Под Созвездием Дракона (гет)

Примечание: Таймлайн — сразу после книги «Таня Гроттер и Птица титанов». Вечером после спасения птицы титанов Таня приходит в комнату к Медузии.

Музыкальная тема: Мари Краймбрери — Моя Красивая, Стой

Gruppa Skryptonite, Therr Maitz — Ты не верь слезам (LAB с Антоном Беляевым)

День выдался слишком утомительным. Поездка в леса Архангельской области, спасение птицы титанов и разоблачение всех шестерых участников пророчества. Ни одна догадка Медузии не ударила мимо. Все её подозрения оказались верны, вплоть до Тани.

Радовало ли её это? Больше нет, чем да. С одной стороны, ей было легче от того, что она не оклеветала собственную дочь подобными подозрениями, но с другой… С другой стороны, её девочке опять досталась не самая лучшая участь.

Но, что радовало безусловно, так это то, что всё наконец закончилось. Чума так и осталась в параллельном мире, а новые старые остались довольны тем, что умирать им в ближайший год не обязательно. Сложнее всего было с Бейбарсовым, в котором всё же была жилка искреннего подчинения Чуме. Она была слабой, но тем не менее он поддерживал в какой-то степени взгляды старухи, и убедить его в том, что ни к чему хорошему её победа не приведёт, было крайне сложно. Бейбарсов из здешнего мира был более понятливым в этом плане. Но даже и с ним с горем пополам удалось совладать.

Таню после возвращения Медузия лично отвела к Ягге, чтобы та тщательно её осмотрела на предмет проклятий и общего состояния здоровья. Ягге долго бурчала и читала девочке нотации, но все понимали, что она это делала по доброте душевной. Чем больше она кого-то любила, тем больше ворчала и ругалась.

В итоге Таня была осмотрена от макушки до пят и с чистой совестью отпущена в собственную комнату отдыхать. Последствий после парализующего заклинания не было, что не могло не радовать, но девочка была чертовски вымотана, и ей бы не помешало хорошо выспаться.

Медузии, кстати, тоже. Как выразилась Ягге, её истощение было видно невооружённым глазом. И она была права, ведь уже несколько ночей доцент Горгонова не могла спокойно спать, съедаемая переживаниями.

Сейчас она зашла в собственную комнату на преподавательском этаже, чтобы взять магсертации, которые ей нужно было разобрать завтра со своими магспирантами. В этой комнате она ночевала редко, предпочитая удобную спальню академика, примыкающую к его кабинету. За столько столетий это уже вошло в привычку, поэтому свою комнату она чаще использовала как дополнительный рабочий кабинет.

Медузия уже взяла в руки стопку бумаг и собралась выходить, как в дверь постучали. Не самое подходящее время для гостей. Стрелки часов уже перевалили за полночь, и большая часть школы уже давным-давно спала. Медузия снова засиделась, потерявшись во времени, и даже не сразу обратила на это внимания.

Она аккуратно положила стопку бумаг на рабочий стол и пошла к двери. Замок тихо щёлкнул, и Медузия внезапно замерла, удивлённо глядя на незваного гостя. От удивления она не сразу сообразила, что стоять вот так в полном молчании не совсем лучшая идея, но гость, смущённо переминающийся с ноги на ногу, очевидно тоже не спешил заговорить первым.

— Гроттер? — наконец вымолвила Медузия.

Её она меньше всего ожидала увидеть на пороге своей комнаты, да ещё и в такое время. Таня никогда не была здесь, никогда не приходила к ней. Что бы ни случилось, она избегала преподавательского этажа, очевидно выдерживая дистанцию со всеми. Исключение составляла лишь Ягге, поскольку она дружила с Ягуном, а тот частенько таскал всю компанию к бабушке. Да и Ягге была по своей натуре такой, кто не воздвигал чётких и строгих границ.

— Что-то случилось? — спросила Медузия, не дождавшись ответа.

Девочка выглядела понурой и очень озадаченной. Это заставило Медузию забеспокоиться.

