Решайся! Рут Мику (гет)

ПРОЛОГ

Мне опять снился сон. Этот сон... Каждую ночь одно и то же. Но наутро, как обычно, всё забудется. Может быть, оно и к лучшему… Сон, который начал сниться мне каждую ночь, где-то с месяц назад, после той необычной встречи…

Последние несколько лет я практически не выхожу из дома. Незачем. Я перестал чувствовал полноту жизни — она словно зациклилась и продолжала идти по бесконечному кругу, по одной и той же унылой схеме, схеме, в которой не было места радости или надежде. Схеме, наполненной пустотой, унынием и отчаянием. Я проводил целые дни, не отрываясь от экрана компьютера, ставшего моим миром. Мои мизерные потребности покрывались заработками на фрилансе, да время от времени, родители помогали финансово. Маленькая квартирка на окраине, доставшаяся в наследство, давно не видевшая, что такое ремонт или хотя бы порядок. Постоянный вид за помутневшим от времени и грязи окном — однообразная картина серого мегаполиса, вечно бурлящего и спешащего куда-то день и ночь… Бывали моменты, когда однообразность бытия достигала предела, хотелось сменить картинку, проветрить голову, я дожидался вечера и шел в парк. Присесть на скамейку, расположенную в укромном уголке, скрытую от глаз случайных прохожих густыми кустами, и сидеть, смотря в беззвездное небо мегаполиса, смоля одну сигарету за другой или отхлебывать из припасенной фляжки что-нибудь крепкое, отпуская сознание в свободное плавание…

Так я и поступил в тот вечер. Осень, перекатывающаяся в зиму, свежевыпавший, но уже начавший таять снег, обнажающий слякоть, смешанную с опавшими листьями, уродливые покореженные стволы деревьев, сбросивших листву. И тишина, абсолютная, какая бывает лишь на погосте. Тишина, прерывающаяся потрескиванием уголька на кончике сигареты. Можжевеловый привкус на языке, легкое головокружение… С щелчком пальца, окурок прочерчивает в сумерках светящуюся дугу и, зашипев, гаснет в лужице… Если бы только кто-нибудь мог понять, что я чувствую, глядя на этот бесконечно серый и монотонный мир. Всё наполнено какой-то невыразимой тоской и бессмысленностью. Я запрокинул голову, прикрыл глаза и прошептал в низкое свинцовое небо:

— Я не знаю, что делать, как изменить этот замкнутый круг, в котором я оказался…

— Мрр… А ты хочешь... Что-то изменить?, — голос справа был вкрадчивым, тянущим гласные, словно мяуканье кошки.

Я подскочил от неожиданности, разворачиваясь всем корпусом на звук. На другом крае скамейки, вполоборота ко мне, подобрав под себя ногу, сидела, судя по фигуре, девушка, чье лицо было скрыто в тени капюшона, но явно было видно глаза. Кошачьи, с продолговатым зрачком, словно переливались цветами. Они приковывали к себе невидимыми нитями, гипнотизируя, не давая отвести взгляд. Наверное так себя чувствует кролик перед удавом… Девушка моргнула и я наконец-то смог сбросить оцепенение:

— Ты кто?, — просипел я. Горло, после долгого молчания и десятка выкуренных сигарет саднило.

— Юля

— Ммм…

— А ты?, — помогла мне девушка

— С-с-семен…

— Привет Семен, — судя по интонации, она улыбнулась, — так что ты там изменить хочешь?

— Ничего, — я отвернулся, давая понять, что разговор закончен

— То есть тебя всё устраивает?, — Юля не унималась.

Надо просто молчать и она уйдет и оставит меня в покое. Как она вообще подошла так, что я не услышал? Что она делает вечером в безлюдном парке? В мозгу, как всегда, роились миллионы мыслей, из которых совершенно невозможно было выудить хотя бы одну стоящую. В связи с моим образом жизни, мне было чудовищно дискомфортно в присутствии незнакомых людей, а личному общению, я давно предпочел интернет-переписку с анонимами, у которых нет ни реального имени, ни пола, ни возраста…

Я поднял взгляд и снова попал под гипноз её глаз. Внутри меня словно что-то лопнуло и помимо своей воли, я заговорил, сбрасывая накопившееся случайной слушательнице, которую, вряд ли я ее еще когда-нибудь увижу:

— И да и нет. Я сам пришел к этому образу жизни.  Став взрослым и столкнувшись с реальностью, с жесткими правилами социума, я испугался, что мир вокруг может быть недружелюбен. Я выбрал затворничество, создав вокруг себя вакуум. Друзья пытались до меня достучаться, не дать закрыться в раковине, но увы… Я решил избегать любого взаимодействия с социумом. Компьютер — мое окно в мир, он даёт иллюзию того, что я не один. И теперь, спустя несколько лет, я осознал, в какую яму я себя загнал, но не знаю, как выбраться…

Воспользовавшись тем, что Юля отвела глаза, я прикурил ещё сигарету и затянулся, глядя в небо, запрокинув голову. Она поинтересовалась:

— Это твое добровольное решение? В детстве, в юности, ты был другим?

— Да… У меня были друзья. Были увлечения — музыка, рисование, чтение, спорт. Да я даже волонтерством занимался… Сейчас и думать об этом смешно... Каждое утро было полно ожиданий того нового, что принесет день. Не день сурка, в котором я живу, а каждый последующий был не похож на предыдущий. Не возникало этих мучительных вопросов «зачем», «кому это надо», «что изменится, если я это сделаю» или «что не изменится».

— А что больше всего запомнилось из той, прежней жизни, когда ты ещё не стал затворником?

— Гм… Наверное это была моя смена в летнем лагере. Это было самое прекрасное лето в жизни. Последнее лето детства… Тогда же я и встретил свою первую любовь. Стёрлись из памяти её внешность, характер. Осталось лишь имя, да те чувства, которые захлёстывали меня, когда я был с ней. Теплота, нежность, желание заботиться, защитить…С трудом могу себе представить сейчас что-то подобное…

— Мр-р-р… Загнал ты себя конечно, — протянула Юля, — Навязчивые мысли, знаешь ли, со временем становятся клиническими диагнозами

Я вздохнул:

— У врача был… Клинических отклонений нет — просто дурак.

— Значит не все потеряно, — хихикнула она.

Завтра, я буду проклинать себя за то, что столько рассказал незнакомой девушке, но… Я подумаю об этом завтра, а сегодня…

— Ладно, спасибо, что выслушала, пора и честь знать, совсем стемнело, — я встал со скамейки.

— Проводишь до выхода из парка?

Не дожидаясь моего ответа, она в одно движение встала со скамейки, сделала шаг ко мне и взяла под руку:

— Веди!

Оторопевший от такого, я вяло попытался освободиться, но не преуспев в этом, на деревянных ногах двинулся по аллее к выходу, стараясь незаметно разглядеть свою спутницу получше. Она была почти на голову ниже меня, стройная, насколько одежда позволяла ее рассмотреть, но лицо так и оставалось в тени капюшона. Шаркая по лежащим на дорожке листьям, я заметил, что Юля двигается абсолютно бесшумно. Каждый ее шаг был легким и изящным, она словно не касалась дорожки, а парила над ней, как призрак. Я ускорился, чувствуя, как внутри поднимается непонятная тревога, смутное беспокойство, исходящее из самых глубин души.

Мы вышли из парка на оживленный проспект. Юля, отпустив мою руку, сделала несколько шагов вперед и развернулась. Я невольно прищурился — после темноты парка, в глаза бил яркий свет уличных фонарей, фар проезжающих автомобилей, вывесок и рекламных щитов, так что виден был лишь ее силуэт. Она сняла капюшон, и форма прически создавала иллюзию кошачьих ушей на ее голове. Такая неожиданная игра света и тени придавала ее облику загадочность и некую потусторонность. В этот момент, дополняя образ, на темном силуэте вновь вспыхнули глаза.

— Семен, так ты хочешь что-то изменить?, — она вернулась к самому началу разговора.

— Я не знаю как…, — уныло протянул я

— Хочешь или нет?

— Хочу, но не знаю… Я… Мне страшно…, — прошептал я больше про себя, надеясь, что эта фраза не достигнет ушей Юли.

Она наклонила голову набок:

— Все в твоих руках!, — и, накидывая на голову капюшон, развернулась ко мне спиной, — Решайся!, — произнесла Юля не оборачиваясь и шагнула между идущих по тротуару прохожих, мгновенно исчезнув из виду…

Следующее утро было мрачным, мрачнее других. Раскалывалась голова, во рту была пустыня. Пошатываясь и сшибая углы, я побрел на кухню. На столе стояла пустая бутылка из-под джина… Точно, вернувшись вчера домой и проклиная себя за излишнюю откровенность, я, снова впав в безграничную жалость к самому себе, опустошил бутылку и завалился спать, не раздеваясь…

Всё вернулось на круги своя — тот же серый цикличный день теперь дополнился цикличной ночью — мне снился один и тот же сон: размытый силуэт девушки, которая протягивает мне руку и спрашивает: “Ты пойдешь со мной?”. И я не могу ей ничего ответить, не могу даже обдумать свой ответ — тут же просыпаюсь…

Зима вступила в свои права, засыпая улицы снегом, завывая ветрами за окнами. Близился Новый Год, праздник семей, праздник друзей, праздник, когда одиночки могут ещё более глубоко прочувствовать свое одиночество. Город за окном преобразился, добавив тут и там цветные гирлянды на серый фон. Прохожие, увязая в неубранных сугробах, торопились по своим делам, машины тянулись в бесконечной пробке, то и дело запуская волну вспыхивающих стоп-сигналов, словно задавая ритм биения сердца города. Но всё это там, за окном, за хрупким барьером, отделяющем текущую жизнь от замершего в этой квартире безвременья…

Тишину нарушил звонок телефона, я посмотрел на экран, нажал ответ и приложил телефон к уху:

— Алло! Привет мам… Да… Спасибо… Да… Ну мам… Хорошо, к шести буду…

Точно, мне сегодня 27 лет, родители хотят меня видеть, мама уже наготовила салатов, будет причитать, как я похудел и подкладывать добавку… Папа достанет настойку и будет втихаря мне её подливать, чтобы мама не видела, а она будет делать вид, что и в самом деле ничего не заметила… Я понял, что улыбаюсь, что такие редкие посиделки с родителями хоть на мгновения, но заставляют меня чувствовать себя все ещё живым…

Просидев до позднего вечера и отказавшись оставаться ночевать у родителей, я брёл к остановке и в сознании, словно в вихре, пролетали образы, картинки, звуки, запахи, словно вся жизнь проносились перед глазами… 

На остановке, ожидаемо, я был один, задрал рукав и посмотрел на часы — время к полуночи. Интересно, автобусы ходят ещё? Погода разбушевалась — ветер с метелью бил порывами, целясь в лицо, меняя направление, куда бы я не повернулся. Тени от фонаря плясали на снегу. Над головой, в такт порывам ветра, что-то металлически поскрипывало. Я поднял голову — рекламный щит ощутимо качало. Что именно изображено на щите, из-за колючих льдинок, летящих в глаза, было не рассмотреть, только в нижнем углу виднелась размашистая надпись “Решайся!”. Я опустил голову, поднял воротник пальто и уставился в землю. Может вызвать такси?...

Раздался громкий металлический скрежет, я поднял взгляд, по глазам больно резанула алая вспышка и, прищурившись, я увидел останавливающийся передо мной автобус, скрежещущий тормозами. Я думал таких уже не ходит, динозавр эпохи СССР — Лиаз-677, в народе — скотовоз, со своим фирменным “лязгом бутылок” прокатился мимо меня, демонстрируя номер маршрута “410” на борту и остановился ровно задней дверью напротив меня. Всё вокруг замерло, стих ветер, в лицо прекратили лететь льдинки, словно зависнув в воздухе. С шипением открылась дверь. В автобусе, на задней площадке, стояла, улыбаясь…

— Юля?

— Ты пойдешь со мной?, — она протянула мне руку…

Под ложечкой засосало, что-то было во всем этом нереальное, пугающее… Но что я теряю? Я шагнул внутрь автобуса, принимая протянутую руку:

— Да…

Юля провела меня внутрь и указала на сиденье справа над задним колесом. Едва я уселся, она взмахнула рукой в сторону кабины водителя, словно приказывая трогаться. Автобус зашипел закрываемыми дверями и взвыл двигателем, набирая ход. Народу в автобусе было немного — человек 6 или 7, сидевших ко мне спиной, судя по одежде — все девушки, судя по позам — все дремали. Я повернулся к Юле, присевшей рядом и наконец-то смог рассмотреть ее лицо — девушка, на вид возраст точно не скажешь, от 16 до 25 лет, шатенка, широкая улыбка, обнажающая ряд белых ровных зубов с выдающимися клыками, курносая, кошачьи глаза, с вытянутым зрачком, но их цвет… он менялся… бирюзовый, рыжий, золотой, фиолетовый, зелёный, красный, черный… На голове, завершая образ кошки, белая шапочка с кошачьими ушками.

— Насмотрелся?, — хихикнула Юля. Я покраснел:

— Любишь кошек?

— Мяу, — снова захихикала она, прильнула к моему плечу и потерлась о него щекой.

Смущённый, я отвернулся от нее к окну, разглядывая свое отражение — хмурый, небритый, с нависшей на глаза челкой, из-под которой не видно глаз… За окном было ничего не разобрать, темнота, пурга и проплывающие вдали огоньки. Монотонное гудение двигателя, ненавязчивая негромкая музыка из кабины водителя и плавное покачивание салона, убаюкивали. Автобус приглушённо прогрохотал по мосту. Я зевнул и посмотрел на Юлю. Она безмятежно глядела куда-то вперёд, так и не подняв голову с моего плеча. Веки будто налились свинцом, бороться со сном стало невозможно и, прислонившись головой к стеклу, я прошептал: “А куда вообще идёт этот автобус?”

На грани сознания, я почувствовал, как моей щеки коснулись мягкие губы и ухо обожгло дыханием:

— Ты уже решился, теперь постарайся не испортить всё…

Я окончательно провалился в сон...

Жарко… Душно… В горле пересохло… Я сглотнул слюну, пытаясь смягчить это ощущение. Открыв глаза, я тут же зажмурился от ослепляющего света, больно резанувшего по ним. Голова кружилась, а в ушах глухо шумело. Прищурившись, я снова попытался сфокусировать зрение. Перед глазами плавали расплывчатые цветные пятна. Что происходит? Где я? Вспоминай!

Я ехал от родителей домой, уже почти ночью, сел в автобус, в котором была Юля и… заснул… Но почему так ярко и так душно? Опустив голову вниз, я наконец-то смог сфокусировать зрение на своих ногах. Странно, вместо зимних непромокаемых штанов и треккинговых ботинок, на мне подранные светло-голубые джинсы и белые кеды, которые ещё называли “патрули” в моей юности… Я потер ладонями лицо и уставился на свои руки — пальто с перчатками тоже не было, как и желтоватого табачного налета на ногтях, одет я был в футболку… 

Я поднял голову, посмотрел в окно, и едва не заорал от ужаса — за окном было лето! Вскочив со своего места, я попытался выйти в проход, но от резкого движения, ещё сильнее закружилась голова, в глазах потемнело, ноги подкосились и я упал обратно на сиденье, сердце бешено колотилось, а в голове царил хаос. Паника охватила меня: где я? Почему лето? Где Юля? Что вообще происходит?

Оглядев пустой салон автобуса, я с ужасом понял, что это не ЛиАЗ, в который я садился. Это был Икарус, самый обычный Икарус, на таких нас возили на школьные экскурсии, на таком же я ездил в лагерь. В голове смешались воспоминания и реальность, всё казалось нереальным кошмаром. Аккуратно поднявшись на нетвердых ногах, цепляясь за спинки сидений, я пошёл к открытой передней двери. С трудом добравшись до двери и чуть не полетев кубарем с лесенки, плюхнулся на нижнюю ступеньку автобуса, разглядывая открывшуюся картину. Передо мной раскинулись бескрайние поля, покрытые густой травой и дикими цветами, создающими живой пёстрый ковер. Сквозь это зеленое море извивалась змеёй асфальтовая дорога, тянущаяся к темневшему на горизонте лесу. Над полями, прямой стрелой протянулась ЛЭП, касаясь земли стальными опорами. Картина, типичная для средней полосы России, завораживала своей простой красотой и гармонией... 

Но где я? Почему я так одет? Почему лето? Где Юля? 

Встав и обойдя автобус, я уткнулся взглядом в выкрашенные шаровой краской железные ворота, с вырезом на стыке створок в форме пятиконечной звезды. На створках ворот и на арке над ними, закреплены буквы, образующие слова “пионерлагерь” и “совёнок”. Справа и слева от ворот стояли типичные советские гипсовые статуи пионеров, уже немного покрытые зелёной патиной мха. Девочка, застывшая в пионерском приветствии  и мальчик с горном. От ворот в стороны, на несколько сотен метров тянулся кирпичный забор, постепенно утопая в зелени, теряясь в переливах солнечных лучей, пробивающихся сквозь густую листву. Было ощущение, что лагерь защищён от внешнего мира живой стеной. Автобус стоял на небольшом пятачке перед воротами, на столбе, торчащем из придорожной травы, был закреплен знак автобусной остановки 410 маршрута… я вспомнил, что автобус с Юлей, в который я сел, тоже был 410 и меня вновь замутило. 

Я постарался привести мысли в порядок, но мозг отказывался понимать происходящее и строить логические цепочки. Всё вокруг было абсурдно, будто я окунулся в мир кошмара, в другую реальность, где правила известны только безумию, или…

Точно, это сон. 

Мне просто надо проснуться. Во сне же нельзя почувствовать боль, так? Я ущипнул себя со всей силы и… обречённо плюхнулся прямо на горячий асфальт, привалившись спиной к боку автобуса, опустив голову и вытирая выступившие от боли слёзы, готовый разрыдаться от отчаяния…

— Вот ты где..., — из размышлений меня вырвал девичий голос. Я поднял глаза. Передо мной стояла девушка, лет 16-17. Несмотря на панику, я не мог не отметить её красоту. Блондинка с длинными золотистыми косами, глаза, ясные и голубые, идеальные черты лица, пухлые губки длинные стройные ноги, женственная гармоничная подтянутая фигура. Она являла собой образ классической русской красавицы из сказок… Василиса-прекрасная… Или Марфа-искусница... Но одежда… Я пробежался взглядом по ней снизу-вверх: туфельки, белые гольфы, слишком короткая, на мой взгляд, тёмно-синяя юбка с коричневым ремнем, отблескивающим золотой бляхой с тиснением горящей звезды, белая рубашка с коротким рукавом и шевроном, повторяющим тиснение на бляхе. Заканчивал образ кумачовый лепесток, распластавшийся на плечах и значок на груди, в виде все той же горящей звезды, профилем Ленина и лозунгом “всегда готов!”… Пионерская форма… 

Косплей? Галлюцинация? Я вопросительно посмотрел на девушку.

— Меня вожатая отправила тебя встретить, водитель автобуса сказал, что не смог тебя разбудить…

— Я… где?, — хрипло спросил я

Она нахмурилась и, обернувшись к воротам, красноречиво показывая на буквы рукой, старательно прочитала:

— Пионерский лагерь "Совёнок”

— Адрес есть у этого лагеря?

— Точный адрес не знаю, но мы недалеко от города…

В ушах зазвенел неприятный писк, смешанный с пульсом, отдававшимся в ушах глухими ударами…

— …ской области, — девушка растерянно улыбнулась, — ты что, забыл, куда ехал?

Шум и писк в ушах, мгновенно пропали, занятно…

— И-и-извини, ты не могла бы повторить, я не расслышал?

— …ской области.

Все повторилось точь-в-точь. Что ж, намек понят, местоположение я выяснить пока не смогу…

— А какой день сегодня?

— Понедельник…, — девушка явно начинала терять терпение.

— А полная дата?

Она с сомнением посмотрела на меня и, вздохнув, сказала:

— 17 июля 1989 года.

Отступившая было паника вновь захлестнула меня. 89-й год? Серьёзно? Я ещё даже не родился в это время… Я ни на секунду не поверю, что она говорит мне правду… Я вскочил, в ушах глухими ударами колотился пульс, в глазах потемнело. Девушка протянула ко мне руку, собираясь что-то сказать…

— Нет!, — я заорал, — Не приближайся ко мне!

— Успокойся, пойдем к вожатой, она…

— Нет!, — перебивая её, вновь закричал я, — Этого не может быть! Я никуда больше не пойду… Нет! Я не хочу!...

В глазах потемнело ещё сильнее, пропали краски и, заваливаясь на спину на вмиг ослабевших ногах, уже не кричал, а хрипел: “Нет… Нет…”. В оставшемся поле зрения, видел, как девушка рванулась, чтобы подхватить меня.. Ударившись головой об асфальт, отключился…

Я пришел в себя от резкого запаха нашатыря, поморщился, отталкивая руку с ваткой от носа и сел, оглядываясь по сторонам. Голова гудела и кружилась. Сфокусировав зрение, огляделся: я сидел на кушетке, обитой потрескавшимся коричневым дерматином, в каком-то явно медицинском учреждении, судя по шкафам с пузырьками, ампулами и медицинскими инструментами, а также по специфическому больничному запаху. Можно расслабиться, пионерский лагерь и 89-й год, это был просто бред или галлюцинация…

Рядом, сидя на стуле, на меня изучающе смотрела женщина, лет 30-и, черные волосы, собранные в конский хвост, высокий лоб, заинтересовано поднятая бровь, глаза разного цвета… я напрягся, вспоминая, кажется это называется гетерохромия… заостренные черты лица, белый халат с… глубочайшим декольте… С трудом оторвав от него взгляд, я восстановил с ней зрительный контакт и мгновенно покраснел под насмешливым взглядом:

— Очнулся, пионЭр?, — последнее слово она произнесла томно, с придыханием.

— Д-да…

— Ну рассказывай… что беспокоит… и… раздевайся.

— Ч-ч-что?! З-за-ч-чем раз-д-деваться?, — от волнения я начал заикаться.

— Медосмотр, — она явно была довольна произведенным эффектом.

— Да… я… это… нормально всё…

— Нормально, гм…, — она задумалась, — все остальные не падают в обморок…, — она вопросительно посмотрела на меня.

— Хорошо, — сдался я, — а как раздеваться?

— Пока до пояса… сверху, — она снова смотрела на меня насмешливо, ожидая реакции, но я смог совладать с собой и не покраснеть.

— И вообще…, — осмелев, я решил подыграть, — мы даже не знакомы…

— Виолетта Церновна Коллайдер, здешняя медсестра, но для тебя можно просто Виола, пионЭр…

Я стянул футболку и, вздохнув, уставился в висящую на стене таблицу для проверки зрения. Больше вам, Виолетта Церновна, меня не смутить... Она хмыкнула и, отложив на столик ватку с нашатырем, встала и наклонившись вперед, подалась на меня. Я инстинктивно дернулся назад, падая обратно на кушетку. Виолетта потянулась за чем-то, лежащим за моей головой. Прямо надо мной нависло декольте, открывая взгляду рвущуюся наружу грудь, размера 5-го, удерживаемую черным кружевом бюстгальтера и верхней пуговкой тугого халата. Я зажмурился…

— Глаза можно открыть… больно не будет, — в голосе сквозило неприкрытое ехидство. 

Я открыл глаза и вспомнил, что неплохо было бы дышать… Она снова сидела на табуретке и держала в руках фонендоскоп. Вставив его в уши, подышала на часть, прикладываемую к телу, жестом показала сесть. Осмотр прошел четко, профессионально, без двусмысленностей.

— Ну что могу тебе сказать?, — Виолетта отвернулась к письменному столу и что-то писала в толстом журнале, — Нормальный здоровый пионер, со здоровыми реакциями. Небольшая акклиматизация, плюс тепловой удар. То, что головой об асфальт приложился — гематомы не будет, а касаемо…

— Подождите!, — я вытянул руку, выставив ладонь. Галлюцинация с лагерем не была галлюцинацией?, — Почему вы называете меня пионером?

Она прекратила писать, отложила ручку и повернулась ко мне:

— А как мне еще тебя звать? По имени-отчеству?, — она заглянула в журнал, — Семен Семеныч…

— А я что, похож на пионера?

Медсестра, выгнув бровь в немом вопросе, встала с табуретки и, взяв меня за руку, потащила за собой. Подведя меня к раковине, над которой висело зеркало и повернув к нему, спросила:

— Считаешь не похож?

Из зеркала на меня смотрел… Я… Только моложе на добрый десяток лет, с ясным живым взглядом из-под челки, без мешков под глазами, без щетины…

— Твою…

Моё отражение в зеркале стремительно побледнело и сознание второй раз за день покинуло меня…

— Да бл… Семен!… Ты так и будешь в обмороках валяться?

— А?

— Бэ!

— Что пдоизшло?, — я гнусавил, что-то мешалось в носу, скосив глаза к переносице, понял, что в носу у меня 2 куска ваты.

— В обморок опять упал, нос об раковину разбил, хорошо хоть не сломал, если ты так и будешь падать, я скорую из города вызову, пусть тебя в стационар везут, проверяют. 

Вытащив окровавленные  ватки из носа и приложив к переносице холодный компресс, протянутый медсестрой, я лег на кушетку и уставивился в потолок остекленевшим взглядом:

— Я бы посмотрел, как вы б себя вели, если ты, 27 лет от роду, садишься в автобус зимой, а просыпаешься летом, ещё и помолодевшим на десяток лет… И тебе говорят, что сейчас вообще 1989 год, а ты в этот год вообще не родился даже… И на галлюцинацию все происходящее не тянет, потому что нос болит после удара…

— …или психиатрию сразу…, — задумчиво глядя на меня произнесла Виола, — ты видимо слишком сильно головой об раковину приложился…

— Не-не-не, не надо дурку!, — видимо последняя фраза была произнесена вслух… Я рывком сел на кушетке. Надо как-то выкручиваться, я лихорадочно думал:

- Это… помутнение какое-то… Из книжки сюжет наверное вспомнил… или из фильма…

— Так, кровь я вижу больше не идет? Давай-ка ты завтра еще раз ко мне зайдешь, а сегодня… Одевайся.

Я вспомнил, что до сих пор щеголяю с голым торсом и поспешно натянул футболку.

- Пионерка, зайди!, — крикнула Виола, повернувшись к двери.

Дверь открылась и на пороге появилась девушка, с которой я виделся у автобуса.

— Забирай пионера, Ольге скажи, чтобы сегодня его не напрягала. А ты, — Виола снова перешла на свой “фирменный” тон, обращаясь ко мне, — отблагодари пионЭрку, как следует, она тебе помощь позвала, а когда я пришла на остановку, она была сверху и…

— Виолетта Церновна, мы пойдем, до свидания, — девушка, покраснев и схватив меня за руку, чуть ли не бегом рванула из медпункта наружу. В спину донеслось насмешливое:

— До встречи

Отойдя от медпункта, девушка отпустила мою руку и, сделав несколько глубоких вдохов, улыбнулась:

— Медсестра у нас конечно… Нет, ты не подумай, она профессионал своего дела, но её манера выражаться…

— Угу, — я оглядывался по сторонам. Мы стояли на дорожке, за спиной было здание медпункта. Деревянный домик, с флагом красного креста на коньке двускатной крыши. Тени от крон, окружающих домик деревьев, создавали замысловатый узор на его стенах. Само здание и всё вокруг утопало в зелени. 

— Меня, кстати, Славяна зовут, но все зовут Славей и ты тоже зови.

— Семён, — коротко представился я, — Ты извини за то, что там, у автобуса было

— Да ничего страшного, Виолетта объяснила — тепловой удар, акклиматизация.

Солнце уже явно клонилось к закату, я спросил:

— А который час?

— Ужин уже был, сейчас где-то половина девятого, но ты не переживай, тебе порцию в столовой оставили.

Желудок, не напоминавший о себе ранее, заурчал.

— А где столовая? Не покажешь?

— Всё покажу, — по-доброму улыбнулась Славя, — Но сначала давай дойдем до вожатой.

Пройдя ещё по тропинке от медпункта, мы вывернули на более широкую дорожку. Вдоль неё стояли домики, похожие на половинку бочки, диаметром метра 2 — 2.5, лежащей на боку, поднятые над землёй на пару десятков сантиметров. И расположение этих домиков и то, как проложены дорожки, указывало, что строители постарались минимально затронуть ландшафт, вписав все строения в существующие полянки.

— А в домиках пионеры живут?, — спросил я у Слави, проходя мимо очередной бочки — я просто помню в лагерь ездил, там большой корпус был, спальня мальчиков, спальня девочек, человек по 20.

— Тут хорошо, селят по-двое, только…, — Славя потупилась, — …так как ты опоздал… я не знаю, куда тебя Ольга Дмитриевна поселит.

— Ольга Дмитриевна?

— Да, наша вожатая.

Я окинул Славю взглядом:

— Извини за бестактный вопрос, но сколько тебе лет?

Недоумения в голубых глазах было, хоть отбавляй, заперебирав на ходу, подол юбки и чуть порозвев, Славя ответила:

— 16, а почему ты спрашиваешь?

Я помнил, что в Союзе, пионерами были вроде бы до 14, а пионерлагеря могли посещать до 15, начинались какие-то несоответствия.

— Так это… Комсомолкой уже должна быть?

— Нет, досрочно в комсомол берут только тех, кто отличился, всех остальных — с 18. Вот через год школу закончу, поступлю в институт и там уже примут в комсомол…

За разговором, сделав несколько поворотов, мы дошли до конца одной из “улиц”. Стоящий перед нами домик, отличался от всех, ранее виденных мной “полубочек”. Утопая в густых кустах сирени, словно окутанный облаками пурпурных и фиолетовых цветов, треугольной формы, напоминающий детский рисунок. Покрытый выцветшей бежевой краской, местами уже отшелушивающейся, ярко контрастировал с буйно цветущими кустами. Слева от крыльца был прислонен велосипед, справа же, в тени сиреневого куста, стоял шезлонг, так и манивший прилечь и насладиться атмосферой умиротворенного вечера. За домиком начинался лес, состоящий из стройных высоких сосен, сквозь которые проглядывало нежное розовато-лиловое вечерное небо. Славя, поднявшись на одну ступеньку, постучала в дверь, изнутри послышалось: “Войдите”.

Зайдя в домик, я огляделся. Комнатка с наклонными стенами, придававшими ей характерный вид чердачного уголка. По обеим сторонам комнаты панцирные кровати с железными изголовьями. На полу, в центре, яркий полосатый коврик с сочными зелеными и желтыми полосами. На стенах — постеры, одного героя я даже узнал — фантомас. Комната, по части порядка, напоминала мою собственную — разбросанные по всем поверхностям вещи, обувь, на изголовье правой кровати сиротливо висел один носок, в ногах — предмет личного гардероба хозяйки. Под кроватью шлепанцы и огромный молот, который вожатая видимо использует в воспитательных целях. На полках, закрепленных на стенах, хаотично навалено все подряд от книг и канцелярии до коробок и личных вещей. У противоположной стены, под окном, стол. На столе чашки, коробка молока и тарелка, небольшой цветок в горшке, тут же, стопкой лежат несколько книг и журналов. У стола два стула, на одном из которых висела дамская сумочка, а на втором сидела хозяйка комнаты, что-то записывая в журнал. Она встала, выпрямилась и вышла на центр комнаты. Лет 25, ростом почти с меня, одетая, так же как Славя, в пионерскую форму, единственным отличием в которой, был ромбовидный значок на груди, такие вроде выдавали в СССР по окончании ВУЗа. Каштановые распущенные волосы, изумрудные глаза, симпатичное лицо, прекрасная, как и у всех, ранее встреченных мною, девушек, фигура… 

— Ну наконец-то, и так опоздал на смену, еще и целый день в медпункте провалялся… Меня зовут Ольга Дмитриевна, я вожатая твоего отряда, старшего, прошу заметить, поэтому все мы являемся примером для младших…

— Старшего?

— Ну да, вы же последний год сюда приехали, в следующем уже из школы выпуститесь… Так что, можно сказать, это последнее лето детства…, — она оглядела меня, — сейчас пойдешь со Славей, получишь форму и белье на складе, потом в столовую, отбой в 22:00. И что за непотребство на тебе надето?

— Непотребство?, — я оглядел себя, — испачкался немного, пока в обмороке валялся…

— Штаны все порванные, футболка в потеках краски, кроссовки с черепами, разве так должен выглядеть настоящий пионер?

— Эээ… Это мода такая…, — я робко попытался возразить…

— На показе мод будешь свою моду демонстрировать! Чтобы в этом, — она ткнула в меня пальцем, — я тебя до конца смены не видела!

Она открыла тумбочку, выдвинула ящик и достав что-то, развернулась ко мне, протягивая ключ с алюминиевым жетоном, на котором была выштампована цифра “27”. 

— Вот, твой ключ от домика. Так как это последний свободный домик, а ты опоздал, уж извини, жить будешь один, и…, — я потянул протянутый мне ключ, но Ольга не отпускала его, — И я надеюсь, ты сможешь вести себя, как порядочный пионер?

— Да, конечно.

Вожатая с сомнением смотрела на меня:

— Или тебя к кибернетикам подселить на раскладушке?… Или к физруку?…

— Ольга Дмитриевна, -  я постарался придать себе рассудительности, — вы же сами сказали, являться примером для младших…

— …я буду следить за тобой, — медленно произнесла она, разжимая пальцы, — кибернетики твои вещи в домик уже закинули, пока ты в обмороке был, так что разберешь перед отбоем, всё, свободны.

— До свидания, — мои вещи? Я вышел наружу, — Ну, на склад?

— Пойдем, — оживилась Славя, — А ты не заскучаешь один в домике? Может действительно к кибернетикам или к физруку?

Мне, как привыкшему к одиночеству, такой расклад был только на руку:

— Справлюсь, — коротко ответил я.

Пройдя по знакомому уже маршруту, мы снова вышли к медпункту. Славя уверенно обогнула здание и нырнула в кусты. Последовав за ней, я обнаружил за кустами тропинку, оно и понятно, всегда есть такие пути, в обход официальных. Продравшись сквозь очередные кусты, мы вышли к одноэтажному кирпичному зданию. Трафаретная надпись на стене “склад”, тусклая лампочка над входом.

— Слушай, а зав.складом еще на месте? Поздно уже…

Славя в ответ достала из кармана большую связку ключей и потрясла ей в воздухе:

— Я, как помощница вожатой, имею доступ к административным зданиям, так что сегодня я твоя личная и зав.складом и кастелянша и повар, — она хихикнула, открывая дверь и жестом приглашая меня войти. Включив свет и скрывшись за стеллажами, Славя крикнула:

— Размер какой?

— Эээ… 43-й?

Славя высунулась в проход, удивленно глядя на меня:

— Это чего размер?

— Ноги…

— А одежды?

— Я не знаю…

Смерив меня внимательным взглядом, она исчезла за полками и, спустя несколько секунд, вернулась, положив передо мной стопку одежды:

— Мне кажется, я угадала с размером, но лучше померить.

Я вопросительно посмотрел на Славю. Чуть порозовев, она кивнула и вышла наружу, прикрыв за собой дверь. На серой картонной бирке, прикрепленной к рубашке, значилось “182-110-106 рост 5”, на шортах просто краской с внутренней стороны штамп “р.48”. Глазомер у Слави оказался на высоте — все будто на меня пошито.

— Славя!, — позвал я.

Она зашла внутрь, окинув меня взглядом:

— Все в размер?

— Да, глазомер у тебя на высоте…

Славя снова исчезла за полками и вернулась, выкладывая на стол пионерский галстук, сандалии, ремень, несколько пар белых гольфов и кулек из вощеной бумаги. В кульке оказались 2 вида мыла — хозяйственное и детское, зубная щетка и баночка с зубным порошком. Славя указала мне на свернутый рулетом полосатый матрас, в который я запихал пожитки, взяла с полки комплект постельного белья, полотенце и двинулась к выходу. Заперев дверь, пошла по дорожке, мне оставалось только следовать за ней. Шли мы очевидно по “главной” дорожке лагеря, вымощенной бетонными плитами. По правую руку показалось типовое здание из железобетонных плит, в котором я безошибочно, судя по табличке у двери, опознал столовую. Живот снова заурчал. Славя взглянула на меня:

— Сейчас в столовую пойдем или сначала вещи отнесем?

— Да давай уже отнесем…

Мы продолжили наш променад, выходя на площадь, судя по всему, центральную площадь лагеря. Большое заасфальтированное пространство, скамеечки по краю, сейчас освещаемые фонарями. По центру площади, как заведено в союзе, памятник на фоне флагов… Я остановился, потряс головой, меня опять замутило… Вместо обычного Владимира Ильича с его жестом, указывающим всем нам куда идти, на постаменте стоял очень знакомый персонаж, поправляющий очки… Я подошел ближе, вчитываясь в надпись: “Генда”...

— Семен, ты чего?, — сзади подошла Славя.

— Что это?, — я еле мог говорить, сквозь разбирающий меня смех.

— Гендо.

— Почему ему стоит памятник?

— Ты как будто в школе не учился, — передернула плечами Славя, — Гендо Икари, выдающийся ученый, прекрасный семьянин и отец, основоположник современной педагогики.

— Я уже не смеялся, я стонал от смеха. Всё происходящее очень похоже на шизу… Мне вспомнилась Виола… Похоже, придется плыть по течению или меня упакуют в дурку…

— И как продвигается проект комплементации человечества?

— О чем ты?, — Славя нахмурилась.

Вытирая выступившие слезы, я спросил:

— А почему ГендА?, — сделав ударение на последнюю последнюю букву

— Да…, — Славя заулыбалась — перед началом смен делали ремонт, торопились сдать к сроку и кто-то проглядел… Пока так и не исправили.

Пройдя площадь, мы свернули влево с основной дорожки, потянуло свежестью. По левую руку, за кустами, судя по характерным отблескам и глухому шуму, находился какой-то водоем.

— А там что, озеро, река?

— Река, у нас даже пляж есть, завтра можешь сходить искупаться.

Дальше по улице справа, вновь пошли домики, один выделялся на фоне остальных висящим на стекле “веселым роджером”. Пройдя еще один перекресток, мы наконец остановились перед домиком за номером “27”. Такой же, как и остальные — полубочка с крылечком, выкрашенная в уже подвыцветший желтый цвет. Я вопросительно посмотрел на Славю:

— А у меня ключей от домиков нет…

Похлопав себя по карманам свободной рукой и вспомнив, что ключ остался в джинсах, я поставил рулет на крыльцо, выудил джинсы, и, найдя ключ, открыл дверь. Зашел внутрь, в темноту. Сзади щелкнул выключатель и комната осветилась неярким светом одинокой лампочки. Дом, милый дом. Я огляделся… Две кровати с тумбочками у стен, на одной из них лежит чемодан. У противоположной стены, под окном, слева и справа от которого приколочены полки, стол с табуреткой, серый коврик на полу, да небольшой шкаф у входа. Обстановка аскетичная, ну да ладно... Бросив рулет на свободную кровать, я взял у Слави белье и положил его на стол.

— Теперь ужинать?

— Ты, кстати, можешь свои вещи, в

которых приехал, завтра в прачечную сдать, перепачкался же весь… Только джинсы порванные самому заштопать придется…

— Славя, они не порваны, это мода

такая…

— Как скажешь, — она согласно кивнула и вышла из домика.

Погасив свет и заперев дверь, я вышел за ней. Мы направились обратно, по уже знакомому маршруту. Поднявшись на крыльцо столовой, я посторонился пропуская Славю вперед. Столовая выглядела совершенно типично — отделанные белым кафелем стены, длинные ряды столов с перевернутыми стульями на них, окно раздачи, советские плакаты о необходимости соблюдения гигиены и пользе здоровой пищи. Жестом показав мне садиться за стол, Славя скрылась за дверью с надписью “Служебный вход”. Я стащил пару стульев со стола и сел.

— Семен, ты подождешь немного, я разогрею?

— Да-да, ни в чем себе не отказывай, — я

подпер голову кулаком и задумался. Всё вокруг очень похоже на типичный советский пионерлагерь, но есть отличия — взять того же Генду, кто в здравом уме будет ставить памятники героям аниме… Хотя, по словам Слави, здесь он вполне реальная личность… Бред какой-то… Возраст пионеров тоже отличается… Выходит это не моя реальность, если конечно это не шиза… В одном у меня была стопроцентная уверенность — ко всему этому как-то причастна Юля…

— А вот и ужин, — Славя прервала мои

мысли, появившись в обеденном зале с подносом, на котором была тарелка, с дымящимися котлетами, пюрешкой и парой кусков хлеба, нарезанного треугольниками. Поставив передо мной поднос, она всплеснула руками и убежала обратно на кухню. Вернувшись, поставила на поднос блюдце с зеленым горошком и вилкой, села напротив.

— Чайник сейчас закипит…

— Ммм… Шпашибо, — я был очень занят

поглощением еды, поэтому поблагодарил, не прекращая есть.

— Да ты прожуй, не отнимут…

Прошли несколько минут тишины, нарушаемой только позвякиванием вилки о тарелку, с кухни послышался нарастающий свист:

— О, чайник.

Славя вернулась с двумя стаканами чая, накрытых сдобными булочками, поставила их на стол и спросила:

— Ты чай с сахаром пьёшь?

— Нет, не надо, спасибо, — я махнул

рукой и она снова села напротив.

— Славя, скажи, а ты не знаешь Юлю?

— Юлю?, — Славя задумалась — Нет, а в

каком она отряде?

— Не знаю, мы с ней сюда вместе

ехали…

— Славя с подозрением посмотрела на меня:

— Водитель автобуса сказал, что привёз

одного пионера…

— Эээ… Ну… вместе ехали… До

города…, — меня прошиб холодный пот, — Откуда меня уже автобус в лагерь забрал… Вот… А она... Она тоже вроде бы сюда собиралась...

По скептическому выражению лица Слави, было понятно, что отмазку я придумал так себе, надо было срочно менять тему:

— Славя, а ты можешь мне провести

экскурсию по лагерю?

— В такое время?, — Славя покачала

головой — Скоро уже отбой.

— Ну мини-экскурсию?

Она посмотрела на меня с хитрецой:

— Хорошо, микро-экскурсию…, — допив

остаток чая, хлопнула ладонью по столу и встала.

Я поставил пустой стакан на поднос, который Славя подхватила и унесла на кухню, и вышел на улицу. Спустя несколько секунд, за спиной хлопнула дверь, щелкнул замок и Славя, поравнявшись со мной, сказала:

— Начинаем микро-экскурсию.

Пройдя по дорожке до площади, Славя прошла через нее и остановилась у какого-то щита. С жестом заправского экскурсовода, она развернутой ладонью указала на щит и произнесла:

— Обратите ваше внимание, здесь,

расположена карта-схема окрестностей пионерлагеря “Совёнок”, вы можете ознакомиться с ней самостоятельно. Благодарим за экскурсию!

Я ошарашенно переводил взгляд с карты на Славю и обратно, она улыбалась, а в глазах, сверкали голубые озорные искорки…

— Да уж… , — покачал головой я.

— Правда, Семен, уже поздно, завтра

можем пройтись, я тебе всё покажу.

— Ловлю на слове. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи…, — она задержалась

на мгновение, словно хотела сказать что-то еще, но тряхнув головой, развернулась и зашагала в сторону памятника.

Проводив её взглядом, я мельком осмотрел карту лагеря: кружки, сцена, волейбол, библиотека… Я и половины лагеря еще не видел… Развернувшись, зашагал в сторону своего пристанища. Проходя мимо домика с пиратским флагом, мне послышался тихий гитарный перебор, да ветер донес слабый, на грани осязания, табачный запах… Странно, но курить вообще не хотелось… Подойдя к своему домику, я остановился, глубоко вдохнув и задрав голову. Запахи наполнили вечернюю свежесть. Всё вокруг дышало какой-то первозданной чистотой и покоем. Звезды, такие яркие, каких не увидишь в городе, небо, пронзительно ясное, усыпаное мерцающими огоньками, словно миллионы глаз смотрят на меня с бесконечной высоты. Свежий ветерок с реки расслаблял сознание… Постояв так несколько минут, я все-таки зашел внутрь.

Застелив постель и присев на краешек, уставился на чемодан. Обычный чемодан из темно-коричневого кожзама. Ольга говорила, что какие-то кибернетики отнесли мои вещи в домик… Воровато оглянувшись по сторонам, я пересел на кровать рядом с чемоданом и, потянув за молнию, раскрыл его.

Мне опять поплохело, в чемодане были мои вещи, с которыми в детстве я ездил в лагерь: футболка “манчестер юнайтед”, спортивные шорты, ярко-зеленые кроссовки, полотенце с логотипом турецкого отеля, плавки, сменное бельё… Я механически доставал вещи из чемодана, складывая их в шкаф, предугадывая, какая вещь будет следующей… Почему здесь эти вещи? Да что это за место?! В глазах снова начало темнеть, в ушах зашумело… Внезапно раздался настойчивый стук в дверь:

— Семен?, — это был голос вожатой.

— Да?, — я встал и поковылял к двери, распахивая её.

— Всё ещё плохо?, — она с тревогой посмотрела на меня.

— Немного, — я пожал плечами — сейчас отосплюсь, завтра нормально будет…

— Ну… не сиди долго… Спокойной ночи.

— И вам…

Начавшаяся было паника, была грубо прервана Ольгой Дмитриевной. Закрыв дверь и засунув чемодан под кровать, я погасил свет и разделся, побросав форму на пустую кровать. Твердо намереваясь обдумать всё произошедшее, забрался под одеяло. Свежее накрахмаленное белье приятно холодило, подушка обволакивала, словно облако… Едва прикрыв глаза, я мгновенно провалился в сон.

Мне снился сон… Я стою перед воротами лагеря, в абсолютной тишине, нет ни ветерка, словно все замерло вокруг… Я поднимаю голову, ищу солнце, но его нет, хотя на небе ни облачка…

— Как отдыхается, Семен?

Я опускаю глаза. Передо мной стоит Юля. Теперь я могу её хорошо рассмотреть. На голове настоящие кошачьи уши, за спиной дергается хвост. Одета она в короткое коричневое платье, стоит босиком на асфальте. Наклонила голову набок, улыбается, смотрит из-под ресниц своими невероятными, меняющими цвет глазами.

— Где я?

— В пионерлагере “Совёнок”.

— Я сморщился, словно откусил половину лимона:

— Не идиотничай, что это за место?!

— Ух, как мы заговорили, — она прижала ладошку ко рту в притворном испуге.

— Зачем, почему я?!, — во мне снова зарождалась истерика.

— Зачем? Чтобы попытаться изменить то, что ты хотел. Почему? Потому что ты согласился.

— Что за бред ты несешь, что это за место?!, — я уже кричал, — Верни меня домой!!!

Окончательно потеряв самообладание, я рванулся к ней, с намерением схватить и, если понадобится, силой заставить вернуть меня обратно. Однако, произошло что-то совершенно запредельное — я застыл на месте, не в силах пошевелиться. Юля приблизила свое лицо к моему. Милая её улыбка, словно у довольной кошки, слопавшей банку сметаны, превратилась в оскал хищника:

— Семен, ты мне правда приглянулся, ты так искренне хотел изменить свою жизнь, исправить свои ошибки... Я иногда даю людям такую возможность… Ты решился вступить на этот путь, а теперь струсил… Тебе , — придётся пройти этот путь, а чего ты сможешь достичь, зависит только от тебя…

Она вновь улыбнулась, теперь уже чуть грустной улыбкой и сделала шаг в сторону. Я, вновь почувствовал способность двигаться, обессиленно сел на асфальт, вытянув ноги и пробормотал:

— Да кто ты такая?

Она обошла меня, присела за спиной на корточки, обняла и, потеревшись щекой о мою щеку, зашептала на ухо:

— Давай так, ты прекращаешь истерику, принимаешь то что видишь, слышишь и чувствуешь, как должное, и начинаешь жить. Жить так, как тебе хотелось, а я, позже, всё тебе расскажу, идёт?

— Легко сказать…

— Семё-ё-ён…, — она перетекла вперёд из-за моей спины, усевшись на меня верхом, — Неужели тебе не нравится здесь?

— Нравится..., — я непроизвольно положил руки ей на талию и моё внимание привлек машущий из стороны в сторону хвост…

— Даже не думай..., — улыбнулась она, — Так мы договорились?

— Я попробую…

— Семен…, — она уставилась мне в глаза не мигая.

— А?

— Семен!…

— Что?

— Семен!!!…, — она начала трясти меня за плечи.

— Да что ещё?!

Лицо Юли изменилось, глаза приобрели изумрудный оттенок, кошачьи уши пропали… Надо мной стояла Ольга Дмитриевна и трясла меня за плечи:

— Семен, вставай!

Я резко сел на кровати, едва не стукнувшись лбами с вожатой. Поняв, что обнимаю её за талию, резко отдёрнул руки и прижался к стене, ошалело глядя на неё.

— Проснулся наконец! Тебя из пушки не разбудишь…

На задворках сознания, в отголосках уходящего сна, слышался заливистый хохот Юли. Я покачал головой, улыбнувшись про себя: “Вот стерва…”.

— Семен!, — вожатая отступила на шаг, уперев руки в бока, — Так ты собираешься быть примером для младших отрядов?

— Я?…

— Существует распорядок дня, который пионеры должны неукоснительно соблюдать! Сколько сейчас времени?!

Я автоматически поднял к глазам левую руку и, поняв, что часов у меня нет, лишь пожал плечами:

— Не знаю...

— Уже 9 утра! Зарядку проспал, линейку проспал, завтрак проспал… Я помню, что вчера тебе было плохо, поэтому сегодня закрою глаза на это вопиющее, — она подняла палец вверх, — нарушение дисциплины. Но, если это повторится — я переселю тебя к Борису Александровичу, он быстро привьет тебе привычку соблюдать распорядок дня.

— Борис Александрович?

— Наш физрук.

Она сменила гнев на милость:

— Вставай, одевайся, умывайся. Завтрак на столе, посуду вернешь в столовую. Вот ещё, — она помахала каким-то разлинованным листком и положила его на стол, — Обходной.

— Обходной?

— Да, пройдешь по лагерю, там отмечены все места, которые ты обязан посетить… И запишись куда-нибудь! Вопросы?

— Пока нет…

Подойдя к дверям, Ольга снова развернулась ко мне:

— Будильник есть?

— Нет

— Спроси у кибернетиков, они что-нибудь придумают, — и за ней захлопнулась дверь.

Я немного посидел, приходя в себя, встал, надел форму, взял кулек с мыльно-рыльными принадлежностями, вышел из домика и понял, что не знаю, куда идти… Попытался восстановить в памяти карту лагеря, но не смог вспомнить ничего, связанного с умывальниками…

Оглядевшись по сторонам, увидел на ближайшем “перекрестке” идущую по дорожке пионерку и рванул к ней:

— Извини!

Она остановилась и развернулась, оглядывая меня. Лет 16-17, рыжие волосы, собранные в два торчащих хвостика, с золотистыми заколками в форме то ли сердечка, то ли яблока, тонкие брови, нахальный взгляд янтарных глаз, симпатичное лицо, форменная рубашка завязана на груди узлом, оголяя подтянутый животик, пионерский галстук завязан на запястье. Этакий образ бунтарки-хулиганки. Она изогнула бровь, подбоченясь и, вызывающе дернув подбородком, спросила:

— Ты кто?

— Я — Семен, — я несколько опешил.

— Что хотел?

— Ты не подскажешь, где умывальники? Я вчера приехал, мне плохо было, а никто не объяснил…

Она посмотрела на меня прищурившись, вдруг распахнула глаза и широко улыбнулась:

— Конечно покажу, пойдём!

То, с каким воодушевлением, она согласилась помочь, заставляло сомневаться в искренности её намерений, но других вариантов не было. Я пошёл за ней.

Проведя меня по дорожке, вышла на центральную, и, немного пройдя по ней, свернула влево, остановившись у одноэтажного здания с трубой. Табличка у входа гласила: “Душевые. Котельная”. Подергав за дверь, она сокрушенно вздохнула и повернулась ко мне:

— Ты поздно собрался, видимо закрыли, — в глазах её так и скакали озорные искорки, — О! Точно!

— М?

Она показала рукой дальше по дорожке, в конце которой стояло двухэтажное здание с флагом над входом:

— Надо взять ключи.

— Где?

— В администрации же, — она нетерпеливо притопнула ногой.

— У кого?

— Да там на входе у секретаря, пойдём.

