Я, снова я и Грейнджер (гет)

«Итак, дневник,

Тебе наверняка интересно узнать, что же произошло за эти несколько дней моего отсутствия. Скажу сразу, мне довелось пережить наихудшую неделю в жизни, столкнуться с бесчестными кознями превосходящих численностью врагов и, вдобавок — выслушать бесконечное нытье соратников. Весь мир будто сговорился проверить мое терпение на прочность. Но, можешь не сомневаться, это того стоило.

Поэтому цитата дня: «Любые черные полосы рано или поздно заканчиваются. Иногда с драмой, иногда с кофе.»

После протяжной, изнурительной, холодной войны, Грейнджер (эта чертова грязнокровная стерва!!!) сама пришла умолять меня о мире, и мое природное благородство в очередной раз взяло верх, вынудив согласиться. Неприятно признавать, но у нее на руках имелись некоторые козыри. Я все еще не выяснил, как именно этой подлой, коварной ведьме удалось склонить моего злого-двойника (или, как выражается сама библиотечная тля: альтер-эго) на свою сторону. Точно одно. Этот придурок находится на ее коротком поводке, следовательно, сделает все, о чем она попросит.

На этот раз все обошлось неприятной сценой в башне Гриффиндора. Но кто знает, чем обернется их преступная связь в будущем? И сколько времени пройдет, пока мне, наконец, удастся избавиться от ДРИ и расквитаться с Грейнджер за пошатанное физическое и душевное здоровье?

Впрочем, не будем о плохом. Возможно, я и проиграл сражение, но не войну — она только начинается. Ведь отныне, благодаря тщательно продуманному, хитросплетенному магическому контракту нет нужды беспокоиться о грязнокровке и ее подлых выходках. Не нужно круглосуточным контролировать злобного двойника, сдерживая от пагубных попыток испортить мою репутацию, выстроенную, как тебе известно, долгими годами ценой неимоверных (между прочим) усилий.

Начиная с этого дня грязнокровка обязала себя клятвой самолично следить за самозванцем и останавливать в случае необходимости. О компрометирующих колдографиях тоже придется позабыть. Неминуемые муки, боль, раскаяние — вот что будет ждать Грейнджер, если она вдруг решит нарушить условия договора.

Конечно, в огромной банке меда нашлась и капля дегтя.

Такова уж суть любой сделки. Получая что-то, ты должен предложить нечто другое взамен. Сущие мелочи, на самом деле. Заверяю будь на месте Грейнджер любой среднестатистический представитель Слизеринского факультета или хотя бы кто-то с более ярко выраженным талантом извлекать выгоду из ситуации, придумал бы что-то менее банальное и более весомое.

Честно, ума не приложу, почему эта кудрявая идиотка вообще так озабочена тем, что я временами окрашиваю скучные будни, поддразнивая ее нудных дружков. Она даже настояла включить запрет о конфискации личных вещей и снятии баллов с других факультетов. Можешь себе такое представить? Я уж молчу о настоятельной просьбе закрывать глаза на нарушения декретов (а ведь Долорес составляла их с такой самозабвенной заботой!). Иногда создается впечатление, будто чертова Грейнджер проведала о моих грандиозных планах по захвату школы, а также «очищению» ее от недостойных, и теперь всячески мне препятствует.

Впрочем, любой контракт имеет лазейки.

Во-первых, соблюдать все вышеизложенное в присутствии Амбридж не обязательно, дабы не утратить ее доверие и статус главы Инспекционной дружины. Во-вторых… в договоре не было ни слова, что мне запрещается портить жизнь конкретно самой Грейнджер. И, конечно, я собираюсь этим воспользоваться. Сполна.»

Поставив жирную точку и ухмыльнувшись заманчивым перспективам, Драко захлопнул дневник, ласково обтянул его ремешком и вальяжной походкой спустился в общую гостиную.

Как и предполагалось, там его ждали соратники. Блейз сидел в любимом кресле у камина, привычно закинув ногу на ногу, с газетой чокнутого отца полоумной Лавгуд в руках; Пэнси красила коготки, свесив ноги с подоконника; Крэбб с видом знатока разрезал вкусные на вид булочки; Гойл занял зеленый диван вместе с Милисентой Булстроуд, вдвоем они, негромко переговариваясь, рассматривали какой-то астрономический журнал и глупо улыбались.

