Экстремальная медицина (джен)

Из дневника Ромена Шасёра

Так мерзко, как в то утро, я себя давно не чувствовал. Можно сказать — никогда. Нет, физически всё было… ну, более-менее обычно. Зато при мысли, чем всё могло бы закончится, опоздай ребята на каких-нибудь полминуты, меня начинало откровенно трясти. Помнил я, как обычно, не всё и довольно смутно, но вполне достаточно, чтобы первой мыслью после превращения стало желание прыгнуть с ближайшей скалы вниз головой. Возможно, я бы так и сделал, но подумал сперва о ребятах — что они станут считать себя виноватыми в моей смерти, а потом о родителях, которые такого точно не заслужили.

Жан тоже выглядели не лучшим образом, лечение моей несостоявшейся жертвы далось ему нелегко. Это он мне первым делом сообщил — что оба симплита целы и невредимы, если не считать ушибов, которые он, Жан, уже залечил. И ни одной царапины на них не было, честно-честно!

А Траншан где? — спросил я, вяло натягивая одежду. Холода я ещё не чувствовал, но не стоять же голым.

— Следы ваших догонялок затирает. Твоей палочкой. Ты же не против?

Я был не против, но странно.

— А его где?

— Отобрали. Оглушили сзади и заперли в классе истории. Он даже не понял, кто.

Я даже не спросил, как он выбрался. Сейчас это было неважно. Важно было другое: что делать с симплитами. В идеале, надо бы им память почистить, но мы этого не умели. А оставить всё как есть — это нехилый шанс спалиться, они же болтать начнут и рано или поздно слухи до Департамента Надзора дойдут, тут уж и в хрустальный шар не смотри.

Жан на мои сомнения только фыркнул довольно:

— Я уже всё сделал, не мандражи. Напоил мужиков их же коньяком — ну, не то, что напоил, несколько глотков для запаха влил, остальное вылил. Они проснутся и решат, что это всё им спьяну приснилось. Разве что будут удивляться, что одно и то же приснилось.

Я невероятным усилием заставил себя прекратить переживать и трястись, и начать думать о деле.

— Можно добавить Confundum[1]. Будет не совсем одно и то же.

— Отличная идея! — Стефан спрыгнул с метлы и протянул мне палочку. — Летите к ним, у тебя ментальные заклинания всегда лучше получались.

Картину «оргии» возле палатки Жан организовал что надо: кружки, воняющие смесью вина и коньяка, опрокинутый чайник с остатками глинтвейна, пустые бутылки… Спящих он наполовину раздел и одного запихнул в спальник, а второго накрыли сверху, художественно оставив снаружи ноги в одном носке. В общем, вышло убедительно.

Я отменой снял Nonvigilaveriss, тут же наложил Confundum и Tempusomnum[2]. На час от силы, на большее у меня в этот момент сил бы не хватило, да и какая, в сущности, разница?

В свою комнату мы вывалились выжатыми почище, чем виноград в давилке у самого жадного винодела, с намерением поваляться хотя бы час-полтора до уроков. Завтрак, конечно, пропустим, но аппетита ни у кого всё равно не было.

Поваляться не получилось. Мы с Жаном едва успели раздеться, а Стефан только ботинки стащил, отвлёкшись на поиски расчёски, как в дверь коротко постучали, и, не дожидаясь ответа, распахнули её настежь. На пороге стояли директор, метр Шатоне и двое незнакомцев в форме Департамента Надзора.

Это так совпадало с нашими опасениями, что мы как-то даже и не удивились, хотя, если подумать, так быстро узнать о наших ночных приключениях в Департаменте ну никак не могли. А вот вопрос одного из надзорцев как раз удивил:

— Кто из вас Стефан Анри Нуар?

— К вашим услугам, месье. — Стефан шагнул вперёд, принимая самый что ни на есть аристократический вид, чему не помешали ни босые ноги, ни мятая полурасстёгнутая рубашка.

— Где вы были в течении последнего часа?

— Здесь, — не моргнув глазом ответил Стефан и, то ли вспомнив, как выглядит, то ли увидев своё отражение в дверце шкафа, добавил: — Гимнастикой занимался. Китайской.

Шатоне нахмурился, Дагобер чуть приподнял бровь. Младший надзоровец хмыкнул. Старший же вынул из кармана палочку Стефана.

— Это ваша палочка?

— Моя, — отрицать этот факт было бы глупо.

— Где вы её потеряли?

— Почему «потерял»? — очень холодно возразил Стефан. — В раздевалке вчера забыл, а спуститься за ней поленился. Спасибо, что принесли, верните, пожалуйста.

Говоря это, он очень естественным жестом протянул руку за палочкой. Надзоровец на его жест не отреагировал.

— Значит, вы утверждаете, что последний час провели в этой комнате, а палочку оставили в нижнем помещении башни?

