Решайся! (гет)

Мне снился сон.

Сильный, порывистый ветер, он пахнет солью, морем. Я стою на вершине горы, на смотровой площадке. Оглядываюсь — в центре площадки, на небольшом пьедестале из нескольких ступеней — ажурная конструкция в форме пирамиды, собранная из тонких металлических труб. В её центре закреплен колокол, поблескивающий в солнечных лучах. Ветер гуляет в этой конструкции, вызывая тихий, едва различимый звон. Пьедестал огорожен перилами из нержавеющей стали. На тросах, скрепляющих эти перила — десятки, а может, и сотни небольших золотистых замков. Я подошёл ближе, приглядываясь. Замки в форме сердечек, на некоторых нацарапаны по паре букв. Их оставили те, кто верил в свои чувства, кто хотел запечатлеть это мгновение навсегда. Мне доводилось видеть подобные замки в своём городе, на мостах…

Я поёжился от очередного порыва ветра, оглядываясь. У подножия горы раскинулся город. Среди серых панельных многоэтажек, теснящихся друг к другу и небольших ярких точек домиков частного сектора, выделялось здание, огромное, похожее на ртутную каплю, ярко блестевшую в лучах солнца. Вдалеке за городом, на грани видимости, теряясь в дымке, синело море… или океан? С другой стороны, насколько хватало взгляда, простирались горные хребты, покрытые лесом…

Послышалось нарастающее жужжание. В надстройку, на краю смотровой площадки, вползла кабинка фуникулёра. Скрипя, замедлилась, распахивая двери, с характерным шипением, выпуская на смотровую площадку толпу людей. Их лица были неразличимы, оставляя лишь общие силуэты, разговоры, смех, перекрикивания сливались в общий фон…

Большая часть толпы устремилась к пьедесталу с колоколом, доставая фотоаппараты. Я отошёл в сторонку, не желая мешать, оперевшись на, ограждающие площадку по краю, перила. Часть приехавших на фуникулёре, а именно парочки, стояли у автомата, продававшего те самые замочки в виде сердечек. Купив замок, они подходили к пьедесталу, брались за руки, говоря что-то друг другу, вешали замочек, целовались, отходя. С нарастающим жужжанием прибыла следующая кабинка фуникулёра. Народу стало больше, я повернулся, разглядывая город, пытаясь понять, где я…

Выделяясь из общего гула толпы, слух резанул мелодичный перелив голоса, похожего на серебряный колокольчик. Я резко развернулся, ища глазами его хозяйку. В этой толпе нечётких лиц и фигур, промелькнул знакомый силуэт — искрящиеся аквамариновые глаза, бирюзовые локоны, грациозно взлетающие при каждом шаге, плыли на ветру. Мику, то и дело скрываемая от меня толпой, шла в сторону пьедестала.

Толпа чуть расступилась — Мику, стоящая возле перил, повернулась, беря за руки кого-то… Золотой замочек в виде сердца лёг в руки. Тонкие пальцы с бирюзовым маникюром, провернули ключ в скважине, открывая его. Дужка обняла тросик на перилах, солнечный зайчик, отразившийся от золотой поверхности, больно кольнул по глазам, выбивая слезу… Маленький ключик, с щелчком, прозвучавшим подобно громовому раскату, провернулся в скважине… Мику подняла глаза на стоящего напротив, кладя ключик в протянутую ладонь, а затем аккуратно обхватила её своими пальцами, сжимая в кулак. Взгляд её был полон нежности и тепла. Прикрывая глаза, она потянулась вперёд…

Нарастающее гудение фуникулёра заполнило пространство, закладывая уши…

Я открыл глаза. На столе, будильник исполнял свою ежедневную мелодию. Потянувшись к нему, с раздражением хлопнул по кнопке, заставляя умолкнуть.

Вспоминая сон, я слабо усмехнулся, прикрыв глаза рукой.

Мику… её глаза, сияющие аквамарином. Её нежный голос, переливающийся, как звон серебряного колокольчика. Её улыбка — такая тёплая, такая искренняя. И тот взгляд, полный любви и надежды, который она дарила… кому-то другому. Тот ключик, который она вложила в чью-то ладонь, не в мою. Золотой замок на перилах, отражающий солнечный свет. Тонкие пальцы, бережно сжимающие чужую руку. Её взгляд, полный тепла, направленный не на меня.

Мику заслуживает счастья. Она заслуживает человека, который сможет любить её без оглядки, без сомнений. Человека, который станет для неё опорой, который будет всегда рядом, удерживая её за руку, когда она поёт, когда она смеётся, когда ей трудно…

Слишком много страхов, слишком много сомнений. Моя нерешительность, мои страхи причинить ей боль… Всё это словно пропасть, отделяющая меня от того, чтобы быть для неё тем, кто сможет сделать её по-настоящему счастливой.

Она заслуживает лучшего. Не такого, как я.

Поднявшись с кровати, зевая, чувствуя себя абсолютно невыспавшимся, я оделся, продолжая размышлять.

Быть для неё кем-то большим — моя мечта, но её счастье важнее. Даже если для этого мне придётся отойти в сторону…

На перекрёстке, традиционно встретился с рыжими:

— Доброе утро.

— Привет… , — хором ответили обе.

У умывальников, Ульянка подошла ко мне, хитро улыбаясь:

— Сёмка, ты на танцы пойдёшь?

— Ммм?.. , — я чистил зубы

— На танцы, говорю, пойдёшь?

— Мгм… , — я пожал плечами, выплюнул зубной порошок, и полоскал рот.

— С Мику?

— Ну а с кем? , — я наконец-то умылся и смог нормально разговаривать, — С тобой что-ли?

— А чем это я тебе не угодила? , — Ульяна, прищурившись, уткнула руки в бока.

— С тобой танцевать неудобно… — я улыбнулся, — Ты мне в пупок дышать будешь.

— Что?! Да ты!!! , — она заколотила меня кулачками по плечу, — Я не сильно ниже певички этой, а когда подрасту — так ещё и выше неё стану!

— Да-да… — я усмехнулся, отступив на шаг.

— Ладно… После танцев, ты что делать собираешься? Не хочешь провести эту ночь с нами?

— Эээ?.. , — я покраснел, — С кем с вами? Ты о чём вообще?

— Сегодня же королевская ночь! Давай с нами, со мной и Алиской, будем младших пастой мазать и кому-нибудь тазик с водой над дверью… — Ульяна осеклась на полуслове, покраснев, — Ты вообще о чём подумал?!

— Ни о чём… , — буркнул я, — Выражайся яснее, в следующий раз…

— Так что скажешь?

— Я пас…

— Понятно… , — она хихикнула, — Скучный ты человек, Сёмка…

На спортплощадке, как обычно, я занял место в последних рядах. Увидел Мику, подходящую ко мне:

— Доброе утро!

— Доброе… , — она зевнула, потерев глаза, вокруг которых виднелись серые круги. Весь её вид говорил о том, что она не выспалась.

— Тоже не выспалась? , — я зевнул, поворачиваясь к ней.

— Угу… ворочалась долго, никак заснуть не могла… Ты тоже?

— Ага…

Я выпрямился, потягиваясь, глядя на площадку, куда уже выходила Славя.

— Доброе утро, Совёнок! , — звонко произнесла она, — Сегодня, я последний раз в этой смене, провожу для вас зарядку! Спасибо всем вам! Я надеюсь, что вы хорошо провели эту смену!

Пионеры вокруг зашумели, захлопали, кто-то засвистел… Я повернулся к Мику:

— Почему последний? А завтра?

— Не зна-а-аю… , — она пожала плечами, снова зевнув…

Зарядка закончилась, переодевшись и выйдя на площадь, заняв место в строю, я повернулся к вставшей рядом Славяне:

— Привет! Славя, а почему ты сегодня последний раз зарядку вела?

— Доброе утро, Сём, завтра зарядки вообще не будет. Сейчас Ольга Дмитриевна, на линейке, всё расскажет…

В центр площади вышла вожатая:

— Отряды! Становись!

После традиционной переклички и исполнения пионерского гимна, она, отпустив горниста, и заложив руки за спину, повернулась к строю:

— Дорогие ребята! Сегодня, мы проводим с вами последнюю утреннюю линейку! Прежде всего, позвольте мне поблагодарить вас за активность…

Я вздохнул, скучая, вполуха слушая её, покосился в сторону Мику — она продолжала клевать носом, зевая… Услышав, что вожатая перешла на рассказ о танцах, прислушался.

