Эшли (джен)

Если говорить о жизни обычного школьника, или необычного, а ученика Хогвартса, или не школьника, а любого работающего взрослого, чей распорядок недели сводится к рабочим пяти дням, то четверг — худший день. Это день, когда ты уже устал, но завтра еще не выходной. Это день, когда обязательно случается какое-нибудь пакостное дерьмо. По крайней мере, Эшли Коллинз в это свято верила, а когда веришь во что-то, начинаешь подгонять реальность под собственные убеждения. Не сказать, что дни предшествующие были в действительности хороши, но четверг, ожидаемо, оказался худшим днем этой паршивой недели. Или лучшим, но тут уж как посмотреть и во что верить. Вероятно, будь Эш внимательной и смышленой девочкой, четверг подкинул бы ей свой гаденький сюрприз не настолько неожиданно. Будь она предусмотрительной и чуткой, все обернулось бы если и не совершенно иначе, то хотя бы не так.

Роджер нагнал сестренку с подружкой в коридоре, когда те выходили с очередного нудного занятия профессора Амбридж. Вот уж что казалось доселе невозможным, так это то, что кто-то умудрится перебить по скучности неупокоенного Бинса, но талантливой министерской жабке это удалось — после ее уроков ленная сонливость держала до конца дня, словно бабуля невербально усыпляющими деток прикладывала. Даже Коллинз под прахом огневицы, который принимать все же приходилось после убойных доз «Сна без сновидений», без которых спать было невозможно в принципе, натурально на ходу засыпала. Так вот, зевая, девочки вяло глянули на неприлично бодрого семикурсника, а тот оживленно защебетал:

— Дамочки мои хорошие, у меня тут дельце организовалось повышенной важности, так что надо бы переговорить перед обедом, — он потрепал Трейси по плечу и лучезарно улыбнулся Эшли.

— Что за дельце? — даже не стараясь изобразить интерес, вяло спросила Эш.

— Объяснять долго, так что расскажу, как Тер и Грэх подойдут, — деловито отмахнулся он и подвел девчонок к двери старого, уже давно не используемого кабинета теории магии. — Алохомора, — будто кашлянув, прошептал он, и замок отворился.

— А что это мы обычно тут не бываем? — оглядывая запылившийся класс, протянула Коллинз. — Местечко-то ничего, — она взмахом палочки очистила одну из парт и села на нее.

— Во-первых, я с этим замком только в том году справился, как усиленное отпирающее освоил, — стал объяснять парень. — Во-вторых, тут слишком близко к кабинету защиты, что в том году вообще приравнивало его к камере в аврорате, потому что ПОСТОЯННАЯ БДИТЕЛЬНОСТЬ! — передразнил он чокнутого Моуди, на что его сестренка хихикнула. — Да и сейчас не шибко безопасно из-за любопытной старушенции. Но для «поговорить» сгодится.

— Долго ребят ждать? — зевая, уточнила младшая Дэвис, тоже усаживаясь на парту.

— Пару минут, — буркнул Родж и принялся наводить заглушающие заклинания.

— Хорошо бы, а то старушенция опять задала половину библиотеки переписать, — недовольно пожаловалась Трейси.

— Ага, я-то думала без практических не так уставать буду, — Эшли откинулась на парту и заложила руки за голову, — а после всей этой писанины рука болит так же, как после десятков обезоруживающих от Моуди, — когда она закрывала глаза, на веках раздражающими салютами плясали огоньки — еще одна отличительная особенность праха.

— Скажи спасибо, что только после писанины, а не как у некоторых, — справедливо отметила Трейс. — У пятой части школы уже эти шрамы на руках, видела?

— Не у самой умной части, надо признать, — заметил Роджер.

Они некоторое время поперемывали косточки Амбридж и всем тем, больным на голову болтунам, что еще не додумались засовывать язык в задницу в присутствии бабки. Поттера, конечно, тоже помянули, но тут Эшли постаралась помалкивать, чтобы ненароком не сболтнуть чего-то лишнего. На заколдованном галлеоне как раз нынче утром появилась дата и время собрания Отборных Дебилов — так окрестила для себя Коллинз героически-анархический кружок гриффиндорца. Она в который раз уже задумалась о том, кто из тех самых болтунов в этом кружке еще состоит, кроме друзей золотого мальчика, и как эти «кто» отнесутся к появлению слизеринки в своих рядах. Прямо скажем, на теплый прием она не рассчитывала.