Но стоило членам Инспекционной Дружины заметить Драко, разговоры стихли — будто кто-то выключил музыку и заставил собравшихся замереть с кислыми минами.

— Поглядите-ка, вся элита Хогвартса в полном составе! — выдал Малфой вместо приветствий и уселся в кресло. — За исключением нее, разумеется, — он ткнул пальцем в Милисенту. Она смущенно потупилась. — Ей здесь не место, пусть уйдет.

Заметно погрустнев, Булстроуд с усилием оторвалась от мягких подушек дивана.

— Нет, она останется, — вмешался Гойл, после чего взял ее за руку и усадил обратно.

— Почему? — нахмурился Драко. — Она не входит в доверенный круг.

— Вообще-то, мы приняли ее в дружину пока ты отсутствовал, — уведомил Забини, не отрываясь от чтения дурацкой газеты.

— Без моего согласия?

— Пэнси, как твой заместитель, уведомила о ее вступлении Амбридж и уладила бумажную волокиту.

— Вот как… — От подобной новости даже ботинок нервно застукал по полу. — Раньше перед принятием столь судьбоносных решений ты всегда советовалась со мной, — сощурившись, Малфой испытующе уставился на Паркинсон. Против ожидаемого, взгляда она не отвела. Напротив, вызывающе выпятила подбородок, вытянула руку перед собой и, не удосуживаясь снизойти до ответа, принялась рассматривать острые ногти, выкрашенные в кроваво-красный цвет. — А еще мне казалось, твой любимый цвет — зеленый.

— Людям свойственно взрослеть, развиваться и меняться, — сухо отозвалась Пэнси и, не оборачиваясь в его сторону, одним движением руки сгребла девчачьи принадлежности в сумку. — По крайней мере, большинству.

Затем, взмахнув короткими волосами, Паркинсон стремительно зашагала прочь из гостиной.

— В последнее время она какая-то странная, — заметил Драко заговорщическим шепотом, покрутив пальцем у виска. — Не находите?

— Забавно слышать такое от тебя, — хмыкнул Забини. Сложив, наконец, дурацкую газетенку на столик, он сложил руки за голову и откинулся на спинку кресла. — И, кстати, ты так и не объяснил, с чего вдруг решил порадовать нас своим присутствием.

— Разве мне нужна особая причина? — Драко усмехнулся, но лица остальных так и не посветлели. Тогда он нахмурился, обвел соратников непонимающим взглядом и заметил: — Создается впечатление, что вы мне не рады.

Так как отвечать на предъявленное обвинение никто не спешил, в гостиной воцарилось неловкое молчание, свергнуть которое пыталась разве только уродливая кукушка, восседавшая на раздражающе-тикающих настенных часах.

— Какой идиот притащил сюда эту безвкусицу? — не выдержал Драко.

Крэбб и Гойл переглянулись, после чего почти синхронно выдали:

— Ты.

Молчание злорадно захихикало.

— Ах, да? — неловко откашлялся Малфой. — В последнее время на меня столько всего свалилось, что я, должно быть, кхм… совсем забыл.

На круглой физиономии Крэбба вдруг проступило нечто, подозрительно напоминающее сочувствие:

— Так ты уже вышел из депрессии? — осторожно осведомился он.

— Мы беспокоились, что ты утратил интерес к жизни, — добавил Гойл.

— Ничего подобного, — сухо ответил Драко, догадавшись, от кого именно Грейнджер взяла эту нелепую идею, будто бы он способен спрыгнуть с башни из-за временных неприятностей. — Я в полном порядке.

— Неужели? — хмыкнул Забини. — Тогда, как ты объяснишь всю ту хрень, что творил в последнее время?

— Ты имеешь в виду что-то конкретное? — невинно поинтересовался Драко.

— Да, — с готовностью процедил Блейз, скрестив руки на груди. — Мало того, что ты потащил нас в Гриффиндорскую башню без каких-либо объяснений, окрестил Грейнджер воровкой и выставил нас всех идиотами, так еще оскорбил Пэнси и послал нас нахрен.