— После ужина будут танцы. В связи с этим, отбой сегодня на час позже…

Строй радостно загудел… Ольга продолжила:

— Так что, завтра зарядки и утреннего построения не будет. Распорядок, на завтрашний день следующий: Подъём — в 9:00, не забудьте перевести будильники. Завтрак — в 9:30. В 10:00 — торжественная линейка, на которой будут отмечены ваши достижения и заслуги. После линейки — собираете свои вещи, сдаёте на склад форму и постельное бельё. В 13:00 — отъезд… По всем вопросам — обращаться к вожатым своих отрядов… , — она взглянула на часы на запястье, — Смирно! Будь готов!

— Всегда готов! , — ответил строй.

— Вольно! Разойдись…

Я поравнялся с Мику, идя в сторону столовой:

— Что-то ты совсем носом клюёшь…

— Ай-а-ау… , — она зевнула, — Я же говорю, ворочалась долго… Кофе бы попить…

— Где его взять?.. , — хмыкнул я, — Я бы тоже не отказался…

— У меня есть, я с собой привезла… Только воду нечем вскипятить…

— И ты молчала?! , — я повернулся к ней, — Где твой кофе?

— В чемодане, в домике…

— После завтрака, берешь свой кофе и ждёшь меня в клубе, у меня есть кипятильник…

Позавтракав, выйдя на крыльцо, мы дошли до площади:

— Давай, бери кофе, и в клуб…

— Кто сказал кофе? , — из-за спины материализовалась Ольга Дмитриевна.

— А? , — мы обернулись к ней.

— Вы собрались пить кофе? , — вожатая переводила взгляд с меня на Мику.

— Да… А что, кофе разве нельзя?

— Можно конечно… Вы же единственные в лагере, кто любит кофе… , — Ольга притворно вздохнула, глядя в небо, бормоча, — Который, к концу смены, уже закончился…

— Ольга Дмитриевна, приходите в музклуб, я на вас тоже пакетик возьму, — сказала Мику.

— Семён, ты что стоишь?! Не заставляй девушек ждать! , — Ольга хихикнула, хватая Мику под руку и потащила с площади, в сторону её домика.

Я покачал головой, усмехнувшись, поворачивая к себе. Вытащил из-под кровати чемодан. Кипятильник нашёлся в боковом кармане. Зажав его в кулаке, вышел, направляясь в музклуб.

Мику с вожатой уже были в клубе. Я продемонстрировал кипятильник, разматывая провод:

— В чём кипятить будем?

— Вот, Сень, — Мику протянула мне банку с водой.

— Мне первой! , — Ольга поставила на рояль чашку, — Я заварю и пойду, дел невпроворот.

— Опустив кипятильник в банку с водой и воткнув вилку в розетку, мы уселись на кресла, ожидая пока закипит вода.

— Что после лагеря будете делать? , — Ольга наклонилась вперёд, глядя на нас сбоку.

— Эээ… Да… Не думали ещё, — протянул я.

— Мику, ты сразу в Японию уедешь?

— Нет, я к бабушке ещё заеду…

— А вы планировали как-то… видеться после лагеря? , — вожатая приподняла бровь.

Мику ссутулилась, мельком взглянув на меня. Я поёрзал на стуле, отвёл взгляд в сторону рояля, нехотя говоря:

— Пока ещё нет…

— Да? , — вожатая удивлённо подняла бровь, — А мне показалось, что вы очень сдружились за эти дни…

Я сжал кулаки так, что ногти впились в ладони:

— Мы разберёмся, что нам делать, Ольга Дмитриевна…

Вожатая усмехнулась:

— Я не собираюсь вмешиваться в ваши дела, но, пока вы здесь, в лагере, я за вас всё-таки в ответе…

Она откинулась на спинку кресла, сцепив руки на коленях, глядя куда-то вдаль. Её голос стал чуть более строгим:

— Вы уже совсем взрослые, и решения, принимаемые вами — это ваша ответственность, не забывайте. Жизнь за воротами лагеря может быть… сложнее, чем кажется сейчас…

Увы… ни она, ни Мику не представляют, насколько всё сложно… Чтобы думать о том, что будет за пределами лагеря, нужно иметь уверенность в будущем, которой у меня нет абсолютно… Я посмотрел на Мику, перехватив её обеспокоенный взгляд, прикрыл глаза:

— Да… Вы правы…

— Вот и хорошо… — она встала, — Так, вода вскипела. Мику, давай свой кофе.

Мику поднялась, прошла к роялю, взяв с него серебристый фольгированный пакетик.

— Никогда такой не видела, — пробормотала вожатая, — Как его заваривать?

Мику, разорвав упаковку, достала белый бумажный пакетик, похожий на чайный, развернула, и постучала пальцами, стряхивая весь кофе вниз. Оторвала верхнюю половину, потом растянула пакетик за «ушки», раскрыв его в виде маленькой воронки, повесила на кружку сверху, зацепив «ушками» за края, взяла банку с кипятком, обмотав её полотенцем:

— Вы как любите? Покрепче? Послабее?

— Да… без разницы, — Ольга зачарованно смотрела за её манипуляциями.

Мику начала медленно наливать воду в в бумажную воронку. Остановилась, ставя банку на рояль, взяв следующий пакетик, начала открывать его. Ольга заглянула в кружку:

— Мику, долей ещё воды, тут совсем мало…

— Сейчас, чуть настоится, я добавлю, минуты через три…

В воздухе поплыл аромат кофе, я поднялся, подходя к ним:

— А… Где кружка мне?

— Ты не принёс?

— У меня нету…

— Сейчас, подожди, — Мику залила водой свой пакетик, и, протянув мне третью упаковку, скрылась в кладовой. Вернулась, протягивая кружку, — Сполосни только.

— Спасибо… — я плеснул кипятка в кружку, поболтал его внутри и, выйдя на веранду, выплеснул в траву, возвращаясь обратно.

Мику залила в кружку вожатой ещё порцию кипятка и повернулась ко мне с банкой в руках:

— Покрепче?

— Да, пожалуйста…

Наконец, кофе заварился. Ольга, достав из кружки пакетик, взяла её в руки, зажмуриваясь, вдыхая аромат:

— Ммм… Как вкусно пахнет… , — она отхлебнула глоток и скривилась, открыв один глаз, — Мику… У тебя сахара нет случайно?

— САХАРА?! , — Мы синхронно повернулись к вожатой.

Та только пожала плечами:

— Я с сахаром люблю… Ладно, спасибо за кофе! , — она пошла к двери, отхлёбывая из кружки и морщась, — Хотя… Что-то в этом есть… Как кофе попьёте — Мику, нужна твоя помощь, жду вас на сцене.

За ней захлопнулась дверь. Мы переглянулись, беря кружки, и устраиваясь на креслах. Я поднёс кружку к лицу, прикрывая глаза, вдыхая лёгкий сладковатый ореховый аромат, с едва уловимыми нотками карамели и ванили, переходящий в глубокий горький, насыщенный запах тёмного шоколада. Аккуратно сделал первый глоток — лёгкая горечь, приятная, бодрящая, заставляющая глубже вдохнуть, сразу сменилась освежающей кислинкой, переходя в долгоиграющий ореховый оттенок послевкусия…

Я сделал ещё несколько глотков, открыл глаза, поворачиваясь к Мику:

— Недурственно… Что за кофе?

— Мгм… , — она отхлебнула из кружки, пожав плечами, — Это любимый кофе папы…

Я сделал ещё несколько глотков.

— Сеня… — Мику подняла взгляд от кружки на меня, — Знаешь, почему я вчера долго не могла заснуть?

— Почему?

— Я думала, а что будет после лагеря?

Я уткнулся в чашку, делая вид, что очень занят процессом, Мику же, тем временем, продолжала, не сводя с меня глаз:

— Завтра мы уезжаем, сегодня последний день…

— Мгм…

— Я бы хотела… , — Мику запнулась, чуть покраснев, — Узнать о твоих планах после лагеря…

Я вздохнул. Продолжать делать вид, что я пью кофе больше было невозможно, сделав последний глоток, поставил на пол пустую кружку:

— Мику… — я задрал голову, глядя в потолок, — Я пока не знаю…

Опустил голову, посмотрев на неё, нервно улыбнулся:

— Я понимаю, что надоел тебе своим «не знаю», но правда, я не знаю, что будет после лагеря…

Она замялась, отвела глаза, сказала полушёпотом:

— Я… Я просто не хочу, чтобы всё это заканчивалось… Так просто исчезнуть из жизни друг друга…

Внутри меня всё сжалось:

— Мику… — начал я, но она вдруг перебила меня, замахав руками.

