Дуб, залитый солнцем (гет)

1935

Хлюпающие лужи под ногами ничуть не смущали Августина. Он добирался до работы объездными путями, так как его машина сегодня утром неожиданно сломалась. Он, чертыхаясь про себя, обходил ручьи и оставшийся снег, норовящий намочить его кожаные ботинки. Стояла ранняя, слякотная весна, и это тоже не скрашивало его настроения. Работа, выбранная им в начале 1933 года, давала свои плоды: Августину платили хорошую зарплату и одаривали социальными привилегиями, что, без сомнений, шло на руку. Зима в этом году затянулась и, по идее, уже должна была их покинуть, но кое-где все еще проскальзывал холодный ветерок, и лужи небольшими островками замерзали за ночь.

Строгое серое здание, напоминавшее храм смерти, пропитывало своей гнетущей атмосферой кварталы вокруг себя. Люди, тянувшиеся к нему, словно муравьи, стройными рядами заходили за большие деревянные двери и пропадали там до вечера, запираясь в своих крохотных кабинетах. Без угрызений совести, манимые хорошей зарплатой и одобрением партии, они помогли государству диктовать и навязывать свои ценности.

Как только Августин вошел в офис, на него сразу же накинулись его подчиненные с переделанными отчетами, сделанной документацией и предложениями по сегодняшней сводке. Августин, активно комментируя на ходу, лестно отзывался об их работе, ловя поток информации сразу из нескольких источников.

— Да, это вы хорошо сделали. — Мужчина пробегался глазами. — Нет, это переделайте, это ужасно! И сегодня положите мне на стол. — Строгий голос Августина лаконично доносил информацию до подчиненных. — Вы немного не в себе или забыли, кто перед вами, если сдаете мне это? У меня не десять рук, куда вы это мне пихаете?! — со злостью отвечал он, когда один из рядовых отдавал ему переделанную сводку. Августин только и слышал в свой адрес надоедливое «простите», вокруг него поднялись шум и гам, все хотели получить оценку их работы — толпа продолжала обступать Августина до самого его кабинета; товарищи по службе только сочувственно провожали его взглядами, Августин только и успевал на ходу отмечать внешний вид своих подчиненных и их манеры, которые не всегда были образцовыми.

В такие моменты он вспоминал, как так же однажды пришел на прием к Вильгельму, который точно так же, сидя за своим столом, пытался разгрести дела. Тогда Августин понимал, что у него больше нет никаких вариантов построить хорошую карьеру, и с помощью Вильгельма его направили на неплохую должность по рекомендации. Он быстро стал начальником отдела и хорошо закрепился в этой должности, не желая идти дальше, ведь понимал, что существует баланс: если пойдешь выше, с тебя будут больше спрашивать, и отвечать придется своей головой; если ниже — уберут как сошку после первого же провала; если ты посередине — то убрать тебя или нет — еще подумают, и не твоя голова полетит в случае чего.

Дойдя до кабинета, Августин со злостью захлопнул дверь и уселся в кресло. Нужно было решать вопросы, накопившиеся с выходных, хоть он и просидел всю ночь за бумагами. Алекс позвал его на кружку пива, а в конечном итоге они засиделись, и друга пришлось отвозить на другой конец города вместо того, чтобы доделывать накопившуюся работу. Черт побери, еще и эта машина сломалась, а бабка, проезжавшая в такси, так медленно из него выходила, преграждая дорогу, что Августин подумал, что точно опоздает. Свет просачивался медленно — струйкой, через шторы; в воздухе, если посмотреть внимательно, была видна пыль. Он сбросил пальто и стал быстро тереть ладони, чтобы согреть их: в кабинете было холодно — опять ночью плохо отапливали или не отапливали вообще.

Августин мельком взглянул на часы — было около восьми, сейчас начнется. Скучная, монотонная беседа, условия, маленькие сроки. Он закрыл глаза. Августин давно нормально не спал. Он достал из дипломата сводку по очищенным кварталам и документы, где значилось, сколько всего осталось коммунистов в Берлине. Его работа скорее походила на бумажную: он вел статистику, подсчитывание, и, запираясь в кабинете, не видел всего, что на самом деле происходило. Или же ему было все равно на это? Жизнь очень поменялась, и он радовался, что Вильгельм смог ему помочь с рекомендательным письмом, и на первое время Анна и он помогали ему освоиться. Да, они были замечательными людьми, и теперь жили на севере страны, уехав из Берлина. Родители же с тех пор, как прошел суд, содержались в психбольнице. Августин было отрадно от мысли, что они заперты там до конца своих дней. Он много раз прокручивал в голове события минувших лет — может, он слишком резок или слишком груб с ними? Но нет, он каждый раз приходил к выводу, что это не так, и он поступил верно.

