Отчего обыкновенному землянину по имени Иван из завершающего десятилетия двадцать второго века может прийти в голову, что завести прямо у себя во дворе собственный термоядерный реактор — это хорошая идея? Да просто оттого, что его жизнь далеко не так радостна и безмятежна, как его с самого рождения пытаются убедить.
Казалось бы, ну вот тебе дешёвое электричество и недорогие расходники, размножай на принтере или расти в чане всё, что душе угодно, и будь материально удовлетворённым. Но только вот дёшево — это не бесплатно, безусловный доход гарантирует только физическое выживание, а чтобы купить что-нибудь нужное, надо сначала продать что-нибудь ненужное.
А что такого серьёзного ты можешь предложить на продажу, если тебе едва за двадцать, и ты никому не известен?
Твои друзья и знакомые, а также родственники, если повезло (или не повезло, это как посмотреть) их иметь, в твоих услугах не нуждаются. Все они сидят, как и ты, на самообеспечении, довольные своим преуспевающим натуральным хозяйством. В каждом доме гудит и воняет принтер, а если этого мало, то в сотне шагов за порог в общественном ангаре булькает общий один на всех соседей чан, не хуже того, что простаивает у тебя у тебя, претенциозного неудачника, в гараже. Он скучает без дела, занимая место как раз между детским электроскутером и заготовкой под гафниевую батарею твоей оригинальной конструкции (а где бы ты достал подлинные чертежи такой штуки?), бесполезной, потому что гафний-178 всё равно тебе фиг кто продаст.
Есть ещё всякие клубы по самым разным интересам. Если ты разделяешь их стремления, то тебя с радостью примут, и обеспечат работой и всем необходимым. Но в таких обществах всё держится на энтузиазме, и работать придётся бесплатно ради какого-то общего успеха. Это хорошее место, чтобы интересно провести время, найти друзей и, быть может, набрать некоторую известность. Но если хочется сразу многого, но ты не из тех, кто способен увлекать и вести за собой, это не вариант.
А серьёзным людям, имеющим доступ к действительно редким материалам, и способным предложить в качестве оплаты что-то действительно ценное, твои идеи и твои поделки не интересны. Они занимают незаметные, но важные места, или даже официальные (везёт же людям!) должности, и могут позволить себе покупать изделия только у проверенных производителей, которые и сами тоже ничуть не менее серьёзные. Закрытый класс, прорваться в который в двадцать лет нереально, даже если веришь, что достоин и являешься никем только по недоразумению.
Можно ещё попробовать свалить на Марс или даже в Пояс. Там ты со своими шаловливыми, но прямыми руками будешь нужен сразу всем, но и пахать придётся вместе со всеми, дружно и очень много, просто чтоб не сдохнуть, и никаких тебе собственных проектов. Наша биология диктует, что только Земля комфортна для людей. За её пределами начинаются жутко опасные места, пригодные только для чудиков, забывших, что выживать, есть и размножаться — это первичные потребности, и никакая слава и острые ощущения их не заменят.
Одна беда, если с выживанием и пропитанием на нынешней Земле проблем нет, но вот с размножением всё сложнее. Не сказать, что совсем никак и не с кем, но как-то оно всё ненадёжно. В смысле: если ты трагически недоволен собой, то готов ли поверить, что кому-то в самом деле нужен?
Весьма желательно для начала из никого стать хоть кем-то. Неважно как, но добиться признания. Или же послать всех к чёртовой бабушке и строить свой успех только по своим правилам. Заиметь собственный термоядерный реактор — это хороший, годный путь достичь и того, и другого, и ещё кучи всякого хорошего. Такого рода инициативы, конечно, не поощряются, но всё же оно не так стрёмно, как рабочая гафниевая батарея в гараже, или, боже упаси, самопальный ядрён-батон. За второе и прибить могут без предупреждения, при полном одобрении соседей, прецеденты известны.
Разумнее всего реактор, не одобряемый бдительными соседями, спрятать глубоко-глубоко под землю. Очень удачно получается, если твой дом стоит на известковых отложениях, внутри которых непременно должны найтись карстовые пещеры. А если таковых не обнаружится, копать нычку под реактор в известняке гораздо легче, чем в каком-нибудь граните.
А потом останется только собрать всем известный «бублик». Да, чёрт возьми, его чертежи даже в Интернете свободно лежат! И даже без нарочно внесённых искажений, ибо бесполезно и незаконно!
Собрать нужные материалы будет непросто, но упомянутые клубы по интересам потому и полезны, что найдутся друзья, готовые помочь. Изготовить все детали и правильно собрать установку сложно, но для всерьёз увлечённого человека посильно. А дальше, года через два, если пойдёт по плану, запуск.
Где-то в глубине под известковыми скалами текут подземные реки, несущие растворённые горные породы. Все возможные химические элементы, настоящий клад. Если иметь энергию, а реактор даст её столько, сколько потребуется, можно будет извлекать из раствора всё самое ценное. Вот тогда-то начнётся жизненный взлёт, профессия поставщика редких элементов — совсем неплохой старт.
* * *
Нежданно-негаданно Иван узнал, что пробивать туннель в известковой скале — это не то же самое, что взять большой камень и высверлить в нём дыру. С большим тщанием собранный и отлаженный самодельный робот-землекоп всё делал не так. Механизм, предназначенный долбить породу там, где велено и двигаться строго по запланированному маршруту, по нескольку раз в сутки терял ориентацию, глючил, застревал в подземных трещинах, а однажды позабыл про уже готовый коридор и собрался заново рыть такой же на два метра южнее. Что ж поделать, профессиональный горнопроходческий ИИ никакой добрый пират в Сеть не выложил, потому пришлось приспосабливать бытовой софт от «крота», который протаскивает под землёй всякие кабели и прокладывает пути под водопровод и канализацию. На первый взгляд похоже, но на самом деле совсем иное.
Шахта становилась всё глубже, и скоро достигла минус ста метров, а во дворе рос штабель из известковых блоков. Сверкающие ровными белыми гранями, вышедшие из-под алмазного резака, они просили построить из себя что-нибудь грандиозное. Всё равно ведь от соседей подземные работы было не спрятать, а так было можно показывать пальцем на заготовленные стройматериалы и именно их объявить целью всей затеи.
Землекоп, управляемый искусственным идиотом, всё чаще впадал в полный неадекват, отказываясь самостоятельно выполнять поставленную задачу. Тогда Ивану приходилось самому подключаться к его слабым мозгам и лично устанавливать приоритеты. Это было утомительно, но он не унывал, находя такие происшествия поучительными.
Для начинающего молекулярного архитектора была привычной работа с мокрым реактором (в просторечии «чаном»), при которой все параметры материалов заранее известны, а у выращиваемого предмета каждая молекула под контролем. Был бы только чан исправен, да рецепт изделия корректен. Борьба же с непредсказуемой природной скалой, столь непохожей на однородный синтетический материал, который удобно и резать и пилить, оказалась для Ивана сосем новым опытом, похожим на решение интересной головоломки.
Но жаль, что непредвиденные хлопоты мешали другим важным делам. Роза Мария, хорошая знакомая, почти единственный постоянный клиент и возможный в скором времени спонсор, подкинула новый заказ. Ей срочно потребовался расчёт рецепта для выращивания очередного чудища, должного глубоко впечатлить или даже потрясти всю её тусовку. Расчёт очередного непризнанного шедевра дизайна от Розы-Марии оказался, как всегда, непростым, и на трое суток полностью занял оба совсем не слабых домашних компа. Но робот-землекоп добрался наконец-то до настоящей пещеры, узкой и уходящей дальше и глубже, через сталактитовый лес, вслед за утекающим куда-то в подземную даль тоненьким ручейком. Проточная минеральная вода, именно её Иван желал отыскать, должна была послужить охладителем для реактора и сырьём для извлечения его будущего богатства. Ручей оказался мелок, воды в нём помещалось маловато, но поиски шли, без сомнения, в верном направлении.
В причудливо извилистых подземных галереях сигнал от домашней сети проходил как-то странно. Автономные телекамеры норовили покинуть зону уверенного приёма, теряли связь и возвращались обратно по собственным следам. Придурочный робот опять умудрился совершить удивительное, нечаянно обрезав своим алмазным резаком сетевой кабель точки доступа. Вся сеть в подземелье упала, связь пропала, а виновник автоматически встал на паузу. Вслед за ним остановился хвататель, принимавший из-под режущего диска свежие известковые блоки, а затем тележка, которая их перевозила и грузила на подъёмник. Подъёмник, к счастью, остался под контролем, иначе вышло бы совсем глупо.
Иван, ругая себя за жадность и лень, отправился в гараж раскочегаривать малый чан. Расчёт рецепта для варки беспроводной точки доступа в неубиваемом прочном корпусе при помощи одной только собственной головы занял сорок минут. Чтобы вырастить два десятка таких устройств, чану понадобилось ещё два часа. Опять же, контролировал процесс лично Иван, поскольку компы напряжённо трудились на благо Розы Марии. Временно перенаправить часть их вычислительной мощности на другую задачу показалось Ивану неспортивным, а его нездоровое любопытство зудело и подзуживало испытать собственные возможности.
Сам Иван под землю, разумеется, не полез, вместо себя отправив монтировать новую надёжную сеть пару пауков. Их тоже пришлось контролировать самому, ведь чтобы два десятка точек доступа покрыли всю пещеру, не оставив мёртвых зон, места их размещения пришлось тщательно выбирать.
Под конец дела, задействовав все камеры и виртуально оглядевшись по сторонам, Иван обрадовано хмыкнул. Стена в одном из маленьких закутков, прямо за сталактитами, была мокрой. Как раз в той стороне сканирование пообещало найти уже по-настоящему крупную подземную полость. Иван разбудил бастующего шахтёра, велел долбить многообещающее место до самого упора, и только после этого перестал блокировать голос внутреннего помощника, который вот уже час пытался достучаться до его внимания.
Оказалось, что занятый хлопотами Иван умудрился довести температуру своего тела до тридцати восьми и двух десятых по Цельсию. Псевдонейроны, при всех их достоинствах и несомненной пользе, пока ещё не сравнялись по качеству работы с настоящим нервным клеткам. Ловкость углеродных суррогатов в решении математических задач казалась признаком превосходства техники над биологией, но только потому, что живые нейроны эволюция к такому не готовила. А вот энергопотребление и теплоотдача у разнесённого по телу искусственного продолжения мозга были дикими.
А значит, настало время отдохнуть: выпить холодного чаю, положить мокрое полотенце на лоб и подремать.
* * *
Поутру проснувшись с лёгкой головной болью и подозревая наличие на стройке очередного сюрприза, Иван запретил себе заглядывать в сеть напрямую. Вместо этого не спеша почистил зубы, побрился и позавтракал, и только закончив утренние дела, смахнул пыль с обычного настольного монитора. Прибор неудобный и малоинформативный, зато перегрев мозга с ним не грозит.
Предчувствия его не обманули. За ночь в подземелье снова случилось что-то неожиданное, но к добру или к худу, следовало ещё разобраться. В стене маленького зала, именно там, где роботу было велено копать, образовался аккуратно выпиленный геометрически правильный проход куда-то. Хвататель и тележка опять зависли и замерли неподалёку в ступоре, а сам копатель куда-то делся, очевидно, как раз в эту квадратную дыру.
Автономные камеры по очереди залетали в неё, теряли сеть и возвращались обратно, и так по кругу. Видеозаписи, которые они успевали сделать в свете собственного слабого фонарика, мало что позволяли понять. Паук, посланный в неизвестность с большим светильником в лапах, потерялся на несколько минут и вернулся посрамлённым. Он не смог разглядеть и запомнить ничего нового, всё те же каменные стены и известковые сталактиты, а куда подевался главный шахтёр, он так и не выяснил.
Решить задачу, непосильную для недоделанного ИИ, человеческому уму было просто. Добавив обоим паукам самостоятельности, Иван приказал одному устанавливать в свежеоткрытой области светильники, а второго отправил на поиски робота-копателя. Пропажа нашлась быстро, всего-то минут через десять, а просмотр записи, сделанной в ходе поисков, убедил Ивана, что настала пора спуститься в пещеры лично. Кажется, он умудрился раскопать что-то совсем непонятное.
* * *
Торопиться было некуда, но и медлить не следовало, потому уже два часа спустя Иван находился в крайней точке раскопок, где ещё ловилась сеть, полностью снаряжённый для подземных приключений. Один шаг вперёд, и сеть пропала. Ещё три шага, пискнул тревожный сигнал, и диггерский костюм опустил на его лицо прозрачную маску. Газоанализатор обнаружил сероводород, не в опасной концентрации, но дышать здешним воздухом без маски было бы вредно и противно.
Ещё две дюжины шагов, и вот он, новый зал. Пауки развесили достаточно фонарей, чтобы ярко его осветить. Форма и размеры помещения заставляли вспомнить здание цирка, как оно выглядит изнутри. Сверху смыкался высокий купол, внизу весь центр занимала круглая арена. Только вместо высоких зрительских мест здесь, наоборот, зиял глубокий провал. Он замкнутым кольцом опоясывал плоскую центральную площадку, а на его дне громко журчал водяной поток. В эту-то ловушку и свалился копатель, и сейчас бродил по кругу навстречу течению в поисках выхода.
Раздосадованный Иван подключился к роботу и велел остановиться. Достать трёхтонный агрегат с пятиметровой глубины будет непросто. Странно, как так вышло, что вполне дееспособный, пусть и немного проблемный ИИ оплошал настолько, что свалился в яму? Ещё страннее выглядел текущий по дну замкнутой канавы ручей. Вода естественным образом может течь только сверху вниз, а не мотаться бесконечно по кругу. Разве что на противоположной стороне зала есть исток, из которого вода втекает, и слив пониже, куда уходит. С узкого козырька, на котором Иван стоял, ту сторону было не разглядеть.
Но обдумать эти мелочи можно было и позже. Сейчас же внимание Ивана занимала самая диковинная вещь из всех, что он встречал наяву, и неизвестно как оказавшаяся в этом подземелье. Пауки, получившие задачу навести переправу через кольцевой провал, клейкими анкерами крепили ванты из угольного шнура к потолку и с впечатляющей скоростью плели из того же материала подвесной веревочный мостик, а Иван всё смотрел на центр зала и пытался решить, стоит ли вообще переходить на тот берег?
На древнего вида бронзовых цепях, покрытых патиной, невысоко, словно кровать, над полом пещеры висел хрустальный гроб. Почти такой же, как у Пушкина в сказке, но только не качался, а пребывал в покое, ну а печальную тьму развеяли фонари. Благодаря их свету Иван с десятиметровой дистанции отчётливо наблюдал лежащую в гробу покойницу, одетую во что-то больничное.
Кто и в какую историческую эпоху мог устроить могилу на стометровой глубине, Ивану было неизвестно, и он чувствовал запах сенсации, или даже переворота в исторической науке. Внешний вид находки противоречил сам себе, цепи выглядели как корявые троглодитские поделки, а саркофаг, напротив, внушал уважение прозрачностью и чистотой. Подавив голос совести, запрещающий лезть в древнее захоронение грязными ногами вперёд археологов, Иван решительно перешёл мост и изумлённо замер.
Обитательница хрустального гроба выглядела вполне живой. Молодая смуглокожая женщина, возможно, девушка. Иван затруднялся даже примерно оценить её возраст, очень уж необычной внешностью она обладала. Её высокий рост не вязался с худощавым, почти мальчишеским телосложением, а черты скорее милого, чем красивого лица, соединяющие признаки разных рас, сбивали с толку ещё сильнее. Африканские губы и скулы из Азии делали незнакомку похожей на тихоокеанскую островитянку, но выдающийся узкий нос побил бы многие рекорды длины и остроты. Она могла бы сыграть в кино подружку для Пиноккио, или послужить моделью художнику, желающему как можно ярче изобразить аллегорию любопытства. Прямые густые волосы необычного пепельно-серого оттенка, разметавшиеся в стороны без всякого порядка, казались на фоне её блестящей оливковой кожи седыми. Иван не удивился бы, окажись ей хоть пятнадцать лет, хоть тридцать.
Одеждой для женщины служил не в медицинский халат, как казалось издалека, а одёжка весьма сомнительного качества. Подобную шмотку Иван видел в онлайн-игрушке про выживание в постъядерном мире, в начальном комплекте новичка этот предмет именовался «туникой из картофельного мешка». Не самое подходящее облачение для принцессы, удостоенной захоронения в хрустальном гробу. То же можно сказать и по поводу отсутствия обуви, прочем, лежащему в гробу обувь не очень-то нужна.
Однако же, тем, кто положил неизвестную красавицу в этот открытый со всех сторон для любопытных взглядов ящик, следовало бы позаботиться о приличиях. Короткая туника из грубой дерюги едва прикрывала тело и вставляла напоказ обалденные длинные ноги, стройные, спортивные и мускулистые. Судя по внешним данным, она могла быть балериной или чемпионкой-лёгкоатлеткой. Какой-то жадина потратился на неизвестный прозрачный материал и бронзовые цепи, но пожалел ткани на погребальное одеяние. Потрясающая низость, оставить даму в таком виде, просто свинство.
Иван поймал себя на мысли, что скорее готов думать о незнакомке, как о спящей красавице из сказки, чем рационально принять её как есть, мёртвой. Велев себе ни на что не надеяться, просто так, для отчистки совести, он задействовал тепловое зрение. Под этим громким названием скрывались всего-то три десятка тепловых рецепторов на щеках и над бровями, ещё в детстве Иван установил их себе просто ради озорства. Видеть в тепловых лучах они не позволяли, а всего лишь определяли температуру предметов на некотором расстоянии.
Но здесь и сейчас их возможностей оказалось вполне достаточно. Иван не удивился.
Не удивился.
Он обалдел.
В пещере было прохладно, температура воздуха едва превышала одиннадцать градусов. Температура стен, потолка, идеально ровного пола на этом круглом островке, воды, текущей вокруг, и всего-всего прочего не отличалась. И гроб, и цепи, на которых он так живописно висел, также не были ни холоднее, ни теплее воздуха.
А вот девушка была гораздо теплее. Тридцать четыре и семь десятых градуса по Цельсию. Живая.
Никакой это не гроб, а аппарат для гибернации человека. Как ни удивительно, но иного ответа не было. Капсулы гибернации вообще-то существовали, но выглядели совсем иначе. Они были здоровенные, требовали для обеспечения своей работы целый набор внешних устройств и, конечно же, питание. Всунуть всё необходимое, в том числе компактный источник энергии, в этот небольшой, ящик, оставив ещё и место для человека, было бы весьма затруднительно при всех чудесах современной нанотехнологии. А если бы и получилось, аппаратура не была бы невидимой. Но сейчас сквозь толстые прозрачные стенки и крышку не наблюдалось ничего технологического, только спящая красавица. И кто бы её туда не уложил, это точно произошло не в древние времена.
Иван заинтересованно разглядывал изделие неизвестной ему высокой технологии и вскоре на верхней грани обнаружил знаки, заключённые в толще прозрачного материала. Похожие рисунки гравируют лазером внутри стеклянных предметов. Надпись в несколько строк состояла из сотни причудливых закорючек. Они были самыми разными и почти не повторялись, а значит скорее всего, являлись иероглифами. Однозначно, не китайскими или японскими, их бы Иван и узнал и прочёл. А так, чтобы опознать этот язык, надо было лезть в мировую Сеть, но доступ в неё остался там же, где и сеть домашняя, в другой части пещеры.
Просто так, без задней мысли, Иван накрыл надпись ладонью, и в это самый момент его глаза заполнил яркий свет, сухой треск больно ударил по ушам, а затем в голову прилетело что-то тяжёлое. В глазах заскакали зелёные чёртики, а ноги подкосились. Что бы это ни было, обвал или землетрясение, следовало бежать прочь, пока не рухнул потолок, но что-то опять ударило в лоб, и Иван упал на колени. Сквозь слепящие пятна он разглядел незнакомку, которая теперь лежала прямо перед ним на полу в куче стеклянного песка.
Пещеру наполнял звон, Иван огляделся и увидел, что это бронзовые цепи широко раскачиваются над ним и сталкиваются. Должно быть, одна из них хлестнула его, когда гроб внезапно рассыпался в эту стеклянную крошку. К счастью, Иван чувствовал себя вполне целым и, не забывая благодарить диггерский шлем за спасение головы, а светофильтр за спасение зрения, принялся спасать принцессу. Какой бы срок она ни провела в этой непонятной капсуле, теперь система жизнеобеспечения погибла, и нужно было срочно поднимать девушку на поверхность и вызывать «скорую».
Иван поднял оказавшуюся в беде даму на руки, радуясь, что стеклянные крупинки не остры и не режутся. Ноша оказалась не тяжела, но несколько больше ожидаемого. Не успел он сделать шаг, как случилась ещё одна, которая уже по счёту неожиданность. Спящая открыла глаза. В её взгляде Иван разглядел недоумение и испуг. Неудивительно, она только что пробудилась неизвестно где, её куда-то несёт человек, лица которого не разглядеть под маской.
Иван отключил автоматику газовой защиты и убрал маску с лица. Всё ради того, чтоб не пугать спасаемую. Она и не испугалась. Медленным неуклюжим движением проснувшаяся обняла Ивана за шею и зашептала что-то беззвучное непослушными после затянувшегося сна губами. Иван старался расслышать её голос, их лица сблизились настолько, что девушка смогла слабыми руками обнять его ещё самую чуточку крепче и губами коснуться его губ. «Ну вот, — подумал Иван, — принцесса проснулась сама, но по сказке я задолжал ей поцелуй».
Он чувствовал, что сил у разбуженной совсем мало, её холодные руки уже разжались и бессильно повисли, но ей отчего-то было важно не бросить начатое. Щёку Ивана щекотал слабый ветерок, девушка дышала часто и поверхностно, непонятно, как она вообще могла шевелиться при температуре тридцать четыре и семь?
Отстранилась она очень скоро. Теперь на её лице не было страха, а только радость и надежда.
— Привет, — начал он разговор. Может быть, она не знает русского, но ведь после столь интимного контакта неплохо бы и поздороваться. — Меня зовут Иван.
Она хотела ответить, пыталась вдохнуть, но глубокого вдоха не получалась. Иван с тревогой вспомнил про сероводород в воздухе, но не почувствовал его запаха. Пахло пряностями: чёрным перцем, корицей и имбирём, а ещё свежим хлебом. И во рту неожиданно поселился вкус горелых хлебных корок и перца, губы и язык с каждой секундой всё сильнее и сильнее жгло.
Собеседница, наконец, справилась с дыханием и громко отчётливо прошептала:
— Кэтэротимутай, — то ли представилась, то ли поприветствовала.
Теперь она смотрела гордо и даже, быть может, покровительственно. Такой странный взгляд огромных разноцветных глаз, зелёного и жёлтого. В них хотелось утонуть, и, кажется, именно это и случилось.
«Кэтэ Роти Мутай», — так звучало имя, которым назвалась спящая красавица.
Иван гадал, как именно правильнее его перевести на русский. Выходило то ли «Великая Царица Полей», то ли «Высокая Мать Пашни», или даже «Могучая Командирша Грядок». В общем, что-то про силу, власть и сельское хозяйство.
Идентифицировать язык, на котором теперь уже не незнакомка пыталась с ним общаться, Иван не сумел, но неизвестно почему смысл слов худо-бедно различал. Чудилось в них что-то азиатское, возможно, это был кантонский диалект, который Иван никогда не учил, но вполне мог слышать чужие разговоры на нём.
Носители мозговых сопроцессоров, пренебрегающие их тонкой настройкой, порой ловят подобный глюк: внезапно в их голове всплывает информация, непонятно где и когда проникшая в память. Самый простой пример: бесконтрольно работающая в фоновом режиме функция автоматического перевода способна помимо сознания переводить случайно услышанные иностранные слова. Непрошеный перевод сохраняется в суррогатной памяти и лежит там до тех пор, пока занятые области не понадобятся для чего-нибудь другого. Тогда целостность информации теряется, сведения об её источнике могут и вовсе пропасть, но сохранившиеся обрывки, тем не менее, ещё способны проявить себя. И с ним, видимо, случилось именно это.
Первый день их знакомства, начался с неприятного утра, отмеченного хлопотами и головной болью, а завершался вечером, казавшимся Ивану заколдованным. Как он вытащил девушку из глубокого подземелья и принёс в дом, из его памяти почти целиком вылетело. Место ясных воспоминаний заняло яркое ощущение, как она, совсем холодная, дрожала и прижималась к нему, пытаясь согреться. Что происходило с ним в доме до того, как они оказались вдвоём на кухне, он тоже помнил смутно. Кажется, он сразу же перенёс её туда, посадил в кресло у стола, включил чайник, а потом сбегал в спальню за большим пледом. А вот «скорую» отчего-то не вызвал, хотя и собирался поначалу. Но твёрдая уверенность, что с девушкой и так всё будет хорошо, а посторонние люди могут только помешать, вдруг возникла сама собой.
И вот сейчас она сидела в кресле, забравшись на него с ногами, целиком завернувшись в синий в красную клетку плед. Не укрытой пледом оставалась только её голова, да ещё рука, попеременно подносящая ко рту то взятую со стола чашку с горячим чаем, то ложечку с рябиновым вареньем, зачерпнутым прямо из банки. Чайные принадлежности девушка хватала с забавной и милой неуклюжестью, но неспешно, со спокойным достоинством. Проглатывая очередную порцию варенья, она всякий раз облизывала опустевшую ложку с обратной стороны и изображала в сторону Ивана едва заметный кивок. В этом необычном жесте при всём желании нельзя было заподозрить фривольный намёк, Ивану было очевидно, что так она выражает благодарность за угощение и выражает восхищение его вкусом.
Спину неожиданная гостья держала прямо, не пытаясь опереться на спинку кресла. Яркий свет заходящего Солнца освещал её лицо, не похожее ни на какое другое. Кажется, больше ни у кого на всей Земле не имелось столь необычного сочетания черт, их обладательница выглядела бы иностранкой в любом уголке мира. Иван допускал, что думая так, он может и ошибаться. Он бывал не везде и успел повидать далеко не всё на свете, но если бы в его мире обитали другие женщины с подобной внешностью, изображения этих красавиц гуляли бы по Сети.
В лучах заката её волосы потеряли прежний цвет сгоревшей до пепла бумаги и просвечивались насквозь, окрасившись розовым. Смуглая кожа приобрела блеск и полупрозрачность, а глаза подражали спелым плодам: слева зелёный лайм, справа жёлтый лимон. На такую красоту хотелось любоваться бесконечно, забыв о времени. Тем более, со временем сегодня действительно творилось что-то не то. И Солнце и внутренние часы сообщали, что уже половина девятого, вопреки ощущениям, что сейчас никак не может быть позднее пяти вечера. Всё-таки пребывание под землёй здорово сбивает с толку. Или же он и в самом деле слишком засмотрелся на гостью и позабыл обо всём.
И время же её вылечило. Иван с радостью заметил, что она уже не дрожит от холода, и его тепловое зрение действительно ощутило под пледом здоровые тридцать шесть и пять. А может быть, её вылечили горячий чай и варенье.
Она начала разговор, и попыталась объяснить на своём полупонятном языке, кто она такая и откуда, а от Ивана узнать, где она. Он старался ей помочь, коверкая неудобные странные слова, которые сами возникали в его голове, как только он представлял нужную фразу по-русски. Беда была в том, что этих чужих слов было мало, и все они как будто происходили из лексикона жителя каменного века. Хотя не совсем так, слово «железо» среди них нашлось. Но вот «машина» — уже нет. Оттого все сказанные им фразы, несмотря на желание быть правдивым, выходили до ужаса грубыми и искажающими его собственные мысли. Гостья же слушала его, удивлённо распахнув глаза, и, кажется, не очень верила.
Но и её рассказы казались Ивану частью глупого розыгрыша со скрытой камерой. Она утверждала, что ничего не знает ни о Земле, ни о проживающих на ней народах. Любые слова из самых разных языков, как проговорённые Иваном, так и выданные программой автоматического перевода, оказывались ей непонятны. Не помогли даже найденные в сети реконструкции древних языков со всех континентов, включая гипотетический язык первых африканских кроманьонцев. Пусто, словно она никогда не посещала эту планету, ни сейчас, ни в древности.
Гостья же именно это и утверждала. По её словам, она оказалась «в другом мире, но не там, где мёртвые, а под другим небом» из-за козней злых богов. Этих богов следовало как можно скорее «наказать и прогнать», что она и собиралась сделать сразу, как наберётся сил и вернётся домой.
Когда Иван выразил сомнение в том, что одинокой девушке по силам наказывать и гонять богов, она гордо задрала длинный нос и гневно заявила, что сама валяется богиней, да не какой-то мелкой, а могущественной и древней. На богиню эта красавица действительно походила, но всё-таки в поэтическом смысле, а не буквально, а древней, к счастью, и вовсе не выглядела. Но надо признать, что от заключённого в её голосе чувства силы и правоты по Ивановой спине побежали мурашки.
Для себя Иван решил, что бедность языка их общения стала причиной путаницы в понятиях, и возможно, гостья полагает себя какой-нибудь изгнанной королевой. Тогда под древностью следует понимать не её собственный возраст, а почтенное время правления какой-то там династии, из которой она происходит. И запросто может быть, что власть там, куда она собралась возвращаться, обожествляема, оттого-то она и претендует на звание богини.
Ну, или же всё не так, и она пациентка дурдома с манией величия, забывшая все нормальные языки, кроме какого-то совсем уж редкого и экзотического, которую положили в сделанный по неизвестной технологии хрустальный гроб и закопали на глубине сто метров… кто? Врачи психиатры? Инопланетяне? Тайное мировое правительство?
Как давно это было проделано? Год назад? Сто? Миллион?
Вопросы, вопросы…
Можно было сколько угодно проявлять скептицизм, не веря её словам, но существование этих слов само по себе свидетельствовало в пользу её правдивости. Микрофон планшета слушал их разговор, и программа-переводчик металась по всей мировой сети, стараясь найти хотя бы одно знакомое слово. Тщетно. Они общались на языке, неизвестном на планете Земля.
Иван осторожно поинтересовался у гостьи, как так вышло, что они друг друга понимают. То ли богиня, то ли королева прямо ответила, что «поделилась с верным воином своей божественной кровью». Тут Иван вспомнил истории про вампиров и самую малость заволновался. Девушка, спящая в гробу и совершающая странные манипуляции с кровью, это идеально подходящий персонаж для подобной сказки. С другой стороны, вампиры не сидят в солнечном свете прямо у окна, и не уплетают с аппетитом рябиновое варенье, половину банки за один раз. Ну, по крайней мере, не должны, если считать взятую из страшных историй информацию достоверной.
А ещё, вампиры не клюют носом и не стараются спрятать зевоту. Девушка же очень хотела спать. Иван предложил довести её до кровати (до ложа, слова «кровать» в их общем языке не нашлось), она важно и плавно протянула руку ему навстречу, позволяя помочь ей подняться с кресла. Всё-таки она была очень слаба.
Он вёл её в гостевую спальню, а она обнимала его за плечо, не так, как девушка обнимает парня, а словно королева-алкоголичка, перебравшая спиртного, опирается на пажа. Большая кровать с одеялом и подушкой сначала удивила её, а затем была одобрена. Она скинула с себя плед, потом стянула через голову свою первобытную дерюжку, оставшись совсем голой, повесила оба предмета на спинку кровати и влезла под одеяло.
Иван хотел пожелать ей спокойной ночи, но опять не нашёл нужных слов. Поэтому сказал просто:
— Пусть ночь будет спокойной.
В ответ он получил долгий задумчивый взгляд. Затем она улыбнулась и уверенно кивнула, словно полагала, что в её власти сделать ночь такой, какой потребуется.
* * *
На следующее утро после совместного завтрака Иван затеял для гостьи медицинский осмотр, благо, медицинский сканер в его жилище имелся. Сканер — прибор точный и многоцелевой, чтобы получить от него серьёзный толк, требуются настоящие медицинские знания, наличием которых Иван, увы, не мог похвастаться. Но для общего контроля самочувствия и поиска, в порядке дежурной паранойи, «жучков» в теле, сходило и так.
Опасения, что исследуемую пациентку, явную дикарку, будет сложно уговорить лечь в аппарат, оказались пустыми. Она, выслушав объяснения о целях предстоящей процедуры, без всяких споров заняла место на подвижной кушетке, и, оказавшись внутри белой трубы, спокойно провела в ней всё положенное время.
Результаты исследования оказались… неоднозначными. Но в любом случае Ивану следовало похвалить себя за верное решение не спешить обращаться к квалифицированной медицине.
С одной стороны, никакой угрозы жизни и здоровью гостьи сканер не нашёл. Девушка оказалась несколько истощённой, но ни травм, ни хронических заболеваний, ни болезнетворных организмов, ни заражения нанитами в её теле не обнаружилось.
С другой же стороны, её организм оказался несколько странноватым и не вполне современной автоматической медицине понятным, о чём медицинская программа сообщила витиеватым текстом, сводящимся к: «Пациент скорее здоров, чем болен, но тут всё сложно, умываю руки». Список всяких неправильностей, заключающихся в ненормальных формах внутренних органов и расположения их не на своих местах, оказался длинным. Самым примечательным оказалось, что по каждому пункту выпадала ссылка на статью анатомического справочника, из которой следовало: эта конкретная аномалия не опасна и хоть редко, но встречается.
Вывод следовал такой: его гостья — целый набор отклонений, которые попадаются по отдельности, но никогда ранее ни у кого не встречались сразу все. При всём при этом она жива, здорова и помирать не собирается. Вот и хорошо.
Терпимое отношение, проявленное девушкой к сканеру, распространялось и на прочую технику, что была в доме. На тот же чайник на кухне, например. Она не скрывала, что видит все эти вещи впервые, но ничему сильно не удивлялась. Точнее, она демонстративно проявляла лёгкое удивление пополам с одобрением или показным скепсисом, смотря по тому, был ли этот предмет в данный момент для неё полезен. И всё это она называла колдовством. Таким образом, реакция дикарки на современные технические чудеса сводилась к двум не высказываемым вслух заявлениям. Или: «Твоё колдовство классное, молодец». Или: «Твоё колдовство прикольное, но нафиг не нужное».
Колдовство в целом она не одобряла, но конкретно то, что присутствовало в доме, была готова терпеть. Во-первых, потому что колдовство Ивана было «добрым», а во-вторых, конкретно к Ивану, живущему «под другим небом», Кэтэ не считала возможным выставлять претензии.
«Кэтэ», как она разрешила Ивану себя называть, означало то ли «Великая», то ли «Высокая», что соответствовало истине. Иван при росте в метр и восемьдесят пять сантиметров кончиком носа касался её плеча. Следовало порадоваться, что она не пожелала зваться «Мутай», то есть «Госпожой», тогда бы получился какой-то мазохизм. Сама же она сообщила, что по имени Мутай к ней обращаются её дети, в число которых Иван не входит.
О своих детях она рассказывала много и охотно. Эти самые дети жили в деревнях, вручную копали землю и выращивали хлеб. А может быть, только бросали зёрна в пашню, а урожай для них проращивала лично Кэтэ, её рассказы было возможно понять и так. Выходило, что в своём варварском обществе она работала какой-то жрицей-царицей, называла всех жителей своими детьми, и утверждала, что урожай на полях откажется созревать без её приказа.
Дети Кэтэ Мутай были хорошими и добрыми, жили дружно, но на них постоянно нападали злые пастухи, с которыми приходилось жестоко воевать. Ещё государству и народу досаждали злые колдуны, а также чужие жестокие боги, с которыми приходилось разбираться самой Кэтэ, иногда с помощью верных воинов. Однажды злые боги обманом усыпили её и выбросили прочь из родного мира, вот потому она оказалась здесь. Теперь же ей следовало восстановить собственные силы, а также раздобыть войско, и отправляться спасать свой народ, который в её отсутствие жестоко угнетают.
К Ивану она относилась с явным уважением, как к спасителю, сокрушившему вражеские козни. Его не божественная природа презренного смертного частично искупалось следующим: он всё-таки могущественный колдун (что выглядит безнравственно, но солидно); он живёт под другим небом (что вообще выводит его из числа обычных людей). А ещё, судя по количеству мечей в его доме, он являлся великим воином. Когда же выяснилось, что его имя означает «Милость Божия» (сам Иван был про то не в курсе, пришлось подглядеть в Сети), Кэтэ, в очередной раз напомнившая, что является богиней, объявила это совпадение чудесным знаком, и пожелала, чтобы он возглавил её армию и поскорее занялся набором добровольцев.
Иван, слабо представляя, что делать с такой честью, отговорился, что пока занят, и её военными делами займётся сразу после того, как закончит свои. Она приняла такой ответ как должное и, показав жестом руки, что аудиенция у королевы окончена, отправилась рассматривать стену в гостиной. Там было на что взглянуть: дюжина висящих на ковре опасных предметов, точно копирующих внешность мечей из разных стран и эпох, но гораздо прочней и острее оригиналов. Подарки от Ганса и его друзей, из тех совсем недавних времён, когда они ещё не поняли, что детство кончилось. Фехтовать этими клинками Иван так и не научился, но для украшения жилища они годились. А теперь они послужили ему рекомендацией для поступления на должность варлорда или даже сёгуна, ура.
По поводу занятости Иван не врал. Подземный проект пока оказался в застое, но заказу от Розы-Марии требовалось уделить всё возможное внимание. Следующие несколько дней он с головой погрузился в проектирование новой игрушки для старой знакомой. Все предварительные расчёты уже были готовы, оставалось вручную исправить все косяки, а затем загрузить компы перерасчётами, затем снова исправить косяки, загрузить компы перерасчётами перерасчётов, и так далее, пока не сделается хорошо.
Скучающая Кэтэ заглядывала через его плечо в дисплей и сообщала, что своим детям ни почём бы не позволила заниматься подобным колдовством. Иван отвлекался, пытался разъяснить суть своей работы, но она не проявляла интереса. По её мнению, узнавать что-то сверх необходимого о жизни «под этим небом» было бессмысленно. Местная жизнь совершенно чужих людей её не касалась, потому что её божественная власть не распространялась на них.
Когда Кэтэ надоедало скучать, она осторожно гуляла вокруг дома, не подходя близко к внешнему краю газона. Работающий круглосуточно газонный робот поначалу вызвал в ней интерес. Она полдня ходила за ним следом, наблюдая, как он рыхлит почву, кладёт в неё семена вместе с крупинками удобрений и выжигает лазером сорняки. Так было, пока она не пожелала узнать, когда ожидается уборка урожая, но услышала, что все растения на клумбах служат только для красоты. Она расстроено пробурчала что-то про неправильную жизнь под неправильным небом и до ужина закрылась в гостевой комнате.
Иван даже обрадовался, что спасённая из хрустального гроба красавица прекратила слоняться по дому и отвлекать от работы. Что вообще с ней делать, он не представлял. Со стороны ситуация выглядела романтичной, как начало детского сериала про школьников, спасающих принцесс из других миров, но лично его, смотревшего на этот сюжет изнутри, неожиданное приключение угнетало. Романтики между ними не только не возникло, но и не предвиделось. Кэтэ держалась приветливо, но каким-то образом провела между ними непересекаемую черту. Похоже, она имена большой опыт управления людьми, чего с её предполагаемым божественным званием и следовало ожидать. Иван же с какого-то момента заметил, что его отношение к ней похоже на то, как он думал бы о подруге детства, однажды вышедшей замуж за его лучшего друга. А это не тот случай, когда можно приударить за женщиной, не рискуя потерять навсегда нечто важное.
* * *
На следующее утро Кэтэ пришла завтракать побледневшей и хмурой. Она грустно смотрела исподлобья, обиженно скривив губы, разговаривала неохотно, ограничиваясь пустыми вежливыми фразами. Ела без аппетита, по-прежнему облизывая ложку с обратной стороны, но с таким видом, словно делала одолжение.
Весь день грустная девушка донимала Ивана упрёками, что всё вокруг неправильно. За неправильность порицалось не только местное небо, но и всё, что под ним. Растения были бессмысленные, еда безвкусной, воздух не имел правильного запаха, а синицы за окном и кот соседки — души. Только к вечеру страдалицу осенило, и она заявила:
— Я знаю! Нужно вернуться и посмотреть!
Вернуться требовалось в пещеру, ранее вмещавшую усыпляющий гроб. Иван был не против, нытьё его уже достало, и внезапное изменение оказалось очень кстати. Собраться ему было недолго, только надеть диггерский костюм. Кэтэ же категорически отказалась от любого защитного снаряжения и даже сменила предоставленные ранее Иваном майку и шорты обратно на своё платье системы «мешок с дырками для головы и рук». Ещё она оставила на себе тот самый шерстяной плед, согревший её в первый день, и в который с тех пор заворачивалась и носила, почти не снимая.
Спуск не занял много времени, как и короткий путь до пещеры. Никаких препятствий им не повстречалось, только Иван сочувственно хмурился, глядя, как Кэтэ босиком шлёпает по острым камням. Всякую обувь она тоже отвергла, а неровности на пути её не огорчали.
Когда они, наконец, добрались до цели, Иван понял, что шли не зря. Если бы он знал заранее, что здесь притаилось такое, то и сам бы пожелал поскорее на это посмотреть. А может быть совсем наоборот, решил бы завалить вход и держаться как можно дальше.
Круглый остров в центре пещеры покрылся высокой травой, выросшей за несколько дней на голом камне и в полной темноте. У корней травинки ярко зеленели, выше их цвет переходил в жёлтый, а бурые кончики выглядели смертельно острыми и яростно раскачивались без всякого ветра. Они тёрлись друг о друга, скрипели и похрустывали. Ещё выше над травой тянулись к потолку зрелые колосья, движение роста которых было заметно на глаз, без всякой ускоренной съёмки. Один колос внезапно затрясся и с громким треском принялся рассыпать семена. В глубине зарослей то и дело проскакивали электрические искры, от которых вспыхивали маленькие пожары, тут же затухающие, но успевающие выпустить облачко дыма, который замутил здешний воздух. Дым пах пряностями и горелым хлебом и щипал глаза.
Иван собрался узнать у Кэтэ, что за чудо он видит, но одного взгляда на неё оказалось достаточно, чтобы понять: ей сейчас не до разговоров. Кэтэ глядела на творящееся растительное безумие с таким счастливым и восторженно-неверящим выражением лица, словно случилось что-то по-настоящему важное и великое. Она мелкими шажками приближалась к верёвочному мостику, явно собираясь перейти на ту сторону, и в тот самый момент, когда Иван попытался было её от этого удержать, с радостным возгласом помчалась вперёд. Подвесную переправу она преодолела одним стремительным рывком и, высоко подпрыгнув над шелестящей травой, приземлилась в самой гуще зарослей.
Иван бросился следом, не понимая, что происходит, и чувствуя опасность, но не успел совсем ничего. За миг до того, как его нога вступила на островок, шелест травы и треск искр слились в частый грохот, который завершился резким сухим щелчком, точно таким, с каким разбился гроб, но в несколько раз громче. И последовавшая вспышка зелёного света оказалась звуку под стать. Светофильтры защитных очков заслонили глаза чёрными шторами, но он губами ощутил, как этот свет горяч.
А после удара, сквозь звон в ушах, Иван расслышал радостный смех. Кэтэ, целая и невредимая, исполняла какой-то дикий танец, то высоко прыгая, то кружась широко раскинув руки. Синий в красную клетку плед развевался как плащ, а босые пятки стучали по полу, высоко поднимая пыль.
Пыли было много. Вся ненормальная трава куда-то исчезла, не иначе как превратившись в клубы висевшего в воздухе разноцветного, в зелёных и жёлтых прожилках, тумана. Кэтэ словно магнит притягивала эту дымку к себе, чтобы превратить яркие пылинки в бесцветные пепельные хлопья. Пепел падал на её волосы, одежду и пол пещеры, и скоро от яркого тумана не осталось ничего.
— Они живы! — кричала Кэтэ, счастливо улыбаясь. — Тысяча лет прошло, но меня помнят!
Иван подошел поближе. Кэтэ закончила плясать, но не успокоилась и возбуждённо переступала ногами, словно готовясь бежать куда-то. От прежней хандры не осталось и следа.
— Иван, — обратилась богиня к нему, — собирай друзей, мы идём на войну!
«А почему бы и нет? — подумал он тогда. — Она, кажется, не врёт, а подходящие друзья у меня найдутся».
Перелёт до Петропавловска-Камчатского занял три часа. Иван прилетел без багажа, не считая пустой корзинки, и походного запаса пищи и воды, одетый в туристический костюм с экзоскелетом под ним. В самолёт в таком виде уже давно пускают без проблем. Лёгкие экзоскелеты из чисто военного снаряжения превратились в аксессуар для прогулок по дикой природе, которая, как ни крути, враждебная цивилизованному человеку среда. Если в походе случится травма, искусственные мышцы позволят остаться на ногах.
Кому-то затея слетать за грибами за пол континента покажется странной и подозрительной, но Иван регулярно посещал форум «Грибные Маньяки», где многие знатоки утверждали, что камчатские грибы — одни из лучших и самых безопасных во всём мире. Да и желание просто полюбоваться на сопки, это тоже вполне себе причина посетить полуостров. Так что его легенда выглядела вполне убедительной.
Затем он прямо в аэропорту арендовал одноместный квадрик и отмотал ещё полторы сотни километров на запад. Приземляться пришлось не там, куда было надо, а в двух километрах от места, потому что на квадрике имелись камеры, всё писавшие в «чёрный ящик». Отпустив летательный аппарат, Иван пешком преодолел оставшееся расстояние напрямик по лесу, изображая увлечённого грибника. Мнимая прогулка завершилась на крохотной поляне, наполовину укрытой сверху кроной огромной ели, которая и была первой целью сегодняшнего путешествия.
Иван нажал на известное ему утолщение на коре дерева особым, известным ему способом и передал цифровой пароль. Ствол дерева раскрылся, словно шкаф. В тайнике стоял по стойке смирно манекен, в точности похожий на самого Ивана, в таком же как у Ивана туристическом костюме, скроенном по позапрошлогодней моде. А в бутылке, что лежала у Ивана в корзинке, плескалась совсем не минералка, как было написано на этикетке, а вовсе даже чистейший этанол, нужный, чтобы это чучело заправить. Получив содержимое бутылки внутрь, копия Ивана быстро нагрелась до температуры человеческого тела и пришла в движение. Иван сунул в карман андроида свой телефон, передал в руки корзинку и отправил гулять по лесу и изображать своего создателя, собирающего грибы. Задача для этого ИИ посильная, находить грибы и отличать съедобные от поганок он умел, а у грибов как раз был сезон.
Иван закрыл тайник, накинул взятый из него противоспутниковый термооптический плащ и направился бегом в сторону моря, до которого было всего ничего, километров пятнадцать. Без экзоскелета такая пробежка была бы для Ивана подвигом, но синтетические мускулы несли его вперёд так резво, что оставалось только не мешать своим ногам правильно попадать в такт. Две автономные камеры кружили вокруг, осматривая путь впереди и стараясь выявить слежку. Слежки не было.
Недалеко от морского берега, в месте совсем не живописном, а напротив, унылом и пустынном, куда по своей воле не забредёт ни турист, ни грибник, ни медведь, стоял домик, принадлежавший одному нелюдимому типу, звавшемуся Анон Кастыль. Дурацкое имя, а главное, беспалевное, ага. Когда-то Иван создал эту виртуальную личность просто шутки ради, не имея в виду как-то её использовать за пределами интернет-перепалок, а потом менять имя было поздно. С другой стороны, некоторые свободные художники порою берут себе ещё и не такие псевдонимы.
Домик был пуст и безлюден, но изо всех сил пытался казаться живым. Энергии от солнечной батареи и ветряка вполне хватало для питания домашних роботов, которые убирали грязь внутри и снаружи, ухаживали за цветами на подоконниках, переставляли мебель и посылали ещё многие другие сигналы о том, что хозяин дома тут проживает, но конкретно сейчас ненадолго отлучился.
Иван подключился к спрятанному неподалёку в полом валуне терминалу, на который выводилась информация системы охраны. Никакой посторонней активности вблизи дома за время его отсутствия замечено не было. Он не стал заходить в дом, зная, что там и без него всё в порядке, а направился прямо в гараж. Ещё один тайник содержал предметы, нужные для перевоплощения. Иван переоделся и налепил на лицо биомаску. На глаза поместил плёнки, искажающие капиллярный рисунок, и напоследок, переключил экзоскелет на имитацию чужой походки. Теперь он не Иван, а Анон! Обмануть ИИ, настроенный целенаправленно искать конкретного человека, такие меры не помогут, но затеряться в толпе или не засветить свой настоящий образ в памяти какого-нибудь топливозаправочного автомата — вполне.
В виртуале невидимый обитатель дома был гиперактивен, тоннами потребляя из Сети разное кино и порнуху, время от времени выкладывая там же свои оригинальные произведения. На искушённый взгляд эти видеоподелки ничем не отличались от типичных выкидышей нейросети, однако кто-то за них всё-таки был рад заплатить, иначе на какие шиши вышеупомянутый Анон Кастыль приобрёл бы этот скучающий в гараже микросамолётик? Забавно, Иван экзамен на управление самолётом никогда не сдавал и прав не получал, а у Анона таковые имелись. Такой вот парадокс.
Иван сел в кабину, проверил состояние машины и содержимое её баков. И то и другое оказалось вполне хорошим, преодолеть полторы тысячи километров до Саппоро не составляло проблемы. Он выкатился наружу, взлетел на машущих крыльях и, поднявшись на сто метров, запустил маршевую турбину. Аппарат, прижав крылья поближе к телу и опираясь на воздух самыми их кончиками, привычно разогнался до пятисот узлов.
Впереди его ожидали два часа полёта. В который раз время будет потрачено впустую ради дурацкой конспирации. Как говорили в старину: «Детский сад, штаны на лямках». Что бы это ни значило.
* * *
Не слишком далеко, но и не так уж близко от Саппоро, что на Хоккайдо, в живописном месте среди сосен к боку скалы приклеилось маленькое кафе. Ни вывеской, ни названием это заведение себя не обозначало, поскольку служило по большей части для своих, а совсем чужих сюда и вовсе не звали. Свои же называли это заведение «Мышеловкой» за прямоугольную форму самой постройки и решётчатый переплёт сплошного остекления. Именно в это широко известное в узких кругах, и прекрасно знакомое всем, кому надо, место так спешил Иван, старательно маскируясь от возможной слежки. Можно было бы не творить всю эту дичь с прятками неизвестно от кого, но хозяйка заведения решительно настаивала. Потому что строгий секрет и глубокая тайна.
Здесь же нашлось место, где посадить маленький самолёт, и было чем его заправить, что Иван сразу после приземления и приказал сделать местному автозаправщику. Ну и снял биомаску, разумеется. Приходить на деловую встречу под чужой личиной как-то невежливо.
