Тени Вайаты (джен)

Сумерки скользили по неровной, петляющей вокруг холмов дороге. Разбойники вдали казались чуть заметными темными пятнышками, которые стремительно исчезали. Найра крепче налегла на руку Огешана, чувствуя, что еще немного, и она просто свалится. Другой рукой она вздернула подол, растрепанные волосы лезли в рот, горячее дыхание клокотало в груди и в горле. Она слышала, что он дышит так же неровно, видела, что его лицо посерело от пыли и пота, но он держался сам — и вел ее.

Лишь один из запоздавших разбойников пришел к ним на помощь, бросив на бегу: «Худо дело». Найра не решилась спросить, да и не смогла бы вымолвить ни слова, только на миг оглянулась на старую шахту, где остался один против множества врагов ее отец.

Отец. «Тень».

Проклятый богами убийца без чести и совести, чья душа — тьма. Так говорили о «тенях» в Вайате — говорили шепотом. Впрочем, что бы ни говорили, Найра не желала верить.

Теперь понятно, что именно он скрывал от нее и почему. Он боялся, что она сочтет его именно таким — подлым убийцей, отродьем темного бога Тейава, бездушным, как самый свирепый тигр. «Но разве это правда? — спрашивала она себя. — Разве бездушный любил бы так свою семью? Разве бросился бы в огонь ради чужих детей? Разве… — от этой мысли все внутри вспыхнуло, — разве остался бы защищать людей, которые намеревались убить его дочь?»

— Атаман! — крикнул шедший с ними разбойник, оглянувшись, и остановился.

Найра и Огешан тоже остановились. Атаман — Панхар — видимо, только что спустился со склона. Он отбросил залитое кровью копье и шел налегке, зажимая рану в боку — вряд ли глубокую. Бледное лицо пятнали кровавые ссадины, шрам на лбу тоже кровоточил. Сам он дышал так, словно в груди у него пыхтели кузнечные меха.

— Уходим скорее, — выдохнул он.

— Что с отцом? — кинулась к нему Найра.

Панхар поглядел на нее с почтением, смешанным с печалью.

— Твой отец — великий человек и великий воин, пускай и «тень», — сказал он. — Если он одолеет их всех, я стану поклоняться ему, как богу.

— А Исур? — шагнул вперед Огешан.

— Он тоже там. Он спас мне жизнь… они оба. Идемте, пока стражники не обошли шахту снаружи.

Панхар зашагал было вперед, но тут же пошатнулся и ухватился за плечо товарища. Тот понял и, взяв его на руки, поспешил вслед за прочими. Огешан и Найра переглянулись.

— Нам придется пойти с ними, — сказала она. — Куда нам еще деваться? — Угадав, отчего он колеблется, она продолжила: — Не тревожься, ты же помнишь, что говорил тебе Исур. Вряд ли Панхар позволит своим людям выдать нас страже, особенно теперь. Лучше нам держаться ближе к нему.

— Верно. — Огешан выпрямился и побежал дальше.

Как бы он ни крепился, Найра видела — или, скорее, чувствовала, — что его по-прежнему тревожат тяжкие думы. Сколь тяжкие, она не могла знать — и не решалась расспросить.

Некогда было поговорить с ним, внимательнее посмотреть на него, даже порадоваться тому, что он бежит рядом и держит ее за руку, крепко и нежно. Впереди уже показались первые дома обширных вайатских предместий. Низкие хижины, крытые листьями горшва, и узкие улочки образовывали путаницу не хуже пещерных проходов. Разбойники давно скрылись там, даже тот, лохматый, что нес атамана. Найра старалась запомнить, куда именно он свернул, но здесь все выглядело таким одинаковым!

Близ одного дома оказался небольшой бриховый сад. Огешан с Найрой бросились туда — по счастью, хозяйка только что вошла в дом с полными ведрами воды. Похоже, она была одинока. Пробираясь среди суковатых деревьев, которые так и норовили зацепить за волосы или одежду, они выглянули на улицу.

Недавних товарищей по бегству нигде не было видно. Найра вертела головой туда-сюда, чуть не плача от досады — и от страха, как ни пыталась она храбриться. Дороги к убежищу разбойников они не знают. Куда им тогда идти?