— А еще — назвал пирог Винсента гадостью, — вставил Грегори.

— Точно, — кивнул Забини, продолжив: — После чего благополучно игнорировал нас семь дней, запершись в комнате и никак не реагируя на попытки достучаться, включающие в себя громкие крики, отчаянные просьбы, угрозы и доставку еды под дверь.

— Я, между прочим, старался, — обиженно буркнул Крэбб.

— Теперь же являешься и ведешь себя, как ни в чем не бывало, — холодно подытожил Забини. — Если ты рассчитываешь, что мы будем дружно танцевать от радости, празднуя твое возвращение, то спешу разочаровать.

Драко молча выслушал тираду, губы его скривились, готовые выплюнуть что-то едкое, но слова застряли в горле. Неприятное, незнакомое чувство заскрежетало в груди, заставив отвести взгляд в сторону от осуждающе-злых соратников. Где-то очень глубоко мелькнула потребность объясниться, рассказать о пережитых ужасах, сподвигших его к выше озвученным обвинениям. Однако Малфой быстро одернул себя.

— Я прекрасно обойдусь без ваших танцев, — буркнул он, переполненный раздражением. — Я всего лишь хочу чтобы, все вернулось на круги своя. Как в те времена, когда мы…

— Играли в плюй-камни на желания? — внезапно оживился Гойл.

— Обсуждали прорывы в области Астрономии за чашкой чая и малиновых пирожков? — добавил Крэбб.

— Вообще-то, я имел в виду, поддержание порядка в школе, — цокнул Драко, закатив глаза, и перечислил на пальцах: — Ежедневные патрули, снятие очков, наказания нарушителей, внедрение новых декретов и прочие обязанности Инспекционной дружины, которые вы, между прочим, поклялись соблюдать.

Хмыкнув, Забини покачал головой:

— Можешь исключить меня из списка элиты, — и не давая времени справиться с потрясением, он поднялся из кресла и вышел за дверь.

— Он же не всерьез? — шокировано спросил Драко у оставшихся слизеринцев.

Но они не ответили. Лишь молча последовали за драматично удалившемся Забини. И даже незваная Милисента, очевидно, не выдержавшая напряжения, поспешно выскочила за ними, оставив Драко наедине с замешательством и ужасными часами. Дурацкая кукушка как раз выпрыгнула из гнезда и, раскрыв птичью пасть, заполнила подземелье истошным визгом. Растратив остатки терпения на четвертой трели, Малфой сорвал мерзость со стены и с остервенением швырнул под ноги. Затем, неудовлетворенный результатом, достал волшебную палочку и произнес:

— Редукто!Взрывное заклятие (англ. Reductor Curse) — проклятие, предназначенное для разрушения твердых тел. — Остатки деревянной конструкции взорвались, превратившись в горстку пепла, а гостиную заволокло запахом жженого дерева.

Расслышав за спиной запуганное шушуканье, Драко заметил парочку младшекурсников. Они нерешительно топтались у входа и пусть не осмеливались переступить порог, все равно стали нежеланными свидетелями того, как тщательно вышколенная выдержка разлетелась в клочья вместе с гребаными часами.

— Чего вылупились?! — рявкнул Малфой, дрожа от злости.

Сопляки тут же ретировались, но их писклявые голоса продолжали долетать до ушей, раздражая и без того расшатанные нервы: «Я же говорил, что он спятил!», «Нужно держаться от него подальше…», «Почему его до сих пор не отправили на принудительное лечение в Мунго?».

Драко глубоко, медленно втянул воздух, пытаясь остудить гнев, но добился лишь приступа сухого кашля. Чертова кукушка! Чертовы соратники! Чертова Булстроуд! Послав дополнительное проклятие ныне почившей кукушке, Драко с усталым вздохом опустился в кресло. А ведь день так хорошо начинался… Прав был отец, когда говорил: «Эмоции управляют теми, кто привык подчиняться. Хладнокровие — вот привилегия тех, кто рожден подчинять».

