Секрет Небес: Наследник (гет)

Тео, как всегда, опаздывал. Он чувствовал это по горячему лучу солнца, который скользнул с виска на щеку; по притихшим крикам во дворе — шла середина дня, вся жизнь отступила в тень, люди предпочли скрыться от жары в прохладном каменном замке. Двор обычно шумел: Цитадель готовилась принять турнир. Торговцы гнали скот через Грязные ворота; по Тропе Цитадели качались повозки, наполненные до верхов овощами, фруктами, бочками с сладким вином и горьким пивом. В городе стуку кузнечных молотов подпевали нежные стоны шлюх из ласковых домов. Всегда шумная столица, похожая на комок шевелящихся червей, вдруг стала роем насекомых, теснящихся у матки. Суетливых, беспокойных, без продыху жужжащих. Обычно гуляния длились шесть дней: день отдавался на открытие турнира; затем четыре дня сражались чемпионы, на шестой день обычно турнир завершался пышным пиром. Близкие королю дома оставались еще с половину луны, проводя время за охотой на вепрей в Королевском лесу и танцуя на пирах.

Указательный палец скользил по черным строчкам на желтом сухом пергаменте. Тео перепроверял имена, кому окажут честь и позволят остановиться в замке на время празднований, а кому придется искать приют в городе. Список первых надлежало отнести командующему кастеляну замка. От Шири приехал Томас Блэквуд Ширский, не упускающий возможности на общем турнире померяться силой с далекими родственниками из Водных просторов. Правда те часто пренебрегали подобными приглашениями, оправдываясь тяжелым и опасным путем. С Равнины тянулись фургоны Фростов, Браунов, Филдов и Хиллов с берега — младшей ветви самого лорда Уильяма.

Юг. Тео показалось, что из окна повеяло ароматом трав с Цветочного поля, зажурчала льдистая Озорная. Дом. Сатана прислал птицу и просил позволения остаться с больной супругой дома. Как же. Наверняка показаться на людях после позорной выходки сына казалось непозволительным для такого гордяка. Однако его знаменосцы не забыли о долге: Фолкнеры, Картеры, Джоссе. Фаньяно.

Кончики ушей Тео покраснели, когда палец коснулся ее имени.

Вспомнив, что его, наверное, уже ждут на совете, Тео всполошился, наскоро похватал книги и почти выскочил из своего кабинета. Прижимая к груди записи, он почти бежал по широким коридорам замка, надеясь не заплутать. Этот замок, древний и запутанный, начал свою историю несколько тысячелетий назад, как бабушка Вардариссы заложила первый камень. Когда Шепфа и Шепфамалум заявили притязания на престол, королевский замок представлял собой изящный комплекс, скроенный из мягких арок, острых шпилей и деликатных куполов. Как и сама Цитадель в то время, замок полнился воздухом, по коридорам и лестницам запросто могли пускать ряды фургонов. Новый лорд — новая крепость, поэтому вскоре после Раскола замок стал меняться, его облик стал тяжелеть, как и сердца жителей Цитадели. Шпили утратили стройность и стали грузными башнями, купола оплыли, как лицо пропойцы, по краю подросших крепостных стен вместо каменных рогов проступали кривые зубцы, похожие на лучи солнца. Новый дом рождался из старого. Двести лет понадобилось Шепфа, чтобы завершить строительство. Однако ему не удалось совсем стереть воспоминания о прежних хозяевах: всякий раз находился то лаз, то ход, то целая комната, запечатанная вековой пылью и тенями прошлого.

Из-за угла вдруг выпорхнула и проскользнула мимо, шурша юбками, стайка служек. От неожиданности Тео выронил книгу, желтые листы разлетелись по пыльному камню. Бросив недовольный взгляд вслед девушкам, парень опустился на одно колено и стал собирать разлетевшиеся бумаги. До его слуха донесся бархатный, но раздраженный голос Торендо, и Тео тихонечко, но горько вздохнул. Из-за опозданий Тео всегда оказывался там, где не нужно, и тогда, когда его совсем не ждали.

Торендо говорил с Альвией, своей дочерью, и живой разум Тео мгновенно представил ее красивое, но глупое и лишенное красок и ума лицо, с вечно приоткрытым, как у рыбы, ртом.

— Отец, — в этот момент она, верно, опустила белые ресницы и приложила узкую ладонь к сердцу, — клянусь тебе памятью покойной матушки. Я не брала никакого зеркала!

