Мономолекулярный меч и магия (гет)

Глаза боятся, голова не даёт покоя ногам, впереди которых бежит язык, и только руки делают что-то полезное. Если вы плохо представляете, чем закончите однажды начатое дело, оно вас не боится, каким бы мастером вы себя не мнили. Потому прекрасное мгновение, на котором следует остановиться, может оказаться упущено.

Упрямым трудом сборка четвёрки «Ишаков» была доведена до победного конца. На свет механические кони рождались один за другим одинаково серыми. Кэтэ их скучное однообразие не понравилось.

Потребовав кисточку и краски, она разрисовала хмурые наноуглеродные бока яркими волнистыми линиями, спиралями и замысловатыми абстрактными фигурами. Иван не усмотрел в аляповатых художествах ни стиля, ни красоты, но авторка доходчиво объяснила суть творческого порыва: теперь бездушные механизмы сделались самую чуточку подобны живым существам. И пусть рисунки — слабая замена натуральным живым душам, но хотя бы так — гораздо лучше, чем вовсе никак.

Обретённую ярко раскрашенную технику было решено немедленно испытать. Но прежде кони-многоножки подверглись делёжке между потенциальными всадниками, и свершилась она бесконфликтно за один подход. Раздаче коней их кричащая разноцветность не помешала, каждый наездник без пререканий выбрал скакуна наиболее приятной именно его глазу масти. (Или, как Ивану показалось, наименее неприятной, но это неточно.) Но факт: обошлись без споров, и каждому досталось своё. Кэтэ в связи с этим не упустила возможности похвалить себя за проницательность.

Катание по двору кругами быстро наскучило, а потому сразу, как только вера каждого в себя переборола страх свалиться под девятнадцать копытец, кавалькада переместилась на засыпанную свежим снегом лужайку поближе к лесу. Сама собой началась репетиция проезда компактной группы через обещанный Кэтэ портал. Требовалось отработать не такое уж и простое действие: плотно прижавшись друг к другу и держась за руки согласованно двигаться всем вместе вбок. На первый взгляд, выполнить такой номер сложно, но получаться началось почти сразу, самую малость неуклюже, но достаточно уверенно. Успех обеспечило удобное и лёгкое для понимания управление. Даже далёкая от любой техники Кэтэ за полчаса разобралась, куда и с какой силой нажимать, чтобы многоножка двигалась в желаемую сторону и с нужной скоростью.

Это не было похоже на то, что можно назвать скачкой. Многоножки не подскакивали и даже не качались, они двигались настолько плавно, что казалось невозможным выпасть из седла. И потому очень скоро осторожность кое-кого покинула. Роза Мария, пребывая от новых ощущений в полном восторге, принялась дурачиться. Предложив остальным попробовать её догнать, она включила максимальный разгон и исчезла за высоко поднятой девятнадцатью резвыми лапками снежной пылью.

Но её расчёт на преимущество в ускорении, полученное благодаря малому собственному весу, оказался просчётом. «Ишакам» хватало мощности, чтобы свести двукратную разницу в весе всадников к несущественной мелочи. А вот скорость реакции, что Ивана, что Ганса, которых не пришлось два раза просить броситься вслед, она недооценила. Её многоножка заметалась в разные стороны, то перескакивая через кусты и ямы, то пускаясь на полной скорости по буеракам, то ныряя в овраг. Ганс с Иваном пытались зажать беглянку с обеих сторон, каждый раз почти успешно, но Мари как-то ухитрялась в самый последний момент выкрутиться.

Кэтэ, заметно отставала. То ли не могла угнаться, то ли мудро решила держаться позади и взять на себя командование погоней. Её громкие возгласы, вроде: «Хватай!», или: «Лови!», или даже: «Уйи!» и в самом деле звучали по-командирски, хотя ничуть не помогали делу.

Завершилась погоня внезапно на опушке того самого далёкого леса, послужившего недавно поводом для философского диспута между Кэтэ и Иваном. Вполне предсказуемо, но всё равно совершенно неожиданно оказалось, что он состоял не только из деревьев, и Роза Мария на полном скаку въехала в заросли вечнозеленой крапивы. Выделяющиеся на фоне неярко-солидной зелени сосен весёлым изумрудным оттенком, они не показались вчерашней африканке опасными.