Но кто же знал, что Забини решит все испортить? Да еще именно сейчас, когда удалось решить основную часть проблем и вернуть утраченный контроль над телом. Как вообще возможно сохранять хладнокровие, когда весь мир будто сговорился против тебя? Интересно, что бы сделал отец на его месте? Перед внутренним взором проступил силуэт отца: безупречная осанка; требовательный, властный голос без намека на колебания; чувство неизменного превосходства в каждом движении, и, конечно — непоколебимое спокойствие в серых, как у самого Драко, глазах.

«Запомни, сын. Амбиции без связей — жалкая игра в шахматы с самим собой. Решающий ход делает тот, кто умеет расставлять людей, а не фигуры, — сказал бы Люциус Абраксас Малфой. Затем, выдержав паузу, добавил: — Сила в том, чтобы направлять, а не носить тяжесть самому. Пусть руки других несут тебе победу».

Щелкнув пальцами, Драко вскочил с места и, мысленно поблагодарив отца за мудрые наставления, направился в библиотеку на крыльях внезапного озарения. А добравшись до цели не сдержал заката глаз — удивительно, насколько предсказуемы бывают некоторые люди. И книжные черви.

Не изменяя закостенелой привычке, ярая представительница своего низкого вида сидела за дальним столом в обществе любимых томов и свитков. Огромная книжная башня возвышалась рядом с вороньим гнездом, которое сама Грейнджер гордо именовала прической. Правая рука прытко водила пером по пергаменту, левая — ласкала рыжее чудовище, пристроевшееся на коленях. Сама ведьма при этом выглядела настолько сосредоточенной и увлеченной, что, наблюдая за ней сейчас, сложно было поверить, сколько вероломного коварства прячется в этой маленькой зануде.

Впрочем, данное качество присуще не ей одной.

Ухмыльнувшись, Драко бесшумно скользнул между темными стеллажами, точно незаметный вампир, прихватил первый попавшийся том и подкрался к Грейнджер со спины. Свет от парящей лампы вырисовал золотистые блики в ее волосах, а сама она, глубоко погруженная в работу, не заметила чужого присутствия. Воспользовавшись этим, Драко с грохотом опустил тяжелую книгу на стол прямо перед ее носом.

Подскочив на месте, перепуганная грязнокровка сдавленно вскрикнула и вскинула голову. Чернила из ее пера брызнули на край пергамента, а рука неловко задела стопку книг сбоку. Они с жалобным треском осыпались вниз, из-за чего кот, громко мяукнув, вцепился когтями в мантию хозяйки, а затем, распушив хвост, отскочил на пол с злобным шипением.

— Малфой! — взвилась Грейнджер, прижав ладонь к груди. — У меня чуть сердце не остановилось!

— Какая жалость, — невозмутимо пожав плечами, Драко оперся о край стола, наслаждаясь произведенным эффектом. Кот, еще не придя в себя, кружил у ног хозяйки, угрожающе царапал когтями ковер и недовольно фыркал. — Если оно у тебя такое чувствительное, стоило внести ясность в контракт.

Она недовольно уставилась на него, скрестив руки на груди.

— Что тебе нужно?

Драко перевернул свободный стул и сел напротив, облокотившись на спинку и наслаждаясь видом разъяренной Грейнджер.

— Хочу, чтобы мой злой двойник взял ответственность за случившееся и уладил ситуацию с моими соратниками.

— Что? — она удивленно моргнула, будто не верила собственным ушам.

— Брось, Грейнджер, я точно знаю, что ты не оглохла.

— Ты просишь его наладить отношения с твоими друзьями? — все с тем же недоверием уточнила она.

Нахмурившись, покачал головой:

— Нет. Я требую, чтобы он вернул моих соратников.

— Соратники? — фыркнула она — Что за идиотское слово?

— Не твоего ума дело, грязнокровка, — холодно отрезал Малфой. Кот, пристроившийся на столе между ними, недовольно дернул ухом и выпустил острые коготки. — Просто передай двойнику мое пожелание.

— Я совой не нанималась.

— Ошибаешься, — самодовольно хмыкнул Малфой, наклоняясь вперед вместе со стулом. — Ты обязана мне по контракту.