— Да.

— И вы готовы подтвердить свои слова магической клятвой или повторить их под действием Зелья Правды?

Это был удар поддых. Жан судорожно втянул воздух, я изо всех сил впился ногтями в ладони. У Стефана закаменела спина, но голос остался ровным, только стал совсем уж ледяным:

— Я не привык, чтобы в моих словах сомневались, месье, и отказываюсь продолжать разговор в таком тоне.

Надзоровец только усмехнулся:

— Вам придётся отвечать, Нуар. Вы обвиняетесь в попытке изнасилования.

Это прозвучало настолько нелепо, что я едва не рассмеялся. Хотя, как вскоре выяснилось, ничего смешного в этом не было.

Всё было всерьёз.

* * *

Оставшись один, Стефан для начала высказал стенам подвала, где его заперли, все известные ему ругательства. Стены не отреагировали, и тогда Стефан изобрёл парочку новых, возможно даже оригинальных. А отведя таким образом душу обрёл, наконец, способность связно мыслить.

Поразмыслить определённо было о чём.

Во-первых, жертва насилия (точнее, попытки оного) утверждала, что узнала нападавшего, хотя тот и пытался спрятать лицо. Во-вторых, ей удалось отобрать у него палочку. И это, само собой, была палочка Стефана. Ну, с палочкой понятно, а вот с опознанием… тут не отбрехаешься. То есть существование оборотного зелья никто не отменял, но…

Третьим гвоздём в его гроб была личность жертвы.

Шестикурсница Инес Морено была столь же красива, сколь и высокомерна. Ухаживать за ней Стефан попытался чисто из спортивного интереса, желая достичь успеха там, где потерпели поражение старшие, отказу (довольно, правда, язвительному) не слишком и огорчился, но, к сожалению, не придумал ничего умнее, чем ляпнуть: «Вы об этом ещё пожалеете, сеньорита!» Причём ляпнуть так, что это слышали не меньше пяти человек. И попробуй теперь доказать, что имел в виду только то, что девица многое потеряла, отвергнув его ухаживания!

Случись это в любой другой день… хотя ничего не изменилось бы. Интенсивные методы к несовершеннолетнему можно применить только с разрешения родителей, а они такого разрешения не дадут. Фамильный принцип. О котором прекрасно знали те, кто устроил эту подставу, решил Стефан. Предполагалось, что его память прочитать следователи не смогут, а ребятам придётся сказать, что он всю ночь провёл неведомо где. Наверняка, кстати, эти типы, кто бы они ни были, не в курсе, что он сбежал из «заключения». Открыли, небось, дверь утром и смылись.

Если бы это всё случилось не сегодня! Да даже если бы в прошлое полнолуние — ещё можно было бы… хотя и тогда он не дал бы ребятам подставляться. А уж учитывая их сегодняшние ночные приключения…

От мысли, что с Ромена станется пожертвовать собой, Стефану снова захотелось ругаться. Ну, может всё же сообразит, что уж лучше идти под суд одному и за то, чего не делал, чем втроём и за дело? А если не он, так Жан. Ну не дураки же они?!

* * *

Из дневника Ромена Шасёра

Первой моей мыслью было пойти и во всём признаться Дагоберу. Ну не убьёт же он нас! Мы с Жано обсудили эту мысль и решили, что будет только хуже. Если бы это была наша обычная гулянка — ещё можно было бы рискнуть, а так… да и Траншан скорее сам в изнасиловании признается, чем нам позволит подставляться.

Надзоровцу, представившемуся как инспектор Гарнье, мы, само собой, сообщили, что все трое мирно спали в своих постелях. А утром делали зарядку. Китайскую, ага. На что тот ответил, что мы идиоты и зря. И что от наших показаний настолько ничего не зависит, что он даже не будет нас привлекать за ложь как соучастников. На том и расстались.

Было ясно, что к Стефу нас не пустят. По школе уже ходили самые дикие слухи, так что мы, посовещавшись, рванули к Мату. Он-то должен знать, что там якобы было «на самом деле»?

Шатоне принял нас без восторга, но уходить от разговора не стал. Похоже, он сам напрочь не верил в виновность Стефана и был бы рад найти способ её доказать. Но пока такого способа не видел.

