Демоны (гет)

Я дочитываю последнюю страницу «Гордости и предубеждения» и зеваю. С удивлением понимаю, что уже за полночь. Переодеваюсь в пижаму, готовясь ко сну, а потом соображаю, что у меня закончилось зелье. Кусаю губы, прикидывая: может, не так уж оно мне и нужно? Но всё равно не решаюсь ложиться спать просто так — воспоминания о комнате, заполненной трупами, всё ещё слишком яркие. Накидываю халат и выдвигаюсь в лабораторию.

Благополучно забираю зелье, выхожу из лаборатории — и едва не роняю свою добычу, вздрагивая от неожиданности. Огонь в камине почти погас, а в кресле рядом сидит Снейп и смотрит на меня каким-то странным взглядом. В руке — бутылка виски, по всей видимости, профессор не стал стесняться и начал пить прямо из горла. Я настолько не ожидала, что он может быть здесь, что не заметила его, когда проходила мимо по пути в лабораторию.

— П-профессор? Вы чего тут?.. Поздно же уже… — голос дрожит. Почему-то его вид сейчас меня пугает.

Он делает глоток из бутылки, не отрывая от меня взгляд. По телу бегут неприятные мурашки.

— Ты знаешь, какой сегодня день, Поттер? — спрашивает почти угрожающе.

«Да уже ночь, профессор», — хочу отшутиться, но прикусываю язык. Сейчас он явно к шуткам не предрасположен. День… Понятия не имею. У меня давно все дни слились в один.

— Нет, профессор, не знаю.

Тишина давит. Мучительно пытаюсь сообразить, какой же сегодня может быть такой особенный день.

— Сегодня 31 октября, Поттер, — с этими словами он встаёт и выдвигается неровным шагом ко мне.

Я нервно сглатываю и поднимаюсь на пару ступенек вверх. Очень хочется сбежать, но как будто бы это слишком глупо. 31 октября… Что могло случиться 31 октября? И тут меня как будто окатывает холодной водой. Пазл складывается.

— Если я буду отмечать каждый день, когда погиб кто-то дорогой мне, как это делаете вы, профессор, то я скоро сопьюсь, — тихо отвечаю ему.

Сегодня день смерти моих родителей. Я узнала об этом не так давно на самом деле, почему-то раньше мне не приходило в голову, что этот день должен быть особенным. Я же даже их могилы не видела.

Но он вот, видимо, другого мнения на этот счет. Нравится ему упиваться в сопли, оплакивая любовь своей молодости? Да пожалуйста. Только без меня. Разворачиваюсь и поднимаюсь по лестнице почти до конца, как вдруг слышу то, что мгновенно заставляет меня замереть:

— А день, когда погибает кто-то по твоей вине?

Медленно поворачиваюсь и пытаюсь понять — точно ли он это сказал? Или мне послышалось?

— Что вы сейчас сказали? — я почти шиплю, как Волан-де-Морт в свои лучшие времена.

Он смотрит на меня пьяным взглядом исподлобья.

— Она была бы жива… Если бы не…

Мне не нужно, чтобы он заканчивал — и так понятно, что он хотел сказать. Резко спускаюсь к нему, подхожу почти вплотную, чувствуя, как сильно от него несёт спиртным. Шиплю ему прямо в его пьяную рожу:

— Если бы не я, профессор. Да, вы совершенно правы. И что вы мне сделаете? Убьёте меня? Ну же, я здесь, у меня даже палочки нет. Лили Эванс была бы жива, если бы не я. Возможно, у вас даже был бы шанс, что она вас простит. Завели бы деток, жили бы себе счастливой семьёй. Так в ваших розовых мечтах, а, профессор? И всё сломала я. Так вот же — я здесь. Делайте, что хотите. Вперёд…

Меня оглушает звук разбитой бутылки — она вылетает у Снейпа из рук. В одно мгновение он сжимает мою шею освободившейся рукой и с силой вдавливает в стену. У меня перехватывает дыхание от боли, в голове мелькает мысль, что это конец. Сама напросилась. Риддл только руку Снейпу пожмёт и скажет: «Спасибо, мой мальчик». Или это Дамблдор так говорил?.. В голове всё путается. Изо всех сил хватаю воздух ртом, но он не поступает в лёгкие.

Внезапно рука на моей шее ослабевает. Я начинаю судорожно вдыхать воздух, постепенно приходя в себя. Снейп не убирает руку полностью, но и как будто бы больше не хочет меня убить. Стоит с растерянным взглядом, глаза блестят.

— Прости… — шепчет еле слышно.

У меня снова перехватывает дыхание — но уже от развернувшегося передо мной зрелища. Ему очень плохо. Он резко превратился из агрессивного зверя в разбитого мужчину.

— Всё хорошо, я сама виновата, — выходит хрипло. Всё-таки меня только что чуть не задушили. Сам говорил про вред алкоголя, и вот, на тебе.

Он не отходит, стоит вплотную. Убирает руку с шеи, только чтобы поправить упавшую на лицо прядь волос. А потом аккуратно берёт за подбородок и прикасается своими губами к моим.

Если до этого в моей голове были хоть какие-то мысли — то в этот момент там звенящая тишина. Я замираю, как жертва перед хищником. Не то чтобы я была сильно против поцелуев, но он совершенно пьян — это я вижу отчётливо. А поцелуи на пьяную голову… Такие уже были в моей жизни. Закончилось плохо.

Но он не сдаётся, осторожно обвивая одной рукой мою талию, а другую руку запустив в волосы. Притягивает ещё ближе.

Чёрт. Так нельзя. Это неправильно.

Но моя рука сама ложится ему на грудь, а губы начинают отвечать. Сердце бешено бьётся, а руки дрожат.

Он отрывается от меня, смотрит в глаза, проводит рукой по щеке. А потом, с болью в голосе, говорит то, что мгновенно возвращает меня в реальность:

— У тебя её глаза…

Твою мать. Ну я и дура.

Видимо, моё изменившееся выражение лица что-то ему говорит. Он отшатывается от меня. Несколько секунд мы просто молча смотрим друг на друга. Я — с таким холодом, что можно замораживать воду, он — с приходящим осознанием того, что сделал.

— Уходи. Иди к себе… Пожалуйста.

Дважды мне повторять не нужно. Быстро поднимаюсь по лестнице, влетаю в комнату и запираюсь. На всякий случай ещё и нахожу палочку, чтобы запереть дверь заклинанием.

Прислоняюсь спиной к двери и медленно сползаю вниз. Из глаз текут слёзы. Обнимаю колени и утыкаюсь в них лбом. Меня вновь охватывает чувство колоссального одиночества.

Мерлин, какая же я дура.