— Ошибаешься здесь только ты, — парировала заучка, выпятив указательный палец перед его лицом. — Во-первых, в контракте ни слова насчет того, что я согласна передавать Дори… кхм… двойнику твои просьбы, — она сделала особое ударение на убогом слове в конце предложения, после чего продемонстрировала еще один палец: — Во-вторых…

— Ты поклялась не допускать краха моей репутации, — нетерпеливо оборвал ее Драко, — а именно это и произошло в твоей комнате. Между прочим, исключительно по твоей вине!

— Даже если бы в твоих словах имелась хоть крохотная доля здравого смысла, что совсем не так, — подчеркнуто выдала она, — все равно контракт никоим образом не учитывает произошедшее до его фактического заключения.

— Решила поддаться в юристы? — раздраженно осведомился он. — Скажи, Грейнджер, а твои недалекие дружки в курсе, какая ты на самом деле заносчивая стерва?

Рыжая тварь попыталась дотянуться до него лапой, из-за чего Драко, инстинктивно подавшись назад, едва не грохнулся на пол.

— Берегу лучшее исключительно для тебя, — ничуть не обиделась грязнокровка, успокаивающе приласкав кота.

— Не понимаю, как эта древняя дырявая шляпа распределила тебя в Гриффиндор. Чем ты ее подкупила? Наверняка не благородством и тягой помогать нуждающимся… И сделай уже своему Мышеглоту прививку против бешенства!

— Его зовут Живоглот, — нахмурилась ведьма. — И если кому и нужно вколоть подобное средство, так это тебе, Малфой. Ты уже испробовал запугивание, шантаж, так неужели ничего умнее глупых манипуляций не пришло в твою пустую голову? Так вот, позволь раскрыть тебе секрет, нормальные люди, когда им требуется помощь, говорят «пожалуйста».

— Я не настолько отчаялся, чтобы просить помощи у грязнокровок, — возмущенно хмыкнул Драко, заранее уворачиваясь от чертового кота.

— Неужели? — Грейнджер скептично приподняла брови. — А по-моему, именно за этим ты меня искал, соблаговолил спуститься в библиотеку. По мне, именно так и выглядит отчаяние.

— Во имя Салазара, с тобой невозможно иметь дело! — Драко резко вскочил с места, переполненный раздражением.

— Забавно слышать такое от человека, называющего друзей соратниками. — Она откинулась на спинку, с нескрываемым наслаждением наблюдая за тем, как стремительно скатывается в бездну его терпение.

Хладнокровие, выдержка, спокойствие — да пошло оно нахер!

— Твою мать, Грейнджер, я ведь не прошу о чем-то сверхсложном!

На ее лице сразу же мелькнула триумфальная ухмылка.

— Что ж, ну раз ты все-таки просишь…

* * *

— Где носит этого кретина? Прошел уже час!

Тяжко вздохнув, Гермиона перевернула страницу справочника по морским чудовищам Южной Америки. На гравюре расплывался гигантский кальмар с длинными, заточенными, точно лезвие, щупальцами, многочисленными кроваво-красными глазами и злобным оскалом. А под изображением прилагался список смертоносных атак и длинный перечень способов спастись от ужасного монстра, при этом добыв мешочек редчайших чернил, необходимых для сотворения Улучшенного зелья невидимости. Казалось бы, полезная информация. Но сосредоточиться не получалось.

— Почему этот придурок постоянно является не вовремя, кроме единственного раза, когда действительно нужен?

Неугомонный слизеринец расхаживал вокруг ее стола, точно надоедливая муха, производя ровно столько шума, чтобы свести с ума. И если поначалу наблюдать, как он выходит из себя, покрываясь красными пятнами, было забавно, то спустя час, пока Малфой метался по библиотеке, то садился, то снова вскакивал, нервно постукивая ногой и сетуя на весь мир, — Гермиона утомилась. И сильно раскаивалась, что согласилась помочь — наказание в виде его общества оказалось чрезмерно жестоким. Вернее — невыносимым, как и сам Малфой. Даже Живоглот сбежал спустя пятнадцать минут пытки.

— Может я исцелился?

— Сомневаюсь, — скептично ответила она, возвращаясь к изучению наименьшего зла — огромного, смертоносного кальмара.