Косвенно в случившемся виноват был Иван, ведь это он не раз хвастался перед Мари, что поблизости от его жилища никаких чудовищ ни из животного, ни из растительного царства не водится, вот она и поверила в безопасность лесов средней полосы.

В годы всемирной склоки жаркие страны изрядно пострадали от разной биологической пакости, а вот умеренную климатическую зону вся эта напасть как-то обошла. Череда городских конфликтов, в которых применялись по большей части чисто технические средства, не совпадала по фазе с делёжкой южных территорий, где в ход пошла вредоносная биотехнология.

Когда многолюдные города горели, перегревшись от слишком высокой концентрации идиотов на квадратный метр, обширная Сибирь и просторная Канада, населённые медведями, тиграми, соснами, елями и прочими дружелюбными существами, гостеприимно принимали новых жителей. Люди, даже не успевшие как следует испугаться, обнаружив, как быстро они кончаются, решили, что делить им больше нечего. Особенно поспособствовало внезапному их пацифизму открытие, что места вдруг стало так много, а их самих — так мало.

Но куда большее число бывших горожан первый урок не усвоило и решилось на второй раунд. Идея поделить богатые тропические земли, где лето круглый год, воткнутая палка прорастает, а всяких минералов разведано на сто человечеств, оказалась тоже богатой. Попытки убрать с самовольно огороженной делянки всех не своих, или наоборот, прогнать прочь самозваных хозяев, дали биотехнике грандиозного ускоряющего пинка.

Теперь гулять на Африке, например, категорически не рекомендуется без мономачете, бронебойного ружья и универсального набора антидотов. И не в одиночку, конечно же. Вся древняя жуть, которой когда-то пугали детей, попав в нанопротезирующие мастерские, вышла оттуда ещё ужаснее. Акулы приспособились проползать по суше десятки километров, закапываться при необходимости в песок и скрытно в нём двигаться, грозя внезапно вцепиться в прохожего острыми, как ножи, зубами. Гориллы получили серебристую шерсть, преломляющую свет и обеспечивающую почти идеальный камуфляж на грани невидимости, и вдобавок умение изготавливать дротики. Крокодилы не просто сделались больше и злее; они научились мощным толчком хвоста отправлять себя в невысокий и непродолжительный, но стремительный хищный полёт.

Мода на радикальные перевоплощения не обошла стороной и растения. Они выгодно отличались более усидчивой натурой и не стремились немедленно расползаться на половину континента. Знаменитые бродячие деревья за несколько десятилетий передвинулись от мест изначальной высадки на считанные сотни километров, а всякие прочие лианы-душители и плотоядные цветки и вовсе отказались отрываться от корней, несмотря на показную резвость. Но редкостью от этого зловредные зелёные насаждения не являлись, флегматичный характер обеспечил им популярность у пользователей, потому наткнуться на них было возможно повсюду, особенно в интересных с точки зрения мародёрства местах.

Всё это было бы совсем ужасным, кабы не ряд обстоятельств. Во-первых, модифицированная тропическая живность боялась холодов и далеко за пределы своего любимого климатического пояса не лезла. Во-вторых, большинство модификаций предназначалось для нанесения вреда людям или прочим изменённым организмам, а потому естественная флора и фауна от соседства с противоестественными существами всерьёз не страдала.

Ну и третьих, при создании монстров, как правило, обходились без генетики. Генетика — это сложно. Никто не знает, как изменить генетический код баобаба, чтобы он начал размахивать ветками и бросаться на врагов. Скорее всего — никак. Баобаб — дерево, это не изменить, какие гены ему ни прививай. А вот прорастить в нём цепочки синтетических мускульных клеток, управляемых собственным ИИ и получающих питание от дерева-носителя — это всегда пожалуйста. С такой простой задачей наловчились справляться даже деревенские агрономы и зоотехники. А потому потомство монстров, если оно вообще было, чудовищных черт от родителей не наследовало. Так что тропики постепенно очищались от произведений народного творчества и становились безопаснее, но крокодил живёт двести лет, а баобаб — тысячу, потому счастливые времена, когда по Африке смогут гулять даже дети, ожидались ещё не скоро.