Мы подошли ко входу. Бело-коричневое оштукатуренное здание, красная черепичная крыша, у входа табличка “Административный корпус”. Девушка, медленно раскрыла передо мной дверь, сделав приглашающий жест рукой:

— Заходи.

Я вошел. Внутри отделанного деревянными панелями холла было прохладно. Паркет “ёлочкой”, ковровая дорожка, ведущая к лестнице, стенд “наши передовики” на стене. Всё выдержано в стандартном советском стиле казённых учреждений. Прямо перед входом стоял письменный стол, заваленный папками бумаг, освещаемый лампой-грибком. За столом сидела дама лет 60, с бледно-фиолетовыми волосами уложенными в форме шара. Яркие фиолетовые тени на глазах. Каплевидные очки на кончике длинного носа. Ярко накрашенные губы. Белая блузка с монструозной брошью, украшенной бордовым камнем. Дама что-то печатала на печатной машинке и абсолютно не обратила на меня внимания…

За спиной хлопнула дверь. Я дернулся от неожиданности и обернулся… Ну да, чего я ждал… Рыжей девчонки не было, я оказался один…

— Что хотел?, — раздался скрипучий голос.

— Я… Это…, — я обернулся.

Дама подняла голову, свет настольной лампы отражался в очках, из-за чего глаз не было видно.

— Что хотел?, — с нажимом повторила она.

— Я… проспал… умыться… хотел…, — я потряс полотенцем, — а душевые закрыты… Ну... Где котельная ещё... И… ключи можно?

— Кх…, — дама начала мелко трясти плечами, затем губы расползлись в улыбке и она засмеялась в голос. Отсмеявшись, наклонилась к столу и промокнув глаза пальцами, засунув их под очки, выпрямилась и вздохнула:

— Это ты вчера приехал?

Я кивнул.

— Кто ж тебя надоумил-то?, — и, всё ещё улыбаясь, продолжила, не дожидаясь ответа, — Эти душевые на ремонте, а умываются все в умывальниках, “На плане обозначенными буквами эм и жо”, — спародировала она какой-то фильм, — Ступай, на площади карта висит…

— Спасибо..., — я выскочил из здания.

Рыжей, естественно, нигде не было видно… Зашагал по дорожке к площади, кипя от злости и сгорая от стыда. Так глупо повестись… Изучив карту, чуть не взвыл — искомый умывальник был прямо за моим домиком…

Чуть ли не бегом влетел на полянку с умывальниками, огляделся. Ну да, из-за кустов их не видно, если не знаешь — никогда не заметишь. Умывальники представляли из себя вытянутое строение, облицованное бордовой керамической мозаикой, с несколькими кранами и одним водосточным желобом, накрытое крышей из металлического листа. С торца, стоял прислоненный таз из нержавейки, видимо для постирушек.

Я открыл воду в одном из кранов, сунул ладони под струю и тут же отдёрнул — вода была ледяная. Подождал и осторожно потрогал струйку воды вновь — температура и не думала меняться… Глубоко вдохнув, набрал воды в ладони и плеснул в лицо несколько раз. Несколько капель, стекли по шее под рубашку и я задергался от холода. Кое-как умывшись, посмотрел на зубную щетку. Как зубы-то чистить? Меленькими глоточками набирая воду в рот, с удивлением обнаружил, что зубы не ноют... Закончив, вернулся в свой домик.

На столе была тарелка с давно остывшей кашей, бутерброд с сыром и стакан какао. Наскоро проглотив всё, не почувствовав даже вкуса, взял со стола листочек и пробежался по нему глазами: медпункт, спортивные секции, библиотека, кружок рисования, кружок кибернетики, музыкальный клуб. Сунул листок в карман, кое-как намотал галстук, собрал посуду и вышел из домика. Перво-наперво, решил отнести посуду, а дальше свериться еще раз с картой.

Когда я проходил мимо домика с пиратским флагом, его дверь открылась и на пороге показалась та самая рыжая девчонка. Встретившись со мной взглядом, она захохотала:

— Умылся?

Хотелось ответить ей что-нибудь, но годы, проведенные в затворничестве, давали о себе знать, я лишь демонстративно проигнорировал её, продолжив свой путь.

— Да ты бы видел своё лицо, когда вышел, — она сбежала по ступенькам и догнала меня, не прекращая смеяться.

— Обойдусь, — как можно ядовитее произнес я, — Повеселилась?

Рыжая обогнала меня, и встала, загораживая путь. Я остановился, стараясь не смотреть в её сторону.

— Мда… Ну ты и тормоз…, — она, толкнув меня плечом, зашагала обратно, в сторону домика...

Вернув в столовую посуду и выйдя на площадь, я увидел Славяну, занятую подметанием площади. Подошёл, поздоровался:

— Доброе утро!

— Привет Семен, что, проспал?

— Да, будильника у меня нет, Ольга Дмитриевна сказала у кибернетиков спросить, да и с обходным к ним заглянуть надо. Этим и займусь.

Составить тебе компанию?

Мне хотелось побыть одному, поэтому я отрицательно покачал головой:

— Спасибо, не буду отрывать тебя от работы.

— Как хочешь…, — Славя немного расстроенно пожала плечами и вернулась к подметанию.

Я внимательно изучил карту — начнем со знакомых мест — с медпункта.

Подойдя ко входной двери и внутренне поежившись, в ожидании очередной порции двусмысленностей, постучал и, услышав: “Войдите!”, зашел внутрь. Виолетта Церновна сидела за столом и откровенно скучала, увидев меня, сделала приглашающий жест:

— Ты проходи, пионЭр…, — она похлопала по стоящей рядом кушетке, — сюда, присаживайся на кушеточку, с чем пожаловал?

— Я… вот…, — я протянул бегунок.

— Как самочувствие?

— Всё хорошо, спасибо…

— Ага…, — она листала свой гроссбух и, найдя нужную страницу, удовлетворенно хмыкнула, — Ну пойдём, — встала и пошла куда-то в другой конец комнаты.

— З-за-чем?, — я опять занервничал.

— Чтобы нас никто не увидел… пионЭр, ну же, иди сюда…

— М-м-может не надо?, — я повернул голову.

Медсестра, ухмыляясь, стояла около весов:

— Я должна взвесить… и… измерить…, — она многозначительно подмигнула и показала на линейку, для измерения роста.

Шумно выдохнув, я подошёл к ней и встал на весы. Подвигав гирьки, Виола удовлетворенно кивнула:

— Теперь сюда, только обувь скинь.

Измерив рост, бросила: “Обувайся” и вернулась за стол, что-то записывая в журнал. Поставив росчерк в бегунке, протянула его мне.

— И всё?

— Ты хочешь ещё что-то измерить, пионЭр?, — она облизнула губы.

— Нет-нет, спасибо, до свидания, хорошего вам дня…, — я пулей вылетел из медпункта…

Вспомнив карту, прикинул, что ближайшим зданием будет библиотека, туда и направился.

Библиотека, как и все остальные строения, утопала в зелени. Одноэтажное здание с односкатной крышей, выкрашенное в желтый цвет, белая скамеечка у входа, да пристройка из белого кирпича с закрепленными на ней предметами пожарного инвентаря. Открыв дверь, я зашёл внутрь, здесь было прохладно и, после яркого солнца на улице, царил полумрак. Дверь за спиной, возвращаемая пружиной, громко хлопнула:

— Дома так дверями хлопать будешь, — раздался сварливый голос, — Чего встал?

Я осмотрелся — ряды полок с книгами по правую руку, на торцах полок алфавитные указатели и плакаты, уже с Лениным, призывающие учиться, учиться и что-то там ещё… В центре стол, на столе табличка “соблюдайте тишину” и настольная лампа. За столом сидела девушка, положив на него локти и смотрела на меня:

— Чего встал?, — повторила она недовольным тоном.

Я подошёл к столу, разглядывая её — тоже лет 16-17, иссиня-черные волосы до плеч, чуть растрепанные, на макушке — непослушный локон, торчащий в форме вопросительного знака, большие овальные очки в тонкой оправе, которые ничуть её не портили, наоборот придавая очарования и без того симпатичному лицу, желтые тигриные глаза, напоминающие Юлины. Судя по бордовой полосе на щеке, до моего прихода она спала. Я робко протянул обходной:

— Мне бы бегунок…

— Читательский билет заводить будешь?, — она потянулась, зевнув.

— Читательский?

— Книги брать будешь?

Читать я любил, иногда погружаясь в интересную книгу, пропуская завтрак обед и ужин. Я кивнул:

— Давай, читать я люблю…

Библиотекарша встала из-за стола, оказавшись чуть ли не на пол-головы ниже меня. Отошла к картотеке, выдвинула ящик и, наклонившись, копалась в нём, что-то ища. Стройная, длинноногая… Похоже Юля подобрала здесь девушек исключительно в моём вкусе... Вернувшись за стол с картонной книжечкой в руках, она достала из ящика стола ручку:

— Фамилия, имя, номер отряда?

— Персунов Семён… А номер отряда я не знаю…

Она посмотрела на меня поверх очков:

— Первый.

— Почему первый?

— Потому что нашего возраста здесь только один отряд — первый.

— Так мы из одного отряда?

— Догадливый…, — она хихикнула, — Евгения.

— Семен…

— Значит, говоришь, читать любишь?, — Женя немного оживилась.

— М?

— Не хочешь в литературный кружок вступить?

— В литературный? И что в нем делают?

— Читают книги, делятся впечатлениями от прочитанного...

— А сколько в нём народу?

— Я одна…, — она подпёрла щеку рукой, улыбаясь и смотря на меня искоса.

— Да я пока ещё не все посмотрел, — протянул я, — Я пройдусь, может надумаю…

— Держи, — она, разочарованно вздохнув, поставила подпись на бегунке и протянула его мне, — Кружок рисования там, — Женя указала рукой на дверь в углу, зевнула, и снова улеглась на руки, закрыв глаза, — Только дверьми не хлопай…

Я прошёл к указанной двери, потянул за ручку и, пройдя в комнату, аккуратно прикрыл дверь за собой. Небольшая комнатка, залитая светом из большого, практически во всю стену, окна. На столе, в центре комнаты, навалены карандаши, кисти и скрученные листы бумаги. У стены — огромный стеллаж, на котором стоят книги, папки, пара вазочек причудливой формы. У окна, на высоком табурете, перед мольбертом, сидела еще одна красавица — так же примерно моего нынешнего возраста, короткие фиолетовые волосы с хвостиками, затянутыми желтыми резинками, огромные грустные зеленые глаза, обрамленные длинными густыми ресницами, аккуратный носик, пухлые губки, женская, сформировавшаяся фигура с приятными округлостями. Она держала в длинных тонких пальцах карандаш, нанося штрихи на лист, закрепленный на мольберте, с отсутствующим взглядом, словно была где-то в мире своих грёз…

— Кхм… здрасте...

Девушка сфокусировала на мне взгляд, покраснела, рот приоткрылся. Взгляд её заметался, она прижала ладошку ко рту и, уставившись в пол, прошептала:

— Д-да?...

— Я с обходным, это же кружок рисования?

— Д-да…

Она украдкой бросала на меня взгляды из-под опущенных ресниц. Я улыбнулся:

— Семен.

— Д-да…

— Извини, но ты не могла бы подписать бегунок?

— Д-да…

Девушка наконец спустилась с табуретки и подошла к столу, оставляя его между мной и собой. Посмотрев мне прямо в глаза, протянула руку:

— Лена…

Я, наклонившись через стол, пожал протянутые пальцы:

— Семен, очень приятно.

Пискнув и отдёрнув руку, Лена покраснела так, что мне самому стало дико неловко:

— Б-бег-гу-нок, — едва слышно сказала она.

Я протянул бегунок и, положив его на стол, отошёл на шаг назад. Лена вывела на листке каллиграфическую подпись и внезапно подняла голову, серьёзно разглядывая меня:

— Семён, тебе нравится рисование?, — нормальным голосом спросила она.

— Эээ... В детстве пробовал, но как-то не пошло, — я оторопел от такой перемены в поведении Лены.

— Не хочешь записаться в кружок рисования?, — она снова покраснела, но продолжила, правда уже на полтона тише, — Мы могли бы…, — замолчав, уткнулась взглядом в пол.

— Я ещё не всё обошел, хочу посмотреть остальные кружки, но обязательно подумаю над твоим предложением…

— Д-да…, — Лена вздохнула и отвернулась к окну.

Забрав бегунок, я вышел из кружка рисования, тихо прошёл мимо спящей Жени и вышел на улицу. Интересно, почему все так пытаются заманить меня в кружки?

На улице уже ощутимо припекало, хотелось найти тенёк или вернуться в прохладу библиотеки, но в обходном значились ещё 3 пункта, которые необходимо было посетить до обеда, чтобы не вызвать гнев вожатой. Во сколько, кстати, обед?

На спортплощадке стоял гомон, малышня гоняла в футбол. Я осмотрелся, но не увидел никого, хоть отдаленно напоминающего физрука. Ко мне подкатился мячик:

— Подай!, — крикнула с поля девчонка, лет 13-14, с рыжими, почти красными волосами, собранными в два хвоста по бокам, напоминающими своей формой сопла ракеты. Одета она была в красную футболку с надписью “СССР”, красные шорты и кеды.

В юности, я часто играл в футбол с пацанами, вроде даже неплохо играл, интересно, Юля вернула навыки вместе с телом? Приняв катящийся мяч на носок ноги, подкинул его в воздух и, с лёта, отправил по дуге ребятам, стоявшим на краю поля.

— А ты неплох!, — девчонка оценила мою подачу, — Давай с нами?

— Может потом, мне физрук нужен, — я достал обходной и помахал им, — Не знаешь где он может быть?

— Пойдем, покажу!, — она двинулась в сторону крытого спортзала, — Ульяна!

— Семен.

— И чего на тебя Алиска ругалась?, — она шла вприпрыжку, разглядывая меня, — Вроде и не тормоз совсем…

— Алиска?

— Моя соседка по домику. Пришла сегодня, говорит над новеньким пошутила, а он обиделся, тормоз какой-то…, — она хитро улыбнулась, — А ты вон какой… длинный… как жираф… До тебя просто доходит долго…

Доставая мне ростом, едва ли до плеча, распахнув голубые глазищи, морща веснушчатый носик, она растянулась в улыбке от уха до уха, создавая впечатление мелкой пакостливой младшей сестры. Я только махнул рукой:

— Да-да, давайте, издевайтесь надо мной…

— Ну ты чего?, — она заботливо заглянула мне в глаза, повиснув на плече.

— Да ничего, наверное шутки до меня действительно долго доходят…, — я потрепал её по голове и она вновь засияла.

— А Алиса — это рыжая такая, ты с ней в домике с пиратским флагом живешь?

— Да! Здорово, правда? Это Алиска его привезла, мы даже хотели этот флаг на площади поднять, но нас вожатая заметила. Ругалась конечно… но ничего, Ольга Дмитриевна добрая, быстро отходит…

— Подожди, а ты в каком отряде?

— В первом!

— В первом? Лет-то тебе сколько?…

— 14!… ну почти… А я в эту смену одна такая, остальные либо старше, либо младше, а вожатая меня, ну в смысле родителей моих, знает, поэтому меня в старший отряд взяли, — она гордо выпятила грудь.

— Ясно…, — мы подошли к залу.

В зале, развалившись на матах, храпел физрук. Возрастом лет около 40, глубокие залысины, бордовая майка “Олимпиада-80”, синие спортивные штаны, плотное, но не толстое телосложение, свойственное тяжелоатлету или штангисту... Ульяна рванула вперед:

— Борис Саныч! Борис Саныч!

— Шо?!, — он сел на матах, тряся головой, — Шо хотела малАя?

Ульяна ткнула в меня пальцем:

— Вот!

— Здравствуйте, мне бы обходной подписать.

— Ааа… Очухался ужо?

— Простите?

— Та я вчера твою тушку-то с остановки, к Виолетте свет Церновне и нёс, когда ты, малахольный, в обморок грохнулся. Так-то вроде оглобля длинная, а весишь всего ничего… Надо тебя к спорту приобщить…

— Да, Борис Саныч, он так классно мячик подал!, — Ульянка замахала руками и повернулась ко мне, — Давай к нам, в футбол?

Нет, положительно они имеют с этого какой-то профит, иначе почему все пытаются записать меня в свои кружки?

— Да я как бы и не против, но хочу сначала всё обойти и посмотреть, а потом уже выбрать…

— Нуу… колхоз — дело добровольное, — прогудел физрук, доставая из кармана штанов ручку, подышал на нее и поставил в бегунок закорючку, — Но на зарядке шоб был як штык!

Мы вышли на улицу. Опечаленная было моим отказом Ульянка, снова заулыбалась:

— Давай к нам, Сёмка, мы с тобой в нападении…

— Я обязательно подумаю. Подскажи а где клуб кибернетики?

— У ворот, там клубы написано, давай, не пропадай!, — Ульяна помахала мне рукой и бегом рванула обратно на футбольное поле.

Оставались музыкальный клуб и клуб кибернетики. Я снова вышел на площадь, где встретил Ольгу Дмитриевну:

— Персунов!

— Да?

— Обход закончил?

— В процессе.

— Поторопись, — она посмотрела на часы, — До обеда уже немного времени осталось.

— А во сколько он?

Вожатая подошла к какому-то плакату, жестом пригласив за собой:

— Изучай!... Да что опять на тебе надето?!

— Что?, — я оглядел себя, — Форма же.

Она молча развязала на мне галстук, перевязала его заново и спросила:

— Тебя что, галстук не учили завязывать?

— Эээ…

— Ещё раз увижу такое, будем тренироваться до конца смены, понятно?

— Да…

— Всё, вперед!, — она развернулась и ушла. Я же повернулся к плакату.

Распорядок дня…

Подъем — 7:30?! Я в своей обычной жизни только-только спать ложился… Сам я в такое время ни за что не встану, надо раздобыть будильник, Ольга говорила спросить у кибернетиков...

Так… Зарядка… Линейка…

Завтрак — 8:20…

Общественно-полезные работы…

Обед — 13:00… Интересно, сколько сейчас времени?...

Тихий час…

Полдник 16:00…

Кружки…

Ужин — 19:00…

Свободное время...

Отбой — 22:00

Пройдя дальше по центральной дорожке к воротам, я остановился у здания клубов. Одноэтажное, выкрашенное серой краской, с крылечком и небольшим навесом над ним. На табличке у двери, под надписью “Клубы”, висел обтрепанный листок, видимо когда-то бывший расписанием работы. Поднявшись на небольшое крылечко, я смог разобрать только “Шашки с 11:00 до…”, дернул дверь и вошел внутрь. Внутри царил творческий беспорядок. На столе рассыпаны какие-то провода, радиодетали, микросхемы, баночки, мотки изоленты. Тут же стоял паяльник, испускающий сизый дымок от жала, наполняя комнату запахом канифоли. Два пионера, склонившись над столом и глядя на тестер, тыкали щупами в какую-то плату. О! Тут и парни есть:

— Привет!

Они синхронно подняли головы и выпрямились. Оба блондины, ростом чуть ниже меня, синхронно протянули руки:

— Александр, — представился первый, в очках, внешностью очень напоминающий персонажа советских фильмов, про приключения Шурика.

— Сергей, — второй тоже кого-то напоминал, но кого?, — Электроник… Настоящий…

— Электроник?

— Фамилия — Сыроежкин, поэтому Электроник.

Я по очереди пожал им руки:

— Семен. Я тут с обходным…, — я достал листок.

— Семен, не хочешь к нам записаться?, — спросил Шурик, беря бегунок.

Я, уже заученно, произнёс мантру о том, что-де я очень бы рад, но хочу всё посмотреть. Пожав плечами, Шурик нашёл на столе ручку и подписав, протянул мне листок, вновь беря в руки щупы тестера и наклоняясь над платой.

— Тут такой вопрос, — вспомнил я, — Ольга Дмитриевна сказала узнать у Вас насчет будильника…

— Будильника?, — Шурик выпрямился, посмотрел на Электроника. Кивнув и дождавшись ответного кивка, снова повернулся ко мне, — Лишнего будильника у нас нет, но можем спаять.

— Серьезно?

— Ну да, там схема простая, Только вот запчасти для циферблата…, — он посмотрел на Электроника. Тот вытащил из шкафа, стоявшего за спиной коробку и покопавшись в ней, кивнул, — Есть. Корпус простенький соберем… К вечеру вполне успеем.

— Вы серьезно?!, — электроника всегда была для меня чем-то за гранью понимания, а тут два пионера, за несколько часов, буквально из ничего, готовы собрать будильник.

— Абсолютно, — пожал плечами Шурик, — записывайся к нам, ещё и не такому научишься.

— Я подумаю…

Отложив в сторону плату, Шурик достал из под стола другую, пустую. Электроник начал выбирать на столе какие-то детали. Процесс пошел и, не желая мешать, я вышел наружу.

Последним пунктом оставался музыкальный клуб, находившийся, судя по карте, неподалеку от кибернетиков. Свернув с основной дорожки и немного пройдя, я вышел к очередному домику, который разительно отличался от остальных построек. Правая половина здания, светло-бежевая, с фасадом, занятым на всю площадь, огромным, завешенным лёгкими занавесками, окном. Левую половину занимала просторная веранда под крышей, огороженная перилами. На веранде, в тени лавочка, идеальное место для отдыха в такое пекло. За домиком сплошной стеной густые зелёные кроны деревьев, создающие тень, частично падающую на сам домик. Поднявшись на веранду, я открыл дверь и зашел внутрь, оглядываясь по сторонам. За счёт окна во всю стену комната была залита светом и создавала ощущение воздушности. На противоположной от входа стене, висела зеленая школьная доска, исписанная нотами. Под ней, на полу разнообразные музыкальные инструменты: электро и акустическая гитары, барабаны и что-то духовое. Сверху, под самым потолком, прикреплены портреты композиторов, придавая комнате сходство со школьной аудиторией. В центре стоял величественный черный рояль с нотной партитурой на подставке, занимающий наверное половину комнаты. Из-под рояля торчали стройные ноги в черных чулках и… нет, юбки у пионерок всё же коротковаты… Я деликатно отвел взгляд, ухмыльнувшись про себя: "полосатенькие". Под роялем, девушка, стоя на четвереньках, что-то искала…

Подойдя к роялю, постучал по крышке. “Бум!”, — послышался глухой звук удара.

— А, kuso!, — раздалось из-под рояля и наружу вылезла девушка, потирая ушибленную голову.

— Извини, не хотел напугать.

— Да ничего, — она улыбнулась, — Губную гармошку уронила, полезла доставать, а ты давно стоишь?, — фразу она выстрелила мелодичной скороговоркой и явно не собиралась сбавлять темп, — Ты же тот новенький, который вчера приехал? А как тебя зовут?

— Семен.

— А меня Мику зовут. Нет, честно-честно! Никто не верит, а меня правда так зовут. Просто у меня мама из Японии. Папа с ней познакомился, когда строил там… Ну, то есть не строил — он у меня советский инженер… Короче, атомную станцию! Или плотину… Или мост… Ну, неважно!...

Потерявшись в обрушенном на меня словесном потоке, я, рассеянно кивая, разглядывал её: примерно моего нынешнего возраста, на полголовы ниже меня, бирюзовые волосы нереальной длины, собранные в два хвоста, удерживаемые большими заколками с черно-розовыми лентами. Эти хвосты словно плыли в воздухе в такт её движениям, гипнотизируя. Большие, широко распахнутые глаза цвета морской волны. Миловидное личико, с тонкими азиатскими чертами. Точеная фигурка… Где я мог её видеть? Вдруг меня пронзила догадка, я выставил перед собой ладонь.

— А?, — она прервала свой рассказ и вопросительно смотрела на меня.

— Мику?

— Да!, — она быстро закивала, отчего хвосты волос опять поплыли в воздухе.

— Хатсуне?

— Да!, — еще более радостно сказала она, сложив ладошки у щеки и наклонив голову.

— Вокалоид?

Она распахнула глаза и порозовев, прижала ладошку ко рту:

— Ты знаешь про Вокалоид?!

— Косплеерша?

Мику нахмурилась:

— Косплеерша чего?

— Ну… Хатсуне Мику… Вокалоида…

Она ткнула себя большим пальцем в грудь и отчеканила по словам:

— Я Хатсуне Мику! У меня в паспорте так и записано! Я — одна из вокалоидов!

Меня снова замутило. Конечно, я вчера во сне пообещал Юле принимать всё происходящее, как должное, но всему же есть предел… Голова закружилась и картинка перед глазами поплыла, теряя краски и темнея по краям, оставляя только по центру размытую обесцвеченную картинку. Холодный липкий пот заструился по спине. Происходящее больше было похоже на какой-то сон с температурой под 40 или наркотический бред... Гендо, вокалоиды во плоти... Может всё-таки сдаться Виоле?... Я завалился на пол…

— Семен! Семен, тебе плохо?

Я закрыл глаза, не отвечая, в ожидании, когда сознание оставит меня, как вдруг почувствовал на ухе тонкие пальчики и… боль взорвала голову…

— Аааааааа!!!, — заорал я подскакивая и хватаясь за ухо.

— Семен, не кричи, — Мику сидела напротив меня, подогнув под себя ноги, — как еще я могла быстро привести тебя в сознание? Ты на солнце перегрелся, да? Тепловой удар?

— Ты… Ты что сделала?!

— Я… знаю некоторые точки на теле человека… Типа как акупунктура… Понимаешь?

Я поднялся на ноги. Несколько раз глубоко вздохнул. Надо разбираться:

— Так, расскажи-ка мне свою версию про вокалоид?

— Вокалоид? У нас, в Японии, есть компания, занимающаяся производством и раскруткой шоу и исполнителей, я была сама по себе, с детства занималась музыкой, выступала на школьных и местных фестивалях с песнями собственного сочинения, а ещё у нас есть национальное шоу для молодых исполнителей, которое как раз проводит Криптон Медиа и вот я как раз выступила на местном фестивале, ко мне подошли агенты Криптон и предложили участвовать в их шоу, только я не была уверена, что меня возьмут, но мама уговорила меня попробовать, а шоу даже по телевидению показывают, это как у вас “Утренняя почта” или “Утренняя звезда”, а у нас оно называ...

— Мику, стой! Я в целом понял, ты пошла на шоу и, видимо его выиграла, так?

— Да, а потом нас...

— Стоп. Давай про Вокалоид.

Мику грустно вздохнула, поджав губы и опустив глаза:

— Я тараторю, да?

— Просто давно со мной так много никто не разговаривал, я отвык, постарайся не отвлекаться от основной мысли рассказа, — я попытался улыбнуться, — А про шоу ты мне в следующий раз расскажешь, договорились?

— Так ты ещё придёшь?, — Мику расплылась в улыбке, поднимая взгляд на меня.

— …Не понял?

— Ну…, — она опять погрустнела, — Здесь все от меня сбегают... Алиса только за гитарой заходит.

— Так ты одна в клубе?

— Да…

— Я приду, если ты не против.

— Ну конечно заходи, может и в клуб запишешься? А ты на чем нибудь играешь? Или может поёшь? У тебя такой голос красивый... А я на всех инструментах играть умею и тебя могу нау...

Как только я хотел ее притормозить, Мику, снова разогнавшись, внезапно оборвала себя на полуслове и, прикрыв глаза, сделала несколько глубоких вдохов-выдохов:

— Да… Вокалоид… Из финалистов шоу Криптон сделал проект, назвав его Вокалоид, создав нам сценические образы, программу, костюмы, аранжировки… В общем, полностью шоу…

— Хорошо… Я понял…, — я порылся в карманах и достал смятую бумажку, — Подпишешь обходной?

— Давай, — Мику нашла ручку и оставила на листке пару иероглифов, — Так что ты думаешь, насчет вступления в клуб?

— Да знаешь, — я почесал голову. Музыкальный клуб казался не самым плохим вариантом, тем более с такой необычной и симпатичной руководительницей, — Я согласен, записывай.

— Да!, — захлопала в ладоши Мику, — Arigato! Ima wa hitori janai.

— Аригато я понял, а дальше?

— Я… Я очень тебе благодарна..., — Мику слегка покраснела и протянула мне разлинованный журнал, в котором было выведено:

“ II смена. 1989 “

1. Мику Хатсуне, 1-й отр……………ミク

2.

Мику вопросительно посмотрела на меня:

— Семен Персунов, первый отряд.

Она старательно вывела мои имя и фамилию в журнале, подождала, пока я распишусь и отложив журнал, полезла в нагрудный карман:

— А у нас подпись почти не используют, пользуются личными штампами, а здесь я даже не знала, как мне расписаться, по-этому просто пишу свое имя катаканой, — она достала связку ключей с такой же, как у меня, алюминиевой биркой с номером “13”, отцепила один из ключей и протянула мне.

— Ключик от твоего домика? В гости приглашаешь?, — я протянул руку, глядя Мику в глаза.

Она залилась краской и дернулась, отвернувшись, ключик со звоном улетел под рояль:

— Baka… Это от клуба… У нас, когда ты даешь ключ от своего дома, ты впускаешь человека в свой близкий круг, всё равно, что предложение руки и сердца…

— Настала моя очередь краснеть… Мику опять полезла под рояль:

— Стой!, — я, опережая её, нырнул под рояль, чтобы не стать свидетелем очередного случайного стриптиза. Взял ключ и выбравшись, прицепил его к своей связке.

— Так на чем ты будешь играть?, — спросила Мику.

Нас прервал звук горна, исполняющий “Бери ложку, бери хлеб”:

— Обед?, — Мику кивнула,

— Давай после разберемся, кто на чем играть будет.

Мы вышли из клуба и двинулись в сторону столовой, куда со всех сторон лагеря стекались пионеры. На крыльце, я был остановлен вожатой:

— Персунов!

— Да?

— Обходной заполнил?

— Так точно, — я протянул ей листок. Она пробежалась глазами по нему и удовлетворенно кивнув, спрятала к себе в карман.

— Куда записался?

— Музклуб.

— Любишь музыку?

— Да.

— На чем играешь?

— Пока ни на чем. Может научусь... Я пойду?

— Да-да, проходи…

В столовой стоял гвалт. Кое-как пробившись к раздаче и взяв поднос, я развернулся, в поисках свободного столика. Нашёл место напротив какого-то пионера из младшего отряда, уточнил свободно ли и сел, приступив к трапезе. Помешал ложкой суп и, отставив его в сторону, принялся за второе. Пионер, сидевший напротив меня, посмотрел мне за спину, вскочил и, не доев до конца, залпом выпил компот и, подхватив поднос, убежал. Я обернулся — ко мне подходила Алиса. Грохнув подносом о стол, она уселась напротив и, пристально посмотрев на меня, взяла ложку и улыбнулась:

— Приятного аппетита, тормоз…

— Двачевская!, — голос Ольги Дмитриевны из-за спины заставил нас с Алисой подпрыгнуть, — Ты во что форму превратила!? Быстро вышла и привела форму в порядок!

Алиса, на удивление, не стала спорить, лишь, скривившись, поднялась и пошла к выходу. Я посмотрел на оставленный ей обед, на входную дверь… Тормоз значит? Какой великолепный шанс на отмщение мне предоставила судьба…

Хотя… Отвечать на ее шутки подобными… Мне уже далеко не 16 лет. Пошутила и пошутила, от меня не убудет…

Спустя минуту, Алиса, уже в нормально одетой форме, снова плюхнулась напротив.

Обед прошел в молчании. Я старательно смотрел куда угодно, только не на рыжую, которая, казалось, наоборот, буравила меня взглядом. Даже ставя поднос на стол грязной посуды и выходя из столовой, я чувствовал спиной Алисин взгляд.

Добравшись до своего домика, завалился на кровать. Спать не хотелось, делать было решительно нечего. Надо было хотя бы книжку взять в библиотеке…

— Семён, ты здесь?, — Вожатая заявилась с проверкой.

— Да Ольга Дмитриевна.

— Хорошо…

Оставшись наедине сам с собой и прикрыв глаза, я почувствовал небольшое облегчение — после стольких лет, проведенных в одиночестве, любые социальные взаимодействия давались мне с большим трудом, а общение с таким количеством людей оказалось особенно изнуряющим...

Из полудремы меня выдернул звук горна. Потянувшись, встал, закрыл домик и направился в столовую. Получив порцию, развернулся и оглядел зал. Заприметив свободное местечко, сел напротив Мику.

— Итадакимас

— Мику на секунду прекратив жевать, ответила сдержанным наклоном головы.

— После полдника в клуб?

— Мику наконец прожевала и проглотила кусок сдобной булки:

— Конечно-конечно! Ты правда придёшь?

— Я же записался.

— Да! Точно! Хорошо, тогда приходи сразу после полдника, мы сможем поиграть, но если ты не умеешь — то ничего страшного, ты можешь послушать, а я поиграю или спою…

Мику снова утопила меня в словесном цунами. До конца полдника я так и не смог вставить ни слова. Закончив и помахав все ещё что-то болтающей Мику, я вышел из столовой. В клуб я всегда успею, может пройтись до библиотеки и разжиться книжкой?

— Привет, Семён, о чем задумался?, — Славя появилась рядом, совершенно незаметно, и улыбалась, теребя свою косу.

— Да я… Так, ни о чем…

— Мы вчера вечером говорили, по поводу стирки твоих вещей. Я сейчас на складе буду, если хочешь — можешь занести.

— А… Да… Спасибо…

— Ну пока.

Славя развернулась и ушла в сторону склада.

Удивительный человек, сама напомнила про прачечную, о которой, естественно, я бы вспомнил, одевая свои вещи перед выездом… А кстати, когда выезд?... Надо будет спросить… Размышляя обо всем этом, я дошел до домика, взял джинсы, футболку и направился на склад:

— Славя, я пришел!, — тишина была мне ответом. Я пошел между полок, — Славя!

В проход передо мной, высунулась Славя, запыхавшаяся, растрёпанная:

— Ой! Семён! Погоди, я сейчас!, — она скрылась за стеллажом.

— Тебе помочь?, — я сделал ещё шаг вперёд.

— Нет!, — крикнула Славя, снова высунувшись. Она раскраснелась, глаза бегали, на лбу, в свете висящей над ее головой лампы, блестела испарина.

Да что там у неё происходит?

Хотя… В любом случае, это не мое дело. Я вернулся ко входу, ожидая ее у стола.

Спустя пару минут, Славя подошла, приняла у меня вещи, бросив их в холщовый мешок, затянула тот бечевкой, с прикрепленной на ней дощечкой с каким-то номером. Открыла гроссбух и вписала в него номер дощечки и напротив — Персунов С., 1 отр.:

— Послезавтра будет готово. Или меня поймаешь, или, если я не забуду, я тебе занесу в домик.

— Спасибо... Подожди, а до отъезда успеют постирать?

— В воскресенье же уезжаем, сегодня — вторник, послезавтра — это четверг, Сём, — она улыбнулась.

— А... Ну да..., — я сделал вид что запутался в днях, — Спасибо Славя, что напомнила про стирку, я бы вспомнил только перед выездом, ты мне очень помогла.

Славя улыбнулась:

— Я вообще люблю помогать окружающим. В помощницы вожатой записалась. Дома, как старшая, родителям с младшими помогаю и по хозяйству…

— Не устаешь?

— Нет, меня наоборот, как будто заряжает энергией.

— Отдыхать-то тоже надо

— Да я не перетруждаюсь, но за заботу спасибо. Ты сейчас куда?

— Да хотел в библиотеку за книжкой заглянуть

— Ну увидимся тогда, — Славя помахала мне рукой и зашагала по дорожке в сторону площади.

Я же направился в библиотеку. Зашёл внутрь, придержав дверь. У стола библиотекаря стояла Лена, я поздоровался:

— Добрый день, а я за книжкой.

Они с Женей синхронно повернулись в мою сторону. Лена судорожно кивнула и, схватив со стола какую-то книгу, скрылась за дверью кружка рисования

— Что брать будешь?, — Женя скрестила руки на груди.

— Да не знаю, что-нибудь в тихий час почитать…

— Жанр, автор?

— На твой вкус.

Она прищурилась, изучающе разглядывая меня несколько секунд. Повернулась к стоящему рядом стеллажу, поводила пальцем по корешкам книг и вытащила одну, кладя передо мной на стол:

— Вот, Данте, “Божественная комедия”

Я скривился

— Я от бессонницы не страдаю...

— Тогда скажи жанр или автора.

— Ладно, давай Данте...

— Так, книгу не мять, страницы не вырывать, в книжке не рисовать, понятно?

— Да.

Женя воевала с ящиком картотеки, который ни в какую не хотел выдвигаться.

Я ждал, листая книжку.

Грохнула дверь. я повернулся. На пороге стоял Электроник:

— Эээ… Ааа… Я…

— Что ты там мычишь? Я сколько раз вас просила мне картотеку починить?, — Женя развернулась.

— Ааа... Нуу…

— Ой, иди уже…, — она махнула рукой и наконец выдернула ящик. Электроник вздохнул и вышел из библиотеки.

— Что это с ним?, — я повернулся к Жене.

Она, заполнила карточку, вложила ее в читательский билет и пожала плечами:

— Не знаю. Всю смену ходит, мычит чего-то. То книжку возьмёт, то просто придёт… Вот твоя книга, если ты закончил, то я не задерживаю.

— И тебе не хворать, — я вышел на улицу.

Добрался до домика, оставил книжку и уже было собирался пойти в музыкальный клуб, как горн возвестил об ужине. Значит посещение клуба придется отложить.

На входе в столовую толпились пионеры. Дождавшись своей очереди и получив порцию, я сел рядом с Мику:

— Итадакимас.

Она молча взглянула на меня, фыркнула, кивнула и продолжила есть. Молча. Явно было что-то не так. Я отложил вилку и уставился на Мику:

— Мику?

Она упорно продолжала молча жевать, уставившись в тарелку.

— Мику, всё в порядке?

Тишина…

— Мику, ты на меня за что-то обиделась?

Мику отложила вилку и подняла на меня взгляд:

— Семён, я очень не люблю необязательных людей. Ты обещал после полдника прийти в клуб, я пришла — тебя нет, я просидела все время до ужина, но ты так и не появился. Ты мог сразу сказать, что не придешь.

— Я честно хотел прийти, но сначала на склад ходил, потом в библиотеку.

— Да-да, делай что хочешь, ты не обязан передо мной отчитываться…, — она помахала рукой и вернулась к еде.

Остаток ужина прошел в тягостном молчании. После ужина надо обязательно зайти к Мику, она и так все время сидит одна... Я дождался, пока она доест и перехватил ее на крыльце столовой:

— Ну, в клуб?

— Как хочешь…

— Ты сейчас в клуб?

— А куда мне ещё идти…

Мику вздохнула, ссутулилась, спустилась с крыльца и пошла по центральной дорожке в сторону клубов, я пристроился рядом, не зная, как начать разговор. За площадью, нас догнали кибернетики:

— О! Семён! Мы доделали будильник, надо подключить и показать, как он работает, — Шурик поправил очки, — Необходимо только забрать его из клуба. Мы сейчас можем зайти к тебе в домик?

— Да, конечно. Спасибо парни.

Я остановился на развилке, ведущей к музыкальному клубу, кибернетики ушли дальше. Мику, взглянув на меня, вздохнула и повернула в сторону музклуба.

— Мику, подожди!, — я сделал несколько шагов и схватил ее за руку, — Что ты там будешь опять одна сидеть? Пойдем пройдемся до меня, а потом уже в клуб?

— Семен, ты не обязан меня развлекать, — Мику выдернула руку, — Я спокойно посижу в клубе.

— Ты хочешь опять одна сидеть в клубе или пройтись в компании?

— ...

— Я приглашаю тебя на прогулку, с посещением моего домика и произвольной дальнейшей программой, — я чуть поклонился, заложив левую руку за спину.

Мику сделала вид, что раздумывает, подняв взгляд в небо и постукивая указательным пальцем себя по подбородку:

— Что ж, так и быть, на первый раз прощаю, — она взяла меня под руку, — Идем!

Я дернулся было освободиться, но быстро совладал с собой, позволяя ей держаться за мой локоть. Добравшись до отворотки к моему домику, я остановился. Мику вопросительно посмотрела на меня:

— Нам необходимо дождаться двух ронинов, которые будут сопровождать нас, моя госпожа.

— Семен, прекрати, — захихикала она.

Подошли кибернетики. Электроник озадаченно посмотрел на меня, на Мику, держащую меня под руку, но ничего не сказал. Придя к домику и открыв его, я пропустил всех вперёд и вошёл. Шурик с Электроником полезли под стол в поисках розетки, Мику оглядывалась по сторонам:

— Первый раз у мальчика в комнате…

— Как ощущения?

Она осуждающе посмотрела на меня, покачав головой, вздохнув, и закатив глаза. Шурик вылез из-под стола:

— Так, Семён, смотри.

На столе стоял небольшой ящик, собранный из фанеры, сверху торчали четыре лампы, на которых мигали оранжевым цветом нули. С боков были расположены какие-то кнопки, переключатель с индикаторной лампой. Спереди красовалась большая блестящая красная кнопка, выглядящая настолько вызывающе, что я не смог устоять перед соблазном и нажал её.

— Да, этой кнопкой выключается звонок, — Шурик поправил очки и продолжил, — Зажимаешь эту кнопку, — он показал на кнопку на торце, — Выставляешь время. Переключаешь вот этим переключателем и предыдущей самой кнопкой выставляешь время будильника. Когда светится этот индикатор — включена настройка времени срабатывания будильника. Длительность сигнала..., — он посмотрел на Электроника:

— 27 секунд, — подсказал тот, — 7 повторов. Шурик кивнул и продолжил:

— Будильник работает от сети, поэтому, если отключат свет или ты вынешь его из розетки — все сбросится. Понятно?

Я оглядывал монстра, стоявшего на столе:

— Да, понятно. А будильник можно отключить, чтобы только часы работали?

Кибернетики переглянулись:

— Честно говоря, такой функционал мы не закладывали, не думали что пригодится… Но если надо, мы доработаем…

— Не надо, парни, все нормально, он же мне только до конца недели, лучше скажите, будильник громкий? А то я плохо просыпаюсь…

— Тут динамик стоит, достаточно громко получилось, если надо будет сделать потише, занеси к нам, мы допаяем сопротивление, — подал голос Электроник.

— Давайте сразу время выставим…, — попросил я.

Шурик кивнул, сверился с наручными часами и, понажимав на кнопку, выставил текущее время. Обернулся ко мне:

— Будильник на сколько ставить?

— На 7:30

Шурик набрал нужное время, переключил обратно на часы и встал:

— Все, Семён, пользуйся.

— Спасибо! Я всё ещё не верю, что вы за несколько часов смогли из ничего собрать вот это, — я показал рукой на будильник.

— Я же говорю, записывайся к нам, ещё и не такое сможешь сделать.

— Я уже записался, — я повернулся в сторону Мику, которая с любопытством выглядывала из-за меня, пытаясь рассмотреть будильник.

— Да-да, Семен уже в музклубе…

— Ну ладно, мы пойдем, — Шурик протянул руку

— Спасибо ещё раз, парни, — я по очереди пожал им руки и мы все вышли на улицу. Я закрыл домик, спрятал ключи в карман и обернулся к ожидавшей меня Мику, — Ну что, в клуб?

Она опять взяла меня под руку, я уже даже не попытался вырваться:

— Пойдем…

Дневная жара спала, с реки тянуло свежестью, заходящее солнце окрашивало небо в золото. Мы неспешно шли по дорожке в сторону музклуба. Я покосился на Мику. На удивление молчаливая, но улыбающаяся и довольная, она шла, изредка прищуривая глаза, в которых вспыхивали яркие аквамариновые искорки, когда солнечные лучи, пробиваясь сквозь густую листву придорожных кустов, касались их. Я залюбовался, и только когда заметил, как её губы двигаются, до меня дошло, что Мику что-то говорит. Её голос был словно далёкий, мягкий колокольчик, едва доносящийся сквозь пелену моих мыслей:

— Семен, прекрати меня так пристально разглядывать.

— Да я… Ну…

— А ведь я на тебя серьезно обиделась, — Мику вновь затараторила, — Я после полдника пришла, тебя в клубе нет, хотя ты раньше ушел, я села тебя ждать и сидела там одна, как и все время до этого. Я думала, что в лагере буду не одна, не так, как дома, но здесь все то же самое…

— Дома? А почему ты дома одна?

Мы подошли к клубу, я вытянул из кармана ключ и открыл дверь, пропуская Мику первой. Она села на табурет перед роялем, я встал рядом.

— Я — хафу, а японцы очень трепетно относятся к чистоте нации. Тебе ненавязчиво, но постоянно дают понять, что ты человек второго сорта.

— Подожди, ты же вроде знаменитость, звезда?

— Да… У меня есть фанаты, поклонники, но не у меня лично, а у моего сценического образа. А в обычной жизни — я просто школьница-полукровка, почти без друзей и подруг, — она грустно вздохнула, ссутулив плечи.

— А как ты вообще сюда попала?

— Папа уговорил. Он в детстве всегда ездил в пионерские лагеря, ему очень нравилось, говорил, что здесь ко мне будут относиться нормально, что здесь я смогу найти настоящих друзей… Потом я поссорилась в школе с девочкой, мы поругались, почти подрались. Практически все встали на ее сторону. Я в тот же вечер попросила папу отправить меня в лагерь... А здесь все так же. Вначале на меня посмотрели, как на диковинку, даже вроде пытались общаться, а потом запихнули с глаз подальше, в музыкальный клуб, где я до сих пор и сижу. Одна. Со своей музыкой и песнями...

Мику откинула крышку с клавиш и тихо заперебирала клавиши, играя какую-то грустную мелодию. Я потоптался на месте, не зная, что сказать, обошел рояль, зайдя ей за спину, положил ладони на плечи, наклонился к уху и зашептал:

— Теперь не одна…

Мелодия оборвалась. Кожа на ее шее покрылась мурашками. Мику подскочила с табуретки и отпрыгнула в сторону, укоризненно глядя на меня:

— Семен, нельзя же так вторгаться в личное пространство…

— Извини, — я развел руками, — Просто хотел поддержать.

— Ммм…, — Мику нахмурилась

— Обычно я и сам никого не пускаю в свое личное пространство, но для тебя сделал исключение, так что извини еще раз.

— Ладно…, — Мику повела плечами, — Ты играть на чем будешь?

— Может гитара?

Она взяла со стойки акустическую гитару и протянула мне:

— Давай посмотрим твой уровень, чтобы понимать с чего начать.

Пройдя через комнату и усевшись на одно из кресел с откидным сиденьем, которые стояли вдоль стены, попытался вспомнить хоть один аккорд…

Через несколько минут минут моих потуг, Мику, стоявшая передо мной, села на кресло рядом и начала ставить мне пальцы на грифе:

— Вот, это Am, это G, это D. Семен, ты же вообще не умеешь играть.

— Ну почему, — возразил я и коряво сыграл на одной струне “В траве сидел кузнечик”, сбившись раза три.

— Ааа… Хватит!, — Мику схватилась за голову, — Дай сюда инструмент. Смотри.

Она сыграла какую-то простенькую мелодию и передала гитару мне:

— Повтори…

Через несколько десятков неудачных попыток, Мику забрала у меня гитару:

— Семен, может тебе правда в другой кружок записаться? Я до конца смены не смогу тебя чему-то научить…

— Нет, учи меня, ты хотела моего общества — теперь не жалуйся, — я скрестил руки на груди и картинно надул губы.

Мику рассмеялась:

— Хорошо, но можно на сегодня мы закончим?

— По домам?

— Я бы прошлась ещё, если ты не возражаешь?, — она взглянула на часы, висящие на стене, — Время до отбоя ещё есть.

— Не возражаю, — я встал с кресла и открыл дверь, ожидая, пока Мику поставит гитару обратно в стойку. Закрыл дверь, убрал ключ в карман и повернулся к Мику, отставляя согнутый локоть, — Куда пойдём?

Она посмотрела на мой локоть, захихикала, беря меня под руку:

— А что там про личное пространство?

— Я же сказал, для тебя сделал исключение… Так куда мы идём?

— Да просто кружок по лагерю, тут есть прямая тропинка к моему домику, но…

— Ни слова больше.

На лагерь опустились густые сумерки. За пределами освещенных дорожек царила темнота. На небе виднелись первые звёзды. Мику прекратила тараторить и шла, рассказывая о себе, о своей жизни в Японии, о приезде в СССР, как ее принимали в пионеры… Я отмалчивался, стараясь больше спрашивать, давая обтекаемые ответы на задаваемые мне вопросы...

Пройдя через площадь, свернули налево и вскоре оказались у домика за номером “13”:

— Спасибо Сеня, — Мику чуть поклонилась.

— Да не за что. Тебе спасибо, что взялась меня учить, несмотря на мою абсолютную бесперспективность

— Что ты!, — она замахала руками, — Мне не сложно.

— А кто советовал мне сменить клуб?, — я прищурился.

— Baka!, — она надулась, — Во-первых, мне, приятно твое общество. Во-вторых, если я начну тебя учить всерьез, то ты сбежишь... Так что. Приходи завтра. Спасибо. Спокойной ночи, — протараторила Мику и одним прыжком оказалась на крыльце, притормозила на мгновение, кинула на меня мимолетный взгляд и исчезла за дверью.

— А?..., — спросил я у закрытой двери.

Постоял немного, засунув руки в карманы и покачиваясь на пятках. Развернулся и побрел к себе, раздумывая. Я прекрасно понимаю, что Мику чувствует, с той лишь разницей, что я погрузился в это одиночество по собственной воле, а она — по воле социума. Она, считай, всю жизнь, борется с непониманием и отторжением, с презрительными взглядами и шепотом за спиной, тем не менее, не закрылась в раковине, как я, а наоборот, несет свою улыбку людям, выступает, поет... И в то же время, настолько одинока, что готова общаться с любым, кто не сбежит от неё, даже с таким, как я... На безрыбье, как говорится… Конечно, когда появится кто-то, кто искренне будет готов принять её боль и избавить от одиночества, она, оставит меня. Я для неё — лишь временное утешение, дежурная жилетка, в которую можно поплакаться, пока не найдётся кто-то «настоящий». Но мне не привыкать быть тем, кто остаётся в стороне. Я ничего не потеряю... наверное. Это, конечно, не повод вести себя как остальные, отталкивать её и убегать, и... В её взгляде, в её голосе, есть что-то, что трогает меня, но... Я должен держать дистанцию, между нами, к сожалению, пропасть…

Погруженный в мрачные мысли, я миновал площадь, вышел на свою “улицу”...

— Персунов!, — меня догоняла вожатая, — почему ещё не в домике?

— Как раз иду туда, Ольга Дмитриевна.

Она поравнялась со мной, пошла рядом:

— Ну как, Семён, все посмотрел?

— На пляже и на сцене пока не удалось побывать, а так вроде уже везде.

— На пляже завтра побываешь, у нас будет день Нептуна для младших отрядов, а на сцене, наверное на прощальном концерте только… Как тебе в лагере?

— Нормально…

— Что-то ты приуныл, Семен, случилось чего?

— Нет, все нормально, мои личные тараканы…

Вожатая похлопала меня по плечу:

— Не унывай… Вон твой домик, завтра чтобы без опозданий, понятно?

— Да-да, мне кибернетики будильник сделали. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

В домике, я разделся и завалился на кровать, уставившись в потолок. Чертовски насыщенный день… За 2 дня количество людей, с кем мне пришлось познакомиться и пообщаться, превысило количество за предыдущие 2 года. Столько событий, столько эмоций… И словно хочется стать ближе к окружающим, но чем ближе я подхожу, тем сильнее чувствую эту непреодолимую пропасть. Она тянется между мной и всеми остальными, с каждым днём становясь только шире. Как бы я не хотел, чтобы она исчезла, не будет этого чудесного момента. Реальность неизбежно вернёт меня к тому, что сам я не смогу ее преодолеть…

Я закрыл глаза, мгновенно проваливаясь в сон.

* * *

А, kuso! — Восклицание, ругательство, аналогичное русскому "бл@дь!"

Arigato! Ima wa hitori janai. — Спасибо! Теперь я не одинока.

Baka — Дурак.

Мне снился сон.

Я снова оказался перед воротами лагеря, напротив Юли.

— Ну привет!, я помахал ей рукой.

— Мрр… Сегодня без истерик?

— А смысл истерить? Смена, рано или поздно, закончится и все вернется на круги своя…

— И ты ничего не хочешь сделать?

— Что я могу?...

— Всё, — она пожала плечами, — Как тебе второй день?

— Ты же не скажешь, кто ты, что это за место и как я здесь очутился?

— Скажу, но позже.

— Когда?

— После смены.

— Кстати вот, что будет после смены со мной? Я останусь здесь навсегда или вернусь домой?

