Чентра: Штошекалипсис (джен)

Экспедиция бодро двигалась вперёд, уже оставив за собой первые километры неизвестности. Запряженная Горобданом телега, слегка покачиваясь, громыхала по древней, мощёной камнем дороге. На телеге, в кресле рулевого, сидел Ушастый в излишне приподнятом настроении, и пытался, несмотря на тряску, писать ровно, марая уже третий лист летописи об историческом путешествии штошей под руководством мудрого Ушастого.

За спиной у Ушастого тряслись шеренги трёхлитровых банок с колбасой в маринаде, грея душу ответственного за материальную часть Ратаба своим нестройным хоровым позвякиванием, за ними располагались мешки с картошкой, ворох разнообразного барахла, бочка с водой, и, наконец, кустарная митральеза из шести разнокалиберных арбалетов на одной турели.

Ушастый с огорчением убедился, что результат его трудов абсолютно нечитаем. Отложив летопись, он окинул взглядом немногочисленный отряд. Благодаря умелой пропаганде, штоши — по крайней мере, некоторые — чувствовали себя героями, которым должны завидовать оставшиеся в штошнике. Ровная дорога тянулась через редкий лиственный лес, день был солнечный и моральное состояние штошей было весьма бодрое. Хотя, начнись, скажем, гроза, или более дремучий лес — их бы потянуло назад, как магнитом. Но сейчас они бодро трусили по прямой, как стрела, дороге, и только ответственный штурман Асат, изредка бросив взгляд на тяп-ляп-карту, где единственной подробностью была небрежно прочерченная дорога, ворчал себе под нос, что неплохо бы знать, к какой цели она, такая ровная, ведёт, не просто же так её, такую ровную, строили.

Ушастый, по древним картам, приблизительно знал, куда ведет дорога — к руинам города — но по понятным причинам это от штошей скрывал, не желая безвременной кончины экспедиции из-за суеверной боязни развалин.

Между тем, дорога пошла на подъём — начинались холмы, виданные ранее только в подзорную трубу. Штоши непроизвольно уменьшили дистанцию, только вперёдсмотрящий Шуся ещё больше оторвался от отряда. Через минуту штоши что-то заметили впереди, и все вместе дружно побежали рассматривать, даже ответственный за материальную часть Ратаб, который обычно шёл за телегой, проверяя, не свалилось ли что.

Ушастый прервал размышления, и послал ординарца — узнать, что случилось. Оказалось — штоши обнаружили сосну и теперь шумно дискутировали на тему «чегой-то с этой ёлкой не то...». Предположения высказывались самые оптимистичные: от «на пожаре обгорела» до «завры нижние ветки обгрызли».

Ушастый спешно прервал дискуссию, и скомандовал «полный вперёд». Штоши насторожённо двинулись дальше, только теперь младший помощник штурмана Ыт переместился в хвост колонны. Вскоре начался редкий, далеко просматривающийся сосновый бор, который стоил Ушастому невероятных нервов: шли они шли, да вдруг задумавшийся Гутморген порадовал всех вопросом:

— Это какой же величины должны быть завры, чтобы до такой высоты у ёлок ветки обгрызть?..

То есть сказал-то он, вообще-то, в критику данной гипотезы, но в результате штоши живо себе представили, какой величины должны быть завры.

— А ветки они обгрызли, чтоб штошей издали замечать, — необдуманно ляпнул Волосатый. Штошья масса возбудилась, перейдя в нестабильное, паникоопасное состояние...

Ушастый за последующие полчаса порядком охрип, втолковывая штошам, что сосны — это совсем не ёлки, и едва не пришиб Шусю, некстати вспомнившего, что у человеков таких деревьев полно... Наконец, двинулись дальше. Теперь перед телегой шли лишь вперёдсмотрящий, да нач. караульной службы Жохлат с большой дубиной. Ушастому, для поднятия морального духа штошей, пришлось облачиться в неудобные и скрипучие доспехи, и теперь он сидел на своём насесте, громкостью скрипа споря с банками с колбасой.