— Нет-нет, я не о том!

Она одним махом допила кофе, вскочила с кресла, подбирая и мою кружку, сполоснула их, убирая в кладовку, вылила остатки воды из банки, сложила какие-то журналы стопкой на рояле, смотала кипятильник… Я только следил за этим вихрем, носившимся по музклубу, от былой сонливости не осталось и следа. Наконец, она остановилась в центре комнаты, буквально просияла, вытянув руку, указывая на меня кипятильником, зажатым в руке:

— Сеня! Я всё придумала!

— Да? Что придумала?..

— Вставай! Идём!

— Куда? , — я поднялся, не понимая.

— Ко мне в домик…

— Зачем?

— Надо записать адреса, телефоны, в общем, все контакты, чтобы не потеряться после лагеря!..

Внутренне, я только горько усмехнулся…

Мы вышли на веранду, Мику, закрыв дверь, схватила меня за руку, увлекая за собой на тропинку, в сторону своего домика, не прекращая всё это время говорить. У домика, отпустив мою руку, недоуменно посмотрела на кипятильник, который она, до сих пор, сжимала в другой руке.

Подёргала дверь, отперла, и, распахнув, чуть ли не втолкнула меня внутрь.

Я огляделся. Интерьер домика не сильно отличался от всех других, в которых я уже успел побывать. Чуть выцветшие обои бежевого цвета, желтый абажур на лампочке, висящий под потолком, стол у окна, задёрнутого легкими занавесками. По центру комнаты — большой жёлтый ковёр. На стенах — постеры. На столе — книги, будильник, магнитофон, изящная настольная лампа с белым тканевым абажуром. По бокам от окна — полки. На полках слева — книги, коробки, альбомы. На краю полки стоял стакан, в котором были сложены несколько карандашей и ручек. На полках с другой стороны — кассеты, чашка, термос и журнал с иероглифами, похожий на томик манги. По краям комнаты — две небрежно заправленные кровати, с тумбочками в ногах. На правой тумбочке выстроилась целая батарея различных баночек, коробочек и тюбиков — косметика, судя по всему, принадлежащая Мику.

— Садись!

— Ммм… , — я выдвинул стул, садясь у стола.

Она нырнула под правую кровать, вытаскивая наружу пластиковый чемодан бирюзового цвета на колёсиках, распахивая его. Я деликатно отвёл взгляд… всё-таки юбки у пионерок коротковаты, как по мне…

— Ага, нашла!

Мику, пинком отправив чемодан обратно, с ногами забралась на кровать, распахивая блокнот с зелёным луком на обложке:

— Так, Сеня, диктуй свой адрес, телефон, и так далее…

— Хмм… , — я задумался, — Мику… понимаешь…

Какие адреса и телефоны я могу ей оставить? На дворе 89-й год, я вообще ещё не родился даже…

— Я… не знаю, по какому адресу точно сейчас буду жить… — я почувствовал, как краснею, потёр вспотевшие ладони о шорты.

— В смысле, не знаешь? , — она недоуменно посмотрела на меня.

— Нуу… Я там… — меня осенило, — Переезжаем! Да! Родители купи… получили новую квартиру и мы должны были вот-вот переехать… Так что, я не знаю, по какому адресу буду жить после лагеря. И телефона нет… То есть я номер не знаю… Лучше ты мне напиши свои адреса-телефоны.

— Хорошо… — Мику, ещё раз глянув на меня с сомнением, принялась записывать свои данные в блокнот. Закончив записывать, перечитала, дописав что-то, удовлетворенно кивнула, и, выдернув листок, протянула мне:

— Посмотри, всё понятно?

Я пробежался по нему глазами — смесь из кириллицы, латиницы и иероглифов, написанная аккуратным почерком. Кивнув, сложил листок, убирая его в карман рубашки:

— Вполне…

Мику закрыла блокнот, убирая его под подушку, вставая:

— Пойдём, пока вожатая нас не хватилась…

Покинув домик Мику, мы добрались до сцены. Она была расположена на большой поляне, окружённой деревьями. Деревянная, со ступенями по бокам и навесом над основной частью, в форме ракушки. В глубине, в тени навеса, были видны несколько колонок и какое-то музыкальное оборудование. В центре сцены — одинокий микрофон на стойке.

Перед ней — зрительские скамейки, в несколько рядов, сейчас пустующие.

Ольга Дмитриевна, стоявшая по центру, прямо перед сценой, в окружении пионеров, держала в руках пачку листов, перелистывала их, вчитываясь в написанное, подняла голову:

— Явились? Отлично! Хатсуне, ты будешь выступать в конце, закроешь концерт.

— Хорошо, Ольга Дмитриевна…

— Почему в конце? , — поинтересовался я.

— На открытии, мы, не совсем понимая, кто такая Хатсуне Мику, поставили её выступления между выступлениями других пионеров. После первой же её песни, некоторые не хотели выходить на сцену…

Я покосился на Мику, она порозовела:

— Ну я же не виновата…

— Мику, я и не говорю, что ты в чём-то виновата, — Ольга Дмитриевна улыбнулась, — Ты — профессионал, а другие ребята — любители, участники самодеятельности… Поэтому, мы с руководством и другими вожатыми, решили, что сначала выступят все остальные, а потом уже ты дашь свой полноценный концерт, закончив его гимном пионеров «Взвейтесь кострами». Тем более, ты говорила, что специально подготовила эту песню для лагеря?

— Да, — Мику кивнула, скосив глаза на меня и загадочно улыбнувшись, — Сейчас от нас что требуется?

— Я хочу, чтобы ты помогла мне ещё раз прогнать номера других ребят, может быть перетасовать порядок номеров, на твой, профессиональный, взгляд… А ты, Семён, — она отдала Мику пачку листов и перевела взгляд на меня, — У меня просьба: помоги нашему библиотекарю собрать книги по лагерю.

— Жене?.. — я скорчил недовольную гримасу, взглянув на Мику.

Она подняла взгляд от листов, которые держала в руках, улыбнулась:

— Иди, Сенечка, сейчас всё равно поболтать не получится…

— Это тянет уже на вторую шоколадную медаль… , — пробормотал я, прищурившись, глядя на вожатую.

— Вымогатель… , — рассмеялась она.

Пройдя немного по дорожке от сцены, я зашёл в библиотеку, придерживая дверь. Женя, традиционно «работала», положив голову на руки. Я подошёл к столу, постучав по столешнице:

— Здравствуйте, я к вам!

Женя подняла голову, подпирая её руками, замученным голосом протянула:

— Тебе-то что от меня надо?

— Меня определили тебе в помощники, собирать по лагерю книги…

Женя, оживившись, встала со стула:

— Это ты удачно зашёл! Жди тут! , — она скрылась за книжными полками.

Вернулась, спустя несколько секунд, держа под мышкой журнал:

— Пойдём, — она прошла мимо стола, выходя на улицу, я последовал за ней.

— Куда идём?

— Сейчас… , — она раскрыла журнал, — Пойдём-ка на пляж, для начала…

Мы вышли на площадь, поворачивая в сторону пляжа, я повернулся к Жене:

— На танцы идёшь?

— Да я бы не ходила… Что там делать-то? , — она скривилась, — Но, это же общелагерное мероприятие… Придётся прийти.

— Не любишь танцевать?

— Нет. Ты сам-то любишь?

— Не особо… Медленные танцы — ещё куда ни шло…

— Вот-вот… А мне, как ты понимаешь, танцевать не с кем…

— Как не с кем? А Электроник?..

— Пфф… — она фыркнула, скривившись.

Мы вышли на пляж, Женя подошла к вожатому младшего отряда, открыла журнал и прочла несколько фамилий. Вместе с названными, мы прошлись по домикам, собирая книги, у меня в руках собралась целая стопка. Женя снова заглянула в журнал:

— Таак… Теперь в клубы…

В клубах, потеснив Шурика с Электроником, младшие, под руководством своей вожатой, что-то увлечённо вырезали из картона, клеили и раскрашивали. Зачитав должников, пройдясь по домикам, собрав с них ещё три книги, Женя опять заглянула в журнал:

— Отлично… Остался только наш отряд… Лена отдаст… остались ты и Славя. Ты в каком домике живёшь?

— В 27.

— Идём…

Подойдя к моему домику, я положил стопку книг на крылечко, пошарил в карманах, доставая ключи, зашёл, беря книгу, выходя на улицу, и показывая ей:

— Вот, в целости и сохранности.

