И всякий прочий хлам... (гет)

На двухдневную летнюю конференцию зальеваров в Салеме Снейп решил взять с собой Эйлин. Ей полезно будет послушать, чем занимаются умные люди. Не то чтобы всех без исключения участников конференции Северус считал таковыми, но решил, что польза для дочки в любом случае будет: что услышит и поймёт — то её, а чего не поймет — значит ей оно пока и не надо. Эйлин хотела поехать в основном потому, что ей интересно было хоть одним глазком посмотреть на Америку-страну, да и побыть с отцом два с половиной дня безотлучно — исключительно редкая возможность. Живоглот тоже собрался ехать с ними и был уже полностью готов в дорогу, но вот только они об этом не знали и уехали без него. Кот обиделся и, как говорится, затаил в душе некоторое хамство.

Эйлин предполагала, что сидеть рядом с отцом в душном зале под бесконечный бубнёж кого-то там впереди за кафедрой будет невыносимо скучно, а потому утром прихватила с собой из вестибюля гостиницы все английские газеты, которые только там были. И вот, прямо посреди доклада о новых способах долгосрочной консервации Морочащей закваски, она толкнула Снейпа локтем и протянула ему свежий номер «The Daily Telegraph», тыча пальцем в раздел о новостях науки.

В короткой заметке сообщалось, что сотрудник закрытого научного института Гермиона Снейп получила почетный знак The Royal Shakespeare Company — Королевской Шекспировской компании — за привнесённый ею ценный вклад в шекспироведение.

… И это стало единственным, что Эйлин могла потом вспомнить о посещённой ею конференции. Правда, фирменный суп из моллюсков в Бостоне тоже был ничего так…

Припёртая к стенке двумя Снейпами Гермиона сначала делала удивлённое лицо и отнекивалась, но потом сдалась и пообещала рассказать «что это было», но не сразу, а как только получит на то разрешение своего начальства в Отделе Тайн.

Прямо за живой изгородью, обрамляющей их дом на самой окраине маггловского городка графства Саффолк, начиналась между холмов дорога, как будто срисованная с картины Гейнсборо, которая так и называется — «Пейзаж в Саффолке». И вела та дорога через лоскутные поля, тенистые леса, зелёные пастбища и вересковые пустоши, мимо ярких курортных городков с разноцветными фахверковыми домиками, мимо аккуратных ферм и старинных нормандских замков, мимо гордых монументальных церквей и скромных маленьких часовен — куда-то к побережью мелководного Северного моря, к его меловым утёсам и слоистым скалам. И на этом пути были у каждого из них свои любимые места, особенно прекрасные летом, в которых они бы и хотели бывать почаще, но… не так часто это получалось, да чтобы еще и все втроём…

Но в этот раз они удобно устроились в трансфигурированных из камней креслах на плоской верхушке одной из скал с видом и на жемчужно-серое море, и на разноцветье расстилающихся с другой стороны холмов, и были готовы слушать обещанный Гермионой рассказ. Снейп уже заранее иронически кривил губы, а Эйлин, в последнее время изо всех сил пытающаяся вести себя как благонравная юная леди, пыталась придать своему лицу незаинтересованное выражение.

— Вообще-то, — заговорила Гермиона, — всё это давно началось, еще когда я была студенткой. У нас в магической Сорбонне был такой профессор Эдуард Леруа. Ой, про него можно книги писать, там такое… Он еще в позапрошлом веке был известным профессором обычной, маггловской, Сорбонны, но потом, чтобы не привлекать внимание к своему долголетию, оттуда вроде бы как таинственно исчез. Там целая история, ну да сейчас не в ней дело… Так вот, он доказал существование у нашей планеты особой оболочки, связанной с сознанием всех людей — всех бывших и всех настоящих. Это некое, как сейчас говорят, информационное поле, окружающее Землю и находящееся в непрерывном контакте со всеми мыслящими существами, на ней проживающими. И в этом поле хранятся все их мысленные образы, отпечатки любых сказанных, написанных или прочитанных слов, слепки всего увиденного и запечатлённого в памяти — каждое событие, каждое слово, каждый мыслеобраз, все знания и любой опыт всех, когда-либо живущих на свете, людей. И поле это он назвал антропосферой.

— Несколько умозрительно, — качнул головой Снейп. — Но безусловно одно — изречение “идеи витают в воздухе” должно рано или поздно получить научное обоснование.

— Но тогда, — задумчиво произнесла Эйлин, — получается, что прямо вокруг нас, здесь и сейчас, плавают разгадки всех загадок мировой истории, все утраченные знания, все исчезнувшие книги.

— Вот и меня это очень заинтересовало, и какое-то время назад я попыталась представить себе — каким способом из этого невообразимого информационного массива можно добыть именно ту информацию, которая интересует тебя в контексте твоей цели и задачи, и как полученное можно преобразовать в «читаемую» тобой форму. И вот постепенно, не сразу, я придумала как создать и настроить своеобразные поисковые фильтры — этакую сеть, через ячейки которой пройдёт именно искомое. Тут только очень важно правильно и точно подготовить дескрипторы — такую систему ключевых слов, понятий, временных отрезков, имён… ну да это сложно и долго объяснять, тем более что ноу-хау я всё равно раскрывать не имею права. Тут, сами понимаете, работают руны и нумерология, без них вообще создать что-то новое в магии невозможно. И вот когда я это всё придумала и просчитала — стало понятно, что здесь нельзя обойтись голой теорией, и что созданный инструмент надо проверить хотя бы на одной практической задаче, а желательно — на самой простой и однозначной, то есть на той, которая имеет только одно-единственное верное решение из множества предполагаемых.

— И что же привело нас к Шекспиру? — насмешливо спросил Северус.

