Слизеринский Лев (джен)

— И что это было? — отдышавшись, спросила Илта у меня, как будто я имел какое-то понятие. Я без слов протянул ей яблоко из котомки — так ей точно станет легче.

— И раньше оставшиеся последователи колдуньи собирались в небольшие шайки, но это первый раз на нашей памяти, когда они напрямую атакуют нас. — ответил вместо меня Питер — Они не выглядят устрашающими…

На этих словах Гермиона дёрнулась, как от удара электричеством; сидящая рядом Люси молча погладила её по спине. Всё же королева была куда более вынослива перед лицом такой опасности.

— Но явно это совсем не те бандиты, с которыми можно было бы управиться за несколько дней. — продолжил король — Поэтому сейчас мы меняем планы. Опросим лесных жителей о разбойниках.

Он взмахнул рукой и приказал двум из охотничьих собак помчаться в замок за подкреплением. Псы без сомнений пустились в бег.

— Они хотят возродить власть Колдуньи? — спросил Сириус, крутя в руках так и не очищенный кинжал.

— Очевидно. — ответил я.

— И что же ими влечёт? По какому признаку они разделяют своих и чужих?

— По признаку верности Аслану или Колдунье, конечно же. Почему Вы спрашиваете? — обратилась Сьюзен, немного разочарованная тем, что любовь всей её жизни задаёт такие очевидные вопросы.

— Верность сама по себе из воздуха не рождается. Такая разнообразная компания — и все пошли за одним лидером. Что-то должно их скреплять, что-то большее, чем просто харизма вождя. — проворчал Блэк почти неслышно, сделав сперва вид, что ответ Сьюзен его удовлетворил.

Гермиона всё так и сидела, положив голову на колени.

— Нам тоже было страшно. Но мы не одни. — Люси взяла её руки в свои; гриффиндорка не сопротивлялась. Не от доверия, нет, а просто потому что не было сил на бунтарство.

— Я своими глазами видела, как наша последняя надежда умирала под руками таких же чудовищ. — продолжила королева ласковым голосом — Но она возродилась и я поняла, что эти существа далеко не так страшны, как казались мне сперва. Они слабые. Ты веришь мне, Герми?

Девочка промолчала.

— Нет, не верю. — ответила она честно — Не верю, потому что Вы… Ты меня не поняла, Люси. Я боюсь не того, что они нас убьют. Я боюсь этой… Женщины. У неё было моё лицо.

— Да ладно, ты куда симпатичнее. — улыбнулась Лаванда, но её дружелюбие потонуло в воздухе.

— Нет, я действительно как будто смотрела на себя! — всплеснула руками Гермиона — И мне показалось, что я тоже смогу стать такой! Неужели я смогу стать такой…

— Таким в принципе может стать кто угодно. — встрял в разговор я, стараясь говорить как можно менее эмоционально.

Гермиона встала на ноги, начала ходить из стороны в сторону, бурно жестикулируя.

— Я немного прочитала в библиотеке о том, что здешняя магия… Она позволяет так менять лицо и показывать людям их истинное будущее в самом страшном свете, чтобы запугать и подчинить. Мне казалось, что это выдумки. Мне вообще казалось, что ваши книги просто пытаются очернить волшебников из зависти. Что вы описываете их слишком злыми, карикатурно злыми, как персонажей детских мультиков. И теперь я вижу, как эта уродливая баба глядит на меня и я не могу отвести взгляда, я могу только принять. Вроде как… Вот какой ты будешь, когда падёшь. Я — это твоё завтра.

— Вот и приложите все усилия, чтобы не стать такой, мисс Грейнджер. — произнёс я, когда она перестала шататься из стороны в сторону.

— Какие усилия? — искренне и мягко спросила она; один из редких случаев, когда её голос не звучал так, будто она чего-то требует.

«Если бы я знал, я бы не был самым ненавистным профессором Хогвартса» — подумал я.

Я уже начал формулировать в мыслях какую-нибудь мудрость, представлял, что сказал бы Аслан, но Сириус ответил за меня. Вышел вперед, потрепал Гермиону по макушке, встряхнул за плечи.

— Герми. Слушай меня. Ты — дитя Гриффиндора, отважная львица. Вот и веди себя так, как тебя просит твоё сердце. Твоё чувство справедливости. Ты всегда боролась, так борись и сейчас. Ты сильная девушка…

Гермиона отвернула голову.