— Идем туда, — шепнул Огешан и повел ее через улицу к следующему ряду домов, не слишком ровному.

Издали слышались голоса — хмельных мужчин, женщин, что возвращались от колодцев, неугомонных детей, которых никак не загнать домой. Вкусно пахло дымом, свежими лепешками, жареной рыбой. Лишь сейчас Найра вспомнила, что ничего не ела сегодня, не считая вчерашней лепешки утром. Огешан рядом тоже сглотнул, потянув носом. Прежде чем они задумались, где раздобыть еды, сзади послышался голос:

— Вечер добрый, голубки!

Голос был незнакомый — и неприятный. Найра и Огешан вместе развернулись и увидели его обладателя: невысокий, худой, с виду напоминающий пастуха или рыбака, но нечто в его лице и особенно в глазах возбуждало подозрения. Взгляд его походил на щупальца морских чудовищ дазгу: если уж схватят, то не отпустят. Найра ощутила, как вздрогнул рядом Огешан. Отвечать он не стал, поэтому промолчала и она.

— Откуда вы взялись? — продолжил незнакомец, продолжая обшаривать их обоих взглядом. — Что-то я вас раньше не видел здесь. Где живете?

— Недалеко, — сказал вдруг Огешан, и Найра заметила, что его руки сжались под плащом. — Вон там, — он кивнул вправо.

Незнакомец невольно глянул в ту сторону. В тот же миг из-под плаща Огешана сверкнул кинжал. С хриплым стоном незнакомец повалился на землю, пораженный в грудь. Королевич отступил, сам не румянее убитого, его била крупная дрожь, по лицу вновь покатился пот.

Найра не успела ни вздохнуть, ни вскрикнуть. Страха не было, зато пришло понимание, что это был за человек.

— Это соглядатай, из числа людей Садахара, — прошептал Огешан, когда смог говорить. — Они все такие: лица неприметные, а взгляд хваткий. Я… — Он опустил голову. — Я просто не знал, что делать, поэтому… — Он посмотрел на свой кинжал, испачканный кровью.

— Ты прав, — кивнула Найра, которую отчего-то затрясло. — Мне он тоже не понравился, а я умею разбираться в людях. Должно быть, это в крови, — зачем-то прибавила она.

— Надо убрать его, — сказал Огешан, уже пришедший в себя. — Помоги мне.

Он обтер кинжал о тунику убитого и спрятал в ножны. Плащ его он отдал Найре — пригодится; она поморщилась, но взяла. Затем она не без отвращения ухватила мертвеца за ноги, пока Огешан поднимал его за плечи. Огромные кожистые листья куран, которыми зарос ближайший переулок, стали отличным укрытием — под них и затолкали труп. Конечно, его вскоре найдут — не люди, так бродячие псы. Найра лишь надеялась, что сами они к тому времени будут в безопасности. Только где ее отыскать?

— Куда теперь? — тихо спросила она.

Огешан обернулся к ней. От его взгляда ей одновременно захотелось убежать прочь и податься ближе к нему. Ноги задрожали, по телу разлилось приятное тепло, какое не подарит самый знойный солнечный день. На миг ей показалось, что он сейчас привлечет ее к себе, а может, и поцелует, как обычно поступают влюбленные юноши. Не было мыслей о других соглядатаях, о возможных опасностях, о том, что им некуда идти. Она смотрела в его прекрасные темные глаза, тонула в нежности, которая наполняла их. И вдруг взор его неуловимо переменился.

Шагнув ближе, Огешан положил руки ей на плечи, но не привлек ее к себе. Лицо его и взгляд обрели нечто иное — то, что Найра видела в лицах взрослых мужчин: отца, Исура, Панхара. То, что ей так нравилось, — решимость и властность.

— Что ж, — заговорил Огешан, быстро и твердо, — разбойников мы упустили. Здесь наверняка полно других соглядатаев, и не с каждым нам может вот так же повезти. Остается одно — идти в город. Подбери волосы, надень его плащ и закутайся хорошенько, чтобы не было видно лица.

— Думаешь, нас ищут? — спросила Найра. — Ну, то есть тебя, конечно. Я-то им зачем?

