Пламя и кровь (джен)

В столице верховный септон Скорбный — тогда звавшийся верховным септоном Кузнечным, по ордену происхождения — призвал Зелёную партию к покаянию. Он не был сторонником принцессы Рейниры — своё мнение о ней он прямо и неоднократно выскажет на грядущих допросах — но его вера, пусть не слишком учёная и изрядно суеверная, говорила ему, что невиновных убивать не следует, что за подобные преступления должно быть наказание.

Если мы не станем каяться в грехах, то чем мы лучше Язычницы Рейниры? — так он вопрошал, и говорят, если бы принц Эймонд мог стоять после наказания, которому его подверг Отто Хайтауэр, не жить бы и верховному септону.

Так или иначе, его проповеди уходили в пустоту; город готовился короновать Эйгона II, и призывы к семинедельному трауру, а уж тем более — к тому, чтобы отправить всадника Вхагар на Стену или к Братьям Андалоса, услышаны не были.

Тем временем, на Драконьем Камне тоже готовились к коронации — своей и на своих условиях.

Дурные вести

Первые вести о смерти государя Визериса принёс на Драконий Камень ворон с белым пером. Таких воронов — по одному на каждого из великих лордов, одного на Стену и одного для Драконьего Камня — выпускал из клетки великий мейстер, подтвердив смерть короля.

Этот обычай был тогда ещё совсем молод — его, как многое в столице, заложил Мейгор Безумный. Именно он велел окрасить воронам по одному перу в цвет королевского траура, и так их отправить оповестить страну, что король Эйнис Любезный отныне мёртв.

Весть не стала ни для кого особой неожиданностью.

Принц Деймон среди прочих обрядов ввёл в своей религии некое искажённое подобие семеричного богослужения. Посреди двора был разведён огонь, в который бросали жертву; но если в септе это были лепестки цветов, листья деревьев, вино и масло, и изредка — особые дары, такие, как золотые кольца или пряди волос, то здесь всё было куда менее безобидно.

Жертвам, которых готовили для принесения драконам, перерезали горло, чтобы их кровь стекала в огонь; кидали туда и горькие травы, чардревный лист и южную пятерницу.

В этом-то огне принц Деймон часто видел — или утверждал, что видел — различные видения, которые он толковал сам или с помощью Мисарии, всё больше становившейся из верной служанки и наложницы полноправной жрицей этого культа. Многие видения позднее сбылись — или сбылось то, что приписывали блудному принцу.

Но сам он утверждал, что видел в огне мёртвого брата в объятиях Алиссы Девы и Лимана Бисбери в венце мученика — чем подтверждал, что, несмотря на всё желание вернуться к валирийским корням, в душе он оставался семерянином.

Искушение

Вечером того же дня на остров прибыл сьер Гаррольд Вестерлинг, с тревожными вестями и драгоценной короной.

Встретил его принц Деймон; принцесса Рейнира в то время лежала в родах. Для разнообразия, отцом ребёнка был сам принц — его недуг был побеждён не кифом, а валирийским чародейством, к которому тот пристрастился не меньше кифа. Ребёнок этот был должен родиться девочкой по имени Висенья — «третьей головой дракона», по словам принца-жреца, — и она должна была позднее стать женой для Эйгона с Визерисом.

Какое место в этой картине занимали пасынки, принц Деймон не говорил.

В тот миг, когда из прибрежного тумана на принца-жреца, и без того восторженно-мистически настроенного, вышли три гвардейца в белом доспехе, он воспринял это как знак своих богов. Несомненно, корона предназначалась ему — единственному, кто все эти годы по-настоящему любил покойного, кто верил ему и старался ему служить.

Опираясь на меч — на Тёмную Сестру, дарованную братом — он потребовал отдать корону ему и принести присягу немедленно, но сьер Гаррольд не был нисколько устрашён и твёрдо ответил то, что подобало ответить любому лорд-капитану.

Поведай, что видел Эйгон в ночь, когда решил начать Завоевание?

Деймон не знал ответа, и сначала это вызвало в нём ярость и он даже хотел убить на месте дерзкого старика, и даже выхватил меч — но почти сразу убрал обратно в ножны, сказав, что, видно, старуха Тираксес желает проучить его за самомнение.

Верный ответ

Принцесса Рейнира смогла принять сьера Гаррольда только в два пополудни следующего дня: роды были долгими и очень тяжёлыми, и по словам принцессы и помогавших ей женщин, завершились печально: девочка была мертворождённой.

Надо заметить, что на острове ещё долго после того ходила легенда, что это вовсе не так, и родилась Висенья благополучно — но родилась чешуйчатой, как ящерица, с хвостом и вместо первого крика издала шипение. Веры в это немного — подобного ребёнка принцесса должна была бы считать благословением богов, а не спешить избавиться — но на острове болтали иначе.

Более того, болтали даже, что эта девочка — конечно, получившая другое имя — прожила довольно долго и была любовницей воистину порочного принца Эйгона, который после стал четвёртым королём такого имени. Был ли у них приплод, и был ли приплод чешуйчатым — докучные рассказы умалчивают.