По версии инспектора, дело было так. Инес Морено, шестикурсница из Шарма, отправилась на рассвете собирать скальную орхидею, цветок не то, чтобы редкий, но распускающийся всего на час-полтора и именно с первыми лучами солнца. Свою добычу она сразу понесла в лабораторию (цветки требовалось немедленно после сбора обработать особым образом, иначе они теряли большую часть свойств). Как только девушка туда вошла, человек с замотанным шарфом лицом, прятавшийся за дверью, обездвижил её заклинанием, сорвал у неё с пояса палочку, а потом повалил её на пол и «начал совершать развратные действия». В этом месте Мату был целомудренно невнятен, но в целом стало ясно, что пострадать успело только нижнее бельё. Потом неправильно рассчитанное заклинание ослабло и жертве удалось вывернуться. При этом она так удачно проехала плечом по лицу насильника, что в кровь разбила ему нос. Тот инстинктивно попытался остановить кровь, но только окончательно уронил свою «маску», и без того наполовину размотавшуюся. Воспользовавшись его растерянностью, девушка сорвала у него с пояса чехол с палочкой, но применить оную не успела. Парень выскочил из комнаты, захлопнув за собой дверь, а когда Инес выбежала в коридор, его уже и след простыл. Но узнать его девушка успела. Она наскоро привела себя в порядок и отправилась к своей кураторше, прихватив улики: палочку и заляпанный кровью шарф. А уже мадам Пакрет через камин связалась с Надзором, после чего сообщила о случившимся директору и нашему куратору.

Я сильно подозревал, что доложи она директору до того, как связалась с властями, тот постарался бы обойтись без посторонних, он вообще крайне не любил, когда кто-то совал нос в дела школы. Но коли уж надзоровцы явились, выгнать их Дагобер не мог. Да и Инес в любом случае не согласилась бы замять дело. Испанка по происхождению, она в полной мере обладала пылким и решительным нравом своих предков и теперь наверняка горела желанием наказать обидчика руками закона, коли уж не удалось прибить его собственноручно.И уж она-то на сканирование памяти согласится.

— Да глупость это всё несусветная! — взорвался Жан, едва дослушав. — Вы что, Стефа не знаете?! Ну, отказалась девчонка с ним гулять, большое дело! У него таких на пятачок пучок.

— Вот именно, что знаю, — вздохнул Мату. — И остальные тоже. Он самолюбив. И Пакрет утверждает, что его отказ Морено мог сильно задеть именно потому, что к отказам он не привык.

— Да плевал он на её отказ! — снова возмутился Жан. — А если бы не плевал, так соблазнил бы её и дело с концом. Захотел бы по-настоящему — эта дура через неделю за ним сама бы бегала!

— Насильничать Стеф точно не стал бы, — поддержал я. — Именно из самолюбия. И вообще, я готов под заклинание поклясться, что мы всю ночь были вместе. И не в том, где Морено.

— Точно! — тут же подхватил Жан. — И я готов!

Мату снова вздохнул. Тяжело. Наш куратор был совсем не дурак и уж точно понял, почему мы именно так готовы сформулировать нашу клятву. То есть понял, что нам очень не хотелось бы сообщать, в каком именно месте мы были. Но я был уверен, что и ему, и директору, да, по большому счёту, и Надзору захочется поскорее покончить с этим грязным делом. Или как минимум с участием в нём представителя семейства Нуар.

Как выяснилось, я ошибся, причём дважды.

— Мальчики, я даже не стану спрашивать, в каком именно месте вы были. В другое время — стал бы, а сейчас не стану. Ваша клятва ничего не даст.

— Почему? — ахнули мы хором.

— Потому что, во-первых, Надзор она не удовлетворит, они потребуют сканирования памяти. Вашей и Нуара.

— Да зачем?

— Затем, что если виновен не он, то значит кто-то другой, Морено как раз готова доказать, что ничего не придумала. Думаете, Надзору хочется искать другого виновного, когда у них есть готовый?

Лично я в этот момент подумал, что наш куратор, хоть и кажется почти спокойным, на самом деле сильно на взводе, коли обсуждает такие вещи с учениками. Жан хотел что-то сказать, но не успел.

— А во-вторых, по закону магические методы допроса могут быть применены к несовершеннолетнему только с разрешения его родителей или опекунов. И Нуары в таком разрешении отказали. Хотите знать, в какой форме?

Я как-то сразу понял, что не хочу. Но придётся.

— Цитирую: «Нуар может быть или вне подозрений, или виновен. Но тогда он не Нуар».

У меня не нашлось слов. У Жана нашлись, причём такие, за которые в другое время он огрёб бы как минимум отработку. Сейчас Шатоне на его тираду вообще никак не отреагировал. Кажется, не просто был согласен, но и с трудом удержался, чтобы не добавить кое-что от себя. Добавил, правда, только одно: «Хранители чистой крови, чтоб им!», но прозвучало это как грязное ругательство. Хотя сам Шатоне, между прочим, чистокровный как минимум в семи поколениях. Так что не в крови дело…

И тут меня осенило.

— Послушайте, а тот шарф, ну, с кровью…

— Я уже думал об этом, — вздохнул Мату. — Если кто-то действовал под обороткой, то магия покажет, что кровь Стефана.

— Магия — да. — Я этого не знал, но поверил, что Мату знает. — А анализ? Магия не меняет внутренней структуры органических веществ, поэтому еду наколдовать нельзя, ведь так? Значит, и группа крови не должна поменяться!

