Чентра: Штошекалипсис (джен)

Отмаза Это — рефакторинг моей первой, самой первой работы, писавшейся со второго по последний курс универа и заглохшей на 75%.

Ещё раз. Моя самая первая работа. Чёрного кобеля не вымоешь добела. Сколько какашку ни полируй. На свой страх и риск. Основная масса текста писалась почти десятилетие (с 1993-го по 2002-й), поэтому качество и стиль сильно неровные (дык, прокачался жеж: начал — тощим и лопоухим первокурсником, а когда заглохло — уже был матёрым выпускником-отармиикосильщиком). В процессе переписывания я стараюсь заодно сделать ключевых персонажей менее картонными.

Не вычитано: пунктуация может не соответствовать правилам русского языка, а также плавать от главы к главе (см. выше).

* * *

Утренний сумрак. Посреди густого лиственного леса, на краю большого вытоптанного прогала, стоит обшарпанный четырёхэтажный дом. Человеческий взор сразу царапнула бы некая неправильность. При тщательном рассмотрении понимаешь, что верхние этажи идут слишком плотно, оставляя заметно меньше двух метров до потолка.

Кто бы тут ни жил — они явно не принадлежат к стандартной человеческой расе. Карлики?.. Гномы?.. Даже шноблинов нельзя исключать, учитывая, как часто случаются прорывы инфернальных сил в соседних мирах мультивселенной. Кто бы тут ни жил — поселились они далеко не вчера: штукатурка поотвалилась, обнажая грубый серый кирпич, каменные ступени крыльца просели, частично уйдя в землю, а остатки деревянного забора на границе леса — серые и замшелые. Вдоль стен разросшаяся крапива милосердно укрывает кучи всякого хлама.

И вперёд, и направо, оба расположенных под прямым углом крыла дома упираются в нерубленую чащобу, не давая разглядеть, что там, дальше. Налево, поверх скопища кривых и ветхих сараев — просвет, открывающий перспективу на далёкие лесистые холмы, позади тех — ещё более далёкие горы в голубой дымке, а фоном для всего этого — совершенно титанических пропорций хребет, сумрачной снежной тенью, тонущей в розоватой дымке рассвета.

Утро уже наступило, подсвеченные перистые облачка над головой — тому свидетельство, но великий хребет заслоняет восходящее солнце, бросая тень на все земли вокруг. Для обитателей дома рассвет ещё не наступил. Только два мелких птеродактиля, сердито шипя, дерутся за картофельные очистки на вершине внушительной кучи помоев, высящейся посреди крапивы, разросшейся под немытыми окнами, забранными могучими железными решётками.

Но вот ослепительный краешек солнца прорезается над иззубренным силуэтом исполинских гор, разгоняя застоявшийся сумрак. Хребет при этом словно отступает на задний план, почти сливаясь с небом. Не знай, что он там — можно и не заметить.

Утреннюю тишину раздирает грохот считающего ступеньки ведра, слышно приглушённое бухтение. Со скрипом открывается массивная дверь и на пороге появляется существо... Двуногое наклонноходящее, можно охарактеризовать его. Верхняя половина — гуманоидная, не отличишь от гнома или человеческого ребёнка. Нижняя — типично динозавровая, с трёхсуставчатыми ногами, где коленка почти прижата к туловищу, отчего нижний сустав — по ходу, пятка — кажется коленкой, направленной назад.

Расовую принадлежность этого создания не решились бы определить и самые опытные демонологи с химерологами, чей научный диспут гарантированно завершился бы былинным срачем с выдиранием бород.

Пребывая в блаженном неведении о своей редкости и необычности, одетый в мешковатую рубашку и штаны индивид выволакивает левой рукой самодельную удочку, правой держа ведро и противодействуя закрывающей дверь пружине. По ходу ругаясь в адрес ведра, которое, наверно, перебудило весь штошник.

Заслышь сии ругательства, любой демонолог — сделал бы стойку на выражения «ангелово отродье» и «чтоб тебя благословило». Чу! То — порождение ада, вторгшееся в ничего не подозревающий мир смертных!

Рыжее нечёсаное порождение в засаленной кепке, тем временем, занято совсем другим: сильномогучая пружина вот-вот вырвет дверь из рук, а удочка всё никак не пролазит! Ад?.. Смертные?.. Ну, слышал про них, когда-то давно, краем уха. Будто у него есть время на всякую чепуху. Сегодня, наконец, свершится! Трепещите, рыбы! Быть колбасе низвергнутой!

Дверь таки вырывается, захлопываясь с пушечным громом, едва не обломав у удочки кончик. попытавшись её перехватить — безуспешно — незадачливый рыболов роняет ведро, которое тут же пересчитывает все ступени вслух, речитативом.

Тут и там начинают открываться окна, возмущённо галдят разбуженные демоны, несутся пожелания от «чтоб тебе пусто было» до «чтоб тебя ангелы благословили». При этом гвалт будит всё новых обитателей дома, процесс нарастает лавинообразно.

Покидая обиталище, которое уже гудит, как разворошённый улей, предприимчивый индивид спешно огибает сараи. За сараями открывается обширнейший полузаросший пруд под крутым обрывом. Позади пруда, на пологом склоне — небольшая область неухоженных огородов, дальше — заброшенная деревня, почти поглощённая уже лесом.

Спустившись к запруде по крутому склону — в утоптанную глину вмурованы брёвна и палки, свидетельствуя о плачевности ситуации в распутицу — рыжий поворачивает вдоль берега налево, продираясь сквозь кусты на узкой полоске берега между обрывом и заросшими камышом водами. Отыскивает глубокое место, измеряя глубину удочкой. Раскладывает рыболовные принадлежности и начинает энергично работать тяпкой, отыскивая червей и проклиная сухую землю.

Но вот, наконец, червь найден и тщательно, в четырёх местах, насажен на крючок. Демон примеривается и молодецким размахом опутывает леской близрастущий куст. Он ругается и тянет изо всех сил, но узлы, естественно, только затягиваются. Забросы повторяются раза три, пока не кончается леска. Бухтя от разочарования, неудачливый рыболов уходит, в который раз сожалея об отсутствии лодки. Плоты он уже пробовал, вон они — всё ещё живописно разбросаны по заросшим илистым отмелям, намертво заякоренные растреклятыми водорослями. Как только до берега живым добрался.

Постепенно рассадник демонических тварей просыпается. Его обитатели — существа, принадлежащие всё к той же расе — почти все сейчас собрались в коридоре первого этажа, возле запертых дверей столовой, откуда доносятся аппетитные запахи. Они ссорятся в очереди умыться и путают полотенца, боясь опоздать к завтраку, наученные горьким опытом многих инцидентов, когда опоздавшим еды не хватало.

Периодически они бегают взглянуть на часы, неудобно расположенные в холле, над лестницей. Сегодня часы идут словно бы медленнее обычного: вчера дежурные по кухне обещали изжарить на завтрак собранные за неделю грибы, да добавить картошки: не вся ещё испортилась с прошлогоднего урожая, невзирая на таланты существ в области хранения припасов.

Толпа нетерпеливо мнётся, шумно глотая обильные слюни. Когда мимо компании прошмыгивает с удочкой незадачливый рыболов — все разговоры перекидываются на тему "Опять Шуся чегой-то учудил".

Упомянутый Шуся возвращается, уже без удочки и кепки и проходит в освободившуюся ванную, демонстративно не замечая смешков из толпы собратьев. Между тем, часы в холле издают заветный «треньк» и демоны подбираются, готовые бурным потоком хлынуть в столовую. Но тут лампочка в коридоре вдруг гаснет, вызывая лёгкое поначалу волнение, быстро вырастающее до возмущения. Из ванной доносятся сердитые вопли намыленного Шуси на тему, какая сволочь перекрыла воду.

В напряжённом ожидании проходит ещё несколько минут. Наконец, двери столовой распахиваются... Толпа резко останавливается, не успев хлынуть: в дверях стоит сумрачный шноблин в спецовке. От одного его взгляда гибриды гуманоида со страусом начинают пятиться и заискивать. Сразу видно, кто в доме хозяин.

Не слушая вопросов и возражений, шноблин — типичный для его расы зеленокожий гуманоид с здоровенным носом и острыми ушами, ростом метр с кепкой — подгоняет двух отъевшихся вечных дежурных по кухне, той же расы, что и большинство здесь, с трудом волокущих длиннющий обеденный стол.

Толпа демонов — их немногим больше двадцати — быстро смолкает.

Шноблин запирает столовую на тяжёлый висячий замок, кладёт ключ в карман и демонстрирует публике уляпанные соусом останки трёх больших радиоламп. Дежурные, потупив глаза и всем своим видом изображая раскаяние, проносят стол сквозь ряды недружелюбно глядящих собратьев.

— Может быть, хоть теперь до некоторых дойдёт, — обращаясь в пространство, ледяным тоном произносит начальство, — что нельзя готовить на лампах и что пищу надо ставить внутрь печки, как положено!

Народ начинает робко интересоваться: не успели ли, всё-таки, изжариться грибы?..

— С этими? — Шноблин с отвращением указывает на дежурных, которые уже присели на стол отдохнуть.

Больше уже никто ни о чём не спрашивает... Вечные дежурные, Пуз и Толстый, решили снова воспользоваться служебным положением, приготовив себе шикарные порции из зажиленных вкусностей — с колбасой, луком и прочими деликатесами. Поскольку у высокочастотной печи всё время крутилось начальство — они поставили тарелки разогреваться сверху печи, на лампы, где начальству не видно. Раскалённые стеклянные колбы шутки с подтекающим соусом не оценили.

Разочарованные демоны выкатывают из сарая предлинную двухосную телегу. Понукаемые виновники торжества с трудом запихивают на неё стол. Толпа разделяется: часть начинает шумный спор за оставшееся место, другие идут отпирать ворота стойла.

Расположенное на первом этаже в торце короткого крыла, стойло содержит существо, про которое любой химеролог уж точно сказал бы: это по моему профилю. Больше всего оно напоминает половину косматого мамонта — или же гибрид мамонта с птицей. Густая шерсть, две чешуйчатых птичьих ноги и хобот прилагаются. А также длинный хвост с кисточкой и пара непропорционально маленьких перепончатых крылышек на спине.

Хоботного задабривают вкусным, называя ласково «Горобданушка». Задобренный, тот позволяет отвести себя к телеге и впрячь посредством ременной сбруи.

Вкусного на задабривание уходит много, заставляя снова невольно вспомнить про Пуза и Толстого. Тем злорадно вручают тяжеленную корзину с тарелками и стаканами, предварительно заняв все места на телеге. Бранясь, они делят посуду на две корзины, норовя другому отсыпать побольше.

Наконец, всё утрясается и процессия трогается по тропе, углубляющейся в лес в западном направлении. Впереди Горобдан тащит телегу, за телегой идут те, кому не хватило места, а замыкают шествие кряхтящие под тяжестью тарелок Толстый и Пуз. Тропинка вьётся в лесном сумраке, постепенно спускаясь. Лес вокруг становится болотистым, там и сям проглядывают медленно текущие ручейки. Тропинка выходит на расчищенный участок мощёной тёсаным камнем древней дороги, которая очень кстати пересекает широкое болото.

Проходя мимо древних развалин, выпирающих из земли обглоданной дугой полуразрушенных стен, демоны примолкают и сбиваются поближе друг к другу. Толстый, пошарив в кустах, вытаскивает пудовый амулет и, кряхтя, тащит его вместе с тарелками, пока руины не остаются далеко позади. Потом он снова прячет амулет в кустах, чтобы воспользоваться им на обратном пути.

Преодолев пологий подъём, тропа выводит на безжизненную плешь, которая окружает приземистую, массивную башню без окон, напоминающую монолитный цилиндр из огромных каменных блоков, высотой где-то с четырёхэтажный дом, а в ширину — вдвое того.

Обогнув башню по ложбинке, в которой, при доле воображения, можно опознать заплывший столетия назад ров, процессия выходит на широкое, расчищенное пространство перед воротами. Впереди растительность сходит на нет, лес истончается захирелыми и засохшими деревцами, открывая вид на огромный, полуразрушенный замок, занимающий вершину плоского холма.

Скромная по человеческим меркам пятиметровая стена опоясывает скопище строений, большей частью обвалившихся. Окна зияют чёрными провалами, от крыш хорошо, если остались выпирающие, словно рёбра, стропила. Башенки стены тоже потихоньку рассыпаются от старости. Стена не спешит последовать их примеру только за счёт своей немалой толщины, щербато скаля обветшавшие зубцы над давно заплывшим рвом.

На фоне этой разрухи выделяется центральная цитадель, высящаяся над остальным замком словно фантасмагорическая пятигранная гайка, забытая посреди кучи хлама. Над усечённой призмой наклонных стен — огромный купол и две круглые башни разной высоты. Короткую венчает яйцевидная беседка размером с трёхэтажный дом, высокую — огромное блюдце. Всё это — гладкое, монолитно-серое, без единой трещинки.

На переднем плане выделяется почти не пострадавшая от времени надвратная башня, выпирающая непропорциональным кубом с восточной, обращённой к прибывшим, стороны. Если присмотреться, то можно заметить, что на втором этаже все три больших, арочных окна, выходящих на продолжающий стену балкон, застеклены — единственный признак того, что в замке ещё хоть кто-то живёт.

У любого человека при виде лысой, безлесной вершины холма, на которой не растёт даже трава, начали бы закрадываться нехорошие подозрения и желание проверить на радиацию или эманации тьмы. Демоны, однако, на привычную картину внимания не обращают, занятые установкой стола возле ворот башни на отшибе, которую они зовут попросту, «склад».

Ворота — массивные, на вид, вроде, железные — но следов ржавчины на них не заметно, в отличие от вековых наслоений пыли и грязи. Одна створка распахнута. Поперёк прохода натянута широкая грязно-лысая лента, на краешках заметно, что когда-то это был благородный вишнёвый бархат. На ленте висит внушительного вида латунная табличка «Посторонним вход воспрещён!»

Наплевав на табличку, неугомонный Шуся решается проникнуть внутрь, но тут же с испуганным воплем вылетает обратно, нарвавшись на второй контур защиты — гирлянду черепов на верёвочке.

Установив стол между двух вросших в землю бревенчатых скамей, демоны начинают тянуть жребий, кому сегодня быть добровольцами идти будить Ушастого. Жребий падает на любознательного Шусю, который просто поверить не может в такую удачу, и на Угуку — нервного индивида, который совсем не рад и пытается отвертеться, упирая на то, что боится привидений. Но делать нечего: жребий брошен. Добровольцы направляются к замку по узкой, еле намеченной тропинке: один — с неуёмным энтузиазмом первопроходца, другой — пугливо озираясь и страдая от нехороших предчувствий.

Они переходят полузасыпаный ров по вросшей в землю каменной плите подъёмного моста. Заходят внутрь сквозь маленькую, тщательно выкрашенную зелёной краской калитку, врезанную в ветхие ворота, рассохшееся дерево которых стало серебристым от старости. В башне темно, свет проникает только через калитку и широкие щели в воротах. Противоположные ворота, выходящие во внутренний двор, замурованы стенкой из серого кирпича.

Трусоватый Угука боязливо открывает скрипучую дверь в боковой стене и троекратно угукает туда, опасаясь по ошибке угодить в бездонные катакомбы, населённые всякой нехорошей живностью. Удостоверившись в отсутствии эха, двое смело углубляются в темноту и начинают ощупью подниматься по лестнице. Поднявшись на четыре пролёта и открыв ещё одну скрипучую дверь, они оказываются в огромной, захламлённой мастерской, три больших окна которой смотрят в сторону башни на отшибе, где вокруг стола уже толпятся остальные собратья, азартно расставляя тарелки.

Тщательно осмотрев мастерскую и с превеликим огорчением убедившись, что в ней никого нет, невезучие добровольцы некоторое время собираются с духом и ковыряются в нагромождениях загадочных столярно-слесарных фиговин, оттягивая неприятный момент. В конце концов они -делать нечего, не отвертишься — робко прошмыгивают в узкую дверь, чья разверстая пасть зловеще зияет в противоположной от окон стене. Зловредная дверь, будто только сейчас вспомнив, что у неё есть пружина, со скрипом захлопывается за ними.

Двое подпрыгивают от неожиданности и начинают нервно шарить по стенам в поисках выключателя. Наконец, длинный коридор озаряется красноватым светом заросшей пылью и засиженой мухами лампочки. Стены затянуты угрюмо чернеющими в полумраке пыльными драпировками, из под потолка зловеще скалятся клыкастые морды каменных украшений, кое-где тускло поблескивает ржавое оружие. Оба поёживаются при виде стоящих в углу в угрожающей позе доспехов, стараясь не думать о тонущем во мраке дальнем конце коридора, где, кажется, что-то шуршало.

Подойдя к старинной двери резного дуба, украшенной облупленной никелированной ручкой, начинают по очереди сильно стучать, распугивая прячущихся по углам крыс. По коридору гуляет недовольное эхо, то с одной, то с другой стороны доносится подозрительное шуршание... Угука нервно вздрагивает от каждого шороха, но продолжает упорно бить дверь.

Через некоторое время обоих едва не хватает кондрашка: внезапно слева, из тёмной глубины коридора, доносится медленный, тягучий скрежет. Угука готовится упасть в обморок или с диким воплем ринуться наутёк а Шуся, замерший с занесённой для удара рукой, медленно поворачивает голову, чтобы с облегчением разглядеть в зловещем мраке не ужасающий оскал неизвестности, а всего лишь дверь ближайшей кладовки, открывшуюся от сквозняка.

Ну, по крайней мере, ему хочется думать, что от сквозняка...

С трудом подавив сильнейший позыв к паническому бегству, Шуся с утроенным усердием продолжает избиение несчастной двери, теперь тоже вздрагивая от малейшего шороха, а сдавший вахту Угука благополучно впадает в полуобморочное состояние и подпирает собой ближайшую стенку, явно не замечая ничего вокруг. Напряжение в сети медленно падает и зловещая темнота постепенно сгущается вокруг них.

Но вот наконец, после упорного получасового труда, отчаявшимся уже страдальцам удаётся добудиться обитателя замка.

Ушастый — представитель какой-то малоизвестной гуманоидной расы. Ростом лишь чуть ниже человека, он заметно отличается пропорциями: руки немного длиннее, а ноги — значительно короче. На сухом лице с безгубым ртом и выступающими скулами — плоский, почти обезьяний нос и тёмные глаза, скошенные под трапецию. По углам рта залегли глубокие складки, покрытая жёсткими графитово-серыми волосами голова украшена огромными, сантиметров тридцати в диаметре, округлыми ушами, очень похожими на крысиные. Только вслух при Ушастом такое не ляпните, если вам здоровье дорого.

Закончив долго и шумно отпирать её, хозяин замка открывает дверь на себя — и недовольно высится в проёме, возвышаясь над мелкими, приземистыми гостями смутным силуэтом, очерченным сзади пыльным сиянием лампочки в спальне. Всё остальное тонет во мраке: спальня затянута синим бархатом, впитывающим красноватый свет без остатка. Можно разглядеть лишь столешницу слоновой кости, по которой разбросаны пара чугунных утюгов, несколько гантель и куча цилиндрических батареек от карманного фонаря.

Одет Ушастый в бордовый бархатный халат, из-под которого выглядывают драные тапочки.

Добровольцы обрадованно приветствуют его и толкутся на пороге, наперебой объясняя причину столь раннего и незапланированного визита. Из их сбивчивой речи можно выцепить, что самоназвание помесей гуманоидов с бесхвостым динозавром — «штоши», а начальствующего над ними шноблина звать Кастом.

Выслушав, Ушастый желчно обзывает их дармоедами, обещает скоро прийти и выпроваживает, напомнив, чтоб не забыли выключить свет. Потом захлопывает дверь. Раздаётся скрежет запираемого замка.

Утратив с облегчения бдительность, Шуся сразу следует совету выключить свет. Наступает кромешная тьма. Кажется, дверь была в той стороне?.. Кажется, за спиной что-то шуршало?.. Охваченные паникой добровольцы шарят на ощупь в поисках дверной ручки. Через некоторое время их глаза привыкают к темноте и Угука замечает тусклое привидение, медленно приближающееся к ним по коридору. В единую какофонию сливаются душераздирающие вопли, грохот рассыпавшихся доспехов и разъярённые ругательства Ушастого, который три дня возился с верёвочками, чтобы эти ангеловы доспехи не разваливались.

Потом раздаётся скрип двери и вопли быстро удаляются: страдальцы нащупали, наконец, ручку.

* * *

...Голодные штоши нетерпеливо толпятся у склада. Через полчаса поток страшных историй — о привидениях, вестимо, все истории страшные — прерывает появление Ушастого, который катит тачку с едой. На нём теперь жёлтая, в коричневую клетку, рубаха с длинными, широкими рукавами и синие, с лампасами, штаны, поддерживаемые широкими перекрещивающимися лямками.

Толпа быстро рассаживается с тарелками вокруг стола. Ушастый обходит вокруг, разливает манную кашу, в которую, скупясь, добавляет по капле масла. За кашей следует жидкий чай без сахара. Те, кто уже расправился с кашей, возмущаются чаем, похожим на разбавленный настой прошлогоднего веника. Ушастый в ответ наставительно читает краткую лекцию на тему «Сахар — белая смерть», которая в одно ухо влетает, а из другого — вылетает.

Из ворот склада выходит давишний шноблин, Каст, несущий дощатый ящик обложенных соломой радиоламп. Штоши дружно интересуются, не прихватил ли он им чего-нибудь вкусненького.

— Много жрать будете — скоро состаритесь! — сурово отвечает тот, осторожно запихивая ящик на телегу.

Ушастый кончает раздачу прозрачно нарезанной колбасы и начинает складывать кастрюли на тачку. Штоши, давясь, бегут показывать ему пустые тарелки. Ушастый берётся за ручки, штоши уже толпятся вокруг, не давая пройти. Он, возвысив голос, называет их дармоедами, проталкивается сквозь толпу, и, не слушая возражений, идёт обратно в замок. Штоши огорчённо рассеиваются. Такие сцены повторяются каждый раз, с тех незапамятных пор, как он имел неосторожность дать подопечным добавки.

Штошья процессия, развернувшись, отправляется домой, к повседневным заботам. Кто тащится на огород — ковыряться в плодородных, но плохо ухоженных грядках на той стороне пруда. Кто — на запруду, чинить настил. На это идёт удивительно много брёвен, толщина настила достигает местами полуметра. Странность объясняется тем, что зимой настил традиционно разбирается на дрова.

Наскоро прополов свою, далеко не образцовую, грядку, Шуся отправляется в обиталище, где разъярённый Каст чинит высокочастотную печь, предварительно нанеся телесные повреждения Толстому. Если послушать ругань начальства — выясняется, что нерадивый дежурный не просто сломал печку, а ещё перед этим вставил вместо предохранителя гнутую ложку, в результате чего сгорела не только печь, но и половина проводки на кухне, вкупе с совсем новым электрощитком и запасом деревянных половников, висевших на этих самых проводах.

Дождавшись, пока продолжающий шкворчать, как раскалённая сковорода, Каст скроется в кладовке, Шуся шмыгает в соседнюю, ещё более тесную комнатушку, где хранятся книги. Тут пыльно, давно не мытое окно даёт мало света. Боковые стены узкого помещения заняты стеллажами с книгами, остаётся место только для небольшого письменного стола перед окном.

Стараясь не шуметь, Шуся отодвигает табурет и залезает под стол. Чихая от пыли, он выволакивает оттуда большой сундук, перевязанный верёвками. Под столом остаётся светлый прямоугольник: сундук стоял здесь до того, как в первый раз покрасили пол. Авантюрист, пыхтя от натуги, начинает тащить сундук к двери, пятясь раком и совсем позабыв про табурет... Шуся замирает, в ужасе прислушиваясь: услышал разъярённый Каст или не услышал? Узкая комната с зарешёченным окном вызывает неприятные ассоциации с мышеловкой.

Кажется, Каст не услышал. Отделавшийся тяжёлым испугом Шуся тащит сундук к лестнице и с превеликим трудом заволакивает его на четвёртый, нежилой этаж. Темно, окна заколочены, вдоль коридора громоздится смутно видимое в темноте барахло. Шуся прячет сундук в одной из комнат за бочками, до того момента, когда найдётся время сломать большой висячий замок. Из щели в забитом окне на сундук падает узкая полоска света — и на крышке, под слоем пыли, можно разобрать надпись белой краской под трафарет: «Материалы ДСП. Не вскрывать.»

* * *

Вернувшийся к себе в замок Ушастый первым делом идёт в спальню, где лезет под кровать с балдахином, извлекая гильотинную крысоловку собственной конструкции. И разочарованно ворчит, вытряхивая из конструкции хвост. Теоретически, крысе должно отрубить голову, но то-ли расчет в чём-то неверен, то-ли крысы обладают даром предчувствия... В общем, несмотря на многократные переделки, всё, что Ушастый находит в крысоловке — это хвосты, да и те изредка.

Демон несёт своё изобретение в мастерскую, что занимает второй этаж надвратной башни, выходя окнами на склад. Ряды массивных верстаков завалены деревяшками и железками, бережно хранимыми по принципу «мало-ли, на что этот обрезок ещё пригодится», вперемешку с примитивными инструментами по дереву и металлу, а больше — мертворождёнными порождениями прошлых прожектов, напоминающими обглоданные творения безумного механика.

Солнечный свет бьёт в пыльные стёкла больших арочных окон, высвечивая масштаб этого пыльного нагромождения. Зал вдвое длиннее своей ширины, вдоль каждой из боковых стен умещается по три здоровенных верстака и ещё два — перед окнами. Центр згромождает уходящая под сводчатый потолок пилорама, также заваленная совершенно не относящимися к делу вещами. И это — ещё не считая кладовки. В ту узкую боковую комнату, противоположную лестничному колодцу, уже многие годы никто не может войти, только всунуться, не глубже, чем по пояс.

Ушастый разгребает место на верстаке у окна, раскладывает крысоловку — и надолго задумывается, глядя вдаль, поверх цининдрического строения склада, поверх простирающего под холмом леса, поверх далёких гор, на ещё более далёкий призрак великого хребта.

«Как же, всё-таки, предки мастерили всё это? — бормочет, хмурясь. — Не верится, что те машины, в глубине склада, можно выточить моими инструментами. А генератор? А лампочки? А колбаса, наконец? Из чего её, такую вкусную, делали — и какой машиной? Это не говоря уже о том загадочном поле, благодаря которому колбаса хранится годами, не портясь... Кстати! — теперь в его голосе сквозит неподдельный ужас. — А вдруг она кончится?»

Подхватившись, несётся на склад проводить ревизию колбасы, что собирался сделать уже лет пять, да всё повода не находилось.

Внутри склад напоминает лабиринт, штабеля деревянных ящиков высятся до потолка, большинство предки пометили непонятными комбинациями букв и цифр. Мрак разгоняет лишь свет карманного фонаря. Ушастый поторапливается: то, что позволяет колбасе храниться годами, не портясь, совершенно не идёт на пользу живым существам, которые постепенно становятся всё более вялыми, на третий день засыпая вечным сном. В одной из комнат даже имеется любопытнейшая коллекция забредшей на свою беду живности, начиная с крыс и кончая крупным пастезавром, из тех, что водятся в катакомбах.

Разломав штук двадцать ящиков из штабеля, помеченного уже им самим «ЛБС» (очевидно же!) и убедившись, что во всех — колбаса, Ушастый испытывает неприкрытое облегчение и отбывает домой, не забыв набрать горсть батареек из соседнего ящика. Из монолога можно понять, что полутора тонн колбасы хватит очень надолго, даже если щедро давать штошам. А дальше — там видно будет.

Вернувшись к крысоловке, большеухое порождение тёмных сил возится с ней до вечера, напрочь забыв о своём желании раскрыть секреты предков. Куда торопиться-то? Склад — необъятный, запасов — на годы.

Успеется.

В спальне, как всегда, было холодно. Выдохшийся будильник уже смолк, когда Ушастый, кряхтя от неудовольствия, вылез из-под двойного слоя одеял. Предстояло опять идти кормить штошей: тактика экономии картошки позволяла растягивать осенние запасы на всю зиму, но зато Ушастому приходилось таскаться в штошник с кашей и колбасой чуть ли не через день.

Он быстро влез в меховой комбинезон с капюшоном и аккуратно подоткнул уши. Комбинезон, как и летняя одежда, был и для дома, и для улицы: топить в замке было бесполезно из-за обилия сквозняков и огромности помещений. Ушастый вздохнул и пошёл на кухню — готовить штошам завтрака. Вёдрами.

Кухня — самое тёплое помещение во всём замке — располагалась у замурованного конца коридора. За этой кирпичной стенкой простиралась обширнейшая нежилая часть замка, заселённая живностью отнюдь не травоядной. Не говоря уже о привидениях.

Ушастый подозрительно осмотрел кирпичи — не треснули они от перепада температур? — и резко распахнул кухонную дверь. В панике заметались крысы, собравшиеся погреться вокруг ещё не остывшей с вечера печки. Ушастый, наловчившийся за много лет знакомства, стал угощать их севшими батарейками. Когда кобура опустела, а уцелевшие крысы разбежались, он собрал пришибленных и вышвырнул их за окошко, на мороз. Потом добыл ведро воды из расположенного в углу кухни колодца — умные они, всё-таки, были, эти предки! — и поставил кашу вариться прямо в этом ведре: другой крупной ёмкости не было.

Себе на завтрак Ушастый приготовил свою любимую колбасу, нагрев её на сковородке.

Когда каша, несмотря на скудный запас дров, закипела, Ушастый помешал её для порядка ложкой, посолил, закрыл крышкой и занялся колбасой. Колбаса была его любимой пищей, а штоши, по мнению Ушастого, ничего в ней, вкусной, не понимали и готовы были жрать батонами, как какую-нибудь там низменную морковку. Поэтому колбасы им Ушастый давал всегда помалу, всегда скупясь, подспудно оттягивая тот ужасный момент, когда колбаса на складе таки кончится и ему придётся питаться впроголодь: кашей и супом из пакетиков. Или того хуже: браться за вопрос, как предки её делали.

Короче, колбасу Ушастый нарезал тонкими и прозрачными, как папиросная бумага, ломтиками, причём по жадности ломтиков сделал меньше, чем было штошей. Последним шагом в приготовлении завтрака стало засыпание в кастрюлю с кипятком дважды уже использованной заварки. Вдруг, расщедрившись неожиданно для самого себя, Ушастый добавил в чай полторы ложки сахара. Тут же пожалел о необдуманной растрате, тяжко вздохнул и убрал все продукты в сейф, о который крысы уже который год ломали зубы.

Отнеся штоший завтрак вниз, Ушастый завернул ведро с кашей и кастрюлю с чаем в кусок войлока, примотал к санкам верёвкой, чтобы не опрокинулось и открыл занесённую снегом калитку. Увязая в свежевыпавшем снегу, он поволок сани к складу, где его должен был встретить ездовой Горобдан. Полчаса Ушастый ждал того, постепенно коченея на ветру, потом плюнул и поволок сани своими силами. Если штоши хотят есть остывший завтрак — они получат остывший завтрак. Только бы чай не замёрз, кастрюлю жалко.

Через час уставший, злой и замёрзший Ушастый дотащил, наконец, завтрак до штошника. Даже невооружённым глазом было заметно, что что-то не так. Вместо обычного утреннего затишья стоял беспрерывный гвалт, всё время хлопала дверь, штоши носились туда-сюда, как муравьи в разворошённом муравейнике и то бежали к запруде, то возвращались обратно к сараям. Свежий снег был утоптан до блеска.

Не решившись оставить пищу посреди чиста поля, Ушастый отволок сани в столовую и запер их там, а потом поспешил к запруде. Вода в пруду была спущена на зиму и вдоль его ближнего края катил свои быстрые воды Штоший ручей, протекая под будкой генератора. Теперь вокруг будки столпились штоши, время от времени издавая советы, которых никто не слушал. Ушастый подошёл поближе. Из будки торчала массивная задняя часть Горобдана, доносился голос Каста. Ушастого чуть не сбил с ног Хвостус, галопом несущий молоток и зубило. В общем, шло устранение очередной аварии...

Вскоре удалось освободить примёрзшее за ночь водяное колесо, в штошнике зажёгся свет, из будки вышел Каст, тщательно заперев за собой дверь, штоши пошли обратно к штошнику, кто-то вспомнил о завтраке — и Ушастого, наконец, заметили.

— А, привет! — обратился к нему Каст — Извини, что так вышло, Горобдан тут был нужен позарез. А ты что, завтрак сам приволок?.. Мы уже к тебе идти собирались.

Штоши выжидающе окружили Ушастого, словно тот мог в любой момент вытащить из-за пазухи накрытый обеденный стол.

— Щас бы чаю горячево, после таких трудовт-то! — авторитетно изрёк Риласт, перебирая резные пуговицы. Труды, действительно, были тяжёлыми: целый час стоять рядом и перебирать пуговицы — это вам не шутка!

— Горячего? — ядовито отозвался Ушастый, — Если вы не поспешите — завтрак придётся делить молотком и стамеской!

Штоши сразу поняли намёк и бурным потоком хлынули в столовую. «Ты куда в шапке прёшь?.. Назад, вам говорят!.. Я тебя за такие разговоры без обеда оставлю!.. Эй, валенки отряхни!!.. А сам то ты кто?.. Глаза б мои на тебя не глядели!!!» донёсся до Ушастого голос Каста, организующего раздачу еды.

Ушастый пошёл в столовую, забрать свои сани, а заодно и дровами разжиться. Штоши приветствовали его возмущённым хором по поводу качества пищи, но Ушастый в ответ только назвал их всех тунеядцами и обвинил в неуважении к его собственным трудам. Штоши аж заткнулись от возмущения. Ушастый в мёртвой тишине набрал дров, забрал ведро и направился к выходу.

— Исчадие! — крикнул вдруг кто-то у него за спиной.

— Сам дармоед! — рефлекторно огрызнулся погружённый в свои мысли Ушастый и хлопнул за собой дверью.

У выхода его поджидал Каст, который сразу взял быка за рога:

— Слушай, что это опять за фокусы с колбасой? Как это называется, а?.. Можно подумать, что ты считать разучился! Меня, между прочим, уже третий раз в сокрытии заподозрили!

— Интересное дело, я на этих живоглотов деликатесный продукт перевожу, а они ещё жалуются, что мало дали! — Ушастый слишком близко к сердцу принимал всё, что было связано с колбасой. — Да если бы не мой склад, вы бы давно уже все с голодухи позагибались!

— Ах, твой склад! Сам-то давно его пополнял?.. Для штошника сколько лет назад что-нибудь полезное сделал? Хранитель ты липовый, финтифлюшка ты декоративная, свалил все проблемы на меня — и думаешь, что сможешь вот так вот весь остаток жизни провести, раздавая созданные предками ценности да «ценные указания»?

— Так это, значит, штоши так склад устроили, что в нём еда двести лет лежит и не портится? — вспылил задетый за живое Ушастый. — Сами они, значит, сокровищами несметными его набили? Да если бы не моё и моих предков умелое руководство — вы бы тут все ещё бы с каменными топорами по лесам на белок охотились бы!

— Умелое, значит, руководство, да?.. — в голосе шноблина засквозила издёвка, он презрительно воззрился на оппонента снизу вверх. — Это благодаря какому такому умелому руководству от пяти больших деревень двадцать три штоша осталось, а? Замок не великоват для тебя одного, нет? Самомнение не жмёт? Да штоши давно уже могли бы обойтись без тебя, не послали куда подальше только от старой привычки к тому, что над ними, вроде бы, должен начальствовать Хранитель. Только вот от хранителя того, если задуматься, пользы — как от кастрюли без дна! — язвительно закончил Каст, решительно развернулся и скрылся за дверью столовой — продолжать разбираться с теми, кому колбасы не хватило.

— Без меня бы обошлись, как же.. — ворчал себе под нос Ушастый, волоча за собой сани с дровами. — Да вас на склад только пусти, вы там за неделю всё сожрёте, а потом с голоду загибаться будете... Сами вы дармоеды... Исчадием ещё назвали, паразиты несчастные...

Поворчав ещё некоторое время по поводу штошей, Ушастый задумался над крысиной проблемой: с одной стороны, зимой часть крыс замерзала и их ряды редели, с другой стороны, выживали самые нахальные и умные, способные залезть хоть в тарелку. С одной стороны, можно рассыпать отравы, с другой стороны, большинство крыс кучкуется вокруг кухни, где отраву сыпать опасно.

Занятый подобными противопоставлениями, он и не заметил, как добрался до замка. Разгрёб для очистки совести снег у ворот — всё равно, через полчаса наметёт столько же — и понёс дрова в кухню. Там распугивание греющихся крыс повторилось в обычном порядке.

* * *

Ушастый собрался в очередной раз переделать крысоловку и отнёс её в мастерскую. Затопив самодельный камин, дым от которого естественным путём уходил через нежилые верхние этажи, Ушастый подошёл к среднему окну, и, подставив спину живительному теплу камина, обозрел холодный зимний пейзаж. Под низкими облаками лениво кружился снежок, затягивая дали серой мутью. Снежное поле вершины холма продолжалось серым полем древесных вершин , на фоне которого тёмной массой выделялось здание склада, увенчанное сугробами на плоской крыше. Оживлял эту безрадостную картину лишь столб дыма далеко за лесом — наверно, у штошей опять сгорел какой-то сарай.

Ушастый отошёл от окна, поправил дрова в камине и принялся было за крысоловку. Тут его ждал неприятный сюрприз: в паяльной лампе кончился спирт. Проведя около часа за перекапыванием былинных наслоений барахла, нашёл пустую бутыль из под искомого. Помянув недобрым словом крыс, выгрызших пробку, был вынужден признать: от похода на склад — не отвертеться. Подбросил дров, натянул валенки и поплёлся наружу.

С трудом разыскав среди лабиринта бочек с соляркой ту, которая со спиртом — вот какая сволочь додумалась надписать её «РСТП»? — набрал заодно колбасы: зимой она и в сейфе не испортится. Вид до сих пор не уменьшившегося штабеля ящиков внушил уверенность, упокоил гложущую его боязнь, что колбаса кончится.

Напихав съедобным сокровищем сейф, Ушастый в первый раз с начала зимы спокойно заснул, не мучимый кошмарами о кончившейся колбасе. Но не спал бы он так спокойно, если бы знал, что горело у штошей. Штоши жгли чучело злобного чёрта, с рогами и копытами. Чучело, необычной чертой которого были два больших уха...

Следующие два дня продолжался сильный снегопад с небольшими перерывами. Ушастый сидел как взаперти, ремонтировал крысоловки и ел колбасу. Мороза не было, и крысы (чтоб им провалиться!) активизировались, пару раз стащив ужин прямо с тарелки. Крысоловки, как водится, не помогли.

* * *

На третье утро Ушастый обычным порядком приготовил штошам завтрак, но на этот раз колбасу, расщедрившись от хорошего настроения, резал ломтями толщиной в палец. Кинул взгляд на толстый слой свежего снега, вздохнул и пошёл доставать из кладовки валенки со снегоступами.

Добравшись с превеликим трудом до штошника, (ноги-то короткие, а снег — глубокий) он был неприятно поражён происшедшими переменами. На поляне были в беспорядке разбросаны ящики, явно использовавшиеся в качестве сидений, перед ними высился строительный помост, задрапированный красными шторами из актового зала, на котором был намалёван белой краской символ вроде буквы «Т» с петелькой сверху. Над главным входом был натянут транспарант, варварски выкроенный из такой же шторы. На транспаранте было вкривь и вкось написано: «Смерть исчадию!». В общем, неплохая стилизация под человекское капище. До поздна, видать, вчера дурью маялись: в штошнике стояла мёртвая тишина, поляну и все декорации на ней были припорошил свежий снег без единого следа. Явно не просыпались ещё.

«Кажется, у человеков капища по другому как-то называются?.. — думал Ушастый, накрывая столы к завтраку посреди звенящей тишины безлюдной столовой. — У этих странных «смертных» с такого начинается разгул их бреда. — Он разлил чай по разнокалиберным стаканам, набрал дров и направился к выходу. — Сначала — нормальный, культурный шабаш, потом — митинги с воплями, дальше — охота на ведьм, а под конец — воодушевлённая резня всех, кто под руку подвернётся. Или автор того фолиант преувеличивает?.. Кто знает. Чтобы проверить подобные, весьма разрозненные, описания на практике — или же опровергнуть их — надо вторгаться в человекский мир. На такое только самый свихнутый демон пойдёт, учитывая, как человеки в технике продвинулись. Ядрён-батоном прилетит — и ага. Но, однако, чего штоши такого намудрили, что украсили поляну под человекское капище?.. Не начитались же они человекских несвятых писаний, или как они у них? — Ушастый как раз волок сани по коридору мимо библиотеки. — Несвятые писания, несвятые писания... Постойте, да ведь тут где-то был целый сундук с этой отрыжкой человекской литературы — вот не нашёл ещё лучшего места подобную гадость хранить!..»

Ушастый оставил на минутку сани и зашёл в незапертую комнатушку библиотеки, чтобы удостовериться — на всякий случай — в сохранности сундука. И обнаружил только запылённый прямоугольник некрашеного пола. Внутри у Ушастого вдруг стало пусто и звонко и ноги отказались держать.

«Спокойно, не надо паники! — тщетно успокаивал себя Ушастый, сидя на табурете и пытаясь поглубже вдохнуть. — Просто Каст, наверно, решил убрать сундук на всякий пожарный, и не надо так волноваться, и вон уже, пыли сколько скопилось, и сундука здесь уже год, наверно, нет, и...»

Взгляд его зацепился за стол, где валялось несколько церковных брошюрок из серии «Император Хранит», энциклопедия «Инквизиция от А до Я» и толстенный «Молот ведьм». Пустота внутри стала просто космической и Ушастый под колокольный перезвон плавно стёк с табурета на пол.

Выйдя из библиотеки на подгибающихся ногах, он машинально взялся за сани с дровами. «Как в их пустых головах это вот всё сочетается с тем, что сами они — тоже демоны? Ох. Не хватало ещё, чтоб штоши между собой передрались! Этак они, пожалуй, и совсем вымрут...» Сани со скрежетом волочились по избитому кафельному полу. «Кто же у них исчадием-то назначен?.. Несчастному не поздоровится: это полезными делами им вечно заниматься лень, а за какую-нибудь дурость-то штоши всегда берутся прилежно... Эх, эту бы энергию -да в мирных целях...» думал Ушастый, выволакивая сани на улицу.

В следующее мгновение события стали развиваться с устрашающей быстротой. Сначала Ушастый вспомнил, что тогда, в столовой, исчадием назвали его. Потом из леса донёсся гвалт возвращающихся штошей. Потом им навстречу вышел Каст, только чудом не заметив Ушастого, застывшего посреди поляны. Каст шёл к лесу не оборачиваясь, но оттуда вот-вот должны были показаться остальные штоши. Ушастый, вместе с санями с дровами, ужом скользнул (это при его фигуре-то!) в ближайшее укрытие, которым оказался завешенный шторами помост. Внутри было узко, мешали поперечные перекладины и нельзя было даже повернуться, не рискуя задеть матерчатые стенки. К тому же, Ушастому всё время лезли в голову мысли об обитом красной материей гробе, в каких обычно хоронят человеков...

— Ну, и где у вас Горобдан? — язвительно осведомился у штошей Каст.

Ушастый перестал дрожать, заинтересовался и выглянул в дырочку. Штоши собрались толпой вокруг Каста — уставшие, вывалянные в снегу и растерянные. Горобдана, однако, нигде не было видно. «Странно, — подумал Ушастый, — без него обычно ни одно заметное начинание не обходится...»

— Так я вас слушаю! — вновь обратился вновь Каст к штошам, с ядовитым презрением в голосе. — Что они, под землю, что ли провалились? Или, может, Горобдан летать научился, а? — Каст обвёл штошей уничтожающим взглядом. — Ну-ка, где тут у нас главный следопыт?... Выходи, выходи! Нечего за спинами прятаться! — штоши выпихнули вперёд сопротивляющегося Пуза. — Давай, излагай свою версию — речи-то ты у нас произносить мастер! — мелкий, решительный и разъяренный, шноблин стоял, уперев руки в бока, словно подавляя своим присутствием жирного и изворотливого, приникшего к земле Пуза. Останки Пузовой популярности стремительно утекали, как вода из дырявого решета.

— Так ето, тово... — пытался оправдаться незадачливый предводитель, — они ж спёрли ету... как её... бульдозеру. Как же их догонять было, когда они на бульдозере ентой в гору попёрли?.. Тут никаких штошачих сил не хватит, за бульдозерой в гору гоняться... Я же о вас, о штошах заботясь.. — Пуз обернулся было к народу, ища поддержки, но тут Каст прокашлялся, и одной отточенной фразой нанёс смертельный удар:

— А пропадёт за горой Горобдан — ты, что ли, за него пахать будешь, о штошах заботясь?

Пузова популярность, махнув хвостиком, скрылась в тумане прошлого, оставив по себе лишь воспоминание, как послевкусие от вчера съеденной колбасы. Пуз заёрзал и съёжился под недружелюбными взглядами собратьев и даже будто бы осунулся.

— Так, кончили дурью маяться? — Каст поднялся на трибуну и сел на ящик. — Давайте тогда думать. Во-первых. Они сбежали за горы. Во вторых. Что Шусе там нужно. В третьих. Зачем ему Горобдан. Вот на эти вопросы мы и должны сейчас ответить. Если кто-либо заметил за Шусей какие-нибудь странности в последнее время — прошу высказаться.

Каст смолк, и штоши тут же начали шумно спорить, теряясь в догадках.

«Та-ак, значит... — думал Ушастый. — Они, значит, тут шабаш с бредонесением устраивали, а этот авантюрист Шуся — взял, да и смылся под шумок с Горобданом за горы. Ежу и тому понятно, что ему там надо. Ничего там, за горами, нету. Ни леса, ни жратвы, ни жилья. Ничего, только горы, камни и снег. И портал в мир смертных. Инструкция по открытию которого... Тоже хранилась в том трижды благословенном сундуке!»

Ушастый чуть не выругался вслух.

«Если два маленьких, беззащитных демона попадут в тот мир — назад они уже никогда не вернутся. По сравнению с неисчислимыми ордами тяжеловооружённых человеков, даже Горобдан — мелкий и беззащитный»

Ушастому вдруг стало жалко простоватых штошей, которые с дурна ума спёрли и прочли книги, отравленные ядом человеческих бредней. «Как они по весне будут пахать, лишившись Горобдана — этого добродушного богатыря? Кто поможет им таскать брёвна, когда прохудится крыша?..» Ушастый почувствовал, как в голове шебуршится ещё какая-то неоформившаяся мысль — дурное предчувствие, что-ли?.. Но сосредоточиться в такой нервной обстановке не удалось и он просто отмахнулся от неё, как от назойливой мухи.

Каст помариновал штошей некоторое время, давая им своим умом дойти, куда сбежал Шуся. Своего ума оказалось явно недостаточно. Тогда Каст, вполне в своей манере, взял быка за рога:

— Итак, представляется совершенно ясным, куда отправился этот несознательный элемент! — штошам было совершенно неясно. — Этот тунеядец и чернокнижник Шуся удрал к демонам в ад и продался им, лишив нас главной рабсилы!

Штоши шумно зааплодировали,

«Чавось?.. — офонарел Ушастый. — Он с дуба не упал, часом?..»

Переждав бурные и продолжительные аплодисменты, Каст продолжил:

— Пусть этот случай будет всем нам уроком! Предатель Шуся продался силам тьмы при пособничестве их гнусного приспешника, этого исчадия ада — Ушастого! Я давно подозревал, что дело нечисто — но шила в мешке не утаишь! Мы теперь знаем правду: Ушастый — самый настоящий, всамделишный демон!

«Как... как он мог так всё поставить с ног на голову? — ошарашенно недоумевал Ушастый. — Он что, действительно не понимает, что шноблины — тоже демоны? И штоши?»

— Пора сбросить вековые оковы тьмы! — гремел Каст, явно по бумажке. — Экспроприируем греховно нажитое в пользу трудового народа! Сплотим ряды, дадим отпор тлену и разложению!