Огешан ответил не сразу. Лицо его омрачилось, он тяжело вздохнул.

— Ты же помнишь, о чем мы говорили там, в шахте. Садахар — страшный человек, жестокий и властолюбивый. Он хочет сам стать королем Вайи, а для этого ему нужно убить меня. А если ты будешь рядом со мной, то… — он замялся, покраснел, — то опасность будет грозить и тебе.

— Пусть. — Найра улыбнулась, несмотря на страх и волнение, и тоже положила руки на плечи Огешану. — Мы же вместе. Ты только что спас нас обоих. Если то, что ты говорил моему отцу, — правда…

— За эту правду я бы умер! — воскликнул он, крепче стиснув ее плечи. — Но я не хочу умирать, я хочу жить — с тобой. Прошу тебя, Найра, обещай мне, что когда минует опасность, ты станешь моей женой…

— Сейчас ли об этом говорить? — вырвалось у нее, хотя душой она уже ответила: «Да». — Лучше пошли скорее, пока нас еще кто-нибудь не выследил.

— Пошли, — кивнул Огешан и взял ее за руку. — Только не смейся надо мной. Может быть, ты не веришь мне.

— Верю. — Найра вновь улыбнулась, пожимая его длинные, чуть влажные пальцы.

Они шли окраинами предместий. Порой случайные прохожие заставляли их прятаться то за домами, то за деревьями. Закатное зарево давно растаяло, небо темнело, а впереди маячила громада стен Вайаты. Правда, до ворот идти было далеко — да и как войти в них? Стража всегда останавливает и расспрашивает каждого.

Прежде чем Найра поделилась своими тревогами с Огешаном, послышался мерный цокот копыт, топот ног и негромкий гул беседы. Обогнув несколько сбившихся вместе домишек, они увидели вереницу людей — кто шел пешком, кто ехал на осле. Некоторые вели животных, тяжко нагруженных корзинами, в поводу. Звонко чесали языки пожилые женщины, старики усмехались и поддакивали, дети и подростки делали вид, что страшно устали, и получали то окрик, то подзатыльник.

— Похоже, они идут в город, — тихо заметил Огешан.

— Ну конечно! Ой… — Найра зажала себе рот краем плаща. — Они идут со стороны пастбищ — должно быть, собирают сухой марибий помет, которым топят очаги. — Вряд ли Огешан знал такие подробности, но Найра не стала подчеркивать свое превосходство. — Если бы нам удалось пройти вместе с ними…

В тот же миг со спины осла, шедшего почти последним, свалилась пара корзин. Осел был нагружен немилосердно, поэтому ничуть не огорчился, а радостно заревел на всю улицу, прядая ушами и хлеща хвостом. Зато хозяин его, плешивый бородатый старик, громко помянул всех морских тварей и растерянно застыл, словно не знал, за что браться — за кнут или за упавшие корзины.

— Давай помогу, почтенный, — тотчас бросилась вперед Найра.

Огешан, не раздумывая, последовал за нею. Вдвоем они вернули корзины на спину осла, чья радость вмиг исчезла. Острый, отдающий прелой травой запах из корзин убедил Найру в том, что догадка ее верна.

— Ох, спасибо вам, милые! — растрогался старик, щуря подслеповатые глаза. — Ну точно внуки мои. А может, вы и есть они?

— Совсем из ума выжил, тухлая медуза, — фыркнула идущая неподалеку полная женщина во вдовьем покрывале. — Уж сколько лет, как внуки померли, а он все видит их в каждом мальчишке да девчонке.

К счастью, приглядываться женщина не стала, но отвернулась и продолжила путь, болтая с приятельницами. Старик радовался, точно малое дитя, и все благодарил, а Огешан и Найра безмолвно благодарили богов за нежданную удачу.

Найра без труда подружилась с осликом и решительно взяла его поводья. Огешан шел сбоку, придерживая корзины. Путь предстоял долгий, и ни к чему было ни ускорять, ни замедлять шаг. Никто больше не обратил на них внимания: усталые люди спешили добраться до Вайаты, где их ждал отдых. Что до стражников в воротах, то бедный полоумный старик охотно поклянется всеми богами, что идущие с ним юноша и девушка — его родные и любимые внуки.