Тут дверь кабинета резко открылась, и раздался глухой грохот, от чего Эш резко перепугано вздернулась и соскочила с парты. На полу у двери, повалив пару стульев, копошилось какое-то еще неопознанное тело в слизеринской мантии. Следом за ним в класс вошел Теренс, держа это самое тело под прицелом волшебной палочки. Замыкал шествие Грэхэм, закрывший дверь с таким суровым видом, с каким, должно быть, папаша его заключенных в камеру заталкивал. От стука двери тело на полу съежилось, поднялась белобрысая головка, и Эшли воскликнула:

— Какого хуя?! — так как на полу оказался сам серебряный принц. — Вы что творите?

— Прости, Эш, — проговорила Трейси, сидя на парте и вяло мотая ногами, — но мы ведь пытались по-хорошему.

— Чего? — ошалело обернулась к ней Коллинз.

— Того, — грубо рявкнул ей в ответ Грэхэм, выплетая у двери какие-то чары.

— Эш, мы с понедельника по сотню раз в разных вариациях пытались у тебя выспросить, что с тобой, — начал тактично пояснять Роджер, поглядывая на дерганно озирающегося Малфоя. — Но у тебя один ответ — все нормально.

— Так все нормально! — разведя руки, прикрикнула на друзей Эшли.

— Ты нас совсем за дебилов держишь? — склонил голову на бок Теренс, но палочку от малыша Драко не отвел, на чем последний и был более всего сосредоточен и из-за чего, очевидно, пока предусмотрительно помалкивал. — Все нихуя не нормально.

— Да о чем вы? — пугаясь, стала метаться взглядом меж ребят Коллинз.

— Ты в первую ночь, как вернулась, постоянно во сне кричала, — тихо заговорила Трейси. — А со вторника как убитая спишь. Я проверила — ты «Сон без сновидений» глушишь, как не в себя. Тебя даже если по щекам хлестать, не разбудить. Я попробовала.

— А днем, как я подсчитал из того, чего в тайнике не обнаружилось, ты на прахе огневицы держишься, — продолжил старший Дэвис. — А еще любисток видимо перед сном покуриваешь, чтобы зелье сразу на огневицу не накатывать. Предусмотрительно.

— Пиздец, — покачала головой Эш. — Что ж, браво, Шерлоки! Преступление века раскрыто — у меня проблемы со сном! Охуеть просто!

— Сарказмом не захлебнись, — оборвал ее Теренс. — Ты бы себя вообще со стороны видела. Выглядишь как наркоша конченная из низов Лютного. Дерганная вся, прямо зашуганная. Что не спросишь — переспрашиваешь так, словно тебя на краже в особо крупном поймали.

— Ты натурально от любого шума вздрагиваешь, как ветеран с ПТСР, — кивнул Роджер.

— Ты когда ела последний раз? — вскинул брови Хиггс.

— Эшли, ты зельеварение прогуливать начала, — припомнила Трейси.

— Да это вы наркоши, кажется, — отчаянно не сдавалась Коллинз. — Обдолбались чем-то и бред несете!

— Ты знаешь, что, когда пиздишь, а не немного привираешь, людям в глаза не смотришь? — заговорил Грэхэм, и от его голоса у Эш натурально кровь застыла в жилах — так сдержанно и четко Грэх говорил только в моменты особой злости. — Так вот за всю поездку в Хогвартс-экспрессе ты в глаза только раз Теренсу посмотрела, когда извинялась за пропущенный День Рождения. А потом куда только не пялилась: в окно, на потолок, в стену, блять! Ни одному из нас в глаза ты не посмотрела, пока рассказывала о том, что с тобой было на каникулах!

Вот тут-то до одури перепуганная девчонка окончательно осознала, как она проебалась. Ведь она заметила еще тогда, в поезде, что Грэхэм не поверил. Ведь она могла подсуетиться, могла потом «по секрету» выдать ему рассказ, приправленный «правдивой» чернухой, которую остальным, мол, не хотела рассказывать. Могла выдумать что-то мерзкое про клиента-поджигателя, или про голлуэйские трущобы, или еще что. Оправдать вранье враньем. Она должна была сделать хоть что-то! Она ведь понимала, что Монтегю это так не оставит.

