Фиктивный брак (гет)

Примечания:

Ищу бету.

Драко зашёл в кабинет и прислонился спиной к дверям. Осмотрел комнату, кивнул Нарциссе. Мама сидела за столом и хмурилась. Опустил голову и прислушался к разговору двух мужчин в кабинете. Они спорили. Парень закрыл глаза. Люциус и Кингсли решали, как лучше выбраться из дерьма, в которое погрузились Малфои из-за темного лорда. Это продолжалось несколько месяцев и каждый раз, когда министр начинал увиливать, Малфой старший напоминал ему о событиях какой-то ночи. Кингсли хмурился и глубоко вздыхал, качал головой и соглашался со всем, что говорил Люциус.

Драко тяжело вздохнул. После битвы за Хогвартс, прошло три года, из которых год они живут во Франции. Те два года парень старался не вспоминать. Хотя даже тогда было проще чем при темном лорде. Все три года отец бился над мыслью, как вернуть все, что осталось в Британии. Имущество, деньги, фамильный дом. Все что у них осталось это связи. И эти связи наконец дали свои плоды.

Кингсли. Кто бы мог подумать, что на министра магии есть компромат. Малфой очень старался его добыть, и он это сделал! Министр ходил то и дело поджимал губы и хмурился, ему не нравилось то, что он собирался делать. Ведь Малфои предатели, которых нужно поймать и посадить в Азкабан. А Малфоя старшего вообще отдать дементорам.

— Что ж, я долго думал и наконец понял, как нам лучше действовать, — сказал Люциус.

Мимо прошла мама. Женщина заламывала и без того тонкие руки, казалось еще немного и сломает их. Нарцисса нервничала и как все ждала возвращения домой.

— Драко, — громко произнес отец, — вся надежда на него.

Парень вздрогнул, Нарцисса испустила тонкий вздох. Она с грустью посмотрела на сына. Драко же хранил молчание. Теперь ему было интересно, что же они придумали, для возвращения на родину.

— И что вы задумали? — осторожно спросила мама.

Люциус покосился на нее, отчего у парня скрутило желудок. Они же не собираются его четвертовать? Сделать мучеником...

— Нужно убедить общественность в преданности Драко, сделать так, чтобы он стал... км, героем.

Драко усмехнулся. Героем? Как Поттер? И как они это сделают? Это казалось абсурдом, и кроме смеха ничего не вызывало.

— Интересно, — произнесла Нарцисса, — идея, конечно, хорошая. Но как это воплотить в жизнь? Написать слезную статью о хорошем Драко мало, как и пустить слух. Нужно что-то большее.

В глазах отца блеснул не хороший огонёк. Ухмылка пропала с лица парня. У Люциуса уже был план и судя по всему очень удачный. Нарцисса это тоже поняла и нахмурившись подозрительно спросила:

— Что ты задумал?

Как бы сильно она не хотела обратно в Британию и вернуть свой достаток, сына любила больше и не хотела причинять ему вреда. По крайней мере сейчас. Впервые за долгое время, на губах Кингсли заиграла улыбка. Гаденькая такая.

— Мы уже создали легенду, в которой Драко был шпионом. Вся информация, собственно была засекреченной, для обеспечения безопасности его и его родных. Все три года об этом нельзя было говорить, пока не поймали всех оставшихся пожирателей смерти.

— Ха, — Нарцисса плюхнулась в кресло и скривилась, — думаете народ в это поверит?

— Поверит, если будет правдоподобный мотив для этого, — оборвал жену Люциус.

— И какой же может быть мотив?

Люциус поджал губы и прошёлся по кабинету, остановился около стола и поднял газету. Видать это было что-то интересное, так как он не обращал внимания на Нарциссу и Кингсли, которые начали спорить. Они вообще друг друга на дух не переносили. Драко подошел к отцу и заглянул через его плечо. На главной странице Пророка красовалось хмурое лицо Джинни Уизли. Броский заголовок гласил о бывшей девушке Поттера.

Он снова посмотрел в ее хмурые глаза и поджатые губы. И на ум пришло другое воспоминание. Музыка. Темнота. Вспышки света. И в центре она. Её тело изгибается в такт музыке. Волосы горят ярким пламенем. В глазах огонь. А губы...

— Тот, который романтизирует все что угодно, — медленно произнес Люциус.

Драко вздрогнул и тряхнул головой, чтобы избавиться от нахлынувшего воспоминания. В комнате сразу стало тихо. Нарцисса и Кингсли уставились на Малфоя старшего так, словно впервые его увидели.

— Какое светлое чувство «спасает» заблудшую душу? — при этих словах он поморщился, словно съел целый лимон.

Все смотрели на него, как на сумасшедшего.

— Красивая история любви, вот что нужно обществу! Драко влюбился в Джинни Уизли, и ради этих чувств предал темного лорда, пожирателей смерти. Передавал важную информацию министерству. Драко защищал Уизли! И теперь, когда наконец-то всё закончилось и пожирателей смерти не осталось, влюбленные могут воссоединиться, чтобы официально пожениться!

— Что? — словно не веря своим ушам прошипела Нарцисса, — нет... Это абсурд!

— Да! — одобрил Кингсли, — отличная идея. Я знаю, что нужно сделать, к кому обратиться, чтобы это донести до общественности.

— Брак с Уизли? — выдавил из себя Драко, — почему Уизли?

— Да, почему Уизли, а не какая нибудь другая более достойная девушка? — с нетерпением спросила Нарцисса, уперев злой взгляд в мужа.

Все снова одновременно посмотрели на Люциуса. Он вздохнул и закатил глаза, будто вокруг все резко отупели.

— Она сейчас переживает не лучшие времена, — пояснил он, постучав пальцем по газете, — размолвка с Поттером, проблемы с родителями, общество глумится над ней как может. Брак с Драко поможет прекратить все разговоры и вывести её на новый уровень. Да и не стоит забывать, что Уизли чистокровная. И не будем кривить душой, приятной внешностью она не обделена.

— Идея отличная, — снова согласился Кингсли, — но согласится ли Джинни?

Малфой старший снова посмотрел на статью и усмехнулся, в глазах плясали черти. Он вдруг даже помолодел на пару лет. У Драко же внутри все похолодело. Он не хотел жениться! На Уизли так и подавно. Даже если это будет фиктивный брак на короткое время. Ему придется с ней контактировать, жить. А у Уизли характер не подарок, он вспомнил её летучемышиный сглаз и его передернуло.

— Думаю, особого труда не составит ее убедить.

* * *

— Еще! — бросила девушка и стукнула стаканом о стол.

— Не многовато? — с усмешкой спросил бармен.

Девушка смерила его оценивающим взглядом и покачала головой. Он налил виски и пододвинул к ней стакан. Джинни залпом осушила его и подмигнула симпатичному бармену. Высокий, накаченный, а какие изумительные зеленые глаза. Изумруды прекрасно сочетаются с ее рыжими волосами.

— Что случилось? — спросил он.

Девушка приложила холодный стакан ко лбу и тяжело вздохнула. Она чувствовала, как капельки пота бежали по спине, груди. Одна капелька скользнула по шее, медленно опустилась к груди и утонула в ложбинке. Мужчина проследил за её движением и плотоядно посмотрел Уизли в глаза.

Стоит только захотеть и сегодня ее постель не будет пуста. Только захотеть и расслабиться...

— То же, что и у всех, — ответила она, — жизнь отстой.

Он тихо засмеялся и подлил ей еще. Не нужно читать мысли, чтобы понять, что симпатичный бармен хочет. Ох, уж эти маглы. Но почему-то только среди этих людей Джинни могла расслабиться. Она все больше времени проводила среди маглов. После квиддича планировала вообще обосноваться здесь. Подальше от магического мира и родственников.

— Просто, пошли его куда подальше, — посоветовал мужчина, — незаменимых нет.

Джинни усмехнулась и покачала головой.

— Если бы это было так просто, — прошептала она.

Заиграла музыка и девушку потянуло танцевать. Она поднялась, снова опустошила стакан одним глотком. Если бы, три года назад сказали, что она будет хлестать алкоголь, как воду, где-то на отшибе и флиртовать с маглом барменом, то умерла бы со смеху.

Что она вообще здесь делает?

Джинни облизала губы и шатающийся походкой отправилась танцевать. Наверное она выглядела смешно, но вокруг всё казалось таким притягательным и спокойным. Уизли закрыла глаза и стала танцевать. Перед глазами замигали обрывки прошлого.

Весь шестой год учебы, как в аду и только мысли о нём были спасением. Потом война закончилась и весь седьмой курс Джинни снова жила мыслями о Гарри Поттере. Он писал ей. Правда редко, но писал. Спрашивал, как дела, как жизнь, учеба. По своей глупости она решила, что все хорошо. Мало пишет, потому что занят учебой, работой. Не приезжает, потому что дел очень много и вообще, он ждет её.

Джинни топнула ногой и почувствовала, как ком подкатил к горлу. Она тряхнула головой.

Ждала. А он не приходил, пока не узнала однажды, что женился на Гермионе Грейнджер. Они поженились еще тогда, когда бегали по лесам. Поэтому он не приходил. А письма писала Гермиона. Хотела как лучше.

Кто-то обнял её за талию и прижался к спине. Девушка откинула голову и два тела задвигались под музыку. Она не открыла глаза, да и незачем было. Сейчас хотелось танцевать, но почему-то все равно все три года так и проплывали перед глазами. Тот момент когда узнала о браке Гарри и Грейнджер. И узнала об этом из газеты! Они не удосужились об этом сказать лично! Целый год Джинни, как дура, думала, что ей пишет Гарри. А он в это время шп...

Джинни зарычала и резко развернувшись закинула руки на шею мужчине. Он был высокий, худощавый и от него приятно пахло. Она вскинула голову и чуть приоткрыла глаза. Он показался ей смутно знакомым, внутри что-то напряглось. Наверное, нужно отойти. Не позволять его рукам блуждать по её телу. Алкоголь затуманил разум и тело не желало повиноваться своей хозяйке. Она продолжала прижиматься к мужчине желая одного, чтобы появился хоть кто-нибудь, кто сможет выжечь Поттера из её сознания.

Того, кто избавит от этой тупой боли.

Потому что она как последняя тупая дура до сих пор лелеет надежду на возвращения Гарри. Она видит его в своих снах. Его улыбку, слышит смех. А в глазах плещется любовь. Теплые и сильные руки. И слова о любви. Каждую ночь она видит эти сны, и каждый раз просыпает со слезами на глазах. Рыдания душат её. Вот почему она предпочитает надраться на ночь так, что уже ничего не снится.

Мужчина склонил голову и прижался к её губам. Кажется, так уже происходило... Джинни раскрыла губы и пустила язык незнакомца.

Когда же эта боль прекратится?

Гарри и Гермиона.

Когда она сможет жить нормально?

Гермиона и Гарри.

Есть ли спасение и исцеление?

Мистер и миссис Поттер.

Джинни укусила мужчину за губу и он глухо застонал. Капелька крови попала ей в рот и девушка сглотнула её.

Счастливые молодожены стали родителями.

Они были везде. Абсолютно везде. Что не день так напоминание о героях. Какие они счастливые. Как сильно любят друг друга. Какая у них очаровательная дочь. Будто писать больше не о чем! И в то же время перемывают кости Уизли. Брошенка Джиневра. Как же она видать тоскует по своей бывшей любви. О, Уизли видели недалеко от беременной миссис Поттер, неужели собирается навредить Гермионе? Они даже узнали историю о дневнике...

Как и почему она вдруг стала главным злом Британии?

Всем плевать, что она лучший охотник в квиддиче. Никто не говорит о том, что она занимается волонтёрством. Никто не видит, что выходные она проводит в приюте с детьми, которые потеряли родителей в войне.

Люди видят только то, что хотят видеть. Как же она ненавидела весь гребаный магический мир! И мистера с миссис Поттер тоже! Да что б они все...

Уизли оттолкнула мужчину от себя и вытерла губы тыльной стороной ладони.

— Нет! — прокричала она и отвернувшись побрела к выходу.

Нет, она все еще любила Гарри.

— Не советую за мной ходить.

Голова кружилась и шаги давались с огромным трудом. Джинни ничего вокруг не слышала, словно в вакууме. Ей хотелось как можно быстрее покинуть душный бар. Бежать от мужчины с которым только что целовалась. Она не была готова с кем либо заниматься сексом. Да и вообще никогда не будет готова.

Любовь это или сон?

— Стой!

Кто-то дернул её за плечо и развернул. Джинни почувствовала, как что-то надвигается. Что-то подкатывало прямо к горлу.

— Нам нуж...

— Ой, — выдохнула она.

И все что было в желудке оказалось на мужчине. Уизли услышала отборный мат и ей стало весело.

— А я говорила, не ходи за мной...

Она хотела ещё что-то сказать, но именно в этот момент её снова скрутило. Мужчина резко отшатнулся и оставшись без поддержки Джинни почувствовала, как сознание помахало ей рукой.

Кап-кап-кап.

Джинни резко очнулась и села, тут же застонала схватившись за голову. Сколько же она выпила? Перед глазами мелькали воспоминания, где она с кем-то хихикала и купание в душе. Она подавила смешок, бред какой. Наверное, нужно меньше пить и браться за ум. Господи, каждый раз она себе это говорила после пьянки.

Джинни взглянула в окно и поняла, что время не так уж много. Раннее утро, обычно именно в это время девушка просыпается. Уизли плюхнулась обратно на кровать и закрыла глаза. Как она вообще вчера добралась до дома? Перед глазами проносились какие-то обрывки. Много пила. Танцевала. С кем-то танцевала. А потом… провал. А еще хихикала, что было вообще не в её характере.

Звук повторился. Джинни села и огляделась. Это была её магловская квартирка. Её вещи скинуты на пол. Девушка заглянула под одеяло и вздрогнула, она была полностью голая! Что-то стукнуло в ванной и Джинни резко подскочила. Головокружение тут же прошло, как и тошнота. Она что привела в квартиру симпатичного бармена и он воспользовался её телом? Да как он мог?

Или не бармен?

По спине побежали мурашки, сердце испугано забилось, как птичка в клетке. Джинни завернулась в простыню, взяла кочергу и подошла к дверям ванной комнаты. Прислушалась. Там действительно кто-то был. И этот кто-то мылся в её ванной! Может это Рон? Нет, не так. Джинни надеялась, что это её брат.

Единственный человек, который не отвернулся от неё.

Сильнее сжав кочергу Джинни тихонько открыла дверь. Просунула голову и мысленно попросила прощения у брата, если это был он. Однако, это оказался незнакомый мужчина. Девушка выпрямилась и несколько минут не могла понять, кто перед ней находится. Высокий, худощавый и… от него приятно пахло. Что-то знакомое. А ещё он был блондином. Под ложечкой засосало. Глупости, блондинов много на это свете. Но чем больше она смотрела на мужчину, тем больше убеждалась в своей первой догадке.

Не может это быть! Не могла же она в магловском баре подцепить…

Парень закончил мыться и выключив воду повернулся к ней. Да, может. Холодные серые глаза смотрели с презрением, словно это она находилась у него дома. Он не старался прикрыться, словно его совершенно не смущала своя нагота. Нет, он наоборот ещё по ней скользил ленивым взглядом. Джинни не могла подобрать слов, открывала и закрывала рот.

— Ты похожа на рыбу, — с усмешкой произнёс он, — Уизлетта.

Гладкие светлые волосы, сейчас с них капала прозрачная вода. Капли все медленнее скользили по гладкой бледной коже. Заострённое лицо немного возмужало, за те три года, что она его не видела. Но холодные серые глаза, всё так же смотрели с усмешкой. Тонкие черты лица, про такие говорят аристократические, острый нос. Черт побери, он стал лучше выглядеть со школьных времен. Не как…

— Прикройся, хорёк, — выплюнула она эти слова, указав на дверь, — и проваливай из моей квартиры.

На его щеках появились красные пятна. Он шагнул к ней и Джинни пожалела, что вместо палочки взяла кочергу. Да, что она за волшебница! Но что поделаешь, придётся обороняться тем что есть. И успеть за палочкой. Но чем ближе он подходил, тем сильнее её начинало тошнить. Наверное, было что-то такое на её лице, так как он вдруг остановился и строго сказал:

— Не смей!

Джинни сглотнула образовавшийся комок в горле. Память услужливо подкинула ей вчерашний эпизод, где её на кого-то вырвало. Боже. Она выскочила из ванной и взгляд упал на кровать, смятые простыни, подушки на полу. В голову полезли жуткие мысли догадки, девушка в отчаянье заметалась по комнате. Не может быть, чтобы она и Малфой…

— Какого чёрта ты здесь делаешь?

Её первый раз с хорьком Малфоем? Невыносимо хотелось плакать, и тут же задушить этого засранца.

— Ты совсем ничего не помнишь?

Джинни остановилась и уставилась на парня. Господи, да она самая невезучая девушка на свете. Парень которого она любила всю свою сознательную жизнь, женился на её лучшей подруге. Мать и семья не забывают подкалывать и делать больно по этому поводу. Репортёры вечно за ней ходят по пятам, чтобы написать очередную статью о бывшей девушке героя. Для Британии она вообще главный злодей, который пытается разрушить брак Поттеров. А тут еще и умудрилась потерять девственность с Малфоем.

Малфоем!

— Боже, как ты посмел изнасиловать бедную девушку без сознания? Как ты мог? Что мне теперь делать? Верни мне её!

Он запнулся и посмотрел на неё странным взглядом. Попятился назад, когда Джинни угрожающе размахивая кочергой двинулась на него.

— Что?

— Верни мне мою девственность, я не для тебя её берегла!

Малфой, который успел натянуть штаны, вдруг откинул футболку и серьезно спросил:

— И как я по твоему это сделаю?

— Не знаю! — закричала Джинни, — просто верни мне её!

Всё это походило на театр абсурда. А еще девушка давно могла схватить палочку и наслать на хорька летучемышиный сглаз. Но не делала этого. Медлила. Похоже она кукухой совсем поехала.

— Успокойся, не трогал я тебя, — зло бросил он.

— Что?

— Чему ты удивляешься?

— Перед тобой была симпатичная девушка, которую ты раздел до нага, и даже не воспользовался шансом переспать? Издеваешься?

Джинни закуталась еще сильнее в простыню и круто развернувшись бросилась в ванную. Драко смотрел ей вслед, простоял так минут пять сверля взглядом закрытую дверь. Подошёл к ней и ударив со всей силы прокричал:

— Да кто захочет девицу, которую только что на него вырвало? Разве что извращенец!

— Пошёл к чёрту! — тут же отозвалась девушка.

Малфой нахмурился, подошёл к кровати и сел.

И вот на ней он должен жениться? На взбалмошной, дерзкой маленькой пьянице? Неужели женитьба Поттера настолько выбила её из колеи? Драко помнил её в школе, их стычки в коридорах. Тогда она казалась спокойной, даже сдержанной. Да, она много веселилась, дерзила, хорошо летала на метле и играла в квиддич. И училась довольно-таки неплохо.

Но этот взрывной характер, пугал. Не зря она огненно-рыжая.

Малфой посмотрел на брошенную футболку и потянулся к ней. Странно, только сейчас он понял, что довольно-таки много помнит о Джинни Уизли. В её глазах всегда горел огонь. Кстати, они были у неё светло карие. Отец оказался прав; выглядела девушка приятно, даже очень. Невысокая, фигуристая, красивая. Не зря бармен смотрел на неё таким плотоядным взглядом. Казалось ещё немного и мужчина прям там начнет сдирать с Уизли одежду.

Вообще Драко не ожидал, что найдёт её там снова. Где-то около года назад, убегая от министерских ищеек трансгрессировал около бара в какой-то магловской глуши. И уж точно не ожидал, что наткнётся на Джинни Уизли. К тому моменту, как парень узнал девушку, та изрядно напилась. О чем-то шутила с барменом и пила. Много пила. У него ещё не было знакомой, которая бы столько за раз выпивала алкоголя. А потом Уизли танцевала, с огромной страстью, неисчерпаемой энергией. Она не обращала внимания на окружающих, а Драко видел, как мужчины пожирали её взглядом. Было в ней что-то такое, что притягивало взгляд.

Тогда-то он её впервые поцеловал. От неё пахло дорогим виски и сигаретами и этот запах дико возбуждал. Год прошёл, а Малфой так и не забыл изгибов её тела и вкус губ. Кто знает насколько далеко его затянул бы этот омут, если бы девушка не исчезла.

Только со временем, читая газеты, слушая сплетни Малфой понял поведение самой младшей Уизли. В тот вечер в её глазах огонь не горел. Там была только боль и алкоголь, который глушил её.

Парень оглядел квартирку и усмехнулся. Здесь не было ничего волшебного, магического. Обычная магловская квартира. Даже волшебная палочка небрежно пылилась на комоде. Джинни забила на магию? В ванной что-то стукнуло и девушка чертыхнулась. Малфой подавил вздох. Она ещё и матерится.

Взгляд упал на его обувь и Драко застонал. Он еще не скоро забудет, как её вырвало на его дорогущие туфли. Как он облёванный с девушкой на руках искал квартиру. В тот момент он был готов бросить всё. Плевать ему хотелось на план отца, на пьянчужку Уизли. На всю Британию! Всю дорогу он мечтал удавить хихикающею девицу. Сжать тонкую шею и нет проблем. Чета Поттеров вздохнёт спокойно. Британия успокоится, и скоро найдёт другую жертву. А семья Уизли… им не привыкать терять детей.

А он?

А он найдёт кого-нибудь другого, благо девушек вокруг полно.

Однако Драко нашёл квартиру. Затащил Уизли, привёл в порядок и уложил спать. Ох, что с ней будет, когда узнает, кто купал её. Трогал в самых потаённый местах. Дверь в ванной резко открылась и на пороге стояла Джинни одетая в майку и шорты. С мокрых волос стекали капельки воды. Увидев его нахмурилась и поджала губы.

— Ты ещё здесь? Напомнить, где выход?

Пролетев мимо него пулей открыла дверь и мотнула головой на выход. Невозможная! Он лениво поднялся с кровати и подошёл к ней в плотную. Ей пришлось задрать голову чтобы зло уставиться на его лицо. Драко захлопнул дверь и Джинни задохнулась от возмущения.

— Мне нужно с тобой поговорить, и пока я этого не сделаю, никуда не уйду.

Несколько долгих секунд она сверлила его взбешенным взглядом. Но потом успокоилась и кивнула. Вообще Драко удивлялся ей. Джинни Уизли не была слабачкой, ни в плане владения магией, ни физически. Если бы ей так сильно хотелось от него избавиться, то уже давно бы это сделала. Но девушка принимала участие в этом театре абсурда. А сейчас будет еще смешнее. Малфой подавил вздох и сел на предложенный девушкой стул.

— Ну, что ты хотел? Давай по-быстрому, у меня ещё куча дел.

Она потянулась за сумочкой и достала пачку сигарет. Отлично, она ещё и курит. Да за что его судьба так наказывает?

— У меня к тебе деловое предложение.

Джинни удивленно на него посмотрела, затянулась и кивнула, как бы давая согласие на продолжение. Несносная!

— Я предлагаю тебе фиктивный брак.

Лицо девушки вытянулось и сигарета чуть не выпала из открытого рта. На её лице было такое отвращение, что внутри появилось не приятное чувство. Хотя, он и сам к ней испытывал отвращение. Особенно после вчерашнего. Но…

— Ого, — выдохнула она.

С одной стороны, Драко был бы счастлив откажись она от брака. А с другой на кону стояло нечто важное. Он не мог подставить свою семью. Не мог отказаться от родового поместья. Да и они уже все подготовили, откажись она сейчас все пойдет под откос. Мама уже свадьбу спланировала, и приглашения напечатала.

— Я думаю, ты согласишься, что у тебя и у меня большие проблемы в жизни, Уизли. И этот брак поможет решить их.

Она сложила руки на груди и поджала губы.

— У меня нет проблем.

— Ну конечно, а на каждом углу болтают о брошенке Уизли, которая строит планы по возвращению женатого мужчины. Преследует миссис Поттер и её ребенка. Каждый вечер напивается и водит разных мужиков в свою квартиру. Нас кстати, видел репортер. Обязательно завтра будет ещё один громкий заголовок о гулящей мисс Уизли, которая не может забыть героя Поттера.

Джинни резко побледнела, отчего рыжие волосы стали еще темнее. Два светло карих глаза смотрели холодно и надменно. Ого, она даже так умеет. Драко понимал, что задел её за живое. Но как еще до неё достучаться? Уизли действительно себя загнала в тупик. И хоть ему все равно, но сейчас девушка нужна была здоровой и счастливой. А не погрязшей в своих проблемах алкоголичкой.

— Пошёл вон, — произнесла она холодным тоном.

По спине Драко побежали мурашки, посмотрел на её строгий профиль и кивнул. Уизли как-то изменилась, из глаз ушло тепло и парень понял, что разговор окончен. Сейчас она спокойно возьмётся за волшебную палочку и будет плохо. Он вспомнил летучих мышей и внутренне содрогнулся. Джинни Уизли очень сильно изменилась со школьной поры.

— Хорошо. Но, пожалуйста, подумай о моём предложении и дай знать, — спокойным тоном сказал он, — до встречи, Джинни.

Джинни даже не посмотрела на него, только закатила глаза и скривилась. Она слышала, как он вышел и закрыл за собой дверь. Внутри было гадко и противно. Девушка поднялась и схватив волшебную палочку наложила чары на двери, чтобы никто не посмел больше к ней войти. Она прислонилась спиной к стене и медленно сползла на пол. Притянула колени к груди и уткнулась в них лицом.

Сейчас она чувствовала себя очень одинокой. Несчастной и безумно хотелось… Джинни всхлипнула и еще сильнее сжала колени. Девушка не любила плакать, даже когда ей причиняли боль, она только смеялась. Но эти два года для неё были словно в аду. Бесконечные слезы, как на яву, так и во сне. Вот и сейчас представив, что завтра напишут в газетах становилось дурно. А вдруг об этом прочитает Гарри? Что он подумает о ней?

— Подумает, что сделал правильный выбор женившись на Гермионе, — зло сказала она самой себе.

В груди всё сжалось, от страха свело живот.

— Прекрати! Возьми себя в руки, тряпка!

Она вскинула голову и глубоко задышала.

Малфой…

Она усмехнулась сквозь слезы, замуж за Малфоя? За этого хорька недоделанного? Что она с ним будет делать? Даже если это фиктивный брак, придётся играть на публику. Да в их любовь никто и никогда не поверит.

Джинни поднялась и вытерев слезы и улыбнулась. Ну зато он повеселил её, кто может похвастаться тем, что блевал на Драко Малфоя? А перед этим танцевала и целовалась с ним. Жаль об этом никому не рассказать. Хотя, сегодня должен был приехать Рон. Как же она соскучилась по брату, единственному человеку, который не отвернулся от неё. Плохо что они видятся очень редко из-за разъездной работы Рона.

Она взглянула на часы и подскочила. Тренировка! Черт, ей нельзя опаздывать.

— Чёртов Малфой…

— До вечера, — произнесла Гермиона, нежно целуя Гарри на прощание. — Будь осторожен!

Он улыбнулся ей в ответ, кивнул и быстро вышел. Гермиона глубоко вздохнула, сердце забилось чаще, а в животе запорхали бабочки. Она очень сильно любила своего мужа… Мужа! Гермиона прижала холодные ладони к пылающим щекам и улыбнулась, до сих пор не могла поверить, что замужем за этим замечательным человеком. Гарри словно был её продолжением. У них совпадали вкусы, интересы, взгляды на жизнь.

Гермиона растворялась в нем и его любви.

Она прошла мимо кроватки и легонько погладила дочь по пухлой щечке. Джейн мирно спала, ее темные кудряшки разметались по подушке. Гермиона улыбнулась. Джейн была так похожа на Гарри: те же темные волосы, те же огромные зеленые глаза! «И характером она будет вся в папу», — с нежностью подумала Гермиона.

Женщина вздохнула, ее взгляд скользил по знакомым вещам. Скромные обои, цвета сочной молодой травы, коврик на полу, потрепанный временем комод. Каждая деталь шептала о спокойствии, о тепле домашнего очага, о мире, который они с таким трудом отвоевали. Последние годы были сплошным вихрем, хаосом, смертельной гонкой. Волан-де-Морт, охота за крестражами, каждое мгновение на грани, между жизнью и смертью. Но сквозь этот мрак пробивался свет — любовь к Гарри… Нежная, робкая, она расцветала среди руин, даруя силы, даря надежду.

Но, как и в любой бочке меда, была ложка дегтя. Горькая, тягучая, портящая сладость тихого счастья.

Гермиона наклонилась и из комода достала фотографию. Яркое солнце, заливающее поляну светом, пестрые ленты шатра, где праздновали свадьбу Билла и Флер — фотоаппарат запечатлел счастливое мгновение. Рон, обнимающий Джинни, их сияющие лица, полные надежды и любви. Гермиона провела кончиком пальца по фотографии, чувствуя, как радость сменяется острой печалью. Комок подкатил к горлу, мешая дышать.

Рядом с фотографией лежали два выпуска «Пророка». На обложке одного из них красовалась Джинни. Но это была совсем другая Джинни — с хмурым лицом, поджатыми губами и ледяным, безразличным взглядом. Гермиона провела пальцами по заголовку, больно кольнувшему сердце: «Уизли обвиняется в преследовании беременной миссис Поттер». На самом деле это Гермиона искала встречи с Джинни, хотела поговорить, объяснить, извиниться. Она просто хотела наладить отношения.

Однако сделала только хуже.

На другой газете был Рон. По его лицу пролегал ужасный шрам, раскалывая его словно пополам. Начавшись от уголка глаза, он тянулся вниз к шее, оставляя на своем пути зияющую борозду. Что с ним случилось? Где он вообще находится? Гарри хоть и не показывал вида, но все же переживал за лучшего друга. Гермиона видела, как муж мог часами сидеть в своём кабинете и рассматривать единственную фотографию Рона.

Журналисты узнали его во Франции. Он, словно буря, стремительно проносился мимо. Плащ развевался за ним, будто чёрные крылья ночной птицы. Скрытые в карманах руки и твёрдо сжатые губы выдавали решимость. Взгляд его льдисто-голубых глаз, казалось, мог пронзить насквозь. Это был не тот Рон, которого она знала. Незнакомец с лицом ее друга.

Два хмурых взгляда смотрели прямо на неё и Гермиона почувствовала приступ паники. Её не покидало ощущения, что во всем виновата именно она. Как бы ей хотелось снова встретиться с ними, поговорить, показать дочку.

Уход брата и сестры Уизли оставила в их с Гарри сердцах зияющую пустоту, раны, которые время, казалось, не хотело лечить. Джинни, утопая в отчаянье, погрузилась в саморазрушение. Алкоголь и бесконечные ночи в барах и клубах стали её убежищем от боли. Рон же просто исчез, растворившись в неизвестности, оставив после себя вопросы.

* * *

Джинни сидела за столом и курила. День не задался с самого утра, во всём виноват этот белобрысый хорёк! Но оказался прав, вчера их видели и сфотографировали. Благо Малфоя было не узнать со спины, а посему ей приписали шашни с неизвестным мужчиной. Всю тренировку на неё косились все кому не лень. Перешёптывались за спиной, перемывали кости. Снова припомнили Поттера и Грейнджер.

Девушка вскинула голову и посмотрела на Рона, который сидел на против и цедил пиво. Шраму было около года, но он всё ещё выглядел ужасно. Когда Джинни его впервые увидела, очень долго рыдала и сетовала. Рон только гладил её по голове и уверял, что всё хорошо. Но там не было ничего хорошего.

Как и в его квартире. Ничего не поменялось, всё те же спартанские условия. Минимум мебели и вещей. Ни одного живого цветочка.

— Джинни, ничего не хочешь мне рассказать?

С подоконника взял газету и протянул ей. Снова этот «Пророк» со своей статьей, словно клеймо, преследовала её целый день. С фотографии смотрела пьяная Джинни, обнимающая незнакомого мужчину. От стыда хотелось провалиться сквозь землю. Хорошо хоть Малфоя было не узнать, а то такого бы понаписали об их отношении.

Стоило ли об это рассказать Рону?

Но мысль об этом была прервана взглядом брата. В его глазах читалось разочарование, смешанное с болью. Он смотрел на неё, как на незнакомку, словно не узнавал родную сестру. Джинни усмехнулась и покачала головой, нервно покрутила сигарету. Порой она с ужасом осознавала, что и сама себя не узнаёт. Будто заблудилась в лабиринте собственных ошибок, потеряв где-то по пути себя настоящую.

— Нечего рассказывать, всё как всегда. Я просто хорошо провела время.

В его глазах она увидела то же осуждение и жалость, что и в глазах подруг по команде. Этот взгляд, словно зеркало, отражал её собственное падение, и от этого становилось ещё больнее. Джинни мечтала исчезнуть, раствориться в воздухе, убежать туда, где никто не будет знать её имени и прошлого.

— Я не осуждаю тебя, — произнёс он, и в его голосе звучала неподдельная грусть, — да и кто я такой, чтобы это делать? Поверь, я не лучше и не хуже тебя. Но я боюсь за тебя, Джинни. Я видел, как ты теряешь контроль. Сколько раз я вытаскивал тебя из этого клуба!

Она вздрогнула, его слова, словно удар хлыста били по самому больному. Джинни почувствовала себя очень виноватой. Неужели она действительно так низко пала? Неужели она растрачивает свою жизнь на саморазрушение?

— Если с тобой что-нибудь случится…

— Со мной всё будет хорошо. Не стоит так переживать.

Почему-то её слова прозвучали грубоватого, но черты лица Рона смягчились и он улыбнулся.

— Хорошо.

А потом вдруг подскочил и бросился в спальню. Джинни замерла, пальцы лишь крутили сигарету. А в голове прокручивались слова брата. Ей действительно нужно что-то менять в своей жизни. Нестерпимо хотелось напиться. Забыться.

— Вот, это тебе.

Рон поставил перед ней маленькую белую коробочку. Джинни, удивлённо подняв брови, вопросительно посмотрела на брата. Он же, кивком головы, подбодрил её открыть подарок. Внутри оказались изящные часики, украшенные россыпью сапфиров.

— С днем рождения!

Джинни сглотнула образовавшийся ком в горле. Как она могла забыть? Сегодня же её день рождения. Никто не вспомнил, ни друзья, ни родственники, ни даже надоедливые журналисты из «Пророка». Она провела пальцами по холодной поверхности часов и благодарно посмотрела на Рона.

— Ты поэтому так рано вернулся?

Он кивнул.

— Нравится?

— Они прекрасны! Спасибо Рон.

И тут она решилась.

— Знаешь, ты прав. Кое-что случилось. Но не то о чем ты можешь подумать.

Джинни глубоко вздохнула, пытаясь справиться с внезапно нахлынувшей волной нервозности. Странное чувство, словно она уже согласилась на предложение Малфоя и теперь готовилась убеждать родных в том, что свадьба и сам жених — замечательная идея.

Рон снова занялся своим пивом и терпеливо ждал, когда сестра продолжит рассказ. Она собралась с духом и сказала:

— На этом снимке Малфой.

Рон поперхнулся пивом, уставившись на сестру с нескрываемым изумлением. В его глазах читалось недоумение, словно у Джинни внезапно выросла вторая голова.

— Что?

— Не что, а кто, — поправила его она.

— И?

— Что и?

Рон поднялся и уперевшись руками в стол серьезно спросил:

— Ты беременна от Малфоя?

Джинни моргнула и чуть не засмеялась.

— Что? Нет! Как тебе такое в голову пришло?

Он расслабленно выдохнул и сел на стул.

— Драко предложил мне выйти за него замуж.

Рон вскочил, грязно выругавшись от неожиданности. Джинни, наслаждаясь произведенным эффектом, расхохоталась. Рон, поняв, что сестра просто подшутила над ним, нахмурился и сел обратно. Отсмеявшись, Джинни, крутя в пальцах сигарету, рассказала о встрече с Малфоем в клубе. О том, что произошло потом, в ванной комнате, она решила умолчать. Брату не стоит знать всех подробностей.

Рон внимательно слушал, изредка кивая. Выговорившись, Джинни почувствовала облегчение. Со стороны её рассказ действительно звучал странно, словно выдумка. Но Малфой был реален, как и его предложение о фиктивном браке. Где-то в глубине души, Джинни осознавала, что в какой-то момент была готова согласиться, и эта мысль пугала её.

— Тебе нужно согласиться, — нарушил молчание Рон.

— Что? — удивлённо переспросила Джинни.

— У него действительно серьёзные проблемы. И это умный ход. С него снимут обвинения, и семья Малфоев сможет вернуться в Британию.

— Это понятно, — кивнула Джинни, — но почему я?

Рон удивленно на неё посмотрел, как на глупую девчонку.

— Как почему? Грубо говоря, Поттер тебя бросил. Семья отвернулась. Волшебники Британии издеваются над твоим именем, как хотят. Удивительно, что тебя с квиддича еще не выкинули.

Джинни нахмурилась, тяжело вздохнув. К сожалению, Рон был прав. А с квиддичем всё было ясно — после большой игры её карьера полетит в черную дыру. Но Рону решила об этом не говорить.

— Но если ты выйдешь за него замуж, все это исчезнет. Разговоры затухнут. Я так понимаю, у них же готова легенда для возвращения Малфоя на родину?

Джинни пожала плечами. Сейчас она уже сожалела, что не дослушала Малфоя до конца.

— Я уверен, что готова. Джинни, это прекрасный шанс начать всё сначала. Даже если этот фиктивный брак продлится год-два, для тебя всё изменится к лучшему.

Джинни нерешительно махнула рукой и скривилась. Она всегда представляла себя замужем только за Гарри, но никак не за кем-то другим, а уж тем более за Малфоем. Даже в страшных снах такое не снилось. Внутри всё протестовало, но разум соглашался с Роном.

— Да и разве тебе не хочется утереть нос чете Поттеров? — лениво спросил Рон.

Джинни наблюдала, как мужчина крутит в руках бутылку с пивом. Холодное стекло покрылось испариной, и капли медленно стекали вниз. Она могла бы ответить ему колкостью, показать, что не сломлена, что её сердце не разбито вдребезги. Но стоило ли? Уж кому как не Рону знать о том, что было с ней, когда она узнала о свадьбе Гарри. Она кричала и плакала, отказывалась от еды, казалось, сходила с ума от горя.

И в конце концов каждый вечер проводит с бутылкой виски на танцполе, утопая в отчаянье.

Утереть нос…

— Хочу, — прошептала она.

Рон притянул её к себе, крепко обнимая. Джинни уткнулась лицом ему в грудь, с трудом сдерживая слёзы. Брат успокаивающе гладил её по спине, тихонько покачивая.

Да, он был прав. Нужно было что-то делать. И Малфой мог стать для неё спасением. Она поможет ему вернуться на родину, а он поможет ей вернуть достоинство и честь.

Теперь оставался один вопрос: как найти Малфоя и сообщить ему о своем решении, пока она не передумала?

* * *

Вопрос решился неожиданно быстро: Малфой сам пришёл к ней. На нём был безупречный костюм, в руках букет красных роз и дорогая бутылка вина. На лице играла ехидная улыбка, взгляд был непроницаемым.

Подготовился…

Джинни не могла поверить, что действительно собирается это сделать — выйти замуж за Малфоя, пусть даже фиктивно. А как же его семья? Как она будет общаться с ними?

А как рассказать своей родне? Она представила маму и Малфоя у них в гостиной, и её разобрал смех. Что ж, это будет забавно.

Подойдя к Малфою вплотную, Джинни забрала вино и коротко кивнула разглядывая бутылку. Он протянул ей розы, но девушка лишь хмыкнула и, отвернувшись, направилась к дому.

— Пойдём, — бросила она через плечо, — нам нужно многое обсудить прежде чем вступать в брак.

Джинни Уизли сидела напротив родителей и читала на их лицах ужас, смешанный с отвращением. Рядом с ней, напряженно сцепив руки, сидел Драко Малфой, на его лице читалось то же выражение. Ей же было просто смешно. Наконец за последние два года ей смешно в этом доме. Уголки губ дрогнули, грозясь растянуться в улыбке, но Джинни подавила смешок, спрятав его за чашкой с чаем.

— Ну же, мам, пап, это не так уж и страшно, — сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал серьезно, — Драко хотел с вами познакомится, в неофициальной обстановке.

Малфой рядом дернулся, словно от удара током, от приторно-сладкого тона, которым Джинни произнесла его имя. Девушка сосчитала про себя до десяти, чтобы не расхохотаться. Молли Уизли поджала губы, ее взгляд метался между Джинни и Малфоем, словно она ожидала, что тот вот-вот выхватит волшебную палочку и начнет крушить все вокруг. Артур, напротив, выглядел скорее озадаченным, чем испуганным.

— Но… Малфой? У нас дома? — пробормотал Артур, теребя воротник рубашки, — Это все как-то… неожиданно. Мы ожидали тебя одну…

Малфой, казалось, изо всех сил старался сохранять спокойствие, но нервно подрагивающая нога выдавала его с головой. Джинни ласково улыбнулась и положила ладонь ему на колено. Малфой застыл, словно громом пораженный, и покосился на нее со странным выражением на лице. Молли, не выдержав напряжения, захлебнулась чаем, а Артур, казалось, витал где-то очень далеко, погруженный в свои мысли.

— Мистер Уизли, я уверяю вас, у меня нет никаких злых намерений, — произнес он, с трудом скрывая сарказм в голосе, — нам с Джинни нужно кое-что вам объявить.

— Да, это очень серьезно, — добавила Джинни, бросив на Малфоя озорной взгляд. Ей нравилось наблюдать за реакцией родителей, это было куда интереснее, чем она себе представляла.

В воздухе повисла напряженная тишина. Джинни знала, что ее родителям понадобится время, чтобы привыкнуть к этой мысли. Наконец Драко взял её за руку и пристально посмотрев чете Уизли в глаза, очень искренне произнёс:

— Мистер и миссис Уизли, мы с Джинни решили наконец-то пожениться и просим у вас благословенья.

— Бум! — зачем-то добавила Джинни.

Мать тут же бросила на неё гневный взгляд, нисколько не поверив в происходящее. Да, она слишком хорошо знала свою дочь. Джинни вскинула подбородок, нисколько не собираясь отступать и уступать, а только сильнее сжала тёплую руку Малфоя.

— Пожениться? — голос Молли Уизли взвился на октаву выше, в нем смешались недоверие и возмущение, — ты с ума сошла, Джинни!

Артур, сидевший рядом с Молли поднялся и сложил руки на груди, при этом нахмурив брови. На его лице отразилось то же недоумение, что и у жены.

— Джинни, дорогая, — начал он осторожно, — ты уверена? Ты ведь знаешь…

— Да, пап, я уверена! — перебила Джинни, в ее голосе звенела непоколебимая решимость, — впервые в жизни я действительно уверенна в своих действиях и своём будущем.

Малфой переводил взгляд с четы Уизли на Джинни, его рука похолодела. Что ж, никто не ожидал, что родители с радостью согласятся и не будет никаких вопросов. На самом деле девушка боялась того, что будет дальше.

— Мистер и миссис Уизли, — наконец произнес «жених», стараясь, чтобы его голос звучал уверенно и уважительно, — я понимаю ваши сомнения. Но поверьте, я люблю Джинни всем сердцем. И все четыре года, я мечтал о том, чтобы жениться на ней.

Джинни прикусила губу, так как слова «жениха» её вдруг рассмешили. Она прикрыла глаза и снова сосчитала до десяти. Выдохнула и выпрямилась, посмотрев на мать. Молли, не сводя с Малфоя подозрительного взгляда, повернулась к дочери.

— Джинни, — произнесла она, — нам нужно поговорить.

Внутри все похолодело. Тяжелый разговор с матерью все-таки состоится, и без жертв явно не обойдется. Джинни косо посмотрела на Малфоя — тот сидел бледный, как полотно, — и поднялась, послушно следуя за матерью. Они вышли из гостиной и направились в ее маленькую комнатку. Боже, как же в этом доме стало тихо, с ужасом подумала Джинни. Раньше здесь всегда было шумно: море голосов, шутки, нескончаемый смех. В этом доме царил уют, а сейчас — упадок и уныние.

А женщина, что шла перед ней, — Молли Уизли, — всегда была строгой, но хорошей матерью. Понимающей и сострадающей, глубоко любящей своих детей. Что же с ними со всеми произошло? Как они могли до такого докатиться? Этот вопрос терзал Джинни, сжимал сердце ледяной рукой.

— Знаешь, я сначала не поверила в те сплетни, что пишет «Пророк», — начала разговор мама, — ну, знаешь, тот где рассказывалась о вашей с Малфоем глубокой любви ещё со школы. Думала, что это очередная статья ни о чём. Но вот ты приходишь в этот дом с ним под руку и что-то говоришь нам о любви. Объяснись!