«Приехали... — Ушастый чувствовал, как его большие уши медленно вянут. — Стойте, он что — мой склад собирается «в пользу трудящихся»?..»

Чудом удержался, чтобы не выпрыгнуть и не начать душить, не отходя от трибуны.

А сюрреалистический шабаш затянулся до вечера. Когда штоши окончательно охрипли и замёрзли и ушли, наконец, подкрепиться — Ушастый бросил сани с дровами на произвол судьбы и поставил рекорд в забегах по снегу на длинные дистанции. Потом он запер железные ворота склада, подпёр деревянные ворота замка тяжёлой мебелью и в рекордно сжатые сроки починил засов у калитки...

А штоши, внезапно обнаружившие в столовой расставленную посуду с остывшим завтраком, страшно перепугались, сочли еду отравленной и выбросили колбасу за забор.

Мерно скрипя ржавыми доспехами, Ушастый уныло тащился по раскисшей после дождя глине, обходя вокруг склад — проверить насчёт засады. Штошей нигде не было, не было даже свежих следов в грязи. «Наверно, копаются в своих огородах,» подумал он, «или дерут глотки на очередном шабаше» О том, что делается в штошнике, Ушастый имел не большее представление, чем об обратной стороне Луны. Штошник мог уже давно рухнуть — он бы всё равно ничего не узнал. Два километра высокого леса, как-никак.

Единственное, что ему было всё-таки видно — это новая наблюдательная вышка, на вершине которой в солнечный день можно было заметить отблеск линзы большой подзорной трубы. Самое неприятное — если у штошей хватало свободных рук на непрерывное наблюдение, они непременно засекали выход Ушастого из замка и успевали организовать ему достойную встречу по выходе со склада. Обычно дело кончалось тем, что штоши уносили ушибленых — да иногда батон-другой колбасы — а Ушастый, помахивая для внушительности своей дубиной, настоятельно рекомендовал им вновь здесь не появляться. Ушибленные вылечивались, рекомендации забывались, нападение повторялось...

Впрочем, основной спор шёл за ключ от ворот склада, содержимое которого штоши считали народным — то есть, своим — достоянием.

Ушастый считал штошей дармоедами и ключ отдавать не собирался.

Набрав колбасы, Ушастый вышел со склада. Осмотрелся, предусмотрительно вставил ключ в замочную скважину и захлопнул ворота. На скрежет ворот из-за углов с рёвом выскочили штоши. Ушастый спешно запрятал ключ в шлем, опустил забрало и перехватил дубину поудобнее, изготовившись выразить штошам благодарность за встречу. Общение шло под немилосердный скрип: доспехи давно пора было смазать.

Наконец, штоши исчерпали весь энтузиазм и отправились восвояси. Ушастый поднял забрало и присел отдохнуть, ловя ртом воздух. Попробуй, помаши так дубиной, когда левая рука у тебя занята колбасой а полный латный доспех сковывает движения.

Отдышавшись, он направился к себе в замок, размышляя, что неплохо починить, наконец, тачку — всё не так тяжело колбасу таскать было бы. С колбасы мысли плавно перетекли на другие повседневные заботы и Ушастый не заметил, как сбился с тропинки.

К действительности он вернулся, судорожно цепляясь за землю на краю крепостного рва. Колбаса, прощально чавкнув, исчезла в грязи, тремя метрами ниже. Ушастый задним числом порадовался, что ров уже наполовину занесён землей. По летописям, ещё лет триста назад из дна торчали каменные зубья...

— Так жить нельзя! — не выдержав, крикнул Ушастый, изо всех сил стукнув кулаком об землю. Проблем в результате не убавилось, а все доспехи оказались забрызганы грязью.

Он плюнул, поднялся и пошёл вдоль рва к воротам, твёрдо вознамерившись послать всё к ангелам . Штош на наблюдательной вышке долго чесал в затылке, но так ни до чего и не додумался: жаль, что исчадие не упало в ров, откуда его было бы легко выудить... Всё это может быть плохим, очень плохим предзнаменованием.

А потом пошёл дождь и штошу пришлось спешно убираться со своего насеста, ибо прения по вопросу, кто должен пристраивать к этой самой вышке навес от дождя, были безрезультатными уже не первый месяц.

* * *

— Чёрт знает, что получается! — спешно листал пыльную летопись Ушастый. Комната тонула во мраке, несмотря на люстру аж из трёх лампочек, висящую над огромным, древним столом. Закопчённый каменный потолок украшала бахрома паутины, вдоль стен чернели огромные, под потолок, дубовые шкафы с реликвиями, даже сам воздух был пыльным и затхлым. В этой комнате Ушастый, и его предок, и предок его предка, всё копили и копили реликвии. Всякое барахло, место которому, казалось бы, в лучшем случае — на помойке, пылилось в шкафах столетиями, становясь в глазах своих владельцев всё более ценным. Ушастый тоже унаследовал от своего предка эту мелочную страсть и тащил в коллекцию всё, что только попадалось старинного, не брезгуя и битыми блюдцами.

Летопись, в которую сейчас вгрызался Ушастый, была составлена в правление Ашаса Сорок восьмого, то есть почти двести лет назад, но имелись и более поздние куски.

«Ашас Рачительный, высокородный Хранитель наш, коего стараниями приумножилось богатство наше, в великой мудрости своей...» взахлёб льстил придворный летописец, и Ушастому на память почему-то приходил лживый и изворотливый Пуз. Ушастый барахтался уже на третьей странице, пытаясь добыть хоть какую-нибудь информацию.

На десятой странице он отложил летопись в сторону и сходил за бумагой и карандашом, чтобы выписывать самое интересное. Вот, что у него вышло:

Ашас Сорок Восьмой (пять страниц восхвалений) со свитою своей, коя (четыре страницы описания свиты) направился (полдюжины страниц лести) по владениям своим (на три страницы описаний мудрости и прозорливости) установить законы, процветанию, умножению и т. д. способствующие (семь страниц бурных восхвалений) Верные вассалы во множестве на площадях собирались, славя (далее лесть и восхваления до конца сшитого блока страниц, после которого начинается уже другой почерк — видать, летописца сняли с должности за недостаточное рвение)

56-я страница: ... Ашаса Рачительного (восхваления) двадцатую годовщину торжественно отмечали (описание пышности праздника)

75-я страница: ...все три города посетить соизволил, в каждом торжественную речь на праздновании произнеся...

92-я страница: ...тридцатую годовщину... обоих посёлков.. .

95-я страница: ...Шестидесятую годовщину... всей деревней... на празднике петь соизволил...

98-я страница: ...года 1846, месяца июня, 13 числа, на семидесятом году жизни, Ашас Рачительный устал от жизни и закончился. И начался Ашас Сорок девятый, коего имя пока неведомо, ибо не успел ещё прославиться деяниями своими...

Последние несколько страниц заполнены почерком, как две капли сходным с почерком Ушастого. Значит, писал Ашас Сорок девятый, лично. И как ему жить тоскливо, и как его штоши не слушаются, умудряясь — вот поразительно-то! — жить своим умом им теперь и он, Ашас, не нужен, и свита-де разбежалась... — изливал душу бумаге предок Ушастого.

В конце последней страницы имелась приписка, что де он, Ушас Пятидесятый, узнать отправляется, кто такие штоши, коими ему править положено и назад не вернуться может, поскольку в лесу дикие звери водятся.

Ушастый раньше не читал эту летопись дальше первых страниц (не хватало ни терпения, ни желания продираться сквось заносы словесных кружев) и теперь был глубоко возмущён, впервые в жизни встретившись со столь толстым слоем политической цензуры — возмущён, естественно, не самой цензурой, а невозможностью откопать из-под неё правду для себя лично. Он перерыл все бумаги, пытаясь докопаться, как Сорок Восьмой умудрился довести процветающий замок до такого упадка, но не нашёл ничего путного, кроме уже читаных заметок по хозяйству и отчётов об урожайности за последние двести лет.

Самый старый, истрёпанный (и бережно лелеемый) исторический документ, давно уже изученный Ушастым практически наизусть, свидетельствовал о том, как Ашас Завоеватель (Сорок седьмой), следуя по стопам своего предка, Ашаса Великого (Тридцать девятого), спустя четыре столетия повторил его свершения, отправившись во главе большого отряда в мир, населённый «челодьми», что по ту сторону портала. И, как и его легендарный предок, прожил после этого лишь несколько лет.

«Нда, если бы Сорок Седьмой знал, что после него Сорок Восьмой устроит, он бы и носу из дому не высунул. Ничего от этих человеков хорошего»

Едва Ушастый успел это подумать, как люстра, даже не мигнув, погасла. Одно из двух: или опять заклинило водяное колесо, или штоши наткнулись, наконец, на подземный кабель, идущий к замку прямо от плотины. Ушастый зажёг предусмотрительно запасённую керосиновую лампу. В первом случае свет будет часа через два — в последнее время перебои случались всё чаще, что свидетельствовало о растущих счастьи и благополучии штошей. Во втором — придётся запасаться свечами и батарейками, керосина и так уже мало. И взяться, наконец, за разбор той летописи, где упоминался работающий на солярке «дизель-генератор» — ещё одно утраченное наследство древних.

Ушастый ещё раз всё подытожил. И летопись, и все хозяйственные заметки датировались человекским девятнадцатым веком — вот ещё моду взяли, чужое летосчисление перенимать -но где тогда летописи и прочая документация, предшествовавшие набегу 1773 года? С датировкой в этом интервале ему попадались лишь надписи на наиболее древних сундуках, в дальних углах склада.

Напрашивались два вывода: либо все эти летописи безнадёжно утрачены, либо — хотелось бы — лежат и по сей день где-то в нежилой части замка.

Ушастый вздохнул. Нежилой была подавляющая часть замка, за исключением нескольких комнат. В ней части обитали: крысы, привидения, пастезавры, желе, крокодилы, шушчавчики и ещё много, много такого, с чем Ушастый предпочёл бы не встречаться в узком коридоре. Так что, в нежилую часть он наведывался редко, справедливо опасаясь быть съеденным.

* * *

Через три часа света ещё не было. Ушастый при свечах суетился на кухне, пытаясь в отсутствие колбасы приготовить хоть что-нибудь более-менее питательное. Крысы, обнаглев в темноте, пытались забраться на стол и немало их уже полегло, замеченных бдительным оком кашевара. Он уже приступал к своему сиротскому ужину — гречневая каша без колбасы, это разве еда? — когда его внимание привлекли какие-то нехорошие отблески на низких облаках, с восточной стороны. Ушастый отложил ложку и спешно побежал посмотреть, что там такое, оставив кашу на съедение крысам.

В небе над штошником бушевал фейерверк. Разноцветные ракеты взлетали, взрывались, искрились, озаряя все окрестности яркими отблесками. «Откуда, спрашивается, штоши всё это взяли? Уж не проломили ль склад?..» Ушастый, почуяв неладное, решил пойти на разведку. Приближалась ночь, а ночью ни один штош в лес не пойдет, так что засады опасаться нечего. Штоши слишком боятся привидений.

Ну скажите на милость, какое уважающее себя привидение будет шататься по лесу, когда под рукой есть такие роскошные катакомбы, тёмные и запутанные?

От доспехов, к сожалению, пришлось отказаться: в нынешнем их состоянии Ушастого было бы слышно за километр, а на тщательную смазку и притирку нужно было дня два, не меньше. Он пошёл в спальню, отодрал от стены кусок тёмно-синей драпировки и обмотал себе голову, сделав дырки для глаз. Из второго куска получилось грубое подобие плаща.

* * *

Ночью лес выглядел мрачным и зловещим. Среди враждебной тишины Ушастый с шумом и треском ломился сквозь подлесок в стороне от дороги, справедливо рассудив, что двух волчьих ям с него хватит. Путь освещали только редкие ракеты кончающегося фейерверка — видно, веселье в штошнике уже начинало стихать. Чтобы не наткнуться на кого-нибудь невзначай, Ушастый решил прокрасться в штошник с юга, где внутренний двор отделялся от леса забором, а стало быть, никто не ходил. К его удивлению, забор исчез, а на его месте красовалась натянутая в несколько рядов проволока посреди перепаханной полосы.

«Наверно, на дрова спилили,» подумал Ушастый о заборе и решил пролезть под проволокой, сильно недооценив инженерный гений Каста.

Стоило Ушастому задеть проволоку, как его ослепил прожектор и взвыла, заряжаясь, автоматическая катапульта. Удирая задом на четвереньках, Ушастый собственным же ухом обнаружил, что проволока ещё и под напряжением. В штошнике поднялась тревога, вокруг Ушастого засвистели булыжники, сшибая листья с деревьев.

Так быстро он ещё никогда не бегал. Но штоши всё равно были быстрее... Когда погоня уже висела на пятках — справа по курсу показались древние развалинами на полпути домой. Забежав туда, Ушастый затаился между торчащих, словно зубы, остатков каменных стен. Ощущая себя в полной безопасности: к развалинам штоши и днём-то приближались с опаской, боясь привидений. Выглянул из-за угла, незаметный в своём плаще, и стал с интересом наблюдать, что поимщики будут делать дальше.

Те в неуверенности остановились, поводя фонарями, метрах в двадцати от развалин и стали шёпотом совещаться.

— Вроде, он к руине побежал.

— Точно! Вон, кусты сломаны.

— Ну, что? — осведомился крупный Жохлат, поигрывая большой дубиной, — окружать-то будем, или как?..

— А вдруг там привидение?.. — охладил пыл преследователей суеверный Рьет, — В энтой руинине привидений завсегда — што тараканов.

— Да они ж света боятся! — отмахнулся Шуся.

Ушастый едва не выругался вслух, когда заметил во главе штошей вернувшегося авантюриста. «Не пропал-таки, даже у человеков в зубах... Ой, чую, не к добру...»

— Ага, как же! — возражал тем временем Волосатый. — Забыл, как Хвостус на этом вот самом месте ясным днём привидение встретил?..

— Да показалось ему, сколько можно повторять! — возмутился Шуся. — Он же хлеще Угуки, в каждой гнилушке привидение видит!

— И ничего не показалось! — обиделся Хвостус, — Иду я это, к Ушастому, ботинок запасной взять...

— К адскому исчадию, то есть, — ядовито прокомментировал Шуся.

— Ну, это... — замялся сбитый с мысли Хвостус, — Давно, то есть, дело было... То есть, это... не знали тогда, что Ушастый — демон. Ну вот, значит. Иду это я, к демону... тьфу, то есть... Ну вот, иду, я к нему этот... ботинок запасной взять, а день, помню, пасмурный был, мокрый, иду я, значит, а тут из под руины этой, а я ещё, помнится, без амулету шёл... то есть, давно ещё дело было, не думали ещё, что амулет брать надо, ну вот, иду я, а тут, значит, из под руины этой, а день, помнится, пасмурный был, мокрый, я, значит, ещё удивлялся, что этого... туману нет...

— Ты покороче можешь? — невежливо перебил Хвостуса крупный Жохлат, поигрывая большой дубиной.

Тот зачастил, наращивая темп:

— Ну вот, иду я, значит, к Ушастому, ботинок запасной взять, иду значит, а тут из под руины этой, а день мокрый был, пасмурный... И, значит, из под руины этой, смотрю, туман поднимается. А я, помнится, ещё подумал, что вот день-то какой мокрый, даже туман поднимается, а туман, значит, который из под руины этой поднимается, смотрю, как-то скрутился, и ещё сгущивается. А я, помнится, ещё подумал, туман странный какой-то, не такой, туман этот. Ну он, значит, сгущивается, туман этот, то есть, это я сначала думал, что туман, а потом-то оказалось, что привидение.. Ну вот, сгущивается он, сгущивается... Я глядь — а он уже и сам стал, как подушка, и руки у него сгустились, разлапистые такие...

— Я и говорю — ветром туман закрутило, — язвительно вставил Шуся. На Шусю сердито зашикали.

— Ну, вот... — продолжил сбившийся Хвостус, — Иду я, как раз, к Ушастому, ботинок запасной взять... Так, о чём это я... Да!.. Иду я, а изтуманный этот, ка-ак завоет, ка-ак на меня полетит! Я ка-ак испугался, бац! — и уже в штошнике, и второй ботинок прорвал... А он, изтуманный этот, до следующего утра выл...

— Нда, с этими привидениями шутки плохи! — авторитетно поддакнул Риласт, — Пикнуть не успеешь, как они тебя в рай утащат!

— А амулет на что? — не сдавался Гутморген. — Тут, в кустах, амулет где-то был!

— Вот и иди сам туда с этим амулетом! — раздражённо послал его Волосатый.

— Этот амулет, между прочим, — добавил Лохмус, — ни разу на деле не испробовали.

— Ладно вам! — прервал разгорающийся спор Асат. — Посветите, я достану...

Пятна фонарей начали метаться по земле и подлеску, скользя туда-сюда под аккомпанемент треска кустов в темноте, потом кто-то вдруг разъярённо зашипел:

— Ты зачем на руину светишь? Исчадие спугнёшь!

Различить говорящих среди стробоскопического мелькания не представлялось возможным.

— Это не я свечу, это вон он светит, — окрысились в ответ.

— Пошто врёшь? — возмутился третий. — Я Асату свечу, он амулет ищет...

— Интересно, — задался вопросом кто-то. — Если я не свечу, и он не светит, а фонаря всего два, тогда как...

— Да гнилушка, наверное, светится, — поспешно вклинился Шуся.

— Так ведь оно двигается! — возразили ему.

— Не иначе, привидение... — раздалось мрачное предположение.

— Где?..

О, сколько в том возгласе было трепета!

— Какое привидение?

— Ой, действительно двигается...

— А я лампочку в комнате гореть оставил, — не к месту припомнил кто-то. — Пойду выключу, чтобы электричество зря не жечь.

— Амулет скорей давай! — запаниковал кто-то.

— Я его не вижу, — терпеливо пояснил Асат. — Наверно, опять не на место положили.

— Слушайте! По-моему, оно сюда летит! — срывающимся гососом воскликнул кто-то.

— Да ищи же ты амулет! — взвыл другой.

— Сам ищи, если ты такой умный! — возмутился Асат.

— Смотрите, вот он, с другой стороны дороги! — радостно завопил кто-то. Пятна света от фонарей ломанулись в сторону под треск кустов. Вокруг амулета тут же образовалась мелькающая толпа — похоже, его вырывали из рук друг у друга.

— Да не так держи! — орал один.

— Сам разберусь! — препирался другой.

— Оно же приближается! — выл третьий.

— Ты не той стороной держишь! — нервно советовал четвёртый. — Черепушкой, черепушкой к нему разверни!

— Не действует эта зараза, так я и знал! — выкрикнул отчаянно машущий фонарём штош. Привидение продолжало надвигаться, совершенно не впечатлённое потугами несвежих батареек.

— Берегись! — крикнул Шуся, когда зеленовато светящийся сгусток эктоплазмы опасно сблизился с группой занятых амулетом спорщиков.

— Как быстро оно-о-ой...

— Яй... — резво шарахнулся крупный Жохлат, роняя большую дубину.

— Тольконеменя!!! — взвыл кто-то, цепенея от ужаса.

— Бегиутащитжещас!!! — хором заорали ему остальные.

Тот в последний момент послушался и штоши бурным потоком отхлынули с места действия, в панике ломая кусты.

Когда их вопли и треск кустов стихли вдали, Ушастый крадучись вышел из-за угла. Привидение бесцельно висело над тропинкой — размытая светящаяся клякса без каких-либо постоянных очертаний. Громко хрустя в темноте ветками, Ушастый стал обходить его, чтобы выйти на тропу в направлении к замку. Привидение, паскуда, оживилось и начало как-то уж чересчур целенаправленно дрейфовать в его направлении.

— Брысь, — зашипел Ушастый, начиная чувствовать себя неуютно.

Привидение заколыхалось, как пламя свечи на сквозняке и медленно двинулось на него.

— Пшло прочь! — испуганно рявкнул Ушастый, внезапно осознавая, что фонаря-то он с собой не взял!

Привидение продолжало приближаться. Ушастый запустил в него палкой — просто от нежелания сдаваться. Палка, естественно, свободно пролетела сквозь привидение: эти паразиты выполняют фазовый сдвиг в материальность только в самый момент атаки. Почуяв близость добычи, гадский сгусток эктоплазмы взвыл дурным резонансом и поплыл вдвое быстрее. Из развалин поднялось ещё несколько, перекрыв дорогу к замку.

Удирая в сторону штошника, Ушастый на бегу надеялся, что штоши уже далеко и не будут разведывать, улетело ли привидение. На его счастье, дорога была свободна до самого штошника. На границе леса мелькали фонари и факелы, слышался шум голосов. Неужто облава?.. Да нет, все на месте толкутся...

Раз уж нельзя было вернуться в замок нормальным путём — Ушастый решил хорошенько разведать положение дел в штошнике: поиск обходного пути через мокрое и холодное болото не казался ему достойной альтернативой. А привидения наверняка не отправятся на покой до самого рассвета, уж это он знал на примере замковых.

Подойдя поближе, он с недоумением обнаружил, что три четверти штошей под руководством Каста натягивают проволоку между деревьев и вырубают кусты вокруг. Толстый и Угука развешивали на проволоке амулеты из большого мешка, о который непрестанно спотыкались работающие. Ушастый медленно продвигался в отдалении, вслед за штошами. Часа за три они обмотали всю опушку и вышли к обрыву. Вблизи пруда деревьев почти не было и штошам пришлось ставить столбы.

Потом они всей гурьбой повалили в штошник, остались только Толстый с Угукой, которые спешно довешивали последнюю сотню амулетов, ругаясь, какой сорт как располагать. Ушастый всё недоумевал, зачем штоши окружили штошник столь странным забором, как вдруг Толстый с воплями отскочил от заграждения. В штошнике взвыла сирена, из дверей вырвался отряд дубинконосцев. Разразился шумный скандал: Толстого ругали за ложную тревогу, тот вопил, что «О таких вещах предупреждать надо».

Когда штоши ушли, Ушастый тщательно исследовал электрозабор на всём его протяжении. «Да, это надёжнее, чем за каменной стеной. Одно неосторожное касание — сработает сирена и жди неприятностей...» Ушастый едва не попался на глаза Ухвату, который шёл вдоль забора, прикарманивая валяющиеся обрезки проволоки. Это навело Ушастого на мысль немного попортить бунтовщикам нервы. Он поискал со своей стороны, нашёл подходящий отрезок и швырнул на забор. Сверкнули искры короткого замыкания, мигнул свет в штошнике, под вой сирены на поляну вырвался оборонительный отряд. Ухват присоединился к ним, клятвенно заверяя, что «всё время в лесу раздавались подозрительные шорохи». Свет в штошнике мигнул ещё несколько раз — видно, Каст пытался включить заграждение — а потом он появился собственной персоной — и, не слушая готового порассказать всяких ужасов очевидца, стал осматривать своё творение.

Волей случая, кусок проволоки повис с внутренней стороны забора — и, найдя его, все тут же обратили внимание на проволочную мотню, обильно свисавшую из карманов Ухвата...

Ушастый не стал слушать разгорающуюся свару, хоть сердце и грело: ему в голову пришла новая идея. Не умеющие плавать штоши наверняка не огородили берег пруда. А брёвен и проволоки понабросали достаточно.

* * *

Штоши развернули прожектор на поляну и стали собираться на шабаш. Ушастый, промочив одежду, перебрался с плота в прибрежные камыши, с трудом вскарабкался по крутому склону и выглянул из-за сарая, уверенный, что штоши теперь чувствуют себя в безопасности, утратили бдительность и не заметят его в маскировочном плаще.

Открыл собрание Каст. В короткой речи он отметил неуёмность сил тьмы, стремящихся лишить штошей всех достижений последних лет и уже пытавшихся под покровом ночи пробраться в их родной штошник.

«Вот паразит, — подумал Ушастый, — ведь сам же ни на грош не верит в то, что говорит... По лицу же видно: уже давно догадался, что сам и подопечные — тоже демоны! А обратно не отыграешь: не поймут. Ой, не поймут. Как теперь-то выкручиваться будешь, хфилософ?»

Каст кончил призывом к бдительности и передал слово следующему оратору.

На помост вышел Шуся — и, воспользовавшись случаем, решил повторить рассказ о своих подвигах среди человеков. Из его слов следовало, что легко обведя вокруг пальца глуповатых и доверчивых созданий и соверша массу былинных подвигов, Шуся добыл для борцов за правое дело много ценного. Тем самым повысив вооружённость штошей и сделав неизбежной победу над адским демоном.

Адский демон за сараем поёжился, представив, как повышенно вооружённые штоши настигают его среди чиста поля.

Тем временем, Шусю сменил явно перечитавший человекских книг Пуз, бурная речь которого была бредовой намесью из ихних Несвятых писаний и пропаганды. «Человекским жрецом он себя вообразил, что-ли? Не, скорее — так топорно примазывается.»

Пуз призвал «немедля покончить», подбивая на поход против Зла прямо сейчас. Штоши загорелись энтузиазмом, и даже начали хватать дубины, но тут, оттеснив Пуза, место оратора занял Каст и быстренько этот порыв охладил: Во первых, серьёзные дела так не делаются, без планирования и подготовки даже грядку как следует не вскопаешь. Во вторых, надо же дать Горобдану выспаться — вон он какой воз через горы тащил. В третьих, чтобы на деле повысилась вооружённость — надо же сначала хоть разобрать привезённое, а на это дня два надо, не меньше. И, наконец, просто покончить мало, главное — найти ключ от склада с народным достоянием.

Пуз, недовольный тем, что его опять оттирают на задний план, попытался возражать, но был с позором опровергнут и разбит по всем пунктам. А вот не лезь с надёрганными лозунгами, которых сам не понимаешь, против мастера-рационалиста, уважаемого в обществе. Каст призвал штошей к дискуссии. Те, путаясь в словах и перебивая друг друга, стали сочинять план нападения. Ушастый с интересом слушал. Сошлись на том, что завтра закончат вооружаться и пошлют ультиматум, а послезавтра, с утра, покончат с исчадием.

Потом Пуз опять полез со своими бреднями, а Ушастый, обплыв на плоту забор, помчался домой: рассвет уже близился.

Наскоро позавтракавший, не выспавшийся Ушастый спешно обшаривал запутанные катакомбы, увесистой дубиной отгоняя сосем не завтракавших хищников. Предмет его поисков наверняка находился совсем рядом, но попробуй, отыщи что-нибудь в этом лабиринте! Окончательно запутавшись, и чуть не потеряв выход, Ушастый решил отступить. Поднимаясь к выходу по крутой винтовой лестнице, он посветил вниз, через перила. Узкий просвет колодца уходил в бездну, недоступную для слабенького фонаря. В глубине, на спирали лестницы, красновато отблескивали чьи-то глаза.

Когда Ушастый вышел на дневной свет — некачественные батарейки уже совсем скисли. Заперев дверь, он переложил их из фонаря в специальную кобуру на поясе: удобно по крысам бросать. Эх, батарейки... Если бы их хватало хотя бы минут на двадцать — он бы имел шанс найти подъёмный механизм, местоположение которого было давно забыто за ненадобностью.

Ушастый открыл калитку, и окинул мрачным взглядом массивную бетонную плиту подъёмного моста, край которой, казалось, намертво врос в землю. «Лет двести поднимать не пытались, не меньше. Как Ашас Сорок восьмой править начал, чтоб ему, так всё в упадок пришло...» Ушастый зло захлопнул калитку и ветхие ворота зашатались, скрипя, и сея труху. «Если их попытаться открыть, наверняка рассыплются на кусочки. И как это штоши ещё не догадались прийти в гости с большим, тяжёлым бревном?.. Скорее всего, лень было тащить.

А теперь и бревна не надо, хватит одного Горобдана.»

Как минимальную противоштошью меру, Ушастый устроил простенькую ловушку: штоши раньше часто бывали у него в замке, и знали, что первая дверь направо — всегда запертая — ведёт в катакомбы, а вторая — наверх, в апартаменты Ушастого. Он с дьявольским остроумием снял с петель дверь в кладовку и прислонил её к правой стене, ещё ближе к воротам. Если штоши ворвутся в замок — они сразу же всей оравой сунутся во вторую по счёту дверь. И очутятся прямиком в катакомбах, наводнённых зубастыми хищниками и наводящими ужас привидениями, которых всегда так боялись.

От злодейского хохота удержаться просто не было сил.

* * *

На случай осады, Ушастый запасся на складе ворохом концентратов. Когда он запирал ворота — на него из-за углов ринулось малочисленное войско, без Горобдана (тот ещё отсыпался) и плохо вооружённое. Это Пуз решил отличиться, взяв Ушастого собственными силами, чем талантливо обеспечил себе блистательное поражение.

Ушастый удалился восвояси, помахивая дубиной для внушительности, а штоши побежали домой, докладывать об успехах. Каст, и без того уже недолюбливавший Пуза, совершенно не обрадовался тому, что Жохлат, Ыт и Ратаб оказались выбиты из строя — у кого рука расшиблена, у кого лоб. Поэтому когда много позже до штошника, охая, дотащился битый Пуз в одном ботинке — тому была устроена встреча, достойная победителя: с применением испорченных овощей.

Ушастый, тем временем, усиленно думал, сидя над наброском замка. Задача стояла перед ним, надо сказать, нереальная. Надо было:

а). найти в нежилой части замка старые, ещё не читаные документы.

б). отыскать в них описание подъёмного механизма.

в). обнаружить этот механизм и

г). привести его в действие..

Нереальность задачи сильно усугубляли огромные размеры нежилой части, включавшей, собственно, почти весь замок, кроме двухэтажной пристройки к надвратной башне, в которой у Ушастого располагались кухня, спальня, кладовки и комната с реликвиями. Возведена пристройка была из наименее прочного камня, что имело свои преимущества: например, без особых хлопот можно было прибить гвоздь для полотенца, или закрепить под потолком лампочку. Попробуй, такое в башне сделай! Без перфоратора не обойдёшься.

Но главной головной болью были двери. Дело в том, что последние полтора века предки, словно поражённые эпидемией слабоумия — а может, того хуже — махрового жмотства, изготавливали двери исключительно из осины, росшей в ближайшем лесу. Осина, как известно, славится неподражаемыми крепостью и долговечностью, поэтому двери из неё прогнивают в рекордно короткие строки, невзирая на титанические усилия затормозить этот процесс частыми покрасками и прибиванием уголков да распорок. Поэтому Ушастому, в первый же год своей жизни, пришлось немало потрудиться, выламывая и замуровывая все двери, ведущие в нежилую часть замка. Он тогда справедливо опасался, что иначе его однажды могут сожрать прямо в собственной спальне.

Собравшись с мыслями, Ушастый начал методом исключения вычислять возможное местонахождение документов.

В самой старой части замка, центральной цитадели, могло храниться всё, что угодно. Беда только в том, что у неё не было ярко выраженных признаков входа. К тому же, там базировался основной состав замковых привидений, каждую безлунную ночь вылетавших наружу, в надежде поживиться жизненной силой живых, не прикрытых охранными плетениями. Их бесплодным усилиям можно было только посочувствовать: ближайшие живые, не прикрытые охранными плетенями обитали далеко от замка, в штошнике, и безлунными ночами, как правило, дрыхли.

Конечно, и ежу было понятно, что в цитадель можно проникнуть из катакомб, с которым она, несомненно, сообщается — но это теоретически. Ибо в наводнённых голодными хищниками катакомбах дольше десяти минут находиться нельзя: именно на столько хватало в фонаре батареек. Конечно, какой-нибудь не особо грамотный индивид мог бы удивиться: почему же Ушастый не использует факел?.. Ушастый на такой глупый вопрос ответил бы что-нибудь вроде «Этот паскудский факел в зубах не удержишь». Ии был бы совершенно прав: ведь чтобы хорошо фехтовать тяжёлой дубиной — её необходимо держать обеими руками, предварительно привязав фонарь на голову, или зажав в зубах, ибо того, кто попытается держать дубину одной рукой, схарчат раньше, чем он успеет как следует замахнуться.

С тяжёлым сердцем отложив цитадель на когда-нибудь потом — ибо справедливо подозревал, что древнейшие документы обязаны лежать в древнейшей части замка — Ушастый стал перебирать оставшиеся варианты.

Пустую, как выеденное яйцо, надвратную башню он отмёл сразу, равно, как и сырые, кишащие крысами катакомбы: даже самые оглашенные из предков не стали бы хранить там важные документы.

Полуразрушенные двух- и трёхэтажные дома, тесной гурьбой заполнявшие южную часть пространства внутри кольца стен, пришлось тоже отмести: ни у одного не было крыши.

«..так, что там ещё?.. Парадные западные ворота — они и есть ворота, там даже хода в катакомбы нет, пристройка надвратной башни построена слишком недавно...

Остаётся дворец. Огромный, нехоженый, и чёткостью планировки напоминающий лабиринт этого, как его, Минотавра.»

* * *

Каст, между тем, изучал инструкцию от человекской бензопилы, которую предполагалось использовать для разрушения ворот.

* * *

Ушастый медленно тащился, распугивая крыс, по закопчённому коридору с выломанными дверями, нанося на план комнаты прислуги. После последнего пожара здесь так ничего и не восстановили: жить в этих комнатах было уже некому, разбегались даже придворные.

Всё во дворце говорило о постепенном угасании жизни: и остатки мебели, собранные в нескольких комнатах, и грубые каменные полы залов, где полированный паркет был разобран на дрова, и истрёпанные непогодой остатки картин, использованных в качестве ставень, когда все стёкла были уже выбиты.

Ушастый заканчивал уже последний, четвертый этаж. Надежды его таяли с каждым шагом. Когда остался один тронный зал, расположенный в самом центре дворца — Ушастый вздохнул и вошёл только для очистки совести: в тронном зале он сам устраивал склад крысиного яда. Давно дело было, от кучи отравы остались только белые разводы на полу.

За несколько лет тут ничего не изменилось. Тот же сырой, чуть не в лужах, каменный пол, на котором аккуратные круги помёта птеродактилей повторяют форму потолочных окон, тот же опрокинутый стол, та же груда битой роскошной посуды вокруг ободранного огромного трона... Ушастый подошёл к трону и, усевшись на него, и мрачно предался рисованию мысленной картины «Штоши, берущие замок штурмом»

Вскоре он собственным затылком определил, что кое-какие изменения за несколько лет его отсутствия, всё же, произошли. А именно — трон прогнил окончательно. Разбросав обломки ступеней, Ушастый с кряхтением встал, осторожно нащупывая намечающуюся шишку. «Думать надо было, когда...» Он быстро обернулся на неожиданный скрип за спиной — и обнаружил, застряв по пояс в обломках, что на него валится двухметровая резная спинка, изобилующая острыми золотыми украшениями...

* * *

Каст уже третий раз перебирал бензопилу по винтику, после безуспешных попыток её завести.

* * *

Выбраться из-под обломков Ушастому удалось всего за каких-нибудь полчаса, поцарапавшись, и порвав рубашку. Зато на поверхности его ждал приятный сюрприз: упавшая спинка открыла прогнившую до полной ажурности дверь, а за той — плохо освещённое помещение средних размеров, загромождённое штабелями книг. Слегка свихнувшийся от радости Ушастый энергично вломился в книгохранилище, попутно набив себе дополнительную шишку о низкий дверной косяк.

В помещении было довольно сухо, свет пробивался сквозь невероятно грязные стёкла потолочных окон. «Ну и строили тогда! — восхитился Ушастый, — двести лет не конопачено, а окна не протекают... Интересно, а как же тогда в тронном зале стёкла выбить удалось?.. Не иначе, придворные из арбалетов упражнялись. Ашас Сорок восьмой — он большой весельчак был»

Когда первая радость от обнаружения древних летописей прошла — Ушастый начал осознавать, что до той поры, как стемнеет, он не успеет перечитать даже названия. В хранилище громоздились тоны книг в обложках из выцветшего дерева и потрескавшегося от времени пластика.

Он стал в отчаянии перекладывать книги из штабеля в штабель, надеясь наткнуться на что-нибудь более простое и практичное — вроде подробного плана замка, например. За верхней книгой из огромнейшей стопки, у задней стены, обнаружился краешек двери. Ушастый радостно разбросал верхние книги и с огорчением обнаружил, что нижняя часть стопки состоит из одного полуметровой толщины тома. «Полное описание духов земли и огня, в замке и на прилегающей равнине встречаемых, а также амулетов, от них защищающих — прочитал Ушастый. — Плохо дело, этот справочник, судя по всему, килограмм на сто тянет»

Он попытался выбить видимую часть двери, но лишь больно ушибся: та, против ожидания, оказалась дубовой: предки предков (в отличие от просто предков) работали на совесть. Тогда он попробовал сдвинуть том, действуя дубиной, как рычагом. Книжища было дрогнула, но тут изношенная дубина не выдержала, и сломалась. Ушастый крайне некультурно выразился, и помчался домой, за ломом и фонарём. День уже клонился к вечеру, а за дверью, как раз, могло оказаться самое нужное. Может, это сейф такой был...

Соломинка, как-никак.

* * *

Касту, между тем, удалось запустить бензопилу и теперь он учил штошей, как с ней обращаться.

* * *

Ушастый легко справился с «Описанием»: просто раздолбил его ломиком на четыре тома, которые сдвинул в сторону по отдельности. С дверью оказалось сложнее: Ушастый долбил её, пока не выяснилось, что дверь открывается на себя.

Узкое, низкое пространство за дверью уходило куда-то в темноту. Ушастый направил туда фонарь... И разразился длиннейшей тирадой по поводу батареек. Потом он бросил фонарь на пол, и долго топтал его ногами.

А потом стал на ощупь шарить в темноте. Из темноты Ушастый извлёк:

1. «Твёрдое, многоугольное, гладкое...»- корона. Позолота слезла, драгоценные камни потрескались и облупились, с некоторых краска вообще сошла.

2. гнутую вилку с ободранной позолотой.

3. два ящика грязной посуды. «Это же надо, предкам тоже лень было мыть. Значит, это у меня фамильное»

4. груду костей. «Может, закончить на этом?.. А то, глядишь, и черепа пойдут...»

5. «Ну вот, череп... Кажется, штоший. Может сходить за батарейками?.. Да нет, опять через весь замок тащиться...»

6. большая куча черепов. «Нет, определённо, надо сходить за батарейками»

7. «Что-то задней стенки всё нет. Не нравится мне всё этА-А-А-А!!!»

На ощупь убедившись в отсутствии переломов, Ушастый осторожно поднялся на ноги, охая при каждом движении. Хорошо ещё, что это оказалась лестница, а не отвесный колодец — не то в катакомбах одним скелетом стало бы больше.

Ушастый на ощупь нашёл крутую лестницу, по которой скатился:

— Итак, всего лишь ещё один ход в катакомбы... — окружающее пространство тонуло в кромешной тьме — Нет, ну просто превосходно! Оказался в катакомбах, без фонаря, без дубины, да ещё неизвестно, сколько наверх подниматься...

Перед глазами как наяву встала недавняя куча, черепов в которой было, пожалуй, не меньше, чем ныне здравствующих штошей.

Ему вдруг почудился плеск воды невдалеке. «Неужели это — пресловутое Подземное озеро, о котором штоши так любят рассказывать страшные истории?... — Ушастый прислушался. —Кажется, кто-то шуршит... Нет, показалось... Нет, определённо кто-то шуршит. И звук становится громче. Может, всё-таки, крысы?..»

Он вспомнил о спичках и стал лихорадочно шарить по карманам. Звук приближался. Ушастый нашёл, наконец, спички, и ломал их одну за другой, пытаясь зажечь. Во мраке перестали шуршать, и оглушительно чавкнула разеваемая пасть. Гулкое эхо раскатилось по обширному пространству.

Спичка зажглась. Всего в паре шагов вспыхнули, как угли, большие глаза, и смутно блеснули огромные зубы. Ушастый, вздрогнув, уронил спичку, во мраке раздалось приближающееся клацанье когтей и шорох хвоста о камень.

«Оно же меня съесть хочет!» дошло, наконец, до Ушастого и он поставил рекорд в забегах вверх по лестнице на средние дистанции.

Остановившись отдышаться у выхода в тронный зал, Ушастый с облегчением заметил, что чудовище — больше всего оно напоминало отвратительно белёсого крокодила — не пролезает в узкий дверной проём. Его уделом было созерцать Ушастого, и облизываться.

И поделом.

Ушастый вдруг заметил возле самой морды ценнейшие реликвии, добытые им ранее. Поскольку ОНО лежало, вроде бы, неподвижно, он решил, что не бросать же ценности тут пропадать, и стал неуверенно приближаться. Чудовище казалось мёртвым: не двигалось, и не дышало. «Может, издохло от огорчения?» подумал Ушастый, нагибаясь за ценностями.

Это не самый приятный звук, когда у вас прямо над ухом неожиданно захлопываются исполинские челюсти. Ушастый полностью разделял это мнение. К тому же, прыжок, достойный укушенного за хвост кенгуру, больно ударил по его самолюбию:

— Но-но, ты не очень-то! — Ушастый запустил чудовищу в глаз батарейкой, и повернулся, чтобы с достоинством удалиться...

За спиной раздался оглушительный треск. Ушастый нервно обернулся и увидел, что чудовище уже вылезает, извиваясь, из коридора. Рядом валялись какие-то бесформенные обломки. «Из чего, интересно, была сделана эта притолока?» думал Ушастый, ставя ещё один рекорд — теперь уже в забегах на длинные дистанции.

Зато удалось спасти ценнейшие реликвии — фальшивую корону и гнутую вилку.

Дома, разместив ценности в надлежащем шкафу, Ушастый пошёл на кухню — отдохнуть и подкрепиться после таких треволнений. По дороге он споткнулся, (нервы были уже как мочалка) упал и ударился головой о стену. То есть, ударился бы, если бы там была стена. Ушастый просто прорвал драпировку, ещё до него натянутую, и вывалился куда-то в темноту.

— Оч-чень хорошо! Это значит не все двери в нежилую часть замурованы! — обнаружил он. —А я-то, дурак, столько лет безопасностью наслаждался! — И он спешно загородил дыру первым подвернувшимся шкафом.

Методом прощупывания Ушастый нашёл ещё одну скрытую под драпировками дверь, прогнившую до дыр. За ней обнаружилась идиллическая картина: шушчавчик, грызущий старую кость. Мелкий хищник тут же попытался перейти на более питательного Ушастого, но лишь получил дверью по морде, прямо в прыжке. Ушастый, пыхтя, притащил ещё один шкаф и сел возле него прямо на пол.

— Всё. Хватит. Сил уже нет, с монстрами нянчиться. Нервы в мочалку превратились... И ещё штоши скоро придут. С ультиматумом. Мне этого не перенести. Пусть берут склад, пусть меня хоть хоронят, только бы оставили, наконец, в покое! — Усталый, разбитый Ушастый с трудом поднялся на ноги, и поплёлся в спальню. Болела и ныла каждая косточка.

Он тяжело вздохнул, запер за собой дверь, и с наслаждением зашвырнул ключ в дальний угол:

— Пусть теперь приходят с тараном! — зевнул и откинул полог балдахина над кроватью.

В драпировках зияла обширная дыра, из которой на него с аппетитом смотрела знакомая морда.

— Чтоб ты подавилось! — пожелал чудовищу Ушастый, даже не заметив, как это двусмысленно звучит. Потом сиганул в угол за ключом (первая секунда), оттуда к двери (вторая секунда), отпер её (третья секунда), и пулей вылетел наружу (ещё полсекунды). К счастью, открывать дверь на себя ОНО не умело...

Не успел он прийти в себя и причесаться как следует — снаружи загремело железом об рельсу: штоши пришли, с ультиматумом. Медленно закипая, Ушастый отправился на стену, высказать им пару ласковых.

Наскоро пересчитав противника, Ушастый убедился, что не менее половины штошей осталось охранять штошник. В том числе: Пуз, в связи с утренним поражением, счёл за благо не показываться никому на глаза, Горобдан ещё отдыхал, а Каст, хорошо знавший характер Ушастого, считал ультиматум совершенно бессмысленным. Это чтобы Ушастый хоть в чём-нибудь хоть кому-нибудь уступил?

Был уже вечер и тень замка накрывала всё пространство до леса. Шумно пыхтя, штоши заканчивали делёжку парадных дубин, абсолютно непригодных для битвы из-за огромных размеров и веса. Бо́льшая часть штошей всю дорогу тащила массивный столб с перекладиной и подвешенной к ней рельсой. Остальные несли дубины на всех (одна оказалась лишней)

— Ну что, пришли сдаваться на милость победителя? — осведомился Ушастый у выступившего вперёд Шуси. Тот аж онемел от такого беспардонного нахальства. Ушастый, между тем, продолжил: — Жрать, небось, захотелось, да?.. Меньше надо было дурью маяться, колбасу бы сейчас вкусную ели! — Он обвёл штошей взглядом. — Ну ладно, я не злопамятный. Выдавайте зачинщиков, я прощаю!.. И, так уж и быть, буду снова давать на десерт колбасу!

Ушастый в короне смотрелся так внушительно на фоне огромного, подсвеченного закатом замка, что штоши взяли Шусю, парализованного возмущением, прямо под белые ручки, и повлекли к воротам. Ушастый величественно простёр руку...

— До-ло-о-о-о-ой!!! — прорвало, наконец, Шусю. Штоши опомнились, и опасливо отступили, вспомнив древние предания про могучее колдунство, на какое способны Ашасы. Материалист и авантюрист Шуся извлёк откуда-то самое страшное оружие штошей — ржавое, заряжаемое с дула ружьё. От ружья тут же попятились, а Ушастый приготовился нырнуть за ближайший зубец стены.

— Злобному исчадию адской тьмы! — во всю мочь рявкнул Шуся. — Вот тебе наш вультиматум! Или добром сдашь ключ от народного достояния, или... — Шуся направил ружьё в зенит, и лихо нажал на курок. Осечка... Шуся ещё раз нажал на курок. Опять осечка!

Ушастый язвительно усмехнулся. Шуся, не в силах вынести позора, стал трясти и дёргать оружие, попутно направив его в сторону штошей. Штоши продемонстрировали развитую способность к прыжкам с места. Шуся разъярённо дёргал курок, ствол плясал то вправо, то влево, штоши метались, как куры...

Когда дым рассеялся, и в ушах перестало звенеть, Ушастый осторожно выглянул из-за края стены. Штоши лежали, закрыв головы руками. В центре композиции старательно изображал статую иссиня — бледный Шуся, в руках у которого красовалась половина ружья, увенчанная оригинальной металлической бахромой.

— Впечатляет! — одобрил Ушастый. Штоши зашевелились, и стали подниматься, боязливо поглядывая на Шусю с половиной ружья. — Вы там все целы? — участливо осведомился Ушастый. Штоши начали удаляться, стараясь не глядеть друг на друга и тщательно обходя незадачливого авантюриста. — Надеюсь, вы успеете домой до темноты — а то, знаете, ночью из развалин иногда привидения вылетают, — заботливо посеял панику Ушастый: развалины-то штошам по пути, а привидение только вчера нос к носу видели.

Закат уже угасал, поэтому штоши развили вполне приличную скорость и быстро скрылись в лесу. Перед воротами остался сиротливо стоять столб с рельсой, вокруг которого в беспорядке валялись дубины.

Ушастый проводил штошей довольным взглядом, и тут только вспомнил о чудовище в незапертой спальне. А что, если оно, всё-таки, откроет дверь на себя?.. Он нервно обернулся, но пасти над ухом, к великому своему облегчению, не обнаружил.

Но всё равно, перспектива перед ним лежала унылая весьма, и безрадостная: спрятаться в замке нельзя, в нежилой части — съедят, в жилой — найдут, поймают и изгонят, или на что там способна их дурная фантазия. В лес убежать — так там есть нечего, а если даже на склад за колбасой по ночам наведываться — это годится, опять же, лишь до зимы. Оборону держать — ворота дряхлы настолько, что препятствием лишь притворяются. Вот если бы штошей можно было чем-нибудь раз и навсегда отпугнуть...

И тут Ушастому пришла в голову отличная мысль: штоши-то первым делом где его будут искать?.. Правильно, в спальне!.. И ему остаётся лишь не мешать их близкому знакомству с крокодилом. А чтобы не мешать — можно укрыться на верхних этажах надвратной башни, куда, кстати, и наиболее ценные вещи упрятать не грех. А лестницу можно отлично забаррикадировать сейфом: Горобдана-то на пятый этаж не затащишь.