Она врала. Видимо, дело совсем худо, раз Альвия прикрывается такими сокровенными вещами. Тео захотелось зажать себе уши, он поджал губы от досады. Листы давно были собраны, но продолжать путь и выдать себя он не мог.

— Ты не в первый раз грабишь мою сокровищницу, чтобы награждать королевского дурака и своих недалеких друзей, — голос Торендо звенел льдом, — но в этот раз твои детские пальцы забрались слишком далеко, — Альвия вскрикнула, видимо, Торендо схватил дочь за руку, — это зеркало нужно нам. Понимаешь, Альвия? Для общего дела. Твоего и моего, — его голос потеплел, — ты ведь хочешь, чтобы отец нашел для тебя лучшего мужа, правда? Ты хочешь жить во дворце, танцевать на маскарадах и слушать бардов, которые слагают музыку о твоей красоте. Поэтому, Альвия, ты вернешь зеркало до заката.

Судя по тяжелым шагам, мужчина пошел прочь, а девушка появилась из-за угла. Платье молочного шелка делало ее кожу еще бледнее, белые волосы растрепались, на руке остался алый след от пальцев. Альвия улыбалась, распахнув бледно-голубые водянистые глаза, словно и не было строгого разговора. Увидев Тео, она радостно воскликнула:

— Теобальд! Как я рада вас видеть! Приходите вечером во внутренний дворик, — она заговорщицки понизила голос и приложила к светло-розовым губам ладошку, — у меня сегодня странник, прибывший из Бхеанайя, он будет рассказывать истории! Говорят, он бывал в краю, где у людей вместо лиц — звериные морды, лошадиные, волчьи, кабаньи. Они седлают громадных кошек, и кожа у них синяя-синяя, — она испуганно поежилась, и на острых плечиках появились мурашки. Казалось, что эти сказки страшат ее больше, чем гнев отца.

Тео не было дело до семейных перипетий Ронтесов, он лишь понадеялся, что Торендо отошел достаточно далеко и не услышал дочь. Альвия знала манеры замечательно. Ее с детства окружали девушки, прививавшие малютке прекрасное. Но она пренебрегала всем, что вкладывали в ее изумительную головку.

— Альвия, вы уверены, что вас не накажут? — Тео даже не думал о том, что Альвия обвинит его в подслушивании. Она слишком проста для этого, — не запрут в комнате или что-то вроде того…

— А! — Альвия беспечно махнула рукой, — столько шуму из-за какого-то осколка. Отец отходчив. Прощайте, Тео! Приходите вечером обязательно!

Легкая и тонкая, она проскользнула мимо, даже белые локоны не качнулись в такт шагам. Тео стоял, брошенный со своими книгами, задумчиво глядя вслед. Ему стало интересно, каким Торендо был отцом, когда на него не смотрели люди. Глядел ли он на Альвию как на капитал, как всякий лорд? Или в самом деле нежил и баловал дочь? Перед взором появились нервные строчки, написанные рукой Шепфа и размытые там, где попадала влага: «Акасналум II погибла во время Жаркой ночи — пока огонь съедал Торговые ряды, болезнь забрала жизнь семнадцатилетней девушки». Тео встряхнул головой, прогоняя образ пламени и крови, и поспешил на совет. В последнее время ему как книгодержателю приходилось присутствовать все чаще из-за подготовки к турниру, но советы Тео не любил. Он прилагал чудовищные усилия к тому, чтобы разглядеть слова с двойным дном и обнаружить истинную суть разговора. Тео искренне не понимал, почему не начать всем говорить друг другу правду и общаться прямо. Зачем нужны эти загадки? Он чувствовал себя гораздо надежнее и спокойнее в мире твердых цифр и счетов.

Даже толстые двери Зала Совета не могли укрыть происходящее внутри. Спор шел жаркий, Ребекка горячилась. Двери устало скрипнули, раскрывшись, выпуская возгласы наружу, но на Тео никто не обратил внимания. Лишь Амикус, сидевший на плече у Эрагона, повернулся и молча раскрыл белый клюв, обнажаяя красную пасть. «Шепфа здесь», — отметил Тео удивленно, — «Наверное, мне являться не стоило. Вряд ли речь пойдет о казне». Дождавшись паузы, Тео почтительно поклонился и спросил дозволения. Король слегка кивнул, разрешая войти. Тео под внимательным взглядом ворона занял место напротив Торендо. Ребекка не стала дожидаться, пока книгодержатель устроится, и продолжила:

— Маль скоро достигнет Небес.

