Фиктивный брак (гет)

Рон стоял посреди номера, который, судя по всему, принадлежал Малфою, и чувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Не то чтобы он был не знаком с беспорядком, всё-таки жизнь в Норе, с её вечно переполненными комнатами, скрипучими лестницами и тайниками, полными странных и порой опасных вещей, не прошла даром. Но этот хаос был иным — холодным, чужим, пропитанным отчаянием.

Вещи разбросаны не с мальчишеской беспечностью, а со слепой яростью, словно здесь бушевал зверь, разрывая всё на своём пути. На полу, среди перевёрнутой мебели и осколков стекла — словно зловещие рубины — темнели липкие капли крови. Они стягивались в маленькие лужицы в углублениях паркета, впитывались в трещины между досками, оставляя после себя тёмные, зловеще блестящие пятна. Несколько капель забрызгали светлый ковёр у камина, оставив на нём узор, похожий на распустившийся цветок граната, и Рон, не желая знать ответ, уже догадывался, кому они принадлежат. Рядом с кроватью лежал маленький пучок ярких, рыжих волос.

Волосы Джинни.

Рон сжал кулаки так сильно, что ногти больно впились в ладони, оставляя на коже наливающиеся кровью полумесяцы. Гнев и беспокойство бушевали в нем, словно с цепи сорвались адские псы. Рычание застряло в горле, грозясь вот-вот вырваться наружу диким криком. Где она? Что с ней сделал этот ублюдок Малфой? Вопрос взвивался в голове зазубренным клинком, разрубая в клочья остатки разума, лишая способности мыслить здраво.

И куда, Мерлин его побери, пропал сам этот слизеринский гад? Не мог же он просто испариться, оставив после себя этот хаос из поломанной мебели, крови и отчаяния?

Всё началось с того проклятого сообщения. Знакомый гном из Министерства, обязанный Рону крупной суммой, отписался ему на рассвете: «У тебя проблемы. С сестрой. Не тяни». Ни подробностей, ни объяснений. Только это леденящее кровь предупреждение.

Рон не долго думая отправился на этот греческий остров, где, как он надеялся, Джинни проводит фиктивный медовый месяц с Драко Малфоем.

Фиктивный!

Это проклятое слово отдавалось теперь в голове Рона тупой болью. Он уже сто раз пожалел, что подтолкнул Джинни к этому браку. Она не хотела связываться с Малфоями, не хотела играть эту навязанную ей роль. Но тогда ему казалось, что это единственный выход. После свадьбы Гарри и Гермионы жизнь Джинни превратилась в ад. «Брошенка Уизли», «жертва собственной любви», «сталкерша, преследующая беременную миссис Поттер» — эти заголовки в «Пророке» не давали ей прохода. Джинни начала пить, много пить, и Рон просто хотел, чтобы она наконец-то обрела покой. Пусть даже в роли жены Драко Малфоя.

Рон надеялся, что этот брак, эта иллюзия счастья, хоть немного излечит её разбитое сердце, затянет раны, нанесённые жестокостью судьбы и равнодушием тех, кого она любила. Он наивно полагал, что Малфои, не станут рисковать своей шкурой и трогать Джинни. Не сейчас, когда их репутация напоминала карточный домик, готовый рухнуть от малейшего дуновения ветра. Ведь им нужно было вернуть себе доброе имя, втереться в доверие к победителям, показать всем, что они порвали с прошлым, что они теперь на стороне света. И что может быть лучшим доказательством их лояльности, чем брак их наследника с бывшей девушкой самого Гарри Поттера?

Общество, уставшее от войны и жаждущее зрелищ, проглотило эту наживку, не задумываясь о том, что скрывается под блестящей позолотой. Поверило в эту сказку о любви, вспыхнувшей между бывшими врагами, словно феникс из пепла старых обид. Газеты разошлись миллионными тиражами, фотографии Джинни и Драко, обменивающихся нежными улыбками под вспышками фотокамер, не сходили с первых полос, а светские хроникёры захлёбывались от восторженных комментариев, описывая каждый шаг этой «идеальной пары». Но Рон знал правду. Правду, которую нельзя было спрятать за фальшивыми улыбками и холодным блеском драгоценностей. И эта правда сейчас, глядя на кровавые пятна на полу и вырванные рыжие волосы, лезла ему в горло, словно ледяная рука, сжимающая сердце в мертвой хватке.