— Ммм… А это зависит от тебя Семён, как ты проведешь смену. Если ты исправишь в себе то, что хотел, я дам тебе возможность выбрать. Если нет, — она понурилась и грустно повела ушами, — Вернёшься обратно в свое одиночество.

— И как ты будешь оценивать, справился я или нет?

— Я и не буду... Ты сам ответишь себе на этот вопрос...

— Я?

— А кто? Мне по большому счету всё равно, я лишь дала возможность, использовать её или нет — решать тебе...

— Знать бы еще, что делать...

Она обошла меня, направляясь мне за спину, я обернулся — там стояли качели с навесом. Юля села на качели, закинув ногу на ногу и потянувшись, похлопала по сиденью рядом с собой — Присаживайся.

Я аккуратно присел.

— И всё-таки, как тебе второй день?

— Да так себе…

— Почему?

— Потому что я чужак, пришелец из другой реальности. Быть может я и хотел бы с ними сблизиться, но они… Между нами пропасть…

— Которую ты сам и создал, кстати. И продолжаешь трепетно ее поддерживать…

— Да на самом деле, я…

— Себе-то не ври, тебя готовы принять таким, какой ты есть, но ты упорно отгораживаешься, пытаясь обвинить в этом всех окружающих… Смена закончится в воскресенье. Ты конечно можешь продолжать просто смотреть на всё со стороны, но тогда, впереди тебя ждёт лишь пустота. Либо, можешь всё-таки попытаться что-то поменять в себе...

Возразить было нечего, она права. Юля хитро посмотрела на меня:

— Как девчонки, понравился кто-нибудь?

Я покраснел:

— Даже если бы мне кто-то понравился, они младше меня на 10 лет. А в их возрасте — это слишком огромная разница.

— Дааа?, — Юля посмотрела на меня с сомнением — А так и не скажешь… Тебе, Семён, сейчас 16 лет, ты их одногодка, можешь не переживать по этому поводу.

— Легко сказать… Да и что потом, после смены?

— Я же сказала, если справишься — дам тебе выбрать.

— Я же ничего не знаю об этом мире... Как я смогу остаться?

— Я все сделаю… Семен, прекрати уже эти “если”. Сконцентрируйся на главном…

— Ты-то сделаешь… Ты уже наделала… СССР, лагерь, лето, пионерки…

— А ты и не против..., — она подмигнула, улыбнувшись, — И заметь, все в твоём вкусе…

— Особенно Ульяна…

— Ха-ха-ха, как много ты про себя не знаешь…

Юля хохотала, пока я ошарашенно смотрел на нее:

— Эээ… Да я никогда…

Юля продолжала хохотать, вытирая выступившие слезы:

— Поразмысли, Семён, в роли кого ты хотел бы видеть каждую из них? В чём бы ты мог помочь им?…

Она откинулась на спинку скамейки. Я же задумался — в роли кого я хотел бы их видеть… чем помочь... Естественно, из-за сумбура в голове, не получилось ничего придумать. Мне бы кто помог... Юля потрепала меня по волосам:

— Не напрягайся ты так, просто не отгораживайся от окружающих, будь честен с собой, с ними, и понимание придет само...

— Может ещё подскажешь, как это сделать?

Она развела руками:

— Это знаешь только ты сам...

Раздалось нарастающее жужжание. Ко мне летел большой жук, чей хитиновый панцирь переливался яркими радужными оттенками, от золотистого до насыщенно-фиолетового. Когда расстояние до жука сократилось настолько, что я кожей ощутил вибрацию воздуха, жужжание переросло в угрожающий гул, похожий на электрический разряд. Я инстинктивно отшатнулся и...

Распахнул глаза, резко садясь на кровати и поворачивая голову к источнику звука. Адская машинка кибернетиков была его причиной. Уже занеся руку над кнопкой отключения, я прислушался… больше всего это было похоже на восьмибитную мелодию. Точно! И мотив какой-то до боли знакомый…

Послушав немного, хлопнул по кнопке. На лампах сверху корпуса горели цифры 0730. Ворча про себя, посидел ещё несколько минут, глядя в одну точку, надел форму, взял мыльно-рыльные принадлежности и направился к умывальникам.

На улице было прохладно, воздух наполнился свежестью раннего утра. С реки тянуло холодной туманной дымкой, стелющейся по земле. Лёгкий ветерок, подхватывая её, словно нарочно направлял к берегам, и она медленно охватывала окрестности. Трава под ногами была густо покрыта росой. Стоило ступить на неё, как ноги мгновенно промокли.

У умывальников были обе рыжие. Ульяна бодро умывалась и, завидев меня, приветственно замахал руками. Алиса же, со страдальческим сонным выражением лица, возила зубной щеткой во рту, поприветствовав меня коротким кивком.

Я открыл краник и потрогал струйку воды — кажется сегодня она была ещё холоднее. Набирая воду в ладони, наклонившись, чтобы умыть лицо, боковым зрением, заметил Ульяну, заходящую мне за спину. Ну уж нет, этот фокус со мной не пройдет… Набрав полные ладошки воды и сделав вид, что вот-вот опущу в них лицо, я резко развернулся, плеская водой в место предполагаемого нахождения Ульяны. Вот только вместо неё там была… Ольга Дмитриевна… Словно в замедленной съёмке я видел, как меняется её выражение лица, как в ее сторону летит, сверкая в утренних солнечных лучах, пригоршня холодной воды, рассыпаясь на сотни капель, разбиваясь о грудь вожатой, вместо лица Ульяны…

— ПЕРСУНОВ!!!

Алиса, округлив глаза, выплюнула фонтаном зубной порошок и расхохоталась, из-за Ольги выглянула Ульяна со своей фирменной ухмылкой.

— Я… Извините… Я Ульяну обрызгать хотел…

— УМЫВАЙСЯ! И! НА! ЗАРЯДКУ!

Вожатая развернулась и вышла с полянки, Алиса икала от хохота, вытирая слезы. Я посмотрел на Ульяну:

— Ах ты мелкая…

— А что я?, — она тоже заливалась хохотом. Показала мне язык, схватила свои вещи и все ещё хохоча, убежала. Я вернулся к умыванию. Подошла Алиса:

— Ну ты дал, — она все еще вздрагивала от смеха.

— Мгм…, — промычал я, чистя зубы. Выплюнул зубной порошок и прополоскав рот, обратил внимание на ее одежду, — А в чем это ты?

— Я?, — она оглядела себя, — В спортивной форме.

Алиса была одета в оранжевую майку с жёлтой молнией на груди и оранжевые же шорты, на ногах вместо туфелек — кроссовки.

— Зачем?

— Зарядка же. Ты же не в этом собрался идти, форма-то есть?

— Да есть, сейчас переоденусь. А где зарядка проходит? На стадионе?

— Да, тебя подождать?

Я прищурился, глядя на нее. Как-то вся эта ситуация напоминала мне её вчерашнюю помощь с умывальниками…

— Да знаешь… Ты меня не жди, я доберусь.

Алиса потопталась на месте, словно собираясь что-то сказать, потом хмыкнула:

— Как хочешь…, — она развернулась, закидывая полотенце на плечо и ушла.

Забежав в домик, скинул форму, распахнул шкаф и достал футболку, шорты и кроссовки, переоделся и тоже направился к спортплощадке. Меня обогнала Славя, одетая в облегающий черный топ и шорты с белым кантом, подчёркивающие её фигуру, возглавляющая процессию бегунов. Не останавливаясь, обернулась:

— Доброе утро, Семён, давай с нами!

— Нет, спасибо, я пас…

На спортплощадке, уже толпилась куча народа. Найдя в толпе свой отряд, занял место позади всех. Появился физрук, оглушительно свистнул в свисток. Гам среди пионеров затих. Он махнул рукой, отступив назад. В центр вышла Славя:

— Доброе утро, Совёнок! Начинаем утреннюю зарядку… Иии р-раз! Иии… два!

Выполняя нехитрый комплекс упражнений, я оглядывался по сторонам и заметил Ольгу Дмитриевну, в зелёном спортивном костюме, стоящую с края площадки и наблюдающую за процессом. Встретившись со мной глазами, она показала мне кулак.

Из нашего отряда выделялась Ульяна, выполнявшая упражнения со всем рвением. Рядом с ней зевала Алиса. Лена с Мику механически махали руками, Шурик с отстранённым видом, пропускал по несколько упражнений, периодически спохватываясь и пытаясь не отставать от окружающих. Электроник пожирал кого-то взглядом, я проследил — он неотрывно смотрел на Женю. Она же, в свою очередь, с полузакрытыми глазами, скорее обозначала движения…

Зарядка подошла к концу, я отправился переодеваться перед линейкой. Меня догнала Ульяна:

— Сёмка, а что на тебе за форма? Футбольная?

— Да, Манчестер Юнайтед.

— А это откуда?

— Из Англии, Уль.

— Классная, а это?, — она показала пальцем на кроссовки, — Бутсы?

— Не совсем, но близко.

— Может всё-таки поиграешь с нами, у нас одни малыши, а старших ни одного нет…

— Может быть, Уль, времени пока нет, — я развел руками.

— Ну и ладно, — она опять заулыбалась, — А классно ты Ольгу Дмитриевну облил утром.

— Не напоминай… Сама ведь хотела мне воды за шиворот налить?

— Как ты заметил?!, — она удивлённо приложила ладошки к щекам, — Я так тихонечко подкрадывалась и тут — на тебе, вожатая пришла и прямо передо мной встала…

— Мда уж…, мрачно сказал я, — Чую теперь она на мне отыграется по полной.

— Да ну, — Ульяна махнула рукой, — Ольга Дмитриевна отходчивая.

Мы дошли до ее домика:

— Не опаздывай, Сёмка, — Ульяна убежала внутрь, хлопнув дверью.

Я дошел к себе, переоделся, поняв, что так и не выяснил, как правильно повязывать галстук. Главное сейчас не попасть под горячую руку вожатой. Возвращаясь к площади, вновь встретил Ульяну:

— Уля, помоги галстук правильно завязать.

— Ты не умеешь что-ли?, — я только пожал плечами, — Смотри… Да присядь ты, мне же неудобно тянуться к тебе.

Я присел. Ульяна развязала на мне галстук, расправила и накинула его себе на плечи:

— Смотри, хвосты крест- накрест, потом этот наверх, его же вправо, оборачиваешь и протягиваешь… Запомнил?

— Вроде…

— Пробуй, — она развязала галстук обратно, накидывая его на меня.

После пары попыток, у меня получилось и ещё пару раз я перевязывал галстук, подбирая длину хвостов.

— Спасибо, Уль.

— Как ты раньше-то ходил?...

На площади стояла вожатая, посмотрела на меня, но ничего не сказала. Я встал в шеренгу, между Шуриком и Леной. Шурик тронул меня за локоть:

— Семён, по росту надо строиться, ты самый высокий, вставай в начало.

Я шагнул в начало строя, встав перед Электроником. Подошла Славя, встав справа от меня. Ольга вышла в центр площади:

— Отряды, равняйсь! Смирно!

От памятника, к Ольге подошел щуплый пионер в пилотке, неся в руке горн. Подняв его, продудел какое-то подобие мелодии и отступил назад. Ольга вскинула руку в пионерском приветствии:

— Будь готов!

— Всегда готов!, — нестройно гаркнули стоящие вокруг.

Ольга опустила руку. Славя сделала шаг вперёд и звонко доложила:

— Первый отряд построен, отсутствующих и замечаний нет, — и вернулась в строй.

Следом другие отряды повторили аналогичный доклад. Ольга отпустила горниста и, повернувшись к строю, начала рассказывать о великих свершениях, поставленных задачах и прочем прочем. Со всего отряда, похоже, ее внимательно слушала только Славя, остальные явно скучали. У них здесь каждый день так? Какое счастье, что вчера я это проспал… Среди младших отрядов началось какое-то оживление, я прислушался:

— …И так как в воскресенье у нас был родительский день и дискотека, день Нептуна перенесен на сегодня. Давайте же вместе приложим максимум усилий…

Я снова перестал слушать — ничего интересного не говорили… Спустя ещё какое-то время, вожатая снова вскинула руку в пионерском приветствии:

— Вольно! Разойтись!...

У входа в столовую, как обычно было столпотворение, кое-как прорвавшись внутрь и получив завтрак, присел на первое попавшееся свободное место. Надо было чем-то занять себя после завтрака. Наверное в клуб схожу…

На скамейке, напротив входа, сидела Двачевская с кислым выражением лица, рядом с ней Лена и Женя. Причина такого настроения рыжей — Ольга Дмитриевна, стоявшая у двери, указала мне рукой на скамейку:

— Семён, не расходимся.

Я сел между Алисой и Леной и, наклонившись к рыжей, спросил вполголоса:

— Что происходит?

— Вожатая весь отряд собирает, сейчас задач нарежет…

— Подготовка ко дню Нептуна, на линейке же говорили, — подала голос Лена, глядя куда-то вдаль. Мы с Алисой синхронно повернулись к Лене, она продолжила:

— Похоже слинять не получится…

— Тебе-то какое дело?!, — угрожающе начала Алиса.

Лена повернулась к Алисе, смерила ту холодным взглядом, произнесла по слогам:

— Ни-ка-ко-го…

Атмосфера стала напряжённой, я молчал, находясь между двух огней. Поиграв друг с другом в гляделки несколько секунд, обе, фыркнув, отвернулись в разные стороны.

Отряд наконец-то собрался в полном составе. Ольга, выстроив нас в шеренгу, встала перед нами и, заложив руки за спину начала раздачу указаний:

— Славяна, возьмёшь детей из второго отряда, на вас подготовка территории. Определишь им фронт работ, потом на складе выдашь необходимый реквизит. Кибернетики, за вами техническая сторона мероприятия — принести и подключить всю аппаратуру. Мику, подготовить аппаратуру, выдать кибернетикам и на месте ее настроить. Женя, ещё раз перечитать сценарий, если потребуются правки, сделай их и принеси мне на согласование. Ульяна — помогаешь Борис Санычу. Алиса, ты пойдешь со мной. Лена, на тебе грим. Семён…, — вожатая задумалась.

— Я в музыкальном кружке, давайте я Мику помогу...

— Нет, Мику одна справится… Иди с Леной, будешь ее моделью.

— Что?!, — одновременно с Леной спросил я.

— Модель, Лене надо на ком-то грим отработать.

— Ээээ…

Я посмотрел на Лену, она чуть заметно кивнула и опустила глаза.

— Если вопросов больше нет — по местам!

Все потянулись с площади. День Нептуна… Я попытался вспомнить хоть что-то, связанное с этим праздником, но увы… Подойдя к зданию библиотеки, Женя открыла дверь, вошла первой, прошла к своему столу, включила настольную лампу и вытащила из ящика пачку листов. Лена возилась с дверью в кружок рисования, я заглянул в листы. Исписанные, где-то перечеркнутые:

— Сценарий?

— Да, уже не знаю в какой раз буду перечитывать...

— Сама писала?

— Что-то взяла с предыдущих смен, что-то добавила, что-то убрала…

— Зачем?

Она посмотрела на меня из-под очков:

— Семен, есть те, кто приехал в этот лагерь не первый раз. Как думаешь, им интересно будет слово в слово повторение того, что они уже видели в прошлом году?

— Ааа… Понятно… Ну, успехов тебе, в твоем нелегком деле.

Женя кивнула и погрузилась в чтение, периодически что-то подчеркивая в старых листках и бегло записывая на новый, чистый.

— С-се-мён, я… П-пойдём?, — из угла раздался голос Лены.

Я кивнул и прошел вслед за ней в комнатку. Лена на мгновение задержалась в центре комнаты, подошла к окну, взяла краски. Положив их на стол и пробежавшись по нему глазами, хмыкнула, взяла стеклянную банку и подойдя к двери обернулась:

— Сейчас начнем, — и вышла.

Мне оставалось только ждать. Огляделся — практически ничего не изменилось, со времени моего прошлого визита. Мое внимание привлекла стопка листов на столе, с какими-то набросками. Ленины рисунки? Было бы интересно посмотреть, что она рисует, но без разрешения…

Я и сам не любил, когда мои вещи берут без разрешения, поэтому походив ещё по комнате, повернулся к окну. Хлопнула дверь. Я повернулся, встретившись взглядами с Леной. Ее взгляд скользнул в сторону, по столу, задержавшись на стопке рисунков. Поставив банку с налитой в нее водой, на стол, собрала рисунки в папку на шнуровке и убрала ту в стеллаж.

Лена указала мне рукой на табуретку, дождалась, пока я сяду и подтащила напротив вторую, усевшись на нее сама. Обмакнула кисть в банку с водой, начала размешивать краску:

— Рисовать буду акварелью, чтобы легко смывалась.

— Подожди, а день Нептуна не связан с водой? Не потечет весь грим? Не хочу, чтобы твои усилия пропали даром.

— И что ты предлагаешь? Оттирать пионеров ацетоном от масляных красок после всего? Красить будем только тех, кто участвует в представлении, постарайтесь не брызгаться особо, пока идет программа, потом умоетесь.

— А кто участвует?

— Гримировать будем только наш отряд…

— Какой образ будешь рисовать?

— У нас две роли — пираты и русалки, — Лена улыбнулась, — Какая тебе ближе?

— Пират так пират…, — я улыбнулся в ответ.

— А сейчас — не дергайся.

Только она потянулась ко мне, как капля краски, сорвавшаяся с кончика кисти, капнула мне на шорты.

— Стой!, — я отодвинулся.

— Что?

— У тебя нечем меня накрыть? Как у парикмахера, знаешь? А то велики шансы изгваздать всю рубашку, Ольга Дмитриевна вряд ли будет в восторге…

Лена огляделась вокруг:

— Я не подумала… У меня ничего такого нет…

— Не проблема, — я потянул узел галстука, — Я тогда просто сниму рубашку…

Лена застыла с кистью в руке, не моргая и, кажется, не дыша, пока я снимал рубашку и вешал ее на стоящую у входа вешалку. Плюхнулся обратно на табуретку:

— Вот, теперь крась.

Лена застыла все в той же позе с кистью наизготовку, только глаза бегали, осматривая меня во всех деталях. Я даже поежился, но внешне постарался напустить на себя самый безразличный вид. Наконец, художница сбросила оцепенение и, закусив нижнюю губу, принялась за дело. Я старательно отводил глаза, стараясь не встречаться с ней взглядом. Она то рисовала что-то, то обмакивала в банку с водой тряпочку, стирая нарисованное, подвинулась ближе, отслеживая каждое движение кисти, лишь изредка отодвигаясь назад, чтобы оценить общую картину. Периодически, пытаясь отрисовать какие-то мелкие детали, наклонялась ко мне, кладя свободную руку то на плечо, то на шею, то на грудь. От ее прикосновений, по всему телу пробегали мурашки, сердце начало биться сильнее, разгоняя кровь, ладони немного вспотели, и я машинально потер их о шорты, стараясь хоть как-то справиться с этим внезапным волнением.

— Не ёрзай, — Лена продолжала увлеченно рисовать, — Я скоро закончу.

Я шумно вздохнул и согласно покивал головой:

— Продолжай…

Лена вновь наклонилась ко мне, что-то рисуя под глазом, и провела рукой по груди, вниз, к животу. Я схватил ее ладонь своей, останавливая. Лена убрала кисть и перевела взгляд на мою руку, сжимающую ее ладонь, подняла глаза обратно. Взгляд был отстраненный, словно она была в трансе. Одновременно с тем, как взгляд становился все более осмысленным, Лена заливалась краской. Моё лицо, судя по ощущениям, тоже пылало...

— О-ля-ля!, — раздался сбоку восторженный возглас. Мы с Леной синхронно повернулись на голос. В открытом окне, улыбаясь от уха до уха, положив локти на подоконник и подперев голову кулаками, стояла Ульяна, — Сёмка, а ты и не тормоз, и не жираф, как я вижу!

Мы с Леной отпрянули друг от друга:

— Ульяна! Подожди!...

Но куда там, я не успел даже встать с табурета, как её след простыл.

— Представляю, что она за слухи сейчас по лагерю понесет…

— А тебя беспокоят слухи?, — Лена невозмутимо болтала кисточкой в банке с водой.

— Тебя нет?

— Меня?, — Она наклонила голову, вызывающе глядя мне в глаза, — Нет. Продолжим?…

Эти постоянные перемены настроения сбивали с толку, то стесняется всего подряд, то наоборот… Я в очередной раз вздохнул и замер перед ней в роли манекена.

— Таак…, — спустя ещё какое-то время, Лена потянулась и отложила кисть, — Закончили!

— Можно умываться?

— Да, после обеда еще раз раскрашу, вместе со всеми.

— После обеда?

— Перед самим представлением. Костюмы вам выдадут, переоденетесь, потом ко мне и на пляж.

— А где умыться можно?

— В библиотеке, в конце книжных полок раковина, полотенце тоже там висит…

Я вышел в библиотеку. Женя, подперев голову одной рукой, зажав во второй ручку, вчитывалась в листы, лежащие перед ней. Умывшись и возвращаясь обратно, застал её в той же позе. Аккуратно присев около стола библиотекарши, заглянул в лицо. Женя спала... Я тихо ухмыльнулся и вернулся в кружок рисования. Надел рубашку, под украдкой бросаемыми взглядами Лены, которая делала вид, что очень увлечена протиранием кистей. Закончив, и повязав галстук, повернулся к ней:

— А через сколько обед?

Лена подняла руку с часиками на запястье и в этот момент заиграл горн:

— Сейчас…

Разбудив спящую Женю, мы направились в столовую.

Преодолев толчею на входе и пропустив своих спутниц вперед, я заполучил порцию и огляделся в поисках свободного места.

Решил присесть рядом с Мику:

— Итадакимас, — поприветствовав я, садясь напротив и принялся размешивать ложкой молочную лапшу, раздумывая, стоит ли это есть. Мику, занятая едой, только покивала, но прожевав, затараторила:

— Ой, Сеня, а ты с Леной был, да? Тебе понравилось, как она рисует? Я видела некоторые ее рисунки, мне очень понравилось. А я с кибернетиками аппаратуру готовила, саундчек проводила, но теперь все готово, мне осталось после обеда только выдать вам костюмы, у тебя же есть плавки?

— М?, — я отложил ложку, вопросительно глядя на нее — Плавки?

— Ну да! Праздник же будет на пляже. После основной программы можно будет искупаться, или ты не любишь плавать?

— Я понял... Плавки вроде бы у меня были… Плавать я люблю...

Мику улыбнулась:

— Я тоже люблю плавать. После обеда приходи сразу в клуб, за костюмом. Потом мы сможем зайти к Лене, а уже от неё пойти на пляж.

— Если вожатая больше никуда не запряжет…

— Прям измучился весь, ох уж эта злая вожатая, — раздался голос из-за спины, от которого внутри всё похолодело.

Я съежился и обернулся. Надо мной нависала Ольга Дмитриевна, как обычно подошедшая незаметно, уперев руки в бока и буравя меня взглядом. Неожиданно, она улыбнулась и потрепала меня по волосам:

— Ох и ленивец ты, Семен…

— Да я это…

— Да-да… Доедайте и иди Мику помогай, или…, — она шутливо нахмурилась, наклонившись ко мне, — Ты хочешь какое-то другое задание?

— Нет-нет, я все понял, помочь Мику.

Вожатая отошла и я выдохнул. Как ей постоянно удается подкрадываться незаметно? Что сегодня утром, что сейчас. Но, похоже, Ульяна была права, никаких штрафных санкций за утро мне не прилетело.

Закончив с обедом и выйдя на крыльцо, я повернулся к Мику:

— Сейчас подойду.

— Только не пропадай опять…, — она помахала мне обеими руками, прокрутилась вокруг себя, и умчалась в сторону музклуба.

Я стоял на площади, провожая её взглядом.

— Персунов, ты почему с Хатсуне не пошел?, — ко мне подошла вожатая.

— Переоденусь — и сразу туда…

Мы пошли рядом.

— Семен, а ты куда после школы собираешься?

— Эээ… Да я еще не думал…

— Пора бы, в выпускной класс уже идешь...

— Да я…

— Чем ты увлекаешься, что тебе интересно?

— Да ничем особо… Всем понемножку…

— Сконцентрируйся на чем-то одном, Семен, — мы подошли к “перекрестку” перед моим домиком, — Пора выбрать тот путь, по которому ты будешь идти в свое будущее…

— Пора выбрать…, — машинально повторил я.

— Ты не откладывай…, — она подмигнула и глянула на наручные часы, — Не задерживайся.

Выбрать путь… Это имеет смысл только в случае, если я справлюсь, иначе мой путь предрешен. Перед глазами возникла серая картинка моей комнаты, тускло освещаемая светом от монитора... Я поёжился...

Зайдя в домик, порылся в шкафу в поисках плавок, они должны были быть... Вытянул из-под кровати чемодан, перетряхнул в нем вещи, и нашел то, что искал. Наверное сразу и надену… Я потянул ремень на шортах и в памяти всплыло ухмыляющееся лицо Ульяны в окне кружка рисования. Я остановился, покосившись на окно. Надо какие-то занавески сообразить. Спрятавшись за дверцей шкафа, переоделся и отправился в музклуб...

Подойдя к двери клуба, постучал, изнутри донеслось:

— Открыто!

Мику раскладывала по стопкам вещи:

— Сеня, держи, — она протянула мне сверток, — по размеру должен быть как раз.

Я развернул сверток, рассматривая, что мне выдали — шапка-треуголка, красная рубаха, кушак желтого цвета и пояс с ножнами, на которых была закреплена фанерная сабля, оклеенная фольгой:

— Я буду пиратом?

— Ну не русалкой же?, — Мику заулыбалась.

— А ты? Русалка?

— Да, — она потрясла белым свертком.

Грохнула дверь. На пороге стоял физрук:

— Привет, пионеры. МалАя, выдашь мне костюм?

— Сейчас..., — Мику повернулась, взяла один из свертков и протянула его физруку.

— Ну шо, пойду готовиться, бывайте, молодежь, — он вышел, снова хлопнув дверью так, что затряслись окна.

— А он в роли кого?

— Нептуна конечно.

В клуб пришли кибернетики, Славя, Лена с Женей. Не было только пары рыжих. Повертев в руках свой костюм, я спросил:

— Мику, можно я в подсобке переоденусь?

— Да Сень, конечно.

Пройдя в подсобку, скинул пионерскую рубашку, надел выданную мне, нацепил пояс с ножнами и несколько раз перематывал кушак, не понимая, как его завязать:

— Мику!

— Да?, — она заглянула в подсобку.

— Как это завязать?, — я потряс кушаком.

— Давай повяжу, только выйди отсюда.

Она ловко обернула кушак несколько раз вокруг меня и завязала так, чтобы свободные концы ровно свисали с другой стороны от сабли:

— Вот, теперь почти нормально..., — сказала Мику, осматривая меня с задумчивой улыбкой, — Только так рубашку пираты не носят.

Она потянула за рубашку, подвытащив её из шорт, чтобы та сидела свободнее, расстегнула несколько верхних пуговиц и попыталась расправить воротник, медленно проводя ладонями по нему, от груди к плечам. Каждое её движение разгоняло по моему телу тёплые, приятные волны, заставляя сердце биться быстрее. Я прикрыл глаза, погружаясь в эти прикосновения и тихо млел...

Хлопок двери прервал магию момента. Я вздрогнул, открывая глаза, фокусируясь на Мику, стоящей передо мной, её руки остановились. Встретившись взглядами, мы одновременно повернули головы к вошедшим. В дверях стояли Алиса с Ульяной:

— О-о-о… Сёмка, а ты, я смотрю, время зря не теряешь, — Ульяна опять растянулась в улыбке от уха до уха.

— А?, — я повернул голову, снова встретившись взглядом с Мику и, покраснев, отступил от нее на шаг.

— В смысле?, — Алиса переводила взгляд с меня на Ульяну.

— А что происходит?, — Мику непонимающе смотрела на меня.

— Ммм… Абсолютно ничего.

— Даа?, — скептически протянули обе.

-...

— Мику, костюмы нам дашь?, — наконец нарушила тишину Алиса.

— Да-да, конечно…

В дверях, Алиса, обернувшись, изучающе посмотрела мне в глаза. Я, с трудом, но смог не отвести взгляд.

— Ну все, костюмы всем выдали, теперь к Лене, — Мику взяла в руки сверток.

— А ты не будешь переодеваться?

— Я прямо там переоденусь, идем.

— Мне только в домик надо заскочить вещи закинуть…

У Лены никого не было, едва мы вошли, спросила:

— Кого первого?

— Давай Сеню, я потом вместе со всеми вами, — опередила меня Мику.

Лена указала мне на табуретку и извлекла из-под стола клеенку:

— Я подготовилась.

Накрыла меня клеенкой, защипнув ее сзади прищепкой, взяла кисть и принялась за дело. Мику стояла сбоку, наблюдая за процессом. Спустя несколько минут, Лена отодвинулась и кивнула:

— Готово

Мику встала позади Лены, рассматривая меня.

— И как я вам?

— Красавец мужчина, — захихикала Мику.

Лена снова начала заливаться краской. Я встал с табуретки, отстегнул прищепку и, положив клеенку на стол, повернулся к двери:

— Я пойду?

— Да-да, давай, — Мику подталкивала меня к двери.

Я вышел в библиотеку, прошел через читальный зал и у входа столкнулся с рыжими.

Алиса и Ульяна были тоже в пиратских костюмах. Ульяна, больше напоминающая беспризорницу, чем пирата, в мешковатой рубашке, доходящей до колен, с одной стороны кое-как заправленной в шорты, сжимала в руках треуголку, словно прося подаяние. Я прыснул, глядя на неё и затянул:

— У Курского вокзала, стою я молодой…

Ульяна злобно зыркнула на меня и, толкнув плечом, прошла дальше. Алиса же, в белой рубашке, поверх черного корсета, завязанной, в свойственной ей манере, на груди, и коротких черных кожаных шортах, подбоченилась:

— Дорогу капитану!

— Кому?

— Мне! Я ваш капитан!

— Ты?!, — моему удивлению не было предела.

— Что-то не так?, — она угрожающе нахмурилась.

— Ты что, и роль выучила?

Алиса вскипела:

— А я по-твоему, что, ни на что не способна?!

Я примиряюще поднял руки:

— Тихо-тихо. Я ни на секунду не усомнился, что ты способная девочка, но чтобы ты сама вызвалась…

— Я и не вызывалась, — она скривилась, — Меня вожатая заставила.

— Заставила?

— Если бы я отказалась — была бы русалкой.

— И что?...

— Ты меня представляешь в виде русалки?

— Нуу…, — я оценивающе окинул ее взглядом и ухмыльнулся.

Алиса дернулась, вспыхнула:

— Хватит пялиться!, — и рванула в сторону кружка рисования...

По дороге к пляжу, я погрузился в размышления. Вспомнились слова Юли: “...упорно отгораживаешься, пытаясь обвинить в этом всех окружающих… это знаешь только ты сам…”.

Да, у меня вроде получается говорить, отвечать на вопросы, даже улыбаться — и не всегда через силу. Внешне всё выглядит нормально, я играю роль, которую давно выучил… Но за этой маской лежит огромная пропасть. Юля права, я сам её вырыл, годами отделяя себя от других, от их тепла, от их понимания. Где теперь найти мост, чтобы перебраться через неё? Как его построить? И главное, как найти в себе силы не просто перейти этот мост, но и сжечь его за собой, чтобы не было пути назад, не было возможности снова отступить в привычную пустоту? Отрезать себе все пути к бегству и остаться — на этой стороне, среди людей, среди жизни... Но страх не отпускает. Страх, что я окажусь никому не нужен на этой стороне, что увидев, какой я на самом деле, под маской, люди отвернутся от меня. Страх, что я не смогу вернуться на свою сторону пропасти… На пляж я пришел в мрачном настроении.

Придя сюда впервые, я осмотрелся — река здесь делала изгиб, создавая небольшую бухту, отделённую от основного русла двумя островами. Подернутая мелкой рябью, сверкала миллионами солнечных зайчиков, река, небольшие волны медленно накатывались на золотистый песок пляжа. Далее по берегу, раскинулось массивное зелёное дерево с густой кроной, в тени которого, на лавочке, сейчас сидели кибернетики, физрук, Виола и Ольга. На воде, метрах в 20-30 от берега, лениво покачивались буйки, ограждая зону для купания. Вдалеке, на изгибе реки был виден железнодорожный мост, по которому локомотив тащил несколько вагонов. Я обернулся. С другой стороны пляжа, на небольшом отдалении, у берега пришвартован дебаркадер, выкрашенный голубой краской, с привязанными к мосткам вокруг него, лодками.

Ольга помахала мне рукой:

— Семен, иди сюда!, — я подошел, — Присаживайся, сейчас все соберутся и начнем.

— А мне-то что делать, я же ничего не учил, сценарий не знаю?

— Да просто для массовки побудешь, в конкурсах с младшими поучаствуешь…

Побуду где-нибудь на заднем плане, постараюсь не отсвечивать. Я повернулся, рассматривая кибернетиков, также одетых в пиратов, на их лицах красовались шрамы, синяки и щетина. Я сообразил, что до сих пор не видел себя в гриме. Повернулся к вожатой, показывая на них:

— Я тоже так выгляжу?

— Да, Лена постаралась, получилось очень натурально…

— Мы готовы…, — раздалось из-за спины. Я обернулся и моему взору предстали девушки, в нарядах русалок.

На каждой — длинная, узкая, обтягивающая юбка, расшитая блестками и пайетками, переливающимися отблесками серебра и золота, как настоящая чешуя рыб, сияющая в солнечных лучах. Шлейф, чуть волочащийся по земле, создающий иллюзию, что они действительно плывут, слегка покачиваясь при каждом шаге. Верхняя часть костюмов, у каждой разная, расшитая узорами, напоминающими раковины, жемчуг и кораллы. В дополнение к костюмам, у каждой был подобран соответствующий макияж и прическа.

Первой я смог рассмотреть Славяну:

Она распустила косы и ее длинные, густые, шелковистые волосы, в которые были вплетены цветы, ягоды и тонкие веточки, волнами струились по спине, как поток воды. Глаза, подчеркнутые тенями, глубокие, яркие, небесно-голубые, Они притягивали и завораживали. Верх костюма — простая льняная рубаха с цветной вышивкой узоров вдоль воротника. Славяна улыбнулась:

— Что скажешь, Семен?

— Мавка… Настоящая…

Она рассмеялась и отошла, а я перевел взгляд на Мику:

Мику была в совершенно другом образе — абсолютно белая, словно фарфоровая кожа, ярко-красные тени, контрастирующие с аквамариновыми океанами глаз, алая помада. Бирюзовые волосы собраны в два аккуратных пучка, украшенных изящными золотыми подвесками и заколками в виде плавников. На руках длинные белые перчатки с золотым вышитым узором, почти доходящие до плеча. Она прикрыла глаза, улыбнувшись:

— Угадаешь, кто я?

— Нингё?

Мику широко улыбнулась, радостно закивала и развернувшись, отошла в сторону.

Я посмотрел на Лену:

Её тёмно-фиолетовые волосы, уложенные в два игривых хвостика, украшенные темными жемчужинами, рождали ассоциацию с морской пучиной. Лёгкая, словно сотканная из воды, блуза, плавно облегающая фигуру. Я показал ей большой палец. Глаза, большие и выразительные, подернутые лёгкой дымкой меланхолии, испуганно распахнулись, рот приоткрылся, Лена стушевалась и отвернувшись, постаралась спрятаться за спины стоящих вокруг.

Женя являла собой шторм:

Иссиня-черные волосы, специально уложенные непокорными локонами, украшенные диадемой с ракушками и сетью из тончайших нитей с жемчужинами. Блёстки на скулах, создающие иллюзию капель воды. Тигриные глаза кажущиеся огромными из-за очков. Лиф, украшенный пайетками, тускло сверкал из-под черной полупрозрачной накидки. Она приложила руку к щеке и наклонив голову, подмигнула. Я улыбнулся и было подмигнул в ответ, как услышал за спиной сопение. Обернулся.

Электроник тяжело дышал, не отрывая взгляд от Жени…

— Так, пионЭр, активизировалась Виола, подскакивая со своего места, — Тебе похоже напекло слегка…

С этими словами она потянула Электроника за руку, отводя его в сторонку.

— Все готовы?, — Ольга повернулась к вожатым других отрядов и получив от них утвердительные ответы, хлопнула в ладоши, — Мы начинаем! Давайте, все по местам!

Вожатая вышла на импровизированную сцену, между двух больших колонок, взяла в руку микрофон:

— Привет, “Совёнок”!

Гомон от младших отрядов затих. Она продолжила:

Жил царь морской, да поживал, без дела не скучал,

Корону чистил он песком, да корабли качал.

И каждый год, на дне морском, устраивал он бал,

Гостей морских, со всех широт, на праздник приглашал.

— И этот праздник называют День Нептуна. А вы знаете, кто такой Нептун?

Со стороны младших отрядов раздался разномастный гвалт. Ольга подняла вверх руку:

— Это царь морей и океанов. Он очень добрый и справедливый, он любит играть. Давайте позовем его к нам на праздник!

Чтобы гостя встретить дружно, нам сказать всем громко нужно: «Море, море, всколыхнись, царь Нептун скорей явись!»

С нескольких попыток, малышам удалось более-менее складно произнести требуемую фразу. Заиграла музыка, Физрук надел на голову корону и вышел к Ольге, разворачиваясь к младшим отрядам. В своих неизменных майке “Олимпиада-80” и синих трениках, завернутый в красную тогу с золотой цепочкой на груди, бородой, сделанной, судя по всему, из мочалки, картонной короной и трезубцем из швабры, он, тем не менее, выглядел вполне убедительно:

Я — Нептун, морей властитель,

Рыб, дельфинов повелитель!

Мой дворец на дне морском

Весь усыпан янтарем…

Я обвел глазами детей, перед которыми выступали физрук и вожатая, дети радостно хлопали в ладоши, их глаза азартно горели, а на лицах были улыбки. Начались какие-то хороводы, конкурсы, дети кричали. Я сел на лавочку, в тени дерева, подставил руки под голову, уперев локти в колени и закрыв глаза…

Вокруг началось какое-то движение, я поднял голову и увидел, что наши девчонки готовятся к выходу.

Со стороны сцены, тем временем послышалось:

Может, это небылицы, в озере лесном девицы,

Из воды они выходят, хороводы с песней водят,

А потом играют в салки. Кто в воде живет?

— Русалки!, — нестройно загорланили дети.

Заиграла музыка и русалки, в неком подобии танца, устремились на площадку. Я даже встал, чтобы лучше видеть их. Покружившись и распределившись по площадке, они встали. Вперед вышла Славя и грустным голосом, понурившись сказала:

— Здравствуйте ребята! Я — Русалочка, живу в море — океане. Я приплыла к вам в гости на праздник вместе со своими подруженьками. В этот день принято веселиться, купаться, брызгаться и смеяться.

Физрук выступил вперед:

— Но шо ты невесела, дочь моя младшАя? Не обидел ли тебя кто? Не причинил ли тебе вреда? Только скажи. Та я усё царство морское переверну вверх дном! Найду того гада и вот этими вот руками…, — он прервался на полуслове, получив тычок от вожатой в спину, — А, да… Найду обидчика и наказать его велю!...

Представление шло своим чередом, выступления ведущих и русалок, сменялись детскими играми. Я вернулся на скамейку в тень. Ко мне подсела Алиса:

— Скучаешь?

— Да. Нам скоро выходить?

— Сейчас еще пару конкурсов отыграют и наш выход.

К нам подошла Виола:

— ПионЭры, ваш товарищ совсем скис, мне нужен кто-то, кто поможет довести его до медпункта…

— Я помогу, — Шурик поднялся с травы у дерева...

Я повернулся им вслед, Электроник висел на Шурике с медсестрой, вяло переставляя ноги.

— Чего это с ним? Тепловой удар?, — поинтересовалась Алиса.

Я усмехнулся:

— Женькин скорее…

— Женькин?

— Женю увидел, в костюме русалки… Он ее аж глазами поедал…, я снова опустил голову на руки и прикрыл глаза.

— А ты… Ясно…, — судя по скрипнувшей скамейке, Алиса встала и ушла…

Меня опять захватили мрачные мысли… На пляже прошли еще несколько конкурсов...

Ульяна тронула меня за плечо:

— Сёмка, готовься, наш выход.

Алиса пронзительно свистнула, сунув два пальца в рот, заиграла музыка и они с Ульяной выскочили на площадку, я поковылял вслед за ними. Только выйдя туда, осознал: на меня смотрят все — младшие отряды, их вожатые, мой собственный отряд... Для такого социофоба, как я, это был настоящий кошмар. Голова закружилась, ноги ослабли, и я, инстинктивно, попятился назад. В этот момент, кто-то приобнял меня, хлопнув по спине. Я вздрогнул и, повернув голову, встретил обеспокоенный взгляд Ульяны:

— Сёмка, ты как?

Я лишь промычал в ответ и отрицательно покачал головой. В этот момент Алиса, развернувшись, бесцеремонно схватила меня за руку, сжав её так, будто пыталась передать мне через этот жест всю свою уверенность:

— Ну же!

Подняв голову, с колотящимся в висках пульсом, я обвел глазами стоящих вокруг. Славя смотрела на меня с тихой заботой, и едва заметно кивнула. Я перевел взгляд — Мику подарила мне нежную, ободряющую улыбку, полную тепла. Лена, прижав руки к груди, смотрела вдохновенно, словно каждый мой шаг вперёд для неё был подвигом. Женя, наклонив голову, наблюдала за всем происходящим с философским интересом, как будто уже знала итог, но ожидала, как именно я справлюсь…

Я почувствовал старое, давно забытое, чувство поддержки. Внутри всё больше росло понимание, что я не один — что эти люди, от которых я так старался закрыться, стоят рядом, готовы поддержать в любой момент. Вдохнув глубже, я почувствовал, как мои ноги вновь обрели твёрдую опору. Мост через пропасть перекинут, осталось ступить на него. Я не мог отступить теперь, не хотел. Отпустив руку Алисы, выдернул саблю из ножен, поднимая ее над головой и заорал:

— НА АБОРДАЖ!

— НА АБОРДАЖ!, подхватили Алиса с Ульяной, тоже выхватывая сабли.

— Кто вы такие?, — спросила Ольга. Алиса приняла у нее микрофон, поворачиваясь к младшим отрядам:

— Мы пираты, мы морские разбойники. Мы плаваем по морю — океану и ищем сокровища. А вы кто такие?

— Это ребята из лагеря Совенок, мы празднуем день Нептуна.

Алиса вновь перехватила микрофон и повернувшись к нам с Ульяной, начала возмущенно:

— Праздничек у них значит… А нас — то не позвали?, — и повернувшись к физруку продолжила, —

В общем… Праздник отменяем,

И трезубец… Забираем!

Она несколько замешкалась, не зная, куда деть саблю, которую до сих пор сжимала в руке. Я протянул руку, она благодарно кивнула, передав мне саблю и забрала у физрука трезубец, повернувшись к нам и демонстрируя его, как добычу.

Вперед выступила Славяна:

— Вы что, разве можно оставить детей без праздника, а самого Царя Нептуна без трезубца? А ну-ка верните трезубец Царю!

Алиса с Ульяной подошли ко мне, образовав кружок и приобняв меня с двух сторон, словно советуясь, как нам поступить. Из толпы малышей слышалось нестройное:

— Отдайте!

Алиса повернулась к детям:

— Хотите трезубец назад?

— ДА!, — снова загалдели дети

— Ладно, уговорили, если выполните три наших задания, отдадим посох ваш…

— Вернем Нептуну его трезубец?, — Ольга Дмитриевна забрала микрофон у Слави.

— ДА!

— Тогда слушайте! Наше первое задание…

Опять начались конкурсы, теперь правда уже участвовали все, и дети, и русалки, и пираты, и даже вожатые. Глядя вблизи на улыбки и сверкающие счастьем глаза малышей, с которыми я водил хоровод, я сам начал улыбаться, словно заряжаясь от них счастьем…

Конкурсы закончились. Славя взяла микрофон:

— Ну что, Пираты, выполнили мы все ваши задания?

Алиса сделала вид, что раздумывает:

— Ладно, выполнили вы все наши задания, отдадим вашему царю Нептуну трезубец…

Микрофон взяла Ульяна:

— А мне так понравилось у вас на празднике, все дети дружные, весёлые, что и нам не хочется быть плохими и злыми. Хочется остаться у вас.

Ольга Дмитриевна повернулась к малышам:

— Разрешим остаться им на празднике?

— ДА!

У малышей начался очередной конкурс, когда он подошел к концу, вперед вышел Физрук:

Всем спасибо за старания, а теперь пора купания,

Слушайте же мой приказ, исполняйте сей же час…

Он развернул перед собой свиток, Мы с Алисой и Ульяной, помогли вожатым выстроить малышей перед физруком в подобии строя, встав рядом с ними. Окинув нас взглядом и убедившись, что все построены, физрук зачитал из свитка:

— Всех детей, отдыхающих в пионерском лагере “Совёнок”, принять в моё морское царство Нептуна и разрешить купаться на всех морях, реках и озерах! Приказ скрепить волной морской!

…От визга вокруг заложило уши и в тот же самый миг, меня окатило водой. Я присел, разворачиваясь, смахивая воду с лица. Вожатые младших отрядов, стоящие позади, у кромки воды, с ведрами, обливали визжащую и хохочущую малышню. Я, старясь не сбить никого из малышей с ног, перебежал к воде, где уже стояли такие же вымокшие Алиса с Ульяной. Ульяна сунула мне в руки ведро:

— Давай, Сёмка, русалки скучают!

Мы переглянулись с Алисой, кивнув друг другу, я пошел заходить слева, она справа. Ольга с физруком, заметив наш маневр, отошли в сторону, в то время как русалки продолжали хохотать, глядя на младших. Выходя на дистанцию атаки, я встретился глазами с Мику, стоявшей с краю, она, в притворном испуге, закричала:

— Бежим!, — и рванула в противоположную от меня сторону.

Сбежать ей не позволила Лена, заметившая Алису и так же попытавшаяся от нее сбежать, навстречу Мику. В итоге, все четверо сбились в одну кучку. Мы с Алисой, не сговариваясь, притормозили на мгновенье, оттягивая момент, нагнетая ожидание, и синхронно плеснули из ведер, под визг и хохот. Вся эта вакханалия на пляже продолжалась еще несколько минут. Наконец, из колонок послышалось:

— Спасибо всем за прекрасный праздник. Вожатым собрать свои отряды, первый отряд, помогите с уборкой пляжа.

Вожатые собрали малышей, построили. Мы побродили по пляжу, собирая потерянные панамки, сандалии, возвращая найденное хозяевам.

— Как тебе праздник, Сем?, — ко мне подошла Славя. Я повернулся на голос и…

— ААА!, — я вздрогнул.

Она больше не была обольстительной мавкой, скорее напоминала болотную кикимору — спутанные волосы с торчащими из них ветками, мокрая, вымазанная в песке. Славя заулыбалась:

— Ты, кстати, примерно так же выглядишь.

— Да?, — я попытался пригладить волосы.

— У выхода с пляжа есть душевые, можешь там себя в порядок привести.

— Спасибо, а вроде бы купаться собирались, после праздника?

— Костюмы мне на склад сдадите, в стирку, и купаться...

— Хорошо…

На выходе с пляжа, действительно стояли уличные душевые. Единый каркас, сваренный из металлических труб, выкрашенных в яркий зелёный цвет, обложенный плиткой. Кабинки, отделенные друг от друга металлическими листами, не доходящими до земли на пару десятков сантиметров, да двери, изготовленные из таких же листов. Судя по вещам, лежащим поверх дверей и ногам, виднеющимися из-под них, все кабинки были заняты. Впрочем, для душа у меня ничего с собой не было, поэтому, чавкая мокрыми носками в сандалях, я побрел к своему домику.

Выйдя на площадь, встретил Шурика, уже в пионерской форме:

— Шурик!

— Да, Семен?, — он поправил очки.

— Скажи, у вас найдется пара гвоздей и бечевка покрепче, либо провод ненужный?

— Смотря какие гвозди нужны, небольшие какие-то были, тебе для чего?

Я показал на себя рукой:

— Видишь, в каком я виде, хочу пару веревок для сушки вещей в домике натянуть.

— Такое найдем! Ты сейчас в домике будешь?

— Да.

— Дождись меня, я принесу.

Он ушел в сторону клубов, я повернул к себе...

Снял ножны с саблей, стащил мокрые носки, развязал кушак, расстегнул рубашку. В дверь постучали:

— Открыто!, — я потянул с плеч рубашку, бросая ее в кучу к остальным вещам.

— Я все принес, — Шурик потряс кульком из газеты, молотком и мотком бечевки.

— Супер. Может сразу и сделаем?

— Давай.

Я наколотил гвоздей повыше, вспомнив о занавесках, забил еще пару гвоздей над окном. Мы принялись растягивать через весь домик под потолком веревки, штук 5 должно хватить… Шурик возился, привязывая бечевку над окном:

— Ну и духота, аж в глазах мутнеет…, — он развернулся и сделал шаг в мою сторону, разматывая бечевку.

— Шурик, — я засмеялся, — У тебя очки запотели…

В дверь опять постучали:

— Открыто!, — крикнул я и увидел, что Шурик падает, споткнувшись о кучу набросанной мной одежды, запутавшись ногами в ножнах, но вместо того, чтобы выставить руки, вцепился в моток бечевки, прижимая ее к себе. Я присел ему навстречу, поймав у самого пола так, что он полулежал у меня на коленях… Дверь открылась. В проеме, открыв рот, стояла Ульяна:

— Сёмка… У меня слов нет…, — она закрыла дверь.

Я спихнул с себя Шурика, он поднялся, протирая очки:

— Спасибо.

— Под ноги смотри…

Закончив с веревками, Шурик ушел, я же натянул спортивную форму и отправился к рукомойникам. Постарался умыться, прополоскал форменные шорты, простирнул носки и, выйдя обратно, на “перекрестке”, встретил Алису:

— Ты откуда?

— С постирушек, — я потряс вещами.

— Сам-то что не умылся?

— Не умылся?

Она отрицательно покачала головой. Я развел руками:

— Душевые заняты были, сейчас схожу…

— О! Мой костюм на склад закинешь?

— Давай…

В домике, собрал свой костюм, накинул на шею банное полотенце и, прихватив кулек с мыльно-рыльным, отправился в путь. Дойдя до домика рыжих, постучал.

— Открыто!

Я открыл дверь, входя и оглядываясь. Стандартный интерьер, бледно-зеленые обои с узором в виде советского герба. Яркий зеленый ковер на полу, на стенах постеры. Слева и справа от окна, задернутого легкими занавесками, полки, заставленные разными мелочами: книги, модель танка, банка с пуговицами, будильник. Прямо перед окном — деревянный стол с белой скатертью. На столе — пара чашек, одинокое растение в белом горшке и бинокль. Слева и справа, у стен, железные кровати, в ногах тумбочки. Под кроватями беспорядочно навалены вещи — книги, обувь, сумки. За изголовьем правой кровати стояло велосипедное колесо и висела ракетка для бадминтона. На левой кровати, подогнув под себя ногу, сидела Алиса, держащая на коленях тетрадь, в которую что-то записывала. Увидев меня, захлопнула ручку внутри тетради и спрятала ту под подушку:

— Вот, держи!, — она протянула мне аккуратно свернутый костюм.

— Ага, — я принял костюм, оглядываясь.

— Всё, иди, чего встал!, — она вытолкала меня наружу, и захлопнула за спиной дверь.

Я только пожал плечами и отправился на склад.

Славяна, сидела за столом и заполняла какой-то очередной гроссбух, она подняла голову:

— Костюм принес?

— Да, свой и Алисы.

— Так…, — Славя рассортировала по-отдельным мешкам рубашки, шапки, кушаки и ножны с саблями, после чего перевела взгляд на меня, — Ты еще не мылся что-ли?

— Как раз иду…

— Там вроде свободно, — она вернулась к заполнению журнала.

Я вышел к душевым. Все кабинки были свободны, выбрав одну из них и открыв скрипучую дверцу, шагнул внутрь. В нос ударил характерный запах влажности и чистоты. Я осторожно покрутил старые металлические краны — сначала один, потом другой, прислушиваясь к звуку бегущей воды. Осторожно поднес руку к струям. Теплая! Разделся, повесив одежду и полотенце на дверцу. Слышен был лишь шум воды, бьющейся о плиточный пол. Встав под струи, покрутил головой, позволяя воде полностью накрыть себя, и приятная теплота сразу же окутала меня с головы до ног. Вода, стекала по телу, смывая усталость, заботы и напряжение, накопившиеся за последние дни. Я глубоко вдохнул, наслаждаясь моментом, и блаженно потянулся, чувствуя, как каждая мышца постепенно расслабляется. Можно было бы стоять так часами... Хорошенько намывшись, несколько раз провёл рукой по волосам, чтобы убедиться, что всё смылось, и повернул краны, выключая воду.

