Избранный Света. Избранный Тьмы (джен)

Дадли — мальчик умный, мигом сообразил, что адреналиновое просветление и осознание действительности у родителей наступило в момент риска для его жизни. Чем и не преминул воспользоваться в последний день перед нашим отъездом. При этом он не придумал ничего лучше, чем попасть под машину на глазах шокированного семейства. Как тётю не хватил сердечный приступ, знает только её ангел-хранитель, а как она не пришибла любимого отпрыска, узрев того невредимым и ослепительно радостным, не подозревает даже сама Петуния. Но орала она самозабвенно, в надежде достучаться до совести сына. На что тот гордо просветил предков о превосходстве разума, расчётов и моделировании ситуации, за что огрёб уже от Вернона.

Эту семейную идиллическую сцену я и застал, когда, показавшись на лестнице со второго этажа, мутным взглядом окинул гостиную в поисках тех сволочей, которые посмели меня разбудить после последнего ночного рейда в компании друзей Дарела-младшего. Представляете моё удивление? Я вообще в первый момент подумал, что это наведённая иллюзия, и чисто на автомате применил рассеивание, чтоб скинуть наваждение и поприветствовать незваного гостя согласно моему настроению. Из-за несвоевременной побудки настроение в этот момент было крайне паршивым, и встречать неадекватного самоубийцу я собирался шаровой молнией. О том, что здесь всё же что-то не так, я понял лишь тогда, когда, не дождавшись исчезновения иллюзии, столкнулся взглядом с ошарашенным семейством, в немом изумлении взирающим на меня.

— Гаррет, я надеюсь, ты не собираешься спалить дом? — осторожно поинтересовался дядя, кивая на мою правую руку.

Я скосил глаза. В ладони зажат классический пылающий шарик, мда, спросонья и не такое учудишь.

— Дядя Вернон? — не менее осторожно спросил я, подозрительно окидывая взглядом замершую композицию.

— А это нуждается в доказательствах? — Дурсль уже пришёл в себя от моего неожиданного появления и понял, что пиромановские замашки я пока демонстрировать не буду.

— Нет, — мотнул я головой, прогоняя сонливость и гася заклинание. — Прошу прощения, со сна не разобрался и решил, что на нас напали.

И тут до меня дошло, что родственники на мой демонстративный файербол реагируют совершенно не так, как предписано закладками. Моя подозрительность вновь подняла голову.

— Ладно, нам нужно всем успокоиться, — заметила Петуния, отвесив Дадли подзатыльник. — Я рассчитываю, детки, что на сегодня это все сюрпризы, — с угрозой закончила она.

— Вали досыпать, Гаррет, — хмыкнул дядя, разглядывая тёмные круги у меня под глазами. — А с Дадли мы ещё поговорим о его поведении.

Дважды повторять не пришлось, я решил, что они разберутся и без меня.

Повторно я выполз к людям уже ближе к обеду, будучи в более благостном настроении и готовым к конструктивному диалогу без предупредительного метания молний. Тетя насмешливо фыркнула и на скорую руку организовала мне поздний завтрак. После чего села напротив гипнотизировать меня пристальным взглядом.

Ой-ёй, сейчас что-то будет. Я этот взгляд узнаю из тысячи. Что ни говори, а глава семьи у нас скромная домохозяйка, железная леди нашего времени. Я тяжело вздохнул, признавая поражение.

— Спрашивай уже, — то, что Дадли что-то намудрил, я ещё утром понял.

— Дадли тоже маг?

Я удивлённо дёрнул бровью. На чём это мы прокололись? Накопитель в браслете я отдал кузену уже давно, научил им пользоваться — методики из Кодекса Имперского мага он осваивает ударными темпами. Вот только активный режим накопителя блокирован, мало ли, ребёнку захочется покрасоваться и похвастаться, он сработает только в пассивном, при угрозе жизни и здоровью. Ну, и ударная доза адреналина в крови снимет блок, но братец-то об этом не знает. Так как?

— Тоже, — кивнул я. — Без оформленного магического ядра, но развитые энергетические каналы позволяют оперировать накопителями. Что он учудил?

Рассказ тети был эмоциональным и бурным, с перерывами на валерьянку, видимо, от такого потрясения женщина ещё не отошла. Зато мне сразу стало ясно, что Дадли я сильно недооценил, обо всём он догадался и даже эксперимент провёл. Знал ведь, зараза мелкая, что его жизнью я ни при каких обстоятельствах рисковать не стал бы.