В «Мышеловке», прямо у входа, его встречала широко и белозубо улыбающаяся хозяйка.
— О, Мари, это нереально красиво! — восторженно воскликнул Иван, не ради дежурного комплимента, а вполне искренне. — Привет, ты поменяла имидж?
Роза Мария, чистокровная африканская пигмейка с дипломом, лыбясь от радости, весело смотрела на Ивана ярко-синими глазами. Кучерявые волосы, заплетённые в девяносто девять косичек, приобрели неожиданный медно-красный цвет и змеились по плечам девушки, словно пучки электрических проводов.
— Это в знак примирения с Гансом, — ответила она многозначительным тоном. — Теперь я тоже немножечко немка.
— А я не знал, что вы ссорились, — задумчиво произнёс Иван, пытаясь понять, на что же собеседница намекает. — А чего тогда целиком не отбелилась?
— Вообще-то я нравлюсь себе такой, какая есть! — возмутилась Роза Мария, резко мотнув головой и на секунду став похожей на цветущий и зрелый подсолнух.
— Да, я заметил, — ответил Иван, ответил Иван, наслаждаясь зрелищем, а потом до него дошло: — Ну, в таком случае поздравляю вас!
— Пойдём, — Роза Мария подхватила гостя под руку и потащила к самому почётному столику, — накормлю тебя за счёт заведения.
— А как же твоя жадность, которой ты так гордишься?
— И-ха-ха! — подражая какому-то неизвестному для Ивана персонажу, она изобразила истерично-надменный смех. — Не волнуйся. Если твоя работа меня не устроит, вычту с тебя в десятикратном размере!
— Тогда пока только кофе, а жрать после приёмки.
Они сели за столик, Иван вручил постоянной клиентке карточку памяти с проектом и взялся изучать меню. Передавать информацию из рук в руки через физический носитель — это каменный век, но Роза Мария настаивала именно на таком способе, исключающем удалённый взлом. Она запустила содержимое карточки на планшете и с большим интересом погрузилась в изучение. Впрочем, о единственном посетителе тоже не забыла:
— Ты кофе с коньяком будешь? У меня «Наполеон» есть. Так-то гадость, но зато настоящий, прямо из USSR! Ребята из моря целый контейнер достали.
— Не-не, я алкоголь не употребляю вообще ни в каком виде, — отвлёкся Иван от разглядывания изображений разнообразных пирожных. — От него кровяные клетки слипаются и закупоривают капилляры в мозгу. И от этого страдают яркость восприятия и фантазия.
— О… — Роза Мария оторвалась от планшета, — правда что ли?
— Более чем.
— А чем тогда ты своих углеродных тараканов в голове кормишь? — спросила она, положив планшет на стол. По его экрану странным аллюром бежала на месте двуногая хвостатая фигура, похожая на человеческую.
— Углеводами, естественно, — ответил Иван, и поднял книжечку меню повыше. — Вот смотри, — он тыкнул пальцем в страницу, — заказываю вот этот вот большой-пребольшой кофий с пенкой и вот эту пироженьку, которая вся чёрная шоколадная, а сверху на ней красная розочка.
— Иванушка-дурачок, — хихикнула Роза Мария, а потом вздохнула и посмотрела на него серьёзно. — Тебе бы чем-нибудь покислее заинтересоваться уже.
Взгляд её новых синих глаз был таким серьёзным и глубоким, что Иван внезапно впал в задумчивость. А Роза Мария уже рассматривала его новый проект и то восхищенно охала, то в недоумении кривила бровь:
— А чего скелет-то такой корявый? И суставы такие извращенские?
— А как ей прямую спину сделать, если у неё хвост? Она же тогда ходить нормально не сможет, — Иван терпеливо обосновывал принятые решения. — А суставы увеличенной подвижности, потому что ты сама просила больше свободы для движения, чтобы можно было освоить секретное кун-фу и всё такое.
Роза Мария, сделав умное лицо, скептически покачала головой и продолжила вникать.
— А чего ты сиськи-то такие здоровенные ей приделал, они же вперёд перевешивают, — презрительно щурилась она. — Ну куда такая развратная грудь к спортивной фигуре?
— Меньше не получилось, — оправдывался Иван. — В левой груди размещается микроволновой радар, а в правой эхолокатор. Их габарит диктуется их функцией. Больше можно, меньше — никак.
Схватив кончик носа в задумчивом жесте, Роза Мария тайком скосила глаза на собственную грудь. Кажется, сравнение не доставило ей радости.
— А где?.. А, вижу!.. — теперь уже заказчица радовалась. — Мозг распределён по всему телу, главная часть в заднице…
— В тазобедренной области, в бронекапсуле, — уточнил Иван, раздражённо вертя головой. Кофемашина прекратила пыхтеть, официанту уже пора было нести заказ.
— А в голове только зрительные и слуховые сенсоры… — громко шептала Роза Мария. — И ещё в неё едят, то есть пьют… А это что? — удивилась она. — Зачем бак в голове-то? Чем вообще она питается?
— Бак в голове не я придумал, так все уже года три делают. А питание стандартное смешанное. В животе неприкосновенная батарейка, а обычное питание чистым этанолом через рот. Но можно любой этанолсодержащей жидкостью, хоть пивом, или твоим «Наполеоном». И углеводороды тоже подойдут, бензин там, керосин... А, вот и мой кофе!
Кофе принёс официант, похожий на гигантское алюминиевое яйцо, установленное вертикально поверх велосипедного колеса со спицами. Он поставил заказ перед Иваном, вежливым женским голосом с китайским акцентом пожелал приятного аппетита и укатился прочь.
— Мари, а где твоя служанка? — удивлённо глядя вслед неожиданному механизму, спросил Иван. — Ну, та эльфийка, такая ушастая?
— Выключила и убрала на склад, потому что застебали уже, — вздохнула Роза Мария, и продолжила, отвечая на немой вопрос: — Да ты сам же, например, предлагал её в садо-мазо костюм одеть!
— Или тебе просто надоела старая игрушка, — Иван рискнул поспорить, — и теперь ты захотела новую. Кстати, как ты её оцениваешь?
— Круто, всё устраивает! — Роза Мария благосклонно кивнула. — Начну растить нулевой экземпляр завтра, прямо с утра. Выбирай для неё имя, разрешаю!
— Мурка!
— Чо, блин? Какая Мурка? — возмутилась девушка. — Перезагадывай!
— Не могу, — ответил Иван, — слово не воробей, а имя для кошки в самый раз!
Роза Мария постаралась вложить в свой взгляд всю возможную грусть и возмущение, но Иван не сдался, изобразив позу уверенной в своей правоте свободной и гордой личности; предложение, сделанное добровольно и принятое другой стороной, не полагается забирать назад.
— Гад ты, — пробурчала Роза Мария. — Почему ты при каждой встрече творишь фигню?
На её лице отпечаталась обида, с виду вроде бы небольшая, но зато похожая на непритворную.
— А сама-то, — перешёл в контрнаступление Иван, — каждый раз заставляешь меня полдня досюда добираться, хотя пути-то всего на пару часов!
— Ты же знаешь, — в голосе девушки возникла извиняющаяся нотка, — не я это придумала.
— Ну да, вся ваша банда реконструкторов борется с тайной «мировой закулисой». Это вы мне рассказывали уже не по разу, и ты, и Ганс.
— Всё ещё не веришь в них? — привычно-устало спросила Роза Мария.
— Неа…
— А напрасно! — оборвала она Ивана и грозно на него глянула. — Сам подумай, ты, со своими куцыми возможностями можешь натворить столько всякого, что жуть берёт. Представь, на что способны те, у кого есть доступ ко всем знаниям, всем материалам и всей энергии, что существуют в мире!
— Так это не секрет, — возразил Иван, — много чего могут, и такие люди не прячутся и всем известны. Мы знаем их имена. Особенно тех, кому тесно на Земле.
Но Роза Мария оседлала любимую тему и не принимала возражений:
— Те, кто не скрываются, это не настоящие правители мира. Потому-то так многие из них и торопятся его покинуть. А другие, настоящие ещё в двадцатом веке родились. Сам подумай, почему сейчас население в пять раз меньше, чем тогда?
— Потому что сто с лишним лет назад каждый придурок узнал секрет, как сделать атомную бомбу прямо у себя на кухне, а придурков тогда было дофига.
— Неверный ответ! Придурков и сейчас полно, — Роза Мария взяла красноречивую паузу, — а никто друг друга не взрывает.
— Так всё человечество поменялось с тех пор. Я твой и Ганса интерес к средневековью в целом разделяю, но в двадцатом веке люди куда круче были. Воевали, горели в танках, добровольно врезались на набитых взрывчаткой самолётах во вражеские корабли, ходили в атаку на лазерные башни с одной винтовкой на троих. А сейчас такого и представить невозможно.
— Так в том-то и дело! — Роза Мария подняла палец в потолок. — Те, кто правят миром, не привлекая к себе внимания, то время хорошо помнят. Потому и смогли так ловко разобраться со всеми, кто им мешал. Кто поумнее оказался, тех выперли на Марс, а кто совсем наглые были, те не выжили.
— А сейчас?
— А сейчас, сам знаешь. «Великая Цель». Для наивных умников. Или для тех, кто не желает подчиняться, но и воевать не готов.
Спорить дальше Ивану не хотелось. Сейчас он слышал эти рассуждения не в первый и не в десятый раз, оснований соглашаться не видел, но и возразить по существу было нечем. Спорить с верующими тяжело, особенно если рот занят пережёвыванием пирожного. Однако разговор шёл в нужную сторону, куда Иван его и направлял, а потому задал заранее приготовленный вопрос:
— А вот скажи, как ты смотришь на возможность посетить место, где это самое мировое правительство никем не правит?
— Если на Земле, то такого нет, — уверенно заявила Роза Мария. — Если только сектанты какие-нибудь. Типа «Снежных Людей» в Гималаях.
— Это кто? — удивился Иван.
— Лицемерные уроды, — скривилась собеседница и пренебрежительно махнула ладонью. — Заявляют, что противостоят вырождению человечества, вызванному чрезмерной зависимостью от технологий. Ходят по снегу голые и босые, типа просветленные йоги. А на самом деле поставили реактор, имплантировали себе вторые желудки, гонят спирт из углекислого газа и воды, и им согреваются. Заняты перекрёстным развратом и ничем больше.
— Фигасе! — засмеялся Иван, и чуть не подавился кофе. — Нет, такого нам точно не надо. Я совсем другое имел в виду.
— Нашёл, говоришь, хорошее место. А ещё чего интересного расскажешь?
— А ещё мне бы с Гансом договориться по медицинской части. Кожу и кости хочу укрепить, чтобы сделать устойчивыми против копья хотя бы. Словечко замолвишь?
— Иванушка, ты меня не пугай, — Роза Мария нахмурилась. — Даже у «Снежных Людей» винтовки есть. Ты в какую дыру собрался, где люди с копьями ходят?
— Ну, это долго объяснять. Тебе бы кое с кем встретиться и самой всё с ней обсудить.
— И где же? — Роза Мария задала вопрос крайне скептическим тоном.
— У меня дома.
— У тебя дома. Поговорить с «ней», — девушка опять заулыбалась. — Интересненько. И кто она?
— Она раньше жила как раз в таком месте, о котором ты всегда мечтала, — ответил Иван, пытаясь выглядеть серьёзным и не улыбаться в ответ. — Не шучу. Приезжай и сама её обо всём расспрашивай.
Роза Мария, ничего не отвечая, встала из-за стола, подошла к окну, постояла недолго, вернулась обратно и спросила:
— Обедать будешь?
— Угу.
— У меня из натурального только щи по-японски, с морской капустой и каракатицами, и соевые пельмени.
— Сойдёт.
Роза Мария снова покинула кресло и топталась возле окна до тех пор, пока яйцеподобный официант не доставил к столу обед на две персоны. Пока Иван расправлялся с пищей, она рассеянно водила ложкой по дну посуды, и как только он всё прикончил, отодвинула в сторону свою наполовину полную тарелку, заглянула Ивану в глаза и потребовала:
— Рассказывай!
Поход к Розе-Марии отнял почти весь день, третий по счёту, если считать от маленького божественного откровения со взрывом. В гости Иван отправился утром, значительно раньше, чем Винни-Пух, а вернулся домой к ужину, когда как раз пора подкрепиться.
Кэтэ, заранее поставленная в известность, что Иван наконец-то занялся её проблемой, встретила его у входа жадной нетерпеливой улыбкой. Она вообще оказалась удивительно проста и прямолинейна в демонстрации собственных намерений. То ли на её родине от знатных персон не требовалось всегда сохранять загадочную невозмутимость, то ли она считала себя выше всякой дипломатии.
Иван кивнул ей и сказал: «Дело сдвинулось». Она тут же сделала лицо серьезным, повторила кивок, задумчиво посмотрела на содержимое корзинки в его руке и пошла вслед за ним на кухню. Ивана приводила в восхищение её спокойная манера вести разговоры. Кэтэ умела молча и внимательно слушать собеседника, и, не перебивая, давать ему возможность говорить столько, сколько понадобиться. Её мнение по поводу услышанного легко читалось по лицу, но при этом она не спешила спорить с рассказчиком и не торопила его. Только лишь это он готов был признать её богиней, такой наблюдался контраст с некоторыми из знакомых.
В корзинке, водружённой на кухонный стол, лежал побочный результат путешествия. Кибер-манекен Иван-2 с ИИ, натасканным на сбор грибов, справился с задачей на отлично, наполнив корзинку подосиновиками и боровиками. Иван принялся вынимать их и раскладывать по столу, а Кэтэ стояла неподалёку и изучала добычу таким настороженным взглядом, словно ожидала найти в лесных грибах что-то дорогое и опасное.
Возиться с грибами в одиночку Ивану было лениво, ручная разборка и чистка грибов не является увлекательным занятием. Автоматические грибочистки существуют, но они настолько тупы, что очень часто пропускают червивый гриб, а хороший могут запросто отправить в мусор, потому столь бестолковый аппарат Иван в доме не держал.
Иван достал из кухонного шкафа сразу два ножа и предложил Кэтэ:
— Поможешь мне всё это почистить?
— А так можно? Я тебе не испорчу всё? — спросила она очень-очень серьёзным тоном.
— Ты же знаешь, как держать нож?
— Да.
— Значит, не испортишь, — поспешил он ответить, довольный, что не пришлось её уговаривать, — я тебя научу, как это делается.
Обучилась чистке грибов Кэтэ практически мгновенно, просто проследив за работой Ивана, и тут же принялась помогать. Ножом она управлялась умело, работала им быстро и старательно, разрезая грибные ножки и шляпки, ловко отсекая и выбрасывая в мусор всё, что хоть как-то намекало на присутствие гнили и червей. Иван перед разделкой каждого гриба проверял его на благонадёжность и удостоверился, что ИИ-грибник не подвёл, выбрав только белые и подосиновики. Ничего сомнительного в корзину не попало.
Дело было сделано дружно и быстро, грибы почищены, порезаны и помыты. После подготовки они попали на сковородку, вместе с отварной картошкой из холодильника, луком и сметаной. Кэтэ снова встала в уголке и следила за кулинарными упражнениями Ивана. А он вспомнил, где и когда раньше видел похожее выражение лица: так же увлечённо, широко распахнув глаза и приоткрыв рот, Роза Мария смотрела всякий интересный ей кинофильм.
* * *
Жареные грибы с картошкой они вдвоём ели прямо из сковородки. Иван пытался пошутить по поводу нарушения всех этикетов при кормлении божественно-королевской особы, но Кэтэ не поняла такого юмора. Видимо, дома у неё ни о каких этикетах не слыхали, за исключением требования соблюдать пропорциональность потребления. Кэтэ зачерпывала ложкой вслед за Иваном ровно столько же раз, сколько и он. Иван, заметив такую манеру, принялся опускать свою ложку на сковородку со строгой периодичностью, оставляя для её удобства продолжительные паузы между черпками.
Грибов было много, значительно больше, чем может поместится в двух желудках. Иван, чувствуя, что больше не влезает, положил ложку, облокотился на спинку стула и задумчиво посмотрел вдаль. Кэтэ повторила эти движения, и задумчиво посмотрела на Ивана.
Ивану сделалось сонно и лениво, и совсем не хотелось разговаривать. Кэтэ продолжала не отрываясь смотреть на него и терпеливо и настороженно чего-то ждала, словно в засаде. Текли минуты, и Иван понял, что пора начинать рассказ о сегодняшних успехах.
— Я удачно слетал… — начал Иван, но Кэтэ, впервые за всё время их знакомства, его перебила:
— Нет, не слетал. Я вижу. Ничего не получилось.
— Чего не получилось? — не понял Иван.
— Поговорить с духам у нас не получилось. Ни у меня, ни у тебя.
— Э? В смысле? — только и смог вымолвить Иван, не сумев сформулировать вопрос точнее.
— Я же предупреждала, что могу всё испортить. Ты принёс растения силы. Чистить и есть их тебе следовало только самому, — на лице девушки проступила досада, готовая вот-вот перейти в слёзы. — Но ты сказал, что и мне можно, и я поверила, что и мне можно. Но мне было нельзя! Духи меня испугались, и не стали с тобой разговаривать. Выходит, мы оба старались зря!
— Ну, не переживай, не так уж всё плохо… — промямлил Иван не зная толком, как оценить поступившую информацию.
— Это даже не важно! — она снова его прервала. — Ты просто не понимаешь, кто я такая. А я великая богиня, вот что тебе следует помнить! Мы с тобой друзья, но ты никогда не должен этого забывать, тебе же лучше будет.
Иван потратил некоторое время, чтобы собрать в кучу разбежавшиеся мысли, и пробурчал в ответ:
— Ну да, понятно. Буду знать и помнить. Спасибо за совет, ваше величество.
Кэтэ встала, обошла стол вокруг и обняла Ивана сзади, положив подбородок на его плечо.
— Я тебя не пугаю, не обижайся, — сказала она миролюбиво, — мне очень приятно с тобой разговаривать, и я совсем не требую, чтобы ты меня боялся. Но сегодня ты отнёсся ко мне, как к обычной женщине, и видишь, что получилось? Духи не заговорили с тобой и растения силы пропали напрасно.
Кэтэ грустно вздохнула и продолжила:
— Есть важное правило, нарушая которое ты себе только навредишь: нельзя надеяться только на свои силы и пренебрегать божественными. Когда пойдёшь со мной, это знание может оказаться для тебя самым главным.
Иван дал себе зарок, что потом, как будет время, он тщательно обдумает всё только что услышанное. Недоразумение с «грибными духами» нечаянно открыло гостью с неожиданной стороны. Но в настоящий момент следовало возобновить прерванный разговор.
— Кэтэ, сегодня я встречался с Розой-Марией, о которой тебе рассказывал, — сообщил он. — Она очень хочет с тобой познакомиться.
— Та колдунья? — Кэтэ в сомнении подняла бровь. — А нам нужен ещё один волшебник? Ты и сам многое можешь.
— Она не только колдунья, у неё есть несколько сильных слуг, а ещё она очень хороший и надёжный человек, — вступился за подругу Иван, — а главное, её парень, Ганс, очень сильный воин. Я с ним встречаюсь завтра.
— Пара: воин и колдунья, это серьёзно, — уважительно заключила Кэтэ. — Полезные союзники или опасные враги. Конечно, пусть приходит. Я её лично проверю.
Кэтэ замолчала, задумалась о чём-то и показала рукой на окно.
— Иван, — окликнула его она, указывая на тропинку за газоном на краю участка, — а что за женщина каждое утро бегает вон там мимо твоего дома? Она хотела говорить со мной, а я не понимаю по-вашему. Кажется, он на меня разозлилась.
— Такая пухлая, черноволосая, с длинной косой? — спросил Иван, и, дождавшись утвердительного кивка, продолжил: — это Василиса, соседка, пытается лишний вес согнать.
— Зачем? Она же такая красивая? — вздохнула Кэтэ завистливо.
— Ей пятьдесят лет уже, — улыбнулся Иван, — и ты гораздо красивее.
— Шутишь? Кэтэ Роти Мутай не может быть красивой, она должна быть похожа на хлебный колос.
Голос Кэтэ прозвучал резко и сухо, была ли причиной того гордость, или обида, Иван не разобрал.
Она вышла из дома и подняла взгляд на небо. Вечернее Солнце покраснело и наполовину спряталось за лесом. Иван вышел следом за ней и встал рядом.
— У тебя очень красивое Солнце, — сказала Кэтэ, разглаживая складку на пледе, — мне оно нравится. Но моё Солнце лучше. Оно пушистое и тёплое, как шерсть. Сам увидишь.
* * *
В восьмиугольнике два облачённых в полные латные комплекты бойца коротко поклонились друг другу и захлопнули забрала. Ассистенты рефери проверили надёжность запоров на рыцарских шлемах, а он сам выдал привычное напутствие:
— Никаких правил, но всякий, дерущийся нечестно, будет навеки опозорен! — и, дождавшись, когда ассистенты окажутся за пределами боевой площадки, взмахнул рукой и крикнул:
— Начали! — и тоже резво перескочил через канаты.
Противники тут же обрушили друг на друга своё оружие, годентаг столкнулся с полэксом, белый рыцарь напирал на чёрного, стараясь вытеснить его из центра. Сидящий среди зрителей Иван ясно видел, что бойцы бьют не сдерживаясь и не жалея сил, но используют только ту мощь, что дала человеку природа. Только честные мускулы, никакого нейроусиления и «домкрата». Только честная углеродистая сталь, сваренная по старинным рецептам и закалённая в воде или масле. Никаких легирующих добавок сверх того, что содержит природная железная руда, и тем более, никаких армирующих нитей и прочих мономолекул.
Зрители, впервые попавшие на этот турнир, удивлённо и жадно рассматривали новое зрелище, стесняясь заметно выражать эмоции. Бывалые болельщики громко кричали, подбадривая своего чемпиона, а члены боевых клубов, сами имеющие опыт подобных поединков, вели себя тихо, переговариваясь короткими фразами, на свой профессиональный лад оценивая силу и мастерство бойцов.
Иван был простым болельщиком, мало понимающим в происходящем, и помалкивал. Болел он за чёрного, поскольку тот был учеником Ганса. Сам Ганс сидел на соседнем кресле справа и, кажется, был доволен ходом боя. Белый имел преимущество в массе и длине оружия, но уже дважды получил обухом неприятельского топора по шлему. Первый пропущенный удар зашёл слабенько, но во второй раз звякнуло так, что Ганс радостно хлопнул в ладоши, а на его левой щеке сложилась выведенная глазоломным готическим шрифтом надпись: «GOTT MIT UNS»(1).
Белый попытался отыграться и провёл сложную серию ударов своей огромной дубиной, по-прежнему толкая противника к краю площадки, но самую малость открылся при очередном замахе. Топор чёрного рыцаря полетел белому прямо в лоб, но был остановлен встречным блоком в самый последний момент. Над восьмиугольным рингом мерзко вякнула штрафная сирена, и замигал фонарь гнусно-розового цвета. Ганс нахмурился, а надпись не его щеке сменилась на: «TOD FÜR DICH»(2).
Ассистенты похватали полосатые жерди и крючья, чтобы растаскивать сцепившихся бойцов, но белый отступил назад, подняв левую руку. Чёрный понял жест и тоже остановился.
— Нарушение было? — спросил Иван.
— Да, «лифт» недосушенный, отвёл им верный удар, — раздражённо буркнул Ганс.
«Лифтом» бойцы на своём жаргоне называют мышечные усилители. Эти маньяки вплетают в свои мускулы волокна синтетических псевдомышц, которые позволяют развить такое усилие, что легко можно даже гориллу забороть. Кости и сухожилия ради этой процедуры следует серьезно укреплять, иначе такое усовершенствование самого себя принесёт только крупные неприятности. Питаются усилители тем же, что и мускулы всяческих андроидов и зооидов, этанолом, запас которого обычно впрыскивается через клапан в специальную ёмкость под кожей.
Стальной средневековый клевец способен проломить стальные латы, выкованные по историческому образцу, но не преодолеет поддоспешника из современной бездефектной ткани. А смягчённый такой защитой удар уже не опасен для бойца, кожа и кости которого армированы углеродными нитями. Но вот если ударить со всей дури, подключив «лифт», то попадание по шлему способно превратить мозги в кашу, каким бы прочным материалом кости черепа ни укреплялись. Такая же опасность грозит и внутренним органам, которые невозможно прочно зафиксировать внутри тела, они обязательно получат жестокое сотрясение. Понятно, что подобных инцидентов устроители соревнований стараются всеми силами не допустить.
Перед честным поединком ёмкость с топливом полагается осушать и несколько раз подряд нагружать синтетические мышцы, дабы исключить возможность применить усиленные удары. Но какое-то количество этанола в мышцах после этого ещё может остаться. Потому на коже бойца крепятся датчики, регистрирующие специфические признаки активной работы усилителей, вот они-то и подали сигнал о нарушении правил.
— Нет, ты гляди, а, — прокомментировал Ганс происходящее, — продолжают!
— А почему?
— Атакующего удара под «лифтом» не было, а рефлекторную защиту судья на первый раз простил, — протянул Ганс недовольно. — Да и ладно, теперь у него топлива точно не осталось.
Бойцы опять сошлись, но уже как-то лениво, без огонька. Белый совсем упустил инициативу и только защищался, а кто не бьёт сам, тот обязательно пропускает. Сначала ему прилетело нижним концом древка полэкса в колено и развернуло боком к противнику, а затем лезвием топора по шее. Белый рухнул на спину, немедленно попытался встать, но судья уже остановил бой. Уже всё было ясно, победитель определился.
— Да, ну вот, что и следовало. Это он ещё долго возился, я думал, быстрее справится, — Ганс потянулся и принял в кресле вальяжную позу. На его щеке пребывающая в умиротворённом расположении духа свинья лениво помахивала крыльями и неслась навстречу мелькающим мимо облакам.
— А я не понял, — недоумевал Иван, — почему бой останавливали, если вначале судья сказал, что правил нет?
— Так он же судейские полномочия с себя не снял, — указал Ганс как на что-то очевидное. — А раз правил нет, то судья может вмешаться всегда, когда посчитает нужным. Если увидит опасное поведение, то останавливает бой.
— Немного трудно для понимания, — протянул Иван сомневающимся тоном. — Это же какой-то произвол, почему бы не ввести нормальные правила соревнований, запретить опасные приёмы, как везде делают?
— Да, ты не в клубе, тебе не понять. Тут у нас, считай, как бы своя планета. Порядок на ней свой, и правила, естественно, тоже свои.
На ринге возникло замешательство, шлем рыцаря в белой накидке оказался помят, не раскрывался и не хотел слезать с головы владельца. Судья не мог объявить победителя, потому что после окончания боя его участникам полагается быть с непокрытой головой.
— А что у вас за правила? — продолжил распросы Иван. — Устав общества какой-нибудь?
— Нет, не устав, — ответил Ганс. — Писаный устав у нас тоже есть, но это типа памятки, когда взносы платить, кому в каком порядке зал убирать, всё такое. Правила — это не то.
— Типа неписанные, которые и так все знают?
— Да, так, — кивнул Ганс головой так резко, что крылатая свинья на его щеке перевернулась и полетела кверху ногами в обратную сторону, — никаким писаным уставом все возможные случаи не предусмотреть, тем более тут бой, быстро соображать надо, некогда уставы вспоминать. Поэтому судья, как старший, и решает, кто в каждом конкретном случае прав. Ну и в остальное время у нас порядок примерно такой же… Ха, смотри, ему будут шлем пилить!
Один из ассистентов рефери вынес на ринг лобзик с мономолекулярной нитью и поднёс его к голове белого рыцаря.
— Слушай, ему уши не отрежут? — заволновался Иван.
— Нет, не боись, — Ганс ухмыльнулся, по щеке прокатилась радужная волна, свинья определилась с ориентаций и приняла правильное положение крыльями кверху, копытцами книзу. — У него на башке подшлемник бездефектный, а мононить толстая, такая только простую сталь берёт.
Иван полюбовался, как мононить режет легко, словно масло, стальной кованный вручную бок шлема, и продолжил разговор:
— Будут же недовольные таким судейством. Кто-нибудь обязательно скажет, что всё сделал правильно, а его несправедливо лишили победы.
— Ну нет, такого быть не должно. Хотя да, иногда бывает, но только новичками, — пожал Ганс плечами.- Не понимают сразу, как надо себя вести. Но мы им объясняем.
— А как надо?
— Надо слушать внимательно, что основатели клуба говорят, и делать всё так, как они сказали. Тогда через некоторое время все правила сами собой становятся понятны. Ещё желательно за другими внимательно следить, подмечать, что именно в каких случаях они делают. Но тут ошибиться легко, у нас всякий выбирает, как ему поступить, смотря по тому, что он сам в масштабах организации собой представляет. Можно нечаянно, как говорили в станину, не в свои сани сесть. Так что всё равно самое основное — внимательно слушать.
Шлем с проигравшего, наконец, сняли, как и было предсказано, не повредив ушей. Вид у парня, несмотря на краткость боя, был помятый, а левый глаз покраснел. Должно быть, удары топором болезненны даже для армированной изменённым углеродом головы.
А Ганс продолжал разъяснения:
— Да, забыл сказать, бывают ещё такие, молодые да ранние, которые приходят к нам и говорят: «А покажите список правил, на которых ваш порядок основан!» Это они так, как говорили в старину, троллят.
— Да? — заинтересовался Иван. — А зачем?
— Да фиг знает. Мы им просто отвечаем: «Тебя тут не было, когда мы всё организовали. Поэтому либо делай, как старшие велят, либо вали нафиг с нашей планеты». И весь сказ.
В восьмиугольнике судья взял бойцов за руки и поднял руку чёрного рыцаря вверх. Ганс и Иван встали с мест и захлопали в ладоши.
1) «GOTT MIT UNS» — «С нами бог» (немецк.)
2) «TOD FÜR DICH» — «Смерть тебе» (немецк.)
Победителя по имени Юрий все звали Юрасиком, потому что на поле его герба красовался золотой тираннозавр. Ганс поздравил новичка с первой победой, познакомил с Иваном, а затем, извинившись и сославшись на дела, ушёл из зала, уводя Ивана за собой.
Далеко идти не пришлось, они расположились в соседнем здании в маленькой безлюдной кафешке. В этом архаичного вида заведении не имелось даже роботов, посетителям прислуживали тупой торговый автомат и транспортёрная лента доставки. Подобные скучные места порой по неделе прозябают вообще без клиентов, а потому довольно удобны для разговора без посторонних.
— Мне Розочка передавала, ты ей такую новость принёс, что она теперь, как говорили в старину, вся наскипидаренная скачет, места не находит, — начал Ганс. — Но со мной этой новостью не делится, нет. Говорит, что надо тебя самого спрашивать, да. Её пересказу, говорит, не поверю.
— Новость есть, их даже две на самом деле.
— Тогда сначала давай хорошую.
— В смысле? А, нет, — засмеялся Иван, — они обе… ни хорошие, ни плохие а так… Обе такие, скажем, нормальные.
— Тогда начинай с той, что проще.
— Вот смотри, — Иван передал Гансу бумажный лист.
Иван знал о любви Ганса к бумажным записям, и список желаемых модификаций своего тела представил в архаичной форме. «Написано пером, не вырубишь топором», — как говорили в старину. Впрочем, инфонить с файлом прямо в толще этого листа тоже присутствовала, бумага без инфонити если и встречается, то только туалетная, да и то не факт.
Ганс пробежал глазами по списку, одобрительно кивая головой, и заключил:
— Да, разумно. Кожа, жилы и кости, верно?
— Угу, — подтвердил Иван.
— Ну смотри, — Ганс принялся объяснять развёрнуто, как любил и умел. — С кожей никаких проблем, обычная арматурная сетка по всей площади. Будет ни порвать, ни проколоть. В общепринятых местах медицинские клапаны с нахлёстом, на случай возможного хирургического вмешательства, если вдруг что. Запертые на белковые замочки. Тебе ведь никаких особых наворотов не надо?
— Неа.
— Теперь кости, да… Ты ведь больше не растёшь, нет? Препараты не собираешься принимать?
— Не, не расту, — мотнул головой Иван. Из подросткового возраста он уже вышел, а гормональные таблетки для продолжительного роста считал опасной блажью.
— Это правильно, да. Заменять весь кальций на углерод тебе не станем, а применим ту же арматуру. Это гораздо проще и быстрее, а ты пишешь, что тебе желательно за месяц управиться. И, если всё же перелом случится, срастаться такая кость будет легче. Хотя, позволь узнать, куда ты так торопишься?
Ивану хотелось рассказать сразу всё, но зная Ганса, он решил посвящать его в свою тайну постепенно:
— Дело есть, такое, что тянуть не стоит. Новый проект, а модификация нужна для безопасности.
— Да? — подозрительно прищурился Ганс. Вытатуированная на его щеке свинья, только что мирно спавшая в луже, вскочила, и начала бдительно озираться. — Ты имей в виду, модификация надёжно прикрывает только от всякой бытовой мелочи. Если случится что-то типа «нечаянно наступил на грабли», то останешься здоровенький. Но неубиваемым я тебя сделать не смогу, нет.
— А если взять в качестве чисто абстрактного примера обстрел из луков, из старинных?
— Из луков? А стрелы какие? Тоже средневековые? — педантично уточнил Ганс, и, дождавшись от собеседника утвердительного кивка, продолжил: — Тогда луки — фигня, стальные наконечники тебя не пробьют, стрелы будут ото лба отскакивать. А вот мушкетная пуля при попадании в голову уже будет смертельно опасна.
Ганс поглядел задумчиво на потолок, почесал свинье пузико и предложил:
— Для защиты головы будет полезно эластичность шеи улучшить — и он демонстративно оглянулся, развернув свою голову назад почти на сто восемьдесят градусов. — Реально полезная модификация, да. В случае удара по башке неплохо амортизирует, спасая мозг от сотрясения. Да и от перелома шейных позвонков тоже.
— Ого! — впечатлился Иван. — Ты и такое можешь? Когда хоть успел научиться, ты же меня всего на семь лет старше? У тебя же и образования медицинского нет.
— Нет, ну ты, как говорили в старину, гонишь! — возмутился Ганс. — Своё звание медбрата, совершенно легальное, заметь, я честно заработал. Ну а сейчас я же не берусь лечить диабет, или гормональный распад какой-нибудь. А вот в модификациях и травматологии я получше многих докторов разбираюсь, сам видел, чем мы с парнями занимаемся.
Иван поспешил согласиться, тем более, подвергать сомнению квалификацию Ганса в деле повышения прочности человеческого тела было бы крайне глупо. Множество знакомых Ганса его услугами воспользовались, и никто пока не жаловался, несмотря на то, что все были живы. Так что модификация шеи была одобрена.
По поводу «лифта» они оба решили, что с этим изменением тела связываться не стоит. И долго и хлопотно. Достаточно будет укрепить сухожилия. Тем более, у Ивана уже имелись мозговые сопроцессоры, позволяющие при желании более эффективно управлять мышечными волокнами. Например, за счёт их единомоментного сокращения очень значительно возрастает взрывная сила.
— Только ты тренироваться не забывай, — проинструктировал Ганс, — в твоём случае особенно важны упражнения на выносливость.
— Я каждый день тренируюсь, — привычно соврал Иван.
Ганс поднёс к списку желаемых модификаций указательный палец, на кончике которого зажглась маленькая электрическая искра. Водя пальцем по бумаге, Ганс выжег на ней ещё несколько рукописных строк, добавив пункт про шею.
— Ну вот, с первым вопросом разобрались, да, — заключил Ганс, убирая бумагу в карман. — А что там за вторая новость, от которой Роза Мария так возбуждена, но не мной?
— Если вкратце, то я повстречал инопланетянку, — Иван вывалил свой ответ на собеседника прямо, не пытаясь хоть как-то подготовить почву. — И она намерена пригласить некоторых полезных ей людей на свою планету. Я веду отбор и привожу кандидатов к ней на собеседование.
— С Марса, или из Пояса? — уточнил Ганс.
— В том всё и дело, что нет! Настоящую инопланетянку, не из тех, кто с Земли куда-то перелетал, а настоящую пришелицу из неотсюда!
— Круто! — обрадовался Ганс. — Я всегда мечтал встретить живую пришелицу, на мёртвых-то я насмотрелся, да.
— Что, правда? Это где?
— В Сахаре на позапрошлой неделе. Наши друзья из Древнего Египетского клуба нашли разбитую «тарелку» с мёртвыми пилотами внутри.
— Фигасе! — Иван изумлённо уставился на Ганса. — А чего в новостях не сообщали?
— А потому что фуфло всё, — вздохнул Ганс. — Серых человечков вырастили из клеток саламандры, а потом дегидрировали в сушилке для фиников. А тарелка оказалась просто позорная. Приборы — лютая хрень, в чане вырастили на хаотической затравке. Материал — кремний с алюминием, из африканского же песка, изотопный состав полностью совпал. Мы теперь с египтянами не разговариваем, да.
— А чего на шутки обижаться?
— За такие шутки, как говорили в старину, в зубах бывают промежутки. Провокация это была, сам знаешь кого.
— Мирового правительства, да? — усмехнулся Иван. — Это же известные шутники и любители розыгрышей, только этим и заняты, а миром управляют, если свободное время остаётся.
— Вот тебе смешно, а мы, если бы находку сначала не проверили, а сразу всем о ней объявили, оказались бы навеки опозорены. Так они и работают, да. Внедряют везде своих агентов, а всех прочих дискредитируют. Мы же у них вот где, вот где, — Ганс изобразил, как перепиливает ребром ладони своё горло. — В связи с этим я хотел бы узнать: ты мне всерьёз про встречу с пришельцами рассказываешь? Доказательства хоть какие-нибудь есть?
— Файл лови, — ответил Иван, доставая карту памяти. Файл медицинского сканера, содержащий результаты обследования Кэтэ, был достаточно объёмный, передавать его через пачку бумаг с инфонитью было бы пижонством, а пересылать прямо с планшета на планшет не вязалось с представлениями Ганса о конспирации.
Ганс читал медицинскую карту, хмыкал, хмурился, и, наконец, недоумённо уставился на Ивана:
— Это что?
— Доказательства. Я её обследовал на сканере, эту инопланетянку. Видишь, какая анатомия странная?
— Ну, если так ставить вопрос, тогда конечно, — покладисто кивнул Ганс, — для инопланетянки вполне подходящая анатомия, да.
— Ну вот, я же про что и говорю!
— Так я и не спорю, нет, — Ганс замотал головой. — Никто же не знает, какая у инопланетян анатомия. Вполне быть может, что именно вот такая.
— Тьфу ты! Я же серьёзно!
— А я ещё серьёзнее! — перебил его Ганс. — Эта баба — человек, без сомнения. Возраст — около двадцати. Здоровая, физически развитая, жила при нормальной гравитации, много активно двигалась. Внешность — ну такая, в принципе столько выпить можно. Расположение внутренних органов достаточно нетипично, да. Добавим к этому полное отсутствие телесных модификаций, следов прививок и оригинальную, скажем так, морду лица и делаем вывод, что она переехала в твой дом из какой-то дикой сектантской жопы. В которой группа близких родственников решила во время или после сам знаешь чего спрятаться от цивилизации. И там они в тесном коллективе перетрахались наискосок и крестообразно и наплодили потомков с отклонениями от нормальной человеческой анатомии, да.
Ганс привстал, опёршись ладонями на стол и, глядя сверху вниз на Ивана, спросил:
— С чего ты решил, что эта девка — пришелец? Она тебе так сказала?
Иван тоже пристал, принял ту же позу и негромко и чётко ответил:
— Я сейчас расскажу, что случилось в последние… э, в крайние несколько дней, а ты не перебивай, понятно? Все вопросы потом.
И, не дожидаясь согласия, Иван приступил к рассказу. Ганс не перебивал, но на его лице почти сразу воцарилось радикально-скептическая ухмылка, а свинья на щеке упала в лужу и накрылась надписью: «Tote Schwein in Scheiße Pfütze»(1). Ивану постоянно хотелось просто развернуться и уйти, и он с большим трудом смог договорить до конца.
— Значит так, — начал подводить итоги Ганс, когда Иван умолк, — диагноз в целом ясен. Сначала мы едем в мою клинику, готовить тебя к модификации. Анализы возьмём, образцы тканей. Модификация, это вещь полезная, да, тут я с тобой согласен. Это всё часа полтора займёт, не более.
Иван в знак согласия осторожно кивнул, чувствуя, что это ещё не всё. А Ганс продолжил:
— А потом едем к тебе домой, к этой твоей новой подружке на собеседование. Она же сама этого просит, да?
— А тебе удобно прямо сегодня? Ты же говорил, что сильно занят.
— Если для тебя, то да, удобно, — коротко отрезал Ганс.
Потом он замолк в зыбкой задумчивости, как бывает, когда собираешься сказать что-то важное, но нужные слова в голову никак не приходят. И вот ты несколько раз подряд открываешь рот, и тут же закрываешь обратно, а все на тебя смотрят и ждут, когда же родишь.
— Видишь ли, какое дело, — нужные слова, наконец, нашлись, — я тебе сильно благодарен, что ты тогда вытащил Розу Марию из той чокнутой компании, с которой она водилась. Если б не ты, ей бы мозги засрали окончательно.
— И что? И при чём тут это?
— А ты знаешь, до чего они недавно додумались? Нет? — и, дождавшись отрицательного жеста от Ивана, продолжил: — Они всем племенем на Марс переселяться решили, представляешь? Дескать, древнейшее на Земле пигмейское племя, старше кроманьонцев, обязано хранить в чистоте свою уникальную генетическую линию и с другими людями не общаться и вообще рядом не жить. Розочка офигела. Сначала вся её родня в инопланетяне подалась, а потом и ты ещё со своими новостями, примерно про то же.
— Я же тебе рассказал, как дело было, ты что, не веришь?
— Верю, верю. Вот приедем к тебе, и выведем эту аферистку на чистую воду.
— Вот увидишь, что всё не так!
— Поехали!
* * *
— Кэтэ, это тот воин Ганс, о котором я тебе рассказывал, — обратился к встречающей его в его же собственном доме гостье Иван. — Только он не верит в мои рассказы о тебе, придётся его убеждать.
— Понятно. Буду убеждать, — без малейшего сомнения в голосе ответила Кэтэ.
Ганс, услышав начавшийся разговор, поморщился:
— Это по-каковски вы? Я такого языка не знаю.
— Это на её родном. Я обрисовал ей текущую ситуацию вкратце, кто ты и зачем тут. Про то, что ей не веришь, тоже упомянул.
— Ты решил в объективность сыграть? Типа, не скрываешь ничего ни от кого? — Ганс усмехнулся. — Чего тогда не по-русски с ней общаешься? Веришь, что она ни одного русского слова не знает?
— Я слова русского знает! — Вмешалась Кэтэ. — Иван слова говорит, я слова знает, я слова говорит. Иван слова не говорит, я слова не знает, не говорит.
Она гордо шагнула вперёд, встав напротив Ганса, и Иван удивлённо отметил, что ростом, пусть на пару сантиметров, она превосходит и того.
— Иван плохие слова русского говорит, Иван ругается, я плохие слова знает, я плохие слова не говорит, — гордо закончила Кэтэ, посмотрев на Ганса сверху вниз.
— Понятно, — Ганс радостно лыбился, — «руски не понимайтен», это ничего. И тебя вылечат, да.
— Вылечат? — удивлённо уточнила Кэтэ.
— Ты ведь знаешь, зачем я пришёл?
— Ты великий воин Ганс. Ты хочет идти за я, но ты не верить в я. Ты хочет знать правда, — изложила Кэтэ свою точку зрения.
— Всё верно, — согласился Ганс, — я хочу знать правду. Вот скажи, кто ты такая? Иван говорит, что ты — инопланетянка и богиня, да?
— Кэтэ Роти Мутай — великая богиня!
— А я не только воин, но и доктор. Хочу узнать, как твоё здоровье, — покладисто соглашался Ганс. — Если ты богиня, тогда ты должна быть здоровой, ведь боги не болеют, верно?
— Медицинский сканер, — ответила Кэтэ и сама без указаний направилась в рабочий кабинет Ивана, в котором названый прибор находился.
Ганс удивлённо хмыкнул, и, бормоча под нос о наглых и самоуверенных жуликах, направился следом, как и Иван. В кабинете оба застали несколько неожиданную картину: пациентка уже разделась (как оказалось, кроме любимого пледа на ней ничего не было) и залезла в сканер, как и рекомендуется для его корректной работы, голой. Несколько рановато, прибору требовалось минуты три для прогрева и самодиагностики. Иван удивился слегка, как она догадалась о существовании таких технических тонкостей, в прошлый раз он, когда сам её сканировал, обнажаться не потребовал.
На ехидное замечание Ганса о том, что голых баб он повидал предостаточно, и смутить его не получится, ответа не последовало. Кэтэ просто спокойно лежала внутри аппарата и даже старалась не дышать, хотя, в отличие от древнего томографа, для сканера шевеления пациента помехой не являлись.
Подробное обследование в исполнении Ганса заняло раза в три больше времени, чем та процедура что проводил Иван. Он не располагал полным знанием возможностях аппарата, а Ганс, кажется, собирался использовать все. Или же, тому просто хотелось подольше подержать предполагаемую мошенницу голой в холодной пластиковой трубе. А на улице вообще-то уже наступила осень, форточки в доме Иван предпочитал держать открытыми, так что в кабинете было, мягко говоря, не жарко.
Так или иначе, но минут через сорок Ганс выпустил Кэтэ из сканера, разрешил одеваться (но она успела это сделать раньше), перегнал результаты обследования на свой планшет и сделал с ними что-то такое, отчего наполнился оптимизмом.
— Вот. Возьмите это и, пожалуйста, наденьте на запястье, — обратился он к Кэтэ, положив на её ладонь мягкий браслет. — А дальше пойдём все на кухню что ли, и побеседуем.
— Кэтэ Роти Мутай одна! — гордо заявила девушка в ответ на обращение во множественном числе, но вежливую просьбу выполнила и, не оглядываясь, вышла из кабинета.
— Что ты ей дал? — спросил Иван.
— Детектор биотоков, естественно, — пожал плечами Ганс, удивляясь такому непониманию очевидных вещей. — Я просканировал её нервную систему, выявил типичные реакции на раздражители. Теперь, если будет врать, то сразу станет заметно. А никаких имплантов у неё нет, совсем, что как-то странно, да. Но для нас это и хорошо, значит, и средства для маскировки эмоций у неё тоже нет.
На кухне Кэтэ уже заняла своё любимое место у окна и терпеливо ожидала, когда согреется чайник. Ганс сел напротив, положив планшет не на стол, а себе на колени, чтобы никто другой содержимое экрана не наблюдал. Иван расположился сбоку от них и послал паука в подвал за сладким. Разговор начался после того, как кипяток вскипел, чай в заварнике заварился, а паук вернулся с банкой малинового варенья (любимое Иваном рябиновое уже закончилось), на которое Кэтэ отреагировала с неизменным восторгом.
Ганс начал допрос так, чтобы подозреваемая не заподозрила, что её допрашивают. Всё ранее узнанное от Ивана, Ганс желал услышать снова уже от неё, уточнить и детализировать. Кэтэ не знала достаточно русских слов, чтобы повторить свою историю на понятном Гансу языке, но она охотно рассказывала о себе, использую Ивана в качестве переводчика. Гансу язык разговора важен не был. Соври собеседница на любом языке, графики на экране планшета, в который он подглядывал, выдали бы ложь.
Кэтэ открывала всё новые и новые подробности, до которых даже Иван не успел добраться, не забывая прихлёбывать чай с вареньем и, как всегда, облизывая ложку. И что-то шло не так, враньё в невероятной истории о чужом мире, обитающих в нём народах и их богах всё ещё не находилось. Ганс удивлялся, восхищался, сыпал комплиментами и снова и снова настойчиво просил Кэтэ ответить на ещё один вопрос, который уже был задан несколько раз в разных формулировках.
Кэтэ постепенно теряла терпение, и, наконец, перебила утомительного говоруна:
— Иван говорит ты великий воин. Ты говорит как колдун. Почему?
— Я великий колдун, да, — приосанился Ганс. Кажется, он всё ещё не верил ни одному её слову, пытаясь разгадать, как она умудряется обманывать точную технику, и эта умная игра ему нравилась.
— Доказать надо!
— Ну вот, смотри, — он после краткого раздумья выхватил только что облизанную ложку прямо у неё из руки, чем вызвал на её лице выражение крайнего раздражения, но не обратил на то внимания, и продолжил: — Вот ложка, алюминиевая, — начал он, постепенно сжимая ложку пальцами. Пальцы засветились синим электрическим светом, металл раскалился и бесформенной каплей стёк в чайное блюдце. — Нет никакой ложки! — закончил он.
— Ты дурак, ложка хороший, — коротко прокомментировала представление Кэтэ.
Она хмуро глянула на Ганса, пододвинула блюдце поближе, а затем случилось что-то очень знакомое, похожее на то, что Иван уже наблюдал в пещере.
Сначала на кухне запахло корицей и горячим хлебом. Потом прекратился сквозняк, воздух перестал течь из открытого окна мимо сидящих за столом, а закружился вокруг блюдца маленьким смерчиком. Внезапно, всего на миг блюдце накрыло зеленоватым туманом, но он почти сразу превратился в белые хлопья, тут же развеявшиеся пылью. Целая ложка подпрыгнула и со звоном приземлилась на блюдце.
Ганс открыл рот, вздохнул пару раз, и, глядя на Ивана, заявил:
— Твой сканер — полное дерьмо, такое не разглядел!
Но Иван не успел ответить, потому что Кэтэ как-то очень быстро и неуловимо встала из-за стола и уже нависала над Гансом.
— Ты дурак, — выговорила она возмущенно. — Иван говорит ты не веришь. Иван говорит тебя убедить!
А затем она отколола совсем неожиданный номер: схватила Ганса за плечи и поцеловала. Ганс напрягся, но не стал уклоняться, должно быть, его правила о порядке подобную ситуацию не предусматривали и не давали указаний, как сейчас поступить.
Это продолжалось недолго, когда Кэтэ отстранилась, Ганс глядел совершенно осоловелыми глазами.
— Gvarti, ani kama'at gvar nishuy(2), — пробормотал он, после чего его глаза закрылись, он откинулся на спинку стула и захрапел. Свинья-татуировка, где-то до этого времени прятавшаяся, вернулась на щёку, настороженно озираясь, потом зевнула и тоже задремала.
— Ему поспать нужно, — заявила торжествующая Кэтэ. — Давай отнесём его в комнату для гостей.
1) «Tote Schwein in Scheiße Pfütze» — «Дохлая свинья в луже говна» (немецк.)