Вытеревшись, оделся, побросал свои пожитки в кулек и пошел в сторону пляжа.

Еще не дойдя до него, услышал нарастающий шум — плеск воды, гомон множества голосов, смех и визг, сливающиеся в гул. Я вышел на пляж, оглядываясь. В правой его части, резвились младшие отряды — кто-то купался, кто-то строил из песка крепость, кто-то просто лепил куличики. По центру расположились Ольга, Виола и физрук. Слева, ближе к дереву, был наш отряд.

Я скинул сандали, ступив на песок. Он приятно грел кожу, зашагал, чувствуя, как его мелкие крупинки перекатываются, щекоча, пересыпаясь между пальцами. Меня окликнула Ольга:

— Семен, чуть позже с Борис Санычем сходите до столовой, поможешь ему принести мороженое для всех.

— Мороженое?

— Да, сегодня оно вместо полдника. Надо будет принести сюда.

Мне было откровенно лень, хотелось просто поваляться на песочке и покупаться, я спросил:

— А кибернетики?

— Один окончательно раскис, второй повел его в домик и сказал, что на пляже ему неинтересно, — протянула Виола, — Хилый нынче пионЭр пошел…

Она обернулась, и полы её медицинского халата распахнулись. На ней было черное бикини. Тесное, обтягивающие, тончайшие бретели вдавленные в кожу, натянутые как струна, едва удерживали крохотные лоскутки ткани, едва прикрывающие то, что должны были прикрыть, я поспешил уйти:

— Я понял, скажете когда...

Пройдя дальше, огляделся: Славя плавала, из воды виднелась только ее макушка. Мику лежала на песочке, закрыв лицо соломенной шляпкой. Ульяна увлеченно лепила что-то из песка, за ней, используя Ульянину постройку, как укрытие, друг напротив друга, сидели Алиса с Леной, судя по характерным движениям, играющие в карты. Поодаль, в тени, прислонившись к дереву, читала книжку Женя.

Я прошел до скамейки, разделся, и развернулся, снова выходя на пляж.

— Плавать будешь?, — не поднимая взгляд от книги, поинтересовалась Женя.

На ней был слитный купальник глубокого, ночного, иссиня-черного цвета. Поверх купальника небрежно накинута легкая, полупрозрачная накидка, слегка колыхающаяся от легкого ветра, скользя по фигуре. Она перевернула страницу книги, на миг задумчиво замерла, потом заложила её пальцем, закрывая. Медленно подняла голову и посмотрела на меня.

— Да, надо окунуться, раз пришел…

Женя, подождав несколько секунд, сделала неопределенное движение бровями, открыла книжку и молча углубилась в чтение…

— Водичка отличная, Семен!, — улыбнулась Славя, наклонив голову, отжимая свои длинные косы и тонкие струйки воды побежали на песок. Крупные капли воды сверкали бриллиантами на её коже, белоснежный раздельный купальник с тонкой небесно-голубой окантовкой, идеально подчеркивающий цвет её глаз... Отжав косу, она грациозно закинула её за спину и, слегка потянувшись, с мягкой улыбкой посмотрела на меня.

— Как раз и иду…

Славя прикрыла глаза и, повернувшись вполоборота, вздохнула:

— Удачи…

— Привет, картежницы, чего не купаетесь?

Алиса подняла голову. На ней был яркий оранжевый купальник, который резко контрастировал с загорелой кожей. Она выпрямила спину, слегка выгибаясь, опираясь на руки за спиной, и грациозно вытянула одну ногу вперёд. Прищурившись, лениво протянула:

— Просто так дрызгаться не интересно, наперегонки до буйков?

— Может позже, сейчас, я бы, как ты выразилась, подрызгался…

Рыжая фыркнула, подтягивая ноги к груди и наклоняясь вперед, преувеличенно внимательно изучая карты, находящиеся у нее в руке.

— А ты, Лен?

Лена смутилась, порозовела, словно не зная куда деть руки, осторожно положила карты на песок и украдкой взглянула на меня, затем бросила короткий взгляд на реку, опустила голову. Пальцы неловко затеребили белую оборку на её фиолетовом купальнике, и тихо, почти шепотом, сказала:

— Я н-не ум-мею...

Алиса резко подняла голову. Вытаращила глаза, словно не веря своим ушам:

— В смысле не умеешь?!

Лена бросила на Алису короткий холодный взгляд. Алиса снова уткнулась в карты.

— В смысле не с-сов-сем не умею… Умею, но п-пло-хо…

— Ясно…

— Уль, ты?

— Вся в делах, Сёмка, вся в делах, — она высунулась из-за кучи песка с довольной ухмылкой.

— Лицо вытри, деловая, в песке вся…

Я подошёл к лежащей на песке Мику. "Любительница полосочек," — усмехнулся я про себя. На ней был купальник в бело-бирюзовую полоску, под цвет волос, свободно рассыпавшихся волнами по бокам. Она казалось, задремала, спрятав лицо под широкой соломенной плетеной шляпой. Я остановился, разглядывая её несколько секунд, из-под шляпки, игриво и с едва заметной насмешкой, прозвучало её мелодичное:

— И долго ты будешь меня разглядывать?

Я присел, приподнимая шляпку. Мику нахмурилась, отпустил. Она села, перемещая её на затылок.

— Так ты не спишь…

— Нет, как видишь.

— Побоялся, что обгоришь…

— Сеня…, — расцвела Мику, — Ты обо мне позаботился, да? Но ты переживал совершенно напрасно, я перед выходом на пляж намазалась специальным лосьоном, чтобы не сгореть, я специально его купила дома в Японии и Лену тоже намазала, у нее такая кожа белая, она наверное быстро сгорает, ей бы больше подошёл лосьон с максимальной степенью защиты, но я же не знала, когда ехала в лагерь, что моей соседкой по домику будет Лена…

Я только вздохнул. Этот словесный поток сейчас будет ничем не остановить… Пристально, не моргая уставился ей в глаза. Рассказ Мику замедлился, затих, глаза забегали, она нервно хихикнула, поерзала и спросила:

— Сеня, что ты так на меня смотришь?

— Купаться пойдешь?

Мику резко подскочила со своего места, бросая шляпку на песок, схватила меня за руку, и, чуть ли не бегом, потащила за собой к реке. С разбегу забежала в воду до середины бедра, отпустила мою руку и встала. Я повернулся к ней:

— Ну, на счёт “три”?

— Три!

Она грациозно изогнулась и нырнула с полшага, почти без брызг. Я, не раздумывая, последовал за ней. Несколько мощных гребков и вода, обняв меня, тут же подарила ощущение невесомости. В воде всегда было особое волшебство: каждое движение становилось легче, тело словно теряло вес, а движения приобретали плавность. Я сделал ещё один гребок и замер, позволяя воде самой подхватить меня. Как же я любил это ощущение — когда ты просто замираешь, и вода мягко толкает тебя вверх, словно возвращая в объятия воздуха, но не спеша отпускать. Вынырнув, открыл глаза, огляделся. Неподалеку, над водой, виднелась бирюзовая макушка, я подплыл поближе, проплыл вокруг Мику пару кругов и перевернулся на спину, раскинув руки и ноги звездой, распластавшись на поверхности воды.

— Знаешь, — Мику нарушила тишину, — А дома я не могла вот так сходить на пляж…

— Ммм, фанаты?

— Сень, я не настолько популярна, чтобы меня преследовали фанаты и папарацци.

— А что тогда?

Она чуть помедлила:

— Не с кем… Родители на работе, друзей, считай, нет…

Я повернул голову, посмотрел на неё. Мику, как и я, лежала на спине, глядя в безмятежное небо. На её ресницах блестели капли — сразу не скажешь, то ли это брызги воды, то ли слёзы... Мгновение посомневавшись, я осторожно взял её за руку, легко сжимая пальцы:

— Здесь по-другому?

Она улыбнулась:

— Теперь да…

Мы молчали, наслаждаясь моментом, не отпуская друг друга, пока лёгкое течение не начало медленно уносить нас к буйкам. Я перевернулся вертикально, и неохотно отпустил её руку:

— Поплыли на берег, потом ещё окунемся.

— Да…, — она перевернулась на живот и неспешно поплыла в сторону берега, — Интересно, здесь глубоко?

— Сейчас узнаем, — я набрал воздуха и нырнул.

Под водой, открыл глаза. Вода в реке, на удивление, была кристально чистой. Сделал пару гребков вниз и подо мной, метрах в полутора, показалось песчаное дно. Я развернулся обратно, поднял взгляд и замер.

Надо мной парила Мику. Точёная идеальная фигурка. Невероятные хвосты волос, плавно расплывались вокруг неё, словно распахнутые крылья ангела, пронзаемые солнечными лучами, проникающими на глубину. Каждое движение было медленным и грациозным, словно танец…

Время застыло, я смотрел на неё, заворожённый... Сердце заколотилось быстрее, отдаваясь в ушах глухими ударами, в груди нестерпимо жгло от недостатка кислорода. Но я не мог отвести взгляд — этот момент, такой ослепительно красивый и нереальный, был слишком драгоценен, чтобы позволить ему исчезнуть...

С усилием я закрыл глаза и, в несколько гребков оказался на поверхности, судорожно глотая ртом воздух.

— Сеня, я уже запереживала, ты так долго не всплывал, — мой личный ангел смотрела на меня с тревогой.

— Ах-хха…, — я не мог вымолвить ни слова, пытаясь отдышаться, поэтому просто показал ей большой палец и погреб в сторону берега.

Вышел из воды, прошел несколько метров и рухнул на песок, все ещё заполошно дыша. Мику присела рядом:

— Там так глубоко?

— Н-не…, — я наконец смог выдавливать из себя по одному слову, борясь с одышкой, — метра… 3… с половиной…

— А почему тогда так долго под водой был?

— Ты…, — хрипло начал я.

— Я?, — Мику недоуменно подняла брови, оглядывая себя, и вдруг нахмурилась, прижимая руки к груди, — Hentai!, — она отвернулась.

— Не… Волосы… Как крылья… ангела… И ты… Как будто летишь… Красивая… очень… понравилась... Не мог… взгляд… отвести…

Мику молчала, так и сидя ко мне спиной, пауза затягивалась:

— Мику?

Она молча встала и, не оборачиваясь, пошла в сторону скамейки деревянной походкой.

— Мику?!, — я приподнялся на локте, поворачиваясь вслед. Она только ускорила шаг.

Я распластался на песке, закрывая глаза:

— Да что не так-то?...

Солнце закрыла чья-то тень, я приоткрыл один глаз. Надо мной нависал физрук:

— Ну шо, окунулся?

— А?

— Пойдем до столовой, мороженое принесть надо…

Я поднялся:

— Сейчас, переоденусь только…

— Та иди ты так, обувку только накинь, шоб на шишку не наступить, мы ж только коробки заберём, да обратно ворОтимся сразу.

Я накинул сандали и мы зашагали по дорожке. Физрук пожевал губами, хмыкнул:

— Ты, как я погляжу, единственный нормальный пионер в отряде.

— М?

— Та эти двое… Как их… Кибенематики… Сидят там у себя в каморке, в духоте, свету белого не видят… Даже скупнуться не пришли…

— Ну... Одному плохо стало, у второго — другие интересы.

— А я про шо? Лето, пионерки… Вы ж молодежь... А они… Я уж грешным делом подумал, шо они из этих…, — он помахал в воздухе рукой, явно пытаясь подобрать цензурное слово.

В голове возник образ Шурика, лежащего у меня на коленях, я потряс головой:

— Не, не из этих.

— Не понимаю я нОнешнюю молодежь, — физрук покачал головой, — Ладно, посмотрим завтра на ихние интересы…

— Завтра?

— Физнормативы завтра сдаем. Ты-то вроде потянуть должОн…

— Увидим…

Мы прошли через обеденный зал на кухню. Повариха провела нас к холодильнику и отдала две картонных коробки, от которых шел пар. Одну коробку взял я, вторую физрук, мы направились обратно. Коробка была холодная, я вздрагивал каждый раз, когда она касалась моего живота, поэтому старался держать ее перед собой на вытянутых руках. Когда мы вернулись на пляж, руки ощутимо ныли.

Едва мы подошли, вокруг начался ажиотаж. Младшие отряды толпились, стараясь первыми подобраться к заветному лакомству. Наконец удалось более-менее организовать выдачу мороженого. Ольга подзывала вожатого и выдавала ему количество на отряд, он же уже раздавал его своим подопечным. Наконец она повернулась ко мне:

— Семен!

— Да?

— Раздай нашим, — она протянула мне 7 продолговатых цилиндриков в блестящей фольгированной упаковке, с торчащими палочками, сложенные пирамидкой.

Я подставил ладони. Эскимо холодило руки. Едва я развернулся и сделал шаг в сторону, маленькая ручонка схватила эскимо, лежавшее сверху.

— Эй!, — Я повернул голову.

Ульяна уже шуршала оберткой:

— Спасибо Сёмка, — и развернувшись, помчалась в сторону младших отрядов.

Я вышел на нашу часть пляжа:

— Мороженое!

Девчонки, повставав со своих мест, подходили, брали мороженое и присаживались напротив меня, образовав в итоге небольшой полукруг.

Я сел на песок и подцепил ногтем обертку:

— Приятного аппетита!...

— ВИОЛА!!!, — раздался истошный крик Ольги Дмитриевны.

Я обернулся. Физрук, словно прихрамывая, быстрым шагом уходил с пляжа. Медсестра, с невозмутимым видом, запрокинув голову, медленно достала изо рта эскимо целиком. Провела языком вдоль, от палочки, до конца. Вытерла пальцем потеки вокруг рта и облизнулась. Перехватив мой взгляд, подмигнула.

Я мгновенно отвернулся, переворачиваясь на живот. Поднял голову, посмотрев на сидящих напротив девчонок. Они, покрасневшие, синхронно перевели взгляд каждая на свое мороженое и, как по команде, на меня. Я уткнул голову в руки и застонал…

Жара спадала, солнце начало клониться к закату. Пляж потихоньку пустел. Пора пожалуй тоже собираться. Я поднялся, побрел к реке, чтобы ополоснуться. Возле кромки воды стояла Мику, водившая ногой по песку.

— Мику!

Она обернулась на мой голос и рванула вдоль воды. Я только вздохнул. На песке были начерчены какие-то иероглифы, полусмытые водой. Постоял, глядя на подернутую рябью поверхность реки, зашел в воду и нырнул. Перед глазами опять возник силуэт парящей Мику. Я потряс головой и вынырнул.

— Сёмка, чего приуныл?, — вокруг меня кругами плавала Ульянка, улыбаясь, фыркая и отплевываясь от воды одновременно.

— Не знаю… Мику на меня за что-то обиделась…

Ульяна расхохоталась:

— Обиделась?! Да у неё улыбка с лица не сходит… Права была Алиска, ты все-таки тормоз…, — она снова растянулась в улыбке от уха до уха, — Бывай, жираф!

Ульяна уплыла, я же, перевернувшись на спину еще несколько минут бездумно таращился в безоблачное небо.

Выйдя на пляж, обнаружил лежащую на песке соломенную шляпку, подобрал, водрузив себе на голову и направился к скамейке. Около нее стояла Ольга:

— Семен, тебе идет, — она улыбнулась.

— Мику забыла, надо ей отдать…, — я огляделся, японки видно не было.

Ольга тоже посмотрела по сторонам:

— Соседке ее отдай, она передаст, Лена!

Я протянул шляпку подошедшей художнице:

— Передашь Мику?

Лена пожевала губами с недовольным видом, потом все же взяла из моих рук шляпку и выдавив из себя: “Хорошо”, — развернулась и зашагала в сторону лагеря...

В домике, я развесил вещи сушиться. Банное полотенце, по своему размеру, очень удачно вписалось на роль шторки. Послышался горн, зовущий на ужин…

В столовой, как обычно стоял гвалт. Я хотел было подсесть к Мику, но все места рядом были заняты. Сев так, чтобы держать ее в поле зрения, приступил к ужину. Она же упорно избегала зрительного контакта. Меня кто-то тронул за локоть, я повернулся. Рядом со мной стоял Электроник:

— Можно?, — он указал на стул.

— Да пожалуйста.

— Семен, у меня есть к тебе разговор.

— Срочный?

— Нуу…, — он замялся, — Не то что бы очень, но не хотелось бы его надолго откладывать…

— Хорошо, найди меня после ужина.

Он кивнул и встал. Я повернулся обратно — Мику в столовой уже не было. Процедив сквозь зубы проклятия на голову кибернетика, ускорился, доедая.

Вышел из столовой на крыльцо. Наверное она в клубе, надо все-таки объясниться…

Подошел к клубу, подергал дверь за ручку. Заперто. Открыл дверь, вошел, потянулся было зажечь свет, но остановился с поднятой рукой. Если она увидит горящий свет, поймет что я внутри и поговорить опять не удастся. Я опустил руку и, заперев дверь изнутри, прошел через комнату и присел на откидное кресло, ожидая.

Долго ждать не пришлось. Снаружи послышались голоса, заскрипели ступеньки веранды, заскрежетал поворачиваемый ключ в замке. Дверь открылась, вспыхнул яркий свет, я прищурился. Мику с Алисой вошли в комнату и остановились у стойки с гитарой:

— Только не перенастраивай ее…

— Да-да, давай уже, верну в целости и сохранности.

— Ты в прошлый раз так же говорила…

Я поднялся с кресла:

— Добрый вечер!

Они синхронно повернулись ко мне, Мику вспыхнула:

— Ой!, — и сделала движение в сторону двери. Я оказался быстрее, встав напротив, загораживая путь к отступлению.

— Ты чего тут прячешься?, — Двачевская угрожающе нахмурилась. Я перевел взгляд на нее:

— Гитару взяла?

— Да…, — она слегка опешила.

— Не задерживаю…, — я, взяв рыжую за локоть, вытолкал ту на улицу и захлопнул дверь, поворачиваясь к Мику:

— Мы можем поговорить?

— …

— Мику, я правда…

Она выставила ладонь вперед:

— Я поняла…

Отвернувшись, походила по комнате, словно собираясь с мыслями, села за рояль и, отвернувшись к окну, заговорила:

— Это очень неожиданно… Мне раньше никто не говорил такие вещи… Я не знаю, как мне реагировать… Но ты не подумай, мне очень приятно… Просто… Я должна всё обдумать…

Я только хлопал глазами — о чём она вообще? Перестав понимать что-либо, отошел к креслу, откинул сиденье и сел, вытянув ноги.

Спустя пару минут, Мику обернулась:

— Позанимаемся?

Я указал рукой на пустую подставку:

— Ты гитару рыжей отдала…

— Ой…, она задумалась на мгновение и заулыбалась, — А хочешь, я тебе спою?

Я картинно поднял голову, постукивая указательным пальцем по подбородку:

— Ммм… Дай подумать… Приватный концерт звезды шоу-бизнеса… Очень!

Мику резко сорвалась со своего места и метнулась в подсобку, откуда тут же раздался приглушённый грохот. Вернулась, держа в одной руке магнитофон, в другой — полиэтиленовый пакет с иероглифами. Воткнула магнитофон в розетку, положив его на пол, рядом высыпала из пакета кассеты, отобрала парочку, остальные сложила обратно.

Поставила кассету, нажала кнопку и склонилась над магнитофоном, прислушиваясь. До меня еле долетали обрывки мелодии:

— Я ничего не слышу!

— Сейчас-сейчас…, — она перемотала кассету, — Первая песня для разогрева, хорошо?

Из динамика магнитофона полилась музыка. Мику, ритмично качая головой, в такт музыке, приняла узнаваемую позу — ноги пошире, левая рука на поясе, правая вытянута вверх с пальцами, в форме буквы “V”:

Bi bi bi bii bi bi binbou sure

Be be be bee be be bentou gaman…

Она пустилась в пляс, кружась по комнате, продолжая петь, не сбиваясь с ритма, ухитряясь при этом еще улыбаться и корчить мне рожицы. Я подтянул ноги и, притопывая в такт, неотрывно следил за ней. Песня отзвучала, за ней вторая, третья. Мику выкладывалась, словно сейчас выступала на стадионе перед многотысячной армией фанатов, а не в музыкальном клубе на краю пионерского лагеря перед единственным зрителем…

Она выключила магнитофон, перешла за рояль. Комнату наполнили легкие переливы мелодии:

Katachi no nai kimochi wasurenai you ni…

Эту песню я знал, но сейчас она звучала по-особенному. Я прикрыл глаза, невольно улыбаясь, и медленно качая головой в такт музыке. Её голос был волшебным — нежный, завораживающий, обволакивающий. В данный момент, для меня не существовало ничего, кроме этой мелодии и её голоса… Песня закончилась, Мику опустила крышку на клавиши рояля, я захлопал:

— Спасибо, Мику, это было… — я замер на мгновение, пытаясь найти слова, — Волшебно...

Она только кивнула, прикрыв глаза, собрала все обратно, отнесла в кладовку, бросила взгляд на часы:

— Пора собираться… Пройдемся?

— Конечно.

Мы вышли, заперев за собой дверь, я повернулся к Мику:

— Кружок по лагерю?

Она помотала головой:

— Пойдем на дебаркадер сходим, я люблю там бывать.

— Веди, я там ещё не был.

В молчании, по основной дорожке, миновав площадь, мы вышли к реке. Пройдя по мосткам и скрипучему настилу, вдоль ряда привязанных лодок, завернули за угол надстройки и оказались на небольшой площадке, огороженной коваными перилами. Я оглянулся — от лагеря нас скрывала глухая стена. С торца здания была прислонена лестница, достающая до открытого слухового окна.

Звёздное небо, более не засвечиваемое фонарями лагеря, не скрытое деревьями и кустами, открылось взгляду. Простояв несколько минут, разглядывая небо в поисках знакомых созвездий, я опустил голову и повернулся к Мику, собираясь спросить о прокате лодок, но слова застряли в горле…

Она взялась за ограждение, потянувшись навстречу ветерку, дующему с реки. Волосы плыли волнами, не подчиняясь законам гравитации, звёзды словно отражались в устремленных в небо глазах, весь её силуэт был окутан ореолом лунного света. Я снова впал в оцепенение, не в силах отвести взгляд. В груди сжалось что-то тёплое, настойчивое, разливающееся по телу…

Со стороны лагеря донесся звук горна. Я тряхнул головой, прогоняя наваждение, отвернулся к реке… Мику отступила от ограждения:

— Пойдем?

— Да…

Мы спустились с дебаркадера, неспешно идя в сторону площади. Мику заговорила:

— А знаешь… Мои одноклассники еще учатся. Мне пришлось сдавать все экстерном. Я когда приеду домой — у нас только каникулы начнутся. Папа хотел путевку на следующую смену взять, чтобы я не так много пропускала… Но ему предложили именно на эту…

— Расстроена?

— Сеня…, — она укоризненно посмотрела на меня, — Хотя уже начала думать, что зря приехала… Что так и просижу до конца смены в клубе. Но, позавчера утром, к Ольге Дмитриевне подошла зам.директора лагеря и сказала, что к нам в отряд везут опоздавшего пионера... А кстати, почему ты так опоздал?

— Да там понимаешь… Дела были…

— Понятно, — она кивнула и продолжила, снова затараторив, — Мне было очень интересно посмотреть на новенького, но ты весь день провалялся в медпункте, только в отбой, когда Лена пришла спать, сказала, что видела новенького…

Мы подошли к ее домику. Солнце уже давно село, пространство вокруг нас подсвечивалось мягким светом фонаря. Вокруг царила тишина, нарушаемая только стрекотом кузнечиков, и лёгким ветерком шевелящим листву:

— А на второй день ты пришел. И не сбежал... Не как все…, — она развернулась, остановившись напротив меня, широко распахнула глаза...

— Я — не все.

Мику молча кивнула, мягко улыбнулась, добавляя ещё больше тепла этому летнему вечеру, сделала осторожный шажок навстречу, едва заметно приблизившись:

— Я заметила… Поэтому…, — её голос прозвучал тихо, почти шёпотом:

— Вот мой ответ… — она сделала ещё шажок, поднялась на носочки. Легко, едва коснувшись, поцеловала меня в щёку...

Хлопнула закрывшаяся дверь домика. Я машинально поднял руку и прикоснулся к щеке, туда, где секунду назад почувствовал её губы:

— Эээ… Ответ?...

С совершенно пустой головой, не замечая ничего и никого вокруг, миновал площадь, прошёл по дорожке, достал из кармана ключи и, поднеся их к замочной скважине, замер. Мозг вышел из ступора, прокручивая события последних дней, вычленяя картинки, воспроизводя разговоры: Мику улыбается, её глаза светятся радостью, она держит меня под руку, “Теперь не одна… Для тебя сделаю исключение…”, Затем та же Мику, но уже словно ангел, парящая надо мной, такая грациозная, такая красивая, “Красивая очень… Не могу взгляд отвести…”. Так и не открыв дверь, я отступил на шаг и сел на крылечке, смотря невидящим взглядом перед собой, погруженный в воспоминания. "Вот мой ответ…" — её тихий голос снова зазвучал в моей голове. И снова то ощущение — лёгкий поцелуй на щеке.

Я непроизвольно схватился за щеку:

— Твою м...

— Что?!, — Ольга Дмитриевна, появившаяся из ниоткуда, буравила меня взглядом, — Семен, ты почему не в домике?

— А?

— Отбой был полчаса назад, почему не в домике?

— Ага…, — перегруженный мозг отказывался строить более сложные фразы.

— Что ага?

— Ммм…

— СЕМЕН!, — рявкнула вожатая, отчего я пришел в чувство.

— Все-все, уже иду…

Я вскочил, пытаясь трясущимися руками попасть ключом в скважину. Сердце стучало в висках. Наконец мне это удалось, я распахнул дверь, и, бросив через плечо “Спокойной ночи”, зашел внутрь, захлопывая её за собой. Не раздеваясь рухнул на кровать…

— Завтра..., — прошептал я себе, — Завтра я должен извиниться...

Найти нужные слова, постараться всё объяснить, расставить точки над "i", сказать ей, что это ошибка, что всё должно быть иначе... Я снова судорожно вдохнул, пытаясь убедить себя, что это — правильное решение...

В сознании вновь возникла эфемерная пропасть — глубокая, чёрная, с хрупким мостом, перекинутым через неё. Я отступал по этому мосту обратно, туда где было так спокойно, так привычно, так одиноко…

Надо обсудить это с Юлей… Я провалился в сон…

* * *

Мелодия будильника: Prodigy — Mindfields (8bit mix).

Hentai — извращенец, озабоченный.

Песни в клубе:

Hiroyuki ODA pres. HSP feat. Hatsune Miku — Desperate

Hatsune Miku Dark — Tell your world piano ver.

Мне снился сон.

Дождь. Я стою на улице неизвестного мне города. Неяркий, глухой свет просачивается сквозь тяжелые, свинцовые облака, затянувшие небо, лишая красок все вокруг. На другой стороне дороги возвышалось восьмиэтажное здание футуристической формы — два гигантских стеклянных цилиндра, сплетенных между собой стальными волнами балконов. Капли дождя, барабанящие по его стеклянным фасадам, разбивались на тысячи мелких брызг, создавая вокруг здания облако дождевого тумана.

От его входа, в мою сторону, через дорогу бежала девушка, что-то крича. Её одежда мгновенно промокла насквозь, но она не обратила на это никакого внимания. Остановившись напротив меня, продолжила кричать, явно обращаясь ко мне. Её крик был пронзительным, истеричным, злым, но я не мог разобрать ни единого слова…

Позади неё, собралась небольшая группа, вышедшая из того же здания, молча стоящая, прячущая лица под зонтами… Я оглядел их — девушки в черных приталенных пиджаках, белых блузках с красными галстуками и серых клетчатых юбках, как и та, что продолжала кричать мне что-то. Парни в черных пиджаках, рубашках с красными галстуками и черных брюках. Больше всего их одежда походила на… школьную форму.

Кричащая девушка, судорожно размахивала руками, указывая то на здание на другой стороне дороги, то на группу людей, стоявших позади нее, то на меня, будто обвиняя меня в чем-то. Слёзы и дождь смешались на её лице. Дыхание сбилось, она перешла на дикий, истеричный визг. Я постарался рассмотреть её лицо, лица стоявших позади — безуспешно, они словно расплывались, теряя детали, оставляя лишь общие туманные контуры…

Все более распаляясь, девушка несколько раз ткнула меня пальцем в грудь, я болезненно поморщился, отступил от неё на шаг… Трясущимися руками, она попыталась ударить мне по лицу, но я инстинктивно отбил её руку, отворачиваясь, попытавшись просто уйти…

Она не дала мне сделать этого: вцепившись в мою руку, резко дёрнула меня назад, разворачивая к себе, закричала что-то прямо в лицо срывающимся от злости голосом. Прежде чем я успел что-либо понять, с яростью толкнула меня в грудь обеими руками... Я потерял равновесие, сделал по инерции пару неуклюжих шагов назад и, запнувшись о бордюрный камень, полетел на спину, ударившись ей об асфальт…

Подскочил, просыпаясь, упал обратно на подушку, глядя в сводчатый потолок, освещаемый нетвердым, тусклым, желто-оранжевым светом. Сел на кровати, поворачиваясь. Свет шел от ламп на будильнике, показывающих цифры 0707… Что вообще мне снилось? Я прикрыл глаза, вспоминая, но, как это всегда бывает, с каждой секундой, сон исчезал, забывался, оставляя после себя только тяжелое гнетущее ощущение… Я лежал на кровати глядя немигающим взглядом в никуда, сон забылся окончательно. Потерев лицо, встал, и направился к умывальникам.

На ближайшем перекрестке, встретился с Ольгой Дмитриевной:

— Доброе утро!, — вожатая буквально источала бодрость.

— Доброе…, — пробурчал я.

— Так рано встал, не терпится со своей пассией увидеться?, — она улыбнулась и подмигнула.

— С кем?

— С Мику…

На меня накатили все переживания вчерашнего вечера… Мне предстоит очень неприятный разговор… Я окончательно упал духом:

— Н-ннда…

— Семен?, — вожатая придержала меня за руку, вопросительно заглядывая в глаза.

— Все нормально… Я разберусь…

Ольга отпустила мою руку, я зашагал к умывальникам, спиной чувствуя взгляд. Уже заворачивая на полянку, оглянулся. Она стояла на прежнем месте, озадаченно глядя на меня…

Умывшись, вернулся в домик, сел на кровать и погрузился в размышления: Мику…

Что делать?!... Она поняла всё совершенно неправильно…

Я же не вкладывал в свои слова и действия какого-то подтекста… Я хотел просто поддержать её… Ведь так?

Всё сложнее, чем хотелось бы. Я не могу. Я не должен. Я судорожно вдохнул, стараясь успокоить бешеный пульс, и прикрыл глаза, повторяя внутри себя, словно мантру:

Мне нужно держать дистанцию…

Обязательно…

Ведь я... Я просто не способен на что-то настоящее. Я — не тот, кто сможет дать ей ту искренность и тепло, которых она ждёт. Я могу только притворяться… К сожалению, она заблуждается на мой счет…

Я не могу быть откровенным ни с Мику, ни с кем-то другим, да даже с самим собой. Ложь — это единственное, что мне остается…

Я знаю, как это закончится: я разочарую её, потому что она ожидает от меня чего-то, что я не способен дать. Она видит во мне большее, чем есть на самом деле. И эта иллюзия ранит её, разрушит её веру в людей. А я… я не хочу допустить этого.

Резкий звук будильника внезапно разорвал тишину, заставив меня вздрогнуть, вырывая из бесконечного потока мыслей…

На зарядке я оказался одним из первых. Держась ближе к краю площадки, старался высмотреть Мику, чтобы максимально оттянуть неприятный разговор и, естественно, потерпел фиаско:

— Сеня, доброе утро, а что ты тут прячешься? , — мелодичный голосок из-за спины заставил вздрогнуть.

Я медленно повернулся, натягивая на лицо жалкую улыбку:

— Доброе утро…

Мику широко улыбалась, щурясь в лучах утреннего солнца. Она потянулась к моей голове:

— Ты не причесывался что-ли?

Я резко отпрянул в сторону. Внутри всё сжалось. Мику остановилась, её рука зависла в воздухе, а в глазах появилась растерянность и легкая обида:

— Что-то не так?

— Ммм… З-за-рядка… Д-да-вай после…, — от волнения я начал заикаться и отвернулся от Мику в сторону площади.

— Хорошо…, — прошептала она.

Преувеличенно внимательно глядя на Славяну, проводившую зарядку, я тщательно выполнял каждый взмах, каждый наклон, спиной чувствуя на себе взгляд Мику. Он прожигал меня насквозь, не давая сосредоточиться, заставляя мышцы деревенеть. Наконец, зарядка закончилась. Не оборачиваясь, бросив через плечо невнятное: “Увидимся…”, я, практически бегом, устремился к своему домику, лишь бы скрыться от её взгляда.

Влетел в него, захлопнул дверь и привалился к ней спиной, сползая на пол, садясь на корточки… Переодеваясь как можно медленнее, надеясь оттянуть неизбежное, когда мне снова придётся её увидеть, придётся встретиться с ней взглядом, я нехотя вышел и поплёлся к площади, словно шёл на собственную казнь. Чем ближе я подходил, тем гаже становилось на душе.

На площади, молча прошел с каменным лицом мимо расцветшей было Мику и занял свое место в шеренге, старательно глядя в другую сторону. Подошла Славя, заняв свое место, пробежалась глазами по нашему отряду, удовлетворенно кивнула и взглянув на меня, охнула и заботливо заглянула в глаза:

— Сём, у тебя все нормально? Ты бледный какой-то.

— Лучше всех, — процедил я сквозь стиснутые зубы.

— Точно? Я могу помочь?

— Не надо… Я… все нормально…, — я прикрыл глаза, запрокидывая голову.

Началась линейка. Прошла перекличка. Ольга произносила очередную речь о планах на сегодняшний день, успехах и свершениях за прошедшие… Я не слушал, глядя перед собой в одну точку не моргая, до рези в глазах. Голоса и звуки отдалились, превратившись в приглушённый фон. Как объяснить всё Мику?…

После линейки, избегая встречаться с Мику взглядом, быстрым шагом дошел до столовой. Зайдя, взял поднос с завтраком, оглянулся в поиске свободных мест и увидев одно, за колонной, быстро занял его, постаравшись спрятаться. Выглянув, не увидел нигде бирюзовых хвостов и выдохнул, поворачиваясь к столу.

— Приятного аппетита, Сеня!, — Мику сидела напротив меня.

— С-спа-сибо…, — пролепетал я, понимая что бежать больше некуда…

— Сенечка, а что ты такой хмурый? Ты, наверное, не выспался, да? Знаешь, у меня тоже такое бывает. Если не высплюсь, то до самого обеда хожу как не в себе. Меня всё раздражает, ничего не хочется, — она хихикнула и, не дожидаясь какой-либо реакции с моей стороны, продолжила, слегка запрокинув голову, — Но вот сегодня я спала просто замечательно! Мне такие сны снились, ты не представляешь! Я даже их запомнила, а это редкость, обычно всё сразу забываю, как только проснусь. Вот, например, первым мне снился огромный сад…

Мику продолжала трещать, я кивал, хмыкал, иногда рассеянно улыбался, но в мозгу крутились все те же мысли… Механически зачёрпывал кашу ложкой, не понимая даже какая именно это каша, медленно цедил что-то из чашки с отколотой ручкой, не чувствуя вкуса. Но, как бы я ни старался просидеть за столом как можно дольше, завтрак закончился…

Вышел из столовой и, словно конвоируемый Мику, направился в сторону площади. Она пресекла мою вялую попытку сбежать, схватила за руку и притянув к ближайшей скамейке, усадила на неё, сев рядом:

— Ну?!

— Что ну?

С лица Мику пропала её теплая улыбка, уступив место чуть нахмуренному выражению лица с поджатыми губами, широко распахнутые аквамариновые глаза, сверкающие искорками, подернулись пеленой тревоги:

— Сеня, хватит! Объясни мне в чем дело?

Проглотив колючий комок, стоявший в горле, и сделав несколько вдохов, я прохрипел:

— Вчера…

— …Был прекрасный день, что изменилось сегодня?, — она наклонилась, заглядывая мне в глаза.

— Извини…, — прошептал я на выдохе.

Хотелось исчезнуть, провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть этот её взгляд — полный недоумения и тревоги. Я наклонился вперед, опустив голову на сцепленные руки, в груди разрастался неприятный холодок, который медленно, но неумолимо расползался по всему телу, сковывая мышцы. Этот холод давил на меня изнутри, затрудняя дыхание и заставляя сердце замедляться:

— Вчера… Ты… ошиблась…

— Ошиблась… в чём?

Слова застревали в горле, Все фразы, которые я прокручивал в голове, собираясь сказать — всё исчезло, оставив после себя лишь трусливое молчание.

— В чем я ошиблась?, — повторила Мику с нажимом?

Голос предательски дрогнул, отчего мои слова прозвучали еще более жалко:

— Вчера, ты ошиблась с ответом, извини…

Время словно замерло, гнетущая тишина становилась невыносимой. Я поднял голову, искоса глянув на Мику. Её губы сжались в прямую линию, глаза словно потухли, налившись безжизненным свинцом. Она выпрямилась, глядя перед собой, повернулась, на мгновение сфокусировав взгляд на мне. Я не выдержав даже этого мгновения, отвел глаза…

— То есть ты…

— Я — не тот, кто тебе нужен… Извини…

Мику прикрыла глаза, сделала несколько глубоких вдохов, не открывая глаз спросила:

— Зачем тогда ты говорил и делал все это?

— Я… просто… Извини…

Она снова повернулась ко мне, открывая глаза. Я одеревенел, не в силах отвернуться или отвести взгляд, не в силах даже моргнуть. Мику смотрела мне в глаза, прищурившись, изучающе, свысока, с какой-то жалостливой брезгливостью во взгляде несколько секунд:

— Okubyoumono…, — встала со скамейки и не оглядываясь, пошла в сторону своего домика…

Ступор спал… Поднявшись со скамейки, шаркая, спотыкаясь, побрёл в сторону своего домика. Когда я проходил мимо рыжих, дверь скрипнула и на крылечке показалась Алиса. Я остановился, взглянул на неё:

— Дай сигарету…

— Что? С чего ты вообще взял, что у меня…

Я скривился, перебив её:

— Дашь? Нет?

Она смерила меня взглядом:

— Жди…, — и скрылась в домике. Спустя несколько минут появилась на крыльце вновь, глянув по сторонам, спустилась и запихнула мне что-то в нагрудный карман рубашки, на мгновение задержала взгляд, глядя в глаза, хлопнула по плечу, и пошла в сторону площади.

— Спасибо…, — я развернулся и продолжил путь.

В домике, открыл чемодан, порылся во внутренних кармашках и извлек зажигалку, почиркал ей — горит. Открыл окно, задернул обратно полотенце, висящее на окне и, прикурив сигарету, завалился на кровать. Затянулся и закашлялся. Легкие обожгло, во рту поселился противный кислый вкус. Что за дрянь Двачевская курит? Я покрутил сигарету в трясущихся пальцах… Ладно, выбирать не приходится… Затянувшись еще несколько раз и выпуская струйки дыма, наблюдая, как они собираются в сизое в облачко, клубящееся в солнечном луче, прорвавшемся в щелку между полотенцем и окном, вернулся к своим мыслям:

Разговор с Мику пошел совершенно не по плану. Вместо того, чтобы всё объяснить и вместе посмеяться над нелепостью ситуации, я струсил и смог выдавить из себя что-то невразумительное. Почему? Почему я так переживаю, почему так стыдно было говорить это Мику в лицо?...

Я задумался над этим почему, автоматически затягиваясь, глядя в никуда. Сигарета обожгла пальцы. Чертыхнувшись, я встал, щелчком отправил окурок в кусты за окном, стряхнул пепел с ладони.

В дверь постучали, я замер, не отзываясь — в комнате плавал табачный дым.

— Семен, ты тут?, — из-за двери раздался голос Электроника.

Выдохнув, я подошел к двери, открыл её:

— Заходи…

Он вошел, поморщился:

— Чем тут у тебя пахнет?

— Ничем. Что хотел?

— А… Меня вожатая отправила за тобой, там на стадионе сейчас все собираются, нормативы будем сдавать, сказала тебя позвать…

— Хорошо, я сейчас приду…

Электроник стоял в дверях и мялся.

— Что-то ещё?

— Помнишь, я вчера к тебе подходил, поговорить хотел?

— Ну?

— Я хотел спросить…

— Спрашивай.

— Если тебя не затруднит конечно…, — он явно нервничал. Я вздохнул:

— Серый, достаточно прелюдий, спрашивай что ты там хотел.

— Мне нравится Женя.

— Ммм… Поздравляю?

— Вот…

— Вопрос-то в чем?

— Я не знаю, как ей об этом сказать…

— Советчика конечно ты выбрал так себе…

— Почему?, — он удивленно посмотрел на меня, — Ты только приехал, а уже на второй день с Мику под руку ходил... А, вчера, говорят, вообще…

— Я остановил его жестом, горько усмехнулся, и, отвернувшись, сделал пару шагов, садясь на кровать:

— Ты ошибаешься… Мы все ошиблись…

Электроник помялся еще немного, переступая с ноги на ногу, шумно вздохнул несколько раз, открыл дверь:

— Ладно, спасибо, я пойду…

— Ага…

Переодевшись в спортивную форму, я побрел на спортплощадку.

Над стадионом висел многоголосый гул. Я поискал глазами свой отряд, подошёл. Ольга, раздававшая указания вожатым других отрядов, увидела меня:

— Так, все в сборе… Первый отряд, строимся!

— Выстроив нас в том же порядке, что и на линейке, она распахнула журнал, который держала в руке:

— Сегодня, мы сдаем физнормативы, некоторые из которых соответствуют нормам ГТО. Ульяна, ты сдаешь нормативы с нами, но зачёт будет идти по твоей возрастной группе. Первый норматив — бег на 100 метров. Разбейтесь по парам.

Я огляделся: наш отряд потянулся в сторону физрука, стоящего с секундомером у дорожки с краю стадиона. Кибернетики шли впереди, за ними Алиса с Леной, тихо переговаривающиеся, и Славя с Женей. Мимо меня прошла Мику, глядя прямо перед собой, я только вздохнул и тут же получил тычок под рёбра:

— Сёмка, ты чего?, — услышал я задорный голос, — В гроб краше кладут, — Ульяна растянулась в улыбке.

— Ммм… Не… Ничего…

Она потянула меня за руку, заставляя наклониться к ней и зашептала на ухо:

— А вы чего, с Мику поссорились, да? Чего вы не разговариваете? Вчера-то обжимались…

Я легонько стукнул Ульяну по лбу:

— Не твоё дело… Так это ты сплетни распускаешь?

Ульяна нахмурилась, потерев лоб:

— Какие еще сплетни?

— Про вчера…

— Нет…, — она выглядела обиженной, — Я вчера только, Алиске, про тебя с Ленкой рассказала…

— Кстати…, — я посмотрел вслед идущим Лене с Алисой, что-то обсуждающим между собой, улыбающимся друг другу, — Они как-то подозрительно хорошо общаются…

— Пфф…, — Ульяна фыркнула, — Они же одноклассницы.

— Одноклассницы?

— Ну да… Ты не знал?

— Да как-то не довелось спросить…

— Оно и понятно, — Ульяна снова растянулась в улыбке от уха до уха, — Ты ж кроме своей певички вообще никого не замечаешь…

— Уля!, — рявкнул я, громче чем хотел. Некоторые из идущих впереди оглянулись. Я опять наклонился к её уху и зашептал:

— Она не моя, я просто её поддерживаю, как друг…

Ульяна прищурилась, отступила на шаг, и медленно смерила меня с ног до головы насмешливым взглядом:

— Ты сам-то в это веришь?

Я не нашёл, что ответить... Дальше мы шли молча, подойдя к старту в момент, когда финишировали Славя с Женей.

Ольга вопросительно посмотрела на меня:

— Ты с Ульяной побежишь?

— Пусть она с Мику бежит…

Ульяна ухмыльнулась:

— У Мику против меня нет шансов! Впрочем, у тебя тоже… Так что, бегите с ней!

Я только пожал плечами, не решаясь взглянуть на Мику…

— На старт! Внимание! Марш!, — я поднял взгляд. Мику одна, бегом, удалялась по дорожке.

Я повернулся к Ульяне, она стояла, скрестив руки на груди, скривилась, неодобрительно покачав головой:

— Тьфу! Пошли!

Мы вышли на стартовую линию. Физрук, в конце дорожки, кивнул, взяв секундомер на изготовку. Вожатая подняла руку:

— На старт! Внимание! Марш!

Я рванул вперёд, вложив в этот рывок все силы — как будто физическое напряжение могло вытеснить все те мысли, что крутились в моей голове. Сконцентрировался, глядя на финиш, на физрука, держащего секундомер, картинка перед глазами сжалась до размеров дорожки, летящей навстречу с бешеной скоростью… Справа картинку начало заливать красным, я перефокусировал взгляд — Ульяна, с развевающимися хвостами похожими на сопла ракет, сама казалась ракетой, обгоняя меня, словно играючи, уходя вперед. Я выжимал из себя все силы, но разрыв только увеличивался…

Ловя ртом воздух, наклонившись вперед, уперев руки в колени, сглатывая колючий комок стоявший в горле, пытаясь не обращать внимания на острую режущую боль в правом боку, я посмотрел на Ульяну с физруком:

— Я же говорила — нет шансов, — Ульяна сжала перед собой кулак, вскидывая его вверх.

— Ну шо, пионэр, неплохо. Мальца не дотянул, но результат вполне себе — 12,8 секунд.

— Ааа?, — я все еще пытался отдышаться, поэтому просто ткнул пальцем в сторону Ульяны.

Она задрала нос:

— 12 ровно, Сёмка, — я же сказала — без шансов…

— Ты главное, малАя, не забрасывай это дело, ты ужо на КМС бежишь, лет через 5 так глядишь, на олимпиаде тебя увидим…

Ульяна порозовела, засмущалась:

— Да ладно вам… Какая олимпиада?…

Прошла сдача еще нескольких нормативов — прыжки, пресс, подтягивания… Закончив, я отошел в сторонку и только лег было на скамейку, стоявшую с края стадиона, закрыв глаза, как услышал:

— Персунов!, — крикнула вожатая, я повернулся. Ольга махала мне рукой, подзывая к себе.

— Да?, — я подошёл.

— Держи, — она протянула мне журнал, с лежащими на нем скакалкой и секундомером.

— Что это?

— Девочки сейчас будут сдавать прыжки на скакалке, засекаешь одну минуту и считаешь сколько раз, потом записываешь в журнал.

— Что я-то сразу?, — запротестовал было я.

— Ольга уперла руки в бока:

— Семен, хватит лениться. Ты помнишь, что я говорила тебе про пример младшим отрядам?

— Ладно…, — я протянул руку, — Давайте.

Оглянулся по сторонам, все разошлись по разным концам спортплощадки. Ближе всех стояла Алиса:

— Физкультпривет! Держи, — я протянул ей скакалку

— Это что?

— Скакалка, не видишь что-ли?

Рыжая огляделась, заухмылялась:

— Тебя запрягли?

Я оглянулся — Ольга в компании вожатых других отрядов, сидела на скамейках, что-то рассказывая и заливаясь хохотом. И этот человек мне еще будет что-то про лень говорить…

— Мда… Ладно, давай, — я взял на изготовку секундомер и нажал на кнопку сверху, махая рукой, — Марш!

Честно отпрыгав положенное время, Алиса протянула мне скакалку. Я присел на корточки, записывая результат в журнал.

— Успокоился?

Я поднял голову. Алиса стояла рядом, скрестив руки на груди, глядя куда-то в сторону.

— Более-менее…, — я повел плечами.

Она коротко улыбнулась, опустила взгляд, посмотрев на меня без своей обычной надменности во взгляде, ободряюще хлопнула по плечу, уходя:

— Бывай!

Следующей на глаза мне попалась Лена. Она сидела на скамеечке, откинувшись на спинку, запрокинув голову и глядя куда-то в небо…

— Привет, — я встал рядом.

— П-при-вет…, она порозовела и опустила глаза вниз.

— Мне тут дали задание…

Лена перебила меня:

— П-по-чему вы п-по-рознь?

— Что?

— Мику… Вы пос-с-сори-лись?

— Почему вас всех так интересуют чужие отношения?!, — я начал закипать.

— Меня не интересуют чужие отношения…, — голос Лены стал холодным, она подняла голову, сузила глаза, впившись в меня взглядом, облизнула губы, — Только мои…

Встав со скамейки, наклонив голову, глядя прямо в глаза, улыбнулась кривой жутковатой улыбкой. По моей спине потекла струйка холодного пота…

— Итак?...

— Н-не-недопонимание…

— Ооо…, протянула Лена, подняв брови, — Что ж, тогда…

— Она перевела взгляд на журнал со скакалкой, который я держал в руках:

— Скакалку сдаем?

Я кивнул, подождал пока она приготовится и махнул рукой, нажимая на кнопку:

— Марш!

Закончив с ней, записав результат и попрощавшись, огляделся.

Мику сидела на травке, обняв колени и положив на них подбородок. Я не решился подойти сейчас, опять до последнего оттягивая момент, когда нам придется разговаривать, поэтому, увидев Славяну, занятую с малышами, пошел к ней:

— Привет, занята?

Она обернулась, откидывая косу за спину, улыбнулась:

— Да, сейчас вот с малышами закончу минут через 5, а что ты хотел?

— Скакалку сдаем, — я потряс в воздухе журналом.

— Ой, ты пока…, — она огляделась, — Вон Мику ничего не делает. Мику!!!, — закричала она размахивая руками, подзывая её к нам.

— Подожди…, — я схватил Славю за локоть, — Я… потом…

— Да Славь?, — сзади подошла японка. Я замер не оборачиваясь.

— Семен прыжки на скакалке принимает, а я пока занята. Ты вроде свободна, можешь сейчас сдать…

Повисла пауза. Я медленно повернулся к Мику. Та смотрела куда-то в сторону. Я набрал воздуха:

— Мику…

Почувствовав, как Славя подталкивает меня со спины, оглянулся. Она нахмурилась, сжала губы и “страшными” глазами показывала мне, чтобы мы ушли. Я повернулся обратно:

— Пойдем… где посвободнее…

Отойдя в сторонку, я молча протянул Мику скакалку, взял секундомер:

— На старт…

— Сколько времени прыгать надо?

— М… Минуту…

— Хорошо, — она встала на изготовку.

— На старт! Внимание! Марш!

Минута прошла в тишине, нарушаемой лишь свистом скакалки в воздухе и ритмичными щелчками о гравийную дорожку. Мику прыгала не как все — не привычными двумя ногами вместе, а поочередно, с левой на правую, отточено механически, словно повторяя давно заученный алгоритм.

Её длинные хвосты волос, которые обычно грациозно разлетались при каждом движении, сейчас безжизненно свисали, едва подергиваясь в такт с прыжками. Лицо оставалось абсолютно спокойным, лишённым эмоций, взгляд, абсолютно пустой, был направлен куда-то вдаль.

Время вышло, я щёлкнул секундомером, но Мику, словно робот, продолжала прыгать в том же темпе.

— Мику… хватит…

Она просто остановилась, опустила скакалку и осталась стоять с ней в руках, продолжая смотреть в одну точку.

— Ммм… Можно скакалку?

Сложив скакалку, не глядя протянула её мне и развернулась, сделав шаг от меня.

— Мику, подожди…

Она остановилась, не оборачиваясь.

— Мику… Извини… Что ввел тебя в заблуждение…

— …

Я… Просто… хотел тебя поддержать… Как друг…

Мику обернулась, посмотрела мне в глаза, усмехнувшись:

— И именно поэтому ты так нервничаешь?

— …

Я отвел глаза. На меня накатила злость. Иррациональная, необъяснимая, бессмысленная. На кого я злюсь? На неё? На себя? На сложившуюся ситуацию? Я не могу сейчас ответить себе на этот вопрос. И ничего не могу ответить ей…

Мику отвернулась и зашагала по дорожке…

Я вернулся к Славяне. Она как раз закончила с малышами:

— Готова?