— Не могу поверить, что мне приходится торчать здесь с тобой, и ждать пока двойник не соблаговолит захватить мой разум, — жаловался неблагодарный хорек, присев на край стола и разложенные на нем бумаги. — Сложно представить более отвратительное утро!

На этот раз Гермиона не подняла головы. С этим спорить было сложно.

— Вообще-то, уже полдень, — заметила она, сверившись с часами. — Я могла бы обедать в кругу друзей и пить карамельный кофе. Но вот я здесь, сейчас… — она обвела руками бесчисленные книжные полки, бросила особо печальный взгляд на Малфоя, — с тобой.

— К чему это ты клонишь, Грейнджер?

— К тому, что и мне бы хотелось, чтобы твое альтер-эго появилось поскорее. А еще, — Гермиона выдернула из-под него тетрадь, с недовольством подмечая чернильные разводы, — я буду крайне благодарна, если ты, наконец, заткнешься, поднимешь задницу с моих записей и позволишь сосредоточиться на эссе по ЗОТИ.

— Да что ты?

Проигнорировав весь список ее пожеланий, Малфой вдруг уставился на нее, задумчиво, будто пытался выведать страшный секрет или проникнуть в душу. И на какое-то короткое мгновение Гермионе почудилось, что в серых глазах мелькнуло что-то знакомое, от Дориана. Что-то, заставившее ее растеряться, затем признать: ей правда очень хотелось его видеть. До нетерпеливого трепета и взволнованных мурашек. Даже если сам Дориан все еще злился.

Но магия рассеялась, стоило Малфою раскрыть рот:

— Не понимаю, почему это ничтожество всем так импонирует? Особенно тебе и твоим дружкам.

— Неудивительно, — фыркнула Гермиона. — Ведь он твоя полная противоположность.

— Он настолько отвратителен?

— Отнюдь. Он добрый, милый, отзывчивый, — начала перечислять она на пальцах. — Уважительно относится к окружающим вне зависимости от статуса крови и положения в обществе…

— Меня сейчас стошнит…

— А еще умеет слушать, — продолжила Гермиона, игнорируя завистливые комментарии и брезгливую мину. — Не просто кивать, ожидая своей очереди вставить замечание, а действительно слушать, будто каждое твое слово имеет значение. По-моему, у него очень ярко-выраженная склонность к сопереживанию другим. Знаешь, эта такая особая форма эмпатии, позволяющая понимать эмоции других, разделяя их радость, грусть и…

— Я в курсе, Грейнджер, — буркнул Малфой.

— …и еще, — воодушевленно выпалила она, — у него очаровательная улыбка. Такая искренняя, что хочется улыбнуться в ответ вне зависимости, какое у тебя настроение.

Закончив, Гермиона сразу же прикусила язык и осеклась, ведь не собиралась вдаваться в подробное описание всех положительных качеств Дориана. Да и к тому же перед Малфоем, который вряд ли бы сумел оценить хоть одно из них по достоинству. Щеки тут же вспыхнули жаром, она неловко кашлянула, впрочем, готовая отразить ехидные высказывания. Однако Малфой молчал, ничуть не смягчая напряженную обстановку.

— Что? — с вызовом спросила Грейнджер, выпятив подбородок.

— Да так, — он склонил голову набок, — просто любопытно, о ком ты сейчас так лестно отзывалась.

Сердце Гермионы ухнуло вниз, сама она едва не ахнула от внезапного понимания. Меж тем Дориан (а в том, что это был именно он, сомнений не оставалось) продолжал смотреть на нее в ожидании ответа, из-за чего все разумные мысли, будто сговорившись, покинули ее разум.

— Я… — Гермиона нервно постучала пером по книжному корешку, затем выдала первое, что пришло в голову: — Говорила о Невилле, разумеется.

— Невилле? — Дориан нахмурился.

— Да, — уверенно кивнула она. — По-моему, у него очень милая и дружелюбная улыбка. Не находишь?