* * *

Когда утром к замку притянулась процессия штошей, потрясая алой хоругвью (вернее, малиновой: красные шторы давно кончились) — всё ценное было уже наверху, а Ушастый спал на стене, служившей для башни балконом второго этажа, в обнимку с канистрой. В канистре был скипидар — поливать осаждающих. Куда там средневековью, с его смолой.

Разбудил Ушастого страшный гром лопатой по давешней рельсе. Ушастый потянулся, напялил корону, и застегнул надетый поверх обычной одежды бархатный халат. Ушастый больше не чувствовал себя между молотом и наковальней. Ушастый надеялся понаблюдать, как возомнившие себя вояками штоши ворвутся в начинённую голодным хищником спальню.

Штоши, вооружённые на этот раз боевыми дубинами, выстроились цепью. В центре возвышался Горобдан, с креслом на спине, в котором расположился Каст. Рядом, горя желанием расквитаться за вчерашнее, Шуся сдувал с бензопилы последние пылинки. По сторонам выделялись кастрюлями на головах хладнокровный Асат и украшенный синяком под глазом Жохлат — командующие правым и левым флангами соответственно. В отдалении тяжелоушибленный Ыт, сумрачный Пуз и трусишка Угука охраняли обоз: телегу с передвижной трибуной и ворохом разнообразных плакатов.

Ушастый медленно и торжественно поднялся над краем стены:

— Приветствую вас, вассалы! — возгласил величественно и громогласно.

Штоши дружно попятились. Те, кто вчера участвовал в истории с ультиматумом, конечно, рассказали остальным, какой Ушастый опасный колдун. При виде противника только что прослушанные вдохновляющие речи как-то сразу забылись...

— На место, трусы!!! — крикнул со своего возвышения Каст. — Вы кого испугались?! Вы одного болтливого дармоеда испугались?.. Позо-ор!

Штоши снова построились, скорчив для храбрости зверские рожи.

«Если бы не этот Каст, — подумал Ушастый, — насколько легче править было бы! Среди штошей только трое с мозгами и есть: Шуся, Асат, да этот жулик Лухыт... Да и те ему до пояса не достают. — Он мрачно обозрел штошей. Некоторые снова попятились. Подстрой им одно хорошее поражение — надолго запомнят. — Как среди них вообще затесался шноблин? Надо в летописях проверить»

По команде Каста Шуся завёл бензопилу, и впереди размахивающего дубинами войска двинулся на ворота.

— Не надо, сдаюсь! — заверещал Ушастый, с трудом изобразив испуг в голосе. И бросил штошам перевязанный бантиком ключ от двери в подземелье. Так, для разминки.

Что тут началось... Речи, овации, поздравления, полуторачасовой шабаш — или как эти сборища у них? — торжественный парад... Каст стоял на трибуне, и с видом скромного гения принимая восхваления... Ушастый смотрел на представление, зевал от скуки и наблюдал, как постепенно становится жёлто-зелёным от зависти Пуз.

Потом штоши заготовили бланки для описи имущества, корзины для колбасы, и приступили к торжественному открытию склада. Процедура, естественно, затянулась: ключ-то был не тот... Когда штоши вернулись от склада — Ушастый стоял в вальяжной позе, опираясь на зубец стены, и ехидно посмеивался. Каст уже не казался штошам таким гениальным, а замок выглядел особенно неприступным.

— И как это называется? — грозно вопросил Каст, потрясая ключом.

— Ключ, вроде бы. От склада. — с издёвкой в голосе ответил Ушастый.

— А по моему, — отчеканил Каст, — это называется саботаж!

«Словарный запас у человеков, однако, выше всяких похвал, — подумал Ушастый — Ишь, какого у них нахватался!.. Однако, этих пустобрёхов неплохо бы разогреть, а то они и до вечера штурм не начнут»

И он разразился злодейским хохотом, без особого труда выдержав нужную интонацию.

Когда штоши поняли, что весь парад был только для потехи исчадия ада, а они выставлялись круглыми дураками — штоши быстро рассвирепели и дружно ринулись на ворота. Впереди, схватив бензопилу, нёсся Шуся. Ушастый встретил нападающих потоками скипидара и градом гантелей. Войско, понеся ушибы, отступило.

Ушастый продолжил злодейский хохот.

Тут, ко всеобщей неожиданности, не выдержал Горобдан. Рассердившись, он резко взмахнул своими миникрылышками, уронив при этом со спины кресло с полководцем — и с грозным рёвом стал кидать в Ушастого всем, что под хобот попадалось: выворачивал из земли камни, отнимал у штошей дубины, вырывал из плакатов древки... Штоши в ужасе метались, что-то кричал Горобдану с безопасного расстояния рассерженный Каст, лихо увёртывался Ушастый...

Вот у штошей не осталось дубин. Вот оторвано колесо у телеги. Вот, красиво блеснув на солнце, вдребезги разбивается о стену бензопила... Не найдя для очередного броска ничего подходящего, Горобдан, недолго думая, схватил хоботом ближайшего штоша, и запустил им в Ушастого.

Гутморген с воплем «Не нада-а-а-а-а!!!» описал широкую дугу... И попал точно в цель. Все в ужасе замерли.

Над краем стены, пошатываясь, появился помятый Ушастый в разбитой короне. За шиворот он держал вяло отбивавшегося Гутморгена.

— Вот я тебе щас!!! — обнадёжил штоша Ушастый, осклабясь в упор. Оставляя оторванный воротник, тот сиганул через край стены вниз, с пятиметровой высоты, чудом не переломав конечности. И, убегая к лесу, увлёк за собой мгновенно охваченное паникой войско. Прежде чем послушно побежать вслед за всеми, Горобдан запустил в Ушастого тяжеленной трибуной. Недоброшенная, она попала в ворота, которые громко скончались на месте. Бегства штошей это, однако, остановить уже не могло.

Ушастый самодовольно ухмыльнулся: напугать штошей до полусмерти оказалось куда легче, чем он предполагал. Он прикинул, что народные массы свергнут Каста примерно через два дня. Значит, идти и брать власть в свои руки надо дня через три — четыре. Подложил, на всякий случай, колбасятину под дверь спальни, чтобы крокодил не уполз: вдруг ещё понадобится?

И ушёл отсыпаться.

* * *

Через два дня, однако, Ушастый был ровно в полночь разбужен леденящими душу воплями, донёсшимися с первого этажа: предпринявшие попытку штурма штоши попались в позабытую им уже ловушку с дверями, и всей гурьбой сунулись в катакомбы.

Ушастый спустился по лестнице пониже и стал с интересом слушать, как Каст свирепо отчитывает подчинённых за нарушение скрытности. Те оправдывались, напирая на факт встречи с привидением. Потом раздался такой гром, что Ушастый аж подпрыгнул: Каст отвалил от стены ложную дверь. Раздалось несколько нечленораздельных возгласов, и голоса штошей начали приближаться:

— Вот ведь паразит какой!

— Да, у него тут на каждом шагу ловушки, одна смертоносней другой...

— Стойте, стойте! — вдруг всполошился Угука, явственно узнаваемый по всегда нервному голосу. — А мы дверь в подземелье закрыли?

— А что? — не понял кто-то.

— Вот полезут оттундова всякие жуткозавры — узнаешь, што!" — мрачно разъяснил ему другой голос из толпы.

— Может, всё-таки, не надо его штурмовать, а? — робко предложил Угука.

Штоши уже поднялись в бывшую мастерскую и нерешительно толпились у входа.

— А куда это, всё эта делось?.. Тута у его целый склад был.

— Да-а, это всё, ох, не к добру-у... — тоном профессионального волхва возгласил Риласт.

— Что-то у меня коленка заныла... — сказал Угука. — Пойду-ка я лучше домой.

— А я, кажется, палец о дубину озанозил...

— А ну, прекратить мне тут эти пораженческие настроения! — рявкнул на них Каст. — На соборах глотки драть вы все мастера... Где Горобдан?

Штоши что-то невнятно забормотали в ответ

— Что значит «в дверь не пролазит»?!! Вы его вкусным манили?

Горобдана с трудом пропихнули по лестнице. Ушастому было слышно, как он что-то сопит и бормочет себе под нос.

Шуся бодро скомандовал:

— Горобдан, фас!

Раздался хруст дерева и грохот разлетающихся обломков.

— Да не стол фас, — терпеливо поправил хоботного химера Асат. — Вот эту дверь фас.

Горобдан в ответ недовольно забурчал и засопел.

— Да вот она, дверь-то, дубина ты стоероснутая! — лопнуло терпение у Жохлата.

— Эй, эй... Горобданушка, — пискнули из толпы, — Это не я сказал, это вот он сказал!

— Ты што ж на меня валишь, паразит?

— Сам дурак!

— Да кончайте вы, исчадие ж упустим! — напомнил Шуся.

— Смотреть на вас тошно! — зашипел Каст. — Вояки несчастные... Горобдан, фас дверь!

Удар, ещё удар... Треск, хруст, посыпались щепки — дверь в коридор под воздействием Горобдана разлетелась вдребезги. Штоши нерешительно вошли туда, нервно перешёптываясь. Отодвинули судя по звукам, шкаф, наткнулись на шушчавчика — или кто там ещё успел накопиться... Едва успели задвинуть обратно.

— Ну и дверей тут у него... — подивился один.

— А ловушек понаделал! — с содроганием в голосе поддакнул другой.

— Демон, одним словом, — пояснил Шуся. — Я про них, про демонов этих, в книжке читал...

— Да ну тебя, с твоими демонами! — отмахнулся Жохлат

— Дело надо говорить! — наставительно поддакнули из толпы.

— А может, он в спальне? — предположил кто-то. — Ночь ведь на дворе, спать должен бы.

— Какое там спать, когда мы так громко скрытность нарушили?

— Да, пошумели знатно! И Толстый бы проснулся, — поддакнул Риласт.

— Ничего подобного, в спальне он! — возразил Шуся. — Там за дверью кто-то сопит.

— Почём ты знаешь, может там привидение сопит? — предположил самое страшное Угука.

— Да нет, привидения не сопят, — уверенно отвергли эту идею знатоки из народа. — Они бесшумно подкрадываются.

— Дверь выломать — и дело с концом, — предложил крупный Жохлат с большой дубиной.

— А вдруг у него там бомба?.. Ка-ак шарахнет! — гнул своё Угука.

— А Горобдан на что? — резонно возразил кто-то. — Его-то точно никакая бомба не проймёт! Э-ей, Горобданушка-а! Иди, что вкусное дам...

— Может, нам сначала на всякий случай за угол отойти?

— А кто Горобдану тогда командовать будет?

— Слушайте, а за дверью-то уже не сопят! — воскликнул Шуся.

— Доспорились, — мрачно буркнул Жохлат.

— Смотался, небось, — предположил другой. — У его ж тут все комнаты проходные.

— Да, упустили исчадие... — с фальшивым разочарованием констатировал третий.

— Ох, как же это мы ?! — с неприкрытым облегчением «огорчился» ещё один.

— Да уж, теперь вам от Каста по первое число достанется! — позлорадствовал Шуся.

— Почему это «нам»?.. Мы его всем коллективом упустили.

— А я вот с самого начала говорил,.. — начал было Угука, но тут, наконец, не выдержал Каст:

— Да что же вы языками-то треплете, идиоты!!! Дверь надо ломать!

Ушастый не стал слушать дальше, он спешно поднялся на самый верхний этаж и закрыл уши подушками. Не напрасно: несчастный крокодил, вероятно, оглох от воплей сверхвысокой душераздирающей способности и не меньшей оглушающей.

Штоши, судя по звукам, за пять минут преодолели два километра до штошника и постепенно замолкли, исчерпав кричальный ресурс. Ушастый забаррикадировал лестницу тяжёлым сейфом и пошёл спать дальше. Утро, говорят, вечера мудренее.

Шумно возились по углам, устраиваясь на новом месте, крысы. Ночь спустилась над огромными пространствами, не озаряемыми ни единой искоркой света.

* * *

Утром Ушастый, первым делом, прокрался по лестнице до первого этажа. Чудовища нигде не было. «Неплохо бы вообще извести супостата, — подумал Ушастый. — В конце концов, на складе полно арбалетов...»

Пока раздумывал, идти на склад прямо сейчас, или сначала вернуться на верхний этаж за корзиной — с лестницы донеслось сопение и скрежет чешуи по камню.

— Быстро ты, гад, обернулся! — сказал чешуйчатому гаду Ушастый, отбегая, на всякий случай, подальше.

Дневной свет оно, однако, явно не любило, поскольку осталось мирно лежать в проеме ворот, время от времени демонстрируя большие зубы.

Поминутно оглядываясь через плечо, Ушастый отправился на склад, за оружием. Тщательно обойдя склад и пошарив на всякий случай в лесу, он убедился, что засады нет, и приступил к открытию склада.

Первым делом он запустил руку в нагрудный карман, обнаружил отсутствие вышеупомянутого кармана и вспомнил, что в спешке забыл переодеться. Голову Ушастого всё ещё увенчивал ночной чепчик, а на плечах вместо рубашки был накинут обычный халат.

«Хорошо ещё, что штаны надеть не забыл!» подумал Ушастый. И тут до него, наконец, дошло... Уж лучше бы штаны забыл, чем рубашку, в кармане которой — единственный ключ от склада! Ушастый в изнеможении плюхнулся на землю возле массивных, цельнометаллических ворот и громко, тоскливо завыл...

Из-за изгиба стены сочувственно потянулись сидевшие в засаде штоши. Все спрашивали друг у друга, что случилось, но ответа дать не могли. Начали высказывать догадки и предположения. Сгустилась зловещая атмосфера неизвестности. На воющего Ушастого смотрели уже не с сочувствием, а с суеверным трепетом: кто-то высказал предположение, что Ушастый пытается накликать беду.

Но тут из-за угла показался Каст, и строго вопросил о причине нарушения маскировки.

— Клю-у-у-ч до-о-ома забы-и-ил! — сквозь вой ответил Ушастый, трясущейся рукой указывая на хорошо всем знакомое чудище в воротах. Оно, словно услышав, разинуло обширную пасть. Штоши, даже на этом расстоянии, хором поёжились.

— Ну, раз теперь ключа нет, и замка, считай, что тоже нет, пошли с нами, что ли, — сочувственно обратился к Ушастому Каст. И штошам: — Братие, в связи с невосполнимой утратой ключа от народного достояния, рождённый адом решил отринуть тьму и встать на путь исправления!

Штоши, оживлённо обсуждая событие, двинулись домой. Ушастый запихал чепчик в карман халата и со смиренным видом пристроился в хвосте процессии.

* * *

Памятка себе самому: главы по 4-ю включительно писались в 1993..1994 годах, когда я учился на 1-м курсе второй раз (завалил немецкий и физкультуру), а потом шлифовалиси и правились 100500 раз в течение последующего десятилетия.

Ушастый помешал варево в кастрюле и неприязненно принюхался. Блёклый суп из сушёных, прошлогоднего урожая овощей выглядел крайне неаппетитно, даже запах собранных за неделю грибов не мог отбить явственный аромат плесени: хранить запасы штоши совершенно не умели. «И как они это едят? Ведь нравится даже!» Несмотря на двухнедельную практику, Ушастому начинало казаться, что к местной баланде он никогда не привыкнет.

В окне показались неодобрительные физиономии штошей и стали внимательно сверлить Ушастого взглядами.

— Я вам что, человек дрессированный, что ли? — обратился к ним бывший посланник ада. Штоши скрылись, только Жохлат — экземпляр повышенной нахальности — продолжал наблюдать за приготовлениями к завтраку.

Ушастый перелил часть пищи (пожалуй, «пища» — громко сказано) в тарелку, подоткнул салфетку на шее и уселся за стол. Жохлат аж почти наполовину просунулся в окно. Наверняка, чтобы потом полдня распространяться о «господских замашках». Ушастый поморщился и тщательно проглотил первую ложку. Жохлат неприкрыто ухмыльнулся: Ага, мол, не нравится тебе, колбасоед!

Вдруг в окно, напугав штоша неожиданным появлением, с басовитым гулом влетел комар. Лето в этом году выдалось жаркое, комары налетали с реки чуть ли не каждый день. Имелись даже пострадавшие от их укусов. Пока Жохлат испуганно озирался — комары, подобно пираньям, охотятся стаями — в окно влетел ещё один, и оба начали с рёвом кружить вокруг Ушастого. Тот стал энергично отмахиваться салфеткой, рискуя сбросить со стола тарелку. В конце концов, один комар был пришиблен, а второй, вытянув перед собой трёхсантиметровое жало, попытался атаковать суп.

Ушастый брезгливо выудил насекомое из тарелки и бросил в помойное ведро. Жохлат зловредно ухмыльнулся. Ушастый незамедлительно вызверился на него по поводу открытого окна, в которое хорошо ещё, что птеродактили не влетают.

Жохлат сказал: «Мне-то что?.. Пожалуйста!» и со свойственным ему хамством захлопнул обе ставни. Поскольку переделанный под жильё сарай электрического освещения не имел, в помещении сразу стало темно, как в погребе.

Ушастый выругался, пытаясь в темноте на ощупь пролавировать к окну. Оказалось — штош запер ставни снаружи...

Наскоро похлебав из кастрюли, он поспешил выйти вместе со всеми на полевые работы: лучше не запаздывать, а то ещё дармоедом объявят. Одет Ушастый был для огорода малость ярковато: традиционные штаны с лампасами, на ногах мягкие ботинки, бывшие когда-то жёлтыми, и красная куртка с короткими рукавами, перекроенная из бархатного ночного халата.

Штоши уже собрались во дворе и как раз намеревались отправиться к огородам, когда вовремя появившийся Каст решительно пресёк попытки оставить Ленга без лопаты:

— Он, видите ли, последним пришёл! А кто это там себе три лопаты захапал?.. Надо кончать с этими собственническими инстинктами!

Три лопаты — это, конечно, Ухват. В аренду, на манер Лухыта, он их сдавать не собирался, а нахватал так просто, из жадности.

Отметившись в ведомости выходов на работу, шумной толпой двинулись на огороды. Перешли по запруде ручей, традиционно погнав Горобдана вброд: проломит ещё плотину — сиди потом месяц без электричества!

Когда-то предки перегородили долину бурливого Штошьего ручья от края до края и она превратилась в обширный водоём с крутыми берегами, густо заросшими лесом. С тех пор прошло много десятилетий, пруд постепенно занесло илом и песком. У дальнего берега долины, где когда-то была водная гладь, штоши завели обширные огороды. На склоне долины медленно зарастала лесом большая деревня, где штоши жили до постройки штошника. Со стороны штошника лес был сведён на обширном пространстве, и удерживался в этих границах дровяными потребностями штошей.

Пока штоши распределяли Горобдано-часы, Ушастый задумчиво созерцал видневшуюся над краем долины крышу штошника, изобиловавшую разнокалиберными заплатами, и ненужную теперь сторожевую вышку для наблюдений за замком. На фоне изобильной природы картина штошьей жизни выглядела довольно уныло. У них и раньше жизнь была — не сахар, а теперь не только подпитка со склада кончилась, но главное — бо́льшую часть рабочего дня штоши проводили на соборах, где до одурения неэффективно тратили время на рассуждения о духовных скрепах, строительстве светлого будущего и прочих непрактичных вещах.

Каст же, вместо того, чтобы руководить, или, на худой конец, заниматься по технической части, всё больше сидел в библиотеке, тщательно изучая человекскую литературу. Наверняка искал способ выкрутиться из логического тупика, в который сам себя загнал. «Ну, флаг ему в руки»

* * *

Когда штоши, не проковыряв как следует и десятой доли грядок, отправились драть глотки на собор, Ушастый, который к его великому счастью, в число просветлённых не входил, принёс им двухведёрный самовар с чаем — для ораторов — и отправился бродить по окрестностям. В окрестностях делать было совершенно нечего, поэтому он завернул в библиотеку, где обнаружил склонившегося над книгами Каста

— Теоретизируешь? — язвительно осведомился Ушастый.

Каст слегка отвернулся, прозрачным намёком давая понять, что присутствие висящего над душой Ушастого ему удовольствия не доставляет.

— Зря ты с этой человекской литературой вообще связался, — решил поддержать разговор Ушастый. — Моё дело теперь, конечно, маленькое, но по-моему, во всех этих писаниях одна мысль умная и есть: собрать их все, да сжечь! Не помню уже, какой человек так высказался...

Каст демонстративно уткнулся носом в книгу, давая понять, что разговор продолжать не желает. Результат был тот, что Ушастый прочитал заглавие, и изверг потоки неумеренной критики в адрес верующих, как наиболее гнусной человечьей разновидности. Каст с возрастающим нетерпением использовал все имеющиеся в наличии запасы намёков, но всё без толку... Ушастый заливался, как соловей на току:

— ..только посмотри! Ведь живёте хуже бомжей! Штошник скоро развалится, жрёте тут, понимаешь, баланду, а на что уходит бо́льшая часть дня?! Да вместо того, чтоб нормально, на себя — даже знать сейчас не надо кормить! — трудиться на грядках, эти разгильдяи целый день тратят на то, чтобы определить порядок выдачи лопат или назначить дежурных по кухне! Нет, ты пойми меня правильно, я же не против самостоятельности, я не хочу ни во что вмешиваться, но ведь ты же пойми, они же физически не в состоянии жить без умелого руководства свыше, это давно уже видно невооружённым глазом. Они же сотни лет провели в феодальной зависимости! Так что же ты тут ерундой-то занимаешься, вместо того, чтобы хоть огородные работы организовать как следует?.. Что тебе эти книги могут дать, кроме вранья и откровенной бредятины?.. Их же ведь церковники писали! Они же ведь даже для человеков — дикие, сумасшедшие твари, как же можно по их планам жизнь-то строить, это же, я не знаю... Ай!..

Проникновенный монолог Ушастого грубо прервал бдительный Жохлат, вытащив оратора за шиворот из библиотеки.

Стерегущие покой лидера Жохлат и Ут с большими дубинами были настроены крайне недружелюбно, и Ушастый, проглотив обиду, счёл за лучшее поскорей удалиться..

По закону Подлости (который, похоже, является одним из столпов мироздания), инцидент был замечен и на следующий день Ушастого вынесли на собор. Сменявшие друг друга ораторы то клеймили, то обвиняли, то призывали раскаяться, им всё время мешали, каждый спешил высказать своё мнение, Жохлат орал о соблюдении очереди на трибуну, его отпихивали, возникал то один скандал, то другой, вывели Риласта, который довёл всех до белого каления своими безапелляционными высказываниями, из-за этого пришлось составлять новую очередь выступающих, и не просто составлять, а ещё голосовать при этом по каждому пункту, и не просто голосовать, а с раздачей и подсчётом бумажек...

В общем, на редкость с толком и содержательно провели ещё один день. Ушастому потом долго ещё снилась в кошмарах эта тоскливая тягомотина, замешанная на путаной и бредовой идеологии и обильно сдобренная неумными комментариями Пуза.

* * *

Как всегда водится, летом, когда только и снимай урожай за урожаем, всё большая доля активности штошей уходила на обсуждение проблем духовного самосовершенствования. Ушастого, который тоже работал на грядках, вид бросивших инвентарь и столпившихся в кучу штошей доводил почти до кипения, так что было делом закономерным, что он в один прекрасный день взорвался и бурно высказал свои взгляды на способы организации труда. Поскольку взгляды заметно отличались от общепринятых, к Ушастому стали относиться с подозрением.

Постепенно у него появилась ещё одна проблема: куда деть лишнее время. Лишнее время появлялось из-за соборов. Казалось бы, чего проще — иди себе, и пропалывай грядку. Или чини регулярно расшатываемые неаккуратными штошами выключатели. Но нет! Штоши всё совершенствовали и совершенствовали организацию труда, постепенно доходя до маразма. В результате, запертый на замок инвентарь можно было получить — по расписке от Каста — только от материально ответственного Ратаба, которому за каждую сломаную лопату уменьшали объем завтрака. К еде Ратаб относился серьёзно, а к Ушастому — с подозрением.

К тому же, доведённый до ручки советами Ушастого, Каст взял за привычку запирать за собой дверь библиотеки.

В один прекрасный день Ушастый понял, что со всем этим как-то пора кончать. План был таков:

1). проникнуть на склад;

2). запастись оружием;

3). очистить замок от монстров;

4). заточить Каста в темницу, и держать там, покуда мозги не вправятся;

5). начать править по старому.

Вот только как проникнуть на склад, Ушастый уже которую неделю не мог придумать. Он, конечно, пробовал разные варианты: например, проверил, нельзя ли вызволить ключ от склада, забытый в за́мке. Чудовища нигде не было видно, но с тёмной лестницы к бывшим жилым помещениям неслись такие звуки, что было ясно: кого-то едят. Торопливо удаляясь, Ушастый с огорчением подумал, что с его уходом, наверно, нарушилась пищевая пирамида: крысам стало не у кого красть еду, их поголовье значительно сократилось, и среднестатистическая прожорливость монстров сильно повысилась. И теперь в замок даже с дубиной не сунешься. Вот если бы трёхствольный арбалет, да стрелы с разделяющимися боеголовками!.. А таковые есть только на складе.

Переманить на свою сторону Горобдана, который дня за три, при хорошем усердии, железные ворота бы раздолбил... Хорошая идея, да вот только чтобы переманить — нужно много, много вкусного. А еды и так не хватает.

Протравить замок кислотой — так ведь годится только концентрированная, а не та, что есть. И даже та, что есть, входит в состав инвентаря, за которым следит материально ответственный Ратаб, у которого каждая мелочь внесена в инвентарные списки, три экземпляра которых только Ратаб знает, где спрятаны.

* * *

Как говорится, «кто ищет — тот всегда найдёт». Помогая штошам чинить в подвале трубу, Ушастый нашёл в углу завалявшийся ещё с дореволюционных времён напильник. И, припомнив его форму, стал тайком вытачивать этим напильником ключ от склада. Несмотря на усердие, работа двигалась медленно, потому что Ушастый выбрал наиболее твёрдый из кусочков металла, не желая, чтобы в самый ответственный момент ключ обломился в замке.

* * *

Тем временем Пуз, которому тоже хотелось повождить, активно предлагал себя на роль руководителя и организатора. Штоши слушать-слушали, но особой охоты строить светлое будущее под руководством Пуза не выказывали. К тому же, всегда вовремя появлявшийся Каст беспощадно напоминал, кто в штошнике главный, вспоминая о прошлых «заслугах» Пуза... Некоторое время подумав, Пуз вспомнил, что врага надо бить его же приёмами, и перенёс центр тяжести с собственных достоинств — трудно опираться на то, чего нет — на Кастовы недостатки.

И то сказать, недостатков за последнее время накопилось немало — взять, хотя бы, жуткий бюрократизм: поди, дождись под запертой дверью библиотеки, пока тебе подпишут разрешение на выдачу лопаты! Огромные очереди в последнее время выстраивались... С другой стороны, и вести Каст стал себя как-то подозрительно: технику не чинит, штошами не руководит, только чай из закромов родины самоварами потребляет. И самое подозрительное — соборы стал пропускать!

Каст, конечно, не стакнулся с человеками, как утверждали тщательно состряпанные слухи, и не продался демонам, как утверждали другие, а с превеликим старанием пытался найти выход из полного тупика, в который зашло историческое развитие штошника. Чем дальше, тем яснее становилось, что человекские идеалы совершенно не годятся — потому ли, что штоши — демоны, либо же по более простым причинам, но попытка построить кальку идеального общества по человекским стандартам привела лишь к разрухе.

Но как отыграть назад, как объяснить штошам, что они — такие же демоны, как Ушастый?.. Реалистично — просто не поверят. Казавшаяся поначалу удобным инструментом, вера в духовные начала превратилась в самоподдерживающуся сущность, над которой у него больше не было контроля. И любые попытки использования привычных инструментов лишь затягивали узел туже.

И так вот всё шло ни шатко, ни валко, тихо скатываясь к разрухе полной и окончательной, пока Лухыт, прикинув все варианты, не решился поддержать политическую платформу Пуза, преодолев своё отвращение к последнему. И как раз в тот день, когда Ушастый примерил ключ к замку, и понял, что осталось доточить лишь стержень, Лухыт отозвал Пуза в сторонку и поделился с ним своим планом. Лухыт ему — нужное настроение в массах, это его конёк, а Пуз, взяв бразды правления в свои руки, даст ему должность главного проверяющего над распределением материальных благ. Давно бы развернулся — да Каст мешает, осталось недосказанным. Заговор созрел...

* * *

На следующий день, после двухчасового стояния под дверью, Ушастому удалось, наконец, отловить Каста — тот вышел за чаем, тут и попался — и под угрозой очередного обличительного монолога вытрясти из него разрешение на выдачу инвентаря. Материально ответственный долго вертел в руках разрешение, чуть ли не обнюхал его, но делать было нечего: подпись была настоящей. И Ратаб, ворча что-то себе под нос, удалился вглубь склада, за инвентарём №1483.

Укладывать лампочки в коробку и ставить подписи на трёх экземплярах списка Ушастому пришлось уже под неприятными взглядами Лухыта, который одному ему известным способом отлучился с собора. Сделав вид, что Лухыт ему даже и неинтересен, Ушастый отправился чинить выключатели в овощном сарае. По пути он пересёк пространство перед главным входом, заполненное заседающими штошами. Штоши посмотрели на него с повышенной подозрительностью, даже оратор на минуту замолк.

В сарае он пришурупил к стене свежеоторванный выключатель, и критически осмотрел работу. Стена, в дырках от шурупов, выглядела старой мишенью. «Как они свет-то включают, ударами карате что-ли?» подумал про штошей Ушастый.

Ввинтив лампочку заместо незнамо, кем украденной, Ушастый отправился на собор, где сел в сторонке на свободный ящик — табуреты давно переломали — и, чтобы не вызывать подозрений, изобразил на лице живой интерес. Вскоре стало ясно, что давно выступающий Пуз в очередной раз очерняет его же, Ушастого, а штоши доверчиво слушают.

* * *

Когда Каст выбежал на крики — он застал такую картину: овощехранилище полыхает как факел, половина штошей бестолково толчётся вокруг, пытаясь тушить, другие окружили Ушастого — тот, затравленно озираясь, сидит на канистре с хорошо различимой надписью «керосин. инв №1485».

Пока Пуз, срывая голос, орал что-то с трибуны, Каст тщетно пытался навести порядок среди тушащих. Всё было бесполезно. Штоши метались, как куры в виду лисы, сталкивались, орали, выплёскивали воду друг на друга и под ноги, очумевший Ратаб ворвался в горящий сарай, попытался вытащить мешок картошки, но лишь обжёгся и пулей вылетел наружу за секунду до того, как рухнула крыша... В общем, от овощехранилища осталась куча углей, окружённая кольцом размешанной ногами грязи.

А Каст, обвинённый в намеренном срыве тушения, был брошен в тот же подвал, что и Ушастый.

Судилище не заставило себя ждать: железо надо было ковать, не отходя от кассы. К тому же обоим заговорщикам не терпелось получить желанное. В результате, хотя из всего, усвоенного в последнее время, человекского опыта вытекало простейшее решение: упрятать Ушастого и Каста за колючую проволоку, где они трудились бы на благо общества — туда же, кстати, можно было бы сплавлять и всех недовольных — Пуз отверг эту идею моментально и бесповоротно. И, невзирая на возможное недовольство трудящихся «лишним» расходом провизии, принял решение заточить в темницу. То есть, вообще-то, это народный суд принял...

Дело в том, что у Пуза спина покрывалась холодным потом при мысли, что Ушастый просочится на свободу. А Ушастый просочиться мог запросто, благодаря своему, почти мистическому, воздействию на наименее сознательных штошей: Ушастый был потомком древних Ашасов, десятками поколений властвовавших над штошами. А у штошей в крови жил не менее древний инстинкт приспешников, над которыми положено быть властителю. И Ушастый, как и Пуз, отлично это понимал.

Поэтому Ушастый и Каст были замурованы не в подвале, где у них появился бы лишний стимул сбежать из-за плохих условий содержания. Они были замурованы в пустовавшем крыле штошника, где раньше располагалась столовая. Замурованы вместе с мебелью, санузлом и библиотекой. Штоши, по повелению Пуза, просто перегородили узкий коридор кирпичной стенкой, оставив отверстие для подачи еды. А окна столовой были забраны железными решётками ещё при постройке штошника. Дополнительно, по идее Лухыта, был распущен слух, что Ушастый подмухлёвывает чёрной магией, и к окнам перестали подходить ближе двадцати метров.

Пуз с радостью избавился бы от всех сложностей, изведя пленников вообще, но... Перерождение — оно для каждого работает, не разбирая. Никто не может с гарантией предсказать, где убитый тобой возродится и когда придёт мстить. Одной мысли о бродящем где-то в лесу мстительном Ушастом с дубиной хватало, чтобы еле добежать до сортира, а потом не спать всю ночь, маяться кошмарами.

Но самое главное — бежать им было всё равно некуда.

Ушастый с Кастом сидели, по ноздри замотавшись в одеяла: погода за последние дни внезапно испортилась, откуда-то с запада приползли непроглядные, щедро сочащиеся дождём тучи, а с ними — холод, какому место бывает разве что в ноябре. Короче, всем стало невероятно сыро, зябко и неуютно — а в особенности пленникам, содержавшимся в огромном, неотапливаемом зале бывшей столовой.

Короче, не надо объяснять, что Ушастый был не в лучшем расположении духа. За неимением другого занятия, они с Кастом разбирали по косточкам очередное человечье творение — так называемую «художественную литературу», которую Ушастый искренне ненавидел, и стремился этим чувством поделиться со всеми окружающими (То есть, в данном случае, с многострадальным Кастом). За два дня споров по душам Каст уже слегка приспустился на землю из-за облаков, где витал раньше, и относился теперь к художественной и церковной литературе — «яду словесному», по словам Ушастого — с должными недоверием и настороженностью.

Порой Ушастый начинал подозревать, что Каст, который переродился последний раз всего года четыре назад, раньше даже не предавал значения интригам и вранью, отмахиваясь от них, как от мелких недоразумений, а дармоеда с хитрецом считая всего лишь разглагольствующими пустобрёхами. Ушастый, порядком уже иссяк и охрип, поэтому он устроил себе (а по правде — так и не только себе) небольшой перерыв и Каст, взяв из стопки следующую книгу, продолжил изучать её самостоятельно.

Через некоторое время он вдруг обратился к Ушастому с вопросом:

— Ты случайно не знаешь, что означает такое понятие, как «рождаемость»? А то, куда ни кинь, всё время упоминается, что количество человеков всё время растёт. Очередной бред, наверное. Или они иногда при перерождении удваиваются?

Ушастый почесал в затылке, подбирая слова (вопрос застал его совершенно врасплох), и через некоторое время ответил:

— Ну, я... я просто думал, ты знаешь... Видишь ли, как бы это получше сказать... Дело в том, что мы, демоны, принципиально отличаемся от большинства живых существ, включая человеков. Те способны производить на свет подобных себе, и иногда в большом количестве — возьми, хотя бы, крыс. И, что самое интересное, они потомка, как мы, после себя не оставляют... Хотя человеки и называют своих детей потомками, но это совсем не одно и то же. Наш потомок — это тот же предок, только почти ничего о прошлой жизни не помнящий, а их дети — совершенно новые, независимые от предков существа. И возникают они раньше, чем жизнь человека кончается. На первый взгляд, перерождения для них нет, поэтому когда она кончается — на этом для человека всё. Самих человеков такое положение дел совершенно не устраивает, поэтому они изобретают разные мифы, вроде того, что на самом деле — есть, но перенаправлены в какой-то «лучший мир», либо же в ад, а куда конкретно — решают ихний «бог» и его земное воплощение — Император. Так что, может быть, действительно перерождаются где-то. Но это недоказуемо. Отсюда и такое понятие, как «вера» — для нас, демонов, совершенно излишнее, поскольку мы и так знаем, где окажемся после смерти. Чаще всего — в собственной кровати.

Каст минут десять молчал, переваривая информацию, а потом осторожно спросил, кто такие эти «детея», чем они, всё-таки, отличаются от потомков.

Ушастый и сам мало что помнил на эту тему, но в конце концов, ему удалось вспомнить, что «дитями» называют недавно созданных маленьких человеков, в возрасте до 10 лет, отличающихся нелогичностью — впрочем, её-то и у взрослых человеков хватает — непоследовательностью, и полным незнанием жизни.

— Совсем, как штоши в первый год после перерождения, — вставил Каст.

Ушастый хмыкнул:

— Хорошая аналогия. Учитывая, что наш потомок — это, практически, ты сам, но с воот такенными дырами в памяти. Так вот, если бы не способность смертных — к которым я отношу и животных — создавать себе подобных — жизнь быстро исчезла бы с лица земли.

Как они это делают, мне так и не удалось уяснить — потому что человеки, по непонятной причине, очень не любят описывать детали этого процесса, и пишут, заразы такие, только намёками, которые мне, естественно, непонятны. От справочника по палеонтологии какие-то недодумки умудрились посеять второй том, а первый кончается на откладывании каких-то таинственных «икр» и «яйц» древними предками животных. Я могу только догадываться, что это аналог семян у растений, из которых потом прорастают дети животных или человеков — конечно, очень маленькие в размерах, но быстро вырастающие под присмотром «родителей», то есть тех, кто отложил «яйца».

Я, в своё время, обнаружил в шкафу детёнка крысы — очень был похож на крысу, только гораздо меньше. Я очень заинтересовался, поймал его, сделал ему большую клетку, и стал кормить его колбасой. Уж очень интересно было, что получится. И ты знаешь, детёнок этот быстро вырос, и получилась настоящая большая крыса — правда, она меня не боялась, и не пыталась укусить. Может, просто привыкла?.. Ну вот, я сделал ей ящик побольше, и стал терпеливо кормить — хотел посмотреть, как она будет откладывать яйца. Но ничего не получилось... Я уж и землю разную подбирал, и удобрения использовал — всё без толку. Крыса у меня два года на колбасе отъедалась, стала жирная, как Пуз... А потом вдруг издохла, непонятно от чего. То-ли чего-то не хватило, то-ли крысиный век и правда такой короткий. Не поверишь, но мне её так жалко стало — хоть она и крысой была — и Ушастый умолк, погрузившись в воспоминания.

* * *

Между тем в коридоре, за дверью, в зоне слышимости, скучковалось изрядное количество штошей, которые начали что-то обсуждать. Заточенцы заинтересовались происходящим, поспешили к двери и приникли к ней ушами.

Скучковавшиеся штоши, тем временем, обсуждали насущную проблему: что бы такое добыть пожрать. Погода стояла холодная и дождливая, на голодный желудок мёрзли все просто нещадно. До урожая было ещё далеко, а пищу из чудом уцелевшей части запаса начальство выдавало чуть ли не по чайной ложке, справедливо опасаясь голодного бунта зимой.

Хорошо, хоть лето выдалось урожайное на грибы и штоши каждый день притаскивали по несколько корзин. При каждой жарке разгорался грандиозный скандал: хотя все невзначай набранные нерадивыми сборщиками поганки и мухоморы — как красные, так и синие — обычно скармливали Горобдану — ему не вредно — Лохмус почему-то, раз за разом клал их на общий противень, а потом, уже пожаренные, не мог отличить. Это было бы ещё ничего, но вместо того, чтобы честно признаться, или на худой конец, втихую скормить весь противень Горобдану, он отсортировывал грибы на глазок, по «верному признаку». А потом имел дело с пострадавшими — после того как те переставали толпиться вокруг туалета.

Конечно, каждый раз устраивали спор, кто будет жарить, но к общему мнению так и не приходили, брались за дело всем скопом, каждый, естественно, считал, что жарят неправильно, все давали ценные указания, путались, ссорились, балдели от шума и дыма, забытые грибы подгорали... И со второго противня к делу приступал единогласно выдвинутый Лохмус. История с мухоморами, естественно, повторялась.

Но это всё была ерунда, по сравнению с главной проблемой: дело в том, что грибы кончились... Собирая их, штоши не щадили и малышей в полмизинца, выдирали прямо с грибницей, да, к тому же, использовали для переноски добычи Горобдана, который, ковыряя землю от скуки — собирали медленно — воздействовал на урожайную местность не хуже подгулявшего бульдозера.

Короче, обсуждали штоши, куда именно ходить за грибами. Весь лес по эту сторону Штошьего ручья опустошили вплоть до холма с замком, где лес сменялся степью до горизонта. Ниже по течению ручья сухая возвышенность, где стоял штошник, постепенно сходила на нет, и ручей плавно смыкался с западными болотами. Там располагались наиболее грибные места, которые протянулись и дальше на юг, но там уже рукой было подать до развалин старой деревни, которая, как водится, пользовалась дурной славой. Ещё до революции там, вроде бы, заметили привидение и штоши с дурна ума решили перегородить лес от ручья до опушки. Запалу хватило только наломать деревьев на забор (Горобдан постарался). Деревья так и остались лежать длинным рядом, но порядочно подгнили, и порой штоши, увлёкшись сбором грибов, переходили эту границу, приняв её за обычный бурелом, и продвигались дальше, пока кто-нибудь отставший не обнаруживал оплошность и тогда все в панике бросались обратно.

Привидений боялись, как чумы, а благодаря обширной и запутанной мифологии, обильно сдобренной человекскими бреднями, никак не могли решить что они такое, и чего от них ждать. Ну а ничто так не пугает, как неизвестность.

Это Ушастый знал, что привидения — примитивная паразитирующая форма не-жизни, и Каст — тоже. Но попробуй, убеди в этом остолопов.

До южной заброшенной деревни было целых три километра, и это ещё ничего, а вот на севере такая деревня располагалась меньше, чем в километре от штошника, там не было никакого знака и дома начинались прямо от опушки. Однажды, во время грибной экспедиции, навигацию доверили Волосатому, который решил, что таскать каждый раз с собой компас — непозволительная роскошь, заржавеет ещё, чего доброго. И Волосатый, ни капельки не сомневаясь в своих способностях, повёл штошей по солнцу. Часа через четыре он вспомнил, что солнце не стоит на месте, и собственным методом скорректировал траекторию. Потом, когда, по его расчётам, грибники уже подходили к дому, он поотстал, чтобы завязать шнурок... И едва не был затоптан: только подойдя вплотную к сараям, занятые грибами штоши обнаружили, что это не сараи, а старые избы. С тех пор к северу удалялись максимум на двести метров, да и то поминутно проверяя, виднеется ли ещё верхушка наблюдательной вышки.

За ручей штоши, с их развитой способностью ориентироваться, ходили лишь на огороды. За огородами располагалась ещё одна заброшенная деревня, но уж насчет неё точно не было никаких слухов и зловещих историй, потому что штоши сами там жили, ещё до постройки штошника. А за деревней древняя, мощёная камнем дорога, почти уже погребённая травой и кустами, исчезала в ужасающе безбрежном лесу, который широко и зловеще раскинулся по холмам на фоне громады Великого Хребта. В том, что там отсутствуют поляны и прочие надёжные ориентиры, имел возможность убедиться каждый, кто лазил на наблюдательную вышку.

Постепенно громкость спора повысилась настолько, что Ушастый с Кастом начали различать всё до слова. Асат как раз развивал идею, как можно безопасно использовать неизведанные территории в хозяйственном отношении, используя «ариадновый» трос, имевшийся в количестве нескольких километров. И уже было начали обсуждать технические подробности — как присобачить катушку с тросом к Горобдану, чтоб не очень возмущался, но тут встрял вдруг Угука, со светлой мыслью о том, что на неизведанных территориях могут попадаться неизведанные же руины, к которым когда выйдешь, никакой трос уже не поможет, потому что бежать будет поздно.

Асат справедливо возмутился, пристыдил Угуку, сказав, что не может там быть развалин, о которых бы не помнили, и уже собирался продолжать обсуждение, но не тут-то было. Неожиданно Толстый развил светлую мысль, добавив, что помнить бы помнили, если б оттуда кто-нибудь живьём возвращался. Разгорелся скандал, раздались требования позвать старожила. Приведённый с огорода Рьет долго пытался что-нибудь вспомнить, подходящее случаю, и наконец, изрек:

— Эээ ... Году этак, помнится в сорок третьем, когда Ашас пятьдесят первый править начал, он это... так, помнится, и пересчитал: Тридцать вассалов... вот... Ну, это... того... значит, нас тридцать и было. С Горобданом и Кастом, конечно...

Отчего произошла убыль на шесть штоше-единиц, старожил вспомнить не смог, но зловещую теорию Толстого сочли подтверждённой, и Асата с его «ариадновой» идеей чуть не побили...

* * *

Поздно вечером, когда уже приближалось время ужина (обедами не кормили), простудившийся на сквозняке Каст неожиданно спросил у Ушастого:

— А зимой монстров в замке не меньше, чем летом?

Ушастый, подумав, ответил:

— Ну не знаю, зимой я в нежилую часть не наведывался, и без того проблем хватало... Но в катакомбах, по-моему, всегда тепло: откуда-то из глубин тянет. Впрочем, нам-то теперь что?

Каст, однако, не сдавался:

— Нет, я имею в виду верхние этажи: они-то, наверно, продуваются насквозь... А твой монстр какой породы был?.

Ушастый недовольно поворчал себе под нос — что, мол, старое ворошить — но монстра оклассифицировал, как разновидность пещерного крокодила.

— А ведь крокодилы холода не выносят! — поделился радостной мыслью Каст. — и, значит, это чудовище или уползло к себе в глубины, или лежит сейчас, обездвиженное, как бревно.

Ушастый его восторга не разделил, напомнив о решётках на окнах, и невозможности проникнуть на склад.

— А ты Пуза внимательно разглядывал? — спросил Каст.

— Да мне смотреть на его рожу противно! — возмутился Ушастый.

— А зря! — ответил Каст. — Если бы разглядывал — обязательно понял бы, что Пуз прямо на глазах день ото дня становится всё толще, и уже начал так лосниться, что того гляди, вот-вот лопнет. Не иначе, проломил как-нибудь склад, и жирует втихую от народа.

— А ключ-то мой, самодельный, конфискованный! — спохватился Ушастый. — Там же совсем немного доточить оставалось... Ну, паразит!

Каст скоро прервал поток нелестных эпитетов:

— Тут, как мне когда-то рассказывали, при постройке пожарный выход был сделан. А потом его, естественно, замуровали, чтобы лесная живность за объедками не просачивалась. Надо бы проверить, может и не очень тщательно муровали...

Ушастый обрадовался было, но потом заметил:

— Ну да, так тебе Пуз и покажет, где ключ спрятал! Да и ходит с охраной... Будь у меня доспехи, да дубина приличная — можно было бы и с боем взять, а так- и одного шанса из тысячи нет. — И он с мрачным видом уселся на кровати.

Каст напряжённо думал несколько минут, а потом вскочил вдруг с кресла, даже одеяло сбросил:

— Слушай, слушай! У меня есть идея, как разузнать про ключ!.. А насчёт выхода за полночь проверим, когда бдительность упадет. А теперь пойдём, ужин принесли.

За порядком выдачи ужина Пуз снова наблюдал лично. Взяв свои тарелки с ущербными деревянными ложками (алюминиевых не давали: ими ведь можно и подкоп сделать), они уже отошли от окошка, в которое смотрел злорадный Пуз, когда Каст вдруг, не оборачиваясь, поманил Ушастого, и оглушительно прошептал ему:

— Решётку мы уже подпилили, а теперь мне и ключ от склада Толстый принёс! — и быстро обернулся.

И без того неприглядная, физиономия Пуза исказилась диким страхом, он судорожно схватился за нагрудный карман. Ушастого при виде такой неприкрытой паники разобрал безудержный смех. Лицо у Пуза так и задергалось от злости. Уходя, он надменно бросил:

— Два дня у меня жрать не будете, клоуны недоделанные!

— Ну вот, дислокация ключа нам известна, — констатировал Каст. — А теперь мы или найдём выход, или два дня будем голодными... Не знаю как тебе, а мне сидеть в неотапливаемом помещении уже надоело. — И, под настырными взглядами свежего караульного, он, замотавшись в одеяло, сел обратно за стол, и уткнулся в книгу, взглядом показав Ушастому на плакат на торцевой стене. Выцветший плакат, 2x2 метра, был выполнен в стиле соцреализма, и изображал счастливого штоша, моющего тарелки после еды. Сопроводительная надпись призывала брать с штоша пример.

