс… В конце концов, Темный Лорд совершал великие вещи. Порой ужасные, да, но всё же великие.

Гарри моргнул. Он не был уверен, что мистер Олливандер так уж ему понравился — слишком необычным, скорее даже странным человеком тот был. Впрочем, Гарри уже не был уверен и в том, являлся ли Олливандер человеком. Лили заплатила семь золотых галеонов за палочку, и мистер Олливандер с поклоном проводил их до двери.

* * *

Вечернее солнце уже клонилось к горизонту, когда Гарри и Лили возвращались по Диагон Аллее, обратно через стену, в Дырявый Котёл, где сейчас никого не было, чему сам мальчик, по непонятной для него причине, был рад. Пока они шли, Гарри молчал.

— Ну как тебе сегодняшний день, Гарри? — Тихо спросила рыжеволосая женщина, безмятежно улыбаясь сыну.

— Это было здорово, мам, — кивнул ей мальчик. И тут же спросил:

— Мам, а почему бы нам не вернуться в магический мир, вместе?

Лили удивленно моргнула.

— Ну… — промычал Гарри, — ты же говорила, что была весьма хороша в зельеварении… Так почему бы тебе не устроиться на работу?

— Ох, — Лили хихикнула, — если ты хочешь, я не прочь попробовать.

Гарри кивнул и радостно улыбнулся своей матери, как это делал только для нее.

"Сегодня был хороший день", — думал мальчик, — "один из лучших в моей жизни".

— Мой Лорд, Вы приказывали передать вам список поступающих в Хогвартс в этом году, — Северус Снейп склонился в полупоклоне перед высоким мужчиной, который сидел за массивным письменным столом.

Темный Лорд вскинул голову и коротко кивнул, показав рукой, чтобы слуга оставил список где-нибудь неподалеку и ушел, так как присутствие Северуса было вовсе необязательно.

Когда дверь за черноволосым мужчиной захлопнулась, Волдеморт оторвал взгляд от очередного отчета одного из его слуг, Роули. Лорд уже почти отчаялся разобрать в этой бумажке хоть что-то — Торфин всегда плохо писал отчеты, и это учитывая не самый лучший почерк последователя. Возможно, стоит издать указ, дабы все официальные документы писались с помощью Самопишущего Пера? Хотя нет, тогда подделать письменность будет как нечего делать, а так тут и шифр даже имеется, ибо прочесть это было делом не самым простым.

Протянув руку к списку, принесенному Северусом, Том стал глазами искать новичков с пометкой «полукровка», коих в этом году оказалось всего шестеро:

Финниган, Симус — полукровка

Томас, Дин — полукровка

Корнер, Майкл — полукровка

Эванс, Гарри — полукровка

Смит, Захария — полукровка

Аббот, Ханна — полукровка

Мужчина хмыкнул. Немного, конечно, но количество в этом случае неважно. Важно качество.

* * *

Гарри тихо сидел в пустом купе и читал одну из немногих своих книг о мире магии. Будь его воля, он бы скупил пол магазина, но денег у их семьи имелось крайне ограниченное количество. Эванс пытался запомнить хотя бы часть нюансов общения между двумя волшебниками, хотя, видит Мерлин, это, скорее всего, ему не понадобиться, так как эти книги подозрительно напоминают «как найти себе друзей» или что-то в этом духе. Хотя основные обороты слов держать в памяти стоило, ведь их было отнюдь немало, а использовались они довольно часто. Ведь, судя по некоторым разговорам, которые ему приходилось слышать от волшебников, к нечистокровным хоть и не пристают, но относятся по большей степени негативно как раз таки из-за их почти полного непонимания элементарных, по понятиям выросших в Магической Британии, вещей.

«А это значит», — подумал мальчик, нисколько не сомневаясь, — «что отношение ко мне будет не лучше, чем в моей старой школе».

Взгляд Гарри помрачнел. Он до сих пор помнил, как его унижали в начале, до тех пор, пока он не подстроил пару несчастных случаев. Кто же мог подумать, что котенок Мэри совершенно случайно будет обнаружен самой хозяйкой мертвый в ее портфельчике. Дети — жестокие существа, они не станут сдерживаться, если найдут слабого, а потому, как считал Гарри, надо было сразу им показывать, что лучше держаться от него подальше. Гарри ухмыльнулся. Как-то утром он просто проснулся с осознанием того, что лучшая защита — нападение, потому, если тебя пытаются задирать, лучше всего запугать, навредить, чем просто прятаться или терпеть. Мальчик и сам не помнил, почему ему вообще пришла в голову идея вести себя подобным образом, но он был честен с собой и признавал, что результат такого поведения его абсолютно и полностью устраивает. Он любил одиночество, а выражение легкого испуга на лицах толпы его только забавляло.

Вдруг купе распахнулось, и внутрь без стука ввалился рыжий мальчишка в потертой мантии, а его нос был чем-то испачкан.

Гарри смерил неожиданного гостя нечитаемым взглядом. Обычно, когда он смотрел на кого-то таким образом в его старой школе, этот кто-то тут же испарялся из его поля зрения ради собственного блага.

— Как тебя зовут? — Губы зеленоглазого мальчика недовольно дрогнули. Видимо, рыжий мальчик воспринял этот жест как попытку улыбнуться, потому что сразу же расплылся в довольной ухмылке.

— Гарри Эванс, — сосчитав про себя до десяти, мальчик напомнил себе о просьбе матери. Не доводить до серьезной ссоры.

— Эванс, да? — Спросил сам себя все еще остававшийся незнакомым Гарри мальчик, что черноволосого жутко раздражало. — Ты грязн… магглорожденный?

Гарри чуть вздрогнул, но нетактичным собеседником это осталось незамеченным. Эванс решил пока промолчать, но он обязательно как-нибудь припомнит мальчишке подобное отношение. Горстка живых насекомых в портфель будет как раз кстати.

— Полукровка, — коротко бросил Гарри, тоном показывая, что продолжать общение не желает. Он обещал быть матери терпеливым, но не обещал завязывать нежелательные для него знакомства.

— А я Рон, — сказал мальчик. — Рон Уизли, чистокровный. — От того, как рыжеволосый произнес «чистокровный», становилось ясно, что мальчик этим фактом невероятно гордится.

Про себя Гарри фыркнул:

«Видимо, у него нет других поводов для гордости, раз выставляет напоказ свой статус крови».

Зеленоглазый мальчик проигнорировал фразу Рона, продолжая читать. Уизли окатил книгу собеседника презрительным взглядом, что заставило Гарри скептически хмыкнуть уже вслух.

Рыжеволосый мальчик покраснел от злости и отвернулся от Эванса. Ведь кто такой этот жалкий полукровка, чтобы судить его — чистокровного? Пусть и не из самой состоятельной семьи, но все же.

И плевать хотел Рон на наставления матери и отца о том, что их роду также следует обновить кровь, и полукровный родственник будет как раз кстати.

* * *

Так они и просидели целый час — молча, каждый занятый своим делом (хотя Гарри никогда бы не смог назвать «делом» то, что вытворял его сосед по купе).

Рональд за это время успел прикупить себе сладостей и начать их уплетать за обе щеки, даже не следя за тем, насколько он аккуратно ест.

Рыжеволосый мальчик же решил милостиво простить неразумного Эванса, который наверняка просто разнервничался рядом с чистокровным.

— Как думаешь, на какой факультет попадешь? — Спросил он у Гарри. Черноволосый мальчик еле сдержал раздраженный рык. Он-то надеялся, что от него уже отстали.

— Не знаю, — не скрывая своего недовольства, выплюнул фразу Гарри.

— А я буду, скорее всего, в Гриффиндоре. — С примесью горечи сказал мальчик. — Как и вся моя семья. Хотел бы я попасть на Равенкло… Говорят, там учатся самые умные.

Гарри же подумал, что рыжему Равенкло не светит — умом тот не блистал, да и Гарри сам метил на факультет орлов, а вот уж кого-кого, а приставучего Уизли он не станет терпеть рядом с собой. Что, в свою очередь, будет неизбежно, если они попадут на один факультет.

Гарри осмотрел еще раз рыжего мальчишку, и его внешний вид уже отталкивал Эванса. Только сейчас, кстати, он заметил, что на коленях у Рона дремала старая облезлая крыса.

— Даже если он умрёт, всё равно не заметишь разницы, — с отвращением сказал Рон, заметив заинтересованный взгляд соседа, — Вчера я попытался перекрасить его в жёлтый цвет, чтобы сделать его хоть чуточку интереснее, но заклинание не сработало. Сейчас покажу, смотри… — Продолжил уже с большим энтузиазмом мальчик. Гарри скептически посмотрел на него.

Уизли порылся в своём чемодане и вытащил довольно потрёпанную на вид волшебную палочку. Дерево было местами отколото, а на конце блестело что-то белое.

— Волос единорога почти вылез. Короче… — Эванс иронично приподнял брови и оглядел палочку скептическим взглядом. А можно ли ею вообще колдовать?..

Едва Рон поднял свою палочку как дверь купе уже второй раз отъехала в сторону. На этот раз это была какая-то девочка. На ней уже была новая школьная мантия.

— Никто не видел жабу? Невилл её потерял, — спросила она. Видимо, мальчик, которого Гарри не сразу заметил, и был тем самым Невиллом. У девочки был начальственный голос, пышные каштановые волосы и довольно большие передние зубы.

Не сказать чтобы Гарри не любил девочек, но те всегда любили поучать всех вокруг, что, в свою очередь, не могло раздражать. А, судя по решительному взгляду этой представительницы магглорожденных — а чистокровная бы не стала помогать кому-то искать жабу — это была как раз таки одна из самых приставучих.

— Не видели, — сказал Рон, но девочка не слушала, она смотрела на палочку в его руке.

— О, вы колдуете? Ну, давайте-ка поглядим.

Она села. Рон, похоже, опешил. Как и Эванс, в общем-то. Гарри ненавидел бестактных людей и еще больше ненавидел, когда эти бестактные люди говорят с ним в подобном тоне. Возможно, если она споткнется на выходе из их купе, то тогда она в следующий раз дважды подумает, прежде чем подходить к Гарри? Эванс недавно прочел о подобном заклинании и, хоть он еще не практиковал его, кто сказал, что он не может попытаться. Лили говорила, что уже в поезде ученики могут безбоязненно использовать магию. Даже более того — поймать виновника будет сложнее, так как старосты сидят по своим купе, стараясь лишний раз не выходить в коридор.

— Э… ладно, — промямлил Уизли.

Рон прокашлялся.

— Масло, маргаритки, немного солнечного света, пусть станет эта крыса жёлтого цвета, — Гарри удивленно посмотрел уже на Рона. Он серьезно?

Уизли махнул палочкой, но ничего не произошло, что, впрочем, и ожидалось. Короста остался серым и продолжал крепко спать.

— А ты уверен, что это настоящее заклинание? — спросила девочка. — Ну, оно не слишком хорошее, правда? Я испробовала несколько простых заклинаний для практики, и они все у меня работали. У меня в семье совсем нет волшебников, и это был такой сюрприз, когда я получила письмо, но, конечно, очень обрадовалась, ну, вы понимаете, это же лучшая школа колдовства из существующих, как я слышала… Конечно же, я заучила все учебники нашего курса наизусть и очень надеюсь, что этого будет достаточно… Кстати, я Гермиона Грейнджер, а вы кто?

Всё это было сказано очень быстро. Гарри нервно скрипнул зубами. Вокруг становилось слишком много людей по его мнению.

Гарри посмотрел на Рона и со смешком понял по его ошеломлённому лицу, что тот, похоже, не успевал за мыслью девочки.

— Я Рон Уизли, — пробормотал Рон, неуверенный в том, как ему следует реагировать.

Гарри промолчал, из-за чего девочка недовольно посмотрела на Эванса.

— А кто ты? — спросила Гермиона, обиженно насупив брови. — Это невежливо, знаешь ли…

— Это невежливо, знаешь ли, врываться в чужое купе без спросу, — раздраженно выдохнул мальчик, не собираясь отвечать. Грейнджер вздрогнула.

— Мерлин, не обращай на него внимания, Гермиона! — Воскликнул рыжий. — Он молчаливый зануда и вообще… — мальчик неопределенно махнул рукой и передернул плечами. Желание подсыпать жуков в сумку Рона у Гарри значительно возросло.

— Кто-нибудь из вас знает, в какой Дом попадёт? — Попыталась, видимо, перевести тему Грейнджер. — Я навела кое-какие справки и надеюсь, что буду учиться в Гриффиндоре. Судя по всему, это самый лучший из факультетов; я слышала, что там учился сам Дамблдор, но полагаю, что попасть в Рэйвенкло было бы не так уж плохо… Слизерин, конечно, хорош, но там учатся преимущественно чистокровные волшебники… — Тут Гарри подавился смешком — ничего себе у девочки амбиции! — В любом случае, нам лучше пойти и поискать жабу Невилла. Знаете, вам двоим лучше переодеться, думаю, мы скоро приедем.

И она вышла и увела мальчика без жабы.

Гарри устало потер переносицу, на которой держались прямоугольные очки в тонкой черной оправе. Он был бы признателен, если бы его оставили в покое и не пытались с ним заговорить. Эти дети казались мальчику глупыми, неразумными существами, на которых стоит обращать внимание только в случае крайней необходимости. Ничего хорошего общение с ними ему не принесет, а лишнее беспокойство ему ни к чему.

— В какой бы Дом я ни попал, надеюсь, её там не будет, — пробурчал себе под нос Рон. И надо сказать, Гарри был в этот раз солидарен с рыжим. Рон кинул палочку в чемодан. — Дурацкое заклинание…

Вдруг в их купе вошли три мальчика, и среднего из них Гарри узнал сразу же: это был тот высокомерный бледный мальчик из магазина мантий мадам Малкин. Он смотрел на Гарри с тем же количеством интереса, что и выказывал тогда на Диагон Аллее. Вздернутый подбородок и высокомерная ухмылка мальчишки говорили сами за себя.

— Я хожу, знакомлюсь со всеми своими будущими однокурсниками, — пояснил свой неожиданный приход светловолосый мальчик. — Это полезно — заводить знакомства еще до приезда в школу.

Гарри ничего не сказал, продолжая пытаться сконцентрироваться на книге, что, впрочем, было абсолютно бесполезно. Эванс раздраженно посмотрел на других мальчиков, стоящих за его случайным знакомым с Диагон Аллеи. Оба были коренастыми и выглядели чрезвычайно злыми. Стоя по обеим сторонам бледного мальчика, они смотрелись как телохранители. Очень часто Гарри встречал нечто похожее в своей школе. Каждый раз Эванс убеждался в том, что неважно — волшебники они или нет, но все они одинаковые по природе своей люди. Отвратительные и надоедливые существа.

— Это Крэбб и Гойл, — небрежно сказал бледный мальчик, перехватив взгляд Гарри. — А меня зовут Малфой, Драко Малфой.

Рон слегка кашлянул, похоже, пытаясь скрыть смешок. Гарри недоуменно посмотрел на рыжего. Драко Малфой обратил внимание на Уизли.

— Моё имя кажется тебе забавным, да? Нет необходимости спрашивать, кто ты такой. Отец мне говорил, что у всех Уизли рыжие волосы, веснушки и больше детей, чем они могут себе позволить.

Он снова повернулся к Гарри.

— Я помню тебя, — вдруг сказал Драко. Гарри фыркнул, закидывая ногу на ногу и прищуренным взглядом встречая взгляд мальчишки. — Ты скоро поймешь, что одни колдовские семьи намного лучше, чем другие. Лучше не заводить друзей не того сорта. Я могу тебе помочь, ведь я чистокровный аристократ.

Он протянул руку для рукопожатия, но Гарри не ответил. Он вообще очень скептически посмотрел на Малфоя. Ему что, каждый раз при знакомстве будут говорить у кого какой статус крови? И это его «аристократ»… Он что, ожидал, что Гарри сразу же кинется пред ним на ноги, если он упомянет свой статус в обществе? Таких людей Эванс привык посылать куда подальше, попутно объясняя, что с ними случится, если те попробуют лезть к нему.

— Думаю, я сам знаю, кто не того сорта, благодарю, — холодно сказал Гарри, смерив насмешливым взглядом мальчишку, явно намекая на принадлежность Драко к «не тому сорту».

На щеках Малфоя яркими пятнами вспыхнул румянец.

— На твоем месте, грязнокровка, я был бы осторожнее со словами, — медленно проговорил он. Гарри же абсолютно безразлично смотрел в глаза блондину, не выражая ни одной эмоции. И все равно у Драко прошлись мурашки по спине — настолько… страшным был взгляд.

Гарри чувствовал, как в нем поднимается знакомая ему Тьма. Но он не собирался выпускать ее. Не сейчас — мама будет расстроена, если он натворит что-то в первый же день.

— Я запомню, — медленно, растягивая гласные, проговорил зеленоглазый мальчик, обжигая расчетливым взглядом насмешливо прищуренных глаз Малфоя.

— Ты пожалеешь! — Воскликнул мальчик, боязливо смотря в глаза Гарри, и быстро покинул купе.

Эванс недовольно процедил что-то вроде «не купе, а проходной двор» и раздраженно захлопнул книгу, так как желание читать пропало.

* * *

Голос эхом пронёсся по поезду: «Мы прибудем в Хогвартс через пять минут. Пожалуйста, оставьте свой багаж в поезде, его доставят в школу отдельно».

Гарри, уже переодевшийся, спокойно направился к выходу из поезда. Хотя спокойствие было показным — на самом деле мальчик сильно нервничал. Никто не заметил, как в нетерпении дрожали у него руки или как Эванс судорожно сглотнул, направляясь к великану, который стоял и размахивал фонарем, подзывая к себе будущих первокурсников.

— Идите за мной… Есть ещё первогодки? Смотрите под ноги! Первогодки — за мной!

Скользя и спотыкаясь, они последовали за, как оказалось, Хагридом вниз по крутой и узкой тропинке. По обеим сторонам от них было так темно, что Гарри решил, что там густой лес. Невилл, мальчик, который всё время терял свою жабу, шмыгнул слева от него носом пару раз.

— Ещё секунда, и вы все впервые увидите Хогвартс, — через плечо крикнул Хагрид, — прямо вот за этим поворотом.

Затем последовало громкое «Ооооо!».

Узкая тропинка неожиданно вывела их на берег огромного озера с настолько темной водой, что она казалась черной. На другой его стороне, на вершине высокой горы, сверкая окнами в звёздном небе, стоял громадный замок с многочисленными башенками и башнями. Гарри это огромное строение показалось довольно пугающим, хотя другим детям оно казалось больше сказочным и волшебным… Как бы странно это ни звучало в упоминании школы, где учат волшебству.

— Не больше четырёх человек в лодке! — прокричал Хагрид, показывая на флотилию маленьких лодок, стоявших в воде у берега. Вслед за Гарри и Роном, который почему-то пошел за Эвансом, в лодку забрались Невилл и Гермиона.

— Уселись? — выкрикнул Хагрид. У него была собственная, естественно, больших размеров лодка. — Ну, тогда — ВПЕРЁД!

И флотилия маленьких лодок отчалила вся одновременно, скользя по гладкому, как стекло, озеру. Все молчали, глядя на великолепный замок впереди. По мере того, как они подплывали к утёсу, на котором он стоял, замок всё больше возвышался над ними.

— Пригните головы! — скомандовал Хагрид, когда первые лодки достигли скалы, и они все пригнулись, и маленькие лодки пронесли их сквозь завесу из плюща, которая скрывала широкое отверстие в склоне утёса. Их несло по тёмному туннелю, который, похоже, вёл прямо под замок, пока они не достигли чего-то вроде подземной гавани, где выбрались из лодок на берег, усыпанный камнями и галькой.

— Эй, ты! Это твоя жаба? — спросил Хагрид, который проверял лодки после того, как из них выбирались школьники.

— Тревор! — завопил счастливый Невилл, протягивая руки к своему питомцу.

Потом первогодки стали взбираться вверх по проходу в скале, следуя за фонарём Хагрида, и вышли, наконец, на гладкую, покрытую росой траву прямо перед замком.

Поднявшись по каменным ступенькам, они столпились у огромной, дубовой парадной двери.

— Все здесь? Эй ты, жаба при тебе?

Хагрид поднял гигантский кулак и три раза ударил в дверь замка.

Массивная деревянная дверь тут же отворилась. На пороге стояла высокая черноволосая ведьма в изумрудно-зелёной мантии, которая цепким взглядом рассматривала новоприбывших. Глядя на ее внешний вид, становилось ясно, что эта женщина с железным характером. Гарри сразу вспомнилась одна из его учительниц в предыдущей школе. Та всегда старалась помочь нуждающимся в ласке детям и, по правде говоря, к Эвансу она все время пыталась подойти, но мальчик сам не желал принимать от нее помощь, ведь тогда он чувствовал себя слабым… не собой. Только матери он позволял помогать ему.

— Вот первогодки, профессор МакГонагалл, — пробасил Хагрид, махнув рукой в сторону толпы детишек.

— Спасибо, Хагрид. Я отведу их. — Голос ведьмы был строгим, и хотя она говорила тихо, шепотки тут же смолкли, выдавая в ней опытного преподавателя — те всегда с легкостью умели управлять действиями немалочисленной толпы учеников.

Женщина распахнула дверь настежь, приглашая детей внутрь. Вестибюль был очень большим. Гарри невольно вспомнилась их с мамой маленькая жалкая лачужка. Она вполне могла бы поместиться здесь целиком. Каменные стены замка освещали пылающие факелы, как в Гринготтсе, в который Гарри с Лили все же зашли во время прогулки по Диагон Аллее; потолок был настолько высоким, что его не было видно, а величественная мраморная лестница впереди вела на верхние этажи.

Дети засеменили за профессором МакГонагалл, которая шла довольно быстро, потому первокурсники от нее безнадежно отставали. Пол был выложен темной каменной плиткой, что, на взгляд Гарри, очередной раз подчеркивало атмосферу загадочности, царящую в замке. Из-за дверей справа до детей доносился приглушенный гул сотен голосов — должно быть, там уже собралась вся школа — но профессор МакГонагалл провела первокурсников в маленькую пустую комнату рядом с вестибюлем. Дети столпились, стоя друг к другу ближе, чем встали бы в любой другой ситуации, и боязливо озирались. Гарри, невольно попавший почти в самый центр этой толпы, попытался извернуться, чтобы выбраться наружу, но дети стояли настолько плотно друг к другу, что выбраться можно было только проползя под их ногами.

— Добро пожаловать в Хогвартс, — сказала профессор МакГонагалл, мгновенно привлекая к себе внимание. У женщины был сильный и громкий голос. — Торжественный банкет по случаю начала учебного года скоро начнётся, но прежде чем вы займёте свои места в Большом Зале, вас распределят по Домам. Распределение — очень важная церемония, потому что, пока вы здесь, Дом будет вашей семьёй в Хогвартсе. Вы будете учиться вместе со студентами вашего Дома, спать в спальне вашего Дома и проводить свободное время в гостиной вашего Дома.

— Всего их четыре: Гриффиндор, Хаффлпафф, Равенкло и Слизерин. У каждого из них своя славная история, и из каждого выходили выдающиеся волшебники и волшебницы. Пока вы учитесь в Хогвартсе, за ваши успехи вашему Дому будут начисляться баллы, а за любое нарушение правил баллы будут, соответственно, сниматься. В конце года Дому, набравшему наибольшее количество баллов, вручается Кубок Школы, а это очень почётная награда. Надеюсь, каждый из вас станет достойным учеником Дома, в который будет распределён. — Дети дружно вздрогнули под строгим взглядом профессора.

— Церемония Распределения начнётся через несколько минут в присутствии всей школы, — продолжила профессор МакГонагалл. — Предлагаю вам по возможности привести себя в порядок, пока будете ожидать начала церемонии.

Её взгляд на мгновенье задержался на плаще Невилла, застёгнутым под левым ухом, и на испачканном носе Рона. Гарри про себя усмехнулся — он выглядел, как он сам же и считал, настолько хорошо, насколько это возможно для ребенка из семьи с малым достатком. Эванс знал по своей предыдущей школе, что твоя внешность — одна из самых главных вещей, на которые обращает человек при разговоре с тобой, ведь впечатление от грязного оборваныша будет совсем иным, нежели от скромно, но аккуратно одетого и причесанного мальчика. Миссис Плитивер ясно давала понять детям, которые выглядели, по ее мнению, недостаточно опрятно, что ждет их в случае, если они попадутся на глаза кому-то из финансирующих школу людей.

— Я вернусь, когда мы будем готовы вас принять, — сказала профессор МакГонагалл. — Ждите здесь и не шумите. — Гарри хмыкнул. Попросить не шуметь одиннадцатилетних детей, которые в первый раз в жизни очутились в школе волшебства? Смешно.

Как только ведьма вышла за дверь, сразу же поднялся гул. Дети начали воодушевленно делиться первыми впечатлениями с другими.

— А как именно распределяют по Домам? — спросил Невилл у Рона.

— Это что-то вроде испытания, наверное. Фред, один из моих братьев, сказал, что это очень больно, но я думаю, он пошутил.

Гарри недоуменно моргнул. Испытание? В присутствии всей школы? Мальчик мотнул головой. Вряд ли испытывать станут обычных первокурсников, которые даже силы своей не умеют контролировать. По крайней мере, так он себя убеждал, чтобы не нервничать понапрасну. Почти все молчали, кроме той самой Гермионы Грейнджер, приставучей девочки из поезда, которая очень быстро шёпотом рассказывала о заклинаниях, непонятно, правда, зачем и кому, которые она выучила, и гадала, какое из них ей понадобится. Гарри с интересом рассматривал других первокурсников, решив попробовать угадать, кто в какой факультет попадет. Невилл, как Эванс считал, скорее всего, будет на Хаффлпаффе, хотя, возможно, и нет. Вдруг у него какие-то скрытые таланты?

Но несколько ребят, завопивших позади мальчика, заставили его подпрыгнуть от неожиданности.

— Что за…? — Эванс с трудом удержался от грубости.

Гарри подавился словами и судорожно вздохнул, замерев на месте. Около двадцати призраков просочились через заднюю стену. Жемчужно-белые и полупрозрачные, они скользили по комнате, разговаривая друг с другом и почти не обращая внимания на первокурсников. Такое зрелище не могло не поражать незнакомого с магией Эванса. Судя по всему, призраки спорили. Похожее на маленького толстого монаха привидение говорило:

— А я вам говорю, простить и забыть. Мы должны дать ему ещё один шанс…

— Мой дорогой Монах, разве мы не предоставили Пивзу все шансы, какие только можно? Он бросает тень на всех нас, а, как вы знаете, он даже не призрак… — Призрак в жёстком гофрированном круглом воротнике и трико вдруг заметил первокурсников, — Что это вы тут делаете?

Никто не ответил.

— Новые ученики! — воскликнул Толстый Монах, улыбаясь им. — Полагаю, ждёте Распределения?

Несколько человек, включая Гарри, молча кивнули.

— Надеюсь увидеть вас в Хаффлпаффе! — сказал Монах. — Это мой бывший Дом.

— Проходите, — раздался резкий голос. — Церемония Распределения вот-вот начнётся.

Это вернулась профессор МакГонагалл. Один за другим призраки уплыли через противоположную стену.

— А теперь встаньте друг за другом, — сказала профессор МакГонагалл первогодкам, — и следуйте за мной.

Чувствуя острое нетерпение, Гарри встал в строй сразу за светловолосым мальчиком, который находился ближе всех к двери, за Гарри встал Уизли, и дети вышли из комнаты, пересекли вестибюль и через двойные двери вошли в Большой Зал.

Гарри даже представить себе не мог такого странного и великолепного места. Зал был освещён тысячами и тысячами свечей, плавающими в воздухе над четырьмя длинными столами, за которыми сидели остальные ученики. И Гарри обеспокоенно подумал: «А куда же капает воск?». Но мальчик тут же выбросил из головы подобный вопрос, ведь если бы это как-то мешало, свечи бы уже заменили чем-то более подходящим. Столы были сервированы сверкающими золотыми тарелками и кубками. В противоположном конце зала стоял еще один длинный стол, за которым сидели преподаватели. Профессор МакГонагалл провела к нему новичков и выстроила их в линию лицом к ученикам и спиной к преподавателям. Сотни лиц, в мерцающем свете свечей похожих на тусклые фонари, были повёрнуты в их сторону. Там и тут между учениками туманным серебром сияли фигуры привидений. Гарри посмотрел наверх и увидел бархатисто-чёрный потолок, усыпанный звёздами. Он услышал шёпот Гермионы, объясняющей про потолок-небо какой-то темноволосой девочке:

— Его заколдовали, чтобы он выглядел так же, как небо снаружи. Я читала об этом в книге «Хогвартс: История».

Гарри продолжал восхищенно рассматривать прекрасное небо, стараясь не слишком сильно задирать голову. Одним из любимых занятий Эванса дома, помимо чтения и слушания музыки по старому радио, было изучение звездного неба — оно привлекало мальчика своей красотой, своей необъятностью и таинственностью. По мнению Гарри, небо было олицетворением свободы, которой он, увы, не мог почувствовать в полной мере.

Гарри быстро оторвал взгляд от потолка, когда профессор МакГонагалл молча поставила перед первогодками довольно жесткий на вид табурет на четырёх ножках. Сверху она положила шляпу, очень напоминавшую одну из тех, которые в книжках носили ведьмы и колдуны. Шляпа была вся в заплатках, потрёпанная и ужасно грязная.

«И что же надо будет с ней делать?» — в книгах о Хогвартсе, которые прочел Гарри, ничего не говорилось ни про какую шляпу. Заметив, что все в зале теперь глядели на нее, он с интересом начал рассматривать темную ткань шляпы, пытаясь понять, чего же все ждут. На несколько секунд воцарилась полная тишина. Потом шляпа дёрнулась. Разрез возле её полей под взглядом шокированных первокурсников широко открылся наподобие рта… и шляпа запела:

Вы не судите по заплаткам,

Я знаю, прожив сотни лет,

(Готова съесть себя на завтрак)

Умнее шляпы в мире нет.

Пусть котелок ваш не заляпан,

И пусть цилиндр без заплат,

Распределяющая шляпа —

Вот имя мне, я сущий клад.

Я вижу мысли и секреты

В головках ваших без прикрас.

Меня примерьте для ответа,

В который Дом отправить вас.

Быть может, дом ваш — Гриффиндор,

Где сердцем храбрые живут,

Отваги, рыцарства, задора

Не зря от гриффиндорцев ждут.

Иль в Хаффлпаффе ваше место,

Где честность и упорство чтут,

Там люди из крутого теста,

Не страшен им тяжёлый труд.

Ждёт Равенкло вас, не дождётся,

Коль дан был ум пытливый вам.

Кто к мудрости и знаньям рвётся,

Найдёт своё призванье там.

А может в хитром Слизерине

Найдёте вы своих друзей.

Они идут на всё и ныне,

Чтоб к цели двигаться своей.

Так надевайте же без страха

Меня на голову свою.

Не наказанье я, не плаха.

Я мыслю и на том стою.

Гарри, как и многие дети вокруг него, с любопытством осматривал шляпу. Зал взорвался аплодисментами, когда шляпа допела свою песню. Она поклонилась каждому из четырёх столов и опять затихла.

— Так мы должны просто надеть шляпу! — Громко прошептал Рон. — Я убью Фреда — он говорил о схватке с троллем.

Гарри усмехнулся. Да, определенно учителя собирались заставить первокурсников сражаться с огромным чудовищем, считавшимся одним из самых опасных даже для взрослых волшебников, как же.

Эванс думал над тем, в какой же факультет его отправят. Он надеялся на Равенкло, так как этот Дом занимал, судя по прочитанному им ранее, нейтральную позицию в отношениях между факультетами, коей хотел придерживаться и Гарри, но, судя по словам шляпы, у него есть все шансы оказаться еще и на Слизерине, который нередко выступал провокатором некоторых стычек, если вспомнить некоторые разговоры между ребятами со старших курсов, которые Гарри случайно подслушал в поезде.

И вот профессор МакГонагалл шагнула вперёд, держа перед собой длинный свиток пергамента.

— Когда я назову ваше имя, надевайте шляпу и садитесь на табурет, чтобы вас распределили, — сказала она. — Эббот, Ханна!

Розовощёкая девочка со светлыми косичками, спотыкаясь, вышла вперёд, надела шляпу, которая тут же съехала ей на глаза, и села. Секундная пауза…

— ХАФФЛПАФФ! — выкрикнула шляпа, заставив Гарри и нескольких других первокурсников, закрыть уши.

Ребята за столом справа радостно кричали и хлопали в ладоши, когда Ханна садилась за стол Хаффлпаффа. Гарри увидел, как Толстый Монах весело машет ей рукой.

— Боунс, Сьюзен!

— ХАФФЛПАФФ! — снова прокричала шляпа, и Сьюзен поспешила сесть рядом с Ханной.

— Бут, Терри!

— РЭЙВЕНКЛО!

На это раз рукоплескали за вторым столом слева. Когда Терри подошёл к ним, несколько равенкловцев встали, чтобы пожать ему руку.

«Броклхёрст, Мэнди» тоже отправилась в Рэйвенкло, но «Браун, Лаванда» стала первой новой гриффиндоркой, и дальний слева стол взорвался радостными возгласами. Гарри видел, как два почти одинаковых рыжеволосых мальчика подпрыгивали на месте и свистели.

Затем «Булстроуд, Миллисента» стала слизеринкой. Гарри с интересом посмотрел на вежливо хлопающий стол, за которым несколько студентов сдержанно поприветствовали первокурсницу.

— «Эванс, Гарри!»

Гарри спокойно сел на жесткий табурет. Последнее, что увидел мальчик, прежде чем шляпа упала ему на глаза, был полный зал учеников, не обращающих на него никакого внимания и занимающихся своим делом. В следующую секунду он уже смотрел на чёрную изнанку шляпы. Он ждал.

— Хм, — прозвучал в ухе тихий голосок. — Трудно. Очень трудно. Вижу, есть отвага, это да. А также очень неплохой ум! Настоящий талант, неограненный алмаз. Боже мой, да… и жажда проявить себя, интересно… И огромное количество добиться желаемого… Так куда же тебя определить?

Гарри вцепился в край табурета.

— Может, в Слизерин? — сказал тихий голосок. Гарри поморщился будто бы от зубной боли, вспомнив довольную рожу Малфоя. — Нет? Ты уверен? Ты мог бы стать великим, ты бы смог достичь своей цели. Это всё здесь, в твоей голове, и Слизерин поможет тебе на пути к величию, без сомнения… нет?.. Что ж, в таком случае… РАВЕНКЛО!

Гарри услышал, как последнее слово Шляпа выкрикнула на весь зал. Он снял шляпу и спокойным шагом — по крайней мере, так казалось всем окружающим, — направился к столу теперь уже своего факультета.

Эванс хмыкнул. Ему не важно, на каком он факультете, он достигнет желаемого, пусть даже большими усилиями. Зато в более приятной обстановке.

Теперь Гарри как следует разглядел преподавательский стол. В центре стола, в большом золотом кресле, восседал директор школы — Бэзил Колдуэлл. Гарри сразу узнал — его изображение было в одной из книг. Насколько Эванс помнил, Дамблдору, предшественнику Колдуэлла, с трудом удалось добиться того, чтобы место директора школы занимал нейтральный человек, ведь, после того как был подписан мирный договор между Светом и Тьмой, Дамблдора не очень желали видеть на месте директора Хогвартса. В связи с тем, что требовался незаинтересованный человек на данный пост, было море проблем и споров, некоторые из которых продолжаются до сих пор.

— Финч-Флетчли, Джастин!

— ХАФФЛПАФФ!

Гарри заметил, что иногда шляпа выкрикивала название Дома сразу, а иногда ей требовалось время, чтобы принять решение. «Финниган, Симус», светловолосый мальчик, сидел на стуле почти целую минуту, пока шляпа не определила его в Гриффиндор.

— Грейнджер, Гермиона!

Девочка растолкала локтями мешающих ей пройти, чем вызвала множество недовольных возгласов, и чуть ли не бегом бросилась к табурету, с энтузиазмом нахлобучив шляпу себе на голову.

— ГРИФФИНДОР! — прокричала шляпа. Уизли застонал, повеселив этим Гарри. Теперь Эванс мог быть уверенным, что проблема по имени Гермиона его не заденет.

Когда вызывали Невилла Лонгботтома, мальчика, который постоянно терял свою жабу, тот упал по дороге к табурету. Шляпе потребовалось много времени, чтобы определиться с Невиллом. Когда она наконец-то прокричала под удивленным взглядом Эванса: «ГРИФФИНДОР!», — Невилл бросился прочь со шляпой на голове, и ему, под бурю всеобщего хохота, пришлось вернуться, чтобы передать шляпу «МакДугал, Мораг».

Малфой важно вышел вперёд, когда назвали его имя, и сразу получил желаемое: шляпа, едва коснувшись его головы, прокричала: «СЛИЗЕРИН!» Гарри недовольно скривился. Если он попал бы на Слизерин, это было бы кошмарно — Эванс просто не сможет ужиться с этим выскочкой.

Довольный собой, Малфой присоединился к своим друзьям Крэббу и Гойлу, которые были распределены раньше него. Эванс вообще не понимал, за какие заслуги их отправили в Слизерин, но, как говорится, в тихом омуте черти водятся.

Осталось не так много людей.

«Мун», «Нотт», «Паркинсон», потом сёстры-близняшки «Патил» и «Патил», потом «Перкс, Салли-Энн»…

Теперь оставалось распределить только четверых учеников. «Томас, Дин», чернокожий мальчик ещё выше Уизли, к столу Гриффиндора. «Турпин, Лиза» отправилась за стол к Гарри, в Равенкло, и вот настал черёд Рона. К этому моменту его лицо приобрело зеленоватый оттенок. Гарри задумчиво ухмыльнулся и выжидательно посмотрел на нервно трясущегося ребенка, и секунду спустя шляпа объявила: «ГРИФФИНДОР!»

— Молодец, Рон, просто превосходно, — громким голосом, напыщенно похвалил его Перси Уизли, староста Гриффиндора, пока «Забини, Блейз» становился слизеринцем. Профессор МакГонагалл свернула свиток и унесла Распределяющую Шляпу.

Гарри посмотрел на свою пустую золотую тарелку. Он только сейчас понял, как сильно проголодался. Казалось, последний раз он ел вечность назад.

Директор поднялся. Он слегка улыбался ученикам, но взгляд его оставался все столь же холоден. Казалось, что этого человека ничего не волнует, и даже если рядом пробежит слон, лицо Колдуэлла останется невозмутимым. Впрочем, если принять во внимание, что он является директором именно что школы магии, то слон — последняя вещь, которой бы тот удивился.

— Добро пожаловать в Хогвартс на новый учебный год! — Громко сказал он. — Да начнется пир!

Он сел. Все захлопали в ладоши. Гарри не очень понравился этот мужчина. Почему-то у мальчика было такое впечатление, будто отношения с этим человеком у них не заладятся с самого начала.

— Директор Колдуэлл всегда такой? — неуверенно переспросил какой-то первокурсник слева от Гарри.

— Какой «такой»? — Насмешливо переспросил кто-то и тут же добавил, — Да. Будь готов к тому, что для него ученики ничего не значат. Если произойдет что-то серьезное, он и бровью не поведет, если это никоим образом не будет касаться его лично.

Эванс фыркнул. Не так уж магическая школа отличается от его старой, маггловской. Те же характеры взрослых, те же шаблоны поведения. Взяточничество и безразличие к своей работе — таким, к примеру, он помнил их заместителя директора в младшей школе. Однажды маленькая девятилетняя девочка умерла лишь потому, что заместитель прибрал деньги в карман и, как результат, лестницу, которая провалилась под девочкой, даже не укрепили, хотя должны были полностью закрыть ее на ремонт.

Гарри с удивлением, граничащим с восхищением, наблюдал, как ранее пустые блюда наполняются едой. Мальчик невольно сглотнул слюну. Он никогда ещё не видел сразу так много вкусностей на столе: ростбиф, жареные цыплята, свиные и бараньи отбивные, сосиски, бекон, стейк, картошка варёная, картошка жареная, картошка фри, йоркширский пудинг, горошек, морковка, соус, кетчуп и зачем-то даже мятные конфетки. Никогда перед ним не было такого количества еды.

Эванс сразу же вспомнил свою исхудавшую мать, и ему стало почему-то стыдно. Она там одна, в маленькой, продуваемой всеми ветрами, лачужке, а он находится в роскошном зале, столы в котором ломятся от количества еды. Гарри сразу же расхотелось есть, но он понимал, что это необходимо, да и вряд ли его голодовка как-то поможет Лили. Но мальчик сделает все, что в его силах, чтобы его мать была счастлива и не нуждалась ни в чем. Когда-нибудь они будут счастливы!

Гарри наполнил тарелку всем понемногу, за исключением конфет, и начал есть. Вкусным оказалось всё.

— Выглядит аппетитно, — меланхолично произнес кто-то за спиной мальчика, по-видимому, наблюдая, как Гарри разрезает стейк.

Гарри обернулся и увидел красивую девушку-призрака с каким-то печальным выражением лица.

— А Вы не?..

— Я не ела уже огромное количество времени, — сказало привидение, слегка улыбнувшись. — Мне, конечно, это ни к чему, но иногда по еде так скучаешь.

Сказав это, прозрачная девушка исчезла из поля зрения мальчика, просто просочившись сквозь стену.

— Однако, ты везучий, парень. — Вдруг сказал темноволосый второкурсник, с интересом разглядывая Эванса. — Мало того, что ты встретил Серую Даму, так ведь она и заговорила с тобой первой!

— Прошу прощения? — Неуверенно протянул Гарри, не понимая, что он уже успел такого натворить.

— Серая Леди, — начал второкурсник, — является призраком факультета Равенкло. Она почти ни с кем не разговаривает, а найти ее в замке очень сложно. Хотя, — неуверенно сказал он, — бывали случаи, когда она помогала заблудившимся найти выход. — И добавил, хитро улыбнувшись, — но только если они были с Равенкло.

— Призрак факультета? — Заинтересованно уточнил Гарри. — Значит ли это, что у каждого Дома есть свой?

— Верно. У Гриффиндора, — мальчик кивнул в сторону стола «львов», — Почти Безголовый Ник. У Хаффлпаффа — Толстый Монах, а у Слизерина призраком является Кровавый Барон. В целом, — задумчиво произнес второкурсник, — все призраки, кроме Кровавого Барона, помогут тебе, если ты их вежливо об этом попросишь. Но вот Барон, по большей части, игнорирует даже представителей своего факультета.

Гарри посмотрел в сторону стола Слизерина и увидел там довольно жуткого на вид призрака с пустыми неподвижно пялящимися глазами, мрачным лицом и мантией, покрытой серебристыми пятнами крови. Он сидел прямо рядом с Малфоем, и не без злорадного удовольствия Гарри заметил, что последний был не в восторге от такого соседства.

— А как получилось, что он весь в крови? — спросил… кажется, Энтони Голдстейн.

— Я никогда его не спрашивал, да и он бы не ответил, — сказал второкурсник. И тут же спохватился, — Ох, прошу прощения, я не представился, — скороговоркой проговорил мальчик, — Джонатан Майлз, магглорожденный.

— Можешь мне кое-что пояснить? — Раздраженно спросил Гарри, устало потерев виски.

— Эм, да? — Неуверенно спросил Джон.

— Почему каждый, слышишь, каждый! Каждый при знакомстве мне говорит статус своей крови?

— Ох… Хм… Понимаешь, из-за вырождения чистокровным понадобилось вливание новой крови, если ты помнишь, — с легкой улыбкой начал Майлз. — И просто как-то так сложилось, что при знакомстве люди стали называть всем свой статус крови. Чистокровные — чтобы заинтересовать Новую Кровь, а нечистокровные — чтобы заинтересовать представителей древних родов.

— Вот как… — Задумчиво проговорил Гарри, отстраненно прожевав кусок курицы. — Спасибо.

— Обращайся.

* * *

Когда все наелись, остатки еды исчезли с тарелок, и посуда после этого осталась такой же сияющей, как прежде. Мгновение спустя, появился десерт: горы мороженого любого вкуса, какой только можно себе представить, яблочные пироги, фруктовые пирожные с патокой, шоколадные эклеры, пончики с джемом, бисквиты, залитые сливками, желе, клубника, рисовый пудинг…

Пока Гарри наливал себе чаю, начался разговор о том, у кого какой статус крови.

— Я — пятьдесят на пятьдесят, — сказал Майкл Корнер.

— А ты, Падма? — спросил Энтони Голдстейн.

— Чистокровная, — вежливо улыбнулась девочка.

— О, вот как, — улыбнулся в ответ Энтони. — Я тоже.

— Хм, однако. — Произнес Терри Бут. — Нас, чистокровных, много на Равенкло.

— А ты, Гарри? — Поинтересовалась Падма.

— Полукровка. — Просто произнес Эванс. — Моя мать магглорожденная, а отец — чистокровный.

— О, а из какой семьи?

— Не думаю, что хочу говорить об этом, — холодно произнес Гарри, полоснув ледяным взглядом по однокурсникам.

— М-м… — Неловко улыбнулся Терри, — прости, мы не хотели…

— Не важно, — более мягко прервал Бута Гарри, хотя внутри он нисколечко не сожалел о своей резкости. — Я вспылил. Прошу прощения.

* * *

Гарри начало клонить в сон. Он снова посмотрел на Главный Стол. Хагрид, запрокинув кубок, допивал его содержимое. Профессор МакГонагалл беседовала с неизвестным Гарри профессором. Маленький профессор, как объяснил раньше Энтони, их декан, разговаривал с Северусом Снейпом.

Наконец, исчез и десерт, и профессор Колдуэлл снова поднялся. В зале наступила тишина.

— Кхм… теперь, когда мы все наелись и напились, скажу ещё пару слов. Перед началом учебного года для вас у меня есть несколько объявлений.

— Во-первых, — сказал он, обведя ледяным взглядом учащихся, — первокурсники должны принять к сведению то, что лес на территории школы запрещено посещать всем воспитанникам. — И добавил, иронично усмехнувшись, — Было бы неплохо, если бы некоторые из наших старших учеников тоже об этом не забывали.

Колдуэлл быстро взглянул своими льдистыми глазами на близнецов Уизли, которые мгновенно замолчали, стоило им заметить внимание директора к ним.

— По просьбе мистера Филча, нашего смотрителя, также напоминаю, что запрещается использовать магию в коридорах в перерывах между занятиями. Также, — продолжил директор, — набор в команды по квиддичу состоится на второй неделе семестра. Любой, кто желает играть за свой Дом, должен обратиться к мадам Хуч.

— На этом все. — Коротко кивнул темноволосый директор, — Спать!

* * *

Староста их факультета, Пенелопа Кристалл, вела их за собой в гостиную Равенкло. Дети шустро поднимались по винтовой лестнице. Падма и Энтони тихо переговаривались, изредка бросая взгляды на Пенелопу. Терри шел впереди всех, с интересом рассматривая висящие на стенах портреты, которые, в свою очередь, так же с интересом рассматривали первокурсника. Гарри шел позади всех, попутно пытаясь запомнить дорогу. Ему не хотелось в будущем просить старшекурсников провожать его.

Наконец, они остановились перед дверью, на которой не было ни ручки, ни замочной скважины. Лишь железный молоток в форме орла. Пенелопа повернулась к детям.

— Внимание, ребята! — Воскликнула она. — Чтобы попасть в гостиную факультета, необходимо постучать по двери молоточком, и тогда прозвучит вопрос, ответ на который и является паролем. — Гарри внимательно слушал старосту. Ему казалась довольно интересной система охраны Равенкло, ведь, в отличие от остальных гостиных, в которые можно было попасть просто назвав заученный пароль, здесь все было придумано гораздо интересней и необычней. — Вопрос каждый раз будет разным, так что будьте готовы. Я вас предупредила!

Девушка развернулась к двери и три раза постучала молоточком по гладкой деревянной поверхности. Раздался холодный женский голос:

— Что было раньше: феникс или огонь?

— Круг вечности неразрывен. — Почти моментально сказала Пенелопа. Видимо, решил Гарри, на этом факультете быстро учишься решать подобные задачки. Мальчику начинал нравиться Равенкло — он любил все интересное и необычное, а факультет орлов, несомненно, таковым и являлся.

Изнутри гостиная была выполнена в белых и синих тонах, иногда граничащих с бронзовыми вставками. Куполообразный потолок был расписан звездами, а большие арочные окна открывали прекрасный вид на ночной Запретный Лес. В нише, находящейся напротив входа, стоял изогнутый полукругом шкаф, наполненный всевозможными книгами, а рядом стояла мраморная статуя красивой женщины, чей взгляд был устремлен куда-то вдаль.

Когда вошли все, и дверь за спинами первокурсников захлопнулась, Пенелопа вышла в центр гостиной, привлекая к себе внимание группы детей.

— Итак, поздравляем! Я, повторяю для тех, кто еще не запомнил, или, быть может, просто прослушал, Пенелопа Кристалл — староста, и я рада приветствовать вас на факультете Равенкло. — Вдохновенно заговорила девушка. — Наш Герб — орел, который парит там, куда другие не могут подняться. — Гарри хмыкнул. Вот и первая главная слабость факультета — гордыня. — Цвета Равенкло — синий и бронзовый. Наша гостиная, — Кристалл обвела рукой помещение, — располагается на вершине башни Равенкло за, как вы уже видели, дверью с зачарованным молоточком. Из арочных окон нашей гостиной видны озеро, Запретный Лес, поле для квиддича и теплицы.

Дети с интересом слушали старосту, у которой определенно имелся ораторский талант — настолько захватывающе она рассказывала.

— Без всякого хвастовства хочу сказать, что на нашем факультете учатся умные волшебники и волшебницы. И, в отличие от других факультетов, которые имеют скрытые входы в гостиные, нам они не нужны. — Падма хихикнула. И Эванс ее прекрасно понимал, ведь не всякий уж точно сможет разгадать загадку на входе. Даже им самим какое-то время придется привыкать к такой необычной системе входа. — Другой интересной особенностью Равенкло является то, что наши ученики — настоящие индивидуальности. Некоторых из них можно назвать даже чудаками. Но знайте, зачастую гении не идут в одну ногу с обычными людьми и, в отличие от некоторых других факультетов, мы могли бы сказать, что, на наш взгляд, у вас есть право носить то, что нравится, верить в то, во что вы хотите верить, и говорить то, что чувствуете.

— Что же касается наших отношений с другими факультетами… — Почесав подбородок, проговорила девушка. — Вы, наверно, уже слышали о Слизерине. Не все они плохие, нет, но лучше быть начеку, пока вы не узнаете ученика этого факультета достаточно хорошо. Согласно их давним традициям, они делают все возможное, чтобы победить. Поэтому будьте внимательны, особенно на матчах по квиддичу и экзаменах.

— Ах, да! — Пенелопа хлопнула в ладоши. — Приведение нашего факультета — Серая Дама. — Это Гарри уже узнал, спасибо Джонатану. — Остальные ученики считают, что она никогда не разговаривает, но она иногда не прочь поговорить с равенкловцами. Хотя, это случается ой как нечасто. Также ее помощь особенно полезна, когда вы что-то потеряли или же потерялись сами.

— А теперь, насчет спален. Они находятся в башенках, отходящих от главной башни. В комнате стоят по четыре кровати. Мальчики направо, а девочки — налево. Прошу. — Пенелопа сделала приглашающий жест руками, в шутливом полупоклоне указывая на две двери, которые находились, соответственно, справа и слева от нее.

Гарри и другие мальчики-первокурсники прошли в правую дверь и попали в уютную спальню с темно-синими обоями и четырьмя кроватями, которые были накрыты небесно-голубыми покрывалами. Два высоких окна были занавешены полупрозрачными шелковыми шторами, сквозь которые просачивался бледный лунный свет.

Гарри зевнул. Уже было довольно поздно, и, если он хочет завтра все-таки суметь встать, ему лучше лечь как можно раньше.

Разобрав на скорую руку чемодан с вещами, Эванс с тяжелым выдохом сел на кровать и откинулся на подушку, с готовностью зарываясь в пуховое одеяло.

«Завтра, все завтра», — решил для себя зеленоглазый мальчик. — «Я слишком устал для чего бы то ни было. Так что… Да, все завтра».

Для Гарри первая неделя в Хогвартсе прошла будто бы в тумане. Уроки были невероятно интересными, хотя большую предрасположенность мальчик высказывал по отношению к Чарам и Трансфигурации, а вот Зелья, в отличие от его матери, он практически не понимал, и Выше Ожидаемого он получал только из-за огромного количества стараний. И нет, дело было вовсе не в преподавателе — тот был хоть и язвителен, порой, придирчив, но все же справедлив. Да и Гарри понимал его — работать каждый день с маленькими детьми и следить, чтобы у них что-нибудь не взорвалось, как Гарри считал, не каждый выдержит. Хотя все усилия профессора Снейпа сводились на нет, когда у него был урок с Гриффиндором — Невилл был невероятно неповоротливым мальчиком, потому часто совершал ошибки по случайности, за что и получал от учителя.

Эванс сам не замечал, как изо дня в день становится более сговорчивым, меньше огрызается, с легкостью терпит ранее так раздражавшее его присутствие Малфоя, который не упускал возможности «повеселиться», как говорил сам Драко, хотя Гарри видел лишь обычные издевательства над теми, кто не мог защитить себя. Впрочем, его бы это и не особо трогало, если бы не пара случаев, которые вызвали у него почему-то крайне притупленное недоумение и быстро пропавший интерес.

Гермиона Грейнджер, в первый же день зарекомендовавшая себя, как будущая отличница и зубрила, была очень и очень гордой девочкой, которая не могла просто и спокойно сносить оскорбления, неизменно на них отвечая довольно грубым и резким образом. По крайней мере, на следующие сутки после распределения, Гермиона доказала всем и вся, почему шляпа отправила ее в Гриффиндор далеко не случайной ошибке, а очень заслуженно. Тогда Теодор Нотт, у которого в тот день отчего-то не задалось настроение с самого утра, старался испортить настроение всем в округе, тем не менее, избегая встреч с наиболее опасными индивидуумами, которые вполне могли бы и ответить, да так, что слизеринец запомнил урок на долгое время. Впрочем, ему под горячую руку попадались только магглорожденные, полукровок он также не трогал почему-то. И вот он тогда столкнулся с Грейнджер прямо у кабинета Трансфигурации, которую вела профессор МакГонагалл, являющаяся деканом Гриффиндор, на что самому Теодору было глубоко все равно — он, резким движением поднявшись с пола, окинул презрительным взглядом сидящую на полу из-за удара Гермиону, у которой рассыпались все учебники, и начал всеми известными ему оборотами стараться ее унизить. Он тогда употребил по меньшей мере десять выражений и словесных оборотов, которые были запрещены к употреблению в приличном обществе, но Грейнджер молча сносила все это ровно одну минуту, чтобы, придя в себя, хорошенько залепить кажущимся только с виду легким кулачком прямо в нос слизеринцу. После этого единственного сына лорда Нотта отправили в лазарет со сломанным носом, а Гермиону, отряхивающую окровавленную руку, отчитала МакГонагалл, но только слепой не заметил скрытого одобрения в глазах пожилой женщины. Таким образом, девочка дала ясно понять всем окружающим, что она весьма вспыльчива, а переносить оскорбления себя и своей семьи она не намерена.

Но всегда есть чертово «но». Не прошло и нескольких дней, как к ней пристал Малфой, позади которого, помимо Гойла и Крэбба, также находился и сам Нотт. Никто не знает, что точно ей говорил Драко, но девочка после этого была крайне тихой и вообще старалась держаться более оживленных коридоров, пряча на руках и ногах синяки от ударов. Когда она находит на уроках Зельеварения испорченные конспекты и домашние задания по этому же предмету, она просто молча соглашается с всегда бывшим излишне резким учителем, не переча его нелестным оценкам ее собственных умственных способностей, игнорируя смешки с парт слизеринцев, среди которых особо веселятся Малфой и Нотт.

Подобное поведение девочки не могло не удивлять. Гарри понимал, что все видят то же, что и он, декан Гриффиндора даже порывалась, как и должна была сделать с самого начала, защитить свою ученицу, но вспыхивающие искорки сожаления и грусти быстро гасли под натиском смирения и нежелания вмешиваться «не в свое дело». Сам Эванс никогда не был героем, и сейчас, под воздействием обстоятельств, менять ничего в своем поведении не собирался... Хотя даже его иногда грызла совесть, напоминая о старых днях в маггловской школе, но он каждый раз говорил себе, что таким детишкам быстро наскучит молчаливая игрушка, коей и являлась, по сути своей, Гермиона. И сознание Гарри все равно, изо дня в день, царапало понимание того, что так быстро Грейнджер бы не сдалась — такие, как она, ломаются не так быстро, как кажется. Тут должно было быть что-то еще…

Дальше — хуже. Гарри начал краем замечать странности уже в себе, но каждый раз его внимание непроизвольно отвлекалось, непонятно почему, на что-то другое. Он стал… смиренным. Когда его задевали в коридоре плечом так, чтобы он обязательно упал, он всего лишь вставал и, извинившись, шел дальше. Когда Малфой довольно громко фыркал ему вслед «грязнокровка», он также молчал. Это было странно, но когда Эванс начинал думать об этом, его сознание быстро находило другую тему для размышлений, просто откладывая странности «на потом».

А после этого случилось то, что отложить он бы не смог при всем своем желании. Гарри и раньше сталкивался с вопиющей несправедливостью или с нечеловеческой жестокостью детей, но это потрясло его больше всего, вызывая при воспоминании об этом лишь рвотные позывы и дрожь от отвращения к самому себе и тому, кто это сотворил. Эванс помнил по чужим разговорам милую хаффлпаффку по имени Анна Фиоре, бывшую магглорожденной ученицей. Анна была хороша собой, была добра и мила со всеми без исключения, ее было не за что не любить. Говорят, у нее даже был жених с шестого курса Равенкло, но даже если он действительно был, то, скорее всего, уже бросил девушку. Примерно через две недели после того памятного случая со встречей Гермионы и подпевал Малфоя, Анна, ни с того ни с сего, повздорила с Жанной Берк, чистокровной слизеринкой. Если верить слухам, то Жанна была как раз таки безответно влюблена в того самого мифического жениха Фиоре с Равенкло, но и сама Анна была не согласна отдавать его без «боя». И она же и проиграла этот бой с треском и позором, в следствие от которого от бывшей хаффлпаффки осталась лишь ее тусклая тень.

В тот день Гарри опаздывал в гостиную после отбоя, так как он провел в библиотеке слишком много времени за домашней работой, потому что он откладывал ее слишком часто. Возвращаясь по наиболее заброшенному из известных ему путей, по которому никогда не ходили старосты и учителя, следящие за дисциплиной, Эванс услышал странный шум за очередным из поворотов и, не долго думая, заглянул за угол. Прижимая Анну спиной к стене, между ее ног устроился высокий слизеринец, позади которого стояло еще двое чему-то ухмыляющихся парней. А у противоположной стены, довольно прищурив глаза, за происходящим наблюдала Берк, которая, пустив короткий смешок и не слушая жалобных стонов и несвязных просьб Анны прекратить все, дала на что-то разрешение. Фиоре, явно паникуя, что-то невнятно залепетала, но тут же была вынуждена прекратить, так как ее схватили за шею, чуть придушив. Слизеринец, который стоял, прижавшись бедрами между ног Анны, что-то удовлетворенно прошипел и, слегка отстранившись, расстегнул ширинку, выпуская наружу свой возбужденный член.

Гарри, тогда ошеломленный происходящим, не сразу понял, чьи именно по коридору начали раздаваться всхлипы и стоны, потому не заметил, что был обнаружен. На секунду нахмурившаяся Жанна оглядела нежелательного для нее свидетеля, но, поняв, что это был обычный первокурсник, она сладко улыбнулась и, медленным шагом подойдя к мальчику, наклонилась к нему, не обращая внимания на то, что еще двое парней за ее спиной присоединились к первому.

Берк притворно нежно провела по щеке Гарри и, медленно перейдя к волосам, потрепала их.

— Что же ты тут забыл в такой час, маленький любопытный равенкловец? — Пугающе спокойным, мягким голосом прошептала она, заглядывая своими глазами в глаза Эванса. Внезапно мальчик взвыл от боли, так как девушка крепко схватила его за волосы, дергая так сильно, что из его глаз непроизвольно полились слезы. — Но ведь ты будешь молчать, да, сладкий? — Тихо сказала она Гарри на ухо и, дождавшись слабого кивка, тут же ослабила хватку, благодаря чему Эванс наконец смог отстраниться.

Развернувшись, мальчик бросился бежать, слыша в след лишь смех Жанны, удовлетворенные вздохи парней и слабые стоны боли и страха хаффлпаффки.

Когда он наконец добрался до своей кровати, каким-то чудом не встретив учителей или старост, Гарри еще долго не мог прийти в себя, всхлипывая от страха и сжавшись в комок, пытался он унять бешеное сердцебиение и отвратительное чувство жалости к самому себе и, что внушило ему большую ненависть к самому себе, готовность исполнить приказ. Он молчал, глотая слезы и не чувствуя того самого, что раньше всегда приходило ему на помощь, поднимаясь из самых глубин его души. Он не чувствовал своей Тьмы.

И он молчал.