Дориан нетерпеливо выхватил шумное перо из ее руки и отложил в сторону, из-за чего Гермиона еще сильнее почувствовала себя не в своей тарелке. Сложно сказать, раскусил ли он столь ужасную ложь с учетом, что ее щеки, наверняка, залил предательский румянец, точно одно: его изумление быстро сменилось мрачной задумчивостью. А также чем-то, напоминающим разочарование.

— И почему ты, позволь поинтересоваться, обсуждаешь «ослепительную улыбку» Невилла с бездушным чудовищем, которого презираешь? — спросил Дориан после недолгого молчания.

Не выдержав пытливого взгляда, Гермиона отвела свой в сторону и неловко заерзала на стуле, подбирая слова:

— Как раз собиралась тебе сказать, — неуверенно начала она. — После нашего разговора и долгих, тщательных раздумий, я все-таки решила сделать по-твоему, — и выдала на одном дыхании: — Мы с Малфоем заключили перемирие.

— Какое по счету? — скептично уточнил он, без малейшей тени удовольствия.

— На этот раз все иначе, — объяснила Гермиона, проигнорировав саркастичный тон. — Контракт скреплен магией, так что нарушить его без последствий не получится.

— Вот как. И как ты этого добилась? — Дориан приподнял бровь, из-за чего его лицо на миг приобрело то же остроненно-надменное выражение, с которым обычно расхаживал Малфой. — Чем шантажировала мерзкого таракана на этот раз? Неужели все-таки заполучила его колдографии в одежде мадам Помфри?

— Ничего подобного, — обиженно запротестовала Гермиона. — Да будет тебе известно, что идея принадлежала Малфою. Он предложил скрепить договор сразу после того, как я отговорила его прыгать с башни.

— Что? — ошеломленно переспросил Дориан. — Спрыгнуть с башни?

Испустив тяжелый вздох, пришлось коротко рассказать о предпринятой ночной слежке, подслушанном на кухне разговоре, подозрениях, а также неловком эпизоде на Астрономической башне, который даже вспоминать теперь было стыдно. Почему-то нелепость некоторых идей становится явной лишь в тот момент, когда их озвучиваешь.

Закончив, Гермиона подняла взгляд на Дориана, ожидая раздражения или укоризны, но вместо этого он вдруг расхохотался ей в лицо. Неподдельно, непрерывно и слишком громко для библиотечной тишины. Смущенная Гермиона взмахнула книгой и ударила слизеринца по плечу.

— Прекрати! — потребовала она, пока сердце колотилось от странной смеси раздражения и облегчения.

Дориан и глазом не моргнул.

— Как, во имя Мерлина, ты додумалась до такого? — поинтересовался он сквозь смех.

Гермиона отчаянно стиснула книгу, стараясь найти оправдание собственной глупости, и наконец выдала:

— Между прочим, это ты навел меня на подобные мысли!

— Я?

— Да! — подтвердила она, слегка вздрогнув от громкости собственного голоса, после чего опасливо оглянулась, как будто мадам Пинс могла выскочить из-за угла в любой момент, и перешла на негодующий шепот: — Разве не ты уверял меня, что Малфой погрузился в пучину депрессии, приговорив вас обоих к голоданию и затворничеству? Не ты ли столь настойчиво давил на мою совесть, рисуя всевозможные ужасы в лице сломленной и изможденной жертвы моих козней?

— Ты утрируешь, Гермиона, — заметил он, качнув головой. — Я вовсе не пытался вызвать в тебе жалость, только описал ситуацию, как есть, и попросил о помощи. Но ты отказалась. Так почему вдруг передумала?

Она неопределенно повела плечом.

— Возможно, потому что, частично, кое-что в твоих рассуждениях оказалось не совсем лишено оснований.

— Ты пытаешься сказать, что я был прав?

— Нет, — нахмурилась Гермиона. — Вернее, не исключено, и все-таки… Да, черт возьми, именно это я и хотела сказать! Доволен?

Пальцы сжали край мантии; щеки вспыхнули от раздражения — то ли на притихшего Дориана, то ли на саму себя. Затем боковым зрением она заметила движение: он бесшумно обошел стол и опустился на соседний стул. И хоть Гермиона упрямо уставилась в потрепанную страницу перед собой, кожей ощущала на себе его внимательный, пытливый взгляд.