Заседание шло скучно и неинтересно. Августин смотрел на толпы своих коллег, а они — на него. Делать было нечего — по крайней мере, Августину так казалось. Он вспомнил, что у начальника второго отдела, с которым он был знаком по службе, мальчик такого же возраста, как Юм, и они ходят в одну и ту же школу. Он мечтал о булочках, которые иногда печет ему Агнесса, когда он заходит к ней в гости после тяжелого рабочего дня. Августин наконец-то вспомнил, что не позавтракал. Юлиус, товарищ по работе, сидевший рядом, услышал урчание из его живота и шепнул ему на ухо:

— Ты снова забыл про еду? — сказал он, смотря саркастически и улыбаясь во все тридцать два зуба.

— Да, да. А ты снова смеешься над этим.

— Нет, просто я каждый раз удивляюсь, как ты не подчиняешься своему организму, а он тебе.

— Это долгая история.

Юлиус махнул рукой. Ему было это незнакомо: уж он-то любил поесть до отвала. В сравнении с Августином — стройным и даже немного худым — Юлиус был из крестьянской семьи и рос упитанным, питаясь маслом и салом.

Августин потер глаза. Только лишь под конец он выступил со своим докладом, и старший окликнул его, когда все уже расходились. Августин осторожно подошел, чувствуя, как внутри все сжимается. Его чуйка твердила ему о том, что ничего хорошего из этого не выйдет, но, как говорится, перемены либо приходят к тебе, либо, если ты не хочешь ждать их, то они заставят прийти к ним навстречу.

— Гауптшарфюрер, вы знаете, что теперь у вас меняется начальство? — офицер посмотрел на растерянного Августина.

— Нет, мне, видно, еще не успели это передать.

Офицер с издевкой окатил Августина ледяным взглядом.

— Так вот знайте — сегодня в полдень прибудет новый штандартенфюрер Артур Айзенберг, вам нужно его встретить и ввести в курс дела.

Августин чуть приподнял брови.

— Почему именно мне, а не вышестоящему?

Офицер прищелкнул пальцами.

— Потому что вышестоящие начальники сегодня уезжают. Не опозорьтесь, а то и ваша голова полетит с плеч, свободны.

Августин развернулся и вышел из кабинета, стуча каблуками по коридору. Что-то было не так, не мог просто так приехать к ним полковник. Может, срочное переформирование отдела и отряда?

Августин, зайдя к себе, стал анализировать ситуацию, но, не найдя ничего, к чему можно было бы прицепиться, понял, что не нужно строить сложные схемы, и набрал номер одного из своих подчиненных. Через минуту-другую к нему пришел Остман — человек, занимающийся в основном разжалованием офицерских лиц.

— Зачем вы меня звали, гауптшарфюрер?

— Найди мне некоего полковника Артура Айзенберга.

— Зачем он вам? — Августин просек, зачем он об этом спросил.

— Хочу понять, кто к нам приезжает.

Остман развернулся и пошел прочь, а Августин занялся работой. Остман был неплохой человек, однако очень уж скользкой рыбой. Он много на кого работал раньше и постоянно мутил воду со своей биографией, и толком никто не знал его истории. Каждый находящийся в этом здании имел одну интересную особенность: все имели очень темное прошлое, и никто не знал всей правды о них, поэтому, когда приходил кто-то новенький — особенно из начальства — это означало что-то недоброе. Все сразу настораживались, прекрасно понимая, что новое начальство — это обязательно новые увольнительные или запредельные, нелогичные требования.

* * *

Августин встречал Артура, невысокого мужчину сорока лет с едва заметными морщинами. Он поздоровался, как принято, и провел Артура в его кабинет, где он и расположился. Однако на выходе штандартенфюрер остановил его.

— Скажите всем, что я хочу послушать сегодняшние сводки и как обстоят дела.

— Сегодняшние сводки у вас на столе, штандартенфюрер. — Августин сразу понял, что перед ним упертый баран и что явно стоит ждать перемен.

— А я хочу послушать, как ваши люди будут рассказывать информацию. Это же вы у нас отвечаете за анализ? — Артур прожигал Августина насквозь.

— Конечно, я скажу своим людям, чтобы через пять-семь минут все были в зале. — На этом разговор был окончен, и Августин вышел из кабинета

* * *

— Приоритетными для нас сейчас задачами являются очищение кварталов на юго-западе и юго-востоке города. На данном этапе мы очистили… — Августин слушал битый час доклад, сидя с полковником рядом. И все время у Айзенберга оставались вопросы, он уточнял и уточнял; подчиненные Августина смотрели с недоумением и с мольбой, чтобы начальник спас их. Штандартенфюрер оказался допытывающимся до правды человеком, но он копал не там, где нужно, он тормозил там, где информация была правдивой, и копался там, где нет ничего темного. Августин закатил глаза; тяжело с ним будет, очень тяжело. Упертый и тяжелый человек, который каждые пять минут меняет свое мнение. После доклада они переговорили в кабинете полковника с глазу на глаз.