Торендо лениво махнул рукой, будто отгонял муху:

— Не каждая волна приносит шторм. В конце концов, с ним нет Шепфамалума. Откуда уверенность, что это не побег из Аскетгарда?

— Две барки и пять галер. — Ребекка откинулась на спинку стула, и Тео заметил ее корсет цвета золота, похожий на броню. Она выдохнула и продолжила спокойно, словно говорила с ребенком: — Люди, провизия. Долго же он собирается бегать. Как минимум до Водных просторов: мальчик отправится к Толлэкам, чтобы собрать армию.

— Слова — круги на воде, — сказал Торендо беззаботно.

— Не в том случае, когда круги оставляет человек из отряда Сильвии, — вмешался Эрагон, — тому, кто наушничает для Шепфамалума, придется тщательнее следить за здоровьем нашего друга, потому что его смерть мгновенно выдаст предателя, — Амикус тремя глазами наблюдал за тем, как бледнел Торендо. — Брустрик Харвестоун передал нам намерения Маля.

Торендо наклонился к столу, и хищный взор Винчесто устремился к нему.

— Маль и Эймар — дети, — настаивал Ронтес, — мальчишке Толлэков — пятнадцать…

— Ничего не могу сказать насчет калеки, но Маль? Невинное дитя? — снова вступила Ребекка, — он выбирает служанок посимпатичнее и загоняет девушек в лесу, словно дичь. Тела находят истерзанные собачьими укусами и колючими ветками, с тьмой стрел в спине и ногах. Брустрик говорит, что мальчик искусный стрелок. Но он никогда не целится в сердце, чтобы облегчить страдания бедняжкам.

Наступила тишина. Шепфа молчал, слушая и взвешивая. Солнце играло золотом на черной маске, не выражающей ничего. Глаза устало прикрыты — казалось, он и вовсе заснул. Побег это или мятеж? Тео понял: совет планировал убийство Маля. Мальчишке грозит смерть в любом из случаев. Тео вздохнул и неожиданно даже для себя сказал:

— Я согласен с Торендо, — и добавил громче, чем планировал: — Очнитесь, это тучи, а не тень меча.

Винчесто посмотрел на Тео разочарованно. Ребекка поджала губы. Эрагон обратился к Шепфа:

— Пока государству нет угрозы. Отправьте пятьсот мечей к Толлэкам и восемьсот — навстречу Малю. Это должно остудить их пыл.

— С ним отряд Сильвии. Астрик стоит минимум двухсот, — добавила Ребекка.

— Что ж, отправим тысячу, — произнес Винчесто.

Тео подсчитывал, во сколько обойдется такой поход накануне турнира. Дешевле, чем война. Эймар Толлэк — глухой, глупый от рождения мальчик. Такой с охотой поиграет в солдатиков. Побег или мятеж? Маля следовало остановить.

Шепфа снова едва заметно кивнул и обратился к Торендо.

— Когда-то вы заслужили мое доверие тем, что похитили у сестры корону Вардариссы, — Тео понимал, почему Шепфа заговорил о доверии. Казалось, каждый участник совета подозревал Торендо. — Самое время вернуть реликвию суккубам. Отправьте ее Триаварди. Королева расценит верно этот жест.

Покои короля ясно предстали перед взором Тео: повсюду — головные уборы, среди которых блестит серебром венец с закрученными рогами. Дыхание перехватило от того, что древнее сокровище хранилось с такой небрежностью. Впрочем, древним оно вполне считалось для людей. Не для Шепфа.

— Где же Шепфамалум? — спросил Винчесто, нахмурив орлиные брови, — почему не присоединился к Сильвии и Малю?

— Отплыл в Тосшос. Может быть, он тоже ищет, — проговорил Эрагон, обращаясь к Шепфа, и только король понял, о чем речь. — Брустрик также сообщил, что Мидеро Хайтор погиб от голода в темницах Аскетгарда. Как знать, возможно, он так и не достиг Афиума.

— А младший ушел в Сироты, — мрачно сказал Винчесто, — какая жалость. Дома Хайторов больше нет.

— Многие дома погибнут, если Маль встретится с братом, — сказал Шепфа в пустоту. Тео не понял, о чем он. Ребекка выпрямилась, расправив плечи, словно готовясь принять удар. Золото корсета красиво сочеталось с изумрудным бархатом платья.

— Этого не случится, — она бросила взгляд на Торендо, — Фидеро только что вернулся из Школы. Он подтвердит.