— Но мы ведь и это проглотить готовы были, — мягко, на контрасте с Грэхом, заговорил тем временем Теренс. — Ну мало ли, что там могло случится, о чем ты не хотела рассказывать. Мы же не изнеженные идиоты. Мы понимаем, какие у твоей мамы могут быть проблемы и все такое… — он глубоко вздохнул и перевел взгляд на все еще сидящего на полу Малфоя. — Вот только эта падла с тебя глаз не сводит, — процедил Хиггс. — И он, и големы его слабоумные, — да, ни до Драко, ни до Винсента с Грегори слова Нотта не дошли, если малыш Тедди не соврал и что-то им сказал. — И, что самое главное — Ричард Ебать-его-Трэверс на тебя пялится, дядюшка которого как раз из Азкабана на днях сбежал.

— И Нотт в первый день пялился, я заметила, — вставила Трейси.

— Очень хуевый набор, Эш, — добавил Родж, будто без этого не ясно было.

— Так что, Эшли, — вышел чуть вперед Грэхэм, — ты сейчас либо говоришь правду о том, что случилось и что происходит, либо мы начинаем выяснять это теми способами, которые никому не понравятся.

Эш сначала нервно сглотнула, но во рту пересохло, так что пришлось судорожно вздохнуть. Руки затряслись, ладони вспотели, а сердце забилось едва ли не в ритме Продиджи. Голова разразилась резкой режущей болью, дыхание сбилось. Холодный пот прошиб, и пошел озноб по всему телу, а в животе что-то скрутило. Голос Волдеморта в сознании напомнил: «смертей будет много». Она не скажет. Она ни за что ничего им не скажет, пусть хоть пытают ее сейчас. Да лучше самой подохнуть, чем рассказать. Лучше самой подохнуть, чем допустить, чтобы с ними что-то случилось.

Грэхэм Монтегю не был ни провидцем, ни легилиментом, не иначе как-то особенно одаренным, да и особо умным не был, по правде-то говоря. Он просто слишком хорошо знал свою лучшую подругу Эшли Коллинз. Пожалуй, он знал ее даже лучше, чем ее мать. Он прекрасно понимал ее без слов и понял сейчас. Ведь сейчас Эшли — такая понятная, близкая, родная ему Эшли — была бледнее сраного призрака, чуть ли не гадила под себя, смотрела на друзей, как приговоренный к казни смотрит на палача, и молчала. Молчала, словно любое слово могло ее натурально прикончить.

— Ну, я предупредил, — развел руками Грэхэм.

В тот же миг в спину Эш прилетел Петрификус, а секундой позже Роджер заботливо придержал повалившееся назад тело девчонки и удержал ее в стоячем положении. Трейси участливо глянула на обездвиженную подружку, но тут же перевела взгляд на трех парней впереди. Грэхэм схватил Малфоя за шкирку, как тщедушного котенка, и швырнул на одну из парт, после чего дернул его левую руку вперед и прижал к столешнице, распластав ладонь парня. Драко тут же истошно и совсем не аристократично заголосил:

— Вы спятили! Я тут не причем! Я все расскажу отцу!

— Сначала ты все расскажешь нам, — ответил Грэхэм, прижимая вырывающегося паренька к парте. — Вопрос тот же — что происходит? Но очень не советую тебе врать или молчать, — он обернулся к Хиггсу.

Теренс подошел ближе и наставил палочку на распростертую на парте руку малыша Драко. Что собирались делать с аристократишкой парни, Эшли только догадывалась, и это пугало. Но страшнее всего было не происходящее, а его последствия. Блять, последствия! Эшли взмолилась сейчас Мерлину, Салазару и всем богам всех религий, чтобы только ссыкунишка-Малфой оказался сильнее, чем до этого казалось. Чтобы страх перед Темным Лордом в нем все же пересилил страх перед парой шестикурсников. Если он не расколется, можно использовать Обливиэйт — Роджер умеет. Если он не расколется, никто ничего не узнает. Если Драко не расколется, друзей Эшли не убьют! Эш сосредоточилась на держащих ее в оцепенении чарах. Она, конечно, ни разу не была выдающейся волшебницей, но что только не делают люди в состоянии аффекта. Надо было срочно снять Петрификус и остановить это безумие!

— Что происходит? — наклонившись к Малфою, повторил вопрос Хиггс.

— Я ничего не знаю! — крикнул раскрасневшийся от безрезультатных попыток высвободиться белобрысый парень.