* * *

Под утро, часа в три, когда караульный уже давно дрых, они тихо встали. Положение осложнялось тем, что у торцевой стены огромной грудой были свалены столики с железными ножками. Ушастый, как более сильный, занялся гигантскими бирюльками, стараясь при этом не шуметь, а Каст обшаривал столовую в поисках орудия отдирания, так как было видно, что счастливый штош прибит к стене на совесть. В конце концов, заглянув со стола в открытый верх заброшенной высокочастотной печи, он обнаружил среди ламп отвёртку, в своё время не замеченную придирчивыми тюремщиками в пыльных хитросплетениях электронных схем.

Счастливого штоша отодрали только к утру, так как он оказался прибитым не только по периметру, но и посередине, и ещё во многих местах, примерно сотней гвоздей.

— Нда, времени маловато... — заключил Ушастый, обозревая составленную из необработанных досок мощную, решётчатую основу плаката, за которой виднелась на совесть забитая дверь. — Ну что, сегодня будем ломать, или подождём?

Каст посмотрел на него, и предложил вернуть всё в первобытное состояние, добавив, что «Лучше уж день голодать нам, чем со свободой расстаться навек».

Время показало, что он был прав. Еле они успели загромоздить плакат столами, как припёрся — в шесть утра — Пуз с новой стражей, в количестве трёх штук. Видать, тоже всю ночь не спал, извёлся, и решил принять на всякий случай меры против побега.

Сидя в креслах — голодные — они то дремали, то громко обсуждали очередную книгу. К полудню Касту пришла в голову очередная светлая мысль:

— Пытаться украсть ключ у Пуза — гиблое дело, он сейчас сильно настороже. Но к складу-то, наверняка, ходит один, без охраны! У меня готов неплохой план: проламываем дверь, снова прислоняем плакат на место, Но! Столы наваливаем с таким расчетом, чтобы его можно было легко отодвинуть. Завтрака нам не дают, и мы, голодные, ложимся спать. Бдительность падает. Ну а затолкать в кровати всякую рухлядь, чтобы одеяла выпячивались — дело нехитрое, можно ещё ночью заготовить. — и Каст победно улыбнулся.

— Ты что, днём бежать собираешься? — ужаснулся Ушастый.

— Лучшее время, никто не ожидает, все на огороде, — убедительно возразил Каст. — Дверь выходит в самую чащу, иначе бы про неё не забыли. И потом, что самое главное, Пуз попрётся на склад один, и с ключом... Останется лишь найти подходящую дубину.

Ушастый так порадовался идее отдубасить Великого Вождя и Учителя и т.д. всех штошей, что чуть не запрыгал от радости, но вовремя сдержался, и со скучным видом уткнулся носом в литературу...

* * *

Выглядел побег совсем не романтично. Холод стоял промозглый, дождь накрапывал уже третий день без передыху и с трудом найденный кусок полиэтилена с давнишнего парника помогал, как мёртвому припарки, беглецам, продиравшимся сквозь мокрые заросли.

Когда полузаросшая дорожка уже спустилась к болотистому осиновому лесу, Ушастый раскидисто шлёпнулся, споткнувшись о натянутую поперёк дороги проволоку. Тут же выяснилось, что проволока вела к букету петард и ракет, к счастью, давно отсыревших. Дальше стали продвигаться с повышенной осторожностью, прощупывая дорогу палкой. И не зря: расположенная сразу за третьей волчьей ямой, вторая проволока оказалась соединённой с мощным арбалетом.

Вытащили совместными усилиями стальную стрелу из ближайшей осины, и Ушастый взял арбалет с собой, предварительно поправив проволоку, будто ничего не случилось. Через сто метров, однако, пришлось остановиться: дорогу покрывал слой нетронутой грязи, на которой любые следы могли остаться надолго.

— Ну что будем делать, по краю пойдём, или в лес попрёмся? — озвучил дилемму Ушастый.

— По краю, конечно, неплохо бы, да ведь кустов наломаем... — согласился на второй вариант и так уже простуженный Каст. Погода последние дни стояла дождливая, и болота были в хорошем состоянии.

* * *

Чудовище они нашли наполовину высунувшимся из двери в катакомбы, оно лежало с закрытыми глазами. Ушастый недолго думая, прицелился, и выстрелил ему точно в левый глаз. Со стрелой пришлось распроститься: навылет пробив выеденную изнутри шкуру, она со звоном стала считать ступеньки винтовой лестницы, уходящей в глубины. Теплокровные крысы в очередной раз доказали своё превосходство.

На верхних этажах никого не оказалось, кроме немногочисленных крыс. Ушастый отпер сейф, нашёл несъеденную верёвку, и протянул её со стены, которая служила и балконом второго этажа, по лестнице к пасти, где, морщась от вселенской вони, привязал к верхней челюсти.

— И даже ворота теперь не понадобятся! — радостно поделился он с Кастом свежей идеей.

Простуженному Касту, между тем, было не до того: он искал как бы согреться, сожалея, что камин нельзя разжечь из конспирации. Ушастый увидел, что разглагольствует про стеклянные глаза с лампочками в одиночестве, огорчился, и пошёл выстругивать новую стрелу. Как потом выяснилось, предусмотрительность была не лишней: Пуз тоже пришёл на склад с арбалетом.

Взяли его внутри, когда народный благодетель жрал колбасу, отложив оружие в сторону.

* * *

На следующей неделе, когда с Пуза уже начал потихоньку сходить жир, а следы воздействия Ушастого стали из лиловых жёлто-зелёными, не долеченный до конца Каст предложил помариновать штошей неизвестностью ещё месяц — другой, пока им самим не захочется, чтобы Ушастый вернулся.

На том и порешили.

Выжидая удобного момента для возвращения себе власти над штошником, Ушастый с Кастом потихоньку обживались в замке. В качестве основного местообиталища выбрали, как ни странно, тот самый архив за тронным залом, роясь в котором Ушастый, в своё время, навлёк на себя крокодила. Ведущий в зловещие глубины проход при ближайшем рассмотрении оказался снабжённым массивной опускающейся решёткой — всего в пяти метрах от входа — опускал которую торчавший из пола рычаг. Причём, что интересно, располагался оный рычаг со стороны катакомб. Обратно решётку поднять уже не смогли, ржавый запорный механизм заклинило намертво. Ещё один повод не соваться в незнакомые места катакомб без фонаря: а если б рычаг тогда задел?

У житья в архиве было несколько неоспоримых преимуществ. Во-первых, из глубин шёл поток тёплого воздуха, что избавляло от необходимости как-то обогреваться в холода: кому охота лишний раз за дровами таскаться? Во-вторых, оторвать Ушастого от такого количества летописей — задача неподъёмная, всё равно большую часть времени бы здесь проводил. А без его, подкреплённого дубиной, присутствия, первая же случайная встреча с забредшим зверьём могла кончиться для Каста плачевно. Шноблины совершенно не славятся телесной крепостью.

В третьих, обширный тронный зал, благодаря выбитым потолочным окнам, подходил как для жарки колбасы на костре, так и для всяких работ по хозяйству и хранения припасов: с потолком, всё-таки, помещение.

Да и для Пуза нашлась подходящая темница неподалёку — хотя уж чего-чего, а темниц-то в замке хватало. Дали штошу карандаш в зубы и пачку бумаги — чтобы не скучал зря, пускай тюремные мемуары пишет.

Когда прошёл назначенный месяц, Ушастый пошёл на разведку в штошник. Все сооружённые Кастом системы сигнализации, как и предполагалось, давно пришли в негодность, но результат разведки всё равно был неутешительным: в штошнике, как выяснилось, установилась махровая лухытократия, использовавшая для укрепления власти культ врага. Ушастый кинул один только взгляд на огромный плакат, изображавший монстробразного Пуза с собой и Кастом по бокам в качестве приспешников, плюнул и ушёл восвояси, не став разведывать дальше.

Приняли решение подождать ещё месяц, пока штоши не дохозяйствуются-таки до полной голодухи.

Вторая разведка, в сентябре, опять принесла неутешительные результаты. Погода стояла хорошая, урожай выдался обильный, собрать его штоши, каким-то чудом, сумели... Плюс к этому, караульных стало больше, а дубины у них — крупнее. Короче, режим Лухыта только укрепился.

В октябре режим всё ещё держался. Пуз на подновлённом плакате обзавёлся рогами и копытами, Каст — замысловатым орудием пыток, а у Ушастого с клыков капала кровь. Ушастый весьма цветисто выразился и снова ушёл восвояси.

А ещё через месяц пришла зима и потолочные окна архива закрыла тёмная пелена свежего снега. Какая уж тут разведка — сразу по следам обнаружат. Пришлось отложить до весны.

* * *

Так вот и тянулось тихое, ничем особым не отмеченное существование, пока не пришёл декабрь. Каст довёл-таки до ума гильотинные крысоловки, ко входу в тронный зал приладили новую, крепкую дверь — и теперь колбасу хранили прямо в тронном зале, развешанной по крюкам на стенах, чтобы не таскаться лишний раз на склад: благо, на морозе не испортится.

Настало 13-е декабря. Доев на завтрак последнюю колбасу, Ушастый оделся потеплее, и засобирался на склад. Каст, не желая оставаться в замке один с бурчащим в своей темнице Пузом и случайными монстрами, увязался вслед за ним. Ну, а там уже — одно за другое, другое за третье — и то, что начиналось как банальный поход за колбасой, кончилось спором о необходимости тотальной инвентаризации: Касту до чёртиков надоело, что Ушастый не знает, что у них есть в распоряжении, а чего нет: кто угодно бы взорвался, обнаружив запас из двух дюжин новеньких пил после того, как соорудили целую дверь с притолокой, орудуя старым тупым лобзиком. Но Ушастый представил, в какой объём ящикоразгребательных работ эта инветаризация выльется для него, как главной тягловой силы, и сказал Касту своё решительное «нет».

...Через неделю, когда десятая часть запасов была уже разобрана, а Ушастый падал с ног от хронической усталости, Каст разглядел за ящиками с колбасой вход ещё в одно помещение. Пока Ушастый отдыхал в уголке, Каст облазил все щели вокруг, и определил, что освобождение этого стратегического прохода позволит заполнить, наконец, белое пятно, занимавшее на схеме первого этажа всю заднюю треть.

Когда он радостно поделился открытием с Ушастым — тот восторга не разделил, и разборку колбасы отложили до завтра.

На следующий день из-за колбасы показались широкие ворота, ведшие в обширное помещение, до потолка забитое разнообразными ценностями, включая запасной бульдозер и два грузовичка с угловатыми деревянными кабинами. Честно говоря, больше, чем ценностям, Ушастый порадовался тому, что Каст стал возиться с техникой и о глобальной ревизии напрочь забыл.

Обойдя машины — и неспециалисту было ясно, что один грузовичок служил источником запчастей для другого — Ушастый отодвинул в сторону стоявшие у стены тяжеленные панели со стеклянным покрытием и обнаружил лестницу вниз.

Осторожно прокравшись по ней с дубиной, он обнаружил, что у склада, оказывается, есть подземный этаж. Здесь, под низкими сводчатыми потолками, между толстенных несущих колонн, располагалось то, что позволяло еде храниться столетиями, не портясь, и не позволяло храниться живым существам. Ушастый критически осмотрел ряды огромных тёмных кристаллов на массивных бронзовых основаниях и осторожно потрогал ближайший. Рука моментально онемела, а сверху донёсся вопль Каста.

Проклиная себя на чём свет стоит, Ушастый понёсся наверх, подозревая самое худшее... Но выяснилось, что вопил Каст от радости. Панели со стеклянным покрытием оказались солнечными батареями и теперь Каст обрушивал на раздражённого ложной тревогой Ушастого потоки радости по поводу того, что у них теперь будет электрическое освещение: генератор в штошнике без Кастова руководства уже давным-давно доломали.

Ушастый, вполуха слушая радостные излияния, в уме прикидывал, в какой объём перетаскивательных работ этот свет обойдётся.

Ещё через полмесяца перекапывание бесконечных запасов надоело даже Касту. Солнечные батареи, подпитывая несколько мощных аккумуляторов, обеспечивали надёжное освещение и Ушастый решился-таки исследовать проход, из которого когда-то вылезло чудовище. Заклиненный запор на решётке не устоял перед решимостью Ушастого, подкреплённой потоками машинного масла. Вооружённый прожектором, ощетинившийся арбалетами хозяин замка храбро отправился на разведку в глубины собственного владения. Проход, не разветвляясь и не сворачивая, уходил до глубины этажа в четыре ниже поверхности земли, где упирался в пресловутое «Подземное озеро» — длинный и широкий бассейн для питьевой воды (как гласила настенная табличка), изобилующий крупными крокодилами. От тёмной воды поднимался пар, со сводчатого потолка неумолчно капало, в стене на дальнем конце бассейна смутно темнел проход дальше.

Ушастый чуть локти себе не сгрыз: судя по всему, это как раз был путь к центральной части замка, в которую никто не мог попасть уже не одно поколение. Но идти по метровой ширины бортику мимо целого бассейна голодных крокодилов, оставляя за собой легко перекусываемый электрический провод, было бы чистым самоубийством. Поэтому Ушастый завёл обычай каждый день ходить к бассейну на охоту. Каст скептически отнёсся к этой идее, язвительно осведомившись, как Ушастый намерен определить, что крокодилы кончились. Тот возразил, что это-то выяснить легко: если вокруг очередной подстреленной твари не завяжется драка, а останется мирно плавающий несъеденный труп — вот, значит крокодилы и кончились.

— Или уже завтракали. А может, отлучились зачем-то в сообщающийся резервуар, — зловеще парировал Каст. Дна-то у бассейна разглядеть так и не смогли, и куда он тянулся — было неведомо.

* * *

Наступление утра опять определили по грому миской о решётку и возмущённым воплям: давно проснувшийся Пуз требовал завтрака. Слой снега на крыше стал уже столь толстым, что слабый свет пасмурного утра не проникал сквозь него. В темноте Ушастый вылез из кровати и на ощупь надел меховой комбинезон, пару раз перепутав зад и перёд. Потом он, на ощупь же, нашёл под кроватью дрова и сковородку и направился в тронный зал — готовить завтрак. И конечно же, по пути задел за огромную, под потолок, стопку летописей, которые по закону избирательного тяготения (частным случаем которого является закон Бутерброда) обрушились на мирно делавшего утреннюю зарядку Каста. Несчастному, голодному Пузу пришлось ещё долго ждать завтрака, пока перебинтовывали голову, и выясняли, кто виноват.

Сошлись на том, что виноват слой снега на потолочных окнах, и что неплохо бы его счистить.

Ушастый задумчиво обошёл тронный зал, где под выбитыми потолочными окнами скопился снег и лёд. Решение напрашивалось само собой, он быстренько сбегал за верёвкой с крюком.

Когда он долез до середины — крюк отцепился, и его пришлось бинтовать.

У Каста вышло лучше, и скоро вползший наверх Ушастый стоял рядом с ним на слегка выпуклой крыше, обозревая окрестности.

— А чем мы снег будем разгребать? — вывел его из задумчивости Каст.

Разгребать пришлось руками.

Когда отгребли, очистили и сели отдохнуть — выяснилось, что крыша дворца — наиудобнейшее место для обозрения замка, и Ушастый, по просьбе Каста, стал рассказывать историю сего строения, как она ему виделась: Сначала, в незапамятные времена, кто-то возвёл центральную часть — пятиугольник гладких, наклонных стен метров двадцати высотой, с небольшими возвышениями по углам. Над стенами были видны лишь огромный купол неопределённо-грязного цвета, да две круглые, тонкие башни: одна — пониже, с яйцевидной «беседкой» наверху, еле видимая за куполом, а другая — повыше, метров восьмидесяти от вершины холма, увенчанная огромным «блюдцем». Если смотреть на замок издали, над краем «блюдца» видна перевёрнутая «чашка» соответствующих размеров.

Дотошный Каст не усмотрел следов кладки и высказал предположение, что центральная часть замка сделана из бетона. Что лишь отвлекло Ушастого, вызвав вздохи по утраченному наследию предков. Не сразу, но Ушастый продолжил:

— Затем, почему-то, штоши стали селиться вокруг центральной нынешней части, и образовался, так сказать, городок, развалины которого ты имеешь возможность увидеть внизу. Жили они, по-видимому, мирно, так как стены вокруг городка поначалу не было. Жаль, от тех времён в нашем архиве ни одной летописи нет, одни лишь смутные упоминания... Самая ранняя из летописей, сильно попорченная нерадивыми переписчиками, относится к временам Ашаса Двадцать шестого, который организовал поход в мир смертных году примерно в две тысячи двести шестидесятом. На современную систему перевести эти цифры трудно, но если я не ошибся — это соответствует где-то середине восьмого века.

Каст аж рот разинул от удивления:

— Ничего себе... Да человеки тогда ещё с каменными топорами на медведей охотились!..

— Ну уж не знаю, что тогда человеки делали, — продолжил Ушастый — и добрался ли до них Двадцать шестой, но Двадцать седьмому пришлось поработать на совесть: и склад при нём возвели, и стену вокруг городка соорудили, и башню над воротами, где у меня раньше мастерская была... А знали тогда предки, небось, не меньше, чем человеки теперь: вот ты, такой учёный, столько по книгам по человеческим узнал. А можешь, хоть приблизительно, объяснить почему это на складе, причём при нормальной плюсовой температуре, колбаса десятилетиями не портится? По-моему, это всем законам физики противоречит. А ведь я недавно нашёл там запас картошки, которая, судя по надписи, двести лет пролежала! И что?.. — он вопросительно уставился на Каста.

— Как что? — не понял Каст.

— А то, — пояснил Ушастый, — что мы её на той неделе на обед съели. И ты, между прочим, и сам не заметил в ней ничего необычного. — И победно взглянул на Каста.

— Ну, что ты её поморозил, в тронном зале на двое суток забыв, по-моему, не заметить было трудно. Я просто атмосферу не хотел накалять, твою ж стряпню попробуй раскритикуй, — заметил Каст.

Ушастый слегка смутился, и спешно перевёл разговор на прежнюю тему:

— Ну вот, а про следующие полтыщи лет в летописях вообще ничего нет, а начинаются они, по большому счёту, с Ашаса Великого, Тридцать девятого, который организовал ещё один поход на человеков и построил вместо северной части городка дворец, на крыше которого мы сейчас пребываем. Так вот, самые интересные книги в нашем архиве относятся к его правлению. Жаль, это всё кривые переводы на гиперборейский, я в них до сих пор кучу важных терминов не понимаю. Такое впечатление, что переписчику слов в гиперборейском не хватало, он хватал из альбионского, и ромейского — а я поди, догадывайся, что эти странные слова означают...

Вот, кстати, почему я крокодилов бью: очень уж хочется в центральную цитадель попасть, может там, наконец, отыщутся изначальные летописи на инфернальном и оригиналы этих ужасных переводов. Откуда мы все произошли? Кто такие Ашасы-хранители?.. Ведь обидно же, я не знаю, лишь половина родословной известна, да и та не полностью. И всё это время шла, можно сказать, деградация... Столько поколений предков жило, трудилось, надеялось, сколько труда в этот замок вложено — и всё для того, чтобы я тут потихоньку реликвии копил, да колбасу на обломках мебели жарил?

А легендарные утраченные технологии — фабрикаторы, способные создавать любую вещь из сырых материалов, станки для производства лампочек и радиоламп?.. Может, они тоже там есть?.. Боюсь, без подобных чудо-инструментов мы обречены медленно истощать запасы склада, скатываясь всё дальше в каменный век.

Ну ладно, вернёмся к нашим баранкам, как говорят человеки. Великий зачем-то заимствовал у человеков летосчисление, по которому появился на свет в одна тысяча триста восьмидесятом году. По старой системе это будет где-то около трёхтысячного года... И что самое странное, прожил-то он всего одиннадцать лет!..

Ну, а после Великого мало, что происходило. В основном, приходили в нашу долину штоши из других мест, в том числе последние из остававшихся в каком-то «Гиблоземье», ума не приложу, где это может быть, и из «поселений зелёной радости», и из «степного оазиса Ыхт», и с гор, что у подножия Великого хребта...

Ушастый замолчал, невольно обратив взгляд на восток, словно его чем-то притягивало туда. Великий хребет смутно серел вдали, хотя его обычно не было видно зимой в плохую погоду, на расстоянии более полусотни километров. Обычно о его присутствии забывали, занятые повседневными делами. Но стоило в хорошую погоду посмотреть вдаль, и увидеть эту смутную громаду — как сразу смещались масштабы и расстояния, огромный замок становился крошечной частью мира, а ближние горы — совершенно невпечатляющими холмиками, хотя имели и высоты до двух тысяч метров, и мрачные утёсы, покрытые лесом, и голые каменные осыпи, и тёмные ущелья, откуда брал начало Штоший ручей...

Конечно, и в мире человеков встречаются огромные горы, некоторые по 7-8 тысяч метров, но то — от уровня моря, а не от подножия, которое само находится на огромной высоте, окружённое соседними хребтами.

А Великий Хребет имеет высоты 13-17 тысяч метров, и начинаются эти тысячи почти от уровня моря. Даже штоши, хотя и не имели ясного представления о размерах Хребта, старались в ту сторону особо не заглядываться, чтобы не испытывать чувства собственной незначительности и недолговечности.

Ушастый оторвался, наконец, от созерцания, и продолжил рассказ:

— Ну, так о чём мы... А, так вот, в летописи почему-то хребет назван Великим Кольцом. Получается — он замкнутый? До жути ненатуральное образование, учитывая размеры...

Так вот, приходили значит штоши, приходили — и к концу шестнадцатого века набралось их на три больших города. Ашасы в те века тоже ничем особенным не занимались: то свиту увеличивали, то уменьшали, то на планировку городов набрасывались, то посевными руководили. Сорок третий, правда, решил заняться науками, да лишь динамит изобрёл. Чуть пол-замка не разнёс своим детищем, плюнул и всё на складе запрятал. Помнишь, мы ящики на третьем этаже уронили?

Да не пугайся ты задним числом! На складе же ни батарейки тока не дают, ни спички не зажигаются, ну и динамит, соответственно, взорваться не может. Думаешь, зачем его именно там схоронили?

Ну вот, так и тянулось, соответственно, до одна тысяча семьсот семьдесят третьего, когда Ашас Сорок седьмой опять к человекам потащился. И так ему их обычаи приглянулись, что начал всё вокруг перекраивать, даже язык на гиперборейский сменил... Вот как, скажи мне, можно штошей заставить на другой язык перейти?.. В голове не укладывается. Хотя, он притащил множество смертных невольников — может, от них набрались?.. После него Ашас Сорок восьмой, паразит, за дело взялся... Летописи забросили, штоши почти все разбежались, одна деревня осталась.

Потом совсем маразм сгустился, от Сорок девятого лишь пара документов осталась. Читаешь — будто штош писал... Гибель знаний...

А его потомки вообще за сто лет два листа бумаги извели. Что делали, как жили — мрак и туман. А у штошей память короткая. Помнишь тот их разговор, перед побегом, когда ещё, помнится, Асата бить собирались?.. Тогда выяснилось, что за последние тридцать лет шесть штошей без следа пропало. А они и не помнят, кто и куда!

Ну так вот, мы от темы немного отклонились. О самом интересном — о походе шестьдесят второго года — нигде и ничего. Такое впечатление, что мой предок записей не вёл из принципа. А может, он их в штошнике хранил, а туалетная бумага в дефиците... В общем, кроме замка, мне от него лишь шкаф с реликвиями остался...

Они уже порядком замёрзли, да и тема была исчерпана, поэтому Каст с Ушастым спустились вниз для второго завтрака.

В мрачном и ободранном тронном зале с булыжным полом, покрытым льдом и снегом под потолочными окнами, попахивало гарью: несло дым из темницы, где Пуз-в-трёх-шубах грелся у костра. Ушастый снял с верёвки один из батонов колбасы зимнего запаса, и стал делить его топором. На склад старались не ходить, чтобы не выдать следами своё местонахождение штошам, которых договорились держать в страхе и неизвестности до весны.

Промёрзлая колбаса половинилась с трудом. Каст, посмотрев на пыхтенье Ушастого, пошёл по этажам за дровами: трон давным-давно кончился, а его спинка служила обеденным столом. Однако, во дворце мебель тоже почти кончилась, так как большую часть порубили на дрова ещё предки. А ведь недавно обнаружилась целая комната с паркетным полом!

В поисках дров недовольно ворчащий шноблин спустился в подвалы, где на него наткнулся поднявшийся из тёплых катакомб в поисках добычи изголодавшийся хищник. Каст был вооружен ломиком, но зверь оказался проворным, и прежде, чем отступить, порвал шубу, и нанёс Касту лёгкие телесные повреждения.

Потом, перебинтовывая его, Ушастый прочёл Касту целую лекцию на тему «Съедят!», настоятельно порекомендовав воздерживаться от визитов в глубины. «А весной-то что с нами будет? — с ужасом подумал Каст. — Ведь зверьё же наружу попрёт, его ж внизу только мороз удерживает!»

Поскольку стало ясно, что дрова во дворце вообще кончились, а в лес тащиться лень было обоим, да и есть уже сильно хотелось, Каст высказал предложение порубить на дрова шкаф с реликвиями: во-первых, в нём давно надо делать уборку — вон, сколько пыли скопилось; во-вторых, если всё равно делать уборку, то не переложить ли ценности в другое место, а то шкаф вон, как рассохся.

Ушастый возмутился до глубины души, сообщил, что шкаф сам по себе — реликвия, и что если каждые сто лет делать уборку — ведь потеряется что-нибудь. Желающий завтракать Каст привёл убойной силы аргумент: может там, на дне, предок свои летописи и схоронил.

Через минуту от шкафа летели щепки, а Каст едва успевал упихивать в мешок вываливающиеся реликвии. Дров нарубили столько, что хватило на два дня регулярного питания (завтрак — второй завтрак — обед — ужин — второй ужин). Но что самое интересное — из-под наслоений накопленного ещё предками барахла возникла объёмистая рукопись, писание Ашаса Пятьдесят первого, непосредственного предка Ушастого. И пока Каст жарил колбасу на колышках над костром, Ушастый углубился в занимательное чтение.

Первые две трети летописи содержали, в основном, хозяйственные записи типа «картошку такого-то числа посеяли, такого-то зацвела, такого-то вытоптали на корню, прогоняя с поля белку». Потом штоши, похоже, обленились, стали валить всё руководство на предка, он стал наведываться в деревню всё чаще, потом начал замечать, что жизнь у штошей — не сахар, обратился к ним с сочувствием, дармоеды как будто только этого и ждали, и обрушили на предка потоки неумеренных жалоб. Постепенно он ударился в философствования, и начал думать, как сделать жизнь штошей счастливой.

Потом, зимой 1959 года, произошло чрезвычайное происшествие, взбудоражившее всю деревню: бесследно исчез Проныр. Искали, конечно, всей оравой, но следы засыпал недавно выпавший снег и траекторию Проныра проработали только до руин, на полпути от деревни к замку.

Предок, конечно, настаивал на официальной версии «заблудился в лесу — замёрз — был съеден белками», но пропавший так и не переродился и в народе установилось твёрдое убеждение, что Проныр вышел под вечер к руинам, наткнулся на привидение, и оно его утащило (куда — как всегда, не уточнялось). Тем более, что весной лес тщательно прочесали и никаких костей не нашли.

Однако, в поисках Проныра предок основательно перерыл весь замок, но вместо штоша нашёл лишь пыльную летопись, где вычитал об набегах на человеков.

Потом следовало описание того, каких трудов стоило поднять часть штошей на путешествие к Вратам, как штоши, увидев с перевала каменную пирамиду Врат, подумали, что это — вход в рай и их пришлось поштучно отлавливать на дороге домой.

Когда предок углубился в тоннель за Вратами — путь преградила массивная ржавая цепь, на которой висел амулет солидных размеров. Поскольку в прилагавшемся каменном надгробии предок угадал инструкцию по эксплуатации, он не пошёл дальше, а встал у Врат лагерем, и три недели мучился, расшифровывая незнакомые термины.

Тут Ушастый ещё более заинтересовался: про технические подробности путешествий к человекам ему раньше читать не приходилось. Судя по краткому упоминанию о замеченных в тоннеле за цепью черепах — три недели ушли не на перевод коротенькой надписи, а на психологическую обработку храброго войска из полдюжины штошей, которые черепа, скелеты и прочие ужасти, мягко говоря, недолюбливали.

Как выяснилось — древний амулет действовал на человеков таким образом, что они принимали демонов за себе подобных. Ушастый громко поделился своим открытием с Кастом. Тот, не отрываясь от сковородки, вспомнил:

— Ну да, вроде ведь Шуся с каким-то амулетом вернулся. Его потом при разборке барахла куда-то подевали, кажется, Ухват прикарманил...

Возмущению Ушастого не было предела:

— Нет, вы посмотрите-ка! Тысячи лет этот амулет там лежал, и все всегда его на место клали! а этот, можно сказать, недоразвитый авантюрист взял, и посеял! Да дайте мне только до него с дубиной добраться, ужо я его...

Когда Ушастый иссяк — оказалось, что Пуз-в-трёх-шубах услышал его монолог из своей темницы, принял на свой счёт, и теперь ни жив ни мёртв, трясётся от страха, вплюснувшись в угол.

Успокоившийся Ушастый вернулся к летописи. На последних двух страницах содержалось описание следующей вылазки, с амулетом и тремя штошами, и как возились с подъёмным механизмом — тоннель оказался закрыт многотонной каменной крышкой, на которой со времени предыдущего похода выросло огромное дерево — и как обнаружили громадный городище, и дорогу, наводнённую самодвижущимися повозками.

Потом умный Талыст, предок Каста, раздобыл «чудесную машинку, называемую магнитофон». Ашас, естественно, восхитился чудом техники — и последние строчки летописи гласили: «Отныне лишь на магнитофоне летопись вести буду, бумага же пусть останется достоянием истории.»

Каст под это вспомнил, что «года три назад, помнится, на растянутых в ниточку магнитофонных лентах грибы сушили».

На этот раз Ушастый иссяк только под вечер, сильно охрипнув.

Солнце начало выползать из-за края Хребта на безоблачный небосклон и его лучи, упав на замок, заставили заискриться морозный узор на потолочных окнах, стремительно вымели из архива остатки сумрака.

Каст потянулся, сделал зарядку, потом не спеша оделся, кинул неодобрительный взгляд на дрыхнущего без задних ног Ушастого, и открыл дверь в тронный зал — проветрить. А потом пошёл готовить завтрак, и за хлопотами про дверь, естественно, забыл...

Грубо вырванный мёрзнущими ушами из объятий сладкого сна, Ушастый чихнул и залез поглубже под одеяло. Стали мёрзнуть ноги. Укутал ноги поплотней. Снова стали мёрзнуть уши. Попытался свернуться покороче... Стала мёрзнуть спина. Сунул голову под подушку, надеясь за счёт неё компенсировать нехватку одеяла — зараза снизу оказалась холодной, как айсберг. Ушастый завертелся ужом, пытаясь найти позу, в которой бы ничего бы не мёрзло, и совсем запамятовал про засунутые под подушку гантели. Оные оказались беспощадно твёрдыми твёрдыми — Ушастый взвыл, дёрнулся, и сместил одеяло... Ледяные сквозняки, словно стая хищников, ворвались в тёплую постель, Ушастый мгновенно продрог, и проснулся окончательно. Проклиная всё на свете, а -Каста — в первую очередь, он выскочил из-под одеяла во враждебную внешнюю среду, торопливо оделся потеплее, и направился к двери — закрыть.

— А ты что сегодня так рано ? — поприветствовал его на пороге Каст. — Я тебя только через полчаса к завтраку будить собирался...

Ушастый бросил мечтательный взгляд на утюг.

* * *

На прошлой неделе, размышляя над тайной исчезновения штоша, Ушастый вспомнил, что того звали Проныр. А имена у штошей, надо сказать, больше похожи на прозвища. И пришла Ушастому в голову интересная идея, да всё никак руки не доходили проверить. А теперь, первый раз окончательно проснувшись ещё до завтрака, он вызвался сам идти за дровами, а возвращаясь с дровами — завернул на склад: крюк-то небольшой. И вскоре Ушастый уже спускался по крутой лестнице в подвал с «морозильными» кристаллами.

Помещение это было огромным, под всем складом, своды опирались на огромной толщины колонны. Ушастый быстро прошёл между рядами кристаллов, стараясь держаться от них подальше, и увидел за колонной, в дальней стене, проход вниз, в катакомбы. Возле проёма обнаружилась интересная композиция: Хищник с добычей — хищником помельче — прислонился к кристаллу, намереваясь покушать, да так и остался на века с разинутой пастью. Хищника за хвост с интересом тянул штош в зимней одежде и валенках. Тоже остался бы на века, не окажись тут Ушастый.

Неожиданно фонарь стал меркнуть и Ушастый в панике кинулся из подвала, чувствуя подступающую вялость, и совершенно не желая остаться в составе композиции. На улице батарейки постепенно ожили и фонарь засветил в полную силу. Это навело Ушастого на мысль: а может, и штош оживёт?

Ну а вытянуть того за верёвочку было делом техники. С одной стороны — надо было оттащить «замороженного» в замок, с другой стороны — прикасаться к нему Ушастый опасался. Так и поволок на верёвке, словно санки. А за штошем по снегу волочился незадачливый хищник, чей хвост словно приклеился к его руке.

Дома Ушастый с радостью обнаружил, что штош по дороге успел зажмуриться, а хищник подёргивается. Почти неповреждённая добыча уже оклемалась, и шмыгнула сквозь решётку в проход к бассейну. Ушастый, опасаясь быть укушенным, бросил туда же и хищника, до того, как очнулся. Тот сначала звучно считал ступеньки потом раздался громкий хруст и чавканье: крокодилы завтракали.

Вернувшийся с расчистки солнечных батарей Каст от неожиданности уронил инструмент на ногу. Ещё бы: на кровати лежал незнакомый штош в валенках, и испуганно лупал глазами, обозревая Ушастого...

* * *

Недели через две, когда Проныр уже перестал путать Ушастого с его предком и восхищаться электрическими лампочками, а Ушастый все уши Касту прожужжал своими рассуждениями насчёт человеков, (кто о чём, а шелудивый — о бане) занимались они расчисткой солнечных батарей. Проныр, как неквалифицированная рабочая сила, колол дрова во дворе.

Ушастый, к вящему неудовольствию Каста, вновь завёл на ту же тему, издавая риторические вопросы типа «Интересно, как этому Шусе удалось разобраться с подъёмным механизмом, который крышку над тоннелем открывает? Ну, крутил-то, допустим, Горобдан, но ведь это ещё догадаться надо, где крутить, да за что тянуть! Предки, они ведь, хитрые были, такую машину, небось сделали, куда посложней нашей лебёдки.. А этот, казалось бы, не особо умный Шуся ты смотри, как себя показал! Это ведь надо было сначала открыть, потом закрыть, и всё своим умом! Ты как думаешь?»

— Я думаю, — раздражённо ответил Каст, которого подобная болтовня уже бесконечно утомила, — что открыть ему удалось методом тыка, а на закрывание он вообще времени не тратил. Ведь спешил домой с добычей, да перед народом похвастаться. И до таких мелочей, как входная крышка, ему и дела не было.

Ушастый некоторое время с разочарованным видом разгребал молча.

— Да, большего от обычного штоша ждать и не приходится, — с неудовольствием ответил он, продолжая работу.

Но вот, наконец, разгребли, вымели, и стали спускаться обратно по верёвочной лестнице. Вдруг лезший первым Ушастый резко сменил цвет на иссиня-зеленоватый, уши его конвульсивно задёргались, и он, сорвавшись, рухнул вниз с трёхметровой высоты. Перепуганный Каст спешно слез, проверить, что случилось.

По-прежнему сохраняя неестественный цвет лица — теперь он стал сине-свекольным — Ушастый неподвижно лежал на полу, свернув уши в трубочку. Волосы у него стояли дыбом.

Каст осторожно перевёл Ушастого в сидячее положение. Тот пялился широко открытыми глазами куда-то вдаль, и временами нервно икал.

— Посиди, я сейчас... я быстро... ты посиди тут, я валерьянки принесу... — Каст спешно умчался на склад.

Когда он вернулся, от неожиданности у него отвисла челюсть, а валерьянка хряпнулась на пол. Ушастый, уже в доспехах, примерял огромный двуручный меч, тренируясь на развешенной по стенам колбасе.

Каст отошёл, на всякий случай, за угол, и осторожно спросил, что случилось, готовый в случае, если у Ушастого — буйное помешательство, бежать изо всех ног.

Ушастый в ответ разразился очень некультурными выражениями, из которых можно было понять, что следующим после колбасы будет Шуся.

Когда Ушастый, наконец, успокоился, и Каст уговорил его, что нарубить Шусю ломтиками можно и после обеда, а Проныр собрал куски колбасы в свою пользу, Ушастый вкратце пояснил Касту суть проблемы:

— Вот ты, вроде, хорошо человекскую историю изучил. Как ты думаешь, какое их самое любимое занятие?.. По-моему, ежу понятно, что война. Одна разновидность истребляет другую, захватывает их земли, и начинает плодиться вольготнее, и охраняя свою территорию от соседей, которые не прочь проделать то же самое. И весь их мир поделён на эти самые «государства». Число языков, на которых они говорят, помнишь?.. Больше сотни — яркий признак обособленности. И, человеки из разных этих государств так ненавидят друг друга, что даже внятных сведений о других государствах в их справочниках раздобыть нельзя — одни описания злобности этих самых врагов, называемых ещё «неверными».

Теперь смотри: тоннель за Вратами выходит в довольно населённый район одного из самых крупных и агрессивных государств мира смертных — Гиперборейской Империи. Оно имеет несколькомилионную армию — знаешь уже, наверно, что армия — это человеки, специально дрессированные для убийства. Хотя я, если честно, не понимаю, зачем их на это дрессировать — они и без того свирепей любого пастезавра... И вооружены они несколькими десятками тысяч танков — это адские машины вроде бульдозера с пушкой, и ещё летающими крепостями, и атомными бомбами и ракетами ужасающей разрушительной силы — лишь одной достаточно, чтобы от нашего замка осталось одно воспоминание.

Так вот, эта Гиперборейская Империя, напрягая все силы, соревнуется в увеличении вооружённости с Колумбийским Альянсом и прочими государствами так называемого «продажного капитализма». И, между прочим, территория целого мира, с её запасами дичи и полезными ископаемыми, могла бы стать решающим фактором, изменив равновесие в этой борьбе.

А теперь подумай сам, почему мы ещё живы.

— Ну... вероятно, вход в тоннель с той стороны очень трудно обнаружить, вот они его и не нашли... — поёжившись, неуверенно сказал Каст.

— Правильно. Вот только обнаружить его было трудно из-за каменной крышки, которую не отличить от обыкновенной скалы. Особенно, если на ней деревья выросли. А этот обормот не потрудился закрыть! Потрясающая безответственность.

— Я же просто предположил! Мы же не знаем, действительно он не закрыл, или закрыл всё-таки. И не обязательно они должны были сразу наткнуться на вход. И к тому же, ведь только мы знаем, что миров — два, человеки-то думают, что их мир — единственный. Ну и даже если найдут вход, то подумают что это просто заброшенные подземелья, тоннель же ведь длинный, и другого-то конца наверняка не видно"- попытался успокоить Ушастого Каст.

— Если учесть авантюризм и безответственность Шуси, а также приведенные тобой недавно доводы: «спешил с добычей», «хотел похвастаться перед сотоварищами», то вероятность, что не закрыл — девять из десяти, — мрачно ответил Ушастый. — И зияет теперь открытый тоннель, приглашая войти. А многие человеки, например, дети, просто обожают обшаривать заброшенные подземелья... — Ушастый помолчал. — Так что, вывод может быть только один: срочно закрыть! Во что бы то ни стало. — И он пошёл в башню к воротам, вытаскивать из кладовки сани.

* * *

Пуза оставили в той же темнице, снабдив его недельным запасом колбасы, и утроив количество замков на решётке. Ему оставалось лишь предаваться мрачным мыслям о том, как он погибнет голодной смертью, когда экспедиция сгинет в глуши: нехоженая местность дальше километра от замка и штошника представлялась ему, как и всем штошам, потусторонним миром, откуда не возвращаются — наводнённым неведомыми опасностями, гибельными руинами и привидениями, что страшнее смерти.

Бульдозер, естественно, использовать не удалось: по той банальной причине, что его надо было сначала выволочь из склада, а только потом пытаться заводить. А чтобы выволочь — надо создать проход в несчётных штабелях ящиков. Задачка — на месяц, не меньше.

Каст вспомнил, как штоши упоминали расположенную где-то на пути к Вратам, у подножия гор, временную базу экспедиции 62 года, откуда Шуся и взял в своё время второй бульдозер.

— Ну и хорошо, всё не в лесу ночевать будем, — обрадовался Ушастый.

Каст в ответ раскритиковал его счётные способности: по его-то собственным расчетам выходило, что доберутся они на место ещё до вечера: 30 км. пути поделить на 5 км/час скорости + 2 привала = 8 часов.

Оставались, правда, ещё такие мелочи, как снег по пояс, крайне неточная карта и предстоящий перевал через горы.

Припомнив кое-что из недавней истории, и прикинув в уме, Ушастый решил двигаться по дуге, в обход штошника: Во-первых, чтобы не сорвать операцию «Мрак и туман» (возвращение Ушастого в штошник, только весной, как раз к бескормице и в качестве избавителя). Во — вторых, наезженная дорога от перевала до штошника должна была проходить почти по прямой и, по идее, не могла ещё окончательно зарасти.

Несмотря на все предосторожности Ушастого, случилось то, что и должно было случиться: лес был густой, день пасмурный, стрелка в компасе примёрзла, дорогу пропустили... В общем, вышли они, нежданно-негаданно, прямо к северной заброшенной деревне, что весьма ухудшило моральное состояние Проныра: в его времена, оказывается, это место пользовалось ещё более дурной славой чем теперь и считалось, что вошедший в деревню долго не проживёт. Подозрительно хорошо сохранившиеся деревянные дома выглядели и впрямь зловеще: заброшены-то были уж точно не меньше тридцати лет назад, а может- и все сто... Ушастый поспешил увести отряд обратно в лес.

Дорогу нашли с огромным трудом, описав не одну дугу поперёк главного курса. Да и то лишь благодаря затёсанному столбику с меткой. Вскоре выяснилось, что по лесу двигаться легче, так как дорога, не использовавшаяся долгие годы, успела зарасти весьма прочным кустарником и была теперь нужна путешественникам лишь для того, чтобы найти старую базу.

Ночевали, как и планировал Ушастый, в одном из сараев базы...

Утром, проведя ревизию, обнаружили, что бульдозер отсутствует — вероятно, поломался, и Шуся просто бросил его где-то по дороге — зато в наличии имеется уйма бочек с соляркой. Отложили этот вопрос до весны и двинулись, наскоро позавтракав, к перевалу.

Через горы, при их умении, удалось перебраться лишь к вечеру, беспрестанно теряя дорогу и чудом не срываясь в многочисленные пропасти. Проныр при этом нудно поминал заброшенную деревню. Ночевать пришлось в сотрясавшейся под напором метели палатке, ощутив на себе весь букет радостей путешествия зимой по дикой местности.

На следующий день снегопад не прекратился, и замёрзшие Ушастый с Проныром наугад тащили сани в нужном направлении. Не менее замёрзший Каст сидел на санях, и лишь временами безуспешно пытался подталкивать. Расстояние от перевала до цели было гораздо больше, чем до штошника, что, в свою очередь, бодрости не прибавляло.

Путешественники теперь находились где-то посредине огромной плоской долины, где не было никаких ориентиров, а горы скрывались за густой пеленой снега. Снег всё прибывал, и движение постепенно замедлялось. Ушастый, прокладывая курс, тщательно встряхивал компас, удостоверяясь, что стрелка на этот раз не примёрзла.

Начинало темнеть. Проныр снова завёл свою заезженную пластинку о смертоносном влиянии старой деревни, и даже Ушастому полезли в голову разные нехорошие мысли о замерзании в снегу, когда снегопад ненадолго прекратился, и сидевший на санях задом наперёд Каст обнаружил слева и далеко позади смутные очертания многоярусной пирамиды.

Снег повалил с новой силой, но Каст успел заметить направление и они, ориентируясь по компасу, повернули. Даже идти стало будто бы легче: тоннель обещал укрытие от непогоды и возможность развести костёр из небольшого количества взятых с собой дров.

Когда, по расчётам Ушастого, они уже прошли вдвое дальше, чем нужно, и спорили, каким способом лучше прочёсывать местность в обратном направлении, в снежной круговерти справа обнаружилось потемнение. Повернули туда, и скоро сквозь метель ясно обозначилась громада Врат.

Когда подошли поближе, Ушастый понял, что ошибся в расстоянии из-за того, что недооценил размеров пирамиды Врат. Она имела не меньше полсотни метров в высоту, и занимала площадь не меньшую, чем весь замок Ушастого. Тот, кто создавал это чудо света, действовал с размахом.

Ко всем прочим радостям, подошли путешественники к Вратам с обратной от входа стороны, и потратили уйму времени на обход пирамиды.

Вход представлял собой высоченную прямоугольную арку, поперечная балка которой покоилась на массивных прямоугольных столбах. В ширину, которая тут была намного меньше высоты, могло проехать три бульдозера в ряд.

Полурассыпавшиеся статуи злобных ангелов с мечами угрожающе пялились с края первого яруса пирамиды. На балке виднелись залепленные снегом, буквы какой-то, неразлечимой в темноте, надписи на инфернальном. Глубже, в конце коридора для титанов, в самом сердце пирамиды, тускло переливался лиловыми сполохами портал.

Даже Ушастый поёжился.

Возле самого входа весь снег был сметён сильным потоком воздуха, вырывающимся из Врат, оголив промёрзшую землю. Ушастый, с трудом впихнув внутрь Проныра, с опаской ступил на тёмный каменный пол, испещрённый бесчисленными царапинами.

Портал оказался чем-то вроде марева, в свете фонаря почти невидимого и совершенно неощутимого. За этой гранью, уже в другом мире, продолжился всё тот же титанический корридор — или теперь было правильнее сказать, тоннель? — вырубленный в граните.

Ушастый решительно попёр вперёд преодолевая сопротивление ветра, направился в тоннель.

Грубый камень стен временами сменялся кладкой из отёсанных каменных блоков, кое-где попадались ниши с облупившимися и растрескавшимися барельефами из глазурованной плитки, изображавшими что-то невнятное. Через некоторое время поперёк прохода обнаружилась массивная цепь, на которой прежде висел амулет. Снятая с креплений, она валялась на полу.

К великому неудовольствию Ушастого, заночевать в тоннеле не представлялось возможным из-за равномерно дующего ледяного ветра. Каст предположил, что в двух мирах немного различается атмосферное давление — скорее всего, из-за разницы в погоде. Так что, прекратить ветродуй и переночевать спокойно можно было лишь опустив крышку.

Движение по тоннелю вряд ли можно было назвать приятным. Все уже страшно замёрзли и устали, факел нельзя было использовать — его всё время задувало — а двигаться на ощупь Ушастый не хотел, опасаясь разветвлений, провалов и прочих подземных гадостей. Поэтому он через каждые десять метров включал фонарь, хотя промёрзшие батарейки были уже на последнем издыхании. Однако, никаких опасностей им на пути не встретилось, в стенах не было даже трещин.

Первые несколько километров тоннель шёл под уклон, не поворачивая. Потом в боковых стенах обнаружились широкие ответвления, уходящие вниз. Водоотводы на случай затопления, предположил Каст. Оставалось только гадать, в какие неведомые пещерные глубины ведут эти ходы. По крайней мере, часть воздуха под напором вырывалась оттуда, дальше ветер стал слегка послабее, и идти стало легче, хотя тоннель и повернул вверх.

Пройдя километров десять и вымотавшись окончательно, наконец, пришли к выходу. Время суток в обоих мирах совпадало, снаружи стояла глубокая ночь. Над невысокими холмами светили звёзды, созвездия были, вроде, такие же, как дома: никто из присутствующих изучением звёздного неба себя обычно не утруждал, так что сказать было трудно.