К полудню прошли километров десять, и остановились на привал на вершине большого, безлесного холма. Пока повара разливали по тарелкам колбасу в маринаде, а остальные штоши шумно и крайне бестолково распрягали Горобдана, Ушастый установил подзорную трубу на треноге, чтобы воспользоваться условиями хорошего обзора: холм был — один из самых высоких, по крайней мере, повыше того бугорка, на котором стоял замок.

Сперва он направил подзорную трубу на запад, в направлении дома. Вот за краем дальнего холма едва виднеется крыша штошника. Ни с чем не спутаешь, благодаря дикой расцветке... Вот замок, чётко видимый через синеватую дымку, за ним — равнина, окружённая справа и слева горами, уходит за горизонт, над которым плывут белые громады облаков...

Ушастый повернул трубу на юг. Вот горные хребты на той стороне долины уходят в голубую даль... Вот, кажется, неопрятная борода Волосатого, крупным планом... Причесал бы хоть раз. Вот хобот Горобдана, с любопытством замусолившего объектив...

Отогнав химера некультурными выражениями и протерев оптику, Ушастый повернул трубу на север. Вот тянется параллельно реке и маршруту экспедиции безымянный горный хребет, за который в своё время ходили закрывать Врата... А вот, слева по курсу, широкая пелена не то тумана, не то облаков... Возможно, это пар поднимается над долиной Кипящей реки... Впрочем, река эта, скорее всего, чисто мифическая. Да и всё равно в стороне от курса.

Ушастый повернул трубу вперёд, на восток, куда путь лежал. И, заглядевшись на Великий хребет, едва не просмотрел развалины города прямо по курсу, меньше, чем в километре. Верхушки полуразрушенных башен едва выглядывали из-за круглого бока холма, почти скрытые растущим на склоне лесом. Если бы Ушастый не проявил бдительность, или если б хоть чуть-чуть промедлили с привалом — вышла бы экспедиция к городу совершенно неожиданно, только перевалив холм, и оказались бы штоши вплотную к руинам. И занял бы у них обратный путь к штошнику от силы час...

Пометив город на карте крестиком, (штурман подозрительно воззрился на пометку, но подзорная труба уже была убрана в чехол) Ушастый проложил траекторию обхода подальше от развалин, и скомандовал поворот.

Настроившиеся было на долгий отдых штоши с неохотой свернули с дороги, и двинулись вниз, к лесу, по травянистому склону холма. Телегу немилосердно трясло, банки с колбасой торжественным перезвоном отмечали каждую кочку.

Говорить, что везение уже кончилось, было, пока что, рано. Лес оказался не особенно густой, со слабо выраженным подлеском. Несмотря на это, тут же прояснилось слабое место экспедиции: низкая маневренность длиннющей телеги. Штоши растерялись было, но Ушастый, выгадав подходящий момент, назидательно изрек заранее заготовленную фразу:

— Ну всё, прогулка кончилась, начинаем работать!

Вперёдсмотрящий Шуся с начальником караульной службы Жохлатом с большой дубиной составили рекогносцировочную группу с компасом, и, пыхтя, сновали вперёд — назад, прокладывая курс на ближайшие двести метров. Ответственный штурман Асат, придирчиво осматривая кусты, прокладывал уже конкретную колею для телеги, его помощники Волосатый и Ыт следили за проводкой мимо деревьев правого и левого бортов соответственно... Короче, дела шли расчудесно.

Ушастый, с неудовольствием уступивший место рулевого Проныру, тащился впереди телеги, лично принимая донесения от рекогносцировочной группы, чтобы вовремя замять вопрос о руинах, буде таковые попадутся на пути. Горобдан с философским терпением тащил тяжёлую телегу, мерно бурча что-то себе под хобот, и помахивая сорванным по дороге деревцем.