Вечнозелёная крапива, в волосатые щупальца которой имела несчастье вляпаться Роза Мария, представляла собой монстра исключительного. В том смысле, что состояла из сплошных исключений из правил и от своих тропических коллег отличалась по всем параметрам. В тропиках она не встречалась, а предпочитала умеренный климат и прекрасно чувствовала себя зимой, ухитряясь зеленеть даже среди снегов. Её сущность не заключалась в одних только нанопротезах, с ней (редкий случай) плотно поработали именно генетики. Потому отделившиеся от взрослого растения семена прорастали такими же изумрудно-зелёными мохнатыми побегами, целиком перенимающими дурной нрав родителя.

А дальше эта крапива могла так и остаться просто крапивой, слегка странной. Это в случае, когда не повезло, и прорости пришлось в месте, бедном на следы человеческой деятельности. Но если вблизи оказывалась свалка какого-нибудь нанохлама, это удивительное творение неизвестного гения как-то умудрялось выгрызть оттуда элементарные составляющие, перепрограммировать их и встроить в собственные стебли. Крапивный куст преображался, становясь очень высоким и подвижным, и чем больше мёртвых нанороботов он съедал, тем сильнее вытягивался и ловчее шевелился.

Заросли, поймавшие Розу Марию, оказались высоки настолько, что даже не верилось. Иван и не предполагал, что поблизости от его дома может водиться такое. С подвижностью у них всё было более чем прекрасно, зелёные щупальца целиком оплели новенького «Ишака» за пару секунд, на полсекунды раньше, чем Иван и Ганс подоспели на помощь.

Их кони подверглись такому же нападению и запутались в зелени как в сетях, не проскакав и десятка шагов. Ивану оставалось только радоваться, что это растение не имело ничего против людей (ещё одно исключение из правил), оно даже жглось не особенно больно. По крайней мере, когда он, вынужденно спешившись, прорвался к центру шевелящегося зелёного клубка и подхватил визжащую Розу Марию поперёк талии, то никаких ожогов не чувствовал. Ганс, более крупный и менее шустрый, запутался в толстых побегах и застрял где-то на полпути к цели. От него доносилось сопение, топот и хруст сминаемых ногами крапивных стеблей.

Крапиве столь грубое обращение не понравилось, она грозно зашуршала и принялась шевелиться ещё бодрее, теперь уже нарочно стараясь ужалить наглых людей. Сквозь зимнюю одежду сделать это было непросто, но пару жгучих шлепков по открытому лицу Иван получил ещё до того, как Ганс к нему пробился.

— Плечом к плечу, Роза в середине, глаза прикрыть рукавом, — скомандовал он, и вместе с Иваном принялся действовать.

Плотно зажатая между Гансом и Иваном и поддерживаемая за подмышки Роза Мария отключила визг и послушно заняла место в центре строя. Мужчины на флангах принялись протаптывать путь наружу, отбиваясь от контратак карманными ножами. Мари в меру сил пыталась помогать, но её способности к топтанию врага никак не соответствовали размеру угрозы.

Шаг за шагом тройка шла на прорыв. Растение хлестало их жгучими щупальцами по спинам и головам, тянулось по земле, чтобы схватить и оплести. Но толстые куртки служили надёжными доспехами, а лезвия мультитулов рассекали пополам самые прочные стебли. Уже казалось, что победа совсем близка, когда Роза Мария вдруг снова завизжала и запрыгала на одной ноге. Один из крапивных побегов всё-таки сумел свить петлю вокруг её лодыжки и сдёрнуть с правой ноги сапожок вместе с носком. Мари наступать босой ступнёй на снег и крапивные стебли было больно и холодно, а Гансу с Иваном тащить на руках через плотные заросли временно одноногую оказалось не тяжело, но неудобно. Наступление застопорилось.

Но спасение дожидалось их совсем рядом, всего-то в десяти шагах. Спереди доносился свистящий звук от разрезаемого воздуха и сочные шлепки. Это Кэтэ расчищала им путь при помощи палки. Она рубила так яростно, что крапива, кажется, почувствовала запах приближающихся неприятностей и начала неохотно расступаться.

Трое спасённых вырвались на простор. Кэтэ гордо приняла величественную позу, а наполовину обутая Мари уютно устроилась у Ганса на руках. Но праздновать победу было рано.

— Кэтэ, ещё палки есть? — спросил Иван.

Кэтэ молча указала на неизвестного сорта тонкие деревца, сбросившие на зиму листву.

— Надо «Ишаков» спасать, — объяснил Иван, срезая прут потолще, — эта сволочь их сейчас раскурочит!