Теренс резко дернул палочкой — раздался очень неприятный хруст, и указательный палец Драко мгновенно изогнулся в двух местах, в которых гнуться ему совсем не полагалось. Изогнулся под такими углами, что даже Эшли замутило. Кажется, Трейси рядом вздрогнула и прошептала что-то вроде «блять», но это было невозможно точно расслышать, так как в тот же миг Малфой издал настолько пронзительный вопль, что любая банши бы позавидовала. На несколько секунд его крик выбил из реальности вообще всех, но Грэх и Тер быстро пришли в себя. Они впервые пытали человека, но у них явно были все задатки. Монтегю рявкнул что-то на ухо орущему парнишке и слабенько саданул его головой об парту, после чего крик притих и перешел в жалобное поскуливание.

— Осталось девять пальцев на руках, — констатировал Грэхэм.

— Но поверь, пальцы — это далеко не все, что я тебе с удовольствием переломаю, — медленно растягивая слова и нависая над трясущимся в истерике Драко, сказал Теренс.

— Вопрос тот же, — продолжил вести допрос Монтегю. — Что происходит?

Ответом ему были невнятные всхлипы, потому Хиггс перевел палочку на безымянный палец. Секунда, и истеричный хлюпик Малфой сломался и заорал девчачьим визгом:

— Я скажу! Скажу! Только не надо! Не надо!

— Хорошо, мы слушаем, — встряхнул мальчишку Грэх, а Тер чуть опустил палочку и глубоко вздохнул.

— Ее отец — Пожиратель смерти, — затараторил мелкий паскудный сученыш. — Ей приказали подружиться с Поттером и доносить на него, а мне велели следить за ней, — на одном дыхании выложил он.

В первое мгновение показалось, что Теренса, Грэхэма, Трейси, да и Роджера — хотя его-то Эшли, беспомощно мечущаяся взглядом меж друзей, видеть не могла — приложили Конфундусом, массовым и особо сильным. Шок, отразившийся на их лицах, сделал ребят более похожими друг на друга, чем были похожи близнецы Уизли. Ужас в их глазах расширил зрачки резвее всякой дури, что они когда-либо жрали. Тишина, которая установилась в классе после слов Малфоя, была сродни гробовому молчанию. Это конец. Она проебала все. Она убила их всех. Эшли Коллинз только что убила своих друзей. Вернее, убил их Драко, а Эш просто не остановила его. Просто ничего не сделала. Просто, блять, стояла под оцепеняющим. Сути это, в общем-то, не меняло.

— Еще раз повтори, что ты сказал? — севший голос Роджера позади слышался, как отклик с того света.

— Отец Коллинз — Пожиратель смерти, Эдриан Эйвери, — Малфой, самозабвенно уставившись на свой переломанный пальчик, принялся повторять все еще и с подробностями. — Все узнали об этом. Темный Лорд узнал об этом, — прошептал парень. — Ей приказали вбиться в доверие к Поттеру, следить за ним и обо всем доносить, потому что Поттер ей доверяет. А мне приказали следить за ней, следить, чтобы она делала, что велят и никому не рассказывала… — видимо где-то тут его все же настигли остатки разума, так как на этих словах Драко притих и затравленно зыркнул на Эш.

Если бы только ссыкливый ублюдок знал, что от смерти его спасал сейчас один только Петрификус, он бы молился на силу чар Роджера Дэвиса. Эшли уже даже о палочке не думала. Она думала только о ноже в кармане и о том, как он воткнется в горло Малфоя. Она буквально видела это в замедленной съемке, как в самых пошлых боевиках. А потом мыслей вдруг не стало, только резвый учащенный стук крови в ушах и разгоряченная кровь, что прилила ко всем мышцам. И кромешная темнота в глазах. Что-то внутри Эш приказало ей убить Драко Малфоя, и тело подчинилось, отбросив сознание нахуй.

* * *

О том, что у него пониженный болевой порог, Драко Малфой узнал на третьем курсе, когда его «всего-то оцарапал» драный Хагридовский гиппогриф. Помфри это тогда заявила таким мерзеньким снисходительным тоном, будто до того дня исключительно спасала тех, кому конечности на войне оторвало. Их и великого геройского Гарри Поттера, разумеется. Отец позднее одарил взглядом не лучше — до сих пор снится его полное разочарования и презрения лицо. Как же, наследник Люциуса Малфоя не может спокойно перенести вид собственной крови и молча с достоинством потерпеть легкую боль! Отец-то мог. Он и не такое мог. Он в прошлую войну много что вынес. А Драко не мог. Не мог и все тут! И не обязан был, в конце-то концов!