Когда они отошли немного от устья тоннеля — спокойный воздух при температуре около нуля показался им просто тёплым после бесконечного ветра и холода. Пока Проныр под руководством Каста, устанавливал палатку, Ушастый решил обследовать окрестности: хотя летопись и рассказывала, что человеческий город — далеко, но ведь со времени той экспедиции прошло почти два десятка лет, а человеки плодятся быстро.

Тоннель выходил на поверхность в узкой ложбине, вдающейся в поросший лесом каменистый холм, и к тому же, его конец был загнут вниз, а крышка, даже открытая, создавала впечатление скального уступа для тех, кто смотрел сверху или сбоку. Чтобы увидеть вход в тоннель, надо было или спуститься в ложбину, или смотреть издали со строго определённого направления, которое прикрывали непролазные заросли.

Ушастого сей факт слегка успокоил, и он решил подняться на холм, чтобы осмотреть окрестности. Снег был неглубоким и почти слежавшимся — видно, снегопада, такого как на той стороне, давно не было. Ушастый дошёл до широкой безлесной вершины холма. Голые ветви деревьев, покрывавших его склоны, почти не мешали обзору.

Увиденное Ушастого не порадовало: огни были практически по всему горизонту. Где одиночные, как далекая белая звезда, где слабые и туманные, россыпью. А на севере в бинокль можно было даже различить отдельные окна в многоэтажных домах.

Обеспокоенный, он решил, несмотря на усталость, обойти палатку кругом. Как ни опасно было оставаться даже в таком укрытом месте, выхода не было: чтобы вернуться, надо было сначала хоть немного отдохнуть, и обязательно опустить крышку на место...

Когда Ушастый вернулся к палатке, то обнаружил, что Проныр в нарушение маскировки умудрился разжечь здоровенный костёр, беспечно шляясь по окрестностям за дровами. Впрочем, Ушастого ждали и ещё менее радостные новости: Каст обследовал подъёмный механизм, который представлял собой два гидравлических поршня и ручной насос, и осторожно попробовал потянуть рычаг на закрытие. Крышка, однако, даже не дрогнула. По всем признакам, в цилиндрах замёрзла вода, и их необходимо было отогревать, разведя под ними костёр. Ушастый принял решение отдыхать до рассвета, и, к немалому удивлению присутствующих, выудил из глубин рюкзака будильник.

* * *

Будильник, когда пришло его время, сработал исправно, до посинения напугав Ушастого с Проныром, которым всю ночь снились отборные кошмары. Каст продолжал безмятежно дрыхнуть, несмотря на яркие лучи солнца, пробивающиеся сквозь дырки в палатке. А ведь встать-то хотели с рассветом! Выяснилось: будильник от тряски перевёлся, и безбожно врал.

Ушастый осторожно выглянул из палатки, ожидая увидеть дюжину вооружённых человеков... Никого. Он вылез из палатки и пошёл обходить окрестности, дав указание убрать все вещи в тоннель и начинать прогревание.

Недалеко от их временного лагеря обнаружились весьма подозрительные следы, явно оставленные каким-то ползающим животным: две отполированные до блеска полосы спрессованного снега, по краям — следы круглых лап с острым когтем посередине. Присмотревшись внимательно, Ушастый понял, что след — явно не одноразовый, а наоборот, часто используемая тропа. Только почему полосы две? Парами эти звери ползают что ли? И когти, судя по глубине следа, внушительные.

Поскольку по снегу, не до конца отдохнув, двигаться было трудно, Ушастый решил воспользоваться тропинкой неведомого зверя, понадеявшись на свою дубину. В случае чего, хороший тычок в морду любого голодного хищника остановит.

Нет, ему, конечно, попадалось в человечьей литературе слово "лыжня" — но какой смысл за этим словом стоит, Ушастый, к несчастью, не имел малейшего представления. В дополнение неприятности, день был воскресный, и со стороны города уже отчаливали первые лыжники.

И поэтому оказалось совершенно закономерным, что в один прекрасный момент Ушастый и первый лыжник встретились. Да ещё из-за поворота, нос к носу. У Ушастого от ужаса конвульсивно задёргались уши, выдав его откровенно нечеловекскую природу.

Вот как Ушастый позже описал этот момент в летописи — по памяти, сидя дома за столом, и философствуя:

Внезапно из-за поворота на меня выскочил огромный человек, катившийся по тропинке на так называемых «лыжах». Ростом он был метра два, а может быть и больше, и весьма свирепый на вид. Я, конечно не испугался, и смело пошёл ему навстречу. Поначалу он принял меня за своего, и стал свирепо кричать «Лыжню, лыжню!», вероятно, намекая, чтобы я убрался с тропинки и дал ему катиться беспрепятственно. Ведь человеки никогда не разговаривают напрямую. Если один из них хочет, чтобы другой уступил ему, он сначала даст ему намек, сопровождаемый агрессивным выражением на лице, или соответствующими телодвижениями, а затем, если тот, второй, не уступил первому, сразу бросается в битву. Однако я не показал испуга, и смело изготовил дубину к бою, хотя, признаться, мне стало не по себе, ведь человек, как я уже говорил, раза в полтора превосходил меня ростом, был весьма мускулистым на вид, и, к тому же, был вооружён двумя длинными железными копьями, которыми отталкивался от земли, чтобы катиться вперёд на так называемых «лыжах». Тут же я убедился, как хитры и изобретательны человеки, совместившие в одной вещи упор для толкания и неплохое, надо сказать, оружие. Однако, приблизившись, человек понял, что я — не подобный ему, и остановился в нерешительности, продолжая, однако, свирепо глядеть на меня, решая, стоит ли вступать со мной в битву. Однако необычный ли мой для него вид, внушительность ли моей дубины, или решимость не отступить, читавшаяся во всём моём облике, смутили его, и он, бросив свои, так называемые, «лыжи», изо всех ног побежал туда, откуда пришёл. Памятуя, что он побежал к собратьям своим за подмогой, я также счёл за лучшее отступить, путая след по кустам, и вернулся в наш лагерь, чтобы дать моему отряду указания на скорейший отход в сторону дома.

Короче, напугал второклассника до полусмерти, сам напугался не меньше, и в две минуты, в панике ломая кусты, домчался до палатки.

Где всплыла одна неучтённая деталь: главный рычаг вчера намертво примёрз в положении на закрытие — и как только цилиндры оттаяли, крышка начала неумолимо закрываться. Несмотря на титанические усилия Каста, тянувшего рычаг чуть ли не зубами, многотонная скала успела опуститься почти до упора. Каст успел лишь подложить пару булыжников. Пролезть в оставшуюся щель было невозможно, а для подъёма крышки нужно было набрать в насос воду из специального источника, который, конечно же, к зиме пересох.

Не желая пойти на корм человекам, Ушастый стал что есть мочи впихивать снег под крышку, а Каст, задыхаясь от дыма, растапливал его на сковородке, и лил в механизм. Двигалось дело медленно, пригодной для пролезания ширины удалось достичь лишь минут через двадцать.

Как только Ушастый пролез — скалу опустили на место и спешно отправились в обратный путь: дальше по тоннелю воздух был не таким задымлённым, а всем очень хотелось дышать.

И никто из них так и не додумался до одной очень простой вещи: через щель, оставшуюся из-за неубранных булыжников, при разнице в атмосферном давлении будет вырываться сильная струя воздуха, отлично заметная летом из-за трепещущей под её напором травы.

Утро 19 марта 1979 года выдалось солнечным, в воздухе пахло весной. Снег уже начинал таять и Штоший ручей весело бурлил в развалинах будки генератора.

Настроение у штошей, однако, было совсем не праздничное. Оголодалые штоши унылой очередью выстроились к большому котлу, из которого едва ли менее оголодалый Лухыт разливал им похлёбку — кипяток с небольшой примесью овощей. Вместо чая полагался зверски невкусный отвар из еловых веток, который однако, пользовался популярностью благодаря животворящим витаминам, уже успевшим войти в местную мифологию наравне с привидениями и штошеядными белками.

Вследствие всеобщей мрачной унылости, даже Риласт предпочитал помалкивать, чтобы не раздражать народ своими язвительными замечаниями. Не занимающиеся животноводством штоши выглядели тощими и синими и мрачно судачили о том, что экономь — не экономь, а запасов еды до урожая всё равно не растянуть. Запасы в своё время бодренько извели, поскольку лухытократический режим уж чем-чем, а экономностью не отличался. Каждый теперь думал, что вот если бы тогда жрали поменьше, то глядишь — и на сегодня бы чего осталось...

Пополнить запас было неоткуда. Рыбы в пруду не осталось (спустили, пруд-то), а охотники из штошей были не то, что никакие — они бы меньше, чем впятером? против одного зайца выйти не решились бы. Водилась ещё когда-то, в далёкие времена тьмы и диктатуры Ушастого, такая благодать — колбасой звалась она. Да где тот Ушастый, где та колбаса — уж почти забылся вкус её.

Подточенный бескормицей, режим исчерпал сам себя. Лухыт, никогда особо свою руководящую роль и не выпячивавший, счёл за лучшее тихо отойти в тень. Без его закулисного воздействия всё остальное как-то само сошло на нет. Караульные перестали выходить на дежурства, могучие боевые дубины были пущены на дрова, никем не подновляемый образ врага облупился до голой фанеры — не до того всем было.

Мрачное уныние висело над поляной.

Но чу! Донеслись вдруг из леса треск и клёкот. В наступившей тишине — только уроненный половник звякнул — зловещие звуки явственно приближались. Постепенно началась паника. Кто-то предположил, что заврам из Ушастова замка стало нечего есть, вот они и повылезли.

Угука высказал очередную светлую мысль: ведь с той стороны, кроме замка, ещё и руины с привидениями расположены.

Глюклих развил светлую мысль, предположив, что привидения устроят «этот, как его... магидонт. Ну и всех утащат...». Старожил Рьет поправил, что «когда всех утащат, это называется День жуткого суда».

Мирно поедавший очередной осиновый веник, Горобдан испугался штошьей паники больше, чем приближающегося рёва, и смотался за огороды. Исчезновение главной ударной силы привело штошей в ещё большее смятение — тем более, что рёв и треск приблизились уже почти вплотную к опушке и стало видно, что над лесом поднимается струйка дыма, а деревья внезапно валятся, словно там идёт напролом кто-то громадный. Вроде дракона...

Штоши уже сошлись было на том, что и правда дракон — про этих гигантских огнедышащих пастезавров в своё время поведал публике начитанный Асат — как вдруг влезший было на крышу сарая Вьюш сверзился оттуда с воплем «Человек!»

Штоши опешили. Вьюш поднялся на ноги, с трудом перевёл дыхание после падения, и с криками «Человек! На! Бульдозере!» ринулся прятаться в штошник.

Человеков боялись больше, чем чудовищ, развалин и привидений вместе взятых. Поэтому последовала безобразная сцена бегства толпы в укрытие через узкую дверь. Через минуту только разбросанные шапки и валенки, да клочья одежды в дверях напоминали, что на поляне кто-то был. Однако, стихийно попрятавшиеся толпы распределились вдоль щелей в забитых окнах четвертого этажа, вдоль чердачных и подвальных окошек.

* * *

Увенчанный длинным помостом бульдозер выехал из леса, повалив последние деревца. При ближайшем рассмотрении стало ясно, что человек — это на самом деле Ушастый, в пиджаке с галстуком и большой короне (сделанной из кусков золотой посуды, чего, впрочем, штоши не заметили). Бульдозер, меж тем, эффектно раздавил бак с похлёбкой, развернулся к штошнику бортом, и встал, заглушив двигатель. Из кабины вылез Каст в новой спецовке, и быстро установил над помостом транспарант «Под руководством Ушастого — к сытому будущему!» и микрофон на ножке.

Потом на помост, кряхтя, полез не переносящий качки Проныр, долженствовавший символизировать это самое сытое будущее, и начал с отвращением, старательно, есть колбасу. Полдня вчера тренировался и видеть её уже не мог.

Ушастый на своём вертящемся стуле оборотился к народу, постучал в микрофон и начал:

— Товарищи вассалы!.. Знаю, тяжко вам пришлось без моего умелого руководства. И штошник уже разваливается, и едите... — тут он сделал многозначительную паузу и поглядел вниз, где под гусеницами расплывалась большая лужа похлёбки. — Но я не сержусь на вас за жалкую попытку заточить меня. Тем более, что главный зачинщик, Пуз, уже понёс суровое наказание... — подыскивая дальнейшие слова, Ушастый задумался и большинство штошей истолковало эту паузу совершенно превратно. Он продолжил: — Теперь ваша жизнь изменится к лучшему. Под руководством меня вы будете счастливо жить и трудиться на общее благо. Под руководством мудрого и рачительного меня вы никогда и нигде не пропадёте. Вот, посмотрите на этого штоша. Он пропал уж было совсем, девятнадцать лет назад, между прочим. Проныр, расскажи народу историю своего спасения! — и передвинул к тому микрофон.

Сначала над поляной разносились лишь чавканье и глотание: Проныр доедал колбасу. Потом тот опасливо покосился на микрофон, отодвинулся на всякий случай, подальше, и безбожно скомкал тщательно отрепетированный текст официальной версии:

— Ну.. это.. чего тут особо рассказывать... Ну пошёл я зимой в лес... Ну... только до руинины дошёл, ну... той, что на пути к замку, значит, Хлоп! — и... это... и ничего. Ну.. а потом очухался, смотрю... Ну и... ну, думаю, куда попал?.. Ну и сижу, это, на кровати, а он вон, Ушастый... Хранитель, то есть... меня чаем отпаивает. Вот. — и он нерешительно осмотрел ряды штошей в окнах, за исключением старожила, да Риласта с Хаптом, ему незнакомых.

Вывесившиеся гроздьями из окон, штоши медленно переваривали информацию. Потом рассудительный Асат задал резонный вопрос:

— Ну а где же он был все эти, ни много ни мало, девятнадцать лет? В раю, что ли?

Материалист Шуся скептически хмыкнул.

— Нигде! — безапелляционным тоном заявил Ушастый — Девятнадцать лет назад он запропастился, и его вообще не было! А потом явился мудрый и могучий я и распропастил его обратно. Так что, о событиях последних лет рассказывайте ему сами. Он в этом отношении тёмный. — Ушастый замолк и штоши начали неуверенно делиться мнениями.

Между тем, Каст подал знак, что всё готово. Ушастый, перекрыв штоший гвалт, продолжил своё выступление:

— Но главное, что вы будете иметь под руководством меня — это вкусную и здоровую пищу! — он нажал кнопку, и над помостом, отбросив Проныра, поднялась рама от кровати, увешанная колбасой. Голодные штоши тут же выбежали на поляну и рефлекторно выстроились в очередь.

— Не будет больше никаких очередей, унижающих штошье достоинство! — возвестил Ушастый. — Если вы потрудитесь слегка прибрать столовую, то сможете тогда и поесть нормально. Каст, проследи пожалуйста.

Каст не успел даже с бульдозера слезть, как штошник сотрясся до основания: оказывается, штоши до сих пор так и не удосужились снести стенку бывшей темницы. Призрака Ушастого опасались, что-ли? Теперь они, голодные и безмерно воодушевлённые скорой раздачей колбасы, бились об кирпичную стенку, словно прибой об одинокий утёс. Звенели ломы и лопаты, гремели падающие кирпичи, выли те, кому эти кирпичи падали на ногу...

Скоро хлипкая, в один кирпич, стенка была сметена их слитным напором. Штоши дружно хлынули в столовую, успевшую превратиться в отличную имитацию пыльного склепа. Народные массы принялись бестолково, но с крайним усердием приводить её в порядок: кто выносил кирпичи, кто расставлял столики, кто размазывал грязь по окнам мокрыми тряпками... Лухыт с Толстым нашли себе теплое местечко, неспешно прибивая на место отодранный в своё время плакат. Через полчаса столовая была начисто выметена. Заменяя поломанные столики, красовался бывший стол заседаний. Голодные штоши расставили алюминиевые миски, расселись по местам и взяли ложки наизготовку.

Каст уже подогрел колбасу и Ушастый, испытывая душевные терзания, стал раздавать её огромными кусками — по полбатона на штоша. Съели быстро, вспомнили про Проныра, и позвали к столу. Тот однако, объелся уже сверх всякой меры, и его от одного вида колбасы затошнило. Оставили в покое — с кем не бывает — и, исполненные готовности, стали ждать дальнейших распоряжений.

Ушастый, честно говоря, такой откровенно положительной реакции не ожидал, и к раздаче распоряжений оказался не совсем готов. Что в штошнике работы невпроворот — и штошу понятно, только вот с какого конца начинать?.. С уборки территории, что-ли? Так ведь, небось, весь инвентарь давно пошёл на дрова, а дело должно быть: во первых, не особо трудным — чтобы не охладить всенародный энтузиазм; во вторых, чтоб не надо было по весенней грязи тащиться на склад за инструментами; и в третьих — что самое главное — укреплять авторитет Ушастого как руководителя и организатора.

Ничего подходящего ему в голову так и не пришло, а посему Ушастый начал с осмотра территории и бесед с трудящимся.

Осмотр территории выявил много интересного: электричество давно накрылось, водопровод действовал только по утрам, за счёт воды, таскаемой вёдрами (почему не умываться, просто плеская из ведра — то тайна великая есть). Крыша активно протекала, в результате чего потолки даже на втором этаже покрылись свежей зеленью. Забываемые в открытом состоянии окна побило ветром. Половина сараев сгорела вместе с барахлом, в них содержавшимся. Поляна и коридоры были завалены так, что возникал естественный вопрос: из чего, всё-таки, произвели столько обломков и мусора — не трансмутацией же из воздуха они тут занимались?

Беседы с трудящимися, в основном, сводились к благодарностям за избавление и рассказам (часто приукрашенным) как голодно жилось раньше. Ушастый, для поднятия авторитета, громогласно заявил, что знает, как решить любую штошью проблему, как только оная возникнет. Лучше бы он этого не делал. Жизнерадостный Лохмус тут же поведал новообретённому начальству, что да — есть проблема! И заключается оная в недостатке количества отхожих мест. Особенно по утрам, в часы пик. А возникла проблема эта уже давно, только вот никто не знал, как решить, и хорошо, что Ушастый знает, а то совсем уже жизни не стало, дошло до того, что стали номера на руках писать...

Ушастый позвал в помощь Каста. Тот умело напустил на себя важный вид — тренировки сказались — и шествовал по левую руку от Ушастого, как и положено по роли верного помощника и преданного соратника. Штоши дружно потянулись, любопытствуя, за начальством, создавая изрядный шум, и мешая на поворотах. Ушастый, поскольку подобный эскорт затруднял передвижение, хотя весьма льстил самолюбию, дал ценное указание не тратить зря время, а идти всем дружно чинить дырявую крышу, используя подручные материалы.

Штошник, как уже упоминалось, в плане имел форму буквы L, фасад короткого крыла с расположенным в нём главным входом выходил на север, а длинного — на восток, в сторону пруда. Спроектирован штошник был, в целом, по человеческому стандарту, лишь потолки трёх верхних, жилых этажей были сделаны не два пятьдесят, а пониже, под метр семьдесят — штошам больше и не нужно. Ноги у штошей — коленками назад, спускаться по крутым лестницам им неудобно. Поэтому лестница в штошнике очень пологая, пролёт между этажами — метров пять в длину. Расположена она в середине здания, связывая холлы четырех этажей. Честно сказать, холл первого этажа был теперь чем-то средним между свинарником и опустевшим овощехранилищем, лишь грязное зеркало, да остатки плакатов оставались следами цивилизации.

На первом этаже никто не жил, тут располагались кухня, столовая, актовый зал, библиотека и прочие хозяйственные помещения. Поэтому, и туалет был один — тот, который замуровывали вместе с Ушастым. К великому сожалению, его только что разгромили, с размаху вбрасывая туда кирпичи, вследствие чего от всей сантехники остались лишь черепки. В северном же крыле вместо санузла была расположена используемая в качестве кладовки прачечная.

Поднялись выше. У Ушастого, как и каждый раз при посещении верхних этажей штошника, проявилось лёгкое ощущение клаустрофобии, чего с ним никогда не случалось даже в самых запутанных глубинах катакомб. Корону здесь пришлось снять и Ушастый, в сопровождении ворчащего под тяжестью золота Каста, плёлся по штошнику, распустив огромные уши в стороны, словно нелепые крылья. Мера эта, как всегда, не помогла, уши всё равно изгваздались в побелке, задевая за потолок.

Начали осмотр с единственного работающего санузла. Нда... Трубы на последней стадии ржавения, ванна безнадежно испорчена: кто-то когда-то грел воду, разведя под ней костер. Заглянув в о второй, неработающий туалет — забитую дверь пришлось ломать — Ушастый с интересом отметил отсутствие раковины и унитаза. Только забитые деревяшками пеньки труб грустно торчали. У Ушастого зародилось нехорошее предчувствие, но он мужественно отогнал его, и решил разжиться унитазом на четвёртом, нежилом этаже. Ну а пока, раз уж начал инспекцию, решил одними туалетами не ограничиваться. Или это была подсознательная попытка оттянуть неизбежное?..

Так что начали они с Кастом таскаться по всем этажам, заглядывая в комнаты штошей. Всё оказалось настолько плачевно, насколько не хотелось думать. Настроения не прибавляли и штоши, в поисках инструментов и материалов носившиеся по коридору со скоростью около двадцати километров в час. На третьем этаже Ушастого чуть не хватил Кондратий: обернувшись на шум, он увидел, что на них по коридору, словно гигантский поршень гоня воздух, надвигается огромный плакат, занимающий почти весь просвет коридора.

— Эй, это что за шутки?! — испуганно рявкнул Ушастый.

— Крышу чиним! — плакат развернулся горизонтально, за ним обнаружился жизнерадостный до идиотизма Лохмус, спешно несущий на крышу добытый материал. Габариты Лохмус ощущал весьма смутно, поэтому скорость не сбавил, надеясь обогнуть Ушастого — хотя и неспециалисту было ясно, что ширины коридора не хватит. К тому же, несмотря на уменьшившееся сопротивление воздуха, толкающего усилия он не уменьшил, и начал двигаться с огромным ускорением, а для штоша, а особенно возбужденного, и сорок километровв час — не проблема. Повёрнутый ребром плакат в руках невменяемого от энтузиазма штоша был действительно смертоносным орудием. Ушастый с Кастом заметались по коридору, пытаясь за оставшиеся секунды укрыться в какой-нибудь комнате. Заперто, заколочено, снова заперто... Почуяв затылком свист рассекаемого воздуха, Ушастый понял, что убежать не удастся, и бросился на пол, на лету уповая, что неорганизованный индивид забыл прибить на ботинки подковы. Лохмус, однако, плакат не удержал, передняя кромка задралась вверх, и штоша, словно планер, подбросило к потолку. Раздался треск фанеры, короткий вопль...

Подняв глаза вверх, Ушастый обнаружил, что плакат, слегка развернувшись, заклинился углами между стенами. С него, нервно икая, свисал притиснутый к потолку виновник происшествия. Ушастый кое-как отряхнулся, растормошил вытершего собой полкоридора Каста и пошёл продолжать осмотр, оставив икающего Лохмуса висеть, где висел.

На этом этаже в обоих неработающих туалетах отсутствовала не только сантехника, но и часть труб. Ушастый взглянул на обрезанные на уровне пола канализационные стояки, на дыры в потолке над ними — и нехорошее предчувствие окрепло, возродившись с новой силой.

На четвёртый этаж пришлось идти с фонарём, так как окна были заколочены много лет назад и на совесть. Ушастый поразился обилию всякой всячины, наваленной, в основном, в коридоре: инструменты, доски, железные бочки, ящики с гвоздями, мешки окаменелого цемента, треснувшие стёкла, какая-то коллекция булыжников, ржавая пилорама, многокилометровые мотки провода, сломанный токарный станок, бочки с засохшей краской...

Из комнаты в дальнем конце коридора неслось отвратительное зловоние. По местным преданиям, Пуз прятал там колбасу от народа. По другим преданиям, прятал не Пуз, и картошку. Ушастый не стал тратить время на решение тухлой загадки, а сразу приступил к осмотру санузлов. В обоих никакого оборудования, кроме дыр в полу, не наблюдалось. Даже ванны не было на этом этаже.

Ушастый вышел в коридор, и тяжело задумался. С чердака, словно шум прибоя, доносились препирательства штошей, чинящих крышу. Да, а там штоши ничего не хранят, а только развешивают припасы сушиться... Ушастый только теперь осознал, во что влип со своим бахвальством: единственный неразбитый унитаз на весь штошник!

Между тем, снизу раздались громкие крики и ругань, частично на инфернальном, который, сидел ещё где-то в штошьем подсознании, проявляясь только в особо критических ситуациях. Случилось явно что-то из ряда вон выходящее и руководители поспешили вниз, узнать в чем же дело.

Выяснилось, что всеобщая суматоха не пропала даром: на повороте столкнулись на полной скорости Ыт и Гутморген. Один нёс большой мешок с гвоздями, другой — молоток и пилу. В результате, они не только ушиблись, но и покололись гвоздями, и поранили друг друга пилой. Каст пошёл помогать в комнату, куда уже отнесли пострадавших, а Ушастый, пользуясь случаем, решил под шумок замять сортирный вопрос, для чего спешно накатал свой первый указ:

Указ №1 от 19.03.1979.

О порядке передвижения по штошнику.

Сегодня на втором этаже нашего обиталища произошёл несчастный случай: два штоша, двигаясь при переноске режущего инструмента с недопустимо высокой скоростью, столкнулись на повороте, в результате чего оба получили тяжёлые травмы. Пострадавшие были доставлены в медпункт, где им оказана первая медицинская помощь. Сейчас их состояние удовлетворительное, опасений за жизнь нет. Но этот случай, к сожалению, не единственный в своём роде. Сегодня же, один штош, имени которого по вполне понятным соображениям я не называю, нарушил все мыслимые пределы скорости при переноске стройматериалов, и при этом едва не нанёс тяжёлые травмы мне, вашему любимому руководителю. В связи с вышеизложенным, а также дабы не допускать подобных случаев впредь, настоящим указом запрещаю в коридорах и хозяйственных помещениях штошника, а также в зоне пятидесяти метров вокруг него (на поляне) развивать скорость более 10 км/ч. (бегать). В случае нарушения вышеизложенного правила — нарушителя лишать завтрака от моего имени.

Ваш горячо любимый начальник, Ашас 52, Хранитель (Ушастый).

Здесь, конечно, был небольшой перебор: никакого медпункта в штошнике не было, да и язык слегка отдавал казёнщиной, но Ушастый следовал мудрому, веками проверенному правилу: чем больше в документе заумных выражений, народу непонятных, тем больше у народа к этому документу уважение.

Лохмус целую неделю трясся при одном упоминании о плакатах, живо себе представляя, что бы с ним сделали собратья, если бы узнали, что это он едва не убил благодетеля. Тем более, что виновного активно искали, а грамотный Асат вспомнил всё, что вычитал в книжках, про суд Линча...

В общем, в штошнике налаживалась, наконец-то, нормальная жизнь.

Очередной поворот событий произошёл 5-го июня 1979-го — как раз в тот день, когда Каст пострадал от впущенных по недосмотру комаров, и лежал забинтованный на веранде, не имея сил не то, что руководить покраской штошника, а даже пальцем пошевелить.

Так вот, в этот день Ушастый, проявив откровенную халатность, и пустив штошью деятельность на самотёк, ушёл в библиотеку рыться в кулинарных книгах. Результаты халатности потом долго мозолили ему глаза, служа удобным отрицательным примером для Каста: у того вызывал сильное отвращение вид украшенного неровными пятнами штошника. Смешать имевшиеся в запасе остатки краски разных цветов штоши, естественно, не догадались.

Но эта радость ещё предстояла ему в дальнейшем, а пока Ушастый, одержимый манией экономии продуктов и вечно горящий желанием привить штошам «здоровый образ жизни», перекапывал литературу, стремясь найти рецепты, совмещавшие бы минимальный расход провизии и максимальное количество витаминов.

Последние две недели один только вид Ушастого, руководящего поварами, и даже просто вид Ушастого в фартуке, вгонял штошей в глубокую тоску, так как был несомненным предвестником диетически-скудного обеда, в придачу к тому крайне невкусного, невзирая на всю обогащённость витаминами...

Ушастый остался недоволен таблицами калорийности из обычной, повседневно используемой поваренной книги — слишком уж краткие — и решил поискать что-нибудь поподробнее. На дальней полке, совсем в другом тематическом разделе, ему неожиданно попалась толстенная поваренная книжища, сильно истрёпанная и замасленная за долгие годы небрежного обращения, с торчащими во все стороны листами. Судя по количеству пыли, аморфным облаком поднявшейся с полки при извлечении книги, пользовались ею в последний раз ещё при Ушастовом предке — а затем, вероятно, какой-то особо безалаберный штош сунул её не на ту полку, и книгу сочли утерянной.

Ушастый перелистывал вываливающиеся страницы с рецептами, когда на пороге появились три далеко не лучших представителя штошьего племени — Вьюш, Риласт и Гутморген. Гутморген издал своё традиционно-громкое «Привет!» и направился к полкам. Неуверенно осмотрел их, разочарованно сместился вправо-влево, и обратился с вопросом к собратьям: «Вроде же ведь она тут раньше стояла?.. Или я, может, не на той полке смотрю?..»

Те так же неуверенно (в библиотеке, видать, бывали не часто) осмотрели полки, потом Риласт с недовольным видом изрёк:

— Опять, небось, чёртте-куда пихнули, паразиты! Они тебе тут пихают, а ты им потом ищи!

Они с Гутморгеном начали последовательно прочёсывать полки, один — по левой стене, другой — по правой. Через некоторое время Ушастый обнаружил за спиной Вьюша, с занудным любопытством таращившегося в перелистываемую Ушастым книгу.

— Вы не поваренную книгу, случаем, ищете? — спохватившись, обратился к ним Ушастый, не желая часами созерцать раз за разом прочесывающих полки штошей. Штоши ответили утвердительно и Ушастый спровадил их, вручив книгу, мирно лежавшую всё это время на краю стола. Потом он, было, вернулся к своей, но не тут-то было: пока Ушастый разбирался с Риластом и Гутморгеном, Вьюш отвернулся к окну, и сделал вид, что с интересом рассматривает что-то снаружи. А потом с упорством репейника снова повис над душой.

Тогда Ушастый громко и недвусмысленно спросил у штоша, что он тут делает. Тот спешно схватил тряпку и развил — не сходя с места — бурную деятельность, поднимая клубы удушливой пыли. Ушастый, повысив тон, разъяснил, что уборкой желательно заниматься, когда в библиотеке никого нет. Вьюш вежливо ответил, что, конечно, Ушастого подождёт, и когда тот закончит чтение, немедленно примется за уборку. И снова повис над душой...

Минут через пять Ушастый обнаружил, что перелистывает книгу не глядя, всё внимание отвлекал вызывающий раздражение штош. Ушастый, хоть это и было непедагогично, уже собирался отослать его на полевые работы — до вечера, с обязательной отметкой у дежурного — когда Вьюш вдруг задал вопрос:

— А ето чего за рейцпепт, а?

Ушастый посмотрел, наконец, в книгу и с удивлением обнаружил нечто, имеющее к кулинарии самое отдаленное отношение. Между страниц мирно притулился листок, покрытый надписями на инфернальном... Ушастый спешно сказал штошу:

— Это, Вьюш, гадость, это духовная литература, тебе на неё лучше не смотреть!

Тот с отвращением отвернулся, вызвав довольную улыбку у Ушастого: всё-таки приносит, значит, плоды пропаганда ненависти к художественной литературе. Не погасло, значит, ещё пламя того костра, на котором весной были торжественно сожжены все церковные книженции...

Вьюш спешно покинул библиотеку, предостеречь сотоварищей, чтобы осторожней перелистывали незнакомые справочники. По официальной версии, чтение художественной литературы приводило к буйному помешательству — удобный и простой способ прекратить в народе разглагольствования на тему неприятных событий последних лет: революции и — что особенно важно с точки зрения руководства — летнего инцидента с заточением Ушастого.

Как только штош вышел, Ушастый спешно перелистал страницы. И обнаружил несколько листов древней летописи, новую на вид карту и неразборчивое пояснение к карте, вероятно, составленное кем-то из предков. Ушастый сильно удивился самому факту хранения таких ценных, исторических документов на обычной полке, да ещё в штошнике, где, как известно, туалетная бумага всегда в дефиците. И, естественно, решил отнести бумаги на место, в замок.

Проходя через веранду, он участливо поправил подушки забинтованному Касту, который лежал у открытого окна, недавно затянутого противомоскитной сеткой-рабицей с ячеёй в два сантиметра.

— Ну как там красят, проблем не возникало? — слабым голосом спросил Каст.

— Да нет, всё пока идёт по плану, — соврал Ушастый.

— Ну, и хорошо.. Кстати, закрыл бы ты окно. Свежий воздух, он, конечно, полезный, да эти сволочи всё время нервируют. Лежишь тут, и думаешь: а вдруг сетка где отошла? Так ведь и жизни можно лишиться.

В подтверждение слов Каста, мимо окна с рёвом пронеслась армада комаров — свирепейших тварей с размахом крыльев почти в двадцать сантиметров. «Кажется, год от года комары становятся всё крупнее» мрачно подумал Ушастый, закрывая окно. Из-за угла, с той стороны, где штоши занимались покраской штошника, донеслись невнятные вопли, некультурные выражения, и шлепки мухобоек. По всей вероятности, к вечеру будут один — два пострадавших.

Надев шикарную шляпу с противокомарьей сеткой и карманами для ушей, Ушастый отправился к конечному сараю трамвая, где залез на повозку, уселся поудобнее и нажал кнопку «пуск».

Вероятно, Каст обесточил систему в профилактических целях... Ушастый, недовольно ворча, слез с повозки и отправился по дороге пешком.

Заново проложенная напрямую через лес, дорога представляла собой мощёную брёвнами колею, посредине которой возвышалась деревянная направляющая с металлической токоведущей полосой. Сбоку от дороги шли столбы с подвешенным на них контактным проводом, всего два метра над землёй. Для штошей-то это было безопасно, а вот Ушастый старательно держался другой стороны дороги, опасаясь задеть ухом за провисающий кое-где провод.

Когда Ушастый, метров через пятьсот, уже дошёл почти до конца недостроенной дороги, сзади с издевательским воем примчалась пустая повозка, заставив Ушастого отскочить в глубокую, грязную лужу, и остановилась у конечного сарая. «Ну, ладно, — философски подумал он, — хоть обратно с комфортом поеду»

Через несколько секунд в механизме громко щёлкнуло реле и повозка, рассыпая искры из-под контактного провода, умчалась обратно.

— Чёртова автоматика! — пробурчал Ушастый, вынужденный вторично отступить, в ещё более глубокую и грязную лужу. — Нет бы этому гению записному обычное ручное управление приделать, так ведь нет! Ему, видите ли, приспичило сделать механизм, который бы сам решал на каком он конце нужнее. А кнопку вызова на временной конечной, естественно, лень было поставить! — И Ушастый с испорченным настроением продолжил свой путь.

У ворот замка его поприветствовал неуверенным «Стой, кто идёт...» караульный Хвостус, которого сильно нервировало соседство — хоть и заколоченной — двери в катакомбы. «Надо бы перетрясти график дежурств... этот ведь экземпляр и чихнуть без постороннего руководства не сможет» подумал Ушастый про самого несамостоятельного из штошей. Вслух же похвалил того за службу и понёс карты в башню, где на крыше была установлена большая подзорная труба.

В своё время Каст сильно спорил с Ушастым о необходимости оставлять в замке караульного, тем самым лишая штошник лишней пары рабочих рук. Ушастый парировал весомым аргументом: мир вокруг неизведан, кто может жить там, дальше километра-двух от замка — неведомо. Даже до реки, хоть туда хода всего часа два (теоретически), на памяти нынешнего поколения никто не доходил. А у караульного, по крайней мере, есть кнопка, и если с редко теперь посещаемым замком что-нибудь случится, то хоть можно успеть вмешаться вовремя.

Кнопкой, пока что, пришлось воспользоваться лишь раз, когда оголодавший завр из катакомб начал ломать дверь, пытаясь добраться до сочного и питательного караульного.

Ушастый поднялся в надвратную башню, вылез на крышу и вытащил подзорную трубу на массивном лафете за цепь из конуры. Цепь служила для предотвращения роняния инструмента с крыши чересчур любознательными штошами, а конура — для защиты тонкого инструмента от непогоды. Он уже взял из архива обе имевшиеся карты, чтобы сличить их с найденной.

Ушастый развернул карты, придавив их гантелями, чтобы не унесло ветром. Вот посредственная схема местности, набросанная предком на большом листе ватмана: масштаб неравномерный, все контуры искажены, масштабы плавают. На огромном, почти пустом листе в самом низу красуется корявый овал, обозначающий замок, вокруг — несколько предполагаемых мест постройки штошника и путь к перевалу с обозначениями главных ориентиров. Отмечено также — весьма приблизительно — течение Штошьего ручья и наиболее противные в смысле топкости болота.

Вот вторая, самая ценная, карта, нарисованная ещё в средневековье, до набега 1773 года. Несмотря на многочисленные дыры и потёртости, на этом пожелтевшем полотне размером с добрый обеденный стол можно разобрать уйму разнообразных рисунков, обозначающих города, деревни, поля, мельницы, а иногда представляющих собой и просто декоративные элементы, вроде крестьян — штошей, или корабликов на реке. Вокруг стен замка раскинулась большая деревня, занимающая всю вершину холма, до склада. Из фигурного домика (нынешние руины на полпути от замка к штошнику) вылетает злобного вида призрак, от которого в панике улепётывают проходящие по дороге штоши. Дорога — часть её и до сих пор сохранилась — пересекает Штоший ручей севернее нынешнего пруда и идёт к городу, расположенному на холме среди лесов, километрах в десяти восточнее замка.

Ушастый вытащил новонайденную карту, не больше тетрадного листа в размерах. Сначала ничего не понял. Потом до него постепенно дошло, что подзорная труба не понадобится: карта, в отличие от имеющихся, охватывала пространство в сотни километров. Ушастый спешно вооружился лупой и с удивлением отметил, что на гладком листе, больше похожем на пластик, нанесены невероятно мелкие детали, а также надписи на инфернальном, с размером букв меньше миллиметра.

Ушастый сначала сбегал за лупой посильнее — не помогло — а затем и на склад, за микроскопом. И устроился поудобнее, переместившись в архив. Сначала у него возникло подозрение, что замка и окрестностей на карте нет, а изображена на ней часть, допустим, Австралии. Потом он прочитал на истлевших листке, содержавшем перевод с инфернального на гиперборейский: «В правом верхнем углу — Великий хребет, внутри — гиблоземье. Замок ближе к центру.» Ушастый посмотрел на правый верхний угол, там красовалась обрезанная краем карты часть двойного, идеально круглого кольца гор, в центре была изображена сложная, многлучевая звезда. Ушастый замер. Перед ним, наконец-то, лежал ключ к объяснению годами мучившей его загадки собственного происхождения. Ведь в летописях вскользь упоминалось, что первый Ашас пришёл именно из «Гиблоземья»...

По расположению горных хребтов, Ушастый нашёл Врата, которые удалось разглядеть лишь благодаря длинной сопроводительной надписи и хорошему микроскопу. Массивная пирамида была изображена квадратиком, который невооруженному глазу казался лишь пылинкой на карте.

Двигая микроскоп вдоль отчётливо видимой дороги, Ушастый «доехал» до замка, который был изображён со всеми подробностями, как на фотографии... и замер в священном трепете. Замок был чистым пятиугольником центральной части, без городка вокруг, без крепостной стены, даже без склада... То есть, в состоянии на тысячу лет назад... Нет, больше. Ещё тысячу двести лет назад построена крепостная стена, для защиты внешнего городка, которого на карте нет и в помине...

Ушастый бережно, как стеклянную, отложил карту, и продолжил чтение: «К карте прилагается приписка от руки — см. папку ИЮ-3975 — Я нашёл эту древнюю карту в моё на обзорную башню восхождение. с подписью Ашас 39-й»

«Постойте-ка, — подумал Ушастый, — приписка от Великого?!.. Сам почти легендарный, предок назвал карту древней! и ведь никаких волокон, даже в микроскоп, никаких потёртостей...»

* * *

На следующий день в замок заявился Каст, выздоровевший и разъярённый. После того, как он узрел результат покраски штошника, пару маляров пришлось госпитализировать.

И застал Ушастого спящим за столом, с микроскопом в обнимку. Каст смахнул со стола бумаги — Ушастый спросонья уставился на него — и решительным тоном начал:

— Если ты думаешь, дорогой ты мой, что быть руководителем — это...

— Где ка-а-а-арта-а-аааа!!! — прервав Каста, раскатился по залам душераздирающий вопль Ушастого, проснувшегося окончательно.

Каст отступил, на всякий случай, к выходу. Ушастый уже поднял с пола свою драгоценность, и, уставившись на неё безумным взором маньяка, бережно сдувал пылинки. Каст отступил за угол и с безопасного расстояния осторожно спросил, в чём дело, готовый, в случае, если у Ушастого — буйное помешательство, бежать со всех ног.

— Ей ж полторы тыщи лет же, — невнятно ответил Ушастый, осматривая карту на просвет, — а этот придурошный предок её в штошнике лежать положил! Ведь лишиться ж могли такого сокровища! — Он повернулся к Касту, вышедшему уже из-за угла. — Её сам Ашас Великий древней назвал! А на ней, между прочим, ни царапинки...

Каст скептически посмотрел на карту, бесцеремонно выдернул её у Ушастого, и уставился в микроскоп. Некоторое время, со всё возрастающим удивлением, елозил по карте, потом взял лист бумаги, и начал что-то считать.

— Ну, что? — спросил заинтригованный Ушастый.

— У него какое увеличение? — вопросом на вопрос ответил Каст.

— У кого? — не понял Ушастый, — ...а, у микроскопа что ли?... Сейчас посмотрю. ...Вот тут вроде написано, в девятьсот раз.

Каст некоторое время считал молча, потом хмыкнул, и стал пересчитывать. После третьего раза он убедился, наконец, в правильности расчётов, поднял голову, и сообщил:

— Единственно, что могу утверждать — человеки подобную карту создать не способны. Им по уровню техники до такой точности лет сто ещё.

Ушастый отнял у Каста карту и стал сновать туда-сюда по комнате, безуспешно пытаясь найти для своего сокровища безопасное место: со стола могли смахнуть, с полки могла упасть, за шкаф — завалиться, в шкафу могло попортить твердым предметом, на полу наступят, за книгами на полке — затеряется...

Каст вспомнил, наконец, по какому поводу пришёл, и развил тему:

— Так вот... Это, конечно, очень занимательная вещица, но находка оной — отнюдь не повод для вопиющей бесхозяйственности, которую ты на днях проявил. Быть руководителем — это, между прочим, и ответственность, особенно с такими, я извиняюсь, недотёпами, как штоши... Ты, кстати, не замечал, что любой отдельно взятый штош проявляет гораздо большую инициативу и сообразительность, чем штош среднестатистический, находящийся в составе коллектива?.. Я вот немало уже думал над этой проблемой, и кажется мне, всё дело в... Ты куда это собрался?!

Ушастый, совершенно не слушая Каста, напялил на спину рюкзак, привесил к поясу меч, и теперь рылся по ящикам в поисках батареек к фонарю.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — осторожно осведомился Каст.

Ушастый не ответил, он уже укомплектовался батарейками, и теперь, открыв сейф, спешно выгребал на пол свою любимую колбасу.

— Ты куда собрался?! — повторно спросил уже не на шутку встревоженный Каст. Ушастый откопал из-под колбасы подушку, под ней обнаружилась другая подушка, на которой мирно лежала граната. Ушастый гранату аккуратно извлёк, прицепил к крючку на поясе за кольцо, повернулся к Касту, и кратко ответил:

— В центральную цитадель. Чтобы узнать дорогу в гиблоземье.

«Рёхнулся!» подумал Каст. Вслух же неуверенно произнёс (нервировала подвешенная за кольцо граната):

— Может, лучше завтра пойдешь, а?.. Бутербродиков приготовим в дорогу, да и с крокодилами загодя разберемся... А?..

Ушастый тем временем привешивал поудобнее арбалеты.

— Да и кто же, кроме тебя, штошами-то командовать будет?! — вконец разволновался Каст.

Ушастый приостановился на минутку, и задумался. Потом немного успокоился, отложил оружие в сторону, и положил перед Кастом карту.

— Тебе-то легко, — начал он издалека, — ты счастлив тем, что вгрызаешься в хитрости станков, техпроцессов, а в будущем — я в тебе не сомневаюсь — и этих легендарных «фабрикаторов». Мне... это всё тоже важно и безумно интересно, и вернуть знания предков — моя давняя мечта. Но меня ещё гложет незнание: что вообще такое «Ашас»? Откуда мы все пошли? Почему штоши? Почему единственный шноблин? Тебя подобные материи не заботят, ты просто принимаешь эту карусель жизни, как данность... А мне ужасно хочется узнать: откуда всё началось? Что было там, в начале, напрочь забытое за пять десятков перерождений?

Потому что даже само понятие «демон» как-то плохо соотносится с реальностью. И мир вокруг сильно не похож на описываемое в Несвятом писании. Действительно ли нас всех создал Светодар в пику собственному создателю? И так ли должен выглядеть ад? И правда ли у нас есть души — или это всё лапша для ушей, и всему существует банальное материалистическое объяснение?

Слишком много вопросов, ответа на которые не дают летописи, слишком много важных вещей, реально жизненно важных, остаются неизвестными...

Ушастый умолк и начал возбуждённо мерить шагами комнату. Каст только собирался вставить своё слово, как он вдруг продолжил:

— Жить-поживать да добро наживать — замечательно. Но жить, не зная смысла жизни, забыв о собственном предназначении... Штошам эти тонкости до лампочки — они, в конце концов, все в прошлом крепостные крестьяне. Но я же — Ашас, из тех, что руководили... Нет, правили!.. Правили всей этой землей и всеми её обитателями в течение многих поколений... Кем они были, к чему стремились? Что завещал нам Ашас Первый?..

Ушастый долго молчал, потом потёр рукой своё огромное ухо, и продолжил:

— Мне очень обидно, что мои собственные предки довели нас до такой разрухи. Я всего-то знаю — и то смутно — лишь о последних пятнадцати поколениях: чем жили, о чём думали. Но я же ведь пятьдесят второй! Попробуй-ка, посчитай, сколько насчитывает история моих предков, если каждый жил лет по шестьдесят. Знаешь, что получается? Около трёх тысяч лет. Неисчислимая бездна времени! А предки пришли из Гиблоземья, как гласят летописи. И вот теперь мне стало известно, где расположено этот самое «гиблоземье». Как же я мог отнестись к этому спокойно? Оно же, оказывается, у нас прямо под боком, по ту сторону Великого хребта. А теперь посмотри на карту.

Каст скосился на принёсший уже столько проблем листок.

— Что ты видишь?.. — продолжил Ушастый. — Да-да, зрение тебя не обманывает. Хребет — идеальное, причём двойное, кольцо. Великое Кольцо, а не хребет, как правильно сказано в одной из летописей.

В наступившей тишине Каст с нехорошим подозрением переводил неверящий взор с карты на Ушастого и обратно: Неужто рёхнулся?..

— И знаешь, — добавил Ушастый с трепетом, — сдаётся мне, что Кольцо это — искусственного происхождения. — Его голос загремел, наполняясь пафосом, а глаза — нездоровым блеском. — Вот оно — величие предков! Вот, что мы утратили!

«И правда рёхнулся» похолодел Каст, воочию убеждаясь, как подтверждаются его худшие опасения. Каст спешно кинулся за валерьянкой, от души надеясь, что хоть это поможет.

Экспедиция бодро двигалась вперёд, уже оставив за собой первые километры неизвестности. Запряженная Горобданом телега, слегка покачиваясь, громыхала по древней, мощёной камнем дороге. На телеге, в кресле рулевого, сидел Ушастый в излишне приподнятом настроении, и пытался, несмотря на тряску, писать ровно, марая уже третий лист летописи об историческом путешествии штошей под руководством мудрого Ушастого.

