В ноябре (гет)

— У тебя бывало такое: смотришь вниз с большой высоты, и вдруг появляется желание спрыгнуть?

— Нет, — нахмурился он. — Никогда.

С горными ущельями у Джеймса была своя история. Такая горькая, что стереть ее памяти еще раз могло показаться привлекательной идеей.

Он отвел назад мешающиеся волосы: здесь, на высоте, гулял ветер. Потоки плотного холодного воздуха с ближайших ледников долетали по каньону прямиком сюда, на небольшую площадку среди почти отвесных скал, напоминая — еще совсем немного, и окрестные хребты завалит первым рыхлым снегом. Но пока еще была возможность погреться под лучами низкого предзимнего солнца.

Это ощущалось как крошечная, но такая долгожданная передышка среди непрекращающейся гонки. Каким-то внутренним чутьем Джеймс понимал — это ненадолго. Нужно ловить каждый такой момент и наслаждаться — никто не скажет наверняка, что ждет его завтра.

Он постарался запомнить как можно больше: хрустально-синее осеннее небо с раскиданными по нему облаками странной, какой-то инопланетной формы, серые громады песчаника, нависающие над глубоким, поросшим лесом ущельем реки… Усиленные окружающими скалами шум воды на многочисленных перекатах и непрерывный шорох опадающих листьев… Вид их с Майей ботинок на фоне уходящей на многие метры вниз пустоты… Сидеть вот так на самом краю обрыва, бок о бок, свесив ноги с карниза- чем не достойное завершение маршрута?

Проснувшись утром, он некоторое время сам с себя недоумевал — с чего вдруг решил предложить эту прогулку? Но сейчас, поразмыслив, не мог не признать — это и вправду было нужно. Как минимум, ему самому. С каждым таким вот спонтанным решением, с каждым новым взглядом на мир Джеймс словно приближался ещё на шаг ближе к себе.

— Опять о чем-то задумался.

Он неопределенно повел плечами — да, все так, он постоянно о чем-то размышляет, — повернул к ней голову и улыбнулся уголком рта.

— Ну, может, о том, что это за облака здесь такие, — ответил он первое, что пришло в голову.

— О как… Запоминай, — Майя состроила преувеличенно-серьезное лицо, — ты имеешь счастье наблюдать довольно редкий вид так называемых «лентикулярных» облаков. Они образуются в горах при… Что тебя так развеселило, м?

— Знаешь, для этой лекции я выделю отдельную полочку в своей голове, — фыркнул Джеймс. — Откуда ты вообще слышала про такое?

— Оттуда, блин! Я вообще-то много читаю… Просвещаю тут его, понимаешь ли, а ему смешно, — с нарочитой сварливостью отозвалась она, но, не выдержав, рассмеялась. К ней вернулась ее обычная манера дурашливо шутить. Хороший знак.

Джеймс улыбнулся мягко, по-кошачьи, и взглянул на нее. Сегодня он ощущал себя иначе — спокойнее, увереннее, и то самое покалывание под солнечным сплетением, все чаще посещавшее его, уже не сбивало с толку. Наоборот — хотелось продлить его, сделать сильнее.

Он просто сидел и наслаждался видом того, как под порывами холодного воздуха колышутся её темные волосы, как солнце путается в выгоревших кончиках ресниц, до прозрачной яркости подсвечивает и без того необычный цвет радужки. Серо-зеленый с рыжими искорками. Наверняка после этого похода прибавится веснушек на бледной коже…

Майя отвела взгляд. Заправила выбившиеся пряди за уши и зябко растерла руки. Время словно завязло в янтаре. Джеймс перестал его ощущать, полностью погрузившись в созерцание. Он готов был поспорить на свою левую руку, что надолго запомнит этот день.

— Хорошо здесь, да? — он кивнул, и запоздало понял, что стоило бы ответить вслух, но она уже продолжила, словно ей не требовался ответ, — Вот и мне сразу понравилось, когда впервые тут оказалась. Как будто что-то родное встретила. Странно, но у меня вообще такое чувство, что я могла тут жить раньше. Ну или, по крайней мере, что это будет самым лучшим для меня местом, если бы пришлось выбирать, где поселиться…

Потому что представлять свою идеальную жизнь никто не может запретить, правда ведь? Додумывать, как бы все сложилось, поступи я по-другому. Кем бы могла стать, чем дышала… Кто был бы тогда рядом со мной, — она покачала ногой в воздухе и вздохнула. Где-то далеко внизу продолжали падать с тихим шелестом мертвые листья. — Но когда вспоминаю, кто я на самом деле — все рушится. Как будто яркая, настоящая жизнь — она для других людей… Для таких, как мы, вообще есть на неё шанс, как думаешь?

«Для таких, как мы»…

Они абсолютно разные, но похожи — Джеймс уверен — в одном: прошлое никогда их не оставит.

А еще, так уж случилось, они отпечатались в жизни друг друга. Вместе пробились к точке, в которой сейчас находятся, и речь тут совсем не о походе в горы.

Он протянул живую руку и, переплетя пальцы Майи со своими, легонько сжал. В этом и был весь его ответ.

