В лабиринте тьмы (гет)

От лица Мелиссы

Машина мчалась по извилистой дороге, и каждый поворот открывал мне новый мир. Горы дышали холодом и хвоей, их склоны сияли золотом и кровью осени, а воздух был свежим, с привкусом мокрого камня, как будто сама земля шептала мне свои тайны через каждый вдох. Когда я впервые ехала здесь, страх сковывал меня, как ледяной, зимний ветер, я вжималась в сиденье, сердце колотилось, а взгляд Рэя, острый, как нож, приводил меня в ужас. Тогда горы казались мне лишь декорацией к моей тюрьме — величественные, но холодные, как моя утраченная свобода. А теперь? Теперь я смотрю на них и вижу жизнь: изумрудные склоны сосен, горящие пятна участков лиственных деревьев — красные, как вино, золотые, как мёд, — и реки вдали, что блестят, как серебряные вены земли. Это сказка, живая и тёплая, и я часть её.

Я бросаю взгляд на Рэя — он за рулём, руки уверенно сжимают руль, и в его профиле нет той тени, что пугала меня раньше. Теперь он — не чудовище, а человек, особенный, с глазами, глубокими, как горное озеро под луной.

— Никогда не думала, что здесь так красиво! — восклицаю я, в который раз за день, и мой голос дрожит от восторга.

Он усмехается, и его смех, низкий, с лёгкой хрипотцой, греет меня, как глоток горячего чая с корицей.

— Айдахо — место с душой, -отвечает он, глядя на дорогу.

— Здесь природа ещё живая, первозданная. А на юго-западе — пустыни, такие безлюдные, что кажется, время там застыло. Идёшь, и только волки да сосны вокруг, а тишина такая, что слышишь собственные мысли. Иногда жутко, но красиво до дрожи.

— Волки? Ты правда их видел? — спрашиваю я, широко раскрыв глаза.

— Да, пару раз, — кивает он.

— В диких уголках, где нога человека — редкость.

— И не тронули? — голос мой дрожит, я представляю, как стою одна среди деревьев, а жёлтые глаза смотрят из тьмы.

— Приняли за своего, — подмигивает он, и я смеюсь, чувствуя, как напряжение тает.

— Не зря же я Волк. Татуировка тому доказательство.

Его глаза — тёмно-серые, спокойные, с искрами силы — и правда волчьи. В нём есть что-то звериное, но не пугающее, а притягательное, как огонь в ночи.

— А жить так далеко от людей… не тяжело? — спрашиваю я, пытаясь понять его мир.

— Кому как, — пожимает он плечами.

— Енрико Понзо, например, после покушения на мафиозного босса, скрывался здесь семнадцать лет. Айдахо — убежище для тех, кто хочет тишины.

— А ты сам откуда? — любопытство тянет меня к нему, как река к морю. Хочу узнать как можно больше о его жизни.

— Из Орегона, — отвечает он с гордостью, и его глаза загораются.

— "Летит на собственных крыльях" — таков наш девиз. Родился во Флоренсе, у Тихого океана.

Океан… Я вижу его в его взгляде — солёный, широкий, полный тайн. Каждый его рассказ — как кусочек пазла, что делает его ближе, живее. Он любит природу, умеет выживать там, где я бы пропала, и это притягивает меня к нему ещё больше.

* * *

От лица Рэя

Дорога петляет между горами, и воздух врывается в машину — сырой, с ароматом сосновой смолы и земли, что ещё хранит утреннюю росу. Мелли сидит рядом, прильнув к окну, её глаза блестят, как горные ручьи под солнцем. Она то и дело восклицает, указывая на склоны, где осень разлила краски — золотой мёд клёнов, рубиновый пожар осин, изумрудный шёпот сосен. Её голос — звонкий, с ноткой детского восторга — наполняет салон теплом, и я не могу сдержать улыбку. Она — открытая книга, каждая эмоция на её лице — как страница, что я читаю с жадностью.