— Всё произошло здесь, — раздался за его спиной тихий, но отчетливый голос Полумны. Рон даже не услышал, как она подошла, так был поглощён своим гневом и страхом, — в комнате Джинни идеальный порядок. Я проверила.

Рон медленно кивнул, продолжая сжимать кулаки. Он не сомневался, что Полумна права. Лавгуд обладала этой удивительной, почти сверхъестественной способностью замечать то, что другие не видели, видеть скрытые знаки и символы там, где другие видели лишь хаос.

Они прибыли на остров вместе. Сообщение от информатора — лаконичное, как приговор, — застало их в постели. За последние дни их отношения приняли очень странный характер, превратившись в порочную, разрушительную связь, в которой не было места для любви, только для страсти. Дикой, всепоглощающей, лишённой всяких правил и запретов. Словно они оба пытались утопить в ней собственных демонов, не задумываясь о последствиях.

Безудержный секс, который кружил голову, словно вихрь, уносящий в бездну забвения, выжигал всё дотла, оставляя после себя лишь сладкую истому и пугающее, животное желание ещё, ещё, ещё…

Рон постарался не думать сейчас о Полумне, о том, как она смотрит на него своими огромными, немного безумными глазами, как её пальцы путешествуют по его телу, будто ища секретные кнопки, которые могут пробудить в нём зверя. Сейчас у него была задача посложнее, чем разгадывать загадки собственной души и тела.

— Как ты думаешь, чья это кровь? — спросила Полумна, наклонившись к полу и разглядывая тёмные пятна с нескрываемым интересом.

— Надеюсь, ублюдка Малфоя, — прорычал Рон, не в силах оторвать взгляд от пучка рыжих волос.

Полумна выпрямилась и тихо подошла к нему. Её пальцы, лёгкие и прохладные, коснулись его плеча, и Рон невольно вздрогнул. Это нежное прикосновение резко контрастировало с бурей эмоций, бушевавшей в его душе. В другой ситуации он бы обнял её, прижал к себе, искал утешения в её близости… Но не сейчас. Не тогда, когда его сестра…

— Мы найдём её, — тихо сказала Полумна, и её голос, обычно немного отстранённый, сейчас звучал твёрдо и уверенно, — обязательно найдём.

Рон прошелся по комнате, словно зверь, осматривающий чужую территорию. Он заглянул в каждый угол, подергал дверцы шкафа, даже выдвинул ящики комода, забитые мужскими вещами — преимущественно черного цвета, разумеется.

— Её вещи тоже все на месте, — раздался за его спиной голос Полумны.

Рон поёжился. Он ненавидел, когда Полумна так делала — читала его мысли, заканчивала за него фразы, словно он был не бывшим чемпионом по шахматам среди гриффиндорцев, а каким-то тугодумом-хаффлпаффцем. Но сейчас её слова отдавались в голове тревожным эхом.

Холодок пробежал по его спине. Он уже не сомневался, что Малфой как-то замешан в исчезновении Джинни. Этот скользкий тип наверняка задумал какую-то гадость. Но что? И главное — зачем?

— Останься здесь, — бросил он Полумне, выходя из комнаты, — я сейчас вернусь.

Он спустился вниз, перепрыгивая через ступеньки. Нужно было действовать быстро. Расспросить персонал отеля, отдыхающих, может быть, кто-то что-то видел, что-то слышал…

Полумна молча кивнула ему вслед и направилась в противоположную сторону. Рон был слишком взвинчен, слишком сосредоточен на своих мыслях, чтобы обратить внимание на то, как странно блеснули её глаза, когда она коснулась рукой одной из картин, украшавших стены холла.

— Да, играли они убедительно, — пробормотал Рон, — он — весь такой галантный, она — смеётся, глазками стреляет… Искры прямо летали! — передразнил он горничную.