— Мне страшно, Гаррет, — на Петунию было жалко смотреть, если в моей ситуации худо-бедно она смирилась, то возможность переноса навязанной ненависти на обожаемого сыночка приводила её в ужас.

— Не думаю, что всё так плохо. Материнский инстинкт — вещь страшная и бескомпромиссная, куда до него всяким ментальным закладкам. К тому же, мы разъезжаемся по интернатам и не будем мозолить вам глаза, это нивелирует остроту ситуации. Скоро всё закончится, тётя. Обещаю.

Петуния слабо улыбнулась.

— Не знаю почему, но я тебе верю. Не похож ты на ребенка. И не говори мне про детей индиго и магов, — отмахнулась она от меня рукой, едва я открыл рот. — Другим эти сказки будешь рассказывать. Дадли сможет стать волшебником?

— Может и хочет, — подтвердил я. — Он из тех, кто будет развивать свои способности до победного.

— Но палочку ему никогда не продадут, — возразила Петуния. — Магическое сообщество вещь в себе, а как они относятся к нормальным людям, я хорошо знаю.

— Во-первых, таковым магическому сообществу оставаться не долго, — парировал я. — Магам не повезло, с ними приключился я. А во-вторых, любые проводники — что палочки, что посохи — не способствуют развитию энергетических каналов. Это как езда на спортивной тачке — круто, престижно, но лишись её — и за профессиональным бегуном тебе никогда не угнаться. Так и с магами, большинство из них без палочки никто. Эффективно колдовать без артефакта способны единицы. Не нужно Дадли костылей, если через пару лет сведёт кривая дорожка с обычным выпускником Хога, то я, не раздумывая, поставлю на брата. Хук справа у него великолепен.

Тётя тихонько рассмеялась. В кухню вломились над чем-то ехидно хихикавшие, пропахшие бензином и свежескошенной травой Вернон с кузеном.

— Туни, прости, но газонокосилка ремонту не поддаётся. Мы её доломали. О, спящая красавица очнулась? — заметил меня дядя. — Тебе не рановато по ночам гулять?

Голос весёлый, а вот глаза серьёзные. Нет, всё же во вменяемом состоянии дядя мне нравится, пара дней в здравом уме — и он сообразит о не совсем законной подоплеке моих делишек.

— Пути отступления налаживал, вдруг из школы срочно сбегать придётся, — хмыкнул я.

— А как твои пути отступления связаны с двумя уродливыми скульптурами, спрятанными в любимых розах моей супруги?

— Что?! — встрепенулась тетя.

Упс. Заметили-таки. Дядя откровенно хохотал в голос, заметив мой сконфуженный вид. Дадли прятался за отцом, прикидываясь ветошью, глядя на пылающую праведным гневом Петунию.

— Розы не пострадали, — поспешил реабилитироваться я. — И это не статуи, а големы. На всякий случай, если кто вдруг заявится, его ждут два маленьких трудноубиваемых сюрприза. И если что, то каменюка в подвале — малый стационарный алтарь защиты. Не пинать, пожалуйста, — если уж сознаваться, то во всём.

С удовольствием смотрю на крайне удивлённые лица родственников. Вопрос о пострадавших розах снят с повестки дня. Кажется, пронесло. Обстановку разрядило недовольное ворчание Дадли, что-то о параноиках и отсутствии художественного вкуса. Это что, он так моих малюток оскорбил? Он их ещё в действии не видел! Дядя фыркнул, правильно расшифровав мой взгляд.

— Никаких экспериментов! Полчаса на сборы, и мы едем гулять в Лондон.

Дядя как-то позабыл добавить, что наша прогулка подразумевала тотальный шоппинг под руководством Петунии. Что это — месть за утреннюю попытку теракта, или Вернон боялся, что мы резко придумаем хитрую отмазку и бросим его в одиночестве выполнять роль носильщика тети, ринувшейся восстанавливать пошатнувшееся душевное равновесие классическим женским способом, я так и не понял. Но, тем не менее, стойко страдали, поддерживая Вернона из солидарности. Улучив момент, я дёрнул Дадли в сторону, скрывшись с глаз бдительных Дурслей.

— Ты что вытворяешь, забери тебя мироздание? — практически прошипел ему на ухо.

