История третья: вместе (гет)

Свет в гостиной не горел. Сережа сидел в темноте и смотрел с балкона на разноцветные блики в канале.

Вся информация, которая попадает к нему встраивается в систему. Так собирается паззл — только этот паззл имеет множество измерений, глубину и плотность, он дышит, живет меняется… его можно менять.

Сережа не прикладывает усилий, чтобы собрать его — он всегда собирается сам. А дальше… остается лишь смириться с неизбежным.

Как бы его не пугало происходящее.

Они срастаются боками, как сиамские близнецы — и катализатор процесса, несомненно, то сильное общее чувство, которое они испытывают к Джине.

Страшно — пиздец как. Доктор Аурелио пытается утешить Сережу, но ему все равно очень страшно.

Но не делать выводов и не видеть вдаль он просто не может.

Ему осталось меньше года. И хорошо, если больше нескольких месяцев.

Птица меньше боится, ага. Птица понимает, что он не только теряет, но и приобретает.

Сережа тоже приобретает, но что он приобретает!

Можно паниковать сколько угодно. Можно мучить Аурелио, можно ныть в плечо бесконечно терпеливому Олегу, но в этом всем, в этом нет никакого смысла. Ни-че-го не изменить. Остается только готовиться к будущему сейчас.

Сережа не видит своей судьбы в Италии. Здесь мило, но это не его место, не его страна.

Соболев поможет решить им… некоторые вопросы. Они же помогли геополитическим интересам родины, верно? Сережа даже сам не ожидал, насколько охотно конкуренты вцепятся Маркезе в горло лишь только трон шатнется под ним. Позвонить Игорю, порадовать его — он оправдан по всем статьям? Нет, не стоит, Игорь скорее всего пошлет их нахер вместе со всей Италией.

Сережа задумчиво переплел пальцы. Блики скользили по воде и им вспоминалась темнота, разбитая огнем. Отвечать за это им не придется. Перед законом — не придется.

Однако… Сережа видит свое будущее в России, но не видит в этом будущем одного человека.

Родственники последнего участника аутодафе, судя по скорости, с которой они делили наследство, предъявлять Сереже точно не будут. От Зильченко — некому больше предъявлять. У банкирши родни не было. А вот Гречкин-старший — враг. Сына своего он Сереже никогда не простит.

И не лучше ли побеспокоиться об этом уроде заранее?..

“Да найди ты киллера, — лениво подумал Птица. — Никто не свяжет с нами его смерти”.

Вот поэтому Сережа и не хочет с ним сливаться! Не будет он искать никакого киллера.

“Извернешь так, чтобы его вместо тебя нашли другие”, — хихикнул Птица у него в голове.

Да, извернет. В конце концов, Сережа не в ответе за чужие моральные принципы или их отсутствие, верно? И, если получив кое-какую информацию, бизнес-партнер Гречкина, решит избавиться от своего сотоварища — разве Сережа в этом виноват? Он даже врать не станет. Он только… кое-что предложит.

Главное — предложить нужным людям. А вот тут ему поможет один торговец информацией, который специализируется на характеристиках…

Тошное, противное чувство, с которым он обдумывал комбинацию исчезло, смытое волной бодрящей злости. Гречкин-старший — урод, не лучше своего сыночка. И Сережа ведь знает, кто платил тому доктору, что едва не убил их своими лекарствами!

Они откинули крышку ноутбука и бледный, голубоватый свет залил им руки и клавиатуру.

“Привет, Артур…” — начали набивать они.

А вот Джину в своем будущем они очень даже видели. Только согласится ли она переехать в Россию из солнечной Италии? Сережа пока боялся с ней об этом заговаривать — Джине и без того пришлось многое пережить. Пусть у них будет хоть небольшой период мира и спокойствия, без судьбоносных решений и потрясения основ, окей?

Джину они сегодня не ждали, но она приплыла, машинально назвав их адрес моторке. Джина была сильно под газом.

— Мы сидели с И-изой и ее сестро-ой… — пояснила она. — А потом я поплыла домой, но почему-то тут… ой!

Нога ее в высокой каблукастой туфле подвернулась и Джина повисла на нем. Мягкая, теплая и совершенно пьяная, наверное она считает, что он каменный. Сережа мешал Птице приставать к ней всю неделю, он больше не может.

Сережа выдохнул, взял (очередной раз) себя в руки и усадил Джину на стул в прихожей. Снял с нее туфли.

Что и как произошло дальше, кто потянулся первым — они не помнили. В голове словно взорвалась пачка фейерверков, мешая связно мыслить и только застежка на платье Джины, потребовавшая для своего расстегивания определенного интеллектуального усилия, привела их в чувство.

Надо остановиться. Она пьяна и… не на полу же, у входа в дом!

— Ракушки друг к другу потяни… — выдохнула им в ухо тайну хитрой застежки Джина.

Значит она понимает, что происходит, это уже хорошо.