Джинни вздрогнула и сжала кулаки. Рассказать правду она не могла. Но с другой стороны это её мама, родной человек которому по идее можно всё рассказать и она поддержит…

— А как же Гарри? Ты его разлюбила? Готова отпустить? Я не думала, что ты такая ветреная!

— Что?

— Ты изменяла Гарри с Малфоем? Поэтому он бросил тебя и женился на преданной Гермионе?

Джинни с ужасом на неё уставилась. Вот как она всё поняла?

— При чём здесь измена? При чем тут Гарри? И уж тем более каким боком Гермиона?

С каждым словом её голос всё повышался и повышался, о черт, она начинала закипать!

— Как это при чем? Я всегда выгораживала тебя перед знакомыми и родственниками, говорила, что ты не виновата. А оказалось всё наоборот! Это Гарри нужно было поддерживать, а тебе дать хорошего ремня!

— Прекрати! — закричала Джинни и тут же об это пожалела.

Молли ударила её по щеке, голова девушки мотнулась и все звуки стихли. В голове было пусто, внутри противно. Гарри… Она до сих пор любила его и вряд ли когда-нибудь сможет разлюбить. Мир вокруг Джинни раскололся. Острая боль от удара смешалась с горечью обиды и отчаяния.

— Ты никогда меня не понимала, — прошептала она, голос сорвался на хрип. Но что удивительно, глаза оставались сухими. Слёз не было.

Молли, тяжело дыша, стояла над ней, ее лицо было искажено гневом.

— Ты опозорила нашу семью! — прошипела она, — с Малфоем! Как ты могла?!

Джинни подняла на мать полные боли глаза.

— Я люблю его… — пробормотала она, но слова прозвучали неуверенно, словно чужие.

— Любовь?! — Молли фыркнула и покачала головой, — о, нет, это не любовь, дорогая. Ты просто пытаешься досадить нам, сделать всё назло!

Джинни сжала кулаки, ногти больно впились в ладони. Внутри все кипело от обиды и возмущения. Да, возможно, ее решение было импульсивным, возможно, она не до конца разобралась в своих действиях. Но она не заслуживала такого унижения.

Мысли лихорадочно метались в голове. Гарри… его образ всплыл перед глазами, такой живой, такой реальный. Боль от его отказа, от его выбора, до сих пор саднила сердце.

— Нет, это ты ошибаешься, — проговорила Джинни, голос ее звучал твердо. — Я хочу быть счастливой и он может это сделать для меня.

Но сама себе она не верила. Счастье казалось таким далеким, таким недостижимым. Вся это история с Малфоями, лишь отчаянная попытка убежать от боли, от пустоты, от любви к Гарри, которой не суждено было сбыться.

— Счастливой? Это с Малфоем? Не знала, что ты ещё и алчная лицемерка.

Сквозь острую боль обиды, к ней пришло прозрение. Она видела перед собой не родную, любящую мать, а разгневанную, чужую женщину.

Сейчас глядя на неё сверху, Джинни отметила морщины, которые раньше казались милыми «гусиными лапками», теперь выглядели как глубокие трещины на постаревшем лице. Тонкие губы, так часто сжимавшиеся в теплой улыбке, сейчас были искривлены жестокой гримасой. А глаза… глаза, которые всегда излучали доброту и любовь, теперь метали молнии, обжигая Джинни ледяным холодом.

Где была та мама, которая успокаивала ее после кошмаров из-за дневника Реддла? Где та мама которая радовалась ее успехам и поддерживала в трудную минуту? Куда исчезла та легкая, задорная улыбка, за которой скрывалась неиссякаемая жизненная сила?

В горле у Джинни поднялся комок, дышать стало трудно. Она чувствовала себя пойманной в ловушку, загнанной в угол. Ей хотелось кричать, защищаться, но слова застревали в горле, не в силах пробиться сквозь стену непонимания и гнева.

— А ты не считаешь себя такой? Не ты ли хотела иметь Гарри в семье, как трофей, чтобы хвастаться друзьям и родственникам? А, мама? А теперь трофей убежал к Грейнджер…

Молли будто задохнулась, она открыла рот и тут же его закрыла. В глазах, как в калейдоскопе отразился океан эмоции. Она вскинула руку и Джинни, зажмурившись, сжалась, готовясь к новому удару. Время будто замедлилось, каждый шорох, каждый вздох отдавался в ушах оглушительным грохотом. Но вместо ожидаемой боли она ничего не почувствовала.

Только удивленный и немного раздосадованный вздох.

Открыв глаза, Джинни увидела перед собой Малфоя. Его лицо было бледным, губы плотно сжаты, а в серых глазах горел холодный огонь. Он держал руку Молли в своей, не давая ей довести удар до конца.

— Не стоит этого делать, — процедил он сквозь зубы, его голос был низким и угрожающим.

Почему он заступился?

Молли, ошеломленная внезапным вмешательством, пыталась вырвать руку, но мужчина крепко её держал. По сравнению с ним, мама была маленькой и хрупкой.

В комнате повисла напряженная тишина. Молли, еще несколько секунд буравила Малфоя гневным взглядом, затем, резко выдернув руку, отвернулась. Ее плечи тряслись от едва сдерживаемой ярости.

— Молли? — обратился к ней отец.

Не естественной походкой, бросая гневные взгляды на будущего родственника, женщина вышла из комнаты. Джинни выдохнула и на дрожащих ногах подошла к кровати и села. Что это было? Почему всё так обернулось? Мама никогда ей такого не говорила. Да, она хотела и мечтала о зяте Поттере и всё время сокрушалась, что Джинни упустила его. Это было не приятно. Но мама никогда не опускалась до рукоприкладства и оскорбления.

— Всё в порядке?

Джинни кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Она все еще была в шоке от произошедшего. В ее глазах теперь горел не только гнев и обида на мать, но и недоумение, и благодарность Малфою за его защиту.

— Вот так знакомство с родителями невесты, да?

На удивление, мужчина тактично промолчал и Джинни снова была ему за это благодарна. Девушка поднялась и выпрямилась.

— Я хочу уйти отсюда. Пожалуйста.

Всю дорогу до её убежища Джинни тошнило все сильнее не только от произошедшего, но и от самой себя. Гнев на мать смешивался с чувством вины за свою резкость, за свои слова. Сердце обливалось кровью при мысли о том, что их когда-то близкие, теплые отношения теперь были разбиты вдребезги. Нет, она конечно, не ожидала, что родители сразу примут её выбор. Она ожидала некую отстранённость и недовольство, но не вот эту волну гнева.

Мысли лихорадочно проносились в голове, не давая ей покоя. Зачем она пошла на это? Зачем согласилась выйти замуж за Малфоя? Не обернётся ли эта отчаянная попытка доказать всем, и прежде всего самой себе, что она не одинока, что ее кто-то любит, полным провалом?

Но Рон заверил её…

Взгляд Джинни упал на кольцо на ее пальце, подарок будущего мужа. Оно казалось ей чужим, холодным, тяжелым. Изумруд так красиво переливался, напоминая цвет любимых глаз. Она вдруг поняла, что не хочет этого брака, не хочет быть с Малфоем, даже на пару лет. Она не хочет участвовать в этом цирке уродов, где главным клоуном будет она сама.

Но если откажется, пострадают люди и она в первую очередь. Магический народ Британии этого точно не забудет и станет только хуже.

По лестнице Джинни уже бежала зажимая рот рукой. Малфой остался на улице и не пошёл за ней. И снова она была ему благодарна. Опустошив желудок, девушка прислонилась спиной к холодной стене и закрыла глаза. Пару раз ударилась головой о стену и тяжело вздохнула. Слёз снова не было. Внутри будто всё высохло и только гнев выворачивал душу.

Алкоголь — вот ее временное спасение, возможность хоть на несколько часов забыть о боли, о гневе, о неразрешимой ситуации, в которой она оказалась. Потанцевать, раствориться в ритме музыки, ощутить себя живой, свободной… хотя бы на время.

Джинни быстро привела себя в порядок, схватила сумочку и бросилась прочь из своего убежища.

Выскочив из квартиры, она помчалась вниз по лестнице, не дожидаясь лифта. Ноги сами несли ее к «Грязной Нелл» — темному, прокуренному пабу, где собирался самый разношерстный сброд Лондона. Там ее никто не знал, никто не спрашивал о прошлом, никто не осуждал. Там она могла быть собой, или тем, кем хотела казаться в этот момент. Там она могла утопить свою боль в отменном виски и забыться в вихре пьяного безумия.

— Здравствуй, Майк, — сказала она и подмигнула знакомому симпатичному бармену, — мне как всегда!

Майк сверкнул зелеными глазами и плотоядно улыбнулся.

— Джиневра, милая, я уж было подумал, что ты бросила пить, — он театрально прижал руки к груди и закатил глаза, — две недели без тебя показались адом.

Девушка засмеялась и погрозила ему пальцем.

— Никогда не брошу пить и курить, — заверила она его, — как я могу бросить то, что приносит мне удовольствия?

— Ну что ж, начнешь с лёгкого или сразу в омут с головой?

— Сразу.

Бармен кивнул и отошёл исполнять заказ. Джинни сделала глубокую затяжку, выпуская дым сигареты в полумрак паба. «Грязная Нелл» встретила ее привычной атмосферой: приглушенный свет, запах старого дерева и дешевого алкоголя, тихие разговоры завсегдатаев. Музыка сегодня была на удивление спокойной, мелодичной, словно стараясь успокоить ее растрепанные нервы.

Она огляделась, скользя взглядом по немногочисленным посетителям. За одним столиком пара клерков оживленно спорила о чем-то, по всей видимости, связанное с работой. У стойки сидел погруженный в свои мысли байкер, бесцельно помешивая ложечкой в полупустом стакане. В углу несколько модно одетых девушек хихикали над какой-то сплетней.

Никто не обращал на Джинни внимания. И это было именно то, что ей сейчас было нужно: анонимность, возможность раствориться в толпе, стать невидимкой.

Она знала, что алкоголь — не решение проблемы. Но сейчас ей нужно было хоть какое-то обезболивающее, хоть какое-то забвение. Она хотела утопить в спиртном свои мысли, свои сомнения, свою боль.

— Держи, — произнёс бармен и подмигнул, — всё как ты любишь.

Джинни послала ему воздушный поцелуй и посмотрела на стакан, а потом осушила его одним быстрым движением.

Виски приятно согревало изнутри, притупляя боль и гнев. Мир вокруг казался размытым, звуки доносились словно сквозь толщу воды.

Джинни, уже изрядно захмелевшая, почувствовала, как рядом опустился кто-то на стул. Знакомый запах дорогого одеколона ударил в нос, вызывая смешанные чувства: раздражение и любопытства.

Не оборачиваясь, она бросила через плечо:

— Следишь за мной, Малфой?

— Больно надо, — раздался рядом его голос. В нем не было и намека на упрек, только легкая ирония.

Печальная улыбка тронула ее губы. Она вдруг вспомнила.

— Я не поблагодарила тебя. Спасибо.

Он повернулся и кивнул. Вот так просто. Без сарказма и высокомерия, словно хороший знакомый. Впервые за этот вечер она посмотрела на него по-другому. В полумраке паба, скрывающем его аристократическую бледность и надменное выражение лица, он действительно был похож на обычного парня.

И это пугало.

Бармен, вытирая стойку, с любопытством поглядывал на парочку.

— Твой друг? — спросил он, обращаясь к Джинни.

Девушка, развеселившись, обняла Малфоя за шею, приблизив свое лицо к его.

— Хуже, — громко произнесла она, наслаждаясь эффектом своих слов, — он мой жених.

Малфой, застигнутый врасплох, захлебнулся виски, начал кашлять, пытаясь восстановить дыхание. Джинни, изображая заботу, участливо постучала его по спине.

— Стесняется, — прошептала она, подмигнув бармену.

Майк, бармен, театрально вздохнул и прижал руку к сердцу.

— Джиневра, ты разбиваешь мне сердце, — произнес он с таким серьезным видом, что Джинни чуть не поверила ему. Но чертики, весело прыгающие в его глазах, выдавали его с потрохами.

Джинни расхохоталась, ее смех был громким и заразительным. Малфой, наконец придя в себя, с укором посмотрел на нее. А потом усмехнулся.

В этой шумной, прокуренной атмосфере, в окружении незнакомых людей, они вдруг почувствовали себя немного ближе друг к другу. Все проблемы, ссоры, недопонимания отошли на второй план.

Здесь были только они и спокойствие.

Ударил гром и Рон вскочил на кровати, пытаясь отдышаться. Комната вокруг постепенно обретала очертания, прогоняя остатки кошмара. «Просто сон», — прошептал он себе, вытирая пот со лба. Но слова звучали неуверенно. Прошло уже три года, как закончилась война, а воспоминания продолжали мучить его.

Он снова и снова видел испуганное лицо Гермионы, слышал свой собственный полный горечи и злобы голос, когда он, ослепленный страхом и отчаянием, предал друзей.

«Если бы я остался тогда…» — эта мысль, как завязшая пластинка, крутилась в его голове. — «Если бы не поддался…»

Мысль о том, что Гермиона выбрала Гарри, а не его, была особенно мучительной. Он знал, что сам виноват. Ведь это он оттолкнул ее, предал их дружбу. Как последний трус убежал от проблем. И несмотря на, что сразу же одумался и вернулся, так и не смог их найти. И сколько бы следом не шёл за ними, найти и попросить прощения у него не получилось.

Рон тяжело вздохнул. Опустил ноги с кровати и обхватил голову руками. Он действительно очень сильно её любил. И очень сильно жалел, что не рассказал об этом раньше. Рон увидел их уже в Хогвартсе и всё понял. Гермиона держала Гарри за руку и с огромной нежностью смотрела ему в глаза. И такой же виноватый взгляд на Рона.

Мужчина встал с кровати и подошел к окну. Сквозь утреннюю дымку проглядывало бледное солнце. Дождь закончился. Да, он не винил Гермиону. Он желал ей только счастья, и, видя ее рядом с Гарри, не мог не признать — они идеальная пара. Гарри был тем героем, на которого всегда хотел быть похожим сам Рон, но ему не хватало ни смелости, ни самоотверженности друга.

Прозвенел будильник и Рон усмехнулся. Ночь прошла и кошмары отступили, пора выступать.

* * *

Прячась за газетным киоском, Рон старался не упускать из виду невысокого пухлого мужчину. На первый взгляд, Лиам Нейвс был само очарование: доброе, открытое лицо, лучистые голубые глаза и заразительная улыбка. «Ну вылитый плюшевый мишка!» — подумал Рон, вспоминая огромного медведя, которого Фред и Джордж подарили Джинни на Рождество. Трудно было представить, что этот милейший мужчина на самом деле был хитрым и изворотливым мошенником, способным обвести вокруг пальца даже самого бдительного волшебника. Он знал, что стоит ему на секунду расслабиться, как Нейвс тут же исчезнет, растворившись в многолюдной толпе.

Старый мошенник, насвистывая незатейливую мелодию, проскользнул в уютное кафе. Рон, натянув почти на самые глаза старую потертую шляпу, последовал за ним. Нейвс присоединился к женщине, сидевшей за одним из угловых столиков. Рону сразу бросилось в глаза ее надменное, словно высеченное из камня, лицо. Она медленно помешивала ложечкой кофе, не прикасаясь к чашке, и внимательно слушала Нейвса. Тот говорил быстро, эмоционально жестикулируя. Наконец, он достал из внутреннего кармана пиджака пухлый конверт и протянул женщине.

Ее лицо оставалось непроницаемым.

Рон, сел за столик, который скрывался за большим фикусом. Он сжимал в руках фотоаппарат, и бесшумно щелкал затвором, стараясь уловить каждое движение, каждую изменяющуюся тень на лице женщины. Роза Фицью — так звали эту статную даму с надменным взглядом. Роза была женой скандально богатого магната Грегори Фицью, и уже несколько месяцев пыталась найти на него компромат, чтобы отсудить половину состояния при разводе. Похоже, Лиам Нейвс и был тем самым ключом к ее планам — темным информатором, способным найти грязь даже на самого осторожного волшебника.

Все шло как по маслу, план Розы Фицью обещал блестящий успех. Но был один нюанс, о котором ни хитрая Роза, ни изворотливый Нейвс даже не подозревали. Грегори Фицью не зря сколотил свое состояние — он обладал не только деловой хваткой, но и проницательным умом. Прожив с Розой не один год, он прекрасно изучил ее характер и неуемную жажду роскоши. Фицью предвидел такой поворот событий и решил подстраховаться.

Как оказалось, женщина имела большой опыт хождения налево.

Лиам Нейвс, откланявшись с театральной галантностью, вышел из кафе. Роза Фицью, оставшись одна, не спешила уходить. Она еще некоторое время сидела, откинувшись на спинку стула и безразлично разглядывая прохожих за окном. Казалось, она наслаждается моментом своей маленькой победы. Наконец, она неспешно достала из сумочки золотой портсигар, извлекла тонкую сигарету и закурила. Надо признать, женщиной она была красивой, и можно было понять вереницу её любовников, которые огораживали женщину и защищали от сплетен.

Миссис Фицью расплатилась и вальяжно вышла из кафе.

Рон спрятал фотоаппарат, глубоко вздохнул, в голове вертелись обрывки разговора Нейвса и Фицью. Он подошел к стойке и устало опустился на высокий стул.

— Чего желаете? — деловито осведомился бармен, протирая стакан.

— Крепкого черного кофе, — вздохнул Рон, — без сахара.

Сделав большой глоток обжигающего напитка, он прикрыл глаза и подумал, что вся эта история с Фицью превращается в настоящий кошмар. И Грегори, и Роза оказались людьми скользкими и неприятными. Единственным утешением был внушительный гонорар.

Он никогда не любил таких дел. В них были только чужие секреты, ложь и предательства. Рон предпочитал ловить настоящих преступников, бороться с темными магами. Он вскинул руку и провел пальцами по тонкому шраму, который белой молнией рассекал его лицо от брови до подбородка. Это было напоминание о его серьезном деле, о битве с пожирателями смерти, о том, что он выбрал опасный путь.

Рон поймал себя на мысли, что скучает по опасности. Работа с Фицью, хоть и требовала ловкости и смекалки, была слишком… стерильной. Ему не хватало азарта погони, напряжения битвы, вкуса победы на губах после очередной схватки с врагами. Адреналин стал для него как воздух, без которого он начинал задыхаться в этой удушающей атмосфере чужих семейных тайн.

— Нет, все эти семейные драмы — не для меня, — сказал сам себе Рон, решительно отодвигая от себя чашку с остывшим кофе.

— Мистер Уизли…

Лиам Нейвс, переминаясь с ноги на ногу, протянул ему пухлый конверт.

— Вот как мы и договаривались.

Рон проверил содержимое конверта и кивнул.

— Я могу идти?

— Да. И Нейвс больше не попадайся мне на глаза.

Мужчина вытер пот со лба, глазки бусинки бегали по кафе. Он закивал и быстро попятился к выходу, боясь того, что Уизли броситься за ним следом. Что ж, Рон был бы и не против прибить мерзкого жука, но не сегодня.

Уизли собрался уходить; расплатился с барменом, натянул шляпу на голову и радовался, что сегодня этот концерт наконец-то закончится и он сможет вплотную заняться Джинни. С сестрой нужно было что-то делать, её пристрастия к алкоголю и сигаретам волновали его и даже пугали.

— Рональд? — голос был тихим, мелодичным, с легкой загадочной интонацией.

«Черт побери!» — Рон инстинктивно натянул шляпу на самые глаза, хотя и понимал, что это бесполезно. — «Только журналистов мне здесь не хватало!»

Рядом с ним кто-то приземлился на табурет, и волна цветочного аромата обдала Рона. Он быстро бросил взгляд на незнакомку и буквально окаменел.

— Полумна?

— О, так я не ошиблась! — Полумна лучезарно улыбнулась, и на ее щеках появились ямочки, которых Рон раньше как будто не замечал.

Она действительно очень изменилась. Из странноватой девочки с расплывчатым взглядом и привычкой теряться в собственных фантазиях Полумна превратилась в очаровательную девушку. Пепельные волосы, которые раньше торчали в разные стороны, как у домового после праздника, теперь мягкими волнами спускались до пояса. Большие, слегка выпуклые глаза по-прежнему казались удивленными, но в их глубине поселилась какая-то новая, притягательная сила. На Рона внезапно накатили воспоминания о том, как Полумна танцевала с ним на свадьбе Билла и Флёр, как смело сражалась с пожирателями смерти в битве за Хогвартс, как успокаивала его после…

— Ого, вот так встреча, не ожидал тебя здесь увидеть, — сказал Рон, — как поживаешь?

— Всё хорошо, вот искала папе подарок ко дню рождения. А ты как? — Полумна замолчала и отвела взгляд, — я слышала… о Гарри и Гермионе. Я знаю, ты любил её… А он твой друг… Ах, прости.

На лице Рона мелькнула усмешка, когда он отвел взгляд. В тот момент его осенило: вот что испытывала Джинни, когда ей напоминали о Поттерах. Боль. Сожаление. Гнев. Он любил Гермиону и мечтал создать с ней семью. Но она выбрала его лучшего друга. Теперь она счастлива, воспитывает дочь. А он и Джинни, словно увязшие в трясине, не могли отпустить прошлое.

— Все хорошо, Полумна, — ответил Рон, стараясь, чтобы его голос звучал уверенно и бодро. — Это все в прошлом. — Он натянуто улыбнулся, надеясь, что Полумна не заметит, как нервно он крутит в руках ложку для кофе над кружкой, которую бармен снова услужливо поставил перед ним и девушкой.

Полумна и правда казалась взволнованной. Она беспрестанно теребила тоненькую серебряную цепочку на своей шее и время от времени кусала нижнюю губу, от чего она казалась еще пухлее и…

— Это хорошо… — протянула Полумна, отводя взгляд. Она умолкла, и между ними повисла неловкая пауза.

Рон не мог понять, что происходит. Ощущение было такое, словно он играет в какую-то странную игру, правил которой не знает. Полумна явно хотела ему что-то сказать, но все никак не решалась. А Рон, вместо того чтобы помочь ей, продолжал молча разглядывать девушку, как будто видел ее впервые.

Его взгляд скользнул по ее стройной фигуре, задержался на длинных пальцах, нервно теребящих серебряную цепочку на шее, и поднялся к ее лицу. Полумна встретила его взгляд и решилась.

— На самом деле, я рада, что встретила тебя здесь, — продолжила Полумна, и ее щеки слегка покраснели.

Рон напрягся, словно перед ним материализовался боггарт. Он так и знал, что эта встреча не случайна. Полумна что-то задумала. И ему это совсем не нравилось.

«Только не говори, что ты тоже хочешь нанять меня для какого-нибудь своего расследования», — мысленно взмолился он.

— Не мог бы ты мне кое в чём помочь? — спросила Полумна, и её голос, тихий и мелодичный, прозвучал почти страстно.

Рон невольно поёжился, в голосе Полумны, обычно таком воздушном и немного отстранённом, мужчина внезапно уловил новые, незнакомые ему нотки. Там была не скрытая просьба, а скорее приглашение, почти интимное, адресованное лично ему, Рональду Уизли, а не просто старому школьному приятелю. От этого открытия у Рона перехватило дыхание, а ложка в его руках затрещала. Он решительно встряхнул головой, отгоняя от себя волну странного очарования, которое исходило от Полумны.

— Смотря что ты хочешь, — с нарочитой небрежностью ответил Рон, стараясь скрыть внезапно накатившее на него странного чувства.

Полумна опустила глаза, её длинные ресницы дрожали, словно крылья испуганной бабочки. Тонкие пальцы нервно сплелись у неё на коленях. В этот момент она была так не похожа на ту уверенную в себе девушку, что недавно пленила его своим голосом, что Рон на мгновение забыл обо всем на свете, желая только одного — успокоить её.

Уизли рассердился на самого себя и нахмурился. Какого черта его вообще посетили эти странные мысли и чувства? Может дело в том, что он давно не общался с противоположным полом, как Лавгуд? Или просто у него давно не было женщины в прямом смысле слова.

— О, всё просто, — Полумна заговорила быстро, словно боясь передумать. — Не мог бы ты со мной пойти к отцу и притвориться моим… ммм… парнем?

Рон ощутил, как его челюсть неконтролируемо устремилась к полу. Он не ослышался? Полумна просит его притвориться её… парнем? Он его хорошо помнил, тот самый Ксенофилиус Лавгуд, издатель «Придиры», поклонник морщерогих кизляков и прочих несуществующих созданий.

— Это, конечно, ни к чему не обязывает, не подумай, — поспешно добавила Полумна, увидев его реакцию. Она стрельнула в него быстрым взглядом.

Опустила голову и посмотрев на часы, быстро поднялась.

— У меня мало времени и много дел. Давай встретимся завтра вечером и всё обсудим? Скажем, часов в семь в этом кафе, хорошо?

Не дожидаясь ответа, она вскочила со стула и, кивнув Рону на прощание, быстро вышла из кафе, оставив его в одиночестве и смятении чувств.

* * *

Джинни глубоко вдохнула солёный воздух и закрыла глаза вслушиваясь в шум прибоя. Она впервые видела море. Безбрежная бирюзовая гладь, усыпанная серебряными бликами солнца, казалась нереальной, словно сошедшей с картины какого-то мастера-волшебника. Шум прибоя, крики чаек, даже лёгкий бриз, трепавший её волосы — всё это вызывало в Джинни восторг и жажду новых впечатлений.

Но идиллию портил он — Драко Малфой, расположившийся в плетёном кресле напротив, раздраженно качал в руках бокал с каким-то коктейлем. Его взгляд, холодный и надменный, как у хищной птицы, буквально выжигал Джинни насквозь.

— Не злись, Малфой, — произнесла она, — твое кислое лицо может испортить молоко.

Он нахмурился еще сильнее и, наконец, отвернулся. Джинни усмехнулась. Неужели он так сильно нервничает перед их первым публичным выступлением в качестве пары?

— Успокойся, я умею вести себя на людях, — сказала она и протянула руку к баночке холодного пива.

Малфой перехватил её руку и строго сказал:

— Никакого алкоголя! И сигарет!

— Хорошо, — ответила она и вскинула руки в знак примирения.

— Я серьезно!

— Да поняла я, без алкоголя и сигарет. Если у тебя есть другие предпочтения или пожелания, я готова их учесть.

Джинни посмотрела на Малфоя, его оценивающий взгляд вызвал в ней волну раздражение и гнева. Он, казалось, намекал, что она должна полностью измениться, чтобы соответствовать его стандартам. Девушка нахмурилась, и почувствовала, как задергался левый глаз. Она прищелкнула языком и покачала головой. Никто не имел права указывать ей, как быть и как изменяться. Она встала прямо и медленно прошла мимо Малфоя, подчеркивая свою независимость и непоколебимость.

— В блондинку краситься не буду, запомни это, Малфой.

Джинни чувствовала, как злость наполняет её всё больше и больше. Она злилась на себя за то, что согласилась на этот фиктивный брак. Но больше всего она злилась на самого Малфоя. Он был претенциозен, высокомерен и обладал неприятным характером. Он воплощал все, что она ненавидела в Слизерине, всю ту злобу и презрение к другим людям. Она пожалела мгновение слабости, когда согласилась на эту фарсовую свадьбу, и твердо решила, что больше никогда не будет позволять кому-либо таким образом управлять её жизнью.

С другой стороны, Малфой был единственным человеком, который смог защитить Джинни от ее собственной матери, от ее жестокости и несправедливости. Он вступился за нее, когда она была на грани, и стоял рядом, подавая ей опору в трудный момент. И хотя это было всего лишь мгновение, Джинни не могла не признать, что Малфой проявил в этот момент заботу о ней.

Эти мысли создали в ней путаницу. С одной стороны, она все еще чувствовала отвращение к Малфою и его противному характеру. С другой стороны, он показал, что некоторая часть его может быть доброй и заботливой.

Джинни заскочила в выделенную для неё комнату и хотела хлопнуть, как можно громче дверью, но вместо этого очень тихо прикрыла её. И тут же ощутила прилив облегчения. Вздохнув глубоко, она почувствовала, как напряжение начинает отпускать.

Комната на удивление, была уютной и спокойной, с мягкими цветами на стенах и удобной кроватью. И никакого зеленого цвета и змей на стене. Джинни спешно направилась в ванную. Она с размаху открыла кран и сбросив одежду на пол, встала под холодные струи воды, наслаждаясь ощущением прохлады. Вода струйками споласкивала с тела все накопившееся напряжение и тревогу.

Как только стало невыносимо холодно, девушка выбралась из ванной и закуталась в теплый, белый халат. Джинни решила выпить стакан вина, чтобы успокоить свои нервы. Она знала, что алкоголь не решит ее проблем, но сейчас она просто хотела снять напряжение и расслабиться ненадолго. И к черту Малфоя с его предупреждением!

Захватив бокал с вином, она вернулась в комнату и выглянула в окно. Джинни задумалась о том, как лучше себя вести перед журналистами. Она решила быть искренней и прямой, чтобы ее слова звучали правдиво и убедительно. Возможно, это было лучшим способом показать свою любовь к Малфою и заставить других поверить в их отношения.

Осушив бокал с вином, девушка пару минут простояла с закрытыми глазами. Джинни медленно открыла глаза и взглянула на потрясающее платье, лежащее на кровати. Оно было изящным и элегантным, с тонкими кружевными узорами и изящным кроем. И не смотря на то, что платье было глубокого изумрудного цвета, ей очень нравилось.

Платье манило её, словно магнит, и Джинни не могла устоять перед его привлекательностью. Оно казалось созданным специально для неё, чтобы она чувствовала себя прекрасно и уверенно. Девушка приблизилась к кровати и погладила его, оно даже на ощупь было потрясающим!

Держа платье в руках как драгоценность, Джинни переоделась и с удовлетворением рассматривала свое отражение в зеркале. Платье сидело на ней идеально, подчеркивая ее изящные формы и придавая ей особую роскошь. Зеленый цвет платья выделялся на фоне ее рыжих волос, создавая потрясающий контраст и придающий ей загадочность и притягательность.

Она обратила внимание на свои карие глаза, которые сверкали огнем и отражали саму ее силу и решимость. В этот момент она по-настоящему почувствовала себя сильной и уверенной женщиной, готовой встретить любые вызовы.

От стука в дверь Джинни подскочила и воровато оглянулась, будто сделала, что-то ужасное. Нарцисса Малфой вошла в комнату. Она вздрогнула, не ожидая ее появления. Миссис Малфой медленно обходила её, оценивая внешность. Уизли вскинула подбородок, всем своим видом показывая, что не собирается уступать.

— Что ж, — сказала она, — тебе очень идет это платье.

— Спасибо, — вдруг стушевалась Джинни.

— Садись, нужно привести твои волосы в порядок, — произнесла Нарцисса и указала на стул.

Джинни осторожно села на указанный стул, чувствуя на себе взгляд Нарциссы. Она была готова к критике, ведь миссис Малфой была известна своей строгостью и высокими стандартами. Но женщина, кажется, осталась довольна увиденным.

Во время этой маленькой процедуры, Джинни чувствовала себя странно. Почему-то ей безумно хотелось, чтобы на месте этой женщины была её мама. Чтобы Молли смотрела на неё с теплотой и говорила о самом разном, чтобы успокоить свою дочь. Мама… Джинни закрыла глаза и сглотнула образовавшийся комок в горле. Сейчас не время об этом думать и раскисать.

— Я… так и не поблагодарила тебя, за то, что согласилась нам помочь. Спасибо, мы это очень ценим.

Джинни вдруг удивилась, насколько нежно и аккуратно миссис Малфой управлялась с её волосами.

— Не стоит, в конце концов, я это делаю и для себя тоже.

Когда Нарцисса закончила укладывать волосы, Джинни встала и взглянула на себя в зеркало. Ее волосы были аккуратно уложены, а лицо сияло уверенностью. Она почувствовала себя сильной и готовой.

— Спасибо, очень красиво.

Вдруг Нарцисса улыбнулась и Джинни удивилась теплоте в её глазах. Улыбка придала женщине некую человечность и теплоту. В ее глазах отразилась доброта и понимание, словно она понимала все трудности и сомнения, с которыми сталкивалась Джинни. Это был необычный момент.

Джинни обратила внимание на отстраненное поведение Нарциссы Малфой. Они мало разговаривали за все это время, и женщина казалась всегда погруженной в свои мысли. Ее отсутствие в разговорах и отстраненность создавали некий барьер между ними. В отличие от Нарциссы, Люциус Малфой был более разговорчивым и открытым. Он был тем, кто говорил о свадьбе, разрабатывал планы и рассказывал о дальнейших действиях.

Дверь снова открылась и на пороге теперь стоял Драко. В серых глаза застыло странное выражение, когда он посмотрел на Джинни, по спине пробежал рой мурашек от этого взгляда. Черный костюм подчеркивал его подтянутую фигуру, а легкая небрежность в укладке только добавляла ему шарма. Джинни никогда не считала его привлекательным, но сейчас, видя эту смесь элегантности и дерзости, не могла оторвать от него глаз.

— Уизли… — голос Драко был низким и хрипловатым, отчего мурашки забегали еще быстрее, — мерлинова борода, ты до сих трезвая. Удивительно.

Джинни почувствовала, как краска приливает к ее щекам. Она поправила прядь волос, стараясь скрыть гнев.

Не сейчас.

— Драко, — строго оборвала его мать, — это не красиво! Извинись.

Джинни вскинула подбородок и насмешливо улыбнулась, ожидая извинения.

— Извини… мама. Нам уже пора.

Девушка закусила губу, в душе радуясь, что всё-таки выпила бокал вина. Мерзкий хорёк! Она ему ещё отомстит… Джинни взяла мужчину под руку и глубоко вздохнула. Она бросила быстрый взгляд на его безупречный костюм, на идеальную укладку. Каждая клеточка ее существа жаждала разрушить это воплощение холодного аристократизма. Но это потом.

А сейчас начнётся настоящее шоу.

Джинни шла под руку с Малфоем, изо всех сил стараясь, чтобы улыбка на ее лице выглядела одновременно вежливой и счастливой. Вспышки камер не прекращались ни на секунду, журналисты выкрикивали вопросы, один нелепее другого. Их интересовало все: история их любви, планы на будущее, и, конечно же, знает ли герой магического мира, Гарри Поттер, об их отношениях.

Слух о том, что Джинни Уизли и Драко Малфой встречаются, распространился с невероятной быстротой. «Пророк» строчил один сенсационный материал за другим, не слишком заботясь о достоверности информации. На фотографиях, которые появлялись то в «Пророке», то в «Ведьминском досуге», Джинни и Драко то гуляли по парку, держась за руки, то ужинали в ресторане, обмениваясь многозначительными взглядами.

Две недели прошли в бешеном ритме. Джинни и Драко словно играли роли в плохом спектакле, где сюжет был известен только им двоим. Они появлялись вместе на всех публичных мероприятиях, обменивались улыбками и нежными взглядами. Джинни никогда не думала, что способна на такое лицемерие, но ради того, чтобы утереть нос Поттеру она была готова на всё.

Она училась смотреть на Малфоя с обожанием, смеяться его шуткам, даже позволяла ему брать себя за руку — и с ужасом понимала, что её тело отзывается на его прикосновения совсем не так, как должно было бы отзываться тело женщины, которая согласилась на фиктивный брак. И где совершенно не было месту любви.

Чтобы подумали журналисты, знай они правду? Но им было всё равно на правду. «Пророк» требовал сенсаций, и Джинни с Драко решили не лишать их этого удовольствия. Девушка крепко держала Малфоя под руку, искусственно улыбаясь направо и налево. Вспышки камер слепили глаза, вопросы журналистов злили своей назойливостью и бестактностью.

— Мисс Уизли, расскажите, как давно вы встречаетесь с мистером Малфоем? — кричала одна ведьма в очках, грозя задеть её микрофоном.

— Мистер Малфой, это правда, что ваша свадьба состоится уже на следующей неделе? — не отставал от неё волшебник с огромным фотоаппаратом.

Джинни промолчала, лишь ещё шире улыбнулась в камеру, демонстрируя сверкающие белизной зубы. «Чтобы вы все провалились!» — злобно подумала она.

Драко, в отличие от Джинни, наслаждался производимым эффектом. Он с важным видом отвечал на вопросы, рассказывая журналистам трогательную историю о том, как они с Джинни любили друг друга ещё со школы, но судьба разлучила их на долгие годы.

— Наша любовь прошла через многие испытания, — пафосно вещал он, глядя прямо в глаза очарованной журналистке из «Ведьминского досуга». — Но теперь мы вместе, и это главное.

Джинни слушала его, и ей оставалось только удивляться, насколько убедительно он врёт. Она бросила на него нежный взгляд, притворно поправляя его воротник, и про себя подумала: «Вот же лжец! Его нужно наградить за эту роль!»

Джинни приподнялась на цыпочки и чмокнула Драко в уголок губ, вызвав одобрительный гул и вспышки фотокамер у журналистов. Драко же вздрогнул от неожиданности и бросил на неё странный взгляд — похоже, до него донесся аромат вина, которым пахло от Джинни.

Джинни самодовольно усмехнулась про себя. «Пусть не думает, что я всерьёз собираюсь меняться ради него и этого фиктивного брака!» — пронеслось у неё в голове.

Неожиданно Малфой обхватил ее талию и развернул к себе. Джинни оцепенела, по спине пробежал мороз, а внутри все сжалось от леденящего страха. Он приподнял ее подбородок и, склонившись, посмотрел в глаза.

Мир вокруг исчез. Остались только его глаза — серые, как грозовое небо, — в которых горел какой-то непонятный огонь. Джинни застыла, не в силах пошевелиться, не в силах оторвать взгляд. И тут он поцеловал ее. Не нежно, не робко — требовательно, властно, словно ставя свою метку. Джинни оцепенела, но под его напором раскрыла рот, впуская его язык. В ушах стучала кровь, а внизу живота все сжалось от непонятной, незнакомой сладости. Никто и никогда не целовал ее так!

Драко отстранился так же внезапно, как и начал поцелуй. В его глазах, все еще потемневших от страсти, мелькнуло что-то похожее на торжество. Джинни, пытаясь отдышаться, ощущала, как по ее телу волнами разливается жар. Это было пугающе, волнующе и… чертовски приятно.

Джинни чувствовала, как фотоаппараты щелкают, словно стая голодных волков, фиксируя каждый нюанс их наигранного блаженства. Ее губы, сведенные в подобии счастливой улыбки, уже начинали болеть. Мысли метались в голове, как испуганные птицы, не в силах найти выхода.

Малфой, словно не замечая ее смятения, с привычной самоуверенностью приобнял ее за талию, притягивая ближе. Она положила голову ему на плечо, показывая всем своим видом, как ей хорошо с ним.

«Что ж, снимки будут отличные,» — эта мысль пронеслась в голове, как молния. Да, снимки будут отличными, статья — скандальной, а она через неделю станет миссис Малфой.

Этот внезапный поцелуй обожёг её, как удар хлыста. Внезапная волна жара пронеслась по венам, сбивая дыхание и заставляя сердце биться с бешеной скоростью. В этот миг все маски, все напускные роли рассыпались в прах. Джинни вдруг отчётливо осознала, что перед ней не просто образ, созданный сплетнями и школьной враждой, не карикатурный слизеринский хорёк. Перед ней стоял мужчина. Живой, настоящий, волнующий до дрожи.

И это открытие пронзило ее ледяным ужасом. Оно рушило все стереотипы, ломало все барьеры. Оно обнажало перед ней саму себя, заставляя признаться в том, чего она боялась больше всего. Признать, что Малфой — не карикатура, не враг, а мужчина, способный взволновать ее одним прикосновением. И это пугало до дрожи, до головокружения.

Джинни с затаённой тревогой, в которой угадывалось зарождающееся любопытство, посмотрела на Малфоя. Впервые она смотрела на него не сквозь призму школьной вражды, а как будто видела впервые. Нет, он определённо не был красавцем в классическом понимании. Но было в нём что-то такое...

Наконец фотографы с шумом ретировались, давая паре передышку в этом спектакле для прессы. Малфой, не теряя ни секунды, наклонился к Джинни, заставив ее вздрогнуть от неожиданности. Его дыхание опалило кожу, а голос, низкий и насмешливый, прозвучал дьявольским шепотом:

— Так значит, ты всё-таки выпила.

Джинни вздёрнула подбородок, пряча за маской равнодушия промелькнувшую панику. Она мастерски изобразила беззаботную улыбку:

— Скажи спасибо, что стою на ногах и не позорю твоё величество.

— Ах, Джиневра, — протянул он, растягивая слова и смакуя каждый слог. В его голосе слышалась неприкрытая насмешка, — не стоит так нервничать!

Джинни с шумом выдохнула, стараясь взять себя в руки.

— Ты слишком много о себе думаешь, Малфой, — парировала она, вынужденно рассмеявшись. Смех прозвучал слишком уж нервно, даже для нее самой. — И, между прочим, это было не так уж и «вау».

Малфой, не отрываясь, смотрел на нее своими пронзительными серыми глазами, в глубине которых мерцал огонек опасного веселья. Уголок его губ приподнялся в хищной усмешке.

— Да ну? — протянул он, нарочито медленно, словно пробуя слово на вкус.

Джинни почувствовала, как по ее спине пробежал холодок. Она резко вскинула голову, и лишь чудом не столкнулась с ним нос к носу.

— Да! — выпалила она, вкладывая в это короткое слово всю свою решимость, и, быть может, капельку отчаяния.

— Значит, нужно это исправить, — задумчиво произнес он, словно размышляя вслух.

Джинни внутренне сжалась. Нервозность, которую она с таким трудом подавляла, грозила вырваться наружу.

— Что исправить? — вырвалось у нее раньше, чем она успела прикусить язык. В её голосе против воли прозвучали нотки паники.

Он молча огляделся, словно хищник, выслеживающий добычу, и, не говоря ни слова, резко потянул ее за собой. Джинни, не ожидавшая такой прыти, неуклюже шагнула вперед и оказалась втиснутой в узкую нишу за тяжелыми, плотными шторами.

— Ой! — только и успела пискнуть она, инстинктивно хватаясь за его руку, чтобы не упасть.

Малфой, не упустив случая, мгновенно притянул ее к себе. Его руки, обжигающие даже сквозь ткань платья, скользнули по ее спине, задержались на талии, а затем скользнули ниже, еще ниже, будоража и волнуя каждым прикосновением.

— Что ты делаешь, Малфой? — прошептала она, захлебываясь собственным дыханием. Ее голос дрожал, выдавая смятение.

Он не ответил. Вместо этого его губы коснулись ее кожи чуть ниже уха, обжигая горячим дыханием. Легкий, как дуновение ветра, поцелуй — и по ее телу пронеслась дрожь. Колени дрогнули, грозя подогнуться в любой момент.

— Исправляю, — промурлыкал он ей на ухо, и его голос звучал хрипло, — чтобы было «вау».

Джинни закусила губу, стараясь справиться с головокружением. Неужели его действительно задело, что ей не понравился их показной поцелуй?

Это было абсурдно, безрассудно, безумно! Они всего лишь играли роли, разыгрывали спектакль перед камерами ненасытных журналистов. И все же… что-то неуловимо изменилось. Словно между ними пробежала искра, поджигая что-то опасное и неизведанное. Джинни чувствовала, как Малфой меняется. Его насмешливая самоуверенность испарилась, уступая место чему-то первобытному, почти животному. Он словно пытался что-то ей доказать, показать, заставить почувствовать.

Он вновь приник к ее губам, на этот раз настойчиво, требовательно. Поцелуй обожёг, словно глоток крепкого огненного зелья. Жар разлился по венам, добираясь до самых потаенных уголков ее тела. Руки Малфоя, словно живущие собственной жизнью, скользили по ее спине, опускаясь все ниже и ниже. Он прижимал ее к себе, давая почувствовать все свое мужское превосходство.

Джинни застонала, не в силах больше сдерживать нарастающий внутри ураган эмоций. Ее руки сами собой обвили его шею, притягивая ближе.

Те немногочисленные и такие невинные поцелуи с Гарри внезапно показались Джинни блеклыми и неумелыми в сравнении с тем, что творил с ней сейчас Малфой. Он словно разбудил в ней что-то древнее, первобытное, то, о существовании чего она даже не подозревала. Джинни чувствовала, как теряет контроль, как ее воля тает под напором его страсти. Это было похоже на безумие, на сладостное падение в бездну.

Наконец, словно нехотя, Драко оторвался от ее губ. Джинни невольно запрокинула голову, ловя его поцелуй, и из ее горла вырвался приглушенный, протестующий стон. Ей хотелось еще, еще этого опьяняющего чувства, этой сладкой пытки, которая будоражила кровь и заставляла забыть обо всем на свете. Она словно алкоголичка, пристрастившаяся к крепкому терпкому вину, жаждала новой дозы, не в силах противиться охватившему ее желанию.