Все прониклись и забегали. Ганс вырезал себе здоровый двуручный ошарашень, Кэтэ сменила побывавшую в деле побитую палку на новую, и трое оставшихся в строю бойцов снова кинулись в битву. Роза Мария, как временно небоеспособная, уселась верхом на «Ишака» Кэтэ, единственного, избежавшего крапивного плена, и поддержала наступление морально.

Но крапива была уже не та, что пять минут назад. Получившая только что решительный отпор, теперь она старалась минимизировать ущерб и уклониться от боя. Поскольку оторваться от собственных корней и убежать она не могла, получалось это плохо. Неважно, что стебли крапивы-мутанта, армированные пусть диким и неправильным, но всё-таки нановолокном, не перерубить тупой деревяшкой. Удары палок их сминали и мочалили. Получившие хлёсткий шлепок побеги надламывались и не уже могли оказывать сопротивление. Снова шаг за шагом, теперь уже прямо на врага, под воинственные завывания Розы Марии, наступая сапогами на поверженные вражеские тела.

Кэтэ первая пробилась к одному из «Ишаков», и принялась освобождать его из плена, рассекая уже начавшие прорастать внутрь механизма стебли дареным ножом. В этот миг крапива решила показать, что она всё-таки та ещё, и попыталась не отдавать редкую и так необходимую для её дальнейшего роста добычу. Зелёные щупальца взметнулись вверх, стремительно, словно взрыв на канатной фабрике, и нацелились на Кэтэ, подражая конечностям другого монстра, рождённого в море у берегов Японии.

Но растение, даже самое ловкое, не расторопнее человека, а кое-как слепленные из обрывков бывшего в употреблении видоизменённого углерода нити — не противник для честного мономолекулярного лезвия. Кэтэ ножом рубила тентакли, и они летели наземь, под напором бездефектного сплава из металла и угля.

— Так их! — громко восхвалила этот подвиг Роза Мария, с ногами залезшая на спину многоножки, сторожить которую была оставлена, и высоко и радостно на ней подпрыгивающая.

После такого разгрома подлая крапива окончательно скисла. Её стебли легли на землю, словно прибитые ветром, и больше не шевелились. Иван и Ганс без помех, хотя и с изрядной опаской прошли прямо по ним, содрали с пострадавших «Ишаков» всю прицепившуюся зелень, сели верхом и выехали за пределы крапивной поляны.

Вслед за ними ехала Кэтэ, улыбаясь и размахивая сначала потерянным, а теперь найденным и спасённым сапожком Розы Марии.

— Славная победа! — провозгласила она.

— Славная! — согласилась Роза Мария. — Только у меня нога замёрзла и лицо щиплет!

* * *

— Это всё твоя вина, — буркнула Роза Мария и громко завозилась на диване, давая понять, что отвернулась.

Иван сидел на краешке, почёсывая антитоксиновый пластырь на щеке. В сторону Мари он не смотрел из вежливости, потому что на каждой её щеке и на лбу вдобавок красовалось по такому же пластырю, только шире раза в три. Вечнозелёная крапива оказалась не такой уж безвредной, возвратившиеся из маленького, но опасного приключения герои обнаружили на себе противные красные прыщики. И сразу, как только они покинули прохладный зимний воздух и вошли в тёплый дом, кожа на лицах и руках принялась нещадно зудеть. Напасть обошла стороной только Кэтэ, привычно объяснившую такую удачу собственной божественностью.

А вот Роза Мария пострадала сразу за двоих. Увидев себя в зеркале, с краснотой на щеках и лбу, да ещё и с растрёпанными волосами, она разревелась. Успокаивали её Ганс и Кэтэ. Ганс посадил страдалицу на диван и обработал поражённые участки антитоксином. Кэтэ погладила свою новую последовательницу по голове и одолжила на время синий в красную клетку плед, которым Мари накрылась с головой, после чего запретила смотреть на себя до тех пор, «пока эта гадость не рассосётся».

Ганс хотел её подбодрить и сказал, что ничего страшного не случилось, но успокаиваемая на него наорала так, что он плюнул, хлопнул дверью и уехал куда-то «по делам». Кэтэ тяжело вздохнула и тоже вышла из гостиной комнаты. Ивану внезапно захотелось побыть где-нибудь в другом месте, но Мари попросила его остаться, сказав, что есть разговор.

— Это всё целиком и полностью твоя вина, — повторила прячущаяся под пледом девушка, — потому что не предупредил.