— Ага… , — она обмахивалась журналом, — Ну и жарища… Пойдём, последнюю книгу заберём и на этом всё.

Она повернулась в сторону площади, я, подняв книги, пошёл следом. Пройдя через площадь, в сторону библиотеки, свернула к ближайшему домику с номером 12, доставая ключи и открывая дверь:

— Подожди, я быстро…

Спустя несколько секунд, она появилась на крыльце, запирая дверь и кладя мне в стопку ещё одну книгу:

— Можно возвращаться в библиотеку…

— А?

— Славину книжку я забрала, мы с ней соседки…

Зайдя в прохладу библиотеки, я положил стопку книг на стол, выдыхая:

— Да… Припекает… У тебя попить ничего нет?

— Пойдём, — она мотнула головой, уходя за книжные полки.

В конце полок, не видимая от входа, обнаружилась ещё одна дверь. Женя повернула ключ в замке, открывая её:

— Заходи.

Я шагнул внутрь, оглядываясь — помещение, видимо задумывавшееся, как кладовка, было превращено во вполне уютную комнатку без окон — стол, стул, в углу — застеленная медицинская кушетка. Над изголовьем, к стене прикручена белая настольная лампа, используемая, как бра. Под потолком — лампочка в ажурном бумажном, видимо самодельном, абажуре. На столе — кружка, электрический чайник, початая упаковка печенья, пачка грузинского чая, полиэтиленовый пакет с кусковым сахаром. Рядом с пакетом — щипчики, для его колки. У стены — трёхлитровая банка, закрытая марлей, перетянутой медицинской резинкой, с янтарно-жёлтой жидкостью внутри и плавающей на поверхности белёсой субстанцией.

— Это, — я ткнул пальцем в банку, — Чайный гриб?

— Да, в жару — самое то, будешь?

— Давай, только… , — я огляделся, — Кружка у тебя одна?

— Брезгуешь? , — хмыкнула Женя.

— Я? Нет…

— Вот и чудно… , — Женя поставила чашку ближе к краю стола, беря банку и, аккуратно наклонив, через марлю, налила полную.

Я аккуратно отхлебнул — освежающий кисловатый вкус моментально снял измождённость от жары. Допив, поставил кружку на стол:

— Спасибо тебе добрая женщина, дай бог тебе мужа хорошего…

— Твоими бы устами… , — пробормотала Женя, — Ещё?

— Не… хватит…

Она пожала плечами, налив себе, поставила банку обратно к стене, взяла кружку в руки и села на стул:

— Ты присядь, или торопишься?

— Нет… , — я оглянулся, присаживаясь на застеленную кушетку напротив неё, — У тебя тут спальное место?

— Ага… , — она зевнула, — Ночую тут иногда…

— Ясно… , — я привалился к стене, потягиваясь.

Женя, отхлёбывая, разглядывала меня. Я поёрзал, спросил:

— Что?

— Ничего… , — она прикрыла глаза, — Просто… смотрю…

— Интересно?

— Уже нет…

Женя вздохнула, снимая очки и потёрла глаза руками:

— Это было интересно, до вчерашнего вечера…

— Что?! О чём ты?

— О костре… Как ты закрылся в себе…

Внутри всё похолодело:

— Так заметно?

— Как тут не заметишь… , — она надела очки обратно, глядя мне в глаза, — Твоё поведение слишком уж похоже на моё собственное. Даже особо смотреть не приходится… , — она горько, едва заметно, улыбнулась, голос её стал тише, грустнее, — Я только и могу, что смотреть…

Я поёжился, почувствовав в её словах то отчаяние, которое преследовало меня до попадания в лагерь и в которое я снова начал погружаться. Замолчал, уткнувшись взглядом в пол…

С улицы послышался звук горна, зовущий на обед. Женя стряхнула задумчивость, поднимаясь со стула:

— Ладно… Пойдём обедать!..

Мы вышли в помещение библиотеки. У стола стояла Лена:

— Женя, я книжку… , — она увидела меня, улыбнулась, — Принесла… Привет, Семён!

— Привет… , — я поздоровался, направляясь к двери.

— Хорошо, Лен, давай отмечу…

Женя открыла журнал, начав туда что-то вписывать, я стоя у двери повернулся:

— Вы идёте?

— Иди-иди, мы догоним… , — Женя махнула рукой.

Я вышел на улицу и, прямо возле двери, едва не столкнулся с Электроником:

— Серый, ты чего тут?

— Я, это… , — он замялся, — Я хотел Женю на танцы позвать…

— Она в библиотеке, у Лены книжку принимает, дерзай… , — я пошёл в сторону столовой.

Электроник догнал меня, поравнялся:

— А ты?.. С Мику пойдёшь?

— Наверное…

— Ты уже её пригласил?

— Нет, зачем? , — я вопросительно покосился на Электроника.

— А… — он пожал плечами, попереводил взгляд, похмыкал, почесал в затылке, — А как бы ты её пригласил?

— В смысле?

— Ну… Я не знаю, как мне Женю пригласить на танцы…

Я остановился, поворачиваясь к нему:

— В смысле, как? Подойти и пригласить…

— Вот я и не знаю, что сказать… Не просто же «Пойдём на танцы»?

— Говори, что хочешь… Если она согласна — пойдёт, что бы ты не сказал, если нет — не пойдёт, что бы ты не сказал…

— Привет Сеня, Серёжа… — к нам подошла Мику, — О чем разговор?

— Он Женю на танцы пригласить хочет, — я кивнул на Электроника. Тот только покивал головой.

— Конечно пригласи! Прямо сейчас иди и пригласи! А мы — не будем мешать! , — Мику, схватив меня за руку, потащила в сторону столовой.

Отойдя от Электроника на приличное расстояние, она, прищурившись, бросила на меня обиженный взгляд:

— А меня ты тоже не пригласил!

— Ну хорошо… ,— я остановился, отступив на шаг, чуть поклонился, протягивая руку, — Мику, ты пойдёшь со мной на танцы сегодня вечером?

— Обязательно… ,— Мику выжидающе уставилась на меня.

— Что-то ещё?

— Ни-че-го..., — она вздохнула, разворачиваясь, и пошла вперёд.

В столовой, заняв места за колонной и пожелав друг другу приятного аппетита, мы принялись за обед. Мику, едва проглотив первую ложку супа, затараторила:

— Сенечка, а ты в чём на танцы пойдёшь? У меня специально платье для танцев есть. Ты же не в форме придёшь?

— Нет… , — я постарался вспомнить, что из вещей у меня было в чемодане, — Что-нибудь подберу…

— После обеда у нас будет где-то полчаса до начала концерта, так что сразу идём в клуб…

— Зачем?

— Мне надо переодеться.

— Сразу в платье что-ли?

— Нет конечно! , — рассмеялась она, — В концертный костюм, я же не буду в форме выступать, а платье — для… — она прикрыла глаза, — Особых случаев.

— Хорошо, — кивнул я, — Давай тогда поторапливаться, а то мы ничего не успеем…

Мы замолчали, заканчивая с обедом, вышли из столовой.

На площади, нас перехватила вожатая:

— Вы куда?

— В музклуб, я переоденусь и мы придём на сцену.

— Не опаздывайте… — вожатая поспешила в другой конец площади, где собирался какой-то из младших отрядов.

Мы зашли в клуб, Мику обернулась ко мне:

— Секунду, я переоденусь.

Она скрылась в подсобке, я присел на откидное кресло, вытягивая ноги.

Дверь распахнулась и в центре комнаты появилась, прокружившись, Мику:

— А вот и я! Как тебе?

На ней был узнаваемый костюм — черные ботфорты на платформе, черная юбка с бирюзовым кантом, серая рубашка без рукавов с бирюзовым галстуком и отдельно закрепленные широкие черные рукава. Я поднял глаза:

— Ты прекрасно выглядишь, в любой одежде…

— Сеня… ,— она порозовела, — Ой! , — словно что-то вспомнив, снова убежала в подсобку, вернувшись с серой кассетой в руке, потрясая ей в воздухе:

— Я приготовила песню для лагеря!

— Песню?

— Когда я узнала, что поеду в пионерский лагерь в СССР, я написала песню… вернее несколько вариантов… вернее не написала, а перепела гимн пионеров и хочу спеть его на закрытие смены.

— Понятно, это и есть тот сюрприз?

— Да!

Мику неожиданно оглянулась по сторонам, подходя ко мне ближе:

— Сенечка… , — прошептала Мику, вставая вплотную и широко распахивая глаза, — Несмотря на то, что я уже бесчисленное количество раз выходила на сцену, я всё равно нервничаю. И мне надо, чтобы меня кто-то успокоил…

— Ммм… Успокоил?..