— Нет, всё в порядке, — тотчас поспешила заверить её девочка. — Почти, — тут же исправилась она, а потом посмотрела на преподавательницу в упор и выпалила. — Просто один вопрос не даёт мне покоя, и только вы можете мне помочь. Я надеялась, что вы не спите, поэтому пришла сюда, и…

— Проходи, — перебила её Медузия и отступила к стене, пропуская девочку внутрь.

Таня прошла в комнату и остановилась возле стола, раздумывая, остаться ли на месте или сесть в рядом стоящее кресло. Потоптавшись на месте, она всё же присела, ожидая, когда Медузия закроет дверь и обратит на неё внимания. Женщина так и сделала. Дверной замок тихо щёлкнул, оповещая о том, что посторонние им не помешают, и Медузия села во второе кресло, стоящее по другую сторону стола.

Какое-то время они сидели друг напротив друга в молчании. Таня думала, с чего начать и как правильно поставить вопрос, а Медузия терпеливо ждала.

— Как вы узнали, что я одна из посланниц Чумы? — наконец выпалила Таня и в упор посмотрела на Медузию.

Брови Медузии удивлённо поднялись, и Таня отчего-то обратила пристальное внимание на глаза преподавательницы.

Насыщенно-зелёного цвета, но прозрачные, как только что обработанный маслом изумруд. Вокруг зрачка волокна более тёмного оттенка расходились во все стороны до середины радужной оболочки, создавая зигзагообразную границу. Глаза Медузии и впрямь были красивыми.

Прежде она никогда не видела их вживую. Только лишь в воспоминаниях двойника. Что именно так волновало ту Таню в глазах Медузии? Наверное, именно это положило начало подозрениям этой Тани.

— Помнится, мы это уже обсуждали, — педантично уточнила Медузия.

Однако в её интонации и мимике Таня уловила едва заметно мелькнувшее опасение, тотчас сменившееся облегчением. Она, очевидно, что-то скрывала. Что-то, чего не знал никто, оттого она и оберегала эту тайну особенно сильно. Но Таня тоже была настроена твёрдо, поскольку что-то подсказывало, что эта тайна касалась и её тоже.

— Вы ответили слишком размыто, и это натолкнуло меня на некоторые подозрения, — откровенно объяснила девочка.

Она и правда очень долго раздумывала над этим. Слишком много дорог сходились на Медузии. Слишком много совпадений. Слишком уж хорошо сама Горгонова знала её, что заподозрила в подобном, хотя Таня уверена, что едва ли её поведение сильно отличалось от поведения двойника. Медузия отчего-то была ключевой фигурой в этой истории и стала ещё более важным элементом, когда Таня получила абсолютно все — даже самые личные — воспоминания двойника.

— Помнишь нашу первую встречу в этом году? — внезапно спросила Медузия, внешне сохраняя спокойствие. — Мои волосы шипели на тебя, хотя никогда прежде этого не делали. Это был дурной знак, а я привыкла доверять своим змейкам.

Голос Медузии был тихим, но чётким. Она говорила, как будто резала скальпелем: точно и уверенно. Голос не выдавал ни единой эмоции. Только факты. И Таня догадалась, что в этом была её сила. Она умела мастерски держать себя в руках, чтобы ненароком ни интонацией, ни дрогнувшим мускулом не выдать то, что она готова была охранять до последнего.

— Было ведь ещё что-то? — с сомнением уточнила Таня.

Ей не верилось, что только лишь шипящие волосы натолкнули Медузию на подобные мысли.

— Я видела, как Агнесса атаковала зубец, за которым ты пряталась, — пустила в ход следующий аргумент.

Она не спешила вываливать всё разом. Она выкладывала каждый аргумент, ожидая на него Танину реакцию, и размышляла, насколько ей необходимо наличие следующего. Довольно мудрая тактика. Незачем любопытному рассказывать всё, стоит поведать ему лишь то, чего ему будет достаточно для удовлетворения собственного любопытства. Всё остальное же можно оставить себе, создав видимость полного подчинения желанию оппонента.

Умно. Слишком умно. Однако Таня тоже не была дурой и изучила все эти уловки ещё к первой тренировочной гонке.

— Там была не только я.

Их реплики были похожи на игру в шахматы. Каждый продумывал свои слова на три хода вперёд, ожидая от соперника любой ошибки или оговорки. Но они обе оказались достойными игроками.