— Нет у меня больше никакого чувства справедливости. — горько ответила она — Как мне чувствовать, если я не знаю, что такое справедливость? Мне казалось, что всё, о чём мне рассказывают светлые маги в Хогвартсе — это и есть правда, но здесь всё совсем иначе. И хватит называть меня сильной. Если хотите сказать «у меня нет ответа», так и скажите.

— Герми, попробуй прислушаться к Аслану… — начала было Полумна, видя, как тщетны здесь все другие слова.

Но Гермиона резко одёрнула её.

— Не могу я слушать того, кто меня не слушает! — и рывком сорвалась с места, побежала к своей лошади, прыгнула в седло так ловко, будто всю жизнь училась джигитовке.

Разговор зашёл в тупик. Мы молча повели лошадей вперёд, позволив Грейнджер немного побыть наедине с собой.

— Бедная девочка. — только и сумел произнести Питер, поравнявшись со мной.

— Пройдёт. — попытался утешить его Сириус — Со всеми бывает.

Животные, которых мы пытались опросить, почти не имели понятия о новоявленной банде. По словам одной семьи барсуков, эти лиходеи объявились в этой части леса лишь сегодня, до этого о них не было слухов, простых животных и существ они не трогали, только запугивали и неудачно пытались перетянуть на свою сторону. Те звери, что были с ними — тот же ездовой кабан ведьмы — были молчаливыми и, скорее всего, поддались при помощи простой дрессировки. Не считая волков — то были обращенные оборотни.

Короли были на удивление спокойными. Когда я заметил это, Питер мне пояснил:

— Они только кажутся собранной командой, господин Снейп. Нельзя следовать Колдунье, когда Колдуньи нет. Даже та ведьма, что руководит ими, явно не способна на многое. Без хорошего лидера сложно добиться успеха. Я уже говорил, нам встречались такие шайки после войны. Думаю, причин для паники нет.

Повстречалась нам и уже знакомая дриада Астрель, они с Полумной обнялись так крепко, что на одежде у Лавгуд осталось несколько хвойных иголочек.

— Да, видела. — ответила она на королевские вопросы — Как раз мимо меня пробегали. Я сразу поняла, что с ними что-то не так. Но не сумела всех предупредить. Зато…

Тут она слегка раскраснелась.

— Зато я в них шишкой кинуть успела, Ваши Высочества. Прямо ведьме в затылок. — произнесла она смешливо, теперь походя не на элегантную леди, а на маленькую девчонку-сорванца.

Потом Астрель заинтересованно спросила у нас, что не так с «кудрявой дочерью Евы», отчего она такая грустная, ведь в первую встречу выглядела такой дерзкой, но Полумна жестами показала, что «кудрявую дочь Евы» лучше сейчас не беспокоить.

Опросы проходили долго и одни и те же ответы повторялись множеством разных языков. Я начал осознавать, что уже устал находиться в седле — утром будут ноги болеть.

Сделали привал, Лаванда занялась готовкой, Рон стянул с головы свой колпак и задремал, прислонившись к дереву. Гермиону, описывать, думаю, не стоит — лучше ей не стало. Как будто вот-вот начнёт плакать, а слёзы всё не идут наружу. Участливым королям было больно оставлять её наедине со своими проблемами, но, увы, они не знали, как ей сейчас помочь. Не знал и я. Подозревал, но что-то сдерживало меня от того, чтобы произнести это вслух.

Костёр трещал, летели рыжие искры. Сьюзен расплетала и снова заплетала косу, напевая что-то из шотландских народных мотивов и иногда с любопытством поглядывая на задумчивого, как статуя мудреца, Сириуса.

На словах «неси рождённого быть королём к морю, на остров Скай», Сириус отозвался на зов несчастной влюбленной сирены — начал насвистывать мелодию вслед за ней.

— Знаете? — только и спросила заворожённая Сьюзен.

— Ну, классика. — отмахнулся Сириус.

— Мне это Аслана напоминает. — попыталась королева завести диалог — Такое часто в песнях, о ком-то, кто вернётся на землю по пророчеству.

— Гнев народа молит о спасении от оков. — равнодушно произнёс её собеседник — Я здесь слышу то, что и для нас актуально.

«Наш край разорён; это чуждая речь,

Рассеянье верных и кровь.

Но в ножнах остыть не успеет меч,

как Чарли явится вновь».

— Устарело многое, конечно. — испортил он сразу же красивый момент — «Разорённый край», «чуждая речь». Такими словечками людей на огромное зло частенько подбивали. Вы же сами из Англии сороковых, на себе это зло испытали. Но суть одна — непокорство. Это и есть то, что делает песню актуальной. Просто промежуточный этап — не хотят покоряться одному королю, но хотят кланяться другому. Когда-нибудь короли и вовсе не будут нужны.

