Эхо Денали (гет)

Холодная, заснеженная ночь обволакивала мир непроглядной пеленой, скрывая очертания деревьев и гор- она одновременно и поглощала все привычные звуки, создавая ощущение изоляции, и наполняла пространство завыванием ветра. Долгий, протяжный вой, который то нарастал, то затихал, напоминал голос невидимого существа, бродившего среди деревьев. Странно, но несмотря на этот непрекращающийся вой, ощущение тишины не исчезало полностью. Ветер словно не нарушал её, а лишь подчёркивал, наполняя безмолвие собственной, жуткой музыкой. Казалось, в мире не существовало больше домов, дорог, магазинов, только эта ночь, и лишь мощные фары внедорожника Дейва Брауна пробивались сквозь густую, пелену. Их свет выхватывал из мрака небольшой, но жизненно важный кусок дороги, что бесконечной лентой убегала вперёд, вверх, ведя их всё ближе к горам.

Внедорожник, оснащенный мощными прожекторами, которые сейчас казались лишь тусклыми точками в непроглядной мгле, медленно, но неумолимо продвигался вверх по бесконечной, извилистой горной дороге национального парка Денали. За окном царила абсолютная, первобытная тьма, лишь изредка нарушаемая отблесками фар, которые с трудом прорезали пелену метели. Эти отблески выхватывали из небытия призрачные силуэты заснеженных сосен и елей, склонившихся под непосильной тяжестью свежевыпавшего снега и свистящими порывами пронизывающего ветра.Тысячи крошечных снежинок, словно отряд невидимых стрел, врезались в лобовое стекло, угрожая превратится в плотную, непроницаемую ледяную корку.Стеклоочистители работали на пределе, и было вообще непонятно, как Дэйв видит дорогу в таких условиях, когда каждое дерево казалось живым существом, мгновенно выныривающим из снежного тумана и тут же растворяющимся в его бездонной глубине, словно кошмарный фантом. Видимость была почти нулевой, и ориентироваться приходилось буквально на ощупь, полагаясь лишь на интуицию и опыт водителя.

Дорога становилась всё более коварной и скользкой, покрываясь предательским слоем свежего снега, под которым ощущался коварный, тонкий лёд. Это было похоже на езду по маслянистому стеклу. Шины, специально предназначенные для бездорожья, отчаянно цеплялись за мельчайшие неровности, иногда слегка проскальзывая и вызывая неприятный скрежет, который заставлял сердце замирать. В салоне автомобиля сначала стояла напряженная тишина, нарушаемая лишь утробным гулом двигателя, который с трудом справлялся с подъемом, и жутким поскрипыванием замерзших веток, которые, казалось, скреблись по обшивке автомобиля. Каждый поворот был настоящим испытанием на прочность, требовавшим от Дэйва невероятной концентрации и мастерства. Он буквально выкручивал руль, чтобы удержать машину на дороге, иногда используя всю мощь двигателя для преодоления особо крутых участков. Каждая минута в этом своеобразным восхождении казалась вечностью, наполненной невидимой опасностью. Это было не просто вождение в сложных условиях; это была настоящая, отчаянная борьба с дикой, неукротимой природой Аляски, которая в эту ночь показывала свой суровый и непримиримый характер. Дэйв, кажется, вел машину чисто на инстинктах, полагаясь на годы практики и внутреннее чутье, которое позволяло ему предвидеть неровности и изменения дорожного покрытия даже сквозь снежную завесу.

Энни зябко передёрнула плечами, но не от холода, а потому что чувствовала себя хрупкой и уязвимой в этом огромном, незнакомом мире, что видела из окна. Каждое дерево, возникавшее из мглы, казалось призрачным силуэтом, что-то шептавшим ей, прежде чем снова раствориться в темноте. Она напряжённо вслушивалась в ровное гудение двигателя, словно пытаясь найти в нём хоть какую-то опору. И ещё Энни не знала, что сказать Дэйву, как заговорить с ним. Она робела перед его молчанием. От Алекса она знала, что Дэйв Браун был человеком слова, решительным и сосредоточенным, настоящим лидером, на которого можно было положиться в любой ситуации. Но также он был достаточно строгим и суровым. И его молчание сейчас было тяжёлым, наполненным несказанным, висевшим в воздухе, как предгрозовая туча.