Кузен как-то странно спокойно посмотрел на меня в ответ, совершенно не впечатлившись моей нешуточной злостью.

— Понимаешь, Гаррет, я тоже хочу нормальных родителей. Хоть иногда.

Я ошарашенно замер, словно мешком пыльным прихлопнутый. Вот оно как. Я привык, что брат всегда рядом, молчаливо поддерживает и прикрывает и по факту носит звание личного ученика, будущий гений-изобретатель и опора строящейся Империи. Только я забыл, что при своём не по годам развитом интеллекте он ещё ребенок и ему, как и всем детям, хочется счастливого детства и любящую семью, а не тот суррогат, что вышел с моим появлением.

— Ты знал, что родители собираются в путешествие по Европе? На полгода? — внезапно спросил он.

Я отрицательно помотал головой. Теперь знаю. Раньше было не до этого, пытался подчистить все концы и укрепить позиции перед отъездом. Но, наверное, так будет лучше, отдохнут от нас, от Англии и ото всей сложившейся ситуации вообще. Столько лет острова не покидали, даже в отпуск Вернона. По крайней мере, подобное желание брата становилось более понятным, хотя я подобный риск считал неоправданным.

— Разблокируешь накопитель? — я с сомнением глянул на Дадли.

— Зачем ты мне его дал, если не доверяешь? — резонно заметил тот.

В чём-то он прав, доверять я ему не перестал, даже после сегодняшней выходки. К тому же, способ обойти запрет экспериментатору теперь доподлинно известен. Я согласно кивнул.

Домой мы вернулись к вечеру. Усталые, но довольные, мы — от встречи с диваном в ожидании скорого ужина, Петуния — от батареи брендовых пакетов, греющих душу, и от предвкушения посещения французских модных салонов. Я дяде сочувствую заранее.

Вещи к школе собраны были заблаговременно, способы связи обговорены и не единожды проверены, Дадли пришёл в бешеный восторг от сквозных зеркал и блокнотов с протеевыми чарами. Несчастной Байконур, ожидающей переезда в запертой клетке, осталась только декоративная роль экзотического питомца кузена, единственное, что радовало её в туманном будущем — её новый хозяин знал, что совы — хищники, и не собирался травить свою красавицу сомнительным печением. Мы с дядей вдумчиво играли в шахматы, Большой Дэ, дорвавшись до энергоёмких заклинаний, игрался с возможностями своей вожделенной игрушки. Вернон индифферентно относился к всплывающим в его поле зрения объёмным фантастическим иллюзиям, как Дарт Вейдер, охотно махающийся с кузеном на светящихся палках, сыплющих электрическими искрами при соприкосновении, и двигающимся предметам, ничего более серьёзного тот продемонстрировать не рискнул, боясь нарваться.

Идиллию нарушила тётя, когда решила проконтролировать, всё ли мы собрали к школе. Чемоданы Дадли почти без потерь прошли придирчивый досмотр на комплектность, укладку и наличие подозрительных железок, скандал разразился, когда очередь дошла до моего сундука. Возмущению Петунии не было предела, она с боем и яростными воплями выкидывала сложенные вещи, напрочь отказываясь слушать наши с кузеном оправдания, по поводу создания иллюзии и маскировки под того самого рекламированного Мальчика-со-шрамом, которого хочет видеть старый интриган. Она угрожала, что когда-нибудь мы подведём под монастырь нашу единственную женщину, на хрупких плечах тянущую непосильную ношу нашего комфорта, призывая в свидетели Вернона, что никогда и ни при каких обстоятельствах я не мог появиться на людях в том, что я посмел уложить в свой сундук. Да их бы соседи со свету сжили, и государство по судам затаскало за подобное обращение с усыновлённым ребёнком. Компромисс был найден лишь после долгих споров и демонстрации содержимого моего любимого рюкзака с чарами расширения, с которым я никогда не расстаюсь, в коем тётя обнаружила вполне приличные с её точки зрения предметы гардероба. Брезгливо поджимая губы, миссис Дурсль всё же согласилась в необходимости поддержания легенды и выбранной линии поведения, что не помешало ей подобрать мой школьный имидж неблагополучного ребенка по собственному разумению.

Всё же, наверное, мы с кузеном чересчур увлеклись предстоящим маскарадом, запихивая в мой сундук старую рабочую одежду Дадли.