Дорога обратно показалась ему куда короче, хотя возвращались они той же хорошо проторенной тропой по правому берегу реки. Стоило солнцу скрыться за горным хребтом, окаймляющим теснину, как все краски словно бы выцвели, несмотря на то, что до заката было еще прилично. Густо заросшие мхом и лишайником вековые деревья и нагромождения валунов казались декорациями к сказочному фильму. Бормотала среди обрывистых берегов река, со всех сторон доносился непрекращающийся шорох падающих листьев. Тихо хрустел под ногами сухой опад. И больше — никаких звуков.

У людей впечатлительных и нервных такие вечера в местных лесах иногда могут вызвать безотчетную тревогу, но не у Джеймса. Все его инстинкты молчали. Он был спокоен и просто двигался вслед за Майей вперед, время от времени отмечая, как она бережно перешагивает оголенные корни, с заметным сожалением касается мимоходом стволов деревьев — те уже несколько лет, как погибли но, если не присматриваться, выглядят живыми из-за покрывающего их мха. Он не мог не заметить — что-то в Майе изменилось, теперь она кажется ему другой. Более… настоящей?

Он не переставал крутить в голове слова, которые она сказала, несмело погладив в ответ большим пальцем тыльную сторону его ладони:

«Вернемся — попробую рассмотреть, что за пакость вшили тебе в мозг… Я хочу тебе помочь.»

Почему — он не спрашивал. Лишь отстраненно дивился тому, как за короткое время их знакомства его отношение к Майе успело измениться несколько раз. Пожалуй, теперь он мог хоть немного ее понять.

Джеймс остановился, скрестил руки на груди и подозрительно прищурился:

— Что-то интересное? — поинтересовался он у высоких густых зарослей справа от себя. Стоило им выйти из ущелья на тропу, ведущую к поселку, как Майя, радостно пискнув, резвым оленем ломанулась в придорожные бурьяны, и дальше — к каким-то жутким, похожим на мотки колючей проволоки кустам. Местный воздух явно пошел ей на пользу.

— Сейчас увидишь, — не оборачиваясь, бросила она. — Устроим тебе полное слияние с местной природой, чтобы было, о чем вспоминать холодными зимними вечерами!

— Э-э… Ты знаешь, я лучше воздержусь, — усмехнулся Джеймс. Хватит и того, что по пути она ухитрилась уговорить его попробовать буковые орешки. Ничего, кстати. Даже вкусно. А вот ее восторгов по поводу мелких диких яблок, в изобилии росших на правом берегу реки, он разделить не смог. Кисло, горько и сладко одновременно — спасибо, нет. Майя только рукой на него махнула и под завязку набила дичкой карманы своей куртки. — Кажется, ты и правда смогла бы тут жить. Уж с голоду точно бы не померла, с твоими-то познаниями.

— Так и есть, — она кое-как выбралась обратно на дорогу и попыталась отряхнуть одежду от сухих травинок и коробочек с семенами. — Бери. Сладкая.

На протянутой к нему перепачканной темным соком ладони лежала горстка кривеньких сизо-черных ягод… Ежевика? Да, кажется, он пробовал ее когда-то: на дворе стояла середина осени, с едой на линии фронта было в то время совсем печально, и они радовались даже таким вот мелочам, способным хоть немного разбавить скудный солдатский паек. Давно это было, очень… Перед глазами вспыхнули картинки из прошлого и он застыл, провалившись куда-то в сороковые.

Наверное, что-то отразилось на его лице. Майя тогда просто подошла, бережно взяла его за руку — левую — и ссыпала в нее половину своей добычи. А оставшуюся часть ягод, абсолютно не заботясь о манерах, просто закинула себе в рот. Знакомо уже, без слов, кивнула Джеймсу.

Он отмер, наконец, и сделал то же самое. Майя одобрительно улыбнулась. Губы у нее стали блестящие и алые от ежевичного сока.

Это точно происходит с ним?

Потому что за все время после «Озарения» ничего похожего еще не случалось. Бежать, падать, подниматься и, задыхаясь, бежать дальше, бороться, прятаться — все это было знакомо и привычно. Упорно тащиться вперед с грузом за плечами. Проживать растерянность, страх, ужас. Быть настороже — беспрерывно.

Но прямо сейчас он ощущал себя выдернутым в другое измерение, и чувствовал — от такой перемены что-то неосязаемое внутри постепенно раскрывается и встает на место, заполняя много лет пустовавшие лакуны.

Он вряд ли смог бы прийти к этому в одиночку.

Он не хотел больше этому противиться.

Он не стал останавливать себя, когда, оказавшись напротив Майи в гостевом домике, не позволил ей прикоснуться к своим вискам для очередного «сейчас-я-покопаюсь-в-твоих-мозгах», и медленно подался вперед. Ее глаза были невероятно близко, и Джеймсу показалось, что кроме них он больше ничего не в состоянии сейчас рассмотреть. Сквозь его тело словно бежал ток, лишая возможности нормально вдохнуть. Он замер, опустив ресницы, и тут почувствовал, как к его губам осторожно прикасаются другие — пухлые, чуть шершавые после долгой прогулки на холоде.

Поцелуй этот был робким, с привкусом поздних ноябрьских ягод.

Комментарий к Часть 12

*автор утирает слезы радости и сморкается в платочек*