Вот только молчать он был обязан… Ох, Моргана! Что же теперь будет? Ему же велели молчать. Ему отец велел молчать. Ему Темный Лорд велел молчать! Но в чем он виноват? Это чокнутые друзья Коллинз виноваты! На кой имп, спрашивается, такие друзья? Скажи он Грегу и Винсу, чтоб не совали нос, куда не следует, так те бы даже со своими двумя извилинами поняли с первого раза. А эти четыре полукровных выродка что устроили? Они же спятили! Протекли крышей до основания со своим злоупотреблением всякой запрещенной дряни. Монтегю, ублюдок, по стопам папочки-аврора пошел, что ли? Хиггс вообще сдурел. Как он посмел сотворить такое с Драко? Как они посмели поднять руку на Малфоя? А как же было больно, Мерлин! Да даже сейчас больно было до ужаса, хотя Дэвисы на пару вылечили и палец, и щеку...

Драко трясущейся рукой потер скулу, где под кожей кость все еще хранила память о невыносимом скрежете лезвия ножа. Вот кто точно свихнулся, так это Коллинз. Взбесившееся неадекватное чудовище! Как она это сделала? Как она вышла из-под Петрификуса? Видимо, Дэвис из-за шока ослабил чары. Но как она с такой скоростью выхватила нож и в одном прыжке оказалась прямо перед Драко? Да он впервые видел, чтобы кто-то так двигался. Монтегю — лучший охотник сборной, на минуточку — едва успел среагировать! А если бы не успел? Эта чокнутая ведь не в щеку метила. С той силой, с какой она замахнулась, можно было и голову отсечь. Морриган! Да откуда в этой девчонке столько силищи? Монтегю и Хиггс — эти два здоровенных шестикурсника, сильнее Винса и Грега, наверное — ее едва оттащили! Коллинз же чуть не убила Драко!

Она точно сошла с ума. Не очень-то удивительно, учитывая все то, что она теперь надрывно рассказывала. То есть Драко-то все это и так знал, частично даже видел — Коллинз начала почти с того момента, как ее мистер Кэрроу за стол тем вечером усадил — но теперь, когда это девчонка своим друзьям рассказывала, фокус истории заметно смещался. Драко никогда не умел смотреть на ситуацию чужими глазами, воображать себя на чужом месте и всю эту прочую чушь. Да и отец, и матушка говорили, что это полезно уметь делать, чтобы как минимум понимать, как получать от людей желаемое, но Драко и так всегда получал то, что хотел. Представлять себя на месте отца для этого не требовалось. И уж тем более он не собирался представлять себя на месте какой-то вшивой полукровки. Этой безродной шлюхиной дочки Коллинз! Безродной… проклятье! Не станет он представлять себя на месте девчонки, пусть даже она и дочь дяди Эдриана!

— Никакой он мне не отец, — хрипло говорила тем временем Коллинз. — Ублюдок даже не помнит, что сделал с… — она кашлянула и неприятно скривилась. — Он нихуя не помнит, как вообще меня заделал.

Они уже полчаса в кабинете сидели и слушали ее. Понятно, что после того, как Драко все рассказал, смысла Эшли дальше врать не было. Но зачем же надо было все в таких подробностях описывать? Драко вот никогда Крэбба и Гойла не грузил лишней информацией, да они и не выносят больше отведенного их скудным разумом минимума. Не сказать, чтобы друзья Коллинз сейчас действительно выносили все, что она им поведала. Хиггс сидел за одной из парт и ошалело пялился на комья пыли перед собой. Старший Дэвис, бледный, как смерть, неровно и прерывисто дышал и наоборот пытался, кажется, своим дерганным взглядом разом весь кабинет осмотреть. Он сидел на парте рядом с не менее бледной сестрой и дрожащими руками обнимал ее. А его сестра уже плакала. Не навзрыд, но тихо, жалобно и очень… да смилуется Моргауза! Драко ненавидел, когда девчонки плакали. Он только раз видел, как плачет матушка, и это было ужасно. Какое же гадкое чувство поднималось от этого. Спасибо, хоть сама Коллинз не ревела.

Но это, если честно, Драко поражало. Ну, то есть Эшли вообще не плакала. Ни тогда, в его доме, за все те дни — отец как-то это упомянул в разговоре, словно между делом, с понятно каким намеком — ни сейчас. А ей, между прочим, плакать полагалось. Драко совершенно не собирался представлять себя в том положении, в каком оказалась девчонка, ведь он на ее месте никогда не окажется, но даже без таких упражнений воображения кое-что понимал. Он, разумеется, не хотел это признавать даже в мыслях, но Салазар учил лгать всем, кроме себя самого. Так вот Драко понимал, что сам бы плакал. Он и двадцать минут назад плакал. А Эшли не плакала. Точно спятила, еще в тот вечер от Круциатуса, иначе это не объяснить.