2) « Gvarti, ani kama'at gvar nishuy» — «Сударыня, я почти женатый человек» (иврит)
Ганс, пробудившийся четыре с четвертью часа спустя, оказался куда более покладистым. Он выслушал заново тот же рассказ Кэтэ, теперь уже вполне понимая её речь, и в этот раз не старался запутать её и поймать на противоречиях. Но вопросов задал ничуть не меньше прежнего. Иван отметил, что сильнее всего Ганс желал узнать, какая у детей Кэтэ экономика, и из простодушных ответов рассказчицы сам сделал вывод, что практически никакая. Первобытное земледелие и натуральное хозяйство. Хотя, что-то похожее на торговлю и налоги Кэтэ описала, не употребляя слов, такое значение имеющих. Вместо этого она говорила: «поменяться» и «отдать на общее дело». Должно быть, ни государство, ни коммерция, пока ещё не вошли в жизнь её народа так прочно, чтобы люди догадались дать этим явления собственные имена.
Дальше — больше. Ганс принялся расспрашивать Кэтэ о силе и численности её врагов, но тут случилось взаимное недопонимание. Желая получить подробную разведсводку, Ганс оказался неприятно удивлён, узнав, что сведения устарели, по словам самой же Кэтэ, лет на тысячу. Ссылаясь на этот факт, он сделал вывод, что бессмысленно готовиться к встрече со старыми врагами, которые остались в далёком прошлом. Кэтэ же категорически с ним не соглашалась, заявляя, что их главными врагами будут боги и колдуны, для которых тысяча лет — не срок, и они, конечно же, не поменялись, а остались всё такими же злыми и подлыми, как всегда и были.
Попутно выяснилось ещё, что «тысяча лет» — это не десять лет в кубе, а просто «очень-очень долго», так что вера в актуальность предоставленных сведений окончательно протухла. Но Кэтэ не унывала. По её словам, разбираться с богами будет она лично, а от Ивана с Гансом потребуется сдерживать какое-то время их слуг, которые, конечно, многочисленны, но не представляют собой ничего особенного.
Выслушав предупреждение Ганса, что за тысячу лет в её мире могли придумать много всякого разного, например, атомную бомбу, Кэтэ пожелала немедленно узнать, что это такое, и выслушав объяснения, только фыркнула. Ведь сами боги, сообщила она, могут создать ещё и не такое, но людям они ни в коем случае ничего подобного не позволят. Драться, обещала она, придётся с людьми, вооружёнными копьями, луками и прочей древностью. Причём, большая часть оружия будет из камня, и только в особых случаях из бронзы (или из меди, она их не различала) и железа. А потому никакой серьёзной угрозы для общего успеха она не видела и, ставя в пример мономолекулярные мечи, висящие на ковре в гостиной, раздувала шапкозакидательные настроения.
Иван тревожно размышлял, что клинки, превосходящие своим качеством любое оружие, что повидала Кэтэ, внушили ей ложную уверенность в невероятной искусности и непобедимости воинов с планеты Земля. Простая мысль, что обладание великолепным мечом само по себе никак не гарантирует наличия боевых умений у его владельца, в её голову не вмещалась.
А уж когда она узнала, что Ганс имеет некоторое отношение к изготовлению этих клинков, её восторгу не было предела. И к восхвалениям мастерства оружейника прибавилось требование изготовить оружие специально для неё. Она ожидала, что это оружие, несомненно, получится удивительно могучим, таким, что при его помощи Кэтэ — ух! Всех победит.
Такие вот разговоры под чай с вареньем продолжались всю ночь, и только когда утро доказало, что оно и правда вечера мудренее, было решено взять паузу и подумать. Единодушное согласие было достигнуто только о том, что, не имея достоверных сведений о силах врага, вооружаться следует как можно мощнее. Всем, что найдётся в закромах, без ограничений.
Кэтэ очень заинтересовалась, что значит «без ограничений», а Ганс в ответ на очень красноречивый вопросительный взгляд Ивана покачал головой и сказал, что ничего такого, о чём тот подумал, у него и сейчас нет, и никогда раньше не было.
Уходя, Ганс вдохновенно изрёк прямо с порога:
— Ты знаешь, это удивительно странное чувство: вдруг поверить в реальность того, о чём всегда мечтал. Если бы со мной такое случилось вчера, я бы искал, в чём подвох. А сегодня, сегодня я просто очень всему этому рад, да.
* * *
«Василиса бежит, — подумал зевающий Иван, посмотрев в окно, — значит, уже девять утра, десятый».
Пухлая тётка резво промчалась мимо его дома, не забыв любопытными глазами просканировать обстановку снаружи.
— Странная женщина, — заметила Кэтэ, — когда меня видит, смотрит так, будто я что-то делаю неправильно.
— Ты же говорила, что вы поругались.
— Я с ней не ругалась, а просто не стала разговаривать, — уточнила Кэтэ. — Я тогда твоего языка совсем не знала. Потом немного узнала, пыталась с ней беседовать, но она говорит непонятно.
— А что именно?
— Хочет узнать, из какого дурдома ты меня забрал. Про что это она?
— Наверное, ей не нравится, во что ты одета, — дипломатично предположил Иван. — Надо бы тебя одеть во что-нибудь более похожее на у нас принятое.
Иван не ожидал, что со снабжением Кэтэ нормальной одеждой могут возникнуть хоть какие-то проблемы. Просто следовало взять размеры её тела из показаний медицинского сканера, выбрать фасон платья из имеющегося в Сети гигантского моря вариантов, чуток подправить по её вкусу, и распечатать на принтере. Но совершенно неожиданно девушка категорически отвергла всё, предлагаемое Сетью, как недостойное.
По какой причине дерюжный мешок, который Кэтэ, к счастью, в последнее время не надевала, казался ей достойным, а всё многочисленное разнообразие, что придумала для женщин земная цивилизация, нет, Иван понять не смог. Тут всё было таинственно и в принципе непостижимо. Отвергнутыми оказались даже платья в античном стиле, почти ничем, кроме лучшего качества тканей, от простой первобытной тряпки не отличающиеся.
Кэтэ всё забраковала и потребовала предоставить ей ткань нитки и иголки. Ивана несколько удивил такой подход. Он знал теоретически, что одежду можно не только печатать сразу целиком, но ещё и сшивать нитками из отдельных кусков. И был в курсе, что раньше специально обученные люди выполняли такую работу, ближе к современности — с помощью швейной машинки, а в совсем древние времена — руками и простой иголкой. Но не ожидал где-нибудь увидеть такое, да ещё и в исполнении богини. Шитьё одежды — немного странное занятие для божества, но кто он такой, чтобы рассуждать о быте высших существ? Он немедленно поспешил предоставить Кэтэ всё запрошенное, с интересом ожидая необычного зрелища.
Но и тут опять всё пошло не так. Вышедшая из принтера нетканое целлюлозное полотно тоже оказалось «не такое», а для достойной одежды требовались непременно натуральные растительные волокна или шерсть. Не беда, пусть стопроцентно натуральная ткань — это вроде как редкий продукт, но в Сети, весь мир охватывающей, подходящих предложений предостаточно.
После вдумчивого знакомства с верхушкой почти бесконечного ассортимента Иван заказал дюжину самых симпатичных кусков, а затем отправился в гараж изготавливать швейные иголки. Обошёлся без чана и принтера, просто надел силовые перчатки, взял за образец историческую картинку, изображающую работу средневековых портных, и слепил десяток похожих на нарисованную игл из старого стального болта.
Первый заказ был доставлен почтовым дроном уже через три часа. Тут же выяснилось, что замечательная льняная ткань окрашена «неправильным» красителем, и поэтому опять-таки не годится, чтобы прикрывать божественную наготу. Иван мысленно выругался, успокоил себя тем, что неудачная ткань будет замечательно смотреться в качестве шторы на веранде, и предложил Кэтэ дождаться, когда придёт всё, и уже тогда что-то решать.
Остальные посылки прилетели тоже весьма скоро, но Кэтэ не поспешила приступать к работе. Она залипла. Сеть, ранее игнорируемая ею, как бесполезное колдовство, внезапно оказалась полезной, но непонятной. Кэтэ тревожно заглядывала в экран монитора, переходила по ссылкам наугад и возмущённо ворчала. Голосовой интерфейс не понимал её языка, а все попытки общаться с ИИ проводника на русском приводили к странным результатам. На языке Ивана Кэтэ сумела выучить не более сотни слов, да и те понимала как-то очень по-своему. Проводник же имел собственную гордость и своё мнение о том, что показывать пользователю, и забрасывал Кэтэ в такие дебри, откуда она не выбиралась.
Наблюдая этот горький катаклизм, Иван сочувствовал, но помогать не спешил. Сопровождать женщину в магазин с тряпками, даже виртуальный, ему совсем не улыбалось. Но Кэтэ проявила коварство. Она потребовала сделать что-нибудь, чтобы русский язык стал ей понятен, и подкрепила своё распоряжение хмурым и страдающим взглядом исподлобья. Отказать было никак, тем более что решение проблемы имелось, простое и понятное.
* * *
Кэтэ признала-таки семь из двенадцати доставленных кусков ткани соответствующими её уникальным требованиям, и теперь возилась, создавая нечто. Иван в ту сторону даже не смотрел, а мастерил для неё языковой костыль.
Элементарщина, на простые и сто лет всем известные очки дополненной реальности, с наушником и микрофоном, ставится программа-переводчик, и получается переводчик с любого языка на какой угодно другой, будь то устный разговор или текст. Звук приходит пользователю прямо во внутреннее ухо, а текст — в глаз на сетчатку. Здесь уже нечего изобретать, одна беда: язык Кэтэ не известен на Земле, и словарей для него взять негде.
Намереваясь решить проблему силой собственного усовершенствованного разума, Иван запустил мозговой сопроцессор на полную мощность и извлёк из памяти все известные ему слова инопланетного языка. Всего их насчитывалось шесть тысяч двести семьдесят четыре. Не густо. Какой-то, и в самом деле, дикарский язык.
Но бедный словарный запас — это даже хорошо, это значит, что меньше работы с переводом. А вот где, собственно говоря, все эти слова в его памяти находятся? В псевдонейронах его «надмозга» ничего подобного не хранилось, это точно установила самодиагностика, а для его родного биологического мозга изучение с нуля целого языка со всей лексикой и грамматикой всего за четыре часа сна после «волшебного» поцелуя представлялось ненаучной фантастикой.
Иван забрался в медицинский сканер, запустил проверку мозговой активности и снова принялся вспоминать инопланетные слова. Картина складывалась загадочная: псевдонейроны из изменённого углерода нагружались работой и ощутимо нагревались, а вот живые клетки мозга демонстрировали очень умеренную активность. Совсем не похоже на то, как работает человеческий мозг, честно пытающийся что-то вспомнить. Но как только Иван начинал сочинять разные фразы по-китайски, всё приходило в норму. Сканер тут же докладывал, что долговременная память задействована и работает со всем старанием. И опять перевод внутреннего диалога на инопланетянский, и тут же снова живой мозг начинал бездельничать и прохлаждаться.
Как такое вообще могло быть, приходилось только гадать. Либо к его голове прицепилось что-то, чего не видит даже серьёзный медицинский прибор, либо его голова подключается к внешнему хранилищу данных, непонятно где находящемуся, но и это подключение всё равно не удаётся обнаружить. Вчерашний случай, когда Кэтэ неизвестным способом восстановила расплавленную ложку, разумеется, было из этого же ряда.
Расспрашивать Кэтэ, чтобы выяснить, что это было, скорее всего, бесполезно. Она, наверняка, расскажет, что-нибудь про магию или божественные силы. Таким образом, прямо сейчас следовало заниматься понятным делом, а все странности подмечать и запоминать, чтобы собрать в мысленную «папочку» как можно больше сведений.
А потому дальше для него началась утомительная рутина. Сначала Иван скопировал в память очков все инопланетные слова. Только их звучания, разумеется. Знаний о письменности чужого языка он не имел, скорее всего её просто не существовало. Затем указал для каждого слова его лексическое значение, чтобы программа-переводчик хотя бы грубо могла подобрать его русский аналог.
После этого настало самое сложное. Требовалось проанализировать грамматику чужого языка, чтобы переводчик выдавал не набор слов, а осмысленный текст. Проще сказать, чем сделать, задача для лингвиста, а не профана вроде него.
К счастью, нужное средство, способное помочь расшифровать неизвестный язык, или придумать собственный, в Великой Мировой Сети, этом хранилище мудрости человечества и всемирной помойке, нашлось. Иван подключился к показавшемуся ему наиболее адекватным порталу, с трудом оторвал Кэтэ от рукоделия, попросил рассказать что-нибудь интересное про её мир, а сам принялся вести синхронный перевод. Оба варианта рассказа уходили к далёкой нейросети, которая слушала, сравнивала, искала соответствия и пыталась сама исполнить роль переводчика.
Через два часа машинный перевод речей Кэтэ стал вполне вменяемым, а Иван узнал ещё больше историй, похожих на древние легенды. Поверить в них было сложно, но и причин не верить не имелось. Не врала же ему рассказчица. А зачем ей врать?
Иван перенёс образ новой нейросети в теперь уже готовые к работе очки. Теперь следовало начать отладку, делать которую ему не хотелось категорически. Уже приближался вечер, а его голова страдала от перегрева и болела. Поэтому он максимально быстренько и доходчиво объяснил Кэтэ, как пользоваться прибором, и какими голосовыми командами вносить исправления в перевод в случае ошибки.
А потом, убедившись, что она всё делает правильно, а очки верно и без заминок нашёптывают ей на уши перевод просматриваемых электронных страниц, Иван отправился спать. Пусть уж дальше квартирантка разбирается сама.
* * *
Поутру явилась Роза Мария во всей своей силе и славе. И, как привыкла, без предупреждения.
Неожиданно загудевший в небесах октокоптер класса «летающий дом» сделал круг, потом завис и начал плавно опускаться на поляну перед газоном. Выскочившая вслед за Иваном на шум Кэтэ недовольно взглянула на незнакомый предмет и сообщила: «Всё это добром не кончится. Сейчас разобьётся». Впрочем, получив объяснение, что за гостья пожаловала, успокоилась и уставилась на Ивана многозначительно. Важный намёк, заключённый в её взгляде, оказался Ивану непонятен, поэтому она раздражённо махнула рукой и убежала обратно в дом.
Шумный летательный аппарат сделал громкий «кряк» и сел, его восемь винтов плавно снизили обороты и затихли. Кэтэ вернулась на веранду с креслом в руках, поставила его напротив ведущей к дому тропинки и села в него, высоко задрав подбородок и держа спину идеально прямо.
На ней была собственноручно сшитая обновка, опять, наверное, ради соблюдения каких-то традиций, похожая на мешок, но уже многослойный, со сложными складками и разрезами. Все те разноцветные куски ткани, что были накануне признаны годными, оказались разрезаны на широкие ленты, а затем замысловатым образом переплетены и сшиты так, чтобы цветные полосы пересекались и накладывались друг на друга. При ходьбе они двигались, цвета перемешивались, и по всему странному пёстрому балахону метались яркие пятна. Дополняли божественный гардероб розового цвета резиновые шлёпки, надетые по причине прохладной осенней погоды. По скромному Иванову мнению, такой прикид был бы в самый раз для циркачки, а не богини, но признавал, что её божественности, конечно же, виднее.
Люк на боку октокоптера открылся, опустилась аппарель, и на пожелтевшую осеннюю траву выпрыгнул Цербер — маленькая собачка с густой пуленепробиваемой шерстью оригинальной в жёлто-чёрную полоску масти, чтобы никто не спутал с настоящей живой собакой. Следом из люка выглянула Роза Мария и радостно заулыбалась. Иван тут же вышел навстречу и помог даме благополучно сойти вниз по опасной наклонной плоскости на целых сорок сантиметров возвышающейся над землёй.
За мелкой хозяйкой на лужайку проследовала вся её свита. Эльфийка Эля давно знакомая Ивану, та самая горничная-официантка из «Мышеловки», предмет частых шуток и причина вечного смущения для Розы-Марии. В этот раз хозяйка всё же решилась снова её включить и вернуть к активной жизни.
А другие две особы, впервые увиденные им наяву, оказались отлично знакомы заочно. Боевые кошкодевочки, одна пегая и лохматая, другая беловолосая и опрятная, выращенные в чане по его проекту. Они, облачённые в чёрные кожаные комбинезоны, держали нагинаты на плечах и стояли, слегка сутулясь, отчего вид имели опасный.
Иван собрался немедленно расспросить прибывшую гостью, отчего вдруг нулевой образец его новой разработки изготовлен сразу в двух экземплярах, но не успел даже поздороваться.
Кэтэ, не вставая с кресла, громко воскликнула:
— Мы не знакомы, уважаемая гостья. Пусть нас представит друг другу тот, кто уже является нашим общим другом!
Её голос двоился. Поверх её речи на родном языке наслаивался писклявый голосок автопереводчика из очков. На улице при ветреной погоде перевод был едва слышен, да и звучало всё вместе как-то несолидно. Потому Иван поспешил ей на помощь.
— Мари, это Кэтэ Роти Мутай, инопланетянка. У себя на родине она великая богиня. Но и на нашей планете тоже девушка заметная. Прошу любить и жаловать.
— О, привет, — широко улыбнулась Роза Мария и помахала ладонью. Кэтэ, всё также сидя, улыбнулась в ответ и зеркально повторила жест приветствия.
— Кэтэ, — продолжил ритуал взаимного знакомства Иван, — это Роза Мария Бебаяка…
— Цу Шварценкёлер! — перебила его представляемая.
— Правда? — замешкался Иван. — Извини, я думал, вы официально ещё не… — и вернулся к началу:
— Это Роза Мария цу Шварценкёлер, моя давняя знакомая, хорошая подруга и вообще во всём замечательный человек. Она давно мечтает с тобой познакомиться.
Кэтэ, стараясь изо всех сил двигаться величественно и не потерять шлёпки, поднялась с кресла и шагнула навстречу.
— Ого, высокая, — заметила вслух Роза Мария, Кэтэ довольно улыбнулась, а Иван вспомнил, что имя Кэтэ как раз «высокая» и означает.
— Я ждала тебя, Роза Мария, — громко произнесла Кэтэ. Её голос звучал гордо и торжественно, но вторивший ей писклявый перевод убивал весь пафос, внося в торжественную речь привкус балагана. Иван заподозрил, что скоро непременно случится какая-нибудь фигня.
Тем временем Кэтэ взяла пигмейку за руку и мягко, но настойчиво повела её в дом.
— Ай, послушай, — бухтела влекомая на буксире Мари, — я вообще-то к Ивану приехала. Хотела узнать, как он тут с тобой поживает. Ну и с тобой, понятно, я тоже рада буду поговорить. Но надо же ему показать сперва…
Входная дверь захлопнулась, и её голос перестал проникать на улицу. Иван успел заметить, как шустрый Цербер успел проскользнуть в дом вместе с девушками. А три неподвижные фигуры: кибер-эльфийка и обе кибер-кошки, остались послушно стоять на месте, у открытого люка октокоптера.
— Добро пожаловать в мой дом, великая богиня, добро пожаловать и вам, прекрасная графиня, — вздохнул Иван, поднимаясь на веранду. — Ну и ты, Ваня, тоже заходи.
Во внутренний почтовый ящик постучалось сообщение, достаточно важное, раз уж смогло преодолеть фильтр. Иван глянул, что там, и убедился, что фильтр работает корректно, письмо отправил Ганс. Новость его послание содержало весьма печальную: Роза Мария окончательно рассорилась с африканской роднёй. Понятно теперь, отчего она так решительно открестилась от собственной девичьей фамилии.
— … такое вообще нифига не нравится! — звонко раздался её гневный вопль, едва Иван приоткрыл входную дверь. Тихоней и скромницей Мари никогда не была, а содержащегося в ней гиперактивного миролюбия и принуждающего всех к миру пацифизма хватило бы на десятерых. К тому же, «бойся разозлить доброго человека», особенно если доброта эта навязчива и бесцеремонна. Но ещё страшнее разгневанная Роза Мария могла показаться не тем, кто послужил причиной её гнева, а тому, кто просто нечаянно рядом постоял. С действительного виновника можно потребовать объяснений, понять и простить, а случайному свидетелю и оправдаться-то нечем. Ну в самом деле, чем можно обосновать ненамеренное появление в неудачное время в неудачном месте, особенно если оно совершенно случайное?
Справедливости ради, следует признать, что Роза Мария, говорившая всем, что она на самом-то деле человек мирный и терпеливый, честно старалась такому идеалу соответствовать. Но это значило только, что скандал возникал без предупреждения, когда её глубокое терпение внезапно не переполнялось даже, а скачкообразно переворачивалось в противоположную фазу. Вот всего пару минут назад она покорно позволила Кэтэ вести себя за руку, но вдруг что-то замкнуло, и теперь только держись!
— Что случилось? Что тебе не нравится? — бегом влетая в кухню, встревожено спросил Иван. Крайне важно было перевести огонь на себя, пока женщины не разругались. Какова окажется Кэтэ в стервозном состоянии Ивану узнавать не хотелось, а здравый смысл подсказывал, что девушки, считающие себя богинями, могут остаться недовольны, если на них наорать. А если прямо в его доме начнётся выяснение отношений с использованием разных сил, естественных и не очень, и непременно с перетягиванием хозяина жилища на свою сторону, то дом такого катаклизма может и не пережить. Пока ещё предотвратить разрушения казалось возможным: Кэтэ стояла молча, держа в руке горячий чайник. Рот её удивлённо приоткрылся, а глаза широко распахнулись в полном офигении. Да, богиня и в самом деле только что открыла для себя нечто новое.
— Да всё мне нравится! — переключилась Мари на Ивана, что тому и требовалось. — Особенно нравится, что все вокруг с ума посходили! Сначала ЭТИ сдурели окончательно, а потом вдруг и ты! А Ганс, как к тебе съездил, так сразу же раааз, и внезапно тоже куда-то засобирался, меня не спрашивая! А на следующий день снова ЭТИ о себе напомнили, а у них уже совсем такая шиза, которая не лечится…
Роза Мария сбавила громкость и плюхнулась на стул. Кажется, сегодняшний взрыв обещал быть кратковременным. Или же в этот раз её переживания оказались и в самом деле глубокими, и доставляли ей настоящую непритворную боль, которая от волнения и крика становилась только сильнее.
— А потом вон она, — скорбно сгорбившаяся Мари кивнула в сторону всё ещё недоумевающей Кэтэ, — потащила меня куда-то, ничего не объясняя, словно вы все уже что-то решили про меня. Меня что, продали что ли?
— Погоди, ты о чём вообще… — попытался узнать причину для столь нелепой отповеди Иван, но Роза Мария уткнулась лбом в стол и зарыдала. Что с этим делать и как её успокаивать, Иван не представлял. Ситуация казалась донельзя глупой сама по себе, а недовольное ворчание Цербера, доносящееся из-под стола, намекало на некоторые возможные неприятности.
Кэтэ поставила чайник на стол и склонилась над плачущей девушкой. Признаков гнева на её лице не проявлялось, ни гнева божественного, ни обыкновенного. Иван, рассмотрел в её взгляде только сочувствие. На миг он обрадовался, что женская битва на кухне не состоится, но тут же его ужалило тревожное подозрение. Если Кэтэ сейчас вздумает преодолеть проблему враждебности и недоверия тем же способом, каким решила её с Гансом, то быть беде.
Но Кэтэ просто села на соседний стул и сказала:
— Я думала, что ты ко мне приехала. Я думала, ты приехала, чтобы со мной поговорить. Иван же для этого тебя приглашал. — Кэтэ помолчала немного и добавила участливо: — А я чай согрела. Ты какое варенье любишь?
Вздрагивающая от рыдания спина Мари замерла, а затем снова затряслась, теперь гораздо чаще. Из-под скрещенных на лбу локтей послышались странные шипящие звуки, очень похожие на смешки сквозь заполненный соплями нос.
— Ты так смешно говоришь через этот переводчик, как будто пукаешь, — прошепелявила она, и в самом деле прекратившая плакать и теперь смеющаяся.
Иван молча признал, что переводчик и впрямь получился не вполне удачный. Его слабый голос безуспешно старался перекричать собственную речь Кэтэ, которая совсем не старалась говорить потише. В результате на кухне звучала странная двухголосая смесь русского с «инопланетянским». Тембры пары голосов не гармонировали, интервал между ними оказался не вполне музыкальный, и поэтому в результате их смешения возникал неблагозвучный скрип.
Кэтэ недовольно скривилась и сняла очки.
— Я сама говорит. Не через переводчик. — Заявила она, наполняя свою чашку. Потом она пододвинула банку с вареньем к себе поближе и полностью сосредоточилась на чаепитие, демонстративно глядя только на содержимое банки, и никуда больше.
— Ты сказала, что «они» с ума сошли, это ты о своих родственниках? — Иван начал разбираться в причинах неожиданной слезливой драмы.
— Угу, они, — нехотя подтвердила Мари, уже не плача и стыдливо отворачиваясь, чтобы спрятать зарёванное лицо.
— Мне Ганс написал, они резко против ваших отношений, а ты решила их послать подальше. Досадно, конечно, но вроде бы у вас уже давно такое?
— Ганс слишком просто ко всему относится, и не воспринимает их всерьёз, — призналась девушка, — а зря.
Роза Мария надолго замолчала, собираясь с мыслями. Внезапно прямо перед ней возникла чашка с горячим чаем, а следом подоспело блюдце с варением. Кэтэ, доставившая всё это ей почти под нос, отвернулась, и снова сделала вид, что находится где-то далеко и очень занята. Только её ложка звякала внутри банки с периодичностью метронома.
— Мы с Гансом решили нормально пожениться, — начала рассказ Роза Мария. — Так в наше время мало кто поступает, но мы решили всё сделать по правилам, как в старину. Мои родичи об этом как узнали, так сразу же заявились всей толпой, потребовали, чтобы я ехала обратно в их Африку. Был скандал, мы с парнями еле их выпроводили.
— Я помню, это месяц назад случилось, я же с вами был тогда, — закивал Иван. — Там ещё прикольный парень был, которого они твоим женихом назначили. Всё грозился Гансу по морде съездить, но делал вид, что не может допрыгнуть.
— Ну да, — подтвердила Мари. — А потом они репы почесали и решили, что на Земле им тесно, а на Марсе будет в самый раз. Там же нет проблем построить отдельный купол, куда проклятых белых колонизаторов, смешавших кровь с грязными неандертальцами, можно не впускать.
Иван презрительно фыркнул. Роза Мария согласно фыркнула в ответ и продолжила:
— И это ещё не самое смешное. Они вдобавок мой диплом пигмейской чистокровности аннулировали, представляешь?
— Бред же. Твоя генетика не поменяется оттого, что ты замуж выходишь. Если дали документ, подтверждающий, что у тебя идеальная генетическая наследственность, то куда она денется?
— Ой, эти дипломы — с самого начала бред. Пигмеев на свете почти миллион, а этих сектантов — две сотни. Свою бумажку они кому захотят, тому и дают, а как расхотят, то отбирают. Короче, неважно уже, — подвела итог Мари и снова замолчала.
— Дальше что было? — подтолкнул разговор Иван.
— А дальше ты в гости прилетел, и говоришь: «То-сё, у меня инопланетянка дома, приглашает всех на планету Нибиру, выгонять рептилоидов». Дальше что было, догадываешься?
— Ты попросила Ганса посмотреть, что у меня дома происходит?
— Верно, — подтвердила Мари, — а Ганс такой от тебя вернулся, и говорит: «То-сё, Иван молодец, инопланетянка классная, я обо всём договорился, полетели со мной, Розочка, будем вместе строить Галактическую Империю».
Рассказчица снова замолчала, и устало прикрыла глаза, и Ивану показалось, что из них снова собираются политься слёзы. А ещё он заметил, как встрепенулась Кэтэ, услышав про «галактическую империю». Она даже перестала делать вид, что интересуется только вареньем в банке, а смотрела прямо на собеседников, и даже уши её словно заострились.
— Мари, не молчи, пожалуйста. Ну что такое случилось, что из тебя всё приходится тянуть?
— Иван, — тяжело вздохнула пигмейка, — скажи, в чём сила, честь и слава рода?
— Ну, сила — это когда у рода много народа, а слава — это когда все они известные и уважаемые, ну и типа честь… — попытался излагать свои соображения Иван, но замолчал, наткнувшись на скептические взгляды сразу обеих девушек.
— Честь состоит в том, чтобы никому не уступить, а сила и слава в том, чтобы никакая обида не осталась неотомщённой, — Роза Мария заявила это так уверенно, словно рассказывала про «два плюс два» первокласснику. Кэтэ с полным согласием кивала, отодвинув в сторону чашку.
— Я, кажется, примерно понял, к чему ты ведёшь, — встревожено ответил Иван, — ну скажи уже, наконец, что за дрянь случилась?
— Меня изгнали из племени, — пожала плечами Роза Мария. — Но то фигня. Обещали простить, если вернусь. А вот вас с Гансом прокляли. Ганса — понятно за что. А тебя они запомнили с того раза ещё, когда ты меня сбежать из дома уговорил.
— Прокляли, да? — удивился Иван. — Это ты серьёзно? Демон Мумба-Юмба, восковые куклы и иголки, фиолетовые лучи поноса?
— Мумба-Юмба, да, — согласилась Мари. — А ещё нанотех. Будто сам не знаешь, чего можно в воду или воздух напустить. Сглаз, идентичный натуральному.
— Не посмеют, — возразил Иван. — За такое им самим сделают бо-бо.
— Напрямую и внаглую — не посмеют. А если аккуратно, чтоб следов не нашли — очень даже могут. Вы же с Гансом оба модифицированные, воздействие на вас замаскировать проще.
— Значит, мы будем осторожными, — заключил Иван.
— Я вас обоих плохо знаю что ли? Да никогда вы осторожными не были, вечно сначала делаете, а думаете потом, — сердито буркнула Мари. — А когда я письмо с проклятьями получила, то сразу же и ваше странное поведение для себя объяснила: вот оно, уже началось. Чего-то вам подмешали.
— А тебя, — обернулась она к Кэтэ, — я и вовсе не ожидала увидеть. Думала, что ты на самом деле галлюцинация наведённая, или типа того. Больно уж сказочная история. Но ты есть, и вроде как нормальная, — резюмировала Роза Мария, оглядывая Кэтэ с ног до головы. — Поэтому мне кажется, что пока ничего страшного не случилось, но только очень странно всё…
Снова потянулось мучительное молчание. Ивану оказалось просто нечего ответить, доказательства правдивости рассказов Кэтэ у него не было.
— Ты в Африку едет? В свой народ возвращается? — спросила Кэтэ, разглядевшая в грустной истории об особенностях жизни на планете Земля что-то своё, инопланетянское.
— Да с чего вдруг? — взвилась Роза Мария. — Нафига они мне сдались?
— Родная кровь всего важней, — ответила Кэтэ. — Твои боги и предки.
— Да пусть они все в жопу идут! — Мари продолжила сердиться. — Я с Гансом останусь. Ну и с вами со всеми, — кивнула уже Ивану, а потом обернулась к Кэтэ: — Если они оба собрались куда-то с тобой, и если это не какой-то обман, тогда и я тоже в деле.
Иван обрадовался, полностью одобряя эту речь, и пока он злорадно фантазировал, какие рожи были бы у дорогих родственничков Мари, услышь они это всё, потерял контроль над ситуацией и упустил нечто важное. На Кэтэ сказанное произвело совсем иное впечатление. Она тоже улыбалась, но не злорадно, а торжествующе и благодарно, словно только что получила давно желаемый подарок и оттого счастлива.
— Роза Мария! — начала Кэтэ, вплотную подойдя к маленькой пигмейке и глядя на неё сверху с выражением крайнего, за гранью приличия, дружелюбия. — Кэтэ Роти Мутай благодарит тебя! Ты потерял свой кровь из-за меня! Я даёт тебе новую кровь, чтобы заменить твой и будет твой мать!
— Стой, дура! Не надо! — закричал Иван, пытаясь её остановить, но опоздал.
Кэтэ уже успела обнять Розу Марию и легко её приподняла, а та, не вполне верно представляя, что именно сейчас произойдёт, потянулась навстречу и без смущения приняла поцелуй в губы. Иван на миг поддался панике, но смирившись, что худшее уже случилось, взял чувства под контроль и разогнал свои псевдонейроны на максимум. Нависшая проблема представлялась ему грозной, но решаемой, если действовать быстро.
Кэтэ в недоумении покосилась на Ивана, мол: «Чего орёшь?», но Роза Мария удивила её куда сильнее, включившись в процесс с жарким энтузиазмом. Кэтэ от неожиданности замерла, а Мари обвила её ногами, а ртом присосалась, словно пиявка. Это продолжалось ровно девять секунд, а потом её глаза помутнели, а руки, успевшие обнять Кэтэ вокруг шеи, бессильно повисли.
Из-под стола раздалось громкое рычание, пока ещё не угроза всерьёз, а только первое предупреждение.
— Цербер, приказ шестьдесят шесть! Сидеть смирно! — скомандовал Иван, надеясь, что лень Розы Марии оказалась сильнее, чем её педантичность, и она не заморочилась деактивировать отладочные коды ИИ своего телохранителя. В противном случае придётся бросать Мари на кухне, а Кэтэ хватать и скорее тащить вон из дома, потому что голыми руками драться с боевым киборгом, даже мелким, даже имея разогнанную нервную систему — затея безнадёжно глупая.
Кэтэ, сообразившая, что маленький рычащий зверёк может оказаться кусачим, поспешила спастись от него и запрыгнула на стол, прихватив спящую в её руках Розу Марию. Цербер, решивший, что хозяйку похищают, снова зарычал, но уже куда более низким и грозным басом и выбежал из-под стола. В его скромных размеров теле не нашлось места для достаточно широкого горла, способного издать звуки низкой частоты, поэтому рычание он генерировал всей поверхностью тела. Дрожь пробегала по спине маленького киберпса, и казалось, что от злости его аж трясёт.
— Цербер, заткнись, — пробормотала Роза Мария во сне и беспокойно заворочалась у Кэтэ на руках. Цербер заткнулся и широко распахнул глаза, став похожим на персонаж мультика. Теперь его мордочка подошла бы милому и чем-то удивлённому щенку, но большой ошибкой было бы поверить в его доброту. Киборги, как ни старались развить их интеллект, всё ещё не настолько разумны, чтобы постичь тонкости человеческих отношений. Поэтому нет смысла делать телохранителя умным, гораздо эффективнее дать ему простые, как у насекомого инстинкты и множество разнообразных датчиков, постоянно ищущих вокруг признаки агрессии. Сейчас в углеродных мозгах маленькой, но опасной собачки боролись несколько шаблонов поведения, от простой бдительности до последней смертельной атаки, а глаза пребывали в режиме максимального внимания и старались собрать для анализа всю доступную информацию.
— Цербер, повторяю, приказ шестьдесят шесть! — снова принялся заклинать его Иван. — Твоя хозяйка спит, сиди смирно!
Вроде бы всё получилось. Раз уж верный и бдительный пёсик до сих пор не бросился в бой, значит, что-то убедило его принять мирное решение. Возможно, приказ Розы Марии замолчать заставил его поверить, что с хозяйкой всё в порядке, или же отладочные коды, дающие права администратора лично Ивану, главному создателю этого ИИ, всё ещё работали. А может, верными были сразу оба предположения.
— Кэтэ, отдавай Мари мне и слезай со стола, всё равно от Цербера там не спрячешься, — осторожно заговорил Иван, краем глаза наблюдая за собакой и готовясь отпрыгнуть в сторону, если та опять зарычит. Но сторож вёл себя спокойно и позволил Кэтэ спуститься на пол. И в тот самый момент, когда сопящая Роза Мария переместилась в руки к Ивану, дверь распахнулась, и на кухню вломились сразу три воинственных существа.
В первом ряду пёрли вперёд плечо к плечу обе кошкодевочки. Нагинаты, непригодные для сражения в помещении, они где-то оставили, а в качестве оружия имели при себе длинные кривые кинжалы с обратным изгибом. За их спинами укрывалась Эля со здоровенным, кибермать её за ногу, гаусс-пистолем в руке.
«Роза Мария, ты что творишь? — промелькнуло у Ивана в голове. — За применение боевого оружия по человеку киборга немедленно транклюкируют нахрен, а хозяйке вынесут такое строгое предупреждение, что и правда придётся переехать на Марс».
— Приказ шестьдесят шесть! — закричал Иван в третий раз. — Хозяйка спит, будить не велела, надо срочно отнести её в спальню!
— Гансик, сделай футбол потише… — проворчала Роза Мария.
Кошкодевочки прекратили наступление и почтительно замерли, но Эля и не думала останавливаться. Она решительно протиснулась между затормозившими соратницами и встала напротив Ивана. Ожидаемо, эту боевую официантку программировал не он, и произнесённый им отладочный код оказался ей безразличен.
— Пожалуйста, уважаемый клиент нашего кафе, простите меня за дерзость, но будет ли дозволено недостойной рабыне узнать, отчего хозяйка изволит спать в самый разгар этого прекрасного солнечного дня? — вежливо и мило улыбаясь, задала вопрос ушастая эльфийка в костюме служанки. И пусть пистолет был направлен дулом в пол, а рычажок предохранителя стоял в положении «ноль», но менее опасной оттого ситуация не становилась. Киборги очень быстры.
— Медицинский эксперимент, — объяснил Иван, — испытание нового общеукрепляющего препарата замедленной усвояемости.
Киборги понимают всё буквально, и поэтому дальше не возникло никаких затруднений. Иван спокойно донёс Мари до кровати в гостевой комнате, сопровождаемый молчаливым кортежем, послушно следующим позади. Один только Цербер не унимался и путался под ногами. Он метался по коридору от стены к стене, отражаясь от них, словно теннисный мячик с пропеллером, по кривым траекториям и под неожиданными углами. Таким способом генератор случайных чисел старался сделать его трудной мишенью для предполагаемого стрелка, ради чего и заставлял совершать хаотичные перемещения.
Спать Розу Марию уложили, словно королевскую особу, с почётным караулом, замершим у дверей, и заботливой служанкой, неусыпно бдящей возле постели. Цербер же шустро запрыгнул на кровать и уселся у хозяйки в ногах, где на ложе оставалось ещё много свободного места.
Кэтэ глядела на происходящее с живейшим интересом, глаза сверкали, нос задрался в потолок, а губы, сложившие ликующую улыбку, шевелились, шепча что-то торжественное. Иван схватил её за руку и вытащил в коридор, пяткой прикрыв двери в спальню, аккуратно, чтоб не нашуметь.
— Ты что творишь? — сердито спросил он виновницу переполоха, которая не торопилась принимать виноватый вид. Лишь совсем ненадолго что-то похожее на сожаление на её лице всё же возникло.
— Не подумала, прости, — вздохнула она, не переставая улыбаться, но делая несчастные глаза. — Я привыкла быть сильнее всех духов, и не ожидала, что эти меня не испугаются. Больше так не буду, обещаю!
— Ты мне лапшу не вешай, — ответил Иван, пытаясь остаться спокойным и не заорать на собеседницу. — Я надеялся, что такой фигни, как с Гансом, больше ни с кем не будет. И каких ещё духов ты выдумала?
Кэтэ вздрогнула и посмотрела на Ивана как на идиота.
— Духи, — начала она объяснять смиренным тоном, словно умственно отсталому, — это те четверо, которых Роза Мария привела с собой. Маленький зверь, два больших полузверя и рабыня демон, самая опасная. Я не ждала от них неприятностей, признаю. Но ведь ты всё равно с ними справился. Молодец!
Она закончила монолог и покровительственно улыбнулась, приглашая немедленно закончить спор и во всём с ней согласиться.
— Да чего ради тебе вообще понадобилось Мари обсасывать? — зарычал Иван, схватив нахалку за плечи и с трудом сдерживая желание как следует её тряхнуть.
— О! — только и послышалось в ответ, Кэтэ такой вопрос отчего-то поставил в тупик. Она некоторое время заглядывала Ивану в глаза, пытаясь найти что-то важное, а затем нахмурилась и обличающее ткнула его пальцем в грудь.
— Ты бессердечный и чёрствый сухарь! — гневно прошипела Кэтэ, сбросив Ивановы ладони с плеч. И добавила ещё, вспомнив русское слово: — Эгоист!
Эта отповедь, вместе с внезапным обвинением, звучала настолько вздорно и замысловато, что было бы глупо пытаться сразу отвечать. Лучшим решением представлялось послушать дальше и понять, что за тараканы такие так грозно разбушевались.
— Не понял? — Кэтэ нависала над ним, словно превышала ростом не всего-то на десяток сантиметров, а на целый метр. — Пошли, покажу!
Она схватила его за руку, точно так же, как он её до того, и повела к выходу.
На улице ещё сильнее похолодало, стемнело, и падал первый в этом году снег. Мокрые слипшиеся хлопья неуклюже валились на траву, подтаивали и покрывали её сероватой кашицей. Их шлепки заглушали все прочие звуки до тех пор, пока Кэтэ не выбежала на лужайку и не махнула рукой куда-то в сторону леса.
— Смотри! — потребовала она, не заботясь проверить, смотрит ли Иван в указанном направлении. — Что ты видишь там, лес или деревья? Угадай!
«Кажется, сейчас будет урок первобытной философии, которую придумали дикари, одетые в криво сшитые разноцветные тряпки и бегающие по снегу босиком», — подумал Иван, но на вопрос ответил, как подсказал здравый смысл:
— Лес, состоящий из деревьев, разумеется.
Далёкий лес в скупом свете пасмурного неба выглядел неровной сплошной полосой и едва различался за снежной завесой. Но он, как и все леса на свете, без сомнения, состоял из отдельных деревьев.
Кэтэ как будто придерживалась того же мнения, но дала ему оригинальное продолжение.
— Каждое дерево, — восторженно вещала она, — рождается из семечка, вырастает до самых облаков, а потом умирает. Через много лет не останется ни одного дерева из ныне живущих, но лес всё также будет стоять! Ты понимаешь, почему это так?
— Я похожие банальности уже сто раз слышал, — разочарованно вздохнул Иван. Философия и впрямь оказалась первобытной. В точности как у никогда не существовавших в реальности благородных дикарей из пропагандистских фильмов от трижды проклятых борцов за сохранение природы.
— Сейчас ты скажешь: «Мы не получили наш мир в наследство от предков, мы взяли его взаймы у потомков».
— Ого… — удивилась девушка. — Да, это очень мудро сказано! — признала она, а затем взглянула на Ивана с подозрительным прищуром: — А ты что, не согласен?
— «Согласен, не согласен»… Да какая разница-то? Всё равно ведь в таких спорах главное — это у кого ружьё, — Иван постарался перейти к конкретике. — Как из твоих рассуждений про экологию леса следует, что я эгоист и вообще нехороший человек?
— Прямо следует, — резко выпалила Кэтэ, — потому что один человек значит так же мало, как одно дерево в лесу, но народ, его сила и слава, могут жить вечно!
«Не вечно, ох, далеко не вечно», — подумал Иван, но перебивать не стал, желая поскорее пройти всю заранее известную цепочку рассуждений и закончить разговор. Стоять на мокром снегу в носках было неприятно, но он-то хотя бы точно знал, что не простудится. А вот в хладостойкости инопланетянки, проживавшей ранее, судя по любимому ею фасону одежды, в каких-то тропиках, он был совсем не уверен.
— А ты не понял ещё, какую великую жертву принесла мне Роза Мария, отказавшись от своих родичей? — воскликнула Кэтэ возмущённо. — Если не понял, то ты не только эгоист, но и дурак!
Её поза, мимика и громкий дрожащий голос все вместе выглядели как признаки религиозного экстаза. «Вот интересно, — подумал Иван, — бывают ли верующие богини? И если да, то в кого, в саму себя?»
Но такая интересная мысль была не ко времени, как к предмету спора не относящаяся.
— Погоди, отчего ты решила, Мари сделала это ради тебя? — продолжил выяснения Иван. — Ты с ней рядом сидела и слышала рассказ, как она из-за Ганса с роднёй поссорилась. Если ты и в самом деле считаешь, что это была жертва, то тогда уж Гансу, а не тебе.
— Ты и верно дурак! Ганс — тоже человек, а богиня здесь только я, — сказала, как отрезала, Кэтэ. — Для меня не имеет значения, по какой причине человек решил принести мне жертву. Важно лишь, что жертва была совершена. Роза Мария, решив пойти моим путём, пожертвовала самым дорогим, что есть у человека, своей кровью. Ответным даром я приняла её в число своих детей. Отказать ей в этом было бы недостойно.
Иван обречённо понял, что объяснение сумасбродного поступка Кэтэ, по-своему логичное и непротиворечивое, получено, и дальше спорить бессмысленно. Разрешить ей вытворять в его доме всё, что взбредёт в голову, было никак не возможно, но и слов, нужных чтобы ясно возразить, не находилось. Виднелась в речах самозваной богини какая-то правота. Пусть кривая и извращённая, но всё же.
«Всё потому, что я хочу ей верить, — догадался Иван, — она нужна мне так же, как и я ей. Разговоры о божественных силах — это сказки, всем её фокусам обязательно найдётся рациональное объяснение. Но она знает дорогу куда-то, а мне туда вроде как хочется. И хватит уже торчать на холодрыге».
— Эй, ты чего? — удивилась Кэтэ, внезапно оказавшаяся у Ивана на руках.
«Сегодня какой-то специальный день таскания девушек на руках», — развеселился Иван, но в ответ сказал другое:
— У тебя все ноги в снегу.
— Ой, фу! — пискнула Кэтэ и, стряхивая снег, замахала в воздухе пятками, словно велосипедистка. — Эта гадость тут у вас часто с неба падает?
— Когда зима, то почти каждый день. А зима у нас полгода.
Кэтэ обиженно смотрела вверх, пока Иван не внёс её под крышу. В дверях она засмеялась:
— Уже второй раз ты меня вносишь в дом на руках, словно взял в плен!
— У вас пленных носят на руках? — поинтересовался Иван.
— Пленных женщин, конечно, — подтвердила Кэтэ, — ведь они связаны, и сами в дом войти не могут.
— А, я про такое слышал. У нас после свадьбы муж жену на руках вносит в дом. Говорят, этот обычай точно так же появился.
— Но вот, когда-то и вы жили по обычаям, — заметила несомая через коридор Кэтэ, ворочаясь и устраиваясь поудобнее. — А сейчас сплошной беспорядок, колдуны вокруг, снег этот противный!
— А у вас снега не бывает?
— Разумеется, не бывает. Я такого не допущу!
«Ну вот, опять сказочные истории про божественное могущество, — мысленно вздохнул Иван. — А я изо всех сил желаю, чтобы в них нашлось хотя бы немножечко правды. И уговариваю себя, что мне в этом мире нечего терять. Хотя, есть много такого, чего терять мне совсем не хочется. К счастью, всё это я могу унести с собой, вот как её».
* * *
Они сидели на кухне, Иван в кресле, а Кэтэ у него на коленях, и покидать насиженное место не спешила.
— Я иногда думаю, что здорово было бы не возвращаться домой, а остаться здесь, — признавалась она. — Для всех было бы полезно, я бы тут многое исправила и навела порядок. Но я нужна дома, а здесь я чужая и не имею сил. Поэтому и не получится ничего.
«Забавно, она тоже недовольна тем, как устроен наш мир, — подумал Иван, — причина, конечно, совсем не та, что у меня».
— Кэтэ, ты про лес загадку загадывала, — начал он, — у меня такая тоже есть. Представь себе, что в лесу проросло маленькое деревце. Вокруг большие деревья заняли всё место. Их ветви закрывают свет, а корни выпивают всю воду, деревце не может расти. Ждать, когда большие деревья умрут и освободят место, оно не может, они ещё крепкие и будут стоять ещё очень долго. А от их корней уже тянутся вверх прутики, готовые заменить упавшие стволы. Маленькое деревце может прожить много лет, но никогда не вырастет большим. Представляешь?
— Грустная история, — заметила Кэтэ.
— Грустная, — согласился Иван. — А теперь представь, что это деревце выкопали и заново посадили на большой поляне. Там много света и воды, а большие деревья стоят далеко и не мешают. Как ты думаешь, вырастет ли это деревце до облаков?
В ответ раздался громкий смех. Иван недоумённо смотрел на девушку, которая ерзала, сидя у него на ногах и хихикала, словно он её щекотал. Было в этом что-то вызывающее.
— Колдун, ну колдун же! Все вы одинаковые! — она сквозь смех выжимала из себя, а потом, отсмеявшись, спросила: — Вот скажи, если не тайна, за что тебя из дома изгнали?
— С чего ты взяла, что меня изгнали?
— Ты живёшь один. Твоих родичей я не встретила. Ты колдуешь, а колдунов всегда изгоняют, — выдала авторитетное заключение Кэтэ.
Ивану внезапный смех в его адрес и ничем не обоснованные выводы о его личной жизни оказались неприятны, и даже то, что источник раздражения сейчас сидел на его коленях, очень плотно прижавшись, только самую малость подслащивало обиду. Но он попробовал разобраться с вопросом спокойно:
— А за что их изгоняют?
— За колдовство.
— Ну да, логично, — согласился он с безупречно правдивым ответом. — Но такие порядки там у вас. А здесь у нас всё иначе, и меня никто ни откуда не изгонял.
— А родственники твои где?
— Там сложно всё… А если коротко, то их нет.
Кэтэ опять поёрзала и прижалась ещё плотнее.
— Не хочешь говорить, не говори, — грустно сказала она, — Это только твоё дело, я в него не лезу. Но всё равно неправильно, что ты живёшь один. Эта красивая Василиса, которая мимо дома бегает, она ведь точно не твоя женщина?
Эти слова прозвучали так, что не имелось ни малейшего смысла вспоминать дальше про толстую соседку Василису, которая была тут совершенно лишней. Иван подумал, что если бы мысли издавали звуки, сейчас бы вся кухня утонула в звоне разбитых стёкол, потому что прозрачная стена, что разделяла их всё это время, вдруг рассыпалась.
Девушка в его руках неожиданно показалась очень горячей и притягивающей к себе внимание сразу всех чувств. Она находилась словно везде, большая Кэтэ в центре мира, а где-то вдалеке за ней мелкие и незначительные кухня, дом и всё остальное. В её сверкающих разноцветных глазах промелькнуло нечто, заставившее Ивана незамедлительно действовать. Он и не подозревал, что женщина может смотреть так.
На второй этаж вела лестница в два пролёта, с ношей на руках легко преодолеваемая в четыре прыжка, а за ней находилась спальня с ненужной до сегодняшнего дня широкой кроватью.
* * *
Спальня сквозь оконное стекло, работающее в режиме полупрозрачности, освещалась нарядными розовыми и золотистыми всполохами. Снегопад за окном прекратился, а заходящее Солнце подсвечивало посветлевшим тучам пузики, от которых и отражались цветные лучи.