Смутная тревога царапнула сердце Тео. Медные глаза Шепфа всего мгновение изучали Ребекку, и затем король склонил голову. Его голос звучал особенно грустно.

— Такова цена, — произнес он, убеждая самого себя. Тео чувствовал: эти два слова дались Шепфа тяжело, и от этого беспокойство лишь усилилось.

— Где же Фидеро? — спросил Торендо. Тон его был беспечен.

— С Сиротами, полагаю — у него всего два развлечения. Веселить вашу дочь и рассказывать небылицы тем, кто умеет только слушать, — отрезала Ребекка.

Совет завершился. Шепфа покинул место первым: советники поднялись, поклоном провожая короля. Следом уверенным и резким шагом вышла Ребекка. Она не любила уступать, но ей пришлось повиноваться слову Шепфа. Вряд ли Ребекка осталась довольна решением совета. «Мечом и огнем», — вспомнил Тео девиз дома Уокеров. «И многой кровью» — добавляли некоторые после знакомства с Ребеккой. Сжатые губы выдавали гнев, который она пыталась сдержать. Женщина едва ли сомневалась в своем решении погубить Маля. Он виделся ей мальчишкой: жестоким, с темными наклонностями и обагренными кровью руками. Торендо, напротив, выходил медленно, сохраняя на лице ленивую полуулыбку.

Уходя, Тео бросил взгляд на опустевший зал, усталые стены которого впитали ропот голосов, спор и угроз. «Это всего лишь буря», — думал Тео, — «Бурю можно переждать». Но тяжелые думы терзали сердце Тео. О чем говорила Ребекка? Неужели Шепфа, защитник государства, страшится подростка? Неужели поддержание мира в королевстве требует убийств? Что же это за мир такой, который требует крови? На верной ли они дороге или все же стоят на тропе, которая ведет к обрыву? Не заплутали ли они?

Арчи бы смог отыскать свет во тьме. Вот кто должен был встать рядом с Шепфа, чтобы вести его прямым путем честности и доброты. Арчи бы не допустил смертей, он бы решил все так, чтобы все остались живы. Только Арчи лежит, сломленный хворью, пришедшей на Юг — тогда Тео пришлось ехать в столицу вместо наследника. Он решил это сам, как взрослый, когда впервые увидел мать, рыдающую у постели Арчибальда. Дорога бы убила брата, и мать знала это. Впрочем, даже будь он здоров, она едва бы пережила разлуку с любимым сыном и рыдала бы не меньше. Тео горько вздохнул. Его она проводила со счастливой улыбкой, радуясь решению Теобальда заменить Арчи на службе.

Свет угасал, уступая место смутным сумеркам. Тяжелый воздух казался еще глуше и плотнее, чем днем, чувствовалась холодная свежесть от приближающейся грозы. Ночью молнии небо исполосуют небо, словно ножи — ткань, небесная высь затрещит, разрываясь и проливая дождь, задрожит земля от приступов грома. «Это всего лишь буря», — снова подумал Тео с улыбкой, — «Бурю можно переждать». Он направился к покоям командующего кастеляна. Сейчас он был слугой долга, передающим списки гостей, и эта роль нравилась ему больше, чем роль советника.

Тео продвигался по замку, и тихие, неспешные шаги тонули в гулкой тишине массивных, полутемных коридоров. Это была новая часть замка: закрытая, душная, давящая. Стены коридоров украшали старые гобелены, на которых выцвели сцены древних битв. Слабый свет факелов колыхался, оживляя лица героев, наблюдавших за длинной тенью Тео и тянущимся за ним следом тяжелых размышлений. Пройдя небольшой лестничный пролет, он оказался у покоев, где обычно жил Эрагон, когда не находился в своей башне Младшей маски — главного советника Шепфа. Дверь была закрыта, но Тео не мог не подумать о трех глазах Амикуса, которые, казалось, следили за ним даже сейчас.

Путь Тео лежал через тронный зал. В сумраке он показался ему мрачным, даже зловещим, исполненным величия и старинной силы. Зал строился еще суккубами, поэтому при свете он казался особенно воздушным, светлым и пустым. Стены, сложенные из белого камня с редкими нитями ониксового мрамора, поднимались высоко, теряясь во тьме, где царила вечная тень. На плитах пола темнели следы тысяч шагов тех, кто шел за королевской милостью. Золотой трон возвышался на пьедестале, сделанном из цельного камня, и его спинка, высотой с человека, казалась частью самой стены. Восседая на престоле, Шепфа казался не просто королем, а чем-то иным — скорее, частью самой истории, чей образ навечно вписан в холодный камень зала.