— Да, не только, — подтвердила Медузия. — Но после похищения короны повелителя вампиров, твоего слишком неприкрытого любопытства к пророчеству и птице титанов и, конечно же, шипящих на тебя змеек, я взяла на себя ответственность предположить, что целью была именно ты.

Таня отметила, что аргумент действительно был решающим. Но её больше интересовало немного другое.

— Я перефразирую вопрос. Почему именно я? Почему вы обратили такое пристальное внимание именно на меня? Ведь из всех шестерых моя маскировка была не самой плохой.

В глазах Медузии что-то мелькнуло, и Таня поняла, что попала в самую цель. Задала самый правильный вопрос. Однако в планы доцента Горгоновой не входило заходить в этой теме настолько далеко, поскольку она произнесла:

— Это мы обсуждать не будем. Среди бессмысленных разговоров существуют те, чей смысл теряется ещё до начала самого разговора. Я скажу тебе то, чего не сказал Сарданапал. Когда твоё сознание и сознание здешней Тани объединятся окончательно, наш с тобой разговор исчезнет из твоей памяти, если мы продолжим.

— Почему? — сорвалось с губ Тани, прежде чем она успела подумать.

Её лицо выражало неподдельное изумление. О таком исходе она точно не догадывалась и не понимала причин. Сарданапал говорил, что, когда оба сознания сольются воедино, Таня будет помнить обе реальности. Но отчего же тогда именно этот разговор должен исчезнуть из её памяти?

— Потому что так устроена наша память. Когда два сознания объединятся, то ты будешь помнить обе развязки событий. Ты будешь помнить и как жила у Дурневых, а потом училась в Тибидохсе, и то, как жила в мире, где всем повелевает Чума, что готовила вас для великой гонки. Это основа вашего сознания, и она никуда не денется. Но сейчас ты пытаешься проникнуть туда, куда ей путь закрыт. Ты готова к этому разговору, но она — нет. И так уж устроена наша память, что она блокирует всё, что может её травмировать. Это не станет типичной формой амнезии, поскольку сознания ещё не объединились, но когда процесс закончится, это воспоминание просто исчезнет. Если мы продолжим этот разговор, ты не вспомнишь его через год. Возможно, ты будешь помнить, что приходила сюда, что тебя что-то интересовало и что даже получила ответ. Но что именно тебя беспокоило и что именно ты от меня услышала, ты не вспомнишь. Поэтому далее продолжать я считаю бессмысленно.

Таня на несколько минут замолчала, обдумывая только что услышанное. Она помнила, как в лопухоидных учебниках по психологии читала что-то подобное. Но ей и в голову никогда не приходило, что волшебники тоже с таким сталкиваются.

— Мне кажется, что я и без того знаю ответ. Но мне бы хотелось услышать его от вас. Тем более что вам нечего бояться, раз уж я всё равно это забуду через несколько месяцев.

Голос Тани слегка дрогнул, но она быстро взяла себя в руки и продемонстрировала свою уверенность и непоколебимость взглядом.

Эта Таня была более острой на язык, более упрямой и более грубой. Но и в ней теплился какой-то внутренний страх, который Медузия всё ещё не могла разгадать полностью.

— Зачем тебе это? — вдруг спросила Медузия, внимательно всматриваясь в её лицо, пытаясь понять её истинные мотивы.

Таня наигранно хмыкнула, закинула ногу на ногу и так же в упор посмотрела на Медузию.

— Ну… Как бы вам объяснить? В её воспоминаниях всё зацикливается на вас. И мне не даёт покоя, почему.

Взгляд Тани стал испытующим, а в голове Медузии всё отчётливее укоренялась одна единственная мысль: «Она знает».

— Что ты имеешь в виду?

— Когда я впервые захватила её воспоминания, первым, что я вспомнила, были ваши глаза. Много воспоминаний, связанных с вашими глазами. Не видя вас никогда, я могла воссоздать изображение ваших глаз вплоть до мельчайших деталей. Это первое.

Таня говорила тихо, но уверенно, перенимая манеру Медузии, а та, в свою очередь, молча слушала её, пытаясь скрыть жадный интерес к тому, какое место на самом деле занимала в жизни той Тани.