Рон невольно передёрнул плечами. Сколько раз он уже слышал эту фразу про «искры»? Персонал виллы, отдыхающие, даже продавец сувениров на пляже — все в один голос твердили о том, какая красивая пара из них получилась. Словно он снова читал «Пророк» последние несколько месяцев, где фотографии Джинни и Малфоя не сходили с первых полос. «Любовь, победившая вражду», «свадьба года», «страсть, рождённая в пламени примирения»…

Рон и сам, глядя на эти снимки, иногда ловил себя на мысли, что между Джинни и Малфоем действительно что-то есть. Не любовь, конечно, но какое-то притяжение, некая химия… В конце концов, они оба были молоды, красивы, полны жизни…

«Не неси чушь, Уизли, — прервал он сам себя, — это всё постановка. Игра на публику. Они оба просто хорошие актёры».

Но где-то глубоко внутри, под слоем гнева и беспокойства, шевелился червь сомнения. А что, если…?

Он вспомнил их последний разговор с Драко — неожиданно спокойный, даже доверительный. Они обсуждали тогда Джинни, её состояние, её будущее… И Рон поймал себя на мысли, что Малфой… понимает его. Понимает его чувства, его тревогу за сестру.

Это было самым страшным. Рону не хотелось признавать, что Малфой может быть… нормальным человеком. Не самодовольным ублюдком с замашками аристократа, а просто парнем, который оказался в сложной ситуации и пытается найти из неё выход.

Он отмахнулся от этих мыслей. Сейчас не время для самокопания. Нужно было действовать. Найти Джинни. И узнать, наконец, что же произошло на этом проклятом острове.

Рон резко остановился, и его словно током ударило. Мысль, которую он так долго прогонял от себя, вновь ворвалась в его сознание, принося с собой холодный ужас.

Год назад из Министерства поступила информация о том, что в Европе замечен волшебник, похожий на Грегори Гойла, одного из закадычных дружков Малфоя. Этот тип разыскивал бывших пожирателей смерти, скрывающихся от правосудия. Рон тогда участвовал в его захвате, даже получил этот шрам на щеке — на память о встрече.

Но Гойлу удалось ускользнуть. А что, если…

В животе всё перевернулось от ужаса. Что, если это Гойл и ещё кто-то из пожирателей, похитили Джинни и Малфоя?

Или этот слизеринский ублюдок решил вернуться к своим? Примкнуть к бывшим пожирателям смерти? А Джинни просто попала под раздачу? Эта мысль пронзила Рона острой иглой страха. В её комнате был идеальный порядок, только кровать расправлена, словно она встала посреди ночи и… отправилась в номер к Малфою? А там…

А что там? Что могло произойти в этой комнате, наполненной сейчас запахом чужой жизни, чужой драмы? Рон поёжился, отгоняя от себя мрачные образы. Он должен сосредоточиться, должен думать логически, иначе…

— Рон, — раздался за его спиной тихий голос Полумны.

Он резко повернулся, словно от неожиданного удара, и почувствовал, как у него затряслись руки.

Полумна стояла в дверях, и на её руках, словно огромный белоснежный ком, лежал… кот. Кот с невероятно пушистым хвостом, который он лениво поводил из стороны в сторону, словно веером.

— Что? — прохрипел Рон.

— У меня плохие новости, — сказала Полумна, и её голос, обычно немного отстранённый, сейчас звучал глухо и тревожно. Она погладила кота по голове, и тот довольно замурлыкал, словно ничего не происходило.

* * *

Джинни застонала, и стон этот, подавленный, хриплый, превратился в горле в сухой скрежет. Губы, словно склеенные смолой, отказывались подчиняться. Воздух с трудом проникал в лёгкие, вынуждая её делать жадные, рваные вдохи.

Внезапно чьи-то руки осторожно, но настойчиво приподняли её голову. Холодная жидкость обожгла горло, заставив её инстинктивно сжаться, но тут же пришло удовлетворение — чистая, прохладная вода промыла пересохшее горло, принося с собой долгожданное облегчение. Джинни жадно глотала, не в силах оторваться, пока чьё-то «хватит, полегче» не заставило её остановиться. Голову аккуратно опустили на что-то мягкое, и Джинни позволила себе на мгновение расслабиться, приходя в себя.

— Хочешь ещё? — раздался рядом голос. Низкий, с хрипотцой, но в то же время — удивительно мягкий, словно бархат.

Джинни с трудом раскрыла веки и взглянула на того, кто её поил. Он показался ей ангелом, сошедшим с небес. Светлые, словно тронутые серебром, волосы обрамляли лицо, которое она видела словно сквозь туман — высокий лоб, острые скулы, и глаза… серые, как грозовое небо, но сейчас в них читалась такая печаль, такая тревога, что сердце Джинни сжалось от боли. Неужели он плачет? Неужели ангелы умеют плакать?