— Да принцип наименьшего сопротивления и привёл. Мы же тут все англичане, а кто у нас тут в Англии самый великий и загадочный? Конечно же, Вильям наш Шекспир, который то ли был, то ли не был, то ли был, но не он. Вопросами бытия-небытия мне задаваться не хотелось, а потому я раскрыла Шекспировскую энциклопедию и нашла там подходящий секрет великого барда. В 1609 году вышел сборник из ста пятидесяти четырёх сонетов, посвященный некоему «мистеру W.H.». Тайна этого посвящения изучалась и дискутировалась много лет, обсуждались четыре кандидата, шекспироведы и историки ломали копья, но к консенсусу не пришли. Вот ею я и занялась, и полученный результат однозначно показал, что Шекспир этими инициалами обозначил Вильяма Герберта, графа Пембрука. Описания всех моих исследований по созданию поисковых фильтров для получения информации из антропосферы вошли в отчёт, который Отдел Тайн ежегодно предоставляет Министру магии. Там же была описана и прикладная часть исследования — насчёт Шекспира. А ты, Северус, сам знаешь, что у Министра нашего, у Кингсли то есть, имеются самые тесные контакты с маггловским премьер-министром. Вот Кингсли ему и предоставил этот самый мой практический результат со всеми выкладками и документальными обоснованиями, из антропосферы полученными и скопированными. А тот уже передал его специалистам из Королевской Шекспировской компании. И оттуда, тоже через Кингсли, я получила награду и письмо, в котором они пишут, что что «разгадка тайны W.H. позволила приблизиться к пониманию смысла многих сонетов, а следовательно — к самому великому барду». И выражают удивление, что столь плодотворное исследование проведено неизвестным специалистом, других публикаций которого они не нашли. Честно говоря, очень неожиданно для меня это было — уж на признание шекспироведов я точно не рассчитывала. Ну вот, собственно, и всё — я вам отчиталась.

— Молодец, — сказал Северус. — Я тобой горжусь.

— Профессор Снейп, а где вы были в мои школьные годы?

— Не прибедняйтесь, мисс Грейнджер. Вами тогда вслух гордились все, а особенно МакГонагалл и Флитвик старались.

— Послушайте, — перебила их Эйлин, — я вот вообще не могу понять, какая разница — были посвящены те сонеты одному, другому или двенадцатому. Для кого это может иметь значение, если по большому счёту? Что и как это знание может изменить лично для меня?

— Ну, для шекспироведов имеет. Это их хлеб, их жизнь, их область интересов и усилий. Лично для тебя — наверное, это ничего не меняет. А может, и меняет, но ты об этом просто не знаешь.

— Боюсь, что не просто не знаю, а никогда и не узнаю. Мне кажется, что настоящий практический результат любого научного исследования — это нечто другое. Это что-то, что можно увидеть, услышать, почувствовать, да потрогать в конце концов. Это должно быть чем-то реальным, действенным. Вот если папа придумает, например, как сократить срок варки Кроветворного зелья, то результатом будет сэкономленное всеми зельеварами время. Так понятнее? Да эта же ваша антропосфера может дать возможности непредставимые, крышесносные… А тут — древний Герберт-какой-то-там-граф, смешно слушать. Нет, ты, мама, конечно, редкий молодец, я тоже тобой горжусь. И я понимаю, что ты это делала, думала, изобретала, просчитывала только для проверки своих теоретических выкладок. И понимаю, что всё это — только начало пути, но ведь на свете было столько всякого действительно нужного, чего сейчас у нас нет, потому что оно утеряно…

— Да, ты верно говоришь, это только начало пути, но дальше по нему пойду уже не я. Мне интересно было создать инструмент — и я его создала. Но даже если кто-то изобрёл молоток, он же не будет им в дальнейшем забивать все на свете гвозди — это сделают уже другие, а его делом было молоток придумать и забить им самый первый гвоздь — чисто для демонстрации возможностей.

— А давай ты для демонстрации возможностей решишь еще какую-нибудь конкретную задачу, но теперь чисто практическую. Если получится, конечно.

— Эйлин, какой же ты неисправимый прагматик! И какую же, например, задачу?

Снейп усмехнулся про себя. Что Гермиона азартна он, конечно, знал. Но что она так легко поведётся на подначку дочери… Моя девочка, да…

Эйлин встала, подошла к краю скалы и застыла, разглядывая перламутровое Северное море, покрытые изумрудным мхом меловые скалы, далёкий зелёный луг с рассыпанными по нему белыми комочками-овцами и расстилающийся до горизонта разноцветный ковёр. Ковёр вересковых пустошей — оливково-жёлтый, сиреневый, зелёный, вишнёвый, красно-бурый — где все цвета и оттенки переплелись в узорах плюшевого пэчворка.

Она повернулась к родителям, вскинула голову и продекламировала:

Из вереска напиток

Забыт давным-давно.

А был он слаще мёда,

Пьянее, чем вино.

В котлах его варили

И пили всей семьей

Малютки медовары

В пещерах под землёй.*

— Ага, — сказала Гермиона. — Баллада «Heather Ale» Роберта Стивенсона, во всех школах учат. Это ты к чему?

— А вот к этому:

Король глядит угрюмо:

«Опять в краю моём

Цветёт медвяный вереск,

А мёда мы не пьём!»

— То есть это я, мама, к тому, что секрет верескового мёда так и не был раскрыт. А ведь он был, рецепт этот секретный, он поколениями передавался, озвучивался. И этот рецепт наверняка можно восстановить, вынуть из этой самой антропосферы. Вот тебе и научное исследование, и подтверждение твоих теоретических выкладок, и практический результат для всех людей вокруг. Шутка ли — слаще мёда, пьянее, чем вино!

— А что, прекрасная идея! — и Снейп незаметно подмигнул дочери. — И правда, Гермиона. Интересно ведь, а опыт работы с фильтрами этими у тебя уже есть. Не думаю, что это сложнее, чем шекспироведение, да еще и результат вполне прикладной. Захотим — просто опубликуем, захотим — задорого продадим утраченный старинный рецепт да на вырученные деньги где-нибудь на Востоке ковёр-самолёт себе купим.