— Вторым открытием для меня стало то, что в самом начале в вашем присутствие двойник сопротивлялся сильнее. Словно к вам она тянулась сильнее, чем к любому другому, и ваше присутствие давало ей сил.

— Она — это ты. Перестань говорить о себе в третьем лице, — сделала замечание Медузия.

Таня на несколько мгновений задумалась, а потом медленно кивнула. Доселе она намеренно разделяла их, боясь, что если начнёт говорить о своём двойнике как о себе, то это сотрёт границу между ними и сблизит слишком сильно, подписав ей смертный приговор. Но сейчас эта мысль больше не воспринималась как что-то чужеродное.

— Ещё в моей памяти слишком часто всплывал один сон. Я была ещё ребёнком и жила на лоджии у Дурневых. Было очень холодно, и я вся дрожала, а вы прижимали меня к себе и отогревали согревающими чарами.

Лицо Медузии тотчас изменилось, приобретя изумлённое выражение. Однако, кроме изумления, на нём ещё и чётко отпечатался страх. Таня, не успев закончить, уже поняла, что её догадка оказалась верна.

— Сначала я поверила, что это и впрямь было сном. В конце концов, что не приснится перед экзаменом по нежитеведению? Но потом, когда начала анализировать другие воспоминания, я поняла, что это могло произойти и на самом деле. У меня не было уверенности до этой минуты, но сейчас по вашему выражению лица я могу быть уверена в том, что права.

Голос Тани был твёрдым и торжествующим. Она гордилась тем, что додумалась до этого так быстро и не промахнулась. Однако в глубине души её всё ещё пугало то, чем всё может обернуться.

— Что-то ещё? — сдавленно спросила Медузия.

— Вы всегда были рядом. Всё, что я помню о времени, проведённом здесь, всё связано с вами. Вы всегда поддерживали меня и спасали. Переживали за меня после того, как я побывала у титанов на первом курсе. Защищали меня от Поклёп Поклёпыча, когда я уснула в ангаре у Гоярына. Вытащили с Исчезающего Этажа, хотя до сих пор не можете себе простить зомбирования. Утешали меня после того, как меня перевели на тёмное отделение, и после матча со Сборной Вечности. Каждый раз, когда я плакала, именно вы были рядом, чтобы успокоить меня. Даже в Дубодаме спасли меня.

Голос девочки с каждым словом становился всё мягче. Медузия отчётливо слышала в нём благодарность и признательность, но впервые боялась того, что услышит дальше.

— Неудивительно, что после такого первым, что пришло мне голову, когда я лежала парализованная и слушала угрозы Бейбарсова, было: «Медузия Зевсовна всегда приходит за мной».

— Как ты сказала? — резко перебила её Медузия.

Она была обескуражена этой фразой. Ведь когда-то… Нет, это невозможно… Этого просто не могло быть… Она никогда не…

— Медузия Зевсовна всегда приходит за мной, — повторила Таня, наблюдая за реакцией женщины. — Именно так я подумала, когда Глеб рассказывал о своих планах. И, очевидно, я не ошиблась, когда решила, что эти слова всё доказывают.

Таня замолчала, а Медузия не спешила нарушать образовавшуюся тишину. Они сидели так несколько минут, смотря друг на друга и не произнося ни слова. Обе пугливо молчали, боясь продолжить. Боясь поставить точку в начатом разговоре, после которого всё станет только сложнее. Это мгновение стало бы точкой невозврата. Таня забудет об этом через несколько месяцев, но вот Медузия будет помнить весь этот разговор до мельчайших подробностей. Будет помнить и прокручивать в памяти каждое сказанное и услышанное слово, каждую интонацию, каждое выражение лица. А для Тани следующие несколько месяцев покажутся адом, потому что она будет цепляться за эти воспоминания до последнего, но всё равно не сможет их сберечь.

— Почему? — тихо спросила Таня, не утруждая себя излишними пояснениями, которые Медузии уже и не требовались.

— Потому что ты — моя дочь, — прошептала Медузия.