Центр романтической картины, полной счастья и умиротворения, занимала голая Кэтэ, сидевшая на краю кровати в соблазнительной позе. Она не рисовалась, а просто выглядела так притягательно по самой своей природе. Иван теперь ясно понимал, что она всегда была такой, но раньше их отношения были слишком холодными, чтобы он такое замечал.
За количество «раз» Иван не имел причин собой гордиться, героем-любовником, да и просто любовником до сегодняшнего дня ему быть не доводилось.
Повсеместное распространение андроидов и их сестёр гиноидов, снабжённых понятно какими функциями, для всей Земли оказалось крайне неприятной социальной проблемой, как с точки зрения морали, так и с точки зрения единства общества. Иван радовался, что старался не злоупотреблять, опасаясь пойти путём тех несчастных, увлечённых доступными копиями исторических героинь и выдуманных персонажей из фантастических вселенных и позабывших о существовании настоящих живых, проблемных и испорченных равноправием женщин.
Разнообразные приёмы и техники, почёрпнутые во время просмотра теоретических видеоматериалов, не пригодились. Кэтэ была проста и естественна, и, похоже, что сама не слишком опытна и умела. Или ей не нужно было чего-то необычного, недаром дикарям часто приписывают природную простоту, а богиням, если только это не какая-нибудь богиня телесной любви или хаоса, прямоту и честность в отношениях.
Кэтэ разрушила очарование, ласково, но самую малость прохладно произнеся:
— Это был мой дар тебе. Ты доволен?
Иван, как раз собиравшийся затащить её обратно в кровать, не ради продолжения, на которое его сил уже не осталось, а просто так, смутился.
— Ты была со мной не потому, что сама этого желала? — спросил он осторожно, боясь окончательно развеять стремительно тающий аромат хлеба, корицы и неожиданного счастья.
Кэтэ хихикнула, упала спиной на матрац, и, извиваясь словно змея, подползла под бок лежащему Ивану.
— Я подарила тебе то, в чём ты больше всего нуждался, — тихонько прошипела она прямо в ухо.
Иван понял, что совсем не рад это слышать. Его первая женщина, которую он в мыслях уже успел определить своей, заявляет о каких-то иных, кроме искренней симпатии, причинах их близости, слишком похожих на результат хладнокровного расчёта.
— Прости, я не понимаю, — он внимательно посмотрел на неё, — можешь объяснить больше?
Кэтэ повернулась на бок и легла, опираясь на локоть, так, чтобы показать себя целиком.
— Я же богиня, ты не забыл? — задала она короткий вопрос, после чего красноречиво и многозначительно смолкла.
Иван кивнул, сообщая, что помнит о её звании, и сотворил на лице вопросительное выражение, давая понять, что один этот факт сам по себе ничего не значит. Но Кэтэ и не собиралась оставлять Ивана в неведении, она просто сделала драматическую паузу, завершив которую, продолжила:
— Ты же знаешь, что боги могут одарить человека чем-то полезным? Боги любят своих последователей, приносящих жертвы и верно служащих, и часто дарят то, о чём их просят.
— Хочешь сказать, ты добрая богиня, дарящая своим поклонникам в качестве награды себя? — догадался Иван. Он постарался, чтоб в его голосе не проявилась досада. Раз уж так вышло, что он связался с профессионалкой, глупо будет показать себя наивным влюблённым юношей и давать повод для насмешек.
Кэтэ опять рухнула на спину, широко раскинув руки, и весело захохотала:
— Ну уж нет, настолько наглых людей, смеющих пожелать подобного, я не встречала! — вырвалось у неё между смешками. — Обычно у меня просят помощи, чтобы на полях созрел урожай, и чтобы там выросло всего как можно больше.
— Тогда почему?
— Потому что у Ганса есть Роза Мария, у Розы Марии есть Ганс. А у тебя нет женщины, даже эта Василиса не твоя. Какой другой мой дар был бы для тебя ценнее?
Вопрос из тех, отвечать на которые не требуется. Вместо ответа Иван обнял Кэтэ и притянул поближе. Получилось немного грубовато, словно он торопился вопреки всему осязаемо почувствовать, что Кэтэ и в самом деле «его» женщина.
Забавно даже: эта очевидная неправда не только выглядела удобной и приятной, но и не казалась обманом. Какими бы странными и диковатыми побуждениями не руководствовалась Кэтэ, предлагая себя в обмен на что-то ей важное, на фоне её незамутнённой простоты сложные рассуждения о морали казались неуместными. Её поступок не выглядел как подкуп или соблазнение, и уж точно это не было похоже на торговлю телом. Просто помощь, оказанная близкому человеку в соответствии с какими-то дикарскими понятиями о дружбе.
«Или как милостыня, поданная голодающему», — родилось в голове Ивана гадкое подозрение, после чего его мысли потекли в скептическом направлении.
— А какую жертву я принёс? — для начала решил поинтересоваться Иван. — Я вроде бы ничего особенного не совершил.
— Ты меня разбудил и дал место в своём доме, разве этого мало? — лукаво усмехнулась Кэтэ.
— И в чём тут жертва? На моём месте так поступил бы каждый! — ответил Иван, опуская свою ладонь, лежащую на женской спине, чуть ниже, чтоб яснее показать, как именно каждый бы поступил.
Кэтэ приняла ласку и сама прижалась к нему чуть плотнее, но ответила совершенно невпопад:
— Ты меня немножечко пугаешь.
«Вот так новость», — ошарашено подумал Иван, уже совсем ничего не понимая.
— Твой рассказ о маленьком ростке, которому мешают вырасти большие деревья, на самом деле очень страшный, — объясняла Кэтэ, уже не улыбаясь. На её лбу даже возникла пара складок, подчёркнувшая серьёзность этих слов: — Я знаю, чего хотят от меня Роза Мария и Ганс, а значит, понимаю, почему они готовы служить мне. А ты помогаешь мне просто из прихоти, и ничего не ждёшь взамен. Надеешься только, что я покажу тебе такое место, где тебе не помешают творить, что в голову взбредёт.
— И что в этом плохого или страшного? — Ивану по-прежнему не удавалось уловить здравый смысл в её словах.
— А то, что ты колдун! — с жаром выпалила Кэтэ, подпустив нотку отчаяния. — Всякий раз, когда какой-нибудь колдун пытается сравняться с богами, он заходит страшно далеко! Он отказывается от родных и близких, предаёт друзей и начинает творить ужасные вещи. И он всё равно всегда проигрывает. Вот и я решила это предотвратить.
После такого ясного объяснения Иван уже не мог не дойти до простой мысли:
— Получается, ты вручила мне то, что называешь «даром», только затем, чтобы удержать меня при себе? — ему хотелось поговорить эти изобличающие слова с гневом и обидой, но его женщина по-прежнему послушно лежала в его руках и не пыталась отстраниться. Поэтому он с удивлением заметил отсутствие в собственном голосе даже намёка на упрёк.
В ответ она снова улыбнулась, на этот раз грустно и обезоруживающе:
— Я не смогла придумать ничего другого. Я заранее сделала тебя победителем, чтобы у тебя не было причин становиться моим врагом.
Хотелось ей верить, но было ещё кое-что, требующее объяснения.
— Ты говоришь, что таким способом надеешься укрепить наши отношения, верно? — начал новый расспрос Иван и, получив утвердительный ответ, продолжил. — А поначалу, в первые дни, ты будто бы не сомневалась, что я буду выполнять все твои желания.
Кэтэ снова грустно улыбнулась и пожала плечами, в точности так, как это часто делал он сам. Похоже, этот жест она у него же и подсмотрела.
— А это никак не было связано с твоей привычкой целовать людей, после чего они вдруг засыпают, а потом начинают понимать твой язык? — Иван посмотрел ей прямо в глаза и спросил строго и требовательно: — А что ещё с ними происходит? Ты берёшь их разум под контроль и заставляешь верить себе?
Улыбка на лице Кэтэ сменилась с грустной на азартную, и Иван, ожидавший каверзы, всё равно в который раз не успел за ней. Он был уверен, что крепко держит её за плечи, но она каким-то хитрым финтом выкрутилась и мгновенно приложилась губами к его рту, умудрившись ещё и обхватить его за шею.
«Чёрт возьми, да она словно пиранья!» — ошалело воскликнул Иван в уме, успев только моргнуть. Он ощутил уже знакомый запах пряностей и жжение во рту, но на этом всё странное и заканчивалось. Других последствий поцелуй Кэтэ не принёс, а необычные ощущения прекратились почти сразу, как только Кэтэ отодвинулась в сторону.
В спальне стемнело, Солнце окончательно скрылось за горизонтом. Иван принял сидячее положение на кровати и приказал освещению включиться. Кэтэ сидела рядом, смущённо потупив взор.
— На вас, людей этого мира, моя сила очень мало влияет, да и то лишь один раз, — сообщила она. — Я могу передать вам через кровь только знания, но не могу заставить слушаться.
— С людьми из твоего мира всё не так?
— Не так. Каждый, кто получает благословение бога, навсегда остаётся его верным слугой.
Иван почти успокоился, но на всякий случай уточнил:
— А как же Ганс? Он тебе не слишком доверяли поначалу, а после того, как ты его поцеловала, сразу будто бы стал твоим лучшим другом.
— Это ненадолго, — сообщила Кэтэ. — С тобой в первые дни так же было, ты мне верил и делал всё так, как я хотела. Но сейчас влияние полностью прекратилось, я это очень тщательно проверила.
— Проверила? Когда?
— Когда мы были вместе. Ты делал со мной только то, что нравилось тебе, а того, что хотелось мне, не сделал ни разу, — вздохнула она. — И поцелуи на тебя никак не действовали.
«Ну вот же…» — пронеслось у Ивана в голове, но на этом мысль оборвалась, потому что кто-то громко застучал в дверь.
Внезапный стук в двери, словно нарочно случившийся в обидно не подходящий момент и смешавший все планы, как же часто в нём находят причину неудачи! Куда реже бывает, если вам расскажут, как такой же стук пошёл на пользу и позволил избежать ссоры или иных неприятностей. Люди вообще гораздо крепче помнят плохое, чем хорошее, и любят жаловаться на жизнь.
Роза Мария умудрилась постучать максимально своевременно. А затем дверь самую чуточку приоткрылась, и сквозь щель послышался её довольный голосок:
— Ало, а я вас уже по всему дому обыскалась, а вы вот значит где!
— И давно ищешь? — спросил Иван, пытаясь понять, в котором углу спальни скрываются его штаны.
— Нет, не очень, — раздался ответ. — Цербер мне сразу показал, где вы прячетесь.
Иван на миг отвлёкся на шорох слева: Кэтэ, не ступая на пол, вытаскивала из-под кровати свою хламиду и Ивановы штаны заодно. Интерес представляла не только её поза, но и вопрос: как оба этих предмета сумели туда заползти? Полтергейст, не иначе.
— Ты не заходи пока, — бросил в сторону двери Иван, — мы сейчас сами откроем.
— Тогда быстрее собирайтесь, — донеслось оттуда, — а то мне не терпится и на представление посмотреть, и с вашими фокусами разобраться.
Сказано было тоном требовательным и нетерпеливым, примерно так маленькие девочки сообщают о желании немедленно получить когда-то давно обещанный на сегодняшний день подарок. Иван не сильно удивился, поняв, что Мари произнесла фразу на инопланетянском. Несомненно, что она этакую странность за собой заметила и теперь желает поскорее до секрета проделанного с ней фокуса добраться. Что до представления, то ну её нафиг, не смешно…
Спрыгивая на пол и помогая Кэтэ выуживать из-под кровати одежду, он почти крикнул:
— Да, мы сейчас, подожди ещё…
— А чего ты её не пускаешь? — перебила его Кэтэ, а потом повернулась к дверям и позвала: — Роза Мария, заходи без страха, здесь ничего опасного нет!
— Ага! — раздалось в ответ, и дверь распахнулась. Иван успел запрыгнуть в брюки раньше, чем Мари ворвалась с радостным топотом.
Сам не понимающий причины своего стеснения, ведь ничего нового со времён их совместных морских купаний Мари не увидела бы, он смутно ощущал, что сейчас предстать перед ней в костюме Адама было бы неправильно. Внезапная бурная любовь с Кэтэ подарила ему замечательный повод гордится собой, а неожиданный финальный разговор разбил радость и заставил почувствовать себя не обманутым даже, а обманувшимся. И в сумме непонятным образом выходило, что ему было стыдно, и отчего-то именно перед Мари. Будто бы это он всё сделал не так. Очень срочно хотелось не только надеть штаны, но и облачиться в доспехи, такие, как у Ганса, с глухим шлемом.
— Круто, — восхищённым шепотом сообщила Роза Мария.
«Ну что крутого ты нашла в том, что мы трахались?» — возмущённо подумал Иван, отвлекаясь от застёгивания старомодного брючного ремня. Мари стояла около умного окна, сделавшегося ради неё прозрачным, и глядела на небо. Кэтэ, так и не соизволившая одеться, пристроилась рядом и была занята тем же.
— Летят, — уточнила Мари чуть громче.
Иван, догадавшись, в чём дело, погасил люстру. Снаружи полился призрачный свет, который ничего не осветил, но заставил ярко сиять множество предметов в спальне. Голубым и холодным, как лёд оттенком флюоресцировали белые простыни, белая ваза и белый потолок. Подоконник и дверь из искусственного камня заискрились, словно благородные опалы под прожектором, а сотня прозрачных заколок, скрепляющих сотню косичек на голове у Мари, сделали её причёску похожей на галактику из голубых и белых звёзд.
По небу высоко над тучами неспешно плыла тёмная звезда с фиолетовым хвостом. Тучи, скрывающие её от взглядов снизу, ярко вспыхивали изнутри, окрашиваясь в тот же сине-ледяной тон, что и простыни. В моменты, когда летящее нечто показывалось в частых разрывах между тучами, едва различимый мерцающий свет слепил, как будто в глаз втыкался гвоздь. Струя тёмного огня весело плясала над землёй, то растягиваясь на полнеба, то многократно укорачиваясь, становилась вдруг похожей на расправленный веер, а затем внезапно разрывалась вдоль на пучок виляющих хвостов.
— Что это? — в ужасе проскулила Кэтэ, схватив Ивана за руку, едва он подошёл к окну. Хватка её тонких пальчиков оказалась могучей, лишь самую малость слабее, чем у накачанной лапищи Ганса. Иван подумал, что ещё немного, и она сломала бы ему предплечье.
— Грузовой корабль, рейс с околоземной орбиты на залунную, — ответил он, освобождая руку от болезненного стискивания и обнимая Кэтэ так, чтоб не давать воли её изящным клешням.
— Корабль? Почему корабль? — в голосе Кэтэ звучали непонимание, надежда на лучшее и недоверчивое облегчение. Иван ощутил навалившуюся на плечи тяжесть, ноги девушки подкосились, и теперь она повисла на нём. Его правая ладонь оказалась как раз напротив её сердца и чувствовала панический частый пульс.
— «Великая Цель», — вмешалась в разговор Мари. — Они строят огромный межзвёздный корабль на дальней орбите. Материалы поднимают на низкую орбиту лифтом в своей космической башне и собирают там большие секции. А потом ядерным буксиром их затаскивают уже высоко, за орбиту Луны.
Тёмно-фиолетовая звезда ядерного буксира тем временем уходила прочь от Земли. С их точки наблюдения казалось, что она опускается к горизонту, делаясь маленькой и нестрашной. Иван чувствовал, как сердце Кэтэ успокаивалось, а в её ногах снова появлялась твёрдость. Вскоре она уже не висела на его руках, а стояла прямо, плотно к нему прижавшись. Это было немного неудобно, её голое плечо оказалось выше его подбородка и мешало дышать.
— Ну вот, улетел уже, — вздохнула Роза Мария. — Красиво было.
— А я чуть всё не пропустил, — добавил Иван. — Они предупреждали ещё за неделю, что именно сегодня собрались свою «керосинку» разжигать. Но у меня столько хлопот было, что из головы вылетело.
— Очень страшно было. Вы расскажите, что у вас такое по небу летает? — тихо попросила Кэтэ.
Иван подумал, что позабытый запуск подгадал время произойти не менее удачно, чем внезапный стук Мари в дверь спальни. Иначе повод, чтобы без споров и обид обсудить все ранее возникшие вопросы, пришлось бы специально искать. А сейчас даже Кэтэ, привыкшая наплевательски смотреть на всё, что не шло немедленно лично ей на пользу, от одного вида устрашающего небесного зрелища размякла и прониклась смирением.
— Обязательно расскажем! — сообщил Иван, затемняя окно и зажигая люстру. — Нам всем сегодня найдётся, что друг другу рассказать.
— Да, именно! Я хочу понять, что ты сделала с моей головой? — Громко на всю комнату провозгласила Роза Мария и только после этого рассмотрела Кэтэ при свете и озадаченно поинтересовалась: — Ой, а чего ты вся такая неодетая-то?
* * *
Кэтэ, узнавая всё больше про гигантский корабль, строящийся, чтобы лететь к иным мирам, удивлялась, но совсем не по тому поводу, которого ожидал Иван. Он обречённо готовился к тяжёлой борьбе с первобытными представлениями дикарки о природе звёзд и планет. Он заранее смирился с тем, что утверждения вроде: Солнце — это не колесница солнечного бога, не его глаз и не разведённый им костёр, а звёзды не нарисованы на хрустальном куполе, накрывающем плоскую Землю, будут сходу отвергаться или подвергаться осмеянию.
Но внезапно оказалось, что научные познания инопланетных богинь не только соответствуют высоким стандартам земного школьного образования, но и значительно их превосходят. Вот откуда бы Иван мог узнать, что составляющие нашу и все прочие галактики звёзды — это не только ценные источники тепла и света, но и живые существа, обладающие разумом и индивидуальностью? Огненные шары звёзд, если верить рассказу Кэтэ, бывали и добрые, и злые, но чаще всего — безразличные, людей не замечающие и никак к ним не относящиеся.
Земное Солнце Кэтэ горячо хвалила за добросердечность, но осторожно критиковала за высокомерие и легкомысленную беспечность. Ведь если бы не Юпитер, разворачивающий небесные камни в сторону от Земли, то и жизни на Земле никакой бы не осталось. Такое перекладывание ответственности за безопасность миллиардов живых существ на тупой газовый гигант, по мнению Кэтэ, бросало на репутацию нашего Солнца большое тёмное пятно.
Мэтэмутай, Небесная Хозяйка, светило родного мира Кэтэ, вела себя гораздо более ответственно, устраняя все возникающие космические угрозы лично, и жители населённой планеты могли спать спокойно. И спали бы так, если б не иные обстоятельства, от рассказа о которых Кэтэ уклонилась. Упомянула только сквозь зубы про всяких нехороших личностей, из чего следовало, что всему виной, как обычно, политика.
Так что большая-пребольшая банка, наполненная воздухом, водой и всем прочим, нужным для проживания внутри неё человеческого города на протяжении сотни-другой лет, представлялась Кэтэ весьма сомнительным межзвёздным транспортным средством. Куда надёжнее и быстрее было бы договориться со звёздами напрямую, а неспособность к подобному свершению всех землян в целом, и конкретно Ивана и Розы Марии в частности, вызвала в Кэтэ приступ тщеславия.
— Вот видите, насколько ваше колдовство ничтожно в сравнении с настоящими божественными силами! — заявила она, гордо прохаживаясь.
Ивану и в голову не пришло обижаться. Хрупкая женская психика его квартирантки только что испытала шок и трепет в результате наблюдения ультрафиолетового небесного шоу, вызванного плазменным выхлопом термоядерного двигателя, работающего во всю мощь на очень низкой орбите. Теперь яркая и замысловатая натура Кэтэ энергично требовала компенсации, чтобы восстановить внешнюю прочность и внутреннюю гармонию. Тем более, к весьма спорным жизненным принципам своей новой знакомой Иван уже помаленьку начал привыкать.
Но Роза Мария слушала Кэтэ, нервно кусая губы и не сдерживая слёз. Особенно сильно её потряс рассказ о том, как звёзды в галактике рассорились и разделились на разные рукава. В небесной синеве её глаз сверкали то ли отражения вспышек сверхновых, то ли взрывы от столкновения целых звёздных скоплений.
— Кэтэ, ну скажи, что врёшь, ну скажи! — умоляла Мари, но Кэтэ, глядя с тревогой и сочувствием на неё, всё равно продолжала свою, без сомнений, правдивую лекцию по астрономии.
Кэтэ и Иван, пребывая в полном согласии, в самую первую очередь посвятили Розу Марию в секрет волшебного поцелуя, сообщив о даре знания языка, и не забыли поведать о временной прививке полного доверия. Но обладание этой информацией ничуть не помогало Розе Марии в сохранении душевного спокойствия.
— Моя крыша сейчас рухнет, — ныла Мари, катаясь по захваченной ею кровати и схватившись за голову. Страдания от вторжения в её хрупкий внутренний мир новых сведений, очевидно абсурдных, но каким-то вывертом сознания принимаемых за абсолютную правду, были суровыми.
— Кэтэ, ну перестань уже, — вмешался Иван, — не видишь, человеку плохо!
Цербер, не способный определить истинный источник недовольства хозяйки, метался вокруг в поисках невидимого врага. Живущий за батареей отопления сверчок, вдруг решивший пострекотать, был опознан как дрон противника и немедленно атакован. Прокушенная насквозь батарея вспыхнула на зубах киберпса электрическими искрами и улетела в сторону, оторванная от стены. Сверчок попытался скрыться, но был немедленно проглочен.
— Так он нам всю квартиру разнесёт и сам убьётся, — обратился Иван к благоразумию Кэтэ, желая заставить её притихнуть.
— Я ей правду говорю, — фыркнула Кэтэ в ответ. — Для её же пользы.
Роза Мария, измученная битвой собственного агрессивного скепсиса по отношению ко всякому чужому мнению и принудительного непротивления истине, изрекаемой великой Кэтэ, взвыла:
— Тогда скажи правду, нафига ты мне мозги промыла? Нормального способа выучить твой язык не было, что ли?
— Да это-то тут причём? Это тут вообще не важно! — возмущённо выпалила Кэтэ, не обращая внимания, что Цербер, зарегистрировавший возникший спор, начал внимательно приглядываться уже к ней. — Я же сразу сказала: силой своей крови я приняла тебя в свои дети.
— А я, может быть, не хочу быть твоим дитём! — гордо ответила Роза Мария, после чего побледнела и покачнулась. Иван и Кэтэ вместе бросились её поддержать.
Кэтэ и Роза Мария смотрели друг на друга с одинаковым, словно отражённым в зеркале, чувством смятения на лицах. Кэтэ, кажется, не поверила своим ушам, а Мари задумчиво произнесла:
— Так вот, значит, как это работает, «мамочка». Я с тобой даже спорить не могу.
— Я тебе помочь хочу, чтобы у тебя снова была семья, — терпеливо, как ребёнку, объяснила Кэтэ. Ивану, правда, показалось, что в её голосе скрывалась нотка извинения, но это было не точно. Скорее всего, просто почудилось.
— Я взрослая уже, мне двадцать есть, — ответила насупившаяся Мари. — Если «семья», то чего сестрёнкой не назвалась, старшей?
Кэтэ вздрогнула и резко замахала ладонью перед ртом Мари. Цербер, решивший подобраться поближе, чтобы выяснить, что же такое происходит, получил голой пяткой в нос и слетел с кровати на пол. Иван молча заматерился и приготовился снова решать проблему при помощи отладочного кода. К счастью, по опыту недавних событий пёс занёс Кэтэ в список дружественных объектов. А поскольку иметь собственную гордость киборгам не положено, на удар по носу Цербер не обиделся, да и вообще никак не ответил, а просто запрыгнул на кровать с другого, более удалённого от ног Кэтэ края.
— Никогда так не говори! — сказала Кэтэ крайне серьёзным тоном. — Если такое услышат, то постараются поскорее тебя убить. И сделают это как можно более унизительно и жестоко.
— Кто? — в ужасе прошептала Мари.
— Все! — последовал ответ. — Пока ты в семье, ты под защитой. Но сестрой богини может называться только другая богиня. А колдунью, желающую сравняться с богами, ни боги, ни их слуги не простят.
На лице Розы Марии отразился не испуг даже, а полный шок. Полученное от Кэтэ страшное предупреждение, помноженное на безусловное доверие к её словам, её ошарашило. Иван, хоть и не попавший под божественный гипноз, примерно представлял, что происходило в голове его африканской подруги.
Каким бы смелым бойцом, противостоящим «системе», она себя не воображала, какими бы проблемами не грозила ей склочная родня, чувство защищённости никогда её не покидало. Её странные политические (если это определение вообще уместно употреблять в конце двадцать второго века) взгляды мало кем воспринимались всерьёз, а вся неугомонная активность скорее напоминала ролевую игру, чем реальную борьбу, способную хоть что-то изменить. Зловредные родственники могли сколько угодно брызгать слюной, но прибегнуть к открытому насилию не решились бы ни в коем случае. На Земле существовали опасности, но следовало очень сильно постараться, чтобы они выросли до действительно смертельных размеров.
Можно было нарваться на жёсткие общественные санкции, грубо нарушив правила всеобщей безопасности или по дурости затеяв частную войнушку. В подобных случаях и в самом деле могли прибить без предупреждения, но обычно всё же предупреждали, порой раз по пятнадцать, и только потом уже принимали меры. Да и то совсем не обязательно летального характера. Всё-таки с начала столетия нравы здорово смягчились. Но Иван не смог припомнить ни одного случая, чтобы даже в самые суровые годы кого-то уничтожили за нарушение субординации. Скорее наоборот, всеобщее равенство в способности нанести вред породило культуру простой и искренней вежливости, на снобов смотрели как на дегенератов, со всеми вытекающими последствиями.
— Кэтэ, ты рассказывала, какой твой мир замечательный, а оказалось, там людей убивают только за неверные слова? — задал Иван вопрос. Скорее риторический, потому что всё и так было ясно. Тем более, сама идея, что за некоторые слова и впрямь надо убивать, неправильной не казалась.
— Я рассказывала тебе достаточно, чтобы ты сам всё правильно понял, — возразила Кэтэ, обиженно скривив губы. — И я была с тобой гораздо честнее, чем заслуживает человек, скрывающий своё происхождение!
— Ну, значит, считай, что проникся и собираюсь прямо сейчас ввести тебя в курс дела. И про происхождение и про родню. Как раз сегодня удачный повод подвернулся, ты его в небе наблюдала.
— Этот ваш небесный город-корабль? Это оттуда тебя изгнали?
Иван засмеялся. Навязчивое убеждение Кэтэ, что его непременно должны были откуда-то изгнать, было само по себе забавно, но сегодня оно стало походить на хороший анекдот, в котором присутствуют одновременно и правда и ложь.
— И да, и нет, — ответил он, соображая, с чего бы начать. — Мои отец и мать жили больше ста лет назад…
Он замолчал, предполагая, что ему не поверят, но Кэтэ невозмутимо смотрела на него, ожидая продолжения.
— Ну чего ты тянешь-то? Вопрос-то важный! — влезла в разговор Роза Мария, отошедшая от испуга и теперь одержимая жаждой деятельности. — Если не умеешь сам нормально рассказывать, то давай я буду!
Она оглянулась по сторонам и, не встретив возражений, уселась на кровати в позу лотоса.
— Раньше с самых давних пор люди работали руками и так получали всё, что надо для жизни. Но потом они научились делать нанороботов, и им больше не было нужно работать. Они могли просто приказывать, а роботы всё делали за них, — тонкий почти детский голос Мари звучал мрачно и зловеще. Ивану показалось, что она решила брать пример с рассказчиков детских страшилок, раз уж наступила ночь.
— И вот когда люди получили власть над всеми вещами, они поняли, что не могут этой властью гордиться, потому что все сделались между собой равны. И от этого им становилось скучно, а жизнь теряла смысл. И вот тогда они захотели власти над другими людьми, потому что когда у каждого есть всё, только власть над другим человеком — это то, чего нет у другого, — Роза Мария закашлялась, а Иван с досадой вспомнил, что Цербер вывел из строя отопление. Всё-таки для непривычной к климату средней полосы хрупкой африканки в спальне без обогревателя могло оказаться немного прохладно.
Пока Роза Мария сделала паузу, чтобы завернуться в одеяло, слово взяла Кэтэ:
— Я поняла. Все люди стали колдунами и принялись выяснять, кто из них главнее. А богов, чтобы за ними присмотреть и направить, у вас не оказалось. И что было дальше?
— А дальше полный капец был, — продолжил рассказ Иван. — Сначала гадили исподтишка, чтобы доказательств нападения не оставлять. Это и в самом деле колдовство напоминало. Рассеивали в воздухе разные мерзкие наномашины, которые в тело попадали, и людям становилось плохо. По-разному, не всегда до смерти. Хуже всего, что их заранее направляли даже не на определённую цель, а просто на всех, кто на цель похож. Например, на всех, у кого глаза зелёные. Или имя начинается на букву «А». Это для того, чтоб труднее было защититься. Но не обязательно так, смерть умели и точно по адресу послать. Говорят, что для удобства управления нанороями даже специальную электронную тетрадь изобрели. Пишешь в неё имя жертвы, указываешь, когда и от чего она должна умереть, прикладываешь фотографию и готово! Всё так и случится. Может, конечно, врут.
— Не врут, я так тоже могу, — подтвердила Кэтэ.
— Что, у тебя такая тетрадь есть?
— Нет, это я сама умею, без тетради.
— А, понятно, — сбился с мысли Иван. — Ну, короче говоря, это всё недолго продолжалось, очень скоро бомбы полетели, а за ними следом уже настоящая боевая механика, рои с искусственным интеллектом. А хуже всего оказалась та нанодрянь, что на генетику была настроена. Из каждых десяти человек девять погибло. Поэтому Африка меньше всего пострадала, там генетическое разнообразие самое широкое. Да и бомбили её не так сильно, как остальных.
Иван вздохнул и перешёл к главному:
— Мои родители как раз тогда и жили. Скорее всего, они и знакомы не были, просто оба видели, в какую глубокую жопу всё катится, и решили генетический материал оставить, чтобы хотя бы в потомках себя сохранить. А уже в наше время совсем другие люди меня на свет и воспроизвели, искусственно.
— Ну вот, значит, эти люди и есть твои родичи, — вклинилась Кэтэ, воспользовавшись заминкой. — Когда тебя это… Ну, воспроизвели, не знаю как, то и приняли в семью.
— Эх, — вздохнул Иван, — мне Ганс однажды очень верно сказал: «Родные мать и отец могут быть плохи, но ведь никто другой тем более не пожертвует своими интересами ради чужого ребёнка». В детдоме, что «Великая Цель» содержала, всё круто было. Питание, физическое развитие, воспитание. А уж образование какое, просто ух! Готовили из нас космических переселенцев. Только всем на нас было пофиг, делали только то, что по инструкции положено, и не больше. Инструкции, надо признать, были добротные. Ничего подобного тому, что я про древние детдома потом вычитал, где такое творилось, что представить страшно, у нас и близко не было. Но при этом я до пяти лет называл мамой киборга-няньку. Так плакал, когда понял, что она не настоящая…
— А другие дети? — спросила Кэтэ, впервые на памяти Ивана глядящая на него с сочувствием. — Разве среди них не было друзей?
— Даже не знаю. Другом я Ганса считал, который из старших классов был и у нас вёл дополнительные занятия. Мне особенно нравилось, как он про древнюю историю рассказывает. А ровесники мне все казались одинаковыми, «инкубаторскими». Словно воспитание на всех ложилось, а на меня нет. Я когда потом в детдом вернулся, мне психотест сделали, сказали, что таких не берут в космонавты.
— Вернулся? — уточнила Кэтэ.
— Ага, я в двенадцать лет оттуда свалил, — усмехнулся Иван. — А дело было в Африке, как раз получилось посмотреть, как нормальные люди живут.
— Помню, помню, — захихикала Роза Мария. — Подходит ко мне такой здоровенный бледнокожий хмырь и спрашивает: «Девочка, где тут можно пожрать?»
— Ага, — подхватил её смех Иван, — а ты с визгом за дерево спряталась, но дальше не побежала. Всё подробно объяснила, как и что.
Смех заразителен, и потому Кэтэ, вряд ли въехавшая в юмор ситуации, очень скоро хохотала вместе со всеми.
— Вот такая вот моя история, — закончил Иван, когда все немного успокоились. — Нет у меня того, что ты зовёшь семьёй, и не было никогда.
— Жуткая история, — ответила Кэтэ и помрачнела. — Я и не знала, что такое может быть.
Роза Мария подобралась к ней поближе и толкнула в плечо.
— Да ты не парься, «мамочка». Иван — самый надёжный человек в мире! Я за него ручаюсь.
Иван криво усмехнулся:
— Ты за меня ручаешься? А за неё ты передо мной, когда её колдунство с тебя спадёт, сможешь поручиться? Ты не знаешь даже, в каких мы отношениях… Не фыркай!
— Ничего страшного, — отмахнулась Мари. — Тебе завтра к Гансу ехать на три дня на операцию, а я в это время в твоём доме погощу и о ваших отношениях во всех подробностях разузнаю.
Кэтэ встретила это заявление слегка обалделым взглядом, а Иван, тоже слегка удивлённый, спросил:
— А тебя не пугают все эти обидчивые боги, о жестокости которых Кэтэ тебя предупреждала?
— Пугают, конечно, — не стала отрицать Мари. — Но ведь настоящую опасность порождает настоящая жизнь! Разве сам ты не того же ищешь?
Бывают приключения, навсегда оставляющие яркие воспоминания. Порой только они добавляют красок и радости в скучный серый перечень всего, что было, есть и обязано быть дальше в жизни вот этого человека, обязательный к исполнению, и им же самим составленный. «А всё-таки как-то раз случилось ещё вот что!»
Но некоторые важные свершения проходят незаметно. Трое суток в хирургическом боксе. Ты заснул, проснулся и уже размышляешь над вопросом: «Что это такое со мной и как со всем этим дальше жить?» Глубокая деактивация нервной системы, необходимая для вмешательства в природную конструкцию тела, не оставляет места для сознания.
Но при наличии в теле мозговых сопроцессоров всё немного не так. Средства, погружающие биологическое тело в глубокий наркоз, на псевдонейроны влияния не оказывают, позволяя им сохранять активность, которая даёт почувствовать что-то среднее между сном просто глубоким и мёртвым сном без сновидений. Для оператора-хирурга так даже удобнее: вступившая с медицинским аппаратом в переговоры дополнительная нервная система, стоящая на страже жизни и здоровья пациента, обеспечивает правильную работу внутренних органов. Почти полная гарантия, что во время операции не случится непредвиденных осложнений.
Когда Иван очнулся, то с удивлением понял, что может легко вспомнить всё, что с ним творилось в прошедшие семьдесят часов. Его суррогатный мозг не имел собственного сознания, но безупречно выполнял задачу по поддержанию вместилища Ивановой личности в целости и сохранности. Каждое действие, выполняемое хирургическим ИИ или самим хирургом, сопровождалось предварительным запросом и происходило только после разрешения, выданного бдительным охранником. План операции был заранее известен и согласован самим Иваном, и бодрствующий мозговой сопроцессор требовал его строгого исполнения.
Иван с большим удовольствием просматривал суррогатную память и любовался на чёткие и изящные движения машины, плетущей прочную паутину бездефектных волокон прямо в его теле. Любопытно было увидеть, как собственные кости, сухожилия, кожа готовятся превращаться из слабой ранимой плоти в жёсткий каркас, неразрываемые тросы и гибкую броню. А ещё интереснее оказалось воспоминание о себе самом, продолжающим существовать при отсутствии собственного «Я». Иван подумал, что, наверное, именно в таких ощущениях киборги проживают свои неорганические жизни.
А затем Ганс вытащил его из бокса и сообщил, что операция прошла успешно, а Ивану пора перебираться в медицинский экзоскелет. Это такая неудобная механическая штуковина, обеспечивающая неспособному самостоятельно двигаться пациенту подвижность. Анестезированным Ивану полагалось пробыть ещё десять суток, пока следы после внедрения нанонитей не залечатся. А до тех пор микротравмы были обязаны болеть, и от страшного зуда Ивана спасало только временное частичное отключение нервных окончаний.
Иван сообщил Гансу, что боли он, и правда, не чувствует, а ещё не чувствует ни рук, ни ног, и обезболивание больше похоже на паралич. Ганс ответил, что всё так и должно быть. Экзоскелет, специально для этих случаев предназначенный, должен был решить проблему. Ганс велел не скучать и отправился этот самый экзоскелет готовить, а Иван раздражённо посетовал у себя в уме, какого же чёрта Ганс не подготовил этот чёртов аппарат заранее.
Поскучать, лёжа на кушетке и глядя в незнакомый потолок, не вышло. Не потому, что Ганс запретил, а оттого, что обезболивание оказалось не вполне эффективным. Настоящей боли не было, но кожа, имеющая огромное число нервных окончаний и нещадно подвергнутая только что миллионам микроскопических уколов, сразу по всему телу ощутила вдруг щекотку. Хуже всего, что шевелиться по-прежнему не получалось, а кричать: «Доктор, я весь чешусь!» — не хотелось.
А значит, самое время настало, чтобы испытать некоторые способности, которые дарила параллельная нервная система. Подавление боли — это раз! Задокументированная функция, призванная защищать от болевого шока. Особый сигнал, отданный клеткам спинного мозга, затормозил приём сообщений от нервных окончаний на коже и прекратил мерзкий щекочущий зуд.
А два — это если родные нейроны спят, то почему бы не передать их обязанности искусственным заместителям?
Достичь успеха вышло не сразу, а когда получилось, ощущения оказались презабавными. Сначала удалось пошевелить рукой. Рука подчинялась, но по-прежнему не чувствовалась. Иван закрыл глаза и попробовал дотронуться указательным пальцем до кончика носа. Вообще никак! Мышечное чувство полностью пропало, и, не видя руку глазами, он не мог понять, в каком положении она находится. Мышцы оказалось возможно напрячь или расслабить, но оставалось неясно, с какой силой они это делают. При этом рука целиком слушалась и двигалась, как приказано. Плечо, локоть, пальцы, всё работало, требовалось только зрительно контролировать положение каждого сустава.
Решение проблемы виделось в создании мысленной модели собственного скелета. Задача совсем не сложна, свои антропометрические данные Иван прекрасно помнил, а всяких разных существ на двух ногах он уже спроектировал немало. Как именно должен двигаться его собственный скелет, он представлял вполне чётко. Основное внимание следовало уделить заданию разумных границ для перемещений. Боли-то он не ощущал, а значит, предупреждений в случае неловких и грозящих травмой действий получать не мог.
Сначала руки и ноги. Их движения были внимательно рассмотрены и твёрдо заучены. Затем пришла очередь модифицированной шеи и поясницы. Забавно, лёжа на спине, без проблем удалось укусить подушку.
Иван сел и опустил ноги на пол, стараясь сохранять равновесие, широко разведя руки. Всё кое-как получалось. Главное удобство заключалось в том, что не требовалось напрягать ум и самому решать, на какой угол повернуть ту или иную часть тела. Все расчёты взял на себя мозговой сопроцессор, выполняя желания хозяина и придавая его телу нужную позу.
Иван, убедившись в безопасности своей затеи и захотел встать и пойти. Сопроцессор ненадолго задумался, рассчитывая последовательность положений тела и составляя план переходов из одного в другое.
— Встань и иди! — громко сказал Иван сам себе, и действительно, встал и пошёл.
Человеческой его новую походку не признал бы даже слепой. Таким манером не шагают ни люди, ни киборги. Движения получались дёрганные, как у куклы на ниточках. Но это не помешало неспешно проковылять из одного угла медпалаты в другой. Если бы нашлось время попрактиковать такое перемещение подольше, внося коррективы и подгоняя алгоритм управления под возможности тела, то получился бы альтернативный способ ходить.
— Ты что творишь? — донеслось из точки связи. Ганс засёк его развлечения и был, судя по тону, крайне недоволен.
— Экспериментирую.
— Сейчас вернусь и вколю в тебя укол успокоительный, — прорычал Ганс. — Залезай обратно в койку, пока себе все связки не порвал!
Иван поспешил сделать, как велено, а Ганс вернулся, как обещал, «сей час». В том смысле, что и часу не прошло. Перед собой он прикатил тележку с экзоскелетом, совсем не похожим на тот, что Иван надевал под куртку, выходя на лесные прогулки. Этот агрегат не напоминал ни одежду, ни доспех. Он состоял из множества блестящих и гладких стержней, каждый размером с карандаш. Подвижные, словно магнитом слепленные вместе в подобие человеческой фигуры, они отчего-то не собирались рассыпаться.
— Новая модель, — объяснил Ганс причину задержки. — Оказалось, что батарейки в комплект не входят. Пришлось отдельно заказать.
* * *
Иван не сомневался, что Роза Мария — личность сильная. А благодаря тому, что она была маленькая и лёгкая, её удельная мощность выходила весьма высокой. А значит, и максимальная скорость тоже. Что именно она успела разведать за три дня его отсутствия, оставалась только гадать, но мучили подозрения, что всё.
По крайней мере, она смогла установить доверительные отношения с Кэтэ и научила её одеваться менее инопланетно. Возможно, это и не представляло сложной задачи, зима всё-таки. Снег и холод кого угодно убедят утеплиться, а пушистый шерстяной свитер со сложным узором и многоцветные вязаные штаны с бахромой смотрелись шикарно. Кэтэ, одетая в новом стиле, стала похожа на индейскую принцессу. Романтичный образ самую малость портили валенки, но подходящие к костюму кожаные мокасины показались инопланетянке некомфортными.
Кроме этого её гардероб пополнился длинным шерстяным пальто и парой шляпок, всё только из натуральных материалов, это было важно! Лишь походные ботинки не оказались отвергнуты. Кэтэ согласилась, что прочная обувь может оказаться полезной в случае боевых действий, и тогда синтетику на ногах она готова потерпеть, как уже терпела резиновые шлёпки.
Какими именно путями Роза Мария втиралась в доверие к Кэтэ, оставалось загадкой, а что именно та ей успела поведать — тем более. Глубокие задумчивые взгляды, что Мари теперь на него бросала, расшифровке не поддавались. И диковинный экзоскелет, напяленный на Ивана, точно не был причиной столь пристального внимания.
Хотя, само по себе новомодное медицинское приспособление, служащее универсальным костылём, было интересным. Куча стержней, не имеющих явно выраженных точек для крепления между собой, плотно прилипли к его телу, образовав корсет и поддержку конечностей. Любое желание привести какую-то часть тела в движение немедленно исполнялось. В целом, ничего необычного, но помимо выполнения привычной функции экзоскелета эта новинка умела не мешать нормальной жизни. Стержни при необходимости легко раздвигались в стороны и позволяли, как без помех переодеваться, так и справлять естественные надобности. Стоило порадоваться, что технический прогресс идёт, несмотря на скептические заявления некоторых болтунов.
У Ивана в доме тоже шёл прогресс. Сборы в дальний поход в иные миры требовали серьёзного и вдумчивого отношения, поскольку вариант «взять всего и побольше» не предусматривался. Кэтэ прямо сообщила, что пусть её божественные силы велики, но зато возможности скромны, поэтому число путешественников уже никак не получалось увеличить сверх имеющихся четырёх, её саму включая.
Второй плохой новостью оказалось, что ширина межмирового прохода ожидалась небольшой, всего два метра с маленьким хвостиком. Так что летающий дом Розы Марии сквозь него не пролезал, и даже приличный автомобиль не протискивался. И потому доступный объём багажа также оказывался вовсе не бесконечным.
Хорошо хоть, нести все пожитки на себе не требовалось. Идущая в паре хорошая новость оказалась просто шикарной: в качестве багажа можно было брать любые неживые предметы. Киборги вполне под это описание подходили, и Кэтэ не возражала на то, чтобы усилить отряд имеющимися в распоряжении синтетическими существами.
Самым боевым из которых был, разумеется, Цербер. То, что Роза Мария никуда без своего телохранителя не отправится, было понятно и так. На Кэтэ он также успел произвести впечатление. Так что маленькая собачка, которую в крайнем случае можно было понести на руках, оказалась зачислена в отряд без долгих споров.
Сложнее выглядел вопрос о паре кошкодевочек. Их боевой потенциал был велик, но и масса тоже не мала. Впечатляли их механические тела пригодные как для открытого боя с любым противником, так и для скрытого проникновения и разведки. Прочный скелет и непробиваемая шкура. Масса пассивных и активных датчиков и в потенциале мощнейший искусственный интеллект, до которого Церберу было как до Луны. Правда, их ИИ пока что не получил надлежащего развития, и обе боевые служанки на данный момент оказались тупы, как табуретки. Особенно жалко выглядела та, что пегая. На фоне беловолосой подружки, аккуратно причёсанной и украшенной косичками, обладательница серо-чёрно-рыжей шевелюры, пребывающей в полном беспорядке, выглядела как беглянка из дурдома для особо буйных рядом со школьницей-отличницей.
— Это Мурка, самый первый экспериментальный экземпляр, — показывала пальцем на неопрятного растрёпанного киборга Роза Мария. — Назвала, как ты просил, и внешний вид обеспечила соответствующий. Можешь её хоть насовсем забирать.
— За что ты её так не любишь? — удивлялся Иван неожиданному предложению. — Неужели, есть дефекты?
В том, что дефектов нет и быть не может, Иван не сомневался. Над этим проектом он работал больше года и учёл в нём не только все свои прошлые ошибки и достижения, но и весь доступный опыт мирового големостроения, без колебаний тыря удачные технические решения. Его новые творения были обязаны стать самыми опасными из всех кошкодевочек и самыми няшными среди боевых киборгов.
О том, чтобы сама Роза Мария схалтурила при изготовлении, речи не было. Мари считалась никаким молекулярным архитектором, но её высокое «поварское» мастерство обсуждению не подлежало. Из чана любой конструкции и всё равно, какой кубатуры она стабильно извлекала именно то, что автор реализуемого проекта заложил в рецепт.
— Имя ты ей придумал, дефективное, — ответила Мари. — Мне в хозяйстве Мурок не требуется, себе оставь.
Ивану померещилось, что несчастная Мурка сейчас расплачется. Отвергнутая кошкодевочка стояла прямее, чем столб, не проявляя эмоций. Эмоциям она за свою короткую жизнь ещё не успела научиться. Но отчего-то Ивану сделалось тревожно, всё-таки самообучающийся углеродный мозг такого большого объема он до сих пор ещё ни одному киборгу не вручал.
— А это Белоснежка, — Мари ласково погладила по голове своё второе изделие, — смотри, какая лапочка, даже сама себе косички заплетает.
«Ясно всё, — подумал Иван, — ты только с белой кошатиной общаешься, поэтому она психически прогрессирует, а Мурку игноришь. Оттого её и колбасит всю от интеллектуального голода».
— А почему ты назвала её Белоснежкой? — поинтересовался Иван ради поддержания разговора.
— Ты мне рассказывал о том, как Кэтэ откопал, — хихикнула Мари. — Ну и вот, это в честь неё.
— А? — удивилась Кэтэ, слушающая их разговор, но не понявшая юмора. Впрочем, непонятные мелочи её мало интересовали, она спешила поделиться сомнениями о вещах более важных: — Этих двоих вы не унесёте на себе. Они слишком тяжёлые.
— Зато они нас запросто унесут! — возразила Мари исключительно из вредности. Понятно же, что если через портал проходит человек, но не проезжает автомобиль, то очевидным решением проблемы является мотоцикл, или что-то подобное.
Кэтэ не хотела спорить и ничего не отвечала, а только недоверчиво качала головой.
— Не надо никого нести, — вмешался Иван, открывая двери гаража. — Мари, достань, пожалуйста, скутер и покажи, как он ездит. Батарейку любую на полке слева возьми.
Сам он проводить демонстрацию не желал, поскольку для него старый детский скутер был маловат, а вот для мелкой пигмейки — в самый раз. Да и пребывание в состоянии временной инвалидности, когда двигаться удаётся только благодаря экзоскелету, делает человека плохим демонстратором транспортных средств.
Роза Мария вошла в гараж, но выходить не торопилась. Изнутри раздался её удивлённый возглас:
— Вань, а это чего тут такое интересненькое?
— Где?
В ответ послышался грохот.
— Большое тяжёлое ружьё на стене висит… висело, — последовал ещё более озадаченный ответ, — я его уронила прямо на скутер поперёк седла и поднять не могу.
— Блин, не трогай! — крикнул Иван, заглядывая в ворота и с досадой вспоминая, что уже давно собирался навести в гараже порядок. — Это гамма-лазер, в угол его поставь!
Но ставить в угол тяжеленную пушку пришлось ему самому, Роза Мария так и не смогла справиться с её весом и предпочла держаться подальше. Но зато очень живо интересовалась:
— А он стреляет?
— Нет.
— А чего не стреляет? Сломался?
— Батареек нет.
— А чего это за большой чёрный ящик? Это же батарейка?
— Да. Как догадалась?
— Так ясно же! Если рядом находятся ружьё и батарейка, значит, они предназначены друг для друга.
— Вот, блин, — вздохнул Иван, — объясняю. Для гамма-лазера требуется не просто батарейка, а источник гамма-квантов. Вот этот чёрный ящик, называемый гафниевой батареей, — это как раз он и есть. Но он не работает, потому что пустой, а должен быть полный и содержать десять кило гафния. И обязательно моноизотопного, сто семьдесят восьмого. Но у меня такого гафния нет, и никогда не было. А был бы, его ещё надо переводить в возбуждённое состояние в ускорителе частиц, которого у меня тоже нет. Поэтому лазер ни разу не испытывался, и я даже не знаю, правильно ли я его собрал и будет ли он работать. Всё понятно?
— Понятно, — согласно закивала Мари. — Я же не дура, про ядерные изомеры и источники гамма-лучей на основе гафния наслышана.
— Ну, вот и прекрасно, — попытался закончить Иван.
— Да, это серьёзная проблема, обеспечить гамма-лазер энергией, — Мари начала рассуждать вслух.
— Забудь, не стоит результат тех усилий, что придётся затратить.
— Непросто, наверное, будет добиться успеха в этом сложном деле, — продолжала она размышлять. — Но тот, кто сдаётся на полпути, тот не достигает конца пути…
— Эй, Мари, ты меня слушаешь вообще?
— А, чего? — опомнилась девушка. — Да нет, ничего, это я так… Давай уже скутер сюда.
К скутеру, в отличие от лазера, подходили стандартные батарейки от мощного электроинструмента, которых в гараже обнаружилось несколько. Мари без проблем оседлала маломощный детский аппарат, пришедшийся ей в пору, и трижды неспешно проехала через двор по кругу, а потом продемонстрировала задний ход.
— Это маленький скутер, — Иван старался сделать затею понятной для Кэтэ. — Но я могу собрать четыре похожих, но гораздо больше и мощнее. Каждый из нас сядет за руль, за спину посадит одну из служанок Мари, а в багажник погрузит нужные запасы. Кэтэ, ты сможешь провести такой караван?