— Два ковра-самолёта, — быстро вставила Эйлин. — а то я вас знаю, мне полетать не достанется.

— Купим три, чтоб каждому. Давайте, миссис Снейп, соглашайтесь. Я если хочешь — можем и поспорить на что-нибудь. Вот что ты хочешь в случае выигрыша своего, если у тебя получится найти секрет верескового мёда?

— Искуситель! Чего хочу? Если выиграю — вы, профессор Снейп, берёте недельный отпуск и каждый вечер встречаете меня дома после работы со свежеприготовленным горячим ужином.

— Неожиданно! Но в случае моего выигрыша ты… — он нагнулся к её уху, заслонился ладонью и что-то прошептал.

Гермиона покраснела. Эйлин с уважением посмотрела на отца.

— Однако, миссис Снейп, если в вашем возрасте вы еще не разучились краснеть, то у нас с вами еще многое впереди. Ну что, берёшься?

— А вот и берусь. Мне самой стало интересно. История с мёдом-то известная, но сами пикты эти, малютки-медовары, народ интересный, на них в истории магии кое-что завязано, да и многое с ними непонятно. Малорослые карлики, а отразили вторжения европейцев, англосаксов и ирландцев, даже воины могущественной Римской империи от них дёру дали. За это они и получили славу свирепого народа, обладающего секретным волшебным зельем, которое называлось вересковым элем. Это в книгах по истории магии написано. А сама та легенда, по которой эта баллада написана, в истории магии излагается по-другому: после убийства сына старик бросился к королю, схватил его, вместе с ним спрыгнул с утёса, и оба они разбились насмерть. Одним словом, есть с чем разбираться.

— Ух ты! А вдруг это и вправду секретное волшебное зелье было, а магглы просто по-своему поняли: раз сладкое — значит мёд. Может такое быть, папа?

— Утраченный рецепт секретного зелья, которое до этого пикты-маги варили веками? Зелье с таким выраженным сладким вкусом? Не знаю, не слышал. Но вот нам и шанс про это узнать.

Но шанс еще только предстоял, а лето между тем заканчивалось, оно осыпалось лепестками цветов, опадало плодами с деревьев, испарялось по утрам холодной росой, и осторожно капало жёлтую краску на зелёные кроны. В один из последних августовских дней Хагрид неожиданно принёс Снейпу семидюймовую серебристую ящерку с крупной красной бородавкой на лбу.

— Возьми для Эйлин, директор. Скажешь ей, что от меня подарок. Ишака — она зверушка редкая, их всех уже почти гоблины отловили, это ж они из ихней кожи свои зачарованные кошельки делают, я еще Гарри когда-то такой подарил. Они хозяину верные, если привяжутся, то никто другой и дотронуться до них не сможет, а магглы их и вовсе не видят. Я вот парочку ишак пригрел, так нарадоваться не могу, а это детка ихняя уже подросла.

Северус подумал, погладил пальцем сухую бархатную спинку, посмотрел на тревожно вспыхнувшую алым огоньком бородавку — и взял.

Эйлин приняла подарок с восторгом, объявила, что это ишака-девочка и назвала её Жаклин. Волшебная ящерица быть девочкой не возражала, имя своё усвоила быстро, по ночам исправно включала красный фонарик на лбу и была удостоена высочайшего позволения поехать в школу вместе с хозяйкой.

Недовольным остался только Живоглот, которого ишака при попытке знакомства внезапно опалила едким кислотным плевком, чего никто из двуногих не видел. Жаловаться кот не привык, мстить мелкой рептилии счёл ниже своего достоинства, но узнав, что это лысое недоразумение тоже едет в Хогвартс, не пожелал делить с ним там территорию, а заодно вспомнил, что на Эйлин он тоже вообще-то в обиде за её самовольный отъезд — и первого сентября просто отказался заходить в переноску. Демонстративно лёг в кресло, гордо отвернулся и всей позой дал понять, что зимовать будет здесь, тем более что он вообще в полном своём праве никуда не уезжать от главной законной хозяйки.

А вересковые поля к осени только набирали густые цвета и глубокие оттенки, дымились горько-медовым ароматом, жужжали пчёлами и шмелями, дышали ночными ветрами и наливались магией земли…

Гермиона всё еще искала релевантные для решения новой задачи дескрипторы, чтобы потом создать на их основе поисковые фильтры. Она погрузилась в архивы и исторические документы, собирала нужный этнографический материал про пиктов и вникала в терминологию и хитрости изготовления эля и пива. И всё это, между прочим, в свободное от работы время.

Да и у Северуса начало учебного года выдалось непростым.

Сначала главная кухонная печь Хогвартса не просто вышла из строя, а сгорела огнём — так что пожар на кухне с трудом удалось потушить, и все обитатели замка остались без горячей еды, а коллективное отчаяние эльфов вообще не поддавалось описанию. Только через два дня, когда всем уже сухомятка в рот не лезла, а горячим был только нагретый магией чай, останки печи слегка остыли и причина пожара стала понятной — внутри печи за время каникул завелась несметная колония огневиц, которые отложили там астрономическое количество яиц. После того как совместными усилиями из прогоревшего жерла удалили горючий пепел и восстановили саму печь, она всё равно пока работала вполсилы, и эльфам просто чудом удавалось прокормить несколько сотен растущих организмов.

Потом из замка сбежали «домой к маме» две близняшки-первокурсницы, которые выросли в крошечной тихой лесной деревне, а потому тревожно и неуютно себя чувствовали, находясь постоянно в буйной студенческой толпе. Причём они, привыкшие, что из любого места путь к их дому ведёт через лес, решили, что к дому их сможет привести вообще любая лесная дорога — и после урока в теплицах просто не вернулись в замок, а незаметно нырнули в Запретный лес, где уже на порядочном расстоянии были перехвачены кентаврами. Посланник кентавров заявил, что они согласны выдать девочек в обмен на предателя Флоренца, а обсуждать условия обмена будут только с директором, который лично придёт к ним на поклон. Сам же директор весьма невысоко оценивал свои дипломатические способности, но выхода не было — он пришёл и почти семь часов провёл, стоя напротив выстроившегося в каре табуна — или стада? — человеко-лошадей. В результате в замок Снейп вернулся, еле держась на ногах, но конвоируя беглянок, а в качестве отступного он вместо одного из двух своих профессоров-прорицателей пообещал поставлять кентаврам хлеб и вино. Вот только абсолютно пока не представлял — а на какие, собственно, деньги он эти хлеба и вина будет закупать?