— Сеня, блин! , — она топнула ножкой, — Поцелуй уже меня!

Наклонившись, я аккуратно чмокнул её, быстро отстранившись.

— Ууу… ,— она надулась, — Что так мало?

— Пойдём, — фыркнул я, — А то на концерт опоздаем…

Мы вышли на улицу, я закрыл дверь, делая шаг по тропинке. Мику мгновенно обвила мой локоть руками и заглянула в лицо:

— Сенечка, а ты хорошо танцуешь?

— Вряд ли, — хмыкнул я.

— Все ноги мне оттопчешь?

— Ну не настолько плохо… Наверное даже вальс смогу вспомнить…

— Вальс вряд ли будет на дискотеке… , — захихикала Мику…

Мы вышли к сцене, где уже собрался весь лагерь.

— Ну наконец-то! Хатсуне! Персунов! Только вас и ждём! , — Ольга Дмитриевна махала нам с первого ряда.

Я с Мику разместились на первом ряду, перед столом с аппаратурой — кассетными деками, микшером, усилителями. Она преобразилась — сосредоточенно глядя на аппаратуру, что-то подкручивая, наконец, кивнула:

— Можно начинать!

На сцену поднялась вожатая:

— Здравствуйте ребята! Сегодня, мы начинаем наш концерт, посвящённый закрытию второй смены 1989 года в пионерском лагере «Совенок». Позвольте мне, для начала, поблагодарить всех вас…

Я, как обычно, слушал вполуха, осматриваясь. Часть пионеров из младших отрядов, стоя за сценой, что-то последний раз репетировали. Тем временем, Ольга Дмитриевна закончила свою речь и пригласила на сцену первых участников. Мику включила музыку. Дети на сцене запели вразнобой, не попадая в ноты, я скривился…

— Сеня…

— Что?

— Сделай вид, что тебе хоть чуть-чуть нравится… Они же стараются…

— Я попробую…

Концерт шёл своим чередом. Вожатая объявляла новых участников, Мику меняла кассеты, включая музыку, когда требовалось музыкальное сопровождение, аплодируя каждому выступающему…

Спустя несколько номеров, Мику повернулась ко мне:

— Сенечка, побудешь сегодня моим звукорежиссёром?

— Звукорежиссёром? Объяснишь как?

— Смотри, — она разложила кассеты на столе, — Я всё перемотала на начало нужных песен, просто будешь по-очереди ставить кассеты. Последней, поставишь эту, — она постучала ноготком по серой кассете.

— Сюрприз?

— Да, — заулыбалась она.

— Хорошо… А… Больше ничего не надо? Громкость… Баланс?

— Нет, я всё настроила…

Мику потянулась:

— Ещё три выступления и потом я…

Я оглядел ряд кассет на столе:

— И сколько по продолжительности будет твой концерт?

— Минут 40-45, небольшой…

Спустя несколько выступлений, на сцену вновь поднялась Ольга Дмитриевна:

— Спасибо всем за выступление! Как вы знаете, в эту смену, в нашем лагере отдыхает Хатсуне Мику — певица из Японии, очень популярная у себя на родине. И сегодня, она выступит для нас! Мику, прошу на сцену!

Мику поставила первую кассету в магнитофон, обернувшись ко мне и подмигнув:

— Я на тебя надеюсь! , — встала, выходя из-за стола, поднимаясь на сцену, беря в руку микрофон, — Привет, «Совёнок», как ваше настроение?!

Пионеры зашумели, захлопали.

— Тогда, не будем долго ждать! Мы начинаем!

Она посмотрела на меня, кивнув. Я нажал кнопку на деке, заиграла первая песня. Мику запела, поглядывая на меня, улыбаясь, подмигивая между куплетами… Я улыбался, хлопая в такт музыке… Первая песня закончилась, Мику сразу же кивнула, показывая, что надо ставить следующую… Затем следующую…

Она кружилась по сцене в грациозных па, с каждым мгновением, с каждой новой песней, я всё сильнее ощущал, как её голос вплетается в мои мысли, заполняет собой всё пространство вокруг. В памяти снова всплыло: «Я буду петь только для тебя…» Словно воплощённое волшебство — сияющая, лёгкая, словно созданная из света и музыки. Следя за каждым её движением, ловя каждый взгляд, я чувствовал, как сердце предательски сжимается от осознания того, что я мог бы быть ближе к Мику.

Нет.

Всё слишком хрупко, слишком зыбко. Уже завтра, мы столкнемся с реальностью, которая разлучит нас… Поэтому, я не могу открыться ей, не могу показать свои чувства. А если вдруг она примет их? Посмотрит на меня своим мягким, понимающим взглядом, обжигая сердце аквамариновыми искрами, вспыхивающими в глубине глаз, и скажет, что тоже чувствует что-то похожее? Неужели это принесёт мне покой?

Нет.

Эти чувства станут для неё обузой. Я видел, как люди уходят, как обещания растворяются в тумане времени, я слишком хорошо знаю, что счастье — это мимолётный мираж, за который платишь болью.

Я просто трус… Бояться любить — самое жалкое, что можно придумать…

Пускай любовь живёт в моём сердце, не омрачённая разочарованием. Пусть Мику останется свободной, как её голос, который заставляет весь мир замереть…

Песня закончилась. Мику обратилась к залу:

— Я так рада выступать сегодня для вас, таких ярких, дружных и весёлых! Сегодняшний вечер — особенный для нас всех. Я знаю, что для многих из вас этот лагерь стал не просто местом отдыха, а настоящей маленькой жизнью, полной открытий, смеха и, конечно, новых друзей! И знаете, несмотря на то, что впереди расставание, пусть это время останется светлой страницей в вашем сердце! Не грустите о том, что скоро придется разъехаться. Просто запомните эти моменты, сохраните в памяти каждый день, каждый смех, каждую улыбку, которые согревали вас здесь!

На сцену поднялась Ольга Дмитриевна:

— Ещё раз спасибо всем! А завершить сегодняшний концерт, я бы хотела гимном всех пионеров «Взвейтесь кострами»! И у Мику есть сюрприз, приготовленный для всех нас!

— Да! , — Мику кивнула, — Когда я собиралась ехать сюда, в лагерь, я хотела подарить вам песню, поэтому подготовила свою, особую версию гимна пионеров!

Мику глянула на меня, кивнув, вытянула палец, обводя зрителей:

— Вы готовы?!

— Даа!!! , — Завопили вокруг.

Я поставил серую кассету — https://on.soundcloud.com/MtBoC6hDeBn3q1ZT8

Мику вытянула руку вверх:

Взвейтесь кострами, синие ночи!..

Заиграла музыка. Притопывая в такт, хлопая и качая головой, я огляделся — кто-то из пионеров вскочил, хлопая стоя. Я повернулся к вожатой — она качала головой, глядя на сцену, повернулась ко мне, подмигнула.

Песня закончилась, зрители засвистели, захлопали. Я вскочил с места, присоединяясь к толпе. Мику грациозно поклонилась, повесив микрофон на стойку и спустилась со сцены:

— Сенечка, как тебе?

— Супер! Сюрприз удался!

Вожатая, поднялась на сцену:

— Ещё раз спасибо всем! На этом, наш концерт завершён! Сейчас идите полдничать, после полдника те, кто был назначен ответственными за подготовку танцплощадки, собираются здесь, у сцены!

Мы вышли на площадь.

— Сеня, ты иди в столовую, место займи, на меня порцию возьми, я забегу в клуб, переоденусь…

Подошла Ольга Дмитриевна:

— Я напоминаю, что танцы — общелагерное мероприятие. Вы же не собираетесь опять куда-то пропасть?

— Нет конечно, Ольга Дмитриевна.

— Хорошо, тогда после полдника… — она улыбнулась, глядя на моё начавшее вытягиваться лицо, — Семён… Я не злодейка какая-то… После полдника, можете быть свободны… И, Мику?

— Да? , — она повернулась к вожатой.

— У тебя же с собой много кассет?

— Да…

— Может разнообразишь нам репертуар? Только что-нибудь такое, под что все смогут танцевать…

— Хорошо, Ольга Дмитриевна, мы с Сеней выберем что-нибудь…

Мику умчалась переодеваться, я пошёл в столовую. Взяв два полдника, сел на традиционное место за колонной. Спустя несколько минут, в столовую влетела Мику, плюхаясь на стул напротив.

— Итадакимас.

— Спасибо, — она кивнула.