— Ну вот, — раздался над самым ее ухом довольный голос Малфоя, — теперь совсем другое дело.

Его слова, прозвучавшие словно ушат ледяной воды, мгновенно отрезвили Джинни. Шум в ушах стих, уступая место оглушающей тишине. Кровь отхлынула от лица, уступая место волне гнева, которая с каждой секундой нарастала внутри, как цунами.

— Ах ты… — прошипела она, с трудом выпрямляясь и отталкивая его от себя.

Малфой, не обращая внимания на ее гнев, лишь самодовольно усмехнулся и пригладил волосы, которые Джинни, кажется, успела ему изрядно взъерошить.

Она поправила платье, стараясь унять дрожь в коленях, и бросила на Малфоя испепеляющий взгляд. «Какая же я дура! — пронеслось у нее в голове. — Позволить какому-то… Малфою так себя… обвести вокруг пальца!»

— А знаешь, — проговорил он, голос звучал его отстраненно, — теперь я понимаю Поттера.

При упоминании о Гарри сердце девушки сжалось. Джинни, не раздумывая, развернулась и замахнулась, желая оставить на его самодовольной физиономии памятный след. Но он оказался проворнее. Парень перехватил ее руку и, резко потянув на себя, впечатал в свои объятия.

— Ах ты… мерзавец! — прошипела она, пытаясь вырваться, — летучемышиного сглаза захотел?!

— Ну-ну, дорогая, — промурлыкал он ей на ухо, и Джинни почувствовала, как по ее спине пробежал холодок, — не при гостях же.

Он обнял ее за талию, сдавливая так сильно, что она невольно всхлипнула.

— Приготовься, — прошептал он, и в его голосе почему-то послышались металлические нотки, — шоу продолжается.

И, не дожидаясь ответа, он, словно ни в чем не бывало, вывел ее из-за штор. Джинни оставалось лишь послушно улыбаться, пряча за маской равнодушия бушующий внутри ураган эмоций.

Остаток вечера прошёл для Джинни, как в тумане. Она двигалась, улыбалась, болтала с гостями, но все это было на автомате. Внутри у нее бушевала буря противоречивых эмоций. Обида, горечь, злость — все смешалось в один гремучий коктейль.

«Мерзавец! Негодяй! Как он посмел?!» — мысли вихрем носились в голове, не давая сосредоточиться. Джинни была зла, как фурия. Зла на Малфоя, за то, что он так с ней поступил, зла на себя, за то, что позволила ему это сделать, зла на весь этот фальшивый мир, где люди готовы на все ради собственной выгоды.

Сегодня она будет пить, танцевать, флиртовать, смеяться, жизнерадостно позировать перед вспышками фотокамер. И плевать ей хотелось на то, что скажут многоуважаемые Малфои и их чопорные гости. Сегодня Джинни Уизли будет жить по своим правилам.

Не раздумывая, схватила с подноса проходившего мимо официанта бокал с шампанским и, осушив его одним махом, решительно направилась к столу, где рядами стояли бутылки с более крепкими напитками.

«Один бокал, второй… третий… что-то не берёт!» — усмехнулась она про себя, чувствуя, как алкоголь медленно, но верно делает своё дело. Голова стала приятно лёгкой, ноги сами просились в танец. Вот только музыка… эта нудная классика скорее навевала тоску, чем желание зажечь танцпол.

Недолго думая, Джинни подошла к музыкантам и, щедро одарив их несколькими галеонами, договорилась о небольшой смене репертуара. Через пару минут зал наполнили ритмы быстрого, зажигательного чарльстона. Джинни уже была готова пустить в ход всё своё очарование и шарм семейства Уизли, и показать присутствующим, как нужно отрываться на полную катушку, но… в тот же миг она почувствовала на себе чьй-то взгляд. Оглянувшись, Джинни заметила на другом конце зала Малфоя. Он смотрел прямо на нее, и в его глазах читалась смесь раздражения и гнева. Похоже он догадывался, что она собиралась сделать, и направился к ней, чтобы приструнить.

«Не дождёшься!» — пронеслось у неё в голове. Резко развернувшись, Джинни быстро скрылась в толпе гостей.

«Так, Уизли, думай!» — приказала она себе, петляя между чопорных дам и на всех парах удирая от надоедливого кавалера, — нужно что-то придумать… что-то этакое… чтобы и Малфою насолить, и себя не подставить…»

— Джинни…

Голос послышался так неожиданно, что Джинни вздрогнула и резко остановилась. Перед ней, словно материализовавшись из воздуха, стоял… Гарри. Гарри Поттер собственной персоной.

Он немного повзрослел, возмужал, но в целом оставался тем же Гарри, которого она… когда-то любила. Сердце Джинни болезненно сжалось, стало трудно дышать. Что он здесь делает? Неужели… с Гермионой?

Она обвела затравленным взглядом зал, но Гермионы нигде не было видно. От одной этой мысли у Джинни закружилась голова. Она совсем не была готова к этой встрече. Ни с ним, ни, тем более, с ней.

— Гермиона дома, — словно угадав ее мысли, сказал Гарри. — С малышкой. Не смогла прийти.

В его голосе звучала такая любовь и нежность, что Джинни почувствовала, как ее собственное сердце сжимается от зависти.

Она молча смотрела на Гарри, не зная, что сказать. Сколько они не виделись? Три года? Целая вечность…

— Меня пригласили, — продолжал Гарри, и в его голосе послышалась неуверенность. — Наверное, хотели увидеть твою и мою реакцию на происходящее.

— Наверное, — только и смогла выдавить она.

Некоторое время они стояли молча, не решаясь нарушить неловкое молчание.

— Значит... Малфой? — наконец спросил Гарри, и Джинни показалось, что в его голосе промелькнула едва уловимая насмешка.

Она лишь пожала плечами.

— Как видишь.

Гарри кивнул.

— Я рад за тебя, Джинни, — сказал он после небольшой паузы. — Кажется, вы… хорошо ладите.

«Мерлинова борода! — пронеслось у Джинни в голове. — Он что, видел их поцелуй?»

Она тут же покраснела, до кончиков ушей. Ну вот, она добилась своего! Гарри видел ее счастливой. Гарри теперь знает, что она не убивается по нему. Только вот… радоваться этому совсем не хотелось.

Ей отчаянно хотелось плакать. Но плакать она будет потом. Ночью, зарывшись лицом в подушку, когда никто не увидит ее слёз. А сейчас нужно держать марку. Показать Гарри, всему миру, да и самой себе, что она давно разлюбила его, что он для нее ничего не значит.

— Да, Малфой не так уж плох, как кажется, — стараясь говорить небрежно, бросила она, — хотя, конечно, все тот же слизеринский засранец.

Гарри удивлённо посмотрел на нее, а затем улыбнулся. Сердце Джинни болезненно сжалось, сделав непроизвольный кульбит. Его улыбка такая знакомая, такая родная…

— Дорогая, — с наигранным упрёком проговорил жених, — я так и знал, что ты обо мне высокого мнения.

В этот момент к ним, словно корабль, рассекающий волны, направился Малфой. Гости расступались перед ним, будто боясь попасть под горячую руку. Он приблизился к Джинни, по-хозяйски положил руку ей на талию, прижимая ее бедро к своему.

— Поттер, — протянул он, растягивая слова, и Джинни почувствовала, как по ее спине пробежали мурашки, — вот так встреча.

Гарри пристально посмотрел на него, затем перевёл взгляд на Джинни и коротко кивнул.

— Как твоя… жена? — спросил Драко, и Джинни показалось, что он специально сделал акцент на последнем слове.

— Хорошо, спасибо, — ответил Гарри, — Гермиона осталась дома, не смогла прийти.

Малфой наклонился и поцеловал Джинни в макушку. Она невольно нахмурилась. Что это он устраивает? Демонстрацию своих прав? Пытается ее соблазнить прямо на глазах у Гарри?

— Жаль, — с притворным сожалением произнёс Малфой. — У нас сегодня весело.

Гарри лишь коротко усмехнулся, бросив на Джинни быстрый, но многозначительный взгляд. «Он знает», — промелькнуло у неё в голове. Не зря Гарри работает Аврором. Не зря…

— Дорогая, нам пора, — проговорил Малфой, поворачиваясь к выходу и толпе журналистов, — ещё увидимся, Поттер.

Они обменялись сдержанными взглядами, и Малфой, не дожидаясь ответа, повлёк Джинни прочь.

— Я был рад тебя видеть, Джинни, — догнал их голос Гарри.

Она остановилась и оглянулась. Их взгляды встретились — её и Гарри. В эту секунду всё вокруг словно бы померкло, перестало существовать. Остались только они двое и бездонная пропасть непрожитых лет, несказанных слов, упущенных возможностей.

— Я тоже рада, Гарри, — выдавила она, стараясь улыбаться, — передавай привет Гермионе и дочери.

Она поспешно опустила голову, как будто боясь, что он увидит в её глазах слёзы, и прижалась к плечу Малфоя. Он что-то сказал журналистам, собравшимся у выхода, и Джинни натянула на лицо свою самую ослепительную, самую фальшивую улыбку, готовясь к очередной порции вспышек.

«Ох, что же они завтра напишут?» — с горечью подумала она.

Малфои есть Малфои. Даже под угрозой финансового краха и общественного позора они умудрялись превратить всё в демонстрацию безупречного вкуса и непоколебимого величия. Воздух буквально вибрировал от напряжения, но не хаотичного, а того, что возникает, когда оркестр настраивает инструменты перед сложнейшей симфонией.

Нарцисса Малфой, само совершенство в струящемся платье цвета слоновой кости, была дирижером этого оркестра. Её голос, обычно тихий и мелодичный, сейчас звенел сталью. Эльфы, бледные мотыльки в накрахмаленных салфетках, порхали по залу, боясь даже дышать в сторону хозяйки. Садовник, согнувшись в три погибели, колдовал над кустами роз, придавая им неестественно идеальную форму.

Казалось, само поместье Малфоев, мрачное и неприступное, натянуло на себя маску фальшивого радушия. Через три дня здесь состоится свадьба Драко Малфоя и Джиневры Уизли, событие настолько немыслимое, что даже портреты на стенах шептались, прячась за бархатными портьерами.

Нервы у Джинни были натянуты, как струны на скрипке перед концертом. Даже идеальная тишина, царившая в отведенной ей гостевой комнате, казалась зловещей.

— Ужасно, правда? — раздался за спиной насмешливый голос, разрубив эту тягучую тишину.

Джинни резко обернулась. Драко, без пиджака, с распущенным галстуком, небрежно прислонился к дверному косяку. Он выглядел усталым, как после бессонной ночи, но в его серых глазах плясали озорные чертики.

— Ты про свадьбу? — спросила Джинни, пытаясь унять дрожь в голосе.

— Ну а про что ещё? — ответил Драко, подходя ближе. — Ты хоть представляешь, что скажут в Дырявом Котле, когда узнают, что Драко Малфой женился на рыжей Уизли? Ставлю десять галеонов, что у старухи Рози случится сердечный приступ.

Джинни невольно улыбнулась. Несмотря на напряжение, Драко умудрялся разрядить обстановку своей язвительной иронией.

— Бедняжка, — произнесла Джинни и прижала руки к щекам, стрельнув в парня глазами.

Впервые за все эти дни ей было легко и спокойно рядом с Малфоем. Словно они были не заложниками ситуации, а двумя заговорщиками, наблюдающими за абсурдной пьесой, разыгрываемой для окружающих. И чем искуснее становилась игра, тем сильнее было чувство странного, почти запретного, единения между ними.

Журналисты, впрочем, не нуждались в подсказках. Они и сами с упоением включились в спектакль под названием «Любовь века: Малфой и Уизли». На следующий день после официального приема в честь помолвки все газеты пестрели фотографиями, от которых у Молли Уизли наверняка случился бы сердечный приступ, не будь она в курсе. На глянцевых страницах сияли «счастливые» жених и невеста. Их «проникновенные» взгляды, полные «нежности» друг к другу, были настолько убедительны, что даже Джинни, листая утренний выпуск «Пророка», на секунду поверила в реальность этой фальшивой сказки.

— Ты выглядишь так, словно вот-вот сбежишь, — заметила Джинни, изучая его с едва заметной улыбкой, — только смотри, Малфой, я не побегу тебя возвращать!

— А если я утащу тебя с собой? — прищурился Драко, делая шаг навстречу.

Джинни не отступила. Их разделяло всего несколько сантиметров. Она чувствовала запах его одеколона и видела крошечные золотые искорки в серых глазах. И как назло, в памяти всплыл тот пьянящий поцелуй на приеме, для журналистов, разумеется. Ту страсть, которую он зажёг в ней одним лишь прикосновением губ, за ширмой. Джинни поспешила отогнать неуместные воспоминания.

— Куда, например? — спросила она, с трудом сдерживая дрожь в голосе.

— В Бразилию, — не раздумывая ответил Драко, и на его губах мелькнула тень усмешки, — там солнечно, много красивых девушек…

— Ты хотел сказать «птиц»? — перебила его Джинни, чувствуя, как в груди разгорается странное тепло. От его слов, от его близости, от этого опасного флирта, границы которого становилось все труднее различать.

— Возможно, — ухмыльнулся Драко, но взгляд его оставался серьезным, — со мной, Уизли, не соскучишься. Это я тебе гарантирую.

Он наклонился ближе, и Джинни затаила дыхание, боясь спугнуть момент. Его дыхание опалило ей щеку, заставив вспомнить жар того поцелуя. Их губы были в миллиметре друг от друга, и Джинни казалось, что весь мир сжался до размеров этой комнаты, до пульсирующего пространства между ними.

Внезапно дверь распахнулась, разрушив хрупкую магию момента. На пороге возникла Нарцисса Малфой. На её губах играла теплая улыбка, но строгое выражение ледяных глаз давало понять, что идиллию она прервала не случайно.

— О, вы здесь! — воскликнула она, словно не замечая неловкой позы молодых людей, — Драко, милый, мне нужна твоя помощь. Эти эльфы совсем потеряли голову, они собираются украсить торт цветами, которые вызывают аллергию у тети Андромеды!

Джинни поспешила отступить от Драко, чувствуя, как её щеки заливает краска. Сердце все ещё бешено колотилось, а в голове стоял гул, заглушая слова Нарциссы.

— Конечно, мама, — пробормотал Драко, не сводя с Джинни пристального взгляда.

Он вышел вслед за матерью, но, оказавшись за дверью, бросил взгляд через плечо. Джинни смотрела ему вслед, и на её губах играла едва заметная, смущенная улыбка.

Джинни села на кровать, чувствуя, как неловкое волнение постепенно отступает, сменяясь странной лёгкостью. Она взяла со столика утренний выпуск «Пророка» и уставилась на фотографию, которую уже успела изучить до мельчайших деталей.

На снимке были запечатлены она, Драко и Гарри. Драко, с привычной надменной полуулыбкой, словно бросал вызов всем недоброжелателям. Она, Джинни, с сияющей улыбкой на лице, прижимаясь к нему. И Гарри…

Лицо Поттера на фотографии застыло странным, непроницаемым выражением. В нём не было ни тени ревности, которая так мучила Джинни раньше. Не было и той всепоглощающей нежности, с которой он смотрел на Гермиону. Только волнение. Чистое, дружеское волнение за её, Джинни, безопасность.

«Он действительно счастлив с ней, — подумала Джинни, и странное чувство облегчения охватило её. — Он влюблен в Гермиону, в их маленькую дочку. И он просто боится, что Драко может сделать мне больно».

Наконец-то Джинни это поняла. И эта ясность, словно луч солнца, рассеяла последние тени прошлого, открывая путь чему-то новому, неизведанному.

Горький ком подступил к горлу, грозясь вырваться наружу надрывным, детским криком. Джинни хотелось плакать, рыдать безутешно, как дитя, только что пришедшее в этот мир и впервые столкнувшееся с несправедливостью. Так тяжело было отпускать, даже зная, что там, с Гермионой, Гарри намного лучше. Тяжело отпускать собственные мечты, в которых они были вместе, счастливые и влюблённые.

Джинни обхватила себя за плечи и тяжело задышала, пытаясь унять дрожь. Она смотрела на фотографию Гарри и буквально задыхалась от переполнявших её эмоций. Она была искренне за него рада, она желала ему только счастья. И всё же в душе сквозила рана, оставляя после себя пустоту и горечь несложившейся любви.

Она не знала, сколько так просидела, бесцельно уткнувшись взглядом в яркую фотографию. Но постепенно слёзы высохли, оставив после себя лишь лёгкое жжение в глазах. Тяжкий груз, столько лет сковывавший грудь, будто исчез, растворился в воздухе. Джинни глубоко вздохнула, впервые за долгое время чувствуя, как оковы боли и несбывшихся надежд спадают с её сердца.

Пора двигаться дальше. Жить настоящим, а не цепляться за призраки прошлого.

Джинни смяла газету, словно избавляясь от последних сомнений, и бросила её в корзину для мусора. Подойдя к зеркалу, она недовольно сморщилась — слёзы никогда не красили её, превращая яркую зелень глаз в тусклое болото.

Внизу шумели и переговаривались, готовясь к предстоящему вечеру. Голос Малфоя был слышен отчётливее всех — он явно был не в духе. Джинни невольно улыбнулась. Приведя себя в порядок, она поправила волосы и, гордо расправив плечи, вышла из комнаты. Пора было напомнить жениху, что у них свадьба. Фиктивная, конечно. Но это не повод забывать о хорошем настроении.

* * *

Следующие дни пролетели в вихре примерок свадебного платья, дегустаций выдержанных вин (Джинни тайком мечтала сбежать от всего этого лоска и выпить стаканчик огневиски в каком-нибудь захолустном пабе), и бесконечных совещаний с флористами, распорядителями и портными, имена которых звучали как заклинания из древних гримуаров.

Сначала эта круговерть вызывала у Джинни лишь глухое раздражение. Но после разговора с Гарри, когда пелена иллюзий окончательно спала с её глаз и она поняла, что Поттер по-настоящему любит свою жену Гермиону, в душе что-то неуловимо изменилось.

Тяжесть несложившейся любви, которая так долго давила ей на плечи, словно испарилась, оставив после себя странную пустоту. Пустоту, которую теперь заполняло непонятное, волнующее предвкушение, смешанное с тревогой и… смущением?

Она ловила на себе пристальный взгляд Драко, когда он, казалось, совершенно отстраненно, комментировал очередной эскиз её букета, замечала мимолетные прикосновения его руки к своей за столом, полным изысканных блюд, и сердце начинало биться чаще.

Раньше она списывала это на нервное напряжение, на непривычную обстановку, на всё что угодно, только не на то, что Драко Малфой, её заклятый враг со школьной скамьи, может вызывать в ней какие-то другие чувства, кроме раздражения и презрения.

Вечер накануне свадьбы опустился на Малфой-мэнор бархатным пологом, окрашивая мрачные стены в оттенки синего и серебряного. Джинни сидела у окна в своей комнате, поджав под себя босые ноги, и смотрела, как в саду, залитом лунным светом, порхают белые мотыльки, привлеченные светом фонарей.

На ней было простое голубое платье, такое не подходящее к роскоши этого дома, но такое родное, уютное, как вторая кожа. Волосы, которые днем укладывали в сложную прическу, сейчас были свободно распущены по плечам, обрамляя лицо, на котором застыло задумчивое выражение.

Завтра… Завтра она станет Джинни Малфой. Миссис Драко Малфой. Звучало дико, нереально, словно это происходило не с ней, а с героиней какой-то абсурдной истории, которую она когда-то прочла.

Джинни резко повернулась на звук шагов, словно её застали врасплох. Сердце забилось чаще, а щеки невольно обдало жаром. Он. Конечно же, это был он. Кто ещё мог прийти к ней в этот вечер, накануне их… свадьбы?

— Войдите, — тихо сказала она, стараясь, чтобы её голос звучал ровно и спокойно.

Драко вошёл в комнату и бесшумно прикрыл за собой дверь. На нём был чёрный костюм, строгий и элегантный, идеально сидевший на его подтянутой фигуре, подчеркивая ширину плеч и узость бёдер. В руках он держал два бокала, от которых поднимались тонкие струйки пара.

— Решил напоить меня перед свадьбой? — с вызовом спросила Джинни, вскидывая на него подбородок, хотя внутри всё сжималось от непонятной тревоги, — надеюсь, это что-то покрепче тыквенного сока. Твой отец, наверняка, хранит в своих запасах отменный шотландский виски…

Она замолчала, встретившись с ним взглядом. В его серых глазах, которые казались в полумраке комнаты почти серебристыми, танцевали загадочные огоньки, и от этого взгляда у Джинни по спине пробежали мурашки.

— Не льсти себе, Уизли, — усмехнулся Драко, делая шаг к ней навстречу. — Это всего лишь какао. Мама просила передать. Видимо, боится, что ты сбежишь накануне свадьбы.

Он протянул ей бокал. Их пальцы соприкоснулись, и Джинни почувствовала, как по её руке пробежал электрический разряд, заставив её вздрогнуть. «Мама», — эхом отозвалось в её голове. Как же ей хотелось, чтобы это была её мама. Чтобы Молли, как и Нарцисса, хлопотала о её счастье, пусть и таком странном, искусственном. Чтобы она отбросила былую вражду и гордость, как Джинни отпустила свои несбывшиеся мечты о Гарри…

— Спасибо, — прошептала она, принимая бокал и пряча взгляд от его проницательных глаз, — хотя, честно говоря, вместо какао сейчас нужен был бы бочонок отменного виски. Я бы, как медведь мёда, налакалась, уснула и точно бы никуда не сбежала.

Драко не ответил, лишь едва заметно улыбнулся краем губ, и Джинни показалось, что в этой улыбке промелькнуло что-то похожее на… сочувствие?

Какао и правда был отменным — густой, ароматный, с лёгкой горчинкой тёмного шоколада и нежным послевкусием корицы. Джинни сделала глоток, наслаждаясь теплом, которое разлилось по её телу, согревая не только изнутри, но и словно разгоняя лёд, сковавший её душу последние недели.

— Никакого алкоголя, — устало произнёс Драко, опускаясь в кресло напротив неё.

Джинни невольно улыбнулась. Конечно, Малфои не те, кто решает проблемы с помощью огневиски. Они предпочитают более изысканные напитки и ещё более изысканные интриги.

— Что? — не выдержала она, встретившись с ним взглядом. Его серые глаза, обычно холодные и насмешливые, сейчас казались почти… теплыми?

— Ничего, — тихо ответил он, и Джинни показалось, что он слегка смутился. — Просто… ты красивая.

Джинни усмехнулась, покручивая бокал с какао между ладоней, словно представляя, что это стакан выдержанного шотландского виски.

— Вот если бы не твоё пристрастие к виски и сигаретам… — пробормотал он, скорее себе под нос, но Джинни услышала.

Она резко подняла голову и рассмеялась — звонко, искренне, как не смеялась уже давно. Смех разрушил напряжение, которое незаметно накопилось между ними, и Джинни вдруг почувствовала себя свободной. Свободной от прошлого, от обид, от несложившейся любви и даже от этой фальшивой свадьбы.

— Ну уж какая есть, Малфой, — отсмеявшись, сказала она, глядя на него с вызовом, — все мы не без греха. Но не переживай, я же профессионал. На свадьбе буду трезвой, как стекло, и… счастливой, как никогда.

Драко цыкнул, словно от зубной боли, и театрально закатил глаза, но Джинни по каким-то неуловимым ноткам в его голосе поняла, что он не сердится на нее всерьез. Скорее, он злился на себя. На ситуацию. На весь этот фарс, который они были вынуждены разыгрывать перед миром.

Он резко встал, словно собравшись с духом, и подошёл к окну, встав рядом с Джинни. Они молчали, слушая, как ветер шумит в ветвях деревьев, как далеко ухает филин в запретном лесу, как тихо позванивают хрустальные подвески на люстре от их движений.

— Завтра всё изменится, — тихо сказал Драко, не поворачиваясь к ней.

— Знаю, — так же тихо ответила Джинни, и в её голосе он почему-то услышал не страх, не сомнение, а странную грусть, словно она прощалась с чем-то очень важным.

Джинни смотрела на его профиль — на чёткий овал лица, на прямой, слегка вздернутый нос, на губы, которые сейчас были плотно сжаты, словно он сдерживал какие-то сильные эмоции. И вдруг её пронзила мысль, такая нелепая, такая невозможная, что она сама испугалась её смелости.

Но в душе у неё теплилась надежда, что некоторые вещи останутся прежними. Надежда на то, что этот фарс, этот спектакль, который они играют, может превратиться во что-то… большее.

Рон чувствовал себя так, словно попал на съемочную площадку одного из фильмов. Всё вокруг казалось нереальным — и сам дом, с его кривыми стенами и окнами, напоминающими глаза невиданных существ, и Ксенофилиус Лавгуд, исхудавший и бледный, но с тем же неугасаемым блеском в глазах, и даже Полумна, держала его за руку так крепко, словно боялась, что он исчезнет, как мираж.

Он огляделся, стараясь не выдавать своего волнения. Работа детектива научила его быть наблюдательным, замечать детали, которые могут оказаться важными, но сейчас все его профессиональные навыки словно испарились. Он был просто Роном Уизли, которого пригласили сыграть роль в странном, непонятном спектакле.

— Папа, — тихо произнесла Полумна, и Рон, встретившись с ней взглядом, понял, что она читает его мысли, как открытую книгу. В её глазах, обычно мечтательных и немного отстраненных, сейчас светился непривычный огонек — смесь хитрости и решимости, — это Рон. Помнишь, я тебе о нём рассказывала?

Ксенофилиус, сидевший в кресле у камина и обернутый пледом, словно хрупкий фарфоровый кукольный дедушка, пристально посмотрел на Рона. От этого взгляда, казалось, не скрыться даже за непроницаемой мантией-невидимкой.

— Рональд Уизли, — кивнул Ксенофилиус, и на его губах мелькнула тень улыбки, — да, Полумна упоминала о вас. Вы тот самый герой, сражавшийся плечом к плечу с Гарри Поттером.

Рон поёжился, словно от неприятного сквозняка. Ну вот, началось! Он терпеть не мог, когда его называли героем. Да и какой он, Мерлина ради, герой? Просто рыжий парень из большой семьи, который всегда мечтал быть не в тени своих братьев. Ему просто повезло — оказаться в нужное время в нужном месте, подружиться с Гарри Поттером и вместе с ним пройти через все эти опасности и приключения.

«Вот Гарри — да, он герой, — подумал Рон, невольно сжимая кулаки. — И Гермиона… Она всегда знала, что делать, всегда находила выход из самых запутанных ситуаций».

А он? Он чаще всего пугался, сомневался, делал глупости. И только чудом ему удавалось выпутаться из всех этих передряг живым и невредимым.

— Папа, — снова мягко вмешалась Полумна, — Рон не любит вспоминать о войне.

— Ах да, простите, — Ксенофилиус прикрыл глаза, словно устав от собственной проницательности, — но вы ведь не станете отрицать, мистер Уизли, что этот мир полон тьмы?

— Не стану, — честно ответил Рон, вспомнив недавнее расследование ритуального убийства, где фигурировали и тёмные артефакты, и последователи уже поверженного Волан-де-Морта.

— И вы, как и я, верите в существование… необычных существ? Магических артефактов? — Ксенофилиус приподнялся в кресле, его глаза сверкнули любопытством.

— Папа, — Полумна нежно поправила плед на отце, — Рон пришёл не для того, чтобы обсуждать морщерогих кизляков. Он… он сделал мне предложение.

Рон чуть не подавился воздухом. Вот так сразу? В лоб? Так стоп! Жениться? Они не так договаривались! Он просто должен прийти и сказать, мистеру Лавгуду, что встречается с его дочерью и все… ну и поздравить с днем рождения.

Ксенофилиус, напротив, ничуть не удивился.

— Замечательно! — воскликнул он, и в его голосе послышалась неподдельная радость, — я так рад за вас, дети мои! Полумна, дочка, ты всегда мечтала о семье.

— Да, папа, — Полумна ласково улыбнулась отцу, и в её глазах Рон заметил огромную печаль, которую она старательно прятала за радостью и счастьем.

В этот момент Рон очень хорошо понимал Джинни и её страсть к виски, ибо сам желал выпить не одну бутылку этого адского напитка, чтобы прийти в себя.

— Отлично! — Ксенофилиус радостно потёр руки, — тогда свадьбу сыграем здесь! Устроим пир на весь мир!

— Папа, — Полумна опустилась на колени рядом с отцом и взяла его руку в свои, — ты же знаешь… Врачи…

— Ах да, врачи, — Ксенофилиус махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху, — не верь им, дочка, это всё происки…

— Пап, — Полумна ласково прервала его, — нам нужно поговорить с Роном наедине.

— Хорошо-хорошо, — Ксенофилиус устало откинулся на спинку кресла, — идите, дети мои, идите. А я пока почитаю о морщерогих…

Полумна кивнула Рону, и они вышли из гостиной.

— Прости, — прошептала она, как только они оказались в коридоре, — он немного… увлёкся.

— Ничего, — Рон пожал плечами, всё ещё не до конца понимая, что происходит.

Полумна развернулась и пошла по коридору, направляясь к лестнице. Рон, стараясь не нарушать образовавшуюся между ними неловкую тишину, последовал за ней. Дом Лавгудов, как и его обитатели, всегда был полон загадок и странностей. На стенах висели картины в причудливых рамах, на полках теснились диковинные растения и предметы, назначение которых Рон не мог определить даже приблизительно.

Он украдкой наблюдал за Полумной, которая медленно поднималась по лестнице. Её длинные, платиновые волосы были распущены и волнами спускались по спине, при каждом её движении слегка покачиваясь в такт. На ней были простые джинсы и голубая футболка, но даже в этой обыденной одежде она казалась Рону неземной, сказочной принцессой, случайно забредшей в его обыденный мир.

Рон в который раз поймал себя на мысли, что у Полумны красивая фигура — стройная, изящная, с плавными изгибами. Раньше он как-то не обращал на это внимания, видя в ней скорее верного друга и соратницу по «Отряду Дамблдора», чем привлекательную девушку.

Полумна открыла перед Роном дверь и, не говоря ни слова, пропустила его внутрь. Он вошел в комнату и понял, что находится в её спальне. В воздухе витал едва уловимый аромат — смесь сухих трав, лаванды и ещё чего-то неуловимого, но очень знакомого, будто из детства.

Полумна прошла мимо него, словно в этом не было ничего необычного, и остановилась у окна, обхватив себя руками. Она стояла к нему спиной, и Рон мог видеть только её хрупкие плечи, тонкий стан и длинные волосы.

Он огляделся. Комната Полумны была похожа на её — необычная, яркая, немного хаотичная, но в то же время уютная. На стенах висели рисунки, на полках теснились книги и странные предметы.

Рон улыбнулся, заметив на потолке знакомый рисунок. Его Полумна нарисовала сама. Рисунок ничуть не поблек, хотя прошло уже столько лет. На нем были изображены они — Гарри, Рон, Гермиона, Невилл и Джинни. Полумна изобразила их всех вместе, словно подчеркивая их единство и нерушимую дружбу.

Гарри — с его вечно взъерошенными волосами и шрамом в виде молнии, Гермиона — с её озорными искорками в глазах и стопкой книг в руках, Невилл — робко улыбающийся, но с твердым взглядом, Джинни — яркая, как огонь, с хитрой улыбкой на губах. И он, Рон, рядом с ними, немного неуклюжий, но такой счастливый.

Сердце Рона сжалось от боли, когда он всмотрелся в лицо Гермионы. Её яркая улыбка, лучистые глаза, каштанового цвета волосы, заплетенные в косу… Она всегда была рядом с Гарри — в самые трудные времена, в самые опасные приключения. И Рон знал, что это он, а не Гарри, должен был быть рядом с ней. Что это он должен был быть тем, кто заставит её смеяться так искренне, так счастливо.

Рон опустил голову, не в силах больше смотреть на счастливые лица друзей. Боль в его груди вновь обострилась, заставляя его сжаться изнутри. Пройдет ли она когда-нибудь? Эта вина, которая грызла его изнутри, напоминая о том роковом дне, когда он поддался проклятью медальона и оставил Гарри и Гермиону наедине с их опасной миссией?

Он помнил каждую минуту того дня, словно это было вчера. Глухой лес, пронизанный холодом и страхом, бесконечные споры, раздражение, которое он так долго сдерживал в себе, а потом… Потом тьма, которая поглотила его, заставив усомниться во всем, во что он верил, кого любил.

Рон до сих пор не мог простить себя за тот поступок. За то, что поддался слабости, за то, что оставил Гарри и Гермиону в опасности. Он знал, что они простили его, знал, что они понимают, какое могущественное зло было заключено в том медальоне. Но разве можно простить себя за такую трусость?

«Ты был под влиянием крестража, Рон», — часто говорила Джинни, обнимая его и гладя по волосам, когда его снова начинали мучить угрызения совести.

Но сможет ли он сам себя простить? Сможет ли он когда-нибудь отпустить эту ситуацию и жить дальше, не оглядываясь назад, не боясь, что прошлое снова настигнет его?

Рон резко вскинул голову, словно очнувшись от тяжёлого сна, и посмотрел на Полумну. Она все так же стояла у окна, обхватив себя руками, и смотрела куда-то вдаль, словно пытаясь разглядеть что-то важное в сумеречном небе.

Комната вокруг них казалась странно нежилой, словно её хозяйка проводила здесь не так уж и много времени. Рон знал, что Полумна много путешествует — изучает волшебных существ, ищет редкие растения, погружается в такие дебри магии, о которых он сам ничего не знал.

— Так что с отцом, он болен?

Полумна вздрогнула, словно только что вспомнила, что в комнате кроме неё есть ещё кто-то. Она медленно повернулась к нему, и в её глазах, обычно сияющих неприкрытым любопытством к миру, он увидел глубокую печаль.

— Да, — кивнула она, и её голос прозвучал тихо, почти шепотом. — Врачи говорят, что ему осталось недолго. И… и он всегда мечтал увидеть меня замужней. Говорил, что я слишком… необычная для этого мира.

Он всегда знал, что Полумна — девушка неординарная, мягко говоря. Но чтобы вот так, с ходу, предложить ему сыграть роль жениха… Это было слишком даже для неё.

Конечно, ему было жаль Ксенофилиуса. Старик явно был не в лучшей форме, и Рон понимал, что хочет увидеть дочь устроенной, прежде чем… Но обманывать больного человека? Играть в какую-то нелепую комедию? Это было выше его сил.

Он вскинул голову и посмотрел в её голубые, как летнее небо, глаза. В них не было ни капли сомнения, ни капли стеснения. Она говорила всерьез.

— Полумна, ты… ты же понимаешь, что это… это безумие? — пробормотал он, стараясь выбрать слова помягче. — Твой отец… он же…

— Он очень плох, Рон, — тихо перебила его Полумна, и её голос, обычно такой мечтательный, сейчас звучал глухо и безнадёжно, — врачи говорят, что это только вопрос времени. И я… я не хочу, чтобы он уходил с тяжестью на сердце. Он так хочет знать, что я не останусь одна, что рядом со мной будет кто-то… кто-то надежный, кто-то…

Он, Рон Уизли, должен изображать жениха этой… этой феи, сошедшей с книжной иллюстрации?

Конечно, гораздо лучше на эту роль подошел бы Гарри. Гарри Поттер, чертов герой волшебного мира, спаситель от Темного Лорда. Уж он-то точно смог бы сыграть убедительно — с его-то опытом борьбы со злом и спасения мира! Да и Ксенофилиус был бы в восторге — зять-герой, чем не повод для гордости?

От этих мыслей Рону стало еще хуже. Какая-то едкая, непонятная ревность змеей зашевелилась у него внутри, заставляя сжиматься кулаки. Он почему-то вдруг ясно осознал, что совершенно не хочет, чтобы Полумна выходила замуж за Гарри. Даже фиктивно.

Он взглянул на неё и понял, что она видит его сомнения насквозь. Полумна стояла перед ним, нервно заламывая руки, и в её огромных, голубых глазах плескалась такая просьба, такое отчаяние, что у Рона не хватило духу отказать. Она едва сдерживала слезы, и он почувствовал себя последним мерзавцем.

Жених Полумны Лавгуд. Мерлиновы подштанники! Он даже представить себе такого не мог.

— Хорошо, — сдался Рон, чувствуя, как внутри у него все сжимается от неловкости и… непонятного чувства, — хоть мне и не хочется обманывать твоего отца.

Полумна резко вздохнула, словно он снял с её плеч неподъемную ношу. Медленная улыбка, которая напоминала Рону раскрывающийся в лунном свете цветок, осветила её лицо. Она подошла к нему вплотную, так близко, что он почувствовал исходящий от неё аромат — смесь полевых трав, старых книг и чего-то неуловимо сладкого, что заставило его сердце забиться чаще. Поднявшись на носочки, она прикоснулась своими губами к его губам — легко, почти невесомо, словно бабочка коснулась цветка.

— Спасибо, Рон, — прошептала она, опуская глаза, — для меня это действительно много значит.

На её длинных, темных ресницах, словно драгоценные камни, задрожали слезинки. Рон, не отрывая от неё взгляда, поднял руку и бережно, словно боясь её сломать, стер их большим пальцем.

В этот момент он вдруг ясно понял, что сделал правильный выбор. Что он готов на все, чтобы снова увидеть эту улыбку на её лице. Даже если для этого ему придется стать фиктивным женихом самой необычной девушки во всем волшебном мире.

Полумна прижалась щекой к его ладони и, открыв глаза, пристально посмотрела ему в лицо. В её взгляде уже не было печали, не было мольбы — только безграничная благодарность и ещё что-то… что-то такое теплое, такое искреннее, что у Рона перехватило дыхание.

И тут его словно током ударило. Сумасшедшая, не контролируемая волна возбуждения накрыла его с головой, заставляя забыть обо всем на свете. Он смотрел в её глаза — такие близкие, такие бездонные, — и не мог поверить, что это происходит с ним. С ним, Роном Уизли, который всегда считал себя не особо привлекательным для девушек.

Он вдруг почувствовал себя так, словно в нем проснулся какой-то неизведанный зверь, жаждущий ласки, жаждущий обладания. Он забыл обо всем — о том, что они здесь ради её отца, о том, что она просила его лишь сыграть роль, о том, что ещё несколько минут назад он был готов бежать из этого дома сломя голову.

Всё, что имело значение сейчас, — это она, Полумна, стоявшая перед ним так близко, что он чувствовал тепло её тела, слышал её прерывистое дыхание.

«Ведьма!» — пронеслось в голове у Рона. Да, она была ведьмой, этого не отнять. Ведьмой, которая смогла разбудить в нем такие чувства, о которых он даже не подозревал.

Может, она действительно что-то сделала? Подлила ему в чай какое-нибудь любовное зелье? Распылила в комнате волшебный аромат, пробуждающий страсть? Рон не удивился бы, зная Полумну и её нестандартный подход ко всему.

Но сейчас это не имело никакого значения. Он хотел её. Здесь и сейчас. Хотел забыть обо всем на свете, кроме этой девушки с лунными волосами и глазами, в которых отражались тысячи звёзд.

Он представил, как бросает Полумну на эти мягкие подушки, как её волосы волной рассыпаются по постели, как она смотрит на него снизу вверх, и её глаза темнеют от желания…

Рон с трудом сглотнул, стараясь унять дрожь, которая пробежала по его телу. Он не мог так поступить. Не с ней. Не сейчас.

Время словно остановилось. Мир вокруг них перестал существовать, остались только они двое — Рон и Полумна, — связанные невидимой нитью, которая натягивалась с каждой секундой все сильнее, грозя разорваться. Воздух в комнате стал густым, словно его можно было резать ножом, а сердце Рона колотилось в груди, как пойманная в ловушку птица.

Он не мог понять, что происходит. Что это — остатки волшебства, которое пропитало этот дом, или что-то большее? Что-то, что заставляло его забыть обо всем на свете, кроме этой девушки, стоявшей перед ним так близко, что он чувствовал тепло её дыхания на своей коже?

Полумна, словно ощущая его состояние, не делала ни малейшей попытки отстраниться. Наоборот, её глаза, обычно ясные и немного отстраненные, сейчас потемнели, словно в них отражалась та тьма, что наполняла его самого.

Время, которое все это время тянулось, словно зачарованное, вдруг вернулось в свой обычный ритм. Резко, больно, словно кто-то невидимой иглой проткнул пузырь, в котором они находились. Рон вздрогнул, едва не отшатнувшись от Полумны, и в этот момент её губы коснулись его губ.

Это было мимолётное прикосновение — лёгкое, нежное, но оно пронзило его насквозь, словно разряд молнии, заставив забыть, как дышать, как думать, как жить.

И в ту же секунду иллюзию разрушил до боли знакомый голос, который прозвучал, как удар колокола, возвещающий об опасности.

— Дети, вы где? — донесся из-за двери стариковский, немного дрожащий голос Ксенофилиуса Лавгуда, — мы будем праздновать мой день рождения?

Полумна отпрянула от Рона, словно он её обжёг, и прикрыла лицо руками, стараясь унять дрожь, которая пробежала по её телу.

— Черт, черт, черт! — прошептала она, и её голос, обычно такой спокойный, сейчас звучал сдавленно и испуганно.

Что это было? Что с ней происходит? Полумна никогда не считала себя особо сентиментальной или тем более влюбчивой. Она всегда ставила на первое место знания, исследования, поиск ответов на вопросы, которые другим казались бессмысленными. Но Рон… Рон пробуждал в ней какие-то непонятные, не поддающиеся объяснению чувства.

Она боялась посмотреть на него. Боялась увидеть в его глазах отвращение, недоумение, насмешку. Что, если он все понял? Что, если он теперь откажется ей помогать? Что, если этот странный, неловкий поцелуй разрушил всё?

— Прости, — пробормотала она, не решаясь поднять на него глаза, — пойдем. Папа ждет.

— Конечно, — сказал Рон и схватил девушку за руку, когда она проходила мимо, — не хочешь зайти ко мне?

Полумна на секунду замерла, словно не веря своим ушам. Рон приглашает её к себе? Домой? Она видела в его глазах то же самое желание, что пылало и в ней, чувствовала исходящую от него волну возбуждения.

— К тебе? — переспросила она, и в её голосе прозвучала едва уловимая хрипотца.

— Да, — Рон попытался улыбнуться, но получилось как-то криво и напряженно, — мы могли бы обсудить все подробнее. Про твоего отца, про свадьбу…

Он замялся, словно сам не веря в то, что говорит. И в этот момент Полумна поняла, что он так же взволнован, как и она сама. И от этого понимания её собственное волнение куда-то испарилось, уступив место решимости.

— Я бы хотела, — тихо сказала она, встречаясь с ним взглядом, — обсудить все детали. С тобой. Дома.

Полумна, не торопясь, поправила волосы и вышла из комнаты. Она медленно спускалась по лестнице, стараясь не выдать волнения, которое захватывало её все сильнее.

«Что я делаю?» — мелькнуло в её голове, но эта мысль не вызвала обычного ощущения паники или неуверенности. Наоборот, внутри все пело и ликовало, предвкушая то, что должно было произойти.

Полумна никогда не считала себя опытной в делах сердечных. Да и не стремилась она к этому, предпочитая компанию книг и волшебных существ обществу шумных кавалеров. Хотя и девственницей она уже и не была. Но встреча с Роном в том маленьком уютном кафе, где она обычно заказывала чай с шоколадными печеньями, перевернула её мир с ног на голову.

Он сидел за столиком у окна, погруженный в свои мысли, и медленно помешивал ложечкой остывший кофе. На нем был помятый плащ, который он, казалось, не снимал неделями, а рыжие волосы, как всегда, торчали в разные стороны, несмотря на все усилия придать им хоть какую-то форму. Допив кофе, он тяжело вздохнул и надвинул на глаза старую, потертую шляпу, словно пытаясь спрятаться от всего мира.

И она решилась к нему подойти.

Рон, казалось, не удивился, услышав её голос. Он снял шляпу, взъерошил волосы и улыбнулся — немного грустно, но в то же время так искренне, что у Полумны защемило сердце.

Это странное предложение…

С тех пор прошла неделя. Неделя томления, неосознанной тяги, желания вновь увидеть его.

Полумна понимала, что это не любовь. Не то всепоглощающее чувство, о котором писали в романтических романах, которые она изредка просматривала, из чистого любопытства. Скорее это было похоже на… на жажду. Жажду, которую она не могла утолить, которую не могла объяснить даже себе самой. И она знала, что если сейчас же не сделает хоть что-нибудь, то просто сойдет с ума.

Её тянуло к нему с непреодолимой силой, и она была готова на все, чтобы узнать, чем закончится эта странная, непонятная игра.