Не заставило себя долго ждать и следующее событие. Многочисленные рыцарские доспехи, украшающие и загромождающие коридоры Хогвартса, подверглись нашествию бурой ржи — специфической разновидности микроорганизмов, питающихся железом и размножающихся только в местах скопления магии. И, пока Снейп со Слагхорном в четыре руки варили один котёл дезинфектора за другим, старшекурсники коллективно таскали эти котлы и обтирали вонючим варевом неиссякаемое количество панцирей, шлемов, лат и кольчуг. Бурая ржа отступила, хотя некоторые доспехи покрылись дырочками и теперь напоминали вертикально поставленные дуршлаги. Но история имела продолжение в виде появившегося в Большом Зале во время завтрака сотрудника больницы Святого Мунго, который во всеуслышание объявил, что все учащиеся школы должны пройти специальную профилактику в больнице, поскольку контакт с бурой ржой в подростковом возрасте может в дальнейшем привести к необратимым нарушениям репродуктивной функции. Учащихся следовало доставлять в Мунго поочерёдно, по тридцать человек ежедневно, и по требованию больницы сопровождать каждую группу должны были не менее чем три преподавателя. А в замке силами бригады медиков в эти дни будет проводиться дополнительная магическая дезинфекция всех классов, залов, коридоров и факультетских помещений. Стоит ли говорить, что всю последующую декаду уроки практически не проводились, преподаватели как могли подменяли друг друга и, сбиваясь с ног, старались как-то организовать и чем-то занять возбуждённых детей. А многие младшекурсники с интересом узнали, в чём именно заключается репродуктивная функция и какими бывают её нарушения. Но самым болезненным последствием всего этого события стало то, что в результате тотальной зачистки Хогвартса стерилизующими заклинаниями медиков на кухне пришли в негодность годовые запасы дрожжей и всевозможных заквасок, в лабораториях стали непригодными многие ингредиенты, была убита вся необходимая микрофлора во многочисленных горшках с живыми растениями, а кроме того, была испорчена проходящая как раз стадию сбраживания медовуха, к которой многих профессоров-женщин пристрастил еще покойный Дамблдор.

Когда были подсчитаны убытки и на стол директора легла смета восполняющих закупок — он подумал, что не надо было трогать ту ржу, пусть бы она лучше съела всю бесполезную железную рухлядь в коридорах…

К Снейпу снова, после стольких лет, вернулась постоянная ноющая тревога — напряжённая готовность к чему-то плохому. Он уже просто боялся оставить замок, а Успокаивающие и Бодрящие зелья его практически не брали, оставалось в них разве что только утопиться. Каждое утро начиналось с того, что он тревожно высматривал за слизеринским столом чёрную макушку Эйлин, убеждался, что она цела и способна по крайней мере жевать, и только тогда внутри что-то слегка отпускало.

Потом после несчастного случая на уроке зельеварения на несколько дней выбыл из строя Слагхорн, получивший, как он утверждал, психологическую травму, и Снейп вёл занятия у всех семи курсов.

Вишенкой на торте стал внезапный и непрекращающийся поток жалоб студентов Рэйвенкло на нечто невидимое, которое нападало на них на лестнице, ведущей в факультетскую башню, и кусало за ноги. Кусало несильно, но вполне ощутимо и обидно. Конечно, тут можно было бы заподозрить появление очередного альтернативно одарённого в мантии-невидимке, но… кусать за ноги? Снейп лично проверил каждую ступеньку длиннющей лестницы на скрытые, отложенные или продлённые заклятия — и ничего не обнаружил. И только когда невидимое нечто укусило хозяина башни — профессора Флитвика, тот догадался чарами проявить «рисунок» укуса, увеличить его и скопировать на кусок пергамента. Посмотрел на получившееся, хмыкнул и пошёл искать Хагрида.

— Та это ж демимаска, — едва взглянув на отпечаток укуса, сказал тот. — Эта, значит, только у неё расположение зубиков такое вот — не вдоль, а поперёк они у неё повёрнуты. У скрытня тоже так зубки стоят, но скрытень крупнее будет. Эта, значит, я слыхал, демимасок сейчас много контрабандно ввозят, чтоб шерсть на мантии-невидимки пустить. Кто-то из ребятишек наших, значит, тайком в замок притащил, а она у него сбежала, так вот получается. Сидит тут где-то и боится, а когда боится — тут она невидимой и становится. Так и голодная ж наверняка. Это она не всерьёз кусает, а кушать так просит. Вы ей тут хоть молочка-то пока налейте, а я пойду силки поищу, у меня где-то были.

Контрабандного невидимого зверя коллективно накормили, долго азартно ловили, с трудом поймали, но его нерадивого хозяина так и не нашли. А Снейп с Флитвиком и МакГонагалл заперлись в комнатах декана Рэйвенкло и распили на троих большую бутылку огневиски, прося Мерлина чтобы все эти напасти наконец-то закончились хотя бы ненадолго. После чего Снейп наконец-то впервые за всё это время ушёл домой на выходные, не сразу найдя камин.

А там уже, выспавшийся, отдохнувший и обласканный, он вспомнил об их с Гермионой споре и, среди прочего, спросил её об успехах в поисках тайны верескового мёда.