Прошли километр, потом ещё один. Руин не попадалось, настроение у Ушастого было приподнятое. Поэтому он не сразу заметил, что путь ведёт всё вниз да вниз. Зародилось нехорошее предчувствие. Скомандовал принять вправо. Не помогло: продолжали идти под гору. Вскоре предчувствия оправдались по полной: рекогносцировочная группа доложила о наличии поперек курса небольшой речки. Небольшая-то — небольшая, да только даже по оптимистичным, предварительным расчётам Ушастого, сделанным ещё дома, переправа через любой ширины реку должна была отнять полдня, не меньше: хотя плот на основе пустых железных бочек собрать было минутным делом — Каст проектировал на совесть — но ведь уйму барахла придётся возить по частям! да ещё телегу переправить, да штошей на плот не больше двух штук влезает.

Уставшие штоши уныло обсуждали предстоящую переправу. Кто-то — кажется, Гутморген — неосторожно высказал вслух крамольную мысль о ночлеге и Ушастый мгновенно сдетонировал.

Выслушав длинную и нудную лекцию о необходимой норме в двадцать километров в день, штоши уныло засобирались дальше. Ушастый, однако, скомандовал привал и стал изучать обстановку. Берега у речки были топкими, переправляться ему и самому не хотелось. Через несколько минут вернулись посланные на разведку Проныр, Шуся и Жохлат, и доложили о наличии в полукилометре вниз по течению большого моста, правда, частично разрушенного. Ушастый наличию моста обрадовался, и вскоре экспедиция бодро двигалась вдоль речки, вниз по течению.Склоны долины постепенно сближались, становясь всё круче, полоска ровной земли вдоль берега становилась всё уже, и Ушастый уже готовился скомандовать «полный назад», пока не утопили телегу, и попытаться найти обход, когда из-за поворота показался мост...

Ничто не действует так угнетающе, как встречающиеся на каждом шагу следы утраченного величия твоих предков... Задрав голову так, что забрало опрокинулось на затылок, Ушастый смотрел на удивительно гармоничные арки древнего каменного моста, на двадцать метров возвышающиеся над рекой, вровень с верхним краем долины. Что уж совсем добивало — мост пересекал долину под острым углом.

— И было им на затраты совершенно плевать. Нда...

Разрушенным оказался лишь центральный пролёт, причём причина разрушений так и осталась неясной: оставшиеся без опоры пятиметровые куски арки по обеим сторонам пролома держались, как ни в чём не бывало, наверно уже не первую сотню лет, демонстрируя невероятную прочность материала. Поминутно опасаясь ухнуть вместе с этим надломленным безобразием в воду, штоши спешно перекрыли неширокую брешь наскоро нарубленными брёвнами, и, понукаемые громко выражающимся Ушастым, перетащили на другой край телегу.

Несмотря на многообещающее вступление в виде огромных размеров моста, идти оказалось тяжело: прекрасно спланированная, широкая дорога не использовалась столь давно, что густо заросла высококачественным, особо прочным кустарником. Теперь пришёл черед штошей громко и некультурно выражаться, Ушастый же, с чувством выполненного долга, удобно устроился на месте рулевого, глядя вперёд, поверх кустов. Местность начала постепенно понижаться...

Вот так вот всё и случается... Поглощённый раздумьями о былом величии предков, Ушастый не обратил внимания, как дорога, полого и незаметно, погрузилась в необъятное болото. Вывела его из задумчивости перебранка штошей, пытающихся вытащить по оси увязшую во мху телегу. Солнце уже клонилось к закату, начинало холодать, и Ушастому, как и штошам, совсем не улыбалось провести всю ночь по колено в грязи, отбиваясь от комаров. Он некультурно выразился — в который уж раз за сегодняшний день — насчёт болота, поглотившего прямую и хорошую дорогу, и послал Проныра с Жохлатом с большой дубиной на разведку: любопытный, везде успевающий Шуся к вечеру совсем вымотался. А, пока что, скомандовал полный вперёд.

Штоши в открытую выражали недовольство, изо всех сил помогая Горобдану вытаскивать поминутно вязнущую телегу. По уши заляпанный грязью ответственный штурман Асат сбился с ног, мотаясь туда — сюда, чтобы отыскать более-менее проходимый путь. Скоро стало ясно, что если остановиться — телега начнёт погружаться и увязнет безвозвратно.

— Ничего, вот ещё немного — выберемся на берег, там и отдохнём! — подбодрил совсем было впавших в уныние штошей Ушастый.