— Он сказал, что убьет, если расскажу кому-то, — с ужасом уставившись в пустоту, шептала тем временем Коллинз. — Сказал, что смертей будет много, — Малфой несколько отвлекся на свои размышления, и теперь было очень неприятно вернуться к реальности вот на этой части рассказа. — Он сказал, что первой убьет миссис Дэвис…

Трейси вздрогнула, всхлипнула и зажала рот рукой. Драко, только сейчас понял, что иллюзорная «Алинора Дэвис» из угрозы Темного Лорда — это мать конкретно вот этих двух жмущихся друг к другу Дэвисов. Чуть дальше Теренс шумно втянул воздух и опустил голову в руки, уперев локти о пыльную столешницу. Драко вспомнилось, как отец когда-то говорил, что не стоило так откровенно вышибать сына Хиггсов из команды по квиддчичу, ведь Хиггсы очень полезные и надежные поставщики. Грэхэм, что вместе с Эшли сидел прямо на полу с того момента, как угомонил ее и отобрал нож, подался вперед и крепко прижал к себе девчонку. Драко почему-то подумал о той тренировке после победы гриффиндорцев и о том, как Монтегю защищал его и оправдывал перед взбешенными из-за поражения Блетчли, Пьюси и Уоррингтоном. Флинт так никогда не делал… Драко не представлял себя на месте других людей и не собирался, но он впервые задумался о том, что они все — живые люди. Пока еще живые.

— Надо идти к Дамблдору, — резко соскочил с парты старший Дэвис. — Эш, Дамблдор единственный, кто сможет хоть как-то помочь!

— Только попроб… — заикнулся было Драко, но его один взгляд оглянувшегося Хиггса заставил тут же умолкнуть.

— А Дамблдор знает, — вдруг сказала Коллинз.

— Что? — разом вздернулись все парни в классе.

— Ко мне Поттер с компанией еще во вторник подкатил, — от неадекватного смешка, который вырвался у Эшли, мурашки по коже побежали. — Они откуда-то знают. В смысле, знают, что случилось именно на Рождество. Только в тот вечер. Дамблдор знает. Так что, Грэх, частично ты все-таки оказался прав. Дамблдору похуй.

— Ты должна была сразу об этом сообщить! — вскинулся Драко уже без оглядки на недобро глядящего Теренса. — Ты хоть…

— Заткнись нахуй! — гаркнул на него Грэхэм, чуть отстранившись от Коллинз.

Казалось, на Драко сейчас разом кинутся и Монтегю, и Хиггс, и старший Дэвис, но они все замерли, так как мгновение тишины нарушил жалобный девичий голос:

— Эшли… — всхлипывая и вытирая скатывающиеся по щекам слезы, дрожащими губами пролепетала Трейси, — а как же… А твоя мама как же?

Коллинз начала свой рассказ с того момента, как ее притащили в особняк Малфоев. Драко это заметил, но не задумался даже — за весь свой рассказ она ни разу, ни слова не сказала о своей матери. Бывало, заикалась, когда по смыслу повествования близко подбиралась, как когда говорила про дядю Эдриана — очень грубо и неприятно говорила, кстати — но само слово так и не произносила. И вот в этот момент, когда ее спросили прямо, девчонка внезапно окаменела, словно ее опять Петрификусом обдало, а в следующее мгновение, вздрогнув и судорожно вздохнув, до сих пор ни разу не плакавшая Эшли Коллинз разрыдалась.

* * *

Многие частенько говорят, что, если поплакать — станет лучше. Многие говорят, что, дав волю эмоциям, человек как-бы от них освобождается и ему становится легче. Так вот, многие безбожно пиздят. Легче и лучше Эшли не стало. Стало только хуже. Когда ее бурная истерика, в основном впитанная плечом Грэхэма, стала сходить, когда получалось уже не хватать воздух ртом, подобно выброшенной на берег рыбке, а глубоко дышать, когда пелена слез поубавилась и появилась возможность оглядеть друзей своими опухшими краснющими глазами, тяжелое гнетущее чувство усилилось тысячекратно. Мысль о самоубийстве в этот миг вдруг перестала казаться совсем уж недопустимой. Если она убьет себя, может быть, их не тронут?