— Ты знаешь, — сказала та, — очень как-то странно всё получается. Собственно, тайны мёда-то и нет: сам по себе вересковый мёд — это просто тот мёд, который сделан пчёлами, собравшими нектар с цветков вереска. Пчёл полно, вереска в избытке, поэтому мёд такой известен и вполне доступен. И вересковое пиво, вересковый эль, производится во многих пивоварнях. Но по всему выходит, что пикты варили какой-то другой напиток, секрет которого действительно утерян. И через фильтры мои прошло много всего такого, что не складывается в логичную картину, и даже просто в одну картину не складывается. Мне кажется, что тут дело в самих пиктах. Возможно, в местах их обитания росли какие-то эндемичные травы, или состав воды был каким-то особенным.

— Про пиктов помню только то, что Шотландия когда-то даже называлась Pictland, и что у них, как считается, были настолько огромные широкие ступни, что, когда шел дождь, они могли лечь кверху ногами и прикрыться ими, как зонтиками.

— Нет, я же видела их мыслеобразы, они обычного сложения, но сами себя называли «раскрашенный народ», они иглами делали уколы по всему телу, и втирали туда красители из соков вереска разных цветов — у кого-то эти рисунки на коже указывали на знатность происхождения, а на ком-то были нарисованы целые истории в картинках. И таким образом все основные события жизни человека записывалось постепенно рисунками на его коже, а важные события в жизни народа — рисунками на многих телах. На других носителях — камнях, стенах, пергаменте или бумаге — их рисуночная письменность вообще практически не встречается, и я вот думаю — само понятие пиктографического письма, пиктограмм, не от названия ли этого народа пошло? И это же как должно быть больно — всю жизнь, раз за разом, наносить на себя эти пыточные татуировки! Но я же сама увидела, как они это делали — колют себе толстенной иглой узоры по телу и боли не чувствуют. Напьются своего эля — и колют. И очень они такие были бедовые, воинственные, напористые. Буйные, одним словом. И, конечно, дикие совершенно были, по крайней мере если со стороны смотреть — такие жестокие шабаши закатывали, куда там… Эль этот, который они варили бочками и пили ежедневно, он не просто «хмельнее, чем вино», это же настоящая дурь какая-то у них получалась.

— Вот-вот-вот, ближе к рецепту, пожалуйста. Если помнишь — именно на его секрет мы и спорили.

— Да пожалуйста, если подробности их шабашей тебя не интересуют, — хихикнула Гермиона. — И с рецептом никакого секрета тоже нет, многие пикты его знали. Я этот рецепт переписала нормальным языком, и получился у меня обычный, вполне современный, рецепт эля. Вот, пожалуйста, смотри: столько-то молотого шотландского элевого солода, столько-то спрессованных цветочных стебельков вереска, столько-то ирландского мха, столько-то мягкой воды, лагерные дрожжи и кукурузный сахар для карбонизации. Ну а далее — подробная технология, устаревшая, конечно, но ничего примечательного. Разве что мох у них тогда какой-то эндемичный был, но в самом продукте он получался в следовых количествах, такого эффекта не дал бы.

— Предлагаю, — сказал Северус, лежавший всё это время на диване с заложенными под голову руками, — провести, так сказать, полевые исследования. — Он потянулся, встал и взмахом палочки повесил перед собой в воздухе календарь. — Я, конечно, уже боюсь загадывать, но давай в следующие выходные посетим пару-тройку пивоварен, устроим себе экскурсию, и там на месте посмотрим на процесс, вдруг что-то в голову придёт. И результат процесса исследуем, если захотим. Хотя я вообще-то к пиву равнодушен, да и ты, насколько мне известно, небольшой любитель.

— Ну, разве что ради науки, — серьёзно кивнула Гермиона. — Но я с тобой вообще куда угодно отправлюсь, лишь бы только ничего там у вас опять не случилось.

Хотелось бы сказать, что Мерлин услышал просьбы профессоров школы и что действительно ничего выдающегося на следующей неделе не случилось. Но оно случилось. Правда, случилось нечто, наверное, самое нелепое из всего, что когда-либо в Хогвартсе происходило. Хотя кто его знает, что там уже успело произойти за его тысячелетнюю историю…

День клонился к вечеру, когда со стороны Чёрного озера послышали душераздирающие крики и визги, а ворвавшиеся в замок студенты, которые гуляли возле озера, ловя последние тёплые деньки шотландской осени, кричали что-то уже совершенно непонятное про маггловскую лодку. К озеру сбежались все, кто только смог, и они действительно увидели раскачивающуюся на воде белоснежную моторную яхту, по которой с воплями ужаса метались от борта к борту несколько человек, пытаясь увернуться от щупалец разыгравшего Гигантского кальмара. Яхта действительно была маггловской, её пассажиры — явными магглами, а особенно впечатлило хохочущих студентов и недоумевающих профессоров гордо выведенное на борту и на спасательных кругах название «Black Magic».

— Всем стоять не месте! — прокричал подбежавший Снейп. — Срочно вызывайте авроров с эвакуационными порталами. Ближе никому не подходить, а если увижу, что кто-то поднимает палочку — прокляну лично.

Он всегда подозревал, что где-то на дне озера есть портальный вход, а иначе как бы попал сюда в своё время тот же корабль Дурмстранга, но как и где довелось угодить в портал этим магглам? Надо будет заняться выяснением произошедшего, озадачить этим кого следует — потому что существование неподконтрольного входа на защищенную территорию это угроза безопасности детей. А директор в этом… ну не хочется же признавать это сумасшедшим домом… в этом месте существует в первую очередь для того, чтобы обеспечивать безопасность детей.

И что же, интересно, эти магглы сейчас видят вокруг, если находятся внутри территории, окруженной антимаггловскими отталкивающими чарами? Сам-то замок должен им казаться заброшенными развалинами, а вот как они видят толпу галдящих студентов и его самого — он, наверное, даже в самом дурном сне представить бы не смог, как не смог бы представить и всю эту нелепую нереальную ситуацию в целом.