Гарри прикрыл рот рукой, пытаясь унять непонятно откуда взявшуюся тошноту. Когда он вывалился из кабинета Трансфигурации, ему очень сильно захотелось прямо там лечь на пол и больше не шевелиться. Помимо желания выблевать собственный желудок, у него еще и болела голова так, будто его хорошенько приложили затылком о каменную стену, коих в Хогвартсе имелось достаточное количество. Каждый раз, когда Эванс поворачивал голову, ему казалось, что в его черепной коробке перекатывается огромный свинцовый шар боли. Кто-то бы слишком умный сказал, что Гарри, по-видимому, отравился чем-то, но это было невозможно по нескольким причинам, одной из которых было то, что он и крошки в рот не брал со вчерашнего вечера, он даже ничего не пил. Заболеть же ему было не от чего — все в Хогвартсе были здоровы, это было проверено еще во второй день медведьмой школьного лазарета, а привычки шастать в одежде не по погоде он не страдал, в отличие от тех же девчонок со старших курсов.

Мальчик вздохнул и, решив, что от одного похода в лечебное крыло не погибнет, направился, вместо обеда, к мисс Хартбриф — медведьме.

Чего бы Гарри не ожидал, ожидания его не оправдали себя. Женщина просто произнесла несколько сканирующих заклинаний, сказала, что ничего с Эвансом не случилось и, всучив ему в руки колбочку с зельем от головной боли, отправила на уроки, продемонстрировав невероятное равнодушие к состоянию ученика. Гарри, конечно, и не ждал того, что с ним начнут возиться, но такое безразличие очередной раз задело его. Мальчику было неприятно смириться с тем, что его тайные надежды на лучшее к людям отношение разбились в пух и прах. Не важно — маг ты или маггл, ты все равно человек, а у всех людей природа одинакова.

Посмотрев сквозь стекло на мутноватую жидкость, Эванс решил повременить с зельем, так как ему казалось, что если он что-то проглотит, то это все равно неизбежно окажется на полу, ведь его просто стошнит, а с учетом препротивного вкуса, чем страдают все зелья без исключения, Гарри стошнит просто обязательно. Потому, положив в карман мантии колбу с зельем, Эванс поспешил на Зелья — Снейп опоздавших не щадит, ведь даже смерть для него не считается достойным оправданием непунктуальности.

* * *

Эванс подавил в себе желание положить голову на парту и заткнуть уши, дабы не слушать профессора Снейпа, который, стоило Гарри совершить данный проступок, несомненно, отправил бы в него какое-нибудь неприятное заклинание, что, в общем-то, запрещено уставом. Каждый звук мальчику казался излишне резким и неприятным, будто когтями по школьной доске. Гарри мысленно поблагодарил судьбу за то, что сегодня учитель решил сделать чисто теоретический урок, ведь если бы была практика варки зелий, равенкловец бы, несомненно, допустил где-нибудь ошибку, портя свои оценки и свой образ в глазах учителя. Сконцентрироваться на чем-то ему представлялось непосильной задачей.

— …и если мистер Эванс соблаговолит очнуться от, несомненно, крайне важных раздумий, то наверняка сможет назвать нам ингредиенты зелья против фурункулов, которые я только что перечислил, — сарказм так лился из голоса декана Слизерина, который, неприятно ухмыляясь, впился в глаза вскинувшего голову мальчика.

Гарри вздохнул, понимая, что он привлек к себе ненужное ему внимание учителя, и Снейп, наиболее вероятно, не отстанет от него до конца урока и, вполне возможно, припомнит невнимательность Эванса на следующем уроке. Увы, но он не прощал осечек никому, кроме слизеринцев, к которым, по своему желанию, не принадлежал Гарри.

— Сушеная крапива, семь змеиных клыков, четыре рогатых слизня, две иглы дикобраза и слизь флоббер-червя необходимы для принятого стандартным объема лечащего фурункулы зелья, — с плохо скрытой усталостью проговорил Гарри, радуясь тому, что смог вспомнить хотя бы это. Он читал учебник Зельеварения, но так невнимательно, что одно то, что он что-то запомнил было чудом, а с учетом его плохого самочувствия это было настоящим подвигом. Пожалуй, если бы равенкловцу не было так плохо, он бы даже порадовался за себя, но у него слишком было для этого ужасное состояние.

Скользнув рассеянным, совершенно не свойственным для него взглядом, по лицу преподавателя, Гарри вдруг заметил легкий оттенок удивления в глазах профессора, однако, спустя мгновения, лицо Снейпа вновь источало тонну презрения ко всему живому и, в частности, к самому равенкловцу.

— Что ж, мистер Эванс, видимо, ваши мозги хоть еще на что-то годны, — протянул мужчина и прошествовал к своему столу. — Делаем конспект…

Удивительно, но до конца урока Гарри он больше не трогал, лишь изредка поглядывая на него, что, впрочем, осталось самим Эвансом проигнорировано — ему было плевать буквально на все, так как его единственным желанием было просто чтобы его, наконец, добили. Глаза гудели от боли и жара, боль в голове, теперь уже не казавшейся тяжелым шаром, а давящей на стенки черепа изнутри, грозила просто напросто взорвать его несчастную макушку, как если бы в нее запустили Бомбарду.

Ближе к концу урока Снейп взмахнул палочкой, безмолвно приказывая мелу написать домашнее задание для класса на доске и, окинув взглядом усердно дописывающих конспекты студентов, сказал:

— К следующему разу вы должны будете мне представить подробный разбор зелья, которое мы с вами сегодня проходили. Свободны, — и, чуть погодя, добавил, — все, кроме мистера Эванса.

Гарри, уже практически ничего не соображавший от боли, краем сознания услышал смешки со стороны подпевал Малфоя, но он лишь рассеянно кивнул преподавателю, собирая письменные принадлежности и учебник с тетрадью в портфель, в то время как из класса вышел последний первокурсник.

— Мистер Эванс? — Позвал резко схватившегося за парту мальчика, который попытался таким образом вернуть неожиданно потерянное равновесие. Напрягая все силы для того, чтобы не распластаться на полу, Гарри медленно и предельно аккуратно опустился на стул. Профессор подошел к равенкловцу и, подняв рукой опущенную голову мальчишки, жестко зафиксировал в наиболее удобное для себя положение, дабы внимательней осмотреть странно ведущего себя ученика. Эванс рассредоточенным взглядом смотрел в пространство перед собой, уже ничего не замечая. Снейп щелкнул пальцами, привлекая внимание, отчего Гарри, вздрогнув, на секунду смог собраться, — мистер Эванс, следите за моей рукой, — сказал профессор и, поводив рукой из стороны в сторону, опустил ее на лицо мальчика, раздвигая веки для того, чтобы рассмотреть глаза равенкловца, зрачки которых оказались ненормально сужены для находящегося в полумраке помещения. К тому же, полопавшиеся сосуды в глазах не внушали оптимизма. — Вы что-нибудь ели необычное сегодня?

Гарри промолчал, так как просто не услышал вопроса. Снейп цокнул и дал короткую пощечину мальчику, приводя его в себя. Когда равенвловец почувствовал удар, ему показалось, что мир вокруг сейчас разобьется, но когда трясущееся изображение кабинета внезапно остановилось, Гарри наконец заметил преподавателя.

— Профессор Снейп?

— Еще раз спрашиваю вас, вы ели сегодня что-нибудь необычное? Имеющее, к примеру, странный сладковатый запах? Или вкус жженого сахара? — Нетерпеливо поинтересовался мужчина.

— Нет… Нет, я сегодня ничего не ел, — с видимым трудом собирая растекающиеся мысли, ответил мальчик.

Снейп резко отстранился, удивленным взглядом смотря на Гарри, который рвано вдохнул воздух из-за боли.

— Когда вы начали чувствовать себя нехорошо?

— Я не позавтракал… После этого… постепенно…

— Достаточно, мистер Эванс, — резко прервал становившиеся несвязными бормотания мальчика профессор. — Сначала тошнота и головокружение, потом постепенно нарастающая головная боль, так? — Гарри слабо кивнул. Снейп чертыхнулся, проводя рукой по волосам, и быстрым шагом направился к кладовке, что-то оттуда доставая. Если бы равенкловец чувствовал себя лучше, он бы понял, что это всего лишь флакон с зельем. — Выпейте, — поднеся холодное стекло ко рту мальчика, профессор влил содержимое в него.

Вдруг Гарри ощутил, как ослепляющая его головная боль постепенно стихает, давая измученному сознанию так необходимый ему отдых. И будто сквозь вату он слышал обрывки фраз учителя:

— Зелье Ламберга..? Откуда, черт возьми… Оно же разрабатывалось для бунтовщиков… Сумасшедшие аристократы, предупреждать…

Эвансу казалось, будто кто-то отматывал время назад, так как от чудовищной головной боли почти не осталось и следа, но зато вновь возникла тошнота, которая, впрочем, волнами схлынула, оставляя после себя лишь чудовищный голод и кристально чистое сознание.

— Профессор?

— Мистер Эванс, — обратил на него внимание Снейп, — я дал вам противоядие от того, чем вы отравились, более на вас это зелье не подействует. В следующий раз будьте осторожней, и при первых же симптомах или недомоганиях обращайтесь в лазарет! — Кажется, отчего-то преподаватель Зельеварения был очень зол.

— Но я… — слабо возразил еще не начавший нормально соображать Гарри, однако, он был тут же прерван яростным взглядом черных глаз.

— Вон из моего кабинета, пока Равенкло не начал терять баллы…

Эванс вскочил со стула и, схватив портфель, быстро вышел из класса, не желая испытывать терпение самого нетерпеливого профессора в Хогвартсе.

* * *

«Зелье Ламберга?» — Подумал Гарри, направляясь в гостиную своего факультета. Наконец его разум не был затянут непонятным туманом, потому ясные и четкие мысли мальчика с невероятной скоростью мелькали в его голове, — «что это за хрень? И с какого я был под ее воздействием? В Хогвартсе же проверяют пищу студентов перед тем, как выставить на стол!»

Вдруг Гарри остановился, вспоминая обрывки фраз учителя.

«Против бунтовщиков? Аристократы?» — размышлял Эванс, продолжая свой путь, — «какое-то зелье смирения или подчинения, что ли?»

Впрочем, Гарри было лично все равно, для чего именно было это зелье. Для него был важен сам факт того, что это зелье применялось на нем, а, судя по тому, что оно свободно попало на стол, не только он жрал эту гадость.

И тут перед глазами мальчика пронеслись те самые моменты «странностей», происходящие и с ним, и с некоторыми другими студентами. Гермиона и Нотт, Берк и Фиоре… Он сам.

Гарри скрипнул зубами в злости, но, однако, гримаса гнева тут же исчезла с его лица, сменяясь кривой ухмылкой.

Это зелье не действует на него теперь, как сказал профессор Снейп. Пока что это главное. И теперь он прогибаться под гребанных детишек аристократов не будет.

* * *

— Джонатан? — Тихо позвал Гарри второкурсника, который сидел за столом в гостиной факультета и что-то увлеченно переписывал. Судя по обрывкам формул, это была Трансфигурация.

— Хм? — Майлз оторвал взгляд от книги и вскинул вопрошающий взгляд на мальчика. — Что такое?

— Слушай, я в библиотеке засиделся и пропустил обед… — Эванс изобразил пристыженное выражение лица и неловко почесал затылок. — И я не завтракал…

— Ууу… — Ухмыльнувшись, пропел парень. — Синдром Равенкло в предпоследней стадии?

— Чего?

— Ну, понимаешь ли, мой юный друг, — Гарри еле заметно поморщился. Впрочем, ради полезной информации он был готов стерпеть это обращение. — Некоторые равенкловцы «заболевают» учебой, из-за чего, порой, забывают об окружающем их мире. И, как итог, их приходится насильно отрывать от книг и силком тащить из библиотеки прямиком в больничное крыло.

— Ну, пока вроде у меня еще все не настолько плохо… — Неуверенно промямлил Эванс.

— Это пока, — все еще ухмыляясь, заверил первокурсника Майлз. — А вообще, если ты хочешь есть, мой тебе совет — сходи на кухню. Она находится недалеко от гостиной Хаффлпаффа. — Начал говорить лекторским тоном Джонатан, явно пародируя профессора МакГонагалл. — Там тебе следует поискать картину с веселыми фруктами. Если пощекотать на ней грушу, появится ручка. За этой картиной и находится кухня. — Майлз весело фыркнул, увидев шокированное выражение лица Гарри. — Это магия, мой юный друг.

— Спасибо, Джонатан… — Медленно проговорил Эванс, пытаясь переварить услышанное.

— И запомни, — добавил Майлз вслед уходящему первокурснику, — что Хогвартс, в первую очередь, замок со множеством секретов, которые могут быть очень полезны.

— Я учту. — Кивнул мальчик.

«Ну, это было довольно просто», — хитро улыбнулся незаметно для всех Эванс.

* * *

— Господи, наконец-то еда… — Простонал Гарри, пододвигая к себе тарелку с поздним ужином, которую ему вручили домовые эльфы, работающие на кухне. Как оказалось, эти ребята только счастливы будут, если их загрузить дополнительной работой.

---

Примечания:

Это первая часть глав на сегодня. Еще четыре появятся сегодня вечером.

Гарри, слегка опустив голову, медленно поглощал завтрак, с раздражением отмечая противный сладковатый привкус у обязанного быть очень соленым мяса. И запах… Несмотря на сильные специи, которые должны перебивать его, все равно чувствуется. Возможно Эванс и придумывает, а отчетливые приметы наличия в еде того самого зелья ему кажутся, но расслабиться, зная, что он спокойно употреблял эту отраву изо дня в день, Гарри не мог. Раздражение и отвращение к самому себе каждый раз просыпалось в нем, стоило ему вспомнить, как именно он себя вел в Хогвартсе, пусть и под воздействием волшебства. Почему-то чувство, что он мог бы сопротивляться, если бы был сильней, его не покидало. А это значило только одно — он был слаб, а, значит, беспомощен и беззащитен. Гарри ненавидел это.

* * *

Выходя из кабинета после очередного урока, Гарри думал о том, что, несмотря на явное доминирование чистокровных в совершенно различных ситуациях, все со стороны выглядит вполне сносно, если, конечно, не знать, как оно на самом деле должно было быть. Общее течение жизни в школе было абсолютно нормальным и мирным, а все грязные и противоестественные события, свидетелем которых невольно стал Эванс, всегда происходили вдалеке от взора любого из студентов или родителей учеников. Впрочем, зная характер определенных профессоров, а также реакцию Снейпа на зелье Ламберга, похоже, что не весь преподавательский состав был в курсе происходящего. Некоторые точно знали обо всем, так как Гарри неоднократно замечал, что завхоз, патрулирующий коридоры в школе, может запросто пройти мимо кабинета, из которого отчетливо раздаются звуки избиения, а учитель Ритуальной и Контрактной Магии лишь качает головой, препротивно улыбаясь и вздыхая, будто бы говорит: «а что я могу сделать?».

Впрочем, Эванс, после пары дней размышлений, пришел к выводу, не особо хочет как-то реагировать — его все устраивает, ведь его не трогают, и он никого не трогает. Гарри всегда предпочитал занимать нейтральную позицию в любых спорах или случаях, хотя, конечно, он, выращенный истинной гриффиндоркой — а это было так, что бы кто не говорил о Лили — обладал излишней порывистостью, которая изредка просачивалась сквозь кажущуюся холодность и отстраненность. К счастью для него самого, он не имел такого качества, как героизм, которым определенно точно страдала одна четверть студентов Хогвартса. Пожалуй, мальчика можно было даже назвать, в каком-то смысле, бессердечным, но только лишь если мерить его по принципам двенадцатилетней девочки, являющейся типичной тепличной геранью, не встречавшей лицом к лицу мерзости этого мира. Эванс не испытывал каких-либо угрызений совести, когда видел, что, к примеру, некоторые старшеклассники в его маггловской школе издевались над кем-то. Если человек настолько слаб и труслив, что не может дать хотя бы малейший отпор, то тогда он из себя ничего не представляет — так считал равенкловец, знавший по своему опыту, что такое побои и всеобщая травля, которую он благополучно пресек некоторыми крайне неприятными, но очень действенными способами. А то, что в результате пострадали не только виноватые, но и, к примеру, беззащитные и невинные животные… что ж, эта победа имела свою цену, которая была довольно жестока.

Однако, мальчик, иногда встречавшийся взглядами с Фиоре и Берк, ощущал какой-то странный горький осадок: то ли из-за слабых отголосков совести, то ли из-за недовольства самим собой и исходом этой ситуации вообще.

Пока еще Гарри ни с кем особо не имел каких либо трений, так как его самого не трогали после того, как он отошел от действия зелья, ведь, в данном случае, он бы не стал покорно сносить все то, что на него бы вывалили, а ответил бы чем-то очень неприятным. Возможно, открыто, а, может быть, и вне видимости ненужных свидетелей.

* * *

Он столкнулся с Малфоем в свободное время, предоставляемое всем ученикам после обеда. Тогда самому Гарри было безразлично на все, но вот Драко, как ощущал Эванс, чем-то был раздосадован и заметно раздражен, хотя первое явно преобладало. По крайней мере, лицо слизеринца, которое чисто автоматически отметил Гарри, напоминало выражением ребенка, которого лишили за какой-то незначительный, по мнению провинившегося, проступок чего-то «крайне ценного».

Сам Эванс никоим образом не привлекал к себе внимания, да и Драко, вероятней всего, прошел бы мимо и не заметил его, но, увы, этого не случилось из-за одной персоны, которую Гарри уже заранее недолюбливал. Нотт, личность которого и так не особо внушала доверия, а после инцидента с Гермионой уж так точно, прочно укрепился в группе Малфоя, впоследствии каким-то слишком уж естественным образом став самым заметным среди массы чистокровных первогодок, после их лидера, конечно же.

* * *

Гарри сидел под тенью одного из деревьев во внутреннем дворе школы, лениво листая одну из книг, которые ему с Лили удалось приобрести в маггловском магазине литературы. Книжка была подержанная, довольно новая, если судить по цвету страниц, но сильно потрепанная и кое-где даже порванная и склеенная вновь. Эванс предпочитал истории, которые давали ему так любимые им загадки, над которыми он любил подумать. Гарри любил размышлять, получая удвоенное удовольствие от сложных задач, испытывая невероятный восторг, когда со всей аккуратностью и дотошностью подобранные им ключи к разгадке тайны оказывались верными. Любая загадка была приятная Эвансу так или иначе, а в книгах он порой находил действительно крайне любопытные и интересные. К примеру, вряд ли в жизни бы он имел возможность столкнуться с картиной, которая, спустя века после своего создания, молчаливо спрашивала наблюдателя о том, кто же именно убил рыцаря. Хотя, несмотря на свою любопытность и необычность, задача была до обидного проста, но персонажи, описанные автором, действительно понравились мальчику.

Равенкловец со вздохом захлопнул так и не начатую книгу, так как настроение читать у него в принципе отсутствовало: он-то надеялся, что желание придет во время процесса, но сейчас, смотря на картонную обложку, он понимал, что испытывает только досаду и раздражение, когда хотя бы задумывается о том, чтобы начать скользить взглядом по ровным печатным строкам потрепанного романа Пьюзо.

Гарри посмотрел на удивительно чистое для осени бледно-голубое небо, облака на котором лишь редкими мазками разбавляли всю однообразность открывавшейся картины. Отчего-то даже птиц не было слышно, лишь еле уловимый свист ветра и тихий, почти призрачный шелест травы на неуловимые мгновения заглушал гомон отдыхающих студентов. Вдруг со стороны скамьи, которую занимали одни лишь слизеринцы, послышался особенно громкий возглас, который даже скорее напоминал возмущенный крик, невольно привлекший внимание Эванса.

— Отвяжись, Панси! — рассерженно зашипел на хватавшую его за руку девочку Драко, одергивая стиснутую в довольно крепких объятиях конечность. Малфой был явно раздражен чем-то, а наличие таких прилипал, как Паркинсон, только еще больше выводили из себя слизеринца. Гарри хмыкнул, одним лишь взглядом из-под полуприкрытых ресниц лениво наблюдая за разворачивающейся сценой.

— Драко, что не так-то? — Казалось бы, девочку совершенно не волновало состояние ее жениха — а он действительно был ее женихом, несмотря на то, что в Магической Британии пропагандировались нечистокровные браки в связи с ранее повсеместным по определенным причинам кровосмешением — она упорно продолжала лезть к блондину, хотя тот уже совсем не ограничивался достаточно тонкими намеками на неприятие ее общества, а открыто оскорблял и угрожал, надеясь обрести хотя бы капельку свободы. Очередной выпад Панси Драко проигнорировал, отводя глаза куда угодно, лишь бы не видеть опостылевшего лица однокурсницы. — Драко! Ты совсем на меня не обращаешь внимания!

Такие трения часто происходили между Паркинсон и Малфоем, и они обычно заканчивались довольно мирно, но, видимо, в этот раз у блондина не было никакого желания что-то терпеть. Гарри буквально кожей чувствовал волны негодования со стороны блондина, хотя находился он сам на довольно-таки приличном расстоянии от спорщиков.

Панси была эталоном типичной чистокровной девочки-волшебницы из более-менее богатой семьи: капризна, громка и, в общем, по мнению Эванса, просто неприятная личность. Смотря на представление, устроенное Паркинсон, Гарри даже тайно посочувствовал несчастному — а в уж в этом, если судить по лицу блондина, сомневаться не приходилось — Малфою, в очередной раз не понимая, почему взрослым представителям его пола часто нравятся девушки, так как те, в общей своей массе, казались Эвансу такими же, как и Панси. Хотя Лили была, однозначно, исключением. Но Гарри надеялся, что его будущая партнерша — или партнер, что тоже не было исключено, ведь в Магическом Мире однополые браки, как оказалось, далеко не редкость — будет более спокоен в общении, да и в принципе менее раздражающим.

Внезапный порыв неожиданно ледяного ветра забрался Эвансу под одежду, заставляя мальчика зябко поежиться и поплотнее запахнуть мантию, дабы избежать неприятного холода. Несмотря на солнечную погоду, воздух казался не сильно прогретым, зато земля была довольно теплой. Отчего-то в груди у Гарри потяжелело от странного тревожного ощущения.

Тем временем у скамьи, которую окружили слизеринцы, примкнувшие к Малфою, начала разгораться нехилая такая ссора. Похоже, краем сознания отметил Эванс, Панси сочла поведение Драко крайне оскорбительным для своей тонкой и нежной натуры. Неизвестно, чем бы закончилось все это, если бы Нотт, до этого сидевший относительно тихо, не влез.

— Драко, не следует ругаться с Панси, — сказал тот на ухо блондину, — забыл, что лорд Паркинсон довольно влиятельная личность, а его дочь, которая стоит перед тобой, твоя будущая жена?

Малфой резко передернул плечами, отстраняясь от однокурсника, и рассерженно процедил какие-то явно непечатные слова, еле сдерживаясь от того, как казалось Гарри, чтобы запустить в Нотта что-нибудь из своего личного арсенала неприятных проклятий. Похоже, Драко был сильно зол.

— Видимо, ты у нас очень умный, Нотт, — прошипел тот, раскрасневшийся от переполняющих его эмоций. Гарри, не знавший, о чем же именно говорят эти двое, отметил, что Малфоям явно не идут яркие эмоции — лучше всего эти аристократы смотрятся именно с холодным и надменным выражением, лишенных всяких оттенков чувств, будто те были безучастными мраморными статуями. — И что же ты мне посоветуешь делать? Молча терпеть выходки этой наглой особы, которая по какому-то глупому стечению обстоятельств является моей невестой? — Эти слова были произнесены тихим голосом, так и источавшим перешедшую в холодную ярость, что явно показывало воспитание Драко, как мага из благородной семьи с многовековой историей. Малфой, несмотря на свою сволочную натуру и в принципе довольно истеричный характер, все равно оставался Малфоем, способным обуздать свои эмоции, хотя, по мнению с любопытством наблюдавшего за слизеринцами Гарри, у того это выходило из рук вон плохо. Впрочем, мерить по своим ощущениям Эванс не брался — он всегда, по непонятным для себя самого причинам, всегда легко отличал то, что является ложным, а что истинным: будь то эмоции или слова.

— Я предлагаю тебе сбросить напряжение, а уже после, с холодным и ясным рассудком решить, как именно следует поступить, — Теодор, кажется, был непоколебим в своей самоуверенности, так как он даже не вздрогнул под режущим взглядом серых глаз, а лишь упрямо вздернул подбородок, не готовый мириться с возможным игнорированием его слов. Тем не менее, кажется, Малфой счел слова мальчишки верными, но его злость только сильнее вскипела внутри, практически опаляя окружающих, как казалось Гарри, хотя слова Нотта и были произнесены со всей возможной учтивостью и покорностью, как и подобает наследнику менее могущественного рода перед наследником превосходящего.

— Допустим, — предупреждающе сузив глаза, обронил Драко, не отрывая взгляда от храбрившегося перед ним однокурсника. — И каким же образом?

Казалось, что напряжение, царившее между слизеринцами, вмиг растаяло, а Нотт, хоть и сдерживая свои эмоции, победоносно улыбнулся — или только Гарри так показалось? — и, срывающимся в подрагивающий от нетерпения шепот голосом, сказал:

— Наследник Малфой, — намеренно официально обратился к нему Теодор, — вокруг нас множество мишеней, которые молча снесут любое ваше слово.

Гарри, передернув плечами от странного ощущения, которое показалось ему смутно знакомым, отвернулся от группки слизеринцев, решив, что наблюдение ему наскучило и делать ему тут более нечего, однако, стоило ему подняться с земли и отряхнуть мантию, как его совсем близко, буквально в паре метров, окликнул неприятно растягивающий гласные голос, который Эванс предпочел бы не слышать столько, сколько было бы возможным.

— Эванс, — Гарри даже не стоило оборачиваться, чтобы понять, что на высокомерной роже Драко висела наглая ухмылка, не особо скрывающая так и прущее из всех щелей предвкушение блондина.

На мгновение прикрыв глаза, равенкловец напомнил себе о том, что он не хочет привлекать чьего бы то ни было внимания, потому реагировать стоит максимально холодно и отстраненно: возможно, Драко сам и отвалится, поняв, что никаких острых ощущений от него не получит. Проблема была только в том, что Гарри должен был именно сдержать себя, чего, несмотря на обычно холодное выражение лица Эванса, а также его спокойную речь, получалось у равенкловца довольно-таки плохо, если его усердно начинали провоцировать.

— Малфой, — коротко кивнув блондину, бросил Гарри, отворачиваясь, дабы по-быстрому уйти из поля зрения слизеринца и, увы, тем самым совершая ошибку.

— Эй-эй-эй, — от притворно-вежливого тона равенкловца замутило, а в памяти так некстати всплыли некоторые фрагменты прошлого, которые мальчик не хотел ворошить ни при каких обстоятельствах, — нехорошо поворачиваться спиной к тому, кто с тобой говорит, полукровка, — злобно улыбаясь, хмыкнул блондин, чувствуя превосходство.

Гарри торопливо огляделся по сторонам, скрывая взгляд от Малфоя и его подпевал, и, с какой-то обреченностью поняв, что все вокруг отворачиваются от него с Драко, делая вид, что ничего не происходит, равенкловец еле слышно цокнул языком, осознавая, что учителя сейчас сидят по кабинетам, так что ждать помощи ему неоткуда.

Вдруг его резко и больно схватили за волосы, потянув с такой силой, что Гарри просто свалился на землю, ударяясь спиной о твердую поверхность. Сумка, естественно, распахнулась, из-за чего часть учебников оказалась рядом с равенкловцем. Чувствуя, как в нем закипает злость, Эванс поднял разъяренный взгляд на перекошенную уродливой, на взгляд Гарри, ухмылкой, которую так и хотелось стереть с холеного лица мальчишки, забывая разом о том, что он хотел как-то сдерживаться и не привлекать к себе внимания.

Драко, хищно сверкнув глазами, наступил на руку равенкловца, втирая ладонь каблуком начищенной туфли в песок.

— Отвечай, когда с тобой говорят, Эванс, — сказал Малфой. Гарри почувствовал невероятное отвращение к этому мальчишке, когда ощутил те волны садистского удовольствия от унижения другого человека, исходящие от слизеринца. Вдруг, прежде чем Гарри успел что-то сказать, его внимание привлек злобно сверкавший исподлобья глазами Нотт, который, расширив лихорадочно блестящие глаза, с безумным восторгом наблюдал за разворачивающейся перед ним картиной. Но Драко, поняв, что жертва отвлеклась, с размаху ударил ногой равенкловца по лицу. — Тебе следует извиниться за то, что ты толкнул меня, ты в курсе?

Такого уже Гарри проигнорировать не мог: что-то внутри него дрогнуло от омерзения, когда мальчик понял, что он молча сносит все происходящее с ним, никак не отвечая на откровенно нетерпимые им обстоятельства. Эвансу показалось, будто ему кто-то наступил на горло — откровенно говоря, отвратительное ощущение, когда ком застывает в горле, а дышать становится тяжелее из-за затопляющей тебя ярости. Раздраженно повернув голову в сторону Малфоя, Гарри рывком поднялся и, не обращая никакого внимания на продолжавшие валяться учебники, сплюнул кровавую слюну, утирая рукавом саднящий рот — Драко разбил ему губу.

— А не много ли ты хочешь, а, Малфой? — Процедил равенкловец, стискивая кулаки и отмечая краем сознания то, как еле заметно удивленно расширились глаза Драко. По-видимому, тот не ожидал сопротивления? И, неприятно усмехнувшись, Гарри практически пропел:

— Тупая блондинка.

Эванс не очень хорошо соображал: в ушах звенит, заглушая любые попытки разума достучаться до действующего практически на голых инстинктах сознания, которое не контролировалось никакими рамками, так как те были снесены той волной темной злости, которая затопила любые здравые мысли. Будь Гарри более хладнокровным, он бы несколько раз подумал, прежде чем вообще что-то отвечать. Но, увы, спокойствие в подобных ситуациях ему было не свойственно.

Драко опасно сузил глаза и, махнув рукой Гойлу и Крэббу, которые неизменно стояли за спиной блондина, прошипел:

— Кажется, тебя следует проучить.

* * *

Гарри сидел на больничной койке в лазарете, пока медведьма обрабатывала его ссадины на руках и ногах, и смотрел ничего не выражающим взглядом на пространство перед собой. После того, как дружки Малфоя начали наступать, Эванс завязал драку и, к его чести, она закончилась ничьей: Крэбб и Гойл, несмотря на свою силу, были слишком неповоротливыми противниками для Гарри, который наловчился избегать ударов от таких идиотов практически с самого начала своего пребывания в маггловской школе, так что те быстро выбыли, а Эванс понесся на Драко, хорошенько заезжая ему кулаком в нос.

Равенкловец поморщился, когда мисс Хартбриф очень неаккуратно затянула бинт на его колене, отчего рана только сильней заболела.

Малфой был неплохо потрепанным спустя уже пару минут после начала драки и, хотя он и выглядел довольно прилизанным и избалованным, Драко оказался довольно-таки сильным мальчишкой. Помимо кучи синяков, оставшихся на теле Гарри, блондин также оставил множество ссадин, благо переломов и вывихов удалось избежать. Сам Эванс разбил аристократический нос слизеринца, оставил здоровенный синяк на скуле Малфоя и, конечно же, добавил пару болезненных точечных ударов, следы от которых, несмотря на лечение, будут ныть еще долго.

Их быстро разняли, сняв множество баллов с Равенкло и, при том, не тронув никоим образом Слизерин, обставив все так, будто факультет змей лишь пострадал от неразумных действий вспыльчивого полукровки, который плохо контролирует свой гнев. Хотя позиция преподавателя была понятна: Малфой был выходцем из старинного рода, в то время как Гарри был никем, так что преимущество первого было очевидно. Эванс понимал, что это было довольно ожидаемо, но все равно что-то внутри него неприятно скреблось.

Впрочем, мальчик был очень доволен тем, что блондин не ушел невредимым, ведь равенкловец постарался бить как можно сильней. Однако, мисс Хартбриф очень быстро вылечила Драко зельями и заклинаниями, а самого Гарри мучает перевязкой, никоим образом не желая тратить время и магию на то, чтобы как-то улучшить состояние мальчика.

— Вот и все, мистер Эванс, — сказала медведьма, напоследок дернув одну из повязок, так что брюнет раздраженно зашипел, сердито сверкнув глазами. — До свидания.

Гарри буркнул что-то в ответ, быстрым шагом уходя из лазарета. Не нравятся ему врачи в любом своем обличии: маггловском или волшебном. А теперь ему следует поспешить, ведь, помимо домашнего задания и оставшихся уроков, у него сегодня также будет отработка, которой Малфой, конечно же, избежал.

Раз уж в открытую соревноваться со слизеринцем явно глупо, то почему бы не действовать тайно? К примеру, недавно профессор Флитвик показывал, как накладывать иллюзии на предметы. Конечно, преподаватель Чар упоминал, что подобная магия подвластна далеко не всем, так как в иллюзиях необходим особый талант, но ничто не мешает Гарри хотя бы попытаться. Уж элементарные заклинания должны быть достаточно простыми и доступными, там вряд ли будет что-то архисложное.

Гарри рвано выдохнул, захлопнув лежащую перед ним на полу книгу и, спрятав своенравную палочку, которая хотя бы в этот раз его послушала, скрылся в тени одного из множества поворотов в коридорах Хогвартса, стараясь уйти как можно быстрее. Малфой, который в этот момент преспокойно общался с Милисентой Булстроуд, не заметил, как ему в спину врезался еле заметный тонкий синий луч заклинания.

Уже у подножья лестницы, ведущей в башню факультета Равенкло, Эванс позволил себе опереться рукой о стену и ненадолго присесть на холодную ступень. Это заклинание высосало из него все соки, у него темнело в глазах от пережитого напряжения, ведь первокурсникам не пристало практиковать такие сложные для них заклинания. Будь Гарри хотя бы второкурсником, такого неприятного постэффекта бы не было, но надо было все сделать прямо сейчас, так как тянуть было больше просто нельзя — месть хоть и является блюдом, подаваемом в холодном виде, но она не должна быть ледяной, ведь так приятно, когда враг осознает причину своих бед.

Встав и отряхнув мантию от пыли, заметно пошатываясь, Гарри поплелся в гостиную, моля дверь о том, чтобы она не сильно мучила его с вопросом, а пропустила за ответ на что-нибудь легкое. Ему еще предстояло в срочном порядке завтрашним утром вернуть на полки Запретной секции библиотеки талмуд, который он оттуда не без труда стащил. Все же такие любопытные и неприятные заклятия не пишутся на страницах учебных пособий. А жаль, ведь жизнь в школе стала бы в разы интересней.

* * *

Был очередной субботний день, когда ученики, сидя ранним утром в Большом Зале, лениво поглощали завтрак, пытаясь, наконец, очнуться ото сна. Желтые солнечные лучи солнца мягко освещали помещение, в котором собрались почти все студенты и преподаватели, среди которых также, естественно, были те, кто любил поспать.

Почта должна была прибыть много позже, домашней работы учителя почти не задали, потому студенты, окончательно расслабившись, тихо переговаривались друг с другом.

Гарри, сидевший за столом Равенкло в полном одиночестве — ему объявили бойкот, ведь из-за Эванса было потеряно множество баллов, что, впрочем, самого мальчика никак не трогало — также не выказывал никаких признаков особой активности и с умиротворенной улыбкой пил чай, из-под полуприкрытых ресниц наблюдая за Залом.

И вдруг раздался крик, который почти мгновенно перешел в оглушительный визг. В Зале наступила тишина, люди во все глаза смотрели на стол Слизерина, ученики за которым буквально окаменели от шока. Драко Малфой, ругаясь и отплевываясь от чего-то, отскочил от своего места как можно дальше, будто бы чего-то опасаясь или, как не без ехидства отметил Гарри, испытывая невероятное отвращение. А еще первокурсник явно паниковал.

Теодор Нотт, чисто из любопытства заглянувший в тарелку «друга», с непониманием посмотрел на Драко, который, еще сильнее побледнев, лишь помотал головой, будто бы в его завтраке было нечто крайне неприятное и несъедобное. Тем не менее, яичница с беконом оставалась яичницей, а из листьев салата не трансформировались ужасные слизни или что-то такое, потому никому из присутствующих не было ясно, что именно повлияло на обычно сдержанного в эмоциях мальчишку, который всеми своими силами пытался показать, насколько у него хорошее воспитание.

А Драко, смотря расширившимися глазами на тарелку, видел в ней лишь кучу тараканов, да пару крыльев каких-то гигантских насекомых, что явно не способствовало улучшению состояния мальчика. И в очередной раз проведя языком по внутренней стороне щеки, Малфой чувствовал лишь противную слизь да ошметки хитиновых телец.

Ужасно.

Гарри, с неприкрытым интересом наблюдавший за этой сценкой, лишь отхлебнул чаю, скрывая за чашкой подрагивающие в несформировавшейся триумфальной улыбке губы. Эванс не был уверен, что все выйдет именно так, как он планировал, ведь заклинание, которое он использовал, было далеко не простым, требовало концентрации и времени, а также личного опыта в определенной ситуации, которая иллюзорно создавалось. Но, несмотря на многие проблемы, которые возникли у равенловца, несмотря на то, что палочка Терри Бута его особо слушать не хотела, ему удалось. Гарри на собственном опыте знал, насколько неприятны и в принципе противны эти насекомые — ребята из маггловской школы постарались привнести в жизнь Эванса как можно больше «счастливого» времени — потому мальчик не без удовольствия наблюдал за мучающимся от тошноты и отвращения Малфоем, только гордость которого не позволяла тому расплакаться и отблевать противную массу прямо на месте. Сначала равенкловец думал подсунуть в завтрак Драко настоящих тараканов, но тут же возникла проблема: а как это сделать? Да и, к тому же, таким образом его бы вполне могли бы вычислить: Гарри не был уверен в том, что не оставил бы каких-нибудь следов. А это заклинание было очень и очень удобным — оно самоуничтожалось со временем, создавая впечатление, что у жертвы всего лишь были галлюцинации, а применившего заклинание было невозможно найти по остаточной магии. К тому же, что только подтолкнуло Гарри к изучению этого заклинания, Драко точно должен был догадаться, кто наслал иллюзию, но доказать бы у Малфоя это не вышло никаким образом, уж Эванс об этом позаботился. И все равно, что после произнесения формулы заклинания равенкловец почти потерял сознание от магического истощения, а от напряжения, созданного сильной концентрацией внимания, у мальчика потом болело все, что можно и нельзя. Все равно. Ведь результат превзошел все ожидания.

* * *

— Позвольте же узнать, мистер Малфой, с чего вы взяли, что вас кто-то проклял или отравил? — Выплевывая каждое слово, произнес профессор Зельеварения, стоя спиной к решительно сжимавшему кулаки Драко, который недовольным взглядом исподлобья сверлил затылок учителя, — или вы сомневаетесь в моих способностях в зельеварении?

— Но, крестный, я точно знаю, что это… — Воскликнул мальчик, но мгновенно умолк под тяжелым взглядом декана.

— Эванс, да? — иронично приподняв брови, поинтересовался Снейп, жестко усмехаясь, — ты уже говорил. И что же, по-вашему, мистер Малфой, указывает на то, что этот равенкловец, который при множестве свидетелей и пальцем лишний раз не шевельнул, виновен в чем-то? Я проверял ваш завтрак, там ничего не было. Заклинания такого уровня, которые бы могли что-то подобное сотворить, недоступны первокурсникам. Молчать! — Понизил голос мужчина, видя, что его хотят прервать. — Они недоступны потому, что первокурсник просто не может выполнить их, даже если попытается, а не потому, что у учеников нет доступа к книгам, содержащим подобные заклинания.

— Больше некому! — Прищурив глаза, взвизгнул мальчик, не замечая, что и так порядком раздраженный декан начинает заметно злиться на подобное поведение ученика, а также недоумевая, почему его крестный не хочет ему помочь. Но Снейп всегда четко разделял работу и личную жизнь, потому желание безосновательной мести Драко ему было безразлично. Это все были дурацкие детские междоусобицы, которые, как он считал, не стоили особого внимания.

— А вы не думали, мистер Малфой, — буквально прошипел зельевар, — что это могли быть, к примеру, слизеринцы? Вполне в их стиле, между прочим, — кивнув сам себе, заключил мужчина.

— Ч-что? — Недоуменно вскинул голову Драко, — с чего ты взял? Этого не может быть! — Возмущенно воскликнул он.

Профессор обернулся к слизеринцу и, прищурившись, смерил надменным взглядом мальчишку, который порой бесил не хуже гриффиндорцев. Он действительно не понимает, что его поведение становится недопустимо даже среди таких же, как он, балованных детей аристократов.

— Еще как может, — раздраженно откинув какой-то скомканный листочек в сторону, фыркнул мужчина, — или вы не заметили, с каким неудовольствием на вас в последнее время смотрят слизеринцы? Ладно еще вечные приставания вашей… «банды», — Снейп произнес это слово так, будто оно было наихудшим ругательством в мире, отчего блондину стало как-то не по себе, — к нечистокровным, что отпугивает тех от представителей родов, нуждающихся в Новой Крови, это, как надеется парочка наследников с вашего факультета, у вас пройдет с возрастом. Но драка у всех на глазах, где вы, как последний маггл, атаковали, — процедил зельевар, а после предупреждающе взмахнул рукой, пресекая на корню любые возражения, — именно вы! Влияние вашего отца и ваши деньги могут внушить окружающим многое, но представители факультета Слизерин, в отличие от стада тупых обывателей, не слепые! Несмотря ни на что, все, слышите? Абсолютно все в курсе того, кто именно зачинщик того безобразия, случившегося во внутреннем дворе две недели назад. Плюс еще множество ваших других мелких и не очень оплошностей и, поздравляю, ваш общий рейтинг в факультете упал ниже некуда!

— Т-то есть? — Чуть заикнувшись, спросил мальчик.

— То есть вы не замечали, что старшие курсы смотрят на вас с уже откровенной насмешкой и снисхождением? — Саркастически протянул декан. — Тогда мой вам совет: вспомните, что вы слизеринец!

Еще пару раз попытавшись надавить на жалость, Драко понял, что давить, в общем-то, не на что, потому, в конце концов, благоразумно покинул кабинет преподавателя, на выходе сталкиваясь с директором, который, судя по всему, как раз собирался постучаться. Кинув какие-то невнятные слова извинений, Малфой быстрым шагом направился по коридору в гостиную своего факультета.

— Хо... — удивленно, но с некой ноткой веселья, протянул Колдуэлл, переведя взгляд со спины светловолосого первокурсника на Снейпа, который, фыркнув который раз за этот вечер, скрестил руки на груди, недовольным взглядом сверля пришедшего, — и что же ты такого наговорил несчастному наследнику рода Малфой, что тот позабыл обо всех правилах этикета, которые бы следовало соблюдать в присутствии старших?

Профессор Зельеварения лишь хмыкнул, вздернув подбородок.

— Сомневаюсь, что я на что-то повлиял: знание этикета этим мальчишкой и так хромало на обе ноги и без моего вмешательства.

Колдуэлл подавил чуть не вырвавшийся из его рта смешок.

— Возможно, но стоит помнить, что он слизеринец, а те не брезгуют выслуживанием перед старшими, особенно передо мной, — мужчина криво улыбнулся, все-таки проходя внутрь.

— Эгоцентризм — не очень хорошая вещь, знаешь ли…

Директор нетерпеливо махнул рукой, прерывая Снейпа, что тому, в силу его характера, совсем не нравилось, но, впрочем, Колдуэлл имел на подобное действие полное право.

— Я пришел сюда не поговорить, Снейп, — неприятным тоном сообщил пришедший, нагло ухмыляясь, на что профессор лишь вымученно закатил глаза, не ожидая другого от невыносимого директора Хогвартса. Порой Северус скучал по Дамблдору и его вечным предложениям лимонных долек каждому встречному. Тем не менее, оба директора были крайне сильными и запоминающимися личностями, у каждого из которых была своя изюминка в поведении, которая и подкупала окружающих. Но, если Дамблдор не отключал свое обаяние почти никогда, то Колдуэлл использовал его только тогда, когда хотел, предпочитая вести себя с людьми подчеркнуто независимо, иногда даже открыто издеваясь над кем-то.

— Слушаю.

— Как ты помнишь уже через месяц в школу прибудет очередная проверка. И все бы ничего, но вместе с привычной нам компанией аристократов прибудет Сам-знаешь-кто, — насмешливо приподняв брови, бросил директор.

Мысленно «поздравив» Колдуэлла с «удачной» шуткой, Снейп лишь молча уставился на мужчину, который лично преподавателю Зельеварения не нравился вовсе. Не найдя отклика в выражении лица Северуса, Бэзил лишь хмыкнул, признавая своеобразное поражение перед хладнокровным профессором.

— Я бы не волновался, если бы не некоторые необычные… шевеления на твоем факультете, Северус, — абсолютно бесстрастным тоном сказал Колдуэлл, чем сильно задел Снейпа, ведь, хоть директор и не выказал никаких эмоций по этому поводу, каждому в преподавательском составе было известно: если Колдуэлл не выражает никаких чувств, значит он очень и очень недоволен. — Я беспокоюсь, как бы эти, с позволения сказать, недоразумения не продолжились и при приезде уважаемых нами гостей.

— Я позабочусь об этом, — сухим голосом, кивнув, ответил декан Слизерина.

— Вот и хорошо, — на лице директора вновь расползлась змеиная улыбка, которую так недолюбливал профессор. — И, кстати, я бы не сказал, что тот фокус был таким уж «слизеринским».

— Хм? — Снейп недоуменно приподнял брови, не понимая о чем речь.

Довольно ухмыльнувшись, Колдуэлл развернулся к выходу из кабинета, бросая через спину:

— Конечно, месть была исполнена очень хитро и остроумно, но слишком порывисто и несдержанно. Хотя и очень умно. Это, скорее, в стиле Равенкло.

И он ушел.

* * *

Гарри возвращался с отработки уставший и сонный. Филч заставил его перемыть половину лабиринта коридоров в подземельях без применения какой-либо, естественно, магии. Проблемы была не в том, чтобы помыть, а в том, сколько надо было вычистить. Площадь для работы была немалая, а грязь, казалось, была везде. К тому же, у Филча оказалось на редкость хорошее для старика зрение, потому отлынивать или как-то недовыполнять задание было нельзя — тот сразу замечал и, под возмущенные восклицания равенкловца, повышал количество нуждающихся в уборке квадратных метров.

Скоро был отбой, потому мальчик, не особо разбирая дорогу, плелся сразу в сторону своей гостиной, надеясь избежать каких-либо приключений по пути в спальню, что было не исключено, ведь Эванс находился в Хогвартсе — самой необычной и, пожалуй, жуткой школе, в которой Гарри вообще приходилось бывать, хотя не сказать, что опыт посещения различных учебных заведений у мальчика был очень большим.

Вдруг он остановился, так как перед ним, слегка расширив глаза от удивления, стоял директор. Тот, который Колдуэлл. Мотнув головой, мальчик растерянно посмотрел на мужчину, который, уже улыбаясь, слегка склонил голову в приветствии, что проделал и сам Гарри.

— Мистер Эванс, какая неожиданная встреча, — протянул директор, внимательно оглядывая мальчика, — с отработки возвращаешься? — не особо скрывая усмешку, поинтересовался он.

Гарри, подавляя какие-либо эмоции, лишь выдавил из себя безразличное «да, сэр».

— Скоро отбой, потому тебе следует поторопиться в гостиную своего факультета — от подземелий до башни путь неблизкий, — все также неприятно улыбаясь, сказал Колдуэлл.

Не желая как-то взаимодействовать с этим мужчиной, Эванс решил быстрей закончить этот неприятный для него разговор.

— Что ж, в таком случае, если вы позволите, я последую вашему совету, — кивнув директору вновь, уже на прощание, Гарри быстрым шагом направился по направлению к выходу, но стоило ему пройти пару шагов, как его остановила чья-то рука. Обернувшись, мальчик увидел, как и ожидалось, Колдуэлла.

— Вам следует быть более осторожным в своих действиях, мистер Эванс, — тихо сказал тот, — эмоции — не лучший советчик. Вы уже совершили пару ошибок, которые в будущем обязательно вам припомнят тем или иным образом.

Растерянно кивнув, Гарри лишь вырвал из необычно крепкой хватки руку и поспешил дальше, не особо понимая, что именно имел в виду странный директор не менее странной школы Хогвартс. Возможно, тот знал о происшествии за завтраком? Эванс не брался точно ответить на этот вопрос — слишком уж неоднозначным персонажем являлся Колдуэлл, да и Гарри слишком устал для каких-либо размышлений.

Гарри тихо сидел на завтраке и, вопреки всему и вся, спокойно кушал, хотя он не мог не понимать, что стоит ждать ответной пакости от Малфоя, ведь тот не принадлежал к людям, которые могут забыть или закрыть глаза на что-то подобное. Но Эванс искренне полагал, что мальчишка вряд ли будет сильно терпелив, потому равенкловец не ждал хорошо скрытой атаки исподтишка. Конечно, маловероятно, что Драко пойдет напролом, устраивая очередную сцену на глазах у студентов, ведь вина Гарри не была доказана, а, значит, Малфой попытается напасть — сам или же чужими руками — тогда, когда вокруг не будет лишних свидетелей. Или же он поступит проще и, как для самого Гарри, удобней: начнет мелкими подлянками портить равенкловцу жизнь. К примеру, блондин запросто может подговорить соседей Гарри по комнате на кражу домашних заданий Эванса и их последующей порче. Мелочь, конечно, но не смертельно, ведь, как только появятся первые признаки того, что его начинают доставать подобным образом, и равенкловец всего лишь предпримет все возможные средства защиты — а с подобным поведением детей он уже сталкивался, так что Гарри примерно представлял, что ему следует делать, а чего делать, наоборот, не следует ни в коем случае. А с учетом того, что Эванс принадлежит миру магическому, то и средства защиты тоже будут не самыми обычными. Мальчик не сомневался, что если хорошенько поискать в библиотеке, то можно найти какие-нибудь упоминания о заклинаниях или рунах, которые позволят сохранить вещи Гарри в относительной безопасности от поползновений однокурсников.

Хоть Гарри, как и всегда, был внешне абсолютно спокоен, внутри него зрел некий азарт, предвкушение будущего развлечения. Это противостояние обещает быть занимательным и, что немаловажно, познавательным.

* * *

На удивление мальчика, первые дни после той самой «шутки» над Драко на завтраке, настали самые обычные школьные деньки, которые медленно, но верно стягивались в одну тягучую серую массу, заставляя Гарри с нетерпением ждать момента, когда его противник совершит ответный ход.

Домашние задания, уроки — все это, несмотря на то, что оно было в прямом смысле слова волшебным, с легкой руки строгой МакГонагалл и сухого в объяснениях Снейпа, легко превращалось в простую рутину. Конечно, новизны и своей необычности для мальчика, выросшего в маггловском мире, они не теряли, но Гарри был первокурсником, для которых многие интересные вещи были недоступны по тем или иным причинам. К примеру, Эванса до жути раздражала мадам Пинс, заведующая библиотекой, хотя равенкловец по вполне понятным причинам старался не показывать этого. Эта женщина, которую нельзя уже назвать молодой, но и которая еще не стала старой, как казалось мальчику, просто с ума сошла из-за одиночества, помешавшись на своей работе. Пожалуй, Гарри не был уверен, кого именно при, допустим, пожаре стала спасать мадам Пинс: книги или детей. К тому же, она относилась к тому типу взрослых, которые предпочитают считать, что они имеют неоспоримое право решать, что именно может ребенок знать, из-за чего Эвансу периодически приходилось искать некоторые книги самостоятельно, а не пользоваться услугами заведующей, в обязанности которой входила помощь при поисках определенный изданий, а вовсе не высказывание личного мнения о том, что стоит читать одиннадцатилетнему ребенку, а от чего стоит бежать, как от огня. Некоторые книги, которыми интересовался Гарри, казались ей, видите ли, слишком умными или сложными, потому она их выдавала крайне неохотно, заранее прочитывая пятнадцатиминутную лекцию о своем личном отношении к определенным аспектам магии. Хотя бывало, что мадам Пинс и вовсе отказывалась искать книгу, «запрещая» ее читать «такому милому мальчику». Будто бы Гарри вообще было нужно ее разрешение на что-либо.

У первокурсников на самом деле не было большого количества уроков, в отличие от тех же третьекурсников, у которых, помимо основных занятий, имелись также и факультативы, за которые, впрочем, можно было воспринимать и некоторые дополнительные занятия, что посещал Гарри и некоторые другие первокурсники.

Основных предметов было семь, но те были довольно грамотно разбросаны по рабочим дням, потому студенты не особо уставали после занятий, готовые к выполнению домашних заданий. Эванс знал по рассказам матери, что раньше в Хогвартсе преподавалась Защита от Темных Искусств, но по прибытии мальчика в школу стало ясно, что этот предмет был изменен целиком и полностью, ведь, очевидно, в Магической Британии защита от темных искусств, в том понимании, в котором она раньше была, теперь не нужна. Зато теперь была Магическая Защита, на которой первокурсниками изучались самые основы магии: от контроля собственного потока, до базовых заклинаний, которые позволяли детям привыкнуть к ощущению собственной силы. Профессор Ханс обучала детей всему тому, что каждый взрослый волшебник делает не задумываясь.

Были также добавлены дополнительные занятия для учеников, которые посещались студентами по желанию. Традиции Магического Мира, Беллетристика и Углубленная Теория Магии были доступны для изучения. Гарри же выбрал Традиции и Углубленную Теорию, считая себя достаточно грамотным для того, чтобы не посещать занятия изящной словесности. Вообще, Первый дополнительный предмет считался дополнением к Истории Магии, а вот Теория предполагала сильную заинтересованность ученика в Чарах и, частично, в Трансфигурации. Эванс, по правде говоря, ожидал от Традиций Магического Мира немного большего, чем это на самом деле есть, но, к сожалению, потенциально интересный предмет был загублен манерой преподавания профессора Самберс, который вел неофициально признанную студентами самым скучным уроком Историю Магии. К счастью Гарри, базовый курс этого факультатива длился всего полгода, так что нудные два часа в неделю в пыльном кабинете скоро прекратятся. А вот Углубленную Теорию вела Вирсавия Бабблинг, которая была преподавателем Древних Рун и, что оказалось неожиданностью, когда-то пыталась получить мастерство в области Чар, но провалилась. Так что неудивительно, что эта женщина нередко разбавляла официально утвержденную Министерством программу Углубленной Теории некоторыми довольно любопытными пятнадцатиминутками, во время которых могла показывать ученикам кое-какие интересные приемы по совмещению рун и заклинаний, а однажды и вовсе отвела целый урок на обсуждение теории создания новых заклинаний, стараясь объяснить студентам основные понятия и правила, которым следуют при работе составители.

Также Эванс не мог не отметить как всегда отличившегося Нотта, который, действуя независимо от своего покровителя, подтрунивал над полукровкой на перерывах между занятиями. Впрочем, Теодор явно сдерживал себя, хотя Гарри буквально кожей чувствовал желание мальчика показать себя перед однокурсниками и, тем самым, повысить свое положение в своеобразной иерархии первокурсников. Пока слизеринец не переходил на особо личные темы или, упаси Мерлин, не применял силу, Эванс был готов не замечать того во благо себе же, так как мальчику совсем не улыбалось окончательно настроить собственный факультет против себя. Равенкловцы всегда были излишне гордыми, потому, видя, что какой-то первокурсник посмел послужить причиной снятия полусотни баллов, они не могли удержать себя от высказывания своего неудовольствия. Самого же Гарри эта самая гордыня никак не трогала, ведь он чувствовал себя прекрасно и в одиночестве, но вот иметь за спиной негативно настроенных соседей по комнате мальчик не хотел.

Тем не менее, Эвансу не пришлось долго ждать, пока Драко таки соизволит «показать зубы».

* * *

День не предвещал ничего необычного, начавшись так же, как и другие до него: утреннее солнце, неприятный скрежет маггловского будильника Терри Бута и нежелание вставать с постели. Затем ленивый завтрак, на который Гарри, как и всегда, пришел один из первых, хоть из постели Эванс всегда слезал последним. Среди блюд была привычная и уже ненавидимая доброй половиной первокурсников яичница с различимым только Гарри сладковатым привкусом.

Гарри, возвращавшийся в гостиную после Гербологии, мысленно обдумывал, с чего ему стоит начать делать домашнюю работу: со старого и злого Зельеварения или же с привычной и нудной Астрономии. Медленно шагая по коридору и не замечая других студентов, мальчик столкнулся с чьей-то массивной фигурой, вследствие чего упали оба. В нос равенкловца ударил резкий запах старой пыли и, почему-то, черного перца, отчего Гарри, вместо того, чтобы поспешно собрать упавшие вещи и удалиться, чихнул. Когда Эванс наконец сумел побороть внезапно появившуюся чихоту, он обратил внимание на мельтешащего перед ним человека, который явно спешил убраться с глаз мальчика. Через спутанные жиденькие черные волосы Гарри без какого-либо труда узнал Миллисенту Булстроуд, которая, что-то буркнув себе под нос, все-таки ушла.

Это было странно. Эванс знал, что Миллисента была одной из подпевал Малфоя, так как безмерно симпатизировала блондину, а еще она была слизеринкой, что тоже немаловажно. Ведь слизеринцы ничего не делают просто так. Конечно, Булстроуд не славилась своей ловкостью и грациозностью, но представители ее факультета обычно тщательно следят за тем, как они воспринимаются людьми, а, значит, стараются не выглядеть в обществе глупо. Столкновение умным действием не назовешь никак. Плюс еще та странная пыль…

Подозрение Гарри только увеличилось, а на краю сознания начала формироваться догадка, но тут его толкнули вновь, из-за чего только что поднявшийся мальчик чуть снова не упал.

— Смотри куда идешь, Эванс, — выплюнул Нотт, который явно чем-то был недоволен.

И вот тут Гарри не сдержался, довольно громко фыркнув.

— А то что? Заделался в защитники толстых и непричесанных? — Припоминая внешний вид Булстроуд, ехидно проговорил равенкловец. Раздражение от столкновения и от сбитой мысли, которая, как предполагал Гарри, была довольно значимой, никуда не ушло. Умом мальчик понимал, что ему стоило, как и всегда, проигнорировать нахального выскочку, но у него не было на это настроения.

Нотт, покраснев от злости, резко развернулся к Эвансу, яростно сжав кулаки, но не успел ничего сказать, как Гарри воспользовался заминкой противника и его презабавным выражением лица.

— О, Тео, ты стал интересоваться пухленькими полукровками? — Нарочно использовав сокращение имени слизеринца, ядовито улыбнулся брюнет. Притом Нотт явно плохо контролировал свое собственное лицо, потому как теперь краснели не только щеки, но и уши, и даже немного шея. И, если Гарри не показалось, сбоку от него послышались смешки. — Не ожидал от тебя такого, приятель, — весело хмыкнув, покачал головой равенкловец.

— Ты! — Зло выдохнув, прошипел Нотт, потянувшись к палочке.

Однако драке состояться было не суждено, так как по этому же коридору двигался Снейп, который, судя по всему, видел только жест Теодора.

— Даже не думайте, мистер Нотт! — схватив мальчика за руку, процедил профессор. — Отправляйтесь в гостиную, живо! — Гарри казалось или у всех слизеринцев сегодня было плохое настроение? — И вы, мистер Эванс, тоже, — полоснув острым взглядом по равенкловцу, сказал мужчина, после добавив в своей неизменной манере:

— И пять баллов с каждого!

Обычная стычка обычных студентов. И обычная же ее развязка. И все же Гарри казалось, что он о чем-то забыл.

* * *

А вспомнилось неожиданно и слишком поздно. Как раз в тот момент, когда он, шедший позади всех, собирался войти в кабинет, но, застыв на месте, упал на холодный каменный пол, не в силах и пальцем шевельнуть. Первые несколько секунд была паника, которая еще больше путала мысли и мешала четко обдумать ситуацию, а потом пришел такой привычный холодный расчет и кристальная четкость восприятия.

Гарри оставалось радоваться, что упал он так, что никто из однокурсников ничего не заметил, хотя отнюдь не теплый камень под ним не добавлял оптимизма ситуации. А еще, если судить по галдежу в кабинете Трансфигурации, можно сказать, что профессор еще не пришла, так как МакГонагалл никогда бы не позволила стоять такому шуму на уроке. Следовательно…

— Мистер Эванс! — Пораженно воскликнул обычно скупой на эмоции женский голос, чьей владелицей, без сомнения, была преподавательница Трансфигурации. — Что с вами?

Мысленно Гарри скривился и промолчал, но не потому, что постеснялся выразить свое мнение по этому поводу, а потому, что попросту не мог. У него, кажется, даже лицевые мышцы онемели. На секунду Эванса пронзил страх. Сначала ноги, потом руки, теперь лицо. Но если это затронет и внутренние органы? Гарри не хотелось думать, что бы с ним стало, если бы профессор была в кабинете, а он остался так лежать, задыхаясь из-за невозможности просто вдохнуть.

Поспешно отогнав подобные мысли, мальчик переключил внимание на суетящуюся женщину, которая, дав отмашку кому-то стоящему позади нее, заклинанием понесла его в, судя по всему, лазарет. Вот теперь Гарри не мог уже четко различать звуки, а это совсем плохо.