Его взгляд то скользил по освещённой фарами участкам дороге, выискивая скрытые опасности, то внезапно обращался на Энни. В этих быстрых взглядах читалась смесь беспокойства и какой-то внутренней борьбы. Он видел, как она вздрагивает, как её глаза блуждают по темноте, простирающейся за окнами авто. Энни казалась ему такой беззащитной и маленькой, как воробушек, что случайно залетел в хищную ночную чащу. Правильно ли он поступает, что берёт Энни с собой на вторую базу?Дейв чувствовал себя заложником обстоятельств. Ведь не выгнать же её в эту глухую ночь обратно, в Палмер, и не оставить на первой базе, где Энни припарковала свой внедорожник. Да, это было бы правильно, но бесчеловечно. Энни так смотрела на него, когда он приехал на первую базу, в её глазах была такая безмолвная мольба, такое отчаяние, что он просто не смог отказать. Подумать только, она добралась из Палмера в Денали, в такую жуткую погоду, сама, преодолев эти заснеженные, призрачные мили ради Алекса. Она, казалось, была готова на всё, лишь бы добраться до него. Ещё повезло, что патрульные сопрождали её сюда на самом сложном участке перед парком.

А что он станет делать, если Алекс... если всё закончится плохо? Эта мысль была самой болезненной, самой страшной. Она била по сердцу, вызывая панику, которая была не свойственна начальнику станции. Это была не просто нештатная ситуация, это было ощущение ответственности за двух людей, к судьбе которых он не мог оставаться равнодушным. Он не настаивал, чтобы Энни рассказала, откуда ей известно про Алекса — ну, тут понятно, от кого-то из его ребят. Дейв понимал, что Энни и так тяжело, что она едва сдерживает слёзы, и понимал, что сейчас не время для расспросов. Это подождёт. Сейчас главное — добраться до базы.

Дейв чувствовал, как эти мысли — о правильности его решения, о судьбе Алекса, о реакции Энни — давили на него, наслаивались одна на другую, образуя неразрешимый клубок тревоги. Он видел, что Энни неотрывно следила

за дорогой, словно она искала там , на границе света и тьмы, ответы на свои невысказанные вопросы. Ей было не до объяснений, и ему — не до допросов. Все вопросы, все нарушения, все протоколы — всё это отошло на второй план перед лицом неизвестности, которая ждала их впереди. Сейчас было важно только одно: добраться до базы, в тепло и свет. А затем — решить, как жить дальше, если новости которые они все ждут, окажутся невыносимыми.

Дейв думал о том что Алекс и Энни стоят друг друга. Оба упрямые, оба целеустремленные. Один готов лезть в горы, рискуя жизнью, чтобы кого-то спасти, наплевав на все протоколы и здравый смысл. Другая мчится за ним, полная отчаяния и надежды, готовая на все, чтобы помочь, даже несмотря на то, что он ее бывший муж, и ситуация кажется абсолютно безнадежной. Они оба... сумасшедшие. В хорошем смысле, конечно. Эта безрассудная храбрость, это абсолютное убеждение в правоте своих действий, несмотря на все преграды, вот что делает их такими особенными. Они оба верят в то, что делают, и готовы идти до конца, чего бы это ни стоило, не задумываясь о последствиях. Наверное, поэтому они когда-то и были вместе — их души, словно магниты, притянулись друг к другу, разделяя эту невероятную внутреннюю силу и глубину. И, может быть, именно поэтому они все еще так сильно привязаны друг к другу, даже когда обстоятельства развели их в разные стороны. Есть что-то нерушимое в их связи, что-то, что выходит за рамки обычных отношений.

Дэйв являлся человеком, чей характер сформировался годами работы в горах, и был таким же чётко очерченным и бескомпромиссным, как их суровая природа. Он привык к абсолютной ясности и прямолинейности: приказ есть приказ, исполнение должно быть безукоризненным, и всё делилось на чёрное и белое. В его мире не существовало полутонов, а двусмысленность была чем-то чуждым и непонятным. Но вот эта ситуация с Алексом, с группой Хантера, с Энни... Все эти смешанные эмоции, боль, неизвестность, надежда — всё это было совершенно чуждым для него. Он привык к действию, к конкретным задачам, а здесь не было ни чёткого врага, ни понятной цели, лишь клубок человеческих страданий.

Однако, несмотря на внутреннее замешательство, одно было для Дэйва незыблемым: он не мог обидеть Энни. Её страдания от неизвестности за судьбу мужа были очевидны и глубоки, и даже для такого прагматика, как Дэйв, они были ощутимы. В его чёрно-белом мире, возможно, появилось место для оттенков сострадания, когда речь заходила о том, чтобы не усугублять чужую боль.

Энни, сдерживавшая слезы до этого момента, наконец не выдержала. Она сжала край своей куртки, словно пытаясь удержать в себе бьющуюся тревогу, которая вот-вот должна была вырваться наружу.

— Дэйв... скажи, — она повернулась к нему, и в ее голосе звучала такая мольба, от которой у мужчины сжалось сердце. Дрожь наполняла каждое слово Энни, выдавая огромную внутреннюю борьбу.