— Извини, я просто не знал.

— А чего ты не знал-то, если она совсем рядом растёт? — фыркнула Мари. — Ты дурак что ли?

— Я не знал, что ты не знаешь.

— Да откуда мне знать-то? У вас же тут загадка есть: «Зимой и летом одним цветом». Это ёлка, сосна и ещё чего-то, забыла чего...

— Пихта? — подсказал Иван.

— Пихта! — согласилась Мари. — А про крапиву в загадке не говорится. У нас в Африке крапива тоже есть, но если бы у нас в Африке зимой была бы зима, то наша африканская крапива зимой листья бы на зиму сбрасывала. А тут у вас крапива зимой зелёная! А чего ты заранее не сказал-то?!

— Мари, ну что у тебя за характер такой? — возмутился Иван в ответ. — С Гансом поругалась, теперь мне мозги клюёшь. Если в этом весь твой разговор и состоит, то я, пожалуй, пойду.

Иван встал с края дивана и направился к дверям, но был схвачен за карман брюк.

— Погоди, — остановила его Роза Мария, — не буду больше. А с Гансом я нарочно поругалась просто так, чтобы не поругаться по-настоящему.

— Чего?

— Ну, я так иногда делаю. Если я на Ганса обижена, то быстренько устраиваю маленький скандальчик. Ганс злиться, но недолго. Мы разбегаемся по разным углам и не успеваем друг другу по-настоящему обидных гадостей наговорить. А потом Ганс уже не злится, и у нас снова всё хорошо.

— Надо же, какие у вас высокие отношения, — сочувственно покачал головой Иван. — А обойтись без таких вот перверсивных…, ну в смысле превентивных скандалов никак? И чем тебе сегодня Ганс не угодил?

— Да он в десять раз виноватее тебя! Он-то тоже недалеко отсюда живёт. Мы с ним гораздо больше времени вместе проводим, а чего он до сегодняшнего дня про эту зелёную вечную крапиву ни слова не сказал?

Последние слова Роза Мария проговорила чуть не плача. Ивану снова захотелось выйти вон, плачущие девочки казались ему самыми непонятными и раздражающими собеседниками из всех возможных.

— А чего ты предлагаешь-то? — Роза Мария резко приняла сидячее положение, продолжая прятать лицо под пледом. — По-настоящему разругаться и до конца жизни друг друга ненавидеть?

— Не-не, давай мы с тобой ни как не будем ругаться. Ни по-настоящему, ни по-ненастоящему.

— Да причём тут ты-то вообще? Я про Ганса только говорю, а с тобой у нас не настолько глубокие отношения!

— Значит, меня, в отличие от Ганса, ты нечаянно оскорбить не опасаешься?

— Да это-то тут причём? И вообще, чего ты в мою личную жизнь лезешь? Я же в твои дела вон с ней, — Мари энергично боднула пространство в направлении дверей, — не вмешиваюсь!

— Ладно, — вздохнул Иван, снова вставая с дивана, — надо мне пойти, поискать инфу про токсины вечнозелёной крапивы и их влияние на мозг. А то что-то больно ты сегодня расстервозничалась.

— Не уходиии… — проныла Роза Мария, опять запустив пальцы в задний карман Ивановых брюк, таким приёмом прочно его удерживая. И добавила с угрозой: — Уйдёшь — я рассержусь. Я и так уже вся злая.

— Не похоже ни разу, — ответил Иван и аккуратно извлёк из кармана ладонь Мари, не торопящуюся вылезать оттуда самостоятельно. — Если бы ты злилась, то Цербер бы нервничал. А он совершенно спокоен.

— Предатель!

Роза Мария схватила Цербера, который всё это время лежал рядом, притворяясь спящим, в охапку и изгнала с ложа прочь. Плед сполз с её головы и плеч так, что край его низко свесился, заслоняя промежуток между полом и диваном. Синтетический пёс-охранник принял своё перемещение как приказание получше замаскироваться, забрался под диван и затихарился за синим в красную клетку занавесом. Только его нос бдительно торчал наружу.

Руки Розы Марии суетливо заметались вверх-вниз, не зная, хватать ли плед, чтоб спрятать лицо, или просто прикрыться ладонями, но в итоге зависли где-то в среднем положении. Сама она тоже на минуту зависла, напряжённо о чём-то размышляя, а затем, тревожно нахмурившись, выдала:

— Тебе не кажется, что мы собираемся сделать что-то не то?