Как сверкали у бедной Сьюзен глаза, как ожидала она каких-нибудь высокопарных рассказов о борьбе и злодеях! Даже слова про то, что «короли не нужны» её не смутили. Но Сириус этого даже не заметил.

Эдмунд попытался растормошить Рона и расспросить его о том, что делать с Грейнджер.

— Не знаю. — искренне ответил рыжий гриффиндорец.

— Разве вы не давние друзья? — удивился Эдмунд.

— Друзья, но я её совсем здесь не понимаю. Ну, типа, даже вы не поняли, даже Снейп.

— И как нам быть? Может, отошлём её в замок? Хоть отдохнёт.

— Да она не устала, она думает просто. Потом думать закончит и будет как огурчик. — пожал плечами Уизли.

Я собирал травы, вёл дневник, кормил Илту. Опустился кровавый, тяжёлый закат, и когда все уснули, только Гермиона так и осталась в стороне. Сколько её не просили пойти спать, она повторяла тихим голосом «потом».

Меня сон так и не коснулся, я всё ворочался на месте. Вышел искать многострадальную Грейнджер, надеясь, что история с Лавандой не повторится. Не повторилась — моя страдалица стояла неподалёку от лагеря и ковыряла пальцем кору сосны, размазывая по стволу смолу.

— Замёрзнете. — пробурчал я; а мог сказать намного больше.

Она сделала вид, что не слышит. Строптивая гордячка, даже сейчас, когда, казалось бы, из-под её ног выбили почву.

Я молча и резко накинул ей на плечи мой атласный плащ, закутал, как гусеницу в кокон. Девочка повернула ко мне голову и, как и я не силился, не мог прочитать эмоцию на её лице.

— По всем приличиям сейчас полагается сказать «спасибо», но Вы не хотите благодарить негодяя, худшего профессора, изверга и мучителя детей? — грустно ухмыльнулся я — Понимаю. Слишком хорошо понимаю. Не говорите. Ненавижу неискренность.

— Не хочу больше жить. — прошептала девочка, теребя пальцами край моего плаща.

— Вот этого я уже вдоволь наслушался. — нахмурил я брови — Я ожидал от Вас большего. Такая глупость в устах той, что считает себя самой умной.

И в этот момент у Грейнджер словно упал с языка замок и она начала тараторить невпопад.

— Вот мне казалось, что я умная, но теперь я ничего не понимаю! Ни в чём! Даже не только умная, я думала, что со мной такого случиться не может никогда! Я же всегда хотела только добра, хотела помогать восстанавливать справедливость для всех! Меня так везде учили, и у маглов, и у магов. Не зря же шляпа сделала меня гриффиндоркой! Я никогда не отступала от нашего пути, по крайней мере, мне так казалось. Теперь я вижу, что, наверное, и путь был не тот. И лев ещё… Его же нет, да? Вам показалось… Его не может быть… — выпытывала она, будто и пропустив мимо ушей мою резкость.

— Нет, мисс Грейнджер, не показалось. И Вы не хотите, чтобы Его не было.

— Да мало ли что я хочу, он либо есть, либо его нет… — всхлипнула Гермиона.

— Вам так легко поверить в то, что показала Вам эта ведьма, но поверить в то, что Вы ещё не увидели, Вы не можете?

— Да. — призналась она без стыда в голосе.

Что-то мелькнуло между деревьями, блестящие туфельки примяли мох, светлые волосы сверкнули холодным лунным лучом. Гермиона с надеждой повернула голову: но перед ней, опершись на дерево, стояла всего лишь старая добрая мисс Лавгуд, неизменно бледная и излучающая свет. Какое разочарование для мисс Грейнджер.

— Тут у нас эпидемия сомнамбулизма намечается? — скрестил я руки на груди.

— Я же всё-таки полоумная. — хихикнула наша маленькая нимфа.

— Смеёшься надо мной? — спросила Гермиона обиженно, когда Полумна приблизилась к ней вплотную — Я теперь больше не «самая умная» и начинаю надеяться на всякие небылицы. Считай, что победила.

— Я просто подумала. Ты так боишься стать ведьмой…

— Я уже ведьма! Без палочки, но ведьма! — чуть не разрыдалась Гермиона, упав бессильно в открытые объятия Полумны.

— Ну, если тебе так хочется, я скажу «ты так боишься стать ТОЙ ведьмой». Но разве не ты говорила мне, когда рассказывала о книгах в библиотеке, что так хочешь всегда сама решать и делать свой выбор? Что мешает тебе теперь? Уж точно не Аслан у тебя этот выбор украл. — медленно чеканила Полумна непривычно строго.