Доблестные авроры прибыли быстро, порталов хватило на всех, шестерых пассажиров невезучей яхты эвакуировали одного за другим, и дальнейшая их участь Снейпа не интересовала. Однако он резонно обеспокоился участью опустевшего белоснежного имущества. Но в ответ на заданный вопрос о дальнейшей судьбе яхты старший аврор Поттер, руководящий эвакуацией, только махнул рукой:

— Не знаю, профессор, это не в моей юрисдикции.

Северус отшатнулся от Поттера, владеющего такими словами, и к его ощущению нереальности происходящего добавился заключительный штрих.

— Поттер, передайте там кому следует, что на баланс я её не возьму и никакой ответственности за её сохранность нести не собираюсь, — предупредил он на всякий случай, посмотрел на темнеющее небо и дал сигнал другим преподавателям сгонять детей в замок.

На его счастье, наутро яхты на озере не оказалось. За что он мысленно поблагодарил Мерлина с Морганой и весь подводный народ Черного озера, который наверняка ночью утащил добычу к себе на дно. Хоть какое-то происшествие завершилось, не конфисковав у него пучок нервов и кусок жизни.

Дальнейшие события недели проходили по ведомству деканов и мадам Помфри — обычные прогулы занятий, падение с метлы, порча библиотечных книг и отравление продукцией «Волшебных Вредилок». И потому в воскресенье Северус и Гермиона исключительно с научными целями отправились в тур по шотландским пивоварням.

Они узнали о местных языческих богах-покровителях алкоголя вообще и верескового в частности, о многочисленных привидениях, которых, оказывается, имела каждая уважающая себя старая пивоварня, о призраке страшной Зелёной леди, которая до сих по ночам рыщет по болотам, склонам гор и обдуваемым ветром вересковым полям в поисках своих исчезнувших детей — пиктов. Узнали, что вересковый эль — это на самом деле грюйт — «изначальное» пиво на травах, которое пили до открытия хмеля, и о том, что доля грюйтов в ассортиментах нынешних пивоварен ничтожно мала. Но их-то интересовала именно такая технология. И тогда, сверившись с путеводителем по шотландской алкогольной вселенной, они аппарировали вдвоём к небольшому заводу недалеко от Глазго, который даже и назывался соответствующе — Heather Ale Ltd, а там смешались на входе с маггловской толпой экскурсантов.

Сначала в программе была небольшая эмоциональная лекция, где в числе прочих технологических и исторических сведений им поведали, что причиной хорошего настроения и воодушевления у тех, кто пил вересковый эль, был, скорее всего, обладающий легким наркотическим эффектом мох, который обычно поселялся на определенных частях стеблей вереска. Поэтому на традиционных вечерах с песнями и плясками, когда пикты собирались у огня, они испытывали ощущение легкой эйфории, позволявшее им чувствовать единение не только с окружающими людьми, но и со всей природой.

— Эти люди точно сами не видели той «лёгкой эйфории», — шепнула Северусу Гермиона. — А я видела, и должна тебе сказать, что там такие гульбища и беспутства с мордобоем начиналось у этих самых костров. Единение они там чувствовали с окружающими людьми… ага, как же, видела я те единения. А заодно и с природой — с отдельными её представителями — те единения видела.

— А как насчёт использования этого мха в современном производстве? — спросил лектора Снейп.

— В современном производстве соблюдаются строгие правила стерильности, а потому веточки вереска перед добавлением в чан тщательно и неоднократно промываются, — последовал ответ.

Во время экскурсии по цехам Снейп незаметно трансфигурировал из подобранной щепки пробирку, а потом, набросив заклинание Отвода глаз, соскрёб лёгкий белый налёт с пары стебельков лежащего аккуратными стопками вереска, и сунул пробирку в карман. А в конце тура они всё-таки решились и выпили по бокалу янтарного, слегка газированного эля с мягкой горечью и крепким маслянистым телом. Северусу напиток показался слишком сладким, а Гермионе — слишком горчащим, но они не были ни любителями, ни знатоками, да и сама цель дегустации была — как они строго напомнили друг другу перед тем как сделать первый пробный глоток — чисто научная.

— Ну что, неужели действительно старинный секрет верескового эля в этом самом мхе? — спросила уже дома Гермиона, наконец-то дождавшись появления из дверей лаборатории Снейпа с результатами анализа.

— Как алхимик должен сказать, что это маловероятно. В этом мхе содержатся своеобразные микроорганизмы, которые являются дикими дрожжами, то есть делают напиток хмельным без добавления хмеля, который в те времена был еще неизвестен. Что касается его наркотического действия — так и кофе лёгкий наркотик, не говоря уже об обычном пиве. Одним словом — нет. Ничего в нём нет особенного. Такие налёты мха или иных паразитарных растений могли быть на любой траве, которую тогда употребляли в пищу или в напитки, вспомни хотя бы эрготизм — «огненную чуму», которую вызывал хлеб из ржи, пораженной спорыньёй — повышенная возбудимость, видения, массовые галлюцинации… Если у верескового эля действительно был секрет, за который, как в балладе, и жизнь отдать не жалко — то он точно не в этом мхе. Короче, наш спор ты проиграла.

— Ничего подобного! Мы спорили на рецепт, а рецепт я нашла.

— Нет, миссис Снейп. Я всегда учил вас быть предельно внимательной и осторожной, если речь идёт о формулировках любых обещаний, клятв и обетов. Но даже простой спор — это тоже обет, в котором каждое слово должно быть продуманно и взвешенно. А вы даже не заметили, что я, формулируя предмет спора, подменил слово «рецепт», о котором шла речь до того, на слово «секрет». Секрет верескового эля вы так и не раскрыли.

— А я уже думаю, что не было там никакого секрета, просто красивое предание, красивая баллада.

— А мне кажется, что там был секрет, но какой-то другой. Баллада ведь основана на реальном историческом событии. Никто не отправит на смерть сына, и не обречёт на немедленную смерть себя самого, если за этим не стоит что-то большее, чем секрет хмельного пойла, пусть оно трижды считается народным достоянием. Тем более, что от самого народа на тот момент уже единицы остались, в балладе старик и сын его вообще названы «последними медоварами». Там почти наверняка была какая-то тайна.