Хотя даже до этого не дошло. Стражники, на вид уставшие так, словно целый день тесали камень под палящим солнцем, равнодушно глянули на примелькавшиеся лица погонщиков. Опираясь на копья, они провожали вереницу людей и ослов взглядом, хотя Найра вся сжалась, каждый миг ожидая грозного окрика: «Стой!» Судя по тяжелому, неровному дыханию Огешана позади, он чувствовал то же самое.

Погонщики двинулись к рынку. Улицы, как всегда, не спешили пустеть, поэтому Огешану и Найре не составило труда отстать от своих спутников и затеряться в толпе. Вновь крепко взявшись за руки, они пробирались в плотном людском море, хотя еле различали путь из-за низко опущенных капюшонов. Тогда они и услышали тревожные звуки: дробный топот ног, звон оружия, отрывистые голоса и испуганные вскрики.

— За что? — вопил на всю соседнюю улицу лохматый темноволосый парень, которому заломили за спину руки двое стражников. Его юная спутница истошно визжала, как будто не могла произнести ни слова от страха.

Неподалеку раздался еще один девичий визг, возмущенный вскрик юноши утонул в грубых голосах стражи. Найра и Огешан осторожно переглянулись.

— Они хватают молодые парочки, — прошептал королевич. — Они ищут нас — нас с тобой.

— Что же делать? — едва слышно шепнула Найра.

Теперь она поняла, что испугалась по-настоящему. Защиты в городе у них больше нет — ни дома, ни во дворце. Что случилось с отцом, она даже не пыталась вообразить, но, разумеется, стража уже знает, кто он такой, и наверняка поджидает в их доме. А может быть, во всем кузнечном квартале.

Людское море несло их именно туда. На соседних улицах слышались изумленные крики, словно люди обсуждали какую-то неслыханную новость. Мелькали обрывки разговоров вроде: «Королевича убили!», «И короля тоже!», «Это все проклятые разбойники!», «Слыхали, среди бела дня людей крадут!», «Это сообщники!» Порой сердитое гудение прорезали певучие голоса жрецов, стоящих на порогах храмов и некоторых домов: «Королевский дом оскудел! Бессмертный Архатшир отвернулся от своих потомков, и боги покинули их. Не станет королей — погибнут священные врата моря. Кто спасет Вайю? Кто примет престол бессмертных? Тот, чей разум мудр, дух велик, а длань равно сильна и справедлива». Мало кто останавливался послушать их, но были те, кто слушал — и задумывался.

Огешан и Найра крепко взяли друг друга под руки, иначе их давно бы разлучили. Приходилось усердно работать локтями, несмотря на брань и ответные тычки, и глубже нырять в толпу, как только раздавалась грозная поступь стражи. Найре казалось, что все смотрят на нее, узнают — и вот-вот схватят за шиворот и поволокут к стражникам. Откуда брались у нее силы идти дальше и сдерживать вопль ужаса, что рвался из груди, она не знала. Руки ее сделались мокрыми, как и у Огешана, но он шел рядом и не отпускал ее. Не смея переглянуться, они довольствовались этим пожатием или прикосновением плеча к плечу.

На перекрестке улиц, неподалеку от сгоревшего дома Мертимы, толпа слегка поредела. Раздался гулкий цокот копыт, стук колес и крики: «Дорогу, дорогу!» — это ехала повозка, запряженная парой ослов, битком набитая посудой из знира и глины. Толпа не спешила расступаться, возница напрасно щелкал бичом, а пара тускло-желтых кувшинов соскользнула на мостовую. Оказавшаяся рядом Найра не успела увернуться и, оступившись, едва не угодила под колеса. Огешан бросился помогать ей, на них налетел еще кто-то, злобно выругался и толкнул Найру корзиной. От толчка с головы Найры свалился капюшон.

Не сдержав крика, она поправила его и с трудом поднялась. «Все кончено! — звенело в голове, перебивая уличный шум. — Теперь меня видели. Кто знает, сколько в этой толпе соглядатаев». Вновь Найре показалось, что все до единого смотрят на нее и сейчас как завопят: «Стража!» А стража была неподалеку — грозные голоса и звон брони слышались на соседней улице.