— Семён, Мику, приятного аппетита! , — к нам подошла Славя, — Я присяду?

— Да, конечно.

Славя присела на свободный стул:

— Мику, Ольга Дмитриевна сказала, что ты подготовишь музыку к танцам. Когда я смогу забрать кассеты?

— Ммм… , — Мику задумалась.

Я повернулся к Славяне:

— Ты, после полдника, чем занята будешь?

— Мы с ребятами будем площадь готовить, для дискотеки.

— Это надолго?

— Не знаю точно… А что?

— Давай, когда мы музыку подготовим, я кассеты принесу на площадь, или на сцену, ты же там будешь?

— Так и сделаем, — Славяна поднялась со стула.

Закончив с полдником, мы направились в музклуб. Мику тут же зашла в подсобку. Я заглянул внутрь, следом за ней:

— Тебе помочь?

— Магнитофон возьми, — она протянула мне магнитофон, беря со стеллажа знакомый пакет с иероглифами.

Я вышел обратно, разматывая провод магнитофона, втыкая его в розетку. Подошла Мику, кладя пакет на рояль, доставая кассеты, перебирая их:

— Сенечка, надо сходить до моего домика, у меня здесь только мои песни.

— У тебя нет танцевальных песен?

Мику рассмеялась:

— Есть конечно, но ставить на дискотеке мои песни… К тому же, здесь в основном минусы, без слов. Так что, давай прогуляемся до домика…

В домике никого не было, Мику собрала с полки кассеты, складывая их в пакет, передавая мне. Я огляделся:

— А где твоё платье? Подготовила уже?

— Оно в шкафу висит. А ты в чём придёшь?

— Не знаю, — я пожал плечами, — В джинсах и футболке, наверное, как приехал…

Мы вышли из домика, направляясь обратно в клуб, она нахмурилась:

— Сеня, а рубашки у тебя нет?

— Рубашки? , — я задумался, вспоминая вещи, которые были в чемодане, — Не уверен…

— Ты посмотри… Может я?..

— Что?

— Нет, ничего. Я бы хотела, чтобы ты был в рубашке…

— Я поищу.

Возвратившись в клуб, Мику перебрала ещё раз кассеты, отсортировав, по её мнению, наиболее подходящие. Поставила одну, нажала на кнопку. По комнате поплыла мелодия. Я присел на пол, рядом с ней:

— Думаешь, эта подойдёт?

— Конечно, она сейчас очень популярна. Кстати, Сень, а ты какую музыку любишь?

— По настроению… Каких-то особых предпочтений нет…

— А… моя музыка? Понравилась? , — Мику хитро прищурилась.

— Очень! , — я улыбнулся.

Песня закончилась. Мику вынула кассету, доставая из коробки следующую:

— А как тебе что-то вроде этого? Что-то романтичное, медленное. Чтобы под конец дискотеки все могли… Нуу….

— Медленный танец… Пойдёт.

Мику вздохнула:

— Он не единственный будет, но эту песню я хотела поставить на последний, белый танец…

— Хорошо. Тогда пусть этот будет… на финал.

— Да…

Песня закончилась. Она перемотала песню на начало, доставая кассету. Сложила отобранные в стопку, убирая остальные в пакет. Я отключил магнитофон, передавая его Мику, которая убрала его в кладовку, вместе с кассетами.

Мы подошли к роялю. В клубе царила тишина, нарушаемая едва слышимым скрипом пола под ногами. Мику подняла на меня взгляд, набрала воздуха, собираясь что-то сказать…

Дверь с треском распахнулась. Я, вздрогнув от неожиданности, обернулся. На пороге стояли две девочки, из младшего отряда. Они с неподдельным любопытством уставились на меня:

— И-извините!

Мику выглянула из-за меня. Девочки оживились:

— Извините! Мику… А можно нам автограф?

Мику улыбнулась:

— Ну конечно!

Она ушла в подсобку, возвратилась, держа в руках две фотографии с какого-то концерта и ручку:

— Как вас зовут?

— Аня, Катя, — девочки осторожно подошли ближе, косясь на меня.

Мику быстро что-то написала на задней стороне фотографий, отдавая их девочкам:

— Держите!

— Спасибо! Вы очень красиво пели! , — они развернулись и выбежали из клуба.

— Ты, я смотрю подготовлена к встрече с фанатами… А можно мне тоже автограф?

— Можно… , — Мику развернулась, уходя в подсобку. Вернулась с ещё одной такой же фотографией, на обороте быстро написала:

Сенечке

すべてに感謝します!

愛を込めて、ミク

Я прочитал надпись, повернул её к Мику:

— А что тут написано? Я только подпись понял…

Она чуть грустно улыбнулась:

— Я тебе потом расскажу… или сам переведёшь…

Мику тряхнула головой, поворачиваясь к двери:

— Пойдём, Славя музыку ждёт!

Забрав кассеты, мы вышли из клуба, Мику снова завернула за клуб, на тропинку, выходя к своему домику:

— Секундочку…

Она заскочила в домик, возвращаясь обратно с большим полиэтиленовым пакетом в руках. Я показал на него:

— А это что?

— Сеня… , — она наклонила голову, буравя меня взглядом, — У девушки могут быть свои секреты?

Выйдя на площадь, встретили Славяну, руководящую развешиванием гирлянд по деревьям, стоящим по краям площади. Она повернулась к нам:

— Вы пришли?

— Да, держи, — я протянул ей стопку кассет.

Славя положила кассеты на стол, стоящий у памятника, на котором была составлена аппаратура:

— Спасибо, вы сейчас куда?

— Мы… — я вопросительно посмотрел на Мику.

— Сеня, иди одежду выбирай, а я пока… по своим делам схожу. Увидимся на ужине.

— Ммм… ладно…

Проводив взглядом Мику, уходящую с площади в сторону столовой, я повернулся к Славе:

— Не знаешь, куда это она?

Славя только укоризненно покосилась на меня, хмыкнув, и возвратилась к подготовке. Я развернулся, уходя с площади…

Зайдя в домик, я вытащил из-под кровати чемодан, положив его на пустую кровать, открывая.

Вспомнил просьбу Мику о рубашке, копаясь в чемодане. Наконец, между прочих вещей нашёл серую льняную рубашку, невесть как попавшую в чемодан. Приложил к себе, подходя к зеркалу на дверце шкафа — вся мятая. Надо сгонять до рукомойников, чуть её намочить и повесить отвисеться, должна подразгладиться… Или сходить до Слави, спросить, может у неё утюг есть?..

Я решил остановиться на первом варианте, бросив рубашку на свою кровать. Теперь низ… Я посмотрел на так и не распечатанный кулёк из вощёной бумаги, в котором были мои постиранные вещи, взял его, покачав в руке, заметил в чемодане белые шорты. Положил кулёк обратно, вытягивая шорты, расправляя их.

С лёгким шуршанием, что-то выпало из шорт в чемодан. Отложив их на кровать, я опустил глаза:

В чемодане, поверх вещей, серебристо поблескивала, фольгированная лента из трёх презервативов… Я усмехнулся, беря их, крутя в пальцах. Мои вещи здесь, соответствуют вещам из того лагеря… Тогда, я взял их с собой, «на всякий случай», спрятав в вещах…

Не пригодились они мне тогда, не пригодятся и теперь… Я кисло улыбнулся, глубоко вздохнув. Запихнул резинки во внутренний карман чемодана и достал кеды.

Взял рубашку, повернулся к выходу, и, посомневавшись, обнюхал себя. Вроде всё нормально, но… сполоснусь-ка я, на всякий случай…

Вода немного согрелась за день, но всё равно, была холодной. Я снял рубашку, намывшись, растёрся полотенцем. Побрызгал водой на рубашку, приготовленную к танцам, разглаживая её рукой. В шкафу, вроде, были плечики, повешу, может отвисится…

В домике, нашёл плечики, повесив рубашку под потолок, на натянутую веревку.

Расправляя форму, нащупал что-то в нагрудном кармане. Достал фотографию Мику и листок, перевернул, ещё раз вчитываясь в иероглифы, вздохнул, убирая автограф в чемодан. Покрутил в руках листок, исписанный ровным почерком… Чем чёрт не шутит, вдруг и в моём мире по этим адресам можно найти Мику… Хотя... В моём мире её не существует...

С улицы послышался звук горна, зовущий на ужин. Убрав листок к автографу, я повязал галстук и направился в столовую…

Мику, стоявшая у раздачи, замахала рукой:

— Сеня, давай сюда, я заняла очередь…

Заняв места, мы приступили к ужину. Мику ела молча, торопливо.