— Да. Поговорили?

Я только скрипнул зубами, что за любители совать нос не в своё дело. Поднял руку:

— На старт!...

Проигнорировав Славю, пытавшуюся еще несколько раз заговорить, записал её результат и отошёл…

Нашёл глазами Ульяну:

— Уля! Иди сюда!

Она примчалась, улыбаясь от уха до уха:

— Что хотел?

Я протянул скакалку:

— На скорость, одна минута…

— Ха! Считай!, — она встала на изготовку.

Финишировав с громадным отрывом от всех остальных, умудрившись при этом ещё перекрещивать скакалку, запускать её то с одной, то с другой стороны, прокручивать за один прыжок по 2-3 раза, она посмотрела на меня и растянулась в улыбке:

— Давай с нами в футбол?! Все отряды почти закончили.

Настроение было абсолютно не соответствующее, я потрепал её по макушке:

— Обязательно сыграем, но не сегодня.

— Эх, Сёмка…, — она ткнула меня кулачком под рёбра, — Какой ты…

— Какой?

— Нудный!, — она разулыбалась, — Нудный жираф!

Она отскочила, показала мне язык и умчалась на футбольное поле…

Из несдавших, осталась только Женя. Найдя её взглядом, подошел:

— Привет, держи, — протянул ей скакалку.

— Давай, — она нехотя приняла её, разматывая.

— Как будешь готова, скажи.

Женя, распутывая скакалку, искоса посмотрела на меня, улыбнувшись. Я, на всякий случай, осмотрел себя и поднял взгляд обратно:

— Что смешного?

— Да так… Интересно со стороны понаблюдать…

— За чем?

— За кем. За всеми. За тобой — особенно…

— Веселишься?!, — во мне опять начала закипать злость.

— Не в веселье суть.

— А в чём?

— В поведении. Все остальные, в целом предсказуемы, но ты — нет…, — она расправила скакалку, — Я готова…

Я увидел Электроника, стоящего чуть поодаль, у неё за спиной. План созрел моментально, я замахал рукой:

— Серёга! Иди сюда!

Женя резко обернулась, увидела Электроника, повернулась обратно, скрестила руки на груди и наклонив голову, раздраженно спросила:

— Ты что удумал?!

— За поведением понаблюдать хочу…, — я ощерился.

Протянул подошедшему Электронику журнал и секундомер:

— Серый, мне отойти надо, минуту засечёшь, пока Женя прыгать будет, посчитаешь сколько раз и запишешь в журнал. Журнал отдашь Ольге Дмитриевне.

— Эээ…, — Электроник нерешительно переминался с ноги на ногу.

Я подмигнул Жене, хлопнул Электроника по плечу:

— Действуй. Удачи!

Развернулся и отошел к облюбованной скамейке, снова ложась на неё, закрывая глаза. Со стороны послышался свист со щелчками, издаваемые скакалкой, затем Женин вопль:

— Серёжа, ты дебил?! В смысле ты не включил секундомер?!...

Прозвучал горн, зовущий на обед, я поднялся со скамейки. В столовой, снова сел на облюбованное место за колонной, скрывшись от чужих взглядов, бросая осторожные взгляды на Мику. В этот раз, ко мне подсела Славяна:

На крыльце столовой, меня поджидала Славяна:

— Приятного аппетита!

— Спасибо.

— Там твоя одежда из стирки приехала, можем сейчас дойти до склада, забрать.

— Угу…

Выйдя из столовой, я дождался её на крылечке. Мы направились к складу, пройдя молча некоторое время, Славя первой нарушила тишину:

— Семен, ты напрасно так отреагировал на спортплощадке. Я же хотела помочь.

— Я об этом не просил…

— И тем не менее…

— Славя, — я повернулся к ней, — Тебе известно, что такое чувство такта?!

— Я же из добрых побуждений…

— Благими намерениями, знаешь куда дорога вымощена?

Мы подошли к складу, Славя отперла дверь, заходя внутрь:

— Я же вижу, что у тебя что-то не в порядке…

— Я тебе за сегодня несколько раз повторил, что в помощи не нуждаюсь, ты слушаешь, но не слышишь. Прежде чем вмешиваться, остановись и подумай: действительно ли человек просит твоего участия?

— Да, но…

— Я надеюсь, что ты искренне хочешь помочь, когда видишь, что у кого-то проблемы. Но прошу, пойми, не все всегда готовы принимать помощь, даже если она кажется необходимой. Уважение к чужим границам — не меньшее проявление заботы, чем сама помощь.

— Хорошо, — Славя потупилась, расстроенно теребя косу, — Я больше тебя не побеспокою. Но, если...

— Я обращусь к тебе первой…

Славя улыбнулась, скрылась за стеллажами и вернулась, держа в руках сверток из вощеной серой бумаги, перетянутый крест-накрест бечевкой:

— Вот, держи…

Мы вышли со склада, подошли к площади. Славя повернулась ко мне, хитро прищурившись, и улыбнулась:

— А вот если бы я не подошла к тебе с предложением о помощи в стирке — так бы и поехал домой в грязной одежде…

— Славя…, — я вздохнул, закатывая глаза, растягиваясь в улыбке, — Горбатого могила исправит, да?

— Она рассмеялась, закинула косы за спину, разворачиваясь:

— Пока Сём, увидимся!

— Пока…, — я свернул к своему домику.

Бросил сверток в чемодан и завалился на кровать. Спать не хотелось, я открыл взятую в библиотеке книгу. Снова погрузился в мысли, глядя сквозь страницу, даже не пытаясь разобрать написанное на ней.

Мику…

Нужно сделать вид, что ничего не произошло. Просто стереть из памяти вчерашний вечер — будто его и не было. Забыть. Забыть неловкость сегодняшнего дня, её взгляд, моё идиотское поведение. Начать всё с чистого листа, как будто всё это — лишь дурной сон…

Но проблема в том, что я не могу. Момент, когда всё это можно было обернуть в шутку, ушёл безвозвратно тогда, когда я выбрал молчание. Я снова выбрал трусость…

Я захлопнул книжку, закрывая глаза. Надо поговорить с Юлей. Признать собственное поражение — измениться не получилось. Попросить её отправить меня обратно, туда, где хотя бы не нужно будет задавать самому себе неудобные вопросы…

Соседняя кровать скрипнула, я открыл глаза, поворачивая голову на звук. Напротив меня сидела Юля, в пионерской форме:

— Сдался? Струсил? Нет, Семён, раньше времени ты отсюда не уедешь…

Она встала с кровати, подошла ко мне и присела на корточки, оказавшись напротив моего лица. Я обратил внимание на её глаза — их цвет, они прекратили его менять, став темно-серыми, свинцовыми, едва отдающими бирюзовым оттенком. Она придвинулась почти вплотную:

— Ну и?

Я отвернулся, глядя в потолок:

— Я 7 лет методично загонял себя в это состояние, а ты хочешь, чтобы я за 7 дней из него вышел?

Юля придвинулась ещё ближе и зашептала мне прямо в ухо:

— Не я… Ты этого хотел…

— Но всего неделя…

— Не всего… Целая неделя…

— Я все испортил…

— Испортил — исправь, делов-то…, — она встала.

— Уже никак…

— Ну никак, так никак, все пропало…

— Подожди! Наверное есть же какие-то варианты?

Юля улыбнулась:

— Ты с собой, для начала, договорись — всё пропало или есть варианты?…

— Ммм…, — я закрыл глаза, раздумывая.

С улицы послышался звук горна. Я сел на кровати, открывая глаза, Юли в домике не было. Это был сон? Встав, направился в столовую.

На полднике, снова заняв место за колонной, украдкой выглянул из-за нее, ища глазами Мику. Она сидела спиной ко мне, за одним столом с Алисой. Последняя перехватила мой взгляд, ухмыльнулась и, наклонившись к японке, что-то ей сказала. Мику начала оборачиваться, я спрятался за колонну обратно. Закончив, вышел из столовой, раздумывая чем себя занять, добрёл до площади, сел на одну из скамеек. На другой стороне площади, Мику разговаривала с двумя девочками из младшего отряда. Она, держа ладошку параллельно земле, поднимала ее то выше, то ниже, видимо объясняя что-то из нотной грамоты или пения...

Кто-то подсел рядом, я повернул голову — Женя:

— И на кой черт ты это устроил?!, — она была явно не в духе.

— М? Ты о чём?

— Об Электронике.

— Нечего было надо мной смеяться…

Она вздохнула:

— Да не смеялась я… Сказала же — интересно за тобой понаблюдать.

— Все со стороны смотришь, а самой поучаствовать?

Она скептически посмотрела на меня:

— Пожалуй откажусь…

— Не интересно?

— Вообще без шансов.

— Вот расстроится-то парень…

— Хоть бы вид сделал, что переживаешь за него, — она хихикнула.

— Мне есть, помимо него, за кого ещё попереживать…

Она встала со скамейки:

— О чем я и говорю. До новых встреч…

Я повернулся, выглядывая Мику на площади, но она уже ушла. Чем же заняться? Поваляться с книжкой, может искупаться сходить, или…

— Семён. Почему ты здесь?, — ниндзя Дмитриевна выросла из ниоткуда прямо передо мной.

— Нельзя?

— Ты, если я не ошибаюсь, в музыкальный клуб записан? Почему не на клубных занятиях?

— Ммм…

— Марш в клуб! Я проверю!

Ругая себя за то, что попался на глаза вожатой, я, едва переставляя ноги, пришел к клубу, поднялся на веранду, взялся за ручку… Пальцы не слушались, я не мог заставить себя повернуть ручку и открыть дверь… Потоптавшись, отошёл к скамейке, стоящей рядом и сел. Изнутри слышались фортепьянные аккорды, сменяемые гитарными переборами, в сопровождении звонкого голоса Мику. Я заслушался, потеряв связь с действительностью…

Из забытья меня вернул крик вожатой: “Двачевская!”, раздавшийся со стороны тропинки, ведущей в сторону клуба. Подскочив со скамейки, я одним движением распахнул дверь и влетел внутрь, захлопывая её за собой. Музыка и пение оборвались. Мику с гитарой в руках стояла напротив меня, испуганно распахнув глаза.

— Я всё тебе потом объясню…

Выхватив из рук Мику гитару, прыгнул в откидное кресло с гитарой наизготовку. Мику стояла в центре комнаты, непонимающе хлопая глазами. Дверь в музклуб открылась, вошла вожатая:

— Так, Хатсуне, Персунов, занимаетесь?

— Да Ольга Дмитриевна, — я потряс гитарой.

— Хорошо…, — она взглянула на часы, висящие на стене, — Скоро ужин… Не задерживайтесь!

За вожатой закрылась дверь. Мику подошла к окну, выглянула в него и, спустя несколько секунд, расхохоталась… Отсмеявшись, она повернулась ко мне, выжидающе глядя в глаза, я поёрзал:

— Эээ…Ольга Дмитриевна… В клуб… отправила... Я же записан...

Она прикрыла глаза, провела по ним пальцами, словно смахивая слёзы, развернулась к двери:

— Закроешь тут всё…

И вышла.

Я остался один в клубе, с бесполезной гитарой в руках. Повертел её, поставил на подставку, походил по комнате, сел за рояль, понажимал на несколько клавиш и закрыл крышку, опираясь на неё локтями, подперев голову руками. Я погрузился в свои мысли, и бессознательно начал наматывать на палец длинный волос, лежавший на крышке рояля, который неожиданно попался под руку. Тонкая бирюзовая струна, мягко обвивалась вокруг моих пальцев, пока не натянулась до предела…

Я со вчерашнего вечера продолжаю твердить себе, что она заблуждается насчёт меня, но…

пинь

В абсолютной тишине пустого музклуба раздался едва слышимый, тонкий звук. Лёгкий, почти нереальный. Я сфокусировал взгляд на пальцах, лопнувший волос, раскручиваясь, медленно сползал на пол…

Я отрицал очевидное. Я прятался за страхом, боялся признаться себе, что она мне действительно нравится. Боялся ответственности, боли, которая могла последовать, если что-то пойдёт не так. Но жизнь всегда полна рисков. И разве стоит терять шанс на что-то настоящее из-за страха? Я должен с ней поговорить…

Звук горна оповестил меня о начале ужина. Закрыв дверь, я направился к столовой, полный решимости объясниться с Мику.

По мере приближения к столовой, моя решимость таяла буквально с каждым шагом. Войдя в обеденный зал и взяв поднос, огляделся. Мику сидела за одним столиком с Леной. Я занял, уже ставшее привычным за день, место за колонной, осторожно выглянул, встретившись взглядом с Леной. Она широко улыбнулась, глядя мне в глаза. Я спрятался обратно за колонну.

После ужина, хватит уже сбегать, я должен поговорить с Мику... Но что я ей скажу?... А как она отреагирует?... Стоп! Если я сейчас опять начну задавать себе вопросы... Что-нибудь придумаю…

Закончив, ставя поднос на стол грязной посуды, оглядел столовую — Мику уже не было. Скорее всего, она в музклубе…

Я поднялся на веранду, подергал дверь за ручку — заперто. Вошел, огляделся — никого. На всякий случай даже заглянул в подсобку. Подождать её здесь? Но она раньше ушла, где еще она может быть? В домике?

Я остановился перед домиком номер 13, несколько раз вдохнул поглубже и постучал. Изнутри послышались шаги, сердце замерло. Дверь открылась, в проем выглянула Лена:

— С-се-мён?, — она растерянно улыбнулась.

— Да… Я это… Мику дома?

— Н-нет…

На её лице на мгновение мелькнула хищная улыбка, снова уступившая место растерянности:

— Т-ты м-мо-жешь зайти… П-подо-ждать…

— Спасибо… Я ещё поищу.

— Как знаешь, — Лена, поджав губы, захлопнула дверь.

И где мне еще её искать? Идти в клуб и ждать там? Я вышел на площадь.

Мику вчера вечером водила меня на дебаркадер, говорила, что любит там бывать…

Пройдя по скрипучим мосткам, обошел вокруг дебаркадера, выходя на площадку позади него. Мику не было и здесь. Я оперся на ограждение. Солнце почти закатилось за горизонт. На лагерь и окрестности опускались сумерки. Где же она? Постояв несколько минут, бездумно глядя на поверхность реки, развернулся, собираясь вернуться в музыкальный клуб...

У торца надстройки дебаркадера, мой взгляд упал на лестницу, прислонённую к открытому слуховому окну. Чем чёрт не шутит? Балансируя на лестнице, поднялся на несколько шагов, заглядывая в окно.

Чердак дебаркадера, в мягком, уютном полумраке, напоминал мир забытых вещей укрытый старой кровлей, тут и там зияющей дырами, сквозь которые было видно вечернее небо. Бухты разлохмаченных канатов лежали небрежными кольцами. Кранцы — старые, потрепанные, сложены горкой у одной из стен. Лодочные весла, выбеленные годами водой и палящим солнцем, были набросаны в хаотичную кучу. В углах комнаты стояли старые ящики, где-то потрескавшиеся, приоткрытые. Мешки из рогожи, набитые чем-то мягким, сложенные друг на друга в неровную рассыпавшуюся кучу… Однако, среди кучи старых вещей, в самом центре чердака, был расстелен матрас. Точно такой же, как у меня в домике, заправленный, накрытый одеялом, со слегка примятой подушкой. Полноценное спальное место, вдали от всех, словно специально подготовленное для размышлений в уединении.

На матрасе, обняв колени и спрятав в них лицо, сидела Мику. Её рассыпавшиеся бирюзовые хвосты, покрывали плечи и спину, будто пряча в кокон. Она сидела молча, неподвижно. Я аккуратно перелез с лестницы в окно, вставая, выпрямляясь во весь рост. Сделал шаг, под ногой скрипнула доска. Мику рывком подняла голову, на ресницах сверкнули бусинки слёз:

Сеня?! Что ты тут?...

Мику, — я поднял ладонь, — Я хочу тебе всё обьяснить…

Осмотревшись по сторонам, взял один из мешков и подтащил его поближе к Мику, садясь на мешок, как на кресло. Поёрзал, собираясь с мыслями, окинул взглядом чердак ещё раз:

— Извини…

— …Это всё?

— Нет…

Слова не приходили, они застревали где-то внутри. Я вытер мигом вспотевшие ладони о шорты и глубоко вдохнул. В сознании, сам себе, я уже буквально кричал: "Решайся!!!"

— Мику, — начал я, голос слегка дрожал, — Извини… Я… боялся. И... наверное, всё делал не так. Но я больше не могу притворяться, что мне всё равно.

Она молчала, только положила голову на бок, повернувшись лицом ко мне, глядя в глаза пустым безучастным взглядом.

— Я... Я не знаю, как правильно выразить это… Но ты для меня… Ты больше, чем просто друг. Всё это время я старался убедить себя, что это ошибка... Но это неправда. Ты для меня важнее, чем я мог себе представить…

Я на мгновение остановился, восстанавливая сбившееся дыхание:

— Ты мне действительно нравишься, Мику. Очень. Я не могу не думать о тебе. Я не знаю, как правильно всё это сказать. Возможно, я действительно не тот, кто тебе нужен, но я хочу попробовать стать им…

На чердаке снова повисла тишина. Мику молча смотрела мне в глаза, изучающим, сосредоточенным взглядом, как будто обдумывая каждое моё слово. Пауза затягивалась, она прикрыла глаза:

— И это всё?

— Д-да…, — растерянно протянул я…

Мику молчала. Я тяжело поднялся с мешка, повернулся, сделал шаг к лестнице… Момент упущен, я сам, как всегда, всё испортил…

— Нет…, — прозвучало из-за спины, я остановился, оборачиваясь.

Она подняла голову с колен, садясь ровно, встала с матраса, выпрямилась, распахнула глаза, вспыхнувшие аквамариновыми искрами:

— Нет, это не всё…

Мику резко, в один прыжок, сократила расстояние между нами, встав напротив, едва не касаясь меня. Я инстинктивно подался было назад, но её руки, такие мягкие и нежные, уже скользнули на мою шею сзади. Прикосновение было тёплым, почти невесомым, на грани осязания, отчего по спине пробежала волна мурашек, заставляя меня чуть ссутулится вперед, судорожно вдохнуть… Она приблизила своё лицо на этом вдохе, её губы мягко коснулись моих...

Это было мгновение тихого, безмолвного взрыва восторга. Чувство, будто весь мир вокруг сжался в точку, оставив только нас двоих, оставив мне только её губы, её руки, её тёплое дыхание…

Мику отстранилась, её руки медленно скользнули от моей шеи к груди, на щеках проступил нежный румянец. Она, словно запоминая этот момент, медленно облизнула губы, прикусив нижнюю, и, мягко улыбнувшись, едва слышно прошептала:

— Вот, теперь всё...

Я протянул руку, обнимая Мику за талию, прижимая её к себе. Второй рукой провёл по её щеке, за ухом, пропуская его мочку между пальцев, остановил ладонь на подбородке сбоку, едва касаясь кожи кончиками пальцев:

— Нет…

Одновременно с этим, наклонился к ней, чтобы вновь почувствовать её губы. Мику, следуя за движением моей ладони, чуть наклонила голову. Её руки медленно, неуверенно, поднялись к моим щекам, а пальцы — такие лёгкие, едва заметно дрожащие — коснулись кожи…

Я закрыл глаза, позволяя ощущениям взять верх. Всё вокруг исчезло: был только этот момент, этот поцелуй, её мягкие губы, трепетные руки и то, как я тонул в этих чувствах, теряя связь с реальностью…

Насилу оторвавшись друг от друга, мы замерли, молча глядя в глаза друг другу, читая в них то, о чем говорить сейчас вслух было бы лишним.

Мику сделала пару неуверенных шагов назад и осторожно опустилась на матрас, скидывая туфли и подгибая под себя ноги. С бешено колотящимся сердцем, пытаясь восстановить дыхание, я осторожно присел на мешок напротив…

Она, медленно моргнув, вздохнула:

— Ну и baka ты Сеня…

— …

Она затараторила:

— Разве можно так поступать? С самого начала проявлял ко мне внимание, ухаживал, комплименты говорил, я прямо даже не знала куда мне деваться, мне никто никогда ничего подобного не говорил и не делал, а как только я решила ответить тебе взаимностью, ты испугался и целый день от меня бегал, да еще и говорил всякое, что я тебя не так поняла и так далее, а как же еще я должна была тебя понять? У меня таких ситуаций в жизни не было…

— Мику!, — она остановилась, вопросительно глядя на меня, — У меня тоже... давно... не было... таких ситуаций... Сейчас же все хорошо? Давай просто забудем это утро, этот день, как плохой сон…

— Да, — она быстро-быстро закивала, отчего хвосты волос взметнулись в воздух, разлетаясь по сторонам, медленно опадая вниз, — Давно?...

Надо срочно менять тему. Я оглядел чердак:

— А ты тут, я смотрю, часто прячешься?

Мику залилась румянцем:

— Ну… Не то чтобы часто, хотя да, достаточно часто. Я просто приходила сюда, на дебаркадер, хотела лодку взять, но у нее такие весла тяжелые, я бы не справилась. И разговаривала с лодочником, он сказал, что здесь только до шести вечера, а потом все закрывает и уходит. А я вечером любила сюда приходить, как-то раз пришла — смотрю лестница наверх, поднялась посмотрела, тут такой уголок уютный, можно спрятаться ото всех, посидеть, подумать… А как ты догадался меня тут искать?

— Ты говорила, что любишь бывать на дебаркадере…

— Понятно, — она мимолетно улыбнулась, — Я тут прибралась немного, подмела… А потом вожатая нас отправила на склад Славе помогать, там была проверка… перепись…

— Инвентаризация?, — подсказал я.

— Да, она. И нас с Алисой Ольга Дмитриевна отправила на помощь, а на складе были списанные матрасы, одеяла, подушки и постельное бельё. Я сразу подумала, что можно было бы тут, на чердаке, себе место устроить. Вот мы с Алисой из списанного себе и стащили. Я — матрас с одеялом и бельем, Алиса — пару одеял…

— Ей-то зачем? Под одним мерзнет?, — улыбнулся я.

— Она любит куда-то в лес ходить, сказала — чтобы на голой земле не лежать…

— Понятно… Так ты ночуешь здесь?

— Нуу… Несколько раз ночевала, тут красиво ночью…

— Погоди, а вожатая?

Мику хитро улыбнулась:

— А она не знает об этом месте. Никто не знает…, — она распахнула глаза и понизила голос, — Кроме тебя…

— А соседка твоя?

Она иногда тоже куда-то уходит после отбоя. Я её спрашивала, она сказала, что у неё есть её место, про которое она не хочет никому рассказывать. Я ей тоже не стала говорить про моё место…

Солнце окончательно село, на чердаке было уже практически ничего не видно. Я поднялся, протягивая Мику руку:

— Пойдем наружу? Тут темно совсем…

— Пойдём, — Мику приняла мою руку, поднимаясь с матраса, обула туфли.

— А если дождь?

— Пока мне везло, дождя не было, но если будет — всё промокнет, вон дырки какие.

Мику, в подтверждение своих слов, вытянула руку в направлении ближайшей прорехи в крыше. Мы подошли к окну, я взялся за лестницу, занося ногу через оконную раму.

— Стой!, — Мику потянула меня за рубашку.

— Что?, — оглянулся я.

— Я первой спущусь.

— Я лестницу придержать хотел, подстраховать…

— Сеня…, — Мику укоризненно посмотрела на меня, — Я же в юбке…

В памяти всплыл момент нашей первой встречи, я покраснел:

— Эээ… Да-да, проходи...

Спустившись, взглянул еще раз на распахнутое слуховое окно, повернулся к Мику:

— Куда пойдем, до отбоя вроде время есть еще?

Она вскинула руку с миниатюрными часиками на запястье, нажала на них — они засветились неярким зеленоватым светом:

— Можно просто пройтись, отбой уже скоро…

Я протянул Мику оттопыренный локоть:

— Идём…

Она, прижалась к руке всем телом, обнимая её обеими руками, я сбился с шага:

— Ммм… Мику, можно чуть посвободнее?

Она подняла голову, заглядывая мне в глаза, озорно улыбнулась:

— Ни…за…что…

Я отвернулся, стараясь отвлечься, успокоить реакции молодого организма, перевел взгляд на лодки, пришвартованные у мостков:

— А ты лодку хотела взять просто покататься?

— На остров сплавать хотела, там говорят земляника растёт, много…

— Может завтра и сплаваем?

— Завтра?, — Мику задумалась, — Да, но сразу после завтрака!

— Почему?

— После обеда будет репетиция прощального концерта, я буду занята.

— О! Я приду посмотреть.

Мику опять улыбнулась:

— Как будто у тебя есть другие варианты...

За разговорами мы подошли к её домику. Мику отпустила мою руку и сделала пару шагов вперед, разворачиваясь ко мне лицом, заложив руки за спину:

— Сенечка, спасибо тебе за прекрасный вечер!

— Да… Тебе спасибо…, — я сделал шаг к ней.

Мику отступила на шаг назад. Еще шаг — еще отступила. Я остановился, в недоумении глядя на неё. Она растянулась в улыбке, сверкая озорными глазами, подскочила ближе, поднялась на носочки, быстро чмокнула меня в щеку и, развернувшись, взбежала на крыльцо, распахивая дверь:

— Хорошего понемножку!, — показала язык, — Спокойной ночи, Сенечка!

Хлопнула дверь. Я только покачал головой, усмехнувшись, развернулся, направляясь в сторону своего домика.

На площади, меня окликнула вожатая:

— Персунов!

— Да, Ольга Дмитриевна?

— Вы где были с Хатсуне?

Мику была права, вожатая действительно не знает о дебаркадере…

— Гуляли по лагерю…

— Я в клуб заходила, там закрыто, кого из отряда не спрашивала — никто вас не видел после ужина…

— Да? Мы тоже, представляете, никого не встретили…

— Ла-а-адно, — протянула она и, наклонившись ко мне, добавила, — Но помни, я слежу за тобой…

— Конечно-конечно, — елейным голосом сказал я, — Быть примером для младших отрядов, я помню.

Она смерила меня неодобрительным взглядом:

— Иди в домик, скоро отбой…

— Спокойной ночи…

Умываясь, услышав горн, дающий сигнал к отбою, вернулся к себе и завалился на кровать, заложив руки за голову. Сердце колотилось, улыбка не сходила с лица… Я вспоминал сегодняшний вечер… Мику… Я прикрыл глаза… Похоже это самый лучший вечер за последние годы… А завтра… Завтра будет новый день, непохожий на сегодняшний, непохожий на вчерашний… Лодка… Остров… Репетиция прощального концерта…

Улыбку словно стерло с моего лица. Репетиция прощального концерта…

Прощального…

Смена заканчивается…

Я открыл глаза и сел на кровати. Два дня! Всего два дня! Пятница, суббота и… Всё закончится?...

Я рухнул обратно на подушку, глядя в потолок, в голове билась одна паническая мысль: “Всё закончится”… Я закрыл глаза, пытаясь успокоиться, долго ворочался на кровати и не заметил, как провалился в сон…

* * *

Okubyoumono — трус.

Мне снился сон.

Я вновь стою перед воротами лагеря. Напротив меня — Юля, улыбается, щурит глаза, вновь переливающиеся цветами. Она потянулась, привстав на носки:

— Привет, Семён! Как дела?

— Привет… Ты же и сама всё знаешь, зачем спрашиваешь?

— Я не любительница в мыслях чьих-то постоянно лазать, — она хихикнула, — Больше люблю со стороны посматривать, что ты делаешь…

— Вы с Женей не сёстры? Тоже любительница со стороны смотреть…

Юля рассмеялась, вприпрыжку обошла меня, усаживаясь на давешние качели:

— Нет, не сестры… Так как дела?

Не дожидаясь приглашения, я сел рядом, развалившись:

— Почти хорошо…

— Почти?, — она взмахнула хвостом и, поймав его руками, принялась поглаживать.

— Через 2 дня всё закончится…

— Мррр… Всё когда-нибудь заканчивается…

Это слишком быстро…

— Опять ты за своё, — она дёрнула ушами и отпустила хвост, — Семён, всё рано или поздно закончится…

Взгляд Юли словно остекленел, голос похолодел, она перешла на шипящий полушёпот, от которого мороз продрал по коже:

— Всё закончится… Не всегда так, как ты ожидал, не всегда в тот момент, на который ты надеялся… Ты можешь сделать что-то, только пока твоё время не истекло, после этого, тебе останется лишь сожаление…

Я поёжился, поведя плечами:

— Не нагоняй жути…

Она тряхнула головой, улыбнулась, продолжая своим обычным голосом:

— Серьезно, Семён, будь у тебя хоть тысяча лет, ты же будешь до последнего сомневаться…

— Да, потому что я всё еще не верю в реальность происходящего…

— Ммм? Что есть реальность, в твоём понимании?

— Реальность?, — я задумался, Юля же прильнула ко мне, искоса глядя в глаза, снизу вверх.

Я непроизвольно почесал ей за ушком рукой, лежавшей на спинке скамейки, она мурлыкнула и потерлась щекой о моё плечо.

— Реальность… Сложно так сразу сказать… То что я вижу, слышу, чувствую, о чём знаю…

— И что, именно здесь, тебя смущает?

— Разница с моим миром…

— То, что окружающая тебя реальность отличается от твоих воспоминаний, не значит, что мир не реальный.

— Это всё — как сон, где нет никаких правил…

— Правил? Ты думаешь, реальность — это только то, что следует твоим правилам?

— Хотя бы имеет смысл… Я знаю, по каким правилам существует мой мир. Здесь всё... слишком странное… Взять ну хотя бы… Тебя! Кошкодевочка?! Этого не может быть в реальности… Это какая-то иллюзия, галлюцинация, бред. Как я могу быть уверен, что это реально?

Юля хихикнула, потеревшись щекой о плечо и и провела кончиком хвоста по моей щеке:

— Иллюзия? А что, по-твоему, не иллюзия? Даже если это была бы иллюзия, ты ведь всё равно её проживаешь. Я ведь реальная? Ты меня видишь, слышишь, помнишь, можешь даже потрогать… Разве это не доказательство того, что ты живёшь в этом мире, прямо здесь и сейчас?

Я положил всю ладонь ей на макушку, неосознанно поглаживая, захватывая пальцами уши. Она замурчала, хихикнула, прильнула еще сильнее, я вздохнул:

— Я не знаю... Может быть, всё это — просто сбой моего сознания. Может быть, всё это — настоящее…

— Юля взяла мою свободную руку в свои ладони, поглаживая пальцы:

— Ты здесь. Этот мир реален, потому что ты в нём. Да, он другой, но это не делает его менее настоящим. Реальность — это не то, что тебе знакомо, а то, что ты проживаешь сейчас…

— Я же ничего не знаю про этот мир…

— Ты ничего не знал и о своём мире, когда только родился. Ты учился, познавал его, день за днём. Реальность — это не знание всех ответов. Это процесс. Она строится каждый день, из того, что мы переживаем, из того, что мы чувствуем. И ты, — она прижала мою ладонь к своей щеке, — Часть этой реальности, даже если она тебе кажется чужой. Сомневаться — это нормально. Все сомневаются, особенно в том, чего не понимают. Но иногда реальность нужно просто почувствовать, а не объяснить. И тогда…, — она убрала мою ладонь от своей щеки и подняла голову, встречаясь со мной взглядом, — Этот мир станет реальным для тебя, как стал для меня…

Мы молчали, я смотрел на ворота лагеря, продолжая поглаживать Юлю по голове, вздохнул:

— И всё-таки, всего два дня и ноль понимания, что делать…

— Дети, поменяйте один из множителей, чтобы произведение не равнялось нулю…, — Юля хихикнула.

Я только фыркнул, садясь ровно и скрещивая руки на груди. Она расхохоталась, щекоча мне нос кончиком хвоста. Я попытался поймать его, убрать от лица, но Юля хватала меня за руки, мешая, хохоча. Я зажмурился, чувствуя подступающий чих:

— Аааапчхи!!!

От чиха, дёрнулся вперед, просыпаясь, садясь на кровати. В этот же момент, заиграл будильник. Я хлопнул по кнопке и поднялся, одеваясь и направляясь к умывальникам.

Сегодня было явно теплее, чем в предыдущие дни — никакого тумана, никакой росы на траве, только утренний свежий воздух. На перекрёстке, я встретился с рыжими:

— Доброе…

— Привет, Сёмка!, — Ульяна, не смотря на столь раннее время, была бодра. Алиса же, только сонно кивнула.

Умывшись и предотвратив очередную попытку Ульяны налить мне воды за шиворот, я закинул вещи в домик и направился на спортплощадку. Из домика рыжих, с треском распахнув дверь, вылетела Ульяна и крикнув: “Сёмка, догоняй!”, умчалась в сторону площади.

Алиса, зевая, закрыла дверь и спустилась с крыльца, пойдя рядом:

— Вас вчера вечером вожатая искала по всему лагерю. Спрашивала не знаю ли я, где вы с Мику?

— Да, я её встретил перед отбоем, она говорила…

— Не нашла значит… А где вы были?

Я посмотрел на Двачевскую — она глядела в сторону с подчеркнуто незаинтересованным видом.

— Я не могу сказать…

Алиса на мгновение сбилась с шага, но тут же вновь выпрямилась, повернулась ко мне, и, натянуто улыбаясь, чересчур бодро сказала:

— Ну и ладно… Бывай!

Она ускорилась, уходя вперёд, мне оставалось только проводить её взглядом…

На спортплощадке, я покрутил головой, ища Мику. Не увидев, занял место в задних рядах, уставился в одну точку, задумываясь: Два дня… Всё закончится через два дня…

— Ты опять?!

Я сфокусировал взгляд на говорившей — Мику, скрестив на груди руки, постукивая носком кроссовка по земле, прищурилась, глядя мне в глаза.

Я улыбнулся:

— Доброе утро! Я просто задумался…

Она, с подозрением во взгляде, смотрела на меня ещё несколько секунд, потом улыбнулась:

— Верю, — и развернулась лицом в сторону площади. Физрук дал свисток, призывая внимание, и Славяна, поприветствовав всех, начала первое упражнение...

Закончив с зарядкой и переодевшись, я вышел на площадь, занимая место в шеренге.

Пришла Славя, встала рядом, наклонилась ко мне, говоря вполголоса:

— Вас с Мику вчера вожатая искала по всему лагерю, даже меня на поиски отправила…

— Тебя?

— Да, Ольга Дмитриевна была очень недовольна, что не знает, где вы и чем занимаетесь… А где вы были?

— Я повернулся к Славе:

— Это тебе интересно или Ольге Дмитриевне?

Славя потупилась, порозовела:

— Она… просила узнать…

— И ты согласилась?

Славя поникла:

— Я… не могу… Я же… помощница вожатой…

— В домике у неё, под кроватью прятались, так и передай…, — я отвернулся, давая понять, что разговор закончен.

Началась линейка. После переклички, пока Ольга произносила вдохновенные речи, я, как обычно не слушая её, размышлял о своём: Что ещё я в себе не изменил? И что изменил? Как понять, справился я или нет?

Вокруг послышалось перешёптывание пионеров, я прислушался к тому, что говорила вожатая:

— …ставший доброй традицией. Поэтому, сегодня вечером, после ужина, все отряды собираются на площади и мы организованно отправляемся на костровую поляну…

Ольга, проговорив ещё несколько минут, вскинула руку в пионерском приветствии:

— Будь готов!

— Всегда готов!, — хором ответил строй.

— Вольно! Разойтись…

Развернувшись в сторону столовой, я глазами нашёл Мику, поравнялся с ней:

— Сегодня костёр?

— Да, это традиция на закрытие смены.

— Смена же только в воскресение закончится? А сегодня пятница…

— Завтра будет концерт, вечером дискотека, в воскресенье — торжественная линейка и отъезд…

— Торжественная линейка?

— Не знаю, мне Славя так сказала, вроде будут вручать грамоты отличившимся, директор лагеря выступит с речью…

— Кстати о Славе… В общем, нас вчера искала вожатая по всему лагерю, Славю отправляла на поиски, а сегодня подослала узнать, где мы были…

— Да, мне Лена вчера вечером тоже сказала, что вожатая нас искала и тоже выпытывала, где мы были…

— А ты?

Мику улыбнулась, наклонив голову:

— Сказала, что мы были на моём месте…

Мы поднялись на крыльцо столовой, я придержал дверь, пропуская Мику вперёд. Получив свои порции, и оглядевшись — место за колонной было свободно, направились к нему.

— Итадакимас!

— Спасибо Сеня, и тебе, — Мику размешивала начавший таять кусочек сливочного масла, положенный на геркулесовую кашу, — Так, после обеда будет репетиция концерта, не думай даже куда-нибудь сбежать, а до обеда…

Я резко вскинул руку приложив указательный палец к губам и, наклонившись назад, выглянул из-за колонны. Прижавшись к ней спиной, там стояла вожатая, явно подслушивая, делая вид, что осматривает столовую. Она повернула голову, встретившись со мной взглядом:

— Приятного аппетита Семён!, — на её лице не дрогнул ни один мускул.

— Спасибо, Ольга Дмитриевна, а вы что не кушаете, остынет же всё?, — я, как можно шире, улыбнулся.

— Я успею…, — она вышла из-за колонны, — Хатсуне, после обеда репетиция, ты помнишь?

— Да, Ольга Дмитриевна, как раз Семёну об этом говорила…

— Что вы собираетесь до обеда делать?

Я улыбнулся вожатой:

— Клубная деятельность, я же записан в музыкальный клуб…

Она прищурилась:

— Я проверю…

— Ольга Дмитриевна, — сбоку подошла Славяна, — Вас в администрацию вызывают, к 9:00, на собрание…

Ольга повернулась к Славе:

— Хорошо, спасибо, — отходя, взяла её под локоток и наклонившись, что-то говорила на ухо. Я наклонился к Мику:

— Давай все обсудим на улице, здесь слишком много лишних ушей…

Закончив с завтраком, вышли на крыльцо, спустились и неспешно направились в сторону площади. Нас обогнала вожатая, оглянулась, но ничего не сказала. Мику пересекла площадь в сторону ворот, свернув на тропинку к клубу.

— Мику, а ты куда идёшь?

— Как куда? В музклуб, конечно.

— Подожди, мы же собирались на лодке покататься?

— Конечно-конечно, Сенечка, я не собираюсь отменять наше свидание, нам только нужно зайти в клуб и в домик…

— Свидание?!

Мику повернулась ко мне, невинно захлопала глазами, расплываясь в улыбке:

— А как еще ты можешь назвать время, которое молодой человек с девушкой проводят наедине?

Я покраснел:

— Да я… Как-то… Не думал…

Мику поднялась на веранду клуба, повернула ключ в замке и обернувшись, подмигнув, сказала, выделяя каждое слово:

— А вот и зря…

Войдя, она скрылась в кладовке, чем-то там грохоча, я же присел на откидное кресло. Спустя пару минут, Мику вышла, присела за рояль, положив подбородок на сцепленные руки, опершись локтями на крышку, уставилась на часы, висящие на стене. Я тоже взглянул на часы, поёрзал и спросил:

— Мику, мы чего-то ждём?

— Кого-то…, — она наклонила голову, посмотрев на меня.

— Кого?

Дверь открылась. В комнату вошла Славя. Мику улыбнулась и многозначительно дернув бровями, словно говоря “вот видишь”, повернулась к вошедшей:

— Да, Славечка?

Мику, Ольга Дмитриевна попросила ещё раз напомнить, что после обеда репетиция, чтобы ты приготовила всё необходимое…

— Спасибо, я помню, — Мику повернулась на табуретке и встала, — Что-то ещё?

— Нет, я пойду…

За Славей закрылась дверь, Мику выглянула в окно, провожая её взглядом, прошептала:

— Konkai wa arimasen…, — и повернувшись ко мне, нормальным голосом добавила, — Мы можем идти!

— Это что сейчас было?, — мы вышли из клуба.

Она, взяв меня за руку, потащила куда-то в сторону от дорожки, огибая клуб:

— Что-что…, — Мику нырнула в просвет между кустов, на едва видневшуюся тропинку, — Ольгу Дмитриевну в администрацию вызвали, она Славяну отправила, проверить, где мы…

— С чего ты решила, что Славя сразу же придет проверять?

— А ты думаешь ей очень хочется за нами следить? Ты не думай, что ей очень хотелось и с утра у тебя выспрашивать, где мы были, и сейчас за нами следить. Она просто такая… Безотказная…

— В смысле безотказная?

— Ну она со взрослыми спорить не может, тем более с вожатой, это же её начальница.

— Понятно, не умеет говорить “нет”...

— Да… А так, она поручение выполнила, и уже или к себе на склад ушла, или купаться, постоянно там торчит, когда не занята..., — мы снова нырнули в кусты, выходя прямо к её домику.

— Тут короткий путь есть?, — я оглядывался, — А я вчера, пока тебя искал, вокруг через площадь ходил.

— Есть, — Мику осторожно шагнула на крыльцо и, задержав дыхание, потянула за ручку двери. Выдохнула, — Отлично, Лены нет...

Достав связку ключей, отперла дверь и зашла внутрь. Я попереминался с ноги на ногу и осторожно постучал:

— Мне заходить?

— Нет! Я же переодеваюсь!

— Извини, — я отступил на шаг.

— Ты только на дорожке не маячь, пока тебя кто-нибудь не увидел.

Я отошел за угол домика. Переодевается? Она же в форме была… Хлопнула дверь, я высунулся из-за домика.

— Ты готов?

— Да…, — я оглядел Мику, — А ты во что переодевалась? Вроде же в форме и была?

— Сеня…, — она укоризненно посмотрела на меня, — Ты вот сразу в плавках пришёл, потому что один живёшь, а я не смогла с утра купальник надеть — Лена была в домике, она бы поняла, куда мы собираемся…

— В плавках? Купальник?

— Сеня!, — она топнула ножкой, — Мы же поплывём на остров, там можно искупаться… Или ты не будешь плавать?

— Буду-буду… Надо и ко мне заскочить…, — я повернулся в сторону площади, сделал шаг по дорожке.

— Куда?!, — Мику схватила меня за руку, разворачивая, — Тут быстрее будет и через площадь идти не надо, или ты забыл, что мы тайком сбегаем?

— Веди!

Добравшись без приключений, до моего домика, я, переодевшись, вышел к Мику, ожидавшей снаружи. Она осмотрелась вокруг:

— Как нам теперь лучше идти?

Я прикинул в голове карту лагеря:

— Давай по дорожке в сторону площади, найдём какой-нибудь проход в кустах, и дальше по берегу…

Еле заметный проход обнаружился напротив домика рыжих, мы свернули в него. За кустами была небольшая полянка, с бревном в роли скамейки, судя по вытоптанной траве, пользующаяся популярностью. Мы вышли к реке, впереди уже был виден дебаркадер. Быстро пройдя, следом за Мику, по скрипучим мосткам, я притормозил, пропуская её внутрь, и бросил взгляд на пляж. Купался какой-то из младших отрядов, физрук разговаривал с Виолой, развалившись на песочке, в отдалении, у дерева сидела с книжкой Женя. Она подняла голову, взглянув, как мне показалась, прямо на меня, я быстро заскочил внутрь.

Довольно просторное помещение, большую часть которого занимали ряды деревянных лавок, расположенных по правую руку, напоминающих что-то вроде зала ожидания на вокзале. У противоположной стены, горкой сложены несколько вёсел, рядом с ними, стопкой, несколько красно-белых спасательных кругов. По левую руку, отгороженный от остального помещения деревянной реечной загородкой, стоял стол, покрытый клетчатой, кое-где порванной клеенкой. На столе — исходящая паром эмалированная железная кружка с торчащей из неё ложкой, рядом насыпана гора семечек. На краю — большая связка ключей. Ближе к стене — радиоприемник, из которого, сквозь свист и помехи, слышалась мелодия.

За столом, на табурете, сидел дедок, лет 70, с аккуратной бородкой, одетый в тельняшку с закатанными рукавами, свободные черные штаны и поношенную черную фуражку, держа в руке кулёк, свернутый из газеты.

— …хотела взять, но вёсла слишком тяжёлые. А вот Сеня, — Мику обернувшись на секунду, показала на меня, — Он в понедельник приехал, я думаю он справится с вёслами… Так что можно нам лодку?

— Здравствуйте, — поздоровался я.

Дедок посмотрел на меня, пожевал губами и, подняв кулек ближе ко рту, сплюнул в него шелуху от семечек:

— Тьфу! Здорово, пионер!, — он повернулся к Мику, — А чего ж не дать-то, лодки-то, эт самое, для того и нужны, чтоб на них кататься-то…

Положил кулек на стол, поднялся, отряхивая ладони о штаны, и протянул руку мне:

— Вениамин Селестыч…

— Семён.

Подхватив со стола связку ключей, запихнул её в карман и оглянулся:

— Так, эт самое, пионер! Вона там, — он ткнул пальцем в сторону горки вёсел, — два весла-то возьми, только, эт самое, смотри чтобы они одинаковые были. А то грести-то, эт самое, неудобно будет…

Сам он взял из стопки верхний спасательный круг, на котором, едва виднелись полустёртые буквы “MARIA”, повесил его на плечо и пошёл к выходу. Мы с Мику переглянулись, я пожал плечами, вытащил 2 первых попавшихся весла, поставил рядом, примеряя, вроде одинаковые… Взяв весла под мышку, кивком поблагодарил Мику, придерживающую дверь, и вышел наружу.

Лодочник у одной из лодок, открыв замок, вытягивал цепь, которой была пристёгнута лодка:

— Так! Круг я вам, эт самое, дал, вёсла-то вы взяли, так…, — он почесал в затылке, — Так вроде-то и всё… А! Я в шесть, эт самое, ухожу, так что если вы позже, то вёсла и круг-то в лодке оставьте! А лодку, пионер, ты, эт самое, цепочкой-то прикрепи, да веслом хвост цепочки прижми, она никуда и не денется!

— Спасибо, — я перелез в лодку, принял от лодочника вёсла, вставил их в уключины и подал руку Мику.

— Спасибо, — она перешла в корму лодки, села на банку, кивнула лодочнику, — Мы до обеда лодку вернём…

Лодочник только помахал рукой, разворачиваясь, и поковылял к зданию дебаркадера.

Я оттолкнулся от пирса, садясь на центральную банку и раскладывая вёсла:

— К какому острову плывём?

— К правому…

Налегая на весла, периодически оборачиваясь, чтобы свериться с направлением, я посмотрел на Мику. Она полулежала на задней банке, вытянув ноги в сторону, свесив ладошку за борт, прищуривая то один глаз, то другой, от солнечных зайчиков, отблескивающих от поверхности. Повернула голову, посмотрев на меня, улыбнулась:

— Водичка тёплая уже, не зря переодевались…

— Ага…, — я обернулся, подгребая вёслами, огибая остров, — Наверное…

— Ты куда плывёшь?, — Мику выпрямилась на банке, приложив ладошку к глазам, — Остров прямо.

— Ты хочешь, чтобы нас с берега было видно? Я хочу лодку за остров спрятать…

Мику покивала и снова развалилась на банке, глядя на воду:

— Как скажешь…, — протянула она, водя пальцем по воде, будто рисуя что-то, — Ты заметил, здесь так спокойно, размеренно, время словно идёт по другому, не как в городе? Как будто здесь свой мир, отличающийся от обычного, за пределами лагеря…

— Да уж, и правда, будто другой мир…, — пробормотал я, стараясь сохранять ритм гребли...

Мы обогнули остров, поросший кустарником и соснами, нашему взгляду открылся песчаный пляж. Я подгрёб, разворачивая лодку, и налёг на вёсла, дожидаясь характерного тычка в берег. Сложил вёсла, разулся, встал, шагая через борт. Схватил лодку за нос, вытаскивая подальше на берег, протянул руку Мику:

— Прошу на берег, весь остров в нашем распоряжении…

Она приняла руку и спрыгнула с лодки на песок, встав передо мной, прикрыв глаза и улыбнувшись:

— С чего начнём?

Я огляделся:

— Подожди минутку!

— Сеня?...

Я направился к замеченной мной большой поляне, настоящему цветочному царству. Помимо привычных ромашек, росли цветы, названия которых мне были неизвестны: Рыжие цветы, словно язычки пламени на траве, колебались от лёгкого ветерка. Рядом с ними — высокие, стройные, жёлтые цветы, похожие на крошечные светильники. Ближе к краям поляны — алые брызги красных цветов, словно капли крови. В центре — фиолетовые, округлые, словно покрытые лёгким бархатистым налётом. В полутени от сосен — продолговатые каскады синих соцветий. Я остановился, раздумывая, какие цветы сорвать.

Хотелось набрать всех сразу, но, поразмыслив, остановил свой выбор на последних, подходя к ним, рассматривая повнимательнее. От насыщенно-синего до лилового, от глубокого индиго до светло-голубого цвета, местами разбавленного белыми прожилками или крапинками, они казались яркими мазками краски на тёмно-зелёном фоне травы и кустов. Нарвав достаточно большую охапку, пошёл обратно.

Слегка нервничая, но стараясь выглядеть уверенно, протянул Мику букет:

— Я тут подумал, у нас, вроде как, свидание, а я без цветов… Держи…

На щеках Мику проступил румянец:

— Романтик, значит?, — она улыбнулась, принимая букет, вдыхая аромат, — Сенечка, а ты знал, что это мои цветы?

— Твои?

— Ты знаешь, — она двинулась вглубь острова, — У нас есть соответствие дню рождения определенных цветов, камней…

— Как гороскоп?

— Да… И вот, моему дню рождения соответствует дельфиниум…

Я ткнул пальцем в букет:

— Это — дельфиниум?

— Да, — Мику хихикнула и прижала к себе букет, — А ты знаешь, когда у меня день рождения?

— Эээ… Нет…

— 31 августа… А когда, кстати, у тебя день рождения? Ты мне вообще про себя ничего не рассказываешь…

— 27 декабря…

— Получается... ты мой кохай?, — Мику улыбнулась.

— Да, Мику-сама, — я сложил руки по швам и чуть поклонился.

— Сеня, — расхохоталась она, — А расскажи что-нибудь про себя?

— Про меня? Что именно?

Мы вышли на очередную полянку. Алые точки спелых ягод земляники застилали её почти полностью. Я наклонился, срывая ягодку и почувствовал сладкий, чуть терпкий аромат спелой земляники, наполняющий воздух. Земляника, казалось, таяла в пальцах. Стоило только забросить её в рот, как сок растёкся по языку. Сладкий глубокий вкус, с тонкой горчинкой, терпкое покалывание на языке…

Разговор прервался на несколько минут. Наевшись, мы сели на краю поляны, лениво пощипывая по одной-две ягодки. Мику повернулась ко мне:

— Сень, расскажи, как ты дома живешь?

— Дома?, — я задумался и промямлил, — Да, живу… как все.

— Очень информативно… Я тебе столько всего про себя рассказала, а ты?

— Просто… не знаю, что рассказать. Спроси про что-нибудь конкретное…

— Хорошо, — она улыбнулась, — Например, чем ты увлекаешься?

— Да… ничем особенным. Так, дома сижу, никуда особо не хожу.

— Как это никуда не ходишь? А в школу?

— Нуу…, — я замялся.

— А с друзьями встретиться?

— У меня их нет…, — я отвел взгляд, стараясь не встречаться с ней глазами.

— В смысле? Почему нет?

Я поднял голову, глядя в небо, прикрыл глаза:

— Мику, пожалуйста… Сейчас я не могу рассказать всё…

— Сейчас? А когда сможешь?

— Когда буду готов... Если буду… Если смогу справиться с тем, что у меня внутри... Я правда стараюсь измениться... Но! Помощь мне не нужна, я должен справиться с этим сам…

— Как скажешь… Хотя иногда хочется, чтобы кто-то тебя подбодрил…

— Мику, давай сменим тему, у нас же… свидание?

Она кивнула, добавив слегка обиженным тоном:

— Хорошо… если не хочешь говорить сейчас, я не буду настаивать…

Я тяжело вздохнул, чувствуя нарастающее напряжение:

— Мику... Ты важна для меня… И я боюсь, что если скажу больше сейчас, то всё может пойти не так…

Она прищурилась и, наклонив голову, мягко спросила:

— Важна? Почему?

Я замер. Сердце забилось быстрее, стало вдруг трудно подобрать слова:

— Потому что с тобой я… другой. Ты делаешь меня лучше… Я знаю, что ещё не совсем справился с тем, что внутри, но рядом с тобой это становится не так сложно. Ты… ты для меня важна. Очень, — я посмотрел ей прямо в глаза, — С тех пор, как я встретил тебя, я чувствую себя... иначе.