Огешан, видимо, сам перепугался, поэтому не говорил ничего, только знаком поторапливал Найру. Она же едва шла — ноги заплетались, она чуть не плакала. Но ее в самом деле увидели и узнали.

Лишь только перекресток остался позади, сквозь толпу к ним пробилась женщина в синем покрывале.

— Это ты? — выдохнула она, не называя имени.

Найра изумленно уставилась на нее, с трудом узнавая Меширу. Бледное лицо соседки пошло алыми пятнами, волосы стояли дыбом, губы и руки тряслись. Она ловила ртом воздух, словно запыхалась или перепугалась до смерти. Несколько раз она тяжело сглотнула и лишь тогда смогла заговорить.

— Что ты здесь делаешь? — зашептала она, то и дело оглядываясь. — Тут повсюду стража, тебя ищут! Не вздумай идти домой, слышишь? Пошли лучше ко мне, я тебя спрячу.

Ответить Найра не успела — Мешира цепко ухватила ее за свободную руку. Огешан стряхнул оцепенение и удержал ее.

— Зачем? — сказал он. — Кто это? А если она выдаст нас?

— Это наша соседка, Мешира, — ответила Найра уже на ходу. — Больше нам с тобой некуда податься. Это лучше, чем здесь, на улицах.

Огешан не ответил, лишь кивнул, хотя Найра едва заметила это. Мешира буквально тащила ее за собой, точно упрямого осла в поводу, Огешан не отставал. Сейчас было не до расспросов и не до размышлений, но в голове сами собой рождались подозрения, одно страшнее другого. Да и с Меширой неладно — губы белые, сама едва не плачет. Что могло так напугать ее? Сердце Найры вмиг упало в пятки: а вдруг что-то с отцом? Вдруг Мешира что-то видела или слышала?

Мешира втолкнула обоих во двор. Найра постаралась не глядеть в сторону своего дома, показавшегося ей темным, мрачным и угрожающим. Как только за их спинами закрылась дверь, Мешира задвинула засов и громко захлопнула ставень окна. В доме было темно, очаг не горел — похоже, его не разжигали нынче вечером. Застучало огниво, блеснула искра, тускло загорелся глиняный светильник. Пламя дрожало, как и руки соседки.

— Твоего отца схватили, — пустым, мертвым голосом произнесла она и разрыдалась.

Найра едва успела подхватить светильник, выпавший из рук Меширы. Она сунула его Огешану и, позабыв про все ссоры и придирки, обняла соседку. Та вцепилась в нее, тщетно пытаясь успокоиться. Найра гладила ее по спине, путалась пальцами в растрепанных волосах, а в голове стучало: «Твоего отца схватили». В душе сделалось холодно и пусто, горло будто стиснула ледяная рука. Отчего-то вспомнилось мертвое лицо матери. Что, если отец тоже мертв?

В тот миг Найре почудилось, что она сейчас или упадет, или тоже разрыдается. На помощь ей — им обеим — неожиданно пришел Огешан. Видимо, он, как многие мужчины, не выносил женских слез, поэтому решительно взял обеих за плечи и разнял.

— Замолчи и успокойся, почтенная, — сказал он, так, что Мешира поневоле затихла, таращась на него блестящими от слез глазами. — Расскажи, что ты видела. Ты же сама видела?

— Д-да, — закивала Мешира, всхлипывая. — Разве ж такое забудешь! Сперва на рынке поднялся шум — мол, какую-то девушку увезли, потом оказалось, что это была ты, Найра. Потом стража проскакала — нет, пронеслась по улицам, сотни полторы. Кто ж уйдет с площади, пока не узнает, что стряслось? Вот я и прождала там весь день. А как начало смеркаться, видим: стража возвращается, едва ли треть, и гонят лошадей с пустыми седлами. А следом он идет, связанный, на шее петля, будто у злодея какого… и весь израненный, живого места нет… — Она вновь заплакала.

— Один? — спросил Огешан, вмиг побелев. — Больше пленников не было?