Сначала была просто нечувствительность тела и покалывающие ощущения на кончиках пальцев, а потом от конечностей к груди стал расползаться какой-то странный, сдавливающий холод, от которого хотелось закрыть глаза и заснуть. Все звуки смешались в один непрерываемый гул, а пространство вокруг заволокло непонятной, мутной пеленой, мысли текли невероятно медленно и лениво, из-за чего мальчик не мог даже осознать, что с ним творят.

А потом пришла тьма.

* * *

Сознание к Гарри возвращалось крайне неохотно, долгое время мальчик просто лежал непонятно на чем, не в силах даже шевельнуться лишний раз — настолько тяжелым ему казалось собственное тело. Мысли его будто бы и были, но и будто бы их не было вовсе, из-за чего ему не удавалось сконцентрироваться на чем-то, будь это даже он сам. Звуки извне вообще мальчиком не воспринимались, а свет, периодически попадающий на глаза, лишь вызывал смутное неудовольствие и желание вновь уйти в бессознательное состояние.

А потом совершенно неожиданно и пугающе громко, четко и ясно нагрянул окружающий мир.

— Очнулся-таки, — чей-то недовольный голос, кажется, женский. И в голове медленно всплыло имя: «мисс Хартбриф».

Вдруг у носа оказалось нечто очень и очень резко пахнущее, отчего Гарри показалось, будто его ударили по голове. Мгновенно чихнув, Эванс неприязненно отстранился от источника запаха, даже не открыв глаза. И все, что сейчас его интересовало, так это что, черт возьми, здесь происходит.

Распахнув слезившиеся глаза, равенкловец, в конце концов, увидел недовольно поджимающую губы медведьму, которая сжимала в руках странный флакон с неопознанной жидкостью, из-за чьего запаха он, видимо, и пришел окончательно в себя.

— Маггловский, но весьма действенный способ, — прокомментировала женщина, отворачиваясь от полулежащего на жесткой кушетке мальчика.

Когда Эвансу все-таки удалось собрать мысли в кулак и осмыслить происходящее, он, раздраженно вздохнув и передернув плечами, приготовился задавать абсолютно типичные вопросы, которые бы задал любой другой на его месте, но на которые мисс Хартбриф, несмотря ни на что, не любила отвечать.

— Что со мной произошло? — Банальный вопрос номер один.

— Вы упали в обморок, мистер Эванс, — чуть ли не закатывая глаза, сухо ответила женщина.

Гарри просто не мог не приподнять в раздражении брови. И все? Он и так знает, что был в бессознательном состоянии. Но он также отчетливо помнит, что не мог даже пальцем шевельнуть за пару минут до потери связи с реальностью.

— Я помню, что у меня было парализовано тело, — как бы намекая, дополняет Эванс, ожидая того, что медведьма таки соизволит прояснить ситуацию.

Мисс Хартбриф лишь в ответ уперлась взглядом в недовольного мальчишку и, будто бы предупреждая, прищурила глаза.

— Вам показалось, — просто обронила она.

Гарри опешил. Он абсолютно точно помнит ту странную тяжесть в конечностях. Это не могло ему привидеться. Он никогда ранее не ощущал чего-то подобного, значит, присниться ему это не могло. Тем более, должна была быть причина, почему он упал в обморок, хотя и чувствовал себя просто прекрасно перед случившимся.

Равенкловец нахмурился, когда медведьма, фыркнув что-то про надоедливых детей и их глупые фантазии, ушла. Странно. Что же не так в этой ситуации? Не может же быть, чтобы даже такое происшествие замяли! Гарри слегка мотнул головой. Или может? Вдруг мальчик вспомнил тот случай с изнасилованием хаффлпаффки. Никому не было известно про то, что же сотворила с несчастной Берк, но ведь мисс Хартбриф определенно точно осматривала Фиоре, ведь она является школьной медведьмой, все пострадавшие студенты попадают к ней, так что абсолютной тайной произошедшее не являлось, просто не могло являться.

Гарри не мог понять, почему же его случай утаивают от него же и, естественно, от остальных учеников. По версии мисс Хартбриф, он просто упал в обморок, то есть с ним не случилось ничего опасного. Возможно, что таким образом стараются сохранить чистой репутацию Малфоя, но ведь очевидной личность виновника является только для Эванса, так как другие студенты или преподаватели попросту не в курсе продолжающегося конфликта.

Мальчик, окончательно запутавшись, лишь раздраженно фыркнул и, тряхнув головой, уперся взглядом в свои худые и чересчур бледные руки. Все эти прятки чистокровных трусов и зажравшихся на взятках взрослых ясны, но как бы они объяснили смерть Эванса, которая вполне могла бы состояться?

«Хотя, это как-раз-таки просто», — жестко усмехнувшись, подумал Гарри, — «всего лишь положить на лапу нужным людям и все — проблемы решены. Уж там кто-то выдумает сколько-нибудь правдоподобную ложь, которая будет объявлена».

Прищурив глаза, равенкловец, переведя взгляд на закат за окном, лишь поправил прядь его ставших слишком длинными волос.

Итак, Драко свой ход сделал, и Гарри, конечно же, не может не ответить на столь любезный знак внимания к его ничтожной персоне.

* * *

В последующие после выписки Эванса дни студенты школы уже не особо удивлялись, если с Гарри или с Драко что-то происходило: забавное или не очень. Конечно, эти своеобразные «шутки» не были травматичными, по крайней мере, шутки равенкловца точно, но периодически тот или другой мальчик оказывался в лазарете по той или иной причине.

В тот же день, когда Гарри вновь влился в учебный процесс, Малфой совершенно «случайно» упал на уроке Зельеварения, уронив добрую половину ингредиентов, которые он нес в руках, прямо в свой котел, устроив небольшой гейзер неприятно пахнущей рыжей жижи, оказавшейся на ближайших к парте Драко слизеринках. Такие поистине разрушительные последствия произошли только потому, что шнурки ботинок Малфоя каким-то неясным образом оказались связаны, затрудняя движение мальчика. При этом Эванс был тут, в общем-то, ни при чем, правда он, за пару минут до этой неприятности, подозрительно неудачно двинул рукой, уронив под стол палочку и, соответственно, полез ее доставать, пока Снейп не видел. Но это просто подробности, которые многие сочли недостойными своего внимания.

После своеобразной мести Гарри Драко не заставил себя долго ждать, подложив в портфель Эванса Матершинное перо, вместо обычного, из-за чего на уроке МакГонагалл равенкловец получил отработку, правда всего одну, за употребление непечатных слов в конспекте, который проверялся профессором в конце урока.

И таким образом началась череда веселых дней в Хогвартсе, когда для учеников нашлось развлечение, отличное от хоть и нередких, но и недостаточно частых шуток близнецов Уизли. То у Драко из портфеля выпрыгнет пикси, унося с собой в неведомые пыльные дали шкафов и углов школы домашнюю работу блондина по Чарам; то место Гарри на завтраке окажется намазано клеем, а то никогда не боявшийся толпы Малфой начнет заикаться перед Паркинсон, отчаянно краснея невесть от чего, ведь та странная липкость поверхности парты Драко в кабинете Истории Магии ничего не значила.

Правда, было пару случаев, когда однокурсникам Драко и Гарри было не до «ха-ха». Мертвая освежеванная змея на подушке в спальне слизеринца и скользкие и меняющие свое направление лестницы Хогвартса были не очень-то веселыми шутками. Да и ведро с помоями, которые впоследствии оказались на голове Драко и его подпевал, было не очень милым «подарком», впрочем, как и несводимый в течение трех дней огромный фурункул на лбу Гарри.

Однако это было пока еще довольно безобидно.

* * *

— Кто бы знал, как мне надоели эти проверки, — проворчал Джеймс Поттер, следуя вместе с Александром Ноттом и Люциусом Малфоем за МакГонагалл, которая все время чему-то недовольно хмурилась. На самом же деле Минерва втайне надеялась, что Эванс и Малфой-младший, которые в последние дни стали обмениваться особо неприятными «любезностями», хоть немного приуменьшили свой пыл на момент пребывания в школе посетителей.

— Поверь, Джеймс, нам совсем не интересны твои проблемы, — холодно обрезал надоедливое бормотание наследника Поттеров Нотт. — Поэтому тебе лучше заткнуться. К тому же… — Александр скосил взгляд за спину, где шел высокий черноволосый мужчина, который ничего не выражающим взглядом осматривал встречающиеся на их пути картины. — С нами Лорд, если ты не заметил.

— Тихо, — сказал Люциус Малфой, остановившись. — Мы пришли.

— Белые ночи, — четко выговорила пароль профессор МакГонагалл, рассеянно наблюдая за отодвигающейся с пути горгульей. Женщина вошла в кабинет, жестом показывая, чтобы мужчины вошли следом за ней. — Директор Колдуэлл, прибыли Люциус Малфой, Александр Нотт, Джеймс Поттер и Темный Лорд.

Бэзил Колдуэлл тут же поднялся из-за рабочего стола, кивком головы отпуская Минерву, и предложил гостям занять кресла перед ним.

— Итак, господа, — начал он, когда мужчины расселись. — Я, пожалуй, начну сразу по делу. Никаких особых изменений среди учеников за эти полгода не произошло. Старшекурсники, в основном, сидят ниже травы и ведут себя тише воды. Хотя к Джорджу и Фреду Уизли это не относится, как, впрочем, и всегда. С сентября их в принципе не удается поймать, хотя у шуток явно виден их почерк. — Директор взял в руки какие-то бумаги и что-то бегло в них просмотрел. — Неприятный инциденты были, но не слишком значительные, чтобы обращать на них какое-либо внимание. — Усмехнувшись, сказал Колдуэлл. Люциус еле слышно вздохнул, прекрасно слышав от Северуса некоторые подробности о школьной жизни своего сына. — А теперь традиционный рейтинг первокурсников… — Директор вытащил из одной из папок тонкий лист со списком имен и разными пометками. — Среди самых успевающих учеников отмечены два равенкловца, Гарри Эванс и Энтони Голдстейн, после них идет гриффиндорка Гермиона Грейнджер…

— Скажите, а на каком месте в этом списке Драко? — Мягко перебил Колдуэлла Люциус Малфой. Все дружно проигнорировали странно вздрогнувшего на фамилии «Эванс» Поттера.

— Хм… — Мужчина пробежал взглядом по списку. — На двадцать седьмом. — Светловолосый мужчина еле слышно скрипнул зубами.

— А Теодор? — Поинтересовался другой гость.

— На двенадцатом. — Нотт удовлетворенно кивнул, такой результат был вполне приемлем.

— Итак, среди пользующихся наибольшим уважением первокурсников находятся… слизеринец Блейз Забини и хаффлпаффка Сьюзен Боунс. Опережая ваши вопросы, — мужчина усмехнулся. — Драко Малфой находится на седьмом месте, а Теодор Нотт на восьмом.

После этого последовал монотонный доклад о прошедших событиях в школе, об успешности определенных изменений в школьной программе, о необходимых суммах для содержания школы и прочего.

— Поттер, ты чего это так нервничал из-за этого… как там его… Эванса? — Фыркнул Нотт, когда Колдуэлл ненадолго отлучился из кабинета по каким-то школьным причинам. Кажется, близнецы снова что-то натворили, так что срочно требовалось присутствие директора.

— Ничего я не нервничал! — Тут же вскинулся Джеймс, злым взглядом обжигая соседа.

— Гарри Эванс… — Задумчиво пробормотал Люциус. — Эванс… Знакомая фамилия… — Глаза Малфоя удивленно расширились. — Эванс! Конечно же! — Джеймс Поттер напрягся. — Это же девичья фамилия той магглорожденной, которую ты бросил! — Воскликнул блондин. — И бросил ты ее вместе с сыном, твоим первенцем, судя по всему.

— Я не бросал ее! — Возмутился брюнет. — К тому же, не было доказано, что Гарри именно мой сын! А то кто этих грязнокровок знает.

Джеймс Поттер замер на месте, встретив взгляд красных глаз Темного Лорда, который задумчиво посмотрел на него. Брюнету тут же стало не по себе, он тихо что-то промямлил и откинулся на спинку кресла.

Кто-то кашлянул у дверного проема, привлекая внимание. Это оказался, вполне ожидаемо, директор Колдуэлл.

— Что ж, думаю, мы можем приступать к осмотру школы.

Гарри, как и все представители факультета Равенкло, сейчас сидел в гостиной, слушая, судя по реакции старшекурсников, традиционную лекцию, случавшуюся каждые полгода, о необходимости хорошего поведения студентов во время тех самых таинственных проверок, о которых Эванс уже слышал ранее от иных учеников. Профессор Флитвик распалялся на тему того, что, хоть он и очень любит и уважает их, но им все же стоит чуточку приумерить свой пыл и оригинальность, дабы не вызывать никаких проблем у уважаемого директора и его гостей. Сам первокурсник слушал в пол уха, так как у него была иная тема для обдумывания: его ход. Драко свой уже сделал, организовав настоящую акцию по отправке Гарри Эвансу вопиллеров, которые, придя все в один и тот же понедельник, подняли очень и очень много шума. Благо примерно на пятом вопиллере профессор Снейп не выдержал того издевательства над ушами несчастных присутствующих на завтраке и сжег неприятные и для него, и для Гарри письма. Что же Эвансу стоит сделать в ответ на такую неприятность, чтобы разбить противника в пух и прах? Ведь даже змея не подействовала на того особо.

— …помните, что в составе гостей прибудут такие личности, как Люциус Малфой… — самозабвенно вещал Флитвик, даже не особо следя за тем, какой процент студентов его слушает.

Гарри заинтересованно приподнял голову, когда услышал подозрительно знакомую фамилию, — «Малфой? Хм…» — постучав пальцем по губам, мальчик улыбнулся чему-то своему.

— …андр Нотт и Джеймс Поттер, — заметно выделяя букву «р» в словах, как это делают все гоблины, проговорил профессор. Эванс не мог не дернуться, услышав имя своего биологического отца. Честно говоря, Гарри вообще не хотелось как-то называть этого… с позволения сказать, человека, но данное выражение он счел максимально нейтральным и корректным в использовании в повседневной речи, ведь другие варианты, которые совершенно точно были менее приемлемы, вслух не следовало употреблять — кто знает, что люди могут о нем подумать, если равенкловец будет употреблять подобные слова на публике?

Слегка качнув головой и слабо усмехнувшись, Гарри прикрыл глаза, все так же не очень внимательно слушая речь преподавателя Чар.

Возможно, ему стоит поприветствовать Джеймса? Если так, то сделать это следует в более-менее уединенной обстановке, ведь мальчику определенно не хотелось привлекать к себе внимание своим происхождением. Пусть все и так знают, что он полукровка, но ему вовсе не хочется заиметь на свою голову интересующихся первенцем Поттеров, пусть и бастардом. Уж значение в обществе и тех, и других волшебников, спасибо факультативам Традиций Магического Мира, он знал.

— Вот, вроде, и все, — кажется, декан подводил свою речь к концу. — А, еще одно… Вместе с уже знакомой вам троицей аристократов прибудет также одна… хм, личность. Том Марволо Риддл. Он их хороший друг. Вот теперь точно все, — хлопнув в ладоши, заключил полугоблин.

И сразу же старшие курсы стали расходиться, так как они не были заинтересованы в уже привычных им посещениях, а вот первокурсники, кроме Гарри, стали активно обсуждать необычную новость. Конечно, совсем уж новой она не была, так как так или иначе каждый в школе слышал об этих самых проверках, которые проходят каждые полгода, но никто из новеньких ничего, в принципе, о них знать не мог. Эванс мог точно предсказать наличие некоторых полукровок или магглорожденных, которые постараются выделиться на фоне остальных однокурсников, ведь в школу с визитом наведываются далеко не последние в стране люди, а, значит, у тех будет призрачная возможность получить своеобразное покровительство. Хотя сам Гарри считал подобные надежды глупостью невероятной, ибо такие люди, как их гости, уже имеют все, что им надо. Вот если бы те были близкими «друзьями» их сыночков и доченек, то это уже другое дело. Мальчик не раз слышал сплетни от некоторых старшекурсниц, слишком неосторожно болтающих в общественных местах, что парочка полукровок, сблизившись с наследниками достаточно влиятельных родов, получили немалую помощь в начинаниях: и финансовую, и связи с нужными людьми, конечно же. Кто-то даже умудрился выскочить замуж или жениться на ком-то из достаточно обеспеченных родов.

Поймав на себе пару неуверенных взглядов от однокурсников, Гарри, мягко улыбаясь, пошел на обед, который как раз должен был начаться. Гости, судя по всему, прибыли сразу с началом занятий у студентов, чтобы успеть осмотреть школу в то время, когда по ней никто не бродит и не бегает.

Эванс чуть опустил голову, медленным шагом направляясь в Большой Зал. Он не собирался ни перед кем выслуживаться и не будет никогда! Он собирался сделать все своими силами, без обходных путей, вроде тех же полезных знакомств и прочего.

* * *

Судя по всему, пока деканы на собрании факультетов рассказывали прописные истины, к столам преподавателей добавили стол для визитеров, который на данный момент, естественно, был занят. Гарри был далеко не первым, кто пришел в Большой Зал, но количество студентов относительно свободного пространства было довольно мало, потому пара учеников чисто машинально обратила на него внимание. С безразличной миной на лице, Эванс невозмутимо сел за стол Равенкло, на котором тут же появилась тарелка с обедом — вполне обычное явление для Хогвартса.

Как Гарри и предсказывал, среди школьников нашлись те, кто выглядел по-странному привлекательным в этот день. Кажется, какая-то пятикурсница с Гриффиндора постоянно нервно поправляла свою прическу, а наивный третьекурсник с Хаффлпафа одергивал рукава мантии, каждый раз стараясь незаметно осмотреть свою внешность, которая выглядела слишком неестественной и прилизанной, на предмет каких-то деталей, выбивающихся из общего образа.

Размеренно поглощая суп, Эванс незаметно для окружающих скосил глаза на незнакомых ему людей, сидящих за столом для гостей. Среди них всех ярко выделялся своими длинными платиновыми волосами статный мужчина лет сорока, на которого было достаточно посмотреть, чтобы вынести вердикт: «Малфой». Гарри был уверен, что для того, чтобы безошибочно определить представителя этого рода, достаточно было всего лишь увидеть одного из них и осознать, к какой семье тот принадлежит. Мужчина держался с невероятным достоинством и гордостью, так что казалось, будто это не он приехал в школу в качестве гостя, а школа приехала к нему, а он сделал ей великое одолжение, приняв ее у себя, хотя, конечно, это было просто воображение Гарри. Впрочем, Люциус Малфой — Гарри казалось, что этого мужчину звали так — был, конечно, самым ярким, но и другие посетители школы тоже не были серыми мышами. К примеру, тот мужчина, который на данный момент лениво перебрасывался фразами с Малфоем-старшим, скорее всего был тем самым Ноттом, так как у того было родимое пятно у виска, абсолютно идентичное тому, которое было у Теодора Нотта, а быть простым совпадением это не могло. Следующий возле Нотта сидел… Джеймс Поттер собственной персоной. Мужчина чувствовал себя явно неловко, он почему-то нервничал, постоянно озирался по сторонам, будто бы ожидая неожиданной атаки. Гарри подавил смешок. Неужели его биологический отец так себя ведет из-за него? Эвансу бы очень хотелось в это верить. А рядом с Люциусом Малфоем сидел неизвестный Гарри человек, которым, судя по всему, и являлся тот самый Том Марволо Риддл, о котором предупреждал профессор Флитвик. Этот человек выглядел достаточно привлекательно, как и, впрочем, остальные прибывшие, за исключением постоянно дергавшегося от любого шороха Джеймса. Только вот хоть и лицо мужчины выглядело достаточно доброжелательно и умиротворенно, все равно Гарри не мог не напрячься, когда случайно поймал взгляд Риддла — в этом взгляде чувствовалась какая-то необычная, опасная жестокость и нечто очень странно и смутно знакомое.

Гарри передернул плечами, с трудом заставив себя оторвать взгляд от стола гостей и обратить внимание на тарелку с недоеденным супом. Сейчас мальчик чувствовал себя слишком непривычно, будто бы он в чем-то провинился… как нашкодивший ребенок, со стыдом смотрящий в ближайшую поверхность, когда его отчитывают. Слегка скривившись от подобных ассоциаций, Эванс перевел взгляд на столы других факультетов, которые уже успели стать полностью занятыми учениками — пока Гарри разглядывал гостей, студенты уже успели рассесться по своим местам. Столкнувшись взглядами с Драко, равенкловец не смог удержать ухмылку, что, несомненно, заставило блондина напрячься. Но нет, Гарри не собирается устраивать шутку сейчас или даже завтра. Позже, это будет позже и, скорее всего, добьет противника.

Эванс приподнял голову, с легкой ленцой оглядывая учеников, сидящих за столом Равенкло. Представители его факультета тихо, как и всегда, переговаривались, в отличие от тех же гриффиндорцев, за столом факультета которых сейчас стоял гул из голосов. О, вот и вскрик из-за стола ало-золотого факультета: кажется, близнецы Уизли на ком-то испытали одно из своих изобретений.

Задумчиво помешав суп в тарелке еще пару мгновений, мальчик, выдохнув, поднялся из-за стола, покидая помещение под несколько удивленных взглядов равенкловцев. Он был уже не голоден, но ему очень резко захотелось подышать воздухом во внутреннем дворе. Большой Зал просто показался неожиданно душным и маленьким, появилось желание просто покинуть место, переполненное людьми с их беспорядочно сменяющимися эмоциями. Гарри буквально осязал нетерпение и волнение, идущее со всех сторон. Потому, когда он, наконец, смог покинуть зал, у него будто гора с плеч свалилась — настолько ему полегчало. Вообще, при других обстоятельствах, происходящее на обеде заставило бы его сильно раздражиться, но сегодня у мальчика было на удивление прекрасное настроение, и ему однозначно не хотелось его портить.

Когда мальчик все же вышел на улицу, ему стало во много раз лучше, но нельзя сказать, от уединенности ли это или от свежего воздуха. Гарри поспешил занять одну из скамеек, которую он всегда оккупировал, когда имел возможность, так как она всегда была скрыта в тени, а с нее можно было легко увидеть весь внутренний двор целиком. Следующим уроком у него была Магическая Защита, на которой, вероятно, будет практика, потому Эванс, решив подготовиться, достал палочку и начал повторять давно заученные им до автоматизма движения палочкой, которые, если их сочетать вместе со словами заклинания, дадут красную сигнальную вспышку.

Люциус Малфой… Даже не встречав этого человека, о нем можно было узнать множество интересных слухов. Чистокровный аристократ, очень сильный волшебник, в прошлом принадлежал к ныне расформированным Упивающимся Смертью, даже входил во Внутренний Круг, а, значит, был приближен к самому Темному Лорду Волдеморту. В обществе он чувствует себя как рыба в воде, лавировать в разговоре даже на самые опасные и скользкие темы для него развлечение, во времена становления Магической Британии на ноги после затяжной войны выступал в роли дипломата, причем, весьма успешно. И это только то, что достоверно точно известно, а ведь в обществе распространялось невероятное количество различных небылиц, хотя оно и не удивительно — какого человека, крутящегося в политике, обойдет такая напасть, как злоязычные болтуны? И пусть из этих историй может быть извлечена крупица правды — а она всегда есть в сплетнях, кто бы что не говорил — это была бы пустая трата времени, ведь на данный момент деятельность Люциуса Малфоя не очень-то волнует Гарри. Его больше волнует или, точнее будет уже сказать, волновало отношения мужчины с семьей, а, конкретно, с Драко. Невооруженным глазом равенкловец видел, насколько приосанился наследник Малфой, когда его спросили об отце. Да что там, слепое уважение к отцу и даже некий фанатизм, с которым мальчик обсуждал Люциуса, было несколько пугающим. Драко во всем, по-видимому, старался походить на отца, ведь недаром тот странный жест рукой, который проделал слизеринец при одном из споров с Эвансом, так странно смотрелся в исполнении мальчишки, но так естественен был для Люциуса, который в тот момент сидел за столом.

Гарри убрал палочку после того, как он, в конце концов, проговорил заклинание, выпуская в небо тем самым слепяще-яркую красную искру, которая, поднявшись высоко-высоко, взорвалась небольшим фейрверком и рассыпалась на множество постепенно угасших в полете огоньков.

Мальчик задумчиво посмотрел в небо, размышляя о небольшой пыльной книжке в библиотеке, которая рассказывала о шитье и применимых в нем волшебных фокусах, способных ускорить тот или иной процесс создания или починки одежды. Эванс находил бытовые заклинания чем-то очень практичным и многофункциональным, особенно если им находить необычное применение. А на болезненно сильном желании Драко показать себя перед отцом можно неплохо сыграть.

* * *

Урок Магической Защиты, по большей своей части, был своеобразным отдыхом для студентов от нудной Истории или мудреной Трансфигурации. Профессор Ханс была во всех планах исключительно приятной зрелой женщиной, которая хоть и имела ряд своих недостатков, но очень любила детей, из-за чего, кстати, пошла работать учителем, а не аврором. Где, по слухам, она могла добиться определенных высот.

Гарри про себя тихо посмеивался над сверкающим от самодовольства Драко, чьим отцом восхищались многие желающие подлизаться к наследнику рода Малфой. Не сказать, чтобы слизеринец не понимал истинные намерения этих студентов, но он не считал лишним покупаться в, хоть и довольно грубой, но лести.

Сейчас профессор Ханс выглядела более строго, нежели всегда, ведь ее урок решили посетить одни из прибывших в Хогвартс волшебников. Александр Нотт — да, Гарри все же узнал, как зовут отца Тео — и Джеймс Поттер собирались присутствовать на уроке, дабы пронаблюдать за манерой преподавания, а также проследить за тем, чтобы учитель не имела среди первокурсников явных любимчиков, ведь, как оказалось, за открытый фаворитизм к какому-то определенному ученику профессорам вполне могло попасть от самого директора. Конечно, Гарри понимал, что никаких фаворитов среди учеников нет — в любимчиках у многих, но не у всех, учителей были деньги. Уж личной привязанности к студентам те самые любители наживы не испытывали точно.

— Здравствуйте, ребята, — сдержанно улыбаясь, поздоровалась со студентами вошедшая в класс с началом урока учитель.

Все первокурсники, находящиеся в помещении, встали и, кивнув головой, поздоровались в ответ. Женщина дала отмашку, чтобы дети вновь сели по местам. За всем этим представлением наблюдали два человека, сидящие за специально доставленной партой в конце кабинета. Вообще, профессор обычно не сильно заботилась о дисциплине, но визит людей из Попечительского Совета обязывал ее вести себя подобным образом.

— Итак, сегодня мы будем разбирать тему магических накопителей. Мы узнаем о том, что же из себя они представляют, зачем они нужны и, конечно же, в конце урока вы попробуете поместить небольшое количество своей магии в учебный накопитель, а потом обратно ее поглотить, — однако, несмотря на устав и прочее, женщина не изменяла своему стилю речи на уроке, рассказывая все уверенным, мягким голосом.

Положив голову на ладонь, Эванс с интересом скосил глаза на сидящего буквально позади него Джеймса Поттера. Гарри на каждом занятии всегда занимал последнюю парту посередине и это, судя по всему, позволит ему, если он напряжет свой слух, подслушать разговор взрослых магов, хотя те, конечно же, могут применить заклятие, ограждающее их от любителей погреть уши. Вообще, Эванс был довольно любопытствующим ребенком, а потому желание к столь, по теории, нехорошей вещи, как подслушивание, было вполне нормальным для него. Тем более, а вдруг ему удастся узнать что-то полезное? Никогда не знаешь, что именно сможешь выловить из чужого разговора. Тем не менее, мальчик, несмотря на свой интерес к чужим делам, не собирался игнорировать урок.

— Ну что ж, давайте-ка мы вспомним, что говорилось по поводу магических накопителей в трудах Юлия Брукстома. Мисс Гринграсс?

— Да, профессор. Магические накопители являются одной из разновидностей артефактов, применяются, как следует из названия, для накопления магии. Они хранят то, что в них вкладывает хозяин, — просто и кратко изложила твердая хорошистка. Слизеринка никогда не стремилась к абсолютно отличным оценкам, но опускаться ниже Выше Ожидаемого считала оскорбительным для себя.

— Верно, это то, что вы могли прочесть в рекомендованной литературе, — кивнула профессор Ханс, — но вам следует обратить внимание на то, что магические накопители бывают разных видов. Но, так как вы могли просто не знать этого, я вам расскажу. На самом деле, эти артефакты могут не только хранить магию, отданную им хозяином, как нам любезно сообщила мисс Гринграсс, — сидя за столом, говорила женщина, тем временем заставляя мелок на доске писать требующие внимания учеников вещи, — такие артефакты являются самым простым типом накопителей. Существуют также накопители, которые настраивают на поглощение магии, рассеянной в окружающем пространстве. Те также имеют свои разновидности, но о них вы можете прочитать в параграфе четырнадцать вашего учебника. А теперь мне может кто-нибудь назвать магический накопитель, который определенно точно имеет каждый из нас?

В классе наступила тишина, было слышно только как скрипнула зубами отличница-Патил. Гарри справедливо считал вопрос элементарным, ведь стоило лишь вспомнить определение магического накопителя. То, где хранят магию или то, что ее хранит. Ошибкой же студентов являлось то, что они пытались судорожно вспомнить, есть ли у них какой-то предмет, который хранит магию и, что тоже важно для ответа на заданный вопрос, есть ли этот предмет у каждого.

В воздух неуверенно поднялась рука. Падма решила попытать счастья, ведь, судя по ее лицу, она была очень неуверенна в ответе.

— Это… палочка, профессор? — Скорее спросила, нежели ответила девочка. Гарри, не сдержавшись, прыснул со смеху, мгновенно привлекая к себе внимание каждого в классе.

— Мисс Патил, как вы можете говорить такое?! — Искренне была возмущена подобным предположением учительница. — Мы разбирали вопрос о палочках на одном из первых уроков и, как ясно мы тогда заметили, палочка не хранит вашу магию, а проводит ее! Она — проводник! Но, — тут женщина скосила взгляд на Гарри, который уже мысленно пожалел о своей несдержанности, ведь привлечение внимания не входило в его планы, — кажется, мистер Эванс знает ответ на мой вопрос, не так ли, мистер Эванс?

Как и ожидалось.

— Это тело, мэм, — просто пожав плечами, коротко выдал мальчик, даже на секунду не показав, что он как-то затруднялся с ответом. Зеленые глаза насмешливо посмотрели на вспыхнувшую Падму, — а не палочка.

По лицу профессора можно было сказать, что ей немного жаль от того, что она не могла как-то наказать мальчика, ведь тот, по сути, знал все, что требовалось и, по теории, не нарушал порядка. К тому же, учитель не бралась сказать, как сама бы поступила, будь она одиннадцатилетней девочкой, которая знала бы этот предмет на зубок.

— Верно, мистер Эванс, — решив, что отсутствие награждения баллами за ответ сослужит достаточным наказанием, удовлетворенно кивнула преподавательница. — Магия есть везде, даже в магглах, если уж на то пошло, хотя ее там только необходимое для поддержания жизни количество, это вам я также объясняла. Мы, волшебники, не вырабатываем магию одновременно с произношением заклинания или чего-то подобного, мы ее храним в себе. Но, говоря начистоту, наше тело хоть и является магическим накопителем, но не является артефактом, как все искусственно созданные накопители, верно? Дело в том, что наш магический резерв больше привязан к нашей душе и воле или духу, что одно и то же, нежели к плоти. Хотя, если вы заинтересуетесь подобным, существует специальный ритуал, позволяющий превратить ваше тело в артефакт-накопитель и таким образом расширить ваш запас магии, но не суть…

— О, кажется это тот самый Эванс, при упоминании которого ты так обеспокоился, Джейми? — Прозвучал насмешливый вопрос за спиной мальчика, который с заметным трудом удержал себя от того, чтобы заинтересованно повернуться к говорившему Нотту — а это был он, ведь уж голос Джеймса Поттера Гарри не спутал бы ни с чьим даже через тысячу лет.

— Я не беспокоился, — раздраженно процедил биологический отец равенкловца чуть более громким тоном, чем следовало бы.

— О, Джейми, не стесняйся. Ты выглядел испуганным, когда Бэзил упомянул этого мальчика… — буквально пропел Александр, поддразнивая соседа.

— Что такого странного в том, чтобы бояться монстра? — Скорее для себя, нежели для других, сказал Поттер, тем самым что-то задевая в Гарри, отчего мальчик не мог не вздрогнуть.

— Хо, какой ты жестокий, — ехидство из голоса Нотта никуда не исчезло, наоборот, его стало в разы больше, — кажется, твой сынок тебя услышал…

— Профессор? — У Гарри возник вопрос, потому он поднял руку, как того требовали правила поведения на уроке. По правде говоря, мальчик был непонятно почему взбешен, ему казалось, что он уже давно перестал реагировать на оскорбления отца, но тут что-то в нем будто бы отмерло во второй раз. Видимо, он успел отвыкнуть от подобного отношения.

— Да, мистер Эванс?

— Вот вы говорите, что все вокруг содержит в себе магию в том или ином количестве, так? — На уточнение женщина кивнула, подтверждая мысль мальчика. — Тогда получается, что на магии стоит жизнь. Если ее нет, то и жизни, собственно, тоже?

— Да, мистер Эванс, — вновь кивнула профессор Ханс, не совсем понимая, куда клонит равенклвоец.

— А возможно ли создание артефакта, который бы, к примеру, был опасен для мира? То есть такого накопителя, который бы, имея некое подобие разума, испытывал бы своеобразный постоянный голод магии, потому бы поглощал ее безостановочно, даже уничтожая свое окружение, но сохраняя ее внутри себя для использования хозяином?

Кажется, преподовательница Магической Защиты, да и другие первокурсники, были удивлены подобным вопросом.

— Кхм, теоретически, возможно. Правда, такой артефакт создается не из чего-то уже существующего, к примеру, кристалла, а он… выращивается, если можно так сказать, — немного нервно ответила Розалия Ханс. — Такие накопители поглощают столь много магии, что, если использовать их резерв вместе со своим, возможно стереть одним заклинанием целый городок. И это самый безобидный масштаб, ибо для меньших последствий обычно обходятся либо своими силами, либо стандартными накопителями.

— Ясно, благодарю за пояснение, — кивнул Гарри.

— А позволите ли встречный вопрос, мистер Эванс? — Скорее не спрашивала разрешение, а просто констатировала факт профессор Ханс. — К чему подобный интерес?

На лице равенкловца расцвела непривычная для того яркая улыбка.

— О, просто любопытство, — пояснил Эванс, — в голове всего лишь возникла цепочка ассоциаций, потому у меня появился вопрос о том, возможно ли уничтожение… чего-то, — будто бы запнувшись, сказал он, мысленно поправляя себя «или кого-то», — для получения магической силы.

— Вот как…

Ненароком впившись взглядом в глаза Джеймса Поттера, который сидел позади него, Гарри мило улыбнулся, из-за чего у мужчины пробежались мурашки по спине — настолько красноречивым этот взгляд был.

— А у тебя забавный сын, Поттер, как ты мог прятать такое чудо? — Восторженным шепотом поинтересовался у замершего в непонятном ступоре соседа Нотт.

* * *

После урока у Гарри было всего тридцать минут на подготовку к контрольной по Трансфигурации, которая будет как раз на следующем занятии. МакГонагалл была задета тем, что кроме Эванса и Дафны Гринграсс в прошлый раз никто не написал эссе сам, а вот списывать, как вследствие этого инцидента выяснилось, никто не умел, ибо тупое скатывание готового материала списыванием не назвать, скорее уж просто переписыванием. Вообще, Трансфигурация была довольно интересным предметом, Гарри ее искренне любил, но вот уроки чистой теории он столь же искренне ненавидел. Он, конечно, прекрасно понимал формулы, но то, насколько скучными и медленными, нагоняющими сон уроки были, было ужасно. В каком-то смысле Трансфигурация была легким предметом, полегче Зельеварения так уж точно, хотя это было лично мнение Гарри, ведь многие студенты в Хогвартсе считали эти два предмета самыми сложными. Это мнение, по правде говоря, формировалось не только из-за большого количества информации для зубрежки, сколько из-за манеры преподавания МакГонагалл и Снейпа. Некоторые ученики даже считали, что эти профессора каким-то мистическим образом имеют общих родственников — у тех была какая-то странная, подозрительно одинаковая манера говорить… Точно сказать, что именно было в них не так, было сложно, но это что-то абсолютно точно было.

Мальчик решил для начала прийти к кабинету, чтобы уже там в относительно спокойной обстановке открыть конспект и, если понадобиться, учебник. Гарри всегда не очень хорошо писал конспекты, потому как он был не очень хорош в отсеивании лишней информации в учебнике, ведь те, по мнению равенкловца, писались настолько сухим языком, что убирать там было уже нечего. Пропустишь строчку — и все, весь смысл куда-то уплывал. А на перефразирование слов учителя, особенно если это МакГонагалл, у него просто не было времени, так как он еще не настолько овладел пером для того, чтобы поспевать за мыслью преподавателя.

У кабинета, к радости Эванса, были только двое взрослых мага: тихо разговаривающие Люциус Малфой и Том Риддл. Потому как, окажись там кто-то из его однокурсников, то Гарри бы не был уверен, не пришлось ли ему расшифровывать кому-то свой не очень аккуратный почерк.

Но не успел равенловец вчитаться в собственные записи, как он ощутил сильную волну досады и раздражения, но ощущения были так неожиданны, что мальчик на секунду замер, пытаясь осознать, почему он вообще что-то почувствовал — этому не было никаких причин. Настороженно подняв голову, Гарри прислушался к себе, определяя источник эмоций, ведь те, несмотря на свою четкость, казались… будто не его. Похожее пару раз случалось с ним еще до поступления в Хогвартс, но никогда еще так сильно и четко. Решив довериться интуиции, Эванс закрыл глаза и прислушался к этой эмоции, которая немного улеглась, хотя и различалась все так же ясно. Повернув голову и открыв глаза, Гарри понял, что смотрит на Тома Риддла, который, раздраженно прикрыв глаза, что-то говорил Люциусу Малфою, но что именно — слышно не было, так как вокруг мужчин стоял купол тишины. Нахмурившись, мальчик осмотрел мужчину на предмет чего-то странного или необычного, но, пожалуй, ничего необычного не было, кроме того, что такой человек, как Люциус, спокойно принимал то, что его явно отчитывают.

Неожиданно оба мужчины обратили внимание на равенкловца, который стоял и продолжал задумчиво сверлить взглядом лицо Риддла, что-то для себя обдумывая. Встретившись с темными глазами, блеснувшими на солнечном свету странным красным отсветом, зеленые слегка расширились в удивлении. Эванс ясно осознал то, что это раздражение и досада были не просто не его, они принадлежали другому человеку, который стоит прямо перед ним и смотрит в ответ, причем уже довольно долгое время.

— Вы что-то хотели, молодой человек? — Поинтересовался Люциус Малфой, решив прервать затянувшуюся тишину.

Оторвав спокойный взгляд от Риддла, на которого он неприлично долго смотрел, Гарри обратил внимание на Люциуса, будто только сейчас его заметил, хотя, судя по выражению лица мальчика, создавалось впечатление, что тому было все равно на происходящее.

— Нет, прошу прощения, — с небольшим опозданием и медленно качнув головой, ответил Эванс и, отойдя на пару метров от волшебников, сел на один из подоконников, принимаясь, наконец, читать свой конспект.

— Какой невоспитанный ребенок, — протянул Малфой, как только восстановил купол тишины.

Хмыкнув, Риддл перевел взгляд на собеседника, который, поведя плечами, чуть опустил голову перед мужчиной, будто бы безмолвно признавая власть того над собой.

— Многие в этом возрасте не слишком сдержаны, Люциус, и твой сын не исключение, — заключил брюнет, — но не суть. Надеюсь, ты понимаешь, что переговоры с французами должны пройти успешно? Если случится такой же казус, как и с... — махнув рукой и раздраженно поморщившись, мужчина прервался на полуслове, справедливо полагая, что собеседник, уже получивший достаточное количество наставлений, сам прекрасно понял то, что Риддлом имелось в виду.

— Да, мой Лорд, — уже столь привычная фраза, как и всегда, легко вышла из уст того, кто в момент войны говорил это десять раз на дню.

— Риддл или Том, Люциус, — прошипел, поправляя собеседника, Темный Лорд, который, хоть и сам не очень любил, когда к нему так обращаются, но который также понимал, что в школе, полной детей, лучше не светиться под именем Волдеморта, — ты не устанавливал щита от чтения по губам.

— Прошу прощения, Том, — вновь кивнул блондин.

— Вот и отлично.

Вскоре у кабинета собралась целая толпа первокурсников, которая шумно обсуждала контрольную. Кто-то вслух зачитывал основы основ Трансфигурации, которые все уже должны были давным-давно выучить, кто-то лениво листал собственный конспект, для кого-то тест оказался сюрпризом, а кто-то даже не волновался по поводу контрольной, полагая, что и так «прокатит». Обычно, конечно, не прокатывало, но кто знает — вдруг в этот раз повезет, и МакГонагалл будет не сильно бесноваться.

* * *

В классе стояла густая, тяжелая тишина, прерываемая скрипом перьев и чьими-то редкими чертыханиями, происходящими в момент, когда несчастный Грегори Гойл находил очередной вопрос, на который не знал ответа и даже больше — не знал, проходилось ли подобное ими вообще.

Прищуренные темные глаза Тома Риддла, откинувшегося на спинку довольно жесткого стула, задумчиво пробегались по макушкам первокурсников, трудившихся над тестом. Сегодняшний урок проводился в аудитории, в которой собрались все первокурсники, так как профессор захотела провести опрос каждого учащегося, дабы после направить учебную программу по определенному курсу, так что мужчина мог наблюдать каждого первокурсника, имевшего пометку «полукровка».

Там, вдалеке, на первом ряду, сидела, сгорбившись над листами бумаги, Ханна Аббот, единственная девушка-полукровка среди всех, поступивших в этом году. Блондинистые волосы занавешивали достаточно непривлекательное бледное лицо с россыпью веснушек на щеках. Девочка не была отличницей, ее оценки были, в основном, Удовлетворительно, встречались, правда, и пара-тройка Выше Ожидаемого и даже одно Превосходно, отчего можно было сделать вывод, что девушка явно интересуется историей. Уровень силы чуть ниже среднего. Серая посредственность.

Чуть ближе, на третьем ряду, сидел Майкл Корнер. Типичный равенкловец, полный интроверт. Скромный, вечно обложен книжками, хотя довольно живо общается с представителями других факультетов и, похоже, хотел попасть в Гриффиндор. По оценкам он хорошист, а, если вспомнить слова Розалии Ханс, довольно силен магически, но не может этого показать перед другими сокурсниками. Мягкотелый маменькин сынок.

Дин Томас, который, прикусив кончик пера, думает над каким-то вопросом, сидел около окна на том же ряду, что и Майкл Корнер и, возможно, был его другом. Вспыльчивый и импульсивный мальчишка, предпочитающий отдавать все свое время спорту и развлечениям, хотя оценки у того неплохие. В принципе, типичный представитель своего факультета, хотя неожиданно хорошо рисует, для чего должна присутствовать немалая усидчивость. Является достаточно яркой личностью, имеет задатки лидера и довольно развитые для его возраста умения оратора. Риддлу он представлялся только как будущий спортивный комментатор.

Симус Финниган. Гриффиндорец обыкновенный с хулиганской внешностью и наглым поведением. Щуплый и низкорослый, хотя и спортивный. И, что ожидаемо, не видит кроме квиддича ничего иного, хотя и на полетах он не самый первый. Оценки от Тролля по Зельеварению до Удовлетворительно по Истории Магии. Обычный скучный и тупой спортсмен-неудачник.

Захария Смит, чья фамилия показалась Риддлу подозрительно знакомой. И мужчина на самом деле надеялся, что у мальчика не было на семейном древе имени Хепзибы Смит, при воспоминании о которой Темный Лорд чувствовал волну отвращения. Впрочем, мальчик, судя по всему, не наследовал самых худших черт той старухи. Захария был дружелюбным и довольно популярным хаффлпаффцем, чьи оценки скакали от Выше Ожидаемого до Превосходно. Характер мальчишки был спокойным и мягким, внешность довольно приятна. С таким разговаривать проще простого, а еще проще ему что-либо внушить, так как он, очевидно, страдает типичной проблемой хаффлпаффцев — легковерием. Наиболее приятный из возможных вариантов.

И Гарри Эванс, последний полукровка, при взгляде на которого сразу хочется назвать того забитым волчонком, зло скалящим на загнавших его в угол людей зубы. Самоуверен и нагл, однако не лишен определенной доли осторожности и хитрости, хотя большую часть этих поистине слизеринских качеств закрывает чисто равенкловская гордость, формирующая дикий коктейль с упрямством истинного гриффиндорца. Отличник, хотя Зельеварение тому, судя по всему, не особо дается, но где он не выезжает талантом и умом, там добивает тем самым упрямством. Мстителен по натуре, не может остановиться, если последнее слово не за ним. Самоуверенный мальчишка, который однажды напорется на слишком сильных для него противников.

«Если уже это не сделал, ссорясь с наследником Малфоев», — подумал Том, переводя взгляд на блондинистую голову Драко, — «хотя тот не является сильным, но он может сделать очень неприятную подставу, очень в стиле Блэков, к которым принадлежит его мать».

Снова посмотрев на уверенно строчащего ответы на вопросы Эванса, Риддл усмехнулся. Жаль будет, если Эванс погибнет, ведь он один из самых сильных студентов, поступивших в этом году.

Хмыкнув, мужчина повернул голову к окну, наблюдая за рано заходящим солнцем, хотя оно и не удивительно — в ближайшие дни стоит ждать первого снега.

И все же ему стоит пообщаться с Захарией Смитом, возможно, с ним что-то и получится.

* * *

Прошло два дня с приезда гостей, и вот уже тем пора было покидать школу. За время, которое те провели в Хогвартсе, не случилось ни одной масштабной шутки Уизли, а Гарри Эванс, на удивление и нервозность Драко Малфоя, сидел тише воды, да ниже травы.

Вот в Большом Зале, после ужина, собрались ученики, чтобы понаблюдать за отбытием аристократов. Кто-то пришел посмотреть чисто из любопытства, кто-то все еще не потерял надежды привлечь какое-то внимание, а отдельно взятые Теодор Нотт и Драко Малфой собирались прилюдно попрощаться с отцами по всем правилам, которым были обязаны следовать наследники древних магических родов.

Теодор Нотт тихо сказал прощальные слова своему отцу, Александру, и сразу же ушел. Многие не понаслышке знали о том, что слизеринец, по непонятным для многих причинам, ненавидит своего отца, считая того предателем. Хотя вот то, что Александр любит своего ребенка, было очевидно даже последним слепцам.

А вот Драко Мафлой медленно и гордо вышел, достаточно громким голосом прощаясь с отцом, показывая всем, что вот он — достойный сын. Правда мальчик был довольно сильно напуган из-за большой толпы наблюдающих, пусть раньше тому уже приходилось говорить какие-то чисто официальные слова своему отцу перед немалым количеством волшебников и волшебниц. Из-за этого, если приглядеться, можно было заметить, как уголки губ Драко то и дело подрагивали в нервной улыбке. И, когда настало время поклона наследника перед лордом, повисла резкая, режущая своей внезапностью тишина.

Никто и не мог ожидать, что стоило слизеринцу поклониться, как с того слетит вся верхняя одежда, рассыпаясь на неровные лоскуты ткани.

Кто же мог подумать, что на швы одежды Драко было наложено заклинание распарывания?

---

Примечания:

Этой порции вам, надеюсь, пока хватит. Могут быть ошибки и прочее, ведь беты у меня как не было, так и нет. С этого дня каждое воскресенье будет появляться новая глава.

Люблю всех вас!

Драко сидел на своей кровати, не желая вылезать из-под одеяла туда, где над ним вновь будут смеяться. Воспоминания о прошлом дне были слишком свежи, мальчику казалось, что смех студентов, тыкающих в него пальцами, до сих пор звенит в ушах. Это было ужасно, отвратительно, чертовски омерзительно! Никогда Драко еще не испытывал такого унижения, ему было страшно даже выходить в гостиную Слизерина, в которой точно найдется парочка студентов, которые не преминут вспомнить произошедшее. От волнения у мальчика сводило живот, а ведь выбираться все равно придется — у него нет уважительной причины, по которой он мог бы отсутствовать на занятиях.

— Драко, — мрачным голосом позвал сокурсника Теодор, уже полностью собравшийся и готовый к новому учебному дню, — уже пора идти.

Нотта бесило то, что виновник всего этого безобразия, лично противный ему, вновь ушел безнаказанным, хотя в школе каждый знал, кто именно организовал подобную шутку над наследником Малфой. Вот только проблема была в том, что доказать это никак не удавалось, так как даже на проверку палочка равенкловца оказалась чиста от заклинаний, которые могли бы устроить нечто подобное, а свидетелей творимой Эвансом магии не было. И Драко, тогда опозоренный перед всеми, не выдержал давления толпы, потому, разрыдавшись, попросту сбежал в спальню и не выходил оттуда до сих пор. Вообще, Теодора особо не волновало состояние Драко, которого он презирал и даже в каком-то смысле ненавидел. Нотт на самом деле ненавидел очень многое. Он ненавидел овсянку по утрам, он ненавидел причитания Паркинсон и нытье Малфоя, он ненавидел своего до тошноты любящего отца и безумную, обрекшую Тео на мучения лишь одним своим существованием, мать. О, и Эванса он тоже ненавидел и, если бы у него была возможность безнаказанно уничтожить мальчишку, он бы ею незамедлительно воспользовался. Но, к сожалению, влияние Ноттов не столь велико для того, чтобы замять нечто столь масштабное, что, несомненно, организовал бы слизеринец.

Вновь обратив внимание на трясущуюся от страха тень, которой являлся Драко Малфой, Теодор снова почувствовал прилив омерзения, когда он понял, что это разгребать придется ему. А ведь какое громкое имя у этого слабовольного мальчишки — Малфой! Наследник древнейшего и благороднейшего рода, сын человека, занимающего второе место по влиятельности в стране. А сам на деле всего лишь пустышка, маменькин сынок. А ведь если бы у Нотта была подобная сила за спиной, он бы смог делать, что пожелал бы! И никакой Эванс бы…

Вздрогнув всем телом, слизеринец не смог, не захотел давить сумасшедшую ухмылку, которая кривой линией пересекала его лицо. Она превращала детские черты в уродливую маску, тем самым на мгновение отражая то, что Александр Нотт предпочел скрыть, как и многие другие до него.

Безумие ребенка, который унаследовал зависимость от болезненного наслаждения, приносимого страданием других.

— Драко, — тихим и мягким голосом позвал своего сокурсника мальчик, сменив пугающую гримасу на безмятежно улыбающуюся подделку, а блондин на кровати испугано замер, — он заплатит, слышишь? Теперь настал твой ход… и ты не можешь не ответить достойно.

* * *

Том Риддл с усмешкой вспомнил, как с наследника Малфоев слетела вся одежда во время завершающей части прощания с Люциусом. Момент, который был идеально подобран, благодаря чему мальчишка прочувствовал, что же значит на самом деле смех толпы над тобой. Как оказалось после, Колдуэлл и другие учителя остерегались, что нечто подобное случится, за что получили от лорда Малфоя, но те надеялись на отсутствующее благоразумие организатора шутки, которого знают все, но чью вину доказать никак не могут. Том знал, что у Гарри Эванса и Драко Малфоя были какие-то свои трения, которые, как оказалось, постепенно перешли в игру «кто ударит больней». И, судя по всему, благодаря этой выходке, Эванс лидирует с большим отрывом. Вот только Риддл знал, что вряд ли надолго. Люди такого склада характера, как сын Люциуса, никогда не прощают подобного и, что более печально, не очень адекватно оценивают степень сообразности наказания с чьим-то проступком. Потому… Темный Лорд бы не сильно удивился, увидь он во втором полугодии сломленную пустую игрушку, которая когда-то была излишне самоуверенным равенкловцем, что не умел выбирать себе противников.

* * *

Гарри был собою в крайней степени доволен. Шутка прошла так, как надо, его противник просто размазан по игровому полю и нескоро соберет себя в кулак, так что негласно победителем в этом маленьком соревновании стал именно Эванс. При вспоминании о краснеющем лице Драко, о его потерянном и, одновременно с этим, испуганном взгляде, о медленно наворачивающихся слезах… Гарри передернул плечами, чтобы сбить сладкую дрожь, пробежавшуюся по спине. Что может быть лучше, нежели абсолютная победа? Пожалуй, только счастье матери.

Сейчас будет завтрак, уже половина студентов стянулась к Большому Залу, а остальная пытается доспать еще хотя бы несколько минут или медленно бредет по коридорам, как и равенкловец.

А Люциус Малфой не сделал ему ничего. Гарри знал, что такой человек мог бы запросто безнаказанно сотворить прямо на месте что угодно, и ему бы ничего не было. Но, по видимому, тот не считал нужным вступаться за сына в таком случае. Хотя Эванс не мог не заметить тот полный презрения и предупреждения взгляд, который был направлен на него после того, как лорд Малфой лично проверил его палочку. Откуда же Люциусу было знать, что заклинание было сотворено с помощью палочки Падмы Патил, которая стояла тогда прямо перед ним, заманчиво положив палочку в карман мантии, откуда та и выглядывала, буквально прося ее использовать. Вытащить ее незаметно было делом простым, ведь все были отвлечены, а Гарри имел определенный опыт в карманной краже в виду определенных причин.

Но, как бы то ни было, вина Эванса недоказуема. А на нет и суда нет.

На секунду зажмурившись от резко контрастирующего с полутьмой коридоров ярким Большим Залом, Гарри вошел внутрь и удивленно замер. Буквально у входа стоял тот, кто, по ожиданиям равенкловца, должен был сегодня остаться в кровати зализывать раны собственной гордости и самолюбия, а сейчас… сейчас прямо перед ним стоял спокойный внешне Драко, и только Эванс, похоже, заметил странную тень злорадной улыбки на лице мальчика, когда тот обратил внимание на Гарри, к тому же, казавшийся невозмутимым, Малфой буквально излучал какое-то… предвкушение, то, что ощущал сам равенкловец, когда старательно планировал очередную пакость блондину и его припевалам. Ощущение терпеливого ожидания, когда даже будоражащее сознание возбуждение от опасности отступает на задний план, оставляя лишь чистую и незамутненную ясность мысли и расслабленную негу абсолютного спокойствия. Так Эванс себя чувствовал, когда какой-то его непростой план постепенно выполнялся точно по расписанию, приводя к желаемому результату без единой осечки.

И это, идущее от недавно только ревущего и трясущегося от стыда Малфоя, настораживало. Ничего хорошего это для Гарри точно не значит.

Настороженно наблюдая за окружением из-под челки, мальчик медленно поплелся к столу своего факультета, мысленно настраивая себя на крайнюю степень подозрительности. Вспомнить только тот парализующий порошок, кинутый ему прямо в лицо, как Эванса пробирала дрожь невнятного, но очень неприятного чувства, которое заставляло его поджимать живот и напрягать пальцы. И равенкловец искренне надеялся, что это не страх.

Не мог же Драко так быстро прийти в себя после такого сокрушительного провала? Или Гарри что-то не учел и не принял в расчет?

* * *

Астрономия — предмет потенциально интересный, но очень уж он завален мутной теорией, которую выучить довольно сложно из-за большого количества специальной терминологии. К тому же, этот урок больше ориентирован на зубрежку, нежели на запоминание информации через практику, каким образом, к примеру, обучает детей на Трансфигурации МакГонагалл, чей предмет также отличается сложностью теоретической составляющей.

Тем не менее, несмотря на то, что Гарри направлялся на урок Астрономии, мысли его были заняты вовсе не попытками вспомнить координаты той или иной звезды в созвездии Змееносца. Почему-то Малфой не предпринял каких-либо более очевидных для него шагов, оставаясь в тени. Конечно, Эванс признавал, что изменчивость поведения и нестандартное мышление может быть у каждого, но вот схематичность поведения также у всех имеется, так что Драко, исходя из его предыдущих ответов на шутки, в основном предпочитал вредительствовать зельями или порошками с интересными и не очень эффектами. И если Малфой хочет, чтобы его репутация не упала окончательно ниже плинтуса, ему необходимо в ближайшие сроки организовать «наказание» для зарвавшегося полукровки, что выглядело бы показательно для других студентов, так что Гарри не сильно бы удивился, если бы он, допустим, внезапно упал в обморок прямо за завтраком или что-то наподобие. А двухдневное затишье… нервировало.

А еще напрягал Нотт. Теодор в принципе не казался Эвансу нормальным в том плане, в каком понимается это слово обычными людьми. Что-то звериное и жестокое проскальзывало в поступках и словах мальчика, что не очень нравилось Гарри. И то, что Нотт достаточно близко общается с Драко для того, чтобы носить в глазах общественности звание «друг», также не добавляет уверенности в том, что Эванса поджидает.

* * *

С трудом разлепив глаза, Гарри попытался осмотреться, но голова у него кружилась неимоверно, из-за чего мальчик даже не мог понять: в вертикальном он или горизонтальном положении. В ушах мальчика что-то без перерыва звенело или же пищало — понять сложно было, но также он уловил рядом с собой какой-то тихий гул, будто небольшая группа людей что-то в полголоса обсуждает.

Решив пока не дергаться без надобности, равенкловец прекратил попытки открыть глаза или каким-то другим образом показывать окружающим его людям, что он в сознании. Гарри чувствовал угрозу, идущую от них, потому он пока не слишком хотел привлекать внимание, а, для начала, осознать, как он вообще попал в такую ситуацию.

Пытаясь хоть как-то привести в порядок мысли и подступающую панику, он выкинул из головы на время мысли о виновнике его нынешнего положения и решил восстановить события этого дня. Напряженная мыслительная деятельность с четко поставленной целью помогала отвлечься от плохого самочувствия. Итак… На завтраке ничего необычного не было, ему даже ничего не подмешали в еду, это точно. Зельеварение и История Магии прошли как обычно и без эксцессов. Обед был спокойней некуда. Была небольшая стычка с Панси Паркинсон, но ничем, кроме обидных слов, они не перекидывались. И… был Нотт, который странно чему-то ухмылялся, когда толкнул его плечом на входе в кабинет Астрологии. Ладно, первая странность — игнорирование нагло толкнувшего его Высочество полукровки. В обычном своем настроении Теодор бы обязательно что-нибудь едкое да произнес. Дальше опять уроки, ничем не отличающиеся от обычных. И долгая, изнуряющая домашняя работа и подготовка длиннющего эссе, заданного профессором Чар, затянувшаяся до самого отбоя. А потом…

Гарри не сдержал болезненного стона, ведь его голова будто бы была набита ватой до отказа, мальчику казалось, что его череп взорвется прямо тут и сейчас. Он тут же заткнулся, прикусив губу до крови, чтобы немного отвлечься от головной боли, но было уже поздно — его заметили.

— О, глядите-ка, маленький орленок очнулся, — пропел чей-то нагловатый голос, насмехаясь.

Тут же Эванс почувствовал, как некто с силой дернул его за волосы, заставляя, по видимому, поднять голову, из-за чего все окружающее его пространство завертелось с новой силой, и мальчик ощутил подкатывающую к горлу тошноту. Голова закружилась с новой силой, а распахнутые глаза, силящиеся разглядеть хоть что-то, сильно слезились, потому окружение выглядело размытым, будто Гарри наблюдал за всем через толстый слой матового стекла. Новый болезненный стон слетел с его сжатых губ.

— Больно? — С этими словами его голову еще и потрясли, все также тянув за волосы.

Попробовав снова рассмотреть что-то, Гарри смог, наконец, смахнуть лишнюю влагу с ресниц, и обнаружил, что находится, судя по отсутствию окон в пыльном помещении, в одном из кабинетов в подземельях, что оптимизма никак не внушало. Тут Эванс заприметил стоящие в углу две низенькие по сравнению с теми, что были рядом, фигуры, одна из который сверкала блондинистой, почти белой шевелюрой.

Малфой?

Тут голова Гарри резко дернулась в сторону, запоздало Эванс почувствовал боль от удара, очевидно, кулаком. Скула немедленно начала гореть и саднить.

— Эй, не молчи, мальчишка! — Усмехнувшись, сказал уже другой голос.

Равенкловец ожидал, конечно, от Драко мести, но вовсе не мог предположить, что блондин решиться на… такое.

— И… — с трудом выплевывая комки звуков, складывающиеся в слова, поинтересовался Гарри, — что ты мне предлагаешь… говорить? — не смог удержать издевательской ухмылки по окончанию фразы мальчик. Избиение — не так страшно, считал он.

За этим последовала череда ударов, от которых, непонятно почему — видимо, магии и тут нашли применение — он не терял сознание. В лицо, в живот, в грудь, снова в лицо. Эти удары не должны были нанести серьезные увечья, но должны были принести боль. И вдруг, вместо завершающего удара в челюсть, чья-то твердая рука крепко схватила Гарри за подбородок, заставляя смотреть в горящие странным безумным огоньком глаза.

— Тебе, я посмотрю, смешно, да, смазливый мальчик?

Драко же, наблюдающий эту сцену с наносным безразличием, скрывавшим излишнюю нервозность и неуверенность в его решении, с тревогой отметил, что Гарри Эванса отвязали от жесткого стула и бросили на пол, наступая со всей силы на предплечье, будто бы стремясь растереть в порошок хрупкие кости.

И тогда послышался первый вскрик, заглушивший противный и оглушающий хруст ломающихся костей.