— Я не хочу уходить, — прошептала она, протягивая к нему руку.

Ангел глубоко вздохнул, и ей показалось, что по его щеке действительно скатилась слеза. Или это был просто обман зрения? Она не знала. Силы ещё не вернулись к ней полностью.

— Никуда ты не уйдёшь, — прошептал он в ответ, и его пальцы осторожно обвили её запястье, — я тебя не отпущу.

Джинни слабо улыбнулась. Его прикосновение жгло огнём, но это был приятный, согревающий огонь. Она уже ничего не понимала — ни где она, ни кто он, этот прекрасный ангел, склонившийся над ней. Но сейчас это не имело значения. Она была в безопасности. Она была дома.

Драко отжал тряпку, стараясь не смотреть на темные пятна, расцветающие на грубой ткани, и ещё раз провел ею по раскаленному лбу Джинни. Она горела. Горела в огне лихорадки, которая охватила её тело после падения. И дрожала. Мелкая, судорожная дрожь пробегала под его пальцами, словно она замерзла, хотя воздух в хижине был наполнен духотой и запахом трав, которыми он пытался сбить жар.

Джинни ударилась головой сильно. Он сразу остановил кровь, но… она уже сутки не приходила в себя. Бредила, металась в лихорадке, звала мать, брата… иногда — Поттера. Его имя она произносила с особой болью, словно это он был виноват во всем происходящем. Иногда она открывала глаза — такие яркие, словно пламя посреди темноты — но не узнавала его. Смотрела сквозь него, будто он был пустым местом. И это было хуже всего.

Сейчас она уснула. Измученная жаждой и болью, погрузилась в тяжелый, тревожный сон, и Драко мог наконец-то перевести дух. Он поднялся, разминая затёкшие ноги, и вышел из хижины.

Снаружи было жарко и душно. Солнце стояло в самом зените, обрушивая на землю волны зноя. Воздух был наполнен запахом соли, водорослей и… ещё чего-то, незнакомого, тревожащего. Запах магии.

Драко не знал, где они оказались. Этот остров… Он пытался трансгрессировать, но что-то держало его здесь, словно невидимая стена возникла вокруг них. И он почему-то был уверен, что даже если бы у него была палочка… магия здесь не работала. Вернее, работала по-другому. По каким-то своим, непонятным ему законам.

Остров был небольшим. Узкая полоска песка, ослепительно белая на фоне бирюзовой глади моря, резко обрывалась у подножия мрачных, нависающих скал. Пышная тропическая растительность словно пыталась скрыть их холодную суровость, оплетая камень сетями лиан и яркими пятнами незнакомых цветов. Драко уже успел обойти его весь, надеялся найти хоть какие-то следы людей, хоть какую-то надежду на спасение… Тщетно. Только эта хижина… если её можно было так назвать. Обломки бревен, связанные лианами, крыша из пальмовых листьев… Кто-то когда-то жил здесь, спасаясь от шторма или от врагов… или от самого себя. В воздухе витал едва уловимый запах тления и ещё чего-то, незнакомого — сладковатого и в то же время отталкивающего. А когда Драко пробирался сквозь заросли гигантских папоротников, ему показалось, что он слышит тихий шепот, словно сами растения наблюдали за ним.

Драко с досадой пнул валун, лежащий у кромки воды. Тот, нехотя поддавшись, сдвинулся с места, обрушив на песок горку белых ракушек. Этот чёртов остров… он словно насмехался над ним, над его бессилием, над его наивностью.

Он понимал, что Гойл и его приспешники не на простой курорт отправили их с Джинни. Затерянный в море, словно забытый богами клочок суши, где не действует магия, где нет никого, кроме них двоих…

Расчёт был прост — они должны были разбиться ещё в море, утонуть, исчезнуть без следа, словно их и не было. «Как удобно, — с горечью подумал Драко, — никаких свидетелей, никаких проблем. Только волны, песок… и пара рыб, обгладывающих наши кости».