В воздухе витал аромат белых роз, дурманящий и приторный. Джинни, стоя перед огромным зеркалом в гостевой спальне Малфой-мэнора, чувствовала, как этот аромат проникает под кожу, сковывая ледяным панцирем. Нервы были на пределе. В отражении на нее смотрела незнакомка: безупречная, как фарфоровая кукла, с застывшей улыбкой на губах и странным блеском в глазах. Словно она рада и не рада одновременно этой свадьбе. Платье из тяжелого кремового шелка, расшитое серебром, струилось по ее фигуре, словно жидкое золото, сковывая движения, лишая свободы. Сложная прическа, украшенная бриллиантами, напоминала корону, холодную и безжизненную. Маска невесты, влюбленной в Драко Малфоя, была идеальной.

Свадьба. Грандиозный фарс, разыгранный для публики — всего магического общества Британии. Они играли свои роли безупречно: Драко — сдержанный, но влюбленный жених, Джинни — счастливая невеста, поймавшая в свои сети самого завидного холостяка магической мира. Все верили в эту сказку, в любовь, расцветшую на руинах войны. Все, кроме них самих и семьи Малфоев. Их союз был лишь тщательно спланированной сделкой, циничным расчетом, холодным, как бриллианты, сверкавшие на ее шее.

Люциус Малфой, словно паук, плёл паутину интриг в поисках выхода из положения, в котором оказалась его семья после падения Темного Лорда. Он умел играть в игры сильных мира сего, и его главным козырем стал компромат на самого министра магии — грязный секрет, способный разрушить карьеру и репутацию. Цель была проста и цинична: снять с Драко клеймо Пожирателя Смерти, вернуть семье Малфоев былое влияние, власть и богатства, которые остались в Британии. План родился не быстро, но в лучших традициях интриг — фиктивный брак Драко с «правильной» ведьмой.

Выбор пал на Джинни Уизли. Когда-то она была символом сопротивления, героиней войны, любимицей публики. Но время и слухи — страшное оружие. Теперь Джинни превратилась в трагическую фигуру, застрявшую в тени прошлого. Газеты не уставали смаковать ее неудачный роман с Гарри Поттером, выставляя Джинни брошенкой, одержимой ревностью и отчаянием.

Джинни стиснула зубы, вспоминая ту встречу — ледяной тон Малфоя, его высокомерный взгляд, слова, от которых хотелось взвыть от ярости и бессилия. Я предлагаю тебе фиктивный брак, — прозвучало тогда, как приговор. — Я думаю, ты согласишься, что у тебя и у меня большие проблемы в жизни, Уизли. И этот брак поможет решить их.

Девушка хихикнула, вспоминая ошарашенное лицо Драко, когда согласилась на брак и вместо дорого букета, забрала бутылку вина, и отражение в зеркале словно зарябило, пронзенное искрами веселья. В карих глазах Джинни заплясали огоньки, а на губах заиграла ехидная улыбка. Да, она согласилась на этот фарс, но только ради себя и… только себя.

Прядь рыжих волос, словно живое пламя, выбилась из прически, ярким пятном выделяясь на фоне холодного кремового шелка платья. Рыжий цвет, символ бунтарства и непокорности, казался не к месту среди этой блестящей роскоши Малфой-мэнора. Как и сама Джинни.

Девушка поёжилась, чувствуя, как ледяные пальцы страха сжимают её сердце. Она отвернулась от зеркала и, подойдя к столику, схватила хрустальный графин. «Огненная вода» — так называли близнецы этот напиток. Один глоток — и нервы успокаивались, а в голове прояснялось.

Быстро, не задумываясь, Джинни осушила бокал до дна, игнорируя горьковатый привкус. Чёрт, она так сильно нервничала, что её трясло!

— Чертов Малфой с его запретами на алкоголь! — прошипела Джинни, чувствуя, как «огненная вода» обжигает горло и приятно ложиться на желудок.

Всё-таки виски у них был отменный.

— Что? — раздался из дверного проёма возмущённый голос, — ещё не женился, а уже строит?

Джинни вздрогнула и поспешно загородила пышными юбками платья графин. В дверях стоял Рон, скрестив руки на груди, и с укором смотрел на неё. Но, увидев испуганное лицо сестры, он не выдержал и расплылся в широкой улыбке.

— Ты пришёл! — Джинни вскрикнула от радости и бросилась к брату, забыв про запретный графин и осторожность, — я так рада тебя видеть!

Рон крепко стиснул Джинни в медвежьих объятиях, от которых, казалось, ещё пахло Норой, домашним хлебом и тыквенным пирогом. Джинни зажмурилась, вдыхая знакомый запах, и почувствовала, как напряжение последних недель отступает, сменяясь волной тепла и облегчения. Она не одна. Он здесь. Ещё один Уизли, готовый защищать её.

Рон наконец отодвинул Джинни от себя на вытянутую руку и осмотрел её критическим взглядом, прищурив глаза.

— Выглядишь ничего, должен заметить! — протянул он, и в его голосе Джинни уловила смесь восхищения и неодобрения.

Джинни развела руками, словно извиняясь за то, что выглядит слишком хорошо для собственной свадьбы с Малфоем.

— Не я его выбирала, — пробурчала она, поддразнивая брата, — сама Нарцисса лично участвовала в этом безобразии.

Она осторожно поправила одну из бриллиантовых шпилек, подаренных будущей «свекровью».

— Я рада, что ты пришёл, Рон, — сказала Джинни, поворачиваясь к брату и беря его за руку, — я боялась, что останусь одна в этом логове гадюк.

Рон закатил глаза, заметив, как губы Джинни подрагивают от еле сдерживаемого смеха. Она всегда была мастерицей скрывать свои чувства под маской безразличия. Но только не от него. Рон знал свою сестру как облупленную.

— Слизеринские гадюки, — прошипел Рон, и Джинни показалось, что он сейчас достанет палочку и начнёт превращать антикварную мебель Малфоев в гигантских пауков.

— Да, — так же шипяще прошептала Джинни, изображая зловещий взгляд Малфоя, — только и ждут, как бы напасть и закусить несчастной грифиндоркой.

Они переглянулись и разразились смехом, таким знакомым и домашним, что мрачные стены Малфой-мэнора словно бы отступили, а тяжелый аромат роз сменился запахом свежескошенной травы и тыквенного пирога. В эти минуты они снова были просто Роном и Джинни — братом и сестрой, готовыми защищать друг друга от всех невзгод.

Джинни была бесконечно благодарна Рону за то, что он пришёл. Он единственный из семьи, кто не стал осуждать её, не стал читать мораль, не пытался отговорить, а даже наоборот. Потому что он знал её, видел её боль, понимал её мотивы. И этого было достаточно.

— Я здесь не один, — замялся Рон, отводя взгляд и нервно теребя воротник рубашки, которая, казалось, была ему мала на размер. Только сейчас поняла, что брат набрал мышечной массы.

Джинни мгновенно перестала улыбаться и прищурилась, глядя на брата с подозрением.

— Надеюсь, это девушка? — спросила она, и в её голосе появились стальные нотки. Джинни любила Рона, но его вкус на ведьм иногда вызывал у неё серьёзные опасения, а после Гермионы он вообще перестал обращать внимания на женский пол.

— Боже, Джинни, — пробормотал Рон, закатывая глаза, — ну конечно, девушка.

— Это уже хорошо, — успокоилась Джинни, но подозрения всё ещё не оставили её, — и кто это? Какая нибудь иностранка?

— Полумна, — буркнул Рон, уставившись в пол.

Джинни выгнула бровь, её глаза расширились от удивления.

— Которая Лавгуд? — прошептала она, пытаясь представить себе эту странную, не от мира сего девушку среди чопорной роскоши Малфой-мэнора.

— Да.

— Угу… — протянула она, пытаясь привести мысли в порядок, — ах, ты, негодник! И молчал! И давно у вас это?

— Что «это»? — не понял Рон, хмуря брови.

— То самое, братец, — Джинни хитро прищурилась и поиграла бровями, наблюдая, как краска медленно заливает лицо Рона.

— Джинни! — выдохнул он.

— Нет, правда, почему ты ничего не рассказывал? — Джинни подошла к брату и стукнула его в плечо, — я же твоя сестра! Я должна знать такие важные вещи!

Рон тяжело вздохнул, отстранился от Джинни и занервничал ещё больше. Он начал беспокойно прохаживаться по комнате, словно ища спасения от допроса. Наконец, он остановился рядом со злополучным графином и, не спрашивая разрешения, налил себе полный стакан виски. Одним залпом осушил половину и с удовлетворением кивнул, мысленно нахваливая вкус напитка.

— Нечего рассказывать, — пробормотал он, избегая взгляда Джинни, — всё закрутилось недавно. Сложно это объяснить, да и времени мало. Там почти уже всё готово, скоро твой выход.

Джинни нахмурилась и театрально передернула плечами, словно пытаясь стряхнуть с себя невидимый груз.

— Не напоминай, — прошептала она, и веселье в её голосе сменилось горечью, — не представляю, как я буду с ним уживаться… в браке. Ты же понимаешь, что свадьба — это не конец? Пару лет придётся играть счастливую супружескую пару, чтобы люди уверовали и отстали от Малфоев… и… меня.

— Неужели всё так плохо, Джинни? — Рон подошёл к сестре и неловко погладил её по плечу.

Она подняла на него глаза, полные отчаяния. Джинни обняла себя за плечи, словно пытаясь согреться, и Рон с болью понял, что она не шутит. Его сестра, его непокорная, смелая Джинни, была сломлена.

— Он не даёт мне пить, Рон, — прошептала она, и в её голосе послышались слезы, — полные погреба виски, эля, вина… — её голос сорвался, — а у него словно нюх на то, когда я хочу выпить. Представляешь?

— Гм, — промычал Рон, стараясь сохранять серьёзное выражение лица, но уголки его губ дрожали от еле сдерживаемого смеха.

— Не веришь? — воскликнула Джинни, заметив его улыбку, — смотри!

Она резко повернулась, подошла к бару, стоявшему в углу комнаты, и с размахом распахнула дверцу. В глазах рябило от дорогих бутылок, отражавших свет хрустальных люстр. Не задумываясь, Джинни схватила первую попавшуюся бутылку виски, потом ещё одну — для верности, — и, громыхая хрусталём, вернулась к брату.

— Вот, любуйся! — провозгласила она, демонстрируя Рону свой «улов», — самый дорогой виски, какой только можно найти в Британии! А мне даже глотка не полагается!

Она драматически откинула голову и, ловко откупорив одну из бутылок, поднесла горлышко к губам, готовясь сделать глоток. Но не успела.

Дверь спальни распахнулась с такой силой, что, казалось, слетит с петель, и на пороге появился Драко Малфой. Вид у него был такой, словно он сюда летел сметая все на своём пути. Волосы растрепаны, галстук съехал набок, а в глазах раздражение и гнев.

— Уизли, черт тебя дери, — рявкнул он, и его голос эхом отразился от стен, — не смей пить!

Рон, который до этого момента сидел с открытым ртом, не в силах оторвать глаз от разыгрывающейся сцены, вдруг пришёл в себя. Он присвистнул и произнёс, глядя на Джинни с лукавой улыбкой:

— Я полностью за этот брак! — выдал Рон, и Джинни показалось, что он сейчас зааплодирует, — так и продолжай держать её, Малфой, а то она бывает чудит на пьяную голову.

Джинни опустила бутылку на стол, с укором глядя на брата. Тот пожал плечами и строго посмотрел на будущего родственника.

— Только не переусердствуй, а то прибью, — пообещал Рон.

Драко тем временем приблизился к ней, и Джинни невольно отступила на шаг назад. Он был взбешен, это было видно невооружённым глазом. Но за гневом скрывалось что-то ещё. Что-то неуловимое… Он переживал за неё?

— Ты что тут собиралась устроить? — прошипел он, и его голос был похож на шипение разозлённой змеи.

— Слизеринские гадюки, — где-то за её спиной прошептал Рон.

— Я… — Джинни замешкалась, не зная, что сказать. Она не привыкла отчитываться в своих поступках, особенно перед Малфоем.

Рон посмеивался за её спиной и от этого она злилась еще сильнее.

— Она нервничает, — вмешался Рон, с важным видом наливая себе ещё один стакан виски, — это понятно. Свадьба всё-таки. К тому же с тобой, Малфой. Всё-таки не каждый день тебе выдают замуж за бывшего пожирателя смерти.

Джинни закрыла лицо рукой, желая провалиться сквозь землю. Замечательно! Просто отлично! Мало того, что она выходит замуж за Драко Малфоя, так ещё и её собственный брат выставляет её перед ним полной алкоголичкой!

— Она и до брака со мной… пила как не в себя, — произнёс Драко, и в его голосе Джинни с удивлением послышала не злорадство, а скорее… грусть?

— Ты даже не представляешь, как много, — поддакнул Рон, похлопывая Драко по плечу, — целая проблема была для меня. Так что радуйся, друг, такая прелесть — видеть её трезвой хотя бы на собственной свадьбе!

Джинни опустила руку и с ужасом посмотрела на брата и новоиспечённого мужа. Они стояли рядом, словно заговорщики, и с таким сочувствием смотрели друг на друга, что ей стало по-настоящему не по себе. Это что ещё за театральный кружок?

— Я вам не мешаю? — спросила Джинни ледяным тоном, в котором явно слышалось предупреждение.

Рон закусил губу и закатил глаза. С ним она разберется потом.

Малфой промолчал, буравя Джинни тяжёлым взглядом. Он явно был не в восторге от внезапного появления шурина и от того, что их маленький секрет — хоть и преподносимый в ироничном ключе, — был так бесцеремонно выставлен напоказ.

— Через пять минут всё начнётся, — отрезал Драко, — будь готова.

Он развернулся и вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. В воздухе ещё несколько секунд висела напряжение, а потом волшебство, словно мыльный пузырь, лопнуло. Веселье, так неожиданно нахлынувшее на них с приходом Рона, как рукой сняло.

Джинни тяжело вздохнула и повернулась к зеркалу. Маска идеальной невесты снова была на месте, скрывая бурю эмоций, бушевавшую в её душе. Она поправила причёску, проверила макияж, убедилась, что бриллианты в её волосах сверкают достаточно ярко, чтобы ослепить всех присутствующих. Из рук Рона, который молча наблюдал за её превращением, она взяла букет невесты — пышный, ароматный, абсолютно безжизненный.

— Отец не приедет, — тихо сказала Джинни, не смотря на брата.

Рон кивнул, хотя Джинни и так знала, что он в курсе. Ни отца, ни матери. Они так и не смогли смириться с её замужеством.

— Тогда к алтарю тебя провожу я, — сказал Рон, и его голос звучал твёрдо, хоть Джинни и заметила, как дрожит его рука, — я буду рядом и поддержу тебя.

Церемония проходила в бальном зале Малфой-мэнора, и всё здесь — от высоких потолков, украшенных лепниной, до тяжёлых бархатных штор на окнах — казалось пропитанным холодной роскошью и сдержанным высокомерием. Огромные хрустальные люстры заливали помещение сиянием тысячи свечей, но этот свет не мог прогнать тени, скрывавшиеся в углах зала, в складках дорогих одеяний гостей, в глубине их равнодушных глаз.

Гости, представители самых влиятельных волшебных семей Британии, с живым любопытством разглядывали Джинни, которая шла под руку с братом к импровизированному алтарю. В их взглядах, скрытых за масками вежливых улыбок, читалось не столько неодобрение, сколько недоумение.

Среди моря чужих лиц Джинни заметила лишь одно — лучистое, немного отстранённое, словно бы принадлежащее существу из другого мира. Полумна Лавгуд улыбнулась ей, и эта улыбка, лишённая тени сомнения или насмешки, стала для Джинни настоящим спасением.

И вдруг её словно окатило холодной водой. Сердце, которое она так старательно пыталась успокоить, снова забилось в груди, разгоняя по жилам обжигающую боль. Там, среди гостей, на первом ряду, стояли они. Гарри и Гермиона. Он — в строгом чёрном костюме, немного уставший, но не менее великолепный, чем тогда, в далёкие школьные годы. Она — сияющая, в изумрудном платье, которое идеально на ней сидело. Гермиона держала на руках малышку, закутанную в плед, и Джинни даже на расстоянии смогла разглядеть шоколадные волосы, выбивающиеся из-под вязаной шапочки.

Гермиона поймала её взгляд и улыбнулась. Грустно, с сочувствием, но в её глазах не было и тени торжества или злорадства. Только бесконечная, всепоглощающая нежность, с которой она смотрела на Гарри, на их дочь, на этот мир, который они защищали вместе. На Джинни и Рона. И в этот момент Джинни поняла, что отпустила. Окончательно и безвозвратно. Отпустила Гарри, отпустила их общую историю, отпустила боль, которая так долго терзала её сердце. Осталось лишь странное, горько-сладкое чувство опустошения и… облегчения.

Джинни улыбнулась в ответ. Открыто, искренне, отпустив прошлое, которое уже не имело над ней власти. И радость, неожиданная, чистая, как родниковая вода, хлынула в её душу, смывая последние капли боли и сомнений. Сейчас ей было всё равно на блеск драгоценностей, на перешёптывающихся гостей, на весь этот фиктивный мир, в котором она согласилась жить. У неё была цель, и ради этой цели она была готова выдержать всё.

Джинни резко повернула голову, и её взгляд, твёрдый и решительный, встретился со взглядом Драко. Он стоял у алтаря, бледный, с жёстко очерченными скулами, и наблюдал за ней. В его глазах, как всегда, трудно было что-либо прочесть, но Джинни показалось, что она заметила там искру — нет, не страха, а скорее… уважения?

Она улыбнулась ему. Медленно, таинственно, словно бросая вызов. Она не упустит этот шанс. Она сыграет свою роль безупречно. И тогда… тогда она сможет начать новую жизнь. Свободную от теней прошлого, от чужих ожиданий, от любви, которая погрузила её в пучину отчаянья.

Рон, стараясь не наступать невесте на подол платья, довел Джинни до алтаря и, передав её руку Драко, наклонился и поцеловал сестру в щеку.

— Не волнуйся, — прошептал он, и Джинни показалось, что он говорит это скорее себе, чем ей, — всё будет хорошо.

Джинни кивнула и он отошёл, встал рядом с Полумной. Она обняла Рона за руку, и Джинни увидела, как её пальцы сжимаются на локте Рона, словно она боится, что он вот-вот исчезнет. В её глазах, обычно таких мечтательных и отстраненных, сейчас читалась такая тревога и нежность, что у Джинни перехватило дыхание. О, Мерлин! Неужели у них всё настолько серьёзно?

Драко, принимая руку Джинни из рук Рона, на мгновение позволил себе лёгкую, почти незаметную улыбку. Но эта улыбка не коснулась его глаз, холодных и непроницаемых. Он был безупречен в своём чёрном свадебном костюме, подчёркивающем его статную фигуру, а платиновые волосы, словно тронутые инеем, блестели в свете хрустальных люстр. Чужой. Неприступный. Идеальный жених для фиктивной свадьбы.

Когда священник произнес слова клятвы, Джинни почувствовала, как ее сердце сжимается от боли. Она повторяла за ним слова, смысл которых был настолько далек от ее истинных чувств, что отдавался горечью во рту.

«Клянусь любить тебя, почитать тебя…» — шептала она, не отрывая взгляда от лица Драко. Но она не видела его. Не видела ни холодной красоты его черт, ни напряжения, скрывшегося в глубине его глаз. В этот момент он казался ей не бывшим врагом, не носителем ненавистного имени, не человеком из прошлого, которое она отчаянно пыталась забыть, а лишь бледным отблеском чужой, непонятной ей жизни, в которую она сейчас вступала.

После церемонии гости, словно яркая волна, разлились по бальному залу, увлекая Джинни и Драко в вихрь поздравлений, тостов и светских бесед. Со всех сторон раздавались льстивые комплименты, звенели бокалы, сверкали вспышки фотоаппаратов, но Джинни казалось, что она наблюдает за происходящим сквозь толстое стекло. Все эти люди, их лица, слова, улыбки — все было чужим, ненастоящим, словно декорации к спектаклю, сценарий которого она не успела прочитать.

Вечер тянулся бесконечно. Джинни улыбалась, танцевала, поддерживала светские разговоры, в то время как ее душа кричала от отчаяния. Она чувствовала на себе взгляды гостей, полные скрытого насмешки и презрения. «Глупая Уизли, — как будто слышала она их мысли. — Попалась на удочку Малфоя. Теперь она одна из них.»

Наконец, когда последние гости начали расходиться, устало поглядывая на полупустые бокалы и остатки изысканных блюд, Драко подошёл к Джинни. Он не сказал ни слова, лишь протянул ей руку, и она поняла, что пора. Первый акт их спектакля подошёл к концу, и сейчас начинался второй, самый сложный и непредсказуемый.

Джинни охватила паника. Она знала, что этот момент настанет, она готовилась к нему, но всё равно оказалась не готова.

Она обвела взглядом зал, надеясь увидеть знакомое лицо брата, но Рона нигде не было видно. «Куда он пропал? — с досадой подумала Джинни, — не мог же он уйти, не попрощавшись?»

Но времени на поиски не было. Драко уже вёл её по длинному коридору, украшенному мрачными портретами предков Малфоев, к их спальне. Джинни шла рядом, чувствуя себя пленницей, которую ведут на казнь.

Комната, которую Драко с театральным жестом открыл перед ней, была огромной, роскошной и такой же холодной, как и весь этот дом. Тяжёлый балдахин над кроватью, затканный серебряными нитями, тёмные портреты предков на стенах, словно наблюдавшие за ней с укоризной, серебряные канделябры, отбрасывающие причудливые тени, — всё здесь дышало историей рода Малфоев.

Джинни остановилась на пороге, словно наткнувшись на невидимую стену. Её раздирали противоречивые чувства: страх, любопытство, отвращение и что-то ещё, чему она никак не могла найти названия.

Драко заметил её нерешительность и тихо, почти бесшумно, закрыл дверь. Щелчок замка прозвучал в тишине, словно выстрел. Он повернулся к ней, и Джинни почувствовала, как волна тепла, смешанного с запахом дорогого виски и ещё чего-то неуловимо знакомого, ударила ей в лицо. Что-то вспыхнуло внизу живота, разгоняя по телу странное, тревожное тепло.

— Этот цирк закончен, — тихо сказала она, — можем не играть на публику.

Драко кивнул.

— Разумеется, — он подошел к камину и выпустил струю заклинания. Пламя в камине вспыхнуло ярче, осветив комнату теплым светом.

Джинни присела на край кровати, осторожно, словно боясь испачкать тяжелое покрывало из зеленого бархата.

— Этот фарс измотал меня больше, чем я думал.

Они помолчали, каждый погруженный в свои мысли. Джинни чувствовала себя абсолютно опустошенной.

— Малфой, — тихо начала она, — что будет дальше?

Он вздохнул.

— Дальше мы должны будем поддерживать видимость счастливой семейной жизни, — сказал он, — по крайней мере, на публике.

— Сколько это будет продолжаться?

— Не знаю, — Драко пожал плечами.

У Джинни никак не поворачивался язык задать мучавшие её вопросы. Нужно ли им спать в одной кровати? Делать вид, что между ними что-то есть? Заниматься… сексом? Эта тема, и так бывшая для неё запретной, в контексте их фиктивного брака с Малфоем превратилась в настоящее минное поле. Джинни чувствовала себя неуклюжей школьницей, хотя и прекрасно знала, что происходит между мужчиной и женщиной. В теории.

Драко сделал шаг ей навстречу, и Джинни вздрогнула, словно от удара. Она инстинктивно отшатнулась, но он, казалось, не заметил её движения. Или сделал вид.

— Я сейчас вернусь, — сказал он, не глядя на неё, — кое-что забыл.

Он резко развернулся и почти бегом вышел из комнаты, словно боясь передумать. Джинни осталась одна, окружённая тишиной.

Не долго думая, она подскочила к бару и схватила первую попавшуюся бутылку какого-то алкоголя. «К чёрту всё!» — пронеслось у неё в голове, когда обжигающая жидкость обожгла горло.

В рекордные сроки бутылка была пуста. Джинни поставила её на стол, прислушиваясь к ощущениям. Голова приятно кружилась, мысли путались, а сомнения и страхи отходили на второй план. В теплом тумане всплывали обрывки воспоминаний: страстный поцелуй с Малфоем. Его сильные и горячие руки на её теле.

Она пошатнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за край кровати. Мягкая перина приглашающе прогнулась под её весом. Джинни улыбнулась, закрывая глаза. Если Малфой будет не против… Хотя, с другой стороны, кто его будет спрашивать? Она его жена. Почти настоящая.

Джинни тихо захихикала, уже не пытаясь бороться с накатывающей дремотой. Алкоголь и усталость, словно два добрых друга, убаюкивали её, обещая забвение и покой. Она не помнила, когда в последний раз чувствовала себя так спокойно.

Драко вернулся в спальню несколько минут спустя. Он замер на пороге, наблюдая за Джинни. Она лежала на кровати, раскинувшись на покрывале, словно диковинная птица, случайно залетевшая в золотую клетку. Её рыжие волосы, выбившиеся из прически, рассыпались по подушке, словно огненное ореол, контрастируя с белизной свадебного платья. Она так и уснула, не переодевшись.

Драко тихо подошёл к кровати и присел рядом со спящей Джинни. Он протянул руку и осторожно, словно боясь разбудить, убрал локон с её лица. Она красива. Безупречна. Даже сейчас, с размазанной по щеке тушью и слегка припухшими губами.

Драко провел рукой по её лицу, по чуть приоткрытым губам, словно пытаясь запомнить очертания её профиля. В этом жесте не было и тени похоти, лишь странная, незнакомая ему до сего момента нежность.

Джинни что-то пробормотала во сне и, перевернувшись на бок, прижалась к Драко. Её тепло обожгло его даже сквозь ткань рубашки. Драко замер, боясь пошевелиться. Сердце его билось глухо и часто, словно пытаясь вырваться из груди. Драко никогда не испытывал ничего подобного. Он привык контролировать свои эмоции, скрывать свои чувства под маской холодного безразличия. Но сейчас, рядом со спящей Джинни, все его защитные барьеры рушились, обнажая что-то уязвимое, незащищённое.

Драко закрыл глаза, вдыхая аромат её волос — смесь виски и чего-то цветочного. В эту минуту, в тишине Малфой-мэнора, он позволил себе задуматься о том, что их фиктивный брак — это не только сделка, не только способ вернуть себе былое влияние. Это ещё и шанс. Шанс начать всё сначала. Шанс понять, кто он на самом деле, без тени Темного Лорда, без оков прошлого, без маски холодного и расчётливого наследника рода Малфоев.

А что, если…

Примечания:

https://t.me/Drinny_world

Первые дни медового месяца прошли в напряжённом молчании. Джинни чувствовала себя неловко, словно она попала не на тропический остров, а на деловую встречу, где каждое слово, каждый взгляд имели значение. Драко был вежлив, даже галантен, но держался отстранённо, словно между ними была невидимая стена. Он проводил время, читая книги в тени пальм, плавая в океане или в бассейне. И Джинни поняла, что его холодность начинает её злить.

Нет, она не любила его. Это было бы слишком просто. Слишком понятно. Но Драко был ей… симпатичен. С его острым умом, язвительным юмором и неприкрытой сексуальностью, которую он, казалось, даже не пытался скрыть. И, чёрт возьми, он был её мужем! Пусть и фиктивным.

И тогда Джинни решила взять инициативу в свои руки. «Хватит быть хорошей девочкой, — сказала она себе, разглядывая своё отражение в зеркале, — пора напомнить Малфою, что у фиктивных браков тоже бывают… побочные эффекты.»

Она отложила в сторону толстый роман, который пыталась читать последние несколько часов, и решительно пошла искать своего мужа. Драко был там. Он лежал в шезлонге, лениво листая какой-то журнал, и даже не посмотрел на неё, когда она приблизилась.

Джинни прикусила губу, подавляя приступ раздражения. Ну подожди, Малфой, думаешь, ты один умеешь играть в эту игру?

У бара, расположенного неподалёку от бассейна, она заметила двух парней, которые не скрывали своего интереса к ней. Один из них, загорелый брюнет с белозубой улыбкой, даже поднял свой бокал, словно предлагая выпить за знакомство. Джинни подавила смешок.

Она заказала себе безалкогольный коктейль — Малфой бы её живьём съел, учуй он хоть каплю алкоголя, — и, приняв игривую позу, начала лениво потягивать напиток через трубочку. Брюнет у бара, не отрываясь, наблюдал за ней, посылая воздушные поцелуи. Джинни ответила ему кокетливым взглядом, чувствуя, как внутри всё закипает от азарта.

Малфой упорно делал вид, что ничего не замечает, но рука его, державшая журнал, непроизвольно сжалась, и Джинни услышала, как затрещала дорогая бумага. Она подавила смешок и, вытянувшись в шезлонге, собрала волосы в высокий хвост, оголяя шею. Холодный стакан с коктейлем она приложила к горячей коже, и капельки конденсата, словно алмазные слезинки, побежали вниз, теряясь в ложбинке между грудей. Джинни задержала дыхание, чувствуя на себе пронзительный взгляд Драко. Он смотрел на неё так, словно видел впервые: жадно, изучающе, забыв о маске безразличия.

— Твои поклонники, кажется, начинают выходить за рамки приличий, — медленно произнёс Драко, не спуская с неё глаз, — как и ты…

— Я? — Джинни разыграла удивление, — а я что?

— А то ты не знаешь, — прошипел Драко, и она почувствовала, как в его голосе прозвучала вибрация гнева, но гнев этот был… странным, — ты прекрасно понимаешь, что делаешь.

Джинни бросила на него невинный взгляд. Её щёки покраснели, и она, словно застеснявшись, намотала на палец прядь рыжих волос. Потом медленно перевела взгляд на парней у бара, давая Драко возможность оценить эффект своей игры. Медленно облизнула губы после коктейля. Брюнет пожирал её глазами.

— Ну что поделать, — протянула она, словно разговаривая с самой собой, — они думают, что я здесь одна.

— А-а-а, — Драко резко поднялся с шезлонга, и Джинни почувствовала рядом с собой волну тепла, смешанного с запахом его парфюма, — то есть это я виноват?

— Не знаю, о чём ты, — Джинни пожала плечами и, сделав вид, что не замечает его реакции, отпила из трубочки свой коктейль.

Малфой нахмурился и бросил на парней у бара такой злобный взгляд, что Джинни невольно улыбнулась. Кажется, её план работал даже лучше, чем она рассчитывала. Брюнет с белозубой улыбкой, правда, не дрогнул — он продолжал смотреть на Джинни, словно голодный гиппогриф. Второй, более смуглый и не такой самоуверенный, всё-таки почувствовал себя неуютно и отвернулся.

Джинни устало вздохнула, давая понять Драко, что его ревность её мало волнует.

— Малфой, сядь, ты загораживаешь солнце, — произнесла она тем же равнодушным тоном, каким он ещё несколько минут назад говорил с ней.

Она закрыла глаза и сделала вид, что собирается вздремнуть.

— Ну хорошо, — пробормотал Малфой, и Джинни услышала, как он отошёл от неё.

Она напряглась, прислушиваясь к каждому его шагу, но не открыла глаз. Вот что он может с ней сделать? На них смотрят десятки глаз, любое его резкое движение будет замечено и обсуждено всеми присутствующими. Джинни расслабилась, наслаждаясь своей маленькой победой. Она знала, что Малфой не простит ей этого. Но сейчас это её мало волновало.

Его не было минут пять, не больше. Джинни уже почти успела убедить себя, что он оставил её в покое, когда вдруг почувствовала, как над ней промелькнула тень. И в тот же миг её окатило волной ледяной воды.

Джинни взвизгнула и вскочила на ноги. Малфой! Это точно был он! Она злобно уставилась на мужа, который стоял на бортике бассейна, весь мокрый, в прозрачной от воды рубашке, которая прилипла к его торсу, обнажая рельеф мышц. И почему-то гаденько так улыбался, словно кот, только что поймавший канарейку.

У Джинни от его вида мурашки по спине пробежали. И дело было не только в ледяной воде. Что-то в его позе, во взгляде говорило о том, что он не собирается останавливаться. Он скинул мокрую рубашку и у Джинни перехватило дыхание.

— Так, Малфой, успокойся, — проговорила она, пытаясь говорить спокойно, хотя сердце её готово было выскочить из груди.

Но он лишь покачал головой, словно говоря: «Поздно», и в следующий миг резко притянул её к себе. Джинни не успела и пикнуть, как его губы накрыли её губы в жадном, требовательном поцелуе. Она успела заметить краем глаза, как брюнет у бара, который до этого наблюдал за ними с открытым ртом, разочарованно цыкнул и отвернулся.

Малфой отпустил её так же внезапно, как и притянул, но не дал ей опомниться. Он подхватил её на руки, словно пушинку, и, прежде чем Джинни успела что-либо сказать, с разбега бросился в бассейн.

— Не смей, Малфой! — закричала она, прежде чем ледяная вода сомкнулась над её головой.

Кажется, она ушла к самому дну бассейна. Джинни зажмурилась, инстинктивно задержав дыхание, но вода быстро вытолкнула её на поверхность. Она откашлялась, размазывая по лицу мокрые волосы, и обвела бассейн изумлённым взглядом. Вода уже не казалась ледяной, скорее освежающей, а мир вокруг сиял яркими, радостными красками. Даже Малфой, который усмехался, глядя на неё, казался… не таким уже и противным.

Джинни всплыла к бортику бассейна и, опираясь руками о край, бросила на мужа гневный взгляд.

— Ты за это поплатишься, Малфой, — прошипела она, стараясь, чтобы её слова прозвучали как можно угрожающе.

Но он уже смеялся. Впервые за всё время их знакомства Джинни слышала его настоящий смех — хриплый, немного срывающийся, лишённый привычной язвительности. Он обхватил её за талию, прижимая к себе, и Джинни почувствовала острую волну возбуждения.

— С нетерпением жду, миссис Малфой, — прошептал он ей на ухо, и Джинни почувствовала, как по спине побежали мурашки.

Джинни повернула голову, встречая его взгляд. Серые глаза Драко, которые всегда казались ей холодными и непроницаемыми, сейчас буквально пылали, отражая голубизну бассейна и искры солнца, играющие на воде. В эту секунду он был так близко, что она могла чувствовать его дыхание на своей коже, слышать биение его сердца, такое же частое, как и её собственное.

Мысль эта промелькнула в её голове быстро, как молния, оставляя после себя странное послевкусие. Может, её к нему так тянет оттого, что она бросила пить? Он стал вместо алкоголя? Запретный плод, от которого кружится голова и подкашиваются ноги?

Драко перестал смеяться, его лицо изменилось, стало серьёзным, сосредоточенным. Воздух вокруг них, словно наэлектризовался, каждой клеточкой кожи Джинни чувствовала исходящее от него тепло. Она уже медленно склонялась к его губам, обхватив крепко ногами его бёдра, забыв обо всем на свете, когда…

БАМ!

Мир взорвался фонтаном брызг. Что-то огромное и мокрое обрушилось на них сверху, отбрасывая в сторону и заставляя снова уйти под воду.

Когда Джинни вынырнула, отфыркиваясь и отплёвываясь, то увидела, как рядом с ними, довольно ухмыляясь, всплывает тот самый брюнет у бара. Он, не стесняясь, разглядывал её, скользя взглядом по мокрому купальнику, который теперь облепил её тело, словно вторая кожа. Джинни мысленно послала его далеко и надолго, а Драко сделал это вслух. Матерился он редко, но метко.

Джинни бросила на брюнета ледяной взгляд, от которого, она знала, у него должны были бы замёрзнуть все внутренности. Тот, поняв, что перегнул палку, пробормотал невнятное извинение и поспешно поплыл в другой конец бассейна.

Малфой тем временем успел вылезти из воды. Он стоял на краю бассейна, словно бог морей и океанов, вода стекала по его нагому торсу, а белая рубашка, которую он успел нацепить, прилипла к его телу, и делала его похожим на античную статую. Драко протянул ей руку, и Джинни, не долго думая, ухватилась за неё. Она не хотела признаваться себе в том, что ей приятно его прикосновение, его беспокойство, пусть даже и вызванное исключительно чувством собственничества.

Малфой помог ей выбраться из бассейна, и сильно притянул так, что два тела соприкоснулись, и Джинни вновь почувствовала тот самый удар тока, от которого у неё перехватывало дыхание. Она плотоядно улыбнулась ему и провела пальцами по его руке вверх.

— Спасибо, — пробормотала она.

Драко ничего не ответил, лишь снял с шезлонга полотенце и протянул ей. Джинни с улыбкой взяла его и, прежде чем начать вытираться, просунула руку ему под локоть.

— Пойдём, Малфой, нам нужно обсудить твоё поведение.

В её голосе звучала игривая угроза, но Драко не испугался. Он лишь улыбнулся уголком губ, и Джинни, встретив его взгляд, поняла, что их игра только началась. На самом деле, она только что сделала первый ход.

Джинни, увлеченная вновь разгоравшейся между ней и Драко игрой, вдруг поймала себя на мысли, что почти забыла о причине их первого конфликта. Она повернула голову и посмотрела на брюнета. Тот продолжал следить за ней взглядом, полным надежды. И тут Джинни поняла, что брюнеты… разонравились ей. Настолько разонравились, что даже не хотелось использовать их в качестве орудия против Малфоя.

Странно.

Джинни поймала взгляд парня и подмигнула ему, еле сдерживая смех.

— Ещё раз так сделаешь, и я тебя отшлёпаю, — проговорил Драко, и Джинни показалось, что он говорит это скорее с обещанием, чем с угрозой.

У неё перехватило дыхание. Джинни не ожидала от него такой прямоты.

— Мне при этом быть в белье или без? — прошептала она, наклонившись к его уху, и, удовлетворённо улыбнулась, почувствовав, как напряглись его мышцы под её рукой.

Теперь очередь Драко была запнуться. Он открыл рот, словно хотел что-то сказать, но потом с досадой выдохнул и отвернулся.

— Ты невозможна… — пробормотал он, но Джинни показалось, что в его голосе прозвучало скорее восхищение, чем упрёк.

— О, да, — прошептала она ему на ухо, наслаждаясь своей маленькой победой.

* * *

Ледяной душ, вопреки ожиданиям, не остудил разгорячённую кровь. Драко, пытаясь привести мысли в порядок, вылил в себя стакан виски и с досадой отшвырнул хрустальный стакан в сторону. К счастью, тот не разбился, а лишь с тихим звоном приземлился на пушистый ковёр.

«Так не пойдёт, — подумал Драко, пытаясь унять дрожь в руках, — ещё немного, и я либо сойду с ума, либо взорвусь.»

Уизли сводила его с ума.

С самого первого дня их знакомства эта девчонка действовала ему на нервы, как самый изощрённый раздражитель. Её огненно-рыжие волосы, которые, казалось, вспыхивали в лучах солнца, её тонкая талия, которую так и хотелось обхватить руками, её тёплые, карие глаза, в которых плясали чертята… И эта её выходка у бассейна! Эти заигрывания с тем парнем…

Драко непроизвольно сжал кулаки, вспоминая самодовольное лицо того типа и её кокетливую улыбку, которую она ему подарила. Нет, это было слишком. Он должен что-то предпринять. И чем скорее, тем лучше.

Драко покачал головой и печально усмехнулся. Он хотел её. Очень сильно хотел. А ещё этот эпизод с чертовым бассейном. Её тело, которое он так хорошо запомнил ещё со времён игры в квиддич, её смех, её дерзость… Всё в ней вызывало в нём желание, от которого болела грудь и темнело в глазах.

Но что-то останавливало его. Словно он чувствовал, что ещё рано. Не сейчас. Может, дело было в том, что она была пьяна в их свадебную ночь? Или в том, что их брак был всего лишь фикцией, сделкой, заключённой ради спасения обоих?

Драко не был глупцом. Он видел, как Джинни на него смотрит, как она его дразнит, как намеренно вызывает в нём ревность. Она всем своим видом показывала, что не против переспать с ним. И если бы это было до свадьбы, если бы не было всего этого цирка с фиктивным браком, он бы обязательно завалил её в постель. На раз или два…

Но сейчас…

Сейчас она была его женой. Пусть даже и фиктивной. И хотел он её не на раз и не на два. Он хотел её всю, без остатка, со всеми её тараканами в голове и демонами в прошлом. И именно это его и пугало.

Драко боялся влюбиться. Боялся полюбить эту девчонку с огненными волосами и взглядом, который видел его насквозь. Потому что знал: если это случится, он никогда не сможет её отпустить.

А что чувствовала она сама? Было ли это простое любопытство, желание отомстить за прошлое, или что-то большее? Что, если она не сможет полюбить его так, как любила… Поттера?

Мысль об этом заставила его стиснуть зубы. Чёрт возьми, да когда же он наконец перестанет сравнивать себя с этим… героем?

Драко потянулся к стакану, снова налил себе виски, но пить не стал. Алкоголь не давал ответов. Он лишь затуманивал разум, мешая думать. А ему сейчас нужно было думать. Что делать? Как себя вести? Драко чувствовал себя загнанным в угол, запутавшимся школьником, впервые столкнувшимся с неразрешимой задачей.

Мысли сами собой унеслись далеко-далеко, в тот вечер, когда он впервые поцеловал её.

Джинни. Полупьяная, раскрасневшаяся, с сияющими глазами, она танцевала, не обращая внимания на окружающих. Её рыжие волосы развевались в так музыки, тонкая талия изгибалась в соблазнительном танце, а карие глаза… Драко помнил, как в них плясали черти. Не те бесенята, которых он видел в них сейчас, а что-то более глубокое, темное, опасное.

Мужчины вокруг не спускали с неё глаз, пожирая её взглядами, словно хищники, учуявшие запах добычи. И Драко не выдержал. Его с головы до ног затопила похоть. Подошёл к ней, резко развернул к себе, прижал к своему телу, чувствуя, как она вздрагивает от неожиданности. Он был готов к сопротивлению, к скандалу, к тому, что она оттолкнёт его, назовёт ублюдком и пошлёт к чёрту. Но Джинни… Джинни лишь обхватила его шею руками и прильнула к его губам в жадном, требовательном поцелуе.

Драко печально усмехнулся и сделал глоток виски, чувствуя, как обжигающая жидкость разливается по жилам, не принося ожидаемого облегчения. Она не вспомнила. Забыла тот поцелуй, что буквально выбил землю из-под его ног. Впрочем, чему тут удивляться? Джинни тогда была пьяна. А он… А он был глуп и самонадеян.

И если бы не эти чёртовы авроры, которые шли по его следу словно гончие псы, он ещё тогда очутился бы с ней в одной постели.

«Что ж, — подумал Драко, с досадой крутя стакан, — твоя Джинни забыла тот поцелуй, забыла ту страсть, что вспыхнула между вами в том прокуренном магловском баре. Но ты…»

А вот он не забыл. Ни на секунду. Весь прошедший год рыжая ведьма преследовала его, словно наваждение. Её лицо, её смех, её запах… Всё это было с ним, вплеталось в его сны, отравляя реальность. И вот, наконец, она была в его руках. Такая желанная, такая недосягаемая. Его жена. Пусть даже и фиктивная.

И что теперь?

— Ты смотри на него, пьёт и не предлагает, — раздался за его спиной звонкий голос Джинни, возвращая Драко из плена воспоминаний в реальность.

Он резко развернулся. Джинни стояла в нескольких шагах от него, одетая в лёгкое летнее платье, которое развевалось от лёгкого ветерка, и с иронией наблюдала за ним. Её волосы были влажными после купания, а на губах играла улыбка. Драко почувствовал, как в груди что-то сжалось.

Чёрт её дери!

Она подошла ближе и, наклонившись к нему, словно желая убедиться в своих подозрениях, громко вдохнула.

— Виски? Серьёзно, Малфой? На тропическом острове? Ты так предсказуем.

— Будешь? — резко спросил он, протягивая ей стакан.

Джинни удивлённо посмотрела на него и покачала головой.

— Знаешь, на самом деле… не очень-то и хочется, — произнесла она и, казалось, сама удивилась своим словам, — так что… куда идём?

Она приблизилась к нему вплотную, так что он мог чувствовать тепло её тела, аромат её волос и видеть бесенят, пляшущих в её глазах.

— Или… не идём?

По телу Драко пробежала огненная волна. Боже, эта девчонка доиграется! Рано или поздно она перегнёт палку, и тогда… Тогда она узнает, на что он способен.

— Идём, — кивнул он, резко разворачиваясь и направляясь к выходу, — смотреть на бабочек.

— Бабочек? — Джинни остановилась на пороге, удивлённо приподняв бровь, — серьёзно, Малфой? Бабочек? Ты издеваешься?

Драко лишь коротко кивнул, скрывая улыбку, и быстрым шагом вышел.

Джинни следовала за ним, не веря своим ушам. Бабочки! Серьезно? Малфой и бабочки? Она ожидала чего угодно — предложения искупаться голышом в океане, сыграть в покер на раздевание, в конце концов, просто затащить ее в постель, — но только не бабочек!