Гарри с коротким смешком сплюнул накопившуюся кровавую слюну изо рта и приподнял голову, смотря точно в глаза высокому парню из, очевидно, Слизерина. Тот, недовольно цыкнув, наступил выпачканной в пыли туфлей мальчику на голову, давя каблуком на висок, будто бы втирая лицо равенкловца в каменный пол. Эванс не особо переживал по поводу сломанной руки — такие переломы мисс Хартбриф в два счета поправляла игрокам в квиддич, так что и ему поможет. Правда… идущее от издевающейся над ним тройки, возможно, семикурсников сумасшедшее веселье и странное, непонятное предвкушение откровенно пугало и настораживало мальчика.

А Теодор, стоявший рядом с напуганным Драко, лишь довольно ухмылялся, наблюдая за тем, как Эванса сосредоточенно бьют в живот ногами, отчего с губ мальчишки вырваются короткие болезненные вскрики, по видимому, старательно им заглушаемые. Нотт фыркнул, еще больше веселясь от осознания наличия попыток жертвы быть упрямой — Эванс не понимает, что это только еще больше заведет парней, издевающихся над ним. Слизеринец чувствовал, как у него по венам течет раскаленная лава при рассматривании искажавшегося от страданий лица, а позвоночник будто бы оплела огненная лента, дыхание Нотта участилось, а глаза захотелось раскрыть как можно шире под приливом будоражащего возбуждения и воодушевления. Избиение ему казалось… завораживающе прекрасным.

Малфой скосил взгляд на своего соседа по комнате, который, похоже, настолько увлекся происходящим, что даже подался вперед, чтобы рассмотреть сам процесс поближе и, чего уж там, самому участие принять. А вот Драко было не по себе, ему казалось, что что-то идет упорно не так, как должно было бы. Эта затея ему нравилась все меньше и меньше. Изначально он принял эту идею с радостью, он ухватился за нее в надежде в своих же глазах реабилитироваться через унижение и боль Эванса, но… Ему самому сейчас было страшно. Идея Нотта не была такой уж новой и необычной, по крайней мере, избиения особо наглых магглокровок периодически, но случались. Тогда Драко, не смущаясь, схватился за предложение, согласившись, чтобы Теодор обо всем договорился. Но… но…

Он всем своим существом ощущал, что попал в клетку с дикими зверьми.

И до одури страшно наблюдать за тем, как знакомые тебе вполне себе милые люди превращаются в жаждущих крови чудовищ.

Заметив краем глаза что-то странное, Драко очнулся от своих размышлений и, обратив внимание на творящееся перед ним безумие, удивленно расширил свои глаза, понимая, что тут не просто что-то не так, тут начинает идти все совершенно не по плану!

— Стоп! — Крикнул Малфой, тем не менее, не рискуя подходить к старшекурсникам, — мы о таком не договаривались! — Продолжил он, резко махнув рукой и обратив взгляд на руку одного из парней, в которой блестело что-то явно острое, чем, без сомнения, собирались резать.

— А что тебя не устраивает, мелочь? — презрительно хмыкнув, спросил один из них, неприятно ухмыльнувшись, — все именно так, как и планировалось. Все, что угодно, кроме сексуального насилия и непоправимых травм.

— Что? — Драко показалось, что что-то внутри него ухнуло вниз. Он растерянно повернул голову к Теодору, но тот, чему-то довольно улыбаясь, спокойно подпирал стенку. — Нотт? — Прищурив глаза, переспросил блондин.

— Все идет так, как оно должно, — с какой-то ненормально нежной улыбкой ответил Малфою однокурсник.

И в помещении, над которым висит звуконепроницаемый купол, раздался вопль.

Гарри казалось, что его жгут огнем. Места, где эти чертовы ублюдки проводили лезвием, просто горели, будто на рану плеснули кислоты. Создавалось впечатление, что кожа расслаивалась, стоило этим тварям хотя бы поднести нож к его, Гарри, руке ближе. И эти чертовы эмоции, эти чувства… Безумие, веселье, наслаждение и возбуждение. Эвансу казалось, что его мозг напичкали битым стеклом, будто кто-то засунул ему в рот осколочную гранату. Сознание резало сумасшествием мучителей, глаза ослепли от непрекращающейся боли и дикой волны страха, что напала на мальчишку, когда кто-то крепко стиснул ладонями его голову, фиксируя.

— Какие красивые глазки… — полубезумно прошептал парень, склонив свое лицо практически вплотную к лицу Гарри.

Другая пара рук схватила его руки, но насильников было всего трое, потому мальчик, всхлипнув от боли в порезанных конечностях, резким движением дернул ногами, забрыкался, пытаясь освободиться из плена. Чертыхнувшись, парень, что был сзади и держал его за предплечья, опрокинул равенкловца на пол животом вниз и сел тому на спину, заломив руки, в то время как его напарник, державший голову, поудобнее схватив ладонью достаточно сильно отросшие волосы Эванса, сжал их в кулаке и резко дернул вверх, предоставляя товарищу с ножом в руке место для работы.

Драко, упав на колени, расширившимися глазами смотрел, как кончик блестевшего ножа медленно приблизился к глазу Гарри и плавным движением вошел внутрь.

Это был даже не крик или вопль, не всхлип или плачь. Из горла мальчишки вырвался хриплый сип, будто он был удивлен, шокирован и раздавлен. Он, что-то прохрипев, как будто бы не мог и звука издать, дернулся всем телом и, на мгновение застыв, заорал в голос.

И Драко, испуганный, вторил ему своим воплем, полным непонимания и горечи:

— Хватит! Хватит-хватит-хва… — но ему не дали договорить, парень, что держал в руке нож, раздраженно отстранился от своей жертвы и, подойдя к паникующему слизеринцу, схватил того за шиворот.

— Не мешал бы ты, мелочь, — прошипел тот, угрожающе тряхнув рукой с ножом, — или ты хочешь присоединиться к твоему приятелю, которого ты же, позволь заметить, нам и вручил?

— Н-нет…

Рыкнув, старшекурсник отбросил от себя плачущего ребенка, и вернулся к своей жертве.

— Тогда заткнись.

Душа в себе всхлипы и смотря на то, что творилось прямо перед ним, Драко понял, что не может. Не может молчать. Потому он, резко почувствовав прилив сил в ногах, рванул из класса прочь, не обращая внимания ни на что и стараясь не слышать безудержный хохот Теодора, полный неуместного и пугающего веселья.

— Продолжайте, — хищно блеснув глазами, дал отмашку Нотт фыркнувшим что-то недовольно в ответ парням.

И новый крик нарушил тишину.

* * *

Гарри, не понимая, где он находится, дернул рукой, которая мгновенно отозвалась болью во множестве мест, отчего мальчик что-то прошипел, но, вместо более-менее внятных слов, из его рта вышло только хрипение. У него болело абсолютно все, но, при этом, ему казалось, что его сознание было где-то на глубине Черного Озера — настолько оглушительна для него оказалась пустота в собственной голове. Ни одной эмоции, будто он в не тающем льду. И боль, много боли, особенно в глазах.

Внезапно мальчик услышал чей-то полузадушенный вскрик. Кто-то всхлипнул и завизжал. Тут же послышался гомон множества голосов, которые что-то обсуждали, оживленно перекрикивая друг друга.

Эванса будто по голове ударили, он почувствовал… все. Страх, веселье, отчаяние и насмешку, отвращение и пренебрежение — все это, идущее ото всех к нему, душащее его.

И боль, много боли.

— Бедный мальчик, что произошло?!

Но Гарри слышал, воспринимал все иначе.

— О Господи, что здесь делает это отвратительное существо?! — Казалось ему.

Голоса, множество голосов, окружавших его, они шептались, кричали или смеялись над ним.

А еще воспоминания. О, Гарри бы все отдал, лишь бы не помнить. Лишь бы перестать чувствовать. Лишь бы…

Кто-то испуганно вскрикнул, когда обнаружил, что валяющийся на полу изуродованный до неузнаваемости мальчик, все это время пытавшийся привстать, обездвижено упал и больше не двигался.

---

Примечания:

Как и обещалось, новые главы выходят по воскресеньям. Эта писалась очень тяжело, когда я закрывала Ворд, мне казалось, что меня просто выжали.

— Эй, слышали про Эванса?

Раздавалось множество шепотков с самых разных сторон и Драко казалось, что каждый говоривший всегда упоминал его имя, от чего мальчику становилось не легче.

— Да-да, его же нашли изувеченным в Большом Зале!

Передернув плечами, блондин лишь натянул привычную всем улыбку, от которой его самого начинало мутить.

— Это ведь… — осторожно начал кто-то.

Драко напрягся.

— Молчи! Дурак, такое на людях не обсуждают! — Резко прервал другой.

Фыркнув и гордо выпрямившись, слизеринец присел на один из подоконников, где его тут же окружили его вечные «друзья» — Паркинсон, Крэбб с Гойлом и… Нотт. Мальчик до сих пор не был уверен в том, как ему следует относиться к поступку и поведению Теодора, но Драко, получивший свою порцию надоедливых и отчасти унизительных лекций от отца, в кои-то веки решил со своими подпевалами справиться самостоятельно.

— Его, вроде, отправили в Мунго…

— Точно, кто-то из Совета Попечителей оплатил дорогущую операцию!

Но без помощи отца Малфой все равно не мог справиться. Так сильно изуродованный битьем полукровка, обнаруженный всеми студентами Хогвартса, не мог быть незаметным, дело просто так замять не получалось никак. Приходилось только наскоро организовывать лечение магглокровке, да доплачивать нужным людям, чтобы история не вышла за пределы школы и, не дай Мерлин, не стало известно о причастности наследника Малфой к этому инциденту!

— Драко? — Резко и неприятно прозвучал на общем фоне тихих переговоров уверенный и довольный чем-то голос. Теодор.

— Да, Нотт? — Сохранив скучающее выражение лица, спросил слизеринец.

— Все хорошо, Драко, — твердо произнес тот, не убирая с лица сытой улыбки, — истинный виновник наказан, все идет хорошо.

Надо было отдать Малфою должное, он удержался от каких-либо высказываний в адрес подпевалы. Но как же ему хотелось зашипеть на того, отправить тому какое-нибудь очень неприятное заклятие из фамильной коллекции его рода! Слизеринец не ожидал, что один из его цепных псов окажется бешеной собакой, который организует настоящий кошмар.

Блондин сглотнул. Когда Нотт договорился с некоторыми старшекурсниками, которые согласились ему помочь, Драко упустил одну немаловажную деталь — все «товарищи» Теодора были из семей волшебников, зависимых от Круциатуса. Точно, что именно влечет за собой зависимость от этого заклинания, Драко не знал, но судя по рассказам отца и тому, что он видел вчера и сегодня… Потомки зависимых магов крайне жестоки, и, не смотря на воспитание, они будут питать болезненную слабость к виду чужой крови и чужим страданиям. И у этих детей есть все предпосылки к тому, чтобы стать настоящими машинами для убийств.

Из-за войны, многие семьи чистокровных, которые и составляют на данный момент большую часть населения Магической Британии, находились в рядах Пожирателей Смерти. И нет, они не были чудовищами, которые применяют Непростительные к каждому неугодному им, но некоторые из представителей этих семей не смогли обуздать собственную магию. Самым ярким представителем тех, кто пристрастился к Круцио, является Беллатриса Лестрейндж, которую по окончанию войны пришлось отправить в психиатрическое отделение Святого Мунго, ведь ведьма не контролировала свои действия и, рано или поздно, напала бы на мирных жителей.

А вчерашний инцидент… Драко пытался остановить то безумие, но у него ничего не вышло. И он сбежал, позорно струсил. Всю ночь он провозился в постели, пытаясь успокоить свою совесть. Мальчик никогда раньше не совершал поступков, которые могли привести к смерти, что, как полагал Драко, вполне могло случиться с Эвансом. И ему было страшно. Ведь всего лишь небольшой урок, который он хотел организовать для равенкловца, превратился в кошмар.

А Нотт… С ним ему следует быть настороже. Он опасен, Драко уже сообщил отцу об этом, хотя умолчал об отдельных деталях произошедшего в надежде на меньшее наказание. Чего Малфой точно мог не опасаться, так это Эванса. Даже если тот сможет вернуться в Хогвартс и нормально продолжить сосуществовать с другими студентами, он сломлен. Не мог не сломаться. Драко видел только часть пытки, но мог с уверенностью сказать, что сам бы не выдержал еще раньше Гарри, потому надеяться на нормальность равенкловца, а также на то, что тот останется собой прежним, не приходилось.

Раздраженно поведя плечом, будто пытаясь скинуть чью-то настойчивую руку, блондин резко выдохнул, заставляя себя откинуть какие бы то ни было мысли об Эвансе, скрывая подступающую панику. Он не виноват! Это… это все Эванс! Да, точно! Тот сам спровоцировал Драко, а блондин пострадал не меньше. Не Малфой это начал, не он это совершил. И, значит, это не его проблемы.

Ведь так?

* * *

Гарри открыл глаза и первым, что он увидел, был белый потолок. В нос сразу же ударили запахи медицинских зелий, которые пахли столь же отвратительно, сколь были ужасны на вкус. Переведя рассеянный взгляд влево, мальчик заметил спину женщины, которая что-то писала за рабочим столом. Эванс пытался вспомнить, где же уже он видел эту женщину. Черные волосы, сцепленные в строгий пучок, ярко-красный кашемировый платок на шее… Гретта Хартбриф. Медведьма из больничного крыла Хогвартса.

— Мисс Хартбриф… — Гарри не узнал собственного голоса — настолько тот был хриплым и надломленным. Нахмурившись, он попытался привстать, но его тело было слишком ослаблено, потому ему ничего не удалось.

Медведьма вскинула голову и поспешно развернулась лицом к лежащему на больничной койке мальчику. И почему-то вздрогнула, посмотрев ему в глаза.

Гарри прищурился. Что-то не так. И внутри у него какая-то странная, глухая пустота. Он… он помнил то, что произошло тогда. Недовольство и небольшой налет страха тогда быстро сменился на непрерываемую боль и желание сбежать.

Вздрогнув от воспоминаний, Гарри поежился, отвернув от медведьмы голову. Ему было необъяснимым образом не по себе. Хотелось оказаться в одиночестве, спрятаться, закрыться, не хотелось даже видеться с Лили, так как после пережитого он не был уверен в том, сможет ли вынести чьи-то прикосновения.

— Ох, мистер Эванс, не пытайтесь… — Женщина тут же спохватилась и подбежала к мальчику. Сделав пару сложных пассов рукой, Гретта скоро пробормотала заклинание диагностических медицинских чар. И облегченно вздохнула, не заметив ничего аномального.

— Что произошло, мисс Хартбриф? — Неуверенно поинтересовался мальчик, желая понять официальное мнение всех посвященных в произошедшее. К тому же ему интересно его состояние.

— Мистер Эванс, понимаете… — Женщина упорно отводила взгляд от обратившего свое внимание на нее Гарри, отчего-то не желая встречаться с ним взглядом. — Вас обнаружила Гермиона Грейнджер. Вы находились в Большом Зале, лежали на полу. И… — нервно улыбнулась Гретта, — у вас были довольно необычные повреждения. Помимо множества ушибов, переломов и кровоподтеков с ссадинами, были сильно повреждены кости ваших рук, а именно — фаланги пальцев и лучевые кости. А также… — женщина нервно сглотнула, — также ваши глаза… их не было.

— То есть? — Растерянно произнес мальчик, на миг даже позабыв о своем желании остаться одному и подумать о чем-нибудь отвлеченном, лишь бы не вспоминать произошедшее недавно.

— У вас не было глаз… — Мадведьма побледнела, но, все же, выдавила из себя слова, — Потому нам пришлось… вырастить вам новые глаза.

— Почему вы так нервничаете, миссис Хартбриф? — Обманчиво спокойно спросил мальчик, не поменявшись в лице, что только больше испугало женщину.

— Мистер Эванс, к сожалению, было невозможно предугадать, какого именно цвета будет радужка ваших глаз. И, надо сказать, цвет получился… очень насыщенным, можно даже сказать, несколько пугающим. Вот. — Гретта протянула Гарри небольшое зеркальце, которое мальчик быстро и резко выхватил у той из рук и взглянул на него.

У Гарри перехватило дыхание. Со стеклянной поверхности на него смотрели два глаза цвета крови, которые выглядели испуганными и загнанными, как у подбитой собаки. Болезненная бледность лишь в очередной раз подчеркивала общий жалкий вид равенкловца. Вздрогнув от какого-то странного чувства, похожего на отвращение, хотя мальчик не был в этом уверен, он отложил зеркало.

— Можно как-то изменить это? — Тихо спросил мальчик. Он боялся представить, как на подобную внешность может отреагировать его мать. Да и самому ему не очень хотелось по утрам просыпаться и видеть в отражении такое.

— Через сутки ваш, так сказать, родной цвет вернется, но во время определенных эмоций, они снова начнут выглядеть так... У каждого волшебника своя эмоция, потому... — женщина растерянно пожала плечами.

— А виновник? — Поборов внутреннюю дрожь, поинтересовался он. Ему было просто необходимо понять, на что все в очередной раз свалили все время уходящие от ответа чистокровные.

— Было установлено, что произошедшее с вами, — женщина сглотнула под взглядом Эванса, прекрасно понимая абсурдность своего заявления, — несчастный случай…

— Несчастный случай? — Растерянно пробормотал Гарри, с силой сжимая зеркальце в руке. — Это вы называете «несчастный случай»? — С каким-то потерянным выражением лица прохрипел мальчик, смотря своими рубиновыми глазами в пустоту перед собой. Он испытывал нечто среднее между неверием и обреченностью, ему казалось, что его руки на миг наполнились невероятной тяжестью, а на плечи лег неподъемный груз. — Серьезно? — Дрожащим голосом, на грани истерики прошептал мальчик, стискивая в руках простыни. — Меня резали! — Вдруг вскрикнул он, подскакивая с постели, хотя до этого не мог даже привстать, — Живьем! Я помню… — схватился он за голову, дурными глазами смотря в лицо испуганной женщине, — я все помню! Помню смех и удовлетворение тех ублюдков, то, как по моим рукам прохаживались их дорогие туфли, я помню, как та тварь, поднеся нож к моему лицу, вырезала мне глаза! — Не сдерживаясь, кричал потерявший контроль над собой Гарри, выплескивая накопившееся за все время напряжение, которое было ранее наглухо запечатано безразличием.

Вдруг, у сжавшегося в комок мальчика затряслись плечи, будто бы он плакал. Мисс Хартбриф захотела было подойти и успокоить пугающего ее своим поведением пациента, но неожиданно послышалось странное клокотание, только издали похожее на смех, которое постепенно переросло полубезумный надрывный хохот, от которого становилось жутко и горько одновременно.

Так же резко, как он начал смеяться, так же внезапно Гарри и замолчал.

— А не пошли бы вы все со своей чистокровной чушью куда подальше, а, мисс Хартбриф? — Буквально пропел мальчик, чье лицо было искажено болезненной ухмылкой.

Тем не менее, женщине удалось успокоить равенкловца, правда, вскоре она об этом пожалела, потому как безучастно смотрящий в одну точку бледный мальчик пугал ее куда сильнее, нежели впавший в типичную для жертв подобного плана истерику Эванс.

Он был сломлен.

* * *

— Что-то произошло, Люциус? — Отстраненно поинтересовался Темный Лорд, который на этой неделе гостил в Малфой-мэноре. Он чувствовал, что блондин очень сильно нервничал, хотя внешне это никак не отражалось. Вообще, Том в последнее время заметил какие-то странные изменения в себе, особенно его настораживали именно чувства…

— Нет, мой Лорд, — мгновенно ответил Малфой, который, судя по всему, был довольно задумчив.

И вот опять. Риддл нахмурился. Он чувствовал, что ему лгут, чувствовал это очень и очень ясно. Не так, как раньше, когда он об этом догадывался с помощью интуиции или наблюдательности или, чем черт не шутит, легилименции. Это же было что-то совсем иное. Он ощущал чужое смятение и настороженность, как если бы они были искусственно присоединены к нему — вроде не его, но связь какая-то была.

— Ты мне лжешь, Люциус, — спокойно продолжил Том, выпив немного кофе из своей чашки, — в чем дело?

Похоже, Малфой все-таки не решился врать своему господину повторно.

— Думаю, вам это вряд ли будет интересно, милорд, — но, быстро поправившись и осознав свою оплошность, когда заметил чуть нахмуренные брови Волдеморта, добавил, — это связано с Хогвартсом. У Драко небольшие… неприятности.

Мысленно Том хмыкнул, в очередной раз понимая, насколько Люциус скользкая змея. Иногда эти постоянные уклонения от ответа забавляют, но сейчас это начинало надоедать.

— Ну что же, — пустив на лицо легкую, со слабым налетом угрозы улыбку, продолжил настаивать на получении информации Темный Лорд, заставив руку блондина, в которой тот держал свою чашку с чаем, еле заметно вздрогнуть, что не осталось довольным реакцией Риддлом незамеченным, — мне очень интересует все, что связано со школой. Образование очень важно для страны, ты же знаешь.

— Да, мой лорд. Вы же в курсе небольших… трений между моим сыном и полукровкой Гарри Эвансом, верно? — Задал риторический вопрос Люциус. — Недавно Драко, скажем так, немного сглупил, отомстив ребенку. Наказание ни в коей мере не соответствовало вине, потому мне пришлось в срочном порядке выплачивать компенсацию, а также организовывать лечение мальчика, — как всегда аккуратно подбирая слова, пояснил блондин.

Гарри Эванс… Да, Темный Лорд помнил этого довольно наглого и самоуверенного мальчишку, который, судя по всему, все же попал в неприятную ситуацию.

Заинтересованно приподняв брови, мужчина жестом предложил Малфою продолжить.

— Мой сын по глупости своей попросил помощи в организации избиения у детей, у которых в родителях были зависимые от Круциатуса волшебники, — прикрыв глаза, сказал тот, — в результате чего… по постановлению врачей, того пытали без использования заклинаний и вырезали глаза ради забавы.

Риддл замер, так и не поднеся чашку с кофе ко рту для нового глотка, отчего Люциус на мгновение насторожился, но, не почувствовав угрозы, расслабился.

Том и не предполагал такого развития событий. Одиннадцатилетний ребенок, попавший в руки к тем монстрам… Действительно, это была слишком жестокая месть за ту, по сути, невинную, пусть и недобрую шутку в Большом Зале. Эванс, скорее всего, пострадал даже скорее не физически, сколько разумом. Его просто размазали.

Вдруг, вспомнив кое о чем, мужчина отставил кофе в сторону.

— Я хотел бы наведаться в Хогвартс и во время следующей проверки, если не возражаешь, — это был даже не вопрос, а констатация факта, потому Малфою пришлось лишь кивнуть.

— Это из-за Эванса? — Осторожно поинтересовался блондин.

Послышался сухой короткий смешок.

— Нет, вовсе нет, — Темного Лорда не интересовал какой-то сломленный мальчишка. Ему было больше любопытно, подтвердятся ли его подозрения по поводу внезапно возникшей эмпатии, которой у него отродясь не было, и Захарии Смита. Это было бы очень кстати.

* * *

Когда Гарри только вернулся, студенты довольно сильно взбудоражились, но вид безэмоциональной серой тени, которой стал некогда язвительный и несгибаемый мальчишка, оттолкнул всех желающих как-то поинтересоваться о самочувствии Эванса. Он был просто пустышкой, боящейся даже чужих прикосновений. Учился он вполне неплохо, но вот общая успеваемость упала, и его первое место на курсе с радостью и энтузиазмом заняла Грейнджер, которая не считала зазорным спихнуть с пьедестала круглого отличника, своего ослабленного негласного противника.

* * *

Урок Трансфигурации со Слизерином был вещью довольно обыденной, но Гарри нервно ежился, когда вспоминал о довольной широкой усмешке Теодора Нотта и презрительном фырканье Драко Малфоя.

Обсуждения его персоны за его же спиной стали ему привычны, потому Эванс не сильно удивлялся, когда слышал в свой адрес нелестные комментарии.

Он просто устал. Он не чувствовал. Ему казалось, что его выпили досуха. А внутри вместо привычной Тьмы и целого водоворота тех или иных эмоций — пусто.

— Он всего лишь пустышка, — слишком громко сказал кто-то и Гарри, на секунду ощутивший уже почти забытый им интерес, обернулся к говорившему. Другие студенты обсуждали его в разы тише, а этот… возможно, он специально говорил так, чтобы Эванс обратил на него внимание? — Безвольный идиот.

Это был Блейз Забини, слизеринец, с которым Гарри никогда не ссорился, даже никогда не разговаривал. Человек, которому, по сути, должно быть все равно на него. Эванс посмотрел на него, тот стоял, подпирая стену спиной, а рядом с ним стояла Гринграсс, которая довольно часто, если сравнивать с другими учениками, общалась с Блейзом.

А еще Забини, пока говорил, смотрел Гарри прямо в глаза.

— Слабак, — презрительно выплюнул он, усмехнувшись.

Слабак?

Гарри, отвернувшись, недоуменно нахмурился, ощутив что-то внутри себя, что отторгало это слово. То, что это слово просто ненавидело. Может, это он сам?

И вдруг он почувствовал. Чувства его затопили, отчего у него мгновенно сбилось дыхание. Гнев, стыд, ярость, горечь, боль, ненависть, отвращение — все то, что было где-то глубоко внутри него. И особенно ярко было отвращение. Он на миг захотел ударить себя, когда понял, что имел в виду Забини. А ведь тот был прав, абсолютно.

Малфой устроил гадость? Это прошлое, его следует выкинуть, а оставить от него лишь желание вернуть долг зарвавшемуся чистокровке. Никакая память не имеет права сковывать его страхом.

Он — Гарри Эванс, у него нет права сдаться и остановиться на полпути.

Крепко сжав кулаки и прикусив до крови губу, сдерживая бешеную улыбку, которая так и норовила появиться на его лице, равенкловец тяжело выдохнул, шире раскрывая глаза, на секунду блеснувшие недавно ушедшим красным, а внутри мальчика что-то довольно задрожало.

Обидчики ответят, уж он об этом позаботится.

Мысленно поблагодарив Забини, Гарри, выпрямив спину и покрепче перехватив портфель, направился в кабинет.

Он уже оплошал, позволив грузу реальности его сломать, но чудом он вновь пришел в себя. Для того чтобы он мог отомстить, ему надо подготовить пригодную для ответного хода почву. То, что он задумал — о, он уверен, Малфой по достоинству оценит это — провернуть совершенно чисто будет сложно, так что нужно максимально обезопасить себя. О человеке судят по общественному мнению, тогда, для начала, ему следует все-таки завести друзей, как и просила его мать.

Но это будет после Рождества.

---

Примечания:

Восстановление Гарри вышло несколько скомканным, но мне очень не хотелось разносить это нытье на несколько глав, что сделать, теоретически, стоило, для большей реалистичности, конечно. Но... Вам действительно хотелось бы читать, фактически, одно и то же в течение нескольких глав? Сомневаюсь.

Гарри признавал, что, несмотря на всю его решимость, ему был необходим перерыв. Эмоций в нем было слишком много, а они были плохим советчиком, когда от него требовалось быть максимально отстраненным и расчетливым. Потому Рождественские каникулы стали для него своеобразным спасением, к тому же, начни он с ходу пытаться начать общаться со своими сокурсниками, это могло выглядеть слишком странно, а вот если он вернется от семьи уже более-менее пришедшим в себя, это будет более естественно.

Тем более, Эванс уже успел сильно соскучиться по своей матери.

* * *

Мальчик, с нетерпением ждавший, когда поезд, наконец, прибудет на платформу 9¾, задумчиво смотрел в окно. Он был в купе совершенно один и, по правде говоря, его это полностью устраивало — Эванс не был уверен, что ему удалось бы остаться столь же умиротворенным и спокойным, как сейчас.

Гарри был заинтригован письмами Лили, так как та делала не один намек, что она на этих каникулах сможет отвести сына на одно крайне любопытное по ее мнению мероприятие, успокаивая мальчика тем, что оно никоим образом не связано с квиддичем. Вообще, Эванс был рад тому, что уговорил мать начать жить в магической части страны вновь, так как ее это сильно приободрило, что было видно даже по почерку в письмах — буквы стали ровней и крупней, создавалось впечатление, будто уверенность женщины росла изо дня в день. Да и само содержание писем, если сравнивать последние с самыми первыми, стало заметно оптимистичней и веселей, шутки, которые отпускала на бумаге Лили, уже не выглядели измученными и горькими. К тому же, последние новости, о которых сообщала мисс Эванс, вселяли надежду, что в скором времени им удастся оставить старую полуразвалившуюся лачугу, в которой они сейчас живут, позади. Гарри искренне надеялся, что это произойдет в скором времени.

Вот в поезде заметно потемнело, лишь освещение в купе позволяло разглядеть находившиеся за толстым стеклом окна кирпичи туннеля. Раздался визг тормозов и Гарри, сидящий в последнем купе последнего вагона, смог увидеть, как постепенно замедляющий движение поезд плавно остановился у перрона, на котором находилось множество пар взрослых, ждущих своих детей. А в дальнем углу, на одной из скамей, была и Лили.

Гарри повезло, так как его вагон был почти пустой, в нем находилось еще от силы пара человек, потому на выходе ему не пришлось толпиться с другими студентами. А учитывая его достаточно тяжелый чемодан, то столкновение с кем-то из учеников стало бы неприятней вдвойне.

— Гарри! — Радостно воскликнула Лили, как только заметила направляющегося к ней мальчика. — Как доехал, дорогой?

Пожалуй, его мать — единственный человек, чьи милые прозвища он может не только стерпеть, но и наслаждаться ими. Мисс Эванс была по натуре очень нежным человеком, а ее забота никогда не душила, лишь приятно согревала, но Гарри, если уж быть честным, не знал, что являлось тому причиной: избиения мужа или же природная черта характера. Если судить по рассказам матери, то в школе она была довольно бойкой девочкой… Что никак не вязалось с нынешним обликом этой измученной жизнью женщины. Хотя надо было отдать Лили должное, ведь она не только окончательно не сломалась, но и помогла встать на ноги сыну.

Уже сейчас, рассматривая свою мать вблизи, Гарри мог видеть множественные детали в ее внешности, которые вместе образовывали картину, совершенно отличную от той, что мальчик мог видеть перед отъездом в Хогвартс. Зеленые глаза, бывшие раньше потускневшими, теперь согревали каким-то внутренним огоньком, которого он никогда ранее не наблюдал. Неяркие рыжие волосы теперь выглядели куда ухоженней, как, впрочем, и одежда. Теперь при взгляде на Лили Эванс можно было увидеть хрупкую женщину, от которой мягко веет печальной нежностью.

— Хорошо, мам, — слабо улыбнувшись, кивнул Гарри, позволяя своей матери взмахнуть ее новой палочкой, которая, к сожалению женщины, слушалась ее несколько хуже предыдущей, и наложить чары левитации на багаж. Рядом с мамой ему становилось куда лучше, а выражать эмоции — легче. Будто с его плеч снимали тяжелый груз. — Как твоя работа?

Лили удалось все же найти работу спустя месяц неустанных поисков или, вернее будет сказать, работа нашла ее. Женщина была нанята одним чистокровным аристократом на должность личного зельевара, после проверки, конечно же. Лорд Гамп был пожилым магом, которому, из-за специфики его увлечений, постоянно требуются различные зелья, чаще всего лечебные. Мама Гарри, как оказалось, была очень и очень неплохим зельеваром, потому мужчина нанял ее без лишних вопросов, подписав с ней контракт, стандартный для волшебников, работающих на постоянной основе у той или иной аристократической семьи. Таким нехитрым способом Лили получила надежную работу, а лорд Гамп заимел умеющего держать рот на замке хорошего изготовителя зелий для своего рода.

Коротко хмыкнув, мисс Эванс с заметным весельем посмотрела на сына.

— Как и всегда, Гарри, — живо ответила она, — ты же знаешь.

Женщину откровенно забавляло любопытство мальчика, который каждый раз пытался узнать хоть какие-нибудь подробности о работе матери. Но из-за подписанного контракта та не имела права распространяться по этому поводу без личного согласия лорда Гампа, да и сама Лили не жаждала посвящать Гарри в подробности, умело увиливая от ответов.

— Да, конечно, как всегда, — закатив глаза, едко проговорил мальчик, впрочем, нисколько не обижаясь на поведение матери. Если та таким образом может сделать себя счастливой, значит, пусть оно так и будет. — Кстати, — прищурив глаза, сказал он, — а что по поводу того таинственного мероприятия, о котором ты писала?

Пара неспешно продвигалась уже по маггловской части вокзала, успешно направляясь к выходу, где на парковке их уже ждало такси. Подумать только, а ведь раньше такси было для них непозволительной роскошью.

Тихо хихикнув, Лили потрепала сына по голове.

— Оно проводится два раза в году — зимой и летом. Это, если можно так выразиться, командная игра, — Гарри поморщился, за что получил легкий шутливый подзатыльник, — и, насколько мне известно, в этой игре будет участвовать около сотни человек.

Мысленно присвистнув, мальчик посмотрел на мать.

— И все равно, мне это ни о чем не говорит, — упрямо заявил он, надеясь все же выудить из Лили прямой ответ на свой невысказанный вопрос.

Женщина, весело улыбаясь, пожала плечами. Сегодня у Лили было на редкость игривое настроение, что Гарри даже немного растерялся.

— Узнаешь, как только мы сходим на прогулку на Диагон Аллею, — сказала она, усаживаясь в машину вместе с сыном.

Что-то неразборчиво буркнув, равенкловец захлопнул за собой дверь и устроился на сидении поудобней, ожидая, когда таксист уложит в багажнике вещи и, наконец, повезет его с мамой домой.

Рядом с Лили Гарри всегда забывал все свои проблемы, только с ней он мог отдохнуть. А подумать над тем, что ему стоит делать в школе, он еще успеет. В конце концов, время еще есть, а сейчас он мог насладиться долгожданным отдыхом с единственным человеком, который имел для него значение.

А когда Лили обняла его, внутри у него стало так тепло-тепло.

* * *

Дом встретил Эвансов уже привычной серостью и унылостью. Гарри сразу заметил, что улыбка Лили несколько потускнела при виде чернеющей на фоне серой стены двери. У них обоих были связаны не лучшие воспоминания с этим местом, но, увы, это место все еще оставалось их домом, ничего с этим поделать было нельзя.

Гарри, повесив на вешалку свою не слишком теплую куртку, отстраненно подумал, что, несмотря на наличие четырех стен и крыши над головой, ему все равно прохладно. Хотя он не видел смысла жаловаться, да и не хотелось, ведь, в общем-то, он всегда любил зиму и холод. Это ему всегда казалось ближе, нежели жаркое лето с его палящим солнцем, от которого хотелось спрятаться в ближайшую тень.

— Будешь чаю? — Приглушенно донесся из другой комнаты голос Лили.

— Да, спасибо, — повысив голос, ответил мальчик, разуваясь на ходу и проходя в гостиную, которая являлась для семьи Эвансов еще и кухней.

Поежившись, Гарри решил, что как бы он не любил холод, но и тепло ему тоже нравится. Хотя теперь для них погода не являлась особой проблемой: хоть Лили и не могла использовать всю свою силу с новой палочкой, но простейшие заклинания для изменения климата в помещениях и не требовали особого напряжения.

— Вот, — поставив на стол две чашки, из которых шел пар, и пачку овсяного печенья, женщина уселась на один из хлипких стульев.

Вдыхая запах мяты, идущий от горячего чая, Гарри сжимал в руках источник тепла, греясь. И сейчас, в гостиной, где был приглушен свет, где через окно просачивался морозный воздух, но и там, где напротив сидит самый близкий человек, мальчик чувствовал себя счастливым, имеющим возможность забыть обо всех проблемах и просто наслаждаться бесконечно тянущейся минутой безмятежности и тепла.

Лениво приоткрыв ранее плотно закрытые глаза, Гарри перевел задумчивый взгляд на мать, которая, казалось, и не отводила взгляда от сына.

— Что? — Скрывая смущение, достаточно грубо спросил он, хотя Лили и он сам знали, что это все наносное, а мальчик обидеть никого не хотел.

— Ничего, — просто ответила она, пожав плечами и счастливо улыбнувшись, — я соскучилась, — добавила, отпив немного чая из своей чашки.

Фыркнув, Гарри отставил чашку на стол и впился любопытствующим взглядом в спокойные глаза мамы.

— Кстати говоря, мам, — мальчик положил голову на согнутую в локте руку, — а когда ты планируешь устроить нам прогулку по Диагон Аллее?

Была у него одна мысль… Если она подтвердиться, а он на это очень надеялся, то ему не придется гадать над подарком для матери.

— А что, так не терпится? — Посмеиваясь, спросила Лили.

А ответом ей была уверенная, но немного странная, будто бы говорящая немного об ином, улыбка.

— Ага.

Допив свой чай, Гарри неуверенно посмотрел на мать. В груди у него что-то скреблось, просясь наружу, а в глазах подозрительно защипало.

«Знаешь, мам, а ведь Хогвартс ничем не лучше моей предыдущей школы».

Закусив внутреннюю сторону губ, мальчик опустил взгляд на неровно окрашенную поверхность стола.

«Знаешь, мам, а ведь твой сын пережил настоящую пытку».

На его губах против его же воли расползлась кривая болезненная ухмылка, больше похожая на гримасу боли. А во рту стало подозрительно солоно.

«Знаешь, мам?»

— Что-то не так, Гарри? — Удивленно спросила Лили, не могущая встретиться с сыном взглядом. Он, наклонив голову, спрятал свои глаза под челку.

«Но знаешь еще что, мам… Я их не прощу. Никогда. Ни за себя, ни за тебя. Они все ответят».

— Нет, все в порядке, мам.

Очередная улыбка озарила обычно несколько печальное лицо женщины, которая, просто кивнув, начала убирать со стола.

Откуда же ей было знать, что глаза ее сына сейчас полыхали кроваво-красным цветом, отражающим гнев?

* * *

С темного вечернего зимнего неба падали пушистые снежинки, что происходило в Англии не так часто, все же зима в Британии обычно была совсем не снежная. Гарри с мамой решили отправиться в это время на Диагон Аллею, потому что, по словам Лили, именно в вечернее время главная волшебная улица Лондона выглядела лучше всего. И сейчас, стоя посреди заснеженных домов, от которых мягко шел свет, мальчик не мог с ней не согласиться. Еще не было темно, но и солнца уже не было видно, потому были зажжены немногочисленные магические фонари, которые своим теплым желтым свечением освещали пространство вокруг, красиво дополняя яркие вывески магазинов, которые по случаю наступления каникул были украшены всевозможными способами. К тому же Гарри не мог не радоваться тому, что, по сравнению с его последним визитом, на Диагон Аллее было значительно спокойней, народу стало гораздо меньше, в основном по улице мерно прогуливались пары, которые рассматривали витрины в поисках чего-то интересного. Основное же скопление людей находилось в «Чайном пакетике Розы Ли», уютной чайной в самом конце Диагон Аллеи, где та переходила в жилой магический квартал, в котором, в основном, находились дома богатых волшебников, потому как для обычных жителей Магической Британии жилье там стоило слишком дорого.

— Зная тебя, сынок, предлагаю нам сразу же разделиться, — вздохнув, сказала Лили, мгновенно тем самым обращая внимание Гарри на себя.

— С чего бы это? — Скептически приподняв брови, спросил он, — к тому же, ты разве не боишься, что твоего одиннадцатилетнего сына украдут или чего похуже со мной случится?

Женщина весело фыркнула.

— Во-первых, с того, что ты вряд ли захочешь со мной ходить выбирать подарки людям, которых ты, по сути, не знаешь, — ответила она, — а во-вторых, если ты не будешь ходить с подозрительными людьми и приближаться ко входу Ноктюрн Аллеи, то с тобой ничего не случится, — дав сыну шутливый подзатыльник, сказала Лили.

Возмущенно засопев, Гарри потер пострадавшую голову.

— Кого я не знаю? — Ухватился он за самую важную, как ему казалось, фразу, поинтересовался мальчик. Ему всегда казалось, что он был вхож в ее круг общения.

— Да, — кивнула его мама, — благодаря моей работе мне пришлось познакомиться со многими весьма милыми людьми. Потому мне следует выбрать им подарки на Рождество, да и, чего уж утаивать, мне хотелось бы приобрести подарок и тебе, но это должен быть сюрприз, понимаешь?

Обреченно вздыхая, Гарри согласно кивнул, подставляя Лили раскрытую ладонь. Его мать вопросительно приподняла бровь.

— Я остаюсь один, так почему бы мне не прогуляться по магазинам, купить чего-нибудь, — намекающее смотря в глаза женщины, сказал он, все так же протягивая ладонь, на которую Лили со смешком отсыпала десять золотых монет.

— Это тебе на все каникулы, вымогатель, — весело промолвила женщина, — встретимся через час здесь же.

Гарри только и оставалось, что согласно кивнуть. Первым делом он собирался заглянуть в лавку Олливандера.

* * *

Снаружи магазинчик был все таким же потрепанным, казавшимся заброшенным. Видимо, хозяин не видел какого-либо смысла во всех предпраздничных традициях, потому ни ярких разноцветных огней, ни хвойных ветвей не было. Лишь пыльная витрина, на которой все так же была одна-единственная палочка на выцветшей пурпурной подушечке.

По сравнению с остальными лавками эта выглядела крайне уныло и неприветливо, при взгляде на нее становилось как-то тоскливо, будто все разом забыли о чем-то очень важном.

Когда мальчик вошел внутрь, как и в прошлый раз, где-то слабо звякнул колокольчик, рождая где-то внутри некое чувство ностальгии. А ведь еще только летом он здесь покупал свою первую и, как он надеялся, единственную на всю жизнь палочку. Ведь ни одна палочка на свете не будет слушаться лучше, чем самая первая.

— Добрый вечер, мистер Эванс, — раздался сбоку от Гарри голос, который, без сомнений, принадлежал хозяину лавки. Гарик Олливандер, сидевший за столом у окна, пил что-то горячее из белой кружки, казалось, даже не обращая внимания на посетителя и, конечно же, нисколько не удивившись неожиданному визиту.

— Здравствуйте, мистер Олливандер, — все еще немного сомневаясь в том, стоило ли приходить, поздоровался мальчик, но тут же себя одернул — сомневаться смысла никакого не было, ведь он уже пришел. — У меня возник один вопрос, и мне показалось, что никто лучше вас не сможет мне ответить на него. И… с наступающим, — наблюдая за абсолютно невозмутимым стариком, вежливо сказал он. Вообще, Гарри раньше никогда никому не говорил «с наступающим», даже матери, так как в этом просто никогда не было нужды, ведь одноклассники в его маггловской школе его не любили, как и учителя, в общем-то, а маму он поздравлял всегда в сам день праздника.

— И вас, мистер Эванс, — добродушно улыбнувшись, с кивком ответил старик, — и что же вас интересует? Ваша палочка вам верно служит, — отстраненно произнес пожилой маг, абсолютно уверенным тоном, даже нисколько не сомневаясь в своей правоте, что в очередной раз заставляло удивляться Гарри — откуда же он всегда все знает? И, кажется, этот вопрос слишком явно читался по лицу мальчика, потому как хозяин лавки мягко рассмеялся, — я знаю все о палочках, которые я изготовил, мистер Эванс.

Неловко кашлянув в кулак, Гарри переступил с ноги на ногу.

— Мистер Олливандер, вы ведь помните мою мать? — Не ожидая ответа, задал он риторический вопрос, — вы же знаете о том, что все палочки магглокровок, когда тех депортировали в маггловский мир, отбирались Министерством…

У Гарри были определенные подозрения о том, куда же они все пропали, так как его однокурсники вскользь упоминавшие своих родственников, рассказывали иногда и об их палочках, что считалось у магов жестом доверия — палочки были продолжением мага, раскрывали силу и характер владельца. И порой мальчик слышал о том, что некоторые магглокровные родственники студентов каким-то неведомым образом были при своих первых палочках. Хотя не лишиться их они не могли, так как, к примеру, в войне пожилая и грузная миссис Доррис, которую он мельком совершенно случайно видел на колдографии, не могла принимать активного участия, а сотрудником Министерства точно не была, иначе ее сын непременно бы об этом упомянул.

Но вся эта информация была подслушанной, потому Гарри не знал, правда ли это.

— Да, я помню это, — грустно вздохнув, сказал Олливандер, отпивая из своей кружки, — глупые министерские работники хотели их уничтожить, но мне удалось их отговорить, в результате чего огромное количество палочек было перевезено на склад моего магазинчика.

Гарри скрыл обрадованную улыбку, хотя готов был поклясться, что пожилой маг все равно знал бы о ее наличии на лице мальчика. Как и обо многом другом.

— Мистер Олливандер, в таком случае, не могли бы вы…

* * *

Выходил из магазинчика Олливандеров Гарри довольным, чувствуя приятную тяжесть коробки с палочкой во внутреннем кармане куртки. Это будет хорошим подарком к Рождеству.

Теперь он мог просто побродить по магазинчикам, заглянуть в интересующие его лавки, хотя теперь количество его карманных денег заметно уменьшилось: вместо десяти галлеонов осталось только четыре, так как, оказалось, что палочку надо было выкупить, что было прописано законом. Впрочем, и четырех галеонов было вполне достаточно, ведь никаких особых затрат мальчик не планировал.

* * *

Прогуливаясь по Диагон Аллее и жуя шоколадный кекс, Гарри вдруг обратил внимание на странную доску, которая, как подозревал Эванс, была доской объявлений, если судить по многочисленным приклеенным к ней бумажкам.

Пройти мимо, даже не посмотрев поближе, он не мог.

И это действительно оказалась доска с объявлениями. Кто-то искал помощника для сортировки ингредиентов, кому-то нужен был посыльный, чтобы доставлять какие-то вещи из рук в руки… Множество различных бумажек совершенно разных цветов предлагали на обозрение случайным прохожим различные объявления или новости. Но был один большой плакат, который располагался на правой стороне доски, возле него вертелось пара детей и несколько подростков.

С интересом вчитавшись в текст, напечатанный на цветастой поверхности, Гарри удивленно хмыкнул. Прямо в преддверии Рождества, вот совсем уже скоро, будет проводиться некое мероприятие, которое, судя по всему, проходило летом и зимой, а большая надпись «Зимний кубок» говорила именно об этом. Но что больше интересовало мальчика, так это то, что само мероприятие называлось очень просто и, одновременно с этим, странно, порождая этим энное количество вопросов в голове Гарри — Войны.

«А не об этом ли говорила мне мама?»

Вспомнив о матери, мальчик посмотрел на циферблат старых карманных часов и сразу же выкинул из головы все посторонние мысли — он задерживался, Лили могла начать волноваться.

* * *

— Ты опоздал, — обвиняющим тоном сказала Лили, как только ее запыхавшийся сын подбежал к ней. Подняв вверх указательный палец, тем самым прося минутку на отдышку, Гарри уперся ладонями в колени.

Выдохнув, он распрямился, раздраженно поморщившись — мальчик ненавидел опаздывать, о чем сама Лили прекрасно знала.

— Прости, — хотя сожалеющим его голос назвать было сложно, — просто наткнулся на доску объявлений, где увидел очень любопытный плакат, — уставившись пытливым взглядом на свою мать, сказал он, — Войны, мм?

Лили не могла сдержать короткого смешка.

— Мерлин, вот и первая часть моего подарка раскрылась.

Довольно хмыкнув, Гарри почесал висок.

— Ну, — добавил он, — если быть совсем честным, то я совершенно не понял, что это. Точнее, просто не успел.

— Тогда узнаешь прямо там, — заключила его мама, — иначе будет не интересно. Но, думаю, тебе понравится. Войны состоятся всего через пару дней.

— Ага, — закатив глаза, ответил Гарри.

Остаток дня семья Эвансов провела в той самой чайной «Розы Ли». Как оказалось, шоколадные трюфели там были очень вкусными, а любимый мятный чай Лили также был прекрасен.

---

Примечания:

Дорогие читатели, в этот раз я выставляю две главы сразу, так как велика вероятность, что я ни черта не выставлю в следующее воскресенье — дела, дела и еще раз дела. Ошибки и прочее я не особо вычитывала, потому стучитесь в ПБ, всем рада буду.

И да, я оставила Войны, но этому есть некоторые объяснения. Первое — мне обидно убирать то, что я так продумывала. Второе — оно необходимо для сюжета. Правда.

Поправляя свой шарф, Гарри задумчиво наблюдал за отражением матери, которая явно привычным, доведенным до автоматизма движением собирала волосы в небрежную косу, впрочем, не особо следя за лезущими на лицо прядями.

— Пойдем, Гарри, — протянув руку сыну, сказала Лили, другой рукой придерживая ремень своей сумки.

Первым делом им предстояло отправиться на Диагон Аллею, где им следует переместиться сразу же в специально организованное для Войн место. Эвансы жили на самой окраине Лондона, потому у них было два выхода: либо добраться до необходимого места на маггловском такси, что займет достаточно большое количество времени, либо же воспользоваться Ночным рыцарем, который же, судя по словам Лили, был очень быстрым, но уж очень неудобным из-за сильной тряски. К сожалению, они умудрились пропустить момент, когда еще можно было спокойно доехать до места назначения на такси, так что приходилось воспользоваться последним вариантом. Конечно, можно еще было доехать на поезде, но времени даже для этого не оставалось. У них его, если быть совсем уж честным, вообще не было.

— Итак, сынок, перед тем, как мы все же попадем на Войны, я расскажу немного об этом мероприятии, если позволишь, — улыбнувшись, произнесла рыжеволосая женщина, когда она с Гарри вышли на улицу, сразу попадая в мороз, который, впрочем, был им нестрашен благодаря согревающему заклинанию Лили. — Насколько я знаю, Войны начали проводиться не так уж и давно — всего года три назад состоялось первое сражение.

— Но почему именно «Войны»? — нетерпеливо поинтересовался мальчик, шагая рядом с матерью.

— Потому что там будет идти сражение между двумя армиями, грубо говоря, — хмыкнув, ответила та, сдув мешающуюся прядь волос с лица. Видя недоумение на лице сына, Лили позволила себе короткий смешок: ей редко удавалось застать подобное выражение лица у него, — как правило, в сражении участвует не многим более сотни человек, но, к примеру, прошлым летом в общей сумме принимали участие около трех сотен молодых волшебников.

— Но, погоди-ка… Если идет сражение, то где оно проводится? Нужно же будет много места, иначе все теряет смысл, это будет просто бойня! — Недоуменно воскликнул Гарри, — к тому же, как зрители смогут следить за всем происходящим?

Для того, чтобы вызвать Ночной рыцарь, Эвансам надо было выйти либо на дорогу, либо на какой-нибудь пустырь, так как для автобуса требовалось достаточно много пространства. Жили же они на небольшой поляне неглубоко в лесу, рядом как раз было шоссе.

— Ну, сражение и места для зрителей располагаются зачастую в очень разных местах. Прошлой зимой, если судить по рассказам видевших все своими глазами волшебников, сама битва проводилась вообще в другой стране, — поясняла Лили, — а зрители всегда прибывают в одну и ту же деревушку, которую-то и построили исключительно для проведения этого мероприятия. В моменты перерыва между состязаниями она будто бы вымирает. Так вот, в этой деревушке-то было огромное поле, на котором и возвели места для зрителей, а также нечто, очень напоминающее экран в кинотеатре, с которого и ведется наблюдение за ходом сражения. Готова поспорить, — женщина шмыгнула носом из-за холода, — именно у магглов волшебники и украли эту идею.

Они, наконец, вышли к дороге.

— Ладно, остальное увидишь на месте, а если что — еще и спросишь, — сказала, остановившись, мисс Эванс, доставая из чехла палочку, — а пока я жива, смотри и учись! — Шутливо сказала она.

— Не говори так, — прищурившись, ответил на это мальчик, но его мать лишь закатила глаза и, выпустив палочку из своих рук, уронила ее на промерзший асфальт.

Иронично приподняв брови, Гарри удивленно посмотрел на свою мать.

— Мне кажется или мы опаздываем? Очень опаздываем?

Но его прервал раздавшийся совершенно внезапно визг тормозов и порыв ветра, чуть не сбивший с его головы шапку, благо мальчик успел ее придержать.

— Ч-чего? — Шокировано уставившись на трехэтажный автобус, которого точно раньше не было перед ним, Гарри, совершенно нетипично для себя раскрыв рот, перевел взгляд на мать.

— Магия, — хитро ухмыляясь и пожимая плечами, всем своим видом излучая довольство собой, пропела Лили, подходя к машине.

Из автобуса выпрыгнул кондуктор в пурпурной униформе и громко заговорил:

— Добро пожаловать в автобус «Рыцарь», неотложный транспорт для потерявшихся волшебниц и волшебников. Просто вытяните вперед руку, которой держите волшебную палочку, заходите внутрь — и мы доставим вас, куда вы пожелаете. Меня зовут Стэн Шанпайк, и сегодня… — он на секунду прекратил тараторить и осмотрелся, — утром я ваш кондуктор.

Удивлению Гарри не было конца. Волшебники, по большей части, вообще себя довольно странно вели, по крайней мере, для того, кто вырос в мире магглов, их поведение было странным, но этот персонаж, судя по всему, не был даже уверен в том, какое время суток на дворе. Хотя… видимо, автобус может доставить их с мамой «куда они пожелают», даже на другую часть планеты, если кондуктор не врал, конечно же, так что и время в этих разных «куда угодно» может быть разным.

— Нам до Лондона, к Дырявому Котлу, — мягким голосом сказала Лили, проходя внутрь автобуса и утягивая сына за собой.

— Двадцать два сикля, по одиннадцать за каждого, — мгновенно среагировал кондуктор, отходя с пути и протягивая ладонь, в которую тут же упало нужное количество серебряных монет. Довольно прищурившись, Шанпайк положил деньги в свою сумку на поясе. — Что-нибудь желаете, мэм? Плед, горячий шоколад, зубная щетка?

— Нет, благодарю, нам ничего больше не надо, — нетерпеливым тоном ответила женщина, показывая, что у нее нет времени на разговоры.

— Зубная щетка? — Не очень-то скрывая улыбку, поинтересовался у матери Гарри, когда они присели на свободные места.

— Ага, — кивнув, ответила Лили, крепко ухватываясь за ближайший поручень, — любой каприз за ваши деньги. И, — она выразительно посмотрела на мальчика, — я бы посоветовала тебе держаться за что-нибудь, да покрепче.

— А что так… — Не успел спросить Гарри, как его прервал своим слишком громким голосом кондуктор:

— Трогай, Эрн, — и сел рядом с Эвансами, так же, как и Лили, держась за поручень над головой.

Раздался оглушительный грохот, и в следующую секунду скоростью Автобуса «Рыцарь» Гарри отбросило на кровать напротив. Поднявшись и судорожно сжав руками подлокотник, Гарри выглянул в почему-то тёмное окно и увидел, что теперь они едут по совершенно другой местности.

Резкие и внезапные повороты заставляли мальчика скрипеть зубами и недовольно смотреть на умиротворенно выглядящую мать, которой, казалось, все нипочем. И он искренне надеялся, что его не стошнит: Гарри всегда не очень хорошо переносил быструю езду, что, кстати, являлось одной из причин, по которой он просто ненавидел метлы.

* * *

Буквально вываливаясь из автобуса, Гарри поклялся себе, что ноги его в этой адской машине не будет. Лицо мальчика было все бледным, а глаза лихорадочно блестели от пережитых минут мучений. Рядом стоящая дружелюбно улыбающаяся мать не добавляла ему хорошего настроения. Конечно, он горячо любил Лили, но не предупреждать своего сына о подобных особенностях этого транспорта было слишком подло с ее стороны.

— Обожаю Ночной рыцарь, — весело выдала эта ненормальная, по мнению Гарри, женщина, с притворным беспокойством осмотревшая шумно дышащего мальчика.

Раздраженно фыркнув, он поспешил поправить съехавшую на одну сторону шапку, даже не берясь предсказывать масштабы бардака на своей голове. Нет, он точно больше никогда не залезет в этот автобус!

— У нас осталось двадцать минут до начала, — довольно поглядывая на часы, бросила в пространство Лили, — через пять минут уже закроют допуск к общественному портключу. Пойдем.

В деревню, где будут проходить Войны, можно попасть только с помощью портключа, находящегося в Павильонах быстрого перемещения, ближайший из которых располагался именно на Диагон Аллее. Павильоны позволяли за отдельную плату или же по наличию билетов на некоторые мероприятия перемещаться по стране с помощью портключей на специальные точки прибытия, которым являлись, чаще всего, другие Павильоны. Изначально они создавались для обеспечения наиболее безопасного и максимально удобного путешествия волшебников, а с каких-то пор стало престижно обеспечивать посещение людьми ваших мероприятий через Павильоны. Можно было бы сказать, что эти здания бесполезны и являются лишь глупой тратой денег страны, но со времен начала их активного пользования количество преступлений, происходящих из-за внезапного появления на месте нарушителей закона, свелось к нулю.

Павильоном быстрого перемещения было не очень приметное невысокое одноэтажное здание, расположенное вблизи банка Гринготтс. За пару секунд вас проверяют на наличие вредоносных артефактов или подозрительных склянок с зельями, после регистрируют вас, как тех, кто воспользовался услугами, и приводят в помещение с портключом, который обслуживает один из персонала. Все это происходит очень быстро, хотя Гарри слышал, что это всего лишь стандартная проверка, а проверка при посещении, к примеру, бала в Министерстве, будет гораздо более глубокая и сложная.

Портключом была круговая цепь, подвешенная на небольших столбиках. Так как такой вид перемещений, требующий при создании указания периода времени, когда он будет работать, часто использовался целыми группами волшебников, то персонал Павильона нашел цепи наиболее удобным вариантом.

Взявшись с матерью за холодный металл, с помощью которого им удастся попасть на Войны, Гарри почувствовал, будто бы он одновременно взлетел и упал, причем еще и вертясь волчком на безумной скорости, отчего только-только отступившая тошнота после путешествия на Ночном рыцаре вновь напомнила мальчику о себе. Эти пара мгновений перемещения были ужасны, а когда он, наконец, почувствовал под ногами твердую землю, колени у Гарри подогнулись, из-за чего он чуть не упал, но, заметно пошатываясь, ему удалось сохранить вертикальное положение, хотя желание куда-нибудь прилечь было очень сильным.

— А вот портключи я не очень жалую, — положив руку на плечо сына, произнесла сдавленным голосом Лили и, выхватив палочку, скороговоркой пробормотала какое-то заклинание, отчего болезненная бледность ушла с ее лица, а потом повторила то же самое и с Гарри, которому к тому моменту стало мгновенно лучше, хотя легкое головокружение и запутанность мыслей осталась.

— Могу с уверенностью сказать, что я ненавижу магические способы путешествий, — процедил он, на что его мама лишь коротко рассмеялась.

— Ты еще аппарацию не пробовал, — хитро прищурившись, подколола женщина, осматривая круглую деревянную площадку, на которой они оказались. Это, судя по всему, был один из залов местного Павильона быстрого перемещения.

К Эвансам поспешили два охранника, которые проделали с теми ту же процедуру, что и другие перед использованием Гарри и Лили портключа. Быстро уверившись в отсутствии подозрительных вещей у прибывших, охранники отошли, пропуская пару к выходу.

Когда Эвансы вышли наружу, Гарри показалось, что его оглушили: настолько громким был гомон многочисленных волшебников, собравшихся на улице. Кто-то стоял возле многочисленных ларьков, с интересом разглядывая предоставленные товары, кто-то спешил зайти в одно из небольших кафе, а кто-то просто шел вперед. Но у потока людей было одно общее направление — все они шли к непонятному издалека строению, в котором, судя по всему, и располагаются зрительские места.

— Хочешь что-нибудь купить перекусить? — Поинтересовалась у сына Лили и, дождавшись отрицательного кивка, перехватила тонкую руку ребенка, чтобы не потерять того в толпе, и направилась вместе с ним туда же, куда шли и остальные волшебники.

Гарри молча рассматривал все вокруг, стараясь увидеть все сразу. Он еще никогда не видел такого скопления волшебников! Вот группа подростков лет пятнадцати, гогоча, пьет нечто явно спиртное, а дальше идет молодая пара магов, следом за ними неровным строем шагает большая семья и, приглядевшись, мальчик понимает, что это Уизли — их рыжие волосы не спутаешь ни с чьими иными. Много, много людей!

— Ну, ладно, так как мы уже прибыли, я расскажу тебе основные вещи, которые тебе следует знать, чтобы без препятствий понимать происходящее на Войнах, — произнесла Лили, оглядываясь на сына, который, неуверенно кивнув, все так же покорно следовал за матерью. — В Войнах всегда участвуют только две армии и бьются они друг с другом лишь раз, так что тот, кто сейчас победит, тот и станет обладателем Зимнего кубка. Участие имеют право принимать подростки с четырнадцати лет и старше, предварительно прошедшие инструктаж и специальную подготовку, после которой генералы двух армий, которые будут, фактически, вести все сражение, утверждают кандидатуры своих лордов-советников, а то есть тех, кто будет давать распоряжения основным силам и иногда выступать сами.

— А по какому критерию отбираются лорды-советники, да и как вообще определяется генерал? — Спросил немного сбитый с толку Гарри, пытающийся усвоить поданную только что информацию.

Лили дернула уголком губ, будто бы сдерживая лезущую на лицо ухмылку.