Через минуту вернулись Проныр с Жохлатом, и рассказали, что дальше трёхсот метров пройти не могли, «там уже совсем трясина, даже штош увязнет, не то, что телега». Отряд в растерянности остановился, телега начала потихоньку погружаться...

— Ну что вы стоите!!! По сторонам, по сторонам надо разведать! Живо, один направо, другой налево!!! — взревел Ушастый, не желая безвременного окончания экспедиции из-за утраты матчасти. Проныр и Жохлат неуверенно (в сумерках, по болоту, да ещё в одиночку!) отправились на разведку. Ушастый, тем временем, чуть не пинками заставил штошей вытащить телегу, и начать разворот влево, раз уж вперёд двигаться нельзя. Вскоре его догадка подтвердилась: вернулся Проныр, доложил, что направо болото становится только непроходимей. Вероятно, оно являлось продолжением обширных трясин по берегам большой Реки. Чтобы хоть что-нибудь различать в быстро наступающей тьме, штоши подожгли несколько входящих в комплект экспедиции факелов.

«Что-то Жохлата долго нет,» как раз думал Ушастый, когда впереди, в кромешной темноте, раздались отчаянные крики о помощи. Крупный Жохлат с большой дубиной был для штошей моральной опорой. Поэтому поняв, что он попал в беду, штоши внутренне дрогнули. На помощь, однако, бросились всем скопом, оставив коротконогого, не приспособленного к перемещению по болотам Ушастого нещадно погонять Горобдана.

Вскоре штоши вернулись, неся Жохлата на руках. На шее у него вздулся огромный, багрово-синий волдырь — след комариного укуса. Уложив Жохлата на телегу, штоши, даже без команды Ушастого, развернулись назад, на запад, и с новыми силами стали выбираться из болота. Откуда-то с басовитым гулом налетели ещё два комара, штоши вовремя спалили их факелами.

Выбраться из болота и найти малюсенький сухой пятачок для ночлега удалось лишь далеко за полночь, вымотавшись впрок дня на три...

Следующий день провели на том же месте. Отсыпались, лечили Жохлата. Ушастый, призвав на помощь всё своё ораторское искусство, старательно пудрил штошам мозги, разглагольствуя о важности предварительной разведки местности, и периодически отсылая на эту разведку самых недовольных.

К вечеру постепенно стало ясно, что обходить болото придётся с севера, куда, сходясь, уходили два ближайших хребта. Ушастый мрачно думал о том, что придётся, наверно, делать двухдневный крюк. Было похоже, что болотом подтоплена вся долина между двумя поперечными курсу хребтами, а насколько далеко она протянулась — определить не представлялось возможным, так как, несмотря на относительно ясную погоду, на севере долина была по прежнему затянута не то туманом, не то лежачими облаками.

На третий день отдохнувшие и подготовившиеся штоши с утра пораньше двинулись в путь. Несмотря на увеличивающиеся тяготы и лишения, постепенно уменьшалась опасность, что штоши в один прекрасный момент ринутся спасаться домой, стоптав всё и вся на своём пути... Родной штошник остался где-то далеко за кормой, дорогу — по крайней мере, штошам так казалось — хорошо знал лишь Ушастый. Постепенно у штошей исчезало чувство оторванности от родного дома, они уже привыкли полагаться на свои силы, и домом подсознательно считали место ночлега.

Когда прошли километров пятнадцать, разведка после обеденного привала выявила, что болото начало отступать на восток. Ушастый круто изменил курс, и наконец-то они двинулись в нужном направлении. Почва была сырая и топкая, телега с трудом катилась по мягкому мху, но ехать, с грехом пополам, было можно. Ушастый, однако, недолго радовался: через несколько километров двигаться стало всё трудней и трудней, рекогносцировочная группа сообщила, что справа и впереди по курсу опять начинается треклятое болото...