— Или глубокая истинная вера, то есть что-то, составляющее самую суть существования. Вспомни ради чего готов был принести сына в жертву библейский Авраам. То есть ты думаешь, что секрет не в самом напитке?

— Да, мне так кажется. Секрет напитка — производное от другого, главного секрета. И если бы старик раскрыл эту главную тайну шотландцам — то уже только за это его ждала бы смерть. В такой ситуации действительно для старика-пикта достойнее было принять смерть, не выдав тайны, чем выдать тайну и всё равно умереть, потащив за собой и сына.

— Тогда это значит, что я и не проиграла — ну, если секрета самого эля и вовсе не существовало. А рецепт, настоящий старинный рецепт малюток-медоваров, я нашла.

— Ладно, никто не любит проигрывать. Я тебе уступаю — ни выигрыша, ни проигрыша, и вообще мы ни о чём не спорили.

— А что мы скажем Эйлин, если она спросит кто из нас выиграл?

— Можешь сказать, что выиграла ты, но просто в современном мире рецепт не представляет интереса и коммерческой ценности.

— Но тайна-то всё равно была, — задумчиво протянула Гермиона.

А потом закончился сентябрь, и проливные октябрьские дожди прошли над Запретным лесом и Чёрным озером, смыли летнюю пыль с каменных стен замка, размыли дорогу к теплицам и довели до белого каления Аргуса Филча, который мокрые и грязные следы десятков ног на хогвартских полах воспринимал как личное оскорбление.

Филч пришёл к директору и долго просил отменить для всех курсов уроки гербологии до полного просыхания подходов к теплицам. Снейп слушал его, думая о том, что к Альбусу с подобной просьбой не обратился бы никто и никогда, а значит это он, Снейп, как-то неправильно руководит навязанной ему школой. И заодно вспомнил, что ему самому давно уже пора бы наведаться в теплицы и пополнить запасы растительного сырья для зелий. Пообещав завхозу организовать у дверей замка дежурство студентов, хорошо владеющих очищающими чарами, он разобрал еще одну стопку документов, написал еще пару писем, наложил на мантию заклинание непромокания и отправился во владения профессора Спраут.

Главная теплица Хогвартса была одним из немногочисленных предметов директорской гордости Северуса, отвоевавшего в своё время финансирование, позволившее не просто восстановить её после Битвы за Хогвартс, а ещё и снабдить внутри регулируемой системой климатических чар и чарами невидимого расширения. За входом простиралось бескрайнее пространство, в котором нашлось место практически для всех известных безопасных видов магических трав и низкорослых кустарников, включая исключительно редкие эндемики, как например Воющий гренландский лишайник или японская Меч-трава. Надо признать, что коллекция значительно пополнилась именно за последние годы, причём не совсем обычным и не вполне законным способом: если выпускники Хогвартса, его сотрудники, их семьи, друзья и прочие сочувствующие бывали где-то за пределами Британии — они незаметно клали в карман крошечный отросток, семечко, шишечку встреченного по дороге неизвестного или редкого растения, и с этой невесомой ношей возвращались домой. Как-то уж это само собой повелось и трансформировалось в некий общий секрет, хотя… как говорится, у нас ведь всё секрет, но ничего не тайна…

Снейп прохаживался между рядов аккуратных квадратиков-грядок, собирая в прихваченную у входа корзинку нужные травы, кое-то вдалеке сновали силуэты что-то перетаскивающих студентов, а за кустами Карликовых сонных вишен он увидел Спраут, сидящую на корточках и уговаривающую какой-то пучок травы вернуть себе прежний цвет. Северус остановился рядом с ней и огляделся.

— А что это у нас тут делает обычный вереск? — спросил он.

Спраут проследила его взгляд и сделала суровое лицо.

— А что у вас было по гербологии, мистер Снейп?

— Профессор Спраут, вы же сами вот этими самыми руками поставили мне «П» на выпускном экзамене.

— Значит я явно тогда переоценила ваши знания, мистер Снейп. Есть два вида обычного вереска — эрика сизая, Erica cinerea, и вереск обыкновенный, Erica vulgaris. А есть ещё два других магических вида, это эрика блуждающая, Erica vagans, и эрика четырёхмерная, Erica tetralix, — и вот эти-то магические сорта вереска у нас тут и растут. А что это вдруг тебя заинтересовало?

— Да у меня Гермиона в последнее время вереском… увлекается.

— Ну, раз увлекается, то, я ей сейчас букетик в подарок и передам с тобой.

Она достала палочку, режущим заклинанием срезала стебельки с двух грядок, сотворила красивую ленточку, перевязала разноцветный снопик и вручила его Северусу.

— В воду не ставь — загниёт. Просто в вазу, и пусть сам по себе сохнет, дольше простоит.

Снейп кивнул, и по прибытию с букетиком домой первым делом бросил связку вереска на столик возле двери, а сам пошёл искать неизвестно где хранящуюся вазу или что-то, что могло бы её заменить. А в прихожую, привлечённый неизвестно откуда возникшим запахом, вступил Живоглот.