— Гауптшарфюрер, ваши люди работают плохо, а ваши действия неэффективны. Вы ведь понимаете, зачем меня сюда прислали? — Его холодный голос не производил на Августина никакого воздействия.

— Да, я понимаю, штандартенфюрер, но наш отдел признан лучшим. К тому же не делайте поспешные выводы: если бы мы плохо работали, нас бы убрали до вашего назначения. И не забывайте, что я отвечаю за анализ и сбор информации и за то, чтобы донести эту сводку до начальства, а уж какую информацию нам приносят — это вам нужно спрашивать другие отделы, — Августин смотрел, как Айзенберга выводят из себя его слова, — но это не повод расслабляться. Если это все, я могу идти?

— Нет, не можете. Вы не переживайте, Августин, я до других доберусь, просто с вас начал. Я не обвиняю вас ни в чем, просто говорю, что вам нужно, как заключительному отделу, требовать больше информации, фактов и многого другого, у вас очень скудные отчеты.

— Зато у нас нет воды. — Августин готов был отвоевывать свой отдел, но Артур быстро сдался.

— Принесите мне кофе, — раздраженно произнес Артур. Этот наглец Августин еще смеет что-то говорить ему в ответ?

— Я дам распоряжение, — закончил Августин их разговор и вышел, сжимая кулаки с огромной силой. Чертов Айзенберг. Августин выдохнул и мельком взглянул на часы —время подходило к вечеру. Он весь день потерял из-за начальства, какая досада.

Юм и Юнна остались сегодня у Агнессы и Александра, поэтому сегодня ему можно было не торопиться домой. А как там Остман, выяснил что-нибудь? Он заглянул, тихонько постучал кулаком по двери и получил положительный ответ.

— Что-нибудь выяснили?

Мужчина небрежно подал ему тоненькую папку. Августин открыл ее и мельком прочитал. Учился во Франции, служил там в подготовительных войсках, пытался поступить в морскую академию, но не прошел по причине хлипкого здоровья и поступил в архитектурный университет, откуда был выгнан из-за пьянства.

— И это все?

— Да, это все. — Остман дальше уткнулся в картотеку, а Августин пошел прочь, поблагодарив его. Как и предполагал Августин, что-то тут нечисто. И как-то не сильно правдиво выглядит его досье, может, оно липовое?

* * *

Тихий вечер проходил как обычно. До двенадцати часов Алекс и Августин обсуждали аграрную реформу, новые изнурительные налоги и служебные дела. Агнесса не мешала их беседе — она убирала вымытую посуду и ставила чайник. Алекс сильно изменился с тех пор, как они с Агнессой стали помолвлены: он постоянно говорил о работе и много брал сверхурочных, неплохо ладил с младшенькими и сильно интересовался политикой и бизнесом. Алекс жаловался на начальника, Августин поддерживал его в этом. Алекс работал в той же сфере, что и Августин, только в другом отделе.

— Что ты, Алекс, ты не представляешь, какого нам прислали! — Августин негодовал. — Артур Айзенберг, штандартенфюрер, мало того, что он просто загонял моих людей, так еще под конец и высказал мне свое пустое мнение.

— Артур Айзенберг? — Алекс приподнялся от удивления. — Неужели это тот самый, которого отстранили из военно-воздушного флота? Он тогда ушел с большим позором. — Августин пододвинулся к Алексу.

— Подожди, ты про него знаешь?

Алекс, отпивая из кружки горячего чаю, кивает.

— Да, знаю, про него много кто знает. — Августин молчит, как бы прося уточнений. — Он начинал карьеру в ВВС, был прекрасным летчиком, ему пророчили карьеру полковника, однако выгнали с позором, после того как выяснилось, что он, будучи заядлым бабником, обрюхатил дочку одного из генералов и отказался на ней жениться. Тот, недолго думая, немедленно убрал его оттуда, и больше о нем мало кто слышал, а теперь видно, куда он пошел.

Августин присвистнул.

— Подожди, я знаю, что он был выгнан из университета и вырос во Франции, что тоже странно, и потом он пытался поступить в морскую академию, но не смог по здоровью.

— Да он много куда тыкался, и никто ничего не знает про его детство, говорят, что он наполовину француз, — со смешком в голосе проговорил Алекс.

— И теперь такой моральный урод является моим начальником, ничего не скажешь… — Алекс попытался приободрить друга, но тот лишь отмахнулся. Алекс придал своему рассказу мало значения, а вот Августин серьезно задумался. Агнесса тоже не сказала бы, что на это следует обращать внимание, к тому же начальники всегда меняются и нет ничего более непостоянного, чем люди.