— Был еще один, ростом пониже, тоже весь в крови, — сказала Мешира, когда успокоилась. — Стриженый, как на юге принято, а лица я не запомнила.

— Значит, они оба живы, — сказала Найра Огешану. — Может быть…

— Ты же понимаешь, что их ждет, — ответил он, отведя взгляд. — Садахар — жестокий человек, он не пощадит их. Кроме того, эти странные речи на улицах…

— Тише! — перебила Мешира, кидаясь к двери. — Вроде кто-то идет.

Она отодвинула засов, чуть приоткрыла дверь и тотчас захлопнула.

— Стража!

Мешира вновь заперла дверь, хотя было ясно, что никакие засовы стражников не остановят. Взгляд ее метался по единственной комнате: лари с тканью и одеждой, полки с кухонной утварью, отодвинутая занавеска и…

— Быстрее! — шепнула Мешира, увлекая обоих к занавеске. — В погреб! Больше тут негде прятаться.

Не думая о ненадежности убежища, Огешан и Найра повиновались. Деревянная лестница, которую когда-то сделал для Меширы отец, скрипела под дрожащими ногами. Они вдвоем забились в самый дальний угол крохотного погреба, среди корзин с яйцами и кувшинов с кислым молоком, и прижались друг к другу. Огешан обхватил Найру, так, что она чувствовала, как бешено бьется его сердце, а его пот мешается с ее. За кого он боялся больше, за себя или за нее, она не знала. Знала одно: если их схватят, им обоим не жить.

Едва Мешира опустила деревянную крышку и, судя по шороху, бросила сверху какую-то тряпку, как раздался стук в дверь. От страха слух Найры обострился, точно у летучей мыши. Она слышала скрип засова, звук отворяющейся двери, шаги, звон оружия и суровые, требовательные голоса. Один из этих голосов — на удивление приятный и совсем не злой — заставил Огешана вздрогнуть. Он судорожно вздохнул, словно желал сказать что-то, но сумел удержаться и промолчать. Шаги и голоса приблизились.

— Осмотрите дом снаружи и сад, — послышался тот же приятный голос. — Ты проверь в ларях, а я погляжу здесь.

Не успел голос умолкнуть, как вновь зашуршала тряпка над крышкой погреба. Затем сдвинулась сама крышка, в зажмуренные глаза Найры ударил тусклый свет, едва не ослепивший ее. Сама не зная почему, она приоткрыла один глаз — и увидела над собой лицо человека лет сорока, тонкое и суровое, с красивой густой бородой и блестящими глазами. Глаза эти смотрели прямо на нее и Огешана.

Найра вытаращилась, вмиг облившись холодным потом. Казалось, время застыло, и сама она застыла, не в силах ни кричать, ни двигаться. «Сейчас! — вопило от ужаса ее сердце. — Сейчас он позовет своих воинов, они вытащат нас отсюда и… и что — смерть? Или еще хуже? О боги, справедливый Эдат и милосердная Эдара, спасите нас…»

— Здесь никого, — произнес воин и опустил крышку.

Гулким эхом прозвучал наверху его отрывистый приказ: «Уходим». Грохотали горшки, стучали крышки ларей, вновь прозвенело оружие. Голоса и шаги понемногу удалялись, затихая, пока не растворились в далеком шуме вечерних улиц.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Найра и Огешан осмелились пошевелиться. Еще дольше пришлось ждать, пока Мешира откроет крышку погреба.

— Это был Кумах, начальник дворцовой стражи, — прошептал Огешан, скорее потрясенный, чем испуганный. — Он видел нас, но не тронул. Неужели…

Он не договорил. В этот самый миг Мешира выпустила их из погреба. Глаза у нее сделались больше серебряных шан, лицо — белее молока.

— Я ничего не понимаю… — выдавила она и отерла мокрый лоб. — Что сделал Берхаин? Почему тебя ищут? И, наконец, кто это с тобой? И почему они…

— Долго рассказывать, почтенная, — опередил Найру Огешан. — Довольно тебе знать, что всему городу грозит опасность. И не только городу, но всей Вайе.

— Отец не сделал ничего дурного, — прибавила Найра. — Он защитил нас и помог сбежать от стражи. А мой спутник, — она посмотрела на него, — королевич Огешан. Мы доверяем тебе, Мешира, потому что больше некому.