Медово-сладкий запах висел в воздухе, манил неожиданными нотками укропа и горчицы, обещал чуткому носу кота райское наслаждение и несчитанное количество ласковых кошачьих гурий. Но этот же запах предупреждал, что за обладание гуриями надо будет еще сразиться с врагом, сразиться и победить в тяжком бою. А кроме того — запах был принесён в дом тем человеком, который кота обидел и обижал всегда, кто никогда его не ценил, кто всегда его принижал и игнорировал, тем врагом, который подло уехал и увёз с собой Эйлин неведомо куда, когда кот был готов ехать с ними, чтобы оберегать и охранять. Тем врагом, кто постоянно становился между ним и хозяйкой, кто постоянно ногами выталкивал его из теплой постели на пол, кто сбрасывал его с кресел, закрывал перед ним двери, вонял на него всякими лабораторными своими гадостями. Враг…Враг… Тревожный запах звал в бой, но ведь и сам этот запах принёс в дом подлый враг, а значит, и сам этот запах — западня, приманка, морок, повод в очередной раз поиздеваться над бессловесным котом…

Северус влетел в прихожую, едва услышав истошный, не иначе как предсмертный вой Живоглота. Кот выл и орал, валяясь на спине, выгибаясь дугой, и передними лапами колотя себя по пузу, а задними отбрыкиваясь от полчища неведомых врагов. На полу валялись истерзанные в мелкую лапшу кошачьими когтями веточки вереска, а в воздухе плавали белые комочки, сбивающиеся на полу и вокруг кота кучками и островками белого пуха.

Снейп почувствовал внезапный прилив ярости, кота захотелось убить — вот просто занести сейчас над ним ногу и ударить со всей силы по пузу. А лучше — по орущей голове… Но он тут же опомнился, сотворил себе Головной пузырь, схватил орущего и царапающегося Живоглота, постарался отряхнуть с него налипший на шерсть белый пух и, распахнув дверь, выбросил кота подальше на улицу. Мириться и извиняться будем потом, а сейчас пусть просто продышится, потому что антидотов для кошек пока еще никто не придумал.

Аппарировавшая прямо к дому Гермиона открыла дверь и увидела Северуса в Головном пузыре, ползающего по полу и пинцетом собирающего в хрустальный флакон какие-то белые клочки.

— Не входи! — рявкнул он неё — Выйди и поищи там где-то своего кота, а потом погуляйте с ним вдвоём час-другой под дождиком.

— Вот так, — закончил тем же вечером свой рассказ Снейп, — мы с тобой оба, великие гербологи, не знали или забыли о существовании магических разновидностей вереска. И не знали, что этот дурманный мох на магическом вереске — не лёгкий налёт на стебле снаружи, а конгломерат внутри. И его уж точно простой промывкой перед варкой эля не смоешь. Надо посмотреть, что там про это написано в учебниках Гербологии, но не удивлюсь, если там не написано ничего.

— То есть пикты пили эль, сваренный именно из магических сортов вереска, содержащих изрядное количество наркотика или галлюциногена, — согласилась Гермиона, покачивая головой. — Поэтому и были такими буйными, воинственными и боли даже не чувствовали.

— Ага, — фыркнул Северус. — «В котлах его варили и пили всей семьёй». Со стариками и малыми детками…

— Погоди, но это же значит, что среди них было много магов, иначе откуда бы они брали магический вереск. И это же значит, что тот самый настоящий секрет верескового мёда мог быть известен только пиктам-магам.

Северус молчал, задумчиво водя пальцем по губам. Гермиона неосознанно повторила его жест и медленно заговорила снова:

— Гонения на пиктов начались много веков назад, когда Шотландией стали править короли-христиане, уничтожающие или насильно ассимилирующие язычников. Часть народа была уничтожена, часть приняла христианство и ассимилировалась, а часть рассеялась по лесам и пещерам, где они и просуществовали аж до пятнадцатого века. Я думаю, что как раз маги и могли быть этим непокорившимся меньшинством. Событие, описанное в балладе, относится именно к пятнадцатому веку. К пятнадцатому, понимаешь?

Северус вопросительно посмотрел на неё.

— А что у нас там в пятнадцатом веке? — как бы саму себя спросила Гермиона.

— «Молот ведьм», — догадался Северус.

— Ну да, «Молот ведьм» вышел в 1487, гонения на колдовскую ересь уже к тому времени и без того были в разгаре, а книга просто собрала и описала в виде инструкций основные виды полагающихся магам мучительных пыток и казней. Боюсь, что именно магия и была главной тайной героев баллады — старика и сына. Секрет верескового эля пиктов — в том, что он варился из магических, а не обычных растений, но если бы они это сказали королю, то тем самым признались бы, что они маги. И за это ждали бы их долгие и страшные пытки, а потом мучительная смерть на костре перед беснующейся толпой. Вот они и молчали. Выдашь тайну про магию — пытки-костёр-смерть, а не выдашь секрет эля — тоже обещанные шотландским королём пытки и всё равно убьют. Потому старик и выбрал для сына смерть быструю и не такую мучительную. Эх, ответ же и раньше передо мной был — надо было только спросить себя: почему же то событие, которое легло в основу баллады, упоминается в книгах по истории магии?..

— Есть еще вариант, — сказал Снейп. — Они не были магами, а потому никакой тайны и никакого секрета вообще не знали. Но кто бы им поверил, что они не знают… И я признаю — наш спор выиграла ты, ты нашла секрет верескового мёда. Именно секрет, а не просто рецепт.

— Но я бы его не нашла, если бы ты не узнал про магический вереск. И это ты догадался, что за секретом эля скрывается другая тайна.

— Ну, тогда секрет раскрыл Живоглот, мы без него точно бы не догадались разрезать стебельки и внюхаться в содержимое, — он снова провёл пальцем по губам и заговорил совсем другим тоном. — А вот теперь поклянитесь миссис Снейп, что никто и никогда не узнает от вас этого секрета. Никто и никогда. Потому что если о нём узнает хоть кто-то, то рано или поздно это станет известно тем же твоим неуёмным Уизлям или им подобным. Представляешь себе заработавшее производство наркотического пойла в том же Хогсмиде? На этом уж точно Хогвартсу придёт конец. А потом и всей магической Британии.

— Сейчас я скажу, что ты пессимист, а ты возразишь, что не пессимист, а реалист, — усмехнулась Гермиона. — но ты, пожалуй, прав. Клясться не буду, но торжественно обещаю, что секрета не выдам,

И пусть со мной умрёт

Моя святая тайна,

Мой вересковый мёд.

* Баллада «Вересковый мёд» в переводе С.Я.Маршака — https:/slova.org.ru/marshak/vereskovyj-med/