«Кажется, мой муж — большой оригинал,» — подумала Джинни, наблюдая за тем, как напряжена спина Драко, как он быстро идет, словно боится передумать.

Джинни с сомнением смотрела на Малфоя и все никак не могла понять, что же он задумал. Бабочки… Девушка покачала головой. По идее это должно быть что-то романтичное. По крайней мере она на это надеялась. С другой стороны, а насколько романтичен сам парень?

Они шли по узкой тропинке, которая вилась между высокими пальмами и густыми зарослями экзотических цветов. Воздух был наполнен ароматами — сладкими, терпкими, пьянящими. Джинни шла наслаждаясь прогулкой, и гадая, куда он ее ведет. Бабочки… Это было так не похоже на Малфоя, что у неё невольно вырвался смешок.

— Что тебя так развеселило? — резко спросил он, останавливаясь и разворачиваясь к ней.

Голос его звучал хрипло, словно он долго молчал, а может, это просто так влиял на него дурманящий аромат ночных цветов.

— Ты, — честно ответила Джинни, не в силах сдержать улыбку, — ты и бабочки. Это же так… мило.

Драко нахмурился, и Джинни показалось, что он сейчас развернется и уйдет. Тень пробежала по его лицу, резче обозначив скулы, сделав взгляд еще более темным, пронзительным.

— Не злись, — она подошла к нему ближе и коснулась его руки, — я не хотела тебя обидеть. Просто… это неожиданно.

Его кожа оказалась горячей под её пальцами. Джинни ощутила, как по руке пробежала дрожь, и невольно сжала его ладонь чуть крепче.

Драко молчал, глядя на неё сверху вниз. Джинни чувствовала, как её сердце бьется все чаще. Близость Драко, его молчание, этот странный вечер — все это будоражило её кровь, заставляя забыть обо всем на свете. Она словно попала под действие какого-то неизвестного зелья, которое опьяняло, лишало её воли, заставляя подчиняться каждому его взгляду, каждому жесту.

— Здесь, — наконец проговорил он, указывая на небольшую полянку, залитую лунным светом. Его голос прозвучал глухо, словно издалека.

Джинни ахнула от удивления, не веря своим глазам. Это место казалось сошедшим со страниц волшебной сказки. Поляна, на которой она оказалась, была окружена кольцом высоких, старых деревьев, их могучие стволы, покрытые серебристым мхом, уходили высоко вверх, словно стремясь достать до неба. Кроны деревьев переплетались, образуя над головой плотный зеленый купол, сквозь который пробивались лишь редкие лучи закатного солнца, окрашивая поляну в теплые, золотистые тона.

На поляне, среди густой зеленой травы и ярких цветов, летали сотни, тысячи бабочек. Они кружились в медленном, гипнотическом танце, мерцая, словно маленькие звезды, упавшие с неба. А их крылья… крылья были раскрашены всеми цветами радуги, от нежно-голубого до глубокого фиолетового, от ярко-красного до насыщенного изумрудного. Они кружились в воздухе, словно ожившие цветы, порхая с места на место, и их крылья, усыпанные мелкой серебряной пыльцой, мерцали и переливались в последних лучах заходящего солнца.

Она взглянула на него из-под ресниц и улыбнулась уголками губ. То, каким он был в бассейне. Как её подхватил, а потом приревновал. Тепло разлилось по её телу, стоило ей только вспомнить его прикосновения, жар его тела, прижимающего её к себе. И этот поцелуй… Он был похож на вспышку молнии, ослепляющую, пугающую, но в то же время невероятно притягательную. Джинни почувствовала, как щёки её наливаются румянцем, а сердце — её предательское сердце! — забилось где-то под горлом.

Но с ним что-то творилась. В его душе был разлад. То он по долгу смотрел на неё не мигая, то уводил взгляд и держал дистанцию. И казалось бы после ситуации возле бассейна у них будет брачная ночь, Малфой вдруг окончательно замкнулся в себе.

Джинни видела, как он борется сам с собой, словно дикий зверь, пойманный в ловушку. В глубине его серых глаз, обычно таких холодных и непроницаемых, она замечала проблески чего-то — страха? Неуверенности? — чего-то такого человеческого, уязвимого, что ей становилось его почти жаль. Почти.

— Это… волшебно, — прошептала Джинни, не веря своим глазам.

Драко молча наблюдал за ней. Её восхищение, неподдельное, детское, тронуло его до глубины души. В этот момент ему захотелось защитить её от всего мира, укрыть от всех невзгод, сделать её самой счастливой.

В груди неприятно заныло. Глупое, совершенно неуместное чувство для того, кто привык рассчитывать каждый шаг, продумывать каждое слово.

— Глупец, — прошептал он себе под нос, отводя взгляд.

Джинни удивленно на него посмотрела.

— Тебе нравится? — спросил он, желая убедиться, что не ошибся.

— Да, — Джинни кивнула, не отрывая глаз от мерцающего танца бабочек, — это самое красивое, что я видела в своей жизни.

Её голос, притихший, слегка дрожащий, показался ему слаще всех тропических ароматов. Драко сделал шаг навстречу, не в силах противиться желанию оказаться ближе, вдохнуть её запах, прикоснуться.

Джинни протянула руку, и красивая красная бабочка, словно огромный рубин, оживший в закатном свете, плавно опустилась ей на ладонь. Девушка задержала дыхание и посмотрела на Драко. Потом улыбнулась, открытой счастливой улыбкой. Зря она в нем сомневалась, это было воистину прекрасное и романтичное место.

Глаза Джинни сияли, отражая бабочек и закат, а на губах играла улыбка, от которой у Драко перехватило дыхание. Она была так прекрасна в этот миг, такая живая, настоящая, что он забыл обо всем на свете. О фиктивном браке, о прошлом, о боли, которая так долго преследовала его. Осталось только это чувство — острое, непонятное, неудержимое, — захватившее его целиком, без остатка.

Драко подошел к ней ближе и, прежде чем она успела что-либо понять, обнял её за талию. Джинни вздрогнула от неожиданности, но сопротивляться не стала. Она прижалась к нему спиной, чувствуя, как его тепло окутывает её, словно кокон. Они молчали, слушая пение цикад, шорох листьев и тихое дыхание друг друга.

Его руки были на удивление нежными, но в то же время сильными, уверенными. Джинни чувствовала, как его тепло проникает сквозь тонкую ткань платья, заставляя её кожу покрываться мурашками. Аромат его парфюма, кружил ей голову, смешиваясь с запахами ночных цветов и моря. Джинни закрыла глаза, наслаждаясь этим моментом, не желая думать ни о чем, кроме как об этих объятиях, об этом непонятном, но таком желанном чувстве защищенности и покоя.

Немного позже Джинни лежала в своей одинокой постели, застеленной прохладным шёлком, и не знала, что и думать. Мысли, словно испуганные птицы, метались из стороны в сторону, не находя покоя. Ночь на тропическом острове, была душной и жаркой. Тяжелый воздух, насыщенный терпкими ароматами ночных цветов и соленым дыханием океана, словно обволакивал её липким туманом, не давая дышать полной грудью. Ей отчаянно хотелось окунуться в холодную воду, смыть с себя остатки этого дня, эти противоречивые чувства, которые разрывали её на части. Джинни закрыла глаза, но перед внутренним взором продолжали мелькать яркие картинки прошедшего дня.

Похоже она задремала и ей приснился Драко в окружении веселых детей, и он сам похожий на ребенка, каким она его никогда не видела. Он запрокинул голову, громко смеялся, его светлые волосы были растрепаны, а в серых глазах, обычно таких холодных и расчетливых, танцевали искры шалости и беспечности. Потом появились девушки, их платья развивались яркими пятнами на фоне зеленой травы. Они смотрели на него с нескрываемым обожанием, их пальцы, словно случайно, касались его рук, плеч, груди, и Драко, казалось, совсем не против их внимания. На его губах играла лёгкая улыбка, он ловил восхищенные взгляды и отвечал на них с небрежной галантностью.

И вдруг сама Джинни оказалась среди них, словно кто-то невидимый перенес её в гущу этого праздника. Она тянулась к Драко, хотела прикоснуться к нему, остановить этот бесконечный хоровод, но что-то удерживало её. Она боялась тех чувств, которые стали зарождаться в её сердце. Девушка боялась полюбить по-настоящему, ведь когда ей придется оставить его, она не сможет. И это будет хуже, чем несостоявшаяся любовь с Гарри. Эта мысль пронзила её острой болью, заставив вздрогнуть. Но как же ей хотелось отбросить все сомнения и страхи, оказаться в его объятиях, снова ощутить на своих губах его жгучие поцелуи, которые он так умело дарил, играя роль влюбленного…

Жар пробежал по её телу при этой мысли. Ничего подобного Джинни не чувствовала с Гарри, таким уравновешенным и постоянным. С Гарри было безопасно и привычно, и Джинни была довольна своей жизнью.

Или убеждала себя в этом?

Она открыла глаза и поняла, что в коридоре громыхает голос Малфоя. Резкий, хлесткий, как удар кнута, он безжалостно разрезал ночную тишину, заставляя Джинни вздрогнуть. Девушку, словно огнем обожгло, по телу пробежала дрожь. Вскочив с кровати, неслышно ступая босыми ногами по холодному паркету, подбежала к двери и осторожно, затаив дыхание, приоткрыла её. Из щели вырвался обрывок фразы, произнесенной на повышенных тонах, в голосе Драко звучала угроза, которую невозможно было не распознать.

В коридоре был сквозняк, напоминавший о близости моря. Тяжелые бархатные портьеры на высоких окнах в конце коридора тревожно колыхались, словно пытаясь вырваться на волю и последовать за ветром. В полумраке коридора, освещенного лишь лунным светом, проникавшим сквозь окна, у лестницы, ведущей на второй этаж, зашипела белая кошка с очень пушистым, почти фантастическим хвостом, а потом торопливо затихла, прижимаясь к стене при появлении Драко. Он двигался бесшумно, словно ночной хищник, его светлые волосы отливали серебром в темноте, а в серых глазах, казалось, плясали отблески лунного света.

Малфой шел по узкому коридору, освещенному мерцающими настенными бра, к своей комнате напротив ее номера. Каждый его шаг отдавался в тишине гулким стуком, словно удары сердца Джинни. Интересно, что думает персонал отеля по этому поводу? Они ведь в курсе, что Джинни и Драко женаты. Наверное, посмеиваются над ними, перешептываются за спиной, делают ставки — сколько продержится этот странный, неестественный союз. Горькая улыбка коснулась губ Джинни.

Девушка сглотнула образовавшийся ком в горле и прижала руку к сильно бьющемуся сердцу. Сквозь тонкую ткань рубашки, цвета спелой вишни, она чувствовала, как бешено колотится пульс, отдаваясь в кончиках пальцев. С тех пор, как Драко неожиданно поцеловал ее на приветственном вечере в честь их помолвки, прямо перед толпой жадных, сверкающих вспышками фотокамер, журналистов, в душе девушки поселилась тревога, смешанная со странным ожиданием. Она всё чаще ловила себя на том, что думает, как изменить всю эту ситуацию с фиктивным браком. Сделать его… настоящим.

Драко остановился у своей двери, достал ключ, отпер дверь и вдруг обернулся и увидел Джинни. Парень пристально посмотрел ей в глаза.

Девушка чувствовала, как его взгляд медленно, словно лаская, скользит по ней с головы до босых ног. Он как будто обжигал ее, заставляя кожу гореть, а сердце биться чаще. Влажное после душа тело сделало её тонкую рубашку почти прозрачной, обрисовывая каждый изгиб, но Джинни не двигалась, боясь спугнуть момент. Она хотела, чтобы он пересек коридор своими неторопливыми, уверенными шагами и вошел к ней в комнату без приглашения. Отрезал ей пути к отступлению, и страстно поцеловал, стирая сомнения и страхи. Прижал к этой стене так сильно, чтобы она могла чувствовать биение его сердца, и сделал то, на что Гарри и ни один другой парень не решился. А она не сможет отказать, ведь Джинни его… жена.

Сердце странно ёкнуло, пропустив удар, и ноги стали ватными. Что это за мысли бродят в её голове? Откуда эта тревожная нежность, это желание прикосновения, которое казалось таким чуждым ещё пару недель назад? Хоть они давно знакомы, но вечно соперничали, стараясь уколоть друг друга побольнее при любом удобном случае. Она даже на него летучемышиный сглаз насылала, после которого Малфой целую неделю ходил с изодранным лицом, пряча следы проклятия под толстым слоем тонального крема. Этот нелепый фиктивный брак, заключённый по расчёту ради спасения их репутации, казался таким же нереальным, как и эти внезапные, непонятные чувства, пробудившиеся в ней. И теперь… вдруг… ей хотелось, чтобы этот фарс превратился во что-то большее.

Малфой резко замер у порога, словно наткнулся на невидимую стену. Он глубоко вздохнул, провел рукой по своим платиновым волосам, взъерошив их еще больше, и, словно приняв какое-то решение, тряхнул головой. Бросив на Джинни быстрый, нечитаемый взгляд, он вошел в свою комнату, и тут же захлопнул дверь. Щеколда громко щелкнула, словно поставив точку в их немом диалоге.

Джинни еще некоторое время стояла на месте, словно парализованная, боясь пошевелиться. Её тело, которое еще секунду назад пылало от желания, теперь пробивала дрожь. А глаза, до сих пор сияющие надеждой, жгли слезы, грозя пролиться в любой момент. Она медленно повернулась и, словно слепая, нащупала рукой холодную стену, опираясь на нее, чтобы не упасть. Зашла в комнату, бесшумно закрыв за собой дверь, и прижалась спиной к холодной стене. Слезы медленно скатывались по щекам, оставляя на разогретой коже влажные, блестящие дорожки. Девушка бессильно опустилась на пол, обняв себя за плечи, и прижала колени к груди.

После девушка, усталая и растерянная, легла в кровать и забылась тревожным сном. А глубокой ночью, когда за окном бушевала гроза, и ветви деревьев с шумом царапали стекло, Джинни проснулась от какого-то неясного ощущения беды. Сердце колотилось, словно птица в клетке, а ладони вдруг стали влажными и холодными. Она прислушалась. В доме царила тишина. И тут Джинни услышала этот шум — приглушенный, но отчетливый, доносившийся из номера Малфоя, расположенного напротив её комнаты. Это был не гром и не шум ветра. Это были голоса — шепот, прерываемый приглушенным смехом. Джинни сжала кулаки, чувствуя, как к горлу подступает волна тошноты. Значит, с собственной женой, пусть и фиктивной, спать он не хочет, а вот другую привести в свой номер — это нормально?

Ревность, острая, как клинок, вонзилась в сердце Джинни, разрывая её на части. Кровь зашумела в ушах, затмив разум, и, не долго думая, девушка, словно подгоняемая невидимым кнутом, понеслась к нему в номер. Злость и гнев заполнили всё её существо, превратив в бурю, готовую смести всё на своём пути. Она с размаху выбила дверь его комнаты, не обращая внимания на треск ломающегося дерева и, как разгневанная фурия ворвалась в спальню.

И тут же застыла на пороге. Да, Драко в спальне был не один, и среди его ночных посетителей действительно была и девушка. Но вся эта компания, состоявшая из семи человек, включая самого Драко, на «групповой секс», мягко говоря, не была похожа. Скорее, они напоминали стаю голодных гиен, окруживших одинокого льва. Они буквально навалились на Малфоя, пытаясь скрутить его, связать ему руки, заткнуть рот, чтобы он не кричал. И судя по их сосредоточенным, злым лицам, намерения у них были далеки от дружеских.

Время словно остановилось. В наступившей тишине Джинни казалось, что она слышит биение собственного сердца. Все застыли, словно фигуры в детском калейдоскопе, перед тем, как превратиться в новый узор. И тут Джинни увидела его лицо — бледное, с застывшей маской боли, по подбородку, оставляя багровые следы на белоснежной рубашке, стекала тоненькая струйка крови. Они его били! Эта мысль, словно удар тока, пронзила ее сознание.

— Джинни, беги! — прохрипел Драко, и в его голосе, несмотря на очевидную боль, звучала тревога за нее.

Но Джинни Уизли была не из тех, кто убегает, поджав хвост, перед опасностью. Кровь Уизли, горячая и неукротимая, забурлила в её жилах, подсказывая единственно верный в данной ситуации вариант. Она быстро оглядела комнату в поисках хоть какого-то оружия и схватила тяжелый серебряный подсвечник, украшенный изображениями рыцарей и драконов. Сжав его в руке, она с диким воплем, от которого, казалось, задребезжали стены, бросилась на обидчиков.

В пылу начавшейся потасовки, она узнала их — бывшие лучшие друзья Малфоя по Хогвартсу, Кребб и Гойл, которых она хорошо помнила по школьным временам. Правда, тогда они были просто глупыми громилами, выполняющими приказы своего хозяина, а сейчас… Их лица были искажены злобой, глаза горели фанатичным блеском. Те, кого, как все думали, давно уже поймали и надежно закрыли в Азкабане. Рука Джинни инстинктивно потянулась к палочке, но она тут же с ужасом поняла, что на ней лишь одна ночная рубашка, а палочка осталась лежать в комнате, под подушкой.

Пожиратели, словно разозленные хищники, очнулись от неожиданного нападения. Они бросились на Джинни и Драко, словно стараясь растоптать их, стереть в порошок. Кребб с хрустом скрутил руки Джинни за спиной, несмотря на отчаянное сопротивление девушки. Но Джинни, хоть и была без палочки, как следует врезала ему коленом в паховую область и с удовлетворением услышала его сдавленный вскрик. Врезала Панси и с наслаждением услышала, как хрустнул её нос. А так ей даже удалось выбить пару зубов Тео, прежде чем ее окончательно скрутили и отбросили в сторону, как сломанную куклу.

Малфой, несмотря на полученные травмы, дрался, как лев, с яростью обреченного. Он успел вывести из строя еще двоих друзей, прежде чем его, обессиленного и истекающего кровью, прижали к полу. Силы были слишком не равны, да и у этих мерзавцев были палочки, которые они не стеснялись использовать.

— Это ты во всем виноват, Драко! — прошипела Панси Паркинсон, морщась от боли и трогая распухший нос, — ты бросил нас! Кинулся играть в счастливую семью, прикрываясь этой… этой… — она не нашла слов, чтобы описать Джинни, и только презрительно фыркнула.

Малфой, связанный по рукам и ногам, с ртом, заткнутым грязным кляпом, только что-то грозно промычал в ответ, и в его глазах, блестевших на избитом лице, плескалась такая ярость, что Панси невольно отступила на шаг назад. Джинни тяжело дышала, прижимая руку к голове, из которой эта гадина, Паркинсон, выдрала целый клок рыжих волос. «Если бы палочка была при мне…», — промелькнула в голове злая мысль.

— Что будем с ними делать? — с скучающим видом поинтересовался Блейз Забини, привалившись к стене и разглядывая свои начищенные до блеска ногти.

— Есть у меня одна идейка, — прошипел Теодор Нотт, прижимая платок ко рту и с ненавистью глядя на Джинни, — они оттуда не сбегут. Пусть помучаются немного и сдохнут в один день.

— Как в сказке, — прошипела злобно Паркинсон.

Малфой резко вдохнул и, преодолевая боль, попытался приподняться, чтобы защитить Джинни, но тут же получил сильный пинок в живот. Из его горла вырвался хриплый стон, и он снова рухнул на пол. Джинни вскрикнула, забыв об осторожности, и это оказалось ошибкой. Забини, усмехаясь, словно хищник, поймавший долгожданную жертву, резко развернулся и приставил к ее горлу холодное лезвие кинжала. Девушка замерла, чувствуя, как острый металл впивается в кожу.

— Если бы ты, сидела у себя в спальне и не совала свой прекрасный носик не в свои дела, то мы бы тебя и не тронули, — прошипел он, и в его глазах, на мгновение, мелькнуло что-то очень не хорошее.

Джинни со злостью посмотрела на него, сжимая кулаки. Если бы взглядом можно было убивать, то этот напыщенный индюк уже давно бы валялся у её ног мертвым.

— Да пошел ты! — зло выплюнула она, не желая показывать ему свой страх.

Забини в ответ лишь усмехнулся, а в его глазах блеснула сталь, от чего Джинни обожгло холодом.

— Нужно вырубить их, — сказал мужчина, и Джинни не узнала его, — мы туда попасть сами не сможем, слишком рискованно. Придется посадить их в лодку.

Нотт мрачно кивнул, соглашаясь с планом, и, сплюнув кровь, со всей силы ударил Драко по голове. Тот только судорожно вдохнул и свалился на пол, как мешок с картошкой. Джинни вскрикнула, но Забини, прежде чем она успела что-то предпринять, извинительно пожал плечами и резким движением ударил её по затылку. В глазах потемнело, раздался тонкий, протяжный звон, словно где-то далеко ударяли в хрустальный колокол, и девушка провалилась в темноту.

Холодные, словно лед, капли дождя барабанили по лицу, заставляя Джинни вздрогнуть и приоткрыть глаза. Она застонала, пытаясь сесть, но тут же скорчилась от боли, пронзившей голову. Мир поплыл перед глазами, расплываясь разноцветными кругами.

— Тише, тише, не шевелись, — рядом с ней прозвучал знакомый голос, в котором теперь явно слышались тревожные нотки.

Джинни с усилием подняла голову и увидела Драко, который наклонился над ней и пытался развязать веревки, которыми были связаны ее руки. Лицо его было бледным, а губы плотно сжаты, но в глазах она увидела беспокойство. Настоящее, неподдельное беспокойство за нее. Эта мысль, словно луч света в темном царстве, согрела ее изнутри. Драко наконец справился с узлами и помог ей сесть, осторожно поддерживая за плечи. Джинни огляделась по сторонам. Они находились в лодке, которая раскачивалась на волнах, где-то в океане. Дождь лил как из ведра, холодные струи хлестали по лицу, промочили насквозь одежду, но Джинни была даже рада этому. Холод притуплял боль в голове и помогал яснее мыслить.

— Что… что произошло? — спросила она, с трудом шевеля одеревеневшим языком.

— Потом, — коротко бросил Драко, не отводя от нее взгляда, — тебе нужно согреться. Ты как? — он осторожно коснулся ее головы, осматривая затылок.

Джинни вздрогнула от боли и пожала плечами.

— Жить буду, — выдавила она с кривой улыбкой.

— Мерзавцы…

Джинни огляделась, сердце заколотилось с утроенной силой. Вокруг творилось что-то странное, непонятное и страшное. До нее только сейчас дошло, что они в лодке, маленькой, хрупкой щепке, которая беспомощно болталась среди бушующих волн. Их заливало холодной, соленой водой, которая промочила насквозь одежду, заставляя дрожать от холода. Вокруг стояла кромешная тьма, только изредка сквозь рваные тучи проглядывал бледный диск луны, освещая их призрачным, мерцающим светом.

— Нужно вычерпнуть воду, иначе мы пойдем ко дну, — рядом прозвучал резкий, отрывистый голос Драко, возвращая Джинни к реальности.

Он наклонился, достал со дна лодки жестяное ведро, в котором уже плескалась ледяная вода, и протянул его девушке.

— На, черпай!

Джинни молча взяла ведро, не в силах отвести взгляд от его лица. В полумраке оно казалось бледным и резким, как у статуи, но глаза… в них было что-то еще, кроме привычной холодности и равнодушия. Что-то непонятное, но от этого еще более пугающее.

— Зачем они это сделали? — спросила она, пытаясь, чтобы ее голос не дрожал.

— Потому что они считают меня предателем, — ответил Драко, и в его голосе послышалась горечь. — Разве ты еще не поняла?

Джинни молча кивнула. Она все понимала. Именно поэтому они сейчас находились в этой проклятой лодке, среди бушующего моря, вместо того, чтобы мирно спать в своих кроватях. Она продолжала вычерпывать воду за борт, чувствуя, как каждый мускул ее тела ноет от напряжения. Ее пальцы окоченели, покрывшись пупырышками, а руки дрожали от страха и холода. Но она продолжала работать, не останавливаясь ни на минуту. Она не могла себе позволить расслабиться, не сейчас, когда их жизни висели на волоске. Девушка с ужасом смотрела по сторонам, на пенные гребни волн, которые окружали их со всех сторон, словно стараясь поглотить. Раздавить.

— Где мы, черт возьми?! — в отчаянии закричала Джинни, ее голос тонул в завываниях ветра.

Но Драко лишь странно на неё посмотрел, и она не увидела в его глазах ни сочувствия, ни надежды. Лишь холодную, бездну равнодушия, которая пугала её больше, чем бушующая стихия вокруг.

А погода тем временем портилась всё сильнее, словно сама природа решила их испытать на прочность. Дождь уже лил одной сплошной серой завесой, застилая собой горизонт, стирая грань между небом и океаном. Стало очень холодно, пронизывающий, ледяной ветер пробирал до костей, заставляя зубы выбивать дрожь. Джинни упрямо продолжала вычерпывать воду, сосредоточив все свое внимание на этом деле. Она отчаянно молилась всем Богам, которых только знала, умоляя их о чуде. Ее пальцы так окоченели, что она с трудом удерживала жестяное ведро, но высокие, пенистые волны все так же яростно перехлестывали через низкий борт их хлипкого суденышка, и вода всё прибывала и прибывала, словно желая поглотить их без остатка.

Лодка, подхваченная гребнем огромной волны, взмыла высоко вверх, словно решила взлететь, а затем тут же с ужасающей скоростью упала вниз, в черную, зияющую пропасть между волнами. Джинни закричала, инстинктивно вжимая голову в плечи, и почувствовала, как ее желудок подскочил к горлу, грозя выпрыгнуть наружу.

— Черт! — рядом с ней прозвучал сдавленный голос Драко, и в нем, впервые за все время их знакомства, послышался неподдельный страх, — Джинни, я не знаю, сможем ли мы выбраться.

Джинни ничего не ответила. Она и сама это понимала. Сил уже почти не осталось, холод пробирал до костей, а волны становились все круче и выше. Девушка впала от холода и страха в такое оцепенение, что не могла даже пошевелиться. Она сидела на дне лодки, съежившись в комок, обхватив себя руками и пытаясь хоть немного согреться, чувствуя, как у нее трясутся поджилки. Мысли путались в голове, превращаясь в смутную, пугающую кашу.

Вдруг лодка снова резко накренилась. Чудовищных размеров волна, черная и грозная, словно разъяренный зверь, накатила на них, поднимая корму высоко вверх, к разрываемому молниями небу. От оглушительного грохота прибоя у Джинни заложило уши, и на мгновение ей показалось, что она оглохла. Она инстинктивно вцепилась в борт, стараясь справиться с дрожью в руках. Волна вздымалась все выше и выше, словно желая дотянуться до самого неба.

Джинни с ужасом видела, как внизу, всего лишь в нескольких дюймах от дна их хрупкой лодки, проносились острые, словно клыки чудовища, рифы, готовые в любой момент разорвать деревянный борт в клочья. Сердце девушки замерло в груди, она инстинктивно зажмурилась, боясь увидеть, как гигантская волна разбивает их о камни. Но волна, словно смилостивившись, пронесла лодку над ними, и вот уже Джинни заметила впереди узкую полоску песчаного берега. Еще мгновение, и грохочущая волна, словно устав от своей ярости, выбросила их на песок, далеко от бушующего моря. От неожиданного рывка Джинни не удержалась и улетела вперед, сильно ударившись головой о что-то твердое.

— Джинни! — услышала она рядом испуганный крик Драко, но повернуть голову уже не смогла.

Тело стало ватным и тяжелым, словно наполненное свинцом, а веки закрывались сами собой, не слушаясь её. Девушка еще какое-то время чувствовала холодные, дрожащие пальцы Драко на своем лице, слышала его отрывистое, сбивчивое дыхание, но сказать что-либо у нее уже не было сил. А потом её поглотила тьма, стирая страхи, боль и сомнения.

Рон стоял посреди номера, который, судя по всему, принадлежал Малфою, и чувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Не то чтобы он был не знаком с беспорядком, всё-таки жизнь в Норе, с её вечно переполненными комнатами, скрипучими лестницами и тайниками, полными странных и порой опасных вещей, не прошла даром. Но этот хаос был иным — холодным, чужим, пропитанным отчаянием.

Вещи разбросаны не с мальчишеской беспечностью, а со слепой яростью, словно здесь бушевал зверь, разрывая всё на своём пути. На полу, среди перевёрнутой мебели и осколков стекла — словно зловещие рубины — темнели липкие капли крови. Они стягивались в маленькие лужицы в углублениях паркета, впитывались в трещины между досками, оставляя после себя тёмные, зловеще блестящие пятна. Несколько капель забрызгали светлый ковёр у камина, оставив на нём узор, похожий на распустившийся цветок граната, и Рон, не желая знать ответ, уже догадывался, кому они принадлежат. Рядом с кроватью лежал маленький пучок ярких, рыжих волос.

Волосы Джинни.

Рон сжал кулаки так сильно, что ногти больно впились в ладони, оставляя на коже наливающиеся кровью полумесяцы. Гнев и беспокойство бушевали в нем, словно с цепи сорвались адские псы. Рычание застряло в горле, грозясь вот-вот вырваться наружу диким криком. Где она? Что с ней сделал этот ублюдок Малфой? Вопрос взвивался в голове зазубренным клинком, разрубая в клочья остатки разума, лишая способности мыслить здраво.

И куда, Мерлин его побери, пропал сам этот слизеринский гад? Не мог же он просто испариться, оставив после себя этот хаос из поломанной мебели, крови и отчаяния?

Всё началось с того проклятого сообщения. Знакомый гном из Министерства, обязанный Рону крупной суммой, отписался ему на рассвете: «У тебя проблемы. С сестрой. Не тяни». Ни подробностей, ни объяснений. Только это леденящее кровь предупреждение.

Рон не долго думая отправился на этот греческий остров, где, как он надеялся, Джинни проводит фиктивный медовый месяц с Драко Малфоем.

Фиктивный!

Это проклятое слово отдавалось теперь в голове Рона тупой болью. Он уже сто раз пожалел, что подтолкнул Джинни к этому браку. Она не хотела связываться с Малфоями, не хотела играть эту навязанную ей роль. Но тогда ему казалось, что это единственный выход. После свадьбы Гарри и Гермионы жизнь Джинни превратилась в ад. «Брошенка Уизли», «жертва собственной любви», «сталкерша, преследующая беременную миссис Поттер» — эти заголовки в «Пророке» не давали ей прохода. Джинни начала пить, много пить, и Рон просто хотел, чтобы она наконец-то обрела покой. Пусть даже в роли жены Драко Малфоя.

Рон надеялся, что этот брак, эта иллюзия счастья, хоть немного излечит её разбитое сердце, затянет раны, нанесённые жестокостью судьбы и равнодушием тех, кого она любила. Он наивно полагал, что Малфои, не станут рисковать своей шкурой и трогать Джинни. Не сейчас, когда их репутация напоминала карточный домик, готовый рухнуть от малейшего дуновения ветра. Ведь им нужно было вернуть себе доброе имя, втереться в доверие к победителям, показать всем, что они порвали с прошлым, что они теперь на стороне света. И что может быть лучшим доказательством их лояльности, чем брак их наследника с бывшей девушкой самого Гарри Поттера?

Общество, уставшее от войны и жаждущее зрелищ, проглотило эту наживку, не задумываясь о том, что скрывается под блестящей позолотой. Поверило в эту сказку о любви, вспыхнувшей между бывшими врагами, словно феникс из пепла старых обид. Газеты разошлись миллионными тиражами, фотографии Джинни и Драко, обменивающихся нежными улыбками под вспышками фотокамер, не сходили с первых полос, а светские хроникёры захлёбывались от восторженных комментариев, описывая каждый шаг этой «идеальной пары». Но Рон знал правду. Правду, которую нельзя было спрятать за фальшивыми улыбками и холодным блеском драгоценностей. И эта правда сейчас, глядя на кровавые пятна на полу и вырванные рыжие волосы, лезла ему в горло, словно ледяная рука, сжимающая сердце в мертвой хватке.

— Всё произошло здесь, — раздался за его спиной тихий, но отчетливый голос Полумны. Рон даже не услышал, как она подошла, так был поглощён своим гневом и страхом, — в комнате Джинни идеальный порядок. Я проверила.

Рон медленно кивнул, продолжая сжимать кулаки. Он не сомневался, что Полумна права. Лавгуд обладала этой удивительной, почти сверхъестественной способностью замечать то, что другие не видели, видеть скрытые знаки и символы там, где другие видели лишь хаос.

Они прибыли на остров вместе. Сообщение от информатора — лаконичное, как приговор, — застало их в постели. За последние дни их отношения приняли очень странный характер, превратившись в порочную, разрушительную связь, в которой не было места для любви, только для страсти. Дикой, всепоглощающей, лишённой всяких правил и запретов. Словно они оба пытались утопить в ней собственных демонов, не задумываясь о последствиях.

Безудержный секс, который кружил голову, словно вихрь, уносящий в бездну забвения, выжигал всё дотла, оставляя после себя лишь сладкую истому и пугающее, животное желание ещё, ещё, ещё…

Рон постарался не думать сейчас о Полумне, о том, как она смотрит на него своими огромными, немного безумными глазами, как её пальцы путешествуют по его телу, будто ища секретные кнопки, которые могут пробудить в нём зверя. Сейчас у него была задача посложнее, чем разгадывать загадки собственной души и тела.

— Как ты думаешь, чья это кровь? — спросила Полумна, наклонившись к полу и разглядывая тёмные пятна с нескрываемым интересом.

— Надеюсь, ублюдка Малфоя, — прорычал Рон, не в силах оторвать взгляд от пучка рыжих волос.

Полумна выпрямилась и тихо подошла к нему. Её пальцы, лёгкие и прохладные, коснулись его плеча, и Рон невольно вздрогнул. Это нежное прикосновение резко контрастировало с бурей эмоций, бушевавшей в его душе. В другой ситуации он бы обнял её, прижал к себе, искал утешения в её близости… Но не сейчас. Не тогда, когда его сестра…

— Мы найдём её, — тихо сказала Полумна, и её голос, обычно немного отстранённый, сейчас звучал твёрдо и уверенно, — обязательно найдём.

Рон прошелся по комнате, словно зверь, осматривающий чужую территорию. Он заглянул в каждый угол, подергал дверцы шкафа, даже выдвинул ящики комода, забитые мужскими вещами — преимущественно черного цвета, разумеется.

— Её вещи тоже все на месте, — раздался за его спиной голос Полумны.

Рон поёжился. Он ненавидел, когда Полумна так делала — читала его мысли, заканчивала за него фразы, словно он был не бывшим чемпионом по шахматам среди гриффиндорцев, а каким-то тугодумом-хаффлпаффцем. Но сейчас её слова отдавались в голове тревожным эхом.

Холодок пробежал по его спине. Он уже не сомневался, что Малфой как-то замешан в исчезновении Джинни. Этот скользкий тип наверняка задумал какую-то гадость. Но что? И главное — зачем?

— Останься здесь, — бросил он Полумне, выходя из комнаты, — я сейчас вернусь.

Он спустился вниз, перепрыгивая через ступеньки. Нужно было действовать быстро. Расспросить персонал отеля, отдыхающих, может быть, кто-то что-то видел, что-то слышал…

Полумна молча кивнула ему вслед и направилась в противоположную сторону. Рон был слишком взвинчен, слишком сосредоточен на своих мыслях, чтобы обратить внимание на то, как странно блеснули её глаза, когда она коснулась рукой одной из картин, украшавших стены холла.

— Да, играли они убедительно, — пробормотал Рон, — он — весь такой галантный, она — смеётся, глазками стреляет… Искры прямо летали! — передразнил он горничную.

Рон невольно передёрнул плечами. Сколько раз он уже слышал эту фразу про «искры»? Персонал виллы, отдыхающие, даже продавец сувениров на пляже — все в один голос твердили о том, какая красивая пара из них получилась. Словно он снова читал «Пророк» последние несколько месяцев, где фотографии Джинни и Малфоя не сходили с первых полос. «Любовь, победившая вражду», «свадьба года», «страсть, рождённая в пламени примирения»…

Рон и сам, глядя на эти снимки, иногда ловил себя на мысли, что между Джинни и Малфоем действительно что-то есть. Не любовь, конечно, но какое-то притяжение, некая химия… В конце концов, они оба были молоды, красивы, полны жизни…

«Не неси чушь, Уизли, — прервал он сам себя, — это всё постановка. Игра на публику. Они оба просто хорошие актёры».

Но где-то глубоко внутри, под слоем гнева и беспокойства, шевелился червь сомнения. А что, если…?

Он вспомнил их последний разговор с Драко — неожиданно спокойный, даже доверительный. Они обсуждали тогда Джинни, её состояние, её будущее… И Рон поймал себя на мысли, что Малфой… понимает его. Понимает его чувства, его тревогу за сестру.

Это было самым страшным. Рону не хотелось признавать, что Малфой может быть… нормальным человеком. Не самодовольным ублюдком с замашками аристократа, а просто парнем, который оказался в сложной ситуации и пытается найти из неё выход.

Он отмахнулся от этих мыслей. Сейчас не время для самокопания. Нужно было действовать. Найти Джинни. И узнать, наконец, что же произошло на этом проклятом острове.

Рон резко остановился, и его словно током ударило. Мысль, которую он так долго прогонял от себя, вновь ворвалась в его сознание, принося с собой холодный ужас.

Год назад из Министерства поступила информация о том, что в Европе замечен волшебник, похожий на Грегори Гойла, одного из закадычных дружков Малфоя. Этот тип разыскивал бывших пожирателей смерти, скрывающихся от правосудия. Рон тогда участвовал в его захвате, даже получил этот шрам на щеке — на память о встрече.

Но Гойлу удалось ускользнуть. А что, если…

В животе всё перевернулось от ужаса. Что, если это Гойл и ещё кто-то из пожирателей, похитили Джинни и Малфоя?

Или этот слизеринский ублюдок решил вернуться к своим? Примкнуть к бывшим пожирателям смерти? А Джинни просто попала под раздачу? Эта мысль пронзила Рона острой иглой страха. В её комнате был идеальный порядок, только кровать расправлена, словно она встала посреди ночи и… отправилась в номер к Малфою? А там…

А что там? Что могло произойти в этой комнате, наполненной сейчас запахом чужой жизни, чужой драмы? Рон поёжился, отгоняя от себя мрачные образы. Он должен сосредоточиться, должен думать логически, иначе…

— Рон, — раздался за его спиной тихий голос Полумны.

Он резко повернулся, словно от неожиданного удара, и почувствовал, как у него затряслись руки.

Полумна стояла в дверях, и на её руках, словно огромный белоснежный ком, лежал… кот. Кот с невероятно пушистым хвостом, который он лениво поводил из стороны в сторону, словно веером.

— Что? — прохрипел Рон.

— У меня плохие новости, — сказала Полумна, и её голос, обычно немного отстранённый, сейчас звучал глухо и тревожно. Она погладила кота по голове, и тот довольно замурлыкал, словно ничего не происходило.

* * *

Джинни застонала, и стон этот, подавленный, хриплый, превратился в горле в сухой скрежет. Губы, словно склеенные смолой, отказывались подчиняться. Воздух с трудом проникал в лёгкие, вынуждая её делать жадные, рваные вдохи.

Внезапно чьи-то руки осторожно, но настойчиво приподняли её голову. Холодная жидкость обожгла горло, заставив её инстинктивно сжаться, но тут же пришло удовлетворение — чистая, прохладная вода промыла пересохшее горло, принося с собой долгожданное облегчение. Джинни жадно глотала, не в силах оторваться, пока чьё-то «хватит, полегче» не заставило её остановиться. Голову аккуратно опустили на что-то мягкое, и Джинни позволила себе на мгновение расслабиться, приходя в себя.

— Хочешь ещё? — раздался рядом голос. Низкий, с хрипотцой, но в то же время — удивительно мягкий, словно бархат.

Джинни с трудом раскрыла веки и взглянула на того, кто её поил. Он показался ей ангелом, сошедшим с небес. Светлые, словно тронутые серебром, волосы обрамляли лицо, которое она видела словно сквозь туман — высокий лоб, острые скулы, и глаза… серые, как грозовое небо, но сейчас в них читалась такая печаль, такая тревога, что сердце Джинни сжалось от боли. Неужели он плачет? Неужели ангелы умеют плакать?

— Я не хочу уходить, — прошептала она, протягивая к нему руку.

Ангел глубоко вздохнул, и ей показалось, что по его щеке действительно скатилась слеза. Или это был просто обман зрения? Она не знала. Силы ещё не вернулись к ней полностью.

— Никуда ты не уйдёшь, — прошептал он в ответ, и его пальцы осторожно обвили её запястье, — я тебя не отпущу.

Джинни слабо улыбнулась. Его прикосновение жгло огнём, но это был приятный, согревающий огонь. Она уже ничего не понимала — ни где она, ни кто он, этот прекрасный ангел, склонившийся над ней. Но сейчас это не имело значения. Она была в безопасности. Она была дома.

Драко отжал тряпку, стараясь не смотреть на темные пятна, расцветающие на грубой ткани, и ещё раз провел ею по раскаленному лбу Джинни. Она горела. Горела в огне лихорадки, которая охватила её тело после падения. И дрожала. Мелкая, судорожная дрожь пробегала под его пальцами, словно она замерзла, хотя воздух в хижине был наполнен духотой и запахом трав, которыми он пытался сбить жар.

Джинни ударилась головой сильно. Он сразу остановил кровь, но… она уже сутки не приходила в себя. Бредила, металась в лихорадке, звала мать, брата… иногда — Поттера. Его имя она произносила с особой болью, словно это он был виноват во всем происходящем. Иногда она открывала глаза — такие яркие, словно пламя посреди темноты — но не узнавала его. Смотрела сквозь него, будто он был пустым местом. И это было хуже всего.

Сейчас она уснула. Измученная жаждой и болью, погрузилась в тяжелый, тревожный сон, и Драко мог наконец-то перевести дух. Он поднялся, разминая затёкшие ноги, и вышел из хижины.

Снаружи было жарко и душно. Солнце стояло в самом зените, обрушивая на землю волны зноя. Воздух был наполнен запахом соли, водорослей и… ещё чего-то, незнакомого, тревожащего. Запах магии.

Драко не знал, где они оказались. Этот остров… Он пытался трансгрессировать, но что-то держало его здесь, словно невидимая стена возникла вокруг них. И он почему-то был уверен, что даже если бы у него была палочка… магия здесь не работала. Вернее, работала по-другому. По каким-то своим, непонятным ему законам.

Остров был небольшим. Узкая полоска песка, ослепительно белая на фоне бирюзовой глади моря, резко обрывалась у подножия мрачных, нависающих скал. Пышная тропическая растительность словно пыталась скрыть их холодную суровость, оплетая камень сетями лиан и яркими пятнами незнакомых цветов. Драко уже успел обойти его весь, надеялся найти хоть какие-то следы людей, хоть какую-то надежду на спасение… Тщетно. Только эта хижина… если её можно было так назвать. Обломки бревен, связанные лианами, крыша из пальмовых листьев… Кто-то когда-то жил здесь, спасаясь от шторма или от врагов… или от самого себя. В воздухе витал едва уловимый запах тления и ещё чего-то, незнакомого — сладковатого и в то же время отталкивающего. А когда Драко пробирался сквозь заросли гигантских папоротников, ему показалось, что он слышит тихий шепот, словно сами растения наблюдали за ним.

Драко с досадой пнул валун, лежащий у кромки воды. Тот, нехотя поддавшись, сдвинулся с места, обрушив на песок горку белых ракушек. Этот чёртов остров… он словно насмехался над ним, над его бессилием, над его наивностью.

Он понимал, что Гойл и его приспешники не на простой курорт отправили их с Джинни. Затерянный в море, словно забытый богами клочок суши, где не действует магия, где нет никого, кроме них двоих…

Расчёт был прост — они должны были разбиться ещё в море, утонуть, исчезнуть без следа, словно их и не было. «Как удобно, — с горечью подумал Драко, — никаких свидетелей, никаких проблем. Только волны, песок… и пара рыб, обгладывающих наши кости».

Гнев волной поднялся в его груди, грозясь захлестнуть с головой. Как они посмели?! После всего, что было… после того, как они сами, как и Малфои, чудом выкарабкались, сохранили себе жизнь, семью, хоть и ценой унижений и потерь…

Но больше всего Драко злило то, что они посмели тронуть Джинни. Просто схватили её, словно какую-то вещь, и притащили в это проклятое место. За что?! Она не была пожирателем смерти, не давала клятв на крови, она никого не предавала! Просто оказалась не в то время, не в том месте. Могли бы хотя бы оглушить, стереть память… отправить обратно в номер. Утром она бы ничего не вспомнила, решила бы, что Малфой её бросил. Всё что угодно, но не это.