Гермиона тихонечко ныла, прижимаясь к её груди.

— Плачь, плачь, не бойся. — улыбалась Полумна — Я никому не скажу. Можешь плакать.

— Полумна… — шмыгнула носом Гермиона, высвобождаясь из её объятий — Я устала. Я хочу уже наконец его увидеть.

— Ты хочешь Его увидеть? — строго переспросила Лавгуд, делая акцент на «Его».

— Да.

— Тебе может не понравится. Он может во многом с тобой не согласиться. В том, что ты считаешь самым важным.

— Ничего. — помотала головой Гермиона, немного неуверенно.

— Тогда увидишь. — улыбнулась Лавгуд.

— Когда? — с мольбой спросила Грейнджер, смотря то на Полумну, то на меня.

— Мы с профессором не носим Льва у себя в карманах, Герми.

— Но как-то же вы…

— Попробуй о Нём подумать.

— Я уже думаю!

— Ты о себе думаешь, о том, как ты, именно ты Его встретишь, что Ему скажешь. А ты о Нём подумай. Самостоятельно, отдельно от всего.

Гермиона присела под деревом. Закрыла глаза. Начала чего-то ждать, нервно постукивая пальцами по земле, подёргиваясь из стороны в сторону с нетерпением, как отличница, ёрзающая на стуле в ожидании того, как профессор заметит её. Полумна всё это время смотрела на неё с надеждой во взоре. Вскоре голова гриффиндорки медленно опустилась вниз, дыхание стало прерывистым, ритмичным, пальцы остановились. Уснула.

Я уже начинал замерзать без плаща; это была самая холодная, непривычная для лета ночь, которую я встретил в Нарнии. И как только я хотел сказать Полумне, что нам стоит вернуться в лагерь, к теплу, да и спящую Гермиону как-то туда отнести, как снова ощутил то самое горячее дыхание, заставившее меня забыть о плаще и о холоде. Это тепло нельзя было спутать ни с чём.

Я быстро обернулся и увидел. Снова. Улыбнулся — именно улыбнулся, а не ухмыльнулся, широко и осторожно, словно боялся, что улыбаюсь я как-то неправильно.

— Я так скучала, так скучала! — взвизгнула Полумна, сорвавшись с места и кинувшись Ему на шею, уткнувшись в гриву лицом.

Они заговорили, засмеялись. Как чудно самостоятельно выводить пером эти строки «Лев смеялся»… И самое главное, я даже не до конца уверен, можно ли назвать это смехом, тем смехом, который вызван шутками или рефлексами. Это было скорее похоже на песню, на мелодию — такой ритмичный, певучий смех, смех, который хочется слушать.

Полумна поманила меня рукой и в тот же миг я увидел приглашение и в синих очках моего господина. Приблизился. Поклонился.

— Спасибо. — вырвалось из меня.

Лев кивнул, показывая, что Он понимает, за что я Его благодарю.

— Помогите ей, пожалуйста. — продолжал я, совсем забыв, что мои слова может услышать и Полумна тоже — Если Вас не отвратил я, полный зла и мерзости, то Вы тем более не должны бросить её. Она ненавидела Вас, да. Но я не до конца уверен, что эта ненависть была обращена именно на Вас как такового, скорее, на то, как… Понимаете, в мире маглов говорят…

— Я понимаю её, Северус. — просто ответил Он.

Странно звучало это «понимаю». Ни как «одобряю», ни как «имею схожий опыт», при этом оно несло в себе так много веса, было ясно, что Он знает Гермиону, и не только её, так, как даже она не знает себя.

— Тогда я оставлю вас. — ещё раз поклонился я. Лев смотрел на меня не моргая, с лаской и сочувствием — мне даже не хотелось поворачиваться к Нему спиной.

Полумна взяла меня под локоть, мы медленно ушли в лагерь. Уже звёзды высыпали родинками и веснушками по пурпурному небу, запиликали сверчки, заухали совы.

— Вы такой хороший человек, профессор. — призналась мне Лавгуд перед тем, как отправляться ко сну.

«Не такой как Вы, мисс Лавгуд. До Вашего безумия ещё тянуться и тянуться нашим умам» — подумал я.

А сказал, как обычно, другое:

— Доброй ночи. У нас впереди тяжелый путь.

— Я Вас поняла. Доброй ночи. — таинственно шепнула она мне, удаляясь в темноту и растворяясь в ней, как блуждающий огонёк.