— Не торопись, не отнимут, — я улыбнулся.

— Мгм… , — она прожевала, — Сень, это тебе только переодеться и всё, а мне — переодеться, причесаться, накраситься… Ты, кстати, нашёл рубашку?

— Не продолжай, — я поднял ладонь, — Да, нашёл.

Мику доела, взяла поднос, поднимаясь:

— Сеня, не опаздывай, танцы в 20:30, — она развернулась, выходя из столовой.

Я спокойно доел, оглядывая столовую. Поставил посуду, вышел, потягиваясь, неторопливо направляясь к себе…

В домике, завалился на кровать, бесцельно пялясь в потолок, и задремал…

С улицы послышались приглушенные звуки музыки, видимо дискотека уже началась…

Я спохватился, взглянул на часы — так и есть. Вскочил с кровати, развязал галстук, разделся. Надел шорты, пощупал рубашку — она уже высохла, надел, прикидывая, стоит ли её заправлять или нет. Обулся, и вышел на улицу, быстрым шагом направляясь на площадь.

Выйдя на площадь, окинул её взглядом — дискотека под открытым небом уже началась. Яркие гирлянды, развешенные на деревьях, мигали в такт музыке, льющейся из колонок, установленных перед статуей. На самом танцполе пока что народу было немного. Кто-то ещё стоял чуть в стороне, разговаривая и смеясь с друзьями, пританцовывая, не решаясь выйти в центр. Те, кто решился — танцевали как могли — кто-то стеснялся своих движений, кто-то, наоборот, двигался свободно, наслаждаясь летней ночью и мелодией…

Не без удивления, среди танцующих, я заметил и Ольгу Дмитриевну — в шикарном фиолетовом платье с открытой спиной, она танцевала рядом с вожатой другого отряда. Остальные вожатые также пока наблюдали со стороны.

Из нашего отряда на танцполе были Ульяна, Славя и Мику.

Ульяна, в лёгком летнем сером платье с узорами в виде бабочек. Увидев меня, замахала руками, расплываясь в улыбке.

Славяна, пританцовывающая около стола с аппаратурой, была в нежно-голубом сарафане с замысловатыми узорами в древнеславянском стиле.

В центре танцплощадки танцевала Мику. На ней было бирюзовое платье с широкими рукавами, с принтом, в виде нот, очень напоминающее юкату. Сходство с юкатой усиливал широкий алый пояс с пышным бантом на спине.

Увидев меня, она отделилась от танцующих, подходя ко мне:

— Ты опоздал!,— она надулась.

— Извини…

— Как я тебе? , — она прокружилась, вставая вполоборота, согнув одну ногу в колене. В разрезе юбки мелькнул край чулка, а чуть выше над ним — полоска обнаженной кожи.

— Очень… красиво…

— И всё?

— Эээ… Ты… Вот…,— мысли отказывались формироваться в слова.

— Я поняла, Сеня. Ты…,— она окинула меня взглядом, — Тоже хорошо выглядишь. Ты же будешь танцевать?

— Пока нет… Но на медленный — я приглашу!

Мику кивнула, улыбнувшись, сделала несколько шагов вперёд, обернувшись вокруг себя, отчего рукава юкаты взметнулись вверх, дополняя плывущие в воздухе локоны и, подмигнув мне, закружилась в танце.

Я отошёл к ближайшей скамейке, оглядываясь по сторонам. Кибернетики сидели на соседней. Шурик, с отсутствующим видом и Электроник, изо всех сил старающийся рассмотреть Женю, сидящую на скамейке с другой стороны площади, с книжкой в руке. На ней было чёрное платье до колен с золотым узором и бахромой по низу и чёрные перчатки до локтя. На угловой скамейке, почти у выхода с площади, Лена с Алисой резались в карты. На Лене было светлое летнее платье, украшенное голубыми узорами в виде крупных цветов. Я присмотрелся — на Алисе, единственной из девушек, было не платье, а джинсовые шорты и рыжий топ, с накинутой сверху белой рубашкой, завязанной под грудью.

Я перевёл взгляд на танцпол, где, в центре, танцевала Мику. Она двигалась легко, выверенно, собирая вокруг себя толпу зрителей. Я усмехнулся, откидываясь на спинку скамейки…

На краю площади замаячили две фигуры — Борис Саныч и Виолетта Церновна. Физрук сменил треники и майку на чёрные брюки с белой рубашкой. Виолетта же была в своём неизменном медицинском распахнутом халате, надетом поверх короткого чёрного платья с глубочайшим декольте…

С краю площади не осталось стоящих пионеров, все ушли танцевать, даже Электроник мелькал в толпе танцующих. Славя прошла к столу с аппаратурой, беря какую-то кассету, вставляя её в деку. Дождавшись, когда доиграет песня, нажала кнопку.

Над площадью поплыла медленная мелодия. Всех танцующих, как ветром сдуло с танцпола. Я поймал на себе пристальный взгляд Мику, вздохнув, поднялся, сделал от скамейки шаг, второй. На мне пересеклись десятки глаз, пока я, в одиночку, пересекал танцпол, подходя к ожидающей меня Мику.

Подойдя, протянул ей руку:

— Потанцуем?

— С удовольствием, — Мику приняла мою руку, выходя вслед за мной на танцпол…

Мы медленно закружились по площади. Я изо всех сил старался не наступить ей на ногу, подстраиваясь под её шаг, Мику подшагнула чуть ближе:

— Сеня, веди ты…

— Хорошо… , — я выдохнул, позволяя себе двигаться свободнее, спокойнее.

Мику, спустя несколько секунд, улыбнулась:

— Сенечка, а ты похоже не врал, насчёт танцев.

— М?

— Что умеешь танцевать…

— С тобой, мне всё равно не сравниться… Я видел, как ты сейчас танцевала, и на концерте тоже…

— Сенечка, мне же ставят хореографию, плюс, я танцевать люблю…

На танцполе, рядом с нами, появились ещё несколько пар… Спустя несколько минут, музыка стихла, я отступил от Мику:

— Спасибо…

— Жду тебя на следующий танец…

Я вернулся на скамейку и откинулся на спинку, смотря вдаль, прокручивая в голове все моменты с Мику: начиная с нелепого знакомства, купание, вечерняя прогулка, «вот мой ответ». Мои сомнения, наш первый поцелуй. Остров…

Всё это закончится завтра, оставив после себя лишь сожаление об упущенном…

Кто-то присел на скамейку, рядом со мной. Я повернулся — медсестра, закинув ногу на ногу, изогнула бровь, кивнув с лёгкой улыбкой:

— Привет, пионЭр…

— Добрый вечер, — осторожно ответил я, машинально отодвинувшись.

Она прищурила глаза, оценивающе глядя на меня:

— Ну что, как отдыхается?

— Эээ… Нормально, спасибо…

— Точно? , — она изогнула бровь.

— Д-да…

— Что-то ты не похож на человека, наслаждающегося жизнью…

— Вам виднее… ,— пробурчал я, подпирая голову руками, уперевшись локтями в колени.

Она чуть наклонилась ко мне и, скрестив пальцы на коленях, сказала, внезапно похолодевшим голосом, сверля меня острым взглядом:

— Драмы о неразделённой любви не будет?

— Что?! Какой драмы?

— Подростковой… С резанием вен и прочими атрибутами…

— Вы о чём?

Я видела, как ты смотрел на пионерку, и видела, как пионерка смотрела на тебя… И переживания у меня были, скажем так, совершенно иного толка. Но сейчас, я вижу твоё лицо, и как ты смотришь на пионерку…

— А… Вы об этом…

Я помолчал, глядя на Мику, которая бросала в нашу сторону обеспокоенные взгляды, вздохнул, откидываясь на спинку скамейки:

— Я — слишком труслив для суицида, а она — слишком сильна…

Виола, задумчиво скользнув по мне взглядом, откинулась на спинку скамейки:

— Вот и прекрасно…

Она молча посмотрела на меня ещё пару секунд, потом кивнула и, встав, ушла.

С танцпола, ко мне, спешила Мику:

— Сеня? А о чём вы разговаривали?

— Не бери в голову… Так, болтовня…

— Лааадно… ,— протянула Мику, — А что мы будем делать после танцев?

— Прогуляемся?

— Хорошо… А куда мы пойдём?