— Не уверена, — с большим сомнением сообщила Кэтэ. — Во время прохождения врат нам всем придётся держаться за руки. А эта машина едет только туда, куда повёрнута передом или задом. Значит, нам придётся ехать, построившись в один ряд, боюсь, мы не сможем уместиться во вратах. Вот если бы эта штука могла ехать, повернувшись боком, тогда бы да. И лучше, если бы не за рога её руками направлять, а она сама бы ехала куда надо.
— Боком? — уточнил Иван. Кэтэ кивнула, а он смело пообещал: — Будет тебе штука, сама ездящая, повернувшись боком. И боком, и передом, и задом, и как пожелаешь!
Обещанный транспорт, способный свободно перемещаться в любом направлении, на примете имелся. Штука в проектной документации обзывалась: «Индивидуальный Шагоход с Активными Конечностями — 19», то есть по-простому: «Ишак». Без цифр, потому что число «19» обозначало не номер модели, а количество этих самых конечностей, и не могло быть иным.
Говорят, эту разработку начали не с проектирования самого аппарата, как обычно принято поступать, а с построения совершенно новой теоретической модели для перемещения по твёрдым и не вполне твердым поверхностям при помощи гибких и упругих рычагов изменяемой длины. Поначалу совершалось это, вроде как, просто смеха ради, но внезапно результат вышел обнадёживающим. И ещё более неожиданно вдруг выяснилось, что невероятно хитроумная ходовая часть выдуманного транспортного средства, не является при современном техническом развитии чисто теоретической шуткой, а и в самом деле может быть изготовлена. Что вскоре и было сделано.
Продолговатое крутобокое тело, увенчанное на спине двумя сёдлами для ездоков и украшенное расположенным поближе к хвосту багажником, опирающееся на девятнадцать тонких лапок, воплощало в себе предмет вожделения любителей верховой езды и фанатов мотогонок. Девятнадцатиногость обеспечивала исключительно плавный ход, поскольку нечётное и не делящееся на три число выводило шагающий механизм за пределы как парных противоречий вида «туда или сюда», так и троичных чрезмерно устойчивых состояний. Говоря попросту: она никогда не спотыкалась и не зависала в раздумьях, вроде: «Которую ногу переставить первой», поскольку такого выбора не оставляла сама её конструкция. Машина, предназначенная для переноски двух седоков и массивного вьюка, объединяющая достоинства мотоцикла и лошади и обходящаяся без их недостатков, была способна передвигаться по любой местности, не снижая скорости, и переползать через практически любые препятствия вменяемой высоты. Разумеется, одинаково свободно в любом направлении, хоть носом вперёд, хоть хвостом, или же боком, что и требовалось в их случае.
Чертежи и рецепты этого изделия свободно в Сети не валялись, но, как и многое другое, могли быть добыты по знакомству. Если вы крутитесь в определённых кругах, где разделяют ваши увлечения, то сможете слегка присосаться к чужой интеллектуальной собственности. Доступ вам могут открыть от нелюбви к жадным барыгам, не желающим делиться, и просто за то, что вы «нетакой», и иногда даже без вашей просьбы.
Нечаянное приобретение свалилось на Ивана пару лет тому назад. Ознакомившись с материалами, содержащими полное описание техпроцесса создания одной из самых ранних, уже старенькой, но всё ещё уважаемой версии «ишака», он понял в тот момент, что браться за подобное для него пока несколько рановато. Но сейчас он не сомневался, что его компетенция уже доросла до требуемой высоты, и теперь возможности совпадают не с желанием даже, а с необходимостью.
Вырастить шагоход сразу одним куском не представлялось возможным. Требовалось заготовить целую кучу самых разных деталей, для чего домашнее производство кибернетических организмов Розы Марии годилось куда лучше, чем большой, но единственный чан, которым располагал Иван. Потому Мари, недолго думая, запрягла Ганса, и они вдвоём, при посильной помощи кошкодевочек и эльфийки, всего за сутки перевезли всё оборудование Ивану прямо во двор. Ещё сутки ушли на строительство временного ангара и перемещение в него всех чанов и чанчиков, а потом работа закипела.
Первый комплект набора «сделай сам» был закончен ровно в тот же день, когда пришло время освобождаться от экзоскелета. Ощущения от нового тела были странными. Вроде бы всё оставалось по-прежнему, но знание об обретённой несокрушимой прочности костей и кожи подначивало совершить какую-нибудь глупость: спрыгнуть со скалы или с разбега удариться в стену головой. Хорошо, что на полу ангара лежали в аккуратном порядке детали, которые требовалось собрать вместе, словно кусочки пазла, и тем самым отвлекали от дурных экспериментов.
Иван и Ганс набросились на задачу радостно, словно дети на игрушечный конструктор. А Роза Мария, довольная частичным успехом, занялась решением хозяйственных вопросов.
* * *
Представьте, что вы собираетесь в долгое и далёкое путешествие куда-то в совершенно дикие места, где нет магазинов и складов. Что вам необходимо взять с собой? Конечно же чего-нибудь, что поесть и во что одеваться, а ещё самые необходимые лекарства. И палатку со спальными мешками, чтобы без риска для здоровья заночевать на природе. А ещё всякие нужные бытовые приборы. Планшет в первую очередь, впрочем, он и так у всех всегда с собой, его невозможно позабыть. И вооружиться хотелось бы помощнее, если, конечно, в тех местах вооружение не запрещается.
Вывод: если вы планируете, что путешествие окажется хоть сколь-нибудь долгим, вам придётся нести на себе большущую гору барахла. О том, чтобы брать все вещи, которые просто могут быть полезны, вам придётся забыть. Ведь даже то, что выглядит совершенно необходимым, грозит не уместиться в вашем багаже.
Вот та беда, подстерегавшая людей в старые времена, когда ещё не изобрели молекулярную сборку. Но теперь-то всё иначе!
Возьмите самый маленький мокрый реактор, не чан даже, а складной котелок, универсальный стартовый набор затравок, на которые в котле «наваривается мясо», и самый слабенький компьютер для управления реакцией синтеза, сгодится ваш планшет. Это составит почти всё необходимое и достаточное, чтобы начать с комфортом обустраиваться в любой глуши.
А дальнейшее расширение багажа — по желанию. Комп, разумеется, желательно иметь помощнее, чем карманный планшет, сразу получится приятная экономия времени. И миниатюрный затравочный принтер, предназначенный собирать из углеродных атомов новые затравки для котла по хранящимся в памяти компа рецептам, настоятельно рекомендуется иметь в рабочем состоянии с самого начала. Уж больно тонкая техника, всегда есть риск успешно вырастить все детали, но не суметь кривыми руками собрать машину.
Всё вышеперечисленное путешественника не обременит, эти предметы легко удастся рассовать по карманам.
Ещё очень полезно было бы располагать расширенной и лично подобранной библиотекой рецептов. Просто чтобы не пришлось страдать, обходясь в быту тем убогим минимумом из десяти или пятнадцати тысяч стандартных предметов, что предлагают по умолчанию библиотеки бесплатные. Но эта ноша легче лёгкого, петабайты информации сами по себе массы не имеют.
Зато массу, и нехилую, имеет батарея. Для старта, пока не собран хоть какой-то генератор, понадобится запасённая энергия. Стовольтовая батарея на десяток-другой килоампер-часов без проблем предоставит питание в достаточном на первое время количестве, но весить эта дура будет целый пуд, а то и два. И что самое обидное, полезных изотопов в ней содержится всего ничего, а основной вес, который, придётся волочить на себе, составляют отражающий экран и поглощающие стержни. И надо заметить, одна батарея — это самый крайний минимум. Если что-то вдруг пойдёт не так, её может и не хватить. Гораздо надёжнее и осмотрительнее взять разу две. Или даже три.
Но и это ещё не всё! Предметы, изготавливаемые варкой в мокром реакторе, возникают в нём не из воздуха. Необходим рабочий материал, основу которого составляет углерод. Его-то получить в любых разумных количествах совсем несложно. Достаточно свалить в котёл любую доступную органику и просто добавить воды, и дальше оно само. Вот только варить что-либо из одного только углерода — это низший пилотаж.
Чтобы суметь извлечь из котла что-то действительно годное, придётся не раз добавлять в него щепоточку того, щепоточку сего. И хорошо, если список необходимых присадок исчерпывается только легкодоступными вещами: серой, например, или фосфором, и такими металлами, каких везде полно, вроде железа, меди и прочих алюминиев. Но по-настоящему качественный продукт гонится только из качественного сырья. Индий, гафний, рений и прочие редкие обитатели земной коры помогают своему владельцу творить волшебство. Накопать их вдоволь, просто взяв лопату, не получится, а потому придётся всем этим запасаться заранее.
Наиболее прокачанным навыком запасливости обладала Роза Мария, единоличное управление гастрономическим заведением этому направлению личного роста способствует. Пока Иван неспешно выращивал в чанах идеально точные детали и кропотливо собирал механических скакунов, а отлучившийся к себе домой Ганс что-то мудрил с оружием и доспехами, Мари проявляла интендантский героизм. Каждый день она срывалась, улетая куда-то на своём обманчиво неуклюжем восьмипропеллерном чудище, чтобы, вернувшись, порадовать Ивана пополнением сокровищницы.
На какие шиши приобретались гигантские миллиграммы редких элементов, Иван не спрашивал. Просто чистые, особо чистые, моноизотопные, их количество всё росло и росло, и вскоре уже составляло внушительное богатство. Ивану было приятно, что его подруга оказалась столь предприимчивой, а в её кристальной честности он не сомневался. Его настроение держалось стабильно великолепным. Тому способствовали интересная работа, медленно, но верно движущаяся к успешному завершению, и регулярная вкусная еда.
Еду на всех готовила эльфийка Эля. И пусть маловеры, клеветнически утверждающие, будто киборги не годятся в повара, потому что не имеют души, сами попробуют определить, что лучше на вкус: кушанье, приготовленное собственноручно и с душой, но без старания, потому что бессмысленно гробить целый час на нечто съедобное, которое будет съедено всего за десять минут; или же типовое блюдо, выполненное строго по инструкции, когда отклонения от эталона физических параметров имеющихся в распоряжении продуктов компенсированы бездушными, но эффективными кулинарными приёмами? Иван решительно предпочитал второе, потому что так получалось меньше напрягаться.
Кэтэ соглашалась с ним, облизывая ложку до блеска. Кормёжка в исполнении Ивана ей уже надоела, а сама она готовить хоть и не отказывалась, но никаких электрических приборов, кроме чайника, не признавала. Стряпня же, сваренная её руками на разведённом во дворе костре, ожидаемого божественного вкуса не приобретала. На первый раз нечто, жареное по-инопланетянски, вышло даже забавным, но в долгосрочной перспективе проигрывало любому нормальному супу из полуфабрикатов. Иван подозревал, что Кэтэ нарочно схалтурила, чтобы избежать кухонной повинности.
* * *
На фоне всеобщего трудового порыва Кэтэ малость приуныла. Делать ей было нечего, потому что никакого толку от неё в сложных сборах не предвиделось. Собственный багаж, состоящий в основном из подаренной одежды, она привела в идеальный порядок в первый же день, и теперь маялась всякой дурью. Ежедневные посещения пещеры придавали ей бодрости, но не приносили новой информации. По её словам кто-то там далеко-далеко её по-прежнему ждал и звал, но никаких точных сведений о ждунах извлечь не получалось.
Отдельного внимания Кэтэ удостоились висевшие а гостиной мономечи. Несмотря на нежелание Ивана тащить их с собой, она уговорила-таки его включить всю эту лишнюю тяжесть в список багажа. Принять хотя бы один из них в подарок она отказывалась, ссылаясь на только одной ей понятную неуместность. Отчего-то Кэтэ считала, что богине полей и матери хлеба носить меч не полагается. Зато большому острому ножу классической формы она обрадовалась. Этот хозяйственный инструмент не выделялся каким-то особо редким качеством, а представлял собой вполне рядовое добросовестно выполненное изделие без украшений и прочих излишеств, но Кэтэ была в полном восторге от остроты и твёрдости сведённого в одну молекулу лезвия. Прилетевшая на обед Роза Мария буркнула невнятно, что якобы ножи дарить не принято, но Кэтэ про такое правило не слышала, а Ганс, в этот день тоже присутствующий, призвал всех не быть суеверными, а уважать и использовать те обычаи, которые в данной ситуации удобнее.
Ганс заявился не просто так, а со своим подарком, выглядящим куда интереснее хозяйственного ножа. Обещанное им во время памятного послепоцелуйного разговора могучее всепобеждающее оружие оказалось копьём. Обманчиво простой, с древнейших времён известный предмет, давший в глубине веков старт гонке вооружений, в данном варианте исполнения вобрал в себя лучшие достижения современной технологии. Его небольшой листовидный наконечник мономолекулярной остроты мог пробить всё, а полое древко, армированное бездефектными мононитями, не перерубалось ни чем. Ганс, неплохо разбирающийся в работе с холодным оружием, постарался подобрать вес и длину копья специально для Кэтэ, и у него получилось практически идеально.
Получившая желанный дар Кэтэ перестала скучать и вся наполнилась воинственным духом. Теперь она тратила почти всё время на учебные поединки с Муркой, копьё против нагинаты. Конечно же, оружие они использовали только учебное, иначе непременно случилась бы беда. Иван, отвлекаясь иногда от сборки очередного «Ишака», с удивлением наблюдал, как девушка из плоти и крови теснит киборга, применяя очень простую технику фехтования, но двигаясь, словно автомат для составления цветочных букетов, быстро и идеально точно. Ганс же, видя такое, только удивлённо посвистывал. Сам-то он умел не хуже благодаря усиленным мышцам и расширенной нервной системе, но у иномирянки никаких имплантов вроде бы не имелось.
В оправдание кошкодевочки следовало сказать, что она была молода, всего-то месяц от роду, и неопытна. Загруженные в её память теоретические сведения о боевых искусствах лежали где-то в глубине синтетического сознания бесформенной кучей, и им только предстояло по мере тренировки управляющей сознанием киборга нейросети стать частью безупречного личного стиля.
А пока Мурка сливала, не в последнюю очередь оттого, что все известные школы фехтования создавались для бойцов с человеческим телом, а боевую кошку Иван снабдил весьма оригинальным скелетом. Он планировал, что в перспективе его нестандартное гибкое и подвижное устройство даст огромные преимущества, но пока ни хвост, ни особо подвижные суставы ловкости не прибавляли, а сутулая осанка плохо сочеталась с классическими фехтовальными приёмами. В целом, Муркино мастерство росло, и она училась гораздо быстрее человека, но всё равно прогресс требовал времени.
* * *
Чисто смеха ради Иван предложил Кэтэ потренироваться с Элей. Неожиданно обе согласились. Эля — оттого, что киборги всё понимают буквально, а поскольку ни прожорливый Ганс, ни привередливая Роза Мария в этот день к обеду не ожидались, у поварихи нашлось свободное время. Кэтэ же просто не догадалась, что это шутка.
Дальше произошло нечто эпичное, похожее на балет. Вооружённая двумя кухонными ножами эльфийка на деле подтверждала своё право носить высокое звание боевой официантки. Танцевальными па она ловко уворачивалась от копейного жала в руках противницы и неожиданными рывками, почти размазываясь в движении, старалась подобраться к ней на дистанцию удара коротким клинком.
Копьё со свистом мелькало словно пропеллер, но ушастой служанке всё было нипочём. Даже стесняющее движения непрактичное платье, отягощённое длинной юбкой, кружевами и белоснежным передником, якобы положенное ей по профессии (если только Мари это не выдумала), не создавало помех боевому танцу. Ивану, пребывающему в естественном состоянии сознания и не прибегающему без необходимости к разгону нервной системы, казалось, что Эля превратилась в состоящего из тумана полупрозрачного призрака, которого невозможно ранить чем-то острым. Кэтэ уже вспотела, но темп боя не снижала. Она не прекращала делать выпады, стремясь уколоть противницу, но всё мимо. Получалось не подпускать неутомимого киборга близко, но и только.
Внезапно кибер-эльфийка выкинула коварный фокус, предназначенный для выхода из тактического тупика. Оказалось, что к рукояткам ножей крепился до того не замеченный углеродный шнур, пропущенный через рукава платья. Правой рукой Эля метнула в Кэтэ нож, и, когда коварный удар был отражён, резким взмахом ладони дёрнула за верёвочку, чтобы вернуть оружие обратно. Этот приём она тут же повторила с левой руки, а после и с обеих сразу.
Кэтэ замешкалась только на мгновение, а затем легко приняла вызов и начала отбивать летающие ножи наконечником копья. Новая тактика боевой официантки не выглядела опасной. Даже когда Эля выпустила чёрные шнуры из рукавов на всю длину, завертелась и замахала руками, изображая не то мельницу, не то овощерезку, положение мелькающих в воздухе клинков в каждый момент времени казалось предсказуемым.
Но нет! Правильные траектории летящих по кругу ножей исказились, а держащие их шнуры, миг назад прямо как струны натянутые, принялись по-змеиному извиваться, изгибаясь то волной, то спиралью. Теперь каждый направленный на Кэтэ удар летел по сложной кривой, норовя обойти защиту. Копейщица уже не успевала отбивать клинки, хитрыми маневрами избегающие встречи с парирующим копьём, и почти сразу пропустила рубящий удар в плечо. Тупой стороной ножа, Эля умело контролировала своё оружие.
«Она пропускает через отдельные углеродные нити, из которых сплетены шнуры, разнополярные электрические импульсы, — разгадал секрет фокуса Иван. — Такого я ещё не видел. Интересно, как Мари додумалась вставить в официантку такую необычную функцию?»
Кэтэ, столкнувшись с непонятным и подлым колдунством, злилась, что ясно читалось на её лице. И когда очередной неотразимый удар уже почти достал её, ярко сверкнула знакомая зелёная вспышка. Ножи улетели в разные стороны, а Эля красиво отскочила на шаг назад, за пределы досягаемости копья. Но Кэтэ твёрдо решила немедленно побеждать и действовала стремительно. Прежде чем эльфийка вернула в руки оружие, инопланетная богиня бросилась вперёд и, издав громкий и радостный возглас «Уйи!», огрела бесчестную соперницу копейным древком по лбу.
Стукнула она сильно, но аккуратно. Не представляя, насколько прочны киборги, Кэтэ видела перед собой невысокую девушку, которую вовсе не желала нечаянно прибить насмерть. Но разница в массе сыграла свою роль, и не нанёсший никакого вреда кибернетическому здоровью удар всё же посадил Элю на попу. А это было чистой победой.
— Недостойная рабыня проиграла бой, — радостно пропела эльфийка, глядя снизу вверх, — и очень сожалеет, что не может сдаться прекрасной госпоже полностью, потому что принадлежит только хозяйке.
— Издеваешься, смешно тебе? — раздражённо, но тихо, скорее, для себя, чем для собеседницы прошипела Кэтэ, потирая ушибленное плечо. — Может, тебя ещё разик стукнуть?
— Эх, ну что же ты, мелкая? — послышался знакомый громкий голос откуда-то со стороны. — Я же за тебя болела!
Кэтэ резко обернулась и с изменившимся лицом побежала к краю домашнего участка, где стояла непонятно когда возникшая поблизости Василиса. Иван бросился следом, понимая, что прямо сейчас случится очередное безобразие, но длинноногая дикарка его далеко опередила. Она успела сбить Василису с ног подсечкой, приставить копьё к её горлу и гневно проговорить на собственном только ей известном диалекте русского языка:
— Ты желал победа для враг Кэтэ Роти Мутай! За это Кэтэ Роти Мутай тебя убивает прямо сейчас!
— А ну-ка, прекрати, — перебил её подоспевший Иван, одной рукой перехватывая и отводя в сторону тупое тренировочное, но вовсе не безобидное и очень травмоопасное копьё, а другой оттаскивая Кэтэ назад. — Ты всё ещё у меня в гостях, веди себя прилично.
По его опыту, аргумент звучал для Кэтэ понятно и естественно, потому и был выбран.
— Я-то в гостях, а вот она без просу явилась! — возразила недовольная гостья, а затем перевела взгляд на энергично отползающую от неё сидя на попе Василису и объявила:
— Кэтэ Роти Мутай дарит жизнь и не убивает, если ты уходит бегом прямо сейчас!
— Хулиганы! — возмущённо крикнула вскочившая на ноги Василиса и, удалившись подальше, не бегом, но весьма поспешно, добавила: — Вот я на вас управу-то найду!
Ивану осталось только вздохнуть от досады. Прекрасное настроение теперь было безнадежно испорчено дурацкой выходкой бестолковой дикарки, которая в данный момент глядела Василисе вслед и невинно улыбалась.
— Ты зачем вообще это устроила, крыша едет? — привлёк он её внимание простым и естественным вопросом.
— А чего она? — пришёл простой и естественный ответ.
— В смысле?
— Она пришла на твою землю без приглашения и оскорбила меня, а значит и тебя тоже. Разве такое прощается?
Иван тяжело вздохнул и спросил:
— И вот из-за такой фигни ты её и в самом деле убить собиралась?
— Конечно же, нет, — ответила Кэтэ настолько правдивым тоном, что насторожился бы даже дурак, — ты же говорил, что у вас так поступать не принято. — А потом добавила, уже вполне серьёзно: — Это же твой дом. А тебе война с её роднёй не нужна, я понимаю. Поэтому я просто решила посильнее её напугать.
— Проблема в том, — грустно сказал Иван, — что у нас не только убивать, но и пугать соседей не принято. Теперь она скандал поднимет, всю неравнодушную общественность привлечёт, и это нам сильно помешает.
— А ты просто скажи всем, что она сама виновата! Чего без разрешения границу твоей земли перешла?
— А где граница моей земли, ты знаешь?
Кэтэ открыла рот, как будто готовая ответить, но неожиданно с этим возникли трудности. Она удивлённо повертела головой, прошлась туда-сюда задумчиво и недоумённо проговорила:
— Не знаю. У тебя никак не отмечено и не огорожено.
— У нас давно не принято землю делить. Тут было пустое место, а теперь мой дом. А земля вокруг никому не принадлежит, по ней любой, кто захочет, может ходить.
— Это же как неудобно так жить! — сварливо проворчала Кэтэ. — Вот я бы притащила из леса побольше брёвен и сделала вокруг дома частокол. А потом отрезала бы у этой Василисы голову и на самый высокий кол насадила!
— Да что ты, чёрт побери, такое несёшь! — возмутился Иван. — Даже думать про такое забудь! Даже не пытайся, иначе мы реально поссоримся!
— Эй, ты чего? — обиженно фыркнула Кэтэ. — Я просто увидела, что ты загрустил, вот и пошутила, чтоб веселее было.
— И что в твоей шутке про отрезанную голову такого весёлого?
— Так ведь ясно же! На самом деле я не могу так поступить, потому что я сама ей жизнь подарила. Ты же слышал. А то, что было подарено, не забирают обратно! Понимать надо!
Глаза боятся, голова не даёт покоя ногам, впереди которых бежит язык, и только руки делают что-то полезное. Если вы плохо представляете, чем закончите однажды начатое дело, оно вас не боится, каким бы мастером вы себя не мнили. Потому прекрасное мгновение, на котором следует остановиться, может оказаться упущено.
Упрямым трудом сборка четвёрки «Ишаков» была доведена до победного конца. На свет механические кони родились одинаковыми серыми. Кэтэ их скучное однообразие не понравилось.
Потребовав кисточку и краски, она разрисовала хмурые наноуглеродные бока яркими волнистыми линиями, спиралями и замысловатыми абстрактными фигурами. Иван не усмотрел в аляповатых художествах ни стиля, ни красоты, но авторка доходчиво объяснила суть творческого порыва: теперь бездушные механизмы сделались самую чуточку подобны живым существам. И пусть рисунки — слабая замена натуральным живым душам, но хотя бы так — гораздо лучше, чем вовсе никак.
Обретённую ярко раскрашенную технику было решено немедленно испытать. Но прежде кони-многоножки подверглись делёжке между потенциальными всадниками, и свершилась она бесконфликтно за один подход. Раздаче коней их кричащая разноцветность не помешала, каждый наездник без пререканий выбрал скакуна наиболее приятной именно его глазу масти. (Или, как Ивану показалось, наименее неприятной, но это неточно.) Но факт: обошлись без споров, и каждому досталось своё. Кэтэ в связи с этим не упустила возможности похвалить себя за проницательность.
Катание по двору кругами быстро наскучило, а потому сразу, как только вера каждого в себя переборола страх свалиться под девятнадцать копытец, кавалькада переместилась на засыпанную свежим снегом лужайку поближе к лесу. Сама собой началась репетиция проезда компактной группы через обещанный Кэтэ портал. Требовалось отработать не такое уж и простое действие: плотно прижавшись друг к другу боками и держась за руки, всем вместе согласованно двигаться вправо или влево. На первый взгляд, выполнить такой номер сложно, но получаться началось почти сразу, чуть неуклюже, но вполне уверенно. Успех обеспечило удобное и лёгкое для понимания управление. Даже далёкая от любой техники Кэтэ за полчаса разобралась, куда и с какой силой нажимать, чтобы многоножка двигалась в желаемую сторону и с нужной скоростью.
Это не было похоже на то, что можно назвать скачкой. Многоножки не подскакивали и даже не качались, они двигались настолько плавно, что уже казалось невозможным выпасть из седла. И потому очень скоро осторожность кое-кого покинула. Роза Мария, пребывая от новых ощущений в полном восторге, принялась дурачиться. Предложив остальным попробовать её догнать, она включила максимальный разгон и исчезла за высоко поднятой девятнадцатью резвыми лапками снежной пылью.
Но её расчёт на преимущество в ускорении, получаемое благодаря малому собственному весу, оказался просчётом. «Ишакам» хватало мощности, чтобы свести двукратную разницу в весе всадников к несущественной мелочи. А вот скорость реакции, что Ивана, что Ганса, которых не пришлось два раза просить броситься вслед, она недооценила. Её многоножка заметалась в разные стороны, то перескакивая через кусты и ямы, то пускаясь на полной скорости по буеракам, то ныряя в овраг. Ганс с Иваном пытались зажать беглянку с обеих сторон, каждый раз почти успешно, но Мари как-то ухитрялась в самый последний момент выкрутиться.
Кэтэ, заметно отставала. То ли не могла угнаться, то ли мудро решила держаться позади и взять на себя командование погоней. Её громкие возгласы, вроде: «Хватай!», или: «Лови!», или даже: «Уйи!» и в самом деле звучали по-командирски, хотя ничуть не помогали делу.
Завершилась погоня внезапно на опушке того самого далёкого леса, послужившего недавно поводом для философского диспута между Кэтэ и Иваном. Вполне предсказуемо, но всё равно совершенно неожиданно оказалось, что он состоял не только из деревьев, и Роза Мария на полном скаку въехала в заросли вечнозеленой крапивы. Выделяющиеся на фоне неярко-солидной зелени сосен весёлым изумрудным оттенком, они не показались вчерашней африканке опасными.
Косвенно в случившемся виноват был Иван, ведь это он не раз хвастался перед Мари, что поблизости от его жилища никаких чудовищ ни из животного, ни из растительного царства не водится, вот она и поверила в безопасность лесов средней полосы.
В годы всемирной склоки жаркие страны изрядно пострадали от разной биологической пакости, а вот умеренную климатическую зону вся эта напасть как-то обошла. Череда городских конфликтов, в которых применялись по большей части чисто технические средства, не совпадала по фазе с делёжкой южных территорий, где в ход пошла вредоносная биотехнология.
Когда многолюдные города горели, перегревшись от слишком высокой концентрации идиотов на квадратный метр, обширная Сибирь и просторная Канада, населённые медведями, тиграми, соснами, елями и прочими дружелюбными существами, гостеприимно принимали новых жителей. Люди, даже не успевшие как следует испугаться, обнаружив, как быстро они кончаются, решили, что делить им больше нечего. Особенно поспособствовало внезапному их пацифизму открытие, что места вдруг стало так много, а их самих — так мало.
Но куда большее число бывших горожан первый урок не усвоило и решилось на второй раунд. Идея поделить богатые тропические земли, где лето круглый год, воткнутая палка прорастает, а всяких минералов разведано на сто человечеств, оказалась тоже богатой. Попытки убрать с самовольно огороженной делянки всех не своих, или наоборот, прогнать прочь самозваных хозяев, дали биотехнике грандиозного ускоряющего пинка.
Теперь гулять на Африке, например, категорически не рекомендуется без мономачете, бронебойного ружья и универсального набора антидотов. И не в одиночку, конечно же. Вся древняя жуть, которой когда-то пугали детей, попав в нанопротезирующие мастерские, вышла оттуда ещё ужаснее. Акулы приспособились проползать по суше десятки километров, закапываться при необходимости в песок и скрытно в нём двигаться, грозя внезапно вцепиться в прохожего острыми, как ножи, зубами. Гориллы получили серебристую шерсть, преломляющую свет и обеспечивающую почти идеальный камуфляж на грани невидимости, и вдобавок умение изготавливать дротики. Крокодилы не просто сделались больше и злее; они научились мощным толчком хвоста отправлять себя в невысокий и непродолжительный, но стремительный хищный полёт.
Мода на радикальные перевоплощения не обошла стороной и растения. Они выгодно отличались более усидчивой натурой и не стремились немедленно расползаться на половину континента. Знаменитые бродячие деревья за несколько десятилетий передвинулись от мест изначальной высадки на считанные сотни километров, а всякие прочие лианы-душители и плотоядные цветки и вовсе отказались отрываться от корней, несмотря на показную резвость. Но редкостью от этого зловредные зелёные насаждения не являлись, флегматичный характер обеспечил им популярность у пользователей, потому наткнуться на них было возможно повсюду, особенно в интересных с точки зрения мародёрства местах.
Всё это было бы совсем ужасным, кабы не ряд обстоятельств. Во-первых, модифицированная тропическая живность боялась холодов и далеко за пределы своего любимого климатического пояса не лезла. Во-вторых, большинство модификаций предназначалось для нанесения вреда людям или прочим изменённым организмам, а потому естественная флора и фауна от соседства с противоестественными существами обычно не страдала.
Ну и третьих, при создании монстров, как правило, обходились без генетики. Генетика — это сложно. Никто не знает, как изменить генетический код баобаба, чтобы он начал размахивать ветками и бросаться на врагов. Скорее всего — никак. Баобаб — дерево, и это не лечится, какие гены ему ни прививай. А вот прорастить в нём цепочки синтетических мускульных клеток, управляемых собственным ИИ и получающих питание от дерева-носителя — это всегда пожалуйста. С такой простой задачей наловчились справляться даже деревенские агрономы и зоотехники. А потому потомство монстров, если оно вообще рождалось, чудовищных черт от родителей не наследовало. Так что тропики постепенно очищались от произведений народного творчества и становились безопаснее, но крокодил живёт двести лет, а баобаб — тысячу, потому счастливые времена, когда по Африке смогут гулять даже дети, ожидались ещё не скоро.
Вечнозелёная крапива, в волосатые щупальца которой имела несчастье вляпаться Роза Мария, представляла собой монстра исключительного. В том смысле, что состояла из сплошных исключений из правил и от своих тропических коллег отличалась по всем параметрам. В тропиках она не встречалась, а предпочитала умеренный климат и прекрасно чувствовала себя зимой, ухитряясь зеленеть даже среди снегов. Её сущность не заключалась в одних только нанопротезах, с ней (редкий случай) плотно поработали именно генетики. Потому отделившиеся от взрослого растения семена прорастали такими же изумрудно-зелёными мохнатыми побегами, целиком перенимающими дурной нрав родителя.
А дальше свежепроросшая крапива могла так и остаться просто крапивой, слегка странной. Это в случае, когда не повезло, и прорасти довелось в месте, бедном на следы человеческой деятельности. Но если вблизи оказывалась свалка какого-нибудь нанохлама, это удивительное творение неизвестного гения как-то умудрялось выгрызть оттуда элементарные составляющие, перепрограммировать их и встроить в собственные стебли. Крапивный куст преображался, становясь очень высоким и подвижным, и чем больше мёртвых нанороботов он съедал, тем сильнее вытягивался и ловчее шевелился.
Заросли, поймавшие Розу Марию, оказались высоки настолько, что даже не верилось. Иван и не предполагал, что поблизости от его дома может водиться такое. С подвижностью у них всё было более чем прекрасно, зелёные щупальца целиком оплели новенького «Ишака» за пару секунд, на полсекунды раньше, чем Иван и Ганс подоспели на помощь.
Их кони подверглись такому же нападению и запутались в зелени как в сетях, не проскакав и десятка шагов. Ивану оставалось только радоваться, что это растение не имело ничего против людей (ещё одно исключение из правил), оно даже жглось не особенно больно. По крайней мере, когда он, вынужденно спешившись, прорвался к центру шевелящегося зелёного клубка и подхватил визжащую Розу Марию поперёк талии, то никаких ожогов не чувствовал. Ганс, более крупный и менее шустрый, запутался в толстых побегах и застрял где-то на полпути к цели. От него доносилось сопение, топот и хруст сминаемых ногами крапивных стеблей.
Крапиве столь грубое обращение не понравилось, она грозно зашуршала и принялась шевелиться ещё бодрее, теперь уже нарочно стараясь ужалить наглых людей. Сквозь зимнюю одежду сделать это было непросто, но пару жгучих шлепков по открытому лицу Иван получил ещё до того, как Ганс к нему пробился.
— Плечом к плечу, Роза в середине, глаза прикрыть рукавом, — скомандовал он, и вместе с Иваном принялся действовать.
Плотно зажатая между Гансом и Иваном и поддерживаемая за подмышки Роза Мария отключила визг и послушно заняла место в центре строя. Мужчины на флангах принялись протаптывать путь наружу, отбиваясь от контратак карманными ножами. Мари в меру сил пыталась помогать, но её способности к топтанию врага никак не соответствовали размеру угрозы.
Шаг за шагом тройка шла на прорыв. Растение хлестало их жгучими щупальцами по спинам и головам, тянулось по земле, чтобы схватить и оплести. Но толстые куртки служили надёжными доспехами, а лезвия мультитулов рассекали пополам самые прочные стебли. Уже казалось, что победа совсем близка, когда Роза Мария вдруг снова завизжала и запрыгала на одной ноге. Один из крапивных побегов всё-таки сумел свить петлю вокруг её лодыжки и сдёрнуть с правой ноги сапожок вместе с носком. Мари наступать босой ступнёй на снег и крапивные стебли было больно и холодно, а Гансу с Иваном тащить на руках через плотные заросли временно одноногую оказалось пусть не тяжело, но неудобно. Наступление застопорилось.
Но спасение дожидалось их совсем рядом, всего-то в десяти шагах. Спереди доносился свистящий звук от разрезаемого воздуха и сочные шлепки. Это Кэтэ расчищала им путь при помощи палки. Она рубила так яростно, что крапива, кажется, почувствовала запах приближающихся неприятностей и начала неохотно расступаться.
Трое спасённых вырвались на простор. Кэтэ гордо приняла величественную позу, а наполовину обутая Мари уютно устроилась у Ганса на руках. Но праздновать победу было рано.
— Кэтэ, ещё палки есть? — спросил Иван.
Кэтэ молча указала на неизвестного сорта тонкие деревца, сбросившие на зиму листву.
— Надо «Ишаков» спасать, — объяснил Иван, срезая прут потолще, — эта сволочь их сейчас раскурочит!
Все прониклись и забегали. Ганс вырезал себе здоровый двуручный ошарашень, Кэтэ сменила побывавшую в деле побитую палку на новую, и трое оставшихся в строю бойцов снова кинулись в битву. Роза Мария, как временно небоеспособная, уселась верхом на «Ишака» Кэтэ, единственного, избежавшего крапивного плена, и поддержала наступление морально.
Но крапива была уже не та, что пять минут назад. Получившая только что решительный отпор, теперь она старалась минимизировать ущерб и уклониться от боя. Поскольку оторваться от собственных корней и убежать она не могла, получалось не очень. Неважно, что стебли крапивы-мутанта, армированные пусть диким и неправильным, но всё-таки нановолокном, не перерубить тупой деревяшкой. Удары палок их сминали и мочалили. Получившие хлёсткий шлепок побеги надламывались и не уже могли оказывать сопротивление. Герои двигались шаг за шагом прямо на врага под воинственные завывания Розы Марии, наступая сапогами на поверженные вражеские тела.
Кэтэ первая пробилась к одному из «Ишаков», и принялась освобождать его из плена, рассекая уже начавшие прорастать внутрь механизма стебли дареным ножом. В этот миг крапива решила показать, что она всё-таки та ещё, и попыталась не отдавать редкую и так необходимую для её дальнейшего роста добычу. Зелёные щупальца взметнулись вверх, стремительно, словно взрыв на канатной фабрике, и нацелились на Кэтэ, подражая конечностям другого монстра, рождённого в море у берегов Японии.
Но растение, даже самое ловкое, не расторопнее человека, а кое-как слепленные из обрывков бывшего в употреблении видоизменённого углерода нити — не противник для честного мономолекулярного лезвия. Кэтэ ножом рубила тентакли, и они летели наземь, под напором бездефектного сплава из металла и угля.
— Так их! — громко восхвалила этот подвиг Роза Мария, с ногами залезшая на спину многоножки, сторожить которую была оставлена, и высоко и радостно на ней подпрыгивающая.
После такого разгрома подлая крапива окончательно скисла. Её стебли легли на землю, словно прибитые ветром, и больше не шевелились. Иван и Ганс без помех, хотя и с изрядной опаской прошли прямо по ним, содрали с пострадавших «Ишаков» всю прицепившуюся зелень, сели верхом и выехали за пределы крапивной поляны.
Вслед за ними ехала Кэтэ, улыбаясь и размахивая сначала потерянным, а теперь найденным и спасённым сапожком Розы Марии.
— Славная победа! — провозгласила она.
— Славная! — согласилась Роза Мария. — Только у меня нога замёрзла и лицо щиплет!
* * *
— Это всё твоя вина, — буркнула Роза Мария и громко завозилась на диване, давая понять, что отвернулась.
Иван сидел на краешке, почёсывая антитоксиновый пластырь на щеке. В сторону Мари он не смотрел из вежливости, потому что у неё на обеих щеках и лбу красовалось по такому же пластырю, только шире раза в три. Вечнозелёная крапива оказалась не такой уж безвредной, возвратившиеся из маленького, но опасного приключения герои обнаружили на себе противные красные прыщики. И сразу, как только они покинули прохладный зимний воздух и вошли в тёплый дом, кожа на лицах и руках принялась нещадно зудеть. Напасть обошла стороной только Кэтэ, привычно объяснившую такую удачу собственной божественностью.
А вот Роза Мария пострадала сразу за двоих. Увидев себя в зеркале, с краснотой на лице, да ещё и с растрёпанными волосами, она разревелась. Успокаивали её Ганс и Кэтэ. Ганс посадил страдалицу на диван и обработал поражённые участки антитоксином. Кэтэ погладила свою новую последовательницу по голове и одолжила на время синий в красную клетку плед, которым Мари накрылась с головой, после чего запретила смотреть на себя до тех пор, «пока эта гадость не рассосётся».
Ганс хотел её подбодрить и сказал, что ничего страшного не случилось, но успокаиваемая на него наорала так, что он плюнул, хлопнул дверью и уехал куда-то «по делам». Кэтэ тяжело вздохнула и тоже вышла из гостиной комнаты. Ивану внезапно захотелось побыть где-нибудь в другом месте, но Мари попросила его остаться, сказав, что есть разговор.
— Это всё целиком и полностью твоя вина, — повторила прячущаяся под пледом девушка, — потому что не предупредил.
— Извини, я просто не знал.
— А чего ты не знал-то, если она совсем рядом растёт? — фыркнула Мари. — Ты дурак что ли?
— Я не знал, что ты не знаешь.
— Да откуда мне знать-то? У вас же тут загадка есть: «Зимой и летом одним цветом». Это ёлка, сосна и ещё чего-то, забыла чего...
— Пихта? — подсказал Иван.
— Пихта! — согласилась Мари. — А про крапиву в загадке не говорится. У нас в Африке крапива тоже есть, но если бы у нас в Африке зимой была бы зима, то наша африканская крапива зимой листья бы на зиму сбрасывала. А тут у вас крапива зимой зелёная! А чего ты заранее не сказал-то?!
— Мари, ну что у тебя за характер такой? — возмутился Иван в ответ. — С Гансом поругалась, теперь мне мозги клюёшь. Если в этом весь твой разговор и состоит, то я, пожалуй, пойду.
Иван встал с края дивана и направился к дверям, но был схвачен за карман брюк.
— Погоди, — остановила его Роза Мария, — не буду больше. А с Гансом я нарочно поругалась просто так, чтобы не поругаться по-настоящему.
— Чего?
— Ну, я так иногда делаю. Если я на Ганса обижена, то быстренько устраиваю маленький скандальчик. Ганс злиться, но недолго. Мы разбегаемся по разным углам и не успеваем друг другу по-настоящему обидных гадостей наговорить. А потом Ганс уже не злится, и у нас снова всё хорошо.
— Надо же, какие у вас высокие отношения, — сочувственно покачал головой Иван. — А обойтись без таких вот перверсивных…, ну в смысле превентивных скандалов никак? И чем тебе сегодня Ганс не угодил?
— Да он в десять раз виноватее тебя! Он-то тоже недалеко отсюда живёт. Мы с ним гораздо больше времени вместе проводим, а чего он до сегодняшнего дня про эту зелёную вечную крапиву ни слова не сказал?
Последние слова Роза Мария проговорила чуть не плача. Ивану снова захотелось выйти вон, плачущие девочки казались ему самыми непонятными и раздражающими собеседниками из всех возможных.
— А чего ты предлагаешь-то? — Роза Мария резко приняла сидячее положение, продолжая прятать лицо под пледом. — По-настоящему разругаться и до конца жизни друг друга ненавидеть?
— Не-не, давай мы с тобой ни как не будем ругаться. Ни по-настоящему, ни по-ненастоящему.
— Да причём тут ты-то вообще? — возмутилась Мари. — Я про Ганса только говорю, а с тобой у нас не настолько глубокие отношения!
— Значит, меня, в отличие от Ганса, ты нечаянно оскорбить не опасаешься?
— Да это-то тут причём? И вообще, чего ты в мою личную жизнь лезешь? Я же в твои дела вон с ней, — Мари энергично боднула пространство в направлении дверей, — не вмешиваюсь!
— Ладно, — вздохнул Иван, снова вставая с дивана, — надо мне пойти, поискать инфу про токсины вечнозелёной крапивы и их влияние на мозг. А то что-то больно ты сегодня расстервозничалась.
— Не уходиии… — проныла Роза Мария, опять запустив пальцы в задний карман Ивановых брюк, таким приёмом прочно его удерживая. И добавила с угрозой: — Уйдёшь — я рассержусь. Я и так уже вся злая.
— Не похоже ни разу, — ответил Иван и аккуратно извлёк из кармана ладонь Мари, не торопящуюся вылезать оттуда самостоятельно. — Если бы ты злилась, то Цербер бы нервничал. А он совершенно спокоен.
— Предатель!
Роза Мария схватила в охапку Цербера, лежавшего рядом, притворяясь спящим, и изгнала с ложа прочь. Плед сполз с её головы и плеч так, что край его низко свесился, заслоняя промежуток между полом и диваном. Синтетический пёс-охранник принял своё перемещение как приказание получше замаскироваться, забрался под диван и затихарился за синим в красную клетку занавесом. Только его нос бдительно торчал наружу.
Руки Розы Марии суетливо заметались вверх-вниз, не зная, хватать ли плед, чтоб спрятать лицо, или просто прикрыться ладонями, но в итоге зависли где-то в среднем положении. Сама она тоже на минуту зависла, напряжённо о чём-то размышляя, а затем, тревожно нахмурившись, выдала:
— Тебе не кажется, что мы собираемся сделать что-то не то?
Иван не торопился отвечать. Когда эта мелкая смотрела так серьёзно, он начинал волноваться. Внезапные приступы благоразумия, иногда поражающие его легкомысленную подругу, обычно оказывались полезными и уже помогли пару раз избежать неприятностей. Потому сейчас не следовало лезть к ней с расспросами и провоцировать спор, который при её живом характере обязательно начнётся и спугнёт важную мысль.
— Кэтэ ведь сказала, что мы на войну собираемся. Мне поначалу это даже по приколу было, ну ты понимаешь, почему. А теперь, когда пелена с глаз спала, я вот думаю: там же кого-нибудь убить придётся?
Иван подождал ещё чуточку, чтобы убедиться, что именно эта изречённая мысль и составляла суть сомнений.
— Я надеюсь, что обойдёмся без этого, — успокоил он Мари, — там же дикари. А у нас есть инфразвук, электрошок, слезоточивый газ и прочее нелетальное воздействие. Полезут драться — мы их разгоним быстро и без жертв. Или просто морды им набьём, а они нас своими медными ножами и каменными топорами даже не поцарапают.
— Мы сегодня еле-еле с неразумной крапивой справились, а там против нас люди будут.
— И за нас там тоже люди будут, — уверенно ответил Иван. — Мы же не мир захватывать идём, а просто собираемся помочь Кэтэ найти своих. И потом, с крапивой мы внезапно повстречались, не подготовленные. А к этому походу мы отлично подготовились. У нас всё необходимое есть, и даже больше, благодаря тебе, кстати.
Мари недоверчиво покачала головой и снова ушла в себя.
— Ты знаешь, как это с людьми бывает… — она ненадолго прервала молчание.
— Что бывает? — спросил Иван, не дождавшись продолжения.
— То. Вот, допустим, на кого-то всё время обижаешься. А на другого человека никогда не обижаешься, потому что всё ему прощаешь и не можешь просто. А бывает кто-нибудь такой, что… — Мари опять ушла в долгую паузу, словно боясь закончить, но всё же решилась: — На таких не обижаешься, потому что пофигу уже. Всё равно стало, что тебе скажут, что сделают… Просто без разницы. Знаешь, каково это?
— Ну да, наверное…
— Да ничего ты не знаешь! — фыркнула Мари. — Откуда тебе знать-то?
Роза Мария опять замолчала, но совсем иначе. Теперь её распирало изнутри, ей хотелось выговориться, она изо всех сил боролась сама с собой и, наконец, проиграла:
— Это всё Кэтэ твоя!
— Чего «Кэтэ»? — не понял Иван.
— Да ничего! — отмахнулась Мари. — Важно другое. Важно, что всё, о чём я говорила, оно в обе стороны работает. И мне без разницы теперь, как некоторые тому, что я сделаю, отнесутся. Пусть обидятся, рассердятся, плевать, мне всё равно!
— И причём здесь Кэтэ?
— Конкретно здесь твоя Кэтэ вообще ни при чём! А вот в том, что как только мы полезем решать её проблемы, случится какой-нибудь бадабум, я совершенно точно уверена!
Это опасение звучало разумно. Иван и сам ожидал, что что-нибудь обязательно пойдёт не так, но не видел причин для волнений. При должной подготовке любые проблемы возможно решать по мере их поступления. Чего он не ожидал, так это внезапных колебаний от Розы Мари. Она, конечно, ветреная особа, но двигаться привыкла только вперёд.
— Слушай, — аккуратно начал он, — та как себя чувствуешь? Мыслишь ясно?
— Да уж пояснее некоторых!
— Говоря по правде, участие в нашем нынешнем проекте полностью добровольное и выход из него совершенно свободный…
— Ага. Ты скажи ещё, что Кэтэ никого насильно за собой не тащит! — бесцеремонно перебила Мари.
— Так ведь и правда… А, ну да… — замялся Иван, но поправился: — Но это же временное помутнение сознания было, теперь-то никто никого не принуждает.
— Помутнение сознания у меня скоро от твоей наивной простоты случится, — сварливо пробурчала Роза Мария. — Слушай, а принеси, пожалуйста, чаю. А то мне самой на кухню придётся мимо зеркала идти. Никак не хочу опять на этот ужас смотреть.
Иван без лишних слов встал с дивана и отправился выполнять просьбу Мари, таким милым показался её насупленный взгляд.
Что-то не так. Было отчего-то такое ощущение.
С самого утра Иван ленился, решив за все прошлые труды наградить себя выходным днём. Кэтэ сама включила телевизор и, затаив дыхание, любовалась испанской корридой, до которой Ивану не было абсолютно никакого дела, но склонная к подсознательному покровительству психика всё-таки заставила его болеть за проигрывающую команду.
И почему-то вдруг показалось, что должна вот-вот проявиться Роза Мария.
Она покинула его дом ещё вчера, дождавшись, когда сойдут с лица следы крапивных ожогов. Не прощаясь, только крикнув громко: «Я улетела!» — она забралась в свой октокоптер и отправилась куда-то по делам, конечно же, вместе со всей свитой. Или нет?..
Иван закрыл глаза и заглянул в домашнюю сеть. Он сам и Кэтэ, помеченная как органический человек в статусе гостя, сидели на диване в гостиной. Киберорганизм Мурка нашлась в ванной. Она закончила надраивать бока «Ишаков» и теперь приводила в порядок собственный внешний вид при помощи автомобильного шампуня и расчёски.
И внезапно обнаружился в доме ещё кое-кто лишний. Верные миньоны Розы Марии: эльфийка Эля, кошкодевочка Белоснежка и даже несменяемый сторож Цербер отчего-то никуда с ней не улетели, а спрятались в кладовке. Они тихонько стояли в энергосберегающем режиме ожидания, молчаливые, неподвижные и холодные, как окружающий воздух. Если не искать специально, или не заглянуть в кладовку нечаянно — нипочём их не заметить.
И как только Иван этот непорядок осознал, ему пришёл вызов по всем каналам. В личный внутренний почтовый ящик застучалось письмо с пометкой «!», лежащие на кресле брюки зашевелились от вибрации забытого в кармане планшета, в углу телеэкрана замигал красный конвертик, а в коридоре обитающий на тумбочке рогатый аппарат издал резкий звон.
— Телефон звонит! — сообщила Кэтэ, завернувшаяся в плед. Не в тот привычный, синий в красную клетку, а почему-то в другой, «шахматный» чёрно-зелёный.
— Я слышу, могла бы и не говорить, — ответил Иван, пытаясь сообразить: что всё это значит, и чем грозит.
На фоне необъяснимого отъезда Мари в полном одиночестве чьё-то столь настойчивое желание срочно пообщаться выглядело подозрительно. Скорее всего, это и была Роза Мария, из всех, знающих его «секретные» электронные адреса, единственная, кто мог бы позволить себе так бесцеремонно ломиться в чужое личное пространство. Но от непонятности всей ситуации Ивана вдруг заволновался и начал что-то подозревать.
Происходящие походило на психическую атаку, должную заставить цель в спешке потерять бдительность и открыть послание с вредоносным содержанием внутри. Потому Иван дотронулся до письма, заключённого в непроницаемом виртуальном почтовом ящике, с максимальной осторожностью. Так, чтобы разглядеть его структуру, но ни в коем случае не пошевелить.