Гнев волной поднялся в его груди, грозясь захлестнуть с головой. Как они посмели?! После всего, что было… после того, как они сами, как и Малфои, чудом выкарабкались, сохранили себе жизнь, семью, хоть и ценой унижений и потерь…

Но больше всего Драко злило то, что они посмели тронуть Джинни. Просто схватили её, словно какую-то вещь, и притащили в это проклятое место. За что?! Она не была пожирателем смерти, не давала клятв на крови, она никого не предавала! Просто оказалась не в то время, не в том месте. Могли бы хотя бы оглушить, стереть память… отправить обратно в номер. Утром она бы ничего не вспомнила, решила бы, что Малфой её бросил. Всё что угодно, но не это.

Драко сжал кулаки до боли. Сердце колотилось в груди, словно пыталось вырваться наружу. Он найдет их, он заставит их заплатить за каждую минуту, которую Джинни провела на волоске от смерти.

«А теперь она… — мысль обожгла его, словно удар кнута, — что, если она…?»

Драко не мог произнести это вслух, даже подумать об этом было страшно. Слишком бледной была она, слишком слабым — её дыхание. Слишком яркими — глаза, словно она горела изнутри, сжигая себя в пламени лихорадки.

Он резко выпрямился, обхватывая голову руками, и застонал. Ему хотелось кричать, рвать на себе волосы, крушить всё вокруг… Но он прекрасно понимал, что в этом нет никакого толка. Нужно было взять себя в руки. Ради неё.

Драко запрокинул голову, подставляя лицо палящему солнцу, и закрыл глаза. Нужно было думать. Думать о том, как помочь Джинни. Как вытащить их отсюда.

Для начала нужно было её накормить. Рыбы здесь, благо Мерлину, было предостаточно.

Следующие несколько часов прошли как в тумане. Мир сузился до размеров этого проклятого острова, до запаха соленой воды и рыбы, до скрипа старой сети в руках. Драко, закатывая рукава до локтей с непривычной неловкостью, упрямо бросал сеть в воду, каждый раз с трудом подавляя приступ отвращения. Выбор снастей оставлял желать лучшего — старая, замызганная сеть с дырами, которую он нашёл в углу хижины, выглядела так, словно её плели ещё пещерные тролли.

«Кто бы мог подумать, — с горечью подумал Драко, вытаскивая из сети очередного трепыхающегося малька, — что я, Драко Люциус Малфой, буду заниматься вот этим?»

Он, чей отец сам Люциус Малфой, вынужден ловить рыбу голыми руками в какой-то дыре на краю света! Драко вспомнил уроки гербологии у профессора Спраут, её вечно измазанные землей руки и лучезарную улыбку. Тогда ему казалось унизительным даже прикасаться к волшебным растениям, не то что рыться в земле… А сейчас? Чем он лучше грязнокровки Грейнджер, которая, наверное, с радостью обменяла бы свою безопасную квартирку в Лондоне на этот остров с его солнцем, морем и… отсутствием цивилизации.

Но выбора не было. Голод не тётка, как говорила его домовик Винки, да и Джинни нужно было чем-то кормить, когда она, наконец, придёт в себя. Драко с отвращением посмотрел на свою добычу — горстку мелкой, скользкой рыбешки. Придется варить суп, решил он, другого выхода нет.

Разведя костер — благо, сухих веток в округе было предостаточно — Драко принялся за дело. Сначала пришлось повозиться с рыбой: очистить от чешуи, выпотрошить… Пальцы его, привыкшие к мягкой коже драконьих перчаток, неуклюже сжимали скользкое, упругое тело. Фу, мерзость! Он чуть не блеванул прямо в костер. И вспомнил, как когда-то Джинни облевала ему дорогую обувь. Словно это было в прошлой жизни. Наконец, преодолев отвращение, Драко бросил рыбу в глиняный горшок, залил водой и подвесил над огнем. Вскоре хижина наполнилась густым ароматом рыбного супа, далеким от изысканных ароматов, к которым он привык в Малфой-мэноре. Но сейчас, на этом проклятом острове, даже этот простой запах казался верхом кулинарного искусства.

С железной кружкой в руках он вернулся к Джинни. Она всё ещё спала, но сон её был далёк от спокойствия. Брови нахмурены, губы шевелятся в бессловесном шёпоте, пальцы судорожно сжимают покрывало…

— Джинни, — позвал он тихо, присаживаясь рядом с ней, — проснись, тебе нужно поесть.