Слова были слишком предсказуемыми и ожидаемыми, но всё равно прозвучали как гром среди ясного неба. В тишине раздался сдавленный вдох девочки. Одно дело было предполагать и строить догадки о том, что преподавательница, занимавшая все мысли двойника, окажется её матерью, и совсем другое — услышать это наяву. Весь мир Тани Гроттер сейчас переворачивался с ног на голову. Она всю жизнь жила с мыслью, что она одна. Всегда была. Она знала, что её родители мертвы и никого у неё не было.

Обе Тани из разных миров были одинаково несчастными и одинокими. Обе оплакивали своих родителей по ночам с одной лишь разницей, что одна делала это открыто, а вторая — маскировала безразличием и говорила, что те заслужили смерти, раз позволили себя убить.

Но сейчас… Сейчас всё ломалось внутри неё. У неё никогда не было возможности оплакать своих родителей. Впервые она сделала это уже в этом мире, когда нашла вырезку из газеты с их фотографиями. Она плакала всю ночь, не имея сил остановиться.

У здешней Тани было огромное преимущество. Она могла смотреть на их фотографии, спрашивать о них у тех, кто был с ними знаком. Она знала их историю и не боялась говорить о том, как любит их и как ей их не хватает. В то время как в мире Чумы не было ни единой фотографии Гроттеров и ни единого достоверного факта об их жизни. В том мире запрещалось говорить о них и выражать тоску и скорбь.

У здешней Тани были живые родители… В том мире ни Медузии, ни Сарданапала не было. Таня не знала, были ли они мертвы или заточены в темницах, но ни один из вариантов не казался лучше другого. Оба варианта подразумевали её полное одиночество.

Медузия встала с кресла и медленно подошла к Тане. Девочка не сразу поняла, что та собирается сделать. Лишь когда женщина села на подлокотник и притянула её к себе, прошептав: «Иди ко мне», Таня почувствовала, как по её щекам ручьями бегут обжигающие слёзы.

Она почувствовала, как рука Медузии обняла её за плечи и мягко подтолкнула её к себе. Прошло не больше секунды, а она оказалась крепко прижата к её груди. И это стало той самой соломинкой, переломившей хребет верблюду.

Её никогда не обнимали. Никто. Её никогда не гладили по спине или голове в попытке утешить. В том мире любые проявления нежности были запрещены. Любые объятия были запрещены. Нельзя было иметь друзей и доверять. А сейчас она чувствовала, как её прижимали к груди и успокаивающе гладили по спине.

Это был первый раз, когда она смогла полностью отдаться ощущениям и позволить себе безнаказанно наслаждаться этим.

Слёзы продолжали бежать по щекам, а дыхание слегка сбилось. Таня зажмурила глаза и долго сидела неподвижно, боясь пошевелиться. Медузия шептала что-то успокаивающее, и, казалось, среди её слов даже мелькало тихое «Прости».

Тане потребовалось несколько минут, чтобы протянуть руки к Медузии и обнять её в ответ. Сначала это было неловкое осторожное касание, но спустя мгновение девочка осознала, что сжимает преподавательницу в объятиях слишком сильно. Ей казалось, что ещё немного, и она могла бы переломить её рёбра от того, насколько сильно сжимала, но ослабить хватку при всём желании не могла.

Она не знала, как нужно обнимать людей. Как делать это правильно и без риска причинить боль. И она делала это по наитию. Она цеплялась за Медузию так, словно та могла исчезнуть в любое мгновение, и Таня пыталась её удержать.

Она злилась, винила их с Сарданапалом во всём, что она пережила без них, но где-то в глубине души… Именно сейчас… Ей было необходимо это объятие.

Медузия тоже не ослабляла хватку, словно чувствуя страх девочки снова остаться одной. На деле же, пытаясь в очередной раз урвать у жизни лишнюю минуту побыть с дочерью вот так близко. Она жила этими краткими мгновениями уже больше пятнадцати лет.

Почему всякий раз, когда они могут вот так сблизиться, это причиняет боль её дочери? Почему всё это неизбежно должно заканчиваться болью и страданием? Каждый раз…

Медузия тайно боялась той минуты, когда эмоции отпустят Таню, и она снова начнёт мыслить рационально. Боялась тех вопросов, которые она задаст. И до ужаса боялась её осуждения и непонимания.

