Изменница (гет)

Следующие несколько дней стали настоящим адом для семьи Малфоев. Драко с женой и сыном окончательно перебрались в Малфой-Мэнор. Первым делом он вместе с целителем Сметвиком провёл все необходимые процедуры и перенёс Гермиону в ритуальный зал, куда специально переместили её кровать. Недаром говорят, что дома и стены помогают — в их случае это была не пустая поговорка, а безусловная истина. Магическое ядро девушки было почти полностью истощено, а малышу отчаянно требовалась подпитка.

В родовом доме, под защитой древней магии и рядом с семьёй Малфой, силы Гермионы начали медленно возвращаться. Маленький Скорпиус периодически спускался в ритуальный зал. Для него Гермиона была похожа на Спящую Красавицу, и однажды, когда никто не видел, он даже поцеловал её в щёку — ведь, по его мнению, поцелуй прекрасного принца, то есть его самого, обязан был её разбудить.

Астория тяжело переживала за подругу, но ничем помочь не могла. Всё, что оставалось ей — сохранять спокойствие и гармонию в доме, не позволяя панике захлестнуть семью.

Драко же в первую неделю после того, как Гермиона впала в магическую кому, взял короткий отпуск. Он тяжело переносил происходящее и пытался сделать всё, что было в его силах, но слишком многое зависело от магии, целителей и старинных ритуалов. Люциус же не мог позволить себе сидеть сложа руки. Министерство внезапно лишилось одного из ценных сотрудников, и скрыть случившееся было невозможно. Министру магии, Кингсли Шеклболту, пришлось рассказать правду — ведь единственным способом стабилизировать ухудшающееся состояние девушки было заключение брака.

Однако закон был неумолим: без согласия хотя бы одного из партнёров брак зарегистрировать было невозможно. Люциусу пришлось вести трудные переговоры с министром. Существовал лишь один древний ритуал, позволявший заключить брак без согласия одного из супругов, но для его проведения требовалось личное участие главы Министерства магии.

Этот ритуал считался условно запрещённым. В древние времена им пользовались, чтобы обручать молодых людей, когда один из них был категорически против. Особенно часто это касалось девушек, пытавшихся избежать навязанного брака. Со временем ритуал стали применять и в корыстных целях — и тогда его внесли в список «сомнительных практик».

Кингсли долго отказывался идти на такой шаг. Ни доводы Люциуса, ни настойчивость Драко, ни убедительные речи целителя Сметвика не помогали. Ситуацию изменила лишь Нарцисса. После долгого, тихого разговора с ней министр сдался и даже выделил своему сотруднику несколько выходных.

Сам ритуал решили не откладывать. Для максимальной эффективности его нужно было провести в полночь, когда на небе сияла полная луна.

В Большом зале Малфой-Мэнора царила торжественная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием свечей. Пол был вычищен до блеска, кровать убрана — Гермиона лежала на ритуальном камне в лёгком белом платье. Вокруг были начертаны руны плодородия, силы и защиты.

В центре стояла Нарцисса с распущенными волосами, в нежно-голубой мантии. В руках она держала нож и чашу с водой. Её движения были точными и торжественными. В воздухе витал аромат полыни и мирры, очищая пространство.

Драко занял место слева, Люциус — справа. Их руки были протянуты к Гермионе, мягкая серебристая магия струилась от кончиков пальцев, окутывая девушку.

— Начинаем, — шепнула Нарцисса. Её голос тихо отозвался эхом под сводами зала.

Она начала взывать к древней магии на латыни. Острым движением сделала надрез на руке и позволила нескольким каплям крови упасть на белое платье в области солнечного сплетения. Вторая капля коснулась живота. Соединив их, Нарцисса нарисовала руну принятия.

В воздухе раздался глухой, низкий звук, похожий на биение огромного сердца. Магия в комнате сгустилась, словно плотный туман.