— Генералом армии становится тот, кто, будучи лордом-советником в предыдущем сражении, имел наивысший внутренний рейтинг, — и, предугадывая следующий вопрос, добавила:

— Что такое внутренний рейтинг можешь узнать и после, я дам тебе буклет, там все максимально подробно описано.

Какой-то мелкий мальчишка лет восьми-девяти грубо оттолкнул со своего пути Гарри, отчего тот чуть не свалился в сугроб. Раздраженное шипение пострадавшего нарушителем спокойствия было благополучно проигнорировано, но родитель, к которому, судя по всему, и бежал мальчишка, дал подопечному крепкий подзатыльник.

— Но ведь разве не может случиться так, что тех, кто в прошлый раз принимал участие в Войнах в качестве лорда-советника, не будет? Вообще? — Потерев ушибленный бок, уточнил у матери Гарри.

— С участниками подписывается специальный магический контракт, обязывающий участвовать целый год: в Летнем и Зимнем кубке. Так что нет, — хмыкнув, ответила рыжеволосая женщина, обнаруживая, что до места назначения им осталось не так уж и далеко. — Что там дальше… — задумчиво протянула она, пытаясь вспомнить наиболее значимые факты, — а, точно! Когда тебя записывают в участники и ты попадаешь в одну из армий, а именно в красную или синюю, то ты уже навсегда в ней и останешься. То есть, если ты через год после своего предыдущего участия вновь решишь побывать на поле сражения, ты вновь будешь вынужден играть за ту же команду. Но не суть… Нельзя ли поаккуратней, молодой человек?! — Возмущенно воскликнула Лили, обвинительно смотря на юношу, который при столкновении пролил на рукав женщины немного своего напитка.

— Ох, прошу прощения, — растерянно растрепав свои волосы ладонью, промямлил тот, неразличимым в шуме толпы голосом пробормотав очищающее заклинание для матери Гарри. Фыркнув, женщина одернула рукав и, потянув сына за руку, отошла подальше от группы молодежи.

— Ты чего, мам? — Не до конца понимая странную и через чур вспыльчивую реакцию Лили, спросил мальчик.

— Он слишком похож на Джеймса, — горько усмехнувшись, та передернула плечами и, нацепив на лицо слегка отдающую фальшью улыбку, посмотрела на сына, замечая его обеспокоенность, — незачем волноваться, все нормально.

Гарри же удивленно понимал, что его мама, оказывается, очень даже бойкая женщина. Еще перед его отъездом в Хогвартс у Лили был совершенно другой характер: она была вся зажата, боялась громких криков и звуков бьющегося стекла, тихо плачущая от кошмаров по ночам. А теперь перед ним была хоть и потрепанная жизнью волшебница, но не растерявшая своей горячности и гордости гриффиндорка.

— Так вот, — кашлянув, продолжила она, — лорды-защитники же и набирают в армию новичков, если посчитают нужным, конечно…

— То есть то, что ты подал заявку на участие и прошел курс обучения, еще не гарантирует твоего участия? — Встрепенулся Гарри, вопросительно посмотрев на маму.

— Да, но об этом, как я уже говорила, ты сможешь узнать и позже, — наставительно произнесла та, безмолвно упрекая сына за то, что тот перебил ее. — Но помимо двух армий, есть еще и «третья сторона», их зовут Тени. Их всего две, выбираются они главными организаторами этого действа — Джеттом Стрига и его близкой подругой Альбой Ламберг. Как правило, Тени специализируются на скрытности.

— Но зачем вообще они есть? — Недоуменно вскинув брови, Гарри скользнул взглядом по людям впереди него, мысленно прикидывая, как скоро они дойдут до места назначения.

— Тени как бы являются и самостоятельной, отдельной от остальных стороной, но они могут также и присоединиться к какой-нибудь из армий, а могут и играть сами за себя, стремясь к уничтожению генералов армий. Но, что важно, они являются одиночками, потому в Войнах образовалась, — Лили усмехнулась, — некая негласная традиция: сражение двух Теней перед началом противостояния двух армий. Вот, в общем-то, и все, — замечая, что они подходят ко входу, где у них спросят билеты, она закончила свой рассказ.

— Слушай, — хмурясь, сказал Гарри, — вот мне очень интересно: а как армии сражаются вообще? То есть, понимаешь ли, они ведь и убить друг друга могут, так что должны существовать какие-то ограничения, ведь так?

— Ну, — неуверенно протянула женщина, скосив глаза на макушку своего сына, — я не очень поняла то, что мне рассказывали, — сказала она, — однако есть некоторые правила, следованию которых участники обязуются контрактом. Нельзя использовать фамильные проклятия, нельзя использовать необратимые проклятия и нельзя использовать заклятия, попадание которых может сделать участника инвалидом или же убить его.

— Постой, необратимые проклятия? Это как? — Торопливо спросил мальчик, но Лили, уже открывшая рот для ответа, была вынуждена замолчать, так как очередь Эвансов подошла.

— Добрый день, — произнесла уже явно приевшуюся фразу молодая волшебница, нацепив на лицо профессиональную улыбку, от которой Гарри передернуло — ему никогда не нравились люди, которые улыбаются «во все зубы». Это выглядело, по его мнению, несколько жутко. — Ваши билеты, пожалуйста.

Лили протянула девушке требуемое и та, быстро их чем-то пробив, отдала мисс Эванс их обратно в руки.

— Пожалуйста, — она махнула рукой в сторону ворот, через которые проходили совершенно разные, не похожие друг на друга волшебники, — хорошего вам дня!

Нетерпеливо оглянувшись, когда они прошли через арку, Гарри обнаружил, что он с мамой оказался на обширной, покрытой снегом поляне, на которой расположились зрительские места полукругом, наподобие амфитеатра, чтобы каждый мог увидеть расположенный на своеобразной сцене огромный экран, издалека кажущийся серым из-за написанных на нем рун. Также мальчик не мог не отметить несколько возвышавшихся над первыми десятью рядами лож, которые, судя по всему, были предназначены для особых гостей, но заглянуть внутрь не предоставлялось возможности, так как места были укрыты сверху какой-то тканью, из-за которой происходящее внутри оставалось загадкой для слишком любопытных.

— Давай поспешим занять места, — дернув увлекшегося разглядыванием всего вокруг сына за рукав, Лили потянула его на деревянную лестницу, которая, несмотря на грязь и снег, оставалась чистой и сухой. Большинство мест уже были заняты, а мероприятие должно было вскоре начаться. Места Эвансов, похоже, по счастливой случайности были там, где достаточно хорошо видно: посередине на двенадцатом из тридцати рядов, благодаря чему для того, чтобы наблюдать за происходящим, им не требовалось поворачивать куда-то голову или поднимать и опускать ее. Сбоку от места Гарри как раз располагалась тканевая стена закрытой ложи, так что мальчику можно было не волноваться о толчках от соседей, сама же Лили заняла место справа от сына, и рядом с ней сидела средних лет женщина с ребенком приблизительно лет шести, возможно семи.

Прошло еще несколько минут, после которых Гарри, все еще с любопытством оглядывающийся, был неожиданно оглушен аплодисментами. Мгновенно обратив свой взгляд к экрану, мальчик не сразу понял, что примерно на его уровне глаз на метле сидел волшебник, который, судя по его манипуляциям, наколдовал Сонорус. Рядом же с тем мужчиной на другой метле сидела волшебница, которая просто молча осматривала пространство перед собой.

Неожиданно на экране появилось увеличенное изображение этих людей. У обоих была очень необычная и яркая, запоминающаяся внешность. У мага были рыжие, почти бордового оттенка коротко стриженые волосы, которые вспыхивали кроваво-красным светом на лучах желтого солнца, а неестественного желтого цвета глаза по-звериному прищуривались; женщина же резко контрастировала со своим спутником: ее снежно-белые волосы мягкой волной спадали по спине, а зоркие бледно-голубые, почти прозрачные, глаза жестким взглядом окинули зрительские места.

— Добрый день, дамы и господа! — Разнесся в пространстве усиленный заклинанием удивительно звонкий и высокий для мужчины голос. Гарри на секунду показалось, что от пересекающей лицо волшебника усмешки у того должно было треснуть лицо — настолько сильно заострились черты его и без того хищно выглядевшего весьма обаятельного лица. — Приветствуем вас на четвертом Зимнем кубке Войн! — Веселым тоном вещал мужчина, — перед вами я, вечный организатор этого действа, всем вам знакомый Джетт Стрига, и моя дражайшая подруга Альба Ламберг, — несмотря на то, что тот весьма дружелюбно представился, он казался равенкловцу каким-то жутковатым.

Имя коротко кивнувшей на представление женщины резануло слух Гарри, оно почему-то ощущалось знакомым, будто он уже где-то его встречал. Но мальчик был уверен, что никакой Альбы он никогда ранее не видел. Тем не менее, новая волна аплодисментов на недолгие мгновения охватила зрителей.

— Ахахах, спасибо вам всем за столь теплый прием, — показательно, с явно проступающей фальшью, рассмеялся Джетт, проводя рукой по своим волосам. — В этот раз сражается сто десять человек, по пятьдесят четыре в каждой армии, и, конечно же, две Тени! В качестве генерала синий армии выступает… Киронекс Стинг, — кажется, кто-то с задних рядов засвистел, — знаменитый своими прямыми безжалостными приказами своей милой, но опасной и жестокой сестре Найе Стинг, которая в этот раз примерила на себя роль лорда-советника! — Воодушевленным тоном вещал Стрига, — а генералом красной армии стал Лейурус Ланкастер, прославившийся своими агрессивными ходами, из-за которых многие продуманные планы летели к Мордреду!

Лицо мужчины приняло некое заговорческое выражение.

— Надеюсь, каждый успел сделать ставку, — буквально пропел он, — так как мы… начинаем! — С этими словами и Альба, и Джетт скрылись от взора народа, предоставляя зрителям возможность увидеть загорающийся от волшебства руны и медленно проступающее изображение какого-то необычно зеленого для этого времени поля, по которому раскидано множество огромных валунов, а также там было видно аж два озера. С одной стороны картины располагался холм, на котором располагалась синяя палатка, а с другой стороны был виден лишь лес, который уходил в низину, скрывая от взглядов базу красной армии, и лишь флажок красного цвета, поднимавшийся над деревьями, показывал ее местоположение.

* * *

В одну из закрытых палат, которая располагалась посередине полукруга зрительских мест, зашел Джетт Стрига, все еще держа на лице натянутую улыбку, которую даже слепой бы нашел фальшивой. Тому не особо нравилась навязанная роль, из-за которой он постоянно был под взором тысячи человек. Конечно, он любил внимание, даже очень, но больше предпочитал внимание без особых обязанностей, которые могут его бесить, вроде успокаивания плачущих мамаш, которые бояться за судьбу своих детяток. Если уж те пришли на Войны, то поздно метаться! И какие вообще могут быть к нему вопросы? Он Пожиратель Смерти, а в последнее время вынужден постоянно быть вежливым и сочувствующим волшебником, образцом терпения и покладистости, хотя его характер, несмотря на его поведение, диаметрально противоположен тому, что видят другие.

Джетт приметил на первом ряду человека, — или вернее будет сказать нечеловека? — из-за которого он теперь обязан мучиться со всей этой волокитой, связанной с организацией Войн. Конечно, Стрига безмерно любил и уважал своего Лорда, но некоторые решения ставили в тупик, потому он, своеобразным образом мстя, каждый раз, когда проводятся Войны, задавал мужчине один и тот же вопрос, который всегда же оставался без ответа. Милорд не обязан объяснять причину своих действий, но порой эти самые действия вызывали недоумение.

— Милорд, если позволите, я проявлю некоторое любопытство, — полувопросительно произнес Джетт, чьи волосы вновь сверкнули красным, который, как бы окружающие не удивлялись, был его натуральным цветом. Он передавался по наследству каждому, родившемуся в роду Стрига. И нет, его вовсе не заботили те возмущенные взгляды, которые на него бросает Министр, чью речь, наполненную лестью и подобострастием к Темному Лорду, он прервал. Ему нет дела до какого-то придурка, не способного даже палочку толком держать, не то, что править страной. А вот Лорд… Мысленно Стрига ухмыльнулся. А вот Лорд куда как лучше.

— Позволю, — еле слышно фыркнув, усмехнулся сидящий в кресле Волдеморт, выдохнув сигаретный дым. Его всегда забавлял этот волшебник. До ненормального предан, но очень своенравен и горд, что не позволяло тому окончательно скатиться в фанатичность, что сам Риддл находил огромным плюсом, ведь таких людей было куда легче контролировать.

— Я нисколько не сомневаюсь в оправданности ваших решений, но… Почему вы подписали указ о проведении Войн? Зачем они? — Слегка недоуменно поинтересовался мужчина, хотя для особо внимательных не укрылось, что в его голосе нет-нет, да проскальзывало скрытое недовольство. Впрочем, этот вопрос повторяется уже который раз именно с такой интонацией.

— Потому, Джетт, — хмыкнув, отвечал Риддл, прекрасно помня этот вопрос, ведь его этот парень задает каждое мероприятие, что, впрочем, скорее забавно, нежели раздражающе, — что время течет слишком быстро. У нас его практически нет.

— Милорд? — Стрига опешил, ведь никогда ничего кроме молчания в ответ от Волдеморта не получал.

Том, сидящий неподвижно, лишь вздохнул, не показывая усталость в голосе. Он прикрыл глаза от слепящих лучей солнца, отстраненно делая пометку о том, что следует попросить наложить заклятие затемнения в следующий раз, потому как лезущий в лицо свет не был очень приятен. Тем не менее, больше ни слова он не сказал.

В этот раз Темный Лорд сказал больше обычного, но, как всегда, умолчал самое главное.

* * *

— Гарри, — Лили ткнула сына, цепко разглядывающего открывшуюся перед ним картину, — держи, — она сунула тому в руки какой-то буклет.

— Что это? — Неохотно оторвав взгляд от экрана, мальчик раскрыл темную свернутую плотную бумагу, обнаруживая достаточно большой рисунок, в котором узнавалась та самая местность, где будет проходить битва. Изображение было явно зачаровано, — карта?

— Да, успела приобрести, пока ты разглядывал все вокруг, — хмыкнув, ответила женщина, — она позволяет отслеживать положение участников благодаря маячкам на их униформе.

— Вот как… — задумчиво протянул ее сын.

На карте было прекрасно видно то, чего нельзя было разглядеть на экране, что являлось достаточно удобным дополнением. К примеру, с изображения местности на сцене не было видно третьего озера, которое располагалось прямо за палаткой красной армии. Разглядывая карту, у всех создалось бы впечатление, что в наиболее невыгодной позиции находятся синие, ведь у тех база располагалась на холме, из-за чего она прекрасно обозревалась даже издалека, но то, что та находилась на возвышенности, давало и обратный эффект — синей армии также было все прекрасно видно, из-за чего была возможность проведения эффективного обстрела противников с дальнего расстояния. К тому же, им лучше было видно все поле боя, а это тоже было весьма полезным знанием.

Также нельзя было не отметить наличие в тылу синей базы леса, который, если судить по начавшим двигаться точкам, изображающим участников, будет использован в качестве стройматериала. Для чего — пока не ясно.

— Итак, дорогие зрители, — произнес кто-то задорным голосом, отличным от голоса Джетта Стриги. Его же обладателя видно не было, — как многим известно, у обеих армий в начале каждой игры есть передышка для подготовки к сражению, ведь наши дорогие Тени каждый раз в начале Войн выясняют отношения! — Если приглядеться, — изображение на экране сместилось, показывая пространство между двумя озерами, расположенными посередине поля для битвы, где на достаточно большом расстоянии друг от друга стояли два человека, одетых в темную одежду, которые отображались на карте двумя серыми с черным контуром точками, — то можно увидеть тех, кто в этот раз примерил на себя эту роль!

Каждая фраза комментатора была восклицанием, что заставляло Гарри неприязненно морщиться, так как яркий и высокий голос резал слух.

— Справа мы видим Куруша Рошена, светлого мага, предпочитающего хитростью и подлыми ударами выводить соперника из боя, а его противница — Вельвела Баше, темная волшебница, в сражении использующая в основном режущие заклинания и различные вариации заклинания магического хлыста, — воодушевленно вещал незримый человек, стараясь максимально подробно описывать людей на экране.

— Вот вам добрые и честные светлые волшебники, — тихо усмехнувшись, прошептала скорее себе, чем сыну, Лили.

— Странные имена, — замечает Гарри, пытаясь произнести непривычные для него слоги.

— Насчет Вельвелы я не уверена, — сказала его мать, — но вот Куруш Рошен — это что-то персидское, если я не ошибаюсь. В этой стране весьма опасные маги живут, знаешь.

— Ты имеешь в виду Иран? — Уточнил мальчик, припоминая, что государства Персия просто не существует.

Женщина отрицательно покачала головой.

— Нет-нет, — поспешно сказала она, — на маггловской карте действительно существует только Иран, а вот в магическое государство на его территории так и называется Персией.

— Оу.

— Вы только поглядите! — Неожиданно для отвлекшегося на разговор с матерью Гарри восклицает ведущий, — нет, ну надо же! Призывая огонь, а после него порыв ветра, мистер Рошен поднимает с озер густой туман, из-за которого значительно ухудшается видимость!

* * *

Куруш колючим взглядом оглядывает противницу, понимая, что перед ним весьма слабый противник. Стойка у девушки неудачная, она будет тормозить ее движения, ноги и руки кажутся весьма слабыми, значит, она быстро устанет. С такой можно было разобраться и в открытом бою, но Рошен, помня о том, что не зря же ту выбрали Тенью, не решается идти в лобовую атаку. Нет, здесь следует организовать все как-то изящней, но чтобы у противницы не осталось и шанса.

Кидая быстрый взгляд на озера, он составляет примерный план действий. Сюрпризы вряд ли будут, так что таким образом он разберется с девушкой максимум за минут пять.

Рошен использует заклинания огня и порыва ветра, чтобы поднять туман. Конечно, он мог бы воспользоваться и специальным заклинанием, но оно требует постоянной концентрации для поддержания, что излишне усложнит задачу Куруша. Конечно, сам он в тумане видеть будет так же плохо, как и Вельвела, но он не раз сражался с отцом абсолютно в слепую, так что отсутствие зрения проблем не доставит.

Стараясь двигаться быстро и бесшумно, Рошен молниеносно оказывается на месте, где только что стояла Баше. Вот только где она сама?

Понимая, что он сглупил, парень медленным шагом, осторожно ступая по сырой земле, посылает вперед импульс сырой магии, чтобы суметь прочувствовать, есть ли кто-нибудь впереди него. Но стоило ему высвободить неоформленную энергию, как он внезапно ощущает странное тепло под ногами, будто…

Ловушка!

Судорожно срываясь с места, Рошен отбегает на недалекое расстояние, изумленным взглядом наблюдая за светящейся печатью на земле, где он только что так неосторожно стоял. И если его глаза его не обманывают, то те искажения воздуха, так напоминающие жар над костром, являются магическими лезвиями. Быть ему порезанным на лоскутки, если бы не успел уклониться.

Внезапно его руку охватывает что-то незримое и очень крепкое, будто лиана или змея, и тянет назад, из-за чего Куруш на мгновение теряет равновесие, но с помощью контрзаклятия к хлысту, он высвобождается из хватки и отпрыгивает с места, стараясь уйти от предположительного местонахождения противницы, скрывшись в тумане. Однако, стоило ему в очередной раз наступить на землю, как он взвыл от боли.

Из его икры торчало трансфигурированное лезвие, которое, судя по всему, принимало свой вид, когда жертва наступала на очередную хорошо спрятанную печать ловушки.

Это чертовски больно!

В следующее мгновение ему приходиться расплачиваться за свою неосторожность, уклоняясь от множества самых разнообразных заклинаний, которые, если бы попали в него, и мокрого места от него не оставили. Одно бы набило его внутренние органы микроскопическими лезвиями, другое бы срезало все мясо с кости его руки, а следующее должно было превратить его ноги в подушку для иголок, образно выражаясь.

Дыша сквозь зубы, он пытался уворачиваться от многочисленных режущих, терпя адскую боль в ноге. И, если бы не его выдержка и опыт подобных ран, то он бы уже давным-давно потерял сознание.

Присев за валун, Рошен, часто дыша, мелко трясущейся рукой слегка тронул железо, находившееся у него в ноге, и тут же вздрогнул от пронзившей его тело острой боли. Крепко стиснув зубы, чтобы не издать ни звука, он откинул голову, затылком упираясь в холодный камень и, одну руку сжав в кулак, а другой схватившись за палочку, подцепил заклинанием инородное тело и, подавив вскрик, одним слитным движением, не давая себе опомниться, вытащил лезвие. Из раны тут же сильнее потекла кровь, но Куруш, широко раскрыв повлажневшие глаза, сиплым шепотом произнес заживляющие чары, благодаря чему он хотя бы будет способен передвигаться без риска потерять много крови или упасть в обморок из-за боли, хотя от неприятных ощущений это не спасет, а более основательное лечение все равно рано или поздно понадобиться.

Рошен усмехнулся, перебарывая ноющую боль в ноге. А девчонка-то оказалась очень даже ничего, теперь и становится ясна та странная стойка, казавшаяся ранее неустойчивой. Вельвела попросту сосредоточилась на нанесении печати ловушки, видимо, изначально подозревая подобное начало их сражения.

Но и он не лыком шит.

Куруш достал из крепления на сапоге короткий кинжал и, закусив губу и обнажив кожу на запястье, твердой рукой уверенно вывел острием четкие линии рун, которые, когда он закончил рисунок, мягко вспыхнули белым и погасли, оставляя после себя уже покрывшиеся корочкой царапины. Рошен вновь скрыл руку рукавом, закрывая обзор на результат своих действий. Он редко прибегал к подобному, но теперь это будет весьма кстати, так как ему придется, очевидно, сражаться, опираясь только на свой слух, не используя импульсы магии, чтобы ощутить пространство перед собой. А эта связка рун используется как раз для усиления чувств человека, временно, правда, всего минут десять. Зато теперь он слышит каждый шорох.

Затаив дыхание, Рошен принялся наклонять голову то в одну сторону, то в другую, прислушиваясь. Сморгнув сейчас бесполезными в этом тумане глазами, он вдруг застыл, найдя то, что искал. Тихие для обычного человека шаги сейчас казались непозволительно громкими, Курушу казалось, будто земля под ногами Баше скрипит от боли каждый раз, когда та мягко ступала.

Парень повернул голову в ту сторону, откуда доносились эти оглушающие звуки. Вот послышался звук, будто бы кто-то провел камнем по мелкой гальке — девушка сглотнула — а после Рошен уловил сильный шум, как если бы кто-то использовал заклинание вакуума — теперь Баше гулко вдохнула воздух.

Сомнений нет. Мягко улыбнувшись, Куруш поудобней перехватил рукой палочку и, скользнув в бок, бесшумно двинулся влево, желая обойти противника сбоку. Она наверняка ожидает атаки сзади, так что сильно надеяться на внезапность не стоит.

Он подбирается достаточно близко, чтобы суметь разглядеть неясный силуэт девушки, которая, шумно дыша, оглядывается, стараясь заметить врага первой. Но…

Рошен посылает в Баше связку заклинаний из усыпляющего, рушащего защиту и магического молота. Вельвела предсказуемо ставит от первого блок, который тут же рушится, и ее откидывает молотом на достаточно приличное расстояние. Быстро подбегая к девушке, Куруш добавляет лежащей слабую молнию и сжимающиеся путы, чтобы уж наверняка. Теперь девчонка просто не сможет подняться, даже если каким-то чудом сумела остаться в сознании.

Хм, но почему она не исчезает, как это происходит со всеми поверженными участниками?

А последнее, что почувствовал Рошен перед тем, как провалиться во тьму, была острая, режущая нервы боль в животе и спине.

* * *

— И… победительницей из этого боя выходит Вельвела Баше! — С готовностью воскликнул комментатор, притворно удивляясь, — она использовала мощную магию иллюзий, чтобы создать своего двойника и скрыть себя, а после использовала ранее трансфигурированный кинжал, чтобы ударить противника со спины! Ух, это, должно быть, больно, — протянул тот.

Гарри с любопытством взглянул на карту, которая показывала изменения, созданные участниками. К примеру, перед палаткой синей армии появилось три вышки, на которых на данный момент находятся, судя по всему, часовые. А красная армия решила не утруждать себя чем-либо, просто рассредоточив группу из пяти человек по небольшой чаще, через которую было необходимо пройти, чтобы добраться до их палатки.

— О, похоже, генерал синей армии решил отправить группу рядовых на разведку! — Заметил невидимый человек, — ведь туман над озерами закрывает обе армии друг от друга! Синие не видят красных, как и красные не видят синих! Какой любопытный поворот событий!

* * *

Шестеро человек, чьи предплечья были окрашены в синий, быстро продвигались вперед, ничего не опасаясь, ведь до тумана противник вряд ли возникнет, а вот уже у озер и дальше им придется держать ухо востро, чтобы не быть выведенными из боя из-за глупой оплошности. Никому из них не хотелось после этого получить от младшей сестры их генерала. Найа, несмотря на миловидную и весьма хрупкую внешность, была человеком очень упертым и злопамятным, могущим тысячами способов испоганить кому-нибудь жизнь.

Мягкая зеленая трава на полях была не очень удобна для сражений, так как была скользкой, из-за чего упасть на нее легче легкого. Группа «синих» двигалась на достаточно рассредоточено, чтобы не привлекать внимание своим количеством. Волшебники удивлялись, как одной из Теней удалось поднять настолько густой высокий туман, используя только ветер и огонь, ведь, в отличие от магического тумана, этот не поддерживался постоянно с помощью сил создателя.

Было удивительно, насколько четкой являлась граница, отделявшая поле и озера, которые были скрыты белесой пеленой. Молодой волшебник, ведший группу, был уверен, что дальше руки там не будет видно, чем им и предстояло воспользоваться.

* * *

— Слушай, мам, — обернулся к Лили Гарри. Та отвлеклась от происходящего на экране, переводя взгляд на сына. — А что мотивирует людей участвовать в Войнах?

Женщина заправила вечно лезущую рыжую прядку за ухо.

— Ну, насколько я знаю, всем участникам после хотя бы одного года Войн становится куда проще поступить в различные высшие магические заведения, особенно те, которые специализируются на боевой магии, — будничным тоном сообщила она, — дело в том, что участие в этом мероприятии — это опыт, а также гарантия того, что волшебник имеет уровень силы выше среднего, понимаешь?

Гарри кивнул.

— К тому же, победитель одного из сезонов Войн получает полностью проплаченное Министерством обучение в Академии Авроров и имеет хорошие рекомендации от Джетта Стриги, которые сильно помогают юным волшебникам в трудоустройстве. К тому же, — женщина пустила короткий смешок, — генерал и лорды-советники победившей армии получают денежное вознаграждение в триста галлеонов.

Мальчик присвистнул. Это была весьма немалая сумма, а, с учетом того, что каждый участник выступает дважды в год и имеет возможность выиграть, соответственно, дважды, то, если ты генерал или лорд-советник, тогда за один контракт получаешь шестьсот галлеонов. А это достаточно большие деньги. Эвансам на них можно не купаясь в роскоши, но и не работая, жить в течение года и еще немного останется.

— Лорд-советник красной армии, Юнан Уиллсток… — послышался голос комментатора.

* * *

Юнану не очень нравился приказ его генерала, но если он ослушается, то система баллов в Войнах автоматически причислит его к предателям, что не вписывалось в его планы. Отец Уиллстока был не самым последним аврором, но погиб пару лет назад в одной из многочисленных стычек хранителей правопорядка с террористами, тогда еще надеявшихся на то, что они смогут вернуть прежнюю власть. Погибали авроры на таких вылазках достаточно редко, но в тот раз они нарвались на группу самоубийц, которые, выступая за Свет, к которому сами себя причисляли, использовали не самое светлое заклинание, рассчитывая на то, что если они и умрут, так вместе с противником. Таким образом, с того вызова вернулся лишь один аврор из десяти, и этот самый один не был отцом Юнана. С тех пор мальчик надеялся попасть в Академию Авроров, так что участие в Войнах было самым проверенным путем, вот только туда не очень любили принимать тех, у кого были баллы в репутации предательств.

Лейурус требовал от него приняться за шпионаж за противником, притом практически прямым текстом говоря, что Уиллсток обязан воспользоваться одним из их семейных даров — порабощение разума животных. В данном случае Ланкастер хотел, чтобы Юнан захватил тело птицы и отправился в штаб синей армии. Вот только парень знал, что эта идея очень небезопасна, ведь во время нахождения его разума в теле птицы его тело будет просто лежать, без возможности защищаться, а того количества человек, что к Юнану приставил генерал, было ничтожно мало для того, чтобы без риска выполнить приказ. И Уиллсток не брался предсказать, что случиться, если его тело или тело птицы сильно поранят. Один из предков лорда-советника, к примеру, впал в вечный сон, когда медведя, в чьей шкуре тот находился, убили охотники-магглы.

Но будто у него есть выбор. Лейурус прекрасно знал о цели Юнана, чем постоянно и пользовался. Ланкастер вообще был той еще тварью…

А сейчас… Сейчас как раз подойдет вон та ворона. Вполне неприметная и выглядящая здоровой.

* * *

— Стоп, — Гарри удивленно приподнял бровь, — разве ты не говорила, мам, что использование фамильных заклинаний запрещено?

Лили косо посмотрела на сына.

— Я, дорогой мой, говорила про фамильные проклятия, — иронично выделив последнее слово, она растянула губы в слабой ухмылке, — а то, что применил только что Юнан — заклятие. Это разные вещи, если не забыл.

На это мальчик только фыркнул, не признавая того, что он ошибся. Просто немного не так понял.

* * *

Один из рядовых красной армии сидел на ветви большого раскидистого дуба, прячась в листве и вглядываясь в стоящий стеной перед ним туман. Он был поставлен часовым, чтобы в случае чего предупредить остальных, кто затаился в лесу, о приближении противника.

Впрочем, он был уверен, что даже если очень захочет, то не увидит ничего. По правде говоря, он вообще был удивлен тому, что прошел отбор, ведь его показатели были явно низки для полноценного участия в Войнах. Так что он не строил ложных иллюзий и тихо радовался тому, что получит рекомендательное письмо. Пусть аврором он и не станет, но вот за офисную крысу вполне сойдет.

Рядовой прищурил глаза, напрасно пытаясь разглядеть хоть что-то впереди, но все впустую: сквозь туман были видны лишь очертания одного из многочисленных валунов. Удивительно, как тот парень умудрился своими слабенькими заклинаниями поднять такую проблему для всех наблюдательных пунктов!

Вдруг послышался подозрительный шорох, отчего часовой вмиг напрягся, сильней сжимая руку, постоянно лежащую на палочке. Но неожиданно сквозь туман пролетел ворон, направлявшийся явно в противоположную от палатки красной армии сторону. Молодой волшебник облегченно вздохнул и прикрыл глаза.

И забыл, что закрывать глаза как раз таки и не стоило, из-за чего он мигом упал в траву, потеряв сознание из-за попавшего в него луча заклинания.

Рассеянность на поле боя карается.

А вот отряду из синей армии это ошибка была как раз кстати, ведь благодаря ней незамеченными пройти — раз плюнуть.

* * *

Юнан благополучно вырвался из леса, вылетая на открытую местность. Туман действительно все еще был на месте и даже более того — он был аномально густым. Как будто волшебным. Но ведь, если верить одному из наблюдавших начало сражения Теней, туман был создан с помощью заклинаний огня и ветра, потому он никак не мог продержаться так долго, да и быть столь непроходимым.

Странно.

Ощущая очень непривычные крылья, которые с силой били воздух, Юнан постарался подняться ввысь как можно выше, чтобы хоть как-то ориентироваться в пространстве. Там было, конечно, значительно прохладней, нежели ближе к земле, но это всяко лучше жесткого столкновения с одним из огромных валунов или, не дай Мерлин, встречи с одним из синих… Уиллсток, если бы мог, нервно сглотнул бы. Плохие мысли сейчас ему ни к чему, нужно мыслить позитивно…

Летать, оказывается, куда быстрее, чем ходить, как иначе объяснить, что он добрался до базы так быстро? Всего минут пять, хотя даже бегом это поле преодолеть можно минимум за десять. Юнан, к тому же, специально обогнул туман, чтобы не вызвать подозрения тем, что птица летит к палатке самым коротким из возможных путей.

Черный ворон практически бесшумно, по крайней мере для уха человека, плавно сел на ветвь одного из самых высоких деревьев, что очень удобно стояло рядом с базой, так что можно было расслышать разговоры внутри, да и осмотреть местность на изменения можно вполне свободно. А изменений немало.

На подлете к этому замечательному дереву Юнан заметил, что несколько ближних были срублены и, судя по всему, те вышки, что стояли у подножья достаточно крутого холма, были сделаны именно из них. На каждой вышке был один часовой, который внимательно следил за полем, ну или делал вид, что следил — каждому свое. Внизу, около этих вышек прогуливались туда-сюда три пары рядовых, видимо, для дополнительной защиты, если враг будет многочисленный, и троих стрелков дальней дистанции не будет хватать. Также нельзя было не отметить появившиеся три достаточно низкие для стоящего человека стены, но весьма крепкие на вид, и они, похоже, являлись укрытиями. Уиллсток пригляделся повнимательней и с каким-то злорадным удовлетворением отметил, что та не выдержит даже Бомбарду, хотя от пущенных вскользь заклинаний защитит. Юнан бы на месте генерала синих лучше бы стащил пару валунов с того же поля — всяко прочней и, в теории, безопасней, ибо деревянная преграда от пронзающего заклятия не спасет, так как то с большой силой бьет точечно.

Больше никаких построек не было, хотя в некоторых местах прибавилось охраны: у входа в палатку и сзади нее, а также разместившиеся по бокам от подножья холма все остальные силы синей армии, мирно валявшие дурака. Вот бы в одну такую группу исподтишка бросить цепное сонное… и мигом не станет половины противников.

Но он, черт возьми, шпион! Будто других кандидатур у Лейуруса не нашлось, честное слово! И да, как жаль, что вороны не умеют раздраженно скрипеть зубами или зло рычать.

— …возможно, стоит начать наступление, когда вернется группа? — Послышался чей-то голос, мужской, но не генерала — Юнан знал того лично, и гулкий низкий голос Киронекса не сравнить ни с чьим.

Уиллсток нетерпеливо перешагнул лапами, прислушиваясь к разговору.

— С ума сошел, — а вот это насмешливый голос Найи Стинг, он у нее тоже необычно низкий для девушки. Возможно, семейная черта? — нас разнесут в пух и прах. У них была масса времени для того, чтобы обследовать свою территорию, и пусть бы это было продолжение поля или другая открытая местность, но это лес! Если мы войдем в него, то это будет равносильно тому, как если бы мы нацепили на свои спины мишени и бросили на землю палочки! — Весьма приятный слуху голос медленно начал приобретать нотки раздраженного шипения. Точно змея, не зря младшей дочери Стингов дали это имя*: как в бою она верткая хитрая и подлая гадюка, так и в жизни шипит не хуже любой пресмыкающейся.

— Не стоит слишком сильно волноваться, мисс Стинг, — полный сладкого яда голос Милы Остгар, постоянно почему-то ругающаяся с Найей, вновь начала провоцировать противницу. Интересно, зачем Киронекс, зная об этой их вражде, все равно так подбирает лордов-советников? Ведь тогда гораздо более вероятен раскол внутри армии и, как следствие, предательство.

— Молчала бы, кукла, — зло выплюнула Найа, издевательски протянув нелюбимое прозвище соперницы. Дело было в том, что Остгар всегда излишне волновалась о своей внешности, порой вызывая недоумение своей озабоченностью.

— Ах ты… — Задыхаясь от возмущения, тонким голоском воскликнула Мила, но ее прервал ее же генерал своим авторитетным «хватит», от которого мурашки по спине бегут — настолько этот голос был властным. Такому не подчиниться очень сложно, неудивительно, что Киронекс получил место генерала. Юнан даже не удивился бы, если парень метит в военный корпус авроров, своеобразную замену Пожирателям Смерти, в мирное время почти бесполезная, но почему-то упорно поддерживаемая средствами государства. Впрочем, у чиновников свои заморочки.

— Мы не будем выступать, — его сестра довольно хмыкнула на подобное заявление, — лучше всего будет ждать противников здесь. У нас не самое выгодное положение и Ланкастер это понимает, лезть в лес будет самоубийством. Так что, — продолжил Киронекс, — нам остается только отсиживаться здесь. Рано или поздно они придут.

— Во-от, я же говорила, — обрадованным голосом протянула Найа и, пустив смешок, презрительно фыркнула, — видишь, кукла?

— Сучка! — Взвизгнула Мила, явно что-то дальше там говоря, но Юнану было уже неинтересно. Пора было возвращаться с докладом.

Черный ворон слетел с ветки, так и не заметив блеснувшего довольным огоньком взгляда генерала синей армии. Конечно же он знал, что Лейурус пошлет шпиона, так что теперь он был уверен в том, что его послание достигнет ушей Ланкастера. Теперь ему остается лишь терпеливо ожидать гостей.

* * *

Небольшой отряд синих неровным строем продвигался по лесу, стараясь внимательно осматриваться перед каждым своим шагом, но не рискуя использовать какие-либо обнаруживающие заклинания, так как они не были уверены в том, что у красных не имелось среди рядовых магов, чувствительных к потокам волшебства. Им не хотелось провалиться из-за подобной глупости.

В смешанном лесу царил полумрак, лишь изредка яркие солнечные лучи пробивались сквозь густые кроны деревьев. Было довольно сухо, потому при каждом шаге молодых людей что-нибудь хрустело или шуршало, но одна из волшебниц в отряде контролировала чары для отвода глаз и заглушающие купола над каждым участником группы. В случае атаки ей придется исполнять роль защитника, блокируя проклятия противника и оберегая от ударов лекаря, наравне со вторым магом, пока остальные будут отбиваться. Эта схема в группе была проработана практически до автоматизма, не зря же они держались друг друга еще на тренировках, специально натаскивая себя на работу в команде, из-за чего их, собственно, и послали. Волшебники знали, что их пустили в расход ради добычи информации, потому им лишь оставалось исполнить приказ как можно лучше… или предать генерала, но это в их планы пока не входило. Лейурус Ланкастер не любил предателей, так что вполне вероятно, что, переметнись они на сторону противника, их бы просто вывели из сражения, а в этом смысла нет никакого.

Чаща была пуста, даже криков птиц не было слышно, что наводило на невеселые мысли, но вдруг впереди показался просвет, и группа, используя в качестве укрытий деревья, внимательно осмотрелась. Да, на краю небольшой поляны, прямо у озера стояла оформленная в красные цвета палатка, возле которой стояла охрана, а неподалеку от базы валялось явно сваленное недавно дерево, на котором отдыхали бойцы красной армии.

Девушка, специализирующаяся на иллюзиях и щитах недоверчиво сощурила глаза. Движения людей были естественными, их голоса разнились, и не было ни одного повторяющегося лица… не иллюзия, но что-то явно было не так.

Слишком просто.

И в следующую секунду она задохнулась от понимания ситуации, когда луч усыпляющего заклинания прошел у нее в миллиметрах над головой. Бей стрелок поточнее — она бы уже была вне сражения, перемещенная портключом в лазарет.

Их группа мгновенно сориентировалась, сбиваясь в выработанный тренировками строй, ибо убежать у них, увы, не выходило — они были окружены. Противников было восемь, так что у красных было численное преимущество, но и они, синие, не слабаки и просто так не сдадутся. От них требуется только отправка воспоминания генералу, ничего больше, да и вряд ли у них получиться вырваться, так как эта территория все же не их, а подкрепление к окружившим их магам может прийти в любой момент.

— Экспульсо! — не растрачивая времени на размышления, лидер их отряда первым посылает атакующее заклинание, которое, впрочем, вполне ожидаемо не попало в цель, так как и противники не собирались стоять на месте.

В следующее мгновения их кругу защиты, идущему вторым в их строю после круга атаки, пришлось использовать усиленные щиты, закрывая союзников от пробивающих стандартный Протего заклинаний. В это время та, что находилась в последнем кругу их построения, достала из кармана деревянную птичку и хрустальный флакон. Зачаровать маленькую фигурку на полет и поиск определенного человека было делом несложным, но извлечение нужных воспоминаний требует концентрации, а это было уже сложнее — все же ее друзья сражаются! Но волшебница, наконец выцепив нужное, аккуратно поместила серебристую нить во флакон, который после плотно закупорила и приклеивающим заклинанием прикрепила к птичке. Та, звонко чирикнув, взмахнула деревянными крылышками и, никем не замеченная благодаря рунам отвода глаз, заранее нацарапанных на ее боку, исчезла в листве.

— Я все! — Воскликнула девушка и, поднявшись с земли, присоединилась к друзьям.

Пусть они и проиграют, но заберут с собой как можно больше противников.

Отбиваясь от нескончаемого потока проклятий и заклинаний, волшебники синей армии смогли вывести из строя троих противников, но и сами умудрились пострадать: один из них теперь прихрамывал на левую ногу, у другого левая рука висела плетью, совершенно не двигаясь. Постоянно ставившие щиты от вражеских атак маги также заметно выдохлись, ведь их враги посылали в их сторону не самые легко блокируемые заклинания.

Атакующий круг, состоящий всего из трех человек, беспрерывно вертелся, посылая в противников все новые и новые проклятия, стараясь учитывать все свои слепые зоны. Вот один из красных не сумел увернуться и упал, связанный Инкарцеро и вырубленный Ступефаем, в следующий миг исчез в воронке портала, но, одновременно с этим, другой умудрился запустить в группу синих локальное ослепляющее, из-за которого строю пришлось спешно переместиться в другое место, вследствие чего один из их атакующего круга был выведен из боя.

Осталось четыре красных и пять синих. А у них вполне есть шансы!

Воодушевленные подобным раскладом дел волшебники принялись с двойным упорством биться с красными, которые перешли теперь с точечных заклинаний на локальные, из-за чего группе приходилось постоянно смещаться с места. Их строй был слаб в движении, куда больше он годился для неподвижной защиты одной цели, потому особо удивительным падение одного из защитников и его последующая отправка с поля боя не было.

* * *

— Рядовые красной армии имеют в своих рядах прекрасного тактика, который просчитал наиболее выгодный для их сражения подход, — весело проголосил комментатор, — группа участников из синей армии имеет прекрасную атаку и еще более лучшую защиту, но вот с мобильностью у нее проблемы! — Притворно огорченно протянул невидимый человек. — Потому локальные разновидности заклинаний для них просто убийственны, ведь те действуют на определенном клочке земли, а не при попадании в отдельно взятого волшебника…

— Хм, а при моем обучении никаких таких разновидностей не было, — задумчиво прикусив губу, сказала Лили, — видимо, очень многое изменилось с тех пор…

* * *

Командующий отрядом рядовых красной армии с удовлетворением наблюдал за исчезновением противников, означавшим то, что те выбыли. Удивительно, как легко удалось заманить этих несчастных в ловушку с помощью заклинания проекции.

* * *

Вельвела взглядом сверлила свой браслет участника, который только что известил ее о желании обоих генералов армий видеть ее в их рядах. Красная армия или синяя? Презрительно фыркнув, девушка подала артефакту команду, отмечающую ее как свободную Тень, автоматически делая себя врагом обоих противников. С какого Мордреда она будет кому-то из них прислуживать? Она принадлежала древнему роду Баше, а те никому и никогда не подчинялись!

А вот все против всех ее полностью устраивает. Это весело и, к тому же, в связи с недавно открывшимися для нее фактами, «убийство» генералов не представлялось сложной задачей.

Первым следует убирать Лейуруса Ланкастера, так как более сложное следует делать сразу — у этого генерала были достаточно адекватные и сдержанные лорды-советники, но они целиком и полностью зависели от их предводителя, потому, стоит ей убрать его, там сразу же начнется паника, они дадут ей отсрочку тем, что не смогут сразу выбрать нового генерала. А ей для того, чтобы убрать Киронекса, хватит и десяти минут. Достаточно будет только отвлечь его лордов-советников буквально на мгновение.

А для этого надо будет лишь создать иллюзию выходящей из тумана армии красных. Не зря же она все это время поддерживала его?

Решив все для себя, Вельвела наколдовала головной пузырь и нырнула в одно из озер, скрытых туманом.

* * *

Бесшумно выплыв уже из другого озера, Баше рассмотрела местность и с удовлетворением отметила глупость и непредусмотрительность Ланкастера. Со стороны воды не было никаких охранников, все они наблюдали за лесом. И вход в палатку был приоткрыт.

Осторожно ступая босыми ногами по земле и оставляя за собой мокрый след, девушка приблизилась к своей цели и заглянула внутрь базы красной армии. Как она и думала, Лейурус сидел во главе небольшого стола, наверняка трансфигурированного из какого-нибудь камня или дерева, и — как удачно! — спиной к ней.

Прикусив кончик языка, Баше невербально наколдовала слабые заклинания паники и растерянности, и только после этого запустила в Ланкастера мощный Ступефай.

И генерал красной армии исчез в портале.

Довольно усмехнувшись и игнорируя переполошившихся таким поворотом событий лордов-советников, находившихся под ее слабыми, но весьма действенными заклинаниями внушения, с разбегу нырнула в озеро.

Теперь был черед Киронекса Стинга.

* * *

Гарри ошеломленно наблюдал, как изображение места сражения на пергаменте внезапно сменилось, показывая то же самое, только… в разрезе.

Подводные каналы! Озера были связаны подводными туннелями, по которым и двигалась Тень! Они связывали все четыре озера, тем самым позволяя Баше незаметно перемещаться, не утруждая себя заклинаниями сокрытия или чем-то подобным!

* * *

А вот насчет Киронекса Вельвела не строила надежд, потому, когда она все же доплыла до четвертого озера, тихо подняла голову над водой, рассматривая все, что могла рассмотреть. Это озеро, в отличие от других, было полностью подземным и, судя по высоте купола земли, оно находилось прямо под базой синей армии. И, похоже, Стинг не знал о его наличии, иначе Баше давно бы была поймана.

Девушка, не вылезая из воды, направила палочку на каменный потолок пещеры, тихо усмехаясь. Ей даже не надо напрягаться для создания иллюзии.

— Бомбарда Максима!

И раздался взрыв.

* * *

— Таким образом, в Войнах побеждает Вельвела Баше, Тень! — Восторженно проорал комментатор, — поздравляем, поздравляем!

Волшебники и волшебницы всех возрастов аплодировали, приветствуя победителя. Кто-то разочарованно смотрел на свой пустой кошелек, деньги из которого ушли на ставки, которые оказались проигрышными, кто-то же, наоборот, довольно потирал руки, предчувствуя то, насколько сильно станет тяжелее кошель.

Гарри несколько растерянно смотрел на экран, на котором была выведена странная таблица каких-то рейтингов и баллов. Почти во всех них лидировали участники, занимавшие места генералов или лордов-советников.

— Вот именно это я и умолчала, — пояснила Лили, — я бы просто не успела тебе разъяснить это все. К тому же, я и сама не очень понимаю некоторые вещи.

В ответ на это мальчик только кивнул.

Оглядываясь, он заметил, что уже близится вечер — было часа три, возможно четыре дня. Хотя Войны начинались в двенадцать. Гарри думал, что прошел максимум час, но, очевидно, его ощущения его обманули. Было светло, но солнце уже перешло на другую сторону небосклона, освещая своим кажущимся почему-то холодным светом все вокруг. Белый снег слепил глаза, а галдеж волшебников оглушал, кто-то рядом ел сильно пахнущую еду, от запаха которой начинало тошнить, и, пожалуй, мальчик бы хотел поскорее покинуть места для зрителей.

— Пойдем, мам, — дернув мать за рукав, протянул Гарри, задумчиво смотря на сцену, рассматривая подножье экрана: все же ему было любопытно, как именно волшебники смогли воспроизвести технологию магглов на свой лад. Он склонялся к мысли о том, что для передачи таких изображений требуется огромное количество магии, так что он не удивился бы, если под деревянными досками сцены находился кристалл-накопитель или что-то вроде него.

Когда Эвансам удалось выбраться из толпы и отойти от нее подальше, Гарри смог спокойно вдохнуть свежий морозный воздух. Нет, он однозначно не любил большие скопления людей.

— Павильон перемещений откроют только через час, — вставила слово его мама, засунув замерзшие руки в карманы. Она прекрасно знала своего сына, потому не удивлялась бы его желанию уйти пораньше. Но, черт возьми, она не собирается позволять ему в этот день сидеть в доме за треклятыми книгами!

— И что ты предлагаешь? — Недовольно прищурив глаза, спросил он, кидая взгляд на веселящихся людей, стоящих около какого-то аттракциона. Вроде как это было соревнование, в котором участникам предлагалось запустить в измеряющую магию мишень самое сильное свое заклинание — победителю доставалась какая-то безделушка.

Для Гарри стало полной неожиданностью, когда Лили, схватив его за руку, потянула его к развлекательной части деревеньки.

— Сегодня прекрасный день, милый! — Воскликнула она, широко и радостно улыбаясь, — так чего же ты такой унылый?

— Я… — он вдруг понял, что ответить ему нечего. Сказать правду о школе? Он слегка опустил голову, скрывая взгляд. Нет, нельзя беспокоить маму понапрасну. — Я в порядке, — неумело улыбнувшись, будто он никогда этого не делал, мальчик сжал руку Лили в ответ и пошагал быстрее.

На день можно и побыть просто ребенком.

---

Примечания:

Надеюсь, этот гигант стоил того количества времени, что вы его ожидали. Тут может быть море ошибок и опечаток, но и вы поймите меня — перепроверять эту массу текста... Кстати, мне интересно узнать, достаточно ли хорошо выполнены сцены "сражений", ибо буду ориентироваться в будущем на ваше мнение. Я далеко не опытный автор, а бои вообще, особенно такие, вообще никогда не писала.

Кстати, кто еще не знает, меня также волнует мнение по PWP, эдакому "вбоквеллу" к основной истории. Давно думала сделать, тем более, что нужны тренировки в написании постельных сцен, так как никогда их еще не писала(день открытий и новых впечатлений, ога). http://ficbook.net/readfic/2468505

А вообще, я вас всех очень люблю. <3

Пы.Сы.: Кстати, если кто еще не заметил, автор очень любит давать героям имена "со значениями". В некоторых случаях, как с Милой, это выделение несоответствия "милого" имени и характера той еще стервы, а Найа — общее название кобр. Помимо этого, в некоторых случаях я лезу искать значения имен, как с Вельвелой(Люди с именем Вельвела отличаются смелостью и независимостью, а переводится оно, если я не ошибаюсь, как "волчица"). ^^

ПыПыСы: И да, имя Юнан — отсылка к одному фандому(кто узнал — дай пять), который поработил мое сознание. Руки чешутся по нему написать что-нибудь, и... кое-что в процессе. Автор же говорил, что он еще и артер, хехе. И немножко шарит в написании программ.

Примечания:

Окей, ладно, я не удержалась... Но 600 плюсов, черт возьми! Йес!

---

Следующие дни Гарри ходил в задумчивости, все прокручивая в голове Войны, на которых он недавно побывал, и понимая, что зрелище было довольно любопытным. Вот только неясно, зачем это событие вообще организовывается. Самая, пожалуй, правдивая на взгляд мальчика версия говорит о том, что это событие организованно для получения волшебниками Магической Британии реального опыта в сражениях, пусть и, скорее, спортивных. Тем не менее, уже сейчас сильнейшие участники могут спокойно выступать в действительных операциях, не будучи обузой: по крайней мере, защищать себя они могут.

Или же все действительно все так просто: государство просто дает подрастающему поколению проявить себя и, соответственно, получить при возможности некие льготы.

Впрочем, Эванса именно причина проведения Войн не сильно волновала: просто промелькнула в голове мысль и все, он обдумал ее, сделал определенные выводы и задвинул подальше — пока не понадобится. Ему было интересно, а сможет ли он также? Многие заклинания, которые были использованы в сражении, были весьма сложными, хотя не невозможными, но, конечно, с его возрастом и уровнем концентрации даже пытаться будет глупо. Но в будущем…

Однако, слишком далекое для планирования будущее следует оставить этому самому будущему.

Это было так интересно: наблюдать за выжимающими из себя все волшебниками, некоторые из которых были не на много старше его самого; пытаться предугадать возможные варианты событий и многое-многое другое.

По правде говоря, Гарри не мог себе отказать в некоторых фантазиях насчет будущего. То, что он видел — это сила, а она являлась главным определяющим фактором в жизни мальчика. Потому он ее хотел. Кто же не захочет контролировать свою судьбу?

За этими размышлениями и доделыванием домашнего задания на каникулы прошло и время до Рождества.

* * *

— Гарри, вставай, — послышался заботливый голос Лили. Мальчик с трудом открыл глаза. — С Рождеством, милый. — Женщина ласково улыбнулась, чмокнув сына в лоб. Тот, зевнув во весь рот, рывком встал с постели, так как знал, что если будет подниматься медленно — заснет снова.

— Доброе утро, мам. — Зевнув еще раз, сказал Гарри.

— Пойдешь проверять подарки? — Хитро улыбнувшись, спросила женщина. Мальчик сонно кивнул и поплелся в сторону гостиной, встречаясь боками почти с каждым косяком.

Под небольшой елью, которую они смогли купить на новую зарплату Лили, лежало два аккуратно завернутых подарка, а также какая-то открытка.

— Это от меня, — тепло улыбнувшись, женщина подала сыну аккуратно перевязанный бордовой лентой подарок.

Раскрыв небольшую коробочку из плотного картона, мальчик обнаружил внутри странного вида кулон, похожий на два переплетенных черных камня, на которых были начерчены красные руны, среди которых Гарри смог разобрать руну защиты и руну сокрытия — те являлись одними из основных рун, потому не знать их было невозможно, учитывая его увлеченность Углубленной Теорией Магии, которую преподавала Вирсавия Бабблинг, учитель Древних рун в Хогвартсе.

— Он поможет защитить твой разум от непрошеных гостей, а также, — женщина усмехнулась, — если что, дать им сдачи.

— Хм… — Мальчик заинтересованно рассматривал необычный подарок и, недолго думая, надел его на шею. — Спасибо. — Благодарно улыбнулся Эванс. — Это для тебя. — И подал матери подарок, закусив губу. Внезапно сильное смущение накрыло его, ему резко захотелось куда-нибудь спрятаться.

Женщина открыла продолговатую коробочку, аккуратно оформленную в сине-голубые цвета, и ахнула, чуть не уронив ее.

— Откуда? — дрожащими руками Лили вынула элегантную ивовую палочку, которая тут же откликнулась на магию своей хозяйки.

— Ты мне сама рассказывала, помнишь? — Смущенно отведя глаза, сказал Гарри. — Ну, я попросил мистера Олливандера помочь мне, когда мы посещали Аллею… — Мальчик не успел закончить предложение, потому что его мать крепко обняла своего сына, плача от счастья. Гарри продолжил, гладя спину женщины, которая безостановочно шептала: «Спасибо, спасибо…», растерянно смотря в пространство перед собой. Он совершенно не представлял, что ему делать с такой реакцией. — Мистер Олливандер сказал, что отобранные тогда Министерством палочки не были уничтожены, а отправлены на склад в магазине волшебных палочек, потому он был не против отыскать ее для тебя.

— Гарри, — всхлипнув, тихо сказала женщина. — Спасибо, ты не представляешь… — Мальчик, улыбнувшись, определился все же со своей линией поведения. Ему было неприятно видеть слезы самого близкого для него человека, а еще более неприятней чувствовать на себе полный немой благодарности взгляд. От такого хотелось спрятаться. Так что он аккуратно приложил указательный палец к губам матери.

— Я прекрасно понимаю, мам.

— Ах, прости, мой мальчик! — Воскликнула Лили, утерев слезы. — Рождество, а я тут сырость развожу. Что там еще?

— Хм…

Гарри неуверенно покосился на странного вида открытку, запечатанную так, чтобы при открытии освобождалась магия: он помнил вскользь упомянутые мадам Бабблинг «послания с сюрпризом». Ему бы не хотелось получать какое-нибудь проклятие от неизвестного недоброжелателя.

— Чего это ты? — Удивленная медлящим сыном, поинтересовалась мисс Эванс, похлопав глазами.

— Можешь проверить эту открытку на наличие чего-то в ней спрятанного или на присутствие каких-нибудь заклинаний на нем?

— Эм, да, конечно, — растерянно кивнув, женщина, покрепче перехватив рукой свою палочку, сделала ею пару взмахов и что-то пробормотала, внимательно вглядываясь в плотную цветастую бумагу открытки, — ну, — начала она, — внутри ничего нет, но присутствует какое-то странное заклинание, слишком слабое для того, чтобы как-то серьезно навредить. Максимум сглаз, из-за которого ты все время будешь икать, или что-то вроде него. Ничего серьезного.

— Слушай, я все хотел узнать, — вдруг сказал Гарри, — а есть ли какая-нибудь возможность узнавать в посылках точно, что за заклинания на них наложены? Или, к примеру, обнаруживать яды или прочие посторонние добавки в еде?

Пожалуй, громкий хохот Лили был для него неожиданным.

— Что такого? — Почти обиженно спросил он, ничего не понимая.

С трудом подавив смех, его мама, не скрывая улыбки, ехидно взглянула на мальчика.

— О, мой дорогой сын, если бы столь поистине гениальное творение существовало, как думаешь, почему процент отравленных или проклятых случайным сглазом волшебников так велик и, заметь, ничуть не изменился с далеких времен? — Хмыкнув, задала она риторический вопрос. — Определить заклинание могут только мастера-артефакторы, у которых есть дар — видеть структуру волшебства. Никто не понимает, как, но они просто видят, что за заклинание наложено на объект, видят его узор, — поясняла Лили, — а вот с примесями так и вовсе получается довольно забавно.

— То есть?

— Ну, понимаешь ли, многие блюда Магической Британии изготавливаются с добавлением некоторых магических компонентов. Та же жаренная курица в Хогварсе приправляется специальным порошком, делающим ее вид более привлекательным, — тихо хихикая над шокированным взглядом сына, продолжила женщина, — так что магическая добавка — понятие растяжимое. Были, конечно, попытки создать определитель ядов, — задумчиво проговорила она, — но они или постоянно реагировали на каждую мелочь, или не работали вовсе.

Гарри нахмурился.

— Но те же мастера-артефакторы, по сути, могут видеть магию и ее структуру. Разве они не могут определить наличие зелий в еде? — Спросил он у Лили.

— Нет, — отрицательно покачала головой она, — зелье, конечно, содержит в себе магию, но она в нем разлита, то есть… — мисс Эванс потерла переносицу, пытаясь подобрать более подходящие слова, — она не формируется в индивидуальный для каждого творимого волшебства рисунок, как это происходит с заклинаниями. Так что маг может увидеть просто расплывчатое пятно магии, не больше, но, учитывая то, что любой предмет в доме волшебника имеет отпечаток магии на нем, увиденное не имеет никакого значения.

Повисла тишина.

— Вот как… — протянул мальчик, решительно беря в руки открытку.

— Собираешься ее открыть? — Улыбнувшись, спросила Лили.

Гарри кивнул.

— Почему бы и нет.

Решительно сорвав с пришедшего «подарка» печать, он раскрыл картонку, встречая глазами абсолютно белое пространство. Но не успел он возмутиться вслух, как на бумаге начали проявляться буквы.

«Подотри сопли, слабак! И с Рождеством, маменькин сыночек!»

Никакой подписи. Отправитель неизвестен.

Нахмурившись, Гарри фыркнул. Очень оригинально, да. Захлопывая резким движением открытку, он глухо хмыкнул.

Гарри всего лишь запомнит это. Вполне возможно, что отправитель сам не удержится и сдаст себя, а беситься из-за пустого, но, как бы горько не было признавать это, правдивого оскорбления было глупо. В конце концов, уже поведшись однажды на провокацию он только потерял, ничего не получив.

Прикрывая глаза, мальчик на мгновение вспомнил о школе. Он уже знает, что будет делать.

В конце концов, других идей у него нет.

* * *

Гарри раздраженно стучал пальцами по столу, за которым он сидел, обложенный книгами.

И это второй день после окончания каникул.

У преподавателей случались своеобразные приступы, во время которых те считали обязательным задать студентам какое-нибудь очень сложновыполнимое задание, особенно в эти периоды отрывался Снейп и Самберс. И если преподаватель Зельеварения давал для поиска зачастую довольно важные вопросы, то учитель Истории заставлял первокурсников и, как догадывался Гарри, других студентов проводить небольшие расследования по поводу тех или иных исторических событий, произошедших в Магической Британии, естественно с указанием их дат, а также дат рождения и смерти всех участников этих самых событий. К тому же, информация всегда, будто Самберс специально подыскивает так материал, была разбросана не в одной и даже не в двух книгах, а, как минимум, в четырех.

Но мальчика не особо волновала домашняя работа — это было все же не сложно, но нудно и долго. К тому же у него имелись и иные дела, которые, если рассматривать самое близкое будущее, были важней. А именно — общество и его отношение к Гарри. Мальчик осознавал, что если он не будет иметь достаточной поддержки с тыла, то месть Малфою будет самоубийством. Или же просто не получится. А Эванс оставлять это дело не собирался, но теперь он осознавал, что чем холоднее блюдо под названием «месть», тем лучше. В конце концов, ему важно знание того, что его справедливость восторжествовала, а остальное второстепенно.