Ничто не могло оправдать тех лет, что ей пришлось прожить у Дурневых. Ничто не могло оправдать тех слёз, что ей пришлось выплакать по их с Сарданапалом вине. И она будет целиком и полностью права, выдвигая претензии и обвинения. Но… Спасение её жизни стоило всего, что было. Если она не поймёт и не примет всех доводов и аргументов, это всё равно будет мéньшей ценой за её жизнь. Даже если в конечном итоге это навсегда разобьёт не одно сердце.

Медузия, забывшись в своих мыслях, неосознанно поцеловала Таню в макушку, запоздало понимая, что возможно не имела на это права. Даже рассказав всю правду, это не сближало их до того уровня, когда она могла бы целовать свою дочь.

Однако Таня не шелохнулась, не отпрянула, не оттолкнула её. Она продолжила сидеть, отвечая на её объятия. Изредка всхлипывала. Совсем тихо. Но основной поток слёз прошёл, и Медузия ждала, когда на неё посыпятся вопросы.

Прошло ещё несколько минут молчаливых объятий, прежде чем Таня окончательно взяла себя в руки. Она медленно ослабила хватку и зашевелилась, освобождаясь из объятий. Медузия тотчас убрала руки, ожидая дальнейших действий девочки.

С потерянными объятиями стало как-то слишком пусто. Сейчас отпускать её оказалось в разы сложнее, чем пятнадцать лет назад. Тогда это было больно. Сейчас — невыносимо. Она уже отпустила её однажды. Нашла в себе силы отпустить, но что делать сейчас, когда сил больше не осталось?

Медузия обняла себя за плечи, не зная, куда деть руки, и слегка поёжилась, вставая с кресла. Таня начала активно тереть глаза, избавляясь от любого следа слёз, но в итоге только усилила и без того имеющееся покраснение глаз.

Медузия отошла к окну, давая Тане возможность прийти в себя наедине с собой. За окном была ночь. На небе ярко сияли звёзды, и Медузия по недавно появившейся привычке, сразу же нашла созвездие Малой Медведицы и рядом мысленно провела ломаную линию из четырнадцати звёзд, завершающуюся трапецией. Искать созвездие Дракона на небосводе стало в последнее время новой формой успокоения.

— Почему вы выдали меня за дочь Гроттеров и отправили к Дурневым? — наконец раздался тихий вопрос за спиной.

Медузия резко обернулась и увидела, что Таня тоже уже встала и стояла возле стола, внимательно смотря на неё. Тоже обнимая себя за плечи. В глазах её читалось непонимание и слабая обида. Если в её мире их по какой-то причине не было вообще, то в этом мире они самостоятельно отказались от неё, и это воспринималось как самое большое предательство.

— Потому что… — Медузия запнулась на полуслове, внезапно не зная, какие слова подобрать. — Потому что Древнир написал пророчество, в котором говорилось, что ты можешь погибнуть, если останешься с нами, — сдавленно прошептала она.⁽¹⁾

Сейчас данный аргумент впервые казался недостаточным. Это звучало и вполовину не так, как было на самом деле. Этого было недостаточно, чтобы объяснить ребёнку, что его обрекли на страдания из-за какого-то пророчества. Сейчас это объяснение впервые казалось смешным и недостойным внимания. И Медузия понимала, что то, что знали и понимали они с Сарданапалом, должно было быть за пределами понимания шестнадцатилетнего ребёнка, которого, по его мнению, попросту бросили.

И она прекрасно понимала эту позицию. Если бы Персей сейчас сказал ей, что отрубил ей голову из-за какого-то пророчества, она бы рассмеялась ему в лицо, а потом наложила бы по меньшей мере три десятка проклятий пострашнее тех, что сочиняет джинн Абдулла. И это притом, что ей уже далеко не шестнадцать. С позиции Тани подобный аргумент, должно быть, звучал, как насмешка и издёвка.

— Мы испробовали с Сарданапалом всё, что могли. Он лично несколько раз просмотрел все возможные варианты, но только этот был наиболее подходящим.