Она застонала, повертела головой на импровизированной подушке из его свёрнутой куртки, и Драко почувствовал, как ему стало не по себе. Он никогда в жизни не ухаживал за больными. Даже когда он сам был ребёнком и болел, за ним ухаживали домовые эльфы, следя за каждым его чихом и вздохом. А сейчас…

Он аккуратно приподнял её голову, поддерживая за спину, и поднёс к её губам железную кружку с бульоном.

— Попробуй хоть немного, — попросил он, стараясь, чтобы его голос звучал успокаивающе, — тебе нужно набраться сил.

Джинни с трудом проглотила жидкость, тут же начав кашлять, и Драко отложил кружку, чувствуя себя совершенно беспомощным. Он боялся навредить ей ещё больше, чем уже навредили те, кто заточил их на этом проклятом острове.

Ночь опустилась на остров быстро, словно кто-то набросил на него чёрное бархатное покрывало, усыпанное миллионами крошечных звёзд. В хижине стало совсем темно и прохладно, но Драко не смел оставить Джинни одну ни на минуту.

Кое-как напоив её бульоном — каждый глоток давался ей с таким трудом, словно она глотала не живительную влагу, а расплавленный свинец — он уложил её обратно на подушку и снова стал обтирать лоб мокрой тряпкой. Когда же её начинало бить лихорадочная дрожь, он ложился рядом, прижимал к себе, закутывал в остатки своей одежды, пытаясь согреть собственным теплом. Её волосы — такие мягкие, словно шёлк, пахнущие морем и чем-то ещё, неуловимо родным — щекотали ему подбородок.

Джинни становилось всё хуже. Она уже не бредила, но и в себя не приходила. Лежала с закрытыми глазами, бледная, почти прозрачная, словно сотканная из лунного света, который пробивался сквозь щели в стене и ложился на её лицо холодными, призрачными бликами. Драко, глядя на неё, чувствовал, как его собственное сердце сжимается в ледяных тисках ужаса. Он никогда в жизни так никого не боялся потерять.

Впервые в жизни Драко начал молиться. Он, который всегда смеялся над этими сентиментальными штучками, который верил лишь в силу крови, магии и золота, сейчас готов был отдать всё на свете, лишь бы эта девушка, лежащая рядом с ним, открыла глаза и улыбнулась ему своей озорной улыбкой. Он шептал слова молитвы, обращаясь то ли к небу, то ли к самому себе, умоляя о чуде. Он не успел сказать ей главного… о том, что она стала для него дороже, чем все эти проклятые деньги и титулы, что рядом с ней он впервые почувствовал себя… живым.

«Только бы выжила, — шептали его губы, — только бы не умерла… Я всё исправлю, слышишь? Сделаю наш брак настоящим…»

К утру, когда первые лучи восходящего солнца проникли сквозь щели в стене, окрашивая хижину в розовые и золотые тона, Джинни… обмякла. Дрожь покинула её тело. Она затихла. Наступила звенящая тишина, которую Драко слышал с пугающей ясностью. Даже шорох волн, казалось, затих, словно сама природа затаила дыхание.

Драко почувствовал, как внутри у него всё обрывается. Пустота. Ледяная, всепоглощающая, она расползалась по груди, сковывая движения, леденила кровь в жилах. Он должен был что-то сделать, подойти, потрогать её, убедиться… В том, чего он боялся признать даже в своих мыслях. Ноги словно налились свинцом. Каждая клетка его тела кричала: «Не подходи!», но он уже сделал шаг, затем ещё один…

Словно парализованный, не в силах оторвать взгляда от её лица. Впервые в жизни он видел её такой — спокойной, умиротворённой…

Время словно остановилось. Замерло в одном бесконечном мгновении.

А потом сорвалось с места, увлекая его за собой в бездну отчаяния. Драко упал на колени рядом с ней, обхватывая голову руками, словно хотел раздавить её, выбить из себя эту боль, которая разрывала его на части. Эта боль… Он не знал, куда деваться от неё, как вырвать её из себя. Он сжимал волосы на своей голове, царапал себя ногтями, словно пытаясь хоть немного приглушить эту невыносимую, разрывающую изнутри тоску.

— Это всё я виноват, — прохрипел он, сжимая её холодную руку в своих ладонях, — не нужно было… Не нужно было впутывать тебя…