Они все оказались рядом. Сидели на полу, прижавшись друг к другу в едва нарушаемой всхлипами девчонок тишине. Никто уже ничего не говорил, хотя до того попеременно каждый вбрасывал в тишину какие-то ничего не значащие фразы. Просто чтобы не было совсем тихо. Говорить-то на самом деле ничего не требовалось — они слишком хорошо друг друга знали, слишком хорошо понимали, что чувствует каждый. Эш понимала. Понимала, как до одури страшно сейчас Трейси. Понимала, как судорожно в панике пытается сейчас соображать Роджер, и какой бред всплывает в его голове в такие нездоровые моменты. Понимала, что Теренс тоже сейчас будет сосредоточенно и параноидально обдумывать, взвешивать все детали и нюансы, ища выход, которого просто нет. Понимала, какой лютый в Грэхэме сейчас бушует ураган звериной ярости от бессилия. Хуже всего для Грэха были ситуации, в которых он ничего сделать не мог.

Про трусливого мальчика Драко, сжавшегося за дальней партой, компашка на какое-то время вообще забыла. Первым о его присутствии вспомнил Роджер. Семикурсник тяжело вздохнул, выпустил из объятий все еще хныкающую сестренку и, похлопав по плечу Теренса, тем самым привлекая его внимание, кивнул на серебряного принца и поднялся с места. Хиггс молча встал следом, оставшиеся на полу покосились на заерзавшего на стуле светловолосого мальчишку.

— Давай сюда руку, — велел Родж, подойдя к Драко.

— Чего? — дрожащим голосом переспросил Малфой и тут же прижал недавно покалеченную ручонку к груди.

— Я сказал, чтобы ты дал мне свою руку, — повторил Дэвис. — Правую руку, — добавил он и сам протянул свою, словно здороваться по-мужски собирался или вроде того.

Коллинз чуть запоздало поняла, что собрался делать Родж, а догадавшись, даже не посчитала эту идею бредовой. Роджер частенько в моменты паники выдавал совсем уж безумные предложения. Как-то, года два назад, когда их на незаконной вылазке в Хогсмид чуть не словили тогдашние стражи школы — сраные дементоры, чтоб их импы побрали — рейвенкловец совершенно серьезно предложил отбиваться Адским пламенем. Его он, гений, призывать к пятому курсу научился, а Патронуса — нет! Так вот сейчас Эшли ожидала чего-то схожего, но Непреложный безумством не казался. Вероятно, он будет даже лучше Обливиэйта, при котором всегда есть шанс, что что-то в памяти все же всплывет.

— Что вы собрались делать? — вопрошал тем временем Малфой, и трудно было понять, боялся ли от того, что действительно еще не понял, или уже понял, и от того боялся еще сильнее.

— Ты либо делаешь, что велят, — опасно приблизился к парнишке Теренс, доставая палочку, — либо я тебя убью. Я сейчас в том состоянии, когда вполне способен на Аваду.

Сказано это было до того убедительно, что Драко поверил и послушно вытянул вперед трясущуюся бледную ручонку. Да что уж там, Эшли вполне себе верила, что Тер сейчас именно в таком состоянии. Они все сейчас были в таком состоянии. Разве что, Трейси на Аваду была не способна в принципе. Эш вспомнила мгновение безумной ярости, когда кинулась на Драко, и поежилась. Все же белобрысый гаденыш был кем-то храним на небесах и феноменально живуч.

Роджер сжал руку Малфоя и заговорил:

— Клянешься ли ты, Драко Люциус Малфой, никаким из возможных способов, ни прямо, ни опосредованно, не разглашать ничего из случившегося сегодня в этом кабинете? — из палочки Теренса к рукам юношей потянулась светящаяся золотом нить чар.

— Клянусь...

О том, насколько Роджер был не в порядке, судить можно было хотя бы по числу обетов, которыми он обвешал слизеринского принца. Эш в какой-то момент даже подумала, что друг начал повторяться, и собиралась уже ему на то намекнуть, но ее опередил Теренс — все ж это его обязанность была, как свидетеля. Повязанный клятвами по самые яйца и разве что дерьмо из штанин не роняющий, Драко был отпущен оправлять свое значительно пошатнувшееся душевное равновесие. Тем же в старом кабинете остались заниматься пятеро друзей. Идти на какие-то там уроки ребята не то, что не собирались, они о том и не думали. Думать у них все еще выходило с трудом, потому вместо связной беседы тянулась пока разрозненная череда высказываний по типу «какой же пиздец», «ебануться можно» и «жуть ебаная». Вот в этот наброс и вклинилась Эшли со своим обреченным:

— Никогда не прощу себя за то, что втянула вас в это.