— Давай не на полу, — поведали они ей свое сокровенное желание. — Пойдем.

Сережа держался на последних остатках воли и разума. Пьяное зачатие — не то, что он мог бы пожелать своим будущим детям. Если Джина не дождется и заснет или передумает, пока он там ходит — значит оно и не надо было.

У Олега точно есть, он часто не ночует дома.

У Олега было. С щедрой руки он вывалил им на ладонь штук восемь.

— Серьезно? — спросил Сережа. — За какого гиганта мысли ты меня принимаешь?

Олег скорчился от беззвучного хохота.

— Учти, они светятся, не пугайся, — предупредил он.

— Ты потерять его что ли боишься? — не выдержали они.

— Серега! — Олег ухватил их за плечи и развернул. — Тебя там девушка ждет, а ты со мной треплешься, иди уже! А то я подумаю, что я тебе больше нравлюсь, прааативный!

С этими словами Олег легонько пнул их коленом под зад, и вообще-то был прав.

Джина дождалась — и все окончательно улетело в пронизанную цветными искрами бездну…

— За какого гиганта мысли я его принимаю, — хмыкнул Олег. — Надо же было так сказать…

Олег, просто, в отличии от некоторых, имел-таки опыт отношений. И прекрасно знал, что такое — первый раз с девушкой, которая тебе реально нравится. Все, завтра он на полигон, доктору скажет, чтобы к внукам езжал — Серегу они завтра не увидят. Вот так Олег с учебки к Ларке ездил — выходные пролетали, как один миг, как в анекдоте: “А потом чего? Потом, ну… лыжи снял”.

За какого гиганта он Серегу принимает… Ребята, да дай бог, чтобы вам хватило! Фух, твою мать, даже не верится, что эта история благополучно закончилась…

Джине так хорошо, так уютно спалось! Спала бы она и дальше, но ей просто захотелось в туалет — и она проснулась. Чтобы выяснить — так славно спала она вовсе не у себя дома. Судя по интерьеру… почему с пьяных глаз ее несет к Сереже?

Ой, а вот же и сам Сережа! Мммммаааать…

Джина со стоном уткнулась лицом в подушку. В голове мелькали картины из вчерашнего вечера — она сидела с Изой и ее сестрой в баре и думала… да, думала как раз о том, что надо дать шанс их с Сережей отношениям и прикидывала, как половчее ему об этом намекнуть, чтобы он точно понял намек…

Намекнула. Точно понял. Точнее не бывает. Не надо было столько пить, а напившись — ни в коем случае нельзя было сюда ехать!

Господи, она же едва не отдалась ему прямо на полу в прихожей. Вот это она молодец, всегда именно так и надо делать!

“А теперь повернись к нему и объяви “я решила дать нашим отношениям шанс”, — съехидничал внутренний голос.

А Сережа совершенно мирно спал, обнимая подушку. Спина его ровно вздымалась опускалась, встрепанный такой…

Джина тихонько сползла с кровати и огляделась. В туалет — надо выйти в коридор, но не голышом же, радовать Аурелио с Олегом! Где ее платье?

Вчерашний вечер вспоминался урывками, лучше всего Джина помнила, что ей было хорошо — а вот куда при этом подевалось платье, где ее телефон, сумочка и обувь — все эти мелочи сознание сочло несущественными.

Платья нигде не было. Зато футболка Сережи удачно свисала с тумбочки и Джина, чтобы не бегать голышом, схватила ее.

В ванне долго разглядывала себя в зеркало и боролась с желанием попить воды из-под крана. Похмелье было не сильное, но все же было. Волосы перепутаны, тушь потекла. Королева!

Джина тщательно умылась и тихонько вернулась в комнату. Сережа так и спал, зато Джина вдруг приметила у кровати мини-холодильник. О! Газировочка.

Ну и что теперь, растолкать его и спросить: “Сережа, где мое платье?”

Или забраться обратно в постель, сделать вид, что спит и пусть он, как проснется, сам придумывает, что ей сказать?

А правда, пусть сам придумывает. У Джины сейчас такая пустая и легкая голова, что умных мыслей в ней точно не найти.

Джина стянула с себя футболку и положила там же, где и взяла — на тумбочку. Осторожно вползла обратно на кровать и потянула на себя простыню. Сережа чуть шевельнулся, а потом… Джина едва не пискнула от неожиданности — он опять это сделал! Сложил на нее свои воображаемые крылья, которые она каким-то совершенно сумасшедшим образом ощущает!

Она так сама спятит!

А Сережа так и не проснулся… Да?

Джина бросила взгляд из-под ресниц, но длинная челка мешала ей рассмотреть его лицо. А дыхание все так же было ровным. Спит, точно спит, да еще уютно так спит, зараза!

Джина прикрыла глаза и совершенно незаметным образом задремала сама. В полусне ей мерещилось странное, виделось, что у Сережи в самом деле есть черные вороньи крылья, а еще во сне у него было две головы… Santa Maria, пригрезится же такое.