Она замешкалась, прикусила губу, затем улыбнулась чуть смущённо:

— Я даже не знаю, что сказать…, — Мику слегка покраснела, её взгляд на мгновение метнулся вниз, к земле, она тихо добавила, — Ты мне тоже… важен…

Повисло неловкое молчание, мы отвернулись, глядя в разные стороны, отчаянно косясь друг на друга. Я первым нарушил тишину, вставая:

— Кхм… Это… Может купаться?...

— Да, давай!, — Мику приняла поданную мной руку, вставая с травы, поднимая букет.

Мы направились в сторону берега, на выходе с земляничной поляны, я заметил прямо под ногами кустик земляники, с несколькими ягодами, остановился, наклонился к земле, и сорвал одну из них. Идеальная ягодка — крупная, яркая, сочная, аппетитно блестящая на солнце, сладкая, даже на вид. Мику остановилась рядом, глядя на землянику в моих руках. Я повертел её в пальцах:

— Хочешь?

Мику кивнула и, посмотрев на букет в руках, приоткрыла рот. Я улыбнулся, в голове промелькнула шальная мысль. Сделал шаг, подходя к ней поближе, протянул ягодку и, в последний момент, убрав руку, засунул землянику себе в рот. Мику распахнула глаза, полные недоумения и обиды:

— Сеня?!

Я, ухмыльнувшись, взял ладонями её за щеки, притягивая к себе, впиваясь поцелуем в губы. Держа ягодку на языке, передал её Мику. Она судорожно вдохнула, взгляд сменился на изумление. Я нажал языком, раздавливая земляничину, чувствуя, как сладость, взрывается на языке, чувствуя, как Мику дёрнулась, видя, как расфокусируется её взгляд… Наш поцелуй длился долго, никто не спешил отрываться друг от друга. Наконец, мы немного отстранились, её щеки пылали, глаза сияли аквамариновыми искрами...

— Сенечка, ты…, — прошептала она, гулко сглотнув, — Бака!

Я улыбнулся, чувствуя, как тепло разливается по всему телу:

— Мне захотелось поделиться с тобой чем-то сладким…

— Ты!, — она, растянувшись в улыбке, шуточно замахиваясь на меня букетом.

Я захохотал и рванул к реке. Выбегая на берег, оглянулся — Мику бежала следом, размахивая букетом над головой. Я на ходу развязал галстук, расстегнул рубашку, притормозил, скидывая шорты с остальной одеждой в кучку, забежал в воду и нырнул, наслаждаясь тем самым ощущением невесомости. Вынырнул, развернулся к берегу, чуть подгрёб обратно, вставая на дно.

Как водичка?!, — Крикнула Мику с берега, аккуратно положив букет на землю, развязывая галстук.

Отлично, тёплая!

Мику кивнула, улыбнулась и, глядя на меня, начала расстёгивать рубашку, медленно, пуговку за пуговкой. Я замер, не в силах отвести взгляд. Она потянула рубашку с плеч, скинула туфельки и, выпрямившись, расстегнула юбку, шевельнула бёдрами, юбка соскользнула вниз. Я забыл, как дышать… Мику переступила через неё, присела подбирая и складывая к рубашке, села на песок, боком ко мне, подмигнула, вытянула ногу, чуть подняв и согнув её, начала скатывать чулок…

Я отвернулся, сжав зубы, глубоко втягивая носом воздух. Спокойно Семен… просто спокойно… Из-за спины послышался плеск воды и приближающееся хихиканье:

— Сенечка, а что ты там высматриваешь?, — я оглянулся, Мику подплывала ко мне.

— Просто… смотрю…, — сердце заколотилось быстрее, я оттолкнулся ото дна, отплывая от неё.

— Ты куда? Подожди!

— Вот уж фиг…

Я перешёл на кроль, стараясь оторваться, она же хохоча, преследовала меня, не отставая. Силы кончились, я подплыл к берегу и, нащупав ногами дно, встал, оказавшись в воде по грудь. Не успел перевести дыхание, как две ладошки опустились мне на плечи с лёгким шлепком. Мику, смеясь, подтянулась на моих плечах и обвила меня руками за шею, повиснув на мне, плотно прижимаясь всем телом, обвивая ещё и ногами. По спине прокатилась тёплая волна мурашек, я непроизвольно выгнулся, запрокидывая голову. Шею и ухо обожгло горячим дыханием, она зашептала, едва касаясь моей кожи губами, каждым касанием заставляя меня вздрагивать:

— Покатай меня, Сенечка…

Я повернул голову:

— Как пока…

Она бесцеремонно перебила меня поцелуем. Разжав ноги, отпуская мои бёдра, мягко скользнула вперёд, оказываясь прямо напротив. Не разрывая поцелуй, прижалась, легонько толкая меня в грудь. Я, не успев понять, что происходит, завалился на спину, уходя под воду… Всё стало словно замедленным, вязким, пропали все звуки, кроме глухих ударов сердца, неуклонно увеличивающего ритм. Она легко оттолкнулась от меня, разрывая поцелуй, я открыл глаза… Мику снова парила передо мной, с лёгкой улыбкой, её волосы, расплывались вокруг, окутанные лёгким сиянием солнечного света пробивающегося через толщу воды, глаза сверкнули аквамарином… Она сделала гребок, всплывая к поверхности, я последовал за ней...

Выйдя на берег, завалился на песок, ложась на живот, положив голову на руки, лицом к присевшей рядом Мику. Она набрала в кулак песка и сосредоточенно сыпала мне его на спину:

— Какие планы после лагеря?

— Ммм?, — я прикрыл глаза, — Пока не думал…

— А у меня каникулы будут, да и в Криптоне до осени перерыв…

— Мгм…, — меня разморило на солнце.

— Сеня, ты что, спишь?, — она толкнула меня в бок.

— Нене… Я это… я слушаю, — язык начал заплетаться.

— У меня будут каникулы, я могу или уехать в Японию, или остаться погостить у бабушки, здесь в СССР…

— Ага... Да... Бабушки…, — меня клонило в сон, звуки расплывались, голос Мику становился неразборчивым, убаюкивающим…

— Ты не хочешь со мной… погулять... после лагеря?

— Да-да… А она что?..., — пробормотал я. Бороться со сном становилось всё труднее, я непроизвольно зевнул.

По лбу прилетел щелбан:

— Ай!, — я открыл глаза, и потёрся лбом о сложенные руки, — Ты чего дерёшься?!

— Сеня! Я с тобой разговариваю, ты делаешь вид, что слушаешь, хмыкаешь, поддакиваешь, а сам спишь, как будто… мы женаты уже лет 20!

— Что?!, — я окончательно проснулся, поднимая голову, глядя на Мику.

Она рассмеялась:

— У меня папа с мамой так частенько разговаривает, она его спрашивает о чём-то, а он, вот точь-в-точь как ты себя ведёт…

— Что-то меня разморило… Так о чём ты?

— Я говорю, могу остаться в Союзе, до… середины августа наверное…

— Ага…, — я кивнул головой, — Бабушка-то где живёт? Ну останешься ты у бабушки, на другом конце страны, и что толку?

— В Александровке…

— Это вообще где?

— В * * *

ской области…

— О! Так это же вроде недалеко от меня…, — я повернулся на бок, — А эта Александровка, она далеко от города?

— Я не знаю, мы часа 3 наверное в прошлый раз ехали…

— Я бы с удовольствием с тобой погулял, экскурсию бы по городу провел…, — я вздохнул, добавляя про себя “Вот только получится ли?…”.

Сенечка…, — она хитро улыбнулась, — Я бы и так осталась, папа с мамой приедут меня встречать после смены, потом мы все вместе поедем к бабушке, её навестить, но раз ты так настаиваешь, я конечно не могу тебе отказать…, — она расхохоталась.

— Вот ты…, — я улыбнулся, протягивая руку и играючи ткнул её пальцем под рёбра.

— Хихихи, Сеня!, — она тут же изогнулась, отстраняясь, — Не щекочи меня, я боюсь щекотки…

— Ооо!, — азартно протянул я, садясь и протягивая обе руки…

Она дёрнулась было отскочить в сторону, но мои пальцы уже заскользили по её рёбрам, вызывая заливистый смех. Мику, взвизгивая от каждого нового прикосновения, пыталась отбиться, её руки метались, щекоча меня в ответ. Мы перекатывались по песку, разбрасывая его вокруг и заливаясь смехом, не желая уступать друг другу, пока внезапно не оказалось, что я лежу на спине, а Мику, запыхавшаяся, раскрасневшаяся, довольная, с беспорядочно разметавшимися волосами, лежит на мне сверху, прижимая мои руки к песку…

— Сдаёшься?, — спросила она, наклонившись ближе, так что её лицо оказалось всего в нескольких сантиметрах от моего.

Голос звучал тихо, игривым шёпотом, её взгляд… в нём появилось что-то другое, манящее, неуловимое… Её пальцы всё ещё удерживали мои руки, но теперь это прикосновение стало мягче, нежнее. Взгляды встретились, задержавшись чуть дольше, чем следовало… Дыхание стало сбивчивым, только теперь не от смеха, а от её близости… Я поднял голову, целуя её, опускаясь обратно на песок:

— Сдаюсь…

Она отпустила мои руки, опустилась чуть ниже, устраиваясь поудобнее, положив голову мне на грудь, начала водить по ней пальчиком, рисуя какие-то замысловатые узоры, я закрыл глаза, вздрагивая от каждого прикосновения, погружаясь в приятные ощущения, теряя связь с реальностью…

— У тебя так сердце бьётся…, — прошептала она, спустя минуту, приподнимаясь и целуя то место, где только что была её голова.

Меня словно током ударило, подбрасывая с земли. Я сел, взяв Мику за плечи, перевернулся, опуская её на песок, оказываясь сверху. Опёрся на руки, нависая над ней, пытаясь сфокусировать взгляд — в глазах всё плыло. Мику, лежащая передо мной, опустила руки, раскинув их в стороны, прикрыла подрагивающие веки и разомкнула губы, выдохнув, едва подавшись навстречу. Я медленно наклонился, касаясь губами её губ, её щек, спустился ниже, целуя в шею. Она повернула голову, подаваясь вперед, открываясь ласкам. Задышала глубже... От шеи к плечу, оставляя дорожку поцелуев, возвращаясь обратно. Чувства и ощущения обострились. В голове было пусто, лишь где-то, на задворках сознания назойливо мельтешила какая-то несформировавшаяся мысль, не давая покоя…

Я перенёс вес на одну руку, протягивая вторую к её шее. Едва касаясь кончиками пальцев, провёл от шеи вниз, сбоку по рёбрам, к выступающей косточке на талии, огладил её, перемещая ладонь на живот, скользя ей вверх… Мику напряглась, вздрогнула сжала мою ногу стоящую коленом на земле, своими бёдрами и снова расслабилась... Я наклонился, вновь целуя её, находя её язык своим, она отвечала, сначала робко, неуверенно, осторожно, но с каждым мгновением, всё больше увлекалась, теряя остатки скованности... Мне на затылок легла рука, мягко взъерошивая волосы, легко прижимая...

Я оторвался от её губ, всё еще хранящих сладость земляники, опустился ниже, к шее, ключицам, спускаясь к ложбинке на груди, пробегая губами вдоль внутреннего края лифа купальника, проводя рукой под грудью... Мику издала едва слышимый стон, прижимая мою голову к себе ещё плотней, я замер, чувствуя ладонью, под упругой округлостью, бешеный ритм биения сердца…

Назойливая мысль сформировалась, заполняя голову: “Это не должно быть так… Остановись!”

С трудом преодолев ладонь, прижимающую меня, поставив вторую руку на песок, я отодвинулся, глядя на Мику, заполошно дыша, тяжело сглатывая комок в горле. Она приоткрыла глаза, затуманенные, жаждущие, потянула меня к себе, выдохнув со стоном:

— Се-не-чка…

Внутренне взвыв, я откатился в сторону, скрючившись от спазма внизу живота, падая на колени, зарывая пальцы в песок, оставляя глубокие рытвины… Более-менее отдышавшись, поковылял к реке, вошёл в воду. Ноги не держали, я сел на дно, трясущимися руками поплескал воды в лицо, пытаясь успокоиться: “Нет-нет-нет… Так нельзя…”.

— Мику, — позвал я не оборачиваясь.

— Д-да…, — послышалось из-за спины прерывающимся, дрожащим голосом.

— Извини…, я обернулся. Мику сидела на песке, боком ко мне, обняв колени, чуть вздрагивая, — Я… Ты важна для меня… Я не могу так… Для меня это больше, чем просто… физическое… Я… не могу сейчас более точно объяснить…

Повисла тишина. Спустя несколько секунд, она повернулась, лицо её горело, она прикусила губу, словно собираясь с мыслями:

— Не извиняйся… Для меня это… за гранью того, что я когда-либо чувствовала, или понимала…, — она опустила взгляд, переводя дыхание, продолжая полушёпотом, — Я не знаю, как это объяснить... Как будто ты касаешься не только моего тела, но и чего-то глубже... Моей души?... Ты… трогаешь что-то внутри меня, что-то, что я сама до конца не понимаю… Я не хочу, чтобы это было чем-то обычным, я хочу понять... что это значит для меня. Для нас…

Я кивнул, вздохнул несколько раз, успокаиваясь:

— Нам еще не пора?

Мику взглянула на часики на запястье, кивнула:

— Уже можно собираться…

Окунувшись, смыв с себя песок, мы подошли к лодке. Я собрал свою одежду и, посомневавшись, бросил её на носовую банку. Мику взяла свои вещи, расправляя юбку, собираясь её надевать.

— Я бы на твоём месте до дебаркадера в купальнике доехал…

— Почему?, — она замерла с юбкой в руках.

— Одежда промокнет, а сейчас, пока плывем, купальник подсохнет…

— Или ты хотел на меня поглазеть?..., — она хитро улыбнулась.

— Мику!

— Молчу-молчу…

Я окинул её взглядом, подмигнув:

— Думаю я еще успею…

Она покраснела, скомкала юбку, подобрала остальные вещи, закидывая их в лодку, оглянулась и подняв букет, подошла ко мне:

— Сеня, у меня к тебе есть вопросы…, — она приняла мою руку, залезая в лодку, садясь на заднюю банку.

Я, приподняв нос лодки, столкнул ту в воду, запрыгивая сам, садясь на среднюю банку, расправляя вёсла и загребая, разворачивая лодку носом от берега:

— Постараюсь на них ответить, если они не слишком сложные…

— Ты…, — Мику снова залилась краской, прячась за букетом, — Ты так… себя ведёшь… иногда… Мне, правда не с чем сравнивать, но… Сеня, у тебя уже была девушка?, — она осторожно выглянула из-за букета.

— Была… давно…

Мику опустила букет, пристально глядя мне в глаза:

— Давно?

Я вздохнул, налегая на вёсла:

— Мику, мы снова возвращаемся к тому же разговору… Я обещаю всё тебе объяснить, когда пойму, как…

Она поёрзала, словно собираясь с мыслями:

— А почему вы расстались?

Я на мгновение перестал грести, позволив лодке плыть по инерции, а сам задумался:

— Всё было сложно… Мы были слишком разными. Или, скорее, это я был… не готов…

— Что значит “Не готов”?

— Мне было трудно полностью открыться кому-то, даже если очень хотелось…

— …

Она молчала, глядя в сторону, думая о чём-то, я продолжил грести, периодически оглядываясь, подворачивая на дебаркадер. В молчании, мы доплыли, причалили. Лодка ткнулась в мостки, я сложил вёсла, протянул цепочку через рым, привязывая. Подал руку Мику, вытащил весла, круг:

— Лодочника позовёшь?

— Да…, — она закончила одеваться, рассеянно кивнула и пошла в здание дебаркадера.

Я тоже оделся, Мику с лодочником вернулись:

— Ну что, эт самое, молодёжь, как покатались-то?

— Спасибо, всё хорошо, — я оглянулся, увидев в лодке букет, спустился, взял его, протягивая Мику.

— На остров сплавали?, — лодочник пристегнул лодку, глядя на букет, — Надо было, эт самое, туесок-то какой взять с собой, земляники набрать…

— Да мы так поели…

— Ну, — он подхватил спасательный круг, — Бери вёсла и, эт самое, понесли…

Отдав вёсла и ещё раз поблагодарив, я вышел наружу, подходя к ожидающей меня Мику:

— Идём?

— Да…

Мы двинулись по дорожке. В молчании. Мику продолжала о чём-то сосредоточенно думать.

— Мику, о чём ты так задумалась?

— О чём?..., — мы вышли на площадь, она остановилась, повернулась, изучающе глядя на меня:

— А сейчас?... Сейчас ты готов?

Я вздохнул, задирая голову, прокручивая в мыслях все свои воспоминания, переживания, страхи, мечты… Я бы хотел, но…, я бы попробовал, но… но… но… Слишком много “но”, к сожалению… Опустив голову, увидел в её взгляде сомнение, словно выбор стоит не только передо мной:

— Я не хочу тебе врать, даже случайно… Я хочу быть абсолютно уверен в том, что говорю, вне зависимости от ответа… Могу я ответить чуть позже?

Мику улыбнулась, кивнула:

— Хорошо… Увидимся на обеде!, — и развернулась в сторону своего домика.

Проводив её взглядом, я повернулся и пошёл к себе, переодевшись и завалившись на кровать…

С улицы послышался сигнал горна. Я направился в столовую, подходя, увидел на крыльце вожатую. Она заметила меня и упёрла руки в бока:

— Персунов!

— Да, Ольга Дмитриевна…

— Не расскажешь, где вы были? Хатсуне! Ты тоже подойди!, — вожатая заметила Мику, которая пыталась прошмыгнуть мимо нас в столовую, прячась за Леной.

— Здравствуйте Ольга Дмитриевна-сан, — пролепетала она.

— Где вы были?!

Мику бросила на меня взгляд, словно прося о помощи, я посмотрел на вожатую, говоря спокойным, уверенным тоном:

— С утра мы были в музклубе, занимались, можете даже Славю спросить, она заходила. Потом решили прогуляться, дошли до дебаркадера, увидели лодки. Спросили у лодочника, он нам выдал лодку, сказал, что на острове земляника растёт. Так что мы туда и сплавали, земляники там море, вкусная-вкусная, да Мику?

Она только кивнула. Вожатая прищурилась:

— И это всё?

Я, усмехнувшись про себя, опустил голову, изображая дикое смущение, искоса глянув на Мику, подмигнул ей:

— Ну… ещё… я… Мику цветочков нарвал…

— Мику?

Она с непроницаемым лицом, стиснув зубы, переведя взгляд на вожатую, кивнула:

— Мгм…

— Ладно-о..., — протянула Ольга, — Но во-первых, вы могли поставить кого-нибудь в известность, ту же Славяну, чтобы я вас не искала, а во-вторых, могли бы и об остальных подумать!

— В смысле?

— Привезти земляники на весь отряд, например.

— Мы же сами не знали, что она там растёт…

— Знали-не знали..., — она вздохнула, — Идите обедать, потом поговорим…

Взяв по подносу, мы с Мику сели на облюбованное место, пожелав друг другу приятного аппетита, принялись за первое. Мику выглянула из-за колонны, осмотрев столовую, наклонилась ко мне, прыснула:

— Ты что там устроил?, — она растянулась в улыбке, передразнивая меня, потупила взор, бормоча, — Я Мику… цветочков нарвал…

— А что я должен был ей сказать?, — я тоже растянулся в улыбке, — Чтобы не поймали на лжи — говори правду, — я понизил голос и подмигнул, — Только не всю…

— Мику кивнула, возвращаясь к обеду. Закончив и поставив посуду, мы только развернулись к выходу, как путь нам преградила Ольга Дмитриевна:

— Пообедали?

— Да…

— Хатсуне, идёшь в клуб, берёшь всё, что тебе необходимо, и жду тебя на сцене. Персунов…

— Я иду помогать…

— Не угадал…, — она достала из-за спины белый эмалированный бидон, протягивая мне.

— Это что?

— Ты сейчас идёшь, зовёшь Алису и, вместе с ней, едешь на остров за земляникой…

— Что?, — я переводил взгляд с вожатой на Мику. — А репетиция? Я хотел…

— Тебе репетировать нечего, — отрезала Ольга, — Концерт посмотришь завтра, а сегодня, потрудишься на благо общества — наберёшь земляники до полдника и отдашь повару в столовой, они на ужин десерт сделают.

Я повертел в руке бидон:

— И сколько земляники собирать?

— Полный бидон.

— Полный?! Тут литра 3, не многовато на отряд будет?

— Семён, а что, в лагере только один отряд?

— Тогда маловато…, — с сомнением протянул я.

— Повар сказала — в самый раз. Вопросы?

— Нет, — я вздохнул, сделал шаг к двери и, оглянувшись, заголосил, — Послала меня злая мачеха в лес за подснежниками…

— Иди уже, сиротинушка, — расхохоталась вожатая, подталкивая меня к двери.

Я подошёл к домику с пиратским флагом, поднялся на крылечко, постучал. Изнутри донеслось: “Открыто!”. Алиса и Ульяна, лежали на своих кроватях, каждая с книжкой в руках, причём Ульяна держала книгу вверх ногами, я улыбнулся:

— Ульяна, у тебя книжка вверх ногами, можете не прикидываться, что у вас тут литературный вечер…

Ульяна вгляделась в книжку и расплылась в улыбке, захлопывая и убирая её, доставая из-под подушки карты:

— А мы думали вожатая пришла…

— Чего надо?, — Алиса закрыла книжку, откладывая её на стол.

Я потряс бидоном:

— Алиса — это бидон, бидон — это Алиса. Одевайся, нас за земляникой отправили.

— Я тоже пойду!, — Ульяна вскочила с кровати.

— Нет Ульян, не пойдёшь. Сейчас тихий час, а на твой счёт Ольга Дмитриевна ничего не говорила, только Алиса.

— Так нечестно, вы там сейчас земляники наедитесь, а я?!

— Мы же на всех привезём…

— Всё равно!

— Уля, — Алиса повернулась к ней, — Где твоя кружка с крышкой закручивающейся?

— В тумбочке, а что?, — Ульяна надулась.

— Давай, я тебе лично наберу…

— Ураа!!!, — Ульяна подскочила к тумбочке, распахнула дверцу и принялась копошиться в ней, чем-то гремя и шурша, — Ты только повкуснее собирай, спелую...

Алиса подошла к шкафу, открывая дверцу, заглянула внутрь, вдруг захлопнула её обратно, повернувшись ко мне:

— Подожди на улице…

Я пожал плечами, выходя наружу. Минуту спустя, на крыльце появилась Алиса:

— Ну, пошли?...

И вот, я снова на дебаркадере. Лодочник повернулся к нам:

— Привет, пионеры, эт самое, за лодкой?

— Да, — я кивнул.

— А ты вроде, эт самое, сегодня-то уже лодку брал?, — он прищурился, посмотрев на Алису, — Только, эт самое, деваха-то вроде… Ой!, — он прикрыл рот рукой, — Эт самое, вы меня-то, старого, не слушайте, несу всякое…, — он подмигнул мне, продолжив вполголоса, — Ну, эт самое, дело-то молодое, оно и понятно…

Он подхватил круг, я отдал бидон Алисе, смотревшей на меня с подозрением, вытащил вёсла из кучи и вышел наружу. Поставив вёсла и убедившись, что рыжая села, оттолкнулся от пирса:

— Спасибо!

— Давай, молодежь… Эхх, мне б, это самое, твои годы…, — он помахал рукой и поковылял обратно.

Я налёг на вёсла, разворачивая лодку, устремляясь в сторону острова. Алиса, развязала галстук, повязав его на руку, потянула рубашку, доставая её из юбки:

— А ты… С Мику сегодня сюда плавал?

— Ага…, — я оглянулся, подгребая, — А ты чем провинилась?

— Да ничем…, — она наклонилась к борту лодки, опуская руку в воду, — Тёплая, надо было купальник надеть, искупаться… Вожатая сказала, что я не участвую в общественной жизни лагеря, поэтому после обеда выдаст мне ответственное задание…

Лодка ткнулась носом в песок, я разулся, перешагивая за борт, втаскивая её подальше. Протянул руку:

— Прошу на выход.

Она разулась, фыркнула и, игнорируя мою руку спрыгнула на песок:

— Ну! Иди!

— Куда?

— Землянику собирай!

— А ты? Халявить будешь?

— Рубашку я можно перевяжу? Или…, — она усмехнулась, — Ты посмотреть надеялся?

— Сплю и вижу…, — я забрал из лодки бидон с металлической кружкой и направился в сторону земляничной поляны.

Пришёл на полянку и присел с края, начав собирать ягоды. Похоже это будет небыстро… За спиной зашелестела трава, подошла Алиса, взяла кружку, открыла крышку и присев в паре шагов тоже принялась за сбор.

— Честно говоря, не думал, что ты так легко согласишься, — я покосился на Алису.

— А есть варианты? Отказалась бы, вожатая бы что-нибудь другое придумала. Да и в карты с Ульянкой надоело уже играть каждый день…

— Ясно…

Повисла тишина, спустя какое-то время, Алиса, собрав полную кружку, встала и подошла, высыпая кружку в бидон. Я поднял голову:

— Перегрелась что-ли?

— В смысле?!, — она нахмурилась.

— Двачевская работает на благо общества… Снег завтра пойдёт, не иначе…

— Болтун…, — она беззлобно усмехнулась, присаживаясь рядом, снова собирая землянику в кружку, — Не бросать же тебя одного, убогого…

— Не подохнуть бы от милосердия твоего…

Беззлобно переругиваясь и хихикая, мы, тем не менее довольно споро продвигаясь, набрав полный бидон и Ульянину кружку земляники, пошли обратно к лодке, выходя на берег.

Алиса чуть подотстала, сзади донеслось чирканье спичек, я обернулся — она, держа в одной руке пачку сигарет и коробок, а в другой — спичку и кружку, пыталась прикурить сигарету, зажатую в зубах. Я поставил бидон на песок, забрал у неё спички и чиркнув, протянул ей. Она затянулась, благодарно кивнув и протянула пачку:

— Будешь?

— А давай…

Я достал сигарету, прикурил, отдавая ей пачку со спичками, усаживаясь на песок. Алиса плюхнулась рядом, я посмотрел на неё:

— И где ты их прячешь?...

— М?

— Сигареты…

— Всё тебе расскажи…, — она улыбнулась. Затянулась несколько раз, глядя в небо, опустила голову, прищурилась, изучающе глядя на меня.

— Что-то не так?, — я оглядел себя.

— Да нет, — она грустно усмехнулась, — Всё, как всегда…, — встала, отряхиваясь, — Я пройдусь…

Повернувшись к реке, смотря на воду, я снова погрузился в свои мысли... Готов ли я сейчас?...

Затушив сигарету в песке, прикопал окурок, поднялся, оглядываясь, отряхнулся. Двачевской нигде не было видно. Я крикнул:

— Алиса!, — в центре цветочной поляны, из травы, показалась голова рыжей, — Поплыли!

Она подошла, крутя в руках огненно-рыжий цветок. Я взялся за нос лодки, вопросительно глядя на неё:

— Ты едешь, или остаёшься?

— Руку не судьба подать?!, — она швырнула цветок на землю, растоптав его ногой и забралась в лодку.

— Ты же?…

— Я же!... Поплыли уже…

Оттолкнув лодку и налегая на вёсла, мы отправились в обратный путь.

— Я же тебе давал руку, когда приплыли, ты отказалась…

— Проехали, Семён…, — она отвернулась, глядя на воду, — Мои заморочки...

Дальше мы плыли молча. Пришвартовались и сдав лодку, подошли к столовой. Алиса тряхнула кружкой:

— Пойду Ульянке отдам. Бывай!

Я зашёл в столовую, приоткрыл дверь с надписью “служебный вход”:

— Здравствуйте…

Повар, дородная женщина лет 50, в белом халате и накрахмаленном колпаке повернулась от стола в мою сторону:

— Что хотел?

— Вот, — я протянул бидон.

— А, земляника, — она подошла, забрав бидон, взвешивая его в руке, — Спасибо. Тебе может полдник выдать сразу, он через 5 минут будет?

— Давайте, можно сразу на… товарища порцию?

— Конечно.

Получив 2 стакана кефира, накрытых сдобными булочками, я поставил их на стол, занимая место за колонной…

Через несколько минут, с улицы послышался горн, начался гвалт, суматоха, пионеры, зашедшие в столовую, толпились у раздачи. Я высунулся из-за колонны, увидел Мику, помахал ей:

— Мику! Я тебе уже взял!

Она повернулась, улыбнулась, села напротив:

— Приятного аппетита!

— Спасибо…

Закончив с полдником, вышли на крыльцо, где стояла вожатая:

— Семён, землянику набрали?

— Даа, Оольгаа Дмиитриевна…, — протянул я, закатывая глаза.

— Семён, — она с укором посмотрела на меня, — Вы куда собрались?

— В клуб…

— Хорошо…, — она вздохнула, — Я проверю...

Мы зашли в клуб, усаживаясь на откидные кресла.

— Как репетиция?, — я наклонил голову к Мику.

— Всё нормально, спела, потанцевала… Помогла младшим отрядам…

— Не устаешь от этого всего? Сцена, песни… Даже в лагере не дают отдохнуть…, — я взял её за руку, переплетая пальцы, — В Японии, хоть зарабатываешь этим, а здесь?

Мику подняла наши сцепленные ладони, покрутила их, словно рассматривая, потом опустила и, прикрыв глаза, проговорила:

— Сень, я занимаюсь музыкой не потому, что это меня развлекает или приносит прибыль, для меня это — как дышать… Это моя жизнь… Так что завтра, я намерена отлично выступить, чтобы ещё одно хорошее воспоминание отложилось в памяти…

— Надеюсь хоть завтра посмотрю…

— Обязательно посмотришь, с первого ряда! Хотя тут конечно совсем не то, что на настоящем концерте, звук я настроила, как смогла, но вот остальное…

— Пока что, самое лучшее выступление, я видел здесь, — я похлопал по подлокотнику кресла, — Вряд ли концертное исполнение сможет его превзойти…

— Здесь? Конечно нет, Сеня, там и звук, и свет, и эффекты…

— Но тут ты пела только для меня…

— Если ты придёшь на моё выступление, я…, — Мику залилась краской, — Буду петь только для тебя…

— ...

Неловкое молчание затягивалось. Хлопнула дверь. На пороге стояла усмехающаяся Алиса:

— Привет, голубки! Мику, я за гитарой.

— Мы же на костёр идём, там поиграешь…

— Тебе, может быть, и не надо повторять песни…

— Хорошо, возьмёшь сама?

Алиса взяла гитару, у входа обернулась, бросив: “Бывайте” и вышла. Я повернулся к Мику:

— На костре играть будете?

— Да, я и Алиса, у неё песни под гитару лучше получаются, — она улыбнулась, — Тембр голоса больше подходит наверное… А ты какие-нибудь песни знаешь?

— Ммм… Так не вспомню… Если услышу, может что-то подпою…

Мику снова подняла перед собой наши сцепленные руки, покрутила ими в воздухе, рассматривая несколько секунд:

— Сенечка, а ты куда после школы будешь поступать?

— Ещё не думал, а ты?

— Я, после школы, в академию искусств пойду, у нас школа как…, — она задумалась, — Как подготовительная, при академии…

— Тебе ещё чему-то учиться надо? Кажется, ты уже достигла всего, о чём только можно мечтать.

— Конечно нет…, — она смущённо заулыбалась, — Я же не буду до старости на сцене выступать. А с музыкой расставаться не хочу. Может преподавать буду, может продюсировать… Пока не знаю точно…

— Какие далеко идущие планы…

— Ну конечно… Кстати, о планах: Сенечка, а куда ты меня поведёшь на экскурсию? В музей какой-нибудь? Или в кино? Ты уже думал?

Я помрачнел:

— Мику, я не знаю, смогу ли сдержать обещание…

— Почему?, — она растерянно распахнула глаза.

Я горько усмехнулся:

— Обстоятельства… могут так сложиться, что…, — я вспомнил слова Юли: “Всё когда-нибудь заканчивается…”, — По окончанию смены, всё закончится... Я просто… не хочу причинить тебе боль, обещая то, в чём не уверен…

— И ты думаешь, что этими сомнениями ты её не причиняешь?, — она расцепила наши руки, отстраняясь, садясь в кресле ровно.

— Я…

Она перебила меня, в голосе прорезался металл:

— Какая разница, какие обстоятельства могут возникнуть? А если они не возникнут? Что тогда?, — она повернулась, глядя в глаза, — Я не это хочу услышать, Семён…

Мику встала, подошла к двери и открыв её, не оборачиваясь сказала:

— Я хочу услышать, что ты думаешь на самом деле... Пока же, я слышу только сомнения и оправдания…

За ней захлопнулась дверь. Я упёрся локтями в колени, подперев голову. Время неумолимо истекает, а я продолжаю вести себя, как всегда — шаг вперед и два назад… Звук горна оповестил о начале ужина, Я поднялся, направившись в столовую.

Получив поднос с едой, обернулся. Мику, высунувшись из-за колонны, махала рукой:

— Сеня! Я заняла место!

Я аккуратно сел напротив, осторожно произнеся:

— Итадакимас...

— Спасибо!, — кивнула она, — Сенечка, ты только не обижайся на то, что я в клубе сказала…

— Мику, я не обижаюсь… Это скорее тебе надо обижаться на моё поведение. Я бы уже сам себя послал куда подальше, а ты… как-то меня терпишь…

— Riyuu ga ari masu, — она тонко улыбнулась, прикрыв глаза.

— Что? Рю… Ари…

— Ни-че-го…, — Мику приступила к ужину...

Я оглядел поднос — вот он, плод моих с Алисой трудов. Корзиночка из песочного теста с кремом, украшенная земляничинами. Закончив с основным блюдом, я только взял чашку с чаем в одну руку и корзиночку в другую, как увидел щенячьи глаза Мику. Она уже съела своё пирожное и явно покушалась на моё. Вздохнув, я протянул корзиночку ей:

— Хочешь?

— А ты?, — она осторожно взяла пирожное.

— Кушай, — я махнул рукой.

Вожатая вышла в центр зала:

— Ребята, за это пирожное, мы все должны поблагодарить Семёна и Алису! Они сплавали на остров и набрали для всех нас земляники. Давайте же скажем спасибо!

— Спасибо!, — громко раздалось со всех сторон… Меня бросило в жар. Я скосил глаза на Двачевскую, она сидела закрыв лицо руками, только кончики ушей алели…

— Спасибо Сенечка!, — Мику расправлялась с моим пирожным.

— Вкусно?, — я подпёр голову рукой, отхлёбывая чай.

— Очень!...

— Весь день тебя сладеньким угощаю..., — я улыбнулся.

— Кха-кха, — Мику закашлялась, хлопая себя по груди, — Бака!...

На площади собрались все отряды, построившись, как на утренней линейке. Ольга вышла вперёд:

— Становись! Смена заканчивается, сегодня у нас пионерский костёр, ставший традицией не только в нашем лагере, но и во всех…

Я не слушал, глядя в вечереющее небо. В моей юности, в лагере костёр вроде бы тоже был, хотя пионеров уже и в помине не было, интересно, всё это тоже рухнет через 2 года, как и в моём мире?...

Речь вожатой закончилась, отряды, построившись парами, потянулись с площади в сторону ворот. Наш отряд, похоже, должен быть замыкающим. Я подошёл к Мику, сгибая руку в локте:

— Прогуляемся?

— Прогуляйся со мной, — сбоку хихикнула Ольга Дмитриевна, беря меня под руку.

— А?, — я повернул голову.

— Славяна! Веди отряд, мы догоним! Пойдём-пойдём…, — она потянула меня в сторону, — Сыроежкин! За нами!

Подошёл Электроник. Ольга потащила меня в сторону столовой.

— Ольга Дмитриевна, мы куда?

— Я не сказала? За картошкой.

— За какой картошкой?

— На костёр, в золе печь…

Мы зашли в столовую, проходя в служебную дверь на кухню. Знакомая уже мне повариха, кивнула на два мешка, лежащих в углу:

— Забирайте!

Мешок весил килограммов 10, я перекинул его через плечо, выходя наружу:

— Ольга Дмитриевна, почему опять я? Могли бы и обоих кибернетиков попросить…

— Семён, хватит лентяйничать, — она хихикнула, — считай это оказанием высокого доверия со стороны руководства.

Я фыркнул:

— Вы мне еще грамоту, за ответственную переноску картошки, выпишите.

— Обязательно… И медаль... шоколадную, — она рассмеялась.

Мы вышли из ворот на пятачок перед лагерем, повернули направо, пойдя вдоль забора, по тропинке.

— Ольга Дмитриевна?

— Да Семён?

— Тут автобусная остановка, рейсовый автобус ходит?

— Конечно, персонал лагеря же здесь не живёт, они утром приезжают, вечером уезжают.

— В райцентр?

— Нет конечно, до него часа четыре с половиной ехать, в посёлок ближайший…

— А, — я встряхнул мешок с картошкой, поправляя его на плече, — А как он называется?

— Ивановка…

Мы прошли ещё несколько минут и свернули с основной тропинки, уходящей в поле, на примыкающую, уводящую в сторону леса. Пройдя еще несколько минут по лесу, уворачиваясь от веток кустов, норовящих стегнуть по лицу, я услышал впереди голоса. Мы вышли на довольно большую поляну, окружённую высокими соснами, чьи верхушки, как и небо, виднеющееся над поляной, были окрашены в тёплый золотистый цвет лучами заходящего солнца.

В центре поляны — костровище, обкопанное в два круга аккуратной траншеей. В самом центре костровища — монструозный костёр, высотой метра два, сложенный шалашиком из переплетённых толстых брёвен и сучьев. Тонкие сухие ветки, перемешанные со скомканными газетами, для лёгкого розжига, обрамляли основание.

По краям поляны были выложены брёвна, местами потемневшие от времени, используемые как скамейки, видимо уже не первый год. На них, галдя в радостном предвкушении, рассаживались, занимая свои места, младшие отряды.

Я сбросил мешок с картошкой на землю, рядом с двумя вёдрами с водой, стоявших у входа на поляну, направляясь к своему отряду. Присел на край бревна, рядом с Мику.

— Что вы там притащили?

— Картошку, в костре печь...

Ольга, неспешным шагом, пошла вокруг костра:

— Ребята, этот костёр, как и символ, на наших значках, должен зажечь ваши сердца, ваши души…

Я прекратил слушать, оглядывая всех присутствующих — на другой стороне поляны, Виола задумчиво слушала физрука, который, наклонившись к ней что-то говорил вполголоса, младшие отряды, более-менее слушали вожатую. В нашем отряде, традиционно слушала только Славя. Мику, прикрыв глаза, покачивая головой, что-то мурлыкала себе под нос, Лена рисовала прутиком на земле, Алиса, положив на колени гитару, тихонько хихикала с Ульяной, Шурик сидел, как всегда, с отстранённым видом, Электроник традиционно поглядывал на Женю, которая, закрыв глаза, подпёрла щеку рукой и, похоже дремала. Ольга прошла вокруг костра еще пару кругов и жестом пригласила физрука. Тот поднялся, пошарил в кармане треников, доставая спички, подходя к костру. Чиркнул спичкой, поджигая костёр в нескольких местах, обходя вокруг него.

Тонкие язычки пламени неуверенно заплясали, вырастая, разгораясь всё ярче, пошёл едва заметный дым, лениво поднимаясь вверх. Огонь перекинулся на сухие ветки у основания, раздался первый треск, Пламя ожило, набирая силу, зашипело, прорываясь наружу, поглощая сложенные в шалаш брёвна. Красно-жёлтые отблески плясали по поверхности дров, пламя загудело, взвиваясь выше и выше, стремясь к небу. Оно быстро набирало силу, треща всё громче, переходя с гула на низкий рёв, отправляя в небо искрящийся хвост из сотен звёзд…

К Алисе подошла вожатая, что-то сказала, наклонившись, та кивнула, вставая и отходя на другую сторону поляны, садясь на свободное место. Взяла несколько аккордов, запев слегка хриплым голосом. Сидящие вокруг начали тихонько подпевать, я покосился на Мику. Она, зачарованно глядя на огонь, беззвучно шевелила губами, почувствовав мой взгляд, Мику повернулась:

— Сеня?

— Нет-нет, ничего…, — я тряхнул головой, — А ты когда петь будешь?

— Сейчас Алиса несколько песен споёт, потом моя очередь…

— И что петь будешь?

— Я ещё не решила, есть пожелания?

— Ммм…, — в голову лезли исключительно дворовые песни, из репертуара Кино, Сектора Газа и Гражданской обороны, но такое скорее бы Алиса сыграла, — О! Пугачёву, про лето…

— Пугачёву? Про лето? Напой.

— Эээ… Я так хочу, чтобы лето не кончалось…, — затянул я.

— Да! Знаю эту песню, — она покивала, вновь уставившись на костёр, — Я спою…

Алиса сыграла ещё пару песен, отставила гитару, прислонив её к бревну, на котором сидела. Мику поднялась, подошла, беря гитару, садясь с ней рядом. Встретилась со мной взглядом и, подмигнув, прикрыла глаза, легонько проводя пальцами по струнам. Над поляной поплыла мелодия, в которую вплёлся серебряный колокольчик её голоса…

“Если ты придёшь на моё выступление, я буду петь только для тебя…” В груди кольнуло… Сколько ещё я буду бороться сам с собой? Ради чего? Я не хотел больше думать о будущем, о том, что будет после лагеря, искать оправдания, бродить в лабиринте сомнений, гадать, как сложатся обстоятельства…

Я перевёл взгляд на огонь, он завораживал, гипнотизировал. Пламя трещало, вспыхивало, швыряя в небо искры, оно жило своей жизнью, пульсировало, то мягко обнимая брёвна, то вырываясь наружу, словно отражение того, что творилось у меня внутри…

Я почувствовал, как внутри меня что-то меняется. Все мысли, занимающие мою голову последние дни, словно начали медленно сгорать, испаряясь, не оставляя следа. Всё быстрее, одна за другой, пока не осталось ничего, кроме пустоты. Странной, пугающей, но в то же время успокаивающей… На меня накатило чувство апатии, отрешённости, равнодушия к себе…

В сознании снова возник эфемерный мост через пропасть. Огонь охватил его языками пламени, которые плясали, разбрасывая искры в воздухе. С каждой секундой, мост всё более угрожающе скрипел, и казалось, что вот-вот рухнет в бескрайнюю пропасть, черневшую под ним. Я поднял взгляд от огня. Там, на другом конце моста, была Мику. Она подняла голову от гитары, встретившись со мной взглядом. В этом взгляде было тихое, спокойное ожидание, доверие, готовность принять любое моё решение…

Останусь я на этой стороне или сделаю шаг на другую, мост всё равно рухнет…

Голова была абсолютно пустой, без единой мысли. Впервые за долгое время всё стало неважным. Я не знал, что будет дальше, но это меня уже не беспокоило.

* * *

Konkai wa arimasen — Не в этот раз

Riyuu ga ari masu — На то есть причина

---

Примечания:

Я решил разбить день 5 на две части, так как начинается окончательное деление на плохую и хорошую концовки...

Примечания:

Сначала будет полностью написана и опубликована хорошая концовка.

---

Всё, что могло меня остановить, исчезло, так… почему бы не перейти на ту сторону?

Я медленно поднялся с бревна, сделал шаг, второй. Весь мир вдруг качнулся, словно этот эфемерный мост под ногами начал разваливаться. Размылись очертания окружающего, детали исчезали, звуки приглушались, оставляя лишь узкую дорожку впереди, освещённую пляшущими отблесками пламени.

Шаг… ещё один…

Я почувствовал, жар от огня — пламя будто тянулось ко мне, обжигая. Я отшатнулся, но не остановился. С каждым шагом, идти становилось всё труднее, ноги словно протестовали, наливаясь свинцом, не слушаясь. Я часто, поверхностно дышал — не хватало кислорода, казалось, что лёгкие просто не могут наполниться. Руки задрожали, ладони стали холодными и потными. Я сжал кулаки.

Шаг… ещё шаг…

Мику, всё это время, неотрывно смотревшая на меня, закончила песню, передала гитару кому-то из вожатых младших отрядов и встала:

— Сеня?

Я вымученно улыбнулся:

— Мику…

За спиной послышался громкий хруст и глухой стук, словно рухнуло, сломавшись, что-то деревянное. Я обернулся: костёр, который всего минуту назад гордо стоял, теперь окончательно прогорел и рухнул внутрь себя. Обугленные бревна рассыпались, вспыхивая последними языками пламени, а тлеющие угли осыпались в золу, потрескивая. В воздух поднялся густой дым, смешанный с искрами, словно костёр испускал последний вздох…

Я криво ухмыльнулся. В сознании, мой эфемерный мост обвалился, осыпаясь догорающими обломками в темноту бездны. Чувство обречённости смешалось с мрачным удовлетворением — больше нет пути назад, да и наплевать… Будь как будет… Я повернулся к Мику, прикрыл глаза, вздохнул:

— Мику, я… Я готов всё тебе рассказать…

— Сенечка…, — она сложила ладошки у щеки, наклоняя голову, — Ты правда всё-всё-всё мне расскажешь?

Я кивнул. В этот момент кто-то резко толкнул меня в спину. Я пошатнулся, потеряв равновесие, и, сделав шаг вперед, врезался в Мику, еле успев подхватить её за плечи, чтобы она не упала.

— Дорогу, Сёмка!, — мимо пронеслась Ульяна. Она обернулась, ухмыльнувшись, и крикнула, — Не зевай, а то картошки не хватит!

Я огляделся. Ульяна подбежала к мешкам и боролась с пионерами из младших отрядов за обладание самой большой картофелиной. Физрук, нахмурившись, подошёл к костру, подгребая рассыпавшиеся угли поближе друг к другу, порыкивая на младших, которые, галдя и смеясь, толкались у костра. Наш отряд начал потихоньку подниматься, также направляясь к мешкам.

— Не ушиблась?, — я отпустил Мику.

— Нет, всё в порядке, — она улыбнулась, — Только, после костра, не уходи, хорошо? Я хочу, чтобы ты рассказал мне всё… сегодня.

— Сегодня? А мы успеем?, — я немного замялся, — Может, завтра?

— Сеня! Я же спать не смогу..., — Мику надулась, как ребёнок, но глаза хитро поблёскивали, видимо сдаваться она не собиралась.

— Любопытство, знаешь ли, кошку сгубило…, — я вздохнул, — На тебя картошку брать?

— Да, возьми…

Дождавшись, когда можно будет подойти к мешку, я взял пару картофелин и подошёл к костру, положив их в угли, между нескольких других. Интересно, как мелкие будут опознавать, где чья? Ответом мне послужили несколько десятков пар глаз, пристально смотрящих на костёр. Я усмехнулся, присаживаясь на бревно.

— Над чем смеёшься?, — Мику повернулась в мою сторону.

— Как они следят каждый за своей картошкой, боясь даже моргнуть. Готов поспорить, когда придёт время её доставать, кто-нибудь попытается увести картошку у соседа, посчитав, что она крупнее…

Она посмотрела вокруг, приглядываясь, улыбнулась:

— Точно…

Подошла вожатая:

— Мику, ты можешь ещё что-нибудь сыграть?

— Конечно…, — она обернулась, вопросительно глядя на меня.

— Иди…, — я кивнул.

Мику умчалась на другую сторону поляны, беря гитару и выдавая первые аккорды. Я запрокинул голову, смотря на небо. Уже стемнело, на небе виднелись первые звезды, я прикрыл глаза, улыбаясь… Я всё расскажу Мику… Как она отреагирует? Неважно… Главное — исчезнет эта недосказанность…

Тишина продлилась недолго, началась какая-то суета, гам, визги — младшие отряды, выкапывали из костра картошку, ругаясь, толкаясь, выясняя кто чью взял. Я только усмехнулся — истинный дух пионерского лагеря… Наконец, когда суета немного поутихла, я подошёл к костру и быстро вытащил две, обжигающих руки, картофелины из горячей золы. Перекатывая с ладони на ладонь, добравшись до своего места, бросил их на землю, присаживаясь на бревно.

Мику тут же потянулась к одной из них, но едва коснувшись горячей кожуры, резко отдёрнула руку, дуя на обожжённый палец:

— Ай!

— Аккуратно, горячая же…

Спустя несколько минут, когда картошка остыла, кое-как почистив её, я откусил кусочек:

— Соли бы…

— Держи, Сёмка, — сидевшая рядом Ульяна, протянула коробок, — Мог бы и подготовиться…

— Спасибо, запасливая ты наша..., — я приоткрыл коробок и постучал по нему указательным пальцем, посыпая картошку.

— А мне посолишь?, — попросила Мику. Я потряс коробок над её картофелиной.

— Эй, вы лоси что-ли?! Куда столько? Всю соль вытрясли!, — Ульяна протянула руку, забирая коробок…

— Не жадничай...

Закончив с трапезой, подгоняемые командами вожатых, отряды построились. Физрук разворошил остатки костра, тщательно залив тлеющие угли водой из вёдер. Мы двинулись в обратный путь. Уже совсем стемнело, лунный свет практически не пробивался сквозь густые кроны деревьев. Вожатые подсвечивали дорогу фонарями, перекликаясь, следя, чтобы никто не отстал и не потерялся. Внезапно, над головами, гулко ухнула сова, и я почувствовал, как чьи-то дрожащие пальцы вцепились сзади в мою рубашку. Обернувшись, увидел Мику — она прижалась ко мне, крутя головой, широко раскрытыми глазами, всматриваясь в темноту над головой:

— Сеня, это что было?

— Сова… Или филин…

— Она так страшно кричит?

— Никогда раньше не слышала?

Мику отрицательно покачала головой. Я взял её за руку, шагая дальше.

Лес закончился, мы вышли на открытое поле, залитое мертвенно-бледным лунным светом. В низинках скапливался туман, стелился над травой, мерцая серебристым сиянием. Вдали уже виднелся забор лагеря. Вожатые погасили фонари, разговоры вокруг стали громче, оживлённее, послышались взрывы смеха, эхом разлетающиеся над полем.

Пройдя через ворота на территорию лагеря, находясь в свете фонарей, я обернулся к Мику, и у меня непроизвольно вырвался смешок. Всё её лицо — особенно вокруг рта и носа — было в пятнах сажи, Мику сначала недоуменно нахмурилась, потом, приглядевшись ко мне, рассмеялась вместе со мной, показывая пальцем на своё лицо:

— Я тоже так выгляжу, да?

— Ага, боевой раскрас тебе к лицу, — я кивнул, — Пойдём умываться?

— Пойдём… Боевой раскрас?

— “Коммандо” смотрела?

— Ааа…, — Мику расхохоталась, и придвинувшись добавила, — Ты весёлый парень, Салли… Поэтому я убью тебя последним…

Отсмеявшись и оглянувшись по сторонам, спросила, вполголоса:

— А ты где мне будешь всё рассказывать?

— Давай у меня в домике. Он ближе всего, да и умывальники как раз рядом.

Мы свернули с основной дорожки и, не доходя до моего домика, зашли на полянку с умывальниками. Поглядывая друг на друга, подсказывая, где ещё надо умыться, мы вытирали остатки сажи с лица:

— У тебя ещё немного здесь…, — я протянул палец, указывая ей на подбородок, Мику кивнула и, зачерпнув воды, потерла его пальцами, наконец окончательно очищая лицо…

Мы подошли к домику. Я достал ключи, отпер дверь и, обернувшись к Мику, улыбнулся, отступая в сторону, пропуская её вперёд:

— Заходи.

— Д-да, — она замялась, чуть прикусив губу.

— Мику?

Как будто сомневаясь, она переступила с ноги на ногу, а затем несмело прошмыгнула мимо меня внутрь.

Захлопнув за собой дверь и включив свет, я снял с верёвки полотенце, протягивая ей. На щеках Мику играл лёгкий румянец, то ли от холодной воды, то ли от смущения... Она вернула полотенце:

— Спасибо.

— Присаживайся, — взяв полотенце, вытираясь сам, повесил его на место, после чего обернулся.

Мику сидела у стола на табуретке, положив руки на колени. Я присел, напротив неё, на кровать:

— Итак?…

— Сенечка, расскажи мне всё, что тебя беспокоит…, — она поджала губы, взгляд стал внимательным.

— Только прошу, выслушай меня до конца, хорошо? Потом сможешь задавать вопросы, если захочешь.

Она кивнула, чуть наклоняя голову в сторону, и поёрзала, устраиваясь поудобнее. Я вздохнул, размышляя, с чего бы начать:

— Для начала, Мику, мне двадцать семь лет…

Мику мгновенно нахмурилась, с сомнением глядя на меня:

— В смысле 27? Как…?