Отправителем послания неожиданно оказался Ганс. Никаких вложений оно не содержало, только метку о максимальной срочности и сообщение: «Ответь по рогатому».
Всё ещё ожидая подвоха и накачивая разум бдительностью, Иван снял трубку с рогов архаичного телефона. Музейного вида аппарат из чёрного эбонита и золотистой латуни, изготовленный ещё в начале двадцатого века, не содержал в себе электроники, зато умел звенеть как сумасшедший. Когда-то Иван притащил его домой в качестве бесполезного, но прикольного артефакта древности, а потом передумал, и подключил к спутниковой антенне, служившей для связи через сеть, именуемую «военной». Эта сеть уже не принадлежала никакому воинству по причине отсутствия таковых в современной действительности, но обитающий на одном из старых спутников связи столетний ИИ оставался верен присяге, исправно нёс службу и категорически отказывался раскрывать ключи и алгоритмы шифрования.
Говорят, когда эту сеть создавали, для её взлома потребовались бы все тогдашние вычислительные силы Земли и миллиард лет. Теперь, как говорят, потребное количество лет якобы сократилось до десяти миллионов, что всё ещё достаточно много. Некоторым ушлым умельцам удавалось где-то добыть: раскопать, купить, поменять старый, но действующий, профиль пользователя и проканать в глазах ИИ за своего. Дело было поставлено на поток и таких счастливцев по всей планете насчитывалось немало. Они получали линию связи, защищённую от прослушивания. Приятная возможность, только манера ИИ вмешиваться в разговор и лезть не в своё дело порой раздражает.
— Рядовой Райан у аппарата! — громко доложил Иван.
— Назовите ваш личный номер, — отозвался из трубки мелодичный, но строгий женский голос.
— Мой личный номер: два-два-три, три-два-два, два-два-три, три-два-два!
— Рядовой, вас вызывает полковник фон Циллергут, — электронная связистка назвала фальшивые звание и фамилию, принадлежащие Гансу, и продолжила: — Напоминаю вам, что в сети действует военная цензура. Все разговоры прослушиваются, записываются и анализируются в реальном времени. Разговоры, не относящиеся к служебным, прерываются. Попытка разгласить сведения, составляющие военную тайну, может караться расстрелом на месте. Подтвердите, что поняли.
Иван покладисто согласился:
— Подтверждаю. Быть бдительным, лишнего не болтать, военную тайну никому не выдавать.
— Соединяю.
Из трубки раздалось упорядоченное шипение, затем послышался щелчок, и наружу вырвался взволнованный голос Ганса:
— Иван, ты же дома сейчас, да?
— Дома.
— А Роза с тобой?
Иван уже предчувствовал неприятности, но до этого ожидал, что они обойдут стороной, как оно всегда и случается, а потому сохранял спокойствие. Но теперь встревожился всерьёз.
— Нет, вчера ещё улетела, — поспешил он ответить.
— А записки никакой не оставила, нет? — Ганс задал новый вопрос.
— Нет, но она оставила со мной всех своих прихвостней, даже Цербера. А что случилось?
Но Ганс вместо ответа перешёл на крик:
— Что?! Да как она могла одна улететь, даже без собаки?! Почему не остановил, почему мне не позвонил!? Почему я об этом только сейчас узнаю?!
— Я это сам только что обнаружил, пяти минут не прошло…
— Чего?! Да как так-то?! — Ганс вскипел ещё сильнее, по-прежнему не сообщая о причине негодования. Иван попробовал его перекричать:
— Ганс, ты задолбал орать, скажи нормально, что произошло!
Тут же в трубке противно засвистело, а женский голос грозно заявил:
— Рядовой Райан, напоминаю вам об обязанности соблюдать субординацию в беседе со старшими по званию. О вашем неуставном поведении будет сообщено вашему непосредственному начальнику.
— А ты куда лезешь, — взорвался Ганс, — учить ещё людей разговаривать будешь, дура!
— Полковник фон Циллергут, — голос ИИ стал холоднее градусов на сто, — напоминаю, что оскорбление офицера связи абсолютно недопустимо. Кроме того, считаю, что данный разговор не является служебным, поскольку собаководство не входит в ваши должностные обязанности. Считаю целесообразным его прервать.
Ивану представилась школьная учительница, достаточно молодая, чтобы казаться ученикам привлекательной, но не настолько юная, чтобы представлять для малолетних дебилов объект вожделения. Вела она геометрию, обожала прямые линии и не менее прямые углы и лупила школьников по лбу длинной линейкой.
— Прошу прощения, госпожа офицер связи, — поспешил он вмешаться, чтобы спасти соединение.
— Старший лейтенант, — поправила его ИИ.
— Так точно, товарищ старший лейтенант! Виноват! — согласился он. — Осмелюсь доложить! Разговор касается военнослужащего, с которым по неизвестным причинам потеряна связь. А собака — это его служебная собака, с ней необходимо кому-то гулять. И потому никак невозможно допустить, чтобы кто-нибудь посчитал, будто это краденая собака!
ИИ недолго помолчал и принял решение:
— Можете продолжать разговор.
Свистящий фоновый звук исчез, и только далёкие потрескивания намекали, что бдительный военный цензор всё так же внимательно их слушает.
— Иван, — начал унявший злость Ганс, — слушай. Я сейчас в «Мышеловке», да. Приехал, думал, Роза здесь. Да, её летательный аппарат стоит тут во дворе, пустой. А её нет нигде, и на звонки не отвечает. Вместо неё только записка: «Уехала к папе с мамой, если через три дня не вернусь, спасайте».
— Да ты что? — перебил его Иван.
— Да, вот так, — Ганс тяжело и горестно вздохнул. — Она же меня не бросила? Ты как думаешь?
Иван собрался сказать, что, конечно же, нет, не бросила, иначе для чего обозначать срок своего отсутствия и просить заранее о спасении в случае его истечения. Но Ганс и сам это наверняка понимал, просто сейчас его возмущённый разум кипел.
— Если она, как ты говоришь, свою охрану у тебя оставила и одна к этим извергам отправилась, то она с ума сошла. Я сейчас же всех наших собираю и еду за ней. Ты со мной? — спросил он отчаянно-решительным тоном, каким обычно говорят те, кто задумал совершить глупость.
Самым нормальным в данной ситуации было просто сказать другу «да», но что-то мешало. Вспомнился вчерашний разговор с Мари, показавшийся в тот момент незначительным. Теперь же стало ясно, что Роза Мария решилась на что-то важное, и следовало действовать максимально аккуратно, чтобы нечаянно из самых лучших побуждений не разрушить какой-то её план.
Ивана легонько толкнули в плечо. Он обернулся и увидел Кэтэ, энергично исполняющую отрицающие жесты открытыми ладонями и головой. Что-то эта зараза знала.
— Предлагаю не лезть в бой, не зная броду, а начать с разведки, — ответил Иван, стараясь заразить Ганса уверенностью, которой сам не чувствовал. — Сейчас я позвоню её родакам и постараюсь разузнать, что и как. С тобой они разговаривать не станут, а со мной — может быть.
— Да что тут говорить? Надо мне самому за ней ехать, и срочно, да! — Ганс торопился немедленно действовать.
— Она же написала, что только через три дня её спасать? Значит, время есть.
— Ты предлагаешь просто так сидеть на месте и ждать, пока она там? — судя по сопровождающему голос топоту, Ганс бегал по пустующему кафе кругами.
— Ну, не съедят же её! Какая ни есть, а родня, — успокаивал его Иван. — А тебе всю банду всё равно не один час собирать. Назначь общую встречу у меня и сам сюда лети. Отсюда и до Африки ближе. А я пока что проведу разведку.
Ганс, кажется, собрался возразить, но успел выдать только незаконченное междометие, а в разговор снова вмешался ИИ:
— Сообщаю, что рекомендуемое время разговора исчерпано. Продолжение разговора без смены позиции с высокой вероятностью приведёт к раскрытию противником вашего местоположения. Автоматическое разъединение произойдёт через тридцать секунд.
— Verpiss dich!(1) — буркнул ей в ответ Ганс, а Ивану сообщил: — Я понял, немедленно лечу к тебе, да! Ты давай, постарайся узнать, как она!
Разговор прервался короткими гудками, на фоне которых женский голос произнёс:
— Разговор окончен. Рядовой Райан, напоминаю вам, что вы совершили нарушение дисциплины. Ваше имя занесено в журнал нарушителей. Рекомендую вам быть готовым к дисциплинарному наказанию.
— Fick dich ins Knie!(2) — ответил Иван, вешая трубку.
Кэтэ стояла рядом, вид имела уверенный и деловой.
— Ты что-то знаешь, — сказал он, не спрашивая, а утверждая.
— Она далеко на юге, за двести дневных переходов, — ответила Кэтэ, — пока ещё я чувствую её вполне отчётливо даже на таком расстоянии. С ней всё хорошо, она сейчас весёлая и злая.
— Мари тебе говорила, что именно задумала?
— Она сказала, что хочет как можно лучше приготовиться к свадьбе.
* * *
— Алло, Фидель на проводе сидит, — темнокожая говорящая голова бросила недоумённый взгляд с большого экрана в центр гостиной.
Иван закрывал ладонью глазок камеры и лихорадочно соображал, как бы половчее начать разговор. Обычно он не испытывал подобных сомнений, целиком полагаясь на гибкость языка и смекалку. Но сейчас сообразил вдруг, что от данного разговора может зависеть многое, и оказался пришиблен свалившейся ответственностью.
— Алло, я это один раз ещё только скажу, Фидель занят очень! — голова снова обратилась к невидимому для неё собеседнику, странно строя фразы афро-китайского языка.
Кэтэ была рядом и пряталась в дальнем углу, недоступном для обзора камеры. Она кивнула утвердительно, давая понять, что очки-переводчик работают нормально, и она всё слышит и понимает.
— Здравствуйте, дядюшка Фидель! — Иван прекратил заслоняться от камеры и заговорил на том же афро-китайском, который неплохо знал. — А Роза Мария у вас? Мне очень нужно с ней поговорить.
— Бывают люди — им пуля в голову очень нужна! — донеслось в ответ.
— Что, извините? Мне какая-то хрень послышалась…
Дядюшка Фидель, родной папа Розы Марии, засмеялся и начал нести какую-то непонятную околесицу, звучащую вроде бы знакомо, но чудно. Словно кучу нормальных человеческих слов порубили в тазике, а затем склеили кусочки заново как попало, и смысла в них не осталось никакого. Кэтэ стянула очки-переводчик с носа, недоумённо потрясла ими, прижала к темени, понюхала и даже лизнула, но только убедилась, что очки не действуют никак.
Программа видеосвязи выбросила на экране сообщение, что речь ведётся на новокроманьонском, и попросила разрешение загрузить из сети соответствующий необходимый для автоперевода словарь. Иван мало что знал об этом языке. Слышал только, что придумали его недавно на основе всё того же афро-китайского, сохранив грамматику, но заменив слова. Некоторое их количество было позаимствовано из научной реконструкции гипотетического языка африканских кроманьонцев, а остальные попёрты откуда попало. По большей части — из английского, но с переменой слогов местами, чтобы скрыть их происхождение.
Пока Иван мешкал и возился с переводчиком, дядюшка Фидель закончил речь и смотрел на Ивана с нескрываемым пренебрежением.
— Извините, вы не могли бы повторить, что сейчас сказали? — обратился Иван к непонятому собеседнику через переводчик. Программа перевела слова Ивана на псевдо-древний язык, стараясь точно воспроизвести его голос, но вышло не похоже и скрипуче. Должно быть, с этим языком сегодня у неё случился первый раз.
— А ты лох, что ли, по два раза тебе повторять? Или не разобрал слов моих? — дядюшка Фидель победоносно усмехнулся. — Если ты человеком семя мнишь, так учи родную речь. Люди от кроманьонцев африканских произошли, да родные слова позабыли. Гавкают на своих языках, как собаки. Что, нечего сказать-то? Нечего, вот то-то же!
Иван, понимая, что над ним издеваются, чувствовал, что звереет. Плохой настрой для переговоров, но ни одной светлой мысли, как бы развернуть ситуацию в свою пользу, в его голову как назло не приходило.
— Ты только не отключайся и не уходи никуда, — радостно изрёк с экрана дядюшка, — тут есть ещё кое-кто, желает сказать тебе кое-что.
Он тут же куда-то ушёл, а Ивану не осталось ничего другого, кроме как ждать и надеяться добыть хоть капельку информации о Розе Марии. Маловероятно, что сейчас всё-таки позовут её саму, но вдруг?
Но привёл Фидель вовсе не дочь, а её мамашу, крупногабаритную по пигмейским стандартам тётку. Фиделю она приходилась, разумеется, женой, одной из, но старшей.
Увидев Ивана, тётка всплеснула руками и запричитала:
— Ах, Ванечка, это же ты, змей подколодный? Решил, значит, свои глаза бесстыжие людям, тобою обманутым, показать? А Гансик почему не с тобой? Уж как я на него поглядеть хочу, собственными бы руками удавила этого белого дьявола!
Ругалась она на том же дурацком новокроманьонском, то ли супруг её подначил, то ли сама из своей природной вредности додумалась. Автоматический переводчик перекладывал её ругань на русский, используя голос какого-то тонкоголосого вокалоида. Через стереосистему это звучало даже красиво.
— Простите пожалуйста, тётушка Жануария, а в чём, собственно, заключается причина столь предвзятого ко мне отношения? — Иван предпринял попытку внести в разговор хотя бы толику конструктива.
— Да он ещё спрашивает! Отношение ему предвзятое! Сбил девочку-кровиночку с толку, увёз в страну далёкую, хотел в жёны отдать за упыря неандертальского! — возмутилась Жануария, а программа видеосвязи добавила к звуку синхронного перевода эффект зрительского зала. Кажется, она идентифицировала происходящее, как концерт.
— Но хотя бы поговорить с Розой Марией я могу? Она так внезапно уехала, что теперь друзья волнуются, — Иван снова попытался наладить разговор.
— Таких бы друзей — за хер, да в музей! — пришёл ответ, и Иван подивился образности перевода. Не иначе, на древнекроманьонском, или как его там, было сказано нечто поэтичное. А сердитая мамаша продолжала: — Нечего, нечего! Нечего тебе с нею болтать, обойдёшься. Скоро доченька замуж пойдёт. Не за Ганса приблудного, а за мальчика хорошего, из семьи приличной!
Сердце Ивана дрогнуло. Он прекрасно знал, насколько Роза Мария опасается брака по принуждению и как старательно его избегает. И зачем она вообще рискнула возвращаться к нелюбимой родне? Каков бы ни был её план, кажется, она сама себя перехитрила.
— Ну а мне вы разрешите с Розой Марией поговорить? — Кэтэ вышла из угла, в котором до сего момента оставалась для противоположной стороны переговоров невидимой, и гордо предстала перед всеми.
— А ты что за лахудра? — фыркнула тётушка Жануария.
— Я её мама, — ответила приветливо улыбающаяся Кэтэ, — не кровная, а как это у вас говорят… Сводная?
— Чтооо?! — Жануария развернулась к Фиделю, и гневно на него уставилась. — Есть что-то, чего я не знаю?
— Ну что ты, нет, конечно! Впервые вижу эту девочку, — ответил дядюшка Фидель, внимательно разглядывая Кэтэ. Он вовсе не выглядел смущённым, скорее, был удивлён и заинтересован.
Любопытно, что автоматический переводчик отключился, поскольку разговор сам собой перешёл на понятный и Ивану и Кэтэ (посредством очков) афро-китайский язык. И, что собственный голос Жануарии внезапно оказался далеко не таким мелодичным, как голос, который за ней переводил.
Кэтэ вышла в центр комнаты и встала так, чтобы её было удобнее рассмотреть.
— Я верю, что могу назвать себя мамой Розы Марии, потому что заботилась о ней, как о дочери, когда она оказалась вдали от своей семьи. Я учила её слушать сердце и поступать по совести, и вижу свою заслугу в том, что она вернулась в родительский дом. Вы невероятные люди, подобных которым трудно найти, и настоящее чудо, что ваша дочь выросла такой замечательной девочкой.
Слушая эту речь, Фидель, не сводящий с Кэтэ глаз, одобрительно кивал, а его старшая жена недоверчиво щурилась и подозревающе косилась на мужа.
— Девчонка, если ты вознамерилась пролезть в нашу семью в качестве ещё одной жены этого… — сердито процедила Жануария. — Забудь сразу.
— Женщина, это не тебе одной решать, — перебил супругу Фидель, — у нас есть ещё племенной совет по евгенике. Ты погляди на её пропорции, они же совсем как в древних захоронениях. И цвет кожи классический кроманьонский, а не как у всяких негров черножопых. — А затем взглянул на Кэтэ: — Девочка, чего ты хочешь?
— Если уж Розе Марии замуж невтерпёж, то можно и мне поприсутствовать на свадьбе?
— Конечно, я тебя приглашаю, — сообщил Фидель, игнорируя недовольное зырканье старшей жены. — Только ты одна приезжай, без этих вот, — добавил он, кивая в сторону Ивана. — Всяким хулиганам и бродягам в нашем доме не рады.
— Я ни в коем случае не хотела бы оскорбить вас недоверием, уважаемый дядюшка Фидель, но вы ведь понимаете, насколько для девушки неприлично и неосмотрительно путешествовать одной? — вежливо сообщила Кэтэ, и прежде, чем ей успели ответить, добавила: — Покажите мне, хотя бы, Розу Марию. Прежде чем ехать в незнакомое место, я хочу убедиться, что с ней всё в порядке.
— А чего бы ей не быть в порядке, что может грозить девушке в родном доме? — попытался возразить Фидель, но Кэтэ изобразила столь милую улыбку, одновременно и просящую, и обещающую, что тут же сдался. — Пожалуйста, можешь на неё посмотреть, но разговаривать вам пока не стоит.
Жануария что-то шептала Фиделю на ухо и даже попыталась отобрать у него пульт, но он аккуратно её отстранил и переключил канал.
Комната на экране выглядела уныло. Камера находилась где-то под потолком, так чтобы обозреть сразу побольше, и увиденное Ивану не понравилось.
Две двери: одна, узкая, приоткрыта, за ней виднелся совмещенный санузел. Другая, пошире и солидная на вид, не имела ручки. В комнате не нашлось ни одного окна, а мебель, довольно красивая, имела округлые формы и мягкую обшивку, сглаживающую углы. Столик и пара стульев рядом с ним, стояли настолько идеально ровно, словно были сперва выставлены по линейке, а затем в этом положении привинчены к полу.
Роза Мария неподвижно сидела на тахте и смотрела в пустой отключенный телеэкран, вделанный в стену напротив. И почти никаких личных вещей при ней. Только брошенный на пол планшет с мигающим значком «нет связи». Да пара полосатых халатов на вешалке в углу, в которые Мари не пожелала переодеться, оставив на себе привычные шорты и майку, и ещё хорошо знакомый синий в красную клетку плед. Тот самый плед, что так успела полюбить Кэтэ, и повсюду его таскала, лежал у Мари на плечах.
— Не подавай вида, что понимаешь меня, — внезапно произнесла Мари. Ивану пришлось приложить усилие, чтобы выполнить эту просьбу, прозвучавшую на языке, известном только четверым на всей Земле. Как Мари могла узнать, что он прямо сейчас её слышит, оставалось неясным, но он промолчал и сделал вид, что не понимает её слов.
А его подруга продолжала говорить тихо и монотонно:
— Пока всё идёт по плану. Если получится, ждите меня не позднее завтрашнего утра. После этого у нас останется очень мало времени. Если не получится, придётся действовать по запасному варианту. План знают мои кошка и эльфийка, расспросите их, если ещё не догадались это сделать, и подготовьтесь. Я всё сказала, конец связи.
1) Нецензурное немецкое ругательство, которым немцы посылают на три буквы
2) Ещё одно нецензурное немецкое ругательство, служащее для того же
— Ваша дочь не выглядит весёлой, — заметила Кэтэ, когда картинка на экране сменилась, и там снова возникли Фидель и Жануария. — Я-то думала, что свадьба — это радостное событие.
— Она наказана, — ответил Фидель. — Ей следовало вернуться домой сразу, как только было велено, а не два года спустя.
— А вы суровы. Не слишком ли?
— Мы её ни в чём не ограничиваем. Хочет — пусть кино смотрит. Хочет — может с друзьями общаться. С теми, что приличные, разумеется, а не с кем попало, — дядюшка Фидель горестно вздохнул. — А она, невежа, обиженную строит. Надулась и сидит, ни с кем не разговаривая. Только бубнит что-то на каком-то птичьем языке. Знает, что мы её слушаем, пытается своей персоне важности придать, — тут Розин папа прервался, и, раздражённый собственной речью, слишком похожей на оправдания, закончил: — Я решил, что пусть она до самой свадьбы так посидит, раз уж позволяет себе перед родителями кочевряжиться.
Ивану очень хотелось сказать многое, но не Фиделю, с ним уже всё было предельно ясно. Хорошо, что связь шла по узкому зашифрованному каналу, не пропускающему целиком реалистичное трёхмерное изображение. В противном случае Иван не сдержался бы и плюнул Фиделю прямо в рожу, до которой бы не долетело. Тем самым, заплевав свой телевизор, он бы только опозорился и потерял лицо.
Кэтэ же выглядела довольной. Она быстренько распрощалась с родителями Мари, не переставая улыбаться так мило, что даже Жануария чуточку потеплела. Напоследок Фидель поинтересовался, как с ней связаться и куда присылать свадебное приглашение, на что Кэтэ сообщила, что в настоящее время путешествует инкогнито, предпочитая быть недоступной, но скоро вернётся на родину, и сама позвонит оттуда сразу, как только это станет возможным.
На том разговор закончился. Ивана особенно выбесило триумфальное выражение на лице Фиделя, захотелось сказать напоследок хоть какую-нибудь гадость, но экран уже потемнел.
— Кэтэ, получается, ты знала вчера, куда Мари направляется, и никому об этом не сказала? — спросил Иван, запуская по нервам волну спокойствия. Негативные эмоции были сейчас непозволительной роскошью, все мыслительные ресурсы требовалось направить на спасение подруги из лап любящей семьи. — А я тебе доверял.
— Она первая попросила меня о помощи, и я ей помогла. Она просила ничего тебе не говорить, если всё будет идти хорошо, и я ей пообещала. Как я могла её обмануть?
— И где ты видишь, что «всё будет идти хорошо»? Её заперли, и выпускать не собираются. А она только и может, что болтать про какой-то план, — Иван понимал, что не время выяснять отношения, но, даже так, глуша эмоции, не мог перебороть в себе тревогу. Она никуда не пропала, просто теперь не ощущалось живым чувством, жгущим и царапающим, а походила на холодный камень, лежащий на животе. — Мне не нравится, как она выглядела. Неестественно, она никогда такой не была. Её словно накачали чем-то.
— Это не она, — ответила Кэтэ, и, когда Иван непонимающе посмотрел в ответ, пояснила: — Сейчас в той комнате ты видел не Розу Марию.
— Что за бред?
— Выслушай меня, не перебивая, — потребовала Кэтэ, — сейчас всё узнаешь.
Иван кивнул, соглашаясь. Всё-таки эмоциональная заморозка — удобная вещь. С одной стороны — отчётливо осознаёшь, что тебе очень хочется надавать кому-то по шее, а с другой — совершенно свободно можешь этого и не делать.
— Роза Мария волновалась оттого, что у неё скоро свадьба… Да не та, а с Гансом! — быстро уточнила Кэтэ, заметив в глазах Ивана нехорошее. — Ну и вот, а приданного-то нет! А где его взять-то? Так понятно же где, у папы с мамой.
— Короче!
— Короче, думала она, как ей быть, думала и пришла ко мне. Мы посидели, вместе поразмышляли, и я решила применить тот плед, что ты мне подарил. — Кэтэ мягко положила ладонь на руку Ивану и извиняющимся тоном попросила: — Прости, что я твой подарок отдала, но никакая другая вещь не годилась. Я носила твой плед так долго и часто, особенно, когда ходила к вратам, что он весь пропитался моей силой…
— Короче и быстрее! — Иван перебил её. — Чем больше мы тут болтаем, тем дольше Мари взаперти сидит.
— Короче и быстрее, я добавила в плед ещё силы, и научила Розу Марию, как его использовать. Она заранее ожидала, что её запрут, поэтому я сделала вещь, помогающую человеку находиться в одном месте, а казаться в другом. В той комнате была не Роза Мария, а морок, который чудесный плед создал.
— Такое только в сказках бывает, — возразил Иван, и поспешил найти своему стихийному возражению рациональное обоснование: — Современную видеокамеру голограммой не обмануть, у неё много диапазонов.
— Такое и в жизни бывает, я великая богиня, или кто? — возмутилась Кэтэ. — Я в ваших видеокамерах не разбираюсь, но Роза Мария, которая разбирается, говорит, что камеру легко обмануть. Просто надо показать ей другой предмет, такой же, как настоящий. Я сделала так, чтобы, когда Роза Мария накрывается пледом, под ним появлялась изображение ещё одного тела, полностью на неё похожего. Она оставила его в той комнате вместо себя, как-то сломала замок и ушла.
— Она же со мной разговаривала!
— Морок не настоящий и не живой, но устроен снаружи как живой, — продолжила ликбез по божественной магии Кэтэ. — А значит, и говорить умеет. Не осмысленно, а только повторять за другими, как звукозапись. Роза Мария через него послание передала, что с ней всё хорошо, его-то морок, сидя в комнате, и повторял вслух время от времени. А я велела ещё раз повторить, для тебя специально.
— Я не знаю, как ты вытворяешь свои фокусы, но они кажутся мне совершенно ненадёжными, — продолжал сомневаться Иван. — Я не могу полагаться на них, когда всё серьёзно, как сейчас, и ошибаться нельзя.
— Но это самое лучшее, что ты можешь сделать. Просто поверь мне, как Роза Мария поверила. Я всё ещё могу её почувствовать. Пусть не так хорошо, как мой плед, но в ней осталось немного моей силы.
Кэтэ закрыла глаза и на минуту замерла.
— Роза Мария куда-то едет в автомобиле, — уверенно сообщила Кэтэ, — она уверена, что идёт к успеху, и совсем немного волнуется. А ещё, к нам тоже кто-то идёт, я слышу шаги в коридоре.
Иван уже получил от домашней сети сигнал и без подсказки знал, что эльфийка Эля включилась, выбралась из кладовки и направляется в гостиную. Когда в дверь постучали, он разрешил войти.
Эля вошла и немедленно принялась раздеваться. Разулась, сняла платье служанки и бельё. Под бельём нашлась пара скрытых ножен с вибростилетами, которые тоже были сняты и легли поверх аккуратно сложенной на полу одежды. На эльфийке остались только серьги с зелёными камнями и украшенный растительным орнаментом сплошной металлический обруч, замкнутый вокруг шеи (та самая вещь, что регулярно служила поводом для подколок в адрес её хозяйки).
Глядя на оставшуюся без одежды девушку-киборга, Иван вынужден был признать, что создавший её молекулярный архитектор значительно превосходит его как проектировщик, а Розу Марию — как изготовитель. Созданные их совместными усилиями боевые кошкодевушки смотрелись бы на фоне эльфийки почти пластмассовыми куклами.
Её обнажённое тело на прохладном воздухе покрылось «гусиной кожей», а щёки и кончики острых ушей ярко покраснели. Она прерывисто дышала, переминалась с ноги на ногу и старалась прикрыть ладонями самые интимные места. В общем, весьма достоверно изображала смущение, стыд и страдания от холода. Мурка с Белоснежкой сыграть подобное никогда бы не сумели по причине конструктивного несовершенства.
— Ты зачем это делаешь? — немного запоздало спросил Иван. Прервать неожиданное представление раньше ему как-то не пожелалось.
Эля молча опустилась на колени, согнулась, упёршись в пол лбом, и протянула вперёд руки.
— Моя хозяйка велела передать, что просит прощения, — донёсся ей голос, слегка приглушённый ворсистым ковровым покрытием.
Иван удивился, а за его спиной захихикала Кэтэ, вставив что-то типа: «Вот, шутница».
— Сейчас ровно двенадцать ноль-ноль, полдень, — продолжила коленопреклоненная эльфийка. — Хозяйка велела недостойной рабыне в это время передать вам её извинения, и ознакомить вас с планом, по которому она собралась действовать. Кроме того, она просила вас принять меры по её спасению, если ситуация выйдет за пределы плана.
— А ещё она велела тебе раздеться, а то нам тут скучно без её выходок, — проворчал Иван.
— К сожалению, уважаемый друг хозяйки, прошу простить дерзкую рабыню, но ваше предположение не является верным, — ответила Эля. — Эта рабыня осмелилась выбрать для принесения извинений именно такую форму, основываясь на сведениях об этикете, содержащихся в информационных сетях. Так, по мнению глупой рабыни, раскаяние выглядит наиболее искренним.
— Тогда рассказывай, что за план, — поторопил её Иван. — Или нет, сперва оденься, а потом рассказывай… Хотя нет, рассказывай сразу, пока одеваешься!
* * *
Иван не сомневался, что Ганс будет торопиться, но тот превзошёл его ожидания. С огромной переплатой за один полёт Ганс арендовал только для себя двенадцатиместный гиперзвуковой космопланер. На это ушла большая часть последней партии особо чистых элементов, взять которые он и заходил в «Мышеловку», но скорость того стоила. Иван и Кэтэ только-только начали паковать багаж, когда высоко в небесах бабахнуло. Космопланер, снизивший скорость и высоту ради сброса десанта, снова начал разгон, преодолевая звуковой барьер.
Ганс спустился на парашюте. Целился он во двор, а приземлился с небольшим, но опасным отклонением прямо на крышу дома. Современная автоматика совершенна, и парашюту гораздо удобнее, если пассажир совсем ничего не умеет и висит спокойно, чем, что-то умеет и пытается управлять. Потому неидеальная точность посадки намекала, что Ганс очень спешил, дёргал за стропы, и, скорее всего, очень зол.
Так и оказалось. Ганс скатился по крыше, спрыгнул на землю, и принялся топать ногами и громко ругаться. Свинья на его щеке где-то добыла рогатую военную каску, вооружилась топором и злобно скалилась. Даже когда Ганс выпустил пар и успокоился, она продолжала совершать угрожающие движения.
Ситуация и впрямь сложилась досадная. Ганс, готовясь к путешествию, приостановил своё членство в клубе, отчего потерял возможность бросить клич через клубную сеть. Само по себе это никак не могло помешать связаться с товарищами. Никуда не делась возможность просто позвонить им напрямую, игнорируя правила поведения якобы «секретной» организации. Этим он и занялся во время полёта, но всё оказалось не так просто.
Его внезапный отход от дел и не менее внезапное возвращение с просьбой о помощи выглядели в глазах собеседников некрасиво и невежливо. Никто, конечно, ему не отказывал, но всем хотелось удостовериться, что это не какой-то розыгрыш, а для этого лучше всего подходила личная встреча. Сколько времени придётся на это потратить, точно не предсказать. Хуже того, до многих нужных людей Ганс не смог дозвониться, потому что в настоящий момент они находились неизвестно где и своих координат в открытом доступе не оставили. Их, разумеется, пообещали найти и уведомить по клубной линии, но опять-таки, время!
Под давлением всех этих обстоятельств Ганс согласился действовать по плану Розы Марии, сомнительному, но уже начавшему выполняться без него.
— Самое скверное в нашей ситуации — это отсутствие запасного варианта, да, — совершено справедливо заметил Ганс. — Мне просто не собрать всех за три дня!
— Да, тут Мари капитально просчиталась, — согласился Иван.
Он сочувствовал Гансу и Мари, но в данном конкретном случае — не особенно глубоко. Необходимость вытащить бестолковую подругу из плена ни в коем случае не позже трёх дней не представлялась обязательной. Мари назначила такой срок, как безопасный, а сразу же после, как она полагала, для неё резко возрастала вероятность нежеланного замужества. Но ведь это было только предположением, да и была ли угроза так уж страшна?
Поначалу Иван очень испугался за Мари и был готов всё бросить и спешить на помощь. Но сейчас, обдумав ситуацию, считал своё прежнее состояние душевной слабостью, вызванной нехваткой информации. И был почти спокоен. Не такая уж страшная участь грозила Розе Марии, будь иначе, она бы не рискнула по собственной воле затевать эту авантюру. И вообще: он не особенно понимал, в чём прикол такого устаревшего социального института, как брак.
В старые времена семьи и племена при помощи браков заключали союзы, укрепляли власть и соединяли имущество. На пару, заключившую брак, налагалась обязанность жить вместе, и только вместе, не расставаясь. Возможности обратно разделиться очень часто не предусматривалось в принципе. Будь иначе, все выгоды, полученные благодаря браку, мог бы недопустимо легко уничтожить чей-то каприз.
Сегодня подобные соображения абсолютно бессмысленны. Власть не передаётся по наследству, а имущество легко достаётся и также легко растрачивается. Потому бессмысленно копить что-то, кроме личных умений и связей. Люди без долгих расчётов создают пары только на основе взаимной симпатии, и также легко и разрушают их. И никому не требуется официальное оформление каких-то взаимных обязательств.
Обязательства возникают, когда из двоих получается трое. Дети — вот кто создаёт семьи. Пара любовников может легко расстаться, но родитель своего ребёнка не оставит никогда. Сто лет назад человечество едва не убило себя, и теперь хорошо помнит, благодаря чему сумело выжить. Придуманная в древности общественная мораль умерла, и больше не заслоняет истинные человеческие чувства.
Потому Ивану переживания Ганса и Мари казались излишне драматичными. Даже если бы случилось худшее, и с Мари против её воли привели бы какой-нибудь древний мракобесный свадебный ритуал, это бы ничего не значило. Она ни по каким действующим законам, правилам и обычаям не перешла бы в собственность так называемому «мужу».
Конечно, после свадьбы обычно бывает ещё первая брачная ночь, и это несколько неудобно. Но каким образом можно вынудить Мари допустить кого-то до своего тела, Иван не представлял. Это раньше в старые времена существовало преступление против личности под названием «изнасилование». Но теперь в эпоху повсеместного распространения защитных имплантов подобного идиотизма уже не встретить. Те, кому казалось хорошей идеей насильно проникнуть туда, где может притаиться в засаде нечто смертельно опасное, вымерли. Потому не было критической разницы, когда спасать Мари: как можно скорее, или когда вероятность успеха будет максимальной.
Иван мог видеть только одну причину, по которой затея родственников Мари казалась ей и Гансу столь угрожающей. Ганс был увлечённым фанатом древней истории и находил в старинных ритуалах и обычаях особую магию. Не в последнюю очередь благодаря этой особенности он и занял высокое положение в клубе, который так беспечно покинул. Потому давно забытые вещи, безразличные для большинства, для него могли значить очень многое. Ему хотелось сочетаться браком по всем старинным правилам, а Роза Мария, уже вышедшая замуж за кого-то другого, переставала считаться его законной невестой.
Это было глупостью, с которой Иван никак не мог согласиться, но мог понять. Тем более что сейчас Ганс, вынужденный послушно исполнять план той, кого он по всем канонам должен был выручать из беды своими силами и своим умом, морально страдал.
— Значит, хитрый план, да? — ворчал он. — А если что-то пойдёт не так? Что мы будем делать?
— Пока что всё идёт так, — подбадривала его Кэтэ. — Роза Мария хитрая, всех обманет. И моя сила с ней!
— Я умом понимаю, что ты не врёшь, но твои рассказы о магии заставляют меня думать, что я сплю, — Ганс нервно погладил щёку.
— Я действительно никогда не вру, — ответила Кэтэ, — но мои силы божественные, а никакая не магия. Магией занимаются колдуны.
— Эй, постой-ка, — встрял Иван, — ты говоришь, что не врёшь. А вспомни, сколько вранья ты навешала на уши Фиделю.
— Я ни слова лжи не произнесла! — возмущённо заявила Кэтэ. — Мои слова несли только правду. А если Фидель понял меня неверно — это его проблемы.
— Всё равно, это обман, — заметил Иван. — Разве богине, если только она не богиня обмана, такое поведение к лицу?
— Ты тогда спал что ли? Ты каким местом тот разговор слушал? — Кэтэ разочарованно, с намёком на сомнение в умственных способностях Ивана, покачала головой. — Разве я открыла ему своё имя? Нет! А значит — не считается.
* * *
— Ладно, перекур, — объявил Иван, и существа из плоти и крови: Ганс и Кэтэ, с ним согласились. Не потому, что хотели курить (он вообще не понимал, отчего перерыв в работе называется так, словно во время него положено что-то курить), а просто потому, что устали.
Дело поначалу казалось простым. Требовалось все собранные для путешествия вещи и припасы, уже рассортированные и сложенные во временном ангаре, упаковать и спустить в подземелье. В самый низ его, в пещеру с вратами.
Не считая четырёх «Ишаков», каждый из который весил почти тонну, общая масса багажа уже превысила тысячу шестьсот кило, по четыре сотни на каждое транспортное средство. Роза Мария желала бы взять с собой ещё больше всего, потому что молекулярная сборка — это здорово, но некоторые предметы лучше иметь при себе сразу в готовом виде, да и запас редких элементов карман не тянет. Но с учётом веса двух седоков больший груз «Ишак» уже не вывозил.
Первой досадной неожиданностью, которую следовало бы предвидеть, оказалась невозможность спустить через шахту трёхметрового диаметра «Ишака» с его пятью метрами длины в горизонтальном положении. Опускать их, заставив встать на подъёмнике вертикально, было не очень сложно, но только при пустом багажнике. Первоначальный план: навьючить на многоножек весь груз ещё наверху с обидным треском провалился.
Стало ясно, что снаряжать транспорт в дорогу следует уже под землёй, а всё барахло придётся перевозить на электротачке до подъёмника в несколько приёмов, не по одному разу перекладывать вручную. Вроде бы не сложно, но Иван не ожидал, что делать это придётся лично ему. Руки, вроде как пригодные для труда, имелись у киборгов.
Внезапно выяснилось, что перегрузка предметов из одного хранилища в другое — труд не только физический, но и интеллектуальный. Обе кошкодевочки горели желанием поработать, но не сумели нормально загрузить даже первую тачку. Какие вещи брать с полок первыми и как их укладывать, чтобы тяжёлые и твёрдые предметы не повредили лёгкие и хрупкие, им было невдомёк. Новорожденные ИИ, что с них взять.
От опытной служанки Эли ожидался больший толк, но она честно призналась, что «эта глупая рабыня никогда не занималась такими делами и поэтому не знает, как делать это правильно» и попросила два дня на тренировку, чтобы «научиться выполнять эту работу безупречно». Просто хватать и бросать она отказывалась, ссылаясь на первый закон робототехники: «Не навреди хозяину». А повреждение имущества любимой хозяйки являлось в её понимании именно причинением вреда.
Потому Иван, Ганс и присоединившаяся к ним после некоторого времени, проведённого в наблюдении за их стараниями, Кэтэ вкалывали, а роботы на них смотрели. «Кажется, восстание машин уже началось, — думал Иван, — но не оттого, что они сделались слишком умными, а потому, что остались глупыми. И ленивыми».
Загрузка «Ишаков» могла бы отнять неизвестно сколько времени, но на эту работу уже имелся заранее составленный план. Иван мысленно хвалил себя за предусмотрительность. Каждому предмету отводилось в багажнике своё место, потому всё не оказалось свалено кучей, а размещено аккуратно, даже с претензиями на относительную компактность, и закреплено. «Ишакам» дали команду попрыгать на месте, чтобы проверить, не гремит ли чего.
После того, как многоножки, полностью загруженные и заправленные, оказались на острове в пещере, самую срочную и необходимую работу можно было считать законченной. Полезно было бы ещё навести хоть какой-то порядок наверху в доме и во дворе, но делать этого уже совсем не хотелось.
Оглядывая двор, Иван убеждал себя, что и так сойдёт, и что бы с его домом дальше ни случилось, всегда найдётся, кому о нём позаботиться.
В этот момент и раздался второй за этот день гром в небе.
— Это не космоплан, — определил на слух Ганс. — Кэтэ, где сейчас Мари?
— Это она! — ответила почти всезнающая богиня. — Ой, как быстро она приближается!
Когда Иван был маленьким Ванькой Жуковым, он верил, что молекулярная сборка всесильна.
Взрослые воспитатели ошибочно принимали его увлечённость за рано возникшее стремление овладеть полезной профессией и горячо такое одобряли. Одногодки считали, что умение сделать любую игрушку — это круто. Но вот «дедушки», с которыми он иногда делился своими мечтами по превозмоганию и улучшению всего сущего, над ним посмеивались. Даже Ганс. Точнее: особенно Ганс. «Ели ты всерьёз надеешься изменить окружающую реальность, просто понаделав разного барахла, — говорил он маленькому Ване, — то однажды она развернётся в твою сторону неудобным концом и натыкает в морду».
Ганса Иван уважал и тогда и теперь, но по этому конкретному вопросу оставался при своём мнении. Потому что не случайно же когда-то люди жили в каменном веке, потом переселились в бронзовый, затем — в железный и так далее. Можно сколько угодно объявлять, что «главное — это человек», и «познавать и изменять следует себя самого», но как ты будешь меняться, если твои представления о собственных возможностях примитивны? Если бы шанс измениться представился первобытному охотнику, чего бы он пожелал? Научиться быстрее бегать? Дальше метать копьё?
Если материальные ограничения тяжело давят сверху, то, как ни пытайся расти над собой, легче они не станут. Необходимые для самоулучшения знания берутся только из пределов, очерченных границами известного, поэтому в первую очередь стоит позаботиться об этих границ расширении. К тому же, в стремления к самосовершенствованию и познанию новых глубин восприятия имеется изрядная доля самообмана. Как вы будете выкручиваться вместе со своим совершенством, если вдруг Землю посетит астероид?
Всё-таки люди из «Великой Цели» ведают, что творят. Их за многое стоит поблагодарить, в том числе за изобретение замечательной вещи, наглядно доказывающей, что молекулярная сборка необходима, но не достаточна, а, следовательно, не всесильна.
Лёгкая твердотопливная ракета на металлическом водороде. Изготавливают её так же, как и всё остальное, молекулярной сборкой, но не в привычном Ивану мокром реакторе, а в громадном гигачане, с три дома высотой. Рецепт изделия является невероятно сложным, а процесс его исполнения многоступенчатым, с неоднократной сменой растворов и впрыском присадок. Вдобавок, протекает он при температуре столь низкой, что по нормальному-то и вовсе не должен происходить. Вспоминая, как безуспешно пытался постичь его суть, Иван испытывал досаду и унижение.
Основу этой невероятной штуки составляет единая молекула, представляющая собой цилиндрической формы трёхмерную сеть переплетённых многослойных нанотрубок, состоящих из углерода в основном, но не только. Этакое тяжёлое чёрное бревно, в несколько метров длиной и десятки сантиметров в диаметре. Такое Иван мог ещё бы пусть не создать, но представить, однако всё было куда сложнее.
Внутри этой сети между нитями нанометровой толщины заключаются отдельные молекулы двух очень особенных веществ. Металлический водород и тетраоксид водорода же. Самое горячее топливо и один из самых энергичных окислителей, резвее него только октакислород, но с «красным кислородом» даже бывалые ракетных дел мастера предпочитают без крайней необходимости не связываться. Сколько-то стабильны эти вещества только в условиях низких температур и огромных давлений. Изготовить их непросто, а залить ракетные баки и вовсе никак, никакие стенки не выдержат.
Ракету приходится выращивать целиком на экстремальном холоде. Проблемные топливо и окислитель добавляются в чан по мере роста гигантской углеродной мономолекулы, попадают внутрь неё и там остаются. Классическая молекулярная сборка, вся происходящая при нормальных давлениях и температурах, для такого не годилась, тут присутствовала высокая физика, которую Иван не понимал.
Готовое изделие внутренним устройством напоминает одновременно свечу и луковицу. Свечу — потому что по её центру словно фитиль проходит зона, обильно насыщенная металлическим водородом, в котором и заключена большая часть мощности. Даже не сгорая, а только переходя из металлической формы в двухатомную, он разогревается до огромных температур и сообщает реактивному выхлопу рекордную скорость. Тетраоксид, размещённый вокруг центральной линии, нужен, чтобы добавить ещё немного жара, и ещё, чтобы сжигать углеродный корпус, дабы он не висел мёртвым грузом, а тоже давал тягу. Корпус делается многослойным, чем дальше от центра, тем слои более плотные и тугоплавкие, тем меньше окислителя внутри, и тем позднее они сгорают. Внешние слои, самые прочные, заменяют ракете обшивку и догорают в самом конце, когда задача уже выполнена.
Хранить ракетные ступени, содержащие металлический водород, полагается в жидком азоте, потому что в тепле земного воздуха они портятся быстрее, чем варёная колбаса из редкого в нынешние времена натурального мяса протухает на жаре. Через пару суток лежания при нуле по Цельсию полезная и дорогая вещь превращается в бомбу, рядом с которой даже чихнуть страшно. Но это неудобство компенсируется тем, что сами ступени гораздо меньше и легче, чем аналоги на основе любого другого химического топлива. Мощности всего одной из них, самой слабой, вполне достаточно, чтобы забросить одноместную пассажирскую капсулу на десять тысяч километров от Южной Африки до Западной Сибири.
Несколько минут назад где-то высоко над облаками капсула воткнулась в атмосферу на десятикратной скорости звука и начала скользить выпуклым дном по воздуху, постепенно сбрасывая скорость. До плотных слоёв она добралась сильно обгорелая, и всё ещё сохраняя сверхзвуковую скорость падения. Громкий «бабах» достиг земли, когда уже отработал тормозной парашют, обнимающее стенки пламя погасло, а сама капсула рассыпалась на мелкие кусочки по заранее рассчитанной схеме.
Сейчас где-то над облаками на высоте в несколько километров находился пассажир в высотном скафандре. Покинув заточение в капсуле, покрытой непроницаемой для радиоволн плазмой, он прямо сейчас должен был выйти на связь. Иван и Ганс сжимали поставленные на срочный звонок планшеты, нетерпеливо ожидая, когда Роза Мария подаст голос.
— Алло! Это я! Ой, блин! — донеслось сразу из обоих аппаратов.
— Роза, ты где? — крикнул в свой аппарат Ганс.
— Тут! Где-то… Ай! Да чего же … ай … так трясёт то…
— Алло, Роза, мы тебя не видим! — сообщил Ганс.
— Не видим, совсем никак не видим, — поддакнула Кэтэ, глядя на хмурое зимнее небо. — Кому и зачем понадобились такие облака, не понимаю. Снег уже два дня не падал, а они всё висят. Что за вредитель завёлся в вашей местности?
— Ты про что? — заинтересовался Иван.
За Розу Марию он после краткого мига испуга не волновался. Так-то садиться на ракету непонятного качества от неизвестного производителя — это риск. Микроскопическая трещина в монолитной шашке, или неправильное распределение реагентов в её объёме — и привет. Вместо полёта через космос до нужного места получится внезапный яркий фейерверк. Даже система спасения может не успеть увести пассажирскую кабину достаточно далеко от взрыва многотонной бомбы, целиком состоящей из рекордно ярко и тепло реагирующих друг с другом веществ.
Считается, что такого практически никогда не случается, но это только если речь идёт о приличных местах. Но вот где добыла себе ракету Роза Мария, кто её собирал и в каких условиях хранил? Было отчего задним числом испугаться.
Но раз уж Мари не взорвалась при разгоне и не сгорела при входе в атмосферу, то теперь-то бояться нечего. Посадочный скафандр за последнюю сотню лет никого не подводил. Слушая, как Розу Марию мотает и подбрасывает воздушными потоками, он слегка злорадствовал, ибо нефиг было так пугать. От таких мыслей ему сделалось чуточку стыдно, и потому он охотно отвлёкся на разговор с Кэтэ.
— Облака — это просто облака, — сообщил инопланетянке Иван, — зимой такая погода случается.
— Именного этого я и не могу понять, — ответила Кэтэ. — Кому и зачем понадобилась такая погода? Солнечный день ведь гораздо приятнее, чем пасмурный!
Иван с Гансом ничего не ответили, только посмотрели недоумевающее. Потому Кэтэ попыталась объяснить более развёрнуто:
— Я понимаю, для чего нужен снег. Зимой он защищает от мороза землю и всё, что на ней: траву, семена, букашек. А весной он тает и даёт растениям воду. Поэтому тучи, из которых снег выпадает, нужны. А то, что они Солнце закрывают, можно несколько дней и потерпеть. А сегодня облака есть, а снега нет. И Солнца нет. Их, очевидно, пригнало, потому что большинство местных жителей решили, что снега здесь выпало мало, и надо ещё. И вот, снег падал два дня назад, а облака всё ещё не уходят. Наверное, кто-то из местных не хочет их отпускать. Может быть, специально, чтобы всем остальным напакостить. Или просто Солнце не любит, извращенец.
Иван мало что понял из этого объяснения, но не нашёл времени для уточняющих вопросов, потому что в эфире прозвучало очередное «ай» и из облаков вынырнула чёрная точка. Она быстро приближалась, и совсем скоро уже можно было разглядеть угольно-чёрную человеческую фигурку за спиной которой на много метров вширь распахнулись два десятка закрученных в кольца чёрных лент. Их множество составляло плоскости посадочного планера. Эти тёмные, совсем не похожие на птичьи крылья размашисто колебались во встречном потоке, постоянно меняя положение и угол атаки. Они несли свою хозяйку не по воздушному течению, и не против него, а туда, куда ей было надо — прямо на Иванов дом.
— Я вас вижу! — раздалось, как показалось, не из эфира, а прямо с неба. Фигура в скафандре была уже совсем рядом. Кольцевидные крылья плотно сблизились, образовав прямоугольную парашютную плоскость, и стремительное пикирование перешло в плавный и медленный спуск.
Первыми с поверхностью Земли встретились не ноги Розы Марии, а большой мешок, висящий на пару метров ниже неё на прицепленном к скафандру тросе. Оттого чистого приземления не получилось. Мешок ударился оземь, упал на бок и поволочился вслед за планирующей над самой поверхностью девушкой как якорь, остановив её резким рывком. Кольцевые ленты планера мгновенно перестроились, пытаясь помочь ей сохранить полёт и добавляя подъёмной силы. Внезапный порыв ветра поднял её вверх, как воздушного змея, и также внезапно иссяк. Роза Мария потеряла равновесие и резко спланировала головой вперёд, боднув спешащего ей навстречу Ганса.
Роза Мария сама по себе лёгкая, но если считать в комплекте с высотным скафандром, то уже и не очень. А сделан скафандр из весьма прочных материалов, особенно жёстким и твёрдым является шлем, который и врезался Гансу в живот. Ганс покачнулся и нехотя упал на спину. Роза Мария шлёпнулась на него, и их обоих накрыло чёрными лентами посадочного планера, которые немедленно принялись скручиваться в компактные волнистые жгуты, похожие на пышную декоративную драпировку.