Слова Медузии походили на оправдания, чего доцент Горгонова никогда не делала, считая это ниже собственного достоинства. Сейчас был совершенно иной случай. Особый случай. И больше всего ей хотелось донести до Тани тот факт, что они никогда не хотели от неё отказываться. Что они всегда искали любую возможность, чтобы избежать этой участи без вреда для неё.

Таня лишь кивнула, опуская глаза в пол. По её лицу Медузия так и не смогла понять, о чём та думает. Но прошло всего несколько секунд, и Таня вновь обратила свой взор на женщину и опасливо спросила:

— Могу я взглянуть на это пророчество?

Медузия поджала губы, обдумывая, стоит ли ей знать всё пророчество до конца, и не повлечёт ли это за собой ряд последствий, вызванный её знанием. Но потом снова посмотрела на Таню и приняла единственно верное решение. Она отрицательно покачала головой и прошептала:

— Нет, к сожалению, ты не можешь его увидеть. Пророчество хранится у Сарданапала. Но я знаю его наизусть, поэтому ты можешь его услышать, если хочешь.

Взгляд Тани засиял от предчувствия, и она быстро закивала в знак согласия. Ей хотелось услышать его. Удостовериться, что оно того стоило.Запомнить каждое слово. Обдумать его и, возможно, найти лазейку, которую не смогли найти ранее Медузия с Сарданапалом. Ну… Или хотя бы знать, когда всё это закончится.

Медузия медленно кивнула и начала читать по памяти:

«В глазах предсказанье плескается ярко,

Слова мои, впрочем, не станут подарком.

Родится ребёнок и сгинет во мгле,

Вернётся с победой над силами тьмы.

Раздастся смех девочки звонко в тиши,

И счастье нежданно скрепит три души.

Но радость и счастье продлятся недолго,

Рассыплется зеркало грудой осколков.

Ребёнок исчезнет среди чужаков,

Иль будет убит стаей древних врагов.

Материнской слезою искуплен обет,

Вернётся дитя через несколько лет.

Родительский взгляд — пронзающий холод,

Но в сердце пылает любовь и забота.

Мрак смело и верно ступает на пятки,

Дитя проиграет в неравной же схватке.

Появится враг и задаст вопрос громко,

Четыре ответа получены ловко.

Нарушена клятва, печати сняты,

Ребёнок бежит из таёжной глуши.

Лишь только найдя в своём сердце покой,

Ребёнок отыщет дорогу домой».

Медузия замолчала. Таня стояла молча и думала над услышанным. Ей показалось, что её облили холодной водой. Мысли путались, и она не могла остановиться ни на одной конкретной. Теперь всё становилось понятным. Хотя бы отчасти. Здесь всё было о ней. Всё было предопределено с самого начала. Ещё задолго до её рождения. У неё сложилось впечатление, будто её жизнь ей не принадлежала.

Она понимала, почему Медузия с Сарданапалом так поступили. Почему они отправили её к Дурневым и почему до сих пор хранили всё в тайне. Судя по тому, что сказала Медузия, пророчество ещё не свершилось полностью, и было опасно раскрывать карты раньше времени. Таня понимала. Разум её был на их стороне. Но сердце… Сердце не могло простить им долгие годы слёз и одиночества. Сердце отказывалось верить в то, что всё это того стоило.

Медузия была полностью права, говоря, что Танин двойник из здешнего мира не был готов к этому разговору. Она сама едва справлялась с этой информацией, которая свалилась ей на голову которую она выпросила ей рассказать. А она была хорошо закалена. Её вырастили на том, что никому доверять нельзя. И любить никого нельзя тоже. У неё не было ни родных, ни близких. Она всегда была одна. Её сердце давным-давно обросло камнем.

Здешняя же Таня хоть и была несчастной из-за потери родителей, но обзавелась друзьями, которые сделали бы для неё всё. У неё был Ванька. У неё был драконбол, который стал её отдушиной. И у неё так или иначе были Медузия и Сарданапал, на которых она всегда могла положиться. Недаром в её памяти тогда так отчётливо всплыла мысль о том, что Медузия за ней придёт. Она всегда знала и была уверена, что её не бросят одну.