— Мику, — мягко прервал я, поднимая руку, — Пожалуйста, просто дослушай…

Она кивнула, сделав жест, словно запирает свои губы невидимым ключиком и выбрасывает его. Я продолжил:

— Так вот… Мне двадцать семь лет, и я попал сюда из 2019 года.

Мику распахнула глаза, удивлённо глядя на меня, но, сдержавшись, ничего не спросила.

— Примерно, лет с двадцати двух, в самом конце учёбы в институте, я начал разочаровываться в жизни. Страхи становились всё сильнее. Страх будущего, страх отношений, страх ответственности за свои решения... Я начал избегать общения. Друзья, знакомые, девушки — всё это я изгнал из своей жизни. Никому не доверяя, ни с кем не общаясь, не желая никого видеть. Я перестал выходить на улицу, стал затворником по собственной воле, и вскоре вся моя жизнь ограничилась четырьмя стенами и экраном компьютера. Я общаюсь с людьми только в интернете. В нём, никто не знает, кто ты, сколько тебе лет, какого ты пола, откуда ты — я аноним, и общаюсь с такими же анонимами. На твоей родине, таких как я, называют хикикомори…

Мику, смотря на меня с явным скепсисом, кивнула:

— Да... Хикикомори, я слышала. Это всё?...

— Нет, это не всё, — я вздохнул, пытаясь собраться с мыслями, вспоминая всю череду событий, что привели меня сюда, — Со временем, моё затворничество стало меня тяготить. Я понимал, что мучаю сам себя, но не знал, как это остановить. Как вырваться из этой пустоты и вернуться в мир. Как снова начать доверять людям, делиться с ними своими переживаниями… Иногда, когда стены давили так, что становилось невыносимо, я выходил, чтобы хоть немного сменить обстановку, подышать, подумать... И вот, в один из таких вечеров, поздней осенью, я вышел в парк, сел на скамейку, разговаривая сам с собой, мысли вслух… И вдруг ко мне подошла девушка. Тихо, совершенно незаметно — она как будто материализовалась на той же скамейке. Она заговорила со мной, спросила о моих мыслях, проблемах, желании что-то изменить… Я, словно под гипнозом, выложил всё, от чего страдал... Она была такая странная… Глаза, похожие на кошачьи... но их цвет… он менялся, переливаясь… Говорила она тоже так необычно — будто мяукала, словом — настоящая кошкодевочка. Мы поговорили и она ушла… Прошёл примерно месяц… Честно говоря, я уже думал, что мне всё это привиделось… Но на мой день рождения, я, поздно вечером, возвращался домой, стоял на остановке, ждал автобуса. И когда он подъехал, я увидел внутри её — эту самую девушку с кошачьими глазами… Она стояла в дверях, как будто знала, что я буду на этой остановке, спросила: «Ты пойдёшь со мной?». Я согласился, сел в автобус, и, пока он ехал, уснул. А когда проснулся... я уже был здесь, в этом лагере. Лето, жара, зелёная трава, голубое небо. И я — помолодевший на десять лет, каким был в юности… Это всё, что я хотел рассказать…

Повисла тишина… Мику неподвижно сидела на табуретке, молча, не моргая глядя в одну точку, где-то над моей головой. Её глаза, широко распахнутые, были растерянными, пустыми, словно всё, что я только что рассказал, вогнало её в некую прострацию.

Сердце сжалось: ну да, чего я ждал? Наивно было думать, что она сможет это воспринять всерьёз. Я и сам бы не поверил, услышав такое… Но… Я хотя бы попытался. Мне стало легче. Всё-таки сказать правду оказалось проще, чем я думал. Теперь, как минимум, она всё знает, не столь важно, поверит или нет. Пусть даже и подумает, что я сошёл с ума, но теперь, между нами, нет больше этой гнетущей недосказанности...

Мику медленно опустила глаза, словно возвращаясь, фокусируясь на мне. В её взгляде всё ещё было что-то неопределённое, будто она пыталась осмыслить услышанное. Но, на мгновение, мне показалось, что она не смотрит на меня, как на сумасшедшего. Скорее, в её взгляде мелькнуло… понимание?

— Сеня, это…, — Мику тихо заговорила, её голос звучал хрипло, приглушённо.

— Бред, да, — попытался я закончить за неё, не надеясь услышать что-то иное.

Она покачала головой и посмотрела на меня растерянным, испуганным, но серьёзным взглядом:

— Было бы бредом, если бы не одно “но”…, — она сглотнула, — Кошкодевочка… Я тоже её встречала…

По спине пробежал неприятный холодок, я непроизвольно выпрямился на кровати, просипел:

— Что?…, — в груди заныло тревожное предчувствие.

— Я её встречала, Сеня, — прошептала она, — Точь-в-точь, как ты описываешь…

— К-когда?, — дыхание сбилось.

Мику, прикрыв глаза, и, помолчав секунду, начала тараторить:

— Я её встречала… Я почти отчаялась, но потом дома, в Японии, встретила эту девушку… она странная такая была, тоже подошла ко мне неслышно… Ой! Я же не объяснила… Я очень поругалась в школе, к нам, после нового года, перевелась девочка, она из семьи, которая как-то относится к императорской семье, хотя император у нас сейчас ничего не решает, у нас премьер-министр…

— Мику, Мику…, — я помахал рукой, — Давай ближе к сути…

— А я про что? Так вот, она из императорской семьи, ну в смысле не из императорской… ну ты понял. И она перевелась к нам в школу, в наш класс. А у меня, в старшей школе, только отношения с одноклассниками наладились. Сначала всё нормально было, потом Никушими узнала, что я — хафу, ну и началось — стала меня обзывать, что я — никто, а она из императорского клана, пакости стала всякие устраивать... Потом, стала других подговаривать, чтобы со мной никто не общался, это мне девочка из другого класса рассказала…

— Подожди… А другие одноклассники что, своего мнения не имеют?

Мику открыла глаза, грустно улыбнулась:

— Я же сказала — она из семьи, имеющей отношение к императору, у нас все ещё сильна клановая система, ребята не захотели ссориться с представительницей такой могущественной семьи… Так вот, учебный год закончился, ещё и результаты экзаменов вывесили — я лучшая в классе оказалась, по профильному предмету…

— Профильному?

— По вокалу…

— По вокалу? У вас в школе профильный предмет — вокал?

— Сеня, я же учусь не в обычной школе, а в школе искусств. В моем классе, профильный предмет — вокал, в других — хореография, рисование и так далее…

— Понятно… И что дальше было с этой… Шики… Наки… Как её там? И, главное, про кошкодевочку расскажи?

— Не перебивай… Никушими. Она совсем разозлилась, обзывала меня по всякому, толкала, задирала, выкинула в окно мою сумку… Я расплакалась, убежала из школы, и пошла в парк… Пришла, села на скамейку и плакала. Было так обидно — меня ненавидят за то, что я в чём-то лучше, хотя, по её мнению, я ничтожество, человек второго сорта. Как будто я не заслуживаю даже права на эту малую победу. Я была на грани отчаяния, не понимая, за что меня так презирают…

На глазах Мику блеснули слезы, я подался вперёд, беря её ладони в свои, она благодарно моргнула, продолжая:

— И вот, я сидела в парке и плакала, тут услышала, что со мной кто-то говорит. Это была как раз та девушка — она так тихо и незаметно подошла… спросила, что у меня случилось. Она была такая странная… Но не пугающе странная, а такая… добрая… ласковая, как кошка. Она ещё так смешно разговаривала, как будто мяукала. И глаза, с кошачьими зрачками, меняющие цвет… Она спросила, что случилось, я тоже, как будто под гипнозом всё ей выложила, и сразу успокоилась…

Мику подняла взгляд, глядя куда-то вдаль, сквозь меня:

— А потом она посоветовала мне не отчаиваться, сказала, что всё наладится, и, что, хотя мне сейчас тяжело, это временно. Что всё, рано или поздно, заканчивается…

— Я замер, затаив дыхание, внутри снова всё похолодело:

— И?...

— Знаешь… она оказалась права… А тебе она что сказала?

— Решайся…

— Решайся?

— …

Я растерянно глядел в одну точку перед собой. Мику встречалась с Юлей? Она тоже привезла её сюда на автобусе? Мику тоже из другого мира? Я поднял взгляд:

— Мику, как ты попала в лагерь?!

— В смысле?, — она непонимающе смотрела на меня.

— На чём ты сюда приехала?!

— На автобусе…

— На каком?!

— Сеня, ты чего, — Мику испуганно смотрела на меня, — На котором все приехали… Ну не все, там несколько автобусов было… Отрядов же много заезжало…

— А в автобус ты где села?!

— В райцентре…

— А до райцентра как добиралась?! Ты всю дорогу до лагеря помнишь?!

— Сеня, из Японии до Москвы — на самолёте, потом до райцентра на поезде, оттуда до лагеря — на автобусе… Ты меня пугаешь…

— Извини…, — я выдохнул, — А с Юлей ты только один раз встретилась?

— С кем?, — Мику распахнула глаза.

Я мысленно выругался на себя за то, что сказал имя Юли:

— С кошкодевочкой с этой.

— Её Юля зовут?

— Мне она так представилась…

— Дай подумать… Вроде один раз… Наверное где-то месяца за два-три до лагеря. Или… мы ещё раз встречались?...

Мику нахмурилась, вспоминая, и громко ойкнула, схватившись за висок.

— Мику, что с тобой?!, — я обеспокоенно наклонился к ней.

— Нет… ничего… Что-то голова разболелась…, — она потёрла висок, болезненно прищурившись, — Всё нормально, отпустило… Так о чём мы?

— Про кошкодевочку…

— А да… Точно! Я встречалась с ней ещё раз… Я почему-то и забыла…

— Когда?

— В мае, примерно… Там опять с Никушими возникла ссора — нас отбирали на межшкольный конкурс, по вокалу, по танцам, по… ладно, это не важно. По вокалу выбрали меня, а не её. Я помню, в этот день ещё дождь шёл, я уже из школы ушла, она меня на улице догнала, кричала, плакала, даже подраться пыталась… Потом она меня толкнула, я упала, на асфальт, спиной прямо в лужу… И тут, автобус остановился, смешной такой, у него мотор так работает, как будто бутылки звенят… И из него вышла эта кошко… Юля, да? Протянула мне руку и спросила…

Мику испуганно распахнула глаза, побледнев, прошептала:

— “Ты пойдёшь со мной?”, слово в слово, как тебе…

— Мдаа…, — я протянул руки, снова беря её ладони в свои, — И… что было дальше?

— Дальше? Я согласилась, села в автобус, она сказала, что теперь всё будет хорошо… Потом… Я задремала вроде… Она отвезла меня до дома. Странно… А откуда она знала, где я живу? И автобусы же по маршруту ходят, а у нашего дома никогда автобусы не ходили…

Мику, бледная как мел, с похолодевшими трясущимися руками, испуганно смотрела на меня:

— Сеня… Кто она такая?

— Я не знаю…, — я сжал её пальцы, ободряюще улыбнувшись, — А дальше что было?

— Дальше? Вечером, пришёл папа и сказал, что ему предложили путёвку в пионерлагерь “Совёнок”. Никушими, с того дня, в школе больше не появлялась, потом учитель сказал, что она перевелась. Я экстерном сдала контрольные и зачёты, чтобы уехать в лагерь. И вот, я приехала…

— Дааа… Мистика какая-то…, — я покачал головой, — И как с этим быть дальше?

— Сеня, а как ты думаешь, это вообще имеет какое-то значение?, — задумчиво спросила Мику, — Если бы мы могли встретиться с этой Юлей ещё раз — могли бы потребовать ответы, а так, мы просто будем переживать ни о чём… Может… просто… принять, что так и должно было быть?

— Я видел её ещё… уже здесь, в лагере…

— Когда?!

— Она… приходит ко мне во снах…

Мику оживилась:

— А ты не пытался выяснить, кто она, и что с тобой произошло?

— Пытался, — я сокрушённо вздохнул, — Она обещала ответить на все вопросы, после смены…

— Тогда сейчас…, — Мику улыбнулась, — Может не будем забивать себе этим голову? Спросишь её послезавтра. И про меня тоже.

Я вздохнул, чувствуя, как внутри меня борются два желания — узнать больше и одновременно нежелание разрушать ту зыбкую стабильность, что я сейчас обрёл:

— Знаешь, может, ты и права, — наконец ответил я, — Мы оба сейчас здесь, мы вместе, и, как бы то ни было, странные или нет эти события, они нас сюда привели. Можно принять это как данность, просто как… что-то случившееся. Возможно, иногда действительно нужно просто жить дальше… и не искать смысл во всём подряд…

Мы замолчали, думая каждый о своём. Наконец, Мику тряхнула головой, нетерпеливо поёрзала на табуретке и улыбнулась:

— Сеня, а теперь можно вопросы задавать?

— Задавай…, — я кивнул, улыбнувшись.

— Ты, получается, путешественник во времени?

— Нет… Мне кажется, более правильно будет — из другого мира… В моём мире… Он… заметно отличается от того, что я вижу в этом…

— Например?

— Самый яркий пример — ты!

— Я?, — она осмотрела себя, — А что я?

— В моем мире, Хатсуне Мику — вокалоид, компьютерная программа…

— Компьютерная программа?

— Голосовой синтезатор… А в этом мире, — я погладил большими пальцами её ладони, лежащие у меня в руках, — Ты живая, настоящая…

— Синтезатор?… Хмм… Так ты поэтому так отреагировал при знакомстве… А ещё?

— Ещё…, — я задумался, Гендо — персонаж аниме…

— Гендо?, — Мику захохотала, — Аниме? Про что?

— Про боевых роботов, — я улыбнулся.

Мику, отсмеявшись, продолжила спрашивать:

— А что ещё?

— Ещё?... Сейчас должен быть разгар перестройки, но ни на одной проповеди Ольги Дмитриевны, я не слышал этого слова. Тебя, японскую школьницу, никто бы не пустил в Союз, в пионерлагерь.

— Это ещё почему?

— Железный занавес. Япония — капиталистическая страна, а в СССР — коммунизм.

— Железный занавес? Это что?

— Вот… О чём я и говорю — миры отличаются, ты даже такого словосочетания не знаешь… В моём мире и въехать, и выехать из СССР, было практически невозможно…

— Было?

— В моём мире, СССР распался в 1991 году. После этого, стало возможно ездить, куда угодно.

— Понятно… А вот, ты говорил, где ты общаешься с анонимами своими? Интернет? Это что?

— Это… компьютерная сеть, всемирная, с изобилием информации на любой вкус. И с общением в том числе…

— Какой информации? Как справочники в библиотеке?

— И это тоже — книги, справочники, картины, рисунки, фотографии, фильмы, музыка — всё в мгновенном доступе, в любой момент времени, практически в любой точке планеты.

— Здорово…, — прошептала Мику.

— Я думаю, что рано или поздно, и здесь должно появиться что-то подобное...

Она рассеянно кивнула, задумываясь, оглядывая меня:

— Тебе значит… 27 лет?

— Ментально — да, только исполнилось, физически — сама видишь…

— Что ж… Это многое объясняет, — пробормотала она, поднимая взгляд вверх, к потолку.

— Что объясняет?

— Н-ничего…, — Мику покраснела, выдергивая свои ладони из моих, — И ты последние пять лет сидишь дома и общаешься только в интернете?

— Примерно так.

— А до этого?

— У меня была нормальная жизнь, с планами на будущее, с мечтами и увлечениями… с друзьями…

— А…, — Мику замялась, — Что с тобой будет дальше?

— Я не знаю…, — я пожал плечами, — Юля сказала, что если я справлюсь — она даст мне выбор, если нет — вернёт обратно…

— Справишься с чем?

— С собой… Если смогу измениться…

— И… Что тебе надо изменить в себе?

— Не знаю… Она задала нерешаемую задачку, сказав, что оценивать я буду себя сам…

— А ты… Как считаешь? Ты изменился?

— Конечно… Благодаря вам всем, благодаря тебе… Но…

— Опять "но"?!

Я виновато развёл руками:

— Будет ли этого достаточно?...

— Достаточно для чего?

— Для того, чтобы остаться.

— А ты… Хочешь остаться?...

Я улыбнулся, подмигнул Мику:

— Я тут одной пионерке пообещал экскурсию… И, как настоящий пионер, намерен выполнить это обещание, несмотря на обстоятельства…

— Сеня…, — Мику прикрыла глаза, улыбаясь.

С улицы послышался горн. Я поднялся:

— Пойдём?...

Мы вышли из домика, Мику взяла меня за руку, переплетая пальцы:

— Сенечка, а почему ещё ты хочешь остаться?

— Ммм… Я не хочу возвращаться обратно. Там я позволил себе угаснуть, превратиться в призрака, который прячется от ответственности, от самой жизни. Но когда я попал сюда, — я, перевёл взгляд на сцепленные ладони, — Всё… изменилось. Я могу начать жить заново. Я понял, что хочу попробовать всё заново. Мне хочется снова строить жизнь, но уже иначе — не в страхе и пустоте… Мне просто хочется жить. Не существовать, а именно жить.

Мы подошли к её домику. Я развернул её к себе, подходя вплотную, глядя прямо в глаза:

— Мику… И ещё… Я не хочу…

В свет фонаря вышла Лена:

— Д-доб-рый в-веч-чер…, — она прошмыгнула к двери домика, возясь с замком.

Мику прошептала:

— Завтра скажешь мне, то что хотел, хорошо?, — она привстала на носочки, прикрывая глаза, потянувшись ко мне.

— Хорошо, спокойной ночи…, — я наклонился, целуя её…

Хлопнула дверь домика. Мику оторвалась от меня, и, скосив глаза на домик, тонко улыбнулась, отступая на шаг:

— До завтра, Сенечка…

Я развернулся, расправляя плечи, засовывая руки в карманы, пнул сосновую шишку, лежащую на дорожке и зашагал к себе, растягиваясь в улыбке, заканчивая, про себя, фразу: “И я не хочу расставаться с тобой…”. Уже давно мне не было так легко, так хорошо на душе…

На площади, встретил Славяну, идущую со стороны склада:

— Семён? Ты что так поздно? Отбой уже был.

— Домой иду… А ты?

Я обход проводила, здания проверяла… Тоже домой иду, — она заперебирала руками по косе, — Спасибо за землянику, пирожное очень вкусное получилось…

— Наверное…, — я развёл руками, улыбнувшись, — моё съела Мику.

— Балуешь ты её, — засмеялась Славяна, — Цветы, пирожные…

— О букете тоже теперь весь лагерь знает?, — вздохнул я.

— А как же… Такое событие..., — она хитро подмигнула.

— Завидуйте молча…, — я улыбнулся.

— А что ещё остаётся?…, — притворно всхлипнула Славя и снова заулыбалась, — Спокойной ночи, Сём!

— И тебе, — она пошла в свою сторону, я — в свою…

В домике, развалившись на кровати, глядя в потолок, я не мог прекратить глупо улыбаться. Как всё оказалось просто… И стоило столько лет мучиться? Хотя… Что не делается — всё к лучшему… Не попади я сюда — не встретил бы Мику…

Однако…, — я нахмурился, — почему Юля встречалась и с Мику? Что за чертовщина? Она привезла её сюда? Хотя нет… Мику говорит, что приехала по путёвке… Тогда зачем Юля встречалась с ней? Она не предлагала ей решиться на что-то, просто сказала, что всё наладится… Да какая разница… Просто спрошу Юлю об этом, после смены, она обещала всё рассказать…

Веки начали тяжелеть. Я прикрыл глаза, вновь непроизвольно расплываясь в улыбке. Сладкая истома после долгого, насыщенного дня, окутала меня. Завтра будет концерт… танцы...

Погружаясь в эти мечты, я тихо провалился в сон...

Мне снился сон.

Сильный, порывистый ветер, он пахнет солью, морем. Я стою на вершине горы, на смотровой площадке. Оглядываюсь — в центре площадки, на небольшом пьедестале из нескольких ступеней — ажурная конструкция в форме пирамиды, собранная из тонких металлических труб. В её центре закреплен колокол, поблескивающий в солнечных лучах. Ветер гуляет в этой конструкции, вызывая тихий, едва различимый звон. Пьедестал огорожен перилами из нержавеющей стали. На тросах, скрепляющих эти перила — десятки, а может, и сотни небольших золотистых замков. Я подошёл ближе, приглядываясь. Замки в форме сердечек, на некоторых нацарапаны по паре букв. Их оставили те, кто верил в свои чувства, кто хотел запечатлеть это мгновение навсегда. Мне доводилось видеть подобные замки в своём городе, на мостах…

Я поёжился от очередного порыва ветра, оглядываясь. У подножия горы раскинулся город. Среди серых панельных многоэтажек, теснящихся друг к другу и небольших ярких точек домиков частного сектора, выделялось здание, огромное, похожее на ртутную каплю, ярко блестевшую в лучах солнца. Вдалеке за городом, на грани видимости, теряясь в дымке, синело море… или океан? С другой стороны, насколько хватало взгляда, простирались горные хребты, покрытые лесом…

Послышалось нарастающее жужжание. В надстройку, на краю смотровой площадки, вползла кабинка фуникулёра. Скрипя, замедлилась, распахивая двери, с характерным шипением, выпуская на смотровую площадку толпу людей. Их лица были неразличимы, оставляя лишь общие силуэты, разговоры, смех, перекрикивания сливались в общий фон…

Большая часть толпы устремилась к пьедесталу с колоколом, доставая фотоаппараты. Я отошёл в сторонку, не желая мешать, оперевшись на, ограждающие площадку по краю, перила. Часть приехавших на фуникулёре, а именно парочки, стояли у автомата, продававшего те самые замочки в виде сердечек. Купив замок, они подходили к пьедесталу, брались за руки, говоря что-то друг другу, вешали замочек, целовались, отходя. С нарастающим жужжанием прибыла следующая кабинка фуникулёра. Народу стало больше, я повернулся, разглядывая город, пытаясь понять, где я…

Выделяясь из общего гула толпы, слух резанул мелодичный перелив голоса, похожего на серебряный колокольчик. Я резко развернулся, ища глазами его хозяйку. В этой толпе нечётких лиц и фигур, промелькнул знакомый силуэт — искрящиеся аквамариновые глаза, бирюзовые локоны, грациозно взлетающие при каждом шаге, плыли на ветру. Мику, то и дело скрываемая от меня толпой, шла в сторону пьедестала. Я попытался сдвинуться с места, подойти к ней, но не смог пошевелиться, словно меня парализовало.

— Мику! , — позвал я, но горло издало лишь едва слышимое сипение.

Толпа чуть расступилась — Мику, стоящая возле перил, повернулась, беря за руки кого-то… Не в силах двинуться с места, я вытягивал шею, щурился, стараясь рассмотреть того, кто стоял напротив неё — безрезультатно, он был скрыт от меня толпой.

Золотой замочек в виде сердца лёг в руки. Тонкие пальцы с бирюзовым маникюром, провернули ключ в скважине, открывая его. Дужка обняла тросик на перилах, солнечный зайчик, отразившийся от золотой поверхности, больно кольнул по глазам, выбивая слезу… Маленький ключик, с щелчком, прозвучавшим подобно громовому раскату, провернулся в скважине… Мику подняла глаза на стоящего напротив, кладя ключик в протянутую ладонь, а затем аккуратно обхватила её своими пальцами, сжимая в кулак. Взгляд её был полон нежности и тепла. Прикрывая глаза, она потянулась вперёд…

Нарастающее гудение фуникулёра заполнило пространство, закладывая уши…

— Мику!!! , — заорал я, садясь на кровати, вскакивая с неё.

Сердце бешено колотилось, в глазах потемнело от столь резкого подъёма. Я повернулся, хлопая по кнопке выключения будильника… Сел обратно, пытаясь отдышаться. Сон... Это сон… Я не хочу, чтобы там, на горе, кто-то, кроме меня, мог стоять с Мику…

Эта мысль преследовала меня, пока я одевался, собирался, и выходил на улицу. На перекрёстке, традиционно встретился с рыжими:

— Доброе утро.

— Привет… , — хором ответили обе.

У умывальников, Ульянка подошла ко мне, хитро улыбаясь:

— Сёмка, ты на танцы пойдёшь?

— Ммм?... , — я чистил зубы

— На танцы, говорю, пойдёшь?

— Мгм… , — я кивнул, выплюнул зубной порошок, и полоскал рот.

— С Мику?

— Ну а с кем? , — я наконец-то умылся и смог нормально разговаривать, — С тобой что-ли?

— А чем это я тебе не угодила? , — Ульяна, прищурившись, уткнула руки в бока.

— С тобой танцевать неудобно…, — я улыбнулся, — Ты мне в пупок дышать будешь.

— Что?! Да ты!!! , — она заколотила меня кулачками по плечу, — Я не сильно ниже певички этой, а когда подрасту — так ещё и выше неё стану!

— Да-да…, — я усмехнулся, отступив на шаг.

— Ладно… После танцев, ты что делать собираешься? Не хочешь провести эту ночь с нами?

— Эээ?... , — я покраснел, — С кем с вами? Ты о чём вообще?

— Сегодня же королевская ночь! Давай с нами, со мной и Алиской, будем младших пастой мазать и кому-нибудь тазик с водой над дверью… — Ульяна осеклась на полуслове, покраснев, — Ты вообще о чём подумал??!!

— Ни о чём… , — буркнул я, — Выражайся яснее, в следующий раз…

— Так что скажешь?

— Я пас…

— Понятно… , — она хихикнула, — Скучный ты человек, Сёмка…

На спортплощадке, как обычно, я занял место в последних рядах. Увидел Мику, подходящую ко мне:

— Доброе утро!

— Доброе… , — она зевнула, потерев глаза, вокруг которых виднелись серые круги. Весь её вид говорил о том, что она не выспалась.

— Что с тобой? , — я наклонился, заглядывая ей в лицо

— Сень, всё нормально… Я просто ворочалась полночи, всё думала, заснуть не могла…

— О чём?

— Давай потом, — Мику перешла на шепот, — Без лишних ушей…

— Хорошо…

Я выпрямился, глядя на площадку, куда уже выходила Славя.

— Доброе утро, Совёнок! , — звонко произнесла она, — Сегодня, я последний раз в этой смене, провожу для вас зарядку! Спасибо всем вам! Я надеюсь, что вы хорошо провели эту смену!

Пионеры вокруг зашумели, захлопали, кто-то засвистел… Я повернулся к Мику:

— Почему последний? А завтра?

— Не зна-а-аю… , — она пожала плечами, снова зевнув…

Зарядка закончилась, переодевшись и выйдя на площадь, заняв место в строю, я повернулся к вставшей рядом Славяне:

— Привет! Славя, а почему ты сегодня последний раз зарядку вела?

— Доброе утро, Сём, завтра зарядки вообще не будет. Сейчас Ольга Дмитриевна, на линейке, всё расскажет…

В центр площади вышла вожатая:

— Отряды! Становись!

После традиционной переклички и исполнения пионерского гимна, она, отпустив горниста, и заложив руки за спину, повернулась к строю:

— Дорогие ребята! Сегодня, мы проводим с вами последнюю утреннюю линейку! Прежде всего, позвольте мне поблагодарить вас за активность…

Я вздохнул, скучая, вполуха слушая её, покосился в сторону Мику — она продолжала клевать носом, зевая… Услышав, что вожатая перешла на рассказ о танцах, прислушался.

— После ужина будут танцы. В связи с этим, отбой сегодня на час позже…

Строй радостно загудел… Ольга продолжила:

— Так что, завтра зарядки и утреннего построения не будет. Распорядок, на завтрашний день следующий: Подъём — в 9:00, не забудьте перевести будильники. Завтрак — в 9:30. В 10:00 — торжественная линейка, на которой будут отмечены ваши достижения и заслуги. После линейки — собираете свои вещи, сдаёте на склад форму и постельное бельё. В 13:00 — отъезд… По всем вопросам — обращаться к вожатым своих отрядов… , — она взглянула на часы на запястье, — Смирно! Будь готов!

— Всегда готов! , — ответил строй.

— Вольно! Разойдись…

Я поравнялся с Мику, идя в сторону столовой:

— Что-то ты совсем носом клюёшь…

— Ай-а-ау… , — она зевнула, — Я же говорю, ворочалась долго… Кофе бы попить…

— Где его взять?... , — хмыкнул я, — Я бы тоже не отказался…

— У меня есть, я с собой привезла… Только воду нечем вскипятить…

— И ты молчала?! , — я повернулся к ней, — Где твой кофе?

— В чемодане, в домике…

— После завтрака, берешь свой кофе и ждёшь меня в клубе, у меня есть кипятильник…

Позавтракав, выйдя на крыльцо, мы дошли до площади:

— Давай, бери кофе, и в клуб…

— Кто сказал кофе? , — из-за спины материализовалась Ольга Дмитриевна.

— А? , — мы обернулись к ней.

— Вы собрались пить кофе? , — вожатая переводила взгляд с меня на Мику.

— Да… А что, кофе разве нельзя?

— Можно конечно… Вы же единственные в лагере, кто любит кофе… , — Ольга притворно вздохнула, глядя в небо, бормоча, — Который, к концу смены, уже закончился…

— Ольга Дмитриевна, приходите в музклуб, я на вас тоже пакетик возьму, — сказала Мику.

— Семён, ты что стоишь?! Не заставляй девушек ждать! , — Ольга хихикнула, хватая Мику под руку и потащила с площади, в сторону её домика.

Я покачал головой, усмехнувшись, поворачивая к себе. Вытащил из-под кровати чемодан. Кипятильник нашёлся в боковом кармане. Зажав его в кулаке, вышел, направляясь в музклуб.

Мику с вожатой уже были в клубе. Я продемонстрировал кипятильник, разматывая провод:

— В чём кипятить будем?

— Вот, Сень, — Мику протянула мне банку с водой.

— Мне первой! , — Ольга поставила на рояль чашку, — Я заварю и пойду, дел невпроворот.

— Опустив кипятильник в банку с водой и воткнув вилку в розетку, мы уселись на кресла, ожидая пока закипит вода.

— Что после лагеря будете делать? , — Ольга наклонилась вперёд, глядя на нас сбоку.

— Эээ… Да… Не думали ещё, — протянул я.

— Мику, ты сразу в Японию уедешь?

— Нет, я к бабушке ещё заеду…

— А вы планировали как-то… видеться после лагеря? , — она приподняла бровь.

Мику на мгновение задумалась и, глядя в пол, чуть покраснела:

— Ну да… мы говорили об этом… , — она украдкой взглянула на меня.

Я кивнул, поджав губы, посмотрев на вожатую:

— Да… Мы разберёмся, что нам делать, Ольга Дмитриевна…

Вожатая усмехнулась:

— Я не собираюсь вмешиваться в ваши дела, но, пока вы здесь, в лагере, я за вас всё-таки в ответе…

Она откинулась на спинку кресла, сцепив руки на коленях, глядя куда-то вдаль. Её голос стал чуть более строгим:

— Вы уже совсем взрослые, и решения, принимаемые вами — это ваша ответственность, не забывайте. Жизнь за воротами лагеря может быть… сложнее, чем кажется сейчас…

Слова Ольги вновь вернули прежнее беспокойство. Жизнь за пределами лагеря… Мельком глянув на Мику, перехватил её обеспокоенный взгляд, кивнул, стараясь говорить спокойнее, чем чувствовал себя на самом деле:

— М-мы понимаем, Ольга Дмитриевна…

— Вот и хорошо… она встала, — Так, вода вскипела. Мику, давай свой кофе.

Мику поднялась, прошла к роялю, взяв с него серебристый фольгированный пакетик.

— Никогда такой не видела, — пробормотала вожатая, — Как его заваривать?

Мику, разорвав упаковку, достала белый бумажный пакетик, похожий на чайный, развернула, и постучала пальцами, стряхивая весь кофе вниз. Оторвала верхнюю половину, потом растянула пакетик за «ушки», раскрыв его в виде маленькой воронки, повесила на кружку сверху, зацепив «ушками» за края, взяла банку с кипятком, обмотав её полотенцем:

— Вы как любите? Покрепче? Послабее?

— Да… без разницы, — Ольга зачарованно смотрела за её манипуляциями.

Мику начала медленно наливать воду в в бумажную воронку. Остановилась, ставя банку на рояль, взяв следующий пакетик, начала открывать его. Ольга заглянула в кружку:

— Мику, долей ещё воды, тут совсем мало…

— Сейчас, чуть настоится, я добавлю, минуты через три…

В воздухе поплыл аромат кофе, я поднялся, подходя к ним:

— А… Где кружка мне?

— Ты не принёс?

— У меня нету…

— Сейчас, подожди, — Мику залила водой свой пакетик, и, протянув мне третью упаковку, скрылась в кладовой. Вернулась, протягивая кружку, — Сполосни только.

— Спасибо… — я плеснул кипятка в кружку, поболтал его внутри и, выйдя на веранду, выплеснул в траву, возвращаясь обратно.

Мику залила в кружку вожатой ещё порцию кипятка и повернулась ко мне с банкой в руках:

— Покрепче?

— Да, пожалуйста…

Наконец, кофе заварился. Ольга, достав из кружки пакетик, взяла её в руки, зажмуриваясь, вдыхая аромат:

— Ммм… Как вкусно пахнет… , — она отхлебнула глоток и скривилась, открыв один глаз, — Мику… У тебя сахара нет случайно?

— САХАРА?! , — Мы синхронно повернулись к вожатой.

Та только пожала плечами:

— Я с сахаром люблю… Ладно, спасибо за кофе! , — она пошла к двери, отхлёбывая из кружки и морщась, — Хотя… Что-то в этом есть… Как кофе попьёте — Мику, нужна твоя помощь, жду вас на сцене.

За ней захлопнулась дверь. Мы переглянулись, беря кружки, и устраиваясь на креслах. Я поднёс кружку к лицу, прикрывая глаза, вдыхая лёгкий сладковатый ореховый аромат, с едва уловимыми нотками карамели и ванили, переходящий в глубокий горький, насыщенный запах тёмного шоколада. Аккуратно сделал первый глоток — лёгкая горечь, приятная, бодрящая, заставляющая глубже вдохнуть, сразу сменилась освежающей кислинкой, переходя в долгоиграющий ореховый оттенок послевкусия…

Я сделал ещё несколько глотков, открыл глаза, поворачиваясь к Мику:

— Недурственно… Что за кофе?

— Мгм… , — она отхлебнула из кружки, пожав плечами, — Это любимый кофе папы…

Я сделал ещё несколько глотков:

— Так… О чём ты думала всю ночь?

— О нашем вчерашнем разговоре…

— И что надумала?

— Я… У меня есть определённые сомнения…

— Спрашивай, я постараюсь их развеять, — я улыбнулся, взглянув на неё.

— Я пока не могу… сформировать их в вопрос…

— Не спеши, я никуда не денусь…

— Завтра смена уже закончится… , — прошептала Мику.

— Да, — я задумался, допивая кофе, — Но мы же не можем повлиять на это, так?

— Да, — шепнула она, уставившись в кружку.

— Помнишь, вчера, когда мы разговаривали у твоего домика, нам помешала Лена?

— Да… Ты же что-то хотел мне сказать?

Я отставил пустую кружку, поворачиваясь к ней, глядя в глаза:

— Смена завтра, конечно, закончится, и мы не можем повлиять на это, но... Я хотел сказать, что не хочу расставаться с тобой. И готов сделать всё, чтобы этого не произошло…

— Сенечка… , — Мику нежно улыбнулась, подалась ко мне, быстро чмокнув…

Она одним махом допила кофе, вскочила с кресла, подбирая и мою кружку, сполоснула их, убирая в кладовку, вылила остатки воды из банки, сложила какие-то журналы стопкой на рояле, смотала кипятильник… Я только следил за этим вихрем, носившимся по музклубу, от былой сонливости не осталось и следа. Наконец, она остановилась в центре комнаты, буквально просияла, вытянув руку, указывая на меня кипятильником, зажатым в руке:

— Сеня! Я всё придумала!

— Да? Что придумала?..

— Вставай! Идём!

— Куда? , — я поднялся, не понимая.

— Ко мне в домик…

— З-за-ч-чем? , — я занервничал.

— Надо записать адреса, телефоны, в общем, все контакты, чтобы не потеряться после лагеря!..

Мы вышли на веранду, Мику, закрыв дверь, схватила меня за руку, увлекая за собой на тропинку, в сторону своего домика, не прекращая всё это время говорить. У домика, отпустив мою руку, недоуменно посмотрела на кипятильник, который она, до сих пор, сжимала в другой руке. Под моё хихиканье, надувшись, вернула его. Подёргала дверь, отперла, и, распахнув, чуть ли не втолкнула меня внутрь.

Я огляделся. Интерьер домика не сильно отличался от всех других, в которых я уже успел побывать. Чуть выцветшие обои бежевого цвета, желтый абажур на лампочке, висящий под потолком, стол у окна, задёрнутого легкими занавесками. По центру комнаты — большой жёлтый ковёр. На стенах — постеры. На столе — книги, будильник, магнитофон, изящная настольная лампа с белым тканевым абажуром. По бокам от окна — полки. На полках слева — книги, коробки, альбомы. На краю полки стоял стакан, в котором были сложены несколько карандашей и ручек. На полках с другой стороны — кассеты, чашка, термос и журнал с иероглифами, похожий на томик манги. По краям комнаты — две небрежно заправленные кровати, с тумбочками в ногах. На правой тумбочке выстроилась целая батарея различных баночек, коробочек и тюбиков — косметика, судя по всему, принадлежащая Мику.

— Садись!

— Ммм… , — я выдвинул стул, садясь у стола.

Она нырнула под правую кровать, вытаскивая наружу пластиковый чемодан бирюзового цвета на колёсиках, распахивая его. Я деликатно отвёл взгляд... всё-таки юбки у пионерок коротковаты, как по мне...

— Ага, нашла!

Мику, пинком отправив чемодан обратно, с ногами забралась на кровать, распахивая блокнот с зелёным луком на обложке:

— Так, Сеня, диктуй свой адрес, телефон, и так далее…

— Хмм… , — я задумался, — Мику, ты же знаешь мою ситуацию? Я не уверен, что живу по тому же адресу, что и в своём мире, к тому же, в свою нынешнюю квартиру, я переехал только в 2012… Ты пока напиши свои адреса-телефоны, а я подумаю, какие можно оставить тебе…

Мику кивнула, принявшись выводить что-то на листке в блокноте. Я прикинул: до 7 лет, я жил по одному адресу, потом мы переехали… Стоп! На дворе 89-й год, я вообще ещё не родился даже… Мику, тем временем, закончила записывать, перечитала, дописав что-то, удовлетворенно кивнула, и, выдернув листок, протянула мне:

— Посмотри, всё понятно?

Я пробежался по нему глазами — смесь из кириллицы, латиницы и иероглифов, написанная аккуратным почерком. Кивнув, сложил листок, убирая его в карман рубашки:

— Вполне… Теперь, что касаемо меня — так как меня, в это время, в моём мире, ещё не существовало, то оставляю те адреса, которые мне известны…

Я перечислил все адреса и телефоны, которые смог вспомнить, с указанием дат. Мику прочитала всё записанное вслух и, дождавшись моего утвердительного кивка, закрыла блокнот, убирая его под подушку, вставая:

— Пойдём, пока вожатая нас не хватилась…

Покинув домик Мику, мы добрались до сцены. Она была расположена на большой поляне, окружённой деревьями. Деревянная, со ступенями по бокам и навесом над основной частью, в форме ракушки. В глубине, в тени навеса, были видны несколько колонок и какое-то музыкальное оборудование. В центре сцены — одинокий микрофон на стойке.

Перед ней — зрительские скамейки, в несколько рядов, сейчас пустующие.

Ольга Дмитриевна, стоявшая по центру, прямо перед сценой, в окружении пионеров, держала в руках пачку листов, перелистывала их, вчитываясь в написанное, подняла голову:

— Явились? Отлично! Хатсуне, ты будешь выступать в конце, закроешь концерт.

— Хорошо, Ольга Дмитриевна…

— Почему в конце? , — поинтересовался я.

— На открытии, мы, не совсем понимая, кто такая Хатсуне Мику, поставили её выступления между выступлениями других пионеров. После первой же её песни, некоторые не хотели выходить на сцену…

Я покосился на Мику, она порозовела:

— Ну я же не виновата…

— Мику, я и не говорю, что ты в чём-то виновата, — Ольга Дмитриевна улыбнулась, — Ты — профессионал, а другие ребята — любители, участники самодеятельности… Поэтому, мы с руководством и другими вожатыми, решили, что сначала выступят все остальные, а потом уже ты дашь свой полноценный концерт, закончив его гимном пионеров «Взвейтесь кострами». Тем более, ты говорила, что специально подготовила эту песню для лагеря?

— Да, — Мику кивнула, скосив глаза на меня и загадочно улыбнувшись, — Сейчас от нас что требуется?

— Я хочу, чтобы ты помогла мне ещё раз прогнать номера других ребят, может быть перетасовать порядок номеров, на твой, профессиональный, взгляд… А ты, Семён, — она отдала Мику пачку листов и перевела взгляд на меня, — У меня просьба: помоги нашему библиотекарю собрать книги по лагерю.

— Жене?.. — я скорчил недовольную гримасу, взглянув на Мику.

Она подняла взгляд от листов, которые держала в руках, улыбнулась:

— Иди, Сенечка, сейчас всё равно поболтать не получится…

— Это тянет уже на вторую шоколадную медаль… , — пробормотал я, прищурившись, глядя на вожатую.

— Вымогатель… , — рассмеялась она.

Пройдя немного по дорожке от сцены, я зашёл в библиотеку, придерживая дверь. Женя, традиционно «работала», положив голову на руки. Я подошёл к столу, постучав по столешнице:

— Здравствуйте, я к вам!

Женя подняла голову, подпирая её руками, замученным голосом протянула:

— Тебе-то что от меня надо?

— Меня определили тебе в помощники, собирать по лагерю книги…

Женя, оживившись, встала со стула:

— Это ты удачно зашёл! Жди тут! , — она скрылась за книжными полками.

Вернулась, спустя несколько секунд, держа под мышкой журнал:

— Пойдём, — она прошла мимо стола, выходя на улицу, я последовал за ней.

— Куда идём?

— Сейчас… , — она раскрыла журнал, — Пойдём-ка на пляж, для начала…

Мы вышли на площадь, поворачивая в сторону пляжа, я повернулся к Жене:

— На танцы идёшь?

— Да я бы не ходила… Что там делать-то? , — она скривилась, — Но, это же общелагерное мероприятие… Придётся прийти.

— Не любишь танцевать?

— Нет. Ты сам-то любишь?

— Не особо… Медленные танцы — ещё куда ни шло…

— Вот-вот… А мне, как ты понимаешь, танцевать не с кем…

— Как не с кем? А Электроник?..

— Пфф… — она фыркнула, скривившись.

Мы вышли на пляж, Женя подошла к вожатому младшего отряда, открыла журнал и прочла несколько фамилий. Вместе с названными, мы прошлись по домикам, собирая книги, у меня в руках собралась целая стопка. Женя снова заглянула в журнал:

— Таак… Теперь в клубы…

В клубах, потеснив Шурика с Электроником, младшие, под руководством своей вожатой, что-то увлечённо вырезали из картона, клеили и раскрашивали. Зачитав должников, пройдясь по домикам, собрав с них ещё три книги, Женя опять заглянула в журнал:

— Отлично… Остался только наш отряд… Лена отдаст… остались ты и Славя. Ты в каком домике живёшь?

— В 27.

— Идём…

Подойдя к моему домику, я положил стопку книг на крылечко, пошарил в карманах, доставая ключи, зашёл, беря книгу, выходя на улицу, и показывая ей:

— Вот, в целости и сохранности.

— Ага… , — она обмахивалась журналом, — Ну и жарища… Пойдём, последнюю книгу заберём и на этом всё.

Она повернулась в сторону площади, я, подняв книги, пошёл следом. Пройдя через площадь, в сторону библиотеки, свернула к ближайшему домику с номером 12, доставая ключи и открывая дверь:

— Подожди, я быстро…

Спустя несколько секунд, она появилась на крыльце, запирая дверь и кладя мне в стопку ещё одну книгу:

— Можно возвращаться в библиотеку…

— А?

— Славину книжку я забрала, мы с ней соседки…

Зайдя в прохладу библиотеки, я положил стопку книг на стол, выдыхая:

— Да… Припекает… У тебя попить ничего нет?

— Пойдём, — она мотнула головой, уходя за книжные полки.

В конце полок, не видимая от входа, обнаружилась ещё одна дверь. Женя повернула ключ в замке, открывая её:

— Заходи.

Я шагнул внутрь, оглядываясь — помещение, видимо задумывавшееся, как кладовка, было превращено во вполне уютную комнатку без окон — стол, стул, в углу — застеленная медицинская кушетка. Над изголовьем, к стене прикручена белая настольная лампа, используемая, как бра. Под потолком — лампочка в ажурном бумажном, видимо самодельном, абажуре. На столе — кружка, электрический чайник, початая упаковка печенья, пачка грузинского чая, полиэтиленовый пакет с кусковым сахаром. Рядом с пакетом — щипчики, для его колки. У стены — трёхлитровая банка, закрытая марлей, перетянутой медицинской резинкой, с янтарно-жёлтой жидкостью внутри и плавающей на поверхности белёсой субстанцией.

— Это, — я ткнул пальцем в банку, — Чайный гриб?

— Да, в жару — самое то, будешь?

— Давай, только… , — я огляделся, — Кружка у тебя одна?

— Брезгуешь? , — хмыкнула Женя.

— Я? Нет…

— Вот и чудно… , — Женя поставила чашку ближе к краю стола, беря банку и, аккуратно наклонив, через марлю, налила полную.

Я аккуратно отхлебнул — освежающий кисловатый вкус моментально снял измождённость от жары. Допив, поставил кружку на стол:

— Спасибо тебе добрая женщина, дай бог тебе мужа хорошего…

— Твоими бы устами… , — пробормотала Женя, — Ещё?

— Не… хватит…

Она пожала плечами, налив себе, поставила банку обратно к стене, взяла кружку в руки и села на стул:

— Ты присядь, или торопишься?

— Нет… , — я оглянулся, присаживаясь на застеленную кушетку напротив неё, — У тебя тут спальное место?

— Ага… , — она зевнула, — Ночую тут иногда…

— Ясно… , — я привалился к стене, потягиваясь.

Женя, отхлёбывая, с интересом разглядывала меня. Я поёрзал, спросил:

— Что?

— Ничего… , — она прикрыла глаза, — Переборол всё-таки себя?

— А? , — внутри похолодело.

— Я тебя на костре видела… Как ты к Мику шёл… И как сомневался перед этим…

— Так заметно было?

Женя вздохнула, снимая очки и потёрла глаза руками:

— Как тут не заметишь… , — она надела очки обратно, глядя мне в глаза, — Твоё поведение слишком уж похоже на моё собственное. Даже особо смотреть не приходится… , — она горько, едва заметно, улыбнулась, голос её стал тише, грустнее, — Я только и могу, что смотреть…

Я поёжился, почувствовав в её словах то отчаяние, которое преследовало меня до попадания в лагерь. Попытался перевести всё в шутку, ободряюще улыбнувшись:

— Какие твои годы…

— Мдаа… , — протянула она, — Какие мои годы…

С улицы послышался звук горна, зовущий на обед. Женя стряхнула задумчивость, поднимаясь со стула:

— Ладно… Пойдём обедать!..

Мы вышли в помещение библиотеки. У стола стояла Лена:

— Женя, я книжку… , — она увидела меня, мгновенно уткнувшись взглядом в пол, — П-при-нес-ла…

— Хорошо, Лен, давай отмечу…

Женя открыла журнал, начав туда что-то вписывать, я стоя у двери повернулся:

— Вы идёте?

— Иди-иди, мы догоним… , — Женя махнула рукой.

Я вышел на улицу и, прямо возле двери, едва не столкнулся с Электроником:

— Серый, ты чего тут?

— Я, это… , — он замялся, — Я хотел Женю на танцы позвать…

— Она в библиотеке, у Лены книжку принимает, дерзай… , — я пошёл в сторону столовой.

Электроник догнал меня, поравнялся:

— А ты?.. С Мику пойдёшь?

— Естественно…

— Ты уже её пригласил?

— Нет, зачем? , — я вопросительно покосился на Электроника.

— А…, — он пожал плечами, попереводил взгляд, похмыкал, почесал в затылке, — А как бы ты её пригласил?

— В смысле?

— Ну… Я не знаю, как мне Женю пригласить на танцы…

Я остановился, поворачиваясь к нему:

— В смысле, как? Подойти и пригласить…

— Вот я и не знаю, что сказать… Не просто же «Пойдём на танцы»?

— Да например… , — я задумался на несколько секунд, взглянув в небо, почесал подбородок, опустил глаза, глядя на Электроника, — Сегодня вечером у нас танцы и я хотел бы пригласить тебя. Не просто формально, а чтобы провести время вместе и чтобы эти минуты запомнились нам обоим. Позволь мне один танец с тобой… Или два… А, может, и целый вечер?..

— СЕНЯ?! , — раздался из-за спины возмущённый крик.

Я, в ужасе, с одеревеневшей шеей, медленно обернулся. Мику удивлённо смотрела на меня:

— Это… что сейчас?!..

— Мику! , — я отскочил от Электроника, подходя к ней, — Он Женю хотел пригласить, а я… ему просто подсказывал… Ничего такого…

Мику, прищурившись, посмотрела на меня:

— А меня не приглашал… , — она надулась, — Тем более, чтобы… вот так, — она помахала в воздухе рукой.

— Я…

— Нет! Пригласишь меня, как положено, после обеда!

В столовой, заняв места за колонной и пожелав друг другу приятного аппетита, мы принялись за обед. Мику, едва проглотив первую ложку супа, затараторила:

— Сенечка, а ты в чём на танцы пойдёшь? У меня специально платье для танцев есть. Ты же не в форме придёшь?

— Нет… , — я постарался вспомнить, что из вещей у меня было в чемодане, — Что-нибудь подберу…

После обеда у нас будет где-то полчаса до начала концерта, так что сразу идём в клуб…

— Зачем?

— Мне надо переодеться.

— Сразу в платье что-ли?

— Нет конечно! , — рассмеялась она, — В концертный костюм, я же не буду в форме выступать, а платье — для…, — она прикрыла глаза, — Особых случаев.

— Хорошо, — кивнул я, — Давай тогда поторапливаться, а то мы ничего не успеем…

Мы замолчали, заканчивая с обедом, вышли из столовой. На площади, нас перехватила вожатая:

— Вы куда?

— В музклуб, я переоденусь и мы придём на сцену.

— Не опаздывайте… — вожатая поспешила в другой конец площади, где собирался какой-то из младших отрядов.

Мы зашли в клуб, Мику обернулась ко мне:

— Секунду, я переоденусь.

Она скрылась в подсобке, я присел на откидное кресло, вытягивая ноги. Хмм… пригласить её на танцы…

Дверь распахнулась и в центре комнаты появилась, прокружившись, Мику:

— А вот и я! Как тебе?

На ней был узнаваемый костюм — черные ботфорты на платформе, черная юбка с бирюзовым кантом, серая рубашка без рукавов с бирюзовым галстуком и отдельно закрепленные широкие черные рукава. Я поднял глаза:

— Ты прекрасно выглядишь, в любой одежде…

— Сеня… — она порозовела, — Ой! , — словно что-то вспомнив, снова убежала в подсобку, вернувшись с двумя кассетами — красной и синей, протягивая их мне на ладонях, словно Морфеус, таблетки, — Какую выберешь?

— Примешь синюю таблетку, и сказке конец. Примешь красную — и я покажу тебе, насколько глубока кроличья нора… , — пробормотал я.

— Что? , — Мику озадаченно наклонила голову, — Какую таблетку?

— Это из фильма…, — я указал на кассеты, — Что это?

— Я приготовила песню для лагеря, ну… несколько вариантов песни… и хочу попросить тебя помочь мне с выбором варианта.

— Песня?

— Когда я узнала, что поеду в пионерский лагерь в СССР, я написала песню… вернее несколько… вернее не написала, а перепела гимн пионеров и хочу спеть его на закрытие смены. Но не могу выбрать, какую версию…

— А послушать-то можно?

— Нет! , — она хитро улыбнулась, — Услышишь на концерте, как и все…

— Тогда… Эники-беники... , — забормотал я считалочку, остановившись на одной из кассет, — Эту!