Повернули на север. Через пару километров, однако, впереди опять оказалось болото. «Ну, конечно! На мыс вляпались!» с раздражением подумал Ушастый, разворачивая экспедицию обратно на запад. До заката оставалось часа полтора, вокруг простиралась однообразная болотистая местность с редкими, полузасохшими деревцами. С севера как-то незаметно начала наползать лёгкая дымка, и видимость постепенно ухудшалась. Через некоторое время не стало видно ни солнца, ни гор по краям долины. Медленно, но верно густеющий туман начал окрашиваться в красноватые тона заката. Когда, по расчётам Ушастого, они уже выходили на твёрдую почву, впереди опять оказалось болото. Ушастому стало нехорошо...

Вида он, однако, не подал, и во всеуслышание объявил о небольшой погрешности в навигации. Повернули налево, но впереди вскоре снова оказалось болото. Ушастый с нехорошими предчувствиями достал компас. Ну так и есть: стрелка клюнула носом, и пытается показать куда — то вниз... Описав в некультурных выражениях магнитную аномалию, Ушастый убрал компас в карман. Плохо различимые в темноте штоши дружно повернулись к нему, и глядели с надеждой.

— Ничего страшного не происходит, — сам Ушастый эту мысль не разделял, — Раз нельзя идти по компасу — придётся немножко побегать... Если бы начало мыса было узким, мы бы обязательно заметили. А раз оно широкое, надо лишь разведать вдоль границы болота, и посмотреть, где она начнет уходить направо... Что, Волосатый? я не так что-нибудь говорю?.. Ах, петляет... А головой тебе пошевелить не лень? Можно, наверно, и приблизительно... Значит, так. Шуся, Проныр и Волосатый отправляются на разведку, мы тут стоим, подчеркиваю — стоим, и ждем... Что?.. Кто это тут собирается заблудиться? Ну и что, что туман, а ящик с флажками на что?.. Давайте, так что, отправляйтесь, и чтобы не меньше трёх километров мне... А это ещё что?!..

Донёсшийся из тумана звук могла издать, разве что, трёхпудовая лягушка, мающаяся от тоски и одиночества. Боявшиеся всякой живности, начиная с белок, штоши сгрудились в кучу на телеге, напугав Горобдана. О разведке пришлось сразу забыть, и Ушастый скромно прикидывал, удастся ли ему заставить штошей вообще двинуться с места. Местность для ночлега явно не подходила: насквозь пропитанный водой мох по щиколотку, перспектива прилёта неограниченного количества комаров...

Между тем, тоскливый рёв повторился ещё раз, потом с другой стороны, потом ещё и ещё... Скоро всё болото звучало. Если бы хоть одно направление казалось лишь чуточку безопасней остальных — штоши бы всё стоптали на пути панического бегства. Но болото абсолютно одинаково простиралось во все стороны и штоши только вплюскивались всё глубже под тюки с картошкой. Ушастый с тревогой подумал, удастся ли их потом откопать.

Когда к утру туман потихоньку рассеялся — желанный берег обнаружился справа и немного позади курса, которым следовали вчера вечером. Уложив поудобней ещё одного укушенного комаром — Ратаба — штоши слезли с телеги, и язвительно обсуждали вчерашнее решение Ушастого послать разведчиков налево, вдоль края болота. Так бы они, болезные, и пилили эти три километра не в ту сторону, среди жутких чудовищ... Короче, авторитет Ушастого оказался сильно подмочен.

Наученный горьким опытом, Ушастый проложил курс подальше от болот, почти по отрогам хребта. Неприятной новостью явился категорический отказ штошей двигаться с места после обеденного привала. Оказывается, у суеверных штошей уже успела сложиться новая дурная примета. Даже рассудительный Асат высказался в том смысле, что чепуха-то она, чепухой, но ведь действительно сколько дней ни шли, а во второй половине дня обязательно попадали в неприятности. Ушастый обратился за поддержкой к Проныру, тот показал себя натуральным ренегатом, сказав:

— Так-то оно, конечно, так, да ведь днём из болота гораздо легче выбрались бы... Я так думаю, если мы к послеобеду будем заблуждаться, то к вечеру всегда успеем найтись, и ночевать всегда будем посуху... Так что, если в болото и попадать, так лучше всё ж днём...