За спиной у Ушастого тряслись шеренги трёхлитровых банок с колбасой в маринаде, грея душу ответственного за материальную часть Ратаба своим нестройным хоровым позвякиванием, за ними располагались мешки с картошкой, ворох разнообразного барахла, бочка с водой, и, наконец, кустарная митральеза из шести разнокалиберных арбалетов на одной турели.

Ушастый с огорчением убедился, что результат его трудов абсолютно нечитаем. Отложив летопись, он окинул взглядом немногочисленный отряд. Благодаря умелой пропаганде, штоши — по крайней мере, некоторые — чувствовали себя героями, которым должны завидовать оставшиеся в штошнике. Ровная дорога тянулась через редкий лиственный лес, день был солнечный и моральное состояние штошей было весьма бодрое. Хотя, начнись, скажем, гроза, или более дремучий лес — их бы потянуло назад, как магнитом. Но сейчас они бодро трусили по прямой, как стрела, дороге, и только ответственный штурман Асат, изредка бросив взгляд на тяп-ляп-карту, где единственной подробностью была небрежно прочерченная дорога, ворчал себе под нос, что неплохо бы знать, к какой цели она, такая ровная, ведёт, не просто же так её, такую ровную, строили.

Ушастый, по древним картам, приблизительно знал, куда ведет дорога — к руинам города — но по понятным причинам это от штошей скрывал, не желая безвременной кончины экспедиции из-за суеверной боязни развалин.

Между тем, дорога пошла на подъём — начинались холмы, виданные ранее только в подзорную трубу. Штоши непроизвольно уменьшили дистанцию, только вперёдсмотрящий Шуся ещё больше оторвался от отряда. Через минуту штоши что-то заметили впереди, и все вместе дружно побежали рассматривать, даже ответственный за материальную часть Ратаб, который обычно шёл за телегой, проверяя, не свалилось ли что.

Ушастый прервал размышления, и послал ординарца — узнать, что случилось. Оказалось — штоши обнаружили сосну и теперь шумно дискутировали на тему «чегой-то с этой ёлкой не то...». Предположения высказывались самые оптимистичные: от «на пожаре обгорела» до «завры нижние ветки обгрызли».

Ушастый спешно прервал дискуссию, и скомандовал «полный вперёд». Штоши насторожённо двинулись дальше, только теперь младший помощник штурмана Ыт переместился в хвост колонны. Вскоре начался редкий, далеко просматривающийся сосновый бор, который стоил Ушастому невероятных нервов: шли они шли, да вдруг задумавшийся Гутморген порадовал всех вопросом:

— Это какой же величины должны быть завры, чтобы до такой высоты у ёлок ветки обгрызть?..

То есть сказал-то он, вообще-то, в критику данной гипотезы, но в результате штоши живо себе представили, какой величины должны быть завры.

— А ветки они обгрызли, чтоб штошей издали замечать, — необдуманно ляпнул Волосатый. Штошья масса возбудилась, перейдя в нестабильное, паникоопасное состояние...

Ушастый за последующие полчаса порядком охрип, втолковывая штошам, что сосны — это совсем не ёлки, и едва не пришиб Шусю, некстати вспомнившего, что у человеков таких деревьев полно... Наконец, двинулись дальше. Теперь перед телегой шли лишь вперёдсмотрящий, да нач. караульной службы Жохлат с большой дубиной. Ушастому, для поднятия морального духа штошей, пришлось облачиться в неудобные и скрипучие доспехи, и теперь он сидел на своём насесте, громкостью скрипа споря с банками с колбасой.

К полудню прошли километров десять, и остановились на привал на вершине большого, безлесного холма. Пока повара разливали по тарелкам колбасу в маринаде, а остальные штоши шумно и крайне бестолково распрягали Горобдана, Ушастый установил подзорную трубу на треноге, чтобы воспользоваться условиями хорошего обзора: холм был — один из самых высоких, по крайней мере, повыше того бугорка, на котором стоял замок.

Сперва он направил подзорную трубу на запад, в направлении дома. Вот за краем дальнего холма едва виднеется крыша штошника. Ни с чем не спутаешь, благодаря дикой расцветке... Вот замок, чётко видимый через синеватую дымку, за ним — равнина, окружённая справа и слева горами, уходит за горизонт, над которым плывут белые громады облаков...

Ушастый повернул трубу на юг. Вот горные хребты на той стороне долины уходят в голубую даль... Вот, кажется, неопрятная борода Волосатого, крупным планом... Причесал бы хоть раз. Вот хобот Горобдана, с любопытством замусолившего объектив...

Отогнав химера некультурными выражениями и протерев оптику, Ушастый повернул трубу на север. Вот тянется параллельно реке и маршруту экспедиции безымянный горный хребет, за который в своё время ходили закрывать Врата... А вот, слева по курсу, широкая пелена не то тумана, не то облаков... Возможно, это пар поднимается над долиной Кипящей реки... Впрочем, река эта, скорее всего, чисто мифическая. Да и всё равно в стороне от курса.

Ушастый повернул трубу вперёд, на восток, куда путь лежал. И, заглядевшись на Великий хребет, едва не просмотрел развалины города прямо по курсу, меньше, чем в километре. Верхушки полуразрушенных башен едва выглядывали из-за круглого бока холма, почти скрытые растущим на склоне лесом. Если бы Ушастый не проявил бдительность, или если б хоть чуть-чуть промедлили с привалом — вышла бы экспедиция к городу совершенно неожиданно, только перевалив холм, и оказались бы штоши вплотную к руинам. И занял бы у них обратный путь к штошнику от силы час...

Пометив город на карте крестиком, (штурман подозрительно воззрился на пометку, но подзорная труба уже была убрана в чехол) Ушастый проложил траекторию обхода подальше от развалин, и скомандовал поворот.

Настроившиеся было на долгий отдых штоши с неохотой свернули с дороги, и двинулись вниз, к лесу, по травянистому склону холма. Телегу немилосердно трясло, банки с колбасой торжественным перезвоном отмечали каждую кочку.

Говорить, что везение уже кончилось, было, пока что, рано. Лес оказался не особенно густой, со слабо выраженным подлеском. Несмотря на это, тут же прояснилось слабое место экспедиции: низкая маневренность длиннющей телеги. Штоши растерялись было, но Ушастый, выгадав подходящий момент, назидательно изрек заранее заготовленную фразу:

— Ну всё, прогулка кончилась, начинаем работать!

Вперёдсмотрящий Шуся с начальником караульной службы Жохлатом с большой дубиной составили рекогносцировочную группу с компасом, и, пыхтя, сновали вперёд — назад, прокладывая курс на ближайшие двести метров. Ответственный штурман Асат, придирчиво осматривая кусты, прокладывал уже конкретную колею для телеги, его помощники Волосатый и Ыт следили за проводкой мимо деревьев правого и левого бортов соответственно... Короче, дела шли расчудесно.

Ушастый, с неудовольствием уступивший место рулевого Проныру, тащился впереди телеги, лично принимая донесения от рекогносцировочной группы, чтобы вовремя замять вопрос о руинах, буде таковые попадутся на пути. Горобдан с философским терпением тащил тяжёлую телегу, мерно бурча что-то себе под хобот, и помахивая сорванным по дороге деревцем.

Прошли километр, потом ещё один. Руин не попадалось, настроение у Ушастого было приподнятое. Поэтому он не сразу заметил, что путь ведёт всё вниз да вниз. Зародилось нехорошее предчувствие. Скомандовал принять вправо. Не помогло: продолжали идти под гору. Вскоре предчувствия оправдались по полной: рекогносцировочная группа доложила о наличии поперек курса небольшой речки. Небольшая-то — небольшая, да только даже по оптимистичным, предварительным расчётам Ушастого, сделанным ещё дома, переправа через любой ширины реку должна была отнять полдня, не меньше: хотя плот на основе пустых железных бочек собрать было минутным делом — Каст проектировал на совесть — но ведь уйму барахла придётся возить по частям! да ещё телегу переправить, да штошей на плот не больше двух штук влезает.

Уставшие штоши уныло обсуждали предстоящую переправу. Кто-то — кажется, Гутморген — неосторожно высказал вслух крамольную мысль о ночлеге и Ушастый мгновенно сдетонировал.

Выслушав длинную и нудную лекцию о необходимой норме в двадцать километров в день, штоши уныло засобирались дальше. Ушастый, однако, скомандовал привал и стал изучать обстановку. Берега у речки были топкими, переправляться ему и самому не хотелось. Через несколько минут вернулись посланные на разведку Проныр, Шуся и Жохлат, и доложили о наличии в полукилометре вниз по течению большого моста, правда, частично разрушенного. Ушастый наличию моста обрадовался, и вскоре экспедиция бодро двигалась вдоль речки, вниз по течению.Склоны долины постепенно сближались, становясь всё круче, полоска ровной земли вдоль берега становилась всё уже, и Ушастый уже готовился скомандовать «полный назад», пока не утопили телегу, и попытаться найти обход, когда из-за поворота показался мост...

Ничто не действует так угнетающе, как встречающиеся на каждом шагу следы утраченного величия твоих предков... Задрав голову так, что забрало опрокинулось на затылок, Ушастый смотрел на удивительно гармоничные арки древнего каменного моста, на двадцать метров возвышающиеся над рекой, вровень с верхним краем долины. Что уж совсем добивало — мост пересекал долину под острым углом.

— И было им на затраты совершенно плевать. Нда...

Разрушенным оказался лишь центральный пролёт, причём причина разрушений так и осталась неясной: оставшиеся без опоры пятиметровые куски арки по обеим сторонам пролома держались, как ни в чём не бывало, наверно уже не первую сотню лет, демонстрируя невероятную прочность материала. Поминутно опасаясь ухнуть вместе с этим надломленным безобразием в воду, штоши спешно перекрыли неширокую брешь наскоро нарубленными брёвнами, и, понукаемые громко выражающимся Ушастым, перетащили на другой край телегу.

Несмотря на многообещающее вступление в виде огромных размеров моста, идти оказалось тяжело: прекрасно спланированная, широкая дорога не использовалась столь давно, что густо заросла высококачественным, особо прочным кустарником. Теперь пришёл черед штошей громко и некультурно выражаться, Ушастый же, с чувством выполненного долга, удобно устроился на месте рулевого, глядя вперёд, поверх кустов. Местность начала постепенно понижаться...

Вот так вот всё и случается... Поглощённый раздумьями о былом величии предков, Ушастый не обратил внимания, как дорога, полого и незаметно, погрузилась в необъятное болото. Вывела его из задумчивости перебранка штошей, пытающихся вытащить по оси увязшую во мху телегу. Солнце уже клонилось к закату, начинало холодать, и Ушастому, как и штошам, совсем не улыбалось провести всю ночь по колено в грязи, отбиваясь от комаров. Он некультурно выразился — в который уж раз за сегодняшний день — насчёт болота, поглотившего прямую и хорошую дорогу, и послал Проныра с Жохлатом с большой дубиной на разведку: любопытный, везде успевающий Шуся к вечеру совсем вымотался. А, пока что, скомандовал полный вперёд.

Штоши в открытую выражали недовольство, изо всех сил помогая Горобдану вытаскивать поминутно вязнущую телегу. По уши заляпанный грязью ответственный штурман Асат сбился с ног, мотаясь туда — сюда, чтобы отыскать более-менее проходимый путь. Скоро стало ясно, что если остановиться — телега начнёт погружаться и увязнет безвозвратно.

— Ничего, вот ещё немного — выберемся на берег, там и отдохнём! — подбодрил совсем было впавших в уныние штошей Ушастый.

Через минуту вернулись Проныр с Жохлатом, и рассказали, что дальше трёхсот метров пройти не могли, «там уже совсем трясина, даже штош увязнет, не то, что телега». Отряд в растерянности остановился, телега начала потихоньку погружаться...

— Ну что вы стоите!!! По сторонам, по сторонам надо разведать! Живо, один направо, другой налево!!! — взревел Ушастый, не желая безвременного окончания экспедиции из-за утраты матчасти. Проныр и Жохлат неуверенно (в сумерках, по болоту, да ещё в одиночку!) отправились на разведку. Ушастый, тем временем, чуть не пинками заставил штошей вытащить телегу, и начать разворот влево, раз уж вперёд двигаться нельзя. Вскоре его догадка подтвердилась: вернулся Проныр, доложил, что направо болото становится только непроходимей. Вероятно, оно являлось продолжением обширных трясин по берегам большой Реки. Чтобы хоть что-нибудь различать в быстро наступающей тьме, штоши подожгли несколько входящих в комплект экспедиции факелов.

«Что-то Жохлата долго нет,» как раз думал Ушастый, когда впереди, в кромешной темноте, раздались отчаянные крики о помощи. Крупный Жохлат с большой дубиной был для штошей моральной опорой. Поэтому поняв, что он попал в беду, штоши внутренне дрогнули. На помощь, однако, бросились всем скопом, оставив коротконогого, не приспособленного к перемещению по болотам Ушастого нещадно погонять Горобдана.

Вскоре штоши вернулись, неся Жохлата на руках. На шее у него вздулся огромный, багрово-синий волдырь — след комариного укуса. Уложив Жохлата на телегу, штоши, даже без команды Ушастого, развернулись назад, на запад, и с новыми силами стали выбираться из болота. Откуда-то с басовитым гулом налетели ещё два комара, штоши вовремя спалили их факелами.

Выбраться из болота и найти малюсенький сухой пятачок для ночлега удалось лишь далеко за полночь, вымотавшись впрок дня на три...

Следующий день провели на том же месте. Отсыпались, лечили Жохлата. Ушастый, призвав на помощь всё своё ораторское искусство, старательно пудрил штошам мозги, разглагольствуя о важности предварительной разведки местности, и периодически отсылая на эту разведку самых недовольных.

К вечеру постепенно стало ясно, что обходить болото придётся с севера, куда, сходясь, уходили два ближайших хребта. Ушастый мрачно думал о том, что придётся, наверно, делать двухдневный крюк. Было похоже, что болотом подтоплена вся долина между двумя поперечными курсу хребтами, а насколько далеко она протянулась — определить не представлялось возможным, так как, несмотря на относительно ясную погоду, на севере долина была по прежнему затянута не то туманом, не то лежачими облаками.

На третий день отдохнувшие и подготовившиеся штоши с утра пораньше двинулись в путь. Несмотря на увеличивающиеся тяготы и лишения, постепенно уменьшалась опасность, что штоши в один прекрасный момент ринутся спасаться домой, стоптав всё и вся на своём пути... Родной штошник остался где-то далеко за кормой, дорогу — по крайней мере, штошам так казалось — хорошо знал лишь Ушастый. Постепенно у штошей исчезало чувство оторванности от родного дома, они уже привыкли полагаться на свои силы, и домом подсознательно считали место ночлега.

Когда прошли километров пятнадцать, разведка после обеденного привала выявила, что болото начало отступать на восток. Ушастый круто изменил курс, и наконец-то они двинулись в нужном направлении. Почва была сырая и топкая, телега с трудом катилась по мягкому мху, но ехать, с грехом пополам, было можно. Ушастый, однако, недолго радовался: через несколько километров двигаться стало всё трудней и трудней, рекогносцировочная группа сообщила, что справа и впереди по курсу опять начинается треклятое болото...

Повернули на север. Через пару километров, однако, впереди опять оказалось болото. «Ну, конечно! На мыс вляпались!» с раздражением подумал Ушастый, разворачивая экспедицию обратно на запад. До заката оставалось часа полтора, вокруг простиралась однообразная болотистая местность с редкими, полузасохшими деревцами. С севера как-то незаметно начала наползать лёгкая дымка, и видимость постепенно ухудшалась. Через некоторое время не стало видно ни солнца, ни гор по краям долины. Медленно, но верно густеющий туман начал окрашиваться в красноватые тона заката. Когда, по расчётам Ушастого, они уже выходили на твёрдую почву, впереди опять оказалось болото. Ушастому стало нехорошо...

Вида он, однако, не подал, и во всеуслышание объявил о небольшой погрешности в навигации. Повернули налево, но впереди вскоре снова оказалось болото. Ушастый с нехорошими предчувствиями достал компас. Ну так и есть: стрелка клюнула носом, и пытается показать куда — то вниз... Описав в некультурных выражениях магнитную аномалию, Ушастый убрал компас в карман. Плохо различимые в темноте штоши дружно повернулись к нему, и глядели с надеждой.

— Ничего страшного не происходит, — сам Ушастый эту мысль не разделял, — Раз нельзя идти по компасу — придётся немножко побегать... Если бы начало мыса было узким, мы бы обязательно заметили. А раз оно широкое, надо лишь разведать вдоль границы болота, и посмотреть, где она начнет уходить направо... Что, Волосатый? я не так что-нибудь говорю?.. Ах, петляет... А головой тебе пошевелить не лень? Можно, наверно, и приблизительно... Значит, так. Шуся, Проныр и Волосатый отправляются на разведку, мы тут стоим, подчеркиваю — стоим, и ждем... Что?.. Кто это тут собирается заблудиться? Ну и что, что туман, а ящик с флажками на что?.. Давайте, так что, отправляйтесь, и чтобы не меньше трёх километров мне... А это ещё что?!..

Донёсшийся из тумана звук могла издать, разве что, трёхпудовая лягушка, мающаяся от тоски и одиночества. Боявшиеся всякой живности, начиная с белок, штоши сгрудились в кучу на телеге, напугав Горобдана. О разведке пришлось сразу забыть, и Ушастый скромно прикидывал, удастся ли ему заставить штошей вообще двинуться с места. Местность для ночлега явно не подходила: насквозь пропитанный водой мох по щиколотку, перспектива прилёта неограниченного количества комаров...

Между тем, тоскливый рёв повторился ещё раз, потом с другой стороны, потом ещё и ещё... Скоро всё болото звучало. Если бы хоть одно направление казалось лишь чуточку безопасней остальных — штоши бы всё стоптали на пути панического бегства. Но болото абсолютно одинаково простиралось во все стороны и штоши только вплюскивались всё глубже под тюки с картошкой. Ушастый с тревогой подумал, удастся ли их потом откопать.

Когда к утру туман потихоньку рассеялся — желанный берег обнаружился справа и немного позади курса, которым следовали вчера вечером. Уложив поудобней ещё одного укушенного комаром — Ратаба — штоши слезли с телеги, и язвительно обсуждали вчерашнее решение Ушастого послать разведчиков налево, вдоль края болота. Так бы они, болезные, и пилили эти три километра не в ту сторону, среди жутких чудовищ... Короче, авторитет Ушастого оказался сильно подмочен.

Наученный горьким опытом, Ушастый проложил курс подальше от болот, почти по отрогам хребта. Неприятной новостью явился категорический отказ штошей двигаться с места после обеденного привала. Оказывается, у суеверных штошей уже успела сложиться новая дурная примета. Даже рассудительный Асат высказался в том смысле, что чепуха-то она, чепухой, но ведь действительно сколько дней ни шли, а во второй половине дня обязательно попадали в неприятности. Ушастый обратился за поддержкой к Проныру, тот показал себя натуральным ренегатом, сказав:

— Так-то оно, конечно, так, да ведь днём из болота гораздо легче выбрались бы... Я так думаю, если мы к послеобеду будем заблуждаться, то к вечеру всегда успеем найтись, и ночевать всегда будем посуху... Так что, если в болото и попадать, так лучше всё ж днём...

Опасаясь, что дурная примета закрепится и оформится окончательно, Ушастый, попутно охрипнув, подвигнул-таки штошей идти дальше. С неохотой запрягли Горобдана, и двинулись в путь. Через шесть-семь километров, однако, местность резко изменилась. Землю сменили изломанные каменные гребни и осыпи, началась полоса тумана, замеченная Ушастым ещё три дня назад. Ушастый снова вспомнил почти стёршиеся из штошьей памяти страшные истории о Кипящей реке, к которой если кто выходил, так редко возвращался в неварёном виде. «Хорошо, что старожил дома остался,» подумал Ушастый, «уж он бы сейчас понаплел! И про землю, горящую под ногами, и про фонтаны кипятка, способные сварить полсотни штошей зараз... Эти бы умники уши б тут же развесили, и — прощай надежда попасть в Гиблоземье...»

Ушастый собрался было строго вопросить, что это Горобдан тащится, как весенняя муха, но тут и сам уже почувствовал, что земля под ногами ненормально горячая. Штоши стали медленно сбиваться в кучу, и телега остановилась. Рекогносцировочные Гутморген с Волосатым спешно вернулись и сообщили, что недалеко впереди обнаружили большую яму, наполненную кипящей грязью.

Ушастый вознамерился было настроить штошей поскорей пересечь горячее местечко, но туман был не настолько густым, чтобы не различить в ста метрах прямо по курсу внезапно ударивший фонтан кипятка. Фонтан был так себе — метра полтора в высоту — но для штошей этого оказалось достаточно...

Несмотря на титанические усилия Ушастого, даже умелая пропаганда оказалась бесполезной: Горобдан категорически отказывался идти дальше по горячей земле, и в ответ на все понукания и приманивание колбасой только осуждающе бурчал «сам дурак». И если упрямого ишака, хотя бы, можно спихнуть с места силой, то Горобдана можно было сравнить, разве что, с упрямым слоном. Такого и вдесятером не сдвинешь!

В конце концов, штоши, не слушая возражений Ушастого, развернули телегу, и направились в сторону дома. Через двести метров им, однако, пришлось волей-неволей остановиться: Ушастый от неудачи, мягко выражаясь, озверел...

В темпе распихав по двум рюкзакам — в один — палатку, карты и прочий скарб, в другой — картошку, Ушастый молча навьючил один рюкзак на Проныра, другой — на себя, и так же молча отправился по маршруту. Ординарец Проныр, издав тоскливый вздох под тяжестью рюкзака, послушно направился вслед за ним.

— Эй, а как же я?!.. — завопил им вслед любящий приключения Шуся, и тоже стал спешно упихивать картошку в рюкзак. Ушастый услышал, остановился и стал ждать. Вскоре Шуся присоединился к нему.

— Ещё желающие есть? — издали крикнул Ушастый.

Рассудительный Асат неодобрительно обозрел остающихся — явно не сливки общества — и решил, что путешествовать в неизведанное со свихнувшимся Ушастым всё-таки безопаснее, чем с этими обормотами одним, без умелого руководства, добираться домой. К тому же, всё равно его никогда не слушают... И Асат присоединился к Ушастому.

Последним рассудительность проявил Волосатый: посидев с минуту в нерешительности, он посмотрел туда, посмотрел сюда, и пришёл к выводу: С одной стороны — сам Хранитель Ушастый Пятьдесят Второй, его верный ординарец Проныр, нигде не пропадущий Шуся, побывавший аж у человеков в зубах, и умелый, рассудительный Асат — можно сказать, лучшие кадры. С другой стороны — несамостоятельный, отягощенный предрассудками Ыт, дружелюбный, но глуповатый Гутморген, жадноватый и тоже несамостоятельный Ухват. И больные, покусанные комарами Жохлат с Ратабом, стеная, лежащие на телеге, запряженной большим, сильным, но не отличающимся наличием извилин Горобданом.

И Волосатый тоже присоединился к Ушастому.

Как позже выяснилось, он был прав: «великолепная шестёрка» добралась до дома только через неделю, немало проплутав по лесам и болотам...

Вот понурая процессия возвращенцев с телегой и скрылась вдали, унося с собой последнюю возможность передумать, и повернуть стопы в направлении дома... Асата, правда, немного смущал маниакальный блеск в глазах Ушастого, особенно в те моменты, когда тот смотрел в направлении Великого хребта — абсолютно непреодолимого, как ты на него ни смотри. Но Асат был штошем рассудительным, и предпочел не поднимать вопрос целесообразности броска напрямик через пекло. Момент был неподходящий.

Ушастый начал поход по клокочущей и булькающей на все лады местности с лекции по технике безопасности. Из лекции штоши поняли, что падать в ямы с кипящей грязью — не рекомендуется, стоять над тем местом, откуда бьют фонтаны кипятка — воспрещается, всякую подозрительную на вид поверхность — следует тщательно потыкать палкой перед наступанием на оную. Напуганные лекцией штоши осторожно пошли вперёд, лишь Асат пробурчал себе под нос, что потыкать-то хорошо, да где ж возьмёшь палку в такой пустоши?

Поначалу штоши — да и Ушастый тоже — нервничали, опасаясь невзначай провалиться в какую-нибудь подземную промоину. Однако, земля горячее не становилась, фонтанов кипятка и ям с грязью больше не встречалось, дорога шла на подъём. Настроение у всех постепенно улучшилось.

Ушастый несколько раз пытался воспользоваться компасом, но магнитная аномалия всё не кончалась. Постепенно подъём сменился спуском, начались сплошные каменные нагромождения, идти по которым было сущим мучением, особенно для не умеющих лазать штошей. Различные вулканические проявления встречались всё чаще. Начинало темнеть, и небольшая горстка оторванных от дома штошей остановилась на ночлег на относительно ровной площадке. Тут, задним числом, выяснилось, что Ушастый в озверевшем состоянии — никудышный организатор:

Во — первых, на пятерых приходилась одна трёхместная палатка и 2 (два) брезентовых одеяла.

Во — вторых, на пятерых же, приходился один пол-литровый котелок без крышки, что на фоне отсутствия других ёмкостей для воды выглядело прискорбно.

В — третьих, картошка, конечно, в отличие от маринованой колбасы в стеклянной банке, разбиться не рисковала, но одна лишь картошка на фоне отсутствия дров для варки выглядела ещё более прискорбно.

Ушастый выход из положения нашёл очень простой: Проныр начистил картошки — хоть нож не забыли! — Ушастый сгреб её в мешочек, вычислил периодичность ближайшего «гейзера» — Асат вспомнил, что так называются фонтаны кипятка, временами бьющие из под земли — и заткнул мешком жерло.

Гейзер не подкачал, точно по минутам выплюнув в небеса всю картошку залпом, словно шрапнель. Штоши бросились спасаться от града очищенных картофелин, в давке разорвали палатку... Ушастый продемонстрировал поспешность в выводах, нерассудительность, незаурядную физическую подготовку и хорошее знание ненормативной лексики. Гейзер в финале оказался завален внушительной грудой камней.

Сварить ужин всё-таки удалось, найдя метрах в ста яму со спокойно кипящей водой. Картошка без соли оказалась, естественно, до отвращения невкусной.

Ночевали не просто отвратительно, а крайне отвратительно, завернувшись кто в одеяло, а кто — в бренные останки палатки. Неравномерные свисты и бульканье, нёсшиеся со всех сторон, также не способствовали крепкому сну. В довершение радостей, всех, кроме заткнувшего с вечера уши Волосатого, до полусмерти напугал среди ночи громчайший свист и рёв. Оказалось — ототкнулся заткнутый Ушастым гейзер...

На следующий день вышли к Кипящей реке, вода в которой оказалась холодной до ломоты (речушку по настоянию Ушастого перешли вброд) и двинулись вниз по течению вдоль левого берега. К вечеру вулканическая местность сменилась плавно расширяющейся травянистой долиной, которая постепенно заворачивала на юг. Чем дальше, тем прозрачнее становилась пелена тумана, видимость постепенно улучшалась.

Перед тем, как устроиться на привал, Ушастый, спеша воспользоваться хорошей видимостью перед закатом, отошёл от отряда в сторонку, на бугорок, и достал подзорную трубу. Компас по прежнему был бесполезен, зато стала видна громада Великого Хребта — слева по курсу. Повернуть прямо к цели, однако, опять не представлялось возможным: Кипящая река текла строго на юг по широкой долине между двумя внушительной крутизны хребтами, которые умный, как известно, обойдёт...

Ушастый снова обратился к Великому хребту, в облике которого что — то изменилось. Присмотревшись внимательнее, Ушастый понял, в чём дело: дальний, более высокий, гребень почти скрылся за ближним. Расположение было удачным, чтобы заняться тригонометрическими вычислениями по составленным Кастом таблицам и определить своё положение. После тяжёлых и продолжительных расчётов Ушастый получил точные, но совершенно бесполезные цифры: расстояние по горизонтали до оси ближнего гребня равнялось удвоенной высоте дальнего гребня. Очень пригодилось бы, если б знать, какой высоты эти гребни... У Ушастого осталось нехорошее предчувствие, что высоту Великого хребта в расчётах они с Кастом недооценили.

Тут его прервали: прибежал Волосатый с сообщением, что ночевать будет мокро... Обычно сообразительные, Шуся с Асатом то ли из-за усталости, то ли просто по лени, не потрудились разведать местность, и устроили лагерь на сыром прибрежном лугу. Ушастый спустился к ним, устроил разнос, и велел подняться на холмик. Тем временем и стемнело.

Утром видно было лучше и дальше, чем вечером, в полном соответствии с известной пословицей. Направив подзорную трубу по течению Кипящей, Ушастый разглядел, что километров через двадцать речка впадает в озеро ли, в море, но по крайней мере — во что-то обширное. «Уж если Великий хребет — крепостная стена Гиблоземья — то почему бы не быть и рву, заполненному водой?..» пришла Ушастому мрачная мысль. Если водная преграда тех же масштабов, что и хребет, то переплыть её, даже найдя брёвен на плот, вряд ли реально...

День прошёл гораздо продуктивнее вчерашнего: кусты для варки картошки попадались довольно часто, местность была сухая и ровная. К полуденному привалу дошли до места впадения речки в озеро, где все, включая Ушастого, долго любовались буйной стихией безбрежного водного пространства. Полуметровые валы, вздымаясь, с шумом накатывали на каменистый берег. Водоёма обширнее Штошьего пруда никто из путешественников в жизни не видел, так что первое впечатление оказалось сильным.

К вечеру, порядком устав, прошли ещё километров пятнадцать, вдоль постепенно загибающегося на восток берега озера, которое в этом месте было стиснуто направленными встречь горными хребтами до такой ширины, что был явственно различим противоположный берег. В самом узком месте озера возвышался огромный скалистый остров — почти что целая гора посреди озера.

Когда они продвинулись настолько, что остров перестал загораживать вид на юго-восток, вдоль подножия Великого хребта, Ушастый упал духом: омывающее основание хребта озеро протянулось вдаль на многие десятки километров, теряясь где-то за горизонтом — горы там постепенно растворялись в дымке и дальний берег был совершенно не виден.

Великий хребет круто вставал прямо из озера. Даже с этого расстояния один взгляд на эту, стремящуюся куда-то в безбрежное небо, громаду угрожал нарушить чувство равновесия и чувство реальности. Словно вторая плоскость земной тверди безмолвно вопрошала: а на той ли странице вы стоите, уважаемые? И то ли считаете вертикалью?

Короче, впечатление было сильным.

Вид на север, однако, заслоняла ближайшая гора, вдоль подножия которой они брели по берегу озера. «Н-да, как бы и действительно ров не оказался,» мрачно бурчал себе под нос Ушастый, располагая отряд на ночлег. Выяснить, тянется ли озеро дальше на север, или же обрывается прямо тут, за поворотом, сегодня уже не представлялось возможным.

Мрачность Ушастого, однако, объяснялась, скорее, другой причиной: он, поглощенный ранее мыслями о Гиблоземье, дал, наконец, себе труд задуматься, каким образом экспедиция перевалит через многокилометровой высоты Хребет, имея запас картошки на пять дней, да пару лёгких одеял из снаряжения. При планировании экспедиции, вроде, предполагалось, что раз есть стена (хребет), то должны бы быть и ворота (тоннель, например). Теперь же Ушастого одолевали сомнения: Может и был вход, да завалился, за тысячу лет-то. А может, он просто с другой стороны Великого кольца. Попробуй, сбегай за триста верст по горам! Да ещё с пятидневным запасом картошки...

* * *

Когда, в разгар проведения ночлеговых мероприятий, Шуся возвращался из ближайших кустов — ему показалось, что со стороны озера, на огромном расстоянии, светится какая-то точка. Но пока Шуся на ощупь вытаскивал из рюкзака Ушастого подзорную трубу, пока наводил на цель — огонь и пропал. Шуся разочарованно вгляделся напоследок, кое-как запихал трубу на место, и пошёл спать дальше.

Утром Ушастый увидел перерытый рюкзак и грозно вопросил, чьих рук дело. Волосатый выразил недоумение:

— Да кому оно могло понадобиться?

Проныр был раздосадован, опять ординарцу укладывать:

— И так начальство по пять раз на дню растрясает, а тут ещё этот Шуся!

Шуся отпёрся, натурально изобразив праведное возмущение, чем всех запутал.

— А там съестного, случаем, ничего не было? — предположил Асат, хорошо разбирающийся в повадках Ушастого, — Зверья-то тут, небось, видимо-невидимо.

Ушастый, окончательно огорчив ординарца, спешно вывалил содержимое рюкзака наземь. Батон колбасы, хоть и слегка уже завонявшейся, оказался на месте...

— Давайте съедим! А то всё равно не сегодня — завтра протухнет! — предложил Шуся, высказав вслух потаённую думу всех измученных пресной картошкой штошей.

— Я тебе съем!.. Это ж неприкосновенный запас, понимать надо! — грубо прервал его мечтания Ушастый. — Вот кончится картошка, что ты тогда есть будешь?

— Когда картошка кончится, эту колбасу согласится скушать только стервятник, — проворчал себе под нос Шуся, недооценив возможности больших ушей Ушастого. Тот немедленно назначил ночное дежурство для обороны от хищников, первым поставив Шусю. «Ну вот, накаркал, — мрачно подумал Шуся. — Весёлая ж мне ночка предстоит»

Позавтракав надоевшей уже всем до одури картошкой без соли, двинулись в путь. Изрезанная береговая линия загибалась постепенно к северу, открывая озеро, точно так же уходящее в безбрежную даль, как и на юге. Ушастый всё больше укреплялся в мрачной мысли о кольцевом рве с водой. И, не желая ещё самому себе признаваться в поражении, прикидывал обратный путь. Прикид выходил невеселый: еда, можно считать, кончилась.

В таком вот, нерадостном и непраздничном настроении дошли они до ручья, перерезавшего дорогу. Сам ручей был курице по колено, но тёк он по внушительной глубины ущелью, которое прогрыз в такой рыхлой и пористой породе, что Ушастый даже не стал подходить к краю, справедливо опасаясь улететь вместе с этим краем в тартарары. В довершение радости, берег озера на протяжении последних километров пяти представлял собой такой же до безобразия отвесный обрыв.

Отломив кусок камня, чуть ли не крошащегося под пальцами, начитанный Асат объявил штошам:

— Это — вулканический туф. Его человеки очень любят исследовать.

Штоши с интересом осведомились, что значит «вулканический».

— Ну, это значит — из вулкана насыпался. А вулкан — это такая гора огнедышащая, из неё расплавленный камень льётся, и камни летят раскалённые. Ну, помните, как на днях картошка из гейзера?.. А потом это всё остывает, и получается туф.

Штоши начали было оглядываться в поисках вулкана: не летят ли уже в них раскалённые камни... Шуся выразил сомнение: а не художественной ли была та книга, откуда Асат почерпнул свои знания? Гор-то вокруг много, да что-то ни одна огнём не дышит. И расплавленного камня тоже не видно.

— Ты внимательно смотри, какие книжки читаешь! — вполголоса предупредил Асата Волосатый, через плечо оглянувшись на отошедшего в сторонку Ушастого. — А то, знаешь, руководство быстро голову отвинтит, не посмотрит, что ты заслуженный. Помнишь, весной-то что говорил?.. Темниц, говорил, у меня на всех книгочеев хватит. Видишь, какой мрачный возле ущелья сидит? А ты под руку ему ещё про расплавленный камень будешь плести.

— Какую ещё художественную? — громко возмутился Асат. — Справочник это был! Справочник по геологии, то есть, значит, про камни, и как земля внутри устроена. И не всё же время вулкан огнём плюется, а только когда извержение. А извержения эти, между прочим, раз в тысячу лет бывают. А когда не извержения, ты вулкан от обыкновенной горы не отличишь, потому что на нём за эту тысячу лет уже лес вырос. А чтобы отличить, надо на вершину взобраться. У вулканов вместо вершины — кратер, яма то есть такая огромная. И издали когда смотришь: вершина плоской кажется. А ещё вулканы круглые обычно в окружности. Ну как эта вот гора, которую мы со вчерашнего дня огибаем, — он указал в сторону вершины. Штоши дружно посмотрели туда, и даже Шуся поёжился.

— А как узнать заранее, что извержение начинается? — тревожно спросил Проныр.

— У человеков написано, что все вулканы разные. Которые сразу взрываются, без предупреждения, из которых за год до извержения дым идти начинает... А вообще, они ещё делятся на спящие и проснувшиеся. Только проснувшиеся редко встречаются. Как увидишь проснувшийся — тут и жди этого «извержения».

Штошей объяснение не удовлетворило, и они потребовали у Асата объяснить, как отличить этот «проснувшийся», в штошьем воображении уже казавшийся опаснее целой дюжины привидений.

— Проснувшийся?.. — стал припоминать Асат, — Ну... из него дым временами идёт, испарения всякие ядовитые, в окрестностях вода кипящая из земли льётся, гейзеры бьют... Ну как вот в долине Кипящей реки, где мы на днях проходили... Только там вулкана никакого нет, так это всё, само по себе.

— А откуда ты знаешь, что нет?.. Там же туман на многие километры тянется, а видно в ём шагов на сто, — резонно возразил Волосатый.

— Так мы что же, возле проснувшего вулкана шли?! — ужаснулся Проныр.

— Не возле, а по нём самом! — возразил любящий приключения Шуся. — Помните, мы как вошли в туман, сначала вверх шли, а потом вниз?.. Это, значит, мы по краю вулкана шли. А если б чуть-чуть правее, или левее, то так бы и свалились в этот самый крантер.

От этих слов Проныру сделалось нехорошо:

— Асат, а Асат, а из крантера этого можно выкарабкаться, если свалишься? — спросил он, заранее опасаясь ответа.

— Да что ты, нет конечно! у кратера стенки всегда отвесные, а внутри — или ядовитый газ — это если вулкан спящий — ну а у проснувшегося просто пекло. Какое там выкарабкаться! Ты и до дна-то живым не долетишь, — обнадежил Проныра Асат.

— Как ты думаешь, сможет нас Ушастый след в след назад отвести? — дрогнувшим голосом спросил у Проныра Волосатый.

Первым, как всегда, ответил Шуся:

— Как же! так он тебе и будет приметы искать! Опять наугад поведет. Но, скорей всего, той же дорогой.

— Да этак же мы как быть дать изжаримся! — ужаснулся Проныр. — Нет, решительно надо просить Ушастого обойти это проклятое место стороной. И подальше!

Асат возразил:

— Так он тебя и послушает! Да и куда обходить?.. Болота ведь, до самой Реки. Там уж точно утопнем.

Когда Ушастый вернулся к отряду, так и не найдя обхода, он застал штошей оживленно обсуждающими, что хуже: утонуть, или изжариться. Моральный дух маячил где-то вблизи абсолютного нуля.

Увидев Ушастого, штоши разом замолкли, не желая навлекать на себя дополнительные неприятности.

— Да, так вот, я вчера ночью что интересное заметил, — повел разговор на отвлечённую тему Шуся, — Там, со стороны моря, ну вон, где остров как раз, какая-то точка светилась. Ярко так. А потом погасла. Пока я подзор... Ну, пока из-под кустов вылезал, она и погасла... Вот интересно, что это могло быть?.. Привидения, по-моему, так ярко не светятся.

— Ты тут лапшу мне на ушах-то не развешивай! — прервал его подошедший Ушастый, — Я ваши пораженческие настроения знаю! Утонуть они боятся... Да, так вот... К сведению боящихся утонуть: запасы провизии подходят к концу, и экспедиция достичь цели не сможет, — Штоши издали дружный вздох облегчения, — Поскольку на пути к цели имеется внушительная водная преграда, я считаю целесообразным в следующий раз плыть по реке на плоту... А сейчас — поворачиваем назад. Путь до самых стен Гиблоземья мы разведали, так что можно с чистой совестью отправляться домой.

Ушастый закончил свою речь и все, кроме Шуси, стали слёзно упрашивать его возвращаться другой дорогой, чтоб не идти опять через «пёкло».

— Вам, я вижу, пришлась по душе идея погибнуть от истощения, плутая среди болот?.. Так довожу до сведения, что имеющийся запас углеводов, то бишь картофеля, можно растянуть — и то с трудом — на неделю... Жратвы, короче, не хватит, обхода искать! — отрезал Ушастый.

Отдохнув, стали собираться в обратный путь. Не прошли они и километра, как вдруг Шуся громко спросил:

— А что это, интересно, за белые треугольнички на море?.. Уж не дневные ли привидения?.. Может, вчера там такое же яркое и светилось... Асат, ты случаем не знаешь, под водой привидения живут?

Перепуганный Асат не успел и рта раскрыть, как Ушастый, в очередной раз огорчив ординарца, выхватил из рюкзака подзорную трубу, вывалив остальное барахло на камни. Направил трубу на треугольнички, вгляделся, и плавно позеленел. Уши у него конвульсивно свернулись в трубочку...

— Что, дейст-твительно пр-привидения?!! — хриплым от ужаса голосом спросил Волосатый, — Сю... сю... с-с-сюда летят?..

— Нет, хуже, — отрывисто ответил Ушастый, продолжая всматриваться.

Что может быть хуже привидений, штоши не знали, и поэтому подумали, что им настал всем конец. Уж если сам Ушастый перетрусил — а он, как известно, даже привидений почти не боится — значит дело действительно плохо.

— Может, спрячемся?.. — робко предложил Проныр. Предложение было хорошим, вот только выполнить его было трудно: вверх на сотни метров простирался ровный, как тарелка, травянистый склон горы, на котором росли лишь чахлые кустики. Слева, со стороны озера, склон кончался отвесным обрывом, метров тридцати, если не больше. Из мелкой воды у берега выразительно торчали острые камни.

Наконец, Ушастый кончил всматриваться, развернул уши, и громко скомандовал:

— А ну, бегом все за тот бугорок!

Штоши ринулись с места галопом и залегли, спрятавшись за мизерным холмиком, поросшим кустами. Коротконогий Ушастый сильно отстал от них и ввалился в укрытие, шумно пыхтя.

Все замерли, изнывая от неизвестности, только трава тихо шелестела под ветром, и медленно ползли по небу облака...

— Так что же это, всё-таки, там такое? — спросил Шуся, которого вместо страха уже начало заедать любопытство.

— Три лодки под парусами, — желчно ответил Ушастый. — А кто в тех лодках сидит — не разглядеть. Впрочем, мы это скоро узнаем: ведь плывут-то сюда!

А насчёт того, что некоторые тут вздыхают с облегчением, я вот что скажу: Асат, припомни-ка, в каком мире мы обитаем?..

Асат почесал в затылке, и начал припоминать:

— Ну, планета Земля — это шар... У человеков, то есть, хочу сказать, Земля, а у нас не знаю как называется... Ну, вокруг оси вертится, за один день. Ну, вокруг солнца вертится, за один год. Ну, север там, юг...

— Ты размер, размер припомни! — прервал его Ушастый.

— А, размер?.. — продолжил Асат. — Размер, значит, такой... Чтобы не ошибиться... Ну, диаметр — пятнадцать тысяч километров, окружность — около сорока тысяч...

— Вот именно! — подытожил Ушастый. — Тысяч. А нам известны километров десять-двадцать вокруг штошника. А про весь остальной мир не только мы, даже предки последние лет пятьсот ничего не знали, и знать не хотели... И если вокруг штошника на сто километров никто не живет, кроме нас, то это ещё не значит, что весь остальной преогромнейший мир необитаем! А что там штоши живут — это ещё не факт. Может, этот мир, который мы нахально считаем «нашим», тоже населён человеками?.. — Он снова взялся за трубу, высунувшись из-за холмика.

Штоши подавленно молчали.

— Кстати, вперёдсмотрящий, — сердито осведомился Ушастый, — а почему ты, заметив ночью огонь на острове, мне сразу не доложил?

— Да спали же... и чего докладывать — то?.. Ну горела точка. Ну погасла быстро. Далеко же ведь... — пытался оправдаться Шуся.

— А утром трудно было доложить? — на более высоких тонах продолжил Ушастый. — Язык у тебя отвалился бы?.. А я вот сейчас смотрю на остров, и вижу на самой его макушке отлично просматривающуюся крепость. И мы, между прочим, оттуда весь день были видны, как на ладони. А живут в ней, возможно, человеки. Или какие-нибудь штошеядные каннибалы. Или кто ещё хуже... Да, а лодки кстати, разделились, и плывут веером. И наверняка, нас ищут. Так... Ага. Одна скоро скроется справа за поворотом, другая приткнется к берегу впереди нас, третья плывет вдоль берега нам навстречу. Наверняка, берег осматривают. Спрячусь-ка я, лучше."- и Ушастый, сложив трубу, уселся на землю рядом с штошами.

— Так кто там сидит, кто? — допытывался Волосатый у Ушастого, недружелюбно посматривая на виновато глядящего Шусю.

— По головам — так примерно дюжина, а штоши или человеки — узнаем, когда нос к носу встретимся, — обнадёжил Ушастый.

Волосатый недружелюбно посмотрел на Шусю, явно борясь с искушением стукнуть того чем-нибудь тяжёлым.

— Ну, тут все мы отчасти виноваты, — философски заметил Асат. — Надо было нам всем внимательнее смотреть по сторонам. Да ведь никому из нас и в голову не пришло, что из-за такого обширного водного пространства кто-то может угрожать... А всё потому, что плавать не умеем.

— Неужели, действительно человеки?.. Ужас какой! — вслух подумал Проныр.

— Особенно будет интересно, если они с арбалетами, — съязвил Ушастый в адрес вперёдсмотрящего. — Шуся, ты у нас быстро расправишься с дюжиной человеков с арбалетами?.. А то, если не успеешь перебить всех разом, им ведь ещё столько же на подмогу прибежит.

Пристыженный Шуся в ответ только поёжился, представив себе дюжину разъярённых человеков. Уж с кем — с кем, а с человеками он был знаком не по наслышке. На опыте личного знакомства. Только тогда у Шуси с собой чудесный амулет был, человеки Шусю за своего принимали. Но свирепые же...

И очень демонов не любят.

За бугорком пришлось сидеть до позднего вечера. Две лодки скрылись за поворотом берега, как раз там, куда путь лежал, третья продолжала медленно плавать туда — сюда вдоль берега, несколько раз возвращалась к острову.

— Наверняка, в крепости тоже есть подзорная труба, иначе бы нас оттуда не заметили, — размышлял вслух Ушастый. — А раз заметили — значит следили, внимательно берега осматривали. И ищут больно уж тщательно... Значит, либо нас ждали, что совсем уж невероятно, либо опасаются кого — то. А если опасаются, и если это человеки, которые враждовать обожают, то мы для них — враги, даже если в нас демонов не признают... Да, нехорошо получается... — он в задумчивости замолк.

— Почему враги?.. Мы им ничего плохого не сделали! — наивно удивился Волосатый.

— Для человеков, — объяснил ему Шуся, — кто не «свой» — тот обязательно враг. А на «своих» и «чужих» они делятся чётко. Чуть какое у человека отличие от других — они его «жидом» называют, или «чуркой», и чуть что — сразу бить... Даже если одет немножко не так, и то могут на него броситься. Или просто «харя» не понравится, не знаю правда, что это такое, наверно из одежды что-нибудь. А тут мы, штоши. Ты прикинь, насколько мы от человеков отличаемся!.. Если б не амулет тогда, заставлявший каждого человека во мне «своего» видеть — я бы уже из первой деревни живым не вышел!

А ещё у них на этот счет любимая поговорка есть: или ты, говорят, с нами, или против нас, — закончил на мрачной ноте Шуся.

В таких вот разговорах просидели до темноты, попутно съев-таки колбасу на обед, так как картошку сварить было нельзя. Когда Ушастый решил, что уже достаточно стемнело, и из крепости их не заметят, он объявил штошам свой хитроумный план: идти не вдоль берега, где наверняка ждет хорошо организованная засада, а идти вверх, через гору. Штоши даже и не подумали тяжело вздохнуть: хоть по отвесной стенке, лишь бы в обход человеков.

Идти оказалось довольно легко, плосковершинная гора была ровной, без нагромождений скал, лишь изредка из травянистого склона выпирали иззубренные каменные выступы. Когда отошли от берега примерно на километр, вершины Великого хребта засияли ярким лунным светом, который медленно потёк вниз по склонам.