— Хорошо! , — Мику убрала вторую кассету обратно в подсобку, возвращаясь, вставая передо мной, — Итак, Сенечка… Какие у тебя планы на вечер?..

— Планы? Ну… На танцы пойти…

— Да? , — она распахнула глаза, покивав головой, протянула, — А вот меня никто на танцы не пригласил…

Я улыбнулся, беря её за руки:

— Мику, сегодня будут танцы, и я не представляю, как мог бы танцевать с кем-то ещё. Как я уже говорил, я не хочу с тобой расставаться, я не хочу даже представлять, что когда-то наступит день, когда мы будем вдали друг от друга. Но пока у нас есть сейчас, я хочу, чтобы каждый момент был рядом с тобой. И, если позволишь, я прошу подарить мне этот вечер. Пусть завтрашний день остаётся загадкой, но этот вечер — пусть он будет нашим…

— Сенечка… , — прошептала Мику, делая ко мне шажок. Улыбнулась, — Вот мой ответ…

Поднявшись на носочки, поцеловала меня, отступая назад…

— Что ты сказала? Как-то неразборчиво… — протянул я, улыбаясь.

— Сеня… , — захихикала она, — Хорошенького понемножку! А сейчас — можешь сопроводить меня до сцены…

Мы вышли на улицу, я закрыл дверь, оттопыривая локоть. Мику мгновенно обвила его руками и заглянула мне в лицо:

— Сенечка, а ты хорошо танцуешь?

— Вряд ли, — хмыкнул я.

— Все ноги мне оттопчешь?

— Ну не настолько плохо… Наверное даже вальс смогу вспомнить…

— Вальс вряд ли будет на дискотеке… , — захихикала Мику…

Мы вышли к сцене, где уже собрался весь лагерь. Мику неожиданно зашла вперёд, серьёзно глядя мне в глаза:

— А почему ты не хочешь со мной расставаться?

— Я…

— Ну наконец-то! Хатсуне! Персунов! Только вас и ждём! , — Ольга Дмитриевна махала нам с первого ряда.

— Давай потом, после концерта, без спешки…

Мику улыбнулась, кивнула, разворачиваясь к сцене, увлекая меня за собой. Мы разместились на первом ряду, перед столом с аппаратурой — кассетными деками, микшером, усилителями. Она преобразилась — сосредоточенно глядя на аппаратуру, что-то подкручивая, наконец, кивнула:

— Можно начинать!

На сцену поднялась вожатая:

— Здравствуйте ребята! Сегодня, мы начинаем наш концерт, посвящённый закрытию второй смены 1989 года в пионерском лагере «Совенок». Позвольте мне, для начала, поблагодарить всех вас…

Я, как обычно, слушал вполуха, осматриваясь. Часть пионеров из младших отрядов, стоя за сценой, что-то последний раз репетировали. Тем временем, Ольга Дмитриевна закончила свою речь и пригласила на сцену первых участников. Мику включила музыку. Дети на сцене запели вразнобой, не попадая в ноты, я скривился...

— Сеня…

— Что?

— Сделай вид, что тебе хоть чуть-чуть нравится… Они же стараются…

— Я попробую…

Концерт шёл своим чередом. Вожатая объявляла новых участников, Мику меняла кассеты, включая музыку, когда требовалось музыкальное сопровождение, аплодируя каждому выступающему…

Спустя несколько номеров, Мику повернулась ко мне:

— Сенечка, побудешь сегодня моим звукорежиссёром?

— Звукорежиссёром? Объяснишь как?

— Смотри, — она разложила кассеты на столе, — Я всё перемотала на начало нужных песен, просто будешь по-очереди ставить кассеты. Последней, поставишь эту, — она постучала ноготком по выбранной мной кассете.

— Сюрприз?

— Да, — заулыбалась она.

— Хорошо… А… Больше ничего не надо? Громкость… Баланс?

— Нет, я всё настроила…

Мику потянулась:

— Ещё три выступления и потом я…

Я оглядел ряд кассет на столе:

— И сколько по продолжительности будет твой концерт?

— Минут 40-45, небольшой…

Спустя несколько выступлений, на сцену вновь поднялась Ольга Дмитриевна:

— Спасибо всем за выступление! Как вы знаете, в эту смену, в нашем лагере отдыхает Хатсуне Мику — певица из Японии, очень популярная у себя на родине. И сегодня, она выступит для нас! Мику, прошу на сцену!

Мику поставила первую кассету в магнитофон, обернувшись ко мне и подмигнув:

— Я на тебя надеюсь! , — встала, выходя из-за стола, поднимаясь на сцену, беря в руку микрофон, — Привет, «Совёнок», как ваше настроение?!

Пионеры зашумели, захлопали.

— Тогда, не будем долго ждать! Мы начинаем!

Она посмотрела на меня, кивнув. Я нажал кнопку на деке, заиграла первая песня. Мику запела, поглядывая на меня, улыбаясь, подмигивая между куплетами… Я улыбался, хлопая в такт музыке… Первая песня закончилась, Мику сразу же кивнула, показывая, что надо ставить следующую… Затем следующую…

Она кружилась по сцене в грациозных па, с каждым мгновением, с каждой новой песней, я всё сильнее ощущал, как её голос вплетается в мои мысли, заполняет собой всё пространство вокруг. В памяти снова всплыло: «Я буду петь только для тебя…» Словно воплощённое волшебство — сияющая, лёгкая, словно созданная из света и музыки. Следя за каждым её движением, ловя каждый взгляд, я чувствовал, как сердце предательски сжимается…

«Почему ты не хочешь со мной расставаться?..»

Раньше я бы и не подумал о таком… признавать, открывать свои чувства, ведь это пугало больше всего. Но теперь… Мне нужно больше, чем просто быть рядом… Я влюбился в неё. Остро, пронзительно. Это не просто романтический порыв, а что-то, чего, кажется, я ждал всю жизнь, не осознавая… Меня охватила лёгкость и умиротворение от осознания этого. Я не боялся, не переживал о будущем…

Подняв на сцену взгляд, встретился с Мику глазами, улыбнувшись, прошептал про себя: «Люблю…», прикрывая глаза.

Песня закончилась. Мику обратилась к залу:

— Я так рада выступать сегодня для вас, таких ярких, дружных и весёлых! Сегодняшний вечер — особенный для нас всех. Я знаю, что для многих из вас этот лагерь стал не просто местом отдыха, а настоящей маленькой жизнью, полной открытий, смеха и, конечно, новых друзей! И знаете, несмотря на то, что впереди расставание, пусть это время останется светлой страницей в вашем сердце! Не грустите о том, что скоро придется разъехаться. Просто запомните эти моменты, сохраните в памяти каждый день, каждый смех, каждую улыбку, которые согревали вас здесь!

На сцену поднялась Ольга Дмитриевна:

— Ещё раз спасибо всем! А завершить сегодняшний концерт, я бы хотела гимном всех пионеров «Взвейтесь кострами»! И у Мику есть сюрприз, приготовленный для всех нас!

— Да! , — Мику кивнула, — Когда я собиралась ехать сюда, в лагерь, я хотела подарить вам песню, поэтому подготовила свою, особую версию гимна пионеров!

Мику глянула на меня, кивнув, вытянула палец, обводя зрителей:

— Вы готовы?!

— Даа!!! , — Завопили вокруг.

Я поставил

синюю кассету — https://on.soundcloud.com/RjE9RTXfmHguxDbm8

красную кассету — https://on.soundcloud.com/8PQQKhwSvzAjLFjh9

Из динамиков полилась музыка, Мику вытянула руку вверх:

Взвейтесь кострами, синие ночи!..

Притопывая в такт, хлопая и качая головой, я огляделся — кто-то из пионеров вскочил, хлопая стоя. Я повернулся к вожатой. Она, широко раскрытыми глазами, смотрела на сцену, где кружилась Мику с микрофоном в руке, повернулась ко мне:

— Ты знал?!

— Что?

— Во что она гимн превратила?!

— Во что? , — я улыбнулся, качая головой в такт и хлопая.

— В… в это! , — она схватилась за голову…

Песня закончилась, зрители засвистели, захлопали. Я вскочил с места, присоединяясь к толпе. Мику грациозно поклонилась, повесив микрофон на стойку и спустилась со сцены:

— Сенечка, как тебе?

— Супер! Сюрприз удался!

Вожатая, пробурчав что-то про надругательство над гимном пионерской организации, поднялась на сцену:

— Ещё раз спасибо всем! На этом, наш концерт завершён! Сейчас идите полдничать, после полдника те, кто был назначен ответственными за подготовку танцплощадки, собираются здесь, у сцены!

Мы вышли на площадь.

— Сеня, ты иди в столовую, место займи, на меня порцию возьми, я забегу в клуб, переоденусь…

Подошла Ольга Дмитриевна:

— Я напоминаю, что танцы — общелагерное мероприятие. Вы же не собираетесь опять куда-то пропасть?

— Нет конечно, Ольга Дмитриевна.

— Хорошо, тогда после полдника… — она улыбнулась, глядя на моё начавшее вытягиваться лицо, — Семён… Я не злодейка какая-то… После полдника, можете быть свободны… И, Мику?

— Да? , — она повернулась к вожатой.

— У тебя же с собой много кассет?

— Да…

— Может разнообразишь нам репертуар? Только что-нибудь такое, под что все смогут танцевать…

— Хорошо, Ольга Дмитриевна, мы с Сеней выберем что-нибудь…

Мику умчалась переодеваться, я пошёл в столовую. Взяв два полдника, сел на традиционное место за колонной. Спустя несколько минут, в столовую влетела Мику, плюхаясь на стул напротив.

— Итадакимас.

— Спасибо, — она кивнула.

— Семён, Мику, приятного аппетита! , — к нам подошла Славя, — Я присяду?

— Да, конечно.

Славя присела на свободный стул:

— Мику, Ольга Дмитриевна сказала, что ты подготовишь музыку к танцам. Когда я смогу забрать кассеты?

— Ммм… , — Мику задумалась.

— Славя! , — меня осенило, — У тебя есть на складе утюг?

— Утюг? Есть, — она недоуменно посмотрела на меня.

— Ты, после полдника, чем занята будешь?

— Мы с ребятами будем площадь готовить, для дискотеки.

— Это надолго?

— Не знаю точно… А что?

— Давай, когда мы музыку подготовим, я кассеты принесу на площадь, или на сцену, ты же там будешь?

— Да… А утюг тебе зачем?

— Мне бы вещи погладить, перед танцами… Они в чемодане помялись все… В общем, я кассеты принесу, мы с тобой до склада сходим, я утюг возьму. Что скажешь?..

Мику со Славей переглянулись, кивая друг другу:

— Хозяйственный…

— Утюгом пользоваться умеет…

Я покраснел:

— Что такого-то?!

— Нет-нет, Сенечка, ничего, это очень хорошо… — Мику положила свою руку поверх моей, — У меня папа, например, ни разу утюг в руки не брал, ему всегда либо мама, либо я рубашки гладим… А ты… вон, оказывается какой…

Я закатил глаза:

— Лучше б не спрашивал…

Они захихикали:

— Сём, так и сделаем, — Славяна поднялась со стула, — Принесёшь кассеты, пойдём на склад, выдам тебе утюг. Можешь прямо там и погладить…

— Ммм… Я подумаю…

Закончив с полдником, мы направились в музклуб. Мику тут же зашла в подсобку. Я заглянул внутрь, следом за ней:

— Тебе помочь?

— Магнитофон возьми, — она протянула мне магнитофон, беря со стеллажа знакомый пакет с иероглифами.

Я вышел обратно, разматывая провод магнитофона, втыкая его в розетку. Подошла Мику, кладя пакет на рояль, доставая кассеты, перебирая их:

— Сенечка, надо сходить до моего домика, у меня здесь только мои песни.

— У тебя нет танцевальных песен?

Мику рассмеялась:

— Есть конечно, но ставить на дискотеке мои песни… К тому же, здесь в основном минусы, без слов. Так что, давай прогуляемся до домика…

В домике никого не было, Мику собрала с полки кассеты, складывая их в пакет, передавая мне. Я огляделся:

— А где твоё платье? Подготовила уже?

— Оно в шкафу висит. А ты в чём придёшь?

Не знаю, — я пожал плечами, — В джинсах и футболке, наверное, как приехал…

Мы вышли из домика, направляясь обратно в клуб, она нахмурилась:

— Сеня, а рубашки у тебя нет?

— Рубашки? , — я задумался, вспоминая вещи, которые были в чемодане, — Не уверен…

— Вот что… Давай-ка после клуба сходим к тебе, посмотрим, что у тебя есть. Ты не против?

— Нет…

Возвратившись в клуб, Мику перебрала ещё раз кассеты, отсортировав, по её мнению, наиболее подходящие. Поставила одну, нажала на кнопку. По комнате поплыла мелодия. Я присел на пол, рядом с ней:

— Думаешь, эта подойдёт?

— Конечно, она сейчас очень популярна. Кстати, Сень, а какая музыка у вас популярна?

— Да… Попса наверное, как и во все времена…

— А ты какую любишь?

— По настроению… Каких-то особых предпочтений нет…

— А… моя музыка? Понравилась? , — Мику хитро прищурилась.

— Очень!, — я улыбнулся, потянувшись к ней.

Мику отстранилась от меня, чуть отодвинувшись. Я недоумевая, потянулся к ней снова. Она снова отодвинулась.

— Мику?

— Эмм… Сеня… Я… Как бы тебе объяснить?.. На концерте выложилась по-полной…

— И?..

— Сеня! , — она с укором посмотрела на меня, — Мне надо в душ…

— Пфф… — фыркнул я, быстро преодолевая расстояние до Мику, пока она не среагировала. Чмокнул её в щёку, отодвигаясь обратно.

— Сеня! , — взвизгнула она, вскакивая, — Я же попросила!

— Ничего не могу с собой поделать… , — я развёл руками, улыбаясь.

— Бака! , — сообщила мне Мику, снова присаживаясь рядом, выключая магнитофон.

Вынула из него кассету, доставала из коробки следующую:

— А как тебе что-то вроде этого? Что-то романтичное, медленное. Чтобы под конец дискотеки все могли… Нуу….

— Это же не единственный медленный танец, я надеюсь?

Мику улыбнулась:

— Конечно не единственный, 3-4 медленных танца будет…

— Хорошо. Тогда пусть этот будет… на финал.

— Да…

Песня закончилась. Она перемотала песню на начало, доставая кассету. Сложила отобранные в стопку, убирая остальные в пакет. Я отключил магнитофон, передавая его Мику, которая убрала его в кладовку, вместе с кассетами.

Мы подошли к роялю. Я поймал ладонь Мику в свою, глядя в глаза. В клубе царила тишина, нарушаемая едва слышимым скрипом пола под ногами. Сердце ускорило ритм, гулко стуча в ушах, я сглотнул:

— Мику… Я хочу сказать…

Дверь с треском распахнулась. Я, вздрогнув от неожиданности, обернулся. На пороге стояли две девочки, из младшего отряда. Они с неподдельным любопытством уставились на меня:

— И-извините!

Мику выглянула из-за меня. Девочки оживились:

— Извините! Мику… А можно нам автограф?

Мику улыбнулась:

— Ну конечно!

Она ушла в подсобку, возвратилась, держа в руках две фотографии с какого-то концерта и ручку:

— Как вас зовут?

— Аня, Катя, — девочки осторожно подошли ближе, косясь на меня.

Мику быстро что-то написала на задней стороне фотографий, отдавая их девочкам:

— Держите!

— Спасибо! Вы очень красиво пели! , — они развернулись и выбежали из клуба.

Ты, я смотрю подготовлена к встрече с фанатами… А можно мне тоже автограф?

— Можно... , — Мику улыбнулась, стоя на одном месте.

— Мику?

— Тебе — особый автограф, — она наклонила голову, глядя на меня из-под полуприкрытых ресниц, — Я отдам тебе его позже… Пойдём, Славя музыку ждёт!

— Подожди! , — я снова поймал её за руку, — Я не договорил…

Мику легонько сжала мои пальцы своими:

— Сенечка… Не сейчас… Давай ты мне скажешь то, что хотел, не на бегу, а в спокойной обстановке…

— Хорошо…

Забрав кассеты, мы вышли из клуба, Мику снова завернула за клуб, на тропинку, выходя к своему домику:

— Секундочку…

Она заскочила в домик, возвращаясь обратно с большим пакетом в руках. Я показал на пакет:

— А это что?

— Сеня… , — она наклонила голову, буравя меня взглядом, — У девушки могут быть свои секреты?

Выйдя на площадь, встретили Славяну, руководящую развешиванием гирлянд по деревьям, стоящим по краям площади. Она повернулась к нам:

— Вы пришли?

— Да, держи, — я протянул ей стопку кассет.

Славя положила кассеты на стол, стоящий у памятника, на котором была составлена аппаратура:

— Идём?

— Сейчас, мы только к Сене в домик заскочим, я хочу посмотреть, что он собирается надеть…

Зайдя в домик, я вытащил из-под кровати чемодан, положив его на пустую кровать, открывая:

— Собственно, вот… , — я взял первую попавшуюся футболку, демонстрируя её Мику.

— Нуу… , — она скривилась.

— Понял… , — я достал следующую…

Перебрав несколько вещей, обнаружил, невесть как попавшую в чемодан, серую рубашку.

— Ну-ка — ну ка… , — Мику приложила её ко мне, что-то прикидывая, кивнула, — Подойдёт! А брюки?

— Брюк нет, — я развел руками, — Есть джинсы, есть несколько шорт…

— Можно я посмотрю?.. , — после моего кивка, она, оттеснив меня в сторону, заглянула в чемодан, деловито перебирая вещи…

Я отошёл, присев на кровать. Мику покопошилась ещё немного, вдруг замерла, развернулась, захлопывая чемодан, покрасневшая, держа в руках белые шорты:

— Эти… Я думаю… По-по-подойдут… , — она покраснела ещё больше, начав заикаться.

— Мику?

— Н-нет… Всё… в порядке… , — она положила шорты на чемодан, — П-пойдём, Славя ждёт…

Схватив пакет, выскочила из домика. Я взял рубашку, выходя следом. Мику шла, глядя куда-то себе под ноги.

— Мику? Что случилось?

— А? Нет-нет, ничего… , — она отрицательно затрясла головой.

— Всё нормально? , — я взял её за руку.

— Да! , — она снова вспыхнула, выдёргивая руку, — Это… нормально… на-наверное… П-просто я…

Мы вышли на площадь:

— Славя! Мы готовы!

— Пойдёмте…

У отворотки к складу, Мику повернулась ко мне:

— Сенечка, ты тут гладь, я пока пойду… , — она снова покраснела, — Ну… не важно, увидимся на ужине…

Развернувшись, чуть ли не бегом, рванула по дорожке, в сторону пляжа.

— Куда это она? , — пробормотал я себе под нос.

— Семён, — Славя укоризненно покосилась на меня, — В душ она пошла…

Мы зашли внутрь, проходя вглубь склада. Славя достала утюг, разматывая провод:

— Держи, можешь прямо здесь, на столе, и погладить, сейчас, только одеяло постелю.

— Спасибо…

Включив утюг, подождав, и поплевав на него, проверяя, нагрелся он или нет, я приступил к глажке. Славяна ушла куда-то, вернувшись, прислонилась к стеллажу:

— Ещё не закончил?

— Почти… , — я сосредоточенно проглаживал воротничок.

— Так готовишься…

— Это всё Мику, сам бы, я, надел первую попавшуюся футболку… , — я поставил утюг на стол, придирчиво осматривая результат своей работы, — Спасибо, я пойду.

— Да не за что…

Попрощавшись со Славей, вернувшись к себе, я повесил рубашку на плечики, найденные в шкафу и, засомневавшись, обнюхал себя. Вроде всё нормально, но… схожу-ка я, на всякий случай, тоже помыться. В душевые идти не хотелось, я решил дойти до умывальников, что были прямо за моим домиком… Вода немного согрелась за день, но всё равно, была холодной. Сняв рубашку, оперативно намывшись, растираясь полотенцем, услышал звук горна, зовущий на ужин. Я оделся, повязал галстук, забросил вещи в домик, и направился в столовую…

Мику, стоявшая у раздачи, замахала рукой:

— Сеня, давай сюда, я заняла очередь…

Заняв места, мы приступили к ужину. Мику ела молча, торопливо.

— Не торопись, не отнимут, — я улыбнулся.

— Мгм… , — она прожевала, — Сень, это тебе только переодеться и всё, а мне — переодеться, причесаться, накраситься…

— Не продолжай, — я поднял ладонь, — Во сколько мне за тобой зайти?

— Зайти? , — Мику порозовела.

— Не хочешь? Тогда встретимся на площади…

— Нет-нет, я хочу… Начало танцев в 20:30, заходи за мной минут в двадцать девятого…

— Хорошо…

Мику доела, взяла поднос, поднимаясь:

— Сенечка, буду ждать тебя…

Я спокойно доел, оглядывая столовую. Поставил посуду, вышел, потягиваясь, неторопливо направляясь к себе…

В домике, завалился на кровать, бесцельно пялясь в потолок, едва не задремав, спохватился, взглянул на часы — времени оставалось не так много. Развязал галстук, разделся. Надел шорты, лежащие на чемодане, достал из шкафа рубашку, надел, прикидывая, стоит ли её заправлять или нет. Огляделся, в поисках обуви. Точно, я же убрал свои кеды в чемодан.

Я распахнул крышку чемодана и…

— Бля… — непроизвольно вырвалось у меня.

В чемодане, поверх вещей, серебристо поблескивала, в свете лампочки, фольгированная лента из трёх презервативов… Я закрыл глаза, выдыхая, поднимая голову к потолку. Мои вещи здесь, соответствуют вещам из того лагеря… Тогда, я взял их с собой, «на всякий случай», спрятав в вещах… Цедя, сквозь зубы, проклятия, я покраснел, беря презервативы, теребя их в руках… Стала понятна реакция Мику… Как мне с ней объясниться?!..

Так ничего и не решив, я достал кеды, захлопывая чемодан. Времени уже было совсем впритык, так что я обулся и вышел на улицу. На лагерь уже опустились сумерки, наверное к началу дискотеки совсем стемнеет… Зашагал по дорожке, в сторону музыкального клуба, чтобы пройти мимо него по тропинке, к домику Мику.

Подойдя, попереминался с ноги на ногу и несмело постучал.

— Кто там? , — донеслось изнутри.

— С-семён, — голос внезапно охрип.

— Сенечка, пару минут, я почти готова…

Я отошёл, присаживаясь на скамейку, стоявшую на противоположной стороне тропинки, откидываясь на спинку, запрокидывая голову в стремительно темнеющее небо… Хлопнула дверь, я опустил голову.

На пороге, потупясь, стояла Лена:

— Д-доб-рый вечер…

— Добрый…

На ней было светлое летнее платье, украшенное голубыми узорами в виде крупных цветов. Запахнутое, на талии, с темно-синим облегающим топом, оно лишний раз подчёркивало прекрасную фигуру. На ногах — лёгкие босоножки, под цвет топа. На шее — легкий длинный шарфик в цвет платья. Глаза, и так огромные и выразительные, сейчас подчёркнутые макияжем, маняще сверкнули изумрудом. Лена тонко улыбнулась:

— Как тебе?

— Очень… Тебе идёт…

Лена спустилась с крыльца, поравнялась со скамейкой:

— Я пойду?..

— Да… давай…

Лена задержалась на мгновение, словно хотела сказать что-то ещё, но потом повернувшись, пошла по тропинке в сторону площади. Я проводил её взглядом до поворота, пока она не скрылась из виду, снова запрокинув голову в небо. С площади послышались приглушенные звуки музыки, видимо дискотека уже началась…

Скрипнула дверь, я опустил голову, вставая со скамейки, подходя к крыльцу, на котором стояла Мику. На ней было бирюзовое платье с широкими рукавами, с принтом, в виде нот, очень напоминающее юкату. Сходство с юкатой усиливал широкий алый пояс с пышным бантом на спине.

— Сенечка, как я тебе? , — она взялась за край двери, закрывая её, кокетливо глядя на меня, стоя вполоборота, согнула ногу. В разрезе юбки мелькнул край чулка, а чуть выше над ним — полоска обнаженной кожи.

— Очень… красиво… , — я протянул руку, которую Мику, с благодарностью, приняла.

Ткань чуть сползала с одного плеча, обнажая светлую, словно фарфоровую, кожу. Я прикрыл глаза, сделав глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Почувствовал тонкий аромат духов, дополняющий её прекрасный образ.

— И всё?

— Эээ… Ты… Вот… , — мысли отказывались формироваться в слова.

Мику улыбнулась, спускаясь с крыльца:

— Я поняла, Сенечка. Ты… , — она окинула меня взглядом, порозовев, — Тоже очень хорошо выглядишь…

Мы неторопливо двинулись к площади.

— Сенечка, ты же будешь танцевать?

— Насчёт быстрых танцев — не обещаю, а все медленные — твои.

— Ловлю на слове…

Мы вышли на площадь — дискотека под открытым небом уже началась. Яркие гирлянды, развешенные на деревьях, мигали в такт музыке, льющейся из колонок, установленных перед статуей. На самом танцполе пока что народу было немного. Кто-то ещё стоял чуть в стороне, разговаривая и смеясь с друзьями, пританцовывая, не решаясь выйти в центр. Те, кто решился — танцевали как могли — кто-то стеснялся своих движений, кто-то, наоборот, двигался свободно, наслаждаясь летней ночью и мелодией…

Не без удивления, среди танцующих, я заметил и Ольгу Дмитриевну — в шикарном фиолетовом платье с открытой спиной, она танцевала рядом с вожатой другого отряда. Остальные вожатые также пока наблюдали со стороны. Из нашего отряда на танцполе была только Ульяна, в лёгком летнем сером платье с узорами в виде бабочек. Увидев нас, замахала руками, расплываясь в улыбке. Выйдя из-за памятника, увидели Славю. Она была в нежно-голубом сарафане с замысловатыми узорами в древнеславянском стиле. Стоя около стола с аппаратурой, Славяна пританцовывала.

Мику, отпустив мой локоть, сделала шаг к ней:

— Славя, ты мою кассету поставила?! , — она старалась перекричать музыку.

— Да!

— Иди танцуй, полчаса точно, там подряд песни записаны!

— Хорошо!

Славя, ушла на танцпол, Мику повернулась ко мне:

— Потанцуем?

— Пока нет… Но на медленный — я приглашу!

Мику кивнула, улыбнувшись, сделала несколько шагов вперёд, обернувшись вокруг себя, отчего рукава юкаты взметнулись вверх, дополняя плывущие в воздухе локоны и, подмигнув мне, закружилась в танце. Я отошёл к ближайшей скамейке, оглядываясь по сторонам. Кибернетики сидели на соседней. Шурик, с отсутствующим видом и Электроник, изо всех сил старающийся рассмотреть Женю, сидящую на скамейке с другой стороны площади, с книжкой в руке. На ней было чёрное платье до колен с золотым узором и бахромой по низу и чёрные перчатки до локтя. На угловой скамейке, почти у выхода с площади, Лена с Алисой резались в карты. Я присмотрелся — на Алисе, единственной из девушек, было не платье, а джинсовые шорты и рыжий топ, с накинутой сверху белой рубашкой, завязанной под грудью.

Я перевёл взгляд на танцпол, где, в центре, танцевала Мику. Она двигалась легко, выверенно, собирая вокруг себя толпу зрителей. Я усмехнулся, откидываясь на спинку скамейки…

На краю площади замаячили две фигуры — Борис Саныч и Виолетта Церновна. Физрук сменил треники и майку на чёрные брюки с белой рубашкой. Виолетта же была в своём неизменном медицинском распахнутом халате, надетом поверх короткого чёрного платья с глубочайшим декольте…

С краю площади не осталось стоящих пионеров, все ушли танцевать, даже Электроник мелькал в толпе танцующих. Славя прошла к столу с аппаратурой, беря какую-то кассету, вставляя её в деку. Дождавшись, когда доиграет песня, нажала кнопку.

Над площадью поплыла медленная мелодия. Всех танцующих, как ветром сдуло с танцпола. Я поднялся, сделал от скамейки шаг, второй. На мне пересеклись десятки глаз, пока я, в одиночку, не обращая внимания ни на кого, пересекал танцпол, подходя к ожидающей меня Мику. Улыбнувшись, протянул ей руку:

— Потанцуем?

— С удовольствием, — Мику приняла мою руку, выходя вслед за мной на танцпол…

Мы медленно закружились по площади. Я изо всех сил старался не наступить ей на ногу, подстраиваясь под её шаг, Мику подшагнула чуть ближе:

— Сеня, веди ты…

— Хорошо… , — я выдохнул, позволяя себе двигаться свободнее, спокойнее.

Мику, спустя несколько секунд, улыбнулась:

— Сенечка, а ты похоже не врал, насчёт танцев.

— М?

— Что умеешь танцевать…

— С тобой, мне всё равно не сравниться… Я видел, как ты сейчас танцевала, и на концерте тоже…

— Сенечка, мне же ставят хореографию, плюс, я танцевать люблю…

На танцполе, рядом с нами, появились ещё несколько пар… Спустя несколько минут, музыка стихла, я отступил от Мику:

— Спасибо…

— Жду тебя на следующий танец…

Я вернулся на скамейку и откинулся на спинку, смотря вдаль, прокручивая в голове все моменты с Мику, начиная с нелепого знакомства. Купание, вечерняя прогулка, «вот мой ответ». Мои сомнения, наш первый поцелуй. Остров, костер. Сегодняшний концерт, полное принятие своих чувств… я должен рассказать ей о них… Я расплылся в улыбке…

Кто-то присел на скамейку, рядом со мной. Я повернулся — медсестра, закинув ногу на ногу, изогнула бровь, кивнув с лёгкой улыбкой:

— Привет, пионЭр…

— Добрый вечер, — осторожно ответил я, машинально отодвинувшись.

Она прищурила глаза, оценивающе глядя на меня:

— Ну что, как отдыхается?

— Эээ… Нормально, спасибо…

— И мне, я надеюсь, тоже будет отдыхаться хорошо? , — спросила она с нажимом.

— Что? , — я настороженно посмотрел на неё, — В каком смысле?

Она чуть наклонилась ко мне и, скрестив пальцы на коленях, сказала, внезапно похолодевшим голосом, сверля меня острым взглядом:

— И твоей вожатой, Ольге Дмитриевне, я надеюсь, тоже будет отдыхаться хорошо?

Я невольно поёжился:

— Виолетта Церновна…

— Просто Виола, пионЭр…

— Виола, — я, сглотнул, — Я не понимаю, к чему вы клоните?

Она, наклонив голову, медленно, с какой-то хищной улыбкой, произнесла:

— Не понимаешь?.. Я вижу, пионЭр, каким взглядом ты смотришь на эту пионерку. И вижу, каким взглядом она смотрит на тебя…

— Эээ… , — я закашлялся, ощущая, как кровь прилила к лицу.

— Поэтому и спрашиваю, чтобы быть уверенной в том, что у нашей дорогой Ольги Дмитриевны не возникнет никаких… неудобств… Ты ведь понимаешь, о чём я?

Я, не зная, куда деть глаза, пробормотал:

— Понимаю… Да… Нет… проблем не будет…

Она, задумчиво скользнув по мне взглядом, откинулась на спинку скамейки:

— Вот и прекрасно… Я просто надеюсь, что ты помнишь о возможных последствиях, если уж так потянуло влюбляться в лагере? Слышал об этом, пионЭр? Или объяснить? , — её голос стал спокойным, но это спокойствие напрягало сильнее, чем любые её намёки.

— Э… Да… конечно, слышал, — я судорожно кивнул, чувствуя, что краснею ещё больше.

— Вот и чудненько… А то смотри, могу тебе имипрамина укольчик сделать…

— Не надо… Я всё понял…

Она молча посмотрела на меня ещё пару секунд, потом кивнула и встала:

— Вот и молодец. Надеюсь, мы друг друга поняли…

Виола ушла, я выдохнул. С танцпола, ко мне, спешила Мику:

— Сеня? А о чём вы разговаривали?

Краска снова бросилась в лицо. Я наклонился вперёд, уткнув лицо в ладони, опираясь локтями на колени:

Не бери в голову… Так, болтовня…

— Лааадно… — протянула Мику, — Сенечка, а что мы будем делать после танцев?

— Прогуляемся?

— Хорошо… А куда мы пойдём?

— А куда ты хочешь?

— У нас не такой большой выбор, — она вдруг затараторила, — Может ты выберешь? А то постоянно я тебя везде вожу, а ты сам никогда ничего не предлагаешь, только соглашаешься…

Я поднял лицо, поворачиваясь к ней:

— Мику, во-первых, мне неважно куда, главное с тобой, во-вторых — ты гораздо лучше меня изучила лагерь, в-третьих… пойдём танцевать! Медленный танец начался!

— Сеня… — рассмеялась она, — Пойдём…

Мы вышли на танцпол, встав, друг напротив друга. Я осторожно потянул Мику за талию к себе, сокращая расстояние. На этот раз, чувствуя себя более уверенно, повёл в танце…

Она подняла лицо, глядя мне в глаза, с беспокойством во взгляде:

— Сенечка… Я, после нашего вчерашнего разговора… всю ночь думала… Ты же… ты же старше меня. Причём сильно старше. Тебе не будет скучно со мной?

Я крепче обнял её за талию, улыбнувшись:

— Мику… скажи мне… Я похож на Ольгу Дмитриевну?

Она широко распахнула глаза:

— Что?! Нет, конечно! Ты совершенно не похож!

— Я имею в виду… по поведению, а не внешне.

— А, ну… тоже нет… Ты это к чему?

— Мы с ней почти ровесники… Но я не знаю, что значит «быть 27-летним». С 22 лет я… не развивался, а стагнировал, даже наоборот, скатывался назад. Так что сейчас, все мои действия, эмоции, желания, взгляды на жизнь… такие же, как у семнадцатилетнего. И я не уверен, что смогу вести себя как взрослый мужчина. Может быть, наоборот, тебе со мной будет скучно?

Она прижалась ко мне сильнее, сокращая расстояние между нами до минимума, почти шепча:

— Сенечка, ты мне не наскучишь… , — она закусила губу, — Да, ты не такой, как взрослые, которых я знаю. Но… мне это и не нужно. Мне нужно, чтобы ты просто был собой…

Песня закончилась… Я, с сожалением, отпустил Мику, возвращаясь на скамейку…

Дискотека достигла своего пика. Нетанцующих было пять человек — Я, Шурик, Женя, Алиса и физрук. Последний, оглядываясь по сторонам, явно скучая, подошёл, присаживаясь рядом:

— Здоров, пионэр!

— Здравствуйте, Борис Саныч…

— Шо не танцуешь?

— Не люблю быстрые танцы…

— Я тоже… , — он почесал в затылке, взглянув на часы, — Ну, ишшо полчасика и усё…

— Что?

— Танцульки, говорю, закончатся. Можно и отдыхать идти…

Я улыбнулся, повернувшись к нему:

— Вас тоже вожатая заставила на танцы идти?

— А-ха-ха-ха, — расхохотался он, хлопая ладонью себя по коленке, — Не, я имею в виду, шо мы ж тут вожатые, сотрудники — тоже люди…

— М?

— Не только у вас смена заканчивается, пионэр, у нас — тоже, — он наклонился ко мне, понижая голос и заговорщицки подмигнул, — И мы хотим это дело немного отпраздновать. Так шо… ВечЁрнего обходу сегодня не будет, можешь с пионэркой своей подольше погулять…

— Я понял… Спасибо…

— Хэ, — крякнул он, — Я шо, молодым не был?..

Дискотека продолжалась. Я откинулся на спинку скамейки, глядя в звёздное небо… Музыка прекратилась, Ольга Дмитриевна взяла в руки микрофон:

— Вот и подошла к концу наша дискотека, объявляется последний, белый, танец…

Ко мне подошла Мику:

— Вы танцуете?

— Смотря с кем…

— С Электроником, — она заулыбалась, — Так настойчиво его приглашал...

— Он не отвечает мне взаимностью… , — притворно вздохнул я, — А так хотелось…

— Сеня, — расхохоталась Мику, хватая меня за руку, выводя на танцпол, — Потанцуй со мной…

Мы медленно закружились в танце, постепенно смещаясь к краю площади, отделившись от основной массы танцующих. Положив руки на талию, я прижал её к себе так близко, что почувствовал её дыхание, её тепло, её аромат — мягкий, едва уловимый, но заставляющий голову кружиться. Меня так и тянуло наклониться ближе, вдохнуть его глубже… Глаза, глубокие, сверкающие аквамарином в свете гирлянд. Губы, чуть приоткрытые, мягко блестели в лунном свете…

— Сень… , — Мику порозовела, — Прекрати так пристально меня рассматривать…

— Нет… , — я покачал головой, — Я хочу смотреть на тебя всегда…

— Сеня…

Мир сузился. Всё окружающее — музыка, смех, голоса людей — превратилось в размытый фон. Осталась только она…

— Я не хочу с тобой расставаться…

Последние аккорды музыки стихли. Толпа, шумя и свистя, развернулась в сторону памятника. Мику чуть отступила назад, я поймал её руки своими, чувствуя, как тонкие пальцы дрожат в моих ладонях. Она подняла глаза, глядя на меня, я утонул в этом аквамариновом океане эмоций. Сердце заходилось, я, вдохнул несколько раз, пытаясь успокоиться, чтобы не сбивался голос:

— Потому что…

Если бы я мог, я бы нашёл слова, чтобы передать всё: как её голос, каждый раз трогает что-то внутри меня, как её улыбка, даже самая маленькая, разгоняет тьму, наполняя меня светом, как её глаза, заставляют меня каждый раз тонуть в них… Я хотел рассказать ей, что именно из-за неё я снова стал замечать, насколько красив может быть этот мир. Но я боялся, что всё это останется просто словами, и потому сказал лишь то, что было самым важным:

— Я люблю тебя, — наконец выдохнул я, — И хочу, чтобы ты это знала…

Маленький шажок… ещё один, её руки скользнули вверх по моим, ложась на плечи. Она поднялась на цыпочки, оказавшись так близко… Я закрыл глаза, замирая, не дыша. Её прикосновение было лёгким, почти невесомым, но пронизывающим насквозь. Мику прижалась ко мне, щекой касаясь моей. Сердце замерло, когда обжигающее дыхание коснулось моего уха:

— Я тебя тоже… — прошептала она, голос её проникал глубоко внутрь, оставляя незримый след, но такой, что я знал — его не стереть никогда, — Даже больше, чем ты думаешь…

Я открыл глаза, чуть поворачивая голову. Она была так близко, что её дыхание становилось моим, осторожно коснулся её губ своими…

Мы, наконец, оторвались друг от друга, дыхание сбилось, но мир вокруг постепенно возвращался. Вдалеке снова начали звучать приглушённые аплодисменты и смех. Подошли к памятнику, где Ольга Дмитриевна с микрофоном в руке завершала свою речь:

— …снимем завтра, после линейки, а сегодня — отбой! Вожатым отрядов — проконтролировать!

Кибернетики возились у стола, отключая аппаратуру, сматывая провода. Пионеры уже покатили с площади колонки в сторону сцены, вожатые младших отрядов, уносили технику. К нам подошла Славяна:

— Мику, я тут твои кассеты собрала, — она протянула стопку кассет.

— Спасибо, Славечка...

Мы отошли от стола, поворачивая в сторону дорожки, ведущей к домику Мику. Путь нам преградила Ольга Дмитриевна:

— Персунов! Отбой уже был! Твой домик в другой стороне…

— Я Мику только провожу до домика… и тоже спать пойду.

— Она не заблу…

На плечо ей легла ладонь:

— Оль… Ждём только тебя… , — Виола появилась рядом, разворачивая вожатую к себе.

— Сейчас иду…, — вожатая попыталась вывернуться, поворачиваясь к нам с Мику, — Персунов, она не заблудится, иди к себе!

С другой стороны от вожатой вырос физрук:

— Ну шо вы тут, примёрзли шо ли?.. , — он увидел нас с Мику, — Пионэр, шо вы тут трётесь?! Иди проводи пионэрку и отбой! Шо непонятного?!

— Есть! , — я резко вытянулся по стойке смирно, хватая Мику за руку, быстрым шагом, отходя в сторону.

— Но!.. — сопротивлялась Ольга Дмитриевна, увлекаемая с площади, в сторону медпункта, физруком с медсестрой.

— Да пусть идут уже… , — Виола, приобняв Ольгу, согнула вторую руку за спиной, показывая мне кулак.

Мику проследила за ними взглядом, хихикнула:

— Это что сейчас было?

— Мне Борис Саныч, по секрету, сказал, что у них там праздник намечается, так что вечернего обхода не будет, можно погулять подольше, — растянулся я в улыбке...

Мы подошли к её домику, свет в нём не горел, Мику дёрнула за ручку, распахивая дверь:

— Подожди минутку… , — она забрала у меня кассеты, скрываясь в домике. Спустя несколько секунд, вновь появилась на крылечке:

— Гулять?

— Да… , — я протянул ей руку, — Пойдём-ка вокруг, чтобы на площади не отсвечивать…

Мы притормозили у музклуба, Мику повернулась ко мне:

— Сенечка, а куда мы идём?

— Ммм… А куда ты хочешь?

— Нет… , — покачала головой Мику, — сегодня ты выбираешь, куда идти…

— Хорошо… Тогда… прямо, а там будет видно…

За разговорами, смеясь, прерываясь на поцелуи, мы прошлись до ворот. Моя идея выйти за территорию лагеря, чтобы погулять там, провалилась — ворота были заперты. Мы развернулись, свернули к моему домику, и, неспешно, брели от него, по дорожке, в сторону площади. Напротив домика рыжих, я взглянул на прогалину в кустах, вспомнив, как через неё, мы вчера добирались до лодок:

— Может на дебаркадер?..

Мику замерла, остановившись, покраснела, и, на мгновение потупив взгляд, затараторила:

— Дебаркадер? Отлично, да-да, хорошая идея! Правда, на улице уже темно… Но ведь, наверное, там на причале… эээ… дебаркадере, да, на дебаркадере, так красиво ночью! Там наверняка луна отражается в воде… Сегодня ведь, как раз полная луна… Ты любишь смотреть на луну, Сеня?

Я кивнул:

— Да… люблю.

— Вот и здорово! , — она мимолётно улыбнулась, отводя взгляд, трогаясь с места, продолжила, — Я… я тоже люблю. Особенно, когда так… тихо, только ты и вода… Ну, то есть… там же, наверное, никого не будет, если… если мы туда придём? , — она покраснела ещё больше.

— Думаю, не будет.

— Отлично… Тогда, может, прямо сейчас, сразу пойдём? Просто, чтобы успеть... на луну. Или… ты хотел ещё куда-нибудь сходить?..

— Мику… , — я взял её ладонь в свои, почувствовав, что у неё дрожат руки, — Я же и предложил пойти туда, только что?

— Ха-ха-ха… Сенечка… , — она нервно рассмеялась, — Ну я тоже хотела… ну то есть думала… позвать тебя на дебаркадер, а ты меня опередил…

Мы подошли к площади, аккуратно выглядывая из-за кустов, осматривая её. На площади никого не было. Быстро пройдя через неё, свернули, выходя на берег реки.

Здание дебаркадера, утопало в волшебном серебристом свете полной луны, наполняющий всё вокруг мягким, чуть мерцающим свечением. Небо усеяно звездами, проглядывающими сквозь размытые облака, нежно-сиреневого и голубого, оттенков. Тёмная вода вокруг мостков, с лунными бликами играющими на её поверхности, создавая эффект живого зеркала, отражала небо, придавая окружающему некую сюрреалистичность. Я даже притормозил на мгновение, осматриваясь по сторонам…

Мы вышли на площадку за зданием дебаркадера, Мику подтянулась на перилах, подаваясь вперёд и вверх, навстречу ветерку, дующему с реки. Меня посетило чувство дежавю — эта поза, эта улыбка, эти волосы, не поддающиеся законам гравитации, эти глаза, хранящие в себе мириады звёзд… Я снова почувствовал, как волны тепла, разливаются по всему телу от груди…

Она, едва заметно, шевелила губами, покачивая головой в такт. Я прислушался, но ничего не услышал:

— Мику?

— Да?

— Ты что-то говоришь?

— Напеваю… , — она спустилась с ограждения, вставая передо мной.

— А можешь спеть вслух?

— Могу… Но с одним условием… , — она распахнула глаза, — Потанцуй со мной…

— Без музыки?

— Я буду петь…

Я приобнял её правой рукой, кладя ладонь на лопатку и вытягивая левую чуть в сторону. Мику хихикнула, вкладывая ладонь в мою и приобнимая за вторую руку. Я кивнул:

— Начинай…

https://on.soundcloud.com/m2tEXnWVB4ogvfHe8

Мику, на мгновение, прикрыла глаза, мурлыкая себе под нос мелодию. Я прислушался, ловя ритм, сделал первый шаг. Она улыбнулась, распахивая глаза, запела:

Tooku sarishi yakusoku arite

Tsunoru omohi utedo kanawanu…

Близость Мику завораживала, её сверкающие глаза, собравшие в себе все оттенки ночи, от глубокого синего до мягкой лазури, безупречная фарфоровая кожа, словно светящаяся в лунном свете. Каждый перелив голоса — серебряная нить, проникающая в самое сердце, вызывая дрожь. Голова кружилась, я не чувствовал под ногами палубы дебаркадера, словно парил в воздухе... Она продолжала петь, танцуя со мной, окутанная ореолом лунного света, нереальная, эфемерная, словно сказочная принцесса…

Песня закончилась, Мику прокружилась в последний раз, прижимаясь ко мне:

— Спасибо Сенечка… Как тебе?

— Ммм… Вот мой ответ, — улыбнулся я, наклоняясь, привлекая её к себе, целуя…

— Как-то неразборчиво… — прошептала она, притягивая обратно...

В моей голове всё смешалось — её голос, такой нежный, всё ещё звучал где-то внутри меня, эхом отражаясь от пульса сердца. Пальцы замирающие на моей шее, вызывали дрожь во всём теле. Я терялся в каждом её прикосновении, в каждом вздохе, становящимся всё глубже. Наклонившись ниже, к шее, осыпая её мягкими поцелуями, чувствовал, как она вздрагивает от каждого прикосновения, чувствовал лёгкий аромат, утончённый, невесомый. Он опьянял, заставлял хотеть прикоснуться ещё раз, снова и снова…

Насилу оторвавшись, пытаясь прийти в себя, я отошёл к перилам, оперевшись на них спиной, тяжело дыша. Мику привалилась спиной к стене дебаркадера, напротив меня, облизнув губы:

— Сенечка?..

— Я… , — я старался восстановить дыхание, — Я думаю, нам пора идти… пока не поздно…

Мику закрыла глаза, прислонившись затылком к стене… Я подошёл, остановившись в шаге от неё:

— Мику, я…

Она открыла глаза, молча отрываясь от стены, шагнула навстречу, положив руку мне на грудь:

— Сень…

Под рукой Мику, в моём нагрудном кармане, что то зашуршало, она провела по карману ещё раз, поднимая голову и вопросительно взглянув на меня, засунула пальцы в карман, доставая…

За мгновение до того, как Мику достала из кармана его содержимое, в моей голове пронеслись картинки: В открытом чемодане, сверху, на вещах лежит серебристая упаковка презервативов… Я кручу их в руках, раздумывая, что с ними делать… Я лезу в чемодан правой рукой, чтобы достать пакет с кедами, а левой, машинально, убираю резинки в карман…

Меня бросило в жар, я перевёл взгляд на Мику, такую же красную, судорожно пытающуюся запихнуть находку обратно:

— Эээ… Мику… Это не то, что ты думаешь… Я… это… случайно… Я ни о чём таком…

Наконец ей удалось, вернуть находку на место, она молча подняла глаза, посмотрев на меня, отвернулась, зашагала к выходу с дебаркадера. По моей спине градом катился холодный пот. «О чём ты думал, дебил?!», — мысленно взвыл я...

Мику, выйдя на торец дебаркадера, резко остановилась, разворачиваясь. Я, осыпающий себя проклятиями, едва не врезался в неё, остановившись в последний момент, почти в плотную к ней:

— Ми-ку… — извиняющимся тоном протянул я.

Она глубоко вдохнула, взяв меня за щёки, потянула к себе, наклоняя, поцеловала, и прошептала на ухо:

— Поднимайся…

— Мику?!...

Она прикрыла глаза, заливаясь краской ещё сильнее, отпуская моё лицо, взялась рукой за лестницу, прошептала:

— Поднимайся…

Я, трясущимися руками, взялся за перекладину, ставя ногу, поднимаясь. Оказавшись внутри, осмотрелся — яркий лунный свет, проникающий сюда сквозь прорехи в крыше, достаточно хорошо освещал чердак, выделяя на полу и лежащих здесь вещах, ярко освещённые участки. Сзади послышались шаги по лестнице — она поднималась следом. Меня снова бросило в жар, но я протянул руку, помогая ей забраться внутрь...

Мику поставила на пол туфли, которые держала в руках и нервно хихикнула:

— Не думала, что в юкате будет так трудно сюда залезть…

— Мику… , — голос дрогнул, — Ты… уверена?

Она посмотрела на меня так, что сердце пропустило удар, взрываясь в бешенном ритме, от которого заходили ходуном все внутренности:

— Сенечка, — она зашептала, подшагивая ко мне вплотную, — Я никогда не была в чём-то ещё более уверена... Я влюбилась в тебя, и узнала, что это взаимно… , — её голос на мгновение сорвался, — Я не знаю, что будет завтра, ты можешь исчезнуть навсегда, и я, возможно, больше никогда не смогу испытать этого… с тобой… Я уверена. И я хочу… чтобы это был ты…

Я прижал её к себе, чуть дрожащую, целуя, обнимая, гладя. Мы медленно двинулись по чердаку дальше, не разрывая объятий, шепча друг другу, в перерывах, между поцелуями.

Мику, трясущимися пальцами, расстегнула пуговицы моей рубашки, потянула её с плеч, снимая, бросив на матрас за моей спиной. Приспустив юкату, оголив плечи, впиваясь губами в шею, в ключицы, я, гладя её по спине, взялся за бант на поясе. Он не поддавался. Мику, тем временем, чуть отстранившись, касаясь губами моей шеи и груди, расстегнула ремень на шортах, зажала между пальцев пуговицу и, замерев на мгновение, словно собираясь с мыслями, расстегнула шорты.

— Мику… , — прохрипел я, оторвавшись от неё, — Помоги мне с бантом…

Она отступила назад шаг, другой, не отрывая взгляд, скрываясь в темноте неосвещенного участка чердака, зашуршала там... Разувшись, снял шорты, отложил их в сторону, присел на матрас, убирая рубашку к шортам, спрятав содержимое кармана под подушкой. Со стороны Мику скрипнула доска, я повернулся, вглядываясь.

В косом луче света, проникающем сквозь прореху в крыше, около пола, появилось что-то, отбрасывающее тень, я вгляделся, постепенно поднимая взгляд. Длинная, изящная нога в чёрном чулке, заканчивающимся на стройном бедре, резко контрастирующим с чулком, фарфоровой белизной гладкой кожи... Мику медленно продолжала входить в луч света, специально, или неосознанно, давая мне полюбоваться ей. Бёдра, аквамариновое кружево трусиков, гладкий подтянутый живот, грудь идеальной формы... Её глаза сверкнули, словно по их окружности скользнула аквамариновая комета. Она замерла, с невысказанным вопросом во взгляде...

— Ты прекрасна…, — я протянул к ней руку, — Иди ко мне…

* * *

Хентай — https://ficbook.net/readfic/019336aa-a5c3-706d-b0a8-06f1994865b2

* * *

Отдышавшись, повернул голову глядя на Мику. Она лежала на спине, закрыв глаза, улыбаясь, прижав ладони к животу. Повернула голову ко мне, открывая глаза, разглядывая меня каким-то иным взглядом. Повернулась на бок, поводила пальчиком по моей груди, что-то рисуя:

— Спать?

— Да… — качнул я головой, — Надо…

Привстав на локте, вытащил из-под себя одеяло, завернул в него Мику, проворачивая вокруг своей оси.

— Эй! , — захихикала она, — Ты что делаешь?..

Вытащив из-под неё одеяло, расправил, накрывая обоих:

— К утру похолодать может…

— Сенечка, согрей меня… — она прижалась ко мне всем телом.

Я обнял её целуя в макушку. Устроившись у меня на груди, потерлась о неё щекой, обнимая меня, закидывая на меня ногу:

— Спокойной ночи, Сенечка…

— Спокойной ночи…

Я провалился в сон…