— Я не знаю…

— Опять «не знаю», — она нахмурилась, — Может ты выберешь? А то постоянно я тебя везде вожу, а ты сам никогда ничего не предлагаешь, только соглашаешься…

Я повернулся к ней:

— Мику, во-первых, мне абсолютно неважно куда, во-вторых — ты гораздо лучше меня изучила лагерь, в-третьих… пойдём танцевать! Медленный танец начался!

— Сеня… ,— улыбнулась она, — Пойдём…

Мы вышли на танцпол, встав, друг напротив друга. На этот раз, чувствуя себя более уверенно, повёл в танце…

Мику подняла лицо, глядя мне в глаза, с беспокойством во взгляде:

— Сень…

— М?

— О чем ты думаешь весь день?

Я вздохнул:

— О том, что завтра смена закончится…

— Ты опять?

— Увы… Обстоятельства… — я снова вздохнул, — Я помню, что ты мне говорила, что они могут и не случиться, но… Я всегда думаю о плохом…

— Сень, ты… — Мику опустила взгляд, глядя себе под ноги, — Я не понимаю… Вчера все было хорошо, что изменилось?

— Ничего… Разве что-то изменилось?

— Ммм… ,— Мику снова нахмурилась.

Я криво улыбнулся:

— Будем надеяться, что и завтра всё будет хорошо…

Песня закончилась… Я отпустил Мику, возвращаясь на скамейку…

Дискотека достигла своего пика. Нетанцующих было пять человек — Я, Шурик, Женя, Алиса и физрук. Последний, оглядываясь по сторонам, явно скучая, подошёл, присаживаясь рядом:

— Здоров, пионэр!

— Здравствуйте, Борис Саныч…

— Шо не танцуешь?

— Не люблю быстрые танцы…

— Я тоже… , — он почесал в затылке, взглянув на часы, — Ну, ишшо полчасика и усё…

— Что?

— Танцульки, говорю, закончатся. Можно и отдыхать идти…

Я улыбнулся, повернувшись к нему:

— Вас тоже вожатая заставила на танцы идти?

— А-ха-ха-ха, — расхохотался он, хлопая ладонью себя по коленке, — Не, я имею в виду, шо мы ж тут вожатые, сотрудники — тоже люди…

— М?

— Не только у вас смена заканчивается, пионэр, у нас — тоже, — он наклонился ко мне, понижая голос и заговорщицки подмигнул, — И мы хотим это дело немного отпраздновать. Так шо… ВечЁрнего обходу сегодня не будет, можешь с пионэркой своей подольше погулять…

— Я понял… Спасибо…

— Хэ, — крякнул он, — Я шо, молодым не был?..

Дискотека продолжалась. Я откинулся на спинку скамейки, глядя в звёздное небо...

Музыка остановилась, Ольга Дмитриевна взяла в руки микрофон:

— Вот и подошла к концу наша дискотека, объявляется последний, белый, танец…

С танцпола, ко мне шла Мику, как вдруг, сбоку, загородив мне обзор, появилась Лена. Я поднял голову, встретившись с ней взглядом. Лена наклонила голову, прищурилась и улыбнулась:

— Потанцуешь со мной?

— Ммм… Я…

Она протянула руку:

— Пойдём.

— Извини… Но нет.

Я встал со скамейки, делая шаг навстречу Мику. Лена фыркнула и, развернувшись, зашагала с площади в сторону домика.

Ко мне подошла Мику:

— Что Лена хотела?

— Танцевать.

— А ты?

— Отказал.

Мику прикрыла глаза, улыбнувшись:

— Потанцуй со мной…

Мы медленно закружились в танце. Положив руки на талию, я прижал её к себе так близко, что почувствовал её дыхание, её тепло, её аромат — мягкий, едва уловимый, опьяняющий…

Мы молчали, смотря друг на друга, вдруг в её глазах вспыхнули тревожные искорки:

— Это последний танец… ,— голос Мику дрогнул.

— Да… ,— выдохнул я.

— Завтра отъезд…

— Да…

Я почувствовал, как её пальцы чуть сильнее сжались на моих плечах:

— Мы расстанемся?

Я проглотил застрявший в горле ком, отвёл взгляд в сторону. Как объяснить, что я боюсь привязаться, а ещё больше — потерять?

— Я… Я не знаю… — прошептал я, сжимая её талию чуть сильнее, словно пытаясь удержать.

Она приоткрыла рот, словно хотела ответить, но ничего не сказала. Аквамариновые глаза потухли, наливаясь безжизненным свинцом:

— Я поняла… ,— еле слышно прошептала она.

Последние аккорды музыки стихли. Толпа, шумя и свистя, развернулась в сторону памятника. Мику чуть отступила назад, отпуская мои руки:

— Спасибо… за танец… — проговорила она, не глядя на меня, пустым, надтреснутым голосом, отвернулась и, не оборачиваясь, зашагала в сторону памятника.

Я ссутулил плечи, закрыл глаза, постоял так несколько секунд и тоже двинулся к остальным.

Ольга Дмитриевна с микрофоном в руке завершала свою речь:

— …снимем завтра, после линейки, а сегодня — отбой! Вожатым отрядов — проконтролировать!

Кибернетики возились у стола, отключая аппаратуру, сматывая провода. Пионеры уже покатили с площади колонки в сторону сцены, вожатые младших отрядов, уносили технику. К нам подошла Славяна:

— Мику, я тут твои кассеты собрала, — она протянула стопку кассет.

— Спасибо, Славечка…

Мику отошла от стола, поворачивая в сторону дорожки, ведущей к домику. Я догнал её, пойдя рядом:

— Я провожу?

— Как хочешь… ,— Мику, даже не повернувшись в мою сторону, продолжила свой путь.

Путь нам преградила Ольга Дмитриевна:

— Персунов! Отбой уже был! Твой домик в другой стороне…

— Я Мику только провожу до домика… и тоже спать пойду.

— Она не заблу…

На плечо ей легла ладонь:

— Оль… Ждём только тебя… , — Виола появилась рядом, разворачивая вожатую к себе.

— Сейчас иду… — вожатая попыталась вывернуться, поворачиваясь к нам с Мику, — Персунов, она не заблудится, иди к себе!

С другой стороны от вожатой вырос физрук:

— Ну шо вы тут, примёрзли шо ли?.. , — он увидел нас с Мику, — Пионэр, шо вы тут трётесь?! Иди проводи пионэрку и отбой! Шо непонятного?!

— Есть! , — я резко вытянулся по стойке смирно, хватая Мику за руку, быстрым шагом, отходя в сторону.

— Но!.. — сопротивлялась Ольга Дмитриевна, увлекаемая с площади, в сторону медпункта, физруком с медсестрой.

— Да пусть идут уже… , — Виола, приобняв Ольгу, согнула вторую руку за спиной, показывая мне кулак.

Мику проследила за ними взглядом, повернулась обратно, освобождая свою руку из моей:

— Это что сейчас было?

— Мне Борис Саныч, по секрету, сказал, что у них там праздник намечается, так что вечернего обхода не будет, можно погулять подольше…

Мы подошли к её домику, свет в нём не горел.

— Знаешь Семён… Я уже нагулялась, пойду спать.

— Но…

Мику вскинула на меня глаза, зло прищуриваясь:

— Но что?!

— Эээ… — я потёр шею.

Мику вздохнула, развернувшись к домику, сделала шаг, другой. Дёрнула за дверную ручку, достала ключи, отперла замок, медленно открыла дверь, чуть помедлив сделала шаг внутрь…

— Мику!..

Она замерла, вздрогнув:

— Я…

— Спасибо за всё, — она гулко сглотнула и громко прошептала, давясь слезами, — Сенечка…

За ней захлопнулась дверь. Изнутри послышалось сдавленные всхлипы.

— Мику… — одними губами произнёс я.

Постояв несколько секунд, сглатывая вставший в горле комок, развернулся и пошёл в сторону площади. Не видя ничего и никого вокруг, прошёл площадь, свернул на свою «улицу». У домика, присел на крыльцо и задрал голову, глядя в небо.

Звезды, такие яркие, каких не увидишь в городе. Небо, пронзительно ясное, усыпанное мерцающими огоньками, словно миллионы глаз безразлично смотрят на меня с бесконечной высоты.

Я пробормотал себе под нос:

— Поздравляю…

Что ж, это закономерный итог, у всего есть предел прочности, у всех есть предел терпения… Я перешёл предел терпения Мику…

Посидев ещё немного, поднялся, зашёл в домик. Не включая свет, разделся и рухнул на кровать, лицом в подушку. Завтра всё закончится…

Я провалился в сон…

* * *

すべてに感謝します! — Спасибо за всё!

愛を込めて、ミク— С любовью,Мику