Волки и Овцы (джен)

Малфой знал нескольких претендентов в помощники в данной проблеме. Но обратиться напрямую с таким вопросом к любому из них значило бы подвергнуть их всех опасности.

Эйвери был умён, начитан и сведущ в различных ритуалах. Благодаря его отцу, в том числе и темномагических. Но тут-то и крылась загвоздка. Его отец, хоть и не присягал на верность Тёмному Лорду, был опасен сам по себе. Он шёл к тем же целям, что и Реддл, но всегда подходил к выбору дорог с холодной головой. А чего стоили его ужасающие эксперименты на людях? Экриздис бы удавился от зависти. Хоть о нём в последние пару десятилетий ничего не было слышно, Люциусу было достаточно знать, что он жив. Не факт, что он не отслеживает деятельность единственного наследника. В конце концов, именно он по сей день официально является главой рода, и эльфы подчиняются именно ему. Не говоря уже о следящих артефактах.

Эйвери был бы прекрасным подспорьем в этом деле, но риск был слишком велик. Да и Лорд с лёгкостью сломает этого тюфяка. Определённо, Люциус не был готов потерять всё из-за чьих-то неразрешённых проблем.

Был ещё, конечно, Руквуд. Но ему Малфой не мог доверять по иным причинам. Августус — учёный. Рассудочный, дотошный, целеустремлённый. И порой совершенно бессердечный. Люциус не мог назвать его методы бесчеловечными, как бы сказал о том же старшем Эйвери или Волдеморте, но именно такими они могли быть, если результат, с точки зрения невыразимца, стоил того. Он и без того слишком многое знает. Остаётся надеяться, что это не выйдет им боком. Люциус не пожелал бы отдавать Рудольфуса на растерзание этому человеку, даже будь они просто знакомыми.

Если вспомнить о Долохове, чьи познания распространялись далеко за пределы боевых чар, то сложно было предположить, так ли хорош он в ритуалистике, как в знахарстве, например. Он совершенно точно мог определить проклятие, наложенное на волшебника, найти в кратчайшие сроки наиболее эффективное контрзаклятие или подобрать зелье не хуже Северуса. Тёмную магию он и вовсе будто чуял. А это не самый распространённый талант среди британских магов, надо сказать. Люциус бы не удивился, узнав, что Лестрейнджи «нахватались» этого именно у Долохова, если бы у него была уверенность, что подобному возможно научиться.

В пользу Антонина так же говорила убеждённость, что тот не предаст Рудольфуса. Он, безусловно, был на стороне Лестрейнджей. В этом Малфою довелось не раз удостовериться. Однако о наличии необходимых знаний в нужной им сфере ему не было ничего известно.

Кроме этих троих и самого Руди, имелся ещё один вариант. Но с ним могли возникнуть сложности совсем иного характера. Многие годы этот маг был личной тайной Малфоя. Обратиться за помощью к нему — не просто предать доверие, но и поставить на карту обе их жизни.

И всё же он был единственным, кто смог так долго скрываться не только от Светлой стороны, аврората, но и от самого Лорда, чьё клеймо по-прежнему, насколько Люциус знал, красовалось на его предплечье. Даже его ближайшая родня верила в его гибель по сей день. И одно это сохраняло ему свободу и жизнь. Именно ради этого он ушёл с головой в науку. Кто бы мог поверить тогда, в годы его безрассудной юности, что Эван Розье не просто усмирит свой буйный нрав, но и достигнет таких высот в изучении магических искусств? Малфой поверил и не прогадал.

Хотя сам Эван не горел желанием возвращать своё имя и наследство, в душе Люциус надеялся, что однажды тот вернётся в Англию, восстановив себя в правах. Причина такой привязанности была для кого-то банальной, для иных противоречила образу Сиятельного Лорда Малфоя. Розье был своим. И Люциус бы предпочёл, чтобы в его ближайшем окружении были исключительно свои.

Они были знакомы с раннего детства. Разница в возрасте была несущественна для ребяческих шалостей, а позже и для достижения общих целей их организации. Эван всегда был ярким, энергичным, неусидчивым в годы юности. И он был равным. Малфой с трудом выносил тех, кого считал ниже себя, и сторонился тех, кто значительно превосходил его, не имея рычагов давления на них. Любой же конфликт с Розье можно было решить магической дуэлью, в которой нельзя было вычислить победителя до её завершения. Это доставляло им обоим нескрываемое удовольствие, сравнить которое можно было лишь с ночью страсти с любимой женщиной. Для тех, в ком вовсю кипит кровь, а молодость кажется вечной, большего и не нужно.

Так что, когда одним ясным днём его друг буквально выпал из камина в окровавленной, местами обугленной пожирательской мантии, Люциус сразу понял, что Розье с его характером в этой войне не выживет. Как ни странно, Эван с доводами приятеля согласился сразу. У него были на это причины, но узнал о них Люциус гораздо позже.

А тогда они разыграли красивый спектакль. И совершенно не жаль того безмозглого, слишком рьяного вчерашнего школьника, которым пришлось пожертвовать ради реализации их простенького плана. Ему следовало понимать, что, пополняя ряды Пожирателей Смерти, ты не только пытками над беспомощными магглами развлекаться будешь. Все карты чуть было не спутал Каркаров. Но, как он сам некогда выражался: «Законы святы, да законники супостаты». Его никто слушать не стал. А позже было резонансное дело Лонгботтомов, и про Розье все позабыли.

До возрождения Лорда им доводилось не только тайно переписываться, но и встречаться лично. Каково же было удивление Малфоя, когда Розье поведал о своём новом увлечении. Почему-то Люциус никогда не ассоциировал Эвана с наукой. Но тот так горел желанием избавиться от метки, что, похоже, увлёкся. Удивительно было слышать от этого фанатично преданного Лорду мага о жгучей неприязни к последнему. Но лишь до тех пор, пока француз не рассказал свою печальную историю.

Если Лорд желал привязать своего и без того верного последователя ещё сильнее, забрав у него невесту, он очень сильно просчитался. Для Эвана это должен был быть не просто брак по расчёту. Он любил. Так, как может любить юное сердце — горячо, страстно, безрассудно. И чувства были взаимны. Оставалось лишь гадать, чего стоило такому эмоциональному и несдержанному человеку, как Розье, скрывать свою боль и ненависть. Но он смог. Никто, кроме Люциуса, так и не узнал его секрет.

Теперь же перед Малфоем стояла дилемма. Он бы очень хотел убедить себя, что никакого риска нет, но прекрасно понимал, что шанс потерять всё отнюдь не призрачный. Конечно, Розье научился за эти годы мастерски играть в прятки с самыми сильными магами столетия, но Люциус понимал, что достаточно оступиться лишь раз. Он должен был выбрать между ними. Но с той чаши весов, где сидел, вцепившись пальцами в голову, встрёпанный и растерянный Рудольфус, на него смотрели ещё две пары глаз, так похожих на его собственные. И он успокоил свою совесть тем, что выбора, как такого не было.