Перед троном Тео заметил фигуру Хранителя ветра. Невысокий, сейчас он виделся еще меньше своего роста. Фидеро стоял, погруженный в размышление, сцепив руки за спиной в замок. Его обычно хитрое выражение лица казалось усталым и решительным. Тео подошел, занимая место рядом. Впервые, быть может, Тео хотел поговорить с этим скользким человеком. Ему требовалось знать наверняка, о чем говорила Ребекка. Фидеро не обернулся на шаги. Оба смотрели на величественное кресло короля.

— Ребекка возлагает большие надежды на новости из Школы, — сказал Теобальд. Кажется, он все же научился высказываться так, как любой советник.

— Она замышляла убийство чудного мальчика, вы в курсе? — Фидеро повернулся к Тео, издевательская улыбка поселилась на губах. Тео похолодел, сердце обратилось в льдину: — Доброго, отзывчивого, честного.

— И это… случилось? — спросил Тео дрожащим голосом. Сколько интриг, сколько крови! Милый брат Арчи, как хорошо, что тебе не пришлось столкнуться с этим!

— Ну, пару свежих могил в Школе я видел, — забавлялся Фидеро.

— Если вы солжете Ребекке…

— Если я солгу Ребекке, Винчесто заставит меня жалеть об этом до конца жизни, — хитрое выражение вернуло краски лицу Фидеро, и он довольно добавил: — К счастью, в таком случае жизнь не будет долгой.

— Вы слишком обрадованы скорой смерти, — заметил Тео. Сердце понемногу успокаивалось. Каким бы ни был план Ребекки, вероятнее всего, он не осуществился — по крайней мере, если на эту мысль наводил слишком счастливый вид Фидеро. Впрочем, в случае с этим мужчиной уверенности не может быть ни в чем.

— Не стоит бояться смерти — так говорят мои друзья из Сирот, — ответил Фидеро, расплываясь в улыбке, словно желая подтвердить мысли Тео.

— Говорят? Они умеют только слушать.

— Это сказка для тех, кто не умеет слышать. Язык у них не только для еды.

Наступила тишина. Казалась, сама тьма застыла, ожидая. Раскатисто прошелся по залу первый гром, и Тео повернул голову на звук. Следом сверкнула молния, разрезав небо в широком окне пополам. Взявшийся ниоткуда ветер задул факелы, не тронув свечи, и стало еще темнее. Тьма молчала. Тео впервые, наверное, подумал о том, какой мрак хранили эти светлые стены, впитавшие за многие века и слез, и жестоких слов. Фидеро первым нарушил тишину. Его мягкий, тихий и серьезный голос раздавался отовсюду.

— Когда вы смотрите на трон, кого вы видите на нем?

— Что за глупый вопрос? — Тео даже смутился, глядя на пустое кресло, — Шепфа, разумеется.

— Ваша мать, верно, с вами не согласна.

Тео сжал зубы с такой силой, что свело челюсти.

— Она очень добра, только и всего. И к врагам, и к друзьям. Мы все одинаково истекаем кровью, когда нас ранят.

— Вот как? — спросил Фидеро бесцветным тоном, и Тео поразился этой перемене. — Милосердие заставило ее укрывать солдат Шепфамалума, зная, что Шепфа отберет мужа и после — наследника и любимого первенца? — Тео крепко сжал книгу, чувствуя, как ногти впиваются в кожу обложки. — Или просто Ириса видела на троне кого-то другого?

— Лодэ — не предатели, и Шепфа знает об этом, — жарко проговорил Тео, чувствуя, что говорит от открытого сердца, искренне, и правда придавала сил, — моя мать спасала умирающих мужчин, а не солдат Шепфамалума. Я благодарен Шепфа, что он сохранил жизнь моей семье и, можно сказать, взял меня на воспитание.

— О, вы благодарны Шепфа за то, что он отнял вас от матери? Сколько вам было? Двенадцать? — заметив эмоции Тео, Фидеро преобразился в весельчака. — Не обижайтесь. Обижаться на дурака — быть дураком самому.

Тео посмотрел на Фидеро так, будто увидел его впервые.

— А кого вы видите на троне, Фидеро?

Фидеро блаженствовал, и перед Тео снова стоял шут Его светлости, простой, как медяк.

— В первую очередь, я бы хотел видеть на нем человека, — он улыбнулся, и острые концы усов устремились вверх. — Может быть, девушку? На нее хотя бы приятно смотреть.