В любом случае, в два часа пополудни измождённая принцесса Рейнира сидела в светлице, одетая в своё лучшее платье — полностью чёрное, на ярко-алой подкладке, видной сквозь длинные прорези. Волосы её были причёсаны по образцу одной из валирийских монет — в высокую башню из локонов.

Зайдя, сьер Гаррольд повторил свой вопрос, и принцесса Рейнира подозвала его коротким жестом, не в силах подняться с кресла. Когда он приблизился, она на ухо ответила ему то, что узнала когда-то от отца и что должна была однажды передать наследнику.

Сьер Гаррольд поднялся с колен, вернулся на своё место и громко возгласил:

Да здравствует королева!

Чёрный совет

Прошло не менее недели до того, как принцесса Рейнира окрепла достаточно, чтобы выходить из замка, и за это время принц Деймон подготовил всё для коронации.

Замковый двор, где горел его вечный огонь, был весь усыпан лепестками цветов; рядом с огнём стояла, вся в алом, леди Миз, увенчанная золотым венком; поодаль, под надзором троих щитов, стояла, почтительно внимая, небольшая толпа простолюдинов — конечно, из верующих и благонравных по мнению принца Деймона.

Ближе к огню расположились трое старших принцев, двое младших, принцессы, Веларионы и те лорды, которые могли добраться до Драконьего Камня вовремя и при этом были верны принцессе Рейнире: лорды Гормон Масси, Гриссом Бар-Эммон и старый Бартимос Селтигар.

Отвлечёмся ненадолго от неоязыческой церемонии, которую принц Деймон, несомненно, не один год продумывал, и посмотрим на этих лордов.

Если Веларионы таили за пазухой кинжал, то эти трое были верны принцессе Рейнире совершенно искренне и честно. Причины тому были у каждого свои.

Старый лорд Бартимос Селтигар, некогда известный как Кровавая Клешня и немало пограбивший чужих судов, был ещё одним из верных друзей покойного короля Визериса — ещё из тех времён, когда Визерис был юн, и награбленные сокровища шли на гулянки безденежного принца.

С тех пор лорд Бартимос успел трижды жениться и прижить по дочери от каждой из трёх жён — каждая из которых безвременно тонула, отправившись однажды ночью купаться. Ныне он жил с четвёртой, леди Алисон Брюн, девочкой едва семнадцати, отчаянно боявшейся воды и потому не решившейся плыть с мужем на коронацию.

Он был славен своим богатством — своей невероятной щедростью — и своей неукротимой жадностью, так что, как говорили, на его острове даже количество окон и каждая щепотка соли были обложены налогами.

Гриссом Бар-Эммон был человек совсем иного толка.

Восторженный визионер, он с юности имел видения неких небесных существ, которые спешили ему поведать о самых странных вещах — таких, как любовные связи его старшего брата, сьера Гэлкриста, имевшего склонность к красивым юношам. Хотя у семеричной веры нет мнения о противоестественном сношении, старый лорд Бар-Эммон такое мнение имел и сьер Гэлкрист был лишён наследства и выгнан из дома на межу, где и скончался вскоре от летней лихорадки.

Лорд Гриссом всю жизнь страдал от этого, считая себя убийцей брата; вера принца Деймона сняла с него эту вину, открыв, что ничего не делается без божьей воли, всё предрешено и не может никто нести вины за то, что стал орудием судьбы, пусть даже судьба желала чего-то дурного.

За это откровение он был готов служить принцу-жрецу до скончания своих дней — и если принц присягал королеве Рейнире, то и лорд Гриссом тоже.

Наконец, лорд Гормон Масси открыто заявлял, что крови Масси в нём только четверть — от матери, Клареи Сангласс, чьей матерью была Хелена Масси. Ещё четверть в нём от Санглассов, говорил он, а две четверти — от короля Визериса, который по молодости не ленился обходить свои владенья и не слишком-то уважал запрет доброй королевы Алисанны.

Он был без сомненья предан делу Чёрной партии — просто потому, что принц Деймон звал его племянником и уважал как родича, а королева Алисента и прочие Зелёные предпочитали не замечать такого нюанса в его генеалогии.

Что занятно, он был честным семерянином, и всегда носил на шее звезду; впрочем, принц Деймон не ставил ему это в вину и часто говорил, что это кровь святош-Санглассов берёт своё, и что однажды кровь Валирии над ними возобладает.

Коронация

Итак, они собрались: три гвардейца, четыре лорда, принцы, принцессы и почтительно внимающая им толпа.

Принц-жрец вывел принцессу Рейниру во двор и усадил в большое кресло позади огня. На шею принцессе он надел, одну за другой, гирлянды душистых цветов. Сьер Гаррольд подал ему на подушке корону, оплетённую цветущей лозой.

Трижды поместив корону в огонь — во славу Балериона, Вхагар и Сиракс — и трижды голыми руками её достав, принц Деймон возложил её на голову принцессы Рейниры.

Все преклонили перед королевой колено — и только один малый ребёнок (чьё имя, конечно, не сохранила история) воскликнул — и эти слова стали как будто пророческими:

Мама, мама, она такая красивая! Её сожрёт дракон?