Устало потерев глаза, под которыми залегли тени от недосыпа, хотя учеба только началась, мальчик хмуро уставился на исписанный лист пергамента. Из-за преследующих его ночных кошмаров равенкловец периодически просыпался по ночам, не помня от чего, но чувствуя остатки преследующих его из сна страха и паники, отчего настроение у мальчика всегда с утра было ниже среднего.

С твердой уверенностью Гарри мог заявить, что самый лучший шанс для начала его манипуляций он упустил, а первое впечатление испорчено, значит, ему придется постепенно мелкими поступками менять мнение о себе. О разговорах с кем-то пока и речи не идет — слишком он был замкнут, потому такие резкие перемены люди, вероятней всего, воспримут в штыки. Но действия Гарри должны быть достаточно просты, так сказать, лаконичны. Четкие точечные удары, которые перевернут полностью образовавшийся и уже начавший костенеть механизм.

Любой сложный план обречен на провал, потому как красивые и изящные тонкие многоходовые комбинации действенны только в неразвивающемся, статичном мире, события которого легко предсказать или повернуть так, как тебе удобно. А общество постоянно движется и, относительно Гарри, слишком неуправляемо. Так что надо составлять простые планы для простых и четких целей.

Итак, цель первая — вывести себя из зоны отчуждения.

* * *

Первый ход. Привлеки внимание.

— Эй, Гарри… Это надо растолочь или разрезать? — Видимо, по привычке тихо шепчет Эрни МакМиллан, сидящий в паре с Эвансом. Раньше бы равенкловец спокойно ответил, но из-за своей «травмы» он замкнулся в себе на какое-то время, потому даже на подобные вещи молчал, чем спровоцировал полное отмирание связей однокурсников с ним. И, похоже, хаффлпаффец понял, что ждать подсказки от мальчишки не стоит.

Но это же такой хороший шанс.

— Растолочь, — довольно невнятно пробормотал Гарри, будто бы бубня себе под нос, но достаточно громко, чтобы Эрни точно услышал и обратил внимание.

— Гарри? — Обеспокоенно переспрашивает МакМиллан, смотря на Эванса внимательным взглядом светлых глаз, будто бы сам не веря в то, что услышал. Он не ожидал ответа от замкнутого равенкловца, потому был здорово удивлен. И пока его внимание было сконцентрировано на Гарри, этим следовало пользоваться.

Вздрогнув, точно чего-то боясь, Эванс оторвался от своей доски с ингредиентами и, упорно не смотря в глаза хаффлпаффцу, натянул на лицо слабую нервную улыбку, слишком неуверенную для нормального человека, но достаточно натуральную для того, кто пережил такое серьезное избиение, как брюнет. Долго же он ее репетировал.

— Надо… растолочь. — Добавляет после секундной паузы мальчик, словно справляясь с какой-то эмоциональной вспышкой, и опускает голову, будто бы скрывая случайно проступивший на бледных щеках слабый румянец.

Взгляд Эванс все так же упорно отводит.

— Эй, Гарри, ты в порядке? — Спрашивает сосед, смотря на соседа обеспокоенным взглядом. В его голосе буквально слышится желание помочь. Представители факультета Хаффлпафф всегда отличались некой жалостливостью. Тем более, как тут не обеспокоиться, когда обычно замкнутый однокурсник наконец начал выглядывать из своего панциря страха и недоверия?

Гарри нарочно игнорирует Макмиллана, из-за чего мальчик нервно оглядывается на него. Лицо Эванса было холодным, но невооруженным взглядом были видны трещины в этой напускной «защите» — поджатые нервно губы и пустой, безжизненный и отстраненный взгляд. Движения рук будто механические, ненастоящие, отчего брюнет выглядит скованным, словно хочет что-то укрыть, запереть какие-то чувства под замок. И, конечно же, Эрни замечает все это.

Брюнет вздрагивает и всего на долю секунды останавливается в нерешительности, но все же коротко бросает безжизненным тоном, опустив пустой взгляд на котел:

— Да, Эрни. Тебе не о чем беспокоиться…

Когда объект интереса не особо противиться опросу, но слабо трепыхается, это только увеличивает интерес, потому люди могут случайно сказать что-то, что в другой ситуации не сказали бы никогда.

— Гарри, — говорит Макмиллан тихо, смотря на Эванса со смесью заботы и сочувствия, — все хорошо, ты можешь поговорить со мной, если что-то тебя волнует. Мы ведь друзья. — Уверенно говорит мальчик.

И-де-аль-но. Именно то, что нужно.

— Я просто… — Гарри запинается. — Прости. Просто мне не по себе. После этих событий… Мне… — Эванс шумно вдыхает, будто бы нервничая, и дрожащими руками продолжает неровно нарезать очередной ингредиент. Мальчик отводит взгляд, не желая смотреть в глаза соседу, словно стесняясь чего-то, тем самым только сильнее разжигая интерес и жалость. — Забудь. Я справлюсь сам. Всегда справлялся.

— Знай, ты всегда можешь обратиться к нам, Гарри. — Подбадривающее улыбнувшись, сказал Эрни. Кивнув брюнету, с чувством выполненного долга Макмиллан продолжил работу.

Сдержав удовлетворенный хмык, Эванс только позволил тонкой, кажущейся со стороны неуверенной и зажатой, улыбке на мгновение появиться на его лице.

* * *

Предложением Эрни Гарри воспользовался крайне осторожно и далеко не сразу, предпочтя появиться сначала перед МакМилланом. Хаффлпаффец значительно упростил брюнету задачу, начав разговор самостоятельно, когда тот сел рядом с ним, неловко поглядывая на Эрни. Немного неуклюжий, но вполне уверенный из-за любопытства сокурсника Гарри разговор позволил «забитому» Эвансу разговориться и сбить впечатление поломанной пустышки. А, поддерживая те или иные хобби первокурсника словами, изредка рассказывая что-то незначительное про себя, равенкловец смог поднять градус доверия, благодаря чему МакМиллан, покидая библиотеку, если и не считал Гарри другом, то приятелем уж точно.

А потом это было просто делом техники. Показать свои ненастоящие слабости там, где это надо, говорить, располагая собеседника к себе, и вызывать в нем желание помочь — не жалеть, а именно помочь — было довольно сложно, но вполне себе возможно. Гарри, не привыкшему к общению, было нелегко имитировать нужные эмоции в нужный момент, но, судя по всему, его спектакль был правильно воспринят Эрни, благодаря чему Эвансу все же удалось продвинуться на следующую ступень — МакМиллан представил его своим друзьям.

Изначальная настороженность хаффлпаффцев легко исчезла, когда Гарри, воспользовавшись излишней грубостью третьекурсника с факультета барсуков, который что-то довольно нетактично произнес в сторону равенкловца, вызвал у сокурсников желание защитить себя, а от подзащитных обычно не ждут подставы — дети довольно быстро подсознательно расслабились.

Правда, Эвансу приходилось лгать. Сказать по правде, впервые в жизни он так много и часто лгал, из-за этого поначалу испытывая сильную неловкость, которая, впрочем, была воспринята как его робость из-за произошедшего с равенкловцем. Гарри давал детям узнать каплю правды о себе, поданную в кисло-сладкой неправде. В основном это были мелочи: он ответил, что не помнит виновников его избиения; он сказал, что у него никогда не удавалось заводить друзей, даже если он хотел; он утверждал, что его сильно покоробило отношение других детей с Равенкло, когда он не по своей вине получил штрафные баллы для факультета, потому он и замкнулся в себе, стараясь не контактировать с сокурсниками. И многое другое, что было не очень важно, но, складываясь в одно целое, создавало вполне себе реальную картину, пригодную для того, что собирался Гарри делать.

И, когда мальчик смог наладить отношения с Хаффлпаффом, в гостиной которого он даже сумел побывать, Эванс позволил его «друзьям» и, заодно с ними всей школе наблюдать его «исправление», благодаря которому он стал все радостней изо дня в день улыбаться на шутки — а на самом деле у него, наконец, получилось правильно сымитировать нужную эмоцию, ибо раньше у него как-то не так выходило, — он стал более общителен и менее зажат, перестал шарахаться от чужих прикосновений, хотя до сих пор вздрагивал от случайных касаний.

Теперь Гарри рассматривался студентами как человек, с которым, в принципе, возможно общаться, хотя особого интереса он ни для кого не представлял.

* * *

Второй ход. Закрепи позиции, вернувшись к началу.

— Черт, да что же это такое?! — Падма, бывшая всегда слишком эмоциональной и активной для стандартной равенкловки, гневно отбросила перо, чудом ни в кого не попав. Сейчас был вечер, потому многие сокурсники Гарри делали домашние задания, сидя в гостиной, где очень удобно располагалась факультетская библиотека.

А еще Эванс примерно представлял, почему Патил была на взводе. У девочки довольно часто возникали проблемы с усвоением теории Трансфигурации, так что, если также обратить внимание на раскрытый талмуд учебника по этому предмету рядом с ней, легко можно было догадаться, в чем проблема. Вот только помогать, пока не попросят, в факультете не любили — гордые слишком для самостоятельной помощи, а сама Падма стеснялась кого-то просить.

И это было также удобно. Если Гарри правильно помнил, то сегодня им задали самостоятельно изучить параграф, по которому на следующем занятии будет теоретический опрос.

Конечно, проявляющий инициативу Эванс будет выглядеть странно, но не более. В конце концов, ему рано или поздно придется преодолеть это препятствие.

— Может, я могу как-то тебе помочь? — Достаточно тихо поинтересовался Гарри, чтобы не привлекать лишнего внимания — это может мешать.

Когда девочка обратила на него внимание, Эванс почти сразу отвел взгляд в сторону, но все же дал понять, что это именно он говорил. И, похоже, данным фактом Падма была весьма смущена, благо характер девочки, несмотря на гриффиндорские наклонности, был весьма мягок, а в адрес сокурсника она никогда не говорила плохого слова.

— Гарри? — Сдержавшись от того, чтобы закатить глаза на предсказуемую реакцию, Эванс вновь взглянул в темные глаза равенкловки и, кивнув на учебник, помялся перед ней. Решив, что упускать шанс получить объяснения, пусть и от довольно странного и необщительного мальчишки, будет лишним, она слабо и слишком напряженно улыбнулась, что брюнету напомнило самого себя — сам он тоже зачастую так улыбался перед хаффлпаффцами, пока не мог заставить себя выдавить «нормальную» улыбку, — Эм, если тебе не сложно…

Вскинув голову и радостно кивнув Падме, Гарри присел на место рядом с Патил, которое, не иначе, как по счастливой случайности, пустовало.

Хоть Эванс сам часто не мог разобраться в мутных и слишком заумных пояснениях авторов учебников, этот параграф дался ему довольно легко, так что в теме он ориентировался. Но было бы странно, если бы он сходу начал рассказывать именно то, что нужно.

— Что именно ты не можешь понять? — Вежливо поинтересовался Гарри. Глава учебника рассказывала про основные различия между превращениями материй, находившихся в разных агрегатных состояниях, так что пространство для вопросов открывалось обширное.

— Мне совершенно не удается понять пятый принцип превращения жидкостей… — расстроено протянула девочка, наконец вернувшись в более привычную ей тему — учебу.

— А, — понимающе кивнул Эванс, мгновенно растеряв свою робость, — вот, смотри… — Мальчик пустился в объяснения, активно жестикулируя и снабжая свою речь множеством примеров. Во время обсуждения различных интересующих его тем, Гарри никогда не удавалось быть скромным и замкнутым, как бы он не старался. Хотя, возможно, это только было в плюс его образу. Девочка тут же обмакнула перо в чернильницу и принялась шустро конспектировать слова Гарри, считая необходимым отложить в памяти некоторые моменты, прерываясь иногда, чтобы задать несколько уточняющих вопросов.

Постепенно около этой парочки собирались равенкловцы, которым хотелось послушать интересную и необычную лекцию — мало того, что ее рассказывал первокурсник, так еще и замкнутый неинтересный Эванс. Старшие курсы иногда задавали вопросы и вступали в дискуссию с мальчиком, который, на их удивление, твердо знал материал и уверенно отвечал, когда их мнение не сходилось с мнением Эванса.

Для всех это выглядело… любопытно, пусть и слишком странно.

— Таким образом, получается, что жидкий, то есть расплавленный металл, также подвергается законом трансфигурации жидкостей, но вот если ты попробуешь применить к нему заклинания для трансформации твердых материй, ты не получишь ничего, — уже явно заканчивая, сказал Гарри, — однако тут есть еще один интересный момент — металл, который при комнатной температуре все время находиться в жидком состоянии. Ртуть. Она не подчиняется ни формулам для превращения жидких металлов, ни для превращения твердых или любых других иных. Ртуть — вещество особое, и формула для трансфигурации у него своя. Существует также теория, что этот металл является одной из составляющих рецепта изготовления философского камня, но это уже совершенно другая тема, — махнув рукой, завершил мальчик. — Вот.

Растерянно моргнув, будто бы он только сейчас заметил прибавившихся слушателей, Гарри застенчиво почесал висок и опустил голову, скрывая слабый румянец, который он научился создавать еще при первых неловких попытках завязать разговор с хаффпаффцами. На самом деле, Эванс не ожидал такого, но если все пройдет успешно, то большая часть его проблем с факультетом Равенкло будет решена. Старшие курсы уже будут о нем знать и они уже будут заинтересованы, а сокурсники Гарри увидят в нем возможного собеседника и, чего самому равенкловцу очень не хотелось, помощника в выполнении домашних работ.

Постепенно группа слушателей рассосалась, некоторые даже поблагодарили Эванса и попрощались с ним, будто все так и должно было случиться. Все же орлы всегда были немного чудаковатыми.

— Спасибо, Гарри! — Просияла Патил, открыто улыбнувшись мальчику. — Но откуда ты все это взял?

Кажется, девочка и позабыла о возможной неловкости или о том, что раньше ее однокурсник как-то не спешил с кем-то разговаривать.

— Ну, трансфигурация всегда была мне интересна, потому в начале года я прочел множество книг на эту тему, и… — Мальчик неловко развел руки, показывая, что получилось это само собой.

— Действительно, МакГонагалл всегда тебя хвалила… — Задумчиво проговорил Терри.

Эванс несмело улыбнулся мальчику.

Вдруг Падма положила руку на плечо Гарри, отчего тот немедля подскочил, даже не столько играя, сколько сам не ожидая подобного действия со стороны. Помявшись перед удивленной Патил и опустив голову, будто он в чем-то виноват, Эванс пояснил:

— Прости, просто… мне еще не легко дается воспринимать чужие касания, — запинаясь, скороговоркой сказал он.

На лице его сокурсницы мгновенно появилось извиняющееся выражение.

— Ох, это я виновата, — закусив губу, произнесла девочка.

— Да ничего, — застенчиво махнув рукой, ответил Гарри.

— Но знаешь, — сочувственно смотря на Эванса, сказала Падма, — каким бы ужасным не был тот инцидент с тобой, ты явно поменялся… в лучшую сторону, — явно сомневаясь, стоит ли ей это говорить, промолвила она, но, спохватившись, вновь начала извиняться за свою бестактность.

Позволив себе короткий смешок, Гарри кивнул девочке.

— Да, ты права, Падма, — неожиданно спокойным тоном сказал он, что на фоне его предыдущих кривляний выглядело непривычно, — этот случай действительно пошел мне на пользу.

И если бы Патил задумалась и обратила бы внимание на лицо брюнета, она бы заметила, что его улыбка не имела ничего общего с тем замкнутым, но милым мальчиком, образ которого у нее уже построился в голове.

* * *

Третий ход. Будь душой компании.

— Чертов грязнокровка… — презрительно фыркнув, Маркус Флинт, старшекурсник со Слизерина, развернулся прочь, оставляя мальчика собирать упавшие вещи.

Гарри что-то пробурчал недовольно на эту тему и направился в кабинет Чар.

Слизеринцы все же были удивительно неосторожны в своих словах и действиях, если не считали тебя достойным своего внимания.

* * *

— Ай! — шепотом воскликнул Эванс, столкнувшись в секретном проходе, ведущему из раздевалки квиддичной команды Слизерина, с какими-то двумя другими студентами. Конечно, он уже догадывался, кто это, но все же он немного не ожидал столь скорого перехода от одного пункта плана к следующему. Он полагал, что для начала устроит розыгрыш, чтобы заинтриговать главных шутников Хогвартса, а уже потом постарается им «случайно» попасться. Но обстоятельства, очевидно, сложились совсем по-другому.

— Эй, Фордж, посмотри-ка…

— Да, действительно, Дред…

Да, как он и думал, это были именно они. Если бы Гарри мог, он бы позволил себе закатить глаза.

— Это маленький равенкловец! — хором закончили, как уже догадался Эванс, близнецы Уизли, с любопытством смотря на мальчика, который обиженно засопел.

— Зачем вам в раздевалку Слизерина? — Лучшая защита — нападение, а именно им пользуются почти все равенкловцы. Так что если он покажет соответствие своего мышления стереотипам, то сможет расслабить весьма хитрых и слишком умных для Гриффиндора мальчишек.

— Хороший вопрос, малец… — Говорил один из них. Гарри, к сожалению, так и не смог научиться различать этих проходимцев — они мастерски копировали друг друга. Впрочем, иногда ему казалось, что они и сами были неуверенны, как кого из них зовут.

— Завтра у команды Слизерина матч с командой Гриффиндора… — Тут же подхватил второй.

— Если ты понимаешь, о чем мы, — закончил первый.

— Но нам вот что интересно, — сказали близнецы хором, — а что там делал ты?

— Да так, — как бы застенчиво шаркнув ножкой, протянул Гарри, опустив взгляд в пол, уже на автомате воссоздавая нужные эмоции на лице, даже не задумываясь над этим, — небольшая месть одному излишне наглому гаду…

— Ооо… парень, мы точно найдем общий язык.

Пусть в проходе было и темно, но Эванс счел рвавшуюся на свободу улыбку неуместной.

Как-то все очень быстро, практически мгновенно происходит. Но пока все идет по плану, так что… пусть идет.

* * *

Гарри вздохнул. Три четверти плана успешно были завершены, а теперь же осталась самая сложная часть — привязать к себе кого-то из Слизерина. И мальчик совершенно не представлял, как. Слизеринцы — народ хитрый, верный только самим себе. Услугами их не подкупить, так как их совесть позволяет воспользоваться кем-то, на то они и змеи. К тому же… Старшекурсникам он будет совершенно неинтересен, значит, надо брать первокурсников, а потом уже из них выбирать самых лояльных. Он и так уже упустил тысячу и один шанс реабилитироваться в их глазах, так что стать кому-то из них достаточно любопытным, чтобы открыть себе дорогу, будет довольно сложно.

Так кто же из слизеринцев подходит больше всего?

Задумчиво постукивая пальцем по деревянной поверхности стола, Эванс машинально передал Падме попрошенную ею соль, все также продолжая безмолвно скользить взглядом по столу Слизерина, что располагался в другом конце Большого Зала.

Ему опять же нужно привлечь внимание, ведь сейчас Гарри в глазах расчетливых детишек не больше чем удобная для манипуляций фигура. Конечно, излишний интерес в его сторону от представителей факультета Слизерин будет излишен и, скорее всего, даже опасен. Ведь… Эванс не сомневался, что если им будет выгодно, они предадут его при первой же возможности.

Кто он в их глазах?

Более-менее справившийся со своими внутренними демонами ребенок, который легко сломался от первого же, пусть и слишком жесткого, удара судьбы. Слабак. Таким просто вертеть, стоит только найти его слабости и давить на его страхи.

А тыквенный сок ужасен, впрочем, как и всегда.

Будто бы он даст собой управлять. Его единственная настоящая слабость — его мать. Других он и сам не знает. Он ничего страшнее и больнее недавнего инцидента в жизни не знал, а представить себе что-то худшее для себя просто не мог. Только если его мама окажется на его месте.

Если, если, если… так много «если».

Чье внимание проще и безопаснее всего привлечь? Не девушки, это может наложить на него определенную репутацию, которая ему однозначно не нужна. Половина первокурсников Слизерина жестко стоит на стороне Драко, они бесполезны и ненадежны. Нейтральные… Только Блейз Забини.

Обреченно вздохнув, Гарри повесил голову, скрывая ото всех свое лицо.

Черт возьми, это слишком очевидный выбор, но иного у него просто нет. Впрочем… Это не такой уж и плохой вариант, хотя его ранняя заинтересованность в Эвансе несколько того смущала. Почему невзрачный и неразговорчивый Гарри привлек внимание одиночки-Забини?

Но попытка не пытка. Кажется, Блейз любит играть в шахматы… Что ж, Гарри тоже очень любит эту игру.

* * *

Четвертый ход. Интригуй.

— Привет, — Гарри подсел к смуглому брюнету, который задумчиво смотрел на шахматную доску, видимо, пытаясь решить какую-то из комбинаций. Блейз Забини удивленно вскинул голову, обратив взгляд на незваного гостя.

Не сказать, чтобы равенковцу далось легко это действие. Как раз наоборот: он был бы не против уйти куда-нибудь подальше и спрятаться от этих пытливых глаз.

— Здравствуй, — прищурившись, сказал мальчик, впиваясь взглядом в Эванса, но тот лишь улыбнулся, сдерживая внутреннюю дрожь от осознания того, что он ходит на грани. Один шаг в сторону — и провал.

Слизеринцы чертовски своенравны.

— Знаешь, в последнее время мне не с кем играть в шахматы, — как-то разочарованно протянул Гарри, хитро посмотрев на мальчика, сидящего перед ним. Главное не переиграть, не дать змейке почувствовать себя в ловушке. Ведь тогда она начнет кусаться, а уж Забини змея далеко не самая безобидная. — А тут я слышу, что некий Блейз Забини проводит пятничные вечера, сидя за шахматным столом… — Забини ухмыльнулся и кивнул на доску, отчего все фигуры вернулись в изначальное положение, готовые к началу новой партии.

Гарри слегка прищурился и, умолкнув, внимательней всмотрелся в темные глаза сокурсника. Что-то не так. Он…

Блейз знал. Даже не так, Забини чувствовал. А это совсем другое.

— Сыграем на желание? — Эвансу не оставалось ничего иного, кроме как кивнуть, сохранив будто бы приклеившуюся улыбку на лице. Ему было, по правде говоря, от нее слишком тошно. Даже когда он только-только начинал учиться общаться с людьми, ему было не так сложно.

От этой партии, однако, зависит слишком многое, чтобы он имел право проиграть.

* * *

— Чего же ты хочешь? — хмурясь, спросил Блейз, сердито рассматривая доску, на которой явно было видно, что его королю поставили шах и мат. Похоже, слизеринец не ожидал такого поворота событий и, надо сказать, сам Гарри тоже.

Растерев вспотевшие от внутреннего напряжения руки, Эванс незаметно выдохнул, понимая, что он невероятно везуч. Забини играет лучше него, только чудо помогло ему обыграть противника так лихо. Ведь сорок минут на партию даже не время.

А теперь ему надо быстро придумать, как именно ему вести себя с новообретенным должником. Змеи не любят долги, особенно собственные, значит, слизеринец всеми правдами и неправдами постарается скинуть с себя давящий на него груз. И это было бы не очень приятно, ведь тогда все старания Гарри пойдут коту под хвост.

— Я хочу, — нарочито растягивая гласные, но не манерничая, как Малфой, Эванс острым взглядом пронзил сидящего перед ним мальчика, заставляя того невольно напрячься. Кажется, он придумал достаточно хорошее желание. Вернее будет сказать, достаточно полезное. — Я хочу, чтобы мы играли в шахматы каждую субботу вечером, — сказав это размеренным и абсолютно уверенным голосом, Гарри слегка улыбнулся — по-настоящему улыбнулся — и добавил:

— Мне понравилось, Блейз, — Эванс решил, что он имеет право пренебречь вежливым обращением по фамилии. В конце концов, он исправится, если это будет необходимо, но так ему удастся быстро убрать лишнюю планку, что сдерживает слизеринца. Пусть он и хитрая змея, но он обычный человек, которого возможно привязать к себе.

О, он немного не так выразился. Не привязать к себе, а заставить того желать привязаться к Гарри. Да, так будет правильней.

Забини недоуменно посмотрел на сидящего напротив него зеленоглазого мальчишку, который, настороженно прищурившись, смотрел прямо ему в глаза и протягивал руку. Блейз криво усмехнулся и пожал ладонь мальчику.

Такого он не ожидал, когда впервые увидел нескладного равенкловца в поношенной одежде. Мордредов хитрец, не зря он его приметил в тот раз. Обидно было бы, если такой человек сломался из-за идиота-Малфоя. А теперь именно он, Блейз, имеет возможность быть близко к этому Эвансу.

В конце концов, отношения, построенные на взаимном использовании, тоже отношения. Пусть и немного… необычные.

— Договорились.

В некоторые моменты Гарри невероятно сильно хотелось просто послать всю толпу, окружающую его плотным кольцом, куда подальше, вновь вернуться к былому образу жизни и забыть все невзгоды, как страшный сон. Будто ничего не было. Но это было бы до отвратительного простой и жалкий путь, который Эванс бы не избрал, будь он даже в невменяемом состоянии или же бредил. Просто он никогда не сделал бы так, ведь все его существо против подобного.

Эванс не любил слабых и трусливых людей и, конечно же, не желал сам становиться таким, хотя был вынужден признать, что он однажды уже успел занести ногу над этой пропастью и чуть не упасть. При этом мальчик до сих пор ощущал некую двоякость своего поведения, будто он никак не мог решить, кто же он: Гарри, который еще хранил в себе слабую веру в людей, или Гарри, безразличный к миру и окружению.

Ведь это были два совершенно разных Гарри.

Порой Эванс ловил себя на том, что он начинал получать настоящее удовольствие от общения с сокурсниками, и ему приходилось мгновенно одергивать себя, чтобы напомнить, к чему же он стремится. И большим шоком для него было, когда он понял, что даже все те его несчастия, виновниками которых становились люди, не убили в нем окончательно надежду и тягу к человеческому теплу. Когда он ощутил желание стать ближе к кому-то, когда он ощутил теплый комок в груди и легкий оттенок восторга от общения, Эвансу захотелось закусить губы до крови и выцарапать из себя это ненужное и дурацкое, совершенно нелогичное чувство. Нельзя позволять себе увязнуть в роли, что он себе назначил, стать тем, кем он лишь притворялся. Но проблема была в том, что нигде Гарри не мог убрать прилипшую к лицу учтивую улыбку, не мог, если ему захочется, прямо кому-то сказать, что он обо всем окружающем думает, он не мог нагрубить, если захочет, он не мог быть собой.

И из-за этого все могло просто полететь к чертям. Двуличие оказалось опасно для него самого, ведь вскоре он вполне может потерять ощущение грани между ролью и своим настоящим Я. Самое мерзкое в этой ситуации то, что Гарри прекрасно все это осознавал.

* * *

Дни текли один за другим, каждый был по-своему примечателен и… предсказуем. Гарри даже не приходилось импровизировать в общении с сокурсниками, Эванс сомневался, что начни он разговаривать с ними по одному шаблону, не скрываясь, те что-то заметят. Манипулировать этими детьми было… легко.

Всего лишь вскользь упомяни в диалоге что-то нужное тебе, но в определенном контексте, и ты наверняка получишь именно тот результат, которого ждал, при этом даже лишний раз не напрягаясь. С помощью таких нехитрых действий можно было сделать практически что угодно, даже, к примеру, такую мелочь, как домашняя работа по Истории Магии. Достаточно лишь за день до занятия невзначай в разговоре с Падмой упомянуть эту самую злополучную домашнюю работу, а также высказать сомнения по каким-то определенным местам, как паникерша Патил тут же достанет исписанный пергамент, чтобы сверить его с твоим. Или, если ты опаздываешь на урок Снейпа, можно без особых усилий заставить, как вариант, гриффиндорца или хаффлпаффца принять весь запас ядовитых слов на себя, лишь пару раз в разговорах из-за каких-то мелочей назвать однокурсника «настоящим другом», да один-два раза дать тому за себя заступиться, после, конечно, не забыв обласкать эго наивного первокурсника очередным комплиментом его храбрости и верности, да и вообще общей замечательности. И все, через какое-то время мальчишка — а с девочками это не работает, — сам будет вставать на вашу защиту, уже даже не особо задумываясь, ведь начнет просто подсознательно считать это нормальным.

Это было даже немного обидно. Знай Гарри, что, оказывается, людьми так легко манипулировать, он бы начал это делать намного раньше. Ведь как облегчилась бы его жизнь… Хотя, в маггловской школе это вряд ли бы удалось, все же дети обычных людей куда более озлоблены, хотя и более внушаемы, если манипуляция пройдет успешно.

Вообще, первая часть плана выполнена была успешно, Гарри Эванс реабилитировался в глазах окружающих, он был достаточно популярен среди сверстников и имел репутацию «своего» парня, эдакого мальчишки и лицом симпатичного, и с головой не пустой, которому можно доверять.

Безопасного ребенка.

А, значит, пора переходить к следующей части. Нужно было начать двигаться, наконец, вперед, иначе он так и застрянет на этом этапе. Нужно обезопасить себя, сделать так, чтобы ему, даже если захотят, не смогут навредить без ощутимого удара по себе. Вот только как это сделать? Гарри пока не придумал. Было у него несколько вариантов…

Мстить представителю Древнего и Благородного Дома, особенно если ты обычный полукровка, крайне небезопасно и, конкретно говоря, недальновидно. Все древние семьи в Англии всегда отличались сильной злопамятностью, так что, если Гарри и сможет обеспечить себе протекцию от нападок Малфоев, то не факт, что ему удастся проделать тот же фокус со своей матерью, к примеру. А вот уж ее подставлять под удар мальчик готов не был. Никогда он бы не позволил этому случиться, даже ценой собственной жизни.

Самым, пожалуй, быстрым способом защиты себя является привлечение всеобщего внимания. Внимания нужно как можно больше. Когда все взоры направлены на тебя, за тобой следят, просматривают каждый твой шаг и, естественно, шаги твоих друзей и врагов. А если внимание волшебников будет положительным, то велик шанс того, что неосторожный враг просто напорется на штыки разъяренного «возмутительным» поступком общества. Но тут уже шли свои проблемы: во-первых, это совершенно не защищает мать Гарри, а во-вторых, ошибку может совершить и он сам, к тому же, поддержание образа светлого идеала в глазах людей невероятно сложно, Эванс просто надорвется. Не выдержит и вспыхнет. А это уже небезопасно для него самого. Слава быстротечна и далеко небезопасна, хотя она может помочь в определенных ситуациях.

Можно было сделать себя ценным в глазах того, кто может по силе соперничать с Древнейшим и Благороднейшим родом. То есть другой такой же род. Но как их заинтересовать, как показать им себя? Гарри полукровка, то есть он Новая Кровь, а многие волшебники и волшебницы ищут для себя нечистокровную пару, чтобы наладить проблемы семьи. В первую очередь представители этих родов будут заинтересованы в талантливом, сильном и умном нечистокровном волшебнике, ведь это не только спасет их род от вымирания, но и может привнести в семью хорошие гены, что для магов также немаловажно, хотя и более второстепенно на данный момент. Идея неплоха, но тоже имеет свои подводные камни. Да, надзор семей высшей аристократии защитит его от нападок, но вынудит его пойти в чей-то род и принять обязанности перед ним. Ограничить свою свободу, подчиниться. Пока Гарри не был готов к тому, чтобы ради собственной безопасности и безопасности матери самолично запирать себя в позолоченной клетке, чьи прутья наверняка являются сплавом крепчайших магических металлов, и сломать их будет невозможно. Нет, Эванс пока не готов к таким жертвам.

А можно было попробовать лишить весь род возможности мстить. Лучше всего такими гордыми людьми правит страх и отчаяние. Чего до одури боятся древние семьи? Потери магии. Читай «магические контракты». С ними надо быть очень осторожным, да и очень маловероятно, что Гарри удастся подловить наследника Малфоев на чем-то таком, но если бы это произошло, это был бы самый удобный и приятный вариант. Гарри будет неприкасаем, а свою мать он сможет в случае чего защитить.

Но это практически нереально. Аристократия максимально осторожно обращается с тем, что может поймать ее в капкан. Эванс уверен, что каждый чистокровный первокурсник знает наизусть все правила составления и заключения любых контрактов их последствия и возможные откаты за косвенные и прямые нарушения.

В ближайшие дни Гарри все же следует определиться с дальнейшей своей стратегией поведения. Нужно было действовать. Пусть месть — блюдо холодное, но оно должно остаться свежим к моменту подачи.

* * *

Каждый день Гарри тратил на усиленное изучение нового, а также на укрепление отношений с нужными ему людьми. Эванса магнитом к себе тянула библиотека, он глотал книги одну за другой, собирая знания по разным отраслям магии. Мальчика интересовало буквально все, хотя уроки для него были теперь больше второстепенным делом. Несмотря на это, оценки его пошли в гору, даже по Зельеварению, учителя отмечали невероятную для первокурсника базу знаний, а также прекрасное умение этими знаниями пользоваться.

Он решил рискнуть выделиться из общей массы. Если он никак это и не использует, то быть умнее других всяко полезно.

В школе Гарри Эванс стал центром, вокруг которого собирались самые разнообразные личности. И каждому мальчик находил применение. Хаффлпаффцы, в частности Эрни Макмиллан и Сьюзен Боунс, прекрасно распространяли слухи, язык у них был без костей, Равенкло был кладезем необычных, ярких талантов — Энтони Голдстейн, к примеру, мог делать деньги чуть ли не из воздуха даже в условиях строгой школьной дисциплины и запрета на азартные игры. Гриффиндорцы наичудеснейшим способом могли влиять на нейтральных учеников, ведь мнение львов подсознательно воспринималось, правда почему — не ясно, положительно. Слизеринцы… О, представители этого факультета были аристократами, что уже давало им некоторую полезность. Они были мостом в мир политики, у них были связи и деньги. А также власть. У кого-то ее было меньше, у кого-то больше, но она была. Хотя общение со змеями осложняло то, что те, в какой-то мере, подчинялись Малфою, как человеку, у которого было более высокое положение в обществе. А Драко продолжал недолюбливать Эванса, хотя тот не особо и стремился налаживать с Малфоем отношения. Это уже было выше его сил.

Эванс искал среди круга знакомых тех, кто предан ему, тех, кто мог быть использован с максимальной выгодой. Среди общей массы выделялись Падма Патил, Энтони Голдстейн и Блейз Забини, которые буквально напрашивались на то, чтобы привязать их к себе. С равенкловцами никаких проблем возникнуть не должно — несмотря на их ум и умение видить скрытые подтексты в действиях людей, они были слепы. Они смотрели вперед, но не видели ничего у себя под носом из-за собственной же гордыни. Змею тоже можно будет, если что, проконтролировать.

* * *

— Падма, — привычно улыбнувшись девочке, Гарри кивнул ей, приветствуя. Сегодня был на удивление солнечный день, неяркое солнце висело в безжизненном голубом зимнем небе.

— Гарри, — улыбнулась Патил в ответ.

Внутренне Эванс поморщился. До чего же уже надоевшая ситуация, повторяющаяся каждый день. Пора бы начать менять происходящее.

— Пойдем на завтрак, — продолжила тем временем девочка.

«Ну что ж… пойдем», — Гарри только кивнул, скрывая неприязнь.

* * *

Гарри искренне не любил полеты. Но для первокурсников уроки полетов на метлах были обязательны, да и сам Эванс признавал, что лучше иметь хоть какой-нибудь навык, чем не иметь его вовсе — кто знает, что в будущем может произойти.

Сегодня мадам Хук, предварительно смерив малолеток своим фирменным презрительным взглядом истинного спортивного тренера, гаркнула на никак не могущих встать в колонну по двое детишек, отчего многие вздрогнули. Оно и не удивительно, ведь у учительницы голос был громкий и резкий, прямо как у птицы, что удивительно гармонично сочеталось с ее хищно-птичьей внешностью. На этом уроке, если Гарри правильно помнил, их будут учить уклонятся от атак извне, особенно это будет полезно будущим игрокам в квиддич, так как мадам Хук решила использовать в качестве снаряда бладжеры, заранее зачарованные на возврат после удара в руки преподавательницы.

Мадам Хук недолюбливала молодого Эванса из-за его нежелания применить свой талант там, где, как она считала, это необходимо. Гарри очень хорошо летал, хотя и не испытывал тяги к полетам, скорее даже наоборот — хотел проводить как можно меньше времени в воздухе. Ему не нравилось ощущение «подвешенности», неопределенности, когда он находился в воздухе. Там он уязвим, там не он сам контролирует ситуацию, там он целиком и полностью зависим от метлы. Глупый и неоправданный риск, хотя мальчик признавал, что ощущение бьющего его по лицу встречного ветра, что свистящий в ушах воздух — все это было по-своему чудесно, волшебно. Захватывающе, если хотите. Но ощущение безопасности и уверенности в самом себе ему куда дороже мнимой секундной свободы.

Но мы вроде остановились на том, что Хук не очень любит Эванса, так?

— Эванс, ты первый! — приказала своим высоким голосом преподаватель. Именно приказала. И Гарри не оставалось ничего иного, кроме как подчиниться.

Потому он, покрепче обхватив метлу, плавно взлетел с места туда, где мадам Хук обязала находиться учеников, когда она будет кидать в них бладжер. Но стоило ему только набрать нужную высоту, как ему тут же пришлось уворачиваться от стремительно летящего в него тяжелого мяча, который определенно метил Гарри в голову, и, по правде говоря, Эванс не был уверен, что это столкновение бы позволило ему остаться здоровым, пусть его бы и лечили с помощью магии. Но возмущаться времени не было — шар летел обратно, описав дугу, потому мальчику пришлось тут же уходить с траектории бладжера, подныривая под ним. Но, кажется, учительнице этого было мало.

— Плохо, Эванс! — воскликнула она, заставив равенкловца, да и остальных детей, удивленно выпучить глаза, — ты потерял бы половину своей скорости, уворачиваясь от бладжера, так не пойдет! Ты обязан сохранять изначальное ускорение даже при подобных маневрах, ведь тебе еще надо будет как-то справляться с нападками загонщиков!

— Но, мадам Хук, я не собираюсь играть в квиддич! — Возмущенно прошипел Гарри.

Кажется, пыл преподавателя от этого не уменьшился ни на йоту, даже наоборот — возрос.

— Не волнует! — гаркнула она, жестко махнув рукой, будто бы отсекая любые возможные возмущения. Гарри еле слышно фыркнул, поджав губы. Будто бы ему важно ее мнение. Он просто не будет участвовать, и все тут. Запишут насильно — он не придет. И плевать на образ хорошего мальчика, ведь что-что, а играть в квиддич он не собирается ни при каких обстоятельствах. — Лови удар!

Гарри, не ожидавший настолько подлого действия со стороны Хук, застыл на мгновение, которого хватило мячу для того, чтобы подобраться на расстояние, исключающее возможность равенкловца как-то уйти с линии удара.

Потому он просто перевернулся на метле вниз головой, уходя телом, но не двигая метлы с места. И бладжер со свойственным для него жутковатым звуком пролетел мимо, не задев несчастного первокурсника.

«Мордред!» — Гарри мысленно сотню раз успел чертыхнуться, понимая, что либо так, либо удар в голову. — «И о чем вообще думает эта сумасшедшая Хук?!»

Густая тишина повисла над полем, когда мяч вернулся в руки тренера. Казалось, будто это молчание можно было потрогать.

— Теперь достаточно хорошо, профессор? — Эванс не мог удержаться от шпильки.

— Да, мистер Эванс… — безжизненным тоном пробормотала. — Можете спускаться.

Гарри благоразумно промолчал и выполнил то, что сказала преподаватель. У него внутри все кипело от возмущения. Его чуть не убило! И это «можете спускаться» — все, что смогла выдать учитель.

Хотелось зарычать. Но это же будет не соответствовать характеру лже-Эванса.

* * *

— Мистер Эванс, уверяю вас, от того, что вы так упорно сверлите взглядом рецепт в учебнике, зелье само не сварится. Будьте добры…

Эванс промолчал. Вновь глотая собственное раздражение.

* * *

— Уверен, именно мистер Эванс желает нам рассказать про то, какие именно события спровоцировали конфликт между Харольдом Свирепым и Йеннифер Мудрой…

Мальчику уже хотелось откровенно выругаться, теми самыми словами, которыми так любили кидаться подростки-магглы. И послать учителя к черту.

* * *

— А теперь мистер Эванс нам продемонстрирует…

— Репаро! — буквально выплюнул мальчик, когда профессор Флитвик, уже четвертый за этот день, спросил его о чем-то. Гарри был уверен, что учитель интересовался именно восстанавливающими чарами, ведь надпись на доске гласила именно об этом. Но у равенкловца определенно точно не было никакого желания выслушивать все эти учтиво-вежливые однотипные фразочки учителей или, уж тем более, полные сарказма слова Снейпа.

— Верно, мистер Эванс, — поджав губы, Флитвик кивнул. Ученик перебил его, но справился с заданием, потому полугоблин решил не одергивать лучшего ученика курса.

* * *

— Слон на Е4, — Гарри ничего не выражающим тоном проговорил приказ, и слон, повинуясь игроку, поставил мат.

— И ты вновь победил, Эванс, — задумчиво протянул Блейз, переведя взгляд с доски на смотрящего вдаль противника, который, кажется, даже не слушал его. На губах Забини застыла слабая издевательская улыбка. — Кажется, тебя сегодня здорово потрепали, а? — как бы невзначай пробормотал слизеринец. Гарри перевел слегка раздраженный взгляд на однокурсника и иронично приподнял брови. Ему было уже настолько все равно, притворяется он или нет, что он даже не задумывался над собственной мимикой, которую в остальное время приходилось постоянно держать под контролем.

— Боюсь, сегодня я не в настроении продолжать, Блейз, — холодно сказал он и, кивнув на прощание, покинул стол.

— А глаза-то красные… — каким-то довольным тоном заметил Забини, когда равенкловец ушел.

* * *

Гарри задумчиво смотрел на трясущегося от страха Драко, который, прижавшись спиной к стеллажу, затравленно наблюдал за палочкой в руке равенкловца. Малфой в конец обнаглел. Эванс никого не трогал, он держался из последних сил, чтобы не сорваться, но этот поганец ему опять все испортил. А всего лишь ведь отправил из-за спины колющее заклинание — ничего страшного, просто детские шалости. Но уже сильно раздраженному и находящемуся на грани срыва Гарри хватило и подобной мелочи.

— Т-ты… не посмеешь! — взвизгнул блондин, яростно оскалившись, — мы в библиотеке! Тебя засекут!

Покатав в руке палочку, Гарри впился взглядом в серые глаза слизеринца, который, кажется, перестал дышать.

— Красные… — прохрипел наследник Малфой. Эванс не сразу понял, о чем этот мальчишка говорит. Глаза. Красные. Ну, это не особо волнует его, если уж честно.

— Знаешь, а я ведь ничего не забыл… — проговорил Гарри, направив палочку Драко прямо в грудь. — Я помню тебя там. В тот день, — кривая ухмылка пересекла лицо равенкловца. Его уже не волновали никакие планы, ни то, что может случится с ним или кем-нибудь еще, все, что ему было нужно — выпустить из себя то, что так отчаянно рвется наружу. То, что рвет его грудную клетку изнутри, стремясь набросится на Малфоя. Тьма — это она хочет мести. Она злится. И Гарри нравится это ощущение.

Драко мертвенно побледнел и шумно сглотнул, силясь что-то сказать в свое оправдание, но голос у него пропал от ужаса. Слишком пугающим был этот горящий, абсолютно недетский взгляд красных глаз. Полубезумный.

Блондин уже открыл рот и набрал воздуха, чтобы закричать, чтобы спастись, но…

— Можешь даже не пытаться, я повесил полог тишины, — прозвучал насмешливый голос в неожиданно повисшей тишине, и этот голос не принадлежал Эвансу.

— Ты… — Драко и не знал, что грязнокровка может так шипеть.

Но, Мордред его дери, это же Блейз! Он поможет Малфою, конечно же! Да! Иначе, зачем он мог еще прийти?

— Расслабься, Эванс, — закатив глаза, Забини оперся спиной на один из стеллажей, с интересом рассматривая потолок, — твоя добыча — только твоя, я на нее не претендую.

У Драко все ухнуло вниз. Как же…

— Се…

— Но прежде чем ты успеешь его по неосторожности прикончить, — продолжил Блейз, прерывая Гарри и не давая тому тем самым выпустить заклинание, — замечу, что ты идиот.

Эванс вздрогнул, как от пощечины. Его назвали идиотом. И кто? Чертов слизеринец, которого когда-то Гарри планировал посадить на короткий поводок. Да как этот щенок вообще смеет разговаривать с ним подобным тоном? С ним, самим..!

Гарри моргнул.

С «самим» кем?

Ситуация отдает откровенным фарсом.

Равенкловец уже более трезвым взглядом посмотрел на наглого собеседника, впрочем, злости в его взгляде от этого не поубавилось.

«Я только что чуть не…» — ошарашено осознавал мальчик, опуская палочку, что все это время была направлена на Драко, который старался не издавать лишних звуков, чтобы не привлекать внимания. Сейчас Гарри остро ощутил, задумавшись, что этот гнев и яркая ненависть… не совсем его. Это чьи-то другие эмоции. Что-то его весь день накручивало, да, но… не настолько же. Он просто не мог сорваться из-за такой глупости, как неудачный день. Внутри него, та самая Тьма, это она насаждала эти эмоции, но они не принадлежали Гарри в полной мере. Что-то иное проецировало их, усиляя.

— Взгляни на ситуацию более… беспристрастно и глобально, — продолжал вещать Блейз, — ты же умеешь, я знаю. Взгляни на этого трясущегося от ужаса маменькиного сыночка и подумай — а мог ли он такое организовать, — Забини пустил смешок, — ты, конечно же, понимаешь, о чем я.

Прищурившись, Гарри бросил взгляд на почти потерявшего сознание от страха Малфоя, но тут же перевел его на излишне наглого партнера для игры в шахматы. Внутри клокотала злоба, но сейчас он мог спокойно задвинуть ее на край сознания, понимая, что она не его.

— Допустим, — выдавил Эванс, — но что здесь делаешь ты?

— Прикрываю твою излишне вспыльчивую задницу, что же еще, — пожав плечами, ухмыльнулся тот.

Гарри понимал, что ситуация, в которой он оказался, невероятно глупа. А ведь все чуть не закончилось убийством — Эванс прекрасно осознавал степень своей злобы, потому ни мгновение не сомневался, что пустил бы кровь выродку Малфоя. Но Забини его остановил, судя по всему, подозревая заранее подобный исход событий, что не могло не настораживать. Но…

Так ли это важно сейчас? Достать Забини с вопросами можно и позже, никуда от этого слизеринец не денется, а на данный момент следует воспользоваться завуалированным советом и хорошенько допросить Драко. И узнать: действительно ли все обстоит так, как ранее он предполагал?

— Драко, не желаешь ли ты просветить для меня этот момент? — буквально пропел Гарри. — Мне очень любопытно, как же ты додумался до такой мести мне, м?

Драко с трудом сглотнул.

* * *

— Ты ведь знал правду с самого начала, — даже не спрашивая, а утверждая, обронил Гарри, когда они с Блейзом остались наедине. Да, слизеринец определенно знал все заранее, иначе объяснить его поступки будет довольно сложно. Но вопрос все же немного в ином: стоит ли Гарри что-то делать с Забини? Вроде бы тот не показал и капли агрессии по отношению к нему, Эвансу, но его осведомленность несколько напрягала.

— Подозревал, — ответил с легким хмыком однокурсник, — догадывался, скажем так. Никаких доказательств, подтверждающих эту мысль, у меня не было.

— Чего ты хочешь, Забини? — Эванс слишком устал для того, чтобы как-то юлить или выворачиваться в разговоре, сейчас ему необходимы краткие и понятные ответы. Внутри него была оглушающая тишина, он вообще не чувствовал никаких эмоций, только усталость.

Сначала этот чертов день, после Малфой, а потом уже и этот Блейз. И Теодор Нотт. Кто бы мог подумать?

— Мне просто интересно, — ухмыляясь, заявил в ответ Забини, прекрасно понимая настроение равенкловца, — есть у меня подозрение, что рядом с тобой будут происходить самые любопытные происшествия…

Гарри удержал себя от того, чтобы закатить глаза. Адреналиновый маньяк, просто чудесно. Причем «маньяк» очень и очень умный, такого следует держать при себе. Чтобы, если… нет, вернее будет сказать «когда». Чтобы, когда он толкнет Эванса в какую-нибудь авантюру, он упал вместе с ним.

Эванс понятия не имел, что все сложится именно так. Да, он никогда не считал Теодора невинным созданием, но тот никогда не… Нет, просто Гарри переиграли. Нотт оказался куда более хитрым, атакуя чужими руками, а сам оставался не то, что нетронутым, а вообще вне подозрений. Первые мгновения, когда Гарри удалось буквально выбить из Драко подробнейший рассказ, как тот вообще умудрился додуматься до таких радикальных мер, Эванс ужасно злился, его затопила ослепляющая ярость, но Блейз вовремя кинул в него предупреждающе неприятное, но от того не менее действенное заклинание холода. Остужая излишне сейчас эмоционального равенкловца. Куда делся весь холодный расчет, который был с ним все это время? Загадка. Но, как бы то ни было, теперь Эванс знал истинное положение вещей, хотя некоторые моменты все еще оставались вне его понимания.

Теодор Нотт — бешеная собака. Он будет кидаться на всех и сразу, даже на хозяина, пусть его хитрость и уберегает его от необдуманных и излишне рискованных поступков.

Похоже, Блейза не особо удивляет нынешнее поведение Гарри, столь отличное от повседневного. Тем же лучше.

— Ты ведь понимаешь, что я не могу просто отпустить тебя, — не то, чтобы при ином стечении обстоятельств Эванс бы поступил иначе.

Послышался смешок.

— Конечно.

В ответ равенкловец просто кивнул, принимая. Сейчас он был в разрозненных чувствах. Не мог еще точно определить, что ему навязала Тьма, а что он хотел сам. Месть — главный вопрос. Действительно ли он ее так хочет? Да. Но тут еще другой нюанс — время. Когда он ее хочет? Нет, неверный вопрос. Когда он ее сможет провернуть? Сейчас, как и планировал? Нотты более простой противник, нежели Малфои, куда более простой. Но…

Гарри покачал головой.

Нет.

Это все Тьма подталкивала его. Сейчас ему нужно верно расставить приоритеты, без влияния на них эмоций.

— Что ты решил? — Веселым тоном поинтересовался Забини, насмешливым взглядом следя за тем, за кем он решил пойти. Блейз знал, что его прекрасно поняли.

Гарри ухмыльнулся, когда догадка мелькнула в его голове, быстро и четко разворачиваясь в готовый план. О, он уже знает, что должен делать, чтобы суметь в свое время дать достойный ответ чертовому Нотту. Это будет самым правильным на данный момент решением. Минимальные риски, больше вариантов в будущем… Да и возможность частично отыграться уже в скором времени. В конце концов, он встречал похожий на Нотта тип людей, а также видел то, по каким критериям…

Послышался глухой смешок.

— У нас пат, — просто сказал Эванс. — Эту партию с нашими позициями продолжить невозможно, — Блейз хмыкнул, — потому следует начать новую. Только в этот раз право первого хода остается за нами.

* * *

— Милорд, вы должны понимать, что крайние меры…

— Лорд Эшфорт! Эти самые, как вы выразились, «крайние меры» недопустимы! Ведь…

В кабинете поместья Темного Лорда уже третий час шел спор. Собрание лордов, близких к Волдеморту. И сегодняшней причиной такого взаимного несогласия с разных сторон были обелиски — очень важный для Магической Британии, да и для остальных магов тоже, проект. Недавно барьер, установленный вокруг одного из них, подал тревожный сигнал о нескольких приближениях движущихся объектов. Притом, не все эти объекты были живыми существами: это были и машины, построенные магглами — роботы. Судя по данным разведчика, становилось ясно, что данное шевеление в опасной территории происходит не в первый раз, просто наблюдающие за развитием обелиска маги не посчитали нужным волноваться из-за обычных людей. Ведь они — неволшебники, что они могут сделать столь смертоносному артефакту, как Кровавый Обелиск?

Теперь же становилось ясно, что магглы заметили наличие чего-то подозрительного на территории пустыни и, соответственно, заинтересовались этим. Будь это нечто совершенно обыденное, с этими глупцами поработали бы специально нанятые обливиаторы, но магглы действовали по-странному умно: они не приближались к барьеру ближе, чем на три метра, словно зная, где находится граница. Словно так, будто знали, как стоит действовать.

И это крайне нервировало магов.

— Милорд, магглов стоит ликвидировать! — Веруя в свою идею, вдохновлено вещал один из молодых лордов.

— Ну ликвидируешь ты их, и что? — Насмешливо возразил другой аристократ, более старший. От жары в кабинете все присутствующие здорово вспотели и раскраснелись, что, в общем-то, не умеряло их пыл. — И что? Ты думаешь, они совсем идиоты? Маггловское правительство заинтересуется внезапной пропажей ученых с дорогостоящим оборудованием. А стертая память их только сильнее насторожит, ведь такие действия не совершаются кем-то одним. Это чей-то приказ сверху!

— Лорд Мэриголд, неужели вы считаете этих грязных животных способными на что-то? — Парировал, как казалось молодому мужчине, веским аргументом слова мага. — Они ничего не могут противопоставить нам…

— Мальчишка, — обреченно застонал в полголоса лорд Бёрк, — не недооценивай потенциальную угрозу.

— Милорд, что вы думаете об этом? — Как и всегда спокойный поинтересовался лорд Малфой у своего господина, который все это время молча слушал спорящих магов.

В кабинете повисла тишина ожидания.

Темный Лорд был зол. Сегодня его день был просто ужасен, одна плохая новость следовала после другой, а теперь еще и это. Сначала французы высказали свое «фи» на просьбу-требование, после его тактично послала своенравная Россия, которая, как и Франция, всегда недолюбливала Англию, предпочитая вместо содействия вставлять ей палки в колеса, потом Ассирия вежливо указала на дверь послу с его попытками наладить свободное перемещение ученых Великобритании из-за инцидента с излишне наглым и некультурным поведением одного из отпрысков чистокровных родов на территории их государства. Теперь это. И ладно бы просто проблема магглов — ее бы можно было временно решить, дать всем отсрочку, но куда сильнее раздражало поведение молодого поколения, новых лордов, пришедших взамен стариков, что приблизили свои рода к власти. Глупые дети, свято верящие в свою неприкосновенность, они ничего не знали о войне и, уж тем более, о магглах. Выросшие на сказках своих высокомерных родственников. Но показывать свою злость было нельзя — это время не военное, он не может выпустить пар привычным образом через Круцио.

— Пусть разведчик вычислит наименее значимого сотрудника организации магглов и поймает его, предварительно поработав с памятью остальных ученых, а потом доставит его в камеру допроса в аврорате. Пусть им займутся профессионалы, — тихо и веско вынес свой вердикт мужчина, который оставался внешне непоколебимо спокоен на протяжении всего собрания. Подобное хладнокровие заставляло лордов уважать этого человека еще больше — собранность и решительность всегда ценились в лидерах.

— Но, мой Лорд, а что делать с остальными? Они ведь продолжат свое копошение у барьера! — Возникнул тот самый молодой аристократ, который так яро ратовал за убийство, но быстро смолк под угрожающим взглядом рубиновых глаз.

— Отряд разведки должен внедрится в маггловское правительство, — Риддл решил умолчать о своих подозрениях, так как это бы вызвало слишком много возражений таких глупцов, как этот мальчишка. — Нужно работать крайне тонко и аккуратно, максимально осторожно, дабы не привлекать к себе чужого внимания. Никто в этих людях не должен будет узнать волшебников, даже такие же волшебники. Также, — добавил мужчина, — следует выяснить информацию о семьях наиболее значимых фигур среди магглов, дабы иметь возможность, при случае, надавить.

— Да, мой Лорд!

Маги аппарировали. Стоя уже в опустевшем кабинете, Темный Лорд гневно сжимал палочку, которая отдавала теплом в его ладонь. Ему надо сбросить напряжение. Иначе, он кого-нибудь да убьет.

Раздался стук.

Гостю следует нести хорошие вести, иначе Волдеморт не отвечает за сохранность этого человека.

— Войдите.

Юлий, склонив голову, вошел в помещение, не отрывая взгляда от пола. Темный Лорд удовлетворенно для себя отметил, что Бёрк хорошо воспитал своего наследника. Правильно.

— Мой Лорд, договор с Америкой был успешно заключен, представители магической части страны согласны на наши условия. Также был заполнен третий накопительный обелиск, находящийся на территории Долины Духов, наши маги с помощью индейских шаманов поддерживают его в состоянии готовности, — быстро и четко отчитался молодой человек, склонившись в изящном полупоклоне, выказывая свое уважение, но не унижаясь.

— Прекрасно. Пусть обелиск введут в фазу частичного сна. Будь готов снабдить мистера Хэлстока всей необходимой информацией о деле, ему будут переданы твои обязанности, — мягким и подавляющим любое сопротивление тоном сказал Темный Лорд, смотря на Бёрка, — тебе предстоит налаживать связи на балу, который организовывает маггловский чиновник Фличсток. Действуй по старому сценарию, — безразличным голосом приказал мужчина.

— Да, мой Лорд.

Хоть одна хорошая новость за сегодняшний день.

* * *

Темное небо разрезал горящий кровавого цвета огнем острый черный камень. От довольно малых размеров кристалла шла подавляющая волю магия, которой было так сложно сопротивляться. Вокруг источника волшебства стояло много крупных, исписанных рунами камней, выстроенных в несколько колец. На километры от места силы не было ни одного живого существа, даже птицы не летали здесь, боясь попасть под воздействие обелиска. Кристалл копит силы, он не постесняется поглотить и чью-то жизнь, чье-то тело и чью-то душу, расщепив на энергию, «съев».

Мертвая пустыня окружала ритуальный круг с обелиском, воздействие которого ограничивали камни-защитники. Мощные скрывающие чары прятали кристалл от любопытных глаз незадачливых путников, сбившихся с дороги. Но люди здесь еще не встречались. Ведь каждое живое существо старается держаться подальше от охочего до магии камня, инстинктивно не желая приближаться к этому месту.

Этот обелиск был совсем молодым, он будет еще расти. И он был четвертым.

---

Примечания:

Пат — положение в шахматной партии, в котором сторона, имеющая право хода, не может им воспользоваться, так как все ее фигуры и пешки лишены возможности двигаться, причем король не находится под шахом.

И да, во времена Гарри уже давно существовали роботы и они активно применялись в различных научных исследованиях.

Кстати, если кому любопытно, у Гарри реально начинает ехать крыша. Ему 11 лет, ребят, психика даже не до конца сформирована, он на пороге подросткового периода, правда, я планирую все же устаканить все это со временем. И, да, Гарри реально вспыльчив. И Том тоже вспыльчив. К тому же, они еще и действуют друг на друга. Вот вам и некая истеричность поведения Гарри. Лорд то уже 70-летний мужик, более спокоен в силу возраста, а вот Гарри... Сами понимаете.

Ах, кстати, близится завершение учебного года. Ну, осталось главы 3, может 4.

Минутка рекламы:

http://ficbook.net/requests/171197

http://ficbook.net/readfic/2468505

С того момента, как Гарри узнал о том, кто же все-таки виновен в его «наказании», Эванс осознал несколько вещей. Во-первых, ему можно расслабиться. Сейчас, когда он смог, наконец, более трезво оценивать обстановку, он понимал, что спешить ему совсем некуда, а для того, что он задумал, вовсе не обязательно поддерживать тот самый образ, который столь долго стоял равенкловцу поперек горла. Ему больше не нужно было проявлять любезность к каждому заговорившему с ним, он не был обязан удерживать каждые отношения, что успел завести, он вполне может прекратить эти уже бессмысленные попытки удержать себя на плаву чужого внимания. Он вышел из зоны отчуждения, он теперь не отщепенец общества, но более ему и не нужно. Не сейчас. В конце концов, начало, основа была положена, а заходить дальше вовсе не обязательно. Да, ему все также следует быть вежливым с другими людьми, если он не хочет возвращения того отношения окружающих к нему, но… он может отдохнуть. И прекратить лепить вечно учтивую улыбочку на лицо.

Во-вторых, его напрягал Блейз. Не то, чтобы тот действительно мог что-то сделать Гарри или его матери — хотя тот мог, — Забини просто не станет этого делать. Это не в его характере. Конечно, судить вот так сразу о нем было бы довольно недальновидно, но по малейшим жестам и некоторым поведенческим особенностям становилось ясно, что слизеринец не любит пачкать руки, а тем более ненавидит причинять другим страдания, если те, естественно, по его мнению не заслужили такого отношения. Уж за свою мать Эванс мог быть спокоен точно. Да и, к тому же, будто бы Гарри допустит какой-нибудь выходки со стороны Блейза.

В-третьих, он придумал, как сможет обеспечить себе и «запасного» человека, и облегчить себе возможную месть Нотту в будущем. В далеком, конечно, но она будет, что не может не радовать.

Теодор — решение всех проблем.

Губы Гарри тронула легкая улыбка, полная предвкушения от будущего эксперимента. Все же настолько тонко ему еще не приходилось действовать, так что своеобразный азарт захватил его разум.

* * *

— Привет, Гарри! — воскликнула Падма, приветствуя одиноко сидящего в гостиной факультета Эванса. Она и мальчик всегда вставали ни свет ни заря, раньше них просыпались только преподаватели — если те спали, конечно, а ведь всякое бывало.