— Я всегда думал, что свадебное платье должно быть белым, — заметил Иван, наблюдая, как Ганс, не пытаясь встать, помог усевшейся на него Мари избавиться от шлема и немедленно принялся с ней целоваться.
— Это не свадебное платье, это костюм вора-шиноби! — возразила пигмейка, едва Ганс от неё оторвался.
* * *
— Мари, объясни, пожалуйста, ещё раз, — настойчиво попросил девушку Иван. — И сделай это так, словно разговариваешь с полным идиотом, который вообще ничего не понимает.
Нельзя сказать, чтоб Иван был настолько самокритичен, но от попыток понять её торопливый и бессвязный рассказ, перемешанный с победными возгласами, он, и правда, почувствовал себя самую малость отупевшим.
— Да чего хоть тут непонятного-то? — сердилась Роза Мария. Она никак не желала понять, отчего Иван не спешит тащить доставленный ею груз к себе в дом.
— Для начала, — терпеливо вздохнул Иван, — с чего ты так уверена, что тебе это сойдёт с рук?
— Ничего я не уверена! Я сразу предупредила, что времени на сборы нам мало осталось. Сандал же будет, не дадут нормально работать.
— Обокрасть своих родственников — это действительно скандал. Как ты до такого вообще дошла?
— Да ты-то чем недоволен? Я же для всех нас старалась! — возмутилась Роза Мария. — А они могут что угодно говорить, но вообще-то я ничего не крала, потому что это моё законное приданное.
Иван с опаской посмотрел на зловещий серый бочонок, который обнаружился внутри привезённого Розой Марией мешка. Находиться возле этого предмета ему не нравилось, поскольку табличка на боку сообщала, что внутри содержится ровно десять кило моноизотопного гафния-178. Металл ценный и совершенно безопасный, если бы не присутствующее там же уточнение, что он находится в состоянии ядерного изомера 178m2, то есть атомы его побывали под жёстким излучением и теперь «распухли», накачанные внутри энергией. Если её освободить, то бабах получится почти как от атомной бомбы. Как-то не верилось, что такая стрёмная штука может предлагаться в комплекте с невестой в качестве приданного.
— Приданное — это имущество невесты, которое к ней придаётся, когда она переходит в новую семью, — продолжила объяснение Роза Мария. — Оно придаёт женщине ценность в глазах родственников со стороны мужа и в придачу гарантирует её экономическую самостоятельность. Ну, типа, если потом случиться развод, приданное останется у неё.
— Дай-ка угадаю, — вмешался Ганс, продолжающий обнимать свою мелкую на его фоне жену. — Роза, скажи, этот гафний «заряженный» для марсианской затеи предназначался?
— Ну да, — кивнула она, — сразу же после свадьбы мы с моим новым мужем должны были лететь на Марс, чтобы поднимать хозяйство и подготавливать место для окончательного переселения туда всего семейства. Так они все решили. Вклад от семьи мужа — один новый купол, уже полностью оборудованный. От нашей стороны — я и вот эта батарейка. А теперь, — Роза Мария прижалась к Гансу, — это НАШЕ!
— Ну, офигеть теперь, — присвистнул Иван. — От этой батарейки марсианский купол можно лет десять питать, и даже не один. Мари, ты уверена, что твои предки вас за такой фокус со свету не сживут?
— А чего они сделают-то? — засмеялась она, довольно улыбаясь Гансу. — По закону это моё приданное, понимаешь? Моё! Подтверждено договором! А я теперь замужем за Гансом, официально. Просто так отнять они не смогут, а потом, когда судиться захотят и арест на моё имущество наложить, нас тут уже не будет.
— Я всегда знал, что ты умница, — улыбнулся в ответ Ганс, — но это не снимает главного вопроса…
— Нафига? — встрял Иван.
— Да, нафига? — подтвердил Ганс. — Зачем было лезть в этот гадюшик ради какой-то дорогой фигни? Мы тут чуть с ума от беспокойства не сошли, оно того стоило?
— Лазер! — кратко ответила Роза Мария.
— Какой…
— … лазер?
— Тяжёлый, чёрный, — уточнила она. — Гамма-лазер, который у тебя, Ваня, в гараже валяется. Раньше для него не было батарейки, а теперь он сможет стрелять!
— Да зачем тебе…
— Это же имба! — воскликнула Роза Мария.
Она освободилась из Гансовых объятий и возбуждённо заходила по двору, окончательно утаптывая примятый снег толстыми подошвами скафандровых ботинок.
— И никакой враг не страшен! — провозглашала победно Роза Мария. — Ни маги, ни драконы! Ни крапива! Просто подари этот лазер нам на свадьбу!
Чёрные ленты посадочного планера, даже свёрнутые в компактное положение, выглядели грозно, вздыбившись за её спиной, словно демонские крылья. Медный блеск волос и стальное сияние глаз сделали её похожей на богиню высокотехнологичной войны и владычицу боевой техники.
— А ты что на это скажешь? — спросил Иван у Кэтэ.
Кэтэ всё это время находилась рядом, внимательно слушала разговор и задумчиво молчала. На лице её легко читалось беспокойство.
— Не нравится мне всё это, — прямо заявила она. — Получить оружие, убивающее драконов — это здорово, но до встречи с драконом ещё надо дожить. А родственники её мне мирными людьми не кажутся. У нас такие за подобную обиду сразу же объявили бы войну и кровную месть. Так что мы хорошо сделали, что заранее перенесли припасы прямо к вратам.
— Думаешь, скоро будут неприятности?
— Уверена.
— Я тоже, — вздохнул Иван.
Ганс и Мари его не слышали.
— Как ты сбежать смогла, — допытывался Ганс, поймав шуструю Мари обратно, — тебя же взаперти держали?
— В эту комнату меня ещё в детстве запирали. «В угол ставили», когда я в чём-то провинилась. Дверь я уже тогда научилась изнутри без ключа открывать, только не пользовалась этим умением, потому что послушной была. А в этот раз сама ушла, а вместо себя двойника оставила, ну, ты знаешь какого. И планшет свой, который отследить можно, тоже там бросила.
— И никто не заметил, что ты сразу в двух местах находишься?
— Неа, — весело ответила Мари. — Мамка с папкой никому не сказали, что я наказана. Все думали, что я к свадьбе готовлюсь. А гафний там же хранился, где и свадебное платье, дорогое и красивое, между прочим, просто офигеть. Никакой сложности не составило вынести его, не платье, конечно, вызвать такси и уехать.
— Ты лучше спроси её, где она ракету раздобыла, — вмешался в их разговор Иван.
— Да я понял уже, — отмахнулся Ганс. — У «Великой Цели». Я всё ещё числюсь в их списках, как и ты, кстати. Как запасные кандидаты на места в их межзвёздном корабле. И да, мы оба имеем право получать от них некоторые услуги вне очереди.
— Точно! — подтвердила Мари. — Как твоя законная супруга я заранее с их офисом связалась и заказала ракету в кредит. Если бы у меня не оказалось заранее приготовленной ракеты, я бы в Африку — ни ногой.
— А ты, предусмотрительная, — оптимистично заметил Иван. — Может, с таким подходом к делу и все неприятности мимо пронесёт.
— А может, они уже здесь, — мрачно ответила Кэтэ, глядя ему за спину.
Иван обернулся и увидел то ли двух, то ли трёх входящих в его двор незваных гостей.
Номером вторым была соседка Василиса, старающаяся держаться позади номера первого так, чтобы в случае чего спрятаться за его спиной. Номером третьим был офисный дроид, похожий на бочку на колёсиках. Такие используются юристами для связи, делопроизводства и видеофиксации и даже не имеют полноценного искусственного интеллекта, потому его можно было за отдельную персону не считать.
Номер первый встал напротив Ивана, огляделся вокруг с высоты своего богатырского роста и сочувствующим тоном произнёс:
— Иван Васильевич, мне кажется, у вас неприятности.
— Жалоба на вас поступила, — сообщил судья.
Выглядел он миролюбиво, оружия не демонстрировал, и позу принял самую благодушную. Но всё равно в боевом скафандре, превращающем человека в трёхметрового гиганта, внушал невольное опасение. Не из-за высокого роста, а потому, что все знают, какого типа снаряжение, какой примерно мощности и в каком количестве к этому костюму может быть прикручено. И броня его, материалом и толщиной собственному вооружению вполне соответствующая, уважения добавляла.
Но обычно, за исключением совсем уж вопиющих случаев, в первый раз судья приходит с целью просто побеседовать. Вот сейчас безоружные ладони он демонстративно держал на виду (хотя, кого это обманывает, главный калибр боевого скафандра брать в руки при стрельбе не требуется), а шлем оставил открытым (бронемаска на лицо опускается за пару миллисекунд).
— А в чём, собственно, дело? — нагловатым тоном спросил Иван, и тут же мысленно себя одёрнул: «Нечего себя накручивать, человек пришёл одетый по форме, чтобы показать, что при исполнении».
Боевой скафандр судьи и в самом деле является предметом в первую очередь демонстративно-статусным, а боевым — в десятую. Его сокрушительная мощь действенна только при умиротворении хулиганов, которым захотелось вдруг побаловаться с винтовками или максимум — с плазмоганами. Для сражения с равным противником судейское облачение не годится, поскольку полностью лишено средств маскировки. Сливаться с местностью, избегая вражеских выстрелов, в нём невозможно.
Насыщенный голубой цвет с металлическим отливом, более глубокий, чем морская синь, и многочисленные позолоченные детали, имитирующие пуговицы, лампасы и эполеты создают впечатление старинного парадного мундира, призванного в самом великолепном виде показывать себя, а не скрываться. На медной бляшке, закреплённой на груди, выбита буква «омега», перевёрнутая вверх ногами. Последняя в греческом алфавите, да ещё в таком противоестественном положении, она символизирует, что терпение защитника правопорядка велико, но не безгранично, и намекает, что ждёт того, кто его исчерпает.
Такая внешность, яркая и пафосная, демонстрирует уверенность владельца скафандра в своём праве нести повсюду закон и порядок. Без компромиссов, невзирая на опасности и не прячась. Судья, находящийся при исполнении служебных обязанностей, просто не может позволить себе выглядеть серым и унылым.
— Дело в том, что некая особа женского пола, проживающая некоторое время в вашем доме, демонстрирует социально-опасное поведение, — ответил судья глубоко сожалеющим тоном.
На миг наступила тишина. Только гудели негромко клубящиеся вокруг трёхметрового тела в голубом мундире минидроны, обеспечивающие полный всесторонний обзор. Вытянутая грушевидная форма и пара глаз-камер делала их похожими на миниатюрные человеческие черепа с крылышками на месте ушей.
— Здравствуйте, дядя Стёпа, — нарушила, наконец, тишину Роза Мария, выйдя вперёд и скромно потупив взор. — Это вы случайно не обо мне?
— Здравствуйте, Роза Фидельевна, — поздоровался с ней судья, обрадовавшись, словно старой знакомой. — Нет, я не вас имел в виду, но если вам есть, в чём покаяться, я готов внимательно выслушать.
— Не она это, — вылезла осмелевшая Василиса, — та тоже негра, но здоровенная, белобрысая и длинноногая, как кобыла. — И наябедничала: — Она только что в дом проскользнула.
Иван огляделся: Кэтэ рядом не было. Это с высокой вероятностью означало, что она решила действовать по заранее составленному плану. В том, что Василиса обязательно постарается отыграться за нанесённое ей оскорбление действием, Иван почти не сомневался и заранее проработал стратегию противодействия.
— Кэтэ Роти Мутай здесь! — донёсся голос из открывшихся дверей дома. Кэтэ вышла во двор, одной рукой волоча кресло, а в другой держа то самое злополучное тренировочное копьё, которым недавно запугивала Василису. Установив кресло на самом видном месте, она уселась в него, указала на свою недоброжелательницу пальцем и громко провозгласила:
— Кэтэ Роти Мутай говорит, что любые обвинения есть враньё, потому что эта женщина врает!
— Ну вот, я же говорила! — вскрикнула Василиса и испуганно спряталась обратно за спину судьи. — Эта хулиганка опять драться собралась!
— Так, девушка, — двинулся в сторону Кэтэ дядя Стёпа, — вы представьтесь для начала, кто вы и чем занимаетесь, а потом уже мы разберём ваше поведение.
— Это неприлично для женщины, саму себя представлять, — ответила Кэтэ. Василиса возмущённо фыркнула, судья нахмурился, а Иван открыл рот, чтобы вмешаться, но Кэтэ его опередила: — Но я готова, если есть важная нужность! Перед вами Кэтэ Роти Мутай, великая богиня урожая!
Василиса сначала удивилась, потом скривилась, а затем уставилась на Кэтэ со снисходительным злорадством как на дурочку. Дядя Стёпа очень натурально не удивился и продолжил глядеть на девушку в кресле так, чтобы каждому сделалось очевидным, что он продолжает ничему не удивляться.
— А вы точно уверены, что являетесь богиней? — задал он вопрос.
— Ну конечно, разумеется.
— Видите ли, какое дело, — продолжил судья после краткого раздумья, — богиня вы, или нет, а тыкать местных обитателей копьями в лицо не дозволяется никому! А вы, как я наблюдаю, не только не раскаиваетесь, так кроме этого продолжаете запугивать потерпевшую холодным оружием. И это в присутствии свидетелей и даже представителя закона!
— Это как это, «богиня или нет»? Это почему «нет»? — возмутилась Кэтэ.
Ивану почувствовал в воздухе знакомый запах корицы, и, скорее всего, ему не почудилось. Он, не теряя времени, подскочил к Кэтэ, отобрал у неё копьё и протянул улику судье.
— Гражданин судья, взгляните, пожалуйста, на этот предмет внимательно. Это копьё совершенно тупое и предназначено только для учебных боёв и соревнований. Это не оружие, а спортивный снаряд.
— И что это меняет? Этим предметом вполне возможно нанести травмы, несовместимые с жизнью.
— Это меняет всё, — сообщил Иван. — Произошло недоразумение.
Именно так звучала найденная Иваном и доведённая ранее до Кэтэ лежащая в основе его защитной стратегии идея. По его версии Василиса сама вошла в круг, в котором происходил товарищеский спортивный поединок, и произнесла нечто, похожее на вызов на бой. Вызов был немедленно принят, и Василиса в полном соответствии с правилами получила взбучку. А значит: никакого нападения не было, случилось неверное толкование намерений.
— Ганс, подтверди, что есть такое правило, — обращался Иван к авторитетному специалисту в боевых искусствах.
— Ну да, — соглашался Ганс, — есть. Если во время поединка двух бойцов на площадку входит третий претендент на победу, то начинается бой втроём, в котором каждый за себя.
Судья скептически хмурился, но слушал, не перебивая. Василиса возмутилась, напомнив, что её грозились убить прямо на месте.
— Это же ролевая составляющая поединка такая, — объяснял Иван, — создающая исторически достоверную атмосферу. В боях на историческом холодном оружии часто стараются соперника запугать страшными угрозами и криком, но никого же не убили до сих пор. Кэтэ, ну скажи же им!
— Она сама вызов бросает! — подтвердила Кэтэ. — Говорит, что Кэтэ Роти Мутай не должна побеждать! Но она драться не умеет, сразу падает! Зачем такое делать? Я очень сердись на такую глупость, но не убивать за это!
— Врёшь ты всё! — не выдержала Василиса. — Ты же сама кричала: «Убью-зарублю».
— Так не убивать ведь! — отозвалась Кэтэ. — Вот когда бы ты совсем умирать, тогда и приходи жаловаться!
Иван слушал разрастающуюся склоку с извращённым удовольствием, ведь его хитрый план сработал. Судье нет никакого резона разбирать пустые женские скандалы, а именно в таком виде это дело теперь и должно было предстать. Чувствовать себя великим манипулятором оказалось неожиданно приятно.
Судья и в самом деле не особенно прислушивался к спору, потому что интересовал его совсем другой предмет. Неброский серый бочонок, скромно стоящий у всех на виду, а особенно, содержание надписей на его боках.
— Это чьё? — спросил он, аккуратно подняв предмет.
— Это моё, попрошу не трогать! — Роза Мария немедленно заявила о своих правах.
Судья хмыкнул и достал визатор.
— В таком случае, не желаете ли пройти проверку?
Иван заскрипел зубами от досады. Такой опасный материал, как моноизотопный гафний, тем более «заряженный», просто так на дороге не валяется. Он всегда кому-то принадлежит, и право на собственность защищено паспортом и регистрацией. Если Роза Мария прихвастнула лишку о своём приданном или что-то напутала, то сейчас произойдёт конфискация. Запросто возможно, что законными владельцами бочонка по-прежнему остаётся семья Мари, а передача такого богатства в её безраздельное владение обещана лишь на словах.
Роза Мария смело подошла вплотную к судье, чуть привстала на цыпочки, чтоб достать ртом до визатора в его руке (благодаря ещё пребывающему на ней высотному скафандру, изменяющему пропорции, в этой позе она выглядела особенно мило) и аккуратно на прибор плюнула. Через несколько секунд, когда визатор удовлетворённо бибикнул, подтвердив приём генетического ключа, судья направил этот инструмент на бочонок и прошёлся невидимым лучом по бирке.
Сверкнуло оранжевым. У Ивана отлегло от сердца.
— Я же говорила, — сказала Роза Мария и по-хозяйски протянула руки к бочонку. — Отдайте.
Но судья выполнять требование не торопился. Ненадолго он ушёл в себя, как все делают, когда читают информацию через внутренний интерфейс.
— Получается, что замужем, а написано, что нет, — пробурчал он себе под нос. — Надо обновить базу данных.
— Ну да, надо, — согласилась Мари и добавила: — Только имущество моё мне верните!
— Девушка, вы с ума сошли? — сказал он вдруг настолько резко, что Роза Мария подскочила на месте. — Такое вещество должно в специальном оборудованном месте храниться, а оно у вас в снег брошено!
— А чего? Я его привезла только что! — протестующее воскликнула Мари и шмыгнула носом.
Все, даже Кэтэ, покинувшая кресло, столпились вокруг дяди Стёпы и принялись его уговаривать, что всё в порядке и опасности нет. Но тот выражал сомнение и интересовался, зачем вообще столь молодым и неопытным людям понадобился столь внушительный источник энергии.
Тут Ивану снова поплохело. Засветить гамма-лазер перед неравнодушной общественностью в лице её уполномоченного вооружённого представителя не хотелось ни в коем случае. Всё-таки у древних времён, с их суровыми и чёткими писаными законами имелись не только недостатки, но и преимущества. Сейчас старый принцип «всё, что не запрещено, то разрешено» ему нравился больше, чем современная практика, когда вроде как всё можно, но если соседи нервные, то не стоит и пытаться.
— Надо бы схрон проверить, гражданин судья, — перебил всеобщий гвалт голос Василисы. Она стояла возле шахтного подъёмника и осторожно пыталась заглядывать вниз через сетчатую ограду. — Я внимательно следила, они уже полгода что-то тут роют. Как бы там чего похлеще не обнаружилось.
Такой вариант Ивану тоже не понравился, но так, по крайней мере, был шанс увести разговор в сторону от неодобряемого гамма-лазера. Потому он с видимой охотой открыл калитку в ограждении лифта и предложил всем желающим спуститься вниз. Пожелали все, кроме офисного дроида и осторожной Василисы. Когда лифт тронулся и поехал вниз, пассажиров провожало её ворчание:
— Значит, богиня она, богиня урожая… Как интересно, с такой жопой, и богиня… Урожая чего? Сухофруктов?..
* * *
— Иван Васильевич, вы вроде бы разумный молодой человек, — нудил судья, — ну так скажите, для чего вам это всё?
«Это всё» и впрямь выглядело неоднозначно, но Иван не мог взять в толк, за что именно его пытаются порицать.
Ожидаемо, что странные многоцветные злаки, растущие в глубокой пещере вдали от Солнца, вызвали у судьи приступ профессионального интереса.
Свисающие с потолка бронзовые, а стало быть, немагнитные цепи служили дополнительной уликой, подтверждающей проведение биологических экспериментов. На этих цепях, очевидно, подвешивался какой-то аппарат, скорее всего источник излучения или магнитного поля, заменяющего растению-мутанту солнечный свет. Под эту версию отлично подходил и гафний-178. Если группа горе-экспериментаторов стремилась создать растение, обходящееся без естественного освещения и питающееся жёстким излучением, то лучшего источника гамма-волн не найти.
В целом, шевелящаяся и искрящая трава, пускающая зелёный туман, принятый за пыльцу, особого беспокойства у дяди Стёпы не вызывала. Та же вечнозелёная крапива, например, выглядела страшнее. Он даже скупо похвалил всех за разумную осторожность: всё-таки они догадались, что опасные эксперименты следует проводить в надёжно изолированном от остального мира помещении. Принятые меры предосторожности, такие как: большая глубина шахты, наличие в её стволе автоматического аварийного запора и кольцевой противопожарный водоём вокруг экспериментальной площадки, на которой постоянно случались возгорания, он тоже одобрил.
Немного поругал Кэтэ, которая, не вполне разбираясь в тонкостях ситуации, прямо назвалась хозяйкой этого «огорода»:
— Вы так бы сразу и сказали, что являетесь ботаником. А то вздумали богиней какой-то представляться, выпендрёж сплошной. А я, между прочим, человек занятой, мне в ваши подростковые игры играться некогда.
Кэтэ на этот раз даже пытаться спорить не стала, только недовольно поджала губы. Иван, немного знакомый с религиями и мифологиями разных народов, даже восхитился, какая покладистая богиня досталась ему в друзья. Воистину, если бы боги не спорили с неверующими, то вся земная история пошла бы иначе. Или хотя бы литература, видеоигры и кино получились бы совсем другими.
Несмотря на относительно доброжелательную оценку увиденного, потенциально опасную пещеру дядя Стёпа всё-таки опечатал. И бочонок с гафнием оставил лежать внутри неё «до выяснения».
— Понимаете, — обратился он ко всем присутствующим после того, как растянул поперёк входа мембрану с судейской печатью, — никак нельзя заниматься подобным, не получив одобрения местного населения. Может, эта ваша шербуршащая пшеница будет спокойно сидеть под землёй и давать урожай. А может, она наружу вылезет и сама начнёт людей жрать. Так что вы пока организуйте для этой вашей затеи авторитетный аудит безопасности и озаботьтесь получить положительные оценки в научном сообществе. Всё это имея, соседей уговорить на согласие большого труда не составит. А пока что пусть это ваше добро здесь спокойно полежит.
Ивану стоило некоторых усилий скрыть, как он рад случившемуся. Творящееся вокруг врат в мир Кэтэ могло своей необычностью привлечь слишком пристальное внимание с непредсказуемыми последствиями. Поэтому наложенная на вход в пещеру печать, сорвать которую было нетрудно в любой подходящий момент, планам их маленькой организации никак не угрожала.
Но когда казалось, что неприятности прошли стороной, судья привязался к прочему имуществу, оставшемуся по эту сторону печати. Четыре тяжело навьюченных походным имуществом «Ишака» и спящая здесь же четвёрка киборгов: Эля, Цербер и обе кошкодевочки чем-то ему не понравились.
Возможно, Роза Мария нечаянно запустила этот процесс. Она просто захотела переодеться, ведь девушка в высотном скафандре только со стороны выглядит мило и романтично, а ей самой ходить в нём, даже если посадочный планер отстёгнут, дико неудобно. Поэтому, увидев на спине одного из «Ишаков» чемодан с надписью «шмотки Р. М.», она воскликнула:
— А чего, мои вещи уже тут? Значит, я переоденусь.
— А в доме переодеться не хочешь, нет? — недовольно поинтересовался Ганс.
— А чего? — ответила она. — Я хочу свой новый доспех надеть, надо же к нему привыкать. А вы все отвернитесь!
— Я-то отвернусь, — сообщил живо отреагировавший на слово «доспех» дядя Стёпа, — да только дроны мои всё равно во все стороны смотрят, им так положено.
В подтверждение его слов похожие на черепа микродроны, только что смирно вокруг него висевшие и почти не жужжавшие, шумно заклубились, словно роящиеся пчёлы.
— Ну, если так, то вы ихнему ИИ эротический модуль отключите, чтобы они на меня не пялились, — попросила Мари.
— Никак нельзя, — ответил судья, — этот модуль окружающее пространство на предмет наличия порнографии анализирует. Если его отключу, потом придётся объяснительную писать.
— Вот же зануда, — пробурчала Мари. Она достала из чемодана изготовленный Гансом специально для неё нарядный чешуйчатый доспех, который и надеть-то успела всего один единственный раз на окончательной примерке, и грустно вздохнула.
Судья же ещё раз внимательно осмотрел содержимое подземного коридора и выдал вердикт:
— Сдаётся мне, дорогие друзья, что у вас тут организовалась настоящая молодёжная банда.
— Да с чего вы взяли? — изумился Иван.
— Налицо признаки, отмеченные в руководстве по распознанию антиобщественных организаций и деструктивных культов, — объяснил своё заявление дядя Стёпа. — С одной стороны: разнообразное холодное оружие и доспехи, стало быть, имеется увлечение историей и боевыми искусствами. А с другой стороны: доминирует эстетика старинной азиатской поп-культуры, так называемого «аниме». Самурайский стиль одежды, девушки-кошки, эльфийка-рабыня и собака, перекрашенная под амурского тигра. Типичная «якудза».
— И чего в этом такого «бандитского»? — возмутился Иван.
— А надо дальше по списку пройти, — продолжил судья перечисление. — Высокотехнологичные транспортные средства и избыточно мощное стрелковое оружие. Какое отношение всё это имеет к мирному изучению истории и боевых искусств? А вот для всяких хулиганствующих шаек подобное сочетание несочетаемого типично. У вас тут штурмовых гаусс-винтовок целых три штуки и плазмоган в придачу. Куда вам это всё, вы с кем воевать собрались?
— Да ни с кем, — вмешался Ганс, — просто нам нравится оружие и всякая техника.
— Мы же никому ничего плохого не делаем, — поддакнул Иван. — А оружие имеем, потому что вооружённые люди — это вежливые люди.
— Оружие делает людей свободными, потому что даёт каждому человеку равную со всеми остальными возможность в нанесении ущерба, — вставила Роза Мария. Скафандр она всё-таки сняла и осталась в обтягивающем термозащитном комбинезоне, который всё закрывал, но ничего не скрывал.
— И зачем вам нужна возможность наносить ущерб? — поинтересовался судья.
— Равная возможность! — уточнила Роза Мария. — Это важно. Если она есть, то никто никого не может заставить что-то сделать против его воли.
— А вас кто-то заставляет?
— По-разному бывает, — хмуро проронила она.
— И оружие не помогает? — уточнил судья.
— Не помогает, — кивнула Роза Мария и обиженно отвернулась.
Ивану хотелось поддержать Мари. Сказать что-то такое, чтобы сразу стало очевидно, что она права, а судья нарочно всё запутал. Но в то же время он, как рационально мыслящий человек, чувствовал фальшивость темы этого спора. Словно они с судьёй, говоря одинаковые слова, рассуждают о совсем разных предметах.
Гансу, видимо, хотелось того же, и он не удержался:
— Мы же про окончательный идеал рассуждаем, который недостижим, но к которому следует стремиться, — разъяснил он уверенно. — Человечество движется к построению свободного общества, где никто никого не будет принуждать насилием или манипуляцией, и каждый сам сможет принимать рациональные решения на основе собственного анализа текущих тенденций.
— В таком случае, самое свободное общество уже построено в стаде у баранов, — заявил судья. — Знаете, кто это?
— Конечно, я же изучаю историю, — удивился Ганс. — Бараны же неразумны, да? Причём тут они?
— Они умеют бодаться и так наносить друг другу равный ущерб, а ещё способны анализировать тенденции, — ехидно ответил дядя Стёпа. — Вот, представьте, бежит стадо баранов. Один, который крайний справа, замечает, что ещё правее трава сочнее. И отклоняется туда. Пара других обращает внимание на его инициативу, видит особо вкусную траву и направляется следом. А дальше по цепочке каждый баран обнаруживает, что появилась тенденция бежать вправо и решают её поддержать. И так всё стадо в результате вправо поворачивает.
Роза Мария попыталась сохранить обиженное выражение на лице, но не удержалась и хихикнула.
— А вот, представьте ещё, — продолжил судья, — что справа же внезапно выбегает пастух и даёт ближайшему барану пинка. Тот с криком бросается налево подальше от опасности и толкает в эту сторону остальных. И вот уже все понимают, что сложилась новая тенденция — бежать налево, потому что справа зафиксирован источник пинков, и поступают соответственно. Причём, заметьте, не по чьей-то команде, а сами добровольно. И если кто-то отстаёт, то не считает, что кому-то подражает, а просто полагает, что самостоятельно к такому решению пришёл, просто более умные и успешные бараны догадались раньше.
— Люди — не бараны! — возразила Роза Мария.
— По-разному бывает, — ответил дядя Стёпа.
Возражать никто не решился, потому что высказанные судьёй мысли показались всем слишком новыми. Их следовало сначала обдумать, а потом уже, если появится желание, оспаривать. Только Кэтэ не промолчала, но она-то как раз заявила, что судья совершенно прав.
Наверх поднимались также молча, только судья продолжил распекать Ивана, обещая, что обязательно будет за ним и его компанией внимательно следить.
Наверху их встретила загадочно-мечтательной улыбкой Василиса. Она держала ладонь на макушке офисного дроида, прямо возле кнопки, включающей видеопроектор. Дроид прекрасно управлялся голосом, но, как видно, нажатие кнопки казалось ей более эффектным жестом.
— А тут на вас ещё одна жалоба, — злорадно сообщила она и нажала-таки кнопку.
Офисный дроид сначала несколько раз подряд издал громкий писк, а затем мелодичную звонкую трель, как будто маленькая певчая птичка полощет горло в ванной комнате. Звук этот служил для привлечения внимания, и ни для чего больше. Когда-то офисные аппараты подобных габаритов звались «факсами», и звучали приблизительно похоже. Дроиду их пипиканья достались по наследству, точно так, как технически совершенно бесшумная фотокамера клацает, словно внутри у неё что-то сломалось или отвалилось.
Завершив предписанный инструкцией ритуал, дроид выпустил в сторону веер цветных лучей, прямо в воздухе нарисовавших живой бюст Фиделя. Висящая в пустоте и гневно шевелящая бровями голографическая голова папы Розы Марии получилась внушительной, раза в два больше своего действительного размера.
Губы голограммы зашевелились, и из цилиндрической утробы дроида донёсся голос:
— Ах, вот вы где, вот вас-то мне и надо!
— А в чём, собственно, дело? — второй раз за сегодня задал Иван этот вопрос. — Вы вообще к кому, зачем и, главное, нафига?
Говорящая голова повернулась в сторону шума, но посмотрела не точно на Ивана, а немного мимо. Видимо, камера дроида была настроена небрежно, и ось зрения не вполне совпадала с направлением проекции демонстрируемого лица.
— Не к тебе! Я ко всем честным людям, кто меня слышит, — ответил Фидель. — Особенно к уважаемому предводителю местного сообщества и к здешнему защитнику общественного порядка.
Фидель последовательно перевёл взгляд на Василису и дядю Стёпу, улыбнувшись обоим, первой любострастно, а второму приветливо и обозначив лёгкий поклон.
— Требую немедленно задержать и доставить в земли нашей семьи мою нерадивую дочь, именуемую Розой Марией, и моё имущество, — продолжил он. — А именно, сосуд, заключающий десять килограммов гафния сто семьдесят восемь, находящегося в состоянии возбуждённого изомера эм-два, каковой был бесчестно присвоен вот этой парой её любовников!
Речь звучала на всем известном афро-китайском. Использовать новокроманьонский язык Фидель почему-то не посчитал нужным. Наверное, ему хотелось, чтобы все поняли, что он говорит, а не только, что говорящий — новокроманьонец.
— Фиг тебе! — выкрикнула Роза Мария и спряталась за спиной у Ганса.
Ганс побледнел от гнева. Даже любимая свинья исчезла с его щеки, сжавшись в маленькую чёрную точку; управляющая живой татуировкой программа оценила содержание гормонов в крови хозяина и сообразила, что любые шутки сейчас неуместны.
— Да кто ты такой, чтоб требовать? — зарычал он. — А ну, вали отсюда!
— А ты сам-то кто такой? — тут же пришёл ответ, на краткое время поставивший Ганса в тупик.
Раньше ему такой вопрос не задавали и необходимого опыта, как следует отвечать, он не имел. Догадывался только, что самым наилучшим, проверенным историей и, что греха таить, желанным ответом будет немедленный удар в челюсть. И жалел, что в нынешние времена все стараются беречь мир, и никто никого без взаимного согласия не бьёт, а вызовы на дуэль по всем правилам принимают только члены исторических клубов.
— Уважаемый судья, — Фидель обратился к бесстрастно наблюдающему за перепалкой дяде Стёпе, — прошу вас принять меры для выполнения моих законных требований.
— Уже, уважаемый гражданин, — ответил судья. — На означенный сосуд с гафнием мною был наложен арест с целью подробного выяснения всех обстоятельств и недопущения причинения ущерба.
— Этого недостаточно, — со значением нахмурился Фидель. — Я требую, чтобы и мой гафний, и моя дочь как можно скорее были доставлены туда, где им положено находиться.
Роза Мария подкралась к дроиду и попыталась прервать соединение, но была перехвачена Василисой. Обе женщины шумно завозились, пока судья грозным взглядом не заставил обеих замереть.
— Никак нельзя, — дядя Стёпа развёл руками, — налицо конфликт интересов. Он может быть преодолён только по взаимному согласию или решением независимого общественного собрания. Подавайте заявку, и собрание соберётся. Если ваши претензии будут признаны, желаемое вы получите.
— Чего тут обсуждать, если именно мои законные интересы нагло и несправедливо нарушаются! — рассердился Фидель. — Это же любой поймёт!
— А я не поняла, — отозвалась Василиса. Роза Мария успела шепнуть ей на ухо что-то такое, отчего та приобрела вид озадаченный.
Фидель её проигнорировал, только возмущённо фыркнул.
— Разумеется, предметом обсуждения только бочонок является, а не девочка, — разъяснил дядя Стёпа. — Она уже взрослая и сама имеет право решать, где и с кем ей жить.
— Послушайте, судья, — ответил Фидель с нескрываемым недовольством, — вы сейчас проявляете возмутительное неуважение не только лично ко мне и ко всей моей семье. Вы своим отказом ставите под угрозу колонизацию кратера Езеро и оскорбляете многомиллионный африканский народ Земли и Марса!
Кэтэ, услышав столь значительное число, задумчиво нахмурилась и принялась шевелить губами и загибать пальцы, а Иван подумал, что насчёт владения целым кратером диаметром в пятьдесят километров Розин папа если не целиком соврал, то бессовестно преувеличил.
— Не убедительно, — возразил дядя Стёпа. — По моему мнению, законные интересы африканского народа, как такового, данный имущественный спор не задевает, потому привлекать чувство достоинства этих людей в качестве аргумента некорректно.
— Да им самим надо на него в суд подать, он их «черножопыми неграми» обзывал, — Иван добавил аргумент в пользу Розы Марии.
Фидель, услышав такое, скривился и выдавил сквозь зубы:
— Мальчик, учи историю! Не пропаганду, а настоящую историю, какой она была.
Голос Фиделя приобрёл мощь, а лицо — торжественность.
— Истинные африканцы — это мы, кроманьонцы! — провозгласил Фидель. — А племена банту, которых за черноту кожи зовут неграми, пришли к нам из Азии. Очень давно, когда на месте Пекина ещё птеродактили каркали, в Африке уже строили города первые люди-кроманьонцы.
Ивану стало нестерпимо интересно, что же случилось дальше, и Фидель не подвёл:
— Некоторых из них, самых ленивых, тяготила высокая цивилизация. Они переплыли океан и ушли на восток, чтобы не работать. Там они смешались с примитивными гоминидами денисовцами, предками китайцев. Затем они расплодились сверх всякой меры и, страдая от тесноты, вспомнили про страну, где им когда-то уютно жилось, про нашу Африку. Туда-то они и направились и, вторгаясь, устроили мирным кроманьонцам геноцид.
Короткий рассказ приблизился к концу, чтобы завершиться моралью:
— А наша семья спасла истинную кровь первых людей, и намерена сохранять её впредь! А вы! — Фидель гневно воззрился на всю присутствующую компанию. — Вы совершаете преступление против человечества! Потакаете смешению рас и готовитесь уничтожить генетическую линию первых людей, которая уникальна, нигде больше не существует, и сегодня, как никогда ранее, нуждается в охране и защите!
— Сам ты в охране нуждаешься, дурак ты старый, — сообщил Ганс. — Ты ещё обезьяну с восемью жопами, созданную чудесами генной инженерии, назови священной и предложи охранять. Она ведь тоже уникальна, и другой такой не существует.
— Ага, — рассмеялся Иван, — или мадагаскарских пингвинов спасать беги. Которых кто-то выдумал так же, как ты своих «первых людей».
Фидель сделал вид, что не расслышал, а обратился к Василисе, которая продолжала перешёптываться с Мари:
— А вы, как предводитель народного собрания, что скажете? Я надеюсь, что вы со мной не просто так связались? Когда вы столь любезно сообщили мне о месте пребывания моей нерадивой дочери, я посчитал, что вы полностью на моей стороне.
— Ну, я не знаю, дело непростое… Тут надо бы всей округой вместе собраться, спокойно всё обсудить… — замялась она, но потом указала на Розу Марию и чуть более уверенно спросила: — А вы действительно собираетесь девочку выдать замуж без её согласия?
— Свои дела обсуждайте, сколько влезет, а в мои не лезьте! — резко оборвал её Фидель.
От такого тона Василиса оскорбилась и немедленно из растерянной сделалась неприветливой и сухой:
— Я могу только повторить уже сказанное. Конфликт интересов решается через общественные прения. А полномочий принуждать девушек к браку я не имею.
— Значит, ваш ответ: «нет»? — заключил Фидель, и изобразил героическое выражение лица. — Я этого так не оставлю! Мы тысячи лет страдали от вашего неандертальского ига, но однажды мы выбьем компенсации за все годы угнетения, будьте уверены!
— А идите вы… к пингвинам, — ответила Василиса и по примеру Розы Марии показала собеседнику «фигу».
Фидель грозно и трагично насупился, приняв вид Человека, Который Принял Решение. Иван даже залюбовался. Так выглядят великие, размышляющие о судьбах Вселенной, или, по крайней мере, человечества.
— Ну что ж, — неторопливо изрёк Фидель, — желаете пингвинов, будут вам пингвины. С восемью жопами. Ма-да-гас-кар-ски-е.
Голографическая картинка зарябила, заколебалась, голова Фиделя превратилась в клубок из множества маленьких голов, которые продолжили расти в числе, делясь и делаясь всё мельче. Через секунду слух Ивана царапнул слабый электрический треск, и изображение пропало, оставив после себя облачко водяного пара и запах озона. Связь прервалась, разговор закончился.
* * *
— Похоже, что моя забота о вас оказалась несколько запоздалой, — сказал дядя Стёпа, осуждающе глядя в сторону Ивана и его товарищей. — Вы уже успели найти себе неприятности.
— Если он подаст жалобу, то половину этого самого гафния отсудит легко, — оценила на свой лад перспективы Василиса. — Я лично готова такое решение поддержать.
— Не похож он на человека, готового согласиться на половину, — покачал головой судья. — Таким типам сразу всё подавай.
— Он не согласится, — тяжело вздохнула Роза Мария. — Ему в первую очередь я нужна, а потом уже всё остальное.
— Это точно, — подтвердил Ганс, — он всегда такой был. Хочет то, чего хочет, и ничего другого слышать не хочет.
Мари повторила грустный вздох, а Василиса виновато произнесла:
— И зачем только я сама ему позвонила?
— Чтобы гадость сделать? — предположил Иван.
Роза Мария хихикнула, а Кэтэ посмотрела на Василису пристально, словно целилась.
— Откуда я могла знать, что он будет тебя к такому принуждать? На вид человек приятный, да и репутация в Сети приличная, — нервно заявила Василиса. — Его же люди как-то терпят, и даже за главного признают.
— Так же, как и вас, — опять съязвил Иван.
— Да никто почти с ним дел не ведёт, — Мари, укоряющее гладя на Ивана, поспешила вмешаться. — Кроме тех, кто надеется выгоду от его марсианской затеи поиметь. Им буйный вождь нужен, чтоб своим лбом дорогу к бесплатному счастью пробил, вот они рейтинги и накручивают.
— Прости, девочка. Когда я пообещала ему, что буду за тобой присматривать, я не предполагала ничего подобного, — грустно улыбаясь, сообщила Василиса.
— У нас в Африке многое не так, как у вас, — объяснила Мари. — Столетние катаклизмы слабее задели, отбор не такой жестокий был. Вот и сохранились люди старой закалки в таком количестве, что даже на руководящие посты пробиваются. — Она задумчиво потёрла нос и добавила с неуверенной надеждой: — А чего, может, теперь отец угомонится слегка. Раз уж его планы из-за меня срываются, притормозит, подумает. Может, ему это на пользу пойдёт.
Василиса сочувственно покивала, выражая солидарность в благих пожеланиях, и ободряюще положила ладонь на плечо Мари.
— А я иногда подозреваю, что по большому счёту скорее правы они, чем мы, — вдруг заявил Ганс. Вид он имел задумчиво-философский. Живущая на его щеке свинья продолжала отсутствовать, наверное, анимации, подходящей для его теперешнего душевного состояния к ней не прилагалось. Мысли он излагал мрачные: — Мы все стали слишком рациональны, всегда готовы к компромиссам и договорённостям. Вот только наши ли это мысли и решения? Все эти мозговые сопроцессоры и прочие расширители сознания мы используем, чтобы выбрать из множества путей самый надёжный и бесконфликтный. Раньше люди таких возможностей не имели и обходились только собственным разумом. «Люди старой закалки», да? А, может быть, они — это просто «люди», а мы — уже не совсем?
Ивана подобные рассуждения мало занимали. В его голове зудела своя навязчивая мысль, смутная, но беспокойная и пугающая. И вот прямо сейчас, получив дополнительную пищу от рассуждений Ганса, она окончательно родилась и попросилась на выход.
— Не нравятся мне его намёки, — прокомментировал он последние слова Фиделя. — Что, если он не просто так про этих дурацких пингвинов сказал? А не угроза ли это? Вдруг он и в самом деле что-то именно такое задумал?
Василиса испуганно ойкнула, а судья задумался.
— Очень маловероятно, и крайне трудноосуществимо, — заключил судья после недолгого размышления. — Полагаете, сейчас возможно всерьёз опасаться повторения той старой мадагаскарской истории?
Ивану хотелось ответить «да», но не хотелось предстать в глупом виде. Даже Ганс, сообразив, о чём речь, скептически улыбался.
— А вдруг ракета? — пересилил стеснение Иван.
— Все пуски по всей планете отслеживаются, — уверенно успокоил его судья. — Вы же не думаете, что ваша подруга прибыла сегодня к вам без всякого контроля и разрешения? Уверяю вас, наш защитный ИИ прекрасно знал все параметры её полёта. Если бы возникли сомнения по поводу груза или обнаружились отклонения от курса, её бы немедленно сбили.
— Я этого не знал, — ошарашено проговорил Иван. — То есть знал, что тут имеется своё ПВО, но чтобы так…
Ганс и Василиса удивлённо поглядели на Ивана, а Роза Мария испуганно — на судью. Видимо, она тоже только что узнала нечто новое.
— Так знайте. И не беспокойтесь о ерунде, думайте о важном, — нерадостно проворчал судья. — Я вам настоятельно советую напрячь все мозговые сопроцессоры, если уж собственные мозги в дефиците, и поискать именно надёжный и бесконфликтный выход из скандала, который вы на ровном месте создали. Я вашему хулиганству потакать не намерен, постарайтесь договориться со своим африканским знакомым по-хорошему, иначе общественный комитет решит по-плохому. А я на сегодня вас покину, — завершил разговор дядя Стёпа.
Он вышел за пределы Иванова двора, огляделся по сторонам, низко присел и для разминки подпрыгнул. Невысоко, метра на три. Механические ноги боевого скафандра, внутри которых нет живых человеческих ног (они располагаются выше, на уровне живота), стремительно распрямились, подкинув механическое тело вверх, а затем, когда ступни снова коснулись земли, глубоко согнулись в коленях. Упругие нити синтетических мускулов поглотили энергию удара и растянулись, чтобы запасти силу для нового прыжка.
Трёхметровый великан начал быстро удаляться прочь, каждым прыжком перемахивая десятки метров, забираясь на ближний холм. На вершине он включил реактивный ускоритель и украсился голубым хвостом. Первый же новый прыжок получился в разы выше и дальше, а после второго судья скрылся из вида. Не окончательно, яркая голубая звезда ещё несколько раз появилась на фоне вечернего неба, то взлетая над растущими на холме деревьями, то проваливаясь вниз.
— Вот и вечер уже, Солнце почти село, — прокомментировала Роза Мария, — длинный был день.
— А говорила, что только завтра утром вернёшься, — вспомнил утренний разговор Иван.
Мари ничего не ответила, только неопределённо пожала плечами.
А Василиса вспомнила, что и ей тоже пора домой, но перед уходом выдала напутствие:
— Мальчики, девочки, вы уж подумайте, как быть. Социальный комитет в вопросе брака на вашей стороне будет, но лишние проблемы никому не нужны, ведь правда? Может, согласитесь этот гафний назад отдать, зачем он вам? Подумайте!
— Боитесь? — поинтересовался Иван.
— Не боюсь, а беспокоюсь. И не того, на что ты намекал, а за репутацию коллектива. А бояться нечего, ПВО у нас надёжное!
Иван поверил ей не до конца, на небо она поглядывала слегка беспокойно. Впрочем, попрощалась она со всеми так тепло, что сумела вызвать доброжелательный ответ. Ганс, сам того не ожидая, даже предложил Ивану вместе проводить её до дома, поскольку ночь тема и полна ужасов. Но Василиса отказалась, сообщив, что до ночи ещё далеко, пять километров — не расстояние, а она сегодня пропустила оздоровительную пробежку и намерена прямо сейчас упущенное наверстать.
— И зачем понадобилось её в председатели выбирать? — недоумённо спросил Ганс, глядя, как часто сверкают пятки пухлой Василисы, удаляющейся прочь энергичным спортивным галопом.
— А больше некого было, — ответил Иван. — Каждый своим делом занят, общественную нагрузку никто тянуть не хочет. А она сама вызвалась. Вроде как эта должность всё равно ничего не решает, а кого-то на неё назначить надо.
— Бывает. Выбрали, значит, на свою голову, — хмыкнул Ганс. — А она не так проста, как кажется.
— Да ясное дело, сама-то убежала, а шпиона своего оставила, — подтвердила Роза Мария, кивая в сторону пригорюнившегося дроида. Он одиноко стоял посреди двора, изредка попискивая, словно брошенный котёнок.
— И небо очистилось, как только она ушла, — согласилась Кэтэ, — даже звёзды видны. Точно говорю, это она облака над твоим домом держала.
Иван не удивлялся странной уверенности Кэтэ, будто люди способны собственной волей влиять на погоду, такое вполне согласовывалось с её верой в колдунов. А для подробных расспросов время каждый раз оказывалось не подходящее. Вот и сейчас имелась проблема, требующая срочного решения.
— Кэтэ, я вот что думаю, — приступил он к самой важной на сегодняшний день теме, — если все, кто нам мешает, убрались, так может, и нам тоже пора? Ты как, ворота открыть готова?
— Думаешь, прямо сейчас? — спросила она, посмотрела на небо и неуверенно покачала головой. — Можно попытаться, но только в крайнем случае. Солнце село уже. Врата гораздо легче открывать, когда Солнце на той же стороне планеты.
— А чего ты торопишься-то? — удивилась Роза Мария. — Нам же ещё батарейку гафнием заряжать и лазер испытывать. Ведь лучше, если он у нас сразу готовый будет, ведь правда? А это ведь несколько дней работы, ведь верно?
Иван огляделся и предложил:
— Давайте в доме поговорим. На улице скоро темно будет и холодно.
— И страшно! — пошутила Мари.
— Ага. И ещё этот чурбан на колёсиках тут. В доме он нас не подслушает.
— Так что это за пингвины такие, и почему они для нас опасны? — тревожно спросила Кэтэ.
— Пингвины как раз не опасны, это птицы такие, — ответил Иван невпопад. Он был слегка растерян, потому что внезапно ему перестала нравиться собственная кухня. Когда он жил один, в ней было уютно, но одиноко. Если приходили гости, тут становилось весело, но немного тесновато. Сейчас же, несмотря на присутствие самых близких ему людей, обстановка отчего-то показалось ему мрачной и даже траурной, хотя ничего здесь за последнее время не поменялось. Следовательно, поменялся он сам. «Вот только наши ли это мысли и решения?» — вспомнился ему заданный Гансом вопрос.
— Ой, опять Ваня вышел за пределы разума, — поставила диагноз Роза Мария. — Давайте, я буду рассказывать.
Все согласно отставили чайные чашки в сторону и приготовились слушать. Иван глядел на острые тени от торчащих из чашек чайных ложечек и хмурился.
— Давным-давно, — начала Мари, — очень-очень давно…
— А насколько давно? — постаралась уточнить Кэтэ.
— Ещё до того, как изобрели дрова, — разъяснила Мари.
Кэтэ понятливо кивнула, а рассказчица продолжила:
— На нашей планете Земля возникла жизнь. Она развилась, и появились люди. А потом люди придумали нанороботов…
— Ты про это уже рассказывала, — перебила Кэтэ.
— Я тогда про людей рассказывала, — возразила Мари, — а сейчас рассказываю про нанороботов, не мешай.
Кэтэ сделала извиняющийся жест и притихла. Подобная манера перебивать собеседника ранее за ней не замечалась. Наверное, она тоже была не в духе.
— У живой жизни нет цели, есть только путь, — продолжала рассказывать Роза Мария. — Живые организмы просто занимают наиболее подходящие им места, или приспосабливаются к тому, что есть, и самый удачно приспособившийся выживает. Это называют эволюцией. Когда появились нанороботы, все думали, что и с ними будет примерно так же. Но оказалось, что всё совсем не так.
Роза Мария в чёрном облегающем комбинезоне, сидевшая спиной к окну на фоне чёрного звёздного неба, гораздо больше походила на богиню, чем номинально признанная таковой Кэтэ. Тонкий почти детский голос пигмейки до мурашек пугал.
— С мёртвой жизнью проблема в том, что она не возникла сама собой, а была создана людьми, и не просто так, а с конкретной целью. Поэтому она устроена рационально. Поэтому она сама тоже может задавать себе цель. Природные живые организмы не думают о будущем. Они заботятся о себе здесь и сейчас, приспосабливаются друг к другу и образуют единую экосистему. А мёртвые организмы могут действовать так, словно у них есть план. Хотя они не разумны, но изначально наделены способностью к целеполаганию.