— Прости, Гермиона. Я не хотел на тебя давить, — тихо произнес он. — И уж тем более — обидеть.

— Я не обиделась, просто… — она запнулась. — Порой мне сложно признать свою неправоту.

— Тебе и не нужно, — миролюбиво заметил Дориан.

— Но я хочу, — настойчиво возразила Гермиона. — Для меня важно, чтобы ты понял, почему я так увлеклась местью.

Она дождалась короткого кивка, и только тогда позволила себе вдохнуть глубже и продолжить:

— С первого дня в Хогвартсе я делала все, чтобы стать частью магического мира. Часами просиживала в библиотеке, с тройным усердием отрабатывала каждое заклинание, пытаясь доказать, что ничуть не хуже тех, кто родился в семье волшебников.

— И ты в этом прекрасно преуспела! — заметил Дориан.

Гермиона пожала плечами, опустила взгляд:

— Когда Малфой запер меня в кладовке, ничего из этого не имело значения… — голос предательски дрогнул, в груди вспыхнуло то самое темное, гадкое чувство, которое Гермиона впервые ощутила там: в тесной коморке. Заставляющее рушить все кругом и дрожать от бессильной злости. — Больше всего на свете я ненавижу быть беспомощной, но именно так я себя ощущала, оказавшись обезоруженной, забытой среди метел и пыли, пока Малфой насмехался надо мной и моим происхождением. Мне казалось, что если я заставлю его испытать то же самое, это мерзкое чувство исчезнет. Только вот этого не произошло. И да, ты был прав, в стремлении отомстить ему, я вела себя ничем не лучше него.

Выговорившись, Гермиона поймала себя на том, что все еще ожесточенно сжимает мантию, но не успела разжать ладонь, как Дориан накрыл ее руку своей. Неверие в происходящее пригвоздило ее к месту, точно Обездвиживающие чары; сердце сбивчиво забилось о ребра, пока потрясенно-распахнутые глаза взволнованно изучали их переплетенные пальцы.

— Мне жаль, что я не появился раньше, — прошептал Дориан.

— Ты ведь не можешь контролировать процесс раздвоения, — покачала она головой, изо всех сил пытаясь не выдать смятение.

— Я не о том… — запнувшись, он озвучил усталый вздох. Но что бы он не хотел сказать, кажется, передумал, затем, резко развернувшись к Гермионе, спросил привычным тоном: — Как думаешь, почему я помогал тебе расквитаться со своей… другой личностью?

— Не знаю, — вконец растерянно ответила она. — Если честно, я об этом не думала.

— Гермиона, ты первая, кто по-настоящему увидела меня. Вернее… — запнувшись, Дориан невесомо провел большим пальцем по ее запястью, из-за чего по коже торопливо пробежались мурашки, — единственная.

Едва с его губ слетело последнее слово, как он тут же отвернулся в противоположную сторону, а сердце Грейнджер забилось так шумно, что казалось — Дориан должен его слышать. Глаза блуждали по библиотеке, будто в попытке зацепиться за какой-то спасительный предмет, но то и дело возвращались к их переплетенным рукам. Желая вернуть способность мыслить, Гермиона высвободила ладонь и заговорила, стараясь спугнуть нависшую над ними, точно дождевое облако, неловкость:

— Кстати… — голос прозвучал чуть выше обычного, поэтому она откашлялась. Меж тем Дориан чуть наклонил голову и закивал с преувеличенным интересом. — Малфой просил меня передать, что был бы крайне благодарен, если бы ты помог ему заключить мир с его… — она закатила глаза, — соратниками.

— Вот как, — он вскинул бровь. — Передай, пожалуйста, ему, что я не заинтересован.

— Но… — Гермиона растерянно заморгала, — мне казалось, что ты и сам переживаешь из-за ссоры с друзьями.

Дориан нахмурился:

— Да, но мне надоело разгребать последствия его поступков.

— По контракту он больше не сможет портить тебе жизнь, — мягко напомнила она.

— Все равно это временное решение.

Гермиона задумчиво прикусила губу, пытаясь поймать ход мысли, который давно витал на краю сознания:

— А что если, чисто теоретически, разумеется, мы найдем способ вас разделить?