—Есть шанс...? В твоей практике были такие случаи? Алекс... он рассказывал, что иногда происходили настоящие чудеса, и людей находили живыми после нескольких дней в буране. Он... он сможет вернуться?

Надежда, отчаянная и хрупкая, боролась со всепоглощающим страхом в ее глазах, и Дэйв видел, как она боится услышать ответ. Он понимал, что если бы на ее месте был мужчина, он бы, пожалуй, сказал правду — без прикрас, как принято среди спасателей. Он бы озвучил холодные цифры, возможно, упомянул бы о низкой выживаемости при определенных условиях. Он бы сказал, что шансов объективно мало, что каждая минута играет против них, и что иногда, несмотря на все усилия, природа берет свое.

Да, бывали и чудесные спасения, когда люди выживали, казалось бы, вопреки всему. Дэйв вспоминал историю молодого парня, который провел две ночи под завалом после лавины и был найден живым, или ту женщину, которую весной унесло течением реки, но она чудом зацепилась за ветки и смогла продержаться до прибытия помощи. Но ведь и трагедии в горах не редкость — они, к сожалению, гораздо более часты. Сколько таких случаев было за годы его работы здесь, понимая, что не смог помочь, что слишком поздно? Сколько жизней оборвалось из-за внезапного изменения погоды, скрытых трещин во льду или неверного шага? Все зависит от стечения слишком многих факторов: от погоды, которая меняется с каждой минутой, от встречи с дикими животными, от возможных травм, которые мог получить Алекс, от того, насколько он был готов к таким экстремальным условиям, и, конечно же, от времени, прошедшего с момента его исчезновения.

Объективно, в таких условиях — глубокой ночи, штормового ветра, снегопада и низкой температуры — шансов было немного. Но как сказать такое этой маленькой женщине, чья вера и отчаяние были так осязаемы, чьи глаза молили о хоть каком-то лучике надежды? Как разрушить эту хрупкую веру, которая, казалось, была единственной опорой для нее в этот момент?

Дэйв собрался с мыслями, стараясь, чтобы его голос звучал уверенно и спокойно, без фальшивой бодрости, которая могла бы прозвучать как насмешка над ее горем. Он понимал, что Энни нужна не иллюзия, а опора.

— Послушай, мы сделали всё, что от нас зависело в такой ситуации — начал он, стараясь, чтобы каждое слово звучало твердо и убедительно.

— Зафиксировали сигналы трекера и все данные, которые Алекс передавал по рации. Это важный момент. Его трекер передает данные, пусть и с перебоями из-за шторма, но он дает нам направление.

Он сделал паузу, чтобы дать ей время осознать это.

— Как только погода немного наладится, мы сразу сможем его отследить по этим сигналам. И он сам сможет связаться с нами по рации. И мы уже связались с Национальной гвардией Аляски, запросили помощь для для вылета спасательного вертолёта, как только позволит погода. Это первое, что они сделают на рассвете, если шторм утихнет. Я сообщил им, что у нас предположительно трое альпинистов потерялись в горах, и к ним вышел наш рейнджер. Координаты у нас есть, хоть и приблизительные из-за помех, но мы их уточним, как только сможем получить более стабильный сигнал, возможно, уже к рассвету.

Энни молчала, слезы, которые она не могла больше сдерживать, беззвучно текли по её лицу, она пыталась смахнуть их тыльной стороной ладони, нервно, почти отчаянно, но тщетно — стоило стереть одни, как новые тут же накатывали, затуманивая взгляд, делая мир расплывчатым и нереальным. Она слушала Дэйва, пытаясь найти в его словах хоть какую-то опору, хоть крошечный островок стабильности в этом море отчаяния.

Дэйв, обычно резкий и лаконичный, привыкший к приказам и четким ответам, сейчас старался придать своему голосу как можно больше мягкости, пробуя унять внутреннюю неловкость, вызванную такой откровенной демонстрацией чувств.

— Энни, мы сейчас придем на базу, — произнёс он медленно, почти с опаской, будто боялся спугнуть плачущую женщину.

—Там есть комната Алекса на время его дежурств. Если хочешь, отдохни там. Тебе нужно поспать хоть немного.

Энни кивнула сквозь слёзы. Сама мысль о комнате Алекса, в этом хаотичном, пугающем мире, где всё казалось зыбким и неопределенным, где будущее растворилось в тумане, возможность быть в его комнате — там, где каждый предмет хранил его запах, его прикосновения, его незримое присутствие — дарила ей иллюзию, что она сможет быть рядом с ним таким образом, сможет почувствовать себя менее одинокой и потерянной.