Гарри просто кивнул, даже не отвлекаясь от написания домашней работы по Трансфигурации. Им задали вывести формулу для превращения жидкостей и выучить ее доказательство. Это делалось элементарно, когда под рукой были основные формулы, которые присутствуют в любой другой, более сложных, за исключением некоторых особых материй.

Падма удивленно моргнула. Она привыкла обычно слышать в ответ дружелюбное «привет», а теперь же ее… просто проигнорировали?

— Гарри, пойдем во внутренний двор? Там сейчас так свежо — самое оно перед началом нового учебного дня! — попыталась растрясти мальчика Патил.

— Прости, Падма, но я должен доделать работу, — покачал головой тот, даже не посмотрев на однокурсницу. Та насупилась.

— Отчего же ты не сделал ее вчера вечером заранее? — с надменными нотками в голосе поинтересовалась та, что означало явно начавшую проклевываться обиду на ее, как она считала, друга. Что случилось с тем милым мальчиком, который никогда не отказывал ей в ее маленьких капризах? И тот был таким вежливым, он всегда отвечал человеку, смотря ему в лицо.

И он никогда не спорил.

В этот раз Гарри взглянул на нее.

— Мне было лень тратить свой вечер на это. Всего лишь совместить имеющееся и запомнить… — говорил тот, — встретимся на завтраке.

— И ты теперь вынужден в быстром темпе доучивать, — скептично протянула Падма, — это нелогично. Не проще было все сделать с вечера?

Эванс быстро что-то дописал пером, а после захлопнул тетрадь и книгу, с помощью которой составлял доказательство.

— Я уже закончил. Это же проще простого, Падма, — закатил глаза мальчик. — Что ж, если тебе так хочется, пойдем и посидим на улице. Но учти — я не настроен на разговоры.

— Но… — девочка попыталась возразить.

Взгляд Гарри был тяжелым, отчего та сразу же смолкла, сама не понимая, почему.

— Падма. Пойдем. Давай не будем портить чудесное утро, будь добра.

Патил так и не поняла, чем именно она портила Гарри утро: своей болтовней или тот просто не хотел обижать ее и ссориться?

Если бы Эванс знал, о чем задумалась однокурсница, он бы выбрал первое.

* * *

Драко, собирая портфель, задумчиво сверлил взглядом дыру в учебнике трансфигурации. И все гадал: предупреждать или не предупреждать? С одной стороны была его уязвленная гордость, которая была в очередной раз задета тогда, в библиотеке. И это был бы чудесный шанс отомстить — насторожить однокурсника, дать тому повод вновь атаковать…

Взгляд Малфоя скользнул по спальне, лишь на короткие мгновения задерживаясь на лицах собирающихся однокурсников, непроизвольно отмечая мелкие детали, которые сами по себе ничего не значили, но вместе образовывали цельную картину, пугающую своей четкостью. Заспанные и растрепанные одиннадцатилетние мальчишки, которые, беспечно перешучиваясь и подкалывая друг друга, даже не замечали очевидной опасности, которая сейчас завязывала галстук. Никто не видел полубезумного взгляда, не видел тени жестокости в легкой улыбке, вместо которой Драко упорно мерещился тот самый оскал, который был на лице тогда… когда Эванса пытали.

Глупые, глупые детишки, слепые и глухие. Не видят ничего.

С другой стороны была случайная, непреднамеренная помощь Эвансу. Тому, кто когда-то его хорошенько унизил. Того, кого бы Драко ранее мечтал растоптать, смешать с грязью. Но это уже было сделано — и что? Тот вновь твердо стоит на ногах, не сломленный, яростно ищущий обидчика и желающий торжества своей справедливости.

Драко случайно столкнулся взглядами с Теодором, который легким кивком поприветствовал сокурсника и, широко улыбнувшись, вышел за дверь. И вновь: вроде бы обычное действие с утра, каждый так хоть раз в жизни кивал кому-то, но Драко казалось, будто за этим движением обязательно крылась угроза.

И, мысленно сравнивая два взгляда: взгляд Эванс и Нотта, Малфой понимал — он промолчит. Теодор Нотт ничего не узнает.

Из двух зол выбирают меньшее.

* * *

Гарри медленно листал книгу, даже не особо вчитываясь в текст. Он помнил все необходимое практически наизусть, ему не требовалось что-то повторять, но причины присутствия тома в его руках было две: ему хотелось позлить Грейнджер и ему нужно было чем-то занять руки. В первом случае все проще простого — Гермиона его бесила жутко, хотя она сама лично к Эвансу никогда не цеплялась, а этот талмуд был единственной копией, которая была в Хогвартской библиотеке. Было даже странно, что Гарри смог найти его на полках, а не в руках у мисс Всезнайки, повторяющей основные пункты домашнего задания. Теперь же Грейнджер придется либо судорожно вспоминать все самостоятельно, либо начать вести конспекты с тезисами, выписанными из нужных ей книг, чтобы не приходилось в будущем бегать за каждой книгой отдельно.

---

Примечания:

Простите, ради Бога, за задержку! Вот вам новая глава.

Думаю, про опечатки и прочие плоды моей невнимательности напоминать без надобности...^^"

Кстати, дорогие мои, это предпоследняя глава(этого года, естественно). Какой бы фразой вы могли бы охарактеризовать этот учебный год? У меня для каждого из них подготовлена одна или несколько ключевых фраз, и мне любопытно будет узнать, что же вы думаете об этом.

По полу комнаты гулял холодящий кожу сквозняк, проникающий через распахнутое окно, открывающее вид на аккуратный до тошноты сад, в котором, казалось, листочек был приклеен к листочку, лишь бы непокорные растения не нарушали выдуманной неким садовником композиции. Небо было темно-серым от облаков, которые не сходили с него уже несколько недель, изредка роняя на землю скупые капли редкого дождя, а вокруг было тихо-тихо, настолько, что иногда мог быть слышен собственный стук сердца, как если бы некто отбивал на барабане громкий и четкий ритм ударов. А вот неясным силуэтом среди туманных облаков пронеслась неизвестная птица, одиноким и пронзительным криком разрезав казавшуюся незыблемой пелену тишины.

Том, не открывая глаз, тяжело оперся о подоконник, вдыхая пьяняще-чистый сырой воздух, который бывает только в местах, близких к природе.

Солнце еще находилось за горизонтом, и лишь чуть тронувшая кромку облачного неба желтизна у самого края земли подсказывала, что скоро рассвет, а вместе с ним и новый, не самый приятный день.

Неожиданно тишина вновь была нарушена — оглушительный хруст снега, на самом деле почти неслышимый, ломал иллюзию замершего на одной-единственной секунде мира, когда еще не начался новый день, но и не закончился старый — самая граница еще не наступившего будущего.

Том раскрыл глаза, тяжелым взглядом проследив за грязно-рыжим пятном, что трусцой бежало по ослепительно белому снегу — лисица в столь ранний час возвращалась с охоты, уставшая и замерзшая, она явно потерпела неудачу, и ей никто не попался. Легкая, только кажущаяся расслабленной улыбка тенью легла на губы Риддла, неся в своем тонком изгибе лишь мрачное удовлетворение и скрытую угрозу.

Как же похожа эта несчастная лисица в своем разочаровании на маленьких и противных, жадных до денег существ, что в очередной раз возомнили себя всех умней. Кто бы что ни говорил, кто бы их не защищал или, не дай Мерлин, жалел — гоблины всегда были, есть и будут самыми подлыми темными существами, которых знали маги. Ядовитая смесь из коварства, жажды наживы и непомерной гордыни порождала нечто совершенно озлобившееся и, как неприятно бы это ни было осознавать, сильное. Но волшебники оказались прозорливей и умней, хотя, конечно же, если бы не дюжиные усилия, проклятым карликам бы удалось провернуть гибельную для магов операцию.

Им захотелось подгрести под себя все деньги, что их банк хранил.

Много поколений зеленых кожей сморщенных карликов прошло с тех пор, как был создан банк Гринготтс — самый надежный в мире банк. Банк гоблинов. Сначала существа просто хотели накопить через эту золотую жилу сил, суметь оправиться после сокрушительного поражения очередному предводителю мерзких волшебников, но после, когда изначальные условия мира между магами и гоблинами были забыты, последние возжелали восстать вновь, в этот раз действуя более тонко и более продуманно.

Лишить магов средств к существованию, а также отобрать у древних родов их артефакты, книги и прочее, оставляя людей лишь с одной-единственной волшебной палочкой в руке, да в некоторых случаях и с небольшими накоплениями на стороне — но этого все равно было бы ничтожно мало, чтобы те смогли противопоставить что-то воинственно настроенным существам.

Риддл, плавным шагом отходя от окна, пятясь, лишь шире улыбнулся.

Ошибка гоблинов была одна — они укусили руку, которая их кормит. И Темный Лорд не терпит предателей. Потому на днях был выпущен очередной законопроект, ограничивающий гоблинов в правах, заставляя и так живущих почти в тюрьмах-городах существ подвергаться все новым и новым проверкам и санкциям со стороны параноиков-магов.

Том еще помнил те полные страха перед открывшимся им будущим маленькие глазки на сухом и сморщенном лице нынешнего главы Британского клана гоблинов, полные осознания ситуации. И Том точно помнил, что руки у того старого-старого волшебного существа тряслись, когда он сам, Темный Лорд, с тихим смехом рассказал в красках то, что он собирается сделать с ними… Если, конечно, те откажутся сотрудничать с ним.

Завеса утреннего сумрака зыбко задрожала, рассеиваясь под ослепляюще яркими лучами восходного солнца, которое выжигало своим светом тьму, в панике прячущуюся в листве деревьев, за камнями и укромных углах, чтобы дождаться нового заката, когда она вновь сможет выйти наружу, накрывая собой все.

Глупых зеленокожих животных нельзя было уничтожить одним ударом — тогда бы раненым зверем взвыли борющиеся за их права, тогда бы возмутились и общины других магических рас, что, в свою очередь, могло бы повлечь за собой множество неприятных последствий как для самого Темного Лорда, так и для Магической Британии в целом, да и само по себе полное и безоговорочное уничтожение противника было бы слишком скучным, ведь гораздо интересней наблюдать за смертельной агонией врага… Но вот организовать сокращение питания, зарплаты, после заказать цикл статей в различных изданиях на тему восстаний гоблинов и исследований их расы — естественно, в них будет тонкая пропаганда расовой ненависти — и все. Через некоторое время волшебники сами начнут возмущаться наличию этих существ на рабочих местах в их стране, а за этим следом можно будет выпустить несколько поправок в законах, которые будут лишь ухудшать состояние этих тварей…

Конечно же те согласились содействовать новому, пусть и негласному правителю Магической Британии. Раньше они умудрялись балансировать на тонкой грани, сохраняя нейтралитет, но теперь же они просто были вынуждены поступить так, как угодно ему, Волдеморту, из-за своей же ошибки. Предложение Темного Лорда оказалось для них спасением, ведь все остальные власть имущие настаивали на наказании мерзких тварей.

Риддл сел в кресло, с удобством откидываясь на высокую спинку. По правде говоря, настроение у него было преотвратное.

Конечно, было бы глупостью заниматься геноцидом такой расы, как гоблины, — они все же были весьма полезны и талантливы, к тому же, вместе с ними в тень прошлого уйдет и масса других, слишком нужных волшебникам вещей, но вот обострить положение гордецов было бы полезно, дабы напомнить тем, какое именно место они занимают, однако, благодаря ему, теперь у тех будет минимум проблем — разве что чуть ухудшатся отношения с их клиентами, не более, но это весьма и весьма малая цена за ту чудовищную ошибку, что они совершили.

В комнате послышался хлопок, заставивший Темного Лорда на мгновение схватиться за свою палочку, но после, с раздраженным хмыканием отпустить — это был лишь домовой эльф, который, поджимая руки, что-то сбивчего говорил неприятным уху голосу.

— Г-господин, хозяин приказ-зал Гофри разбуд-дить ув-важаемого г-гост-тя, — запинаясь, пролепетало существо, все трясясь и сжимаясь, отчего Том лишь неприязненно скривился. Ему было попросту противно наблюдать такое поведение — не важно, был то человек или существо какой-либо другой расы. Это вызывало… отторжение.

Окинув ледяным взглядом испуганную фигурку эльфа, Риддл неприятно ухмыльнулся.

Как это похоже… на Люциуса. Одетого в форменную мантию Пожирателей Смерти, сгорбившегося и трясущегося от боли, вызванной Круцио, но упорно сжимающего челюсти в бесплодных попытках не издать ни звука. И сжавшегося от тихого, первобытного ужаса перед своим Господином.

Порой Темный Лорд скучал по войне. Но после вспоминал ее цену, и отказывался от глупой и абсолютно безумной идеи развязать ее вновь. У него как раз таки противоположная цель.

— Передай своему хозяину, что гость давно проснулся и не желает завтракать в компании хозяев, предпочитая им компанию самого себя, — резким тоном ответил немо ожидающему приказаний слуге, махнув рукой.

Эльф с гулким хлопком мгновенно исчез.

Риддл недовольно нахмурился, раздраженно поведя плечом — он ненавидел эльфов за их умение беспрепятственно пробираться почти в любое помещение. Паранойя внутри него рычала, скаля клыки, каждый раз, когда он оказывался в помещении, в создании защиты которого он не принимал ни малейшего участия — а Малфой-менор, очевидно, таковым местом как раз и являлся. Личное пространство было очень важно для Темного Лорда, любые не позволенные им самим попытки проникнуть в него вызывали у него сильную неприязнь и, пожалуй, злость — а комната, в которой он остановился, конечно же становилась его личным, собственным пространством, пусть и на время, и любой нежеланный посетитель лишь вызывал глухое раздражение и досаду.

Абрахас был в разы проницательней и умней своего потомка. Он бы никогда не осмелился даже подумать, даже допустить хоть тень мысли о том, чтобы пригласить на завтрак самого Темного Лорда Волдеморта через домашнего эльфа. Нет, он бы сам встал ни свет ни заря, дабы подняться к комнате уважаемого гостя, зная, что тот даже в столь раннее время обычно не спит, и постучался бы, вежливо прося разрешения войти, а после приглашая на завтрак. Именно поэтому Люциус никогда не был и не будет правой рукой, он просто не способен к такой должности — когда-нибудь он бы разозлил господина настолько, что тот метнул бы в него Аваду. А то, что нынешний лорд Малфой удостаивается “чести” иметь непосредственный доступ ко многим важным бумагам и документам — так то должность простого секретаря, при надобности Том бы смог найти где-нибудь другого, даже более образованного в этой сфере работ мага, но из-за уважения к памяти безвременно почившего друга не стал этого делать. Хотя уже пару раз думал над этим.

С легким стуком на массивный стол опустился поднос с завтраком, левитируемый магией домашнего эльфа, и Том, откинув ненужные рассуждения, приступил к еде. Чисто механически, даже не задумываясь, он сначала вдыхал запах горячего чая, прежде чем сделать глоток, и лишь пробовал на вкус, не жуя, пищу, мысленно отмечая, что лишних добавок в завтраке нет. Это уже вошло в привычку.

Сегодня предстоит посещение Хогвартса и, поскольку Темный Лорд изъявил желание также отправиться вместе с группой проверки, у него оставалось всего час свободного времени перед тем, как ему следует отправиться к аппарационному залу Малфой-менора, откуда, по ранней договоренности, отбудут все. Школа… Риддл поморщился, вспоминая о необходимости иллюзорных чар, ведь его внешность слишком приметна — как же, сам Темный Лорд посетил Хогвартс, с чего бы это? К тому же, его истинная личина бы только мешала его общению со своим партнером, тот бы старался пуще прежнего строить из себя того, кем он не является — такое поведение свойственно всем нижестоящим перед более могущественными людьми.

И потому в Хогвартс отправится всего лишь Том Марволо Риддл, такой, каким бы он был, если бы не стал Темным Лордом Волдемортом. Темно-каштановые волосы и лишь слегка бледнее обычной кожа, а также серые глаза, достаточно мягкие, не тронутые возрастом черты лица — ничего бросающегося в глаза.

* * *

В небольшом помещении находились трое человек. Высокий блондин стоял, подпирая спиной стену и недовольно поджимая губы, его глаза были прикрыты, хотя каждый из присутсвующих мог, не гадая, сказать, что в обычно по-ледяному спокойных светло-серых глазах сейчас плескались злость и раздаржение, что, вкупе с общей надменностью поведения, выражавшуюся даже через каждый случайный жест, составляло достаточно редкую картину — искренне сердитый Люциус Малфой. Для него было обычным имитировать эту эмоцию, но вот сам он злился весьма редко, ведь ничто его так сильно не задевало, однако, в этот раз не очень удачно сложились несколько факторов, среди которых потеря времени из-за опаздыващего сыграла решающую роль.

Александр Нотт, стоявший посреди весьма малого зала сложив руки за спиной, чуть насмешливым взором окинул напряженную фигуру лорда Малфоя, будто бы все происходящее было весьма нелепо — хотя, так все оно и было.

Риддл же, стоя у окна и наблюдая за только-только начинавшимся дождем, не обращал и малейшего внимания на происходящее — не было никакого смысла выражать каким-либо образом свое неудовольствие сейчас, а вот лорду Поттеру он все же отошлет письмо с просьбой обучить сына хотя бы самым основам этикета, да и просто приличного поведения. Так как такая безосновательная трата личного времени многих весьма уважаемых людей настраивала этих самых людей не самым положительным образом.

Громкий, почти оглушительный хлопок аппарации не мог не заставить поморщиться каждого в комнате, но вместо ожидаемого Джеймса Поттера стояла… его жена, Валерия Поттер.

— Какая приятная неожиданность, миссис Поттер, — едко усмехнулся Люциус, с готовностью голодной акулы вцепившийся в так удачно подставившуюся жертву. Сначала он был вынужден ждать того сопляка, а теперь ему подсунули его кошмарную женщину. — Позвольте поинтересоваться, что привело вас в наше скромное общество? — Яд так и капал со слов Малфоя, изо всех сил старающегося показать свое недовольство ситуацией каждым своим движением — обычно такое манерное поведение вгоняло в панику неподготовленных, особенно часто маг использовал его на служащих отелей и прочих мест, которые ему приходилось посещать и которые умудрились ему не угодить.

— Я прибыла вместо моего мужа, — мягким тоном ответила Валерия, как и всякая другая леди ответила бы, — Джеймс умудрился подхватить где-то болезнь, что буквально за день свалила его с ног, — прикрыв ладонью рот и покачав головой, сообщила она, выражая всем своим видом обеспокоенность и сожаление.

Вот только слова были подобраны неверно.

— Ох, какая досада, — Люциус, кажется, после слов женщины лишь больше воодушевился, — неужто болезнь настолько ужасна, что ваш дорогой и уважаемый муж не смог сообщить об этом заранее, дабы мы, те, с кем он обещал на днях встретиться, не ждали его почем зря?

Это была почти откровенная грубость, но, учитывая обстоятельства, он имел право возмущаться. Все же они потратили без малого час на ожидание Джеймса.

Валерия в недовольстве поджала губы, впрочем, никак более не выражая того, что ее гордость была уязвлена, ведь она осознавала, что сейчас для нее лучшим решением будет промолчать.

— Боюсь, что да, лорд Малфой, — натянув кривую улыбку, парировала миссис Поттер, злыми глазами прожигая неприятно ухмылявшегося блондина.

Но тут в разговор вступил Нотт.

— Слабоват Поттер, а? — жутковато усехнулся Александр, вздернув подбородок и все также не меняя позы, которая упорно навевала мысли о военных временах своей строгостью и скрытой враждебностью.

Валерия возмущенно подняла голову, но ответить ей не дали.

— Как бы то ни было, — подметив обернувшегося к ним Темного Лорда, сказал Люциус, вовсе не желающий навлекать на себя гнев господина бесполезной болтовней, — миссис Поттер, мы все люди, что ценят свое личное время и, боюсь, мы не можем позволить вам растрачивать его столь бездарно, так что, думаю, нам пора, — говорил он все это со своей фирменной тонкой улыбкой, которую многие за глаза прозвали “змеиной”, благо что нечто эдакое в мимике мужчины частенько проскальзывало.

Волдеморт, скрестивший руки на груди, подавил надменную усмешку, видя замешательство уже почти открыто оскорбленной женщины, которая лишь могла возмущенно глотать воздух от подобной наглости и грубости собеседников. Валерия была неприятной представительницей волшебниц и, как Риддлу всегда казалось, это было семейным — хоть сейчас она была и Поттер, но в девичестве она Розье, а ведь девушки именно этого рода всегда были не самого лучшего характера, да, что греха таить, весь род имел не лучшую репутацию, знаменитый своей двуличностью и изворотливостью чуть ли не наравне с Малфоями.

Том хмыкнул.

Хотя Абрахас, пожалуй, был неким исключением из правил — он был истинно предан Тому Марволо Риддлу, Лорду Волдеморту. Он доказывал это на деле множество раз, последний из которых стал для него летальным.

“Такой сильный и влиятельный волшебник из богатой семьи погиб от обычной драконьей оспы, кто бы мог подумать!” — Темный Лорд досадливо поморщился, а лицо его помрачнело. — “Бред”.

— Т… — Люциус споткнулся на имени человека, которого всю жизнь звал только “мой Лорд” и никак иначе, но данная ситуация требовала иного обращения. А Риддлу лишь на мгновение почудилось, что на месте нынешнего лорда Малфоя стоял, как всегда ехидно ухмылявшийся, почти-старик Абрахас, который из-за темного проклятия начал стремительно терять время, отведенное ему на жизнь. — Том, мы отправляемся.

Риддлу оставалось лишь кивнуть и дотронуться до портключа вместе с остальными.

* * *

Очередное утро очередного дня началось для всех учеников необычно рано — их всех подняли старосты, которые, хмуря брови, объяснили, что день проверок в Хогвартсе был перенесен на сегодняшний, потому всем ученикам необходимо соблюдать максимально возможную дисциплину и, в общем-то, не сильно отсвечивать. Потому ничего не было удивительного в том, что уже в семь утра Большой Зал был битком набит студентами, который с заспанными и недовольными лицами вяло ковырялись в завтраке, по-видимому, решая — есть или не есть. Сам Гарри не испытывал сильного дискомфорта от раннего подъема — обычно именно в семь утра он и завтракал, просто в этот раз решил полежать подольше, так как умудрился каким-то образом заранее сделать все домашнее задание, а, соответственно, ему ничего делать не надо было.

Тут взгляд равенкловца неожиданно уловил фигуру, подозрительно решительно направляющуюся к нему, и, что огорчало, этот человек также вовсе не был сонным, как и Гарри, что обещало мальчику долгие муки от расспросов. Это была Гермиона Грейнджер. И мальчик совершенно не представлял, зачем мог понадобиться гриффиндорской заучке.

— Гарри, передай, пожалуйста, соль… — попросил еще не проснувшийся Терри Бут, протирая глаза.

— Вингардиум Левиоса, — пробормотал равенкловец, так как дотянуться самостоятельно, не протерев грудью половину стола, также бы не смог. Получивший в руки заветную солонку первокурсник благодарно улыбнулся Гарри и, кивнув ему, приступил к завтраку, сыпя соль почему-то в свою чашку с тыквенным соком, а не на яичницу. Впрочем, быстро заметив свою оплошность благодаря толчку в бок и ехидным смешкам, Терри чертыхнулся и проворчал что-то смутно похожее на “Эванеско”, которое, однако, сработало верно.

— Эванс! — ударив ладонями ни в чем неповинный стол прямо перед лицом первокурсника, воскликнула Гермиона, в упор смотря на безразличного к такому ее подходу равенкловцу, хотя справедливости ради стоит отметить, что очень многие равенкловцы на подобные мелочи вообще никак не реагируют. Вот если бы кто-то попробовал превратить чей-то завтрак в крысу — еще возможно это бы и отвоевало каплю внимания орлов, но не факт.

Гарри тяжело вздохнул.

— Да, Грейнджер? — Спросил он, подперев голову ладонью и спокойно отпивая чай из своей чашки.

— Эванс, давай сравним наши домашние задания по Зельеварению! — Упорно не замечая хихиканья и шепотков со стороны студентов, говорила она, явно собираясь добиться желаемого.

Мальчик плавно опустил чашку на стол и, наконец, взглянул в лицо Гермионы — девочка забавно насупила брови, пытаясь таким образом выражать свою решительность, а волосы ее, как и всегда растрепанные, упрямо лезли в глаза, вынуждая каждый раз сдувать непослушные прядки. Гарри сложил руки замком и, смотря поверх них в глаза сокурсницы, легкомысленно хмыкнул.

— Зачем?

Гермиона, похлопав глазами и оторопело уставившись на равенкловца, кажется, растерялась. Возможно. Совсем чуть-чуть.

Гарри решил сдержать вырывавшийся наружу смешок, он был бы здесь ни к месту.

— К-как же… — пробормотала она, — ну, сравнить... Мы однокурсники, мы должны помогать друг другу! — С каждым словом голос девочки вновь креп, а уверенность в собственных утверждениях вновь возвращалась к ней.

— О? — в этот раз Эванс решил изобразить недоумение, мысленно неприязненно морщась от формулировки со словом “должны”, — а разве мне нужна твоя помощь?

— Эм…

Лицо Гарри будто бы озарилось догадкой.

— А, так это тебе нужна моя помощь! — будто бы искренне радуясь своей несложной логической цепочке, он улыбнулся. Лицо Гермионы пошло красными пятнами, определенно точно обозначающими крайнюю степень смущения — или злости? — ей явно было не по себе.

Она попыталась вяло возразить.

— Н-нет же, Эванс! — Грейнджер возмущенно взмахнула руками, случайным движением опрокидывая на кого-то стоявшую на столе кашу, отчего этот кто-то недовольно воскликнул, очевидно, обожегшись. Что интересно, возмущенные крики Гермиона проигнорировала. — Просто я…

Гарри предположил, что закатить глаза здесь будет как раз кстати.

— И вообще, с чего бы это я тебе что-то “должен”? — поинтересовался он, выжидательно и как будто бы с настоящим интересом смотря на замешавшуюся девочку.

— Я…

— “Ты”, все “ты”… это весьма эгоистично с твоей стороны, знаешь? — Мальчик мягко улыбнулся, что никак не сочеталось с его хлесткими, как прутья, словами. — Почему бы я должен был давать тебе списывать? — Спросил он, с трудом удерживая на лице простую, полную вежливого любопытства улыбку, которая так и норовила перерасти в полноценную издевательскую ухмылку.

— Я не просила тебя дать мне списать! — Уже запутавшаяся Грейнджер отрицательно затрясла головой, медленно впадая в панику. Кажется, она и сама уже забыла, что именно хотела получить от Эванса.

— Да, — просто согласился равенкловец, с тихим удовольствием осознавая, что все слышат это, — ты не просила, ты обязала меня. Ведь я якобы должен тебе, да, Гермиона? — А голос его был полон какой-то странной нежности, ее имя он почти прошептал, склонившись к ней.

— Я… я не..!

— Что ж… — с дружелюбным выражением лица Гарри достал свою сумку и, вытащив из нее тетрадь по Зельеварению, протянул ее гриффиндорке, — держи.

— Что..? — Девочка ошеломленно уставилась на толстую и в некоторых местах подшитую нитками тетрадь, которая мелькнула у ее лица.

Гарри ухмыльнулся, чуть склонив голову, и тряхнул рукой, в которой он держал все свои работы по Зельеварению.

— Бери. Списывай.

Из широко раскрытых карих глаз девочки крупными каплями начали падать слезы, и она, трясущимися руками утирая лицо, взревела и убежала из Зала, разрушая царящую тяжелую тишину в помещении оглушительным грохотом двери.

Гарри состроил удивленное лицо и, пожав плечами, он убрал конспекты обратно в школьную сумку да вновь сел на скамью. Все смотрели на него.

— Это было весьма жестоко, Эванс, — обронил Голдстейн, оторопело смотря на однокурсника.

Мальчик перевел не менее оторопелый взгляд на Энтони.

— Я? Жесток? Я всего лишь дал ей то, что она так просила.

Падма ожесточенно оскалилась и, вздернув подбородок, окатила Эванса презрительным взглядом.

— Да? И что же? — Ее звонкий голосок был полон возмущения и какой-то скрытой обиды. Кажется, последняя возникла из-за разочарования… в нем?

Гарри улыбнулся.

— Друзей.

Патил недоуменно нахмурилась, но после ее лицо просветлело и напряжение схлынуло, хотя общее выражение так и не потеряло жесткости. Каждый за столом Равенкло, получив удовлетворяющий их ответ, попросту кивнул сам себе, принимая ситуацию такой, какая она есть.

— Ужасный способ.

Гарри вновь лишь пожал плечами, легкомысленно улыбаясь.

* * *

Шагая по грязному снегу, Риддл со странным чувством ностальгии рассматривал открывшийся перед ним пейзаж Хогвартса. Небо было все тем же: облакам не было видно ни конца ни края, они затягивали бледную голубизну грязно-серым полотном, скрывая собою неяркое желтое солнце. Голые темные деревья неприветливо скрипели под завывания бушующего ветра, так контрастирующие с черно-белой от снега землей.

Рядом шагали остальные маги. Впереди всех с высоко поднятой головой шел Люциус, как всегда стремящийся вырваться вперед всех, очередной раз даже такой мелочью показать всем, что Малфои преуспевают везде и всегда. Рядом семенила в домашних туфлях Валерия Поттер, поспешно накладывающая на себя согревающие чары — женщина, видимо, не планировала прогулок по улице, хотя это было несколько странно, учитывая то, что прямиком в школу переместиться никогда было нельзя, и так или иначе им пришлось бы пройти некоторое расстояние пешим ходом.

— Здравствуйте, — неожиданно миссис Поттер сравнялась с Томом, начиная разговор, — боюсь, мы еще не знакомы, — женщина мило улыбнулась, — и мне хотелось бы исправить это досадное недоразумение. Мое имя Валерия Элионор Поттер.

Темному Лорду вовсе не хотелось с кем-то разговаривать, но миссис Поттер, судя по всему, считала иначе.

— Том Риддл, — ответно представился он, вежливо склонив голову в знак приветствия. Всегда быть вежливым очень полезно, пусть зачастую такое поведение обременяет.

Волшебница улыбнулась чуть ярче, показывая белоснежные зубы.

— Риддл? — проговорила она, стараясь, видимо, поддержать разговор, — не слышала такой чистокровной фамилии…

Том дернул уголком губ, показывая намек на легкую улыбку, будто бы миссис Поттер только что удачно пошутила, хотя внутренне он не мог не скривиться от очередного напоминания о его прошлом.

— Очевидно потому, что такой чистокровной фамилии не существует, — Розье были ярыми сторонниками чистоты крови, потому Риддл втайне надеялся, что, как одна из бывших представительниц этого рода, Валерия брезгливо сморщится, а факт нечистокровности собеседника отвадит ее от попыток завести разговор.

Как бы ни так.

— Что ж, весьма похвально то, что вы смогли выбиться в общество столь уважаемого мага, как Люциус Малфой, — миссис Поттер понятливо кивнула, чуть прикрывая рукой как будто бы смущенную улыбку, хотя Том был готов с полной уверенностью заявить, что в изящном изгибе губ явно угадывалось ничем не скрытое превосходство и насмешка.

Мерлин. Как грубо.

— Хотя вы кажетесь более воспитанным человеком, в отличие от того же Александра Нотта, — продолжала гнуть свою палку Валерия, еле поспевая за широкими шагами Риддла, который в желании легкой мести решил не следовать правилам этикета беспрекословно. Проигнорировать факт того, что вежливым было бы с его стороны подстроиться под темп ходьбы собеседницы — самое оно. — Не в обиду тому будет сказано, но кавалер из него просто кошмарный…

Интересно то, что Нотт пусть и был чуть более груб с Валерией, чем все они, но оскорблял Поттер все же именно Люциус. Видимо, женщина боялась Малфоев.

— А…

— Боюсь, вам придется прерваться, так как нам пора, — с вежливой, будто приклеенной улыбкой проговорил Риддл, холодным взглядом окидывая вздрогнувшую от непонятного, смутного чувства на задворках сознания, лишь отдаленно напоминающего страх, Поттер.

— Д-да, конечно, — кивнула она, чуть запнувшись от неожиданности.

Том не протянул руки, чтобы помочь ей забраться в карету.

* * *

Вяло проведя вилкой по тарелке, Гарри устало вздохнул. И зачем он вообще помог Грейнджер? Ему же это только в минус. Он пожертвовал собственной репутацией для того, чтобы та, наконец, открыла глаза и нашла себе друзей.

Подцепив столовым прибором кусочек яичницы, Эванс положил его в рот. Если честно, завтрак был постоянно один и тот же. Конечно, он был вкусным, но от бесконечно повторяющейся еды начинало подташнивать.

Конечно, в ситуации было два варианта и, если уж Грейнджер не совсем дура, то она обретет друзей, но если она вновь со всеми рассорится из-за своей гордыни и наглости, то Гарри вернется прежнее отношение однокурсников и, быть может, оно даже улучшится — как же, он ведь поставил на место эту грязнокровную задаваку. В общем, волноваться о сделанном поздно, а любую ситуацию, как бы то ни было, можно повернуть себе на пользу.

К примеру, можно было бы показать себя с более человечной стороны, подкинуть какую-нибудь сопливую подробность о Гарри Эвансе, дабы вызвать понимание и сожаление у сокурсников.

Скрипящий звук открываемой двери заставил мальчика оторваться от размышлений и обратить взгляд к источнику звука.

Гости пришли.

Эвансу очень хотелось вновь встретить отца. Просто так, чтобы тому напомнить о существовании ненавидящего его Гарри. К примеру, столкнуть Джеймса на исчезающую ступеньку на двигающихся лестницах.

Первым вошел, как и в прошлый раз, Люциус Малфой. Он чеканил шаг с гордо поднятой головой, его взгляд будто бы промораживал что-то внутри, заставляя поежиться. Кажется, он чему-то был недоволен. После Люциуса шел чему-то своему ухмылявшийся Александр Нотт, хотя нельзя было не заметить судорожно сжатых кулаков. Заканчивали своеобразный строй двое — незнакомые Гарри мужчина и женщина. Последняя поймала взгляд мальчика и, осмотрев его, с презрением фыркнула, более не обращая на него внимания.

Эванс толкнул локтем Падму, которая в ответ вопросительно посмотрела на него.

— А кто эти двое, позади Нотта и Малфоя? — шепотом поинтересовался он.

Патил удивленно моргнула. Она бросила мимолетный взгляд на указанную сокурсником пару и вновь взглянула на мальчика.

— Ты чего, Гарри? Первый же еще в прошлый раз приходил. — В этот раз настала очередь Эванса удивляться. — Том Марволо Риддл.

Эванс удивленно приподнял брови — насколько он помнил, Том Риддл выглядел по-иному. Кожа его не была практически белоснежной, а волосы были темно-каштановые — вовсе не угольно-черные. Да и глаза… темно-темно серые, в которых изредка мелькали красные искры, но не рубиновые.

— А вторая, если я правильно помню, Валерия Элеонор Поттер, — продолжила в то время первокурсница.

Равенкловец вскинулся и нахмурился, будто что-то вспоминая.

— Поттер? — Скептически протянул он. Падма проигнорировала этот тон.

— Да, она жена Джеймса Карлуса Поттера, — кивнула девочка, переводя взор на гостей и замолкая.

Гарри ядовито ухмыльнулся и прищуренным взглядом вновь осмотрел прибывшую женщину. С достаточно высоким ростом, тело ее было худощавым и тонким, но плечи были довольно сильно развиты, что придавало некоторую мужеподобность фигуре. Черные с проседью волосы, темные, глубоко посаженные глаза, тяжелые брови и нос с легкой горбинкой делали миссис Поттер отдаленно напоминающей сороку. Внешность женщины отталкивала своей хищностью и какой-то напускной надменностью.

В принципе, Эванса не волновала Валерия Поттер, пока та не трогает Лили и его самого. Она ведь вроде не виновна в уходе Джеймса Поттера, хотя, конечно, и такой вариант исключать не стоит. Впрочем, ему сейчас и не до нее.

Залпом допив тыквенный сок, Гарри лишь чуть поморщился, скрывая неудовольствие от отвратительного вкуса — он все никак не мог заставить себя примириться со здешними напитками, подаваемыми к завтраку, обеду и ужину. Даже дешевый виски, который он случайно выпил из отцовской бутылки в возрасте семи лет не был так отвратителен — тот просто напоминал спирт на запах, да и, как Эванс помнил, на вкус. Било все это по мозгам просто ужасно, он тогда просто свалился, ошеломленный крепостью алкоголя.

И, подхватив школьную сумку, Гарри удалился из Зала, спеша, как и многие другие студенты, на урок.

* * *

Том медленно брел по пустующим в это время коридорам Хогвартса, которые казались бесконечными из-за постоянных поворотов и особенно длинных проходов. Каменные высокие стены ничуть не изменились с того времени, когда Риддл здесь учился — серый кирпич был все таким же удивительно ровным и, пожалуй, угрюмым, от него даже на расстоянии чувствовался холод.

Каждый шаг раздавался бесконечно бегущим по помещению эхом, которое отскакивало от стен и темного потолка. Неяркий свет магических факелов бросал на камень рыжие блики, которые придавали школе мрачности, а из-за угла, казалось, мог в любой момент кто-нибудь неожиданно выпрыгнуть, нападая.

Но Том все равно чувствовал себя так, будто вернулся в давным-давно покинутый дом — парадокс.

Внутри замок был сконструирован так, чтобы он казался как можно более легким и менее давящим на сознание учеников, но что-то такое всегда присутствовало в ауре этого места, что очаровывало, дарило ощущение какой-то тайны и истории ушедшего во тьму прошлого. Добавляло этой атмосферы также и внутреннее убранство, состоящее в основном из высоких колонн, скамей, барельефов и живых картин, что, казалось, неустанно следят за тобой — хотя с последними все именно так и обстояло. Но, несомненно, это все были игры глупого и нелогичного воображения.

Мужчина остановился, вслушиваясь в то, как звук его последнего шага устремляется вперед него самого, обгоняя, и задумчиво прикоснулся к прохладной стене раскрытой ладонью. Да, все осталось тем же, пусть и учителя, да и ученики другие — Хогвартс не меняется. Кажется, именно здесь когда-то Том Риддл разговорил Серую Леди, что всегда скользила печальной тенью по школе, не замечаемая никем, кроме него — Наследника Слизерина. Именно в этом коридоре происходили самые важные события школьной жизни мужчины.

Легкая ностальгическая улыбка тронула тонкие губы Тома, когда он прислонился лбом к серому камню.

Этот коридор редко кем посещался, так что Риддл предпочитал проводить свое время именно здесь — сначала он, безвестный грязнокровка, прятался здесь от задир и обидчиков, а после он просто стремился скрыться от надоевшего общества. Но два человека из окружения Тома здесь бывали немало — Абрахас и Антонин всегда находили его, где бы он ни прятался с книгой в обнимку, заставляя выбираться из собственной скорлупы из ненависти и страха.

Два самых дорогих человека в его жизни. И еще один в скором времени должен появиться.

Его магический партнер.

Возможно, Тому стоит придерживаться этой случайной традиции и пригласить того для разговора сюда? Может быть, но не сейчас — не время.

— Том?

Риддл резко обернулся на чуть скрипучий голос, чисто рефлекторно направляя палочку на источник звука.

Чертова картина, он и забыл об этом пейзаже. Но эта встреча действительно неожиданна.

— Мистер Дамблдор, — Том расплылся в ядовитой улыбке, приветствуя бывшего директора чуть склоненной в насмешливой пародии на уважение головой. — Какая неожиданная встреча.

Светло-голубые глаза за неизменными очками-половинками были холодны, хотя на дне них прятался упрек и странное сожаление. Вероятно, сожаление о поражении своему бывшему ученику.

— Как дела, Том? — миролюбиво поинтересовался старик, оставаясь все также непоколебимо спокоен, хотя на лице его будто сама собой расцвела улыбка, — что нового в мире?

Брови Риддла насмешливо приподнялись.

— Будто вы не знаете, Альбус, — поигрывая палочкой в руке, сказал он, — вы же портрет директора, с вами должен весьма регулярно общаться действующий директор, мистер Колдуэлл?

На стеклах очков сверкнули блики, скрывая выражение глаз бывшего преподавателя Трансфигурации. Риддл готов был поклясться, что в них мелькнуло разочарование.

— Возможно, оно бы все так и было, если бы вы не поставили на это место своего человека, — печально покачав головой, грустно произнес пожилой волшебник, не отрывая взгляда от собеседника, — но мне действительно любопытно, что твориться за пределами этих величественных стен.

Лукавая улыбка украсила лицо Темного Лорда, когда тот, склонив голову чуть набок, хмыкнул.

— А как вы думаете, Альбус? — как бы невзначай спросил он.

— Я не смел бы судить об этом, коль не видел бы и не слышал всего того безобразия, что творится в школе с началом твоего правления. Власть аристократии губит молодых волшебниц и волшебников, — голос старика был непривычно тверд, а в тоне проскальзывали металлические нотки.

— В таком случае я вынужден заметить, что и при вашем “правлении”, — Том фыркнул, — в школе творилось абсолютно то же самое, — парировал он, — обидчики просто куда лучше скрывались.

— С твоей помощью, не так ли? — Голос Дамблдора окреп и стал громче, в нем отчетливо слышалось обвинение.

— Не все вертится вокруг меня, Альбус, — хмыкнул Риддл. — Да и правлю я, если верить общественным опросам за последние три года, весьма и весьма хорошо. Маги довольны, притом, не только аристократы и чистокровные.

— Ты опасен, Том, — внезапно севшим голосом сказал бывший директор школы, и весь он как-то ссутулился и сжался, являя свой почетный возраст, сбросив вечную маску всесильного и мудрого старца, — твои эгоистичные побуждения разрушат этот мир.

Неожиданно Темный Лорд вскинул голову, а по коридору разлился звук высокого, холодного смеха, заставляющего кровь стынуть в жилах. Казалось, ему действительно было смешно, но что-то этакое было в том, как он смеялся, отчего к горлу подкатывал комок страха.

— И кто бы говорил, профессор? — высокомерным тоном поинтересовался Волдеморт, окидывая пренебрежительным, но, вместе с тем, понимающим взглядом старика, как если бы он все видел и даже чуточку одобрял.

Дамблдор вздрогнул всем телом и склонил голову, пряча взгляд. Его пугало то, что он видел в глазах своего бывшего ученика. Он боялся того, что этот монстр может его понять, ведь то бы означало, что и сам он, Великий светлый волшебник, похож на это чудовище.

— До свидания, Том, — старик повернулся спиною к собеседнику, показывая, что более не хочет говорить.

Риддл ухмыльнулся.

— Прощайте, профессор.

А по пустому коридору еще долго гуляло эхо от звука удаляющихся шагов.

* * *

Четверо шли по широкому коридору, в котором изредка они наталкивались на спешащих кто куда студентов. Люциус Малфой медленно прогуливался вместе с Томом Риддлом и Валерией Поттер, а рядом с ним бодро шагал его сын, натолкнувшийся на пути из кабинета Истории Магии на отца, который вместе со “знакомыми”, как лорд Малфой сам и сказал, двигался в сторону кабинета директора — в скором времени волшебники должны были уже отбыть, завершая очередной осмотр школы. Александр Нотт же отправился в лазарет из-за того, что плохо себя чувствовал.

— Что интересного происходило за последнее время, Драко? — мягким голосом поинтересовался Люциус, хотя глаза его все равно оставались жестки и холодны, показывая сыну то, что тот обязан ответить верно, ведь наследник благородного рода обязан снабжать лорда всей необходимой тому полезной информацией, так что подобный вопрос нес в себе двойной подтекст — мужчина на самом деле желал узнать последние новости, которые сам пропустил вследствие различных событий, и, конечно же, показать присутствующим магам навыки своего сына.

Драко прекрасно понял, что же хотел от него получить отец.

— Ничего сверх того, о чем я писал тебе в письмах, отец, — начал он, — в основном то были ничего не значащие трения между нуждающимися в Новой Крови и теми, кто последних презирает. Насколько я знаю, не так давно завхоз имел счастье получить несколько рабочих рук в свое пользование после особенно громкой стычки, — размеренно и правильно, как его учили, говорил мальчик, чувствуя себя при этом, однако, несколько глупо — никогда в жизни никто так не говорит. Но раз того требуют традиции…

Драко ненадолго замолчал, о чем-то задумавшись. Люциус мысленно похвалил сына за выдержку и умение в правильном виде подать информацию, хотя и сделал пометку о том, что следует отучить мальчика от излишне снобистского поведения, ведь то может в будущем немало помешать наследнику Малфой в налаживании дружеских связей.

— Хотя я не могу не отметить одного ученика, — вдруг вновь вскинул голову блондин, говоря это отцу, при этом смотря тому прямо в глаза, — после того самого инцидента он… несколько изменил свое поведение, оно вызывает любопытство.

Люциус вопросительно приподнял бровь, выражая свою заинтересованность.

— Если ранее он не представлял собой ровным счетом ничего, кроме его незаурядных оценок, теперь же следует упомянуть о том, что после того, как он оправился, — в то время как Драко размеренно сообщал все больше подробностей, Валерия Поттер откровенно скучала, настолько, что не постеснялась зевнуть, в то время как Том Риддл, наоборот, внимательней прислушался, решивший послушать словоизлияния сына Люциуса, — он начал стремительно набирать друзей. Его характер кардинально отличался от того, который был прежде: исчезла отчужденность, он потянулся к людям… исчезла его асоциальность, — пытаясь точнее подбирать слова, пояснял первокурсник, — и это странно. И это же имеет не менее странные результаты.

— Результаты? — переспросил лорд Малфой, склонив голову и слегка прищурив глаза.

— Да, отец, — мальчик кивнул, — вокруг него стали собираться люди.

— Например? — ведя своего сына в монологе, уточнил мужчина.

Драко приободрился, польщенный заинтересованностью и вниманием отца к, как казалось ему, нему.

— Падма Патил, Блейз Забини… — перечислял мальчик, — а с недавних пор… — он сглотнул, на мгновение задержав дыхание, — Теодор Нотт.

Люциус в удивлении замер на месте. Теодор Нотт… разве это не тот мальчишка, из-за которого лорду Малфою пришлось раскошеливаться на операцию тому грязнокровке, чтобы замять дело, в котором оказался замешан его наследник? Что тут вообще происходит?

— Нотт? Теодор?

— Д-да, — Драко чуть заикнулся. — Гарри Эванс, он…

— Эванс?! — Ошеломленно воскликнула Валерия, впившись цепким взглядом в глаза первокурсника, отчего тот еле-еле подавил непроизвольное желание поежиться. — Гарри Джеймс Эванс? — требовательно уточнила она.

— Да, это именно его имя, — кивнув, подтвердил мальчик, не понимая, что происходит.

Миссис Поттер обеспокоенно закусила губу и сложила руки на груди, сильно нахмурившись.

— Вы знаете этого мальчика, миссис Поттер? — сосредоточенно сощурившись, спросил Риддл.

Женщина чуть кивнула, однако, ничего не сказала вслух.

— Можешь прояснить момент с Ноттом, Драко? — прокашлявшись, попросил Люциус.

— Увы, я сам мало понял из того, что произошло, могу лишь отметить, что ожидал от Эванса чего-то более… — мальчик тихо хмыкнул, — злого? Жестокого? Возможно, поспешного. Не знаю. Его характер мне слишком не ясен — а ведь он вновь поменял свою манеру держаться. — Видя любопытство в глазах отца, слизеринец продолжил, — если до этого люди его окружали буквально всегда, то теперь круг его общения весьма сузился, хотя и все равно у него много хорошо относящихся к нему знакомых.

— Вот как… — протянул Люциус, — ясно. Хорошо постарался, Драко, — с этими словами мужчина потрепал сына по голове, на что тот возмущенного пискнул.

— Папа!

Лорд Малфой пустил легкий смешок.

Вся группа двинулась дальше.

— … тогда, на Зельеварении, это было кошмарно, — послышался мальчишеский голос из-за угла, а после группа студентов — а голоса все были детскими — рассмеялась.

Драко помрачнел.

— Вспомни дерь… — блондин запнулся, скосив глаза на внимательно слушающего его отца, — солнце, вот и лучик…

— Гарри Эванс, ха? — Насмешливо ухмыльнулся Люциус, прекрасно поняв, что именно хотел сказать сын.

За поворотом стояла группа первокурсников, среди которых лорд Малфой приметил наследницу Боунсов, с улыбкой до ушей что-то говорившей неизвестному ему мальчику, наследника Забини, который, скрестив руки на груди, чему-то хмурился, а также наследника Нотта, обособившегося ото всех с легкой улыбкой на губах. Остальные были не знакомы мужчине.

Риддл, все это время слушавший Драко Малфоя с отстраненным интересом, отмечая совершенно щенячью преданность сына Люциусу, заинтересованно пригляделся к мальчишке, который, по словам юного слизеринца, был весьма интересен. Судя по тому, что он помнил в прошлый раз, Гарри Эванс, напротив, был скучен, так как было видно, что он не способен искать компромиссы и прогибаться, если то надобно, под тяжестью судьбы.

Глупый, забитый щенок.

Дети уже заметили интерес взрослых волшебников к ним, так что молча ожидали их действий.

— Не познакомишь нас со своими однокурсниками, сын? — с невесомой полуулыбкой попросил-приказал Люциус, с ожиданием взглянув на еле заметно вздрогнувшего Драко.

— Да, конечно, — мальчик кивнул, — С Тео, Блейзом и Боунс ты уже знаком, а остальные — Джастин Финч-Флетчи, Падма Патил и Гарри Эванс, — указывая поочередно на каждого рукой, перечислил он имена, стараясь игнорировать пробежавшую по спине нервную дрожь от раздраженного взгляда равенкловца, который будто хотел прожечь дыру в голове блондина.

Том не мог не заметить слишком явные, но достаточно умелые для одиннадцатилетнего ребенка манипуляции Эванса. Незаметно дернул за рукав хаффлпаффца, не давая тому раскрыть рта в попытке что-то сказать, сделал полушаг вперед, заставляя детей вокруг него рефлекторно сделать такой же шаг назад, тем самым невольно ставя для них себя в более высокое положение, и многие прочие мелкие детали, что сами по себе не слишком бросаются в глаза, но вместе весьма и весьма заметны.

Это было… забавно.

— Здравствуйте, — коротко улыбнувшись, поприветствовал магов равенкловец, скрывая выжидающий взгляд за кажущимся спокойным интересом с легким оттенком настороженности.

Гарри не обрадовался неожиданным гостям, но он не смел высказывать никаких возмущений — не имеет смысла. Хотя, по правде говоря, он почувствовал нечто странное со стороны Тьмы за буквально несколько минут до того, как старшие волшебники наткнулись на них. Тьма будто бы… скреблась, мягко просясь наружу, но Эванс подавил непонятное стремление сделать неизвестно что, лишь бы избавиться от этого смущающего дискомфорта. Ему упорно казалось, что что-то не так, но что именно — он понять не был в силах.

— Я слышал, что с вами произошел один крайне неприятный инцидент, — состроив обеспокоенное лицо, прервал мысли мальчика Люциус, очевидно, стремясь надавить на больное, что у него вышло просто превосходно — Гарри внутренне напрягся, готовясь парировать словесные выпады мужчины, хотя и понимал, что его попытки будут откровенно жалкими.

— Право, не стоило, — равенкловец беспечно махнул рукой, — я уже пришел в норму, а все благодаря помощи некоего анонима, выплатившего круглую сумму за мое лечение, — Гарри глухо хмыкнул и ощутил некоторую степень злорадства, отметив, как заиграли желваки у лорда Малфоя при упоминании “круглой суммы”.

— Вам и правда крупно повезло, — прикрывая глаза и вежливо улыбаясь, добавил Малфой, хотя это звучало скорее угрожающе, нежели участливо. — Было бы весьма печально потерять столь одаренного студента, как вы — а я слышал, что ваши оценки весьма высоки…

Риддл не удержал слабой ухмылки, когда заметил брошенный мальчишкой взгляд на однокурсников, отчего те мигом встрепенулись, будто бы приходя в себя. Не любит свидетелей своей слабости, хм?

Хаффлпаффец — Джастин Финч-Флетчи, если Том не ошибался — неуверенно помялся и неловко улыбнулся.

— Эм, Гарри, — Эванс резко взглянул на сокурсника, из-за чего тот вдрогнул. — У нас скоро Чары, так что мы пойдем, так, Падма, Сьюзен? — настаивающим тоном произнес Джастин, намекающе посмотрев на названных детей. Те согласно кивнули.

— Хорошо, — равенкловец удовлетворенно качнул головой, и трое первокурсников поспешили покинуть этот коридор.

Это было почти смешно: все эти переглядывания, дерганья, своеобразные условные знаки. Мальчик еще совсем-совсем не умеет скрывать подобные грубые манипуляции людьми, для таких, как Люциус или Том, его маневры до обидного очевидны. Темный Лорд откровенно веселился, наблюдая за происходившей пантомимой.

А если…

— Отчего же ваши друзья так быстро покинули нас? — невинным тоном поинтересовался Риддл, чуть улыбаясь. Люциус поежился — очень уж такое выражение лица Лорда напоминало о днях, когда Круцио швыряли во всех подряд только так. Именно это разительное отличие между весьма миролюбивым лицом и жестокой пыткой заставляло теряться и бояться, так как мысли этого волшебника предугадать практически невозможно — а ведь многие пытались.

Гарри слегка нахмурился, на что Темный Лорд только шире улыбнулся. Эвансу казалось странным, что ранее попросту не привлекавший особого внимания Том Марволо Риддл внезапно свободно, абсолютно ни о чем не волнуясь, оборвал фразу Люциуса Малфоя, известного своей немалой гордыней.

— Как вы уже слышали, они решили поспешить на Чары, — мягко пояснил мальчик, внутренне напрягаясь.

Том на мгновение замер, в удивлении расширив глаза, но он быстро взял себя в руки, вновь вернув беспечное выражение лица, хотя теперь в нем угадывалась настороженность.

Это что такое? Нечто внутри слабо заворочалось, заставляя чувствовать что-то не самое приятное — будто бы пустота в груди, которую хотелось немедленно чем-то заполнить.

Эванс также уставился куда-то в пространство с легким замешательством на лице, но мальчик достаточно поспешно взял себя в руки.

— Отчего же вы, мистер Эванс, — это что-то внутри Тома неприятно дрогнуло, вызывая недоумение с легким налетом раздражения, — не направились вместе с ними?

— Я…

— Эванс, ха… — Валерия Поттер, все это время стоявшая позади своих спутников, вдруг подала голос, — какая неожиданность, Гарри! — притворно обеспокоенно воскликнула она, поспешно подходя к мальчику ближе — настолько, что тот отшатнулся от презрительно дернувшей уголком губ женщины, что лишь пустила короткий смешок.

— Простите? — Мальчик чуть склонил голову, наблюдая за волшебницей исподлобья.

Риддл нахмурился, а глаза сквозь иллюзию на мгновение гневно блеснули алым.

— Я столько про тебя слышала! — продолжала тем временем миссис Поттер, — ты невероятно одаренный волшебник, — сказала она, но вдруг ее лицо озарила злая улыбка, — для сына грязнокровки, конечно.

Внутри Гарри все как-то похолодело, покрылось тонкой корочкой инея, а Тьма внутри злобно и хрипло зарычала, раздирая когтями нутро, надеясь получить свободу.

Темный Лорд дернулся и чуть пригнулся, сосредоточенно и угрожающе смотря на женщину, что не замечала этого. Не понятно, почему, но он чувствовал злость и отдаленное эхо чьей-то ненависти. Риддл прислушался к себе.

Чьей-то?

Эванс.

Лицо мальчика застыло непроницаемой маской, но он не покраснел и не скривился, наоборот — он был абсолютно спокоен. Ненормально спокоен. Но Том всем своим нутром ощущал кипящую в равенкловце лаву чувств, которые грозились выплеснуться наружу. Мальчику бы следовало держать язык за зубами, иначе у него могут быть проблемы.

Но почему он, Риддл, так отчетливо слышит эмоции мальчишки? Даже эмоции Захарии для него ощущаются слабее.

Нотт оторвался от стены, на которую облокачивался, и плавным шагом направился к однокурснику. То же сделал и Забини, перед этим как-то тяжело вздохнув и покачав головой. Последний же окончательно все для себя решил. Сейчас у него нет права на ошибку. И он сделал выбор.

— Что ж, — вдруг прервал затянувшуюся тишину Гарри, — ваше мнение — это ваше мнение, мэм, и я его учту.

Темный Лорд поразился тому безразличию в голосе оскорбленного Эванса и, пожалуй, если бы не его эмпатия, он бы и не догадывался, насколько тот был разгневан. Волдеморт заинтересованно подался вперед, впиваясь изучающим взглядом в мальчика. Хорошая выдержка: в словах не проскользило ни одного явного намека на оскорбление или угрозу.

Том прищурил глаза и улыбнулся.

Этот Гарри Эванс интриговал.

— Мальчишка! — Лицо леди вспыхнуло. — Грязнокровкин сын, недостойный того, чтобы носить в себе кровь одного из древнейших родов Англии… Ты позоришь нашу кровь своим существованием! — гневно вещала она. — Твоя грязнокровная мамаша посмела украсть кровь рода Поттер!

После такой тирады на лбу волшебницы выступила испарина, хотя сама она чуть успокоилась и приосанилась, с ничем не скрываемым превосходством смотря на мальчика.

— Это все, миссис Поттер?

Темный Лорд оскалился. Неплохой, очень неплохой ответ! Лучший из возможных.

Валерия задохнулась от возмущения.

— Прошу вас воздержаться от оскорблений Гарри Эванса и его матери, миссис Поттер, — неожиданно сказал Теодор Нотт, склоняя голову набок и улыбаясь.

Женщина фыркнула.

— С чего бы? — Надменности в ее голосе мог позавидовать и Люциус Малфой.

— Вы же леди, — каким-то приторным тоном, будто бы волшебница была не в себе, пояснил слизеринец.

На скулах миссис Поттер вспыхнул гневный румянец.

— Ха? Ты смеешь мне приказывать? — Женщина горделиво вздернула подбородок. — И как ты меня заставишь замолчать?

— Думаю, связей и власти моего рода хватит на подобную мелочь, — обнажив зубы в широкой улыбке, парировал мальчик.

— В крайнем случае, ему окажет поддержку род Забини, — хмыкнул Блейз, поймав внимательный взгляд Нотта.

— Вы…

— Теодор, Блейз, хватит, — неожиданно одернул однокурсников все это время молчавший Гарри.

Мальчики удивленно обернулись, но, подумав, синхронно кивнули, делая шаг назад.

— Ранее я и не предполагал, что у слухов о причине того, почему Валерия Поттер и Джеймс Поттер стали персонами нонграта на многих мероприятиях, устраиваемых аристократией, есть реальные основания, — хмыкнул равенкловец, — но теперь я вовсе не удивлен, что вас редко приглашают на общественные события. До свидания, — Гарри вежливо кивнул магам, проигнорировав ошеломленно застывшую Валерию. Его взгляд лишь на мгновение задержался, столкнувшись с красным — не серыми — глазами Тома Риддла.

А потом он ушел.

* * *

— …эй, ты меня слушаешь, Том? — высоким голосом воскликнул светловолосый первокурсник, возмущенно засопев, когда Риддл удивленно моргнул и виновато улыбнулся.

На улице лило, как из ведра, но, тем не менее, Смит сам выбрал прогулку в выходящем на улицу коридоре, пусть и было прохладно. Том же не имел ничего против — ему было принципиально все равно.

Риддл на самом деле не слушал — все его мысли занимал Гарри Эванс, странный мальчик, что разительно отличался от себя самого всего полгода назад. И все бы ничего, если бы интерес и любопытство вызывал необычный характер. Нет, настораживало то, как ярко и остро Том его чувствовал.

— Если уж захотел со мной проводить время, то хотя бы делай вид, что слушаешь, — пробубнил хаффлпаффец, скрестив руки на груди.

Даже Захарию, своего теоретического — хотя причин для сомнений в последнее время возникло немало — магического партнера, он так не ощущал. Эмпатия всегда действовала где-то на периферии сознания, почти никогда не тревожа, но в случае с Гарри она неожиданно ударила по нервам, активно вываливая массу информации об эмоциональном состоянии Эванса, что, конечно же, не могло не ошеломить.

Стоит приглядеться к этому мальчишке.

— Прости, пожалуйста, — мягко улыбаясь, извинился Том, смотря в светлые глаза Смита, который состроил на пару мгновений задумчивое лицо, но после кивнул. — Спасибо.

— Ох, хорошо, но больше так не делай, — на эти слова Риддл понятливо кивнул, хотя его выражение лица оставалось все таким же отстраненным. Захария улыбнулся, обнажая зубы и десны, и сощурил глаза, внимательно вглядываясь в лицо мужчины. Глаза его отражали льющийся на улице ледяной дождь, отчего при взгляде в них становилось не по себе.

Но Темный Лорд не смотрел.

— Знаешь, Том…

— Мм? — Риддл заинтересованно посмотрел на мальчика.

— А у меня есть гербарий, — вдруг сказал первокурсник, задумчиво прикусив губу, — мне это нравится. Знаешь, обрабатывать растения, расправлять их листья и прочее, а после сушить. — Смит шагал размашисто, излишне громко топая. — Это очень кропотливая работа — а вдруг какой-нибудь очень важный листочек расспыпется пылью, нарушая с таким трудом созданную композицию!