— Полная, зараза! — прокомментировал Ушастый. — Ну да, надеюсь, у них там не телескоп, чтоб нас на таком расстоянии при лунном свете нас разглядеть... Однако, из этого можно извлечь выгоду нам самим. Поворачивайте-ка к вершине! — Штоши умеренно зароптали. — Да ничего, крюк-то небольшой, зато как раз луна взойдет — ландшафт хорошо будет виден. Да, кстати, на той стороне этих гор, помнится, кой — какой лес был. Может, отдохнём до утра, да и днём в путь двинемся... Давайте-ка, давайте, поднимайтесь! — и штоши забрали направо и вверх, к вершине.

Пока поднимались — полная луна совсем уж взошла, и светила как раз с той стороны, с которой нужно. Трава постепенно исчезла, шли по россыпям щебня и крупных камней. Подъём становился всё более пологим.

— Ну вот, кажется, и вершина. Что-то плоская, однако, — с облегчением сказал Ушастый.

— Крантер!!! — в ужасе вскрикнул шедший первым Проныр.

Перед штошами простирался обширный кратер вулкана, наполненный до краёв чернильной тьмой. Лишь дальняя стенка была немного освещена луной. Тьма, заполнявшая кратер, создавала такое реалистичное ощущение бездонности, что штоши начали медленно пятиться.

— Что ты там говорил, у уснутого ядовитым газом заполнен?.. — сипло прошептал Проныр. В этот момент со стороны кратера повеял едва заметный ветерок.

— А, так вот почему вблизи вершины трава не растёт! — необдуманно ляпнул Волосатый.

В следующее мгновение лавина щебня и дико орущих от ужаса штошей, сметя Ушастого, с оглушительным шумом хлынула вниз по склону.

— Хоть бы вы человекам на головы свалились, остолопы! — рявкнул Ушастый, выплевывая песок изо рта. — А этого эрудита, если он каким — нибудь чудом в живых останется, просто прикую к тому растреклятому справочнику... Это у проснувшегося вулкана кратер газом заполнен!!! — в бешенстве проревел вслед лавине Ушастый, обнаружив здоровенную ссадину на левом ухе. Сорвать злость было не на ком: штоши уже скрылись внизу...

Когда, соблюдая осторожность, почти уже остывший Ушастый спускался по следам лавины, надеясь отыскать если не штошей, то хотя бы их косточки, его шёпотом подозвали прятавшиеся за валуном три перепуганных штоша.

— А Шуся где? — грозно спросил у них Ушастый.

— Так его это... того... Ну, в общем, в плен взяли. Он это... бежал впереди... — робко осмелился доложить Проныр.

— Кто, человеки?!! — ужаснулся Ушастый.

— Да нет, штоши. Только какие-то странные. Все бородатей Волосатого, и почему — то штошами себя не считают... Шуся как на них налетел — сразу орет: не бойтесь, мол, это не человеки, это штоши, как мы.. Ну а они все сразу как заорут: это штош, штош, хватай окаянного... Ну и бросились на него. А мы еле убежали. А там их, этих штошей странных, целая уйма. Наверно, несколько раз их с острова лодка возила... — Проныр огорченно замолк.

— А говорили по гиперборейски? — озабоченно спросил Ушастый.

— Как это?.. — не понял не знакомый с языками Проныр.

— Да, неважны дела... — пробормотал Ушастый. — Ведь, знаете ли, говорить так, а не иначе, наши предки начали только лет двести назад , и научились этому у человеков, и не просто научились, а под руководством Ашаса Сорок седьмого, моего предка... А до этого язык другой был, инфернальный. Слова, то есть, другими были. Да, и если бы эти вот странные, как вы говорите, штоши, отделились от наших предков раньше двухсот лет назад , вы бы ни слова не поняли из того, что они говорят. Так что жили наши предки вместе... Понятно?

Штошам было совсем не понятно.

— Начну с того, что штошьи имена описывают характер владельца. Вот, например, Волосатый. Он с бородой. Вот, например, Проныр. Расторопный, всё успевает. Вот, например, Ухват. Как он всё, что плохо лежит, хватает, все знают. Угука во все двери угукает, боится потому что... А Ыт, Рьет, или Ратаб?.. Их имена, насколько я знаю, достались им от предков. И когда-то эти имена тоже что-то значили. На инфернальном это были, без сомнения, вполне обычные слова. Насколько я помню, «рьет» примерно соответствует гиперборейскому «затейливый», а «ратаб» — «занудство». Вот он, кстати, хорошо на должности материально ответственного и прижился. А потом от человеков зачем-то по-ихнему говорить научились, старые забыли все, кроме мудрого и прозорливого меня... Понятно теперь?

— Ну хорошо. Жили, значит наши предки вместе, — сказал Асат. — Так почему же они отделились, ушли так далеко? И штошами себя не считают, и других штошей, то есть нас, не любят...

— Штошами себя не считают? — ответил Ушастый. — Да потому что, скорей всего, штоши раньше не штошами назывались, а как-нибудь иначе. Косвенное подтверждение одной... Впрочем, вам этого знать не положено. А ушли они, скорей всего, от... небольших перегибов в руководстве Ашаса Сорок Восьмого. Тёмный период нашей истории. До — штоши три города населяли. После — одна деревня всего осталась. Ну а остальные, надо думать, разбежались. Нда, перегибы... Может все сюда подались, а может и ещё где есть...

И если штошами стали звать тех, кто с Ашасом остался, то понятно, почему у них остались о штошах столь негативные — и, должен заметить, весьма превратные — представления.

Через некоторое время Волосатый заметил:

— Вот мы тут за кустами прохлаждаемся, Шуся там у них в плену. Он, конечно, штош бывалый, но выручать его уже давно пора, так мне кажется... Эти, хоть и штоши, а по-моему, не лучше человеков.

— Ты их пересчитать не забыл? — грустно ответил Асат. — Там этих не́штошей штук тридцать, наверно. И ещё на подмогу им неизвестно, сколько ещё может приплыть. Ушастый, а Ушастый, а крепость большая? Сколько там народу может жить?

Ушастый подумал немного, потом желчно ответил:

— До трёхсот особей.

— Ну неужели совсем уж никакой надежды нет Шусю вызволить? — обреченно спросил Проныр.

— Есть, если мое имя для них что-нибудь ещё значит! — Ушастого постепенно начинала точить ущемлённая гордость. — Слышал когда-нибудь, что такое «психологическая атака»?

— Ну, это когда ты всё наше войско тогда от замка прогнал, ни одного взмаха дубиной не сделав? — догадался Асат.

— Да, вот именно... Только, пожалуйста, не упоминай о том случае впредь. Идеологически невыдержанный эпизод. — Ушастый так выразительно посмотрел на Асата, что тот не упоминал больше вышеупомянутый эпизод никогда за всю оставшуюся жизнь.

Для начала, решили разведать обстановку. Чужаки в военной науке, похоже, были такими же неискушёнными, как и штоши, не выставив даже караульных. Все они собрались вокруг большого костра, возле которого сидел Шуся, от которого шумно и бестолково требовали объяснить, сколько их, штошей окаянных, лазутничать приползло, да с какой целью. Шуся в ответ временами заискивал:

— Штоши! да что ж я вам сделал! Да не человеки же ведь вы какие! Отвязали бы!

Те в ответ громко возмущались:

— Не смей нас штошами называть, тать окаянный! А́стоши мы, настоящие а́стоши, не вам, штошам, чета!

Особенно шумел один, с рыжей бородой веером:

— Ты мыслишь, так мы к вашему Ашасу и приползём?.. Так мы тебе и приползём!.. Мы, как штоши окаянные, перед ним пресмыкаться не будем!.. Пусть только попробует прийти на наш огород!.. Мы ему снова тыщу восемьсот двенадцатый год покажем!.. Он думает, мы всё забыли?..

Шуся робко попытался объяснить, что шли-то они, вообще-то, с миром. Астоши от этих слов расшумелись ещё больше, громко выкрикивая, что замиряться с Ашасом они не намерены, пусть и не надеется, и память у них не такая короткая, как ему кажется, и вообще, даром Шусе шпионаж не пройдет.

Ушастый со товарищи отполз в сторонку, и стали они сочинять план нападения. Самым трудным было раздобыть хорошие дубины в безлесной местности, но и с этим, в конце концов, справились. Когда к рассвету вернулись на исходные позиции, пришлось забыть про план, и импровизировать на ходу: Астоши методом мокания Шуси в озеро вытянули из того признание, что пришёл он, Шуся, с товарищами, и под руководством Ушастого. Астоши грозно вопросили, кто такой Ушастый.

— Ну, Ашас то есть наш. Он ещё в замке живет, и всегда штошами командует, — отфыркиваясь, отвечал Шуся. — И если вы меня сейчас же не перестанете пихать в воду, вам от него достанется!

На а́стошей новость воздействовала подобно удару грома. Они вздрогнули, некоторые сразу помчались к лодкам, Остальные сгрудились в кучу, и стали тревожно осматриваться. Раздались испуганные возгласы:

— Сам Ашас? Уже?..

— Со своей армией?..

— Да они нас здесь в момент перебьют!

— Скорее в огород, крепить оборону!

— Не будьте вы трусами, а́cтоши!!!

— Дак ведь от Ашаса с армией только в огороде отобьешся!

— А с этим что делать?..

— Ну его!

— Погодьте! Кто из вас хоть одну Ашасову лодку видел?.. Он и до острова не доплывет!

— Плывем в огород, там он нас не достанет!

— А с энтим тогда что?..

— Возьмем с собой! Будет как его.. заложником.

— Да сбирайтесь скорей...

Астоши побежали к лодкам и стали спешно отплывать, не дожидаясь друг друга. Третья лодка задержалась с отплытием, так как Шуся бурно лягался, едва не переворачивая её.

— Скорее, их всего восемь! — торопил штошей Ушастый. — Так, быстро... Асат, Проныр, хватайте Волосатого за руки, бегите на видное место. Волосатый, ты со своей бородой сойдешь за местного. Они тебя будут держать, а ты изо всех сил кричи... Кричи — подождите, мол, а как же я, меня спасите, ну и в том же духе. А как они к вам побегут — бегите со всех ног в кусты. А оттуда — не снижая темпа, к лодке. Ну, живо!

Лодка уже отплыла вслед двум первым, астоши поднимали парус. Увидев прилежно вопившего Волосатого, они сначала замешкались, но потом увидев, что безбородых всего двое — вернулись обратно на берег, и бросились выручать бородатого. Того уж и след простыл.

Двое, оставшиеся в лодке держать мокрого, брыкающегося Шусю, заметно нервничали.

— Ох, не нарвались бы на засаду... — забеспокоился один. — Ашас такой коварный, тут недалеко до беды... Ты не узнал того, нашего? Кто бы это был?

Его товарищ не отвечал. Он в ужасе таращился на медленно и зловеще подходившего Ушастого.

— Ашас... — икнул второй караульный. Первый обернулся к нему, и тоже икнул. Ушастый медленно подошёл, и остановился, лениво помахивая дубиной. Шуся с завязанным ртом что-то радостно вскликнул.

— Я, Ашас Пятьдесят Второй, Хранитель, спрашиваю у вас, недостойные вассалы: кто осмелился связать моего любимого приближённого?! — грозно вопросил Ушастый.

— Это не я! — хором пискнули караульные.

— Развяжите немедля, и я велю моему войску пощадить вас! — вещал Ушастый. Караульные ринулись развязывать, мешая друг другу и путаясь в скользких от тины верёвках. Ушастый медленным, почти незаметным движением наступал на них.

В это время, почти одновременно, на берег примчались а́стоши и штоши.

— Как смели вы не платить мне подати? — внушительно прогремел Ушастый, повернувшись к астошам. Штоши собрались вокруг него, и Асат крикнул в кусты:

— Здесь неверные! Спешите к нашему повелителю! — словно в чахлых кустах могла уместиться целая армия. Астоши не заметили ни абсурдности Ашаса с дубиной, ни сильной потрепанности и запыленности, сквозивших в облике самодержца и его приближённых. Ужас обуял астошей, и они, постояв немного в оторопении, дрогнули, и рассеялись, словно стайка вспугнутых птероящеров. На берегу осталась только лодка с двумя астошами, которые трясущимися руками тщетно пытались развязать Шусю.

— А вы, дружочки, отвезете нас в замок, — хищно проворковал Ушастый, всходя на борт. — Ну-ка, штоши мои, подтолкните... — Боящиеся утонуть штоши с неохотой оттолкнули лодку от берега.

— А где же армия?.. — удивился белобрысый астош.

— Армия? — ласково спросил Ушастый. — Армия дома сидит. Ну да вас, ренегатов, я смотрю, и без всякой армии разогнать можно.

— Братва, нас обма... — крикнул было в сторону берега второй астош, но Ушастый его вежливо перебил:

— Зато у меня с собой вот эта большая дубина. И у всех штошей такие же. И смотрю я, что-то до берега далеко... Так что вези друг, вези.

Асат, Проныр, тут верёвок с Шуси смотать можно порядочно. Привяжите-ка этих друзей за ногу к скамейке. И посмотрим, как быстро эти лодки плавают.

Асат с Проныром, которых уже мутило от качки, пробрались к Шусе, судорожно цепляясь за борта и скамьи, и быстро его развязали. По указанию Ушастого, астошей привязали в середине лодки, возле мачты. Волосатый, Шуся и Проныр расположились на носу, а Ушастый с Асатом — на корме, у руля.

— А не то они нас живо этой палкой в воду поскидывают, на которой парус держится, — прояснил расстановку сил Ушастый.

Астоши, с тоской поглядывая на удаляющийся родимый берег, развернули парус, и направили лодку к устью Реки.

— Так хоть и утопнуть можно, да через пекло вновь нам не идти! — вполголоса поделился с Шусей Проныр.

— А комары — то?.. — мрачно отозвался Волосатый. — У них же на энтой реке самый рассадник. Живьём обглодают...

Лодка неспешно плыла по огромному озеру, в тени Великого хребта, окружённому со всех сторон высокими горами. Штоши с непривычки поёживались, представляя непомерную глубину под ногами, но всё же в душе радовались: ведь ехали, наконец-то, домой.

— Сдаётся мне, перевоспитательный процесс идёт слишком медленно, — задумчиво изрёк Ушастый, окинув взглядом столовую, где за одним столом обедали штоши и отделённые от них значительным промежутком астоши — Сатаат и Раыт. И те и другие поглядывали друг на друга недружелюбно, изредка обмениваясь малозначительными фразами: как погода, как комары нынешним летом, каков урожай будет...

— Если называть вещи своими именами, то этот самый процесс вообще никак не идёт, — мрачно ответил Ушастому Каст. — Раз уж на то пошло, так хоть в темницу их упихнуть, что ли... А так только народ баламутят, да наш авторитет подрывают. И ни на йоту не перевоспитались. На огороде от них толку — ноль. Им, видите ли, тяпки наши не подходят: не такие, как предками заведено... Электричеством пользоваться не хотят, да... На днях чуть штошник не подожгли факелом своим... И с штошами общаться из принципа не желают.

— Ну, я бы не стал так уж заострять вопрос, — попытался увести в сторону Ушастый. — Дело-то, всё-таки, стратегическое: этот астошник как раз на пути к Гиблоземью. И чтобы его безопасно обогнуть, надо войти к астошам в доверие, убедить их в дружелюбности своих намерений...

— И наконец, — оборвал его излияния Каст, — лодку эту стеречь, тоже лишняя забота. Сами пользоваться не умеем, этим... воспитуемым доверить не можем. А ну, как сбегут?.. Наша, между прочим, безопасность держится только на тамошних убеждениях в огромности Ашасовой армии. А штошей на том острове раз в десять побольше, чем у нас, в штошнике — ты сам расчёт проводил. Так что, советую тебе, всё-таки, пересмотреть свои стратегические замыслы.

Ушастый всю дорогу до замка угрюмо молчал, раздосадованный возникшими у него с Кастом разногласиями. Вылезая из трамвая — вызверился на Вьюша, мирно спавшего на боевом посту. В результате у Ушастого лишь возникли дополнительные разногласия с Кастом — по поводу методов воспитательной работы.

Оживив вяло беливших потолки Хапта с Ратабом, разошлись по своим делам: Каст пошёл последний раз проверять электрооборудование, а Ушастый завернул мимоходом в свежевыбеленный тронный зал, где Проныр старательно накрывал стол к обеду. Откуда направился в архив, складывать в рюкзак снаряжение. Предстояла, наконец, давно запланированная экспедиция в центральную часть замка, о чём Ушастый мечтал последние лет десять.

Уложив в рюкзак верёвочную лестницу, пару крюков, и прочее лазательное снаряжение, Ушастый надел для примерки грязно-синий мешковатый комбинезон со множеством ремней, карманов и петелек, и начал увешивать себя, как новогоднюю ёлку, разнообразными предметами первой необходимости: двуствольный арбалет, планшет с картами, кобура с севшими батарейками, резервная кобура с севшими батарейками, моток верёвки с крюком, резервный моток верёвки с крюком, резервный крюк, топорик для прорубания дверей, пара гантель, фонарик, запасные батарейки, мешочек с запасными лампочками, резервный мешочек с запасными лампочками, две снаряженные обоймы к арбалету, ранец с дополнительным запасом стрел, малая дубинка ближнего боя, средняя дубина общего назначения, тяжёлая дубина против крупных монстров, магниевый факел от привидений, запасной заряд к магниевому факелу, непромокаемый мешок с полотенцем, граната осколочная, одна штука... Ну, вот и всё.

В архив, разматывая катушку с кабелем, вошёл Каст — и остановился в остолбенении. Посмотрел на гремящего амуницией Ушастого, протянул «Да-а-а...» и ушёл настраивать солнечные батареи. Ушастый подошёл к зеркалу, критически оглядел себя, и понял, что Каст на этот раз прав: малая дубинка действительно коротковата, надо её оставить. Да и верёвки с крюками лучше в рюкзак уложить, чтоб не зацепиться за что-нибудь...

Сняв пока амуницию и облачившись в парадную мантию, Ушастый двинулся обедать. Вид у него был, мягко говоря, варварский: мантия, скроенная из видавшего виды красного бархатного халата, была дополнена фигурными нашивками из тёмно-синего бархата, и украшена золотыми монетами, просверленными в середине. На ногах у Ушастого красовались рваные тапочки, а в придачу он забыл причесаться.

Приглашенные к обеду Шуся, Асат и Лухыт почтительно встали, приветствуя монарха. Тот, как всегда с трудом, втиснулся между столом и резной спинкой трона и уселся на грубо сколоченную табуретку (спинка была прибита к стене за местом Ушастого для солидности). Выдвинул ящик стола, посмотрел на пыльную, давно не чищеную корону, и решил, что сегодня надевать не стоит. Вежливо поприветствовал гостей, принюхался к колбасе: не пережарена ли, выудил пальцем очередной кусок штукатурки из хрустального кубка с чаем, и с тоской подумал, что белить потолок, конечно, не стоило: жди теперь полгода, пока штукатурка вся до конца отвалится...

В тронный зал спешно вбежал Каст, на ходу вытирая грязные руки полотенцем. Наскоро извинился и занял почетное место по правую руку от Ушастого. «Хоть бы плащ парадный на спецовку накинул!», неодобрительно подумал тот.

— Дорогие товарищи вассалы! — традиционно начал Ушастый. — Приветствую вас в моем родовом замке, и прошу разделить со мной эту скромную трапезу, — для штошей, моримых витаминной диетой по научной методике, жареная колбаса с луком, да ещё и в неограниченных количествах, была редкой роскошью — и, осознав всю важность момента, донести мое мудрое начинание до широких масс трудящихся... — вещал Ушастый.

Материалист, авантюрист и пофигист Шуся, увешанный орденами, и бывший с Ушастым почти запанибрата, быстро осознал всю важность момента и налег на колбасу так, что за ушами трещало. Асат со свойственной ему сдержанностью ждал, пока иссякнет красноречие хранителя, и тот перейдет к делу. На лице Лухыта можно было прочесть лишь вежливое внимание, слегка отдающее фальшью. Товарищ и соратник хранителя Каст рассеянно ел колбасу, явно поглощенный своими мыслями.

— ... и восстановить связь преемственности с сорока поколениями предков, так нелепо оборвавшуюся во времена правления моих пра- прапредков. И вослед моему мудрому начинанию новая заря займется над штошником, и новыми, неизведанными ранее путями поведу я штошей к светлому будущему... — Ушастый, наконец, иссяк и сразу приступил к колбасе.

— В катакомбы, значит, попрется... За светлым будущим... — злобно размышлял обедающий недосоленной картошкой Пуз, до которого доносились и речи Ушастого, и манящий запах жареной колбасы. — Хорошо бы, вас там сожрали с потрохами. Обоих!.. Да... Жаль я вас тогда самолично не утопил... Это ж надо, год почти солнца не видеть!.. Мемуары ещё эти проклятые писать пришлось... ненавижу уже писать... А что делать?.. Не подыхать ж было от скуки... — и Пуз, дочиста отскоблив тарелку, с мрачным видом улегся на топчане, перечитывать свою писанину в свете тусклой лампочки...

* * *

Размотав кабель, Каст с размаху бросил оголённый конец в бассейн с крокодилами и включил ток. В бассейне сначала шумно забултыхалось, затем наступила тишина. Лишь волны, затихая, плескались о бортик, будя эхо под низкими сводами. Выждав немного, Ушастый спустился вниз, прибил к стене гвоздь, и повесил на него первую лампочку из длинной гирлянды. Каст осторожно прошёл по метровой ширины бортику примерно до середины, и направил луч прожектора в воду. Вода оказалась кристально чистой, освещенная стенка бассейна исчезала из виду где-то в бездне. На границе видимости можно было разглядеть медленно тонущих крокодилов...

Каст поёжился и направил прожектор на дальний конец бассейна, где слепо чернел дверной проем.

— Ну, пошли, что ли?.. — обратился он к Ушастому. Тот снял арбалет с предохранителя, и осторожно двинулся вперёд. Каст шёл за ним, постепенно разматывая гирлянду лампочек с прожектором на конце.

Ушастый трепетно ступал по пыльным ступеням, где сотни лет не ступала ничья нога. Но лап-то тут ступало достаточно... И каких только следов тут не было: и двупалые, и трёхпалые, и маленькие, и средние, и такие, что в дрожь бросало от одной мысли о размерах твари, их оставившей... Пыльный коридор сделал уже два ответвления, так что продвигаться вперёд приходилось часто оглядываясь назад. Местная фауна, однако, света явно боялась: только пару раз на границе света удалось различить ускользающее движение.

За очередным поворотом коридора они наткнулись на ослеплённую светом прожектора тварь внушительных размеров. Туловище около метра в длину, покрытое неэстетичной бурой щетиной, согнулось горбом, как у гусеницы, доползшей до края листа. Толстые когтистые лапы прочно упёрлись в каменный пол. На плоской и уродливой голове, с пастью почти полметра в ширину, нервно моргали маленькие белёсые глазки.

— А вот эта обычная для наших катакомб разновидность называется пастезавром, — тоном экскурсовода пояснил Ушастый, перехватывая дубину поудобнее. Тварь наглядно продемонстрировала своё название: разинула во всю ширь зубастое великолепие, и, распрямившись как пружина, прыгнула на Ушастого. Звучный удар дубиной — и моб, извернувшись в воздухе, шлёпнулся на пол и удрал со всех ног. Каст поднял с пола плоский зуб, сантиметров пяти в длину, и содрогнулся с большой амплитудой.

— А вот это мне не очень нравится, — пробормотал Ушастый, когда они, метров через десять, переступили широченный порог небольшого проёма и оказались на площадке неширокой винтовой лестницы, идущей по краю широченного — метров восьми в ширину — колодца, из которого шёл слабый поток горячего воздуха. Каст осторожно подошёл к полуразрушенным ажурным перилам и направил прожектор вниз. Ярко выраженные признаки дна отсутствовали, улитка лестницы вилась, исчезая во мраке. Точно по центру, тусклая зеленоватая точка светила откуда-то из неведомых глубин. Ушастый достал из рюкзака подзорную трубу, направил её вниз и долго всматривался.

— Именно этих вот масштабов я и опасался, — мрачно сообщил он. — Метров на двести спускается, не меньше. Предки, они конечно были молодцы строители, но как подумаешь, сколько там зверья может водиться, в этих глубинах...

Каст направил луч прожектора вверх. Метрах в тридцати над головой тускло блеснул золотистый узор на чёрной плоскости потолка.

— Да, красота! — одобрительно высказался Ушастый. — Однако, что это там за тварь, под самым потолком?

* * *

Истекая ядовитой чёрной злобой, Пуз передвинул топчан на середину темницы. Обжигаясь, вывинтил лампочку, зажмурился... И сунул в патрон алюминиевую ложку.

* * *

— Что за чёрт! Тут же три параллельных цепи, они же не могли отказать все сразу!..— разнёсся во тьме катакомб вопль Каста.

— Где мой фонарик?!!! — ревел, словно раненый буйвол, Ушастый. — Он же на поясе прямо слева висел, паскуда! Я же ж перед зеркалом проверял! Ну где же этот раскурдяченый фонарь, ангелы его люби! — Ушастый быстро исчерпал запас подобающих выражений и продолжал шарить молча. В темноте зашуршали, подкрадываясь.

Каст вытащил из кармана телефонную трубку и на ощупь подсоединил её к концу кабеля.

— Асат, Проныр!!! — заорал он. — Что у вас там происходит?!.. Немедленно давайте напряжение, нас же тут сожрут в темноте!.. Эй! Там есть кто-нибудь?.. Да?.. Ну, так новые вставьте!.. Опять?.. Как?.. Ставьте хоть жучок, но чтобы свет был!!!"- В темноте раздавалось резкое щёлканье, сопровождавшееся тупыми ударами. Это Ушастый начал палить наугад из арбалета. Темнота иногда отзывалась предсмертными хрипами, хрустом и чавканьем: видимо, убитых монстров сразу начинали есть их же соратники.

— Как горят?.. — ужаснулся в трубку Каст. — Немедленно отключите!.. И рубите к чёртовой матери все остальные цепи, но у нас свет чтобы был!.. А?.. КАК?!!!.. Откуда полезли?.. Что?.. Эй, вы меня слышите?.. Эй, ответьте кто-нибудь!.. Э-е-е-ей!... Ну всё, кончено... — и он подавленно замолчал.

— Обойму заряди! — сердито сказал через некоторое время Ушастый.

Каст стал ощупывать его в поисках ранца со стрелами, и наткнулся на фонарь, мирно висевший у Ушастого на поясе, справа.

— Перед зеркалом он проверял! — язвительно высказался в адрес Ушастого Каст, и включил фонарь. Как оказалось, вовремя: жуткого вида крабозавр уже спустился к ним из-под потолка, и теперь неуверенно топтался, заслоняясь клешнями от света. Ушастый бросил тяжеленный арбалет Касту, помпезно вытащил большую дубину и с размаху промазал по мобу: тот ловко увернулся, сломал перила, и, суча ногами, улетел вниз.

— Со-образительное было животное, — прокомментировал Ушастый. — Ну как там, скоро свет дадут?

— Плохо наше дело, — уныло ответил Каст. — У них там что-то намертво закоротило, потом крокодилы полезли, а потом связь прервалась. Наверно, кабель сгрызли...

— Как сгрызли?.. — ужаснулся Ушастый. — Ну-ка, пошли живо назад! — Он спешно побежал вниз по лестнице.

— Не надо, — остановил его Каст. — Видишь, кабель как натянут?.. А мы сюда шли — петли оставляли, с запасом. Я думаю, если за него потянуть... — Каст стал быстро сматывать гирлянду. Скоро из коридора показался изжёванный конец кабеля. За концом, как котёнок за бумажкой, с интересом следовал двухметровый крокодил.

— Едрён серафим! — воскликнул Ушастый, схватил Каста подмышку, и ракетой взвился по лестнице к самому потолку. Местная фауна осторожно кралась следом...

* * *

Среди штошей, тем временем, царили полная неразбериха и растерянность, настроения варьировали от тихой паники и пророчеств о конце света до громкой паники и бегства из замка, хотя крокодилы и не проникли дальше архива, остановленные открывавшейся на себя дверью с пружиной.

Первый же достигший штошника бегун произвёл примерно такое же действие, как камень рухнувший в муравейник.

И лишь Пуз самодовольно потирал руки: наконец-то свершилось, наконец-то его взяла!.. Теперь только бы убедить этих простофиль отпереть решётку темницы...

* * *

— Да, ситуация... — мрачно проворчал Ушастый, посветив вниз. Прийти в восторг было от чего: несколько витков лестницы было плотно забито хищниками, которые уже успели рассредоточиться по разновидностям и слегка закусить друг дружкой. Изредка на границе пастезавров с шушчавчиками вспыхивали прения, или неуклюжий крокодил падал в пропасть, но в целом картина оставалась довольно стабильной.

Ушастый подстрелил пастезавра. Вокруг того сразу возникла свалка, донеслись хруст и чавканье.

— И какого чёрта этим предкам понадобилось делать лестницу, упирающуюся в потолок?.. — сердито сказал Ушастый. — Ну, вот просидим мы тут пока батарейки не кончатся, а дальше что?.. Не знаю, как тебе, а мне лично совсем не хочется, чтобы меня съели.

— А какого чёрта предкам понадобилось делать на потолке рельефное продолжение перил?.. — ответил Каст. — Сдаётся мне, что это могут быть створки люка. Посмотри, тут несколько треугольников... Не очень традиционно, но очень похоже на складывающуюся сложным образом крышку... Эй!!! да нас вовсе не съедят!.. Мы сейчас выйдем отсюда, и через ближайшее окно — домой.

— Угу. Это если на этой самой крышке ничего не навалено, или там, наверху, не собралась такая же делегация, — отозвался пессимистически настроенный Ушастый. К открыванию он, однако, приступил охотно.

Открыть люк им удалось далеко не сразу: оказалось, надо было не давить на створки, а толкать центральную часть вбок. Неожиданно, створки с резким щелчком вырвались из рук, сложились по нескольким осям и образовали элегантное ограждение вокруг разверзшегося проема. Ушастый живо втащил зазевавшегося Каста в тускло освещённый зал и непочтительно пнул ограждение. Оно, щёлкнув, сложилось, не оставив на полированном полу и следа.

— Чёрт! — ругнулся не ожидавший такого результата Ушастый. — Этим путём мы, по крайней мере, теперь не уйдём...

Каст тем временем, осмотрелся вокруг и сказал Ушастому:

— Поздравляю, мы попали, куда стремились. Это, как я понимаю, купол центральной части, вид изнутри.

Ушастого незамедлительно охватило трепетное восхищение, он даже перестал озираться в поисках монстров, которых здесь и не было.

Помещение действительно было грандиозным: отделанный белым и розовым камнем цилиндрический зал, по стенам которого шло три этажа открытых галерей, был накрыт огромным светлым куполом. Пол зала был густо уставлен шкафами, столами, какими-то укутанными в мешковину предметами... И всё это было ужасно пыльным, сильно контрастируя с идеально чистым полом. Каст никак не мог понять, откуда идёт слабый рассеянный свет: окон в зале не было. Потом его осенило:

— Ушастый ты мой, да ведь купол — стеклянный!.. просто его последние лет триста не мыли.

Трепетное восхищение Ушастого сразу подскочило процентов на тридцать.

* * *

Наиболее активные штоши, тем временем, прочёсывали замок, вдохновлённые Шусиным призывом найти и покарать виновного. Недальновидным, надо заметить, призывом: в результате вспыхнувшей охоты на ведьм сам же Шуся оказался одним из главных подозреваемых. Никто, хоть мало-мальски электрически грамотный, не чувствовал себя в безопасности, охваченная праведным гневом народная масса готова была линчевать.

* * *

Прошли три бесплодных часа. Ушастый теперь был охвачен не восхищением, а досадой и раздражением. Сложнейшие станки с неизвестным способом управления. Те самые легендарные фабрикаторы — которые неизвестно, как заправлять, обслуживать и давать им задание. Толстенные талмуды на инфернальном — языке, даже алфавит которого Ушастый пока не смог расколоть... Ушастый размотал пыльные тряпки и устало уставился на очередную машину непонятного назначения, больше похожую на абстрактную техно-головоломку.

— Да уж, близок локоть, да не укусишь, — отозвался в тон ему Каст. — Однако, по моему, темнеет...

— Темнеет?.. — очнулся задумавшийся Ушастый. — Тогда надо скорей уходить, ночами тут такой разгул привидений бывает! — И он, запихавув пару подвернувшихся книг в рюкзак, стал надевать амуницию.

— Ну и что, что разгул ?.. — возразил скептически настроенный Каст, с привидениями вплотную ещё не встречавшийся. — Кто вообще сказал, что привидения — опасные? Что штоши их до усрачки боятся — так это ещё не факт, штоши мало ли, чего боятся. А у человеков привидения только в художественной литературе описаны, так там вообще полный бред...

— Ты когда-нибудь в пропасть заглядывал, вися на ниточке?.. — сердито ответил ему Ушастый. — Скрип пальцем по стеклу тысячекратно усиленный слушал? Душу из тебя за нервы вытаскивали? И это — одни лишь ощущения от близкого присутствияю Я не говорю уже про высасывание жизненных сил! Да одной такой паразитической формы нежити хватит, чтобы тебя на неделю в отключку отправить — хуже, чем укус комара. Целая же стая? Надейся, чтобы от тебя осталось, чему на перерождение уйти. А что ещё поганей — с увеличением числа привидений в стае, нужен всё более сильный свет, чтобы их отпугнуть. А факела этого магниевого ты сам знаешь, на сколько хватает.

Напуганный этой информацией Каст спешно засобирался... Вот только куда? Никаких окон они пока не нашли. В стенах зала, правда, имелось несколько расписанных красивым узором дверей, проблема была только в том, что на них отсутствовали ярко выраженные признаки ручек. И ни от толкания плечом, ни от ударов ногами двери, конечно, не открывались...

— Давай-ка осмотрим эти балконы, — предложил Ушастый, направляясь к лестнице на первую галерею. Каст охотно последовал за ним, чуть не наступая на пятки. На первой галерее картина была аналогичной. На второй — тоже. И на третьей...

В конце концов, Ушастый, скрепя сердце, рубанул топориком по тонкому узору. И нанёс лишь незначительную царапину. Он попытался бить сильнее, но только погнул топорик.

— А с виду кажется лакированным деревом, — мрачно пробормотал Каст, рассматривая несколько неглубоких царапин.

— Дерево за две тысячи лет рассыпалось бы в прах, — ответил ему Ушастый. — Да... Велико было могущество предков... И каким вырождением всё кончилось... — он мрачно оглядел яркий узор в виде цветка, красовавшийся на уровне глаз Каста, и поскрёб его пальцем. В толще стены что-то визгливо скрипнуло и створки двери разъехались в стороны, исчезнув в стене. Открылась небольшая, красиво отделанная комната со стрельчатым окном в пол-стены.

— Ничего себе! — сказал Ушастый, входя.

Каст был потрясен ещё больше:

— Нет, ну это... Ну, просто вот это да!.. Как минимум, лет триста за механизмом не ухаживали, а он ещё работает... Интересно, а энергия-то откуда берется?

Радость их оказалась преждевременной: окно оказалось глухим. Стёкла, естественно, обладали прочностью стали. Ушастый раздумывал некоторое время, не попробовать ли гранату, но в конце концов решил приберечь её для монстров.

За остальными дверьми обнаруживались или аналогичные комнаты, или узкие коридоры, кишащие голодными пастезаврами с большими зубами. Ушастый начинал нервничать, непрерывно повторяя «Только без паники!..», что, в свою очередь, сильно нервировало Каста. В зале под куполом стало уже совсем темно. Они перешли в одну из комнат, откуда в окно был виден дворец. В окнах его горел свет.

— Да, а штоши, наверно, уверены, что нас съели, — задумчиво сказал Каст. — О! как же им удалось починить сеть?... Странно. Если бы закоротило проводку — Шуся с Асатом и за неделю бы не нашли неисправность. Замыкание в розетке?.. Нет, я же отключил для безопасности все цепи, кроме третьей осветительной. Да, так что мы питались от осветительной цепи, замыкание было именно в ней. Чушь какая-то... День же ведь стоял, лампочки везде выключены были. Хапт с Ратабом побелкой залили?.. Так они ещё при мне обедать ушли, это часа на три... Гм... Разве только у Пуза в темнице лампочка взорвалась — так ведь вероятность близка к нулю. Может, в...

— У Пуза ?! — прервал его Ушастый. — Ах, у Пуза... Ну, мерзейший урод!!! Дайте только мне до него добраться, уж я его... — Ушастый зверел на глазах.

Терпеливо выслушав подробное описание разнообразнейших способов членовредительства и умерщвления, Каст согласился:

— Да. Скорее всего, он и устроил. По крайней мере, мотив у него был. И ложка алюминиевая тоже была. Надо было дать деревянную... Но если штоши включили свет — значит, догадались. А раз догадались — нарубить ломтиками ты этого злодея уже не успеешь.

— Почему? — хищно спросил Ушастый.

— Потому, что Шуся с Проныром уже нарубили, — коротко ответил Каст.

Ушастый теперь был настроен решительно, что не сулило ничего хорошего голодным пастезаврам с большими зубами. Ушастый решил прорываться с боем, и, если понадобится, перебить хоть всё зверьё на пути к Пузу. Каст с трудом поспевал за ним, на ходу заметив, что открывающие узоры на дверях светятся в темноте.

Однако, не успел вооружившийся гранатой Ушастый открыть ближайшую дверь к пастезаврам, как раздался замогильный вой и в центре зала появилось первое привидение. Ушастый выключил фонарь и замер. Привидение, колыхаясь, плавало по залу туда-сюда, словно принюхивалось, и при этом медленно поднималось. Вскоре к нему присоединилось ещё несколько.

— Из колодца этого взлетают, через пол, — шёпотом поделился догадкой Каст.

Ближайшее привидение догадку услышало и поплыло прямо на них. Ушастый отпугнул его фонариком. Привидение тоскливо завыло, и из глубин ему ответил такой слитный и мощный хор, что Ушастому стало нехорошо.

— Скорей к окну! — крикнул Каст, увидев, как Ушастый пытается нащупать справа на поясе магниевый факел, висящий слева. Ушастому ничего не оставалось делать как последовать вслед за Кастом в ближайшую боковую комнату, куда через окно ещё проникал свет быстро угасающего дня. Отдельные привидения иногда вплывали в комнату, но к окну приближаться боялись.

— И дальше что? — спросил Ушастый. — Через несколько минут стемнеет окончательно, и они нас живьём сожрут.

— Можешь предложить что-нибудь получше? — сердито ответил Каст. — Я, кстати, как раз сейчас об этом думал, и надумал вот что: если двери до сих пор работают — то почему бы не сохраниться и освещению? Что-то мне кажется, предки при таком техническом совершенстве вряд ли освещали себе путь факелами...

— Значит, надо найти выключатель, — подытожил Ушастый.

— Точно! Кстати, вон на той стене нарисовано этакое стилизованное солнышко, и даже слегка светится в темноте. Посвети-ка мне... — Каст подошёл к стене, и коснулся рисунка. Тот стал разгораться всё ярче, однако света от этого в комнате не прибавилось. За окном быстро темнело, и привидения появлялись в комнате всё чаще. На рисунок уже больно было смотреть. Привидения злорадно завыли, закружились за порогом метелью.

— Чёрт... неужели сломано?.. — упавшим голосом просипел Каст. В этот момент сработал, наконец, застоявшийся за полтысячи лет механизм. Ушастый с Кастом одновременно ахнули и плотно зажмурились от ослепительного света.

— Ну я же говорил! — с торжеством в голосе воскликнул Каст, пытаясь приоткрыть глаза.

— Ох, не надо бы так ярко, — ответил ему Ушастый. — Ох... ну и слепит же... — он наконец смог приоткрыть глаза, и оглядеться. Светился весь потолок, на котором кое-где ещё таяли чёрные пятна. Каст тоже разлепил глаза, и уменьшил свет втрое, снова коснувшись рисунка.

— А то сгорит ещё, — пояснил он.

Вдвоём они выглянули в зал. Большое количество недовольных привидений толклось у дальней стены, жалось по тёмным углам, и замогильно выло, ухитряясь вкладывать в этот простейший, вроде бы, звук чувство глубокого разочарования.

— Кстати, а там, в зале, такого же солнышка на стене не было, ты не заметил?.. — спросил Каст, мстительно поглядывая на привидений.

* * *

А что же делал в это время наш несравненный Пуз?.. Да ничего, собственно, интересного. Он просто сидел на крыше башни над воротами, придавив своим весом крышку люка, о которую снизу бились разъярённые штоши. И ещё он корил себя разными нехорошими словами: это каким же надо было быть ослом, чтобы забыть ложку в патроне!.. Из темницы Пуз выбрался достаточно легко, мотивировав опасением, как бы его не съели подкравшиеся крокодилы. Впоследствии, однако, он поступил весьма неразумно, не потрудившись утаить свою радость по поводу гибели Хранителя. Чем, кажется, и поставил жирную точку в своей биографии.

«Жаль, торжество будет коротким,» пессимистично подумал Пуз: крышка уже дала трещину.

— Налегай!!! Скормим предателя крокодилам!!! — свирепо орал снизу Шуся.

Крышка хрустнула.

«Всё, конец! — подумал Пуз, начиная сползать в пролом. — Точно скормят. Может даже, не по одному разу»

Штоши вдарили ещё раз. Зажмуренный Пуз рухнул в кипящую народную массу, имея не лучшие перспективы, чем рак, падающий в кипящий котёл... Разъярённые вопли штошей нахлынули на него... Сменились леденящими душу воплями... Затихли вдали...

«Что, уже?..» с недоумением подумал Пуз, осторожно приоткрывая один глаз. Никого, только штоши вопят вдалеке. Пуз, кряхтя, поднялся на ноги, и подошёл к выходящему на склад окну. Штоши уже скрылись в лесу, только перед воротами сиротливо торчал пустой трамвай. «Повезло... буду жить!» с облегчением подумал Пуз. Однако, следующей его мыслью было: «А чего это они так испугались?». Он быстро обернулся. Не веря своим глазам, подбежал к противоположному окну. И с трудом подавил желание ринуться с башни, так прямо и прыгнув с четвёртого этажа.

Огромный купол центральной цитадели был покрыт неровно светящимися пятнами, медленно разраставшимися, словно плесень. Вокруг купола, завывая, каруселью кружила огромная стая привидений.

«Сбесились, — обмирая, подумал Пуз. — Как Ушастый кончился, так и сбесились... Это ж замок ж его, его предком построен... Как Ашас на перерождение ушёл — оно словно с цепи сорвались... Может и конец света теперь настанет?..»

Призрачное кольцо начало, тем временем, разматываться по спирали. Медлительный, завывающий поток приведений ленивой дугой взмыл в небо, затем так же медлительно низринулся вниз, прямо на башню.

— Эй! вы... вы чего? Вы куда?.. — взвизгнул Пуз, обмирая. — Сюда летят... Меня утащить... Нет.. Нет.. НЕ-Е-Е-ЕТ!!! — и Пуз верезжащей ракетой ринулся по лестнице вниз, вниз, вниз, и к лесу — во след штошам.

Над опустевшим замком, словно хлопья пепла над пожарищем, медленно кружились полчища медленно угасающих привидений.

— Сдаётся мне, ты всё-таки преувеличиваешь, — сказал Каст Ушастому, тщательно развешивая на нём оружие. — Не все же такие суеверные. Есть ведь ещё и Шуся, и Асат. И даже Лухыт должен был бы уж сообразить. Уж, я думаю, они остальным-то растолкуют... — Каст приладил к доспехам последнюю обойму, и отступил на шаг, критически осматривая свою работу.

— Разъяснят, как же, — глухо отозвался Ушастый из-под опущенного забрала. — Да хорошо ещё, если их в первые минуты не затоптали... Ты лучше подумай, что мы будем делать, если штоши к астошам всем стадом сбежали. И ведь вполне может быть. Куда, ты думаешь, та гигантская стаища привидений делась, когда мы свет включили, а?.. Наверняка же наружу вылетела. А всё остальное на фоне этого для штошей — уже никому не интересные мелочи. — Ушастый, скрипя и дребезжа, стал проверять, свободно ли сгибаются руки в суставах.

— Нда... если уж они так серьёзно ударились в панику — тебе ещё придётся доказывать, что ты не человек или ещё какое исчадие... Кстати, как ты думаешь, куда привидения-то делись? Ведь назад, сколько я заметил, так ни одно и не вернулось...

— Боюсь, как бы они по лесам да во внешней части замка не осели. Хотя, сколько помню, они с рассветом не отступают назад откуда прилетели, а просто гаснут, прямо на месте. Так что, вполне может быть, что мы с тобой ненароком всю популяцию извели... Ладно, шут с ними, я по этим напастям слёз лить не буду. Пойду лучше, а то неизвестно, может крышка на том конце чем-нибудь завалена, ещё дорогу заново искать придётся... Ты тут поосторожнее, ладно? Я, может, несколько дней с ними заниматься буду.

И Ушастый направился к лифту. Подождал кабины, вошёл и долго отыскивал на панели кнопку нужного этажа, сверяясь по бумажке, и путаясь в буквах незнакомого алфавита: не хватало ещё попасть в очередной рассадник вместо зала транспортного узла. Помахал рукой Касту на прощание, коснулся названия — двери бесшумно закрылись — и начал слюнявить карандаш, чтобы подписать соответствующую кнопку. Карандаш на панели держаться не желал. Бумажку, что-ли, приклеить?

* * *

Трусливый Угука чувствовал себя не лучшим образом: один, да ещё в столь страшном месте: возле древних развалин, на полпути от замка к штошнику.

— Паразиты они, всё-таки, — проворчал штош в адрес собратьев, назначивших его сегодня дежурным по привидениям. Да ещё одного.

"Не надо наверно было так отзываться о Лухыте," корил себя Угука, "глядишь, и не один бы сегодня дежурил. Или вообще бы дома сидел". Он встрепенулся, привстал со своей колоды и начал прислушиваться. Дни стояли ясные, жаркие. Болотистый осиновый лес вокруг совсем почти высох, и даже слегка пожух. Хотя Угука и пристроился в самом затенённом месте, жаркие солнечные лучи всё же проникали сквозь редкую листву, подсвечивая лес изменчивым узором. Изредка налетавший ветерок лишь сухо шелестел листьями, ничуть не разгоняя духоту.

«Хорошо ещё, что рядом с замком, в чистом поле да на самом солнцепеке дежурить не поставили,» философски подумал Угука, усаживаясь обратно на колоду. К возможности прилёта привидений ясным днём он лично относился скептически, предпочитая дрожать от страха ночью, а днём отсыпаться. Коллектив, однако, разделял иную точку зрения. А с коллективом, как известно, не поспоришь...

Вот древние руины — совсем другое дело. Что из них даже днём привидения вылетают — многократно подтверждённый факт. Хвостуса когда-то — давно, правда — едва не утащило. А Синий недавно так напугался, что даже рассказать толком не смог... Поэтому-то Угука и прислушивался подозрительно, и расположился так, чтобы всё время видеть руины. Он снова встрепенулся:

— Что, уже?.. Нет, это опять комар-кровопивец. Штоб им всем сдохнуть! — Угука быстро обернулся, и схватил ветку-хлесталку. Тихо подкравшийся на малых оборотах, комар взревел на форсаже и ринулся в атаку, но был метко сшиблен на землю и тщательно раздавлен ботинком. — Кажется, действительно становятся всё крупнее, как Ушастый предсказал... Может, и правда конец света скоро, — пробормотал Угука, приложив к комару растопыренные большой и указательный пальцы, которые не охватили размаха крыльев насекомого. Хищное, размером с мизинец, жало продолжало конвульсивно подергиваться...

Занятый созерцанием комара, Угука вдруг понял, что уже некоторое время слышит глухой рокот за спиной. Он судорожно обернулся — и застыл, от ужаса не в состоянии даже орать: посреди древних руин земля разверзалась, словно огромные челюсти. С рокотом катились камни, шурша сыпалась земля, с глухим хрустом рвались вековые корни. Угука придушенно вспискнул, и дёрнулся бежать к штошнику. Ноги не послушались.