Потом Джине приснилась старая женщина на фоне зеленых холмов. Женщина в старомодном шерстяном платье, стройная и сухая, как палка. Древняя как те холмы — но ее волосы еще хранили следы прежней буйной рыжины. У женщины были пронзительнейшие зеленые глаза.

И смотрела старуха прямо на Джину, совершенно нечитаемым взглядом.

— Тебе отдать — но тебя отдам, — медленно сказала старуха. — Твоя судьба за тобой уже пришла.

И Джине стало так жутко, до мурашек по плечам, что она немедленно проснулась.

— Что-то случилось? — спросил ее Сережа. — Плохой сон?

Он уже не спал тоже.

Джина сжалась в комок — сон оставил за собой стиснувшее когти на сердце ощущение беды.

Сережа притянул ее к себе, Джина ткнулась носом ему в плечо, постепенно успокаиваясь. Все умные и не очень слова, которые она собиралась сказать, как метлой вымело у нее из головы.

— Опять снилась старуха, — глухо сказала она. — Она мне с детства снится и… говорит странные вещи.

— Какие? — заинтересовался Сережа и Джина почти привычно уже ощутила спиной прикосновение незримых перьев.

Птица прав — это успокаивает…

— Разные… — рассеянно сказала Джина, прижимаясь плотнее. — Однажды она сказала мне, чтобы я не бежала, потому что его душу давно забрали…

— Чертовски зловеще звучит, — заметил Сережа. — Я бы тоже пугался таких снов. Знаешь, кто эта старуха? — спросил он.

— Кто? — шепнула Джина, которой вдруг показалось, что Сережа может знать эту страшную тайну.

— Я тебя разочарую, — тихо вздохнул он. — Эту старуху зовут “твоя тревожность”. Никакой мистики, просто малоизученные процессы подсознания…

— О, — сказала Джина.

Это успокаивало и правда немного разочаровывало, но в этом определенно было рациональное зерно. Разве не думала она про судьбу, снова оказавшись в этом доме после разрыва с Сережей, как ей тогда казалось — окончательного?

— Давай мы тебя утешим, — муркнул ей Птица и, прежде чем Джина успела что-то сказать, перешел от слов к делу. И ей совершенно расхотелось что-либо говорить.

Раз они все равно проснулись вместе, какой смысл мучить себя и его?

После они снова дремали, и никакие старухи Джине больше не снились. Она и не засыпала — Сережа то и дело щекотал ей спину, когда она меньше всего этого ждала. Нет, не Сережа, Птица — его развлечения. Неожиданно махнуть ей крылом по спине и смотреть, как она пищит!

— Я же и ответить могу! — пригрозила Джина, перехватывая прядь волос, как кисточку.

… Платье они так и не нашли. Сережа тоже не помнил точно, когда оно пропало. Он уверял Джину, что привел ее сюда в платье, а потом она встретила его уже без… Сережа проверил на балконе, Джина заглянула под кровать, но и там ничего не было. Потом они проверили гардеробную, хотя Джина сильно сомневалась, что платье там. И его там и не оказалось.

Они искали платье по дому, но нашли только пакеты из доставки на столе и записку от Олега.

“Серега, не вздумай сам ей ничего готовить, у вас только-только наладилось. Я вернусь вечером, Капут будет в понедельник”, — гласила записка.

— Вовремя он, — заметил Сережа. — Давай тебе платье курьером закажем? Боюсь, твое нам не найти…

Зато в прихожей нашлись ее туфли и ее сумочка с наглухо севшим телефоном. Мамочки, она ведь должна была идти в музей!

— Сколько времени?! — испуганно спросила Джина.

Сережа бросил взгляд на запястье:

— Два пятнадцать. Во сколько вы должны встретиться?

— В три, — простонала Джина.

Она могла еще успеть, но не в Сережином же халате ей идти в музей?!

Он, похоже, думал о том же:

— Перенести сможешь? Я сам сбегаю, куплю тебе платье… и расческу.

Джина пощупала свою гриву, в который раз позавидовав девушкам с прямыми волосами. И подумала, что раз уж так — то лучше ей сегодня никуда не ходить. Потому что если она прибежит в музей в таком виде — на подкашивающихся ногах, в необмятом по телу платье, дочесываясь на ходу — у мамы точно возникнут вопросы, где она ночевала.

Это от Изы можно отделаться фразой "у нас ничего серьезного, это просто лекарство от прошлых отношений", с мамой этот номер не пройдет. Мама обязательно решит выяснить про дочкиного кавалера все досконально, с обязательной проверкой, для него ли ягодка росла. И ещё ни один претендент на роль сборщика ягод ее не устроил.

И если Джина выдаст номер из разряда "у него раздвоение личности, но он лечится" и порадует маму новостью, что Сережа больше не маньяк — реакцию даже представить сложно.

Если мама про него узнает, то только как про Сергея Иванова. И точно не сейчас.