— Королевич? — изумилась она. — Где же ты… — Она осеклась, поглядывая то на королевича, то на Найру и словно понимая многое. — Хорошо, сейчас не до расспросов, видят боги. Только чем я могу помочь вам? Конечно, можете остаться, но что, если придут другие стражи? Вряд ли все они такие благородные, как тот, что приходил сейчас.

— Зато такие есть, и это добрый знак, — сказал Огешан, лицо его раскраснелось, глаза блестели. — Кумах предан королевскому дому, а не Садахару. Ближайшие из его воинов — тоже. Должно быть, они поняли, что замышляет этот изменник. Нам будет на кого опереться, если мы решимся действовать.

Найра посмотрела на него. Как он собирался действовать, что делать, она не представляла. Зато знала, что Огешан не оставит в беде своего телохранителя — и не оставит в беде свой народ.

— Нам лучше уйти, Мешира, — сказала она. — Лучше для тебя. Мы никогда не забудем того, что ты для нас сделала.

— Ты ведь прядильщица, почтенная? — прибавил Огешан, заметив в углу прялку и охапки шерсти. — Когда мы победим, я награжу тебя серебряной волной.

— Лучше расскажи об этом своему отцу, Найра. — Мешира зарделась, точно юная девушка. — Я ведь все делаю ради него… даже если он никогда меня не полюбит, — тихо прибавила она.

Найра не знала, что сказать. Ей вспомнились давние свои насмешки над влюбленной соседкой — и тотчас сгорели в пламени стыда. Окажись на месте начальника стражи кто-то менее великодушный, Мешире бы не поздоровилось, так же, как и им. И она понимала это — и все же укрыла их у себя.

Пока Найра терзалась муками совести, Мешира откинула крышку ларя и принялась рыться среди полотняных и шерстяных свертков, проложенных душистыми травами.

— Вот, держи, — сказала она, протягивая Найре рубаху, тунику и штаны с поясом. — Сын мой умер ребенком, зато одежда мужа тебе подойдет, ты высокая. И нечего краснеть и таращиться. Будто не знаешь: стража ищет юношу и девушку. А на двух юношей не обратит внимания. Так что ступай за занавеску и переодевайся.

— Только… только волосы не режь! — крикнул Огешан ей вслед.

Найра невольно улыбнулась, провела рукой по тяжелым, густым волнам, сейчас изрядно спутанным. Жаль было бы резать такие. Подумав, она заплела их в тугую косу и перевязала обрывком ткани. Мужская одежда пришлась почти впору, разве что оказалась слишком свободной. Тем лучше: грудь и бедра у Найры были не слишком пышными для шестнадцати лет, так что она без труда сойдет за мальчика, особенно в темноте. Коса отправилась за шиворот, хотя неприятно колола и щекотала кожу. Затянув не слишком сильно пояс и накинув сверху плащ, Найра решила потерпеть.

Выйдя из-за занавески, Найра встретила улыбкой изумленный взгляд Огешана.

— Теперь я — твой младший брат, — сказала она. — Разве что глаза меня выдадут.

— Я тут подумал… — ответил он, совладав с порывом. — Вернее, почтенная Мешира подсказала кое-что… Мы можем выйти из города вместе с рыбаками — они скоро отправятся на ночной промысел. Правда, куда нам идти потом…

— Вместе придумаем, — сказала Найра. — Главное — не попасться страже.

Мешира тем временем собрала им небольшой узелок с едой: утренними лепешками, куском сыра и горстью свежих брихо. Найра сердечно обняла ее.

— Спасибо тебе за все, Мешира, — сказала она. — Прости, что я порой плохо думала о тебе. Я не знала, что ты можешь быть таким верным другом.

— Знаешь, я всегда завидовала твоей матери, — был ответ. — И когда Берхаин убивался после ее смерти, и когда сберегал память о ней все эти годы. — Мешира вздохнула, отерла слезу. — Береги отца, Найра. Такого, как он, на свете нет и больше не будет.

— Я знаю, — ответила Найра и вышла вместе с Огешаном.