Драко сжал кулаки до боли. Сердце колотилось в груди, словно пыталось вырваться наружу. Он найдет их, он заставит их заплатить за каждую минуту, которую Джинни провела на волоске от смерти.

«А теперь она… — мысль обожгла его, словно удар кнута, — что, если она…?»

Драко не мог произнести это вслух, даже подумать об этом было страшно. Слишком бледной была она, слишком слабым — её дыхание. Слишком яркими — глаза, словно она горела изнутри, сжигая себя в пламени лихорадки.

Он резко выпрямился, обхватывая голову руками, и застонал. Ему хотелось кричать, рвать на себе волосы, крушить всё вокруг… Но он прекрасно понимал, что в этом нет никакого толка. Нужно было взять себя в руки. Ради неё.

Драко запрокинул голову, подставляя лицо палящему солнцу, и закрыл глаза. Нужно было думать. Думать о том, как помочь Джинни. Как вытащить их отсюда.

Для начала нужно было её накормить. Рыбы здесь, благо Мерлину, было предостаточно.

Следующие несколько часов прошли как в тумане. Мир сузился до размеров этого проклятого острова, до запаха соленой воды и рыбы, до скрипа старой сети в руках. Драко, закатывая рукава до локтей с непривычной неловкостью, упрямо бросал сеть в воду, каждый раз с трудом подавляя приступ отвращения. Выбор снастей оставлял желать лучшего — старая, замызганная сеть с дырами, которую он нашёл в углу хижины, выглядела так, словно её плели ещё пещерные тролли.

«Кто бы мог подумать, — с горечью подумал Драко, вытаскивая из сети очередного трепыхающегося малька, — что я, Драко Люциус Малфой, буду заниматься вот этим?»

Он, чей отец сам Люциус Малфой, вынужден ловить рыбу голыми руками в какой-то дыре на краю света! Драко вспомнил уроки гербологии у профессора Спраут, её вечно измазанные землей руки и лучезарную улыбку. Тогда ему казалось унизительным даже прикасаться к волшебным растениям, не то что рыться в земле… А сейчас? Чем он лучше грязнокровки Грейнджер, которая, наверное, с радостью обменяла бы свою безопасную квартирку в Лондоне на этот остров с его солнцем, морем и… отсутствием цивилизации.

Но выбора не было. Голод не тётка, как говорила его домовик Винки, да и Джинни нужно было чем-то кормить, когда она, наконец, придёт в себя. Драко с отвращением посмотрел на свою добычу — горстку мелкой, скользкой рыбешки. Придется варить суп, решил он, другого выхода нет.

Разведя костер — благо, сухих веток в округе было предостаточно — Драко принялся за дело. Сначала пришлось повозиться с рыбой: очистить от чешуи, выпотрошить… Пальцы его, привыкшие к мягкой коже драконьих перчаток, неуклюже сжимали скользкое, упругое тело. Фу, мерзость! Он чуть не блеванул прямо в костер. И вспомнил, как когда-то Джинни облевала ему дорогую обувь. Словно это было в прошлой жизни. Наконец, преодолев отвращение, Драко бросил рыбу в глиняный горшок, залил водой и подвесил над огнем. Вскоре хижина наполнилась густым ароматом рыбного супа, далеким от изысканных ароматов, к которым он привык в Малфой-мэноре. Но сейчас, на этом проклятом острове, даже этот простой запах казался верхом кулинарного искусства.

С железной кружкой в руках он вернулся к Джинни. Она всё ещё спала, но сон её был далёк от спокойствия. Брови нахмурены, губы шевелятся в бессловесном шёпоте, пальцы судорожно сжимают покрывало…

— Джинни, — позвал он тихо, присаживаясь рядом с ней, — проснись, тебе нужно поесть.

Она застонала, повертела головой на импровизированной подушке из его свёрнутой куртки, и Драко почувствовал, как ему стало не по себе. Он никогда в жизни не ухаживал за больными. Даже когда он сам был ребёнком и болел, за ним ухаживали домовые эльфы, следя за каждым его чихом и вздохом. А сейчас…

Он аккуратно приподнял её голову, поддерживая за спину, и поднёс к её губам железную кружку с бульоном.

— Попробуй хоть немного, — попросил он, стараясь, чтобы его голос звучал успокаивающе, — тебе нужно набраться сил.

Джинни с трудом проглотила жидкость, тут же начав кашлять, и Драко отложил кружку, чувствуя себя совершенно беспомощным. Он боялся навредить ей ещё больше, чем уже навредили те, кто заточил их на этом проклятом острове.

Ночь опустилась на остров быстро, словно кто-то набросил на него чёрное бархатное покрывало, усыпанное миллионами крошечных звёзд. В хижине стало совсем темно и прохладно, но Драко не смел оставить Джинни одну ни на минуту.

Кое-как напоив её бульоном — каждый глоток давался ей с таким трудом, словно она глотала не живительную влагу, а расплавленный свинец — он уложил её обратно на подушку и снова стал обтирать лоб мокрой тряпкой. Когда же её начинало бить лихорадочная дрожь, он ложился рядом, прижимал к себе, закутывал в остатки своей одежды, пытаясь согреть собственным теплом. Её волосы — такие мягкие, словно шёлк, пахнущие морем и чем-то ещё, неуловимо родным — щекотали ему подбородок.

Джинни становилось всё хуже. Она уже не бредила, но и в себя не приходила. Лежала с закрытыми глазами, бледная, почти прозрачная, словно сотканная из лунного света, который пробивался сквозь щели в стене и ложился на её лицо холодными, призрачными бликами. Драко, глядя на неё, чувствовал, как его собственное сердце сжимается в ледяных тисках ужаса. Он никогда в жизни так никого не боялся потерять.

Впервые в жизни Драко начал молиться. Он, который всегда смеялся над этими сентиментальными штучками, который верил лишь в силу крови, магии и золота, сейчас готов был отдать всё на свете, лишь бы эта девушка, лежащая рядом с ним, открыла глаза и улыбнулась ему своей озорной улыбкой. Он шептал слова молитвы, обращаясь то ли к небу, то ли к самому себе, умоляя о чуде. Он не успел сказать ей главного… о том, что она стала для него дороже, чем все эти проклятые деньги и титулы, что рядом с ней он впервые почувствовал себя… живым.

«Только бы выжила, — шептали его губы, — только бы не умерла… Я всё исправлю, слышишь? Сделаю наш брак настоящим…»

К утру, когда первые лучи восходящего солнца проникли сквозь щели в стене, окрашивая хижину в розовые и золотые тона, Джинни… обмякла. Дрожь покинула её тело. Она затихла. Наступила звенящая тишина, которую Драко слышал с пугающей ясностью. Даже шорох волн, казалось, затих, словно сама природа затаила дыхание.

Драко почувствовал, как внутри у него всё обрывается. Пустота. Ледяная, всепоглощающая, она расползалась по груди, сковывая движения, леденила кровь в жилах. Он должен был что-то сделать, подойти, потрогать её, убедиться… В том, чего он боялся признать даже в своих мыслях. Ноги словно налились свинцом. Каждая клетка его тела кричала: «Не подходи!», но он уже сделал шаг, затем ещё один…

Словно парализованный, не в силах оторвать взгляда от её лица. Впервые в жизни он видел её такой — спокойной, умиротворённой…

Время словно остановилось. Замерло в одном бесконечном мгновении.

А потом сорвалось с места, увлекая его за собой в бездну отчаяния. Драко упал на колени рядом с ней, обхватывая голову руками, словно хотел раздавить её, выбить из себя эту боль, которая разрывала его на части. Эта боль… Он не знал, куда деваться от неё, как вырвать её из себя. Он сжимал волосы на своей голове, царапал себя ногтями, словно пытаясь хоть немного приглушить эту невыносимую, разрывающую изнутри тоску.

— Это всё я виноват, — прохрипел он, сжимая её холодную руку в своих ладонях, — не нужно было… Не нужно было впутывать тебя…

Джинни Уизли, словно марионетка с оборванными нитями, стояла у входа в бар, ее взгляд блуждал по знакомым, но чуждым деталям. Фасад, выкрашенный в цвет темного шоколада, уютные, уже знакомые круглые столики, оживленная атмосфера — все кричало о прошлом, которое она не могла вспомнить. Внутри её ждала тишина, пронизанная духами недавно выпитого пива и табачного дыма. Она зашла внутрь, почувствовав как холодный воздух барного зала проникает под тонкую ткань черного платья.

Странные воспоминания промелькнули перед глазами, как кадры немого фильма. Ей казалось, что она знает этих людей, сидящих за столиками, что знает их имена, их истории, их тайны. Неужели она часто обитала здесь? Внутри сжалось от невыносимой тоски по забытому. Она еще не была в своей квартире, но уже чувствовала, что там ее ждут отголоски прошлого. Там, среди пыльных книг и рассыпанных бусин, она найдет ключ к своей забытой жизни.

Джинни, словно загипнотизированная, прошла к барной стойке, где на высоком стуле сидела одинокая фигура. Она опустилась рядом, чувствуя как деревянные ножки стула с легким скрипом вдавливаются в пол. Музыка лилась из невидимых динамиков, заполняя бар волнами ритма. Справа от нее парочка в оживленном шепоте устраивала соблазнительные игры, их тела соприкасались в запретном танце. Слева от нее сидела дамочка среднего возраста, глаза которой были прикованы к бармену. А он был чертовски сексуальным мужчиной.

Джинни невольно повернула голову, встретившись с его взглядом. Ярко-зеленые глаза, как гладь лесного озера, словно заманивали в свою глубину. Черные, словно вороново крыло, волосы отдавали синевой. Он был в открытой майке, которая не скрывала потрясающую накаченную фигуру. Его руки, усеянные татуировками, грациозно перемещались по барной стойке, приготавливая коктейли.

«Грех — быть таким красивым», — подумала Джинни, чувствуя, как щеки наливаются румянцем.

Джинни, словно рыбак, вытаскивающий сеть из глубины памяти, уловила знакомое имя — Майк. Так звали бармена. Он наконец обратил внимание на ее присутствие, и на его лице расцвела радостная улыбка, озаряя темные черты лица.

— Джиневра! — воскликнул он, голос его звучал теплым и располагающим. — Вот так гость сегодня у меня!

— Привет, Майк, — произнесла Джинни, отвечая ему улыбкой.

Майк огляделся, словно искал кого-то среди посетителей, и снова посмотрел на Джинни. Его зеленые глаза искрились любопытством.

— Ты одна? А где твой жених?

Джинни замерла, чувствуя, как по ее спине пробегает холод. Значит, даже здесь, в магловском баре, знают о Малфое. Она почувствовала внезапную неловкость.

— Ты хочешь сказать «муж», — поправила она, пытаясь сохранить спокойствие.

Майк усмехнулся, его улыбка была широкой и искренней.

— Ты уже успела выйти за него замуж?

Джинни улыбнулась в ответ, принимая из рук Майка стакан с янтарной жидкостью. Она не торопилась пить, никакого желания напиться у нее не было. Да и в ее планы такое времяпровождение не входило. В ее голове бурлила мысль о том, что она потеряла не только память, но и часть своей жизни. И эта часть была тесно связана с Малфоем.

— Оу, неужели семейная жизнь не задалась? — с сожалением спросил он, бросив на Джинни взгляд, полный сочувствия и легкой насмешки.

Джинни, сидящая на высоком барном стуле, отхлебнула из своего стакана. Холодный конденсат, стекая по стенкам, оставил мокрые следы на ее ладони.

— С чего это ты взял? — спросила она, откидывая прядь волос с лица.

Майк стянул со своего крепкого плеча клетчатое полотенчико, оставив на нем капли воды, и стал вытирать стаканы. Его движения были точными, ловкими, и Джинни поймала себя на мысли, что наблюдать за ним приятно.

— Иначе ты бы не коротала вечер в моем обществе, — подмигнул он, и его глаза, яркие и живые, заискрились веселым огоньком.

Джинни усмехнулась, но огненная жидкость, которую она только что проглотила, неприятно опалила язык и горло. Горячим камнем упала в желудок, и девушка поняла, что ее тошнит. И что хорошего в алкоголе?

— Может, мне нравится твое общество, — сказала она, пытаюсь заглушить неприятные ощущения.

Глаза Майка сверкнули, а на губах появилась плотоядная усмешка.

Как же все это было знакомо!

— Ну, муж у тебя недалеко от меня ушел, — произнес он, и в его голосе прозвучала явная насмешка.

Джинни покачала головой. Вот совершенно не могла вспомнить, как выглядит Малфой без рубашки. Даже представить сложно. Она честно всю ночь вспоминала и представляла Малфоя на берегу моря в одних плавках и… ее тянуло на смех.

По фотографиям в газетах мало, что можно было сказать. Там Драко Малфой всегда был в костюме, белой рубашке и пиджаке. Лицо, холодное и отстраненное, скрывалось за маской безупречного стиля. Джинни часто ловила себя на мысли, что не знает его настоящего. Каким он был без строгого официального образа?

Наверняка прошлая Джинни это видела.

— Ну, до тебя ему еще далеко, — искренне произнесла она, улыбнувшись. Ее взгляд упал на бицепсы Майка, напряженные от работы, и она спросила: — Как часто ходишь в качалку?

Майк наклонился к ней, и его ровные белоснежные зубы блеснули в свете ламп. Он явно давно ее хотел. Так почему она с ним так и не переспала?

— Хочешь туда со мной? — спросил он, и в его голосе прозвучала легкая настойчивость.

Джинни бросило в жар. Она отвела взгляд и серьезно произнесла:

— Ох, к сожалению, я уже замужем.

Он закатил глаза и выпрямился.

— Ну как знаешь, — с сожалением произнес он, — я кстати, еще и хорошо готовлю!

Джинни откинулась на стуле и прижала руки к груди.

— Боже, ну просто идеальный мужчина.

А потом они засмеялись. И напряжение отпустило, оставив вместо себя легкость.

За разговором, смехом и шутками, Джинни не заметила, как выпила довольно много. Голова приятно кружилась, тошнота прошла, оставляя после себя легкое ощущение беззаботности. Заиграла знакомая песня, и девушка, словно увлеченная невидимой силой, поднялась. Ей хотелось танцевать.

Завтра Джинни обязательно встретиться с Малфоем и поговорит с ним. Обязательно скажет ему спасибо за спасение своей жизни. Обязательно присмотрится к нему и прислушается к себе. Ее не отпускало чувство, что фиктивный брак это только слова. А где-то там глубоко внутри, есть чувства. Осталось только понять, хочется ли ей вытаскивать эти чувства, чтобы в последствии принять их. В ее сердце зародилась неуверенность, словно нежный росток, который может как расцвести, так и завянуть.

Музыка, густая и сладкая, как медовый сироп, проникала в каждую клеточку тела. Грохот басов встряхивал внутренности, а вихрь мелодий, пронзительных и завораживающих, заставлял сердце биться в унисон с ритмом. Тело само собой, словно марионетка, подчинялось невидимым нитям музыки, впадая в танец.

Джинни оказалась в центре танцплощадки, под ярким светом прожекторов. Ее движения были плавными и свободными, как струи воды в потоке. Она кружилась, скользила, взлетала, будто парящая птица, завораживая всех своей грацией и легкостью. Каждое движение, каждый взмах руки, каждый поворот головы — все говорило о том, что она полностью растворилась в музыке, стала ее частью.

Светомузыка, разноцветными лучами, била по глазам, ослепляя и кружа голову. Но девушка закрыла их, погружаясь в свой собственный мир, где царила только музыка. В этот момент, Джинни была свободна, она была сама собой.

Ей хотелось смеяться.

Неожиданно к ней кто-то пристроился сзади, обхватив за талию. Рука, теплая и сильная, легко легла на ее талию, и девушка почувствовала знакомый аромат. Это движение показалось ей знакомым, вызвав легкую дрожь по спине.

Тела соединились, словно две половинки одного целого, и задвигались в одном ритме. Он вел ее, уверенно и нежно, подстраиваясь под ее движения. Их тела двигались в унисон, словно единый организм, танцующий под звуки музыки. Он нежно прижимал ее к себе, чувствуя каждый изгиб ее тела, а она, в свою очередь, отвечала ему, позволяя вести себя в этом завораживающем танце.

Джинни повернулась к нему, медленно приоткрывая веки, словно пробуждаясь от долгого сна. Да, это был мужчина, и его лицо показалось ей смутно знакомым. Светлые волосы, ниспадающие на лоб мягкими прядями, обрамляли безумно красивые серые глаза, в которых, казалось, таилась целая галактика. Рядом с ним она ощутила странное умиротворение, будто он был частью ее собственного мира, о котором она давно забыла. Неужели это возможно? Или просто действие алкоголя играло с ее восприятием?

Девушка вскинула руки, обхватив мужчину за шею, пальцы скользнули по его горячей коже, оставляя едва заметные следы. От прикосновения ее пронзила легкая дрожь, будто по телу пробежал электрический ток. Он ответил на ее объятия, прижимая ее к себе так крепко, что Джинни почувствовала, как его сердце бьется в унисон с ее собственным. Она снова закрыла глаза, запрокинув голову, отдаваясь этому мгновению. Ждать пришлось недолго. Мужчина склонился к ней, и его губы коснулись ее, заставляя забыть обо всем на свете.

Поцелуй был как взрыв, пронзивший ее насквозь. Его губы, теплые и влажные, скользили по ее, заставляя забыть обо всем на свете. Вкус его губ, терпкий и сладкий, был ей знаком. Она словно помнила этот вкус, этот запах, этот трепет, который пробегал по ее телу при каждом его прикосновении. Все это было знакомо, как будто они уже когда-то танцевали этот танец страсти, но она не могла вспомнить, где и когда.

Джинни не сопротивлялась, наоборот, ее тело словно само собой подалось навстречу его поцелую, жадно вбирая в себя его тепло и страсть. В голове кружились головокружительные мысли, смешанные с ароматом его парфюма и вкусом поцелуя. В этот момент она была готова раствориться в нем, забыть обо всем, кроме этого мгновения, которое казалось вечностью.

Когда поцелуй наконец прервался, девушка, задыхаясь, открыла глаза и посмотрела на мужчину. Его лицо было близко, его серые глаза смотрели на нее с такой нежностью, что у нее перехватило дыхание. Она была уверена, что он тоже чувствует к ней что-то, что-то особенное.

Внезапно, в ее памяти вспыхнула картинка: они вдвоем, на берегу моря, смеются и держатся за руки. Море, песок, солнце — все это было так реально, что девушка почувствовала, как ее щеки вспыхивают румянцем. Она отстранилась от мужчины, пытаясь понять, что происходит.

Ее резко затошнило, как будто кто-то перевернул желудок вверх дном. Джинни отшатнулась от парня, с которым только что танцевала, и, едва не споткнувшись, выскочила из бара, словно спасаясь от чумы. Ночной воздух, пропитанный запахом выхлопных газов и дешевого пива, ударил в лицо, заставляя ее глубоко вдохнуть и попытаться привести мысли в порядок.

Куда ей идти? Домой? Ни за что! Мама непременно устроит скандал, обвиняя ее в пьянстве. Она представила себе эту сцену: Молли, с недовольным лицом и настойчивым тоном, задающая бесконечные вопросы, словно пытаясь выпытать у нее все тайны. Друзей у Джинни не было, а Рон… Где он вообще живет, черт его знает!

— Подожди, — до боли знакомый голос, заставил ее обернуться.

Он стоял в тени, фигура, словно вырезанная из тьмы. Тот самый. Тот, кого она забыла. На языке крутилось его имя, но Джинни боялась произнести его вслух, будто бы признавая его существование.

— Меня сейчас стошнит, — прохрипела она, сжимая кулаки.

Парень развернул ее в другую сторону, оперативно собрал длинные распущенные рыжие волосы, чтобы не мешали опустошать желудок.

— Ну уж нет, — резко ответил он. — С меня и того раза хватило.

Джинни усмехнулась, прикрывая рот ладонью.

— Тогда отойди от меня.

Парень погладил ее по спине, такой знакомый жест.

— Ага, чтобы ты упала где-нибудь и тебя приняли за бомжа алкоголика? Не дай Мерлин журналисты где-то бродят рядом, и представляешь, что завтра напишут в газете?

Джинни фыркнула, выпрямляясь. Тошнота, к счастью, отступила, но мир перед ней все еще плыл.

— Боже, Малфой, какой же ты нудный.

— А ты все такая же алкоголичка! — фыркнул он.

Тут же подхватил ее на руки.

— Наградил же Мерлин женой, — проворчал тихо он.

Джинни хихикнула, обвивая его шею руками. Ее пальцы скользили по мышцам, ощущая их твердость. Не такие накаченные, как у качка Майка, но тоже довольно внушительные. Она прижалась к нему ближе, вдыхая аромат его одеколона, смешанный с запахом свежего воздуха и… чего-то еще, чего-то неуловимо манящего. Он хорошо целовался. В памяти всплыли воспоминания о том, как Малфой целовал ее на приеме. Она вспомнила его руки, которые блуждали по ее телу, вызывая дрожь и мурашки.

— Ну, мистер Малфой, чем займемся? — игривым тоном спросила она.

Малфой усмехнулся.

— Ты еще не нагулялась? — спросил он, его голос звучал холодно, но в его глазах читалось нечто другое.

Она потерлась головой о его челюсть, чувствуя тепло его кожи.

— Нагулялась. Знаешь, бармен предлагал мне переспать с ним, — шепнула она ему на ухо, ее дыхание вызывало покалывание на его коже.

— Вот как, — произнес он, его рука на ее бедре сжалась, а его взгляд стал холодным.

— О, не переживай, я ему отказала.

— Хорошо.

— А знаешь почему? — спросила она.

Он покосился на нее, и Джинни хихикнула.

— Ну и почему? — спросил он безразличным тоном.

Девушка обхватила его лицо руками, заставляя посмотреть на себя.

— Потому что мистер Малфой так и не удосужился сделать меня настоящей женой. — она прижалась к нему, ее голос был тихим, но полным решимости.

Он запнулся, его рука дрогнула, и он чуть не уронил ее. Джинни сильнее обхватила его шею.

— Да, давай, урони еще меня, — проворчала она, — но учти, я утяну тебя следом!

— Так память к тебе вернулась? — спросил он, его голос звучал ровно, без эмоций, но в его глазах читалось напряжение.

Девушка пожала плечами, устраиваясь удобнее у него на руках. Ее голова лежала на его плече, и она чувствовала тепло его тела.

— Кто знает. Словно я все помню, но тут же воспоминания словно в тумане. То я тебя ненавижу, то… — она запнулась, в её голосе прозвучали неуверенные нотки.

— Что? — спросил он, и его рука сжалась на ее спине.

Джинни вздохнула и закрыла глаза.

— Отнеси меня в мою квартиру.

Малфой что-то проворчал себе под нос, но послушно направился дальше. Джинни погрузилась в сон, ее дыхание становилось ровным и спокойным.

Ей снился тропический лес, окутанный густой зеленью. Солнце пробивалось сквозь листву, создавая причудливые узоры света и тени на мокрой земле. Воздух был наполнен ароматом влажной почвы, гниющих листьев и цветов. Джинни шла по узкой тропинке, окруженная высокими пальмами, их листья шелестели на ветру, словно шептали тайны.

Вдруг она увидела его — Малфоя. Он стоял на поляне, окруженной яркими цветами, и смотрел на нее. Его глаза были такими же холодными, как всегда, но в них читалось что-то еще — нежность, которую она не могла объяснить.

Над поляной порхали бабочки — сотни, тысячи ярких крыльев, разноцветных и нежных, словно живые цветы. Они кружили вокруг него, садились на его плечи, на его руки, а он улыбался, глядя на них, и на нее.

Внезапно бабочки взмыли в воздух, образуя огромный вихрь, который закружил ее, заставляя ее лететь вместе с ними. Джинни чувствовала, как ее тело парит, как ветер треплет ее волосы, как она растворяется в этой невероятной красоте.

Джинни проснулась рано утром, еще до того, как первые лучи солнца пробились сквозь шторы. Открыла глаза и уставилась в знакомый потолок, покрытый белыми обоями с едва заметным узором. Девушка сразу поняла, где она и как здесь оказалась. Сладкая тяжесть воспоминаний накрыла ее, как одеяло. Рядом тихо спал мужчина, его дыхание было ровным и спокойным. Она пристально на него посмотрела, еще не решаясь тронуть его.

Драко стал старше, это было заметно по твердым чертам лица, по уверенной линии челюсти. В школе он был худощавым, с острыми скулами, но сейчас его фигура обрела мощь, он набрал мышечную массу, и теперь каждая линия его тела говорила о силе и выносливости. Черты лица стали тверже, взгляд — более проницательным. Но вот цвет волос остался прежним — светлый, словно солнечный луч, падающий на снег.

Девушка протянула руку и убрала прядь волос с его лица. Она была мягкой и шелковистой на ощупь, как дорогая ткань. Сейчас он выглядел таким умиротворенным и спокойным, что она невольно улыбнулась. Ее сердце забилось быстрее, и в груди зародилась нежность, которую она не могла объяснить.

Она осторожно поднялась, стараясь не потревожить спящего рядом мужчину, чье дыхание ровно и глубоко вырывалось из легких. Девушка прошла в ванную, где на полу лежал пушистый коврик, и сбросив платье, забралась под горячие струи воды. Вода, словно живая, обволакивала ее, смывая усталость и напряжение. Она чувствовала, как капли стекают по ее коже, оставляя после себя ощущение свежести и чистоты. Джинни закрыла глаза и позволила воде сделать свое дело, смывая не только грязь, но и все тревоги.

Приведя себя в порядок, девушка вышла из ванной и ее взгляд упал на громоздкий комод из темного дерева, увешанный потемневшими от времени бронзовыми ручками. На его пыльной поверхности лежала аккуратно сложенная газета, словно застывшая в ожидании.

Тихо, словно кошка, подошла к комоду и открыла его. Внутри, словно в темном и пыльном логове, скрывалась целая кипа газет. Они лежали стопкой, желтея от времени и шелестя при малейшем прикосновении. Девушка села на пол, устроившись рядом с комодом, и начала вытаскивать газеты одну за другой, погружаясь в мир, где ее имя красовалось на каждой странице.

Она читала, затаив дыхание, о своей жизни за последние три года, о том, как ее имя топтали в грязи, как ее образ жизни превратился в объект постоянного внимания. Журналисты, словно голодные волки, рвали ее на части, обсуждая каждый шаг, каждую мелочь. Они перемывали ей косточки, выискивая в ее жизни скандалы и сенсации.

Газеты пестрили заголовками, кричащими о ее пристрастии к алкоголю, о ее мимолетных романах с разными мужчинами. Каждая новая статья была словно гвоздь в крышку гроба ее репутации, каждая строчка — очередной удар по ее уже пошатнувшемуся основанию. Ее жизнь, некогда яркая и обещающая, теперь похожа на корабль, брошенный в шторм. Она дрейфовала в бездне разочарования, забыв о своих мечтах и целях.

Ее бывший, напротив, жизнью радовался. Его семья была идеальной картинкой, выставленной на обозрение публике. Он успешен, любим, счастлив. А Джинни? Она осталась на обочине жизни, затерянная в лабиринте собственных ошибок и неудач. И все это было в перемешку с горькой иронией судьбы, которая показывает еще одну неудавшуюся историю любви и неудачи.

С фотографии на нее смотрел счастливый Гарри, его глаза сияли любовью, а губы трогала легкая улыбка. Рядом с ним стояла Гермиона, его жена, настоящая красавица с длинными волосами и ослепительной улыбкой. Они обнимались, где-то целовались, держались за руки, их тела словно сливались в единое целое, излучая неподдельную любовь и гармонию.

Джинни задумчиво перебирала стопку газет, ее пальцы скользили по шершавой бумаге, словно по грубой коже. Зачем она это делала? Зачем заставляла себя перебирать эти пожелтевшие страницы, полные новостей, которые уже давно потеряли свою актуальность? В ее глазах отражался вопрос, на который она сама не могла ответить.

Она вспомнила долгие, холодные ночи, проведенные в этой же комнате. Сидя на том же самом стуле, она часами рассматривала газеты, словно пытаясь найти в них ответы на свои вопросы. Гадкие статьи, полные сплетен и лжи, вызывали у нее лишь горькую усмешку. Счастливые лица на фотографиях, излучающие радость и оптимизм, казались ей чужими, далекими от ее собственной жизни.

Она ненавидела свое отражение в зеркале — вечно хмурое, усталое лицо, словно застывшее в гримасе боли. Иногда она часами плакала, сжимая в руках газеты, словно они были единственными свидетелями ее страданий. Лелея свою раненую гордость, она находила утешение в бутылке, теряясь в пучине алкогольного забытья.

— Боже, какое жалкое зрелище, — прошептала она, смахивая слезу со щеки.

Но вот взгляд Джинни упал на другую фотографию, где Гермиона, с заметно округлившимся животом, смотрела на нее с отчаянием, ее глаза были полны немой мольбы. Что тогда произошло? Что заставило эту женщину, которую она считала своей подругой, смотреть на нее с такой болью?

Статья, которую Джинни держала в руках, была похожа на удар ножом в сердце. Черные буквы, словно ядовитые змеи, обвивали ее имя, обвиняя в преследовании, угрозах, манипуляциях. «Джинни Уизли, одержимая Гарри Поттером, не останавливается ни перед чем, чтобы вернуть его себе», — гласила статья. Она читала эти слова, словно завороженная. Да, все было не так, как написано здесь. Далеко не так.

В ее душе царила пустота, но не от злости или обиды, а от непонимания. Джинни чувствовала себя запертой в ловушке собственных эмоций, словно пленница в темной клетке. Она не могла понять, что происходит, почему все так сложно.

И вдруг, как молния в ясном небе, в ее голове вспыхнула мысль. Она хотела увидеть Гермиону. Не для того, чтобы обвинить ее, или, не дай бог, просить прощения. Нет. Джинни просто хотела поговорить. Избавиться от этого камня, который висел у нее на душе, от этого непонятного чувства, которое не давало ей покоя.

Им больше некого и нечего делить.

Наконец, она нашла то, что искала — статьи о ее «романе и великой любви» с Драко Малфоем. Ее руки задрожали, когда она развернула желтую газету. На главной странице красовался заголовок: «Джин Уизли и Драко Малфой: тайная любовь волшебного мира».

Она погрузилась в чтение статей, каждая строчка которых была пропитана неправдой. Из них следовало, что их роман начался еще на седьмом курсе Хогвартса, что их любовь была сильной и страстной, и что Джинни просто не было смысла гоняться за бывшим.

Девушка искоса посмотрела на мужа, который уже не спал. Драко лежал на спине, его серые глаза были открыты и смотрели на нее с непонятным выражением. В них читалось не ревность, а что-то более глубокое, нечто, что она не могла расшифровать. Джинни отвела взгляд, чувствуя, как ее щеки наливаются румянцем.

Странно, но глядя на фотографии счастливой семьи Поттеров, где Гарри, сияющий от счастья, обнимал Гермиону, а их дочь, с невинной улыбкой держала в руках волшебную палочку, Джинни ничего не чувствовала. Словно та любовь, которой она болела много лет, наконец прошла, оставив после себя только пустоту.

Она снова перевела взгляд на мужчину на своей кровати, на его спокойное лицо, на его серые глаза, которые смотрели на нее с нежной заботой. И вдруг ее сердце дрогнуло. А играла ли она на публику? Перед глазами пронесся день их свадьбы, ее белое платье, спокойное лицо Малфоя, ее собственные чувства к нему, которые казались такими настоящими и глубокими.

Джинни взяла фотографию Поттера и всмотрелась в лицо парня, в которого была влюблена очень много лет. Она видела совершенно чужого человека.

— Что там? — спросил мужчина на ее кровати, его голос был сонным и спокойным.

Джинни оторвалась от фотографии, положила ее на тумбочку и посмотрела на него.

— А ничего, — сказала она, ее голос звучал равнодушно. — Представляешь? Ничего!

Он откинулся на подушку и раскинул руки в стороны. Вид у него был довольный.

— Вот и хорошо, — сказал он, закрывая глаза.

Джинни отложила газету и поднялась. Движения ее были медленными, почти ленивыми, словно она двигалась сквозь густой сироп. Девушка подошла к кровати, где мужчина лежал, раскинув руки в стороны, и остановилась, глядя на него. На его губах играла легкая, едва заметная улыбка, словно он уже знал, что произойдет. Девушка нежно опустилась на него, и улыбнулась. В его взгляде читалось удивление, словно он не ожидал от нее такой смелости, такой решительности.

Что уж там, Джинни сама от себя такого не ожидала. Она чувствовала, как ее собственное сердце колотится в бешеном ритме, словно птица, запертая в клетке. Бедра к бедрам, руки на его твердой, как скала, груди. Она потянулась к его губам, ощущая, как ее пальцы скользят по его горячей коже. Их губы встретились в нежном, почти робком поцелуе, который быстро перерос в страстный, жадный обмен. Она чувствовала его вкус, его запах, его тепло, и все ее тело отвечало ему, плавясь от желания. Он, в свою очередь, отвечал ей с такой же страстью, его руки скользили по ее спине, прижимая ее к себе, словно боясь, что она ускользнет. В этот момент все вокруг исчезло, остался только их мир, наполненный жаром и страстью.

Воздух в общей комнате приюта гудел от детских голосов, смеха и редких вспышек неумелой магии — то ложка взлетит к потолку, то плюшевый нюхль начнет чихать разноцветными искрами. Драко Малфой стоял у дверного проема, чувствуя себя до нелепого неуместным.

Это был его первый визит сюда. Он вообще не должен был здесь оказаться. Час назад Джинни, обычно собранная и предсказуемая в их совместном быту, вдруг резко подскочила, пробормотала что-то невнятное про «дела» и умчалась из дома с такой скоростью, словно за ней гнались дементоры. В ней было что-то… странное. Скрытное. И Драко, движимый внезапным, необъяснимым даже для самого себя любопытством — или, может, подозрением? — наложил на нее простое следящее заклинание и последовал за ней спустя несколько минут. Он ожидал чего угодно — тайной встречи, сомнительной сделки в Лютном переулке, даже очередного сеанса оплакивания Поттера в каком-нибудь тихом пабе. Но это?

Он стоял и наблюдал за своей женой в ее совершенно неожиданной стихии. Джинни Уизли сидела на полу, окруженная стайкой ребятишек лет пяти-семи, и с серьезным видом обсуждала преимущества скоростных метел перед семейными моделями с маленьким белобрысым мальчиком, крепко прижимавшим к себе потрепанную игрушечную метлу. На ее губах играла теплая, искренняя улыбка — та, которую он почти никогда не видел дома.

Кто мог знать? Кто мог, Мерлина ради, предположить, что Джиневра Уизли, героиня войны, младшая сестра лучшего друга Поттера, последние три года регулярно ходила в этот забытый Министерством приют и помогала осиротевшим детям всем, чем только могла? Драко был уверен — никто. Ни ее шумная, вездесущая семейка, ни сам Поттер со своей гриффиндорской правильностью, ни тем более он, ее фиктивный муж. Для всего магического мира она была просто Джинни Уизли — бывшая девушка Гарри Поттера. Та самая, которая, по бесконечным слухам и сплетням в «Ежедневном Пророке», никак не могла отпустить свою первую любовь и следила за четой Поттеров. Образ страдающей, сломленной алкоголички, тоскующей по герою так прочно приклеился к ней, что никто и не пытался заглянуть глубже.

А она, оказывается, все это время… вот так просто приходила сюда. Читала сказки, играла в плюй-камни, вытирала чужие слезы, чинила сломанные игрушки. Без пафоса, без репортеров, без ожидания благодарности.

Драко стоял в тени дверного проема, одетый в безупречно скроенную темную мантию, которая кричала о статусе и деньгах в месте, где самым ценным была пара целых носков или лишняя порция пудинга. Он старался держаться незаметно, чувствуя себя не просто неуместным, а словно подглядывающим за чем-то очень личным, ему не предназначенным. Дети то и дело бросали на него любопытные, слегка опасливые взгляды. Этот контраст — между той Джинни, которую он видел сейчас, и той, которую знал или думал, что знал, — сбивал с толку, вызывая странную смесь раздражения и… чего-то еще. Чего-то похожего на уважение.

Маленькая темноволосая девочка с огромными карими глазами, которую Джинни звала Лилианой, подбежала к ней и дернула за рукав.

— Джинни, смотри! Я нарисовала! — она протянула немного помятый пергамент, на котором фиолетовыми чернилами была изображена кособокая фигурка с огненно-рыжими волосами, держащая за руку… кого-то очень бледного и угловатого с желтыми волосами. — Это ты и… он? — девочка неуверенно ткнула пальчиком в сторону Драко.

Джинни взглянула на рисунок, потом на Драко, и в ее глазах мелькнула лукавая искорка.

— Очень похоже, милая, — она ласково потрепала девочку по волосам. — Особенно он. Видишь, какой… представительный?

Драко едва заметно поморщился. «Представительный» — это она еще мягко сказала. На рисунке он больше походил на бледную палку с соломенной метелкой вместо головы.

— А он поиграет с нами? — спросил другой мальчик, тот самый, с метлой, с надеждой глядя на Драко. — Он умеет летать? У него есть метла? Наверное, очень быстрая?

Драко замер. Играть? С ними? Он не играл с детьми. Никогда. Что он должен делать? Он бросил растерянный взгляд на Джинни, ища спасения.

Девушка поднялась на ноги, отряхивая платья.

— Драко сегодня просто смотрит, — мягко сказала она детям. — Он немного… стесняется. Но летать он умеет, да, мистер Малфой? У него очень быстрая метла. Может, в другой раз он даже покажет.

Ее походка была уверенной, но во взгляде читался вопрос. Она подошла вплотную, понизив голос так, чтобы слышал только он.

— Следишь за мной, Малфой? — в ее голосе не было злости, скорее… насмешливое любопытство. Она явно догадалась, что его появление здесь не было случайным совпадением.

Драко отвел взгляд, чувствуя, как краска медленно заливает шею под воротником мантии. Он действительно чувствовал себя идиотом. Мерлин, что ответить? Что повел себя как ревнивый дурак, шпионя за собственной женой, потому что ее внезапный уход показался ему подозрительным?

— Я похож на пугало с их рисунка… — пробормотал он, ухватившись за спасительную соломинку смены темы и кивнув в сторону пергамента, который Лилиана оставила на столе.

Джинни слегка качнула головой, ее губы тронула тень улыбки. Она прекрасно поняла его маневр, но решила не давить.

— Немного, — согласилась она, все еще улыбаясь. — Но это комплимент, поверь. Ты рядом со мной на рисунке. Значит, для них ты уже не совсем чужой.

— Меня это радует, — произнес он тихо, сам удивляясь своей неожиданной искренности. Слово чужой вдруг показалось ему неприятным.

Он снова посмотрел на детей, потом на нее. Здесь, среди этих сирот, невольных жертв войны, в которой его семья сыграла такую мрачную роль, его привычная броня из цинизма и аристократического высокомерия давала трещины. Он чувствовал себя уязвимым, и это ощущение было одновременно пугающим и… странно освобождающим. Видеть ее такой, настоящей, занятой делом, которое явно шло от сердца, а не по принуждению, заставляло его по-новому взглянуть и на нее, и на их странный союз.

Она отошла обратно к детям, которые тут же облепили ее, наперебой рассказывая о своих маленьких новостях. Драко остался стоять у стены, наблюдая. Он видел, как она успокаивала плачущего малыша, как смеялась над чьей-то шуткой, как терпеливо объясняла правила игры в плюй-камни. Он видел в ней не ту дерзкую гриффиндорку, которую помнил со школы, и не ту напряженную, настороженную женщину, с которой решил связать себя узами брака. Здесь была другая Джинни — спокойная, сильная, нужная.

Он вспомнил пустые, гулкие комнаты Малфой-мэнора, тишину, которая давила после войны. Здесь тоже была своя боль, своя потеря, но она была… живой. Переплетенной со смехом, надеждой, неуклюжими рисунками и мечтами о быстрых метлах.

Лилиана, девочка с рисунком, снова подошла к нему. Она ничего не сказала, просто протянула ему криво слепленного из глины снитча, у которого одно крыло было заметно больше другого. Драко смотрел на глиняный шарик в ее маленькой ладошке, потом на ее серьезные глаза. Он медленно, почти неверяще, протянул руку и осторожно взял поделку. Глина была еще чуть влажной и прохладной.

— Спасибо, — выдохнул он почти беззвучно.

Девочка робко улыбнулась и убежала обратно к Джинни.

Драко повертел глиняный снитч в пальцах. Он был нелепым, кривым, но почему-то… настоящим. Гораздо более настоящим, чем многое в его собственной жизни. Он поднял взгляд на Джинни. Она смотрела на него, и в ее взгляде читалось что-то новое — не жалость, не упрек, а сложное сочетание удивления и… тепла?

Детский смех и болтовня казались далеким фоном, как шум прибоя. Его взгляд был прикован к Джинни. Она сидела на низенькой скамеечке, поправляя бант на кукольном платье для маленькой девочки, и терпеливо отвечала на бесконечные вопросы кудрявого мальчугана. Солнечный луч, пробившийся сквозь высокое окно, зажигал ее волосы огнем, и на мгновение Драко показалось, что она сама — источник этого света в сером, казенном помещении.

Он смотрел на нее, и что-то внутри него сдвинулось, словно огромный, заржавевший механизм провернулся с оглушительным скрежетом. Это началось не сегодня. Оно копилось месяцами, незаметно прорастая сквозь ледяную корку его самообладания.

Вспыхнула память: промозглый ветер, рев шторма, крошечный, продуваемый всеми ветрами островок, куда их занесло во время стычки с бывшими друзьями Драко. Джинни, бледная, раненая, дрожащая от холода и боли в его руках. Он помнил отчаяние, сдавившее горло, когда ее дыхание стало прерывистым, помнил животный страх потерять ее — не фиктивную жену, не Уизли, не щит для его репутации, а ее.

Новые фанатики, считавшие его предателем крови и идеалов, видели в Джинни удобную мишень. Каждый раз, когда приходили вести об очередной вылазке, когда мракоборцы сообщали о новых угрозах, ледяные пальцы сжимали его сердце. Он усиливал защитные чары вокруг их дома до паранойи.

И сама Джинни. Ее упрямство, ее смех, который мог быть теплым, как летний день, или язвительным, как удар хлыста. Ее внезапная забота — кружка горячего чая, оставленная для него поздно вечером, когда он возвращался из Министерства, или то, как она молча залечивала его мелкие раны после очередной неудачной тренировки по дуэлям, которую он устраивал сам для себя. Ее стойкость. Ее нежелание видеть в нем только Малфоя, бывшего Пожирателя. Она видела его, Драко, со всеми его недостатками и темным прошлым, и почему-то… оставалась рядом. Не только потому, что так было нужно по условиям их сделки. Было что-то еще.

Он смотрел на нее сейчас, окруженную детьми, такую живую, такую настоящую, и осознание накрыло его с головой, как ледяная волна, от которой перехватывает дыхание.

Не просто симпатия. Не просто уважение, которое он неохотно начал испытывать. Не просто привычка делить с ней пространство.

Это была любовь.

Отчаянная, иррациональная, всепоглощающая. Любовь к этой рыжей гриффиндорке, которую он когда-то презирал. Любовь, которая выросла на каменистой почве их фиктивного брака, подпитываемая страхом, опасностью и ее собственным, неукротимым светом. Она пустила такие крепкие корни в его душе, что вырвать их было уже невозможно. Мысль об этом была одновременно и освобождающей, и ужасающей. Он, Драко Малфой, наследник древнего чистокровного рода, полюбил Джиневру Уизли. Безумно. До дрожи в руках, державших этот нелепый глиняный снитч.

Он сжал его чуть крепче. Мир вокруг сузился до одной точки — до женщины, смеющейся с детьми. И впервые за долгие месяцы их странного союза он понял, что фиктивным в их браке осталось только название. Его чувства были пугающе реальны. И что с этим делать, он не имел ни малейшего понятия.

Джинни подняла голову, их взгляды встретились через всю комнату. Ее улыбка слегка дрогнула, словно она уловила что-то в выражении его лица. Она медленно поднялась и направилась к нему, оставляя детей под присмотром одной из воспитательниц.

— Все в порядке? — спросила она тихо, подойдя ближе. — Ты какой-то бледный. Даже бледнее обычного.

Драко с трудом отвел взгляд, уставившись на свои ботинки.

— Все нормально, Уизли, — голос прозвучал хрипло. — Просто… душно здесь. Пора идти.

Но когда он поднял глаза, чтобы встретить ее изучающий взгляд, он знал, что лицо уже предало его. И, возможно, впервые он не был уверен, хочет ли скрыть то, что она могла там увидеть.