— Эш, ты в курсе, что пушишки, с которыми ты примерно на одном уровне интеллектуального развития, живут в среднем лет пять? — флегматично поинтересовался Роджер. — То, что ты до шестнадцати дотянула — это настоящее достижение.

— Скорее настоящее чудо, — поддержал его Теренс.

— Ага, милость Мерлина, не иначе, — пробурчала себе под нос Трейси.

— Это вы еще не осознали всей глубины ее тупости, — не очень-то весело усмехнулся Грэхэм. — Она ведь не только думает, что в чем-то виновата. Она же собиралась справляться со всем этим дерьмом одна. То есть натурально браться выполнять приказ Того-Самого, от которого зависит ее и — на минуточку — наши жизни, без чьей-либо помощи. Исключительно своими, блять, куриными мозгами, — он привычно потрепал Эш по ее отросшим волосенкам, но осторожнее и мягче, чем обычно.

Родж сначала рассеянно глянул на Коллинз, увидел ее потупленный взгляд, после чего возвел к небу очи и театрально воскликнул:

— Послала же Ровена испытание!

— Эш, ну какая же ты идиотка! — не выдержала Трейс и снова примкнула к подружке, душа ее своими тактильными потребностями.

Да и не сказать, чтобы Коллинз как-то возражала, даже сама в ответ девчонку обняла в очередной раз. Признаться, после всего случившегося нынче, ей все же стало легче. Не легче справляться со всем, не легче воспринимать все, даже морально не легче относительно своей вины, хотя ее тут и убеждали, что вины никакой нет. Уж точно не стало легче от того, что сумела-таки поплакать. Ей стало легче просто от того, что они смогли начать шутить. Ебать этого Люпина! Был же реально дельный препод когда-то по защите. Смех действительно против страха отлично помогает.

Еще легче стало от того, что друзьям больше врать не нужно было. Это было едва ли не самым отвратным в эти дни. Эш вообще-то врать любила. Ну как врать? Привирать немного. Всегда интереснее и веселее вести беседу, если ты припизднешь: скрасишь момент, преувеличишь трагедию, приуменьшишь свои прегрешения. Легкое вранье всегда шло на пользу беседе. Оно могло отвлечь милашку Флитвика от «случайно» пущенного проклятья в адрес какого-нибудь Маклаггена. Пробуждало в Спраут ее светлейшие стороны, заставляющие сочувствовать даже какой-нибудь случайно выросшей у старшекурсников черномагической мерзости, не говоря уже о студентах, увлеченных разведением немного запрещенной растительности. Оно спасало от праведного гнева МакГонагалл, а порой даже купировало истерики Снейпа. Так вот привирать-то Эшли любила, но одно дело привирать, и совсем другое — откровенно врать. И кому? Самым, сука, близким на свете людям. Ведь ближе больше никого нет. Мамы больше нет…

— Эш, ты серьезно думаешь, что в чем-то виновата? — вовремя оторвал ее от размышлений Тер. — Да мои родители, блять, больше виноваты! Кто все эти годы помогал всяким Ноттам наращивать капиталы и влияние?

— Бля… — вырвалось внезапно у Грехема. — Да ведь мой папаша и весь его отдел от Малфоя деньги получал за улики для оправдания, в том числе, этого самого Эйвери…

— Вы все отупели окончательно, — глядя в пустоту проговорила Трейси. — Эш, отец Грэха, родители Теренса. Что дальше? До Мерлина и основателей дойдем? Ну а что, старик Салазар, очевидно, виноват! — она обернулась к ребятам. — Хочется найти виноватых? Так пожалуйста: Его, сука, Темнейшество, Эйвери, Малфои, Нотты и прочие блядские Пожиратели — вот кто виноват, ясно вам? Снейп виноват, паскуда шпионская!

— Согласен! — вскочил на ноги Роджер. — Кто виноват, мы решили. По-хорошему, пора начинать думать, что делать. Я понимаю, проблема встала ребром острейшим. Рабочие планы нужны экстренно. Ясное дело, я у вас единственный светоч разума, но уж пожалейте. Сегодня мне надо напиться. Вам кстати тоже. Так что мы сейчас идем к старине Абби и надираемся самым паскудным его пойлом. Завтра. О жизненно важных проблемах мы подумаем завтра!