Опасаясь, что дурная примета закрепится и оформится окончательно, Ушастый, попутно охрипнув, подвигнул-таки штошей идти дальше. С неохотой запрягли Горобдана, и двинулись в путь. Через шесть-семь километров, однако, местность резко изменилась. Землю сменили изломанные каменные гребни и осыпи, началась полоса тумана, замеченная Ушастым ещё три дня назад. Ушастый снова вспомнил почти стёршиеся из штошьей памяти страшные истории о Кипящей реке, к которой если кто выходил, так редко возвращался в неварёном виде. «Хорошо, что старожил дома остался,» подумал Ушастый, «уж он бы сейчас понаплел! И про землю, горящую под ногами, и про фонтаны кипятка, способные сварить полсотни штошей зараз... Эти бы умники уши б тут же развесили, и — прощай надежда попасть в Гиблоземье...»

Ушастый собрался было строго вопросить, что это Горобдан тащится, как весенняя муха, но тут и сам уже почувствовал, что земля под ногами ненормально горячая. Штоши стали медленно сбиваться в кучу, и телега остановилась. Рекогносцировочные Гутморген с Волосатым спешно вернулись и сообщили, что недалеко впереди обнаружили большую яму, наполненную кипящей грязью.

Ушастый вознамерился было настроить штошей поскорей пересечь горячее местечко, но туман был не настолько густым, чтобы не различить в ста метрах прямо по курсу внезапно ударивший фонтан кипятка. Фонтан был так себе — метра полтора в высоту — но для штошей этого оказалось достаточно...

Несмотря на титанические усилия Ушастого, даже умелая пропаганда оказалась бесполезной: Горобдан категорически отказывался идти дальше по горячей земле, и в ответ на все понукания и приманивание колбасой только осуждающе бурчал «сам дурак». И если упрямого ишака, хотя бы, можно спихнуть с места силой, то Горобдана можно было сравнить, разве что, с упрямым слоном. Такого и вдесятером не сдвинешь!

В конце концов, штоши, не слушая возражений Ушастого, развернули телегу, и направились в сторону дома. Через двести метров им, однако, пришлось волей-неволей остановиться: Ушастый от неудачи, мягко выражаясь, озверел...

В темпе распихав по двум рюкзакам — в один — палатку, карты и прочий скарб, в другой — картошку, Ушастый молча навьючил один рюкзак на Проныра, другой — на себя, и так же молча отправился по маршруту. Ординарец Проныр, издав тоскливый вздох под тяжестью рюкзака, послушно направился вслед за ним.

— Эй, а как же я?!.. — завопил им вслед любящий приключения Шуся, и тоже стал спешно упихивать картошку в рюкзак. Ушастый услышал, остановился и стал ждать. Вскоре Шуся присоединился к нему.

— Ещё желающие есть? — издали крикнул Ушастый.

Рассудительный Асат неодобрительно обозрел остающихся — явно не сливки общества — и решил, что путешествовать в неизведанное со свихнувшимся Ушастым всё-таки безопаснее, чем с этими обормотами одним, без умелого руководства, добираться домой. К тому же, всё равно его никогда не слушают... И Асат присоединился к Ушастому.

Последним рассудительность проявил Волосатый: посидев с минуту в нерешительности, он посмотрел туда, посмотрел сюда, и пришёл к выводу: С одной стороны — сам Хранитель Ушастый Пятьдесят Второй, его верный ординарец Проныр, нигде не пропадущий Шуся, побывавший аж у человеков в зубах, и умелый, рассудительный Асат — можно сказать, лучшие кадры. С другой стороны — несамостоятельный, отягощенный предрассудками Ыт, дружелюбный, но глуповатый Гутморген, жадноватый и тоже несамостоятельный Ухват. И больные, покусанные комарами Жохлат с Ратабом, стеная, лежащие на телеге, запряженной большим, сильным, но не отличающимся наличием извилин Горобданом.

И Волосатый тоже присоединился к Ушастому.

Как позже выяснилось, он был прав: «великолепная шестёрка» добралась до дома только через неделю, немало проплутав по лесам и болотам...