Обратная дорога из приюта прошла в густом, напряженном молчании. Джинни чувствовала исходящее от Драко беспокойство, но он был непроницаем, как никогда. Его обычная холодная отстраненность сменилась чем-то более темным, почти лихорадочным. Он коротко попрощался с ней у дверей спальни, сославшись на дела в кабинете, и исчез, оставив ее с чувством необъяснимой тревоги.

В своем кабинете Драко не зажег свет. Он подошел к окну, глядя на темнеющий сад. Образ Джинни в приюте, окруженной детьми, такой живой и теплой, смешивался в его сознании с другим, куда более страшным воспоминанием. Остров.

Он снова видел это: серые, неприветливые скалы, хлещущий ледяной дождь, вой ветра. Джинни, лежащая на песке, ее лицо — восковое, неестественно бледное. Кровь, темная и густая, пропитавшая ее тонкую сорочку. Он помнил, как отчаянно пытался остановить кровотечение, как его руки дрожали, а магия была бессильна. И тот ужасный, застывший в вечности миг, когда ее прерывистое дыхание вдруг прекратилось. Всего на несколько секунд, показавшихся ему адом, прежде чем её сердце забилось снова.

Он никогда не забудет этот момент. Никогда.

Грегори Гойл. Тупой, ведомый Гойл, который всегда плелся за ним. Теперь Гойл мстил. Мстил за смерть Винсента Крэбба в Выручай-комнате во время Битвы за Хогвартс. Драко считал Крэбба и Гойла друзьями, но сейчас тупая, слепая ярость Гойла была направлена на него. И на Джинни.

Он сжал кулаки так, что костяшки побелели. Гойл был не один. Нотта и Пэнси Паркинсон — чудом удалось поймать. Но не Гойла…

Драко содрогнулся. Он не остановится. Он попытается снова, и следующий раз мог оказаться удачливее. Он видел это в пустых глазах Гойла.

Нет. Он не мог ждать. Он не мог снова рисковать Джинни. Мысль о том, что он может потерять ее по-настоящему, была физически болезненной. Осознание любви, накрывшее его сегодня в приюте, теперь превратилось в холодный, цепкий страх. Он должен был найти его первым. Обезвредить. Остановить.

Но как? Он мог использовать свои связи, деньги, остатки влияния Малфоев. Но это было медленно, ненадежно. Но ему помогал Рон Уизли.

Уизли был не просто братом Джинни, он был детективом. И, как бы Драко ни было неприятно это признавать, Уизли был хорош. Упрямый, дотошный, с каким-то шестым чувством на неприятности и темную магию. Он был одним из лучших следопытов в Британии. И главное — он сделает все, чтобы защитить сестру.

Мужчина разжал кулак. Глиняный снитч оставил на ладони прохладный, пыльный след. Этот кривой, неказистый подарок от девочки из приюта вдруг стал символом того, что он должен защитить. Не статус, не имя, не фиктивный брак. А настоящую, живую, упрямую, рыжеволосую женщину, которая каким-то непостижимым образом стала для него всем.

* * *

Холодный, влажный ветер гулял между темными громадами складов, неся с собой запах гниющей рыбы и тины Темзы. Моросил мелкий, противный дождь, превращая пыльные булыжники под ногами в скользкую кашу. В глубокой тени арки, заваленной гниющими ящиками, затаились двое.

Драко Малфой нетерпеливо переступил с ноги на ногу, плотнее кутаясь в темную мантию. Он ненавидел это. Грязь, холод, томительное ожидание и, хуже всего, вынужденное соседство с Рональдом Уизли. Месяц. Целый месяц они гонялись за Грегори Гойлом, после того как им, не без помощи Полумны и ее странных методов отслеживания магических эманаций, удалось довольно быстро схватить сначала Пэнси, а потом и загнанного в угол Нотта. Но Гойл, тупой, как пробка, Гойл, оказался на удивление изворотливым и осторожным, словно крыса, чующая ловушку. Он постоянно менял укрытия, заметал следы, и этот захудалый склад был их последней надеждой — наводка от одного из сомнительных информаторов Уизли.

— Он точно появится? — прошептал Драко, вглядываясь в темноту переулка напротив. Это была уже третья их засада за неделю, и нервы были на пределе. Каждый шорох заставлял его вздрагивать, каждый час ожидания казался вечностью. Образ Джинни, ее улыбка в приюте, ее бледное лицо на острове — все смешивалось в лихорадочном калейдоскопе у него в голове.

— Мой источник надежен, — так же тихо ответил Рон, не отрывая взгляда от противоположного конца переулка. Он выглядел уставшим, под глазами залегли тени, но в его позе чувствовалась привычная для бывшего мракоборца, а ныне частного детектива, сосредоточенность. — Сказал, Гойл должен встретиться здесь с контрабандистом, чтобы раздобыть ингредиенты для темных зелий. Он загнан в угол, Малфой. Ему нужны ресурсы. Он придет.

— Если только твой надежный источник сам не сдал нас Гойлу, — язвительно заметил Драко.

— Этот источник больше боится меня, чем любит Гойла, — отрезал Рон. — Просто сиди тихо и жди. И не высовывай свою платиновую башку, если не хочешь спугнуть его раньше времени.

Драко поджал губы, но промолчал. Он ненавидел признавать это, но Уизли разбирался в этом грязном мире выслеживания лучше него.

Прошло еще полчаса тягучего, нервного молчания, нарушаемого лишь капелью дождя и далеким гудком речного судна. И вдруг Рон напрягся.

— Там, — шепнул он, кивнув в темноту.

Из-за угла склада медленно высунулась грузная фигура. Человек огляделся, нервно переминаясь с ноги на ногу. Даже в тусклом свете далекого фонаря были видны тяжелые черты лица, бегающие глазки и общая аура загнанного зверя. Грегори Гойл. Он выглядел еще хуже, чем Драко его помнил — осунувшийся, небритый, в грязной, потрепанной одежде.

Гойл сделал несколько шагов в переулок, снова огляделся и нетерпеливо посмотрел на часы. Он явно кого-то ждал.

— Сейчас, — скомандовал Рон. — По моему сигналу. Ты слева, я справа. Не дай ему колдовать. Обезоружить и связать. Живым.

Драко кивнул, сердце заколотилось где-то в горле. Палочка сама легла в руку.

Рон выждал еще несколько секунд, затем резко выдохнул:

— Вперед!

Они выскочили из укрытия одновременно. Гойл, услышав шум, резко обернулся. Увидев их, он на мгновение замер от ужаса и изумления, а потом его лицо исказила слепая ярость.

— Малфой!

Он не стал тратить время на слова. Его палочка взметнулась, посылая в их сторону какое-то багровое проклятие. Рон выкрикнул «Протего!», создавая щит, который с треском отразил заклинание в стену склада, оставив на кирпичах обугленный след.

— Экспеллиармус! — выкрикнул Драко, но Гойл неуклюже увернулся, и обезоруживающее заклинание пролетело мимо.

Гойл понял, что в открытом бою ему не выстоять против двоих. Он развернулся и бросился бежать обратно по переулку, к лабиринту складов.

— За ним! — крикнул Рон.

Началась погоня. Скользкие булыжники, темные углы, перепрыгивание через мусорные баки и кучи проржавевшего металла. Гойл был тяжелым, но бежал с отчаянием загнанного в угол животного. Он петлял, пытаясь скрыться в тенях, пару раз наугад посылая назад проклятия, которые Драко и Рон легко отбивали.

— Он бежит к воде! — крикнул Рон, когда они выскочили на открытую площадку перед одним из причалов. — Не дай ему добраться до лодок!

Драко, используя свою квиддичную скорость и ловкость, рванул вперед, обгоняя Рона, и выскочил наперерез Гойлу, преграждая ему путь к деревянным мосткам.

— Стоять, Гойл! Все кончено!

Гойл резко затормозил, тяжело дыша. Его глаза безумно метались между Драко перед ним и Роном. Он был в ловушке.

— Ты предал нас всех, Малфой! — выплюнул он, поднимая палочку. — Предал Лорда! Предал Крэбба! Ты заплатишь! Ава…

Он не успел закончить.

— Экспеллиармус! — крикнул Рон.

— Инкарцеро! — одновременно выкрикнул Драко.

Палочка Гойла взлетела в воздух и упала на мокрые доски причала. В тот же миг толстые веревки выстрелили из палочки Драко, намертво спеленав грузную фигуру Гойла, который с глухим стуком повалился на землю.

Несколько секунд стояла тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием всех троих и шумом дождя. Драко смотрел на поверженного Гойла, и волна холодного, звенящего облегчения прошла по телу. Все. Кошмар закончился. Угроза нейтрализована. Джинни в безопасности.

Рон подошел и пнул палочку Гойла подальше. Затем посмотрел на Драко. В его взгляде не было ни тени прежней вражды, только усталость и мрачное удовлетворение.

— Порядок, Малфой, — сказал он, кивнув на связанного Гойла. — Теперь можно вызывать авроров. И можешь идти домой. К Джинни.

Драко медленно опустил палочку. Он посмотрел на Рона, потом на барахтающегося и сыплющего проклятиями Гойла, и впервые за этот долгий, мучительный месяц почувствовал, что может дышать полной грудью.

— Да, — сказал он тихо. — Пожалуй, так и сделаю.

* * *

Дождь все еще монотонно барабанил по стеклу, но здесь, в тихой спальне, его звук был приглушенным, почти убаюкивающим. Драко тихо прикрыл за собой дверь, стараясь не издать ни звука. Он был насквозь промокшим, одежда липла к телу, несло сыростью и затхлым запахом доков, но он не спешил в ванную. Он подошел к кровати.

Джинни спала. Ее огненные волосы разметались по подушке. Лицо было умиротворенным, ресницы отбрасывали легкие тени на щеки в слабом свете ночника, который она всегда оставляла включенным. Девушка дышала ровно, размеренно. Вид ее спокойного сна после всего напряжения и страха последних недель, после отвратительной погони и поимки Гойла, подействовал на Драко как бальзам. Ледяное напряжение, державшее его в тисках весь этот месяц, начало медленно отступать, сменяясь глубокой, всепоглощающей усталостью и чем-то еще… теплым и острым.

Он стоял у кровати, не в силах отвести взгляд. Больше месяца они охотились за Гойлом. Месяц он жил в постоянном страхе, что опоздает, что не сможет ее защитить, что кошмар с острова повторится, но уже без шанса на спасение. Теперь все было позади. Гойл пойман, Пэнси и Тео тоже под стражей. Угроза миновала. Она была в безопасности. Здесь. В их доме.

Он медленно опустился на колени у кровати, чтобы быть ближе, чтобы лучше видеть ее лицо. Он осторожно, боясь разбудить, протянул руку и убрал прядь волос, упавшую ей на щеку. Кожа была теплой, живой. Он вспомнил ледяную бледность ее лица на острове, и его пальцы едва заметно дрогнули.

— Я не позволю больше никому тебя обидеть, — прошептал он так тихо, что слова были едва слышны даже в ночной тишине. Голос был хриплым от усталости и пережитых эмоций. — Никогда. Я защищу тебя. Всегда буду рядом. Я… я не оставлю тебя, Джинни. Слышишь? Никогда. Я люблю тебя.

Он не ожидал ответа. Он говорил это больше для себя, закрепляя обещание, данное самому себе в тот момент, когда он понял, как много она для него значит. Он смотрел на нее, на ее безмятежное лицо, и понимал, что этот фиктивный брак давно перестал быть для него просто сделкой. Она стала его миром, его якорем, его смыслом.

Джинни не спала. Она проснулась от тихого щелчка двери, от ощущения его присутствия в комнате. Она чувствовала его взгляд, тяжелый, пристальный. Она лежала неподвижно, боясь пошевелиться, боясь спугнуть этот момент необъяснимой близости. А потом она услышала его шепот.

Каждое слово отзывалось в ее сердце глухим ударом. «Никогда не обижу». «Защищу». «Не оставлю тебя». «Я люблю тебя». Это были не пустые фразы. Она слышала в его голосе абсолютную искренность, глухую усталость и… любовь.

Внезапно все встало на свои места. Ее собственное раздражение на него, которое сменилось неохотным уважением, потом симпатией. Ее необъяснимая тревога за него во время его поздних возвращений, ее странное чувство уюта, когда он был рядом, молча читая в кресле напротив…

Она любила его.

Осознание было таким же внезапным и ошеломляющим. Она любила Драко Малфоя. Не того заносчивого мальчишку из Хогвартса, а этого сложного, язвительного, но такого отчаянно защищающего ее мужчину, который стоял сейчас на коленях у ее кровати, давая ей безмолвные клятвы.

Он чуть не погиб, защищая ее на том острове. Он рисковал всем, выслеживая Гойла и его дружков. Он делал это для нее.

В груди разлилось тепло, смешанное с легкой дрожью. И вместе с осознанием любви пришло другое, неожиданное, но такое сильное желание. Она вдруг с абсолютной ясностью поняла, чего хочет больше всего на свете. Она хотела не просто быть с ним, не просто снять с их брака ярлык «фиктивный».

Она хотела ребенка. Его ребенка. Маленькое существо, которое стало бы живым доказательством того, что их чувства настоящие, что из пепла войны и старой вражды может родиться что-то светлое и прекрасное. Ребенка, который унаследовал бы его светлые волосы или ее рыжие. Ребенка, которого он будет защищать так же яростно, как защищал ее.

Она продолжала лежать неподвижно, с закрытыми глазами, чувствуя, как слезы подступают к глазам от переполнявших ее эмоций. Драко еще мгновение постоял рядом, затем тихо поднялся и направился в ванную.

А Джинни осталась лежать в тишине, слушая шум дождя и биение собственного сердца, которое теперь знало правду. Она любила своего мужа. И она хотела от него ребенка. И завтра, или послезавтра, когда он немного отдохнет, она найдет способ ему об этом сказать.

Воздух в общей комнате приюта гудел от детских голосов, смеха и редких вспышек неумелой магии — то ложка взлетит к потолку, то плюшевый нюхль начнет чихать разноцветными искрами. Драко Малфой стоял у дверного проема, чувствуя себя до нелепого неуместным.

Это был его первый визит сюда. Он вообще не должен был здесь оказаться. Час назад Джинни, обычно собранная и предсказуемая в их совместном быту, вдруг резко подскочила, пробормотала что-то невнятное про «дела» и умчалась из дома с такой скоростью, словно за ней гнались дементоры. В ней было что-то… странное. Скрытное. И Драко, движимый внезапным, необъяснимым даже для самого себя любопытством — или, может, подозрением? — наложил на нее простое следящее заклинание и последовал за ней спустя несколько минут. Он ожидал чего угодно — тайной встречи, сомнительной сделки в Лютном переулке, даже очередного сеанса оплакивания Поттера в каком-нибудь тихом пабе. Но это?

Он стоял и наблюдал за своей женой в ее совершенно неожиданной стихии. Джинни Уизли сидела на полу, окруженная стайкой ребятишек лет пяти-семи, и с серьезным видом обсуждала преимущества скоростных метел перед семейными моделями с маленьким белобрысым мальчиком, крепко прижимавшим к себе потрепанную игрушечную метлу. На ее губах играла теплая, искренняя улыбка — та, которую он почти никогда не видел дома.

Кто мог знать? Кто мог, Мерлина ради, предположить, что Джиневра Уизли, героиня войны, младшая сестра лучшего друга Поттера, последние три года регулярно ходила в этот забытый Министерством приют и помогала осиротевшим детям всем, чем только могла? Драко был уверен — никто. Ни ее шумная, вездесущая семейка, ни сам Поттер со своей гриффиндорской правильностью, ни тем более он, ее фиктивный муж. Для всего магического мира она была просто Джинни Уизли — бывшая девушка Гарри Поттера. Та самая, которая, по бесконечным слухам и сплетням в «Ежедневном Пророке», никак не могла отпустить свою первую любовь и следила за четой Поттеров. Образ страдающей, сломленной алкоголички, тоскующей по герою так прочно приклеился к ней, что никто и не пытался заглянуть глубже.

А она, оказывается, все это время… вот так просто приходила сюда. Читала сказки, играла в плюй-камни, вытирала чужие слезы, чинила сломанные игрушки. Без пафоса, без репортеров, без ожидания благодарности.

Драко стоял в тени дверного проема, одетый в безупречно скроенную темную мантию, которая кричала о статусе и деньгах в месте, где самым ценным была пара целых носков или лишняя порция пудинга. Он старался держаться незаметно, чувствуя себя не просто неуместным, а словно подглядывающим за чем-то очень личным, ему не предназначенным. Дети то и дело бросали на него любопытные, слегка опасливые взгляды. Этот контраст — между той Джинни, которую он видел сейчас, и той, которую знал или думал, что знал, — сбивал с толку, вызывая странную смесь раздражения и… чего-то еще. Чего-то похожего на уважение.

Маленькая темноволосая девочка с огромными карими глазами, которую Джинни звала Лилианой, подбежала к ней и дернула за рукав.

— Джинни, смотри! Я нарисовала! — она протянула немного помятый пергамент, на котором фиолетовыми чернилами была изображена кособокая фигурка с огненно-рыжими волосами, держащая за руку… кого-то очень бледного и угловатого с желтыми волосами. — Это ты и… он? — девочка неуверенно ткнула пальчиком в сторону Драко.

Джинни взглянула на рисунок, потом на Драко, и в ее глазах мелькнула лукавая искорка.

— Очень похоже, милая, — она ласково потрепала девочку по волосам. — Особенно он. Видишь, какой… представительный?

Драко едва заметно поморщился. «Представительный» — это она еще мягко сказала. На рисунке он больше походил на бледную палку с соломенной метелкой вместо головы.

— А он поиграет с нами? — спросил другой мальчик, тот самый, с метлой, с надеждой глядя на Драко. — Он умеет летать? У него есть метла? Наверное, очень быстрая?

Драко замер. Играть? С ними? Он не играл с детьми. Никогда. Что он должен делать? Он бросил растерянный взгляд на Джинни, ища спасения.

Девушка поднялась на ноги, отряхивая платья.

— Драко сегодня просто смотрит, — мягко сказала она детям. — Он немного… стесняется. Но летать он умеет, да, мистер Малфой? У него очень быстрая метла. Может, в другой раз он даже покажет.

Ее походка была уверенной, но во взгляде читался вопрос. Она подошла вплотную, понизив голос так, чтобы слышал только он.

— Следишь за мной, Малфой? — в ее голосе не было злости, скорее… насмешливое любопытство. Она явно догадалась, что его появление здесь не было случайным совпадением.

Драко отвел взгляд, чувствуя, как краска медленно заливает шею под воротником мантии. Он действительно чувствовал себя идиотом. Мерлин, что ответить? Что повел себя как ревнивый дурак, шпионя за собственной женой, потому что ее внезапный уход показался ему подозрительным?

— Я похож на пугало с их рисунка… — пробормотал он, ухватившись за спасительную соломинку смены темы и кивнув в сторону пергамента, который Лилиана оставила на столе.

Джинни слегка качнула головой, ее губы тронула тень улыбки. Она прекрасно поняла его маневр, но решила не давить.

— Немного, — согласилась она, все еще улыбаясь. — Но это комплимент, поверь. Ты рядом со мной на рисунке. Значит, для них ты уже не совсем чужой.

— Меня это радует, — произнес он тихо, сам удивляясь своей неожиданной искренности. Слово чужой вдруг показалось ему неприятным.

Он снова посмотрел на детей, потом на нее. Здесь, среди этих сирот, невольных жертв войны, в которой его семья сыграла такую мрачную роль, его привычная броня из цинизма и аристократического высокомерия давала трещины. Он чувствовал себя уязвимым, и это ощущение было одновременно пугающим и… странно освобождающим. Видеть ее такой, настоящей, занятой делом, которое явно шло от сердца, а не по принуждению, заставляло его по-новому взглянуть и на нее, и на их странный союз.

Она отошла обратно к детям, которые тут же облепили ее, наперебой рассказывая о своих маленьких новостях. Драко остался стоять у стены, наблюдая. Он видел, как она успокаивала плачущего малыша, как смеялась над чьей-то шуткой, как терпеливо объясняла правила игры в плюй-камни. Он видел в ней не ту дерзкую гриффиндорку, которую помнил со школы, и не ту напряженную, настороженную женщину, с которой решил связать себя узами брака. Здесь была другая Джинни — спокойная, сильная, нужная.

Он вспомнил пустые, гулкие комнаты Малфой-мэнора, тишину, которая давила после войны. Здесь тоже была своя боль, своя потеря, но она была… живой. Переплетенной со смехом, надеждой, неуклюжими рисунками и мечтами о быстрых метлах.

Лилиана, девочка с рисунком, снова подошла к нему. Она ничего не сказала, просто протянула ему криво слепленного из глины снитча, у которого одно крыло было заметно больше другого. Драко смотрел на глиняный шарик в ее маленькой ладошке, потом на ее серьезные глаза. Он медленно, почти неверяще, протянул руку и осторожно взял поделку. Глина была еще чуть влажной и прохладной.

— Спасибо, — выдохнул он почти беззвучно.

Девочка робко улыбнулась и убежала обратно к Джинни.

Драко повертел глиняный снитч в пальцах. Он был нелепым, кривым, но почему-то… настоящим. Гораздо более настоящим, чем многое в его собственной жизни. Он поднял взгляд на Джинни. Она смотрела на него, и в ее взгляде читалось что-то новое — не жалость, не упрек, а сложное сочетание удивления и… тепла?

Детский смех и болтовня казались далеким фоном, как шум прибоя. Его взгляд был прикован к Джинни. Она сидела на низенькой скамеечке, поправляя бант на кукольном платье для маленькой девочки, и терпеливо отвечала на бесконечные вопросы кудрявого мальчугана. Солнечный луч, пробившийся сквозь высокое окно, зажигал ее волосы огнем, и на мгновение Драко показалось, что она сама — источник этого света в сером, казенном помещении.

Он смотрел на нее, и что-то внутри него сдвинулось, словно огромный, заржавевший механизм провернулся с оглушительным скрежетом. Это началось не сегодня. Оно копилось месяцами, незаметно прорастая сквозь ледяную корку его самообладания.

Вспыхнула память: промозглый ветер, рев шторма, крошечный, продуваемый всеми ветрами островок, куда их занесло во время стычки с бывшими друзьями Драко. Джинни, бледная, раненая, дрожащая от холода и боли в его руках. Он помнил отчаяние, сдавившее горло, когда ее дыхание стало прерывистым, помнил животный страх потерять ее — не фиктивную жену, не Уизли, не щит для его репутации, а ее.

Новые фанатики, считавшие его предателем крови и идеалов, видели в Джинни удобную мишень. Каждый раз, когда приходили вести об очередной вылазке, когда мракоборцы сообщали о новых угрозах, ледяные пальцы сжимали его сердце. Он усиливал защитные чары вокруг их дома до паранойи.

И сама Джинни. Ее упрямство, ее смех, который мог быть теплым, как летний день, или язвительным, как удар хлыста. Ее внезапная забота — кружка горячего чая, оставленная для него поздно вечером, когда он возвращался из Министерства, или то, как она молча залечивала его мелкие раны после очередной неудачной тренировки по дуэлям, которую он устраивал сам для себя. Ее стойкость. Ее нежелание видеть в нем только Малфоя, бывшего Пожирателя. Она видела его, Драко, со всеми его недостатками и темным прошлым, и почему-то… оставалась рядом. Не только потому, что так было нужно по условиям их сделки. Было что-то еще.

Он смотрел на нее сейчас, окруженную детьми, такую живую, такую настоящую, и осознание накрыло его с головой, как ледяная волна, от которой перехватывает дыхание.

Не просто симпатия. Не просто уважение, которое он неохотно начал испытывать. Не просто привычка делить с ней пространство.

Это была любовь.

Отчаянная, иррациональная, всепоглощающая. Любовь к этой рыжей гриффиндорке, которую он когда-то презирал. Любовь, которая выросла на каменистой почве их фиктивного брака, подпитываемая страхом, опасностью и ее собственным, неукротимым светом. Она пустила такие крепкие корни в его душе, что вырвать их было уже невозможно. Мысль об этом была одновременно и освобождающей, и ужасающей. Он, Драко Малфой, наследник древнего чистокровного рода, полюбил Джиневру Уизли. Безумно. До дрожи в руках, державших этот нелепый глиняный снитч.

Он сжал его чуть крепче. Мир вокруг сузился до одной точки — до женщины, смеющейся с детьми. И впервые за долгие месяцы их странного союза он понял, что фиктивным в их браке осталось только название. Его чувства были пугающе реальны. И что с этим делать, он не имел ни малейшего понятия.

Джинни подняла голову, их взгляды встретились через всю комнату. Ее улыбка слегка дрогнула, словно она уловила что-то в выражении его лица. Она медленно поднялась и направилась к нему, оставляя детей под присмотром одной из воспитательниц.

— Все в порядке? — спросила она тихо, подойдя ближе. — Ты какой-то бледный. Даже бледнее обычного.

Драко с трудом отвел взгляд, уставившись на свои ботинки.

— Все нормально, Уизли, — голос прозвучал хрипло. — Просто… душно здесь. Пора идти.

Но когда он поднял глаза, чтобы встретить ее изучающий взгляд, он знал, что лицо уже предало его. И, возможно, впервые он не был уверен, хочет ли скрыть то, что она могла там увидеть.

Обратная дорога из приюта прошла в густом, напряженном молчании. Джинни чувствовала исходящее от Драко беспокойство, но он был непроницаем, как никогда. Его обычная холодная отстраненность сменилась чем-то более темным, почти лихорадочным. Он коротко попрощался с ней у дверей спальни, сославшись на дела в кабинете, и исчез, оставив ее с чувством необъяснимой тревоги.

В своем кабинете Драко не зажег свет. Он подошел к окну, глядя на темнеющий сад. Образ Джинни в приюте, окруженной детьми, такой живой и теплой, смешивался в его сознании с другим, куда более страшным воспоминанием. Остров.

Он снова видел это: серые, неприветливые скалы, хлещущий ледяной дождь, вой ветра. Джинни, лежащая на песке, ее лицо — восковое, неестественно бледное. Кровь, темная и густая, пропитавшая ее тонкую сорочку. Он помнил, как отчаянно пытался остановить кровотечение, как его руки дрожали, а магия была бессильна. И тот ужасный, застывший в вечности миг, когда ее прерывистое дыхание вдруг прекратилось. Всего на несколько секунд, показавшихся ему адом, прежде чем её сердце забилось снова.

Он никогда не забудет этот момент. Никогда.

Грегори Гойл. Тупой, ведомый Гойл, который всегда плелся за ним. Теперь Гойл мстил. Мстил за смерть Винсента Крэбба в Выручай-комнате во время Битвы за Хогвартс. Драко считал Крэбба и Гойла друзьями, но сейчас тупая, слепая ярость Гойла была направлена на него. И на Джинни.

Он сжал кулаки так, что костяшки побелели. Гойл был не один. Нотта и Пэнси Паркинсон — чудом удалось поймать. Но не Гойла…

Драко содрогнулся. Он не остановится. Он попытается снова, и следующий раз мог оказаться удачливее. Он видел это в пустых глазах Гойла.

Нет. Он не мог ждать. Он не мог снова рисковать Джинни. Мысль о том, что он может потерять ее по-настоящему, была физически болезненной. Осознание любви, накрывшее его сегодня в приюте, теперь превратилось в холодный, цепкий страх. Он должен был найти его первым. Обезвредить. Остановить.

Но как? Он мог использовать свои связи, деньги, остатки влияния Малфоев. Но это было медленно, ненадежно. Но ему помогал Рон Уизли.

Уизли был не просто братом Джинни, он был детективом. И, как бы Драко ни было неприятно это признавать, Уизли был хорош. Упрямый, дотошный, с каким-то шестым чувством на неприятности и темную магию. Он был одним из лучших следопытов в Британии. И главное — он сделает все, чтобы защитить сестру.

Мужчина разжал кулак. Глиняный снитч оставил на ладони прохладный, пыльный след. Этот кривой, неказистый подарок от девочки из приюта вдруг стал символом того, что он должен защитить. Не статус, не имя, не фиктивный брак. А настоящую, живую, упрямую, рыжеволосую женщину, которая каким-то непостижимым образом стала для него всем.

* * *

Холодный, влажный ветер гулял между темными громадами складов, неся с собой запах гниющей рыбы и тины Темзы. Моросил мелкий, противный дождь, превращая пыльные булыжники под ногами в скользкую кашу. В глубокой тени арки, заваленной гниющими ящиками, затаились двое.

Драко Малфой нетерпеливо переступил с ноги на ногу, плотнее кутаясь в темную мантию. Он ненавидел это. Грязь, холод, томительное ожидание и, хуже всего, вынужденное соседство с Рональдом Уизли. Месяц. Целый месяц они гонялись за Грегори Гойлом, после того как им, не без помощи Полумны и ее странных методов отслеживания магических эманаций, удалось довольно быстро схватить сначала Пэнси, а потом и загнанного в угол Нотта. Но Гойл, тупой, как пробка, Гойл, оказался на удивление изворотливым и осторожным, словно крыса, чующая ловушку. Он постоянно менял укрытия, заметал следы, и этот захудалый склад был их последней надеждой — наводка от одного из сомнительных информаторов Уизли.

— Он точно появится? — прошептал Драко, вглядываясь в темноту переулка напротив. Это была уже третья их засада за неделю, и нервы были на пределе. Каждый шорох заставлял его вздрагивать, каждый час ожидания казался вечностью. Образ Джинни, ее улыбка в приюте, ее бледное лицо на острове — все смешивалось в лихорадочном калейдоскопе у него в голове.

— Мой источник надежен, — так же тихо ответил Рон, не отрывая взгляда от противоположного конца переулка. Он выглядел уставшим, под глазами залегли тени, но в его позе чувствовалась привычная для бывшего мракоборца, а ныне частного детектива, сосредоточенность. — Сказал, Гойл должен встретиться здесь с контрабандистом, чтобы раздобыть ингредиенты для темных зелий. Он загнан в угол, Малфой. Ему нужны ресурсы. Он придет.

— Если только твой надежный источник сам не сдал нас Гойлу, — язвительно заметил Драко.

— Этот источник больше боится меня, чем любит Гойла, — отрезал Рон. — Просто сиди тихо и жди. И не высовывай свою платиновую башку, если не хочешь спугнуть его раньше времени.

Драко поджал губы, но промолчал. Он ненавидел признавать это, но Уизли разбирался в этом грязном мире выслеживания лучше него.

Прошло еще полчаса тягучего, нервного молчания, нарушаемого лишь капелью дождя и далеким гудком речного судна. И вдруг Рон напрягся.

— Там, — шепнул он, кивнув в темноту.

Из-за угла склада медленно высунулась грузная фигура. Человек огляделся, нервно переминаясь с ноги на ногу. Даже в тусклом свете далекого фонаря были видны тяжелые черты лица, бегающие глазки и общая аура загнанного зверя. Грегори Гойл. Он выглядел еще хуже, чем Драко его помнил — осунувшийся, небритый, в грязной, потрепанной одежде.

Гойл сделал несколько шагов в переулок, снова огляделся и нетерпеливо посмотрел на часы. Он явно кого-то ждал.

— Сейчас, — скомандовал Рон. — По моему сигналу. Ты слева, я справа. Не дай ему колдовать. Обезоружить и связать. Живым.

Драко кивнул, сердце заколотилось где-то в горле. Палочка сама легла в руку.

Рон выждал еще несколько секунд, затем резко выдохнул:

— Вперед!

Они выскочили из укрытия одновременно. Гойл, услышав шум, резко обернулся. Увидев их, он на мгновение замер от ужаса и изумления, а потом его лицо исказила слепая ярость.

— Малфой!

Он не стал тратить время на слова. Его палочка взметнулась, посылая в их сторону какое-то багровое проклятие. Рон выкрикнул «Протего!», создавая щит, который с треском отразил заклинание в стену склада, оставив на кирпичах обугленный след.

— Экспеллиармус! — выкрикнул Драко, но Гойл неуклюже увернулся, и обезоруживающее заклинание пролетело мимо.

Гойл понял, что в открытом бою ему не выстоять против двоих. Он развернулся и бросился бежать обратно по переулку, к лабиринту складов.

— За ним! — крикнул Рон.

Началась погоня. Скользкие булыжники, темные углы, перепрыгивание через мусорные баки и кучи проржавевшего металла. Гойл был тяжелым, но бежал с отчаянием загнанного в угол животного. Он петлял, пытаясь скрыться в тенях, пару раз наугад посылая назад проклятия, которые Драко и Рон легко отбивали.

— Он бежит к воде! — крикнул Рон, когда они выскочили на открытую площадку перед одним из причалов. — Не дай ему добраться до лодок!

Драко, используя свою квиддичную скорость и ловкость, рванул вперед, обгоняя Рона, и выскочил наперерез Гойлу, преграждая ему путь к деревянным мосткам.

— Стоять, Гойл! Все кончено!

Гойл резко затормозил, тяжело дыша. Его глаза безумно метались между Драко перед ним и Роном. Он был в ловушке.

— Ты предал нас всех, Малфой! — выплюнул он, поднимая палочку. — Предал Лорда! Предал Крэбба! Ты заплатишь! Ава…

Он не успел закончить.

— Экспеллиармус! — крикнул Рон.

— Инкарцеро! — одновременно выкрикнул Драко.

Палочка Гойла взлетела в воздух и упала на мокрые доски причала. В тот же миг толстые веревки выстрелили из палочки Драко, намертво спеленав грузную фигуру Гойла, который с глухим стуком повалился на землю.

Несколько секунд стояла тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием всех троих и шумом дождя. Драко смотрел на поверженного Гойла, и волна холодного, звенящего облегчения прошла по телу. Все. Кошмар закончился. Угроза нейтрализована. Джинни в безопасности.

Рон подошел и пнул палочку Гойла подальше. Затем посмотрел на Драко. В его взгляде не было ни тени прежней вражды, только усталость и мрачное удовлетворение.

— Порядок, Малфой, — сказал он, кивнув на связанного Гойла. — Теперь можно вызывать авроров. И можешь идти домой. К Джинни.

Драко медленно опустил палочку. Он посмотрел на Рона, потом на барахтающегося и сыплющего проклятиями Гойла, и впервые за этот долгий, мучительный месяц почувствовал, что может дышать полной грудью.

— Да, — сказал он тихо. — Пожалуй, так и сделаю.

* * *

Дождь все еще монотонно барабанил по стеклу, но здесь, в тихой спальне, его звук был приглушенным, почти убаюкивающим. Драко тихо прикрыл за собой дверь, стараясь не издать ни звука. Он был насквозь промокшим, одежда липла к телу, несло сыростью и затхлым запахом доков, но он не спешил в ванную. Он подошел к кровати.

Джинни спала. Ее огненные волосы разметались по подушке. Лицо было умиротворенным, ресницы отбрасывали легкие тени на щеки в слабом свете ночника, который она всегда оставляла включенным. Девушка дышала ровно, размеренно. Вид ее спокойного сна после всего напряжения и страха последних недель, после отвратительной погони и поимки Гойла, подействовал на Драко как бальзам. Ледяное напряжение, державшее его в тисках весь этот месяц, начало медленно отступать, сменяясь глубокой, всепоглощающей усталостью и чем-то еще… теплым и острым.

Он стоял у кровати, не в силах отвести взгляд. Больше месяца они охотились за Гойлом. Месяц он жил в постоянном страхе, что опоздает, что не сможет ее защитить, что кошмар с острова повторится, но уже без шанса на спасение. Теперь все было позади. Гойл пойман, Пэнси и Тео тоже под стражей. Угроза миновала. Она была в безопасности. Здесь. В их доме.

Он медленно опустился на колени у кровати, чтобы быть ближе, чтобы лучше видеть ее лицо. Он осторожно, боясь разбудить, протянул руку и убрал прядь волос, упавшую ей на щеку. Кожа была теплой, живой. Он вспомнил ледяную бледность ее лица на острове, и его пальцы едва заметно дрогнули.

— Я не позволю больше никому тебя обидеть, — прошептал он так тихо, что слова были едва слышны даже в ночной тишине. Голос был хриплым от усталости и пережитых эмоций. — Никогда. Я защищу тебя. Всегда буду рядом. Я… я не оставлю тебя, Джинни. Слышишь? Никогда. Я люблю тебя.

Он не ожидал ответа. Он говорил это больше для себя, закрепляя обещание, данное самому себе в тот момент, когда он понял, как много она для него значит. Он смотрел на нее, на ее безмятежное лицо, и понимал, что этот фиктивный брак давно перестал быть для него просто сделкой. Она стала его миром, его якорем, его смыслом.

Джинни не спала. Она проснулась от тихого щелчка двери, от ощущения его присутствия в комнате. Она чувствовала его взгляд, тяжелый, пристальный. Она лежала неподвижно, боясь пошевелиться, боясь спугнуть этот момент необъяснимой близости. А потом она услышала его шепот.

Каждое слово отзывалось в ее сердце глухим ударом. «Никогда не обижу». «Защищу». «Не оставлю тебя». «Я люблю тебя». Это были не пустые фразы. Она слышала в его голосе абсолютную искренность, глухую усталость и… любовь.

Внезапно все встало на свои места. Ее собственное раздражение на него, которое сменилось неохотным уважением, потом симпатией. Ее необъяснимая тревога за него во время его поздних возвращений, ее странное чувство уюта, когда он был рядом, молча читая в кресле напротив…

Она любила его.

Осознание было таким же внезапным и ошеломляющим. Она любила Драко Малфоя. Не того заносчивого мальчишку из Хогвартса, а этого сложного, язвительного, но такого отчаянно защищающего ее мужчину, который стоял сейчас на коленях у ее кровати, давая ей безмолвные клятвы.

Он чуть не погиб, защищая ее на том острове. Он рисковал всем, выслеживая Гойла и его дружков. Он делал это для нее.

В груди разлилось тепло, смешанное с легкой дрожью. И вместе с осознанием любви пришло другое, неожиданное, но такое сильное желание. Она вдруг с абсолютной ясностью поняла, чего хочет больше всего на свете. Она хотела не просто быть с ним, не просто снять с их брака ярлык «фиктивный».

Она хотела ребенка. Его ребенка. Маленькое существо, которое стало бы живым доказательством того, что их чувства настоящие, что из пепла войны и старой вражды может родиться что-то светлое и прекрасное. Ребенка, который унаследовал бы его светлые волосы или ее рыжие. Ребенка, которого он будет защищать так же яростно, как защищал ее.

Она продолжала лежать неподвижно, с закрытыми глазами, чувствуя, как слезы подступают к глазам от переполнявших ее эмоций. Драко еще мгновение постоял рядом, затем тихо поднялся и направился в ванную.

А Джинни осталась лежать в тишине, слушая шум дождя и биение собственного сердца, которое теперь знало правду. Она любила своего мужа. И она хотела от него ребенка. И завтра, или послезавтра, когда он немного отдохнет, она найдет способ ему об этом сказать.

Стены комнаты были голыми, выкрашенными в казенный, унылый серый цвет. Единственная мебель — металлический стол и два стула. За маленьким, усиленным магическими чарами окном виднелись такие же серые стены соседних зданий. В воздухе висел слабый запах дезинфекции и чего-то тревожного, неопределенного.

Драко Малфой сидел на одном стуле, сложив руки на столе. Напротив него, в наручниках, лишающих возможности колдовать, сидел Грегори Гойл.

Вид Гойла был жалким. Всего несколько месяцев в бегах, а казалось, прошли годы. Мужчина как-то резко постарел, его широкое, когда-то лишь туповатое лицо теперь было землисто-бледным и помятым, запавшие глаза бегали. Одинокий, загнанный, сломленный. Далекий от того Гойла, который когда-то беспрекословно следовал за Малфоем.

Драко не сводил с него взгляда. Внутри все сжималось от странной смеси горечи, отвращения и… какой-то искаженной ностальгии. Он унесся в воспоминания. Хогвартс. Первые годы. Три неразлучные фигуры в мантиях, шагающие по коридорам замка, чувствующие себя хозяевами мира. Он, Винсент и Грегори. Такие разные, но они были вместе. Всегда вместе. Всегда рядом. Делили секреты, шалости, страхи, даже редкие триумфы. Это была их версия дружбы — основанная на общем статусе, фамилиях, врагах. Прекрасные, беззаботные в своей наивности первые годы учебы, когда самая большая проблема — опозорить Поттера или Уизли на глазах у школы.

— Как ты живешь? — вдруг спросил Гойл, нарушив тишину хриплым, надломленным голосом. Он поднял на Драко свои мутные глаза. — После всего что сделал? После того, как бросил нас. После того, как… Винсент…

Драко нахмурился, мрачно усмехнувшись. Вопрос застал врасплох. Как он живет? В золотой клетке своего поместья, с фиктивной женой, которую полюбил до безумия, в постоянном страхе за нее, пытаясь отмыть имя, которое никогда не будет чистым?

— Не все так хорошо, как ты думаешь, Грегори, — ответил он тихо, но резко. — Далеко не так. У меня… свои проблемы. А вот что ты с собой сделал…

Гойл с отвращением уставился на Малфоя, словно он был чем-то мерзким, валяющимся на его пути.

— Проблемы? У тебя? Ты женился на одной из них! Живешь в своем чертовом особняке! А мы… — он махнул наручниками, — мы остались ни с чем. Из-за тебя! Винсент погиб из-за тебя!

— Он погиб из-за своих собственных решений, Грегори! — отрезал Драко, в голосе прозвучала старая обида и боль. — Из-за того, что использовал заклинания в котором был не уверен! Мы все оказались там из-за глупых приказов и верности не тем людям!

— Не так мы представляли будущее, — пробормотал Гойл, игнорируя его слова, его взгляд блуждал, словно он видел перед собой совсем другую картину — картину разбитых надежд и утраченного величия. — Да? Втроем. Вместе. В силе.

Драко кивнул, опустив взгляд на свои руки, лежащие на столе. Перед глазами вновь пронеслась сцена смерти Винсента. Выручай-комната охваченная адским пламенем, паника, крики. Последние мгновения, когда Крэбб, всегда такой сильный и неповоротливый, просто… исчез в огне. Чувство абсолютного хаоса, ужаса и беспомощности, которое поселилось в его душе тогда и не отпускало до сих пор. Они были детьми, играющими в войну, и вдруг война оказалась слишком реальной, слишком смертельной. И он, Драко, сбежал из этого ада, оставив одного из тех, кто всегда был рядом.

— Нет, — прошептал он, качая головой. — Не так. Совсем не так.

— Ты бросил меня, — прошептал Грегори, и в этих двух словах, произнесенных надломленным, почти детским голосом, была квинтэссенция его боли. Обвинение, которое Драко слышал не только извне, но и внутри себя все эти годы.

Мужчина сглотнул, чувствуя, как сухость в горле усиливается. Это действительно было так. Он кивнул, признавая очевидное, признавая свою вину в этой конкретной части их общей трагедии. Малфои сбежали во Францию, стремясь как можно быстрее отмыться от всего, что связывало их с Темным Лордом, и Драко, поглощенный ужасом и облегчением от спасения своей семьи, даже не пытался узнать, что стало с Грегори, единственным из его постоянных спутников. Его разум лихорадочно искал оправдание — паника, необходимость спасти отца, мать, себя, хаос после битвы — но ничто не казалось достаточным. Он бросил Грегори Гойла. И в голове не находилось ни одной достойной причины, которая оправдала бы это в полной мере. Он бросил его. Хотя сам Грегори, как он узнал позже, пытался его найти в первые послевоенные месяцы, прежде чем отчаяние и озлобленность толкнули его на темную дорожку мести.

Может быть, сейчас? Может быть, сейчас сказать что-то? Но взгляд Гойла был полон не только обвинения, но и чего-то сломанного, чего уже нельзя было починить одними словами. Прошлое стояло между ними невидимой, непроницаемой стеной, сотканной из общего позора, разных судеб и смерти Винсента.

— Я знаю, — только и ответил он, и это простое признание было тяжелее любого заклинания. В нем не было оправданий, только горькое принятие факта.

Между ними повисла тяжелая тишина, заполненная призраками прошлого и горечью настоящего. Два обломка одной катастрофы, сидящие по разные стороны стола, разделенные не только металлом наручников, но и пропастью прожитых с тех пор жизней и сделанных выборов.

Драко вышел из комнаты для допросов, его лицо было непроницаемым, но внутри все еще звенело от только что пережитых эмоций — горечи, вины, странного, нежеланного родства с этим сломленным человеком, которым стал Грегори Гойл.

Он нашел Рона, стоявшего у ближайшего окна и скрестившего руки на груди. Рон бросил на него быстрый, оценивающий взгляд.

— Ну как? Выдавил из него что-нибудь полезное? — спросил он.

Драко пожал плечами.

— Нет. Он винит меня в смерти Крэбба. Что с ним теперь будет?