— Именем рода Малфоев, силою крови и древних уз, — произнесла Нарцисса уже на английском, её голос стал глубже, сливаясь с резонансом рун.

— Призываем союз, что соединяет жизни и судьбы. Она станет женой и хранительницей ребёнка Малфоев.

Серебристый свет от рук Драко усилился, обволакивая Гермиону мягким коконом. Люциус стоял неподвижно, но его магия была плотной, тяжёлой, как раскалённый металл. Линии круга вспыхнули ярче, соединяясь в сияющую спираль.

Гермиона едва заметно дёрнулась, её губы дрогнули, словно она пыталась что-то сказать, но дыхание оставалось слабым.

— Прими силу рода, что защищает и питает, — продолжала Нарцисса, направляя палочку к животу девушки.

— Прими обет защиты, что отныне принадлежит тебе и твоему ребёнку.

Вспышка серебряного света разорвала тьму зала. Казалось, стены Мэнора отозвались глухим эхом, принимая клятву. Магия словно вздохнула, мягким потоком скользнула в тело Гермионы, а затем — в ещё крошечное, но ощутимое магическое ядро ребёнка.

Когда последние слова ритуала растворились в воздухе, Нарцисса устало опустила руки. Рунный круг погас, оставив лишь слабое мерцание на камне.

— Всё… — тихо произнесла она, и в её голосе смешались усталость и облегчение. — Союз заключён.

Магия успокоилась. Гермиона не проснулась, но её дыхание стало ровнее, а на щеках появился едва заметный румянец.

После ритуала состояние Гермионы стабилизировалось, но сознание к ней так и не вернулось. Нарцисса перепробовала множество дополнительных обрядов, призывала магию рода, проводила ритуалы пробуждения, но ни один из них не смог разбудить молодую миссис Малфой.

Поэтому, когда в дом буквально ворвался взволнованный и взбешённый Гарри Поттер, Нарцисса едва удержалась, чтобы не закатить глаза и не заскрипеть зубами от раздражения. Молодой человек только вернулся из затяжной командировки и, похоже, ничего не знал о произошедшем. Он спешил «вызволить» подругу из рук «коварных Малфоев», даже не удосужившись разобраться в ситуации.

К счастью, в Мэноре в этот момент были только женщины, иначе магической дуэли было бы не избежать. Драко отправился на встречу с талантливым зельеваром, готовившим редкие эликсиры для Гермионы, а Люциус по срочному вызову Кингсли отбыл на встречу с иностранными партнёрами. Астория испугалась настойчивости и напористости Гарри, поэтому поспешила увести любопытного Скорпиуса подальше от не вполне адекватного гостя.

Разбираться с Поттером пришлось Нарциссе.

Кто бы знал, как Нарцисса устала за последнюю неделю! Частые магические ритуалы, выматывающие, отнимающие все силы, постоянное напряжение и умоляющие взгляды Люциуса. Нет, он не предъявлял ей никаких претензий, но они прожили вместе больше двадцати лет, и за это время успели хорошо изучить друг друга. Она прекрасно видела, как страдает её бывший муж, с какой надеждой смотрит на неё. Он ведь прекрасно понимал, что сейчас только Нарцисса может спасти девушку. Нарцисса же не была в этом так уверена, но разочаровывать бывшего супруга очень не хотелось. Она ведь была не всесильна, а магия рода Малфой отвергала Гермиону и абсолютно не хотела взаимодействовать с магией девушки. И если ребëнка Нарцисса могла бы спасти без особых усилий, то с Гермионой всё было намного сложнее. Тяжело было смотреть Люциусу в глаза, тяжело было видеть надежду в глазах Драко. Сын вместе с целителем и зельеваром хоть и делали всё, что могли, сами прекрасно понимали, что спасти Гермиону может только чудо. И этим чудом была именно она — хранительница рода Малфой.

В семействе Малфоев царила гнетущая, нервная тишина. Казалось, что даже стены Мэнора чувствуют тревогу и впитывают в себя