— Да?

— Ага! — Захария закивал. — А ведь необходимо искать подходящие растения. Какой-нибудь никому не нужный подорожник может себе дальше расти, а мне в коллекцию нужны только лучшие из лучших!

— Если хочешь, в следующий раз я могу привезти тебе терновую розу, — предложил Риддл, смерив хаффлпаффца снисходительным взглядом.

— Спасибо!

* * *

Низкий гул стоял в Большом Зале, полном учеников с каждого курса, пришедших пронаблюдать очередное отбытие комиссии проверяющих. Обычно многие студенты не приходят к началу очередного приема пищи, но в этот раз того требовали правила приличия и старосты. Стоит отметить, что слово последних сыграло решающую роль.

Том, который, как и все пришедшие вместе с ним маги, сидел за преподавательским столом, откуда открывался чудеснейший обзор на все помещение и, соответственно, на столы каждого из факультетов. Отсюда с легкостью можно было рассмотреть все подробности посадки учеников, разглядеть их манеру общения друг с другом, даже отношение их к правилам или учителям.

К примеру, Гриффиндор: кажется на первый взгляд, что никакого порядка за столом ало-золотого факультета нет, но если приглядеться, можно было заметить, что почти все они сидят группками, разделенными по возрасту и интересу — старшеклассники сильно обособлены от ребят с младших курсов, которые, в свою очередь, достаточно разрозненны в увлечениях, потому они и разбились в основном на пары и тройки. Также заметно, что именно старшие дети сидят на наиболее выгодных со взгляда студентов местах — по центру, где всегда находилась самая вкусная еда и где ты всегда находился в центре внимания. Главенство сильнейших.

Хаффлпаффцы сидят абсолютно противоположно гриффиндорцам — дети всегда в центре и с одной стороны, буквально сбившись в кучку, а с другой же сидят старосты и наиболее уважаемые на факультете ученики, и все это для того, чтобы новичкам не пришлось искать, с кем бы завести разговор или к кому бы обратиться за помощью. Коллектив превыше всего.

Слизерин всегда имел четкую иерархическую структуру, больше напоминавшую пищевую цепочку животных — от самых безобидных до тех, кто наступит и не заметит, как раздавит. При этом присутствует четкое деление на женскую и мужскую половину, где также имеется своя система. Девушки-слизеринки всегда были находчивей и хитрей юношей-слизеринцев, предпочитая располагать к себе новичков, подсаживая их в первую неделю всегда ближе к центру, где сидит староста — королева — которая старается мелкими уступками и услугами подкупать первокурсниц, а также отмечать будущих преемниц, а то есть подающих надежды. Мужская половина более жестка и менее изворотлива, ведь она не предусматривает прикармливания новеньких, а ставит жестким ударом на место, будто бы говоря: ты оцениваешься по делам своим, да по крови своей. В центре всегда сидит староста мальчиков, контролирующий дисциплину и, зачастую, слишком жестко пресекающий любую самодеятельность, будь та направлена на зло или на благо факультета. Нередки были случаи, когда дети просто ломались, однако те, что вырывались вперед, так или иначе преуспевали во всех своих начинаниях. Здесь правят кровь и ум.

Риддл хмыкнул и подавил легкую ухмылку. Он в свое время не вырвался вперед, но вырвался из системы, вывернув все правила наизнанку и поставив их так, как надобно было ему.

А Равенкло… Равенкло никогда не был похож ни на Хаффлпафф, ни на Гриффиндор и ни на Слизерин, хотя что-то от каждого из факультетов в нем наблюдалось. Структуры мест у них… не было. Вообще. Известный факт, что орлы несколько асоциальны, потому им зачастую попросту нет дела до того, где именно сидеть — не все ли равно, где именно ты будешь предаваться раздумьям? Хотя, если присмотреться, можно было заметить зачатки слизеринской системы, но они так и оставались зачатками, выражаясь лишь в том, что наиболее сильные — в понимании Равенкло, конечно же, — сидели ближе к центру, где всегда собирались самые говорливые, желающие обсудить ту или иную идею студенты. Социально активные, проще говоря. Старосты обычно сидят ближе к выходу, чтобы новички имели возможность быстро найти помощь. Анархия.

И сейчас не многое изменилось, но что подозрительно — социально активные начали сбиваться в одну группу, центром которой стал один-единственный первокурсник, сейчас что-то обсуждавший с девочкой индианской наружности. Гарри Эванс. Студенты не объединились вокруг него, как могло бы показаться наивному и недалекому человеку, нет, — они тянулись к наиболее доступному источнику общения, поневоле сближаясь. Их вовсе не интересовали дружба или выгода — хотя наверняка среди равенкловцев были и такие — их интересовала возможность поспорить.

Спор — любимое времяпровождение этих людей. Вести вежливые дискуссии для них — удовольствие, потому они довольно близко контактируют со слизеринцами, среди которых тоже немало заинтересованных в подобных действиях, пусть побуждения у змей были более корыстным, нежели сакраментальное “знания ради знаний”.

Том окинул прохладным взглядом стол факультета “умников”, как тот называли за глаза многие ученики, не понимавшие сути каждого, попавшего на Равенкло. Если знать, что искать, то можно увидеть немало интересного. Та самая девочка-индианка, все также продолжающая общаться с Эвансом, сидела от него на расстоянии полуметра, хотя к другим жмется — сторонится мальчишки. Вот и сам полукровка мягко и незаметно отстраняется от похлопывающей его по плечу руки, пряча недовольство за неловкой улыбкой, а после обращается к кому-то с другой стороны стола, из-за чего к нему тянутся, но, не дойдя и до того самого полуметра, отстраняются, будто обжегшись.

Риддл коротко усмехнулся, отводя от равенкловца взгляд. Что бы тот не делал, он навсегда останется чужаком. Изгоем.

Темный Лорд знал, каково это — быть чужим среди своих.

Сидящий неподалеку Люциус что-то сказал Валерии Поттер, которая, ехидно прикрыв глаза, нечто едко ответила. Глупая, гордая женщина, не могущая вытерпеть того, что ей — чистокровной — достались “объедки” грязнокровки. Джеймс Поттер ведь, насколько Том знал, был уже женат до этой Розье, причем его супругой была магглорожденная волшебница. Риддл отчасти понимал мотив попытавшейся отыграться на отпрыске той женщины Валерии — Гарри Эванс был своеобразным напоминанием бывшей Розье о том, кому она проиграла и кто именно ее опередил.

Но мальчик вырос и не дал себя обидеть, достойно ответив на каждый выпад миссис Поттер. Он изломан и искривлен, его разбили и заново собрали по кусочкам… И из-за этого Гарри потерял доверие к кому бы то ни было, он возненавидел мир, обвиняя его во всех своих обидах. Тот ребенок, которого Том видел в начале учебного года, такой старательный и искренний, пусть озлобленный и обиженый, умер.

И вспоминая того, сгорбившегося над каким-то пергаментом, старательно выводящего строку за строкой мальчика-равенкловца, Риддл... сожалел.

* * *

— …и, как мы надеемся, вы вскоре вновь навестите нашу школу!

Зеленые глаза столкнулись с темно-рубиновыми лишь на короткий миг, но что-то внутри магов вздрогнуло перед тем, как один из них исчез в воронке аппарации.

---

Примечания:

Автор псих, он вновь побил свой рекорд по объему глав. О,о 24, мать его, страницы.

Прошу прощения за долгое ожидание, но мне было необходимо старательно вылизывать этот текст, так как здесь центральным персонажем выступал Том. Кстати, мне любопытно, получилось ли у меня немного раскрыть его характер.

Глава может быть немного скучной, ибо никакого "экшона", хотя у меня почти весь фф такой. Также я вычитывала только пару раз, мне очень хотелось спать, так что опечатки и ошибки быть могут.

В следующей главе будет встреча с Лили и описание каникул, да-да.

Примечания:

Перевыкладываю из-за энного количества поправок — я перечитала и некоторые факты убрала или заменила. Эти изменения могут быть незаметны на первый взгляд, но они довольно серьезно влияют на общую атмосферу этой главы. Перечитывать не обязательно. Извиняюсь за причиненные неудобства. Кстати, помните, я упоминала ключевую фразу этого года? Это она в конце.

=====

С Новым Годом, мои дорогие терпеливые читатели! Пусть прода к вашим любимым фанфикам выходит часто и много, а в вашей жизни любое событие заканчивается Хэппи Эндом!

Автор молит прощения — у него совершенно нет никакого настроение писать вообще. Вдохновение просто пропало. Может, вы не откажитесь покидать чего-нибудь любопытного в комментарии?

---

Сквозь оконное стекло в просторный кабинет проникал свет утреннего солнца, через лучи которого пролетала вездесущая пыль. Стены помещения окрашивались в ярко-желтый, а полированный стол отбрасывал яркие и режущие глаз блики. Непрогретая комната выглядела непривычно уютно и мягко, а вся деловая строгость, столь свойственная кабинетам, неожиданно куда-то улетучилась. Тем не менее, утро встречало всех прохладным ветерком, а лето это было весьма нежарким, даже дождливым, что, впрочем, для Англии нисколько не удивительно.

Темный Лорд разбирал пришедшие не так давно письма, среди которых были и весьма важные сообщения, но имелись также и абсолютно пустые, не значащие ничего бумажки... К которым зачастую приходилось относить и письма из министерства Франции. Представители магов этой страны всегда недолюбливали англичан, а те, конечно же, отвечали им взаимностью, из-за чего были весьма часты случаи, когда обе страны попадали в некоторые неприятности из-за старой, как сама история этих государств, вражды. В этот раз неприятности вновь решили появиться на горизонте, но упрямцы-французы ни в какую не хотят идти на контакт, не желая понимать необходимость союза Англии и Франции. Ведь, как же, недавно в Британии пришел к власти злобный Темный Лорд, который несомненно возжелает захватить весь мир, а начнет именно с такой важной Франции!

Волдеморт хмыкнул. Не то, чтобы это была неправда… Но сейчас он действительно не был заинтересован в подобном.

В этот раз, уже последний, Матис Дюпон ответил отказом, с вежливой, по его меркам, просьбой не лезть во внутренние дела Франции. Ведь со всеми своими проблемами они могут разобраться и самостоятельно, особенно когда все эти проблемы — лишь блажь англичан. Обычно министр Франции предпочитал отвечать более уклончиво и менее жестко, ведь за даже непреднамеренную грубость в политике приходится платить невероятных, ненормальных размеров штраф. Однако слова, что были выведены витиеватым почерком личного секретаря министра, сообщали о требовании прекратить мутить воду непонятными для Дюпона предупреждениями.

Волдеморт сморщился, с раздражением откладывая опротивевшую ему бумажку. Что ни слово — то засахаренный яд. После прочтения создается впечатление, будто тебя старательно кормили землей.

Мужчина хмыкнул и встал из-за стола, направляясь к выходу из кабинета. Он в последний раз сделал это предложение Франции, ему остается лишь только перестать досаждать предложениями помочь. В конце концов, его не сильно волнует эта страна, да и времени у него, у них всех слишком мало.

Глупо протягивать руку помощи тому, кто старательно от этой самой помощи отмахивается.

* * *

В пабе “Поющая русалка” всегда шумно по вечерам. Разговоры множества людей на множестве волшебных наречий, разность акцентов и эмоций в разговорах — все это создает непередаваемый мягкий шумовой фон, что каким-то своим, необычайным образом лишний раз подчеркивал необъяснимую атмосферу подобных заведений. Было в них всегда нечто такое… притягивающее, темное.

А еще “Поющая русалка” была отличным местом для разговоров со старыми знакомыми, когда тебе не хотелось бы афишировать собственное имя — хозяева паба подчеркнуто игнорируют возможных находящихся под чужой личиной посетителей. Откровенно говоря, “Русалка” была местом не с самой лучшей репутацией, так как пользовалась определенной популярностью у людей скрытных и не всегда законопослушных. Ведь все “хорошие” люди полагают, что таким же “хорошим”, как и они, должно быть нечего скрывать.

— Ну и чего же от них еще следовало ожидать? — Насмешливо улыбнулось такое незнакомое лицо, говоря со столь знакомыми интонациями.

Том показательно закатил глаза и чуть ухмыльнулся.

— Действительно, Тони, — по старой договоренности они не называли друг друга полными именами, когда находились в столь неформальной обстановке. То была не столь дань дружбе, сколько вопросу безопасности. Риддлу на этот счет не нужно было особо беспокоиться — его имя уже очень и очень давно стерлось из умов людей, а вот имя Антонина Долохова оставалось на слуху, ведь приближенные к Темному Лорду, пусть и бывшие, но Пожиратели Смерти, были довольно-таки известными личностями. Конкретно этот человек был знаменит благодаря превосходной антишпионской кампании, в следствие которой было выявлено более пятидесяти предателей, что были казнены самим Долоховым — число могло бы быть и меньше, но условия “отсеивания” у Антонина были несколько жестки. Даже малейшие утечки информации для него были практически преступлением. Но после услышанных всеми криков несчастных, раздававшихся из темниц, мало кто смел мыслить о работе на две или более стороны.

Долохов раздраженно сморщился и передернул плечами, затылком чувствуя взгляды некоторых людей.

— Никогда не выбирай личину наобум, — процедил сквозь зубы он, — это ужасно — выглядеть шестнадцатилетним смазливым мальчишкой, особенно в “Русалке”.

— Ну, — Том хмыкнул, небрежным движением руки заправляя за ухо лезущую в глаза пшеничного цвета прядь волос, — я бы так никогда и не поступил. А вот почему ты так выглядишь — вопрос именно к тебе. Тем более, это было твоей идеей прийти сюда. Я предлагал перенести разговор в свое поместье, раз уж твое сейчас не может быть использовано по назначению. Кстати, ты уже отстроил правое крыло?

— Не был бы ты Темным Лордом, получил бы кулаком, — проворчал собеседник, все еще хмуря брови. Вдруг он зло рыкнул и, вскинув палочку, наложил на себя простенькую иллюзию для отвода глаз. Чтобы любопытствующие не нервировали.

Том пустил смешок.

— А вообще, что конкретно там произошло с тем лягушатником? — Откинувшись на спинку массивного стула, поинтересовался Долохов, делая большой глоток сливочного пива, заказанного лишь с целью промочить горло. Хотя бармен подозрительно закашлялся, когда шестнадцатилетний мальчишка попытался требовать огневиски.

Риддл иронично приподнял брови, услышав новоприобретенное Матисом Дюпоном прозвище, и раздраженно цокнул языком.

— Им попросту не понравилась идея сотрудничества с Британией, — скучающим тоном проговорил он. — Что ж, это их решение. Я пытался надавить на них разными способами, но их ослиное упрямство оказалось сильней голоса разума.

— Надавить? — Заинтересованно хмыкнул Долохов, внимательно вглядываясь в сейчас светло-светло голубые, почти прозрачные глаза друга.

— Да, — кивнул Том, — обычные угрозы, сам знаешь, а также подкуп некоторых аристократов. Все как всегда.

Антонин прищурил ярко-желтые, совершенно нечеловеческие глаза, что принадлежали его личине, и неприятно ухмыльнулся.

— И сколько времени ты потратил на переговоры? Что конкретно ты им сообщил? Какие факты предоставил?

Темный Лорд прикрыл глаза, на миг задумавшись.

— Ну, переговоры шли около полугода, большая часть времени была потрачена на перетаскивание глав чистокровных родов на свою сторону — впустую, как ты понимаешь. А по поводу фактов… Привел им несколько случаев пропажи чистокровных детей, предоставил копию записи допроса вызволенных из плена и остального по мелочи.

— Том, — Антонин фыркнул, — это ты?

Волдеморт нахмурился, не понимая, к чему клонит Долохов.

— Том, ты еще там? — продолжал тем временем бывший Пожиратель. — Или тебя уже не осталось?

— О чем ты, Тони? — Темному Лорду не нравилось то, к чему шел разговор.

— Вы стали слишком небрежны, милорд, — холодно проговорил Антонин, — и в результате переговоров со Францией вы виноваты сами.

— О, и что же ты хочешь этим сказать? — буквально прошипел Волдеморт, опасно щуря глаза.

— Ничего такого, милорд, — вдруг улыбнулся тот, — лишь то, что ты слишком изменился Том, вот и все.

Темный Лорд нахмурился, но надменного выражения с лица не убрал.

— Все меняются со временем, Тони, и я не исключение.

— И не всегда в лучшую сторону, тогда я должен заметить, — улыбка Антонина дрогнула.

— Играешь с огнем, мой друг, — процедил сквозь зубы Волдеморт.

Над столиком повисла тишина. Долохов смотрел на Тома устало, с долей сожаления, голову подпирая рукой, а вскоре и вовсе отвел взгляд куда-то в сторону. Темный Лорд буравил раздраженным взглядом своего слугу.

— Давай сыграем в “Разгадай человека”, хм? — неожиданно разорвал тяжелое молчание бывший Пожиратель, несколько кривовато ухмыльнувшись. — Как в старые времена.

Риддл решил ухватиться за предоставленную возможность сменить тему — он не горел желанием выслушивать от кого-то нравоучения, и уж тем более не собирался этого делать от своего слуги.

Долохов отрывисто кивнул, указывая взглядом куда-то вбок.

— Та старушка, — то была сухая старуха, почти развалина, длинные и удивительно пышные волосы которой, казалось, давным-давно побелели. Лицо было необычайно хищным, птичьим, а глаза ее были подернуты белесой пеленой — она была слепа. Движения старухи были резкими и слишком четкими, выверенными, рука ее не дрожала, когда поднимала тяжелый даже на вид кубок с вином — а с вином ли? Когда Долохов произнес это самое “старушка”, ее выглядящая слишком большой голова странно дернулась в сторону говорившего, но лица к Темному Лорду и его слуге она не повернула, хотя губы ее растянулись в сухой усмешке.

— Желчная, резкая и весьма злобная женщина, вероятно, что жизнь ее сложилась либо не самым лучшим образом или сложилась, наоборот, слишком хорошо, — аккуратно подбирая слова, говорил Волдеморт, — я бы еще мог предположить, что она вампир, но по общим признакам она не слишком похожа на кровососа, а в кубке ее действительно вино — кровь бы я учуял. По общим ощущениям я бы назвал ее перфекционисткой, возможно она имеет склонность к тирании. Волосы она собирает в тугую косу, ни одной прядки не выбивается из прически, я мог бы назвать ее аристократкой, вот только представители древних домов предпочитают не появляться в подобных заведениях. Также ее одежда — одежда путешественника, но, на удивление, чистая. Возможно, что она действительно волшебница из благородной семьи, но, к примеру, ее родственники в борьбе за власть решили услать достаточно властную женщину куда подальше.

Антонин отрицательно покачал головой, скупо улыбаясь.

— Ты во многом прав, Том, но, как я говорил, ты стал слишком небрежен, — сказал он, встретив вопросительный взгляд господина. — Про характер ты говорил весьма точно, но злобной я бы ее не назвал. А вот себе на уме — вполне. Что, впрочем, не удивительно, если знать, кто она такая. И, да, она действительно принадлежит к одной очень древней и невероятно малочисленной чистокровной семье волшебников. И меня также ставит в тупик ее нахождение здесь, но… Ее имя — Касьяна Бессмертная. Думаю, это тебе скажет о многом.

Темный Лорд шумно вдохнул воздух и чуть подался вперед. Невооруженным глазом было видно, что он заинтересован в подробностях. Почему — Долохов мог только догадываться. Хотя он нередко замечал за другом странную тягу к знаниям о смерти, что вполне могло быть связано с его любопытством по отношению к человеку, носящему весьма громкую фамилию Бессмертный. Эта семья была достаточно известна в определенных кругах своими... необычными научными изысканиями с определенной направленностью.

— Она случаем не родственница Кощею Бессмертному? — Требовательно спросил маг.

Антонин сглотнул.

— Она его прямая внучка, если быть точным.

Волдеморт резко выдохнул и прикрыл глаза.

— Думаю, не следует ее беспокоить, — осторожно заметил бывший Пожиратель, — во избежание.

— Хм, думаю, ты прав… Давай следующего, — что-то решив для себя, сказал Волдеморт.

— Допустим, вон тот мужчина, — он кивнул на сидящего за барной стойкой человека, что, сгорбившись над стаканом с алкоголем, уставился куда-то вдаль, явно находясь в мыслях далеко отсюда.

Риддл самодовольно хмыкнул.

— Слишком просто, — произнес Том, скрестив руки на груди. — Судя по общему потертому внешнему виду, не стремится следить за собой, скорее всего, ему до своего внешнего вида нет никакого дела. Поношенная мантия вся в пыли и дырах, лицо испачкано, хотя ботинки кажутся достаточно новыми, пусть они не чище той же самой мантии. Пьет уже не первую стопку за этот вечер, не мертвецки пьян, но близок к этому. Скорее всего очередной пьяница, все дела. Характер рассматривать смысла нет никакого — все, подобные ему, примерно одинаковы.

Антонин хохотнул, хлопнув в ладоши, а после резко замолчал, с каким-то довольным блеском в глазах смотря на друга.

— Нет, Том, ты ошибся, — в голосе Долохова отчетливо слышалось торжество, — ты ошибся.

— Н-да? — Риддл приподнял брови. — И кто же он?

— Это Меркурио Марчеттелли, аврор, — ответил бывший Пожиратель, — сегодня у его группы была вылазка в Теневой Квартал. Стандартная чистка. — Антонин оскалился. — Должна была бы быть. Однако… У этого парня полтора года назад была похищена восьмилетняя дочь — единственный родной человек. Жена его давно мертва, а про иных близких и говорить не стоит. — Долохов смотрел на деревянную поверхность стола как-то странно сосредоточено, а лицо его выражало слишком яркое и напускное пренебрежение с легким оттенком иронии. — Но не в этом суть. Вылазка изначально планировалась на рынок, где, сам знаешь, кого-нибудь бы да поймали — все же люди, закупающиеся там, зачастую пренебрегают защитой. Но в последний момент произошла крупная потасовка в заведении мадам Августы… И его группу направили туда. Ему пришлось хорошенько там поваляться в грязи, так как в драку, в конечном итоге, вмешалась чуть ли не половина всего Квартала. Отсюда и грязь, пыль и в принципе внешность как у бездомного. Рваная одежда — не успел увернуться от нескольких заклинаний. А причина для попытки напиться до беспамятства…

Риддл слегка улыбнулся — обычно с такой улыбкой говорят о чем-то приятном, например, о хорошей погоде или о мимолетно улыбнувшейся кому-то удаче.

— В том самом заведении он обнаружил свою пропавшую дочь? — Холодно поинтересовался он.

— Не просто нашел, — полубезумно прошептал Долохов, скалясь, а Темный Лорд вдруг вспомнил, что перед ним сидит один из самых жестоких, отчаянных и хитрых людей, что он когда-либо мог видеть. — Он ее убил. По слухам, девочку Меркурио обнаружил случайно — после разборки был проведен просмотр… сего заведения. И входит он, значит, такой весь уставший в случайную комнату, зная, что увидит там какую-нибудь шлюху и богатенького хрыча, что долбит молоденькую девчушку… А, в конечном итоге, зрит отчаянно стонущую девятилетнюю любимую дочь, что содрогается под неуклюжими толчками какого-то борова, что-то там лопоча в попытках подтянуть опухшее от неизвестно чего лицо к новой порции плохенького наркотика! — Антонин рассмеялся. — Никто не знает, что именно после этого происходило в той комнате — Меркурио запер дверь изнутри, а после были слышны лишь крики и визги того мужика. Только когда вопли стихли, Марчеттелли вышел, неся на руках уже холодеющее нагое тощее и израненное тельце своей дочери, на скорую руку прикрытое запачканными тряпками, которые он успел в спешке подобрать.

Том молчал, кинув короткий взгляд на жадно глотающего янтарную жидкость аврора.

— А что насчет характера, — продолжил Долохов, — то парень был практически классическим равенкловцем — холодный, как ледышка, и, казалось бы, абсолютно безразличный ко всему, кроме тренировок с новыми заклинаниями. А ты гляди ж — сорвался.

— Хм, — Том неопределенно передернул плечами, а потом жестко усмехнулся, — жаль, конечно. Не угадал.

Антонин резко впился взглядом в невероятно спокойные, ничего не выражающие кроме вежливого любопытства глаза, и как-то странно содрогнулся, прикрыв принявшее странно болезненное выражение лицо рукой, а после несколько отчаянно улыбнулся.

Интересно, что именно Темному Лорду “жаль”? Девочку или собственную неудачу? Антонин бы не хотел отвечать на этот вопрос, ведь знал, что ответ ему, скорее всего, не понравится.

Не важно.

— От-отпустите, п-пожалуйста! — Вдруг воскликнул плаксивый мальчишеский голос. Долохов и Темный Лорд заинтересованно обернулись на источник шума. Какой-то мелкий мальчишка, совсем еще молокосос, робко пытался отталкивать от себя толстяка, который настойчиво лез пухлыми пальцами практически ребенку в штаны.

Что-то на мгновение переменилось в обычно по-ледяному спокойных глазах Темного Лорда, но Антонин не успел понять, что именно — мужчина, пренебрежительно дернув плечом, отвернулся от зрелища, на которое уставилась добрая половина паба, восторженно подталкивая ее пока несостоявшегося насильника к более откровенным и решительным действиям.

Долохов не желал упускать возможности.

— Не нравится вид, Том? — позволив себе саркастичную усмешку, поинтересовался бывший Пожиратель.

Темный Лорд промолчал, а лицо его, казалось, окаменело — настолько безразличным оно казалось.

— Отвык от этой стороны жизни, а? — продолжил напирать маг, игнорируя голос разума, настойчиво советующий ему немедленно заткнуться и виновато опустить голову в знаке полной покорности своему господину. Но Долохов хотел говорить со своим другом, с Томом.

— Что ты хочешь услышать от меня, хм? — с фальшивым спокойствием в голосе спросил Волдеморт.

Антонин устало улыбнулся и прикрыл глаза, опустив голову.

— Ничего, милорд. От вас я ничего не хочу.

Темный Лорд как бы невзначай положил руку на палочку.

— На что же это ты намекаешь, Долохов? — еле слышно прошипел маг, смерив острым, как бритва, взглядом своего слугу.

Вот только Антонин слишком долго находился подле Риддла, чтобы бояться Волдеморта. Потому он задал свой последний вопрос:

— Давно ли ты смотрел в зеркало, Темный Лорд?

Том дернул уголком губ в попытке сдержать недовольную гримасу.

— Думаю, нам пора расходиться.

Долохов понимающе усмехнулся.

* * *

— Итак, первокурсники и первокурсницы, — говорит Розалия Ханс, преподавательница Магической Защиты, предмета, который был только у первокурсников. Сегодня урок был смежным, занимались как гриффиндорцы со слизеринцами, так и равенкловцы с хаффлпаффцами. — На этом уроке мы будем проводить некое подобие итогового экзамена… — Дети тут же недовольно зашушукались, ведь их никто об этом не предупреждал. — Тише, ребята, тише, — в примирительном жесте подняла руки волшебница. — Так вот, этот тест не теоретический и даже не практический. Как вы уже, надеюсь, знаете, со следующего года Магической Защиты у вас не будет, но будут Светлые или Темные Искусства. Да, мисс Грейнджер?

— Скажите, профессор Ханс, а можно ли изучать как Светлые, так и Темные Искусства?

— В качестве предметов в Хогвартсе — нет, но никто вам не запрещает изучать что-то самостоятельно, — пояснила учитель, улыбнувшись кудрявой девочке. Почему-то женщина очень тепло относилась к Гермионе. — Так вот, то, какой именно предмет вы будете изучать, мы сегодня и узнаем. А зависит это от вашей предрасположенности к тому или иному типу магии. Итак…

Профессор взмахнула палочкой, и перед каждым учеником возникло по гладкому прозрачному, будто стеклянному, бесцветному камушку.

— Эти кристаллы определят тип магии, более близкий вам, и, также, вашу силу, с которой ваша магия тянется к тому или иному направлению магии. — Женщина взмахнула палочкой еще раз, и на доске развернулся плакат с нарисованными на нем цветными пятнами и пометками возле них. Пятен было всего десять, по пять в каждом столбике. — Вот здесь, — профессор Ханс указала на правый столбик, — изображены цвета, свойственные Светлым магам. Это белый, желтый, салатовый, голубой и синий. От слабого к сильному соответственно. — Женщина обратила внимание детей к следующему столбику. — Эти же цвета принадлежат магам с Темной направленностью. Оранжевый, красный, бордовый, бурый и черный, опять же, от слабого к сильному.

— То есть кристаллы определят нашу направленность и потенциал магии? — Спросила Грейнджер. Профессор вновь улыбнулась.

— Не совсем. Они определяют не силу или потенциал, а то, насколько сильно ваша магия склонна к тому или иному типу магии. К примеру, если ваш камень приобретет самый “слабый” цвет, это вовсе не значит, что вы ничего не можете, как маг. Это значит, что ваша сила не имеет четкой направленности, вот и все.

Гарри хмыкнул. По сути, это и есть в некотором роде “сила”. Люди со слабой темной направленностью никогда не смогут выполнить особо сложные темные заклинания.

Учитель отошла от доски и внимательно оглядела класс.

— Все, что вам нужно сделать — это влить немного своей магии в кристалл. Надеюсь все помнят, как это делать, — ее взгляд задержался на покрасневшем Роне Уизли. Послышались легкие смешки. — Начали! Я буду называть ваше имя, а вы мне говорите свой цвет. Аббот, Ханна!

— Желтый! — Кристаллик в руках хаффлпаффки переливался теплым солнечным цветом.

— Боунс, Сьюзен!

— Голубой!

Дети один за другим выкрикивали свои цвета. К удивлению Гарри, многие его ровесники имели очень слабые цвета, к примеру, кристалл того же Рона Уизли вообще стал белым, что означало полное отсутствие направленности — он был так называемым серым магом. Тем, кто, в теории, может с одинаковым успехом пользоваться и темными, и светлыми заклинаниями — правда те все равно будут весьма слабы.

— Эванс, Гарри!

Мальчик без труда направил магию в кристалл, благо Эванс всегда хорошо контролировал магические потоки. Гарри наблюдал, как прозрачный камешек постепенно наливается насыщенным красным цветом, потом начинает с каждой секундой темнеть, превращаясь уже в бордовый, а после в бурый. Но изменения на этом не закончились, кристалл все темнел и темнел, становясь угольно черным, не отражающим и не пропускающим и капли света.

Гарри вздрогнул. Это плохо. Он не предусматривал подобной возможности, он не знает, стоит ли ему сказать правду или соврать и назвать другой, более слабый цвет.

Но здраво рассудив, что его обман в любом случае наверняка быстро раскроют, выпалил с несвойственным для себя волнением:

— Черный. — Профессор Ханс удивленно оторвала взгляд от журнала и внимательно посмотрела на Гарри.

— Мистер Эванс, это не смешно… — Строго начала учительница, но мальчик только покачал головой и жестом попросил женщину подойти. Та тяжело вздохнула и направилась к парте равенкловца. — Что же у вас… — И тут же смолкла, наблюдая абсолютно черный кристалл в руках мальчика. — Прошу, дайте камень мне… — Нервно прошептала профессор, забирая камень из рук Гарри и попутно сканируя кристалл на какие-либо заклятия и зелья. — Невероятно… — Неожиданно хриплым голосом произнесла женщина. — Мистер Эванс, я попрошу вас задержаться после уроков.

Мальчик лишь кивнул.

* * *

— Мистер Эванс, — строго начала учительница, когда закончился урок и все дети разошлись, — прошу не принимать близко к сердцу мое недоверие к вам, но я спрошу вас еще раз: Это точно не розыгрыш? Ваш камень действительно стал черным?

— Да, учитель. — Рассеянно улыбаясь, пожал плечами Гарри, пытаясь тем самым скрыть излишнюю нервозность. — Могу еще раз продемонстрировать это.

— Хм… — Профессор задумчиво оглядела первокурсника. — Я обязана буду известить директора о наличии у нас такого первокурсника, вы понимаете. — Женщина встала с учительского кресла. — Что ж, вы действительно продемонстрируете это на новом кристалле, мистер Эванс, но уже перед директором Колдуэллом. Он сам решит, когда вас позвать. Так что… Можете идти.

— До свидания, профессор Ханс.

* * *

За окном в купе стремительно проносятся поля, редкие деревья и кусты, а иногда и дома. Достаточно скоро Хогвартс-экспресс прибудет на станцию Кингс-Кросс.

Гарри с непонятным для себя увлечением наблюдал за сменяющимся пейзажем. Скоро он увидит мать.

— Что ты такой нервный, Блейз? — мрачно улыбаясь, спросил Теодор.

— Ничего, — передернув плечами, буркнул Забини.

Эти двое совершенно естественным образом просто оказались в одном купе с Гарри, ни в какую не соглашаясь покинуть его, на что Эвансу оставалось только сдаться. Напор со стороны двух слизеринцев оказался сильней запала равенкловца, желавшего, как и всегда, побыть в одиночестве.

— Я тебя пугаю, Блейзи? — ехидно мурлыкнул Нотт, что в его исполнении смотрелось довольно жутко, по правде говоря.

По спине Забини пробежали мурашки то ли страха, то ли отвращения — мальчик не мог точно сказать, но чувствовал он себя действительно странно и неуверенно.

— Ну что ты, Тедди, — процедил сквозь зубы Блейз, — как я могу? Такого милашку, как ты, бояться просто невозможно.

Нотт почему-то остался доволен.

— Эй, Гарри, — прервал возникшую неловкую паузу Забини, привлекая внимание Эванса, — мы будем переписываться на каникулах?

Теодор тоже вопросительно посмотрел на равенкловца.

Гарри улыбнулся.

— Это зависит от вас.

За окном чаще начали мелькать маленькие клоны-домики, свойственные пригороду Лондона.

— Осталось сорок минут до прибытия! Осталось сорок минут до прибытия! — раздался в коридоре вагона голос одного из старост.

— Я напишу, — неожиданно сказал Теодор. Блейз кивнул, безмолвно говоря: “я тоже”.

А Гарри продолжал улыбаться.

Держи друзей близко, а врагов — еще ближе.

— Привет, мам, — Гарри приподнял уголки губ, встречаясь взглядом с Лили. Женщина скромно сцепила местами закрытые бинтами руки в замок. На ее лице можно было заметить легкий налет нервозности, но плечи были расслабленны и опущены. Загнанность окончательно покинула внешний облик мисс Эванс, оставив лишь постепенно тающие в свете нового образа жизни практически уже незаметные тени под глазами.

Лицо Лили осветилось радостной улыбкой при встрече взглядами с сыном.

— Здравствуй, сынок. Как поездка? — С этими словами женщина перехватила чемодан Гарри и двинулась с сыном в сторону от выходящих из поезда детей. Гомон толпы заглушал шипение выпускаемых поездом клубов пара.

— Неплохо. В этот раз мне повезло с соседями, — маленький равенкловец согласно кивнул.

Лили огляделась и приметила двух мальчишек, с которыми перебросился парой слов Гарри перед тем, как подойти к ней. Один из них быстро схватил своего, кажется, отца за руку и потянул к выходу, в то время как другой, лукаво чему-то улыбаясь, неспешно шел за статной волшебницей в даже выглядящей дорогой мантии.

— Это Теодор и Блейз? Твои друзья?

Гарри тихо хмыкнул и протянул:

— Да, что-то вроде.

Женщина сморщила нос и насмешливо фыркнула, явно что-то вспомнив.

— «Что-то вроде», — передразнила его Лили, — люди… они или друзья, или нет. Не может быть «вроде». Не бывает так.

Мальчик как-то пусто, устало улыбнулся. Женщина обеспокоенно оглядела сына с ног до головы. С ним же все в порядке?..

— Ты права, — он кивнул, беря мать за руку. — Пойдем домой? — с какой-то затаенной надеждой спросил он.

Лили удивленно моргнула, на время сбросив липкую паутину беспокойства, и тут же улыбнулась, подтверждающе сжав руку сына.

— Конечно, милый, — волшебница нервно прикусила губу, — только вот…

Гарри напрягся, наблюдая, как мать неуверенно отвела глаза.

— Ты только не пугайся, ладно?

Женщина передернула плечами и мотнула головой, обеспокоенная улыбка неровной линией исказила ее губы.

— Веду себя, как первокурсница перед распределением, прости. В общем, я хотела, чтобы это был сюрприз, понимаешь?

Мальчик неуверенно кивнул, не зная, что и сказать.

— Готов? — Лили притянула Гарри в мягкие объятия и покрепче перехватила багаж. Легкий молочный запах с мягкими оттенками чего-то сладкого окутал мальчика.

Пара исчезла в воронке аппарации.

* * *

Рыжеволосый мужчина устало заправил за ухо упавшую на лицо прядь волос, и, потянувшись до хруста в спине, раздраженным взглядом окинул тревожные донесения разведчиков. Пара на скорую руку составленных портретов на рваных обрывках бумаги или маггловских салфетках, клетчатые «тетрадные» листы со скачущими по ним строками, нервные шепотки и слухи, подслушанные тут и там, компактные колбы с воспоминаниями…

Джетт отнюдь не был дураком. Но сейчас он отчаянно хотел ошибаться.

По-отдельности все эти данные не представляют интереса. Подумаешь, стечение обстоятельств. Магглы нередко суют нос не в свои дела. Не страшно, случалось уже.

Вот только эти «случайные случайности»…

— Прекрати хмурится. От твоей мрачной рожи цветы вянут, — хрипловатый низкий голос оборвал тишину кабинета. Если не знать, что говорит женщина — никогда не догадаешься.

— Это дерьмо, что у меня на столе…

Альбиноска цокнула и склонила набок голову.

— Воняет страшно, согласна.

Стрига сжал руки в кулаки и с силой выдохнул, тяжелым взглядом пройдясь по столу и остановившись на глазах-льдинках своей напарницы. Альба безразлично посмотрела на него в ответ.

— Ты что-то об этом знаешь, — это не вопрос.

Ламберг пальцем поигрывала белой прядью своих волос, продолжая молчать. Одежда женщины резко контрастировала с буро-болотной гаммой кабинета, выделяясь своей потрепанностью и поношенностью. Но несмотря на общий нищенский наряд, кожа Альбы была чистой, как и волосы. Такое несоответствие невольно цепляло взгляд.

Наконец, она заговорила.

— Лишь чуть сверх того, что знаешь ты, — прозрачные серые глаза на секунду скрылись под белесыми веками, — но суть от этого не меняется.

Джетт хмыкнул, не отрывая жгущего взгляда от своей подруги.

— Французы странно зашевелились. Их маггловский вариант министра встретился с Дюпоном. — Женщина накрутила белую прядь на палец и задумчиво посмотрела на нее. — Вышли они из переговорной подозрительно довольные друг другом.

— Думаешь, это связано с…

Альба медленно кивнула.

— Да, с письмом Милорда. Правда вот… — Ламберг слегка нахмурилась и отпустила прядку, — слишком быстро они среагировали. Будто ожидали.

Стрига отвернул голову от женщины и рывком встал. Четкими, скупыми взмахами палочки волшебник убрал со стола все донесения и материалы в один из бесконечного числа ящиков стола, который тут же упал куда-то под землю, скрываясь от посторонних глаз.

— Это все? — напряжение ясно сквозило в голосе мужчины. Желтые хищные глаза неожиданно остекленели, уставившись в пространство перед собой.

Альба также встала и размеренно подошла к Джетту. Ее холодная сухая ладонь скользнула по скуле рыжеволосого мага, убрав вновь упавшие на лоб волосы. Стрига резким движением перехватил руку альбиноски и, секунду помедлив, прильнул щекой к ладони.

— Тебе следует постричься, — сказала Ламберг.

Бывший Пожиратель Смерти мягко усмехнулся, желтые глаза ожили, лукаво блеснув.

— Конечно, моя дорогая.

Альба Ламберг опустила руку и отошла с пути своего напарника.

Джетт Стрига стремительно вышел из кабинета, сжимая ладони в кулаки. Тихо скрипнула мятая записка, спрятанная в руке, но этот невесомый звук прошел никем из стоящих в приемной магов незамеченным.

«Я нашла труп брата».

* * *

Гарри судорожно прикрыл рот рукой и упал на колени при приземлении. Рядом послышался легкий стук туфель на невысоком каблуке. Тихо охнув, Лили бросила чемодан и осторожно приложила теплую руку ко лбу сына, смахнув упавшую на лоб челку.

— Гарри, сынок, ты в порядке?

Пару раз глубоко вдохнув, чтобы унять подступившую к горлу тошноту, мальчик крепко зажмурился и слегка кивнул, не рискуя делать резких движений.

— Д-да, сейчас. Секунду, — хрипло попросил он и, переждав приступ головокружения, медленно встал, опираясь на руку матери.

Лили быстрым взмахом палочки призвала стакан и наполнила его водой, передавая в руки мальчика. Тот, слегка поморщившись из-за слабости, сделал пару глубоких глотков. Проморгавшись, Гарри выдохнул облегченно:

— Все, прошло.

Мисс Эванс скептическим взглядом окинула щуплую фигурку сына и, обреченно закатив глаза, потянула его за собой.

— Мам, а мы где? — Ошарашенно выдохнул Гарри, только сейчас заметив, что находится в совершенно незнакомом помещении. Слишком просторном, слишком светлым для дома Эвансов.

Женщина привела его на, очевидно, кухню и усадила за стол. Незнакомый стол в незнакомой кухне.

— Мам? — в голосе мальчика скользнули панические нотки, когда мать не просто не ответила, но даже не повернулась в его сторону.

Лили сцепила руки перед собой, как всегда это делает, нервничая, и, набрав в грудь побольше воздуха, выпалила:

— Это наш новый дом!

Гарри в немом удивлении раскрыл и закрыл рот.

— Кхм! — Смущенно кашлянув, он еще раз быстро окинул взглядом просторное и чистое помещение, так непривычно ярко освещаемое солнечным светом через широкое окно. — Так… это ты имела в виду под «сюрпризом»?..

Волшебница смущенно повернулась к сыну, опустив взгляд в пол. С тревогой мальчик заметил, что на лице женщины мелькнула невесомая тень страха, которая, однако, быстро пропала. Неужели она…

Встав из-за стола, Гарри быстро подошел ко вздрогнувшей матери и, недолго думая, крепко стиснул ее в неловких объятиях. Он не привык обниматься, он совсем не умел этого делать, из-за чего мальчик чувствовал себя крайне неловко, но тихий облегченный вздох расслабившейся в его руках Лили Эванс стоил этого и гораздо-гораздо большего.

— Мам, я… — голос прервался, в горле будто запершило, — я…

Гарри не умел говорить этих слов тоже.

Нежные руки мягко обняли его, погладив по спине.

— Тшш, я знаю. Я знаю, родной, — в дрожащем голосе Лили слышалась растроганная улыбка, — я тоже.

— Но… Но откуда? — В голосе мальчика слышалось неверие. Он просто боялся верить в то, что ему больше не придется возвращаться в то место.

Место, где по комнатам гуляло эхо криков его матери. Место, в котором даже обои пропахли дешевым алкоголем. Место, пропитанное слезами Лили Эванс и разбитыми в пыль мечтами ее сына.

— Работа семейного зельевара предоставляет хорошую и постоянную зарплату, сынок, — непонятно чему усмехнулась женщина и, чмокнув Гарри в черноволосую макушку, отстранилась. — Осмотримся?

Теплая улыбка, нежные руки и счастливые зеленые глаза.

Гарри боялся проснуться.

* * *

Задумчиво рассматривая бордовую жидкость через неяркий свет свечи, Том пытался вспомнить лицо Сми-… Нет, Захарии, когда Риддл попросил у того образец крови.

«Нужно привыкать звать его Захария», — мысленно усмехнулся Темный Лорд.

Мальчик был в ярости, пусть и неплохо замаскировал гримасу нервной улыбкой. Хаффлпаффец так боялся не оказаться его партнером, что Тому было смешно. Несмотря на то, что он полукровке ничего не обещал, тот уже не хотел лишаться Тома. Это было немного странно, но, наверное, это нормально для партнеров? Том не знал, но в любом случае, вскоре все станет ясно.

Хотя темный Лорд, даже когда был первокурсником, ни за что бы не стал хвататься за первого незнакомца, утверждающего, что он, незнакомец, партнер Риддла. Возможно, все дело в чрезмерной заботе родителей о ребенке в послевоенное время, но такое поведение вызывало недоумение и снисходительную усмешку.

Вот так просто: сказал, что ты партнер, и все. Сразу знакомство, ухаживание?

Том не знал, но ему казалось, что это слишком легко. Конечно, он не ждал ничего особенного от первокурсника, вовсе нет. Возможно, следовало подойти позже, курсе на, хотя бы, третьем? Тогда, может быть, было бы хоть какое-то влечение. Ребенок одиннадцати лет, до поступления в Хогвартс даже близко не подпускаемый ни к чему волшебному, не мог знать ничего о магии. Но более того: Захария не слишком хотел знать.

Когда Том пытался разговорить Захарию, подтолкнуть того к обсуждению хотя бы школьных магических дисциплин, все опять возвращалось к тому гербарию. Гербарий, обычный альбом с засушенными растениями, интересовал мальчика больше «махания палочкой» и варки «этой мутной жижи».

Том Риддл, Темный Лорд… не понимал этого.

Ну, Юджин Бо завтра получит новый, срочный заказ. Заказ первостепенной важности.

Иногда Том задавался вопросом: а точно ли Захария его партнер?

* * *

Гарри уставшим и каким-то загнанным взглядом прослеживал в отражении тонкие линии шрамов, оставленных припевалами Нотта. Белесые полоски остались только от особенно глубоких порезов тем ножом, если верить мисс Хартбриф.

Гарри ей не верил, ни капли.

Суметь вырастить с нуля глаза, но не суметь зарастить «глубокие порезы»? Это смешно!

Но шрамы останутся, и это факт. Ему стоит смириться с этим.

Иногда он сомневался в своем решении относительно Теодора. Как бы равенкловец не старался храбриться, каким бы безразличным он не показывал себя Блейзу и Нотту, все это тянуло за собой шлейф из фальши и притворства. На самом деле Гарри было жутко, когда бездонные, почерневшие от расширившихся зрачков глаза первокурсника смотрели на то, как его пытают. Гарри душил страх, на него давила неуверенность, а сомнения отнимали у него язык.

Пусть врага и следует держать близко, это сложно. Все внутри дрожит от напряжения, когда понимаешь, насколько это опасно. И Гарри отвратительно от самого себя, от всей ситуации в целом. Он чувствовал себя загнанным в ловушку.

Но хода назад уже не сделать.

Эванс запутался, когда пытался понять, что же повлекло за собой такое развитие событий. Он ли виноват, виноват ли Малфой, виноват ли Нотт.

Гарри усмехнулся.

Ну, да, последние точно виноваты.

Когда мама спрашивала его, как он провел учебный год, все внутренности будто скручивало узлом и промораживало до самого нутра. Он не знал, что ответить, что можно говорить, а что нельзя. И потому врал. Ложь вязкой смолой оседала на его языке, капала с уголков его рта, лилась в уши его легковерной и такой доброй матери. Гарри уверял Лили, что у него все хорошо, лгал о том, как ему повезло с сокурсниками, рассказал выдуманные истории знакомства. И чувствовал, как вина и стыд сжигают его изнутри.

Она ему безоговорочно верила.

Как же гадко.

— Гарри, ты в порядке? — Из-за двери раздался приглушенный голос матери, — уже пора спать. Не встанешь же завтра.

Поспешно натянув на себя пижамную рубашку, Гарри вышел из ванны, не оглядываясь на зеркало. Он… он подумает об этом позже.

Ложась в кровать, Гарри прикрыл глаза, когда Лили погладила его по лбу. Загасив свечу, она еще раз обняла сына.

— Я соскучилась.

Он обнял ее в ответ и горько улыбнулся. В темноте она этого не видела.

— Я люблю тебя, — с неожиданной даже для него легкостью эти слова соскользнули с его языка так же просто, как и вся та гадкая-гадкая ложь.

Лили счастливо хмыкнула и, на секунду усилив объятия, отпустила сына.

Но ведь это не делает эти слова ложью, верно?

Гарри надеялся, что это так.

— Я тоже люблю тебя, Гарри, — женщина мягко улыбнулась, — спокойной ночи, милый.

— Спокойной.

Чьих-то бережных рук тепло.

* * *

Рассерженное шипение смешивалось со злобным, громким рыком бродячего пса, тяжело оседая в ночной тишине.

Глупый-глупый черный кот полез туда, куда не следовало.

Тяжело дышащий, пускающий пенящуюся слюну огромный пес бездумно рычал на вторгшегося на его территорию глупца. Прижатые к затылку уши и угрожающе оскаленная пасть не внушали должного страха незваному гостю, а нездорово блестящие глаза и смердящее болезнью тело дворняги лишь раззадоривали выгнувшегося дугой кота, боком обходящего своего противника.

Звери застыли друг на против друга. Ненадолго.

Но пес был быстрее, пес был сильнее. Пес был безумнее.

Пес сомкнул пасть на гибком тельце, но взвыл от боли, почувствовав на своей шкуре острые, как бритва, когти, разрывающие ему морду, проливающие на землю грязную, больную кровь. Пес мотал головой, пытаясь сбить вцепившееся животное, и выл, скулил, рычал. Наконец ослабшее тело взмыло в воздух от особенно сильного движения, и пес завизжал. Когда бездвижное тело рухнуло на землю, в лапах поломанного и поеденного зубами трупа что-то блеснуло.

Пес бесновался, тер лапой морду, размазывая кровь по своей грязной шкуре, и выл от боли. Боли в царапинах… в пустой глазнице.

Кот умер, забрав с собой один глаз твари, а пес, все также смердящий безумием и болью, убежал во тьму.

Вот только у котов девять жизней.

---

Примечания:

Хм, 22 глава о возвращении Гарри к Лили, переходная, потому и короткая. Краткий обзор важного. Следующая также переходная, о посещении Диагон Аллеи и поездке на Хогвартс-экспрессе.

Не могу сказать, что я вдохновилась. Скорее просто захотелось что-то написать. Наброски были, дополнила еще кое-какими мыслями и вуаля. Новая глава. Спустя, по сути, 2 года.

Я отвыкла писать. Почти разучилась. Надо восстанавливать навык. Надеюсь, получилось не очень сухо. ^^"

— Опять! — обессиленно взмахнув руками, воскликнула миссис Поттер. Острые каблуки возмущенно защелкали по выложенному плиткой полу. — Опять и снова, в который раз! Сколько можно, Джеймс?!

В голосе женщины слышалась усталая злость и возмущение. Прикрыв глаза и коротко выдохнув, Валерия постаралась собрать себя в кулак. Она не должна позволять себе распускаться. И уж точно не при Джеймсе.

— Милая, — нервно почесав переносицу, натираемую очками, с дрожащей улыбкой неуверенно произнес он, — не от меня это зависит, сама знаешь. Не я вы…

— Да-да! Я это уже слышала! — Все таки не выдержав, рявкнула женщина.

— Ну, вот, видишь? Я же, это… — замямлил Джеймс, но тут же заткнулся, встретив свирепый взгляд жены.

Раздраженно хмыкнув, Валерия передернула плечами. Она подошла к висевшему на стене зеркалу, чтобы в очередной раз поправить ничуть не растрепавшуюся прическу. Вороные пряди перемежались с серыми, так сильно напоминая острые перья сороки, и придавали лицу еще более усталый и хищный вид. Прикрыв наполненные бессильной злостью глаза, миссис Поттер на мгновение замерла.

Нельзя, нельзя показывать слабины.

— Уж в этот-то день мог хотя бы сделать вид, что тебе небезразлично, — резко произнесла женщина.

Джеймс вздрогнул, как от пощечины.

— Я забыл.

Они оба понимали, насколько жалко звучит это оправдание.

На узких, ярко окрашенных губах расползлась насквозь фальшивая улыбка. В глазах — пустота зеркал.

— Ни минуты не сомневалась, — она знала, что лгала. Он не знал. Впрочем, они никогда не были близки.

Хлопнув в ладоши, слегка сутулая спина женщины неестественно выпрямилась, а пустые глаза наполнились несгибаемым упрямством. Ни следа былой усталости и злости, лишь гордость чистокровной и сила вздорного характера.

— Передавай мои наилучшие пожелания своим друзьям, мой дорогой муж.

* * *

— Надеюсь, мы в расчете, Люциус, — благодарно склонив голову, произнес Александр Нотт.

Люциус тяжело вздохнул и покрепче перехватил трость. Мягкая спинка кресла чуть скрипнула, когда он перенес вес на нее.

— Да, теперь да. — блондин на секунду задумался, сверля взглядом пол, но через мгновение оторвался от своих мыслей. — Все же, как бы неприятно это было бы признавать, мой сын также участвовал в этом безобразии.

Нотт махнул рукой.

— Я прекрасно знаю своего сына, так что нет нужды брать вину на себя, — Александр скривил губы в подобие улыбки, — и все же мне любопытно… Я получил лишь чек постфактум, но не в курсе списка травм мальчишки.

Люциус поморщился и поднял взгляд на собеседника. Лорд Малфой благодарил всех богов, что Нарцисса в свое время воздержалась от вступления в ряды Пожирателей. Он не был уверен, что смог бы сохранить то же достоинство, что и Нотт, если бы его сын был… таким же. Он был наслышан о “достижениях” Теодора, и был впечатлен изобретательностью молодого человека в достижении своих целей. Вот только цели у него были весьма сомнительными.

— Основной проблемой были глаза, сам понимаешь, — цокнув языком при воспоминании о цифре в выплате целителю, сказал Люциус, — слишком увлеклись, как они сами утверждают. — Александр кивнул. — Потом… были переломаны кости в кисти правой руки, вывих локтевого и плечевого сустава левой руки. Трещины в паре ребер от ударов в торс. И много, очень много порезов.

— Слышал, мальчишка почти скончался от потери крови? — Лорд Нотт потер подбородок.

Хмыкнув, Малфой отрицательно покачал головой.

— Нет. — Александр удивленно приподнял брови, — единственной действительно проблемной травмой были вырезанные глаза. Остальное — лишь глупые развлечения.

Брюнет припомнил разговор с сыном и нахмурился, находя несоответствия.

— Тео рассказывал, что Эванс потом едва ли не сливаясь со стенами ходил.

Люциус фыркнул.

— Эвансу, как и Теодору, одиннадцать лет. Много ли надо одиннадцатилетнему мальчику, чтобы сломаться? Впрочем, — Малфой перевел взгляд на свежие цветы, стоявшие в вазе на кофейном столике, — ослепление у кого угодно бы выбило почву из под ног. А твой сын, прости конечно, приукрасил события, преисполненный довольством собой. Полукровка был весь изрезан и исцарапан ножом, а также знатно побит, но никаких непоправимых или в самом деле угрожающих жизни травм нанесено ему не было.

— Однако..?

— Однако я попрошу тебя приглядывать за своим сыном. Такого повториться не должно.

* * *

Гарри лежал на кровати и задумчиво пялился в потолок. Зеленые глаза разбирали по трещинкам уже более-менее привычную поверхность. Этот дом был достаточно новым, потому древесина еще не потемнела от времени, а еженедельная уборка не оставляла пыли и паутине и шанса.

Это лето было коротким и дождливым, но в небольшом домике, стоящем на краю лесной опушки, такая погода переносилась “на ура”. Обычно сухой лес был как никогда свеж и зелен в такую погоду, а слегка прохладная погода вызывала сонливость. Непривычно свежий воздух создавал легкость в голове. Немного ныло плечо от особо активных лазаний по лесу, но на общем фоне впечатлений от нового места жительства этот дискомфорт попросту забывался.

Тихо, спокойно. И никаких людей.

Гарри провел все лето, не видясь ни с кем, кроме своей матери, и был абсолютно рад этому факту. Не чувствуя давления со стороны окружающих, ему даже думать было легче. Проводя дни, обследуя окружающий их лес, Гарри во второй раз в жизни почувствовал дух волшебства. В этот раз, однако, без всяких зелий в еде.

Первую неделю он ходил по дому, настороженно присматриваясь к теням в углах коридоров и комнат, нервно оборачиваясь на скрип древесины и шум листвы за окном. Ел мало, и как только мог, сразу же скрывался в своей комнате, недоверчиво садился на необычайно мягкую кровать и широко раскрытыми глазами вбирал в себя ошеломляюще сочную зелень листвы деревьев вокруг. Мягкая полутень, дарованная вечно пасмурной погодой нежаркого лета, мягко обволакивала будто бы горячечный, обоженный тревогой и кошмарами разум, успокаивая.

Тогда, ночью, он лежал, укутавшись в одеяло с головы до ног, и завороженно слушал тишину.

На следующий день он вышел наружу, осмотреться. Их небольшой светлый домик со всех сторон обступали могучие стволы деревьев, что шелестели зеленой листвой. Густая темная трава мочила ноги несбитой утренней росой, а свежесть еще не полностью растворившегося рассветного тумана мягко оседала на языке при каждом вдохе.

Перед тем, как отправиться на работу, его мама сказала, что этот лес является волшебным. Не сплошь и полностью пропитанный волшебством, как Запретный лес у Хогвартса, но тоже не лишенный своей магии. Гуляя, здесь можно было найти некоторые виды распространенных магических растений, а порой и будто бы разумных животных, чьи умные глаза так отличались от обычно бестолково-пустых глаз их собратьев.

И Гарри направился вглубь, ступая по незаметной лесной тропе.

Иногда он терялся и часами ходил буквально вокруг трех деревьев, и он был уверен, что запутался он не сам. Порой он выходил на прогулку с корзиной в руках и точным инструкциями матери, выискивая нужные ей растения или ягоды. А случалось и так, что ему приходилось натыкаться на странные чащицы, где ведьмины круги окольцовывали нетронутую человеком природу. Один раз он даже попытался интереса ради погнаться за мелькнувшей в листве лисицей, но странным образом вышел к дому.

Это было тихое, спокойное время без нервотрепки и несчастий. Лили улыбалась, а Гарри не нужно было ждать подвоха со стороны. И он смог вдохнуть спокойно, ощущая, как сжимавшее его до этого кольцо напряжения рассыпалось, снимая с него странное оцепенение. Этим летом он был в кои-то веки счастлив.

Правда периодически его спокойствие прерывали письма от Блейза и Нотта. Гарри сам еще в начале решил, что не будет сам инициировать переписку, потому что, несмотря ни на что, сильной приязни он к этим двум не испытывал. Блейз был непонятным слизеринцем с непонятными целями и намерениями, а Нотт вызывал мерзкую дрожь своей сладко-ядовитой манерой поведения. С ведением переписок мнение Эванса не слишком о них поменялось. Некоторые слова и фразы Нотта вызывали попеременно то отторжение, то злость, то склизкий страх. Блейз же, несмотря на свою общую замкнутость, вызывал хоть какую-никакую, но симпатию. Он не пытался угрожать, не делал сомнительных намеков или двояких предположений. Он просто… общался. Спрашивал, как дела у Гарри, рассказывал, как ему самому живется с матерью, не напирал, если Гарри оставлял вопросы без ответов. И Гарри это ценил.

Это было хорошее лето.

Прикрыв глаза, Гарри медленно встал с кровати, не глядя надевая на переносицу новые очки, подаренные ему матерью на день рождения. Он уже мог почувствовать легкий и свежий запах блинов, который так хорошо сочетался с лесной влагой и уютом обживаемого дома.

— Сынок, ты уже встал? — постучавшись, Лили приоткрыла дверь и лукаво улыбнулась, увидев заспанное лицо мальчика. — Идем в столовую.

Другая непривычная для Гарри деталь этого дома — кухня и столовая находились хоть и в соседних комнатах, но раздельных. Но он не мог не оценить этого, потому что не всегда хотелось чуять запах рыбы или сырого мяса, который часто царил на кухне вечерами во время приготовления пищи.

Быстро переодевшись и умывшись, он направился к источнику аппетитного запаха.

— Сегодня я сделала блинчики, ты не против? — Лили расставляла тарелки на небольшом столике, по центру которого гордо возвышалась небольшая стопка аккуратных блинов.

Гарри улыбнулся и качнул головой.

— Приятного аппетита.

Завтрак начался.

* * *

— Вы уверены?

Невысокий мужчина азиатской внешности лишь углубил поклон.

— Абсолютно, мой Лорд. Истинность результатов не подвергается сомнению.

Что Тому Риддлу нравилось в этом маге, так это отсутствие излишней услужливости и заискивания. Юджин Бо констатировал факты, и слова его всегда умудрялись балансировать на тонкой грани самоуважения и подчинения.

Но новости оказались… неожиданными. Однако нельзя сказать, что Том был ими недоволен. Многое придется менять в свете открывшихся фактов.

— Что ж, благодарю за ваши услуги, мистер Бо. Вы свободны.

Вновь поклонившись Темному Лорду, Юджин Бо бесшумной походкой скрылся за дверями кабинета. Переведя взгляд расчетливых глаз на ждущую приказа ведьму, Волдеморт произнес:

— Отправьте обливиатора к юному мистеру Смиту. Не полностью сотрите, просто подправьте.

Женщина кивнула и направилась к камину.

— Будет исполнено, мой Лорд.

* * *

— Ничего не забыл, Гарри?

— Не забыл, — короткий кивок.

— Что ж, хватай меня за руку, — мягкая улыбка, — отправляемся на Кингс-Кросс.

---

Примечания:

Начну писать малыми главами. После долгого перерыва сложно вернуться к старому формату.