Рон мрачно посмотрел на Малфоя и ответил:

— Долгий срок в Азкабане. За покушение, за темные зелья, за связи с остатками фанатиков… До конца жизни, скорее всего. Нотт и Паркинсон так же.

— Хорошо, — Драко кивнул, и почувствовал тень облегчения. Угроза миновала. Для Джинни. Это было главное. — Значит, дело закрыто?

— Да, — подтвердил Рон.

Между ними снова повисло неловкое молчание. Месяцы вынужденного сотрудничества, месяцы погони и ожидания, месяцы, когда они были вынуждены работать вместе, сломал часть старых барьеров, но не стер многолетнюю вражду. Они не были друзьями. Никогда не будут. Но теперь между ними был… нейтралитет. И нечто, что они оба сделали для человека, которого любили, пусть и по-разному.

— Что ж, — сказал Драко, выпрямляясь. — Тогда я пойду. У меня… есть дела.

— Да, конечно, — ответил Рон. — И… спасибо, Малфой. За… всё.

Драко едва заметно кивнул.

— Уизли.

Он развернулся и зашагал по коридору, стремясь как можно быстрее покинуть это место и эти стены, впитавшие столько боли и темных воспоминаний. Ему нужно было домой. К Джинни.

Едва Малфой скрылся за поворотом, как по коридору к Рону, быстро-быстро, почти бегом, приближалась Полумна. Ее обычно светящееся лицо было бледным, глаза — широко распахнутыми и полными слез. Обычно спокойные, мечтательные, теперь они выражали неподдельную боль и шок.

Рон мгновенно почувствовал неладное. Его усталость после ночной засады и утренних допросов тут же улетучилась.

— Полумна? Что случилось?

Девушка остановилась перед ним, ее нижняя губа дрожала. Она не плакала навзрыд, но из ее больших глаз текли тихие, крупные слезы, оставляя мокрые дорожки на щеках. Она выглядела такой хрупкой и потерянной, какой Рон ее не видел никогда.

— Рон… — ее голос был тонким, едва слышным шепотом. Она протянула к нему дрожащие руки.

Мужчина тут же обнял ее, прижимая к себе.

— Папа умер… — сказала она, и в ее глазах отразилась вся глубина потери. — Он… он умер. Утром. Тихо.

Рон почувствовал, как у него сжимается сердце. Ксенофилиус Лавгуд. Эксцентричный редактор «Придиры», человек с невероятными теориями. Отец Полумны. Ее единственный близкий человек.

— Мне так жаль. Очень, очень жаль.

Он гладил ее по волосам, позволяя ей выплакаться. Слова были лишними. Его собственная усталость, напряжение от поимки Гойла, даже странное послевкусие разговора с Малфоем — все отошло на второй план.

— Что я могу сделать?

Полумна немного успокоилась, ее дыхание стало ровнее. Она подняла голову и посмотрела на него своими заплаканными, но уже чуть менее потерянными глазами.

— Просто побудь со мной, Рон, — прошептала она. — Мне просто нужно, чтобы ты побыл рядом.

Рон кивнул, крепче сжимая ее в объятиях. Его сердце болело за нее.

— Конечно.

Он стоял посреди коридора Министерства, обнимая женщину, и чувствовал, как его мир снова меняется. Поимка Гойла была концом одной главы. Смерть Ксенофилиуса — началом другой, гораздо более личной и болезненной. Ведь Рон совершенно не понимал, что чувствовал к Полумне Лавгуд.

* * *

Сырая земля неохотно приняла последний ком, брошенный слабой рукой Полумны. Вокруг стояли немногие — семья Уизли почти в полном составе, Гарри с Гермионой, несколько старых друзей Ксенофилиуса из «Придиры». Воздух пах прелой листвой и тихой скорбью. Полумна стояла, чуть покачиваясь, словно тонкий стебелек на ветру, и Рон инстинктивно шагнул ближе, готовый подхватить. Но она выпрямилась, обвела всех отсутствующим взглядом своих огромных, сейчас особенно печальных глаз и тихо поблагодарила.

Люди начали расходиться, обмениваясь сдавленными словами утешения. Гермиона крепко обняла Полумну, что-то шепча ей на ухо, и Гарри сочувственно кивнул Рону, прежде чем увести жену. Они выглядели… правильно. Семья. Рон отвел взгляд, почувствовав знакомый укол где-то под ребрами. Три года. Три года, как она стала миссис Поттер, а он все никак не мог привыкнуть.

Когда кладбищенская тишина снова окутала их с Полумной, девушка повернулась к нему. Ее лицо было бледным, почти прозрачным, но в глубине глаз теплился тот самый, ее особенный, нездешний свет.

— Спасибо, Рон, — произнесла она слабым голосом. — За то, что был рядом. И… за всё остальное.

Рон неловко переступил с ноги на ногу.

— Да брось, Полумна. Ксенофилиус… он был хорошим человеком. И я рад, что смог хоть немного скрасить его последние дни.

Он вспомнил, как старик Лавгуд, уже совсем слабый, сжимал его руку и с улыбкой называл «будущим зятем». От этого воспоминания стало не по себе. Ложь, даже во спасение, всегда оставляет горький привкус.

Они медленно побрели к выходу с кладбища, мимо покосившихся надгробий и молчаливых ангелов. Полумна вдруг остановилась.

— Теперь… это больше не нужно, правда? — спросила она, глядя куда-то сквозь него. — Представление окончено.

Рон вдруг почувствовал себя ужасно.

— Полумна, я…

— Все в порядке, Рон, — она слабо улыбнулась, и от этой улыбки у него защемило сердце. — Я понимаю. Ведь это я тебя втянула. Это была всего лишь игра, чтобы папа был спокоен. Верил, что я не останусь одна. И благодаря тебе, он ушел счастливым.

Она говорила это так просто, так буднично, словно обсуждала погоду, но Рон видел, как дрожат ее ресницы. Он видел за этой показной отрешенностью глубокую, затаенную боль — не только от потери отца, но и от чего-то еще, чего он, со своей мужской прямолинейностью, не сразу мог уловить.

— Я… мне жаль, — пробормотал он, чувствуя себя полным идиотом. Он знал, что Полумна всегда была к нему добра, по-особенному добра. И та случайная встреча в Париже, разговор со стариком Лавгудом, ее неожиданная просьба. Он согласился, не особо задумываясь, просто желая помочь странной, но милой девушке, которую знал много лет.

Полумна покачала головой.

— Надежда — это как нарглы, Рон. Их не видно, но они всегда где-то рядом, если очень захотеть их найти, — она сделала паузу. — Я знаю о Гермионе. Вижу, как ты на нее смотришь. Даже сейчас.

Рон вспыхнул.

— Это не… я…

— Это нормально, — тихо сказала девушка. — Сердцу не прикажешь. Оно выбирает один раз и надолго. Иногда — навсегда, даже если это приносит боль.

Она посмотрела на свои руки, переплетая тонкие пальцы.

— Я просто… я просто хотела сказать, что та встреча в Париже, наши разговоры… и то, что ты сделал для папы… это было для меня очень важно. По-настоящему.

Она подняла на него взгляд, и в ее глазах он увидел такую бездну нежности и тоски, что ему стало трудно дышать. Он вдруг понял. Не просто догадался, а именно понял — всем своим существом ощутил, что для Полумны Лавгуд их «фиктивный роман» был чем-то большим. И эта мысль оглушила его.

— Полумна… — начал он, не зная, что сказать.

Он действительно все еще любил Гермиону. Эта любовь была частью его, как рыжие волосы или веснушки. Но сейчас, глядя на эту хрупкую девушку, которая так мужественно переносила свое горе и так тонко чувствовала его собственное, он ощутил что-то новое. Неловкость, вину, но еще — укол непонятной доселе теплоты и… уважения? Или это было что-то другое?

— Пойдем, — сказала Полумна, мягко коснувшись его рукава. — Нужно выпить чаю. И подумать, что делать с коллекцией папиных рогоплодных кизляков. Они, кажется, собираются цвести не по сезону.

И Рон, все еще оглушенный ее тихим признанием и своими собственными смешанными чувствами, покорно пошел за ней, впервые задумавшись о том, что мир гораздо сложнее и многограннее, чем просто любовь к одной, пусть и самой замечательной, ведьме на свете.

А рядом шла Полумна Лавгуд, которая любила — Рона Уизли, частного детектива с разбитым сердцем, — и не знала, что с этой любовью теперь делать.

Совсем как он сам.

* * *

Прошла неделя с похорон Ксенофилиуса Лавгуда. Неделя, наполненная тихой скорбью Полумны и беспокойством Рона. Драко, на удивление, вел себя корректно и даже предложил помощь с организацией, которую Полумна вежливо, но твердо отклонила. Сегодня вечером Рон заглянул к Джинни. Не только как брат, но и как человек, которому нужно было с кем-то поговорить.

Они сидели в гостиной — просторной, но на удивление уютной комнате, где странным образом уживались малфоевская роскошь и принесенные Джинни теплые, домашние детали. Потрескивал огонь в камине, отбрасывая мягкие тени.

— Как Полумна? — спросила Джинни, сочувственно глядя на брата.

Рон нахмурился и покачал головой, взъерошив рыжие волосы.

— Она… странная, Джинни. Очень. Нет, я знаю, она всегда была странной, это мне в ней и нравится, — он на мгновение запнулся, легкий румянец тронул его щеки при упоминании своих чувств к Полумне, — но эту неделю я ее вообще не узнаю.

— В смысле? — уточнила Джинни.

— Она… слишком обычная, — выговорил Рон, словно это было самое страшное определение на свете. — Ходит задумчивая, почти не разговаривает. Не ищет нарлей, не говорит о мозгошмыгах или еще о чем-то своем… Просто молчит или отвечает односложно. Я переживаю за нее, Джинни. Это неестественно для Луны. Может, ты с ней поговоришь? Женские разговоры и все такое?

Джинни сочувственно посмотрела на него.

— У неё умер отец, Рон, — тихо сказала она. — Единственный близкий человек, который по-настоящему понимал ее. Это огромная потеря. Дай ей время прийти в себя. Горе у всех проявляется по-разному. Может быть, сейчас ей просто нужно тихое горе без… эээ… необычностей.

Рон кивнул, принимая ее слова, но беспокойство не ушло с его лица. Он отпил глоток чая из кружки, которую предложила Джинни. Повисла короткая пауза, которую Рон внезапно нарушил, сменив тему с такой резкостью, что Джинни моргнула.

— Джинни, — его голос стал тише, в нем появилось смущение и какая-то… мольба. — Как ты… как ты забыла о своих чувствах к Гарри?

Джинни вздрогнула от неожиданности, словно от резкого звука. Она посмотрела на Рона, на его лицо, и вдруг в её глазах появилось понимание и глубокое сочувствие. Она увидела в нем себя прошлую.

— Я не забывала, Рон, — сказала она мягко, покачав головой. — Такие вещи не забываются. Я… я отпустила. Я отпустила Гарри. И эту… — она запнулась, подбирая слово, — эту больную любовь. Ту, которая была частью войны, частью наших общих травм, частью мечты, которая, возможно, и не должна была стать реальностью. Мне было больно, очень тяжело, когда мы… когда я поняла, что это не сработает. Я думала, эта боль навсегда.

Она посмотрела в сторону камина, словно видела там не огонь, а прошлое.

— Но потом… Драко… — она на мгновение замолчала, вспоминая. — Его присутствие. Непростое, да. Сначала раздражающее. Но потом… наши разговоры. Его эти вечные подколы, за которыми я вдруг стала видеть что-то еще. Его… странная забота. И то, как он защищал меня. На острове… — ее голос дрогнул, и она смахнула подступившую слезу с щеки, прежде чем Рон успел ее заметить. — Он просто… он заставил меня посмотреть на мир по-другому. И на себя. И на то, чего я на самом деле хочу. И боль отпустила. Не сразу. Постепенно. Вытеснилась чем-то другим. Чем-то настоящим.

Рон молча слушал, и внутри что-то сжалось. Он видел искренность в глазах сестры. И в то же время ему было больно. Больно от ее слов о больной любви, больно от того, что он все еще цеплялся за свою такую же больную любовь. Больно от осознания того, что его сестра, его маленькая Джинни, нашла свое счастье с Малфоем. Это было дико и неправильно, но глядя на нее сейчас, он не мог отрицать, что она выглядела… умиротворенной?

Настоящей.

Джинни, видя его состояние, крепко сжала его руку.

— Отпусти Гермиону, Рон, — сказала она прямо, но с огромным теплом в голосе. — Я знаю, как тебе больно. Вижу это каждый раз, когда ты о ней говоришь или думаешь. Но… она замужем. У неё прекрасный муж. И ребенок. Она счастлива. В своем мире.

Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Позволь и ты себе это счастье, Рон. Свое. Не то, которое ты хотел с ней. А другое. То, которое возможно.

Рон прикрыл свободной рукой глаза, пытаясь сдержать подступившие эмоции. Слова Джинни были одновременно правдой и ножом в сердце. Отпустить Гермиону… Как? Она была частью его самого, казалось, с того самого момента, как он встретил ее в Хогвартс-Экспрессе.

— Как это сделать? — выдохнул он, опуская руку. Его взгляд был потерянным, полным отчаяния. — Я не знаю как, Джинни. Я… я боюсь, что эти чувства навсегда в моем сердце. Что они… срослись со мной. И я никогда не смогу их отпустить. Никогда не смогу быть по-настоящему счастлив с кем-то еще!

Джинни слушала его, и ее сердце сжималось от боли. Она видела всю глубину его страданий, его отчаяние. Это был Рон — ее старший брат, всегда такой сильный, всегда готовый прийти на помощь, всегда защищающий ее. И сейчас он был сломлен, открывая ей свою самую глубокую рану.

Не говоря ни слова, Джинни привстала и крепко обняла его за плечи, прижимая его голову к своей груди. Она гладила его по волосам, как делала мама, когда они были маленькими и им было больно. И она беззвучно заплакала. Слезы текли по ее щекам, горячие и горькие, полностью понимая, через что проходит Рон, и одновременно оплакивая его боль.

Джинни вдруг с ужасом и поразительной ясностью поняла нечто важное. Рон. Ее Рон. Он никогда не жаловался. Никогда не приходил к ней, чтобы рассказать о своей боли, о своем одиночестве, о своих разбитых надеждах. Он всегда поддерживал её. Все эти три года после войны, когда она сама барахталась в море горя и неопределенности, потеряв Фреда, потеряв… Гарри, Рон был рядом. Это он вытаскивал ее из самых темных моментов, заставлял есть, разговаривать, смеяться. Только благодаря ему она не спилась, не закрылась от всего мира, не утонула в тоске. И замуж… замуж за Малфоя она вышла не только по своим причинам, нет. В тот тяжелый период, когда ее будущее казалось туманным, а давление общественности — невыносимым, именно Рон, видя ее состояние — осторожно, но твердо сказал ей, что, возможно, это не худший вариант. Что иногда нужно использовать обстоятельства в свою пользу. Что Малфой, при всех его недостатках, силен и может защитить ее. Что это даст ей передышку, возможность прийти в себя.

Она вышла замуж, потому что Рон ей так сказал. Потому что он верил в этот путь для нее.

И сейчас, когда она видела его таким сломленным, оплакивающим свою несбывшуюся любовь, сердце разрывалось от боли. Он отдал всего себя ей, Гарри, Гермионе, семье, Министерству… А на себя у него не оставалось ни сил, ни, кажется, желания.

— Все будет хорошо, Рон, — прошептала она, ее голос прерывался от слез, но звучал твердо. — Все будет хорошо. Главное, что ты об этом задумался.

Она крепче прижала его к себе, чувствуя, его каменное тело.

— Боль уже стоит на пороге, братишка. Позволь ей уйти. Попрощайся с ней.

Она гладила его по волосам, чувствуя, как его объятия вокруг нее крепнут.

— Отпусти ее, Рон. Позволь этому новому чувству исцелить тебя. Оно другое. Может быть, тише. Страннее. Но оно настоящее. Позволь себе это счастье.

Он чувствовал ее слезы на своей рубашке, чувствовал ее любовь и поддержку. В ее словах была правда. Ему нужно было отпустить. Отпустить мечту о Гермионе, которая никогда не станет реальностью. Позволить себе что-то другое.

И в этот момент, обнимая Джинни, думая о ее словах и чувствуя ее слезы, он подумал о Полумне. Не о печальной, молчаливой Луне последних дней, а о той, что верит в мозгошмыгов, носит редиски в ушах и видит мир совсем не так, как все остальные. Перед глазами появилось ее лицо — улыбающееся, с огромными голубыми глазами, полными света и какой-то неземной мудрости. И внутри, рядом с утихшей болью и скорбью, появилось странное, теплое, тихое чувство. Не страсть, не одержимость, как с Гермионой. Что-то более спокойное, надежное.

Он чувствовал, как тело Джинни вздрагивает от слез. Она плакала за них двоих. За его прошлую боль и за ее собственную, оставленную позади. Она плакала, чтобы он мог начать дышать. И, сжимая ее в объятиях, Рон начал верить, что, возможно, Джинни права. Возможно, он сможет отпустить. И, возможно, он сможет найти свое счастье.

Джинни вскинула голову и встретилась взглядом с Драко. Он стоял на пороге гостиной, чуть в тени, не решаясь войти и прервать их разговор.

Его мантия была слегка помята, волосы чуть растрепаны, но лицо… на нем не было обычной маски равнодушия или высокомерия. В его серых глазах, устремленных на нее, Джинни увидела что-то глубокое и сложное. Там было понимание — понимание боли Рона, возможно, потому что он сам знал, каково это — быть привязанным к прошлому, к тому, чего уже нет или не может быть. И там была… любовь. Чистая, явная, не скрываемая ничем. Любовь к ней.

Этот взгляд, этот тихий, безмолвный взгляд после всего, что они пережили, после ее собственных недавних осознаний и его клятв у ее кровати, был для нее подтверждением всего. Вот оно. Настоящее. Не идеальное, не простое, но настоящее. То, что Рон искал и боялся найти.

Она желала, всем сердцем, чтобы и Рон смог однажды познать это счастье. Счастье от того, что тебя видят, принимают и любят таким, какой ты есть. Счастье, которое она видела сейчас в глазах Драко, и которое, как она теперь знала, было возможно и для нее. И, она надеялась, однажды будет возможно и для ее брата.

* * *

Рон покинул дом Джинни с тяжелым сердцем. Разговор с сестрой оставил горькое послевкусие. Ее слова о том, как она отпустила Гарри, и ее призыв отпустить Гермиону, отозвались болью и стыдом. Стыдом за свою неспособность справиться с чувствами, которые, как оказалось, видел не только он сам, но и те, кто был рядом.

Он трансгрессировал прямо к дому Лавгудов. Переступив порог, Рон сразу всё понял. В доме было слишком тихо. Не просто тихо, как бывает вечером, а пусто, как в заброшенном здании. Не было привычных звуков — тихого бормотания Полумны над какой-нибудь книгой о существах, которых никто не видел, или позвякивания кристаллов, развешанных ею повсюду, или даже легкого запаха какой-нибудь ее стряпни. Была только тишина, которая давила на уши.

Его сердце пропустило удар.

— Полумна? — окликнул он, но голос прозвучал глухо в пустом пространстве. Никто не ответил.

Он прошел в гостиную. Там тоже было пусто. На столе не лежало разложенных пергаментов с ее заметками или недоделанной поделки.

С нарастающей тревогой он поднялся на второй этаж. Спальня. Дверь была приоткрыта. Он заглянул. Кровать аккуратно застелена. Мужчина подошел к комоду, где Полумна держала свои вещи — одежду, пару любимых кофт, коробку со странными украшениями. Открыл верхний ящик. Пусто. Пусто. Пусто. Вещей Полумны не было. Ничего не осталось.

Паника начала сдавливать грудь. Она ушла? Но куда? Почему?

На кровати, прямо посередине, сиротливо лежал конверт. Белый, без адреса. Просто конверт. Рон немного постоял над ним, рука дрожала, когда он протянул ее, чтобы взять письмо. Достал аккуратно сложенный лист пергамента. Знакомый, чуть неровный почерк Полумны.

Дрожащими пальцами он развернул письмо и начал читать:

«Рон…

Я бесконечно благодарна тебе за все, что ты сделал для моего отца и меня. Ты был рядом, когда мне это было нужнее всего, и я никогда этого не забуду.

Но чем дольше я нахожусь рядом с тобой, тем сильнее пропадаю. Мне кажется, что я становлюсь менее мной, когда пытаюсь быть… кем-то другим. А я не могу и не хочу быть второй. Не хочу быть просто заменой.

Я вижу, Рон. Вижу, как порой ты смотришь на меня. И в эти моменты… ты видишь не меня. Ты вспоминаешь её. И это медленно убивает меня. Я знаю, ты, может быть, сам этого не осознаешь до конца. Но я это чувствую и не могу оставаться там, где я лишь отражение кого-то другого в твоих глазах.

Я уезжаю. Мне предложили работу по моей специальности — помогать в изучении очень редких существ в одной далекой стране. Это то, что мне сейчас нужно. Свое место. Где я буду просто чудаковатой Полумной.

Я желаю тебе всего самого хорошего. Рон. Хочу, чтобы ты был счастлив, по-настоящему счастлив. Пусть даже это счастье будет не со мной.

С любовью,

Твоя Полумна.

Пергамент выпал из его рук и бесшумно опустился на пол. Рон сел на край кровати, которая еще хранила еле уловимый запах ее духов — чего-то легкого, цветочного. Он обхватил себя за плечи, пытаясь унять крупную дрожь, которая вдруг охватила все его тело.

Внутри все болело, кричало и медленно умирало. Слова Джинни… его собственный страх… и теперь письмо Полумны. Она видела. Все видела. Его неспособность отпустить Гермиону. Его колебания. В конечном счете она ушла и Рон не мог её в этом винить.

Неужели он все испортил? Своей глупостью, своей слепотой, своей трусостью перед собственными чувствами? Он только что потерял ее. Настоящую, удивительную Полумну, которая полюбила его со всеми недостатками. Потерял, потому что не смог отпустить призрак своей первой, неразделенной любви. Боль была такой острой, такой всепоглощающей.

Рон закрыл глаза и откинулся на кровать. В тишине пустой спальни звучал только шум его собственного сбивчивого дыхания и безмолвный крик в его душе. Он потерял ее.

Джинни вышла из Святого Мунго, чувствуя, как земля едва касается ее ног. Несмотря на дождь внутри все пело и сияло. Новости, которые она только что узнала, были самыми чудесными на свете. Она беременна. Беременна ребенком Драко. Ощущение абсолютного, звенящего счастья переполняло ее. Хотелось смеяться, плакать, обнять весь мир.

Ей нужно было перевести дух, осмыслить эту новость, прежде чем возвращаться домой. Ноги сами привели ее в уютное кафе в Косом Переулке, где пахло свежей выпечкой и кофе с корицей. Она выбрала столик у окна, заказала чай и откинулась на спинку стула, прижимая руку к животу — там, где еще совсем крошечная жизнь уже начала свое существование. Улыбка не сходила с ее лица.

Она погрузилась в свои мысли, представляя реакцию Драко — его, наверное, смущение, шок, а потом, она надеялась, радость. Представляя, как изменится их жизнь, их фиктивный брак, который стал таким настоящим. Это был их ребенок. Плод их странной, трудной, но теперь такой любимой связи.

Дверь кофейни распахнулась, впуская порыв холодного, влажного воздуха и двух посетителей. Джинни подняла взгляд и замерла.

Это была Гермиона. Она отряхивала свою мантию от дождевых капель, выглядя, как всегда, собранной и аккуратной, несмотря на погоду. А рядом с ней стояла маленькая девочка, крепко державшая Гермиону за руку. Девочка лет трех, с копной непослушных темно-русых волос, которые торчали во все стороны, и огромными, невероятно яркими зелеными глазами. Девочка с любопытством оглядывалась по сторонам, ее взгляд скользил по посетителям, по столикам, по витрине с пирожными.

Сердце Джинни на мгновение пропустило удар, но не от боли или зависти, как могло бы быть когда-то давно, в другой жизни. Нет. Это было потрясение от внезапности встречи. Джинни посмотрела на её дочь. Девочка была… точно маленькая копия Гарри. Только с цветом волос Гермионы, с ее формой губ. Но глаза. Эти знаменитые, незабываемые зеленые глаза. Форма лица. Легкая растерянность во взгляде, когда она попадала в новое место. Это был Гарри в миниатюре.

Гермиона тоже увидела Джинни. На ее лице отразилось такое же удивление, а затем теплая, искренняя улыбка. Она явно была рада ее видеть.

— Джинни! — воскликнула Гермиона, направляясь к ее столику, мягко ведя за собой дочь. — Как я рада тебя видеть!

— Гермиона! — Джинни поднялась на ноги, отодвигая стул. — Вот так встреча.

Они остановились друг напротив друга и неловко улыбнулись, не зная, как себя вести после столь долгого перерыва в близком общении. Джинни вдруг отчетливо поняла, как сильно она соскучилась по Гермионе. По ее здравому смыслу, по ее поддержке, по их долгим разговорам. Перед глазами пронеслись их школьные годы, общие секреты, моменты близости, которые никакая война или расставание с Гарри не могли стереть. Гермиона знала о ней все — о ее чувствах, о ее страхах, о ее мечтах.

— Мама? — раздался тоненький голосок рядом с Гермионой. Маленькая девочка дернула ее за мантию, привлекая внимание.

Женщины вздрогнули от прерванного момента. Гермиона встрепенулась, неловко улыбнувшись, и слегка подтолкнула дочь вперед.

— Ты ведь не знакома с моей дочерью? — Гермиона ласково посмотрела на девочку. — Лили, это тетя Джинни. Мамина лучшая подруга.

Джинни закусила губу, чтобы не дать слезам выступить на глаза. Слова Гермионы — «Мамина лучшая подруга» — попали прямо в сердце, залечивая старые, едва затянувшиеся раны. А потом она посмотрела на девочку. Лили. Лили с глазами Гарри. Названная, без сомнения, в честь его матери.

Лили, застенчиво спряталась за мантию Гермионы, прижимаясь к ней, но не переставала исподтишка рассматривать Джинни. Теми самыми глазами, которые когда-то смотрели на нее с любовью и нежностью, а потом… с болью и прощанием. Теперь эти глаза смотрели на нее с невинным, детским любопытством, и в них не было ни тени прошлого, только обещание будущего.

В этот момент Джинни окончательно поняла, что все, что было с Гарри, осталось в прошлом. Это была другая жизнь. А сейчас перед ней стояла Гермиона, ее подруга, с ее дочерью Лили. И это было правильно. И это больше не причиняло боли. Она улыбнулась Гермионе, улыбнулась Лили, и почувствовала себя совершенно свободной.

— Привет, Лили, — мягко сказала Джинни, присев на корточки, чтобы быть на одном уровне с девочкой. — У тебя очень красивая палочка, — она заметила, что Лили держит в руке веточку, которую, видимо, считала палочкой.

Лили робко улыбнулась и перестала прятаться. Гермиона наблюдала за ними с нежной улыбкой.

— Ты не против, если мы к тебе присоединимся на минутку? — спросила Гермиона.

— Конечно! — Джинни поспешно отодвинула стул.

Гермиона села, усадив Лили на соседнее сиденье. Девочка устроилась поудобнее, продолжая сосредоточенно изучать Джинни.

— Ты… из больницы, да? — осторожно спросила Гермиона, заметив легкий запах дезинфекции, который всегда присутствовал на одежде после посещения Святого Мунго. — Все в порядке? Ничего серьезного?

Джинни слегка покраснела, но сумела сохранить на лице беззаботное выражение.

— Всё хорошо! Просто… плановый осмотр. Отлично. Лучше не бывает, — последние слова она произнесла с такой искренностью, что ее глаза буквально светились.

Гермиона пытливо посмотрела на нее, словно пытаясь прочесть между строк, но не стала настаивать. Вместо этого она отвлеклась на Лили, которая начала что-то рассказывать ей шепотом.

Джинни тем временем снова смотрела на девочку. Лили была живым воплощением жизни, которую Гермиона построила с Гарри. Их семья. Их ребенок. И глядя на это, Джинни почувствовала не тоску, а лишь тихое, окончательное принятие. Это была их история, их счастье. А у нее теперь было свое. Свое, не менее ценное и желанное.

Она вспомнила слова Рона о его чувствах к Гермионе. Увидеть Гермиону с дочерью Гарри, такой очевидно счастливой и умиротворенной в своей жизни, было лучшим подтверждением того, что Гарри — это прошлое. И, возможно, для Рона это тоже станет ясно со временем. Он должен увидеть, что Гермиона нашла свое счастье не с ним, и это не делает ее счастье менее настоящим, а его — менее возможным с кем-то другим.

Лили вдруг подняла голову и посмотрела прямо на неё.

— Тетя Джинни, у тебя… — она запнулась, видимо, подбирая слово. — У тебя светится!

Джинни моргнула, совсем не понимая, что она хочет сказать. Лили указала пальчиком на живот Джинни, а потом на нее саму.

— Ты! Светишься! Как… как снитч! Папа говорит, что снитч светится, когда его поймают!

Гермиона улыбнулась, очевидно, привыкшая к странным сравнениям своей дочери.

— Ох, Лили, не говори глупостей, — мягко поправила она.

В глазах Джинни выступили слезы, но это были слезы чистого, ошеломляющего счастья. Она прикрыла рукой рот, не в силах сдержать эмоции.

— Да, Лили, — прошептала она, глядя на девочку сквозь пелену слез. — Ты права. Я… я думаю, я действительно свечусь. Потому что я… я поймала свой снитч.

Гермиона удивленно посмотрела на Джинни. Что-то в ее лице подсказывало, что это не просто хорошее настроение. Но прежде чем она успела спросить, Лили потеряла интерес и снова уткнулась в свою веточку — палочку.

Джинни поспешно промокнула глаза салфеткой, чувствуя себя немного смущенной, но невероятно счастливой. Встреча с Гермионой и Лили, этот маленький, неожиданный момент, только усилил ее радость и уверенность. Она видела перед собой доказательство того, что прошлое — это прошлое, и оно прекрасно в своем месте. А ее будущее… ее будущее сейчас лежало у нее на ладони, маленькое и невидимое, но уже такое реальное и сияющее, как пойманный снитч.

* * *

Тишина кабинета Драко встретила Джинни, когда она несмело шагнула за порог. Солнечный свет, пробивающийся сквозь высокие окна, падал на массивный, заваленный пергаментами и магическими артефактами стол, за которым сидел её муж, целиком погруженный в работу. Его светлые волосы падали на лоб, а брови были сведены в привычной концентрации.

Краем глаза она уловила движение у окна. Там, окутанная легкой дымкой полумрака, стояла Нарцисса Малфой. Ее фигура была прямой и элегантной. Нарцисса, казалось, просто смотрела на улицу, но когда Джинни вошла, ее лицо, обычно сдержанное и безупречно спокойное, на мгновение застыло, поймав взгляд девушки. Наверное, что-то в лице Джинни — может быть, непривычный румянец, легкое сияние в глазах или едва уловимое беспокойство — сказало Нарциссе больше, чем любые слова. Не проронив ни звука, лишь слегка кивнув, женщина плавно, почти бесшумно скользнула к двери и быстро вышла, оставив их вдвоем.

— Драко…

Шелест пергамента, в который был погружен мужчина, оборвался. Он резко вскинул голову, отрывая взгляд от исписанных строк и официальных печатей. Лицо, напряженное от сосредоточенности, смягчилось, когда он увидел ее. А затем его глаза, цвет которых в этом освещении казался еще более пронзительным, впились в ее лицо с такой пристальностью, что у Джинни перехватило дыхание. Да, он смотрел на его жену. Не ту, с кем они заключили холодное, расчетливое соглашение несколько месяцев назад. Не ту, чье имя появилось рядом с его лишь для соблюдения формальностей и приличий. А ту, чье присутствие теперь наполняло его жизнь смыслом и теплом, о существовании которого он прежде и не подозревал.

— Что такое?

Джинни ощутила жар в щеках и опустила взгляд на полированный пол. В памяти мгновенно всплыли обрывки той ночи: душный воздух пропахшего элем и виски бара, смех, их страстный пьяный поцелуй, и его испорченные дорогие туфли. А потом возмутительное предложение о «взаимовыгодном фиктивном браке» — произнесенное в её квартире на следующий день. Кто бы мог тогда, в том хаосе опьянения и отчаяния, представить, что эта странная сделка приведет их сюда? Что за холодными договоренностями вырастет нечто подлинное, глубокое, неумолимое? Что они полюбят друг друга?

— Кое-что произошло… Драко.

Мысли эти вызвали волну нежности и благодарности. Джинни неосознанно, почти инстинктивно, подняла руку и положила ладонь на свой пока еще плоский живот, словно защищая или просто ощущая незримое чудо внутри. По ее губам скользнула тихая, светлая улыбка, полная скрытого знания и невысказанной радости, которую она пока не могла выразить словами.

— Что?

Все это — ее смущение, опущенный взгляд, эта улыбка, этот жест — сложилось в сознании Драко с ошеломляющей быстротой. Его пристальный взгляд проследил за движением ее руки, задержался на ее ладони, лежащей на животе, и в этот момент мир вокруг него как будто замер. Серая радужка его глаз расширилась, зрачки потемнели от внезапно нахлынувшего осознания, от шока, который был слаще любого триумфа. Уголки его рта дрогнули. Он медленно, словно не веря в реальность происходящего, поднялся из-за стола, его стул со скрипом отодвинулся назад.

— Правда?

— Да.

Секунда тишины, наполненная лишь стуком двух сердец, показалась вечностью. А затем любая сдержанность рухнула. С негромким выдохом, похожим на имя Джинни, сорвавшееся с его губ, Драко шагнул к ней. Они кинулись друг другу навстречу, преодолевая небольшое расстояние, разделявшее их. В следующее мгновение ее руки обвились вокруг его шеи, а его — крепко обняли ее за талию, прижимая к себе так, словно он боялся, что она исчезнет.

Время словно остановилось в этом прочном, спасительном объятии. Мир за пределами этого кабинета, за этими стенами, перестал существовать. Были только они вдвоем, два сердца, стучащие в унисон. Джинни чувствовала, как под ее щекой бешено колотится его сердце — или это было ее собственное, отражающееся эхом в груди Драко? Она не знала, да и не могла разобрать. Важно было лишь это ощущение его силы, его тепла, его присутствия — такое реальное, такое необходимое.

Спустя мгновение, которое показалось одновременно бесконечным и слишком коротким, Драко чуть ослабил объятие, но рук не убрал. Он отстранился ровно настолько, чтобы посмотреть ей в лицо. Его глаза, все еще немного расширенные от потрясения, теперь светились таким глубоким, чистым счастьем, что у Джинни перехватило дыхание во второй раз за вечер. Исчезла вся присущая Малфою сдержанность, вся его холодность и ирония. Перед ней был мужчина, чье сердце только что сделало огромный, необратимый прыжок в новую, удивительную реальность.

— Мерлин, Джинни, я так тебя люблю! — прошептал он, и ее имя в его устах прозвучало как молитва, как признание, как первый звук их общего будущего. Его пальцы нежно прошлись по ее щеке, стирая, возможно, невидимую слезу или просто ощущая тепло ее кожи.

Вместо слов, Джинни просто кивнула, ее глаза были полны ответной нежности и слез радости, которые она больше не пыталась сдержать. Ее рука все еще лежала на животе, теперь уже не неосознанно, а с полным пониманием того, что она там чувствует — не просто физическое присутствие, а воплощение их любви, их надежды, их невероятной истории.

Взгляд Драко снова опустился к ее руке, а затем переместился на ее живот. Его собственные руки, которые до этого крепко держали ее, теперь с трепетом и невероятной осторожностью легли поверх ее ладони. Это был жест одновременно нежный и защитный, жест принадлежности и обещания. В этот момент он, Малфой, всегда контролирующий, всегда держащийся в тени своих планов, полностью отдался чувству. Его большой палец медленно погладил тыльную сторону ее ладони, словно он уже чувствовал под ней новую, крошечную жизнь.

— Наш, — выдохнул он, и на этот раз в его голосе была не только нежность, но и нотка изумления, почти благоговения.

И в этот момент, стоя посреди кабинета, освещенного заходящим солнцем, среди пергаментов и магических артефактов, они чувствовали себя не двумя людьми, заключившими странную сделку, и даже не просто мужем и женой, нашедшими друг в друге любовь. Они чувствовали себя началом чего-то нового, прочного и удивительного. Началом семьи. И это знание окутало их теплом, которое было сильнее любого защитного заклинания. Будущее внезапно стало не пугающим и неопределенным, а ярким и желанным, полным новых надежд и радостей, которые они теперь разделят втроем.

* * *

Последующие месяцы, были наполнены ожиданием, тихой радостью и удивительной, непривычной для Драко нежностью. Мир Малфоев и Уизли, казалось, сошелся в одной точке, осторожно, шаг за шагом. Они прошли через все вместе: через волнение первых недель, через выбор колыбелей, через первые, едва уловимые шевеления, которые заставляли Драко замирать и прикладывать ладонь к животу Джинни с благоговением.

И вот теперь, спустя чуть больше года, они стояли в большом зале Малфой-Мэнора, который сегодня был освещен не холодным величием, а мягким светом свечей и рассеянными солнечными лучами из высоких окон. Атмосфера была торжественной, смешанной с непривычной теплотой, которую привнесли сюда их гости. Сегодня был день крестин. День, когда их чудесная тайна обретала имена и место под солнцем.

В центре всего этого, окруженные легким кружевом и мягкими одеялами, в двух старинных, богато украшенных колыбельках тихо бодрствовали два крошечных свертка. Скорпиус и Антарес. Два имени, выбранные с осторожностью и любовью, каждое со своей историей, каждое знаменующее начало. Скорпиус, как дань традиции Малфоев, но теперь не просто имя, а имя их сына. Антарес, яркая звезда, выбранная под влиянием Джинни, несущая в себе что-то от ее света и энергии.

Драко стоял рядом с Джинни, его обычно строгий профиль был смягчен нежностью, когда он смотрел на колыбели. На нем был парадный костюм, который ему очень шел. Его внимание было приковано не к собравшимся гостям — членам обеих семей, некоторые из которых все еще с трудом свыкались с происходящим — а к двум крошечным личикам. Он чувствовал легкое прикосновение руки Джинни к своей, и это простое соприкосновение говорило о большем, чем любые слова. Ее лицо, сияющее от счастья и немного усталости, было обращено к сыновьям, и в нем читалась бесконечная, всепоглощающая материнская любовь.

Голос священника, проводившего древний магический ритуал крещения, звучал тихо и торжественно, произнося имена: «Скорпиус Гиперион Малфой… Антарес Финниан Малфой…». Каждое имя, произнесенное вслух, закрепляло реальность, рожденную из нереального. Вокруг них стояли близкие: Нарцисса Малфой, чье лицо сегодня было лишено обычной строгости, и ее глаза, полные слез, выдавали скрываемое волнение; Молли Уизли тепло улыбалась и хлопала по плечу Нарциссу, утирая платочком слезы. Артур Уизли с огромной добротой и теплотой улыбался дочери и внукам. Люциус Малфой стоял чуть поодаль, но Джинни видела слезы в его глазах и робкую улыбку. Драко признался, что именно отец предложил выбрать Джинни в качестве фиктивной жены. И даже ее братья сегодня были здесь, чья яркая энергия ощущалась даже в этой формальной обстановке, их улыбки были широкими и искренними. Это была картина, еще пару лет назад совершенно немыслимая.

Драко поймал взгляд Джинни, когда священник завершил ритуал. В этом взгляде было всё: и воспоминание о прошедшем, о страхе и облегчении; и невысказанная благодарность за то, что они построили; и бесконечная любовь к этим двум крошечным жизням, которые лежали перед ними, такие хрупкие и такие реальные. Кульминация их странного, невероятного пути.

Он медленно, осторожно взял крошечную ручку Скорпиуса, ощущая невероятную мягкость его кожи. Затем повторил жест с Антаресом. Это были их сыновья. Настоящие. Рожденные из любви, которая выросла из самых неожиданных обстоятельств. Это было не фикцией, не сделкой, а самой подлинной реальностью.

Скорпиус и Антарес. Два имени. Два мира, объединенных теперь навсегда под фамилией Малфой, но несущие в себе кровь и свет Уизли. Глядя на их спящие личики, Драко и Джинни знали, что их история только началась. Это был их дом, их семья, их новое начало. И оно было прекрасным.

* * *

Пять лет пролетели, словно один долгий, счастливый вдох. Пять лет, которые соткали из нитей неожиданной встречи, фиктивной сделки и подлинно выросшей любви прочное полотно их семейной жизни. Малфой-Мэнор, когда-то казавшийся воплощением холодной истории и одиночества, преобразился под влиянием яркой энергии Джинни и неугомонности их сыновей.

И вот теперь, спустя пять лет после крестин Скорпиуса и Антареса, они сидели — на террасе уединенной виллы на небольшом, залитом солнцем острове где-то в Средиземноморье. Легкий морской бриз приносил запах соли и цветущих растений, а внизу, на частном пляже, два пятилетних сорванца, близнецы Скорпиус и Антарес, звонко смеялись, гоняясь за мелкими крабами и строя замки из песка с энтузиазмом, свойственным лишь детям в их возрасте. Светлые волосы, унаследованные от Малфоев, были выгоревшими от солнца, а щеки разрумянились от беготни.

Джинни откинулась на плетеном кресле, наблюдая за ними с нежной улыбкой. Ее когда-то огненно-рыжие волосы немного выцвели на солнце, но в глазах по-прежнему горел озорной огонек. Она чувствовала себя абсолютно счастливой и умиротворенной. Жизнь, которую они построили вместе, была совершенно не похожа на ту, о которой она могла мечтать в юности. Сейчас она была лучше её мечтаний.

Драко сидел рядом, с бокалом прохладного напитка в руке, но его взгляд, как и взгляд Джинни, был прикован к пляжу. На лице играла редкая для него, но такая привычная для Джинни в последние годы, расслабленная, теплая улыбка. Он больше не был напряженным, вечно начеку. Отцовство и семейная жизнь смягчили его острые углы, высветив скрытую под ними глубину и привязанность.

Он повернул голову к Джинни, и их взгляды встретились. В серых глазах плескались солнечные блики и что-то еще — глубокая нежность и удовлетворенность. Он взял ее руку, лежавшую на подлокотнике кресла, и медленно погладил ее большим пальцем.

— Вот смотрю на них, — тихо сказал он, кивнув в сторону пляжа, — и понимаю, что это истинные Уизли.

Джинни вскинула голову и хохотнула.

— Только не рыжие.

Драко усмехнулся.

— И без бутылки.

Джинни фыркнула.

— Им всего пять, милый.

Драко искоса на неё посмотрел еле сдерживая смех.

— Угрожаешь?

Женщина повернула голову в его сторону и нагло подмигнула. По телу пробежали мурашки и внизу живота свело.

— Ты для меня всё, — серьезно произнес он.

— И ты для меня, — ответила она, наклоняя голову к его плечу.

Наступила короткая пауза, наполненная лишь шумом волн и смехом детей. Драко продолжал поглаживать ее руку, его взгляд снова скользнул к мальчикам, а затем вернулся к ней, но теперь в нем загорелась новая мысль.

— Джинни, — начал он, и его голос стал чуть тише, мягче. — Смотря на них… и смотря на тебя… Я много думал в последнее время, — он глубоко вздохнул, словно собираясь с духом. — Нам так повезло. Скорпиус и Антарес… они невероятные. Но…

Он остановился, взглянул ей прямо в глаза, и Джинни почувствовала, как замирает ее сердце.

— Я очень хочу, чтобы у нас родилась девочка, Джинни.

Предложение прозвучало так просто, так буднично, на фоне шума прибоя и детского смеха, но его смысл был огромен. Джинни уставилась на него, ее улыбка застыла на мгновение, сменяясь выражением чистого удивления, а затем медленно расцветая в нечто более глубокое. Девочка. Маленькая девочка Малфой-Уизли. Мысль была внезапной и прекрасной.

— Дочь? — переспросила она, ее голос был чуть хриплым от нахлынувших чувств.

— Да. Маленькая волшебница. С твоей улыбкой, может быть… или твоим характером.

Джинни глубоко вздохнула и посмотрела на голубое небо.

— Что скажешь, Джинни? Хочешь… попробовать еще раз? Подарить им… и нам… маленькую сестренку?

В этом вопросе было все: и признание его полного счастья с ней, и желание сделать их семью еще более полной, и удивительная, неприкрытая уязвимость. Джинни смотрела на него, на это любимое лицо, на его руки, которые когда-то казались такими далекими и холодными, а теперь были самым надежным убежищем. И она знала ответ, даже не успев его обдумать. Это было просто правильно. Будущее, которое когда-то началось с пьяного поцелуя и фиктивной сделки, теперь звало их вперед, обещая новые радости и долгую любовь.