Такие одинаковые, но такие разные. У одной не было ничего. У другой к «ничего» прибавлялось всё. Возможно, совсем не в том виде, к которому все привыкли, но в сравнении с этой Таней, у той было всё. И она абсолютно точно не была готова к такой правде.

Таня подумала, что ей самой необходимо было время, чтобы принять эту информацию. Обдумать её и принять как данность. Возможно до конца осознать, что это везение узнать всё наконец сейчас. Когда впереди целая вечность, пятнадцать лет страданий уже не кажутся катастрофой. Когда-то она обязательно это поймёт. Но для этого ей нужно было время… Ещё немного времени… Возможно, — Ей хотелось быть в этом уверенной. — та Таня тоже это поймёт, когда придёт нужный час.

— Мне нужно побыть одной и подумать над этим, — наконец подала голос девочка.

Медузия едва заметно кивнула, не в силах сказать ни слова, и Таня развернулась и направилась к выходу. Когда она уже повернула дверную ручку, она обернулась вполоборота и сказала:

— Простите. И спасибо за всё.

И выскочила за дверь.

Замок тихо щёлкнул, и Медузия осталась в комнате одна. По щекам в тот же миг потекли долго сдерживаемые слёзы, и в звенящей тишине раздался громкий всхлип. Медузия поднесла руки к лицу и зажала рот ладонями в попытке сдержать рвущийся наружу вопль.

Этого следовало ожидать. На что она надеялась все эти годы? Что Таня с радостью воспримет эту новость и бросится в объятия? Медузия, как никто другой, знала, каково это — быть преданной кем-то. И всё равно надеялась, что всё ещё может наладиться. Наивная и глупая! Сама она не простила бы подобного предательства, но почему-то считала, что Таня сможет. Она надеялась, что сможет ей объяснить, а Таня сможет понять. Не смогли… Они обе не смогли… И это было ожидаемо.

Медузия упала на колени, не в силах дойти даже до кресла, и расплакалась в голос. Она сидела на холодном полу, не потрудившись даже нагреть его согревающими чарами, и задыхалась от рыданий. Впервые за столько лет. В последний раз она так плакала, когда оставила Таню у Дурневых. Сейчас она тоже потеряла свою дочь. Во второй раз. И теперь уже, наверное, окончательно.

Через несколько месяцев Таня забудет этот разговор и всё вернётся на круги своя. Но вот Медузия… Она будет помнить этот разговор всегда. Она никогда больше не сможет забыть его. Не сможет вычеркнуть из памяти ни единого слова. Не сможет забыть, как за Таней закрылась дверь, навсегда расставляя их по разные стороны баррикад.

Это был финал их истории. Финал, который неизбежно повторится в будущем. Пройдёт ещё какое-то время, может быть, годы, но когда придёт время, Таня отреагирует также, и это будет последней точкой. Последняя ниточка, которая когда-либо связывала их, оборвётся окончательно. И больше они никогда не увидятся. Вот чем всё закончится. И Медузии никогда не подготовиться к этому.

Этой ночью она так и не дошла до кабинета академика. Добравшись-таки до кровати, она уснула прямо поверх одеяла, не потрудившись даже расстелить постель. Ей было совсем не до этого. Глаза сильно болели от выплаканных слёз, а в груди разрослась чёрная дыра, поглощающая всё то счастливое, что ещё оставалось в ней до этого момента.

Медузия спала очень беспокойно. Ей снилась Таня, закрывающая дверь и говорящая, что никогда её не простит. Глубокой ночью она сквозь сон слышала, как щёлкнул замок, а потом до неё донёсся лёгкий запах кедра, горького шоколада и совсем немного озона. Она почувствовала, как кто-то укрыл её одеялом, закрыл окно и наложил на комнату согревающие чары. Краем сознания Медузия подумала о том, что сильно замёрзла. Но мысль не задержалась надолго, и она почти сразу же снова провалилась в сон, так на утро и не вспомнив, как на кровати появилось одеяло и почему было закрыто окно.

1) Иллюстрация к сцене: https://drive.google.com/file/d/1X344Bw5tCbKoxPwO9zVWhpZ_EDj2WkB_/view?usp=drive_link

Вернуться к тексту