— Смотри, река! — восклицает она, показывая пальцем в серебряную нить вдали, и я киваю. Для меня эти пейзажи привычны, и реакция Мелли веселит меня. Такая искренняя радость. А когда мы въехали в городок, её удивление было таким милым, что я чуть не расхохотался. Она ждала глушь, а тут — аккуратные домики с красными крышами, улочки, что пахнут свежескошенной травой и дымом из труб. Мы гуляли, держась за руки, и то, что её ладонь тёплая, маленькая, доверчиво лежит в моей — казалось таким правильным . Это было как свидание, и я чувствовал себя мальчишкой, что впервые ведёт девушку в кафе за мороженым. Городок дышал уютом — маленькие лавки, запах кофе из пекарни, шорох листьев под ногами. Здесь время текло медленнее, размереннее и я видел, как Мелли впитывает эту атмосферу, словно губка.

"Country roads, take me home," — всплыло в голове, пока я говорил ей о волках и тишине. Эти горы, эти дороги — мой дом, место, где я принадлежу, и теперь я хотел, чтобы она тоже почувствовала это дыхание свободы в их ветре.

На обратном пути солнце уже село, горы укутались тьмой, и только звёзды мигали над нами, как далёкие свечи. Мелли задремала, её голова склонилась к окну, дыхание стало ровным, как шелест реки. Я выключил радио, чтобы не нарушить её сон, и тишина обняла нас, густая, с привкусом ночи и бензина. Её присутствие грело меня, как костёр в холодном лесу, и я не хотел, чтобы этот момент кончался.

Когда мы подъехали к дому, она всё ещё спала, несмотря на ухабы, что трясли машину. Я припарковался, вышел, обошёл её сторону и открыл дверь. Свет луны упал на её лицо — бледное, с россыпью веснушек. Я коснулся её щеки ладонью — мягкой, чуть влажной от сна, — и позвал:

— Мелли, просыпайся, мы дома.

Она шевельнулась, что-то сонно пробормотала, и я улыбнулся — она была как оленёнок, что доверчиво тянется к руке. Жизнь — странная штука: как дорога в горах, что ведёт то вверх, то вниз, но иногда открывает вид, от которого захватывает дух. Мелли — мой вид, мой смысл.

* * *

От второго лица Рэя

Ты стоишь у двери её комнаты, и вечерний воздух пахнет смолой от камина и чуть лавандой — её шампунем, что витает вокруг. Ты стучишь, и её голос — мягкий, родной, зовёт тебя войти. Открываешь дверь, и вот она — у зеркала, с мокрыми после ванны волосами, что струятся по плечам, как тёмный водопад. Ты замираешь, не в силах отвести глаз. Её талия — тонкая, изящная, обтянутая халатом, манит тебя, как запретный плод. Расчёска скользит в её руках, и в этом простом движении — столько грации, столько женственности, что внутри тебя вспыхивает огонь — жаркий, с привкусом виски и желания.

Ты шагаешь к ней, протягиваешь руки, обнимаешь её сзади, прижимаешься щекой к её волосам — влажным, с ароматом цветов и леса после дождя. Она вздрагивает, её тело дрожит под твоими пальцами, и эта дрожь — как искры, что разжигают твоё сердце. Ты чувствуешь тепло её кожи сквозь ткань, её тело под твоими ладонями такое близкое и желанное. Наклоняешься, касаешься губами её шеи, и Мелисса вздрагивает от волнения.

— Рэй… — шепчет она, и её голос дрожит, как лист на ветру.

Мир растворяется — нет гор, нет леса, только ты и она, и этот момент, что слаще любого вина. Ты хочешь её — не просто тела, а всей её сути, её дыхания, её взгляда. Жизнь — это танец теней, где мы ищем свет, и в её тепле ты находишь свой. Ты прижимаешь её крепче, чувствуя, как её талия изгибается под твоими руками, и думаешь: может, счастье — это не свобода, а вот это — быть с ней, здесь, сейчас, вечно?