Сломавшись с сухим треском, повалилась осина на краю провала. Металлически блеснули открывшиеся створы ворот, поднялись вертикально, и замерли. Длинный проем озарился слабым зеленоватым светом и оттуда начала медленно, зловеще подниматься смутно видимая в полумраке фигура... "А землю они открыли чтоб штошей тащить удобней было," болталась где-то в Угукиной голове одинокая мысль, как горошина в пустой кастрюле. Поднявшийся из земных глубин Некто в блестящих доспехах медленно подошёл к парализованному ужасом штошу, поднял забрало...

— А ты то тут что делаешь? — сердито спросил Ушастый.

Угука слабо скрипнул.

— Ну что молчишь? Где остальные штоши? Как у вас дела?.. Да не молчи же, ответь что нибудь! — Ушастый постепенно начинал злиться.

Угука молчал.

— Да будешь ты говорить, или мне до самого штошника тащиться в незнании?! — рявкнул, наконец разозлившись, Ушастый.

Угука сипло пискнул раз, потом другой, потом в Ушастого вонзился зубодробительной силы визг, от которого потемнело в глазах. Когда Ушастый, протирая заложенные уши, поднялся с земли — штоша уже не было. Медленно кружась, опадали на землю сорванные вихрем листья...

— Ну, теперь там точно паника начнется, — мрачно пробормотал Ушастый.

* * *

Паника — слабо сказано.

Когда Угуку растрясли-таки до стадии, когда он смог говорить, Угука сообщил примерно следующее: привидения разверзли преогромную дыру на тот свет, из дыры вылез Ушастый, и теперь хочет всех штошей утащить за собой.

Единственные сохранившие рассудок Шуся с Асатом держали за шиворот дежурного, пока все остальные следовали общепринятой процедуре панических метаний и хоровых воплей.

— Ты что плетёшь, остолоп!!! — тряс полубесчувственного Угуку сам порядком перетрусивший Шуся. — Какой Ушастый?.. Какой Ушастый, я тебя спрашиваю?! Его же съели! Какая дыра?.. Где ты тот свет разглядел, суеверец!.. Я кого трясу, тебя или нет?..

Угука пассивно болтался, мотаемый за ворот, потом возмутился:

— Да ничгде я его не разглядел! Было у меня время! Да если б я к той дыре разглядывать подошёл, меня б давно утащили!.. А на тот свет — потому что посреди руинины той, где привидения живут, куда она ещё вести может? Жутью оттуда веет, такой жутью, что аж волосья шевелятся! Не иначе, Ушастый и правда этим... ампиром возродился! Напустит на нас привидений полчища, всех утащат! Бежать же...УУУУ!!! — Шуся хорошенько треснул паникёра.

— Ушастый. Откуда же он взялся?.. Того света же нет, яго человеки придумали, — ошарашено пробормотал Шуся. — Может это не Ушастый?.. Его же определённо съели...

— Раз Ушастый, и раз того света нет, значит — либо не съели, либо уже переродиться успел, — логически заключил рассудительный Асат. — И ещё: уходил он в катакомбы без доспехов. А сейчас в них. Либо нашёл там, надел, и его завры даже укусить не смогли, в отличие от Каста — либо после перерождения войноё идёт, сам не помнит, на кого. Меня больше волнует, почему Каст не переродился ещё... Может, в замке?.. А вся эта дыра несусветная — наверняка какой-нибудь люк, из которого Ушастый вылез. Да, ты знаешь, у человеков высказывание есть: у страха глаза широки. Вот Угуке люк огромной дырой и привиделся. А если...

— Ты понимаешь что ты сказал?.. — нервно перебил Асата Шуся. — Если его из-за доспехов не съели — то Каста уж съели наверняка. А если Каста съели, Ушастый придёт, и спросит: почему не спасали? А что мы ему скажем?.. Разъярённый же наверняка! Или того хуже — не помнящий, кто такие штоши и с чем их едят! — и Шуся побежал прятаться к остальным, в штошник.

Тут из-за сарая высунулся Пуз. Увидел, что Асат на поляне один и набрался наглости обратиться к нему:

— Что за шум? Привидения, что ли, летят?

— Лично для тебя — хуже! — с отвращением обернулся к предателю Асат. — Видишь ли, Ушастый идёт. Разбираться. Чисто гипотетически, как думаешь, что наш Хранитель сделает с тем, из-за кого его любимого и преданного соратника съели пастезавры?.. Может скормит тем же заврам? Или, может, придумает что-нить поинтереснее, чего нам и не вообразить?..

Пуз мертвенно посерел и затравленно заозирался вокруг, ясно понимая, что спрятаться не удастся.

— Шусь, а Шусь! — крикнул в направлении замершего штошника Асат. — А давай мы Ушастому этого на блюдечке поднесём! Тогда уж нас точно только похвалят. Ушастый Пузом займется, про нас и не вспомнит... А?

В штошнике распахнулось окно, высунулся рыжий взлохмаченный Шуся без кепки.

— Давай! — отозвался он. — А ты знаешь, где он спрятался?

Асат повернулся со словами:

— Да вот он стоит... то есть стоял... Убёг, гад. Что делать будем?

Со стороны замка донеслось лязганье доспехов.

— Поздно! — с сожалением крикнул Шуся, и захлопнул окно.

На поляну вывалился запыхавшийся Ушастый с поднятым забралом.

— Так.. А остальные штоши где?.. Впрочем, неважно. Главное — паники не возникло. А то я уж опасался, что этот недодумок тут такого наговорит... — обратился Ушастый к одиноко торчащему посреди поляны Асату.

— А он, собственно, и наговорил, — поправил Асат. — Что ты с того света вылез и всех штошей хочешь туда утащить. А тихо так потому, что они все уже спрятались в штошнике. А Каста не съели?

— Не съели, не съели. Он сейчас технику предков изучает, в куполе, — ответил Ушастый. — Кстати... Ты, случаем, не знаешь, почему мы без света в рассаднике завров остались?.. — спросил он вдруг подозрительно.

— Знаю, — ответил Асат. — Это Пуз вместо лампочки в патрон ложку засунул. Его как раз крокодилам скормить собирались, да тут привидения налетели, он во время паники и удрал. И, кстати, имел наглость вблизи штошника ошиваться. Минуту назад вот слинял. — Он услужливо показал пальцем направление.

Ушастый в ответ издал нечленораздельный рёв, взвёл арбалет, и помчался по окрестностям — искать Пуза.

Когда он описал уже несколько кругов вокруг штошника — перед ним возник Шуся со словами:

— А лодка с Раытом и этим.. Стататом вместе исчезла. И вроде, вниз по ручью кусты сломаны, — и едва успел отскочить с пути разъярённого Ушастого.

Расплёскивая жидкую грязь, Ушастый с трудом продирался вдоль ручья. Троица беглецов — астоши и Пуз с ними — плюхала совсем рядом: волокли тяжёлую лодку по мелкому, заболоченному ручью, всё никак не могли выбраться на чистую воду. Если бы не доспехи — Ушастый давно уже догнал бы их. Впрочем, если бы не лодка, он бы даже следов их не увидел: штошеобразные-то бегают гораздо быстрее.

Лодка заскребла по галечной отмели. Ушастый издал торжествующий рёв: расстояние быстро сокращалось. Торжество его, однако, было недолгим: астоши последним усилием перевалили лодку через отмель и впрыгнули в неё уже на плаву. Лес вдруг сменился бескрайними тростниками и Ушастый понял, что вышел к реке. Астоши, бестолково толкаясь и мешая друг другу, прилаживали вёсла, на расстоянии вытянутой руки. Ушастый по инерции вломился в редкий тростник, остановившись только когда вода дошла до пояса. Астоши суматошно гребли, путаясь веслами в тростнике, и медленно удаляясь. Ушастый вставил в арбалет обойму со спецстрелами — с динамитной боеголовкой — прицелился, и открыл огонь. Лодка уже скрылась в тростниках, обнаруживаясь только по заполошному шуршанию, так что попасть Ушастому не удалось. Стрелы тихо тонули, или взрывались в воде, поднимая фонтаны грязи.

Ушастый перестал стрелять и прислушался. Даже шороха не было слышно, лодка скрылась вдали. Он зло плюнул, и выбрался на берег. Обернулся напоследок — и едва поверил удаче: недооценив дальнобойность арбалета, астоши подняли парус. Ушастый хищно потёр руки и вставил вторую обойму...

Хоть, каким-то чудом, в саму лодку он и не попал — плыть дальше беглецам пришлось, натянув клочья паруса на огрызок мачты.

Когда мокрый и зверски разочарованный Ушастый вернулся в штошник — наиболее сознательные штоши уже собрались на поляне, извещённые о том, что Хранитель — живой, рубить всех без разбора не собирается и даже нежитью-кровососом не стал. Наименее сознательные опасливо наблюдали через щелочку.

Ушастый повернулся лицом к народу, положил арбалет на ящик и произнёс короткую речь:

— Дорогие товарищи вассалы! Спешу обрадовать вас, пребывающих в сомнениях, что меня не съели. И Каста тоже не съели, к огорчению этого гнусного ренегата и мерзкого предателя, Пуза... Нет, однако, предела злодействам мерзавца. Желая отнять у вас последние надежды на светлое будущее, он подговорил перевоспитуемых, Сатаата и Раыта, отвезти его в лодке на озеро. Вы, наверно, уже знаете, что тамошние штоши нас всех очень не любят. И что их гораздо больше, — на поляне началось движение. — И вот, в этот трудный момент, я призываю вас организованно, подчеркиваю — организованно! — готовиться к обороне. Мы все сейчас должны сплотиться, как никогда... Эй! а это что за движение?!

Через поляну взмокший Ратаб тащил очередной мешок картошки к штошнику.

— Некоторые здесь уверены, что штошник выдержит длительную, планомерную осаду, — остановил его Ушастый. — Так вот, я вас разочарую: не выдержит. Прятать всё ценное, а в первую очередь себя самих, следует исключительно в замке. Он снабжён высокими стенами, и... Что, Синий? Привидения?.. Ах, привидения!.. А вот привидений, товарищи вассалы, опасаться как раз и не следует. Мой верный соратник Каст включил освещение в куполе, и привидения все разом повывелись. Это был их последний вылет... Что, Асат? Ах, электричество выключится? Ты мне тут панику не нагнетай! Предки тебе, знаешь, не человеки какие-нибудь. Они так освещение устроили, что никакое электричество не нужно! Так что сейчас все организованно, без паники, грузим ценное на трамвай, и начинаем возить к той руине, на полпути к замку. Эй... куда!.. — не успел Ушастый окончить последнюю фразу, как отягощенные предрассудками и суевериями штоши начали в панике разбегаться.

— Тьфу, ну и остолопы!!! — выразил он о них своё, далеко не лестное, мнение. Пристыженные штоши неохотно затормозились, и с опаской стали слушать дальше.

— Вышеупомянутые руины, — терпеливо разъяснил им Ушастый, — не более, чем останки каменного сарая, накрывавшего подземный ход, по которому ездит трамвай, не чета нашему, на котором совершенно безопасно можно доехать до самой середины замка... Да, Угука, в трамвае светло. Бери у Ратаба картошку, и клади в трамвай. В наш, я имею в виду. Да, привидения просачивались в руинину через подземный ход... Да, днём. А ты вспомни, каким днём! Мокро было, пасмурно, темно. А теперь на небо посмотри. Видишь облака?.. Правильно, не видишь. Потому что их там нету. А теперь бери картошку, и неси спасать. Ну живо все, живо! Ренегат с Сатаатом с Раытом на лодке за полдня до озера доплывут, да вторые полдня оттуда армия плыть будет!.. А астошей там штук триста живет, а любят они вас сами знаете, как... Вот именно, что «ой»!.. Давайте, шевелитесь, а то и половины добра спрятать не успеете! — и Ушастый пошёл вдоль сараев, лично наблюдать за ходом эвакуации.

Промотивированные извечным страхом лишиться припасов, который почти без борьбы пересилил страх перед привидениями, штоши вскоре деловито сновали туда-сюда, словно цепочка муравьев, волочащих добычу в муравейник. Аналогию усиливала на глазах растущая куча ценного: трамвай не справлялся с потоком вещей. Ушастого постепенно начали одолевать сомнения: удастся ли переправить всё это в замок в кабине хотя бы за неделю?

— Так.. значит, объём у нас девять кубометров... — прикидывал он вслух. — Допустим, забиваем не до потолка, остаётся шесть... Чёрт, и ещё кнопки — на боковой стенке, надо делать пролаз. Так, это ещё два кубометра долой... ЧТО, АСАТ? Не видишь — я думаю!.. Как — еле тянет?.. — и, сопровождаемый обеспокоенными штошами, Ушастый побежал смотреть, что случилось с трамваем, на который как раз закончили громоздить очередную порцию скарба. Гора ящиков, бочек и мешков чуть не задевала за контактный провод.

Свирепо отчитав первого подвернувшегося под руку, Ушастый сгрузил пару мешков с цементом — этого-то добра и на складе не меньше тоны — и нажал кнопку. Трамвай заискрил, загудел и тронулся с места с прытью, сделавшей бы честь одряхлевшей, больной черепахе. Ездового Горобдана, как назло, нигде не было видно: видать, смотался за огороды в самом начале паники.

«Ну почему никогда Каста рядом нет, именно когда он нужнее всего?» с тоской подумал Ушастый. И стал усиленно чесать в затылке: «Первое. Трамвай работает на электричестве. Второе. Электричество берётся из генератора. Третье. Генератор вращаем посредством Штошьего ручья. Четвёртое. Погода нынче жаркая, и ручей наверняка обмелел»

И Ушастый послал Шусю к генератору, посмотреть на прибор. Шуся через минуту вернулся с путаным докладом, что стрелка почти на нуле, «даже левее шкалы», и уж двухсот двадцати вольт никак не показывает. Ушастый с минуту мучительно раздумывал, что же ему делать, опасаясь за свой авторитет, а потом (в качестве предварительной меры) отправил группу наиболее сознательных штошей обшарить штошник, выключить все электроприборы, в том числе и лампочку в сортире, буде таковые будут замечены во включённом состоянии.

Через пару минут трамвай ожил и резво побежал к замку. Штоши вернулись, и доложили о пресечении попытки кухонной автоматики разогреть обед.

Через несколько часов, как ни странно, поток ценного иссяк, и Великую Пирамиду Барахла удалось окончательно перевезти к руинине с лифтом. Ведущий под землю облицованный металлом проход, если судить по реакции штошей, выглядел очень страшно. Вообще-то Ушастому верили, но какая-то тень сомнения всё ещё гнездилась в штошах. Чтобы развеять все сомнения, Ушастый взял с собой в лифт наиболее сознательных — Шусю, Асата, Волосатого и Проныра — строго-настрого предписал остальным ждать их, и обещал через десять минут привезти Каста, для руководства погрузкой. Захватив с собой мешок овощей, они вошли в трамвай предков, напоминавший изящно изукрашенный прямоугольный ящик чуть меньше двух метров в поперечнике и чуть больше трёх в длину. Равномерно светящийся потолок, мягкие диванчики вдоль стен — впечатление на штошей оказало сильное. Пройдя к торцевой стенке, Ушастый вдавил нужную кнопку из множества, разбросанных по разветвлённой схеме маршрутов. Увы, светились из них две: этой станции и центральной. Остальные тоннели, надо полагать, были завалены.

Двери бесшумно закрылись, едва ощутимый толчок ускорения — и тишина.

— Интересно, а мы движемся, или на месте стоим? — поинтересовался Шуся, осматриваясь вокруг. — Что-то уж тихо очень.

— Движемся, и весьма резво, — ответил Ушастый. — Весь путь до станции в середине замка занимает около трёх минут. Там мы пересядем в лифта — в которой, будь добр, не трогай никакие кнопки без моего ведома. Этажей там — огромное множество, от мобов мы пока зачистили далеко не везде. Да-да, поехав наугад — можно приехать прямо в пасть. И.. А, вот, кажется, прибываем...

Штоши невольно вздрогнули, когда дверь открылась, напуганные лекцией Ушастого про «прямо в пасть». Прибыли они, однако, куда надо. Огромный подковообразный зал центральной был ярко освещён и совершенно пуст, вход тоннеля, из которого прибыли — уже закрыт массивными створками, как и выходы множества других. Ушастый быстро погнал штошей в кабину лифта, где долго, нервируя их, отыскивал нужную кнопку: карандашные пометки каким-то образом уже стёрлись. Затем длительный, полный тревожного ожидания, подъём наверх...

— Ну, вот мы и на месте! — излишне жизнерадостно произнёс Ушастый. — Где же, однако, -Каст?..

Зал под куполом был не очень большим — метров двадцать в диаметре — но был довольно густо уставлен заумными машинами, с которых усердный Каст уже снял пыльную мешковину, и невпопад расставленными книжными шкафами. Проплутав минут десять и так и не найдя Каста, Ушастый уже начал было волноваться, но тут Шуся воскликнул:

— Ой, смотрите, что это там такое страшное висит?..

Ушастый поднял голову и обнаружил в самой середине купола огромный радужный пузырь. Под пузырём в неудобной позе висел Каст, подвешенный за ногу.

— Эй, что случилось? — окликнул его Ушастый.

— Снимите мня, как нибудь!!! Срочно!.. А то я тут уже второй час вишу... А как штоши? — невпопад ответил Каст.

— Всё в порядке, скоро будут все здесь, с преогромной горой барахла... Но что с тобой случилось?.. Ты не пострадал?.. Кто затащил тебя на такую верхотуру? И что это за хреновина под потолком? — забеспокоился Ушастый.

— Ну, это.. Помнишь, я вчера начал изучать машину, которая была обозначена «фабрикатор воздухоплавателя»? Ну, так я сегодня сумел её запустить — и получил эту вот сволочь... Пузырь, то есть. И кто бы думал, что у него такая подъёмная сила... Ну зазевался я, короче, ногой в верёвке запутался — и вот теперь вишу здесь, наверху. А пострадаю только если эта сволочь лопнет... Ну да он, похоже, долговечный... А это кто там, мне отсюда плохо видно... Шуся?.. Здравствуй, Шуся. У тебя, случаем, верёвки длинной с собой нет?

План снятия Каста с тридцатиметровой высоты разрабатывали почти полчаса. С верхней галереи добросили до него длинную верёвку, хорошенько закрепили её на противоположных сторонах зала, затем Ушастый тщательно прицелился, и прострелил пузырь из арбалета. Все ожидали, что тот лопнет, и даже уши заткнули предусмотрительно, но "сволочь" оказалась феноменально прочной, и решила продлить удовольствие, выпуская газ постепенно, и с рёвом вращая орущего Каста вокруг горизонтальной верёвки. Верёвка, по счастью, выдержала. Сдувшись до полуметрового размера, пузырь бессильно повис, напоминая сморщенный сухофрукт.

— Нда, эту бы прочность да в мирных целях! — тут же размечтался Каст, когда его, наконец, сняли. — Кстати... Ты, случаем, остальным штошам не обещал вернуться через десять минут?.. Обещал?.. Ну, тогда десять против одного, что ты их больше уже никогда не увидишь... Нет, не надо, лучше я к ним поеду.

И свежеспасённый Каст отправился на лифте с Шусей, Асатом, Волосатым и Проныром за остальными штошами. И как оказалось, вовремя: когда он прибыл на место — штошья масса уже была в критическом состоянии...

День выдался на редкость хлопотный: пока Каст руководил перевозкой ценного и акклиматизацией штошей в замке — Ушастый расширял жизненное пространство: открывал очередную дверь, включал свет, и зачищал от пастезавров все сообщающиеся помещения. Затем закрывал все ведущие дальше двери и заклеивал их бумажными полосками с надписью «Не входить!», а перед входом в зачищенное помещение вешал табличку «Проверено, мобов нет». Таблички изготавливал ленившийся таскать мешки Риласт, у которого неожиданно прорезалась способность к каллиграфии.

Как выяснилось — к центральному залу примыкало множество помещений, иногда довольно странно спланированных, но обычно довольно уютных. На штоший вкус угодить, однако, оказалось непросто. В первую очередь — из-за полного отсутствия кроватей. Не любящие вытирать ноги штоши считали, что стелить постель на полу — это противоестественно. Даже если пол — с подогревом. Пришлось Касту импровизировать на ходу, и битый час все штоши занимались только тем, что перетаскивали книги в штаб, на верхнюю галерею, и складывали штабелями. Зато из шкафов, положенных лицом вниз, получились отличные кровати...

Пришёл босиком Ушастый, держа в руке мокрые ботинки, и поинтересовался у Каста:

— У тебя никаких догадок не возникает, для чего понадобилась маленькая комнатка, в которой жутко холодно, а пройти в неё можно только через соседнюю, у которой пол залит горячей водой по щиколотку?..

— Не знаю, — опешил Каст. — А ты что, в ботинках по воде шёл?

— Ну, ты здешнюю технику знаешь. За полтыщи лет всё уснуло мёртвым сном, а как чье приближение почует — постепенно оживает. Ну, и у той комнаты пол был просто пылью покрыт, а по углам — дырки. Только я успел удивиться: везде пыли и следа нет, а тут — на тебе, как вода и хлынула. А в дальнем углу — вообще, как из шланга. Хорошо, я в эту комнату недалеко успел зайти, с головой бы окатило... Ну а теперь течет себе спокойно... Такие вот дела.

— Ну, насчёт того, для чего всё это было нужно — не знаю, — ответил Каст, — а вот от одной головной боли ты меня избавил. Через воду перекинем мостки, а в той холодной комнатке устроим овощехранилище, до тех пор, пока не расчистим дорогу на склад. Да, пока не забыл! Тут, кстати, Ыт и Ут открыли дверь, на которой «не входить» написано было, хорошо — обошлось. Они, оказывается, неграмотные, читать не умеют... Так что запустили мы с тобой культурно-массовую работу, надо будет при первой же возможности исправить.

Ушастый в ответ только спросил:

— И ещё. Как бы нам окрестности обозреть, не приближается ли неприятель?.. А то ведь до сих пор, чтобы во внешнюю часть замка попасть, за километр ездить надо...

— А это я уже выяснил, — ответил Каст. — Сопоставил планы, нашёл на схеме катакомб прямой ход без отвилок, там винтовая лестница наверх ведёт, с уровня катакомб прямо внутрь дворца. А выход с неё — каменной кладкой замурован. Я уже проверил — не дёргайся так, это в зачищенной части, ворота, обозначенные крестиком и двумя загогулинами. Мы с Шусей до конца прошли и дырку в той замурованной стенке продолбили. Оказалось — прямо в тронный зал выходит! Вот, как говорится, знать бы заранее - давно бы уже сюда добрались.

Короче. Если ты не поленишься немного поработать ломом — можем хоть прямо сейчас сходить, с надвратной башни окрестности осмотреть.

Ушастый согласился, и они, взяв фонарь и подзорную трубу, поехали на лифте на четвёртый подземный этаж к нужным воротам во внешнюю среду, преодолев затем утомительный подъём по тёмной винтовой лестнице. Ушастый быстро раздолбил хлипкую стенку и они вдвоем с Кастом не спеша преодолели знакомый маршрут от тронного зала до надвратной башни. Пока Ушастый, шумно пыхтя, поднимался на четвёртый этаж — сколько ж по лестницам ноги бить! — Каст обогнал его, установил подзорную трубу, приставил табуретку к опоре, чтобы достать до окуляра, и начал прочесывать окрестности, иногда отрываясь от трубы, чтобы сориентироваться.

Ушастый, наконец, вылез на крышу, плюхнулся на верхнюю ступеньку и начал шумно отдышиваться.

— Ну как там, неприятель не показался? — спросил он через некоторое время.

— Неприятель-то не показался, — задумчиво ответил Каст. — Если бы они хоть один костер на обозримом пространстве развели — я бы его невооружённым глазом заметил... А вот мысль ко мне пришла какая, Ушастый ты мой: А когда в последний раз мы осматривали горизонт ночью?..

— Да вообще никогда не осматривали, — недоуменно отозвался Ушастый. — Так ведь что ночью увидишь?.. Темень одну. Трубой этой по ночам только Шуся баловался, на звезды смотрел, кольца какие-то искал сатурновые. До экспедиции дело ещё было. Да... А потом, помнится, до трубы Ратаб дорвался, инвентаризировал, и с тех пор ей, считай что, и не пользовались.

— Вот именно, что темень, — саркастически заметил Каст. — И огни далёкие тоже видно, дымка не мешает. Я вот сейчас, например, имею счастье созерцать огонёк в астошьей крепости. За полсотни километров видно, между прочим... И год назад тоже было видно. И вообще, даже у человеков написано, что лучший способ найти жильё в лесу — осмотреть ночью горизонт. А теперь прикинь, насколько наш мир отличается от человекского. Таким образом, между прочим, можно не только жилье отыскать, но и многие вещи, от предков оставшиеся. Свет, Ушастый, это интереснейший признак...

Вот, взять к примеру деревни эти заброшенные, которых все штоши боятся, а Проныр вдесятеро больше боится. Ну, помнишь, мы на одну такую наткнулись, когда Врата ходили закрывать... Так вот, я как то раз не поленился сходить туда ночью. И что бы ты думал?.. Все дома потихоньку светились, белым таким светом. Жуткое, надо сказать, зрелище. От неизвестности жуткое. И дома стоят, как новые. А деревня, судя по летописям, лет сто как заброшена... Так что за боязнь развалин я штошей не виню, тем более, что светилось там очень похоже на привидение. Я, знаешь ли, еле себя заставил назад шагом идти — он в задумчивости умолк.

Ушастый, под впечатлением от его слов, задрал голову и осматривал горизонт, сверяясь по компасу. Когда глаза его окончательно привыкли к темноте — он заметил на востоке красноватое свечение. Собственно, это даже свечением нельзя было назвать. Так, ощущение на грани различимости... Ушастый направил в ту сторону трубу, и вскоре явственно различил гребень Великого кольца, чёрной тенью на чуть просветлённом, усыпанном звёздами небе. А потом различил ближний, более низкий гребень, тёмным силуэтом на фоне дальнего. Словно кто-то развел между гребнями костёр, ронявший неровные отблески на склоны хребта...

Ушастый недоверчиво отстранился, и тщательно протёр оптику. В последнее время, Каст специально провел серию наблюдений, изучая крепостную стену Гиблоземья. И однозначно доказал, что Кольцо состоит из двух неравной высоты хребтов, с глубокой долиной между ними. И высота хребтов, и ширина долины измерялись многими километрами, чтобы осветить такую махину, требовался, по меньшей мере, целый пожар...

Ушастый посмотрел туда снова. Красноватые отсветы всё ещё имели место, но уже угасали. Он долго и старательно чесал в затылке, пока Каст не вывел его из задумчивости, высказав предположение, что в долине между гребнями извергался вулкан.

У Ушастого упоминание о вулканах вызвало неприятные воспоминания о том, как его чуть не затоптали очумевшие от страха штоши.

— Да, мало хорошего сулит твое предположение, — пессимистично отозвался он. — Раз под ближним хребтом есть ров с водой, то есть озеро, на котором астоши живут — то почему между хребтами не быть рву, заполненному расплавленной лавой? Уж для того, кто такие горы воздвиг, это было бы сущим пустяком.

И, в таком случае, пешком нам туда точно уж не добраться... — Ушастый, пригорюнившись, снова уселся на ступеньку.

— Смотри, звезда падает! — вывел его из задумчивости Каст.

Ушастый спешно вывернул голову, не надеясь ничего увидеть, так как падающие звезды в мгновение гаснут... Но эта падала долго, почти две секунды, оставляя за собой красивый искристый след. Потом вдруг вспыхнула ярче, описала плавную дугу, и скрылась за стенами Гиблоземья.

— По крайней мере, кажется, туда есть ещё, за чем стремиться, — пробормотал еле слышно Ушастый.

Примечания:

Отретконил предыдущие главы. Инфернального языка никто не знает, даже алфавита, вся информация — из поздних переводов на гиперборейский (аналог русского в этой вселенной), потому старых летописей так ничтожно мало. Щыксащалл урсищрыщлреыт Ушастому ыкыклка лащлса ч 18-ыт хщычи.

Замеча́ние: начина́я с э́той главы́, я добавля́ю в не́которых слова́х зна́к ударе́ния. У по́льзователей Windows XP и ни́же он мо́жет съезжа́ть на одну́ бу́кву впра́во — э́то ба́г шрифта́ Verdana. Выходов у вас три: а). терпеть, б). обновиться до Windows Vista, в). установить себе свободный шрифт DejaVu Sans (скачать можно здесь).

Прим. авт.: угадайте, в каком десятилетии это замечание было релевантным ;p

* * *

— Сдаётся мне, а́стошьего нападения вообще не будет, — уверенно сказал Ушастому Каст, оторвавшись от расчёта удельных норм расхода колбасы. — Или они не настолько нас не любят, чтобы идти войной, или не поверили вернувшимся, или, что скорее всего, сочли увиденное ими здесь военной хитростью Ашаса. Мы их в замок хоть раз водили? Нет. И что по окрестностям нет других штошьих поселений, кроме штошника, они только с наших слов знают. Это лишь для нас — аксиома, а для них — вещь весьма спорная.

Ну, и что бы я, на месте а́стошьего руководства, подумал о рассказанном неграмотными рыбаками?.. — Каст сделал длинную паузу.

— Ну, и ?.. — отозвался Ушастый.

— Что хитрый Ашас понарассказывал этим рыбакам, а верные ему штоши коварно изобразили, что армии у Ашаса нет, а сам он слаб и демократичен — чтобы доверчивые а́стоши пошли на супостата войной, и сложили свои буйные головы под стенами неприступной его твердыни, замороченные хитрым колдовством, и окружённые несметными ратями штошей.

— Чёрт его знает... Может, оно всё и так. Мы же не знаем, что у них там происходит. А может, они просто редкие копуши, и по три недели в поход собираются?.. Но мне, знаешь-ли, вся эта пропаганда про «крепить оборону» уже поперёк горла стоит: утром промывай мозги штошам, днём промывай мозги штошам, вечером промывай мозги штошам, Угука глупость сморозил — опять промывай мозги штошам... Надоело!

И ведь что обиднее всего — даже человеки, которые предкам и в подмётки не годятся, уже лет пятьдесят владеют средствами разведки на расстоянии — взять те же самолёты. А мы тут, в цитадели, которую неделю сидим — и хоть что-нибудь путное из наследства предков извлекли, вроде тех же методов дистанционной разведки? Нет!

Эта тема была для Ушастого любимой мозолью в связи с одним печальным обстоятельством, выяснившимся на третий день после переезда в цитадель: продвинуться в инфернальном языке... Не удалось. Вообще никак. Нужна была зацепка, нужен был перевод на гиперборейский, в параллель к оригиналу на инфернальном. А таковых в природе существовало всего три... Все старые, ещё из архива — и недостаточно дословные при том! Среди книг цитадели же даже намёка на гиперборейские переводы не было и быть не могло.

Иии... Замкнутый круг. Хоть бейся лбом об стену. Даже алфавит — условно — удалось дешифровать на целых три буквы: «а», «ш», «с» — это если Ушастый правильно угадал, которое из слов означало «Ашас».

В результате все сокровища на инфернальном оставались недоступными. Что таили они?..

— И что меня начинает уже напрягать, — продолжил Ушастый, — так это то, что мы не всю цитадель ещё обследовали. Тут явно остаются потайные залы, и немалые!

— Думаешь? — забеспокоился Каст: и так под боком незачищенных монстрятников хватало, а если ещё какой-нибудь неизвестным остался... Мысль совершенно не вдохновляла.

— Мы чтобы насчёт неприятеля разведать до сих пор на надвратную башню пешком таскаемся, — желчно ответил Ушастый, — хотя у нас прямо над головой две башни торчат, которые её в три раза выше. Вопрос: как туда попадают?.. А никак. На поэтажных планах их нет, пространство под ними — такое же белое пятно, как колодец. Четверть надземной части этим неизвестно чем занята, и под землю почти до узловой станции тянется.

— Ну... По крайней мере, раз туда нет входа — значит и выхода для монстров, если они там вообще есть, — утешил его Каст. — Кстати, что-то заработался я... Как там со временем? Не пора опять идти проверять насчёт а́стошей?

— Ну их, — отмахнулся Ушастый. — Только сегодня утром смотрели. А́стоши, в конце концов — бывшие штоши. Наверняка до зимы завязли в вопросе, кто командовать будет, да сколько ложек в поход брать. Давай уж лучше атлас ещё раз прошерстим: может, мы с тобой чего где упустили.

— Да тут шерсти — не шерсти... — Каст издал тяжкий вздох. — Сизифов труд получается. Я ппоэтажные планы три раза от и до перерыл, для штошей даже таблицу названий составил, чтоб в лифте не путались. Ну, давай посмотрим ещё раз. — И Каст, вынув из-под стола, с натугой взгромоздил на стол широченный атлас замка, квадратная серебряная обложка которого была изукрашена крупными бриллиантами. — Весь стол, зараза, уже исцарапал, — ругнулся Каст, открывая атлас. — Ну вот, смотри: это у нас надземный этаж цитадели, это второй ярус, это третий... всё занято под жильё... — палец Каста скользнул ниже, вдоль слегка расширяющегося книзу подземного небоскрёба. — Второй этаж: тоже жильё... Чёрт, как плохо на этом глянце карандаш держится... И склады.

— Белое пятно раз, белое пятно два, — желчно прокомментировал Ушастый, высказав всё, что думает о ценности этих поэтажных планов. Плотная вязь контуров комнат и коридоров прерывалась небольшим кругом и большим овалом пустого пространства: колодец под центральным залом и пространство под башнями соответственно.

— Так... — продолжил Каст. — Третий этаж у нас частью занят барахлом, оставшуюся часть ты сам заколачивал, когда от зверья зачистить не удалось из-за хода во внешнюю среду. Вот интересно, какому особо умному предку пришла идея ничем не прикрытый проход в катакомбы во внешней стене цитадели прорубать? Когда этажом ниже — дюжины штатных?

— Ну, если б не тот идиот — нас бы здесь сейчас не было, — возразил Ушастый. — Сам же знаешь, изначально в цитадель можно было только через транспортную сеть попасть, у которой ближайшие станции — под оборонительными башнями, которые ближе, чем в полукилометре не располагались. Как бы мы догадались, что руина на полпути к штошнику, из которой привидения прут — это и есть вход в цитадель?.. Или что ничем не примечательный участок стены в тронном зале скрывает прямой и безопасный проход в цитадель?.. Чего я понять не могу — чем им штатный ход к тронному залу не устроил, зачем им в сторону бассейна с крокодилами буриться было — за водой они что-ли с вёдрами к нему ходили? Нет, я понимаю, тот ход внушительной решёткой оборудован, но она вбок отъезжает, а проржавело всё в хлам, не сдвинешь.

— Да? — оживился Каст. — Надо будет выкроить время, привести её в порядок, или замуровать если не получится. Хоть мы и двери забаррикадировали, и название выходов туда в лифте бумажкой с черепом заклеили — но мало ли что...

— Ладно, потом разберёмся, — прервал его Ушастый. — Дальше.

— Так, четвёртый этаж. Обширные залы непонятного назначения, выходы к прямым тоннелям до тронного зала, до склада, и к катакомбам всех уровней, где завры просто кишат. Холм наш изрыт этими ходами чуть менее, чем полностью, до глубины метров двухсот... Хорошо хоть эти-то выходы штатные, достаточно было просто ворота закрыть. Как считаешь, можно этот этаж объявить безопасным? А то у штошей проблемы с лифтом из-за этих ограничений.

— Погоди пока, — замялся Ушастый. — Тут, видишь ли, какое дело... Закрыть-то я ворота закрыл, а вот запереть пока не умею. Достаточно какому живоглоту снаружи в сенсорную панель потыкаться — откроются обратно, и начинай всё сначала.

— Ничего себе! — У Каста округлились глаза. — Как же тогда предки себе безопасность обеспечивали?

— Да обеспечивали как-то, нам просто знаний катастрофически не хватает, — отмахнулся Ушастый. — Вот выучу язык, поштудирую книги — авось и научимся всем этим хозяйством управлять. Ладно, дальше давай.

— Пятый этаж, — перелистнул страницу Каст. — Арсенал необъятный, где ничего современнее ржавой алебарды не сыщешь. И выходы к внутреннему кольцу оборонительных башен, от которых тысяча лет как одни фундаменты остались. Причём, двери не открываются, так?

— Так, — кивнул Ушастый. — Они не просто не открываются, они голосом отвечают — я благодаря этому слово «заперто» выучить смог, теперь знать бы, как оно пишется... Дальше, — поспешно оборвал себя он, заметив, что Каст готовится тяжко вздохнуть.

— Вот шестой этаж, последний, где есть белое пятно под двумя башнями. Тут какие — то могучие механизмы, опять же, неизвестного назначения. И заваленные ходы к внешнему кольцу оборонительных башен. — Каст перелистнул страницу, на обороте которой располаглась карта оборонительных сооружений. — Вообще странно, что мы хотя бы на их руины ни разу не натыкались... Ладно, дальше.

— Ну-ка, ну-ка, — остановил его Ушастый. — А вот эта вот линия — не Штоший ручей, случаем?.. Тогда, если он тёк там же, где и сейчас, то вот эта вот башня должна была стоять к югу от дороги на штошник, а эта — совсем рядом к северу...

Каст на мгновение задумался, припоминая современную карту:

— Привиденьево болото и Жуткая плешь, соответственно. Первое — просто участок болота, на котором ничего, кроме травы, не растёт, и тишина всегда нееестественная, второе — широкая впадина в лесу. Где, опять же, не растёт ничего, кроме жухлой травы, а деревья по краям — какие-то больные и чахлые. Обеих зон штоши очень боятся, и не стал бы их за это винить.

— Нда, — поёжился Ушастый — не зря, похоже, предки за такими толстыми стенами прятались. Будем надеяться, что их враги за эти тысячелетия вымерли. Ладно, давай дальше.

— Дальше у нас седьмой этаж — склады, на которых шаром покати, и узловая станция сети подземных дорог, тоннели которых или затоплены, или завалены...

Ушастый скривился, вспомнив, как его при открытии очередной двери просто смыло. Хорошо, дверь догадалась сама закрыться — а то кто знает, сколько бы этажей залило. И ведь ни капли из под заразы не просачивалось! Кто ж знал...

Каст, между тем, продолжал:

— С восьмого по двенадцатый — жильё, ты их сам от завров зачищал, лучше меня знаешь. Так... С тринадцатого по шестнадцатый — пиршественные залы, бассейны, библиотека, из которой все книги почему-то сюда были перетащены, и множество роскошных залов непонятного назначения. Дотуда завры уже не добрались, и дальше всё чисто, так?

— Точно, — подтвердил Ушастый. — Пешеходный пандус с двенадцатого на тринадцатый этаж оказался замурован — причём, заметь — обычной каменной кладкой — и дальше можно только на лифте попасть.

— Вот и ладно, хоть какая-то гарантированно безопасная зона есть, — порадовался Каст. — Хотя, с другой стороны... Откажи вдруг лифт — и оттуда не выберешься.

— Думаешь, он может отказать? — забеспокоился Ушастый.

— Да нет, перестраховываюсь просто, — успокоил его Каст. — Я лифт тщательно изучил. Принцип действия и способ подвода энергии так и не понял, но одно могу сказать точно: движущихся деталей в нём нет. Кабинка висит в воздухе, не касаясь направляющих. Как подвешена — не знаю, но точно не магнитным полем.

— А дверь — разве не движущаяся часть? — усомнился Ушастый. — Хотя её, в случае чего, можно и руками...

— Так дверь-то по тому же принципу устроена, — объяснил Каст. — Если внимательно присмотришься — она не герметичная, там небольшая щель. И дверь просто висит в воздухе рядом с кабинкой. И стационарные двери точно так же.

— Ну ничего себе, — подивился Ушастый. — Вот намудрили предки... Ладно, дальше.

Каст перелистнул страницу, с неудовольствием уставившись на почти пустой лист:

— На семнадцатом этаже помещений почти нет. А на этом поэтажном плане заразном показаны только контуры комнат, и ничего — о том, что расположено в толще стен. Лифтовые шахты, например, видны только как разрывы в массиве комнат. Остаётся предположить, что на этом этаже замурованы машины, дающие свет, тепло и воду. Так... Восемнадцатый этаж — двойной высоты, но там лишь крохотная комнатушка, с ворчливым пультом. Этажи с девятнадцатого по двадцать шестой — похоже, цеха и мастерские. Опять же, всё целое оттуда было перетащено в зал под куполом. Ну, и нижние, по сорок третий включительно... Склады материалов, лаборатории, а больше всего — опять же, комнаты непонятного назначения. Ниже них — бронированное дно цитадели. Всё.

Как видишь, ниже седьмого этажа нет ни одного хода во внешнюю среду, а все те, которые выше, нанесены на общий план катакомб... э... вот он, — Каст раскрыл разворот, пестревший ручными поправками: похоже, предки пытались дорисовать чернилами ходы, появившиеся намного позже цитадели, но их потуги смазались, лишь добавив грязи.

Ушастый поморщился: он тоже пытался сюда кое-что добавить, но лишь исцарапал и проткнул совершенно не державшую карандаш страницу, глянцевый материал которой напоминал скорее пластик, чем бумагу.

— Как видишь, ничего не упущено... — Каст подвинул к Ушастому атлас.

Ушастый некоторое время рассеянно листал страницы, на каждой из которых располагался бо́льший, чем на предыдущей, пятиугольник, составленный из комнат и коридоров. Потом Ушастый встрепенулся, и быстро перелистал несколько страниц.

— Белое пятно до последнего этажа, достопамятный колодец с привидениями, — язвительно напомнил он Касту. — Никаких мыслей не наводит?

— Ну, колодец... — недоуменно ответил Каст. — Ну, через все этажи. Но ведь не ниже же бронированного дна, которое подо всей цитаделью, я думаю...

— А ты это проверял? — перебил его Ушастый. — Колодца, формально, на плане нет, мы и не пытались найти туда дорогу на лифте. А если... — Ушастый зарылся в атлас, лихорадочно листая страницы, и вскоре с победным кличем ткнул пальцем в план сорок второго этажа, где в пустой кружок белого пятна колодца вклинивалась квадратная комнатушка — малюсенькая, но с выходом лифта. Ушастый перерисовал её название в свой блокнот, и отправился к лифту, искать его на стенах.

Через полчаса, когда Ушастого уже пару раз прокатили туда — сюда снующие по своим делам штоши, Каст начал опасаться, что вид самодержца, сверлящего взглядом панель с кнопками, может вызвать слухи и брожение в народе, и пошёл помогать. Ещё через час совместных трудов, кнопка с названием комнатки была, наконец, найдена — для чего понадобилось снять сиденье диванчика. Что окончательно укрепило уверенность Ушастого в важнейшем предназначении колодца. Вот только каково это предназначение?..

Сразу это выяснить не удалось: в мающемся от вынужденного безделья, заморённом научной диетой народе началось-таки брожение. Штоши, зевая от скуки, листали чудом уцелевшие экземпляры запрещённой литературы, собирались на кухне, шёпотом критикуя руководство, бегали по залам наперегонки, но что самое страшное — катались на лифте, наугад выбирая место назначения. У Ушастого при виде катающихся штошей вставали дыбом волосы, и нехорошо холодело внутри. Так что, следующие два часа они с Кастом сочиняли, Асат рисовал и раскрашивал, а Риласт надписывал поучительную историю в трёх плакатах, о том как штош (условный Пупкыт, чтобы никого не обидеть намёком) поехал кататься на лифте, угодил к пастезаврам, и что с этим Пупкытом потом стало.

— У нас, между прочим, гуаши запасной нету! — возмущённо напомнил начальству Асат, когда работа над последней частью триптиха подходила к концу. — Вот кончится сейчас красная — чем я потом рисовать буду?..

Ушастый в ответ проворчал, что после такого выразительного плаката красная краска ещё долго не понадобится.

После просмотра нового агитшедевра (некоторых при этом стошнило) штоши даже тяжёлые мешки какое-то время таскали по лестницам, в лифт шли, как на казнь, и нажимали дрожащими руками нужную кнопку, раз по семь сверяясь с бумажкой — не ошиблись ли.

— Ну вот, а теперь можно отправляться исследовать колодец, — с облегчением вздохнул Ушастый.

— Ага, как же, — остудил его порыв Каст. — Чтобы штоши увидели, как мы уезжаем на лифте, потом лифт придёт пустой, и все подумают, что нас съели? Кажется, переборщили мы с пропагандой!

Ушастый в ответ лишь громко и с чувством выразился.

Промучившись ещё полчаса, они, всё-таки, нашли выход из положения: под предлогом «проверки и инвентаризации вспомогательного электрооборудования» скрылись в складских помещениях, заткнув вход Проныром, о каменное «Не велено беспокоить» которого бессильно разбивались волны любопытствующих. Выход лифта складские помещения имели.

Квадратная комнатушка, на деле, оказалась пазом для бронированной двери. Метровой толщины плита из зеркально гладкого металла была опущена не до конца, выдавалась из пола словно некий сюрреалистический порог, отделяющий чистую и светлую внутренность цитадели от мрачного сплетения покорёженных конструкций, освещённого мертвенным зеленоватым светом. Ушастый молча перехватил оружие поудобнее и, прикрывая собой Каста, заглянул через край.

Внешняя сторона двери оказалась почерневшей и изъязвлённой, как и внутренность колодца, вдоль края которого шла полуразрушенная кольцевая площадка. Оплывшие металлическими сосульками перила, залатанные полусгнившими досками, обрамляли бездонно-чёрный провал, метров пяти в диаметре, над которым, откуда-то сверху, свисали заросшие грязью шары, дающие омерзительный зеленоватый свет. Задрав голову, Ушастый с удивлением обнаружил десятком метров выше остатки грубого дощатого потолка с большим проломом в центре, опирающегося на подозрительного вида бревенчатые подпорки, половина из которых отошла от стен, и вопрошающе нависала над головами: А стоит ли вам, уважаемые, тут шататься?..

— Лучше не чихай, — шёпотом предупредил Каста Ушастый, показывая на потолок. — А то как бы нам вся эта конструкция на головы не свалилась...

Заинтригованный Каст молча обогнул его, и заглянул вниз, через перила. Освещённый через равные промежутки такими же фонарями, колодец уходил в заполненную горячим маревом бесконечность. Каждый фонарь, ниже предыдущего метров на двадцать, располагался точно над очередным витком узкой крутой лестницы, свивавшейся в бесконечную улитку.

— Да. Ты, однако, был прав, — ответил Каст. — Дном цитадели колодец не кончается. Интересно...

— ТИШЕ!!! — в ужасе зашипел на него Ушастый, но было уже поздно. Сверху донёсся резкий треск ломающегося дерева, перестук сыплющихся брёвен... Ушастый сграбастал Каста подмышку, и рыбкой нырнул обратно в проём. Трухлявый потолок обрушился на площадку лавиной деревянного хлама и замешкавшихся пастезавров. Вся эта масса на мгновение задержалась, потом просела в середине, и разом ухнула вниз, как в воронку, не оставив на балконе даже перил. Лишь затихающий вой пастезавров донёсся из бездны... Пролетело отставшее бревно... Потом всё стихло, лишь из глубин доносилось замирающее эхо.

— Эх, жаль, что штошей с нами нет! — пробормотал Ушастый, поднимаясь с пола и отряхиваясь. — Какой чудесный пример зря пропал...

— Какой пример?.. — не понял Каст.

— Как это — какой? О том, что нельзя необдуманно наступать на деревянный настил, разумеется! И, главное, как педагогично было бы... Эх... — Ушастый махнул рукой на упущенную возможность, и опасливо выглянул на площадку.

Потолок исчез, вместе с фонарями и остатками перил. На кольцевой площадке теперь была почти полная темнота, лишь яркий белый свет из проёма и призрачное зеленоватое свечение снизу позволяли хоть что-то увидеть. Чуть выше того места, где был потолок, смутно угадывалось продолжение спиральной лестницы, первые полвитка которого валялись на площадке грудой спёкшегося металла. С лестницы, поблёскивая глазами и шумно облизываясь, глядели голодные пастезавры. Но прыгать самоубийц среди них не было — даром, что звери. Так что, вроде бы, можно было спускаться свободно, имея надёжный тыл.