Жан и Шатоне уставились на меня одинаково недоумённо. Кажется, современных детективов они оба не читали. И тем более не смотрели.

— Есть такой криминалистический метод, — постарался объяснить я. — То есть вообще-то медицинский, но в криминалистике тоже пользуются. Кровь разная, делится на четыре группы, переливать можно только одинаковую, то есть не только, но это неважно сейчас. А важно, что если там кровь другой группы, чем у Стефана, то это доказательство![3]

— А если той же? — Шатоне сориентировался мгновенно, всё же замечательный у нас куратор. — Вероятность один к трём, так?

— Один к семи, — возразил я — Если резус-фактор считать. И там, вроде, какие-то более распространённые, но мы же пока не знаем, какая у Стефа. И всё равно это приличный шанс! И, кстати, мантия его где?

— Мантия в стирку кинута, там тоже кровь. Так, с этого и начнём. Надо узнать, чья там ещё одежда, и допросить всех, кто-то мог что-то заметить.

Он вызвал домовика, а нам велел топать на уроки и не трепаться. Пришлось подчиниться. Уроки никто не отменял, хотя толку он них в этот день было немного, ученики больше перешёптывались, чем слушали преподавателей, да и сами преподаватели явно мыслями были где-то в другом месте. Нас пытались расспрашивать, но мы твердили одно: Стефан ни в чём не виноват. Морено видно не было, подозреваю, что она уже сто раз пожалела о поднятой шумихе. Жан на неё злился, да и я тоже, хотя и понимал, что девчонка ни в чём не виновата. Да и слухи распускала не она.

Мы с Жаном пытались придумать, чем ещё помочь, но ничего в голову не приходило. Если бы мы начали сами расспрашивать, кто относил вещи в прачечную и кого там видел, то могли только спугнуть истинных виновников. Пусть пока думают, что их подстава удалась.

О том, что делать, если группа крови окажется одинаковой, а в прачечной никто не заметил ничего подозрительного, не хотелось даже думать. Точнее, я пытался придумать, что делать в таком случае, но пока никаких идей не возникало. Не выйдет из меня ни Пуаро, ни комиссара Мегрэ, хоть тысячу детективов прочитай!

Но судьба решила доказать, что порой бывает справедлива. Оборотка и впрямь меняла магические, но не биологические свойства организма. Кровь у Стефана оказалась самой распространённой первой группы (у меня, кстати, второй), а вот на шарфе и мантии — куда более редкой третьей. Как вычислили виновника подставы, Пьера Тома, доподлинно не знал никто. Ходили слухи, что кто-то видел его с утра бегущем по коридору без мантии, в одной рубашке. И вроде бы на рубашке обнаружилось кровавое пятно. В любом случае, подозрения оказались достаточно вескими, чтобы следователи приняли решение о просмотре памяти. А поскольку Тома был уже полтора месяца как совершеннолетним, никаких дополнительных разрешений для этого не требовалось.

Не знаю, что они там увидели в его памяти, но делали это, похоже, крайне осторожно. Потому что охотно поверили в то, что этот тип действовал в одиночку и по собственной инициативе — чтобы подставить Стефана, с которым у него «были счёты». Счёты, определённо, были, Тома принадлежал к даламьеровской компании, правда считался там на роли прихлебателя, которого терпят — будучи старшим по возрасту, по положению семьи он определённо не дотягивал.

— Отбрехается! — презрительно бросил Стефан, услышав имя виновника. — Дружки отмажут, пока он их не сдал. Потому как если не отмажут — точно сдаст.

Как показало будущее, он был прав.

Стефана освободили уже к вечеру — понятия не имею, как следователям удалось так быстро провернуть дело с экспертизой, то ли без магии не обошлось, то ли без взятки. Выглядел он будто неделю не евши (хотя голодом его уж точно не морили), но привычно старался делать вид, что всё с ним нормально и вообще ничего этакого не произошло. Хлопнул нас с Жаном по плечам, проворчал: «Молодцы, парни, умеете думать!», но потом не выдержал и обнял. И даже, кажется, всхлипнул, довольно неловко замаскировав это кашлем. Вот чего перед нами-то? Мне и самому хотелось разреветься просто от облегчения. Но сдержался всё же.

Почти.

Реветь по-настоящему мне пришлось очень скоро, но совсем по другому поводу.

[1] От латинского confundamus. Заклинание, вызывающее кратковременную спутанность сознания.

[2] От латинского Tempus somnum. Мягкое усыпляющее заклинание. Время действия — от одного до пяти часов в зависимости от вложенной энергии и искусства мага.

[3] Для тех, кто читает современные детективы, напоминаю, что дело происходит в 70-х годах XX века, а генетический анализ был создан только в 1984 году.