Иван ничего не ответил, терпеливо ожидая, что будет сказано дальше. Когда эта мелкая смотрела так серьёзно, он начинал волноваться. Внезапные приступы благоразумия, иногда поражающие его легкомысленную подругу, как правило, оказывались полезными и помогли пару раз избежать неприятностей. Потому сейчас не следовало лезть к ней с расспросами и уточнениями. Не стоило провоцировать спор, который при её живом характере обязательно начнётся и спугнёт важную мысль.

— Кэтэ ведь сказала, что мы на войну собираемся. Мне поначалу всё равно было, ну ты понимаешь, почему. А теперь, когда пелена с глаз спала, я вот думаю: там же кого-нибудь убить придётся?

Иван подождал ещё чуточку, чтобы убедиться, что именно эта высказанная Розой Марией мысль и составляла суть её сомнений.

— Я надеюсь, что обойдёмся без этого, — успокоил он её, — там же дикари. А у нас есть инфразвук, электрошок, слезоточивый газ и прочее нелетальное воздействие. Полезут драться — мы их разгоним быстро и без жертв. Или просто морды им набьём, а они нас своими медными ножами и каменными топорами даже не поцарапают.

— Мы сегодня еле-еле с неразумной крапивой справились, а там против нас люди будут.

— И за нас там тоже люди будут, — уверенно ответил Иван. — Мы же не мир захватывать идём, а просто собираемся помочь Кэтэ найти своих. И потом, с крапивой мы внезапно повстречались, не подготовленные, а к этому походу мы отлично подготовились. У нас всё необходимое есть, и даже больше, благодаря тебе, кстати.

Мари недоверчиво покачала головой и снова ушла в себя.

— Ты знаешь, как это с людьми бывает… — прервала она молчание ненадолго.

— Что бывает? — спросил Иван, не дождавшись продолжения.

— То. Вот, допустим, на кого-то всё время обижаешься. А на другого человека никогда не обижаешься, потому что не можешь просто. А бывает кто-нибудь такой, что… — Мари сделала долгую паузу, словно боясь закончить, но всё же решилась: — На таких не обижаешься, потому что пофиг уже. Всё равно уже, что скажут, что сделают… Просто без разницы. Знаешь, каково это?

— Ну да, наверное…

— Да ничего ты не знаешь! — фыркнула Мари. — Откуда тебе знать-то?

Роза Мария опять замолчала, но уже совсем иначе. Теперь её распирало изнутри, ей хотелось выговориться, она изо всех сил боролась сама с собой и, наконец, проиграла:

— Это всё Кэтэ твоя!

— Чего «Кэтэ»? — не понял Иван.

— Да ничего! — отмахнулась Мари. — Важно другое. Важно, что всё, о чём я говорила, оно в обе стороны работает. И мне без разницы теперь, как некоторые тому, что я сделаю, отнесутся. Обидятся, рассердятся, мне всё равно!

— И причём здесь Кэтэ?

— Здесь твоя Кэтэ вообще ни при чём! А вот в том, что как только мы полезем решать её проблемы, случится какой-нибудь бадабум, я совершенно точно уверена!

Это опасение казалось вполне правдоподобным. Иван и сам ожидал, что что-нибудь обязательно пойдёт не так, но не видел причин для волнений. При должной подготовке любые проблемы возможно решать по мере их поступления. Чего он не ожидал, так это внезапных колебаний от всегда надёжной в делах Розы Мари.

— Слушай, — аккуратно начал он, — та как себя чувствуешь? Мыслишь ясно?

— Да уж пояснее некоторых!

— Говоря по правде, участие в нашем нынешнем проекте полностью добровольное и выход из него совершенно свободный…

— Ага. Ты скажи ещё, что Кэтэ никого насильно за собой не тащит! — бесцеремонно перебила Мари.

— Так ведь и правда… А, ну да… — замялся Иван, но поправился: — Но это же временное помутнение сознания было, теперь-то никто никого не принуждает.

— Помутнение сознания у меня скоро от волнения случится, — сварливо пробурчала Роза Мария. — Слушай, а принеси, пожалуйста, чаю. А то мне самой на кухню придётся мимо зеркала идти. Никак не хочу опять на этот ужас смотреть.

Иван без лишних слов встал с дивана и отправился выполнять просьбу Мари, таким милым показался её насупленный взгляд.