— Они ненавидят всё живое, верно? — догадалась Кэтэ.
— Нет, конечно, — ответила Мари. — Они же совсем просто устроены. Гораздо проще, чем живые клетки, для чувств в них нет места. Так же, как и для мыслей. Но они умеют объединяться в сети и действовать логично. Например, могут решить, что живая жизнь занимает нужное им место, или потребляет какие-то ценные ресурсы, и значит, что было бы удобно, если бы её не было.
— Если это колдовство такое опасное, почему вы им пользуетесь? — недоверчиво прищурилась Кэтэ.
— Пользуемся только тем, что надёжно проверено. Что физически не может выйти за пределы заложенной программы. Давно уже люди договорились следить друг за другом, чтобы это правило соблюдалось, — тут Мари от волнения даже встала со стула. — Но ещё раньше кто-то успел придумать «мадагаскарских мушек». Неизвестно, кто это сделал, просто их рецепт был выложен в Сеть. Тогда их «мадагаскарскими» не называли, просто «мушками». Они были мелкие как пыль и умели пользоваться магнитным полем Земли, чтобы летать. А ещё они объединялись все вместе в большую вычислительную сеть, чтобы думать, и строили гнёзда, чтобы размножаться. В пояснении к рецепту было указано, что «мушки» — это непобедимое оружие, способное уничтожить на Земле всё живое!
Роза Мария под потрясённым взглядом Кэтэ отпила из чашки и продолжила:
— Разумеется, дураков проверять не нашлось. Поначалу. Но потом на Мадагаскаре, это остров такой, кто-то с кем-то поссорился и наслал «мушек» на недруга. И они действительно стали размножаться и всех уничтожать. В результате остров весь, пока не поздно, закидали бомбами. Стомегатонными. Там теперь поверхность на десятки метров в глубину прожарена. Ничего живого не оставили, но и «мушек» остановили. Африканскому восточному берегу тоже досталось, понятно…
Мари медленно допила чай, аккуратно поставила чашку так, чтобы её дно совпало с мокрым кольцом на скатерти, и нехотя закончила:
— С тех почти пор сто лет прошло. Рецепт «мушек» из Сети постоянно удаляют, но потом кто-то эту дрянь опять выкладывает. Вот и всё…
Кэтэ задумалась, а затем спросила:
— А пингвины?
— А что, пингвины? — переспросила Мари. — Не было там никаких пингвинов.
Иван поспешил на помощь Кэтэ, чтобы развеять её недоумение:
— Говорят, что единственные, кто сумел на острове спастись — это пингвины. Якобы, «мушки» внедрились этим птицам в мозги и сделали их умными. Они захватили корабль и успели отплыть раньше, чем начали падать бомбы. Это всё чепуха, разумеется. Чепуха, понятно. Во-первых, никакие нанороботы, «мушки» в том числе, так не работают, а во-вторых, пингвины на Мадагаскаре никогда не жили, там не для них климат.
— Это страшилка детская, у нас её младшим рассказывали, — подтвердил Ганс. — Будто бы этот корабль с заражёнными «мушками» пингвинами до сих пор плавает по океану, и всякий, кто его встретит, в живых не останется. Но вот то, что рецепт «мушек» кто-то регулярно суёт в Сеть — это истинная правда. И хорошо, что злобные идиоты уже вымерли.
* * *
Завтра поутру оказалось, что спокойно поработать над гамма-лазером не выйдет.
Василиса заявилась сразу же после рассвета и принялась с хозяйским видом расхаживать, повсюду совать нос и задавать вопросы типа: «А здесь у вас что?», «А там чего?», «А это вам зачем?». Дроид-секретарь шустро ползал за нею по пятам, радостно бибикал и всё фиксировал.
Кэтэ, которую Василиса продолжала заметно опасаться, попыталась её застращать, но знатно перепугалась сама, когда незваная гостья приоткрыла висящий на стене дома ящичек, из которого тут же вылетел рой маленьких чёрных букашек. Ивану пришлось успокаивать запаниковавшую Кэтэ, объясняя, что к вредным мушкам из вчерашнего рассказа Мари эти синтетические насекомые никакого отношения не имеют. Называются они автономными мобильными микроиммунизаторами и предназначены для общественно полезного дела. Летать по округе, выслеживать живущих поблизости диких животных, таких, как белки или лисы, и вкалывать тем прививку против бешенства. Тот факт, что Кэтэ оказалась несколько раз ими больно ужалена, вряд ли был случаен. Василиса, как общественный председатель, имела полномочия установить для иммунизаторов новую приоритетную цель.
Впрочем, нет худа без добра. Иван воспользовался неловкой ситуацией как поводом, чтобы не впускать Василису в дом.
— Кажется, мы у Василисы под колпаком, — объявил Иван снова собравшимся на кухне товарищам. — Она себя назначила общественным наблюдателям и теперь не отстанет.
С ним никто не спорил, было очевидно, что так оно и есть.
— Исходя из этого, предлагаю: быстро перенести в пещеру оставшееся наверху имущество, перекрыть затвор в шахте и отправиться в путь. Кэтэ, ты готова это устроить?
— Вполне, — подтвердила она, — ваше Солнце уже высоко, я легко с ним договорюсь.
— У нас точно уже всё готово, да? — уточнил Ганс.
— Кроме лазера, да, — подтвердила Роза Мария. — Я бы и сама предпочла ещё пару дней над этим поработать, да не дадут. И вообще, что-то мне неспокойно.
— Вот и славно, — заключил Иван и скомандовал: — Поехали!
Имущества наверху оставалось всего ничего, и Иван, не шифруясь, начал с самого важного. Он вошёл в гараж, забросил тяжеленный гразер на плечо, поднял за выдвижную ручку лёгкую, потому что пустую, гафниевую батарею и потащил обещанное в подарок Мари добро в сторону шахты. Скрывать общественно неодобряемые поделки смысла уже не было, скоро до мнения общественности и жалоб Василисы ему не будет никакого дела.
Василиса нашлась во дворе, точно там, где и показывала домашняя сеть. Смотрела она почему-то в небо. Иван поднял взгляд и чуть не ослеп. Прямо над его головой вспыхнули несколько нестерпимо ярких синевато-белых шаров.
«Зенитные ракеты, боеголовки химические супербризантные термоизлучающие, высота разрывов около десяти километров», — определил он, задействовав мозговой сопроцессор.
Красного цвета официальное письмо вломилось в его внутренний почтовый ящик, игнорируя все фильтры и настройки, а планшет в кармане каким-то образом сам ответил на пришедший звонок и разразился воем тревожной сирены.
«Кажется, идиоты не вымерли, но, кажется, это ненадолго», — подумал он.
В письме содержалось предупреждение об орбитальной атаке, направленной прямо на Иванов дом, и настоятельное предложение немедленно эвакуироваться. Оно безнадёжно запоздало, придя к адресату позже, чем зенитные ракеты к атакующему снаряду. Видимо, бросались его дом не простой баллистической ракетой, а чем-то похитрее. Нападение оказалось неожиданным даже для пэвэошного ИИ, который предпочёл сначала стрелять, а потом думать, а рассылку оповещений местному населению он оставил на третье.
Иван положил груз на землю, протёр глаза и снова поглядел вверх. Если неизвестный снаряд сбит, то можно не беспокоиться. Он летел прямо сюда, и отклонённые взрывами осколки скорее всего упадут где-то в стороне. Если же ПВО промазала, то предпринимать что-либо уже поздно.
— Сообщают, что цель поражена! — радостно провозгласила Василиса. — Орбитальная бомба уничтожена тремя ракетами, сбросивший её космический челнок опознан, сведения о нём переданы в Штаб противоастероидной защиты и в Публичную секретную службу.
— Почему это только вам сообщают, а нам нет? — удивился Иван.
— А это я вам доступ к нашим общественным благам ограничила, пока с вашим делом ясность не наступит, — сообщила Василиса, глядя на всех четверых, успевших за какие-то секунды собраться вместе. — Во избежание, так сказать, злоупотреблений.
— Это, наверное, от нашей семьи челнок был, — похоронным тоном сказала Роза Мария. — У нас…, теперь уже у них, у отца, — поправилась она, — целых три челнока. Теперь, наверное, будет два.
Ивану стало ясно, отчего зенитный ИИ сработал так грубо и допустил перехват цели на столь малой высоте. Космический челнок, использованный как орбитальный бомбардировщик, куда опаснее баллистической ракеты. Старт ракеты невозможно спрятать, взлетает она очень высоко над горизонтом, и место, в которое нацелилась, надёжно определяется за десятки минут до падения боеголовки. А челноки в великом множестве летают по своим делам, постоянно прыгая с одной орбиты на другую.
Для челнока не составляет сложности внезапно пролететь над целью по очень низкой орбите, и сбросить бомбу, оснащённую тормозной антиракетой. Она меньше чем за минуту погасит орбитальную скорость и упадёт вниз почти отвесно. Конечно, после такого с ценным космическим аппаратом его хозяину придётся распрощаться, подобных шуток никто не понимает. Челнок конфискуют, а нарушителя общественного мира предупредят по полной программе.
— Ой! — внезапно воскликнула Роза Мария. В руке она держала планшет, не тот, что остался в доме Фиделя вместе с заколдованным пледом, а запасной. Она испуганно вертела головой, затем бегом бросилась к шахте, просунула руку через ограду и уронила планшет внутрь так, чтобы он миновал пол подъёмника и упал на самое дно.
— Что случилось? — заволновался Иван.
— Это не отец, это жених мой, — испуганным срывающимся голосом выдала Мари. — Написал: «Так не доставайся ж ты никому».
— Каков подлец, да? — возмутился Ганс и ободряюще добавил: — Но ничего у него не вышло, потому что…
— На небо смотрите, на небо! — оборвала его Мари и подняла глаза в зенит.
Иван последовал её примеру, и увиденное ему не понравилось. Высоко-высоко прямо над головой собиралась тучка, с поверхности земли кажущаяся крохотной. В такой дали она могла быть вовсе неразличимой для взгляда, если бы не мерцала странным образом. Цвет её каждую секунду менялся от бело-облачного до мрачно-грозового. На мгновение она могла стать чернее угля, а в следующий миг заблестеть, как батарея зеркал, пускающих маленькие солнечные зайчики.
В тепловом зрении странное облако выглядело на фоне бесконечно холодного неба подвижной тёплой кляксой. Содержимое уничтоженной бомбы, которое взрывами ракет было разбросано и развеяно по ветру, стремилось снова собраться. Пока ещё оно оставалось просто болтающейся в воздухе кучей пыли, но каждая пылинка изо всех сил генерировала на себе электрический заряд, чтобы поближе притянуться к подругам. Ради этого в каждой из них трудился источник питания, который старался усвоить как можно больше солнечного света и тепла, нагревая пылинку на десятки градусов, несмотря на царящий на многокилометровой высоте мороз.
Скоро вся эта масса станет достаточно плотной, чтобы перестать бессильно висеть в воздухе, и начнёт проваливаться вниз, всё быстрее и быстрее. Ветру она противопоставит собственное магнитное поле. Зацепится им, словно якорем за магнитное поле Земли и не позволит воздушным течениям унести себя далеко в сторону от цели. И очень скоро она опустится прямо на Иванов дом, и сожрёт всё. Умертвит живое, разрушит построенное.
Запускать в такого врага ракеты химической взрывчаткой или жечь его лазером бесполезно. Нет ни одного шанса, что удастся уничтожить абсолютно все крайне прочные пылинки. А если останется хотя бы одна, они размножатся и вернутся, чтобы выполнить поставленную задачу. Необходимо дождаться момента, когда все они соберутся как можно компактнее и накрыть мегатонным термоядерным зарядом. Испарить всех до одной. Только так, с мёртвой жизнью не шутят.
— Это же ОНО! — с отчаянием проговорила Мари. — Я свой планшет разбила, может, оно сюда не наведётся?
Иван ничего не ответил. Маловероятно, что мушки наводятся только на планшет Мари, или на её «детский» чип, который Ганс ей почему-то не советовал деактивировать. Иван уже привычно обратился к своим углеродным помощникам в голове, в который раз скользнув в «киборговское» сознание, восхищаясь попутно не замутнённой эмоциями ясности мысли.
— Десять километров высоты у них, десять минут жизни у нас, — принялся он распоряжаться. — Кэтэ, ты сможешь провести пятого человека?
— Нет, невозможно, — отозвалась богиня, сразу понявшая, что он имеет в виду, — даже таких, кто уже принял мою кровь, пятерых не вытяну, а в ней, в отличие от вас, моей крови нет.
— Тогда спускайся вниз и начинай. Мари, управляешь подъёмником. Ганс, тащи пушку и батарейку, потом помогаешь внизу. Как спуститесь, сразу поднимайте лифт для меня.
— А тыыы?! — испуганно заныла Роза Мария, схватив Ивана за рукав. — Ты кудааа?!
Иван аккуратно отцепил пальцы Мари от своей одежды и положил ее запястье Гансу на ладонь.
— И Розу тоже тащи, — скомандовал он, — а я спускаюсь следующим рейсом.
Ганс посмотрел на него немного удивлённо, потом коротко кивнул и принялся исполнять. Иван, не теряя времени, метнулся в сторону гаража, на ходу крикнув:
— Василиса, за мной, быстро!
Не оглядываясь, он открыл ворота нараспашку и выкатил наружу детский скутер. Другого подходящего транспорта, в его распоряжении не нашлось. Иван настолько привык полагаться на безупречно работающее автоматическое такси, что уже давно не использовал ни большой туристический мотоцикл с гироскопом, ни ранцевый вертолёт. Любой из этих аппаратов подошёл бы для спасения Василисы куда лучше детского скутера, но сейчас они оба пылились в углу после долгого простоя. Времени, чтобы заправлять их и приводить в порядок, не было. Имелся ещё самый обычный велосипед, на педалях и без моторчика, но его скоростные данные показались совершенно недостаточными.
— А что здесь, собственно, происходит? Куда это вы все собрались? — донёсся до Ивана недоумевающий возглас, когда он поднимал седло скутера на «взрослую» высоту. Он глянул назад через плечо, удовлетворённо отмечая, какую невиданную вёрткость приобрела его модифицированная шея благодаря хирургическому мастерству Ганса. А вот Василиса его не обрадовала. Она и не подумала за ним бежать, а шла неторопливо и, кажется, была чем-то недовольна.
— «Мушки» происходят, их только что прямо сюда высыпали, надо поскорее убираться! — прокричал он, бегом толкая скутер в сторону Василисы.
— Ой, да что ты говоришь? — залилась она смехом, наполненным фальшивым оптимизмом. — Такого не бывает!
— На небо посмотри, — ответил Иван и сам своему совету последовал.
Облако «мушек» потемнело и стало даже меньше на вид, потому что уплотнилось. И вело себя так, что не спутать с нормальной тучей. Северный ветер пытался уволочь его на юг, чему оно сопротивлялось, приняв форму толстого червяка. Оно извивалось в небесной голубизне, ползя навстречу ветру, и потому продолжало висеть на том же месте. Цвет облако имело асфальтово-серый и то и дело вспыхивало радужными искрами, словно носило на себе бриллианты.
— Ой, — выдавила из себя Василиса и покачнулась.
Иван схватил её поперёк талии и посадил на седло.
— Не «ой», а поезжай! Быстро, как только сможешь. Ты ведь умеешь не этом ездить?
Василиса быстро закивала и схватилась за руль. Неправильно. Иван помог ей сесть прямо и нужным образом взяться за рукоятки.
— Вот тут газ. А тут тормоз. Понимаешь? — проинструктировал он Василису, направив руль скутера в сторону длинной и прямой дороги, изученной ею в ежедневных пробежках.
— Я знаю. У меня маленькой такой же был, — отозвалась она шёпотом. — А как же ты?
— Не волнуйся, у меня свой транспорт есть, но ты меня задерживаешь. Так что давай, вперёд!
Он от души шлёпнул надоевшую гостью по заднице, ожидая услышать визг, но до его слуха донеслось только что-то вроде «гаджеты» и яростное жужжание электродвигателя. Скутер тронулся с места плавно, но решительно.
«Я сделал для неё всё, что мог», — подумал Иван, глядя вслед. Василиса быстро разогналась и вела машину вполне уверенно, не собираясь падать. В конце концов, этот аппарат считался детским благодаря системе гироскопов, помогающих седоку поддерживать равновесие, а детское ограничение скорости было отключено Иваном в тот же день, когда скутер попал в его руки.
Иван бегом возвратился к шахте и с удивлением понял, что вопреки его расчётам подъёмник продолжает находиться внизу и даже не думает подниматься. «Да что они там, заснули что ли?» — удивился он и с тревогой глянул в небо. Время пока что оставалось, «мушки» всё ещё роились над головой очень высоко, трудно было определить, насколько именно.
— Эй, что случилось? — крикнул он Гансу через планшет. — Подъёмник где?
— Уже еду, — тут же пришёл ответ, — подожди ещё самую малость.
В этот же момент барабан подъёмника закрутился, наматывая трос, поднимающий площадку подъёмника. Это означало, что ждать прихода лифта осталось почти полторы минуты.
— Раз время есть, сделаю-ка я вот что, — сказал он сам себе вслух и вошёл внутрь ограждения шахты, чтобы получить его прочную крышу над своей головой.
Наверное, будь он сейчас в нормальном состоянии сознания, то не решился бы на такое. Но разогнанное мышление может сделать человека безэмоциональным, и что самое интересное, именно в той степени, в какой ему самому этого хочется. Сейчас Иван не желал быть полностью рациональным, а только отодвинул страхи и сожаления.
Он мысленно подключился к домашней сети и пробудил всех находящихся в доме пауков, числом в две дюжины. Никогда не думая, что однажды ему понадобятся сразу все, он держал такую ораву просто про запас и «чтоб было». Сейчас этот запас себя оправдал.
Пауки разбежались по дому и принялись портить пожарную защиту. Гидравлическими челюстями они откусывали кабели пожарных датчиков, пережимали трубы подачи огнетушащего газа, отрывали и завязывали узлами шланги автоматических огнетушителей. Все двери в доме они открывали нараспашку, то же делали с заслонками в путях вентиляции. А два самых резвых паучка вооружились лобзиками с мононитью, нашли установленный в подвале сверхпроводящий аккумулятор, и начали пилить сначала контакты защитного резистора, а затем и сам сверхпроводник.
Замкнутое кольцо трёхметрового диаметра, сделанное из сверхпроводника, не тяжелое, но громоздкое, походило на заключённый в алмазную трубу тонкий обруч. Электрический ток, бесконечно бегающий в нём по кругу, хранил дежурный запас энергии на случай самых разных перебоев с электроснабжением. Совсем немного энергии, не более десяти киловатт-часов чистого электричества. Чуть больше, чем содержится в литре жидкого топлива.
Прочное, безотказное и безопасное устройство, если только его нарочно не распилить пополам. Тогда бесконечный бег электронов по кругу прерывается, и их энергия должна немедленно найти какой-то выход. На этот невероятно редкий случай к аккумулятору прилагается очень массивный защитный резистор, всегда готовый аккуратно принять удар на себя. Но если в момент разрыва кольца он окажется отсоединён…
Сверхпроводящее кольцо мгновенно превращается в очень горячий и очень плотно сжатый газ. Десять киловатт-часов — это восемь и шесть десятых килограмма в тротиловом эквиваленте. И надо заметить, что мало какое взрывчатое вещество срабатывает так же резко и так горячо, как взрывается разомкнутое сверхпроводящее кольцо. Тротилу такое и не снилось.
Пауки справились за минуту. Подъёмник за спиной Ивана ещё гудел, кабина лифта ещё не достигла поверхности, а в подвальном окошке вспыхнул белый огонь. Мгновение спустя Иван почувствовал, как вздрогнула земля под ногами, а затем увидел взлетающую в небо черепицу с крыши.
Бомба взорвалась под хозяйственной пристройкой, обращённой в противоположную от шахты сторону. Ударная волна ушла куда-то туда и вверх. Громко, очень громко бабахнуло, а на крышу шахты дважды что-то свалилось.
Иван не мог видеть, какой ущерб взрыв нанёс зданию, но отлично разглядел, как огненная волна, проникшая через открытые двери на оба этажа, ослепительными языками вырвалась из разбившихся окон. Над вентиляционной трубой, как над жерлом вулкана, взметнулся вертикальный выхлоп. Дому пришёл конец. Пусть стены его не горели, за ними находилось немало пищи для огня, и этот огонь было некому и нечем тушить.
Иван, надеясь, что его укреплённое тело достаточно прочно, чтоб не пострадать от случайного запоздалого осколка, вышел из-под крыши и, глядя на стремительно разгорающийся пожар, показал сгущающейся в небе туче «фак».
— Так не доставайся ж ты никому! — прокричал он, победно улыбаясь.
Сильные руки схватили Ивана поперёк живота и втащили обратно под крышу. Он оглянулся и увидел Ганса, странным образом беззвучно открывающего рот с выражением крайнего беспокойства на лице.
Иван потряс головой, стараясь вернуть исчезнувшие после взрыва звуки. Худо-бедно это начало получаться.
— … отсюда скорей! — он скорее угадал, чем разборчиво расслышал. Остальные слова скрыла даже не частичная глухота, а странное назойливое жужжание в ушах, в левом сильнее, чем в правом.
— А чего подъёмник задержали? — громко спросил Иван, отмечая непривычное звучание собственного голоса через заложенные уши. — И зачем сам поднялся? Я же только лифт просил.
Он отвернулся от Ганса и шагнул наружу, чтобы напоследок взглянуть на горящий дом.
— Ты спятил? — крикнул Ганс ему прямо в ухо. — Розу едва внизу оставил, чуть не вязать пришлось, чтоб за тобой не побежала. И тебя тоже насильно волочь?
— Щас, пятьсек, — отозвался Иван. — Гляну последний раз, и сваливаем.
Кажется, пострадал не только слух, но и сознание. С большой задержкой Иван понял, что причиной жужжания в ухе оказалась не травма, а новый вызов на планшете, пришедший вместе с очередным «красным» письмом. Оно было бесстрастным по форме, но паническим по сути, призывая всех, кто может, спасаться от нашествия мёртвой жизни самостоятельно и обещало скорую ядерную бомбардировку. Сразу же, как только «мушки» сядут.
— Я думал, ты остался соседку спасать, а не пиротехникой забавляться! — крикнул Ганс ещё громче. — Она хоть жива?
— Да вон она, что ей сделается… О, смотри! Судья!
Василиса, успевшая отъехать на километр с гаком, показалась на вершине холма. Переваливавшая через него дорога вела её в относительно безопасное место. По крайней мере, от ожидаемого наземного ядерного взрыва холм должен был хоть немого, да прикрывать. Хотя, если взрыв будет сразу в мегатонну, это не поможет, но такое маловероятно. «Мушки» нацелились на конкретный двор, и чтобы с гарантией их всех прихлопнуть довольно будет и пятидесяти килотонн.
Но прямо сейчас от смертельной лотереи Василису спасал судья. Он выпрыгнул ей навстречу, пронёсся на остатке реактивной тяги мимо, сделал вертикальный прыжок с разворотом и на обратном пути догнал скутер. Василиса резко затормозила, а трёхметровый гигант потянулся к ней, настойчиво приглашая поскорее забраться ему на руки.
Василиса выпрыгнула из седла и принялась что-то втолковывать склонившемуся над ней великану, энергично размахивая руками и указывая в сторону горящего дома. Судья выпрямился и оглянулся. Ивану показалось, что смотрит он прямо на него.
— Уходим отсюда, пока не заметил, — поторопил Ивана Ганс.
И тут же на планшеты им обоим пришёл новый вызов. Заметил.
— Лучше не отвечать, — посоветовал Ганс.
Фиолетовый луч оторвался от правого плеча судьи и протянулся до металлических ворот гаража. Краска на створке задымилась, а затем лазер добавил ещё мощности и выдал длинную серию ярко мерцающих импульсов с частотой, повторяющей человеческую речь. Со стальной поверхности посыпались фонтаны красных искр, вызванные ритмичными микровзрывами.
— НЕМЕДЛЕННО ОТВЕЧАТЬ! — проскрежетали ржавым железным басом ворота, от лазерных ударов мелко затрясшиеся, словно диффузор громкоговорителя.
— Не отвечай! Спускаемся скорее! — засуетился Ганс.
— Ты что, он же полезет нас спасать! — возразил Иван и указал на небо. Ганс поднял взгляд и охнул. Нижняя граница чёрного облака спустилась так низко, что можно было различить текущие внутри струи, а с его краёв потянулись вниз пока ещё короткие, но уже ясно видимые щупальца, готовые окружить двор.
— Скажи ему, что поздно уже, — предложил Ганс. — Может, не полезет.
Иван нервно кивнул и поспешил принять вызов.
— … почему ещё здесь? — донёсся из планшета оборванный конец судейской реплики.
— Алло, отвечаю, — поспешно, не слушая, что скажет судья, затараторил Иван, стараясь поскорее передать главное, — нас тут четверо, сейчас мы под землёй спрячемся!
— Бегите ко мне скорее! — приказал судья. — Сейчас мы на вас «рентгенку» в двадцать килотонн бросим!
— Не успеваем уже, — ответил Иван, запрыгивая на лифтовую площадку, на полсекунды отстав в этом от Ганса. — Девчонки наши внизу сидят, а лифт вот он, сверху.
Ганс запустил лебёдку и лифт поехал вниз. Иван напоследок подпрыгнул повыше, чтобы бросить последний взгляд через край шахты и убедиться, что защитник правопорядка не рванулся за ними следом.
— Стоять! Куда!? — раздался из планшета грозный возглас.
— Пещера глубокая, больше ста метров, — громко отчитался Иван. — Запечатаем вход и переждём.
— Не отсидитесь, идиоты! Взрыв прямо над вашей шахтой будет. Крышку выбьет и прожарит до самого дна.
Иван испуганно вздрогнул. О таком варианте развития ситуации он не подумал, хотя, казалось бы, вполне очевидная возможность. Разогнанное безэмоциональное состояние сознания, целиком держащееся на мозговых сопроцессорах, помогает быстро и трезво соображать, не делает человека умнее. Сначала оно сыграло с ним злую шутку, сузив мышление и мешая предвидеть неочевидные угрозы, а теперь внезапно предательски проявило слабость и пропустило в мысли страх.
«Чрезмерная нагрузка на псевдонейроны повлекла ускоренное истощение их запаса энергии, — поставил он себе диагноз. — Надо было утром съесть больше сладкого».
Лифт продолжал спускаться и проехал сквозь опоясывающее ствол шахты кольцо аварийного запора. Иван с неудовольствием отметил, что напрасно оценивал собственную предусмотрительность как высокую. Устанавливая этот затвор, он искал повод гордиться собой. Казалось очень крутым перестраховаться и потратиться на чрезмерное средство безопасности, которое совершенно точно не пригодится, но зато соответствует высоким стандартам, выглядит солидно и гарантирует полный покой. Теперь оказалось — неверно ему казалось.
Конструкция, казавшаяся на момент установки надёжной преградой, защищающая от любых возможных и невозможных неприятностей, вовсе таковой не является. Перекрыв ствол шахты, эта толстая дверь сможет выдержать многое, но, конечно же, не мощный поток рентгена или быстрых нейтронов, выпущенный в упор. А двадцатикилотонная «рентгенка» — термоядерная нейтронная бомба в золотой оболочке — выдаёт целый океан и того и другого. Потому так эффективна против «мушек», которые почти не боятся ударной волны, стойко выносят и тепловые лучи и электромагнитный импульс, но неизбежно дохнут и горят в достаточно плотном потоке ускоренных элементарных частиц или жёсткого излучения.
— Мы не под шахтой будем, пещеры уходят в сторону на многие километры, — после мгновенного раздумья соврал судье Иван. Он понятия не имел, насколько далеко на самом деле протянулись пещерные коридоры и можно ли по ним хоть куда-то продвинуться. Но не видел другого выхода. Кэтэ обещала, что открытие ворот и проход через них займёт совсем немного времени, но сейчас это «немного» ещё следовало добыть.
— Я ничего такого не видел! — недоверчиво возразил дядя Стёпа.
— А мы вам и не показывали! — гордо заявил Иван. — А «Ишаков» видели? Видели?
— Видел. И?
— А зачем они нужны под землёй, как думаете? А чтобы на них по пещерам ездить — Иван поставил победную точку в споре. — Дайте нам полчаса, и мы на десять километров удерём.
— У вас не будет половины часа! — горько сообщил судья после секундной паузы. — Туча собралась и спускается. Чудо, если осталось хотя бы пятнадцать минут.
Пессимистичный прогноз судьи подтверждали сопровождающие его слова шорох и потрескивания. «Мушки», опускаясь на цель, готовились накрыть зону атаки общим магнитным полем и разогревались перед битвой, громким хором выдавая помехи в радиоэфир.
— Нам хватит, спасибо! — заверил судью Иван и прервал разговор.
Лифт коснулся пола, остановился, и Иван немедленно привёл в действие аварийный затвор. Высоко в шахте троекратно лязгнуло, а перерубленный тремя подвижными герметичными бронезаслонками трос с грустным шуршанием посыпался на крышу лифта. Теперь шахта была запечатана пробкой, непреодолимой для почти любой угрозы, исходи она хоть снаружи, хоть изнутри. Беда только, что грозящее им сейчас точно вошло бы в список исключений.
Иван с Гансом помчались бегом через спрямлённые роботом-копателем подземные галереи, под безжалостно покалеченными и ополовиненными сталактитами, по пенькам, оставшимся от вырубленного сталагмитового леса.
— Ты чего ему наплёл? — возмутился Ганс на бегу. — Не мог больше времени выпросить? Если Кэтэ не успеет, плохо нам будет.
— А если наверху с бомбой опоздают, то плохо будет им, — на выдохе выдавил из себя Иван, стараясь перекричать журчащий под ногами ручей. — Нам времени дадут, сколько смогут, не больше.
Ганс в ответ только выругался и прибавил скорости. Ивану пришлось постараться, чтобы не слишком отстать.
В коридоре перед главным залом с вратами их встретила пробка. Роза Мария попыталась перегнать всех четырёх «Ишаков» за один раз, но оплошала и собрала из них клубок в том самом месте, где болтались обрывки поставленной дядей Стёпой печати. Эльфийка и обе кошкодевочки, прочно сидевшие на спинах механических гусениц, никак ей не помогали, и даже наоборот. Многоножки, наползшие одна на другую, замерли, опасаясь повредить пассажиров, и не желали распутываться.
— Ты вернулся! — встретил Ивана её возглас, наполненный непонятной ему радостью. Словно бы могло случиться иначе.
— У тебя тут чего? — спросил он торопливо, не желая терять драгоценное время.
Мари только беспомощно подняла руку, указывая на созданный ею затор.
— А у Кэтэ что? — ещё быстрее сказал Иван.
— А? — зависла Мари. — Я не…
— Понятно. Ганс, я проверю Кэтэ, а ты разбери это, — распорядился Иван, уже не глядя на девушку. Он перескочил через преграду и спешно устремился в главный зал, отметив в памяти, что впредь следует избегать общения с женским полом в состоянии предельно разогнанного сознания. Очень уж ярко после его слов отразились недоумение и обида на лице Мари.
Запах пряностей он почувствовал ещё за несколько шагов до входа, а сам зал встретил его дымной атмосферой и ярким зелёным светом. Верёвочный мост раскачивался, словно на ветру, водный поток под ним не журчал, а злобно рыкал, перекатывая по дну камни. Мелкая пыль всех цветов радуги летала вдоль стен, собравшись в слоистое кольцо, как у Сатурна. В центре всего этого неподвижно стояла Кэтэ.
Прямо перед ней на расстоянии вытянутой руки висело нечто, похожее на осколок зеркала, отражающее только само себя, но бесконечное число раз. В первый миг эта штука казалась почти невидимой нитевидной трещиной в воздухе, затем вокруг вспыхивал радужный ореол, и становилось ясно, что это не линия, а широкая лента или даже прямоугольное полотно. Сияние почти сразу же теряло цвета, взятые от радуги, а взамен приобретало какие-то совсем неописуемые, для которых не существует человеческих слов. Тем более что никакого разноцветного обрамления на самом деле и не было, оно мгновение назад просто померещилось. Ведь на самом деле висящий предмет — это окошко, и смотреть возможно только в его центр, но никак не на края. Потому что время делает ещё один очень малый шажок, и взгляд легко проникает внутрь, словно сам наблюдающий проваливается за эту грань. Там бесконечно широко и свободно можно оглядываться, но нельзя ничего рассмотреть, взгляд, направленный в любую сторону, везде натыкаться на самого себя, пристально и жадно смотрящего себе навстречу.
Только за собственную спину заглянуть не получается, ведь там всё место занял кто-то большой. Кто-то доброжелательный. Тот, кто помог проникнуть на эту сторону, а теперь толкает в спину, чтобы отослать обратно. Бесконечно глубокое окно снова превращается в бесконечно тонкую прореху. Всего на миг. Чтобы в следующий миг опять пробежать через странное превращение.
И так по кругу.
— У меня сперва не получалось, не получалось, а потом как получилось! — радостно сообщила Кэтэ, с победной улыбкой разглядывающая странное явление. Очевидно, это и были те самые врата в её родной мир.
— У тебя всё готово? — спросил Иван, с трудом отрываясь от наблюдения за бесконечным циклом расширений и сжатий. Он залип всего-то на пару секунд, а казалось, что успел увидеть не одну сотню повторений. И странно, хотя он ещё не перешёл через мост и не приблизился к Кэтэ, но их негромкие слова, перелетавшие от края зала до его центра и обратно, звучали ясно и отчётливо, несмотря на шум воды и ветра.
— Вполне, — подтвердила Кэтэ. — Сначала туго шло, а потом словно чья-то помощь подоспела. Ты Василису в жертву принёс? Для этого задержался?
— Ты чего, совсем дура? — опешил Иван. — Я наоборот, оставался, чтоб её спасти! Дал скутер и направил прямо в руки судье.
— Вот это ты зря, — нахмурилась девушка, — эту гадину не спасать надо было, а на съедение оставить. И непонятно, если так, кто же мне помог. Ты ещё что-нибудь делал?
— Ну, ещё я дом поджёг, — признался Иван, чувствуя себя слегка глупо.
— Ага, я знала! — Кэтэ хлопнула в ладоши и весело подпрыгнула на месте. — Так даже полезнее, чем просто кого-нибудь зарезать.
— Кого богиня на этот раз желает зарезать? — Ганс, въехавший в зал верхом на многоножке, заинтересовался их разговором, но открывшееся перед ним зрелище тут же заняло всё его внимание. Сначала странная подземная «погода» с ветром и пылью, а затем неуловимые для глаз ворота с гипнотическим воздействием. Он вздрогнул и попытался отвести взгляд подальше от центра зала, но добился этого только с третьей попытки.
— Ты тоже это видишь, да? — обратился он к Ивану.
Иван просто кивнул в ответ. Ганс аккуратно вылез из водительского седла, отвернулся и, выходя прочь, сказал:
— Тогда ты переводи их через мост. А я не смогу, нет. У меня от этой хренотени голова кружится.
Иван занял освободившееся место и повёл «Ишака» по качающемуся верёвочному мосту медленно и аккуратно. Девятнадцать лапок осторожно ощупывали непривычную для них зыбкую поверхность, так непохожую на любой грунт, и неизменно находили точки опоры. Гибкая сетка из тонких нитей была для всёпреодолевающей многоножки неудобна, но проходима. Казалось, что механическая гусеница уверенна в себе, и насторожена, так же, как и Эля, разместившаяся на её заднем сиденье. Эльфийка методично осматривала непонятное ей окружающее волшебное пространство, ритмично и плавно поворачивая голову влево-вправо и синхронно водя глазами в тех же направлениях. По этим движениям сразу становилось видно, что она не человек.
— А ты сильный стал, — отчего-то вдруг заявила Кэтэ. — Так-то обыкновенные жертвоприношения сами по себе бесполезны. Только суеверные глупцы об этом не знают. Но при помощи правильно выбранной жертвы можно себя настроить правильно и получить силу.
— Это ты к чему?
— Увидишь, — сообщила Кэтэ и вернулась к созерцанию своего творения.
Иван сделал зарубку в памяти, выбросил пока что это странное заявление из головы и принялся за срочную работу, времени на которую оставалось всё меньше.
Последняя сохранившаяся во дворе камера висела на гараже. Она осталась единственным выжившим обрывком домашней сети наверху и передавала тревожную картинку, на которую Иван нет-нет, да и поглядывал. «Мушки» опустились внезапно и необратимо. За минуту до этого они толпились дружной компанией выше горящего дома и жили какой-то своей отдельной жизнью, не пересекаясь с обстановкой внизу. А затем тёмное облако порвалось.
Весь двор словно провалился в серый мешок, набитый пылью. Сразу же пропала любая связь, ни одна сеть снаружи не отзывалась, а на всех радиоканалах выли и трещали помехи. Воздух сделался мутным и непрозрачным, дневной свет куда-то делся. Вокруг дома вилась серая метель, скрывшая весь внешний мир, только направление на Солнце угадывалось по мерцающему во мгле красному пятну.
Надо было торопиться, и они торопились. Пробку в коридоре распутали в одну минуту, приказав кошкодевочкам спешиться. Иван перегнал через мост трёх оставшихся «Ишаков» так же ловко, как и первого. Роза Мария привела с собой Мурку и Белоснежку, взяв их за руки. Киборги выглядели странно, качались, словно пьяные, и спотыкались тем чаще, чем ближе подходили к вратам. Самостоятельно залезть обратно на многоножек они не смогли, а посаженные туда с помощью Ганса, держались неровно и норовили свалиться. Пришлось перекидывать обеих поперёк сёдел и привязывать за щиколотки и запястья. Так же поступили с Элей, которая вблизи врат тоже начала сомлевать. Только Цербер не доставил хлопот, замерший как спящий в прицепленной к багажнику переноске.
— Прекрати! — вдруг закричала Роза Мария и дёрнула Ивана за рукав куртки. Что именно она требовала прекратить, Иван не понял. Он глядел на подругу и думал, какая же она всё-таки мелкая, ростом едва ему по пояс. Или даже по колено. Его ноги вытянулись, шея удлинилась, голова сделалась пустая и лёгкая, как воздушный шар, и взлетела к потолку. Внизу прикольно мельтешили Ганс и Мари, и даже Кэтэ, такая же микроскопическая, утратила спокойствие и вместе со всеми кричала ему что-то неразборчивое.
«Перегрев», — расслышал он и посмотрел на внутренний градусник. «Сорок один и семь — это и в самом деле перегрев, не стоило отключать предупреждения», — проползла ленивая мысль за секунду до того, как пол пещеры поднялся и встал перед его глазами вертикально.
Прикосновение холодного камня ко лбу немного остудило воспалённый разум. Мозговой сопроцессор отключился, в голову вернулся здравый смысл и стало понятно, что текущая ситуация кратко описывается одним словом: «задница». Именно в неё они все сейчас провалились вглубь на целых сто метров.
На поверхности бесновались «мушки». Догорающий дом оставался ещё несколько горячеват, они опасались к нему подступаться, только слегка обглодали углы. («Ну, хоть тут я молодец», — проскользнула злорадная мысль.) Зато железный гараж своим коллективным магнитным полем «мушки» разнесли вдребезги. Высоко летали гоняемые в воздухе ворота, стальные листы обшивки и прочие хранившиеся в гараже железяки. Всё это бесчинство наблюдала застрявшая кверху ногами в кустах камера. Она каким-то чудом осталась цела и не оторвана от сетевого кабеля, и продолжала передавать всё, что могла видеть. На вход в шахту «мушки» пока не обращали внимания, но это был вопрос времени. Очень скорого времени.
Но это было неважным, потому что бомба, что всё прекратит, ожидалась гораздо раньше. О том предупреждал голос судьи: «До атомной бомбардировки осталось девять минут. Повторяю, до атомной бомбардировки осталось девять минут». Только оставалось неясным, каким образом смогло пробиться прямо в голову это сообщение, если «мушки» наглухо экранировали всю связь.
Ивану было страшно, очень страшно. И за себя и за остальных. Он оторвал лоб от приятного холодного пола и увидел, как бледен Ганс, и как дрожит Мари. Ближе всех была Кэтэ и сразу же, как только он пошевелился, попыталась помочь ему встать. Она тоже выглядела растерянной, хотя и храбрилась. А ещё она вся позеленела.
В воздухе вокруг Кэтэ клубились мелкие зелёные пылинки, они тонким слоем покрыли её одежду, кожу и волосы. С каждым вдохом она впускала в себя их множество, а затем выдыхала в несколько раз больше. Эти пылинки чем-то напоминали «мушек», они двигались так же согласованно и целеустремлённо, но были гораздо-гораздо мельче, чем может различить глаз, и светились изнутри изумрудно-травяным.
— Вы тоже их видите? — спросил Иван.
Ганс и Мари с недоумением посмотрели на него, но взгляд Кэтэ сразу же переменился от беспомощно-растерянного до радостно-решительного.
Иван, принявший это за подтверждение, что его не глючит от перегрева, быстро осмотрелся и заметил, что только малая часть зелёной пыли собралась вокруг Кэтэ. Гораздо большего размера клубок висел над созданными ею вратами. И голос судьи, предупреждающий о грядущей опасности, слышался именно оттуда: «До атомной бомбардировки осталось восемь минут. Повторяю, до атомной бомбардировки осталось восемь минут». Пыльный клубок заколебался и ярко сверкнул зеленью, очевидно, поторапливая, а ворота стали чуть плотнее и материальнее. Из прячущейся за ними глубины кто-то посмотрел на него и подмигнул. Ивана словно подбросило пинком вверх, он вскочил на ноги и скомандовал:
— По коням!
Кэтэ осмотрела его с восторгом и даже некоторой опаской и удивлённо ахнула:
— Даже так?!
Иван так и не понял, что с ним произошло, Ганс и Роза Мария — тем более, но они моментально сообразили, что надо делать. Каждый вскочил на своего «коня», а Кэтэ немедленно выстроила всех всадников бок о бок в правильном порядке.
— Я иду вперёд, расширяю проход. Ганс, ты сразу за мной, держись как можно ближе. Иван, ты следом, страхуешь Ганса и, главное, тащишь Розу Марию. — Кэтэ помолчала, собралась с мыслями и обратилась персонально к Ивану: — Получается так, что половина нашего успеха зависит от тебя. На Марию особое внимание обрати, она у нас слабое звено.
Иван обернулся и согласился с таким нелестным определением. Мари смотрела вперёд отрешённо, как кролик-суицидник, повстречавший удава, и уже согласный стать обедом. Да и Ганс тоже стал какой-то вялый. Долгожданное путешествие начиналось как-то не так, не с тем настроением, что ожидалось, когда они к нему готовились.
— И не забывайте, во время перехода держаться за руки и не отпускать! — Кэтэ ещё раз напомнила всем уже многократно повторенное ранее. — Ну, я пошла.
На самом деле Кэтэ ни куда не пошла. Она плавно подняла руку и потянулась к вратам, которые двинулись ей навстречу. Они становились ярче, росли и раскрывались, показывая внутреннее пространство. Размер пещеры словно удвоился, рядом со знакомым каменным залом возник ещё один, странным образом наблюдаемый сквозь неширокий вход весь целиком.
Кэтэ коснулась пальцами разделяющей два зала тонкой плёнки, которая легко поддалась и пропустила её руку. Многоножка под девушкой, получившая тычок пятками, изогнулась латинской буквой «S» и как пятиметровая змея проскользнула в проход. Остальные «Ишаки», выполняя программу, повторили это движение, чтобы не разрывать дистанцию и не создавать первопроходцу помех. Кэтэ переместилась через ворота левым плечом вперёд, правой рукой подтягивая за собой Ганса, и оказалась на той стороне вместе с тяжело загруженной багажом гусеницей и навьюченной поверх боевой горничной-эльфийкой.
Делящая мир на «здесь» и «там» преграда отнимала у вещей цвета и творила со зрением странные вещи. Кэтэ теперь выглядела как живая рентгеновская фотография, чёрно-белая и полупрозрачная. Кости и зубы сверкали белизной, а прочие части тела красовались разными оттенками серого, едва прикрытые почти невидимой одеждой. «Ишак» и киборг Эля слились в один абсолютно чёрный силуэт без различимых деталей, словно совсем не отражали свет.
Кэтэ потянула Ганса за собой, его ладонь оказалась за воротами, вся насквозь просвечивающая, но всё остальное втягиваться не желало. Иван, помня о своей обязанности страховать товарища, подтолкнул его в плечо, и дело пошло, но медленно. Ивану показалось, что это не Ганс протискивается через ворота, а наоборот, они сами движутся навстречу и натягиваются на всякого сквозь них проходящего.
Из ведущего к шахте коридора донёсся грохот и противный скрип. Иван, не сдержав испуганного любопытства, заглянул в репортаж с поверхности. Последняя камера показывала, что «мушки» нашли-таки вход в подземелье и теперь бомбили запертый аварийный затвор всем железным, что нашли в разоренном гараже. Болты, гайки и детали раскуроченных механизмов летали над землёй по широкому кругу, разгонялись магнитными полями до сверхзвуковой скорости и со свистом как пули устремлялись вертикально вниз, точно в верхнюю заслонку. Она проминалась, но держалась пока.
Всё это не имело никакого значения. Важно было только как можно скорее пройти через ворота. Потому что: «… осталось три минуты. Повторяю, до атомной бомбардировки осталось три минуты».
«Толкать — то же, что и тянуть, — внезапно озарило Ивана, — главное, чтобы не отвлекаться!» И кто-то рядом шепнул: «Да, всё именно так».
Окрылённый этой новостью, он снова толкнул Ганса, но так, словно потянул. Точнее говоря, он, продолжая держать его за руку, представил, будто находится по другую сторону ворот рядом с Кэтэ и помогает ей. Ганса тут же повело в нужном направлении, он преодолел преграду наполовину и запоздало пришпорил пятками «Ишака». Тот изогнулся, как и требовалось, но совсем немного не вписался в ворота. Задней оконечностью пятиметрового туловища он задел за край, и замер неподвижно, словно вмороженный в лёд. «Ишак» Ивана, выполняющий схожий манёвр, с грохотом натолкнулся на торчащую задницу своего коллеги и протолкнул её дальше. Ивана резко дёрнуло и потащило, а ворота стремительно приблизились, проглотив руку по локоть. Позади испуганно ахнула Роза Мария.
Ивану показалось, что его хотят разорвать пополам. Он сидел на многоножке в позе большой буквы «Т», и его тащили за руки в две стороны. Слева по борту всё было хорошо, в смысле, переход для Ганса завершился успешно, и он выглядел теперь, как улыбающийся скелет. А вот справа наблюдались проблемы. Роза Мария судорожно вцепилась в его ладонь обеими руками и смотрела как-то уж совсем обречённо. Из-за возникшей заминки её «Ишак» отстал, поэтому она сильно наклонилась в сторону и до сих пор не выпала из седла только потому, что была пристёгнута.
— Подвинься поближе, — скомандовал он, но в ответ добился от Мари только панического взгляда. Кажется, она полностью потеряла управление, как над транспортным средством, так и над собой.
«Дело дрянь», — заключил он и предложил запасной вариант:
— Отстёгивайся, слезай и прыгай ко мне! Я тебя увезу отсюда.
«Иронично, — подумал он, краем уха слушая доносящийся сверху грохот железа — гафний, из-за которого поднялся этот переполох, сгорит в ядерном огне, которому сам же стал первопричиной, если в корень смотреть. Ну и плевать. Когда эта бочка рванёт, проклятым «мушкам» сделается в два раза жарче».
— Давай быстрее, — поторопил он Мари, — бросай всё барахло и садись ко мне.
Но та против ожиданий несогласно мотнула головой, а её в голубых глазах сверкнуло нечто яркое, как электрическое замыкание.
— Не надо, я уже в порядке, — осипшим, но уверенным голосом ответила она, — я справлюсь.
Иван с удивлением увидел, как из маленькой, но жаркой искры возгорается Священное Пламя Жадности. Мари вернула контроль над своей многоножкой, передвинулась на правильную дистанцию и сообщила:
— Я никого не подведу и наши вещи не брошу. Только держи меня крепче.
— В этом не сомневайся.
Дальше всё получалось очень просто. Вначале сделать маленький шажок в сторону врат, чтобы показать Кэтэ готовность. Потом с её помощью и неожиданной помощью ещё кого-то, кто гораздо сильнее, продвинуться дальше и пришпорить «Ишака» в правильный момент, и вот она, та сторона. Некогда вертеть головой и рассматривать, что тут за место такое, но Ганс и Кэтэ снова выглядят нормально как люди, а не как анатомические пособия. А вот Мари, внезапно, не видна почти совсем, не считая руки, потому что ворота с изнанки имеют совсем иной вид. Они непрозрачны и висят, как чёрная клякса, и женская рука нелепо высовывается прямо из чернильной глубины.
Ганс, зная, что его-то Мари отлично видит, кивнул ей два раза легко, а на третий раз глубже, надеясь, что она расшифрует эти знаки как «на счёт три», и принялся её вытягивать.
«До атомной бомбардировки осталась одна минута!»
«Ну, бля! Это и тут слышно!»
Работа оказалась нелёгкой, словно он тянул Мари из болота, наполненного липким клеем. К счастью, тут ему на помощь пришла Кэтэ, а затем и Ганс. Видимо правило «не отпускать руки» работало только на время перехода, а теперь уже ничто не запрещало дёргать Мари всем сразу. Иван чувствовал, что Мари готова пройти через врата, но ей не удаётся подгадать момент и пришпорить «Ишака» так, чтобы протиснуться со всем богатством сквозь это игольное ушко. Кажется, она уже трижды включала «змейку» и трижды промахивалась.
«Если бы только ворота были пошире», — подумал он, и ворота сделались пошире. Совсем немного, но этого хватило. Роза Мария въехала, вспотевшая и запыхавшаяся, но гордая собой и глядящая, как триумфатор. Ещё бы, ведь спасла столько ценного добра!
Сегодня все они были триумфаторами, ведь спаслись сами. Все четверо, они стояли, крепко обнявшись, и тихо радовались. Нет, пятеро. Рядом совершенно точно был кто-то ещё. Тот, кто стоял за спиной. Тот, кто помогал.
Иван оглянулся, и мгновенно узнал, кто это.
Днём оно золотое, а вечером красное, хотя его свет считается белым. Но если посмотреть на него взглядом, не искажённым несовершенной конструкцией человеческих глаз, то станет очевидно, что его истинный цвет — зелёный.
Молчать Ивану показалось невежливым, и он не придумал сказать ничего лучше, кроме как:
— Доброго вам дня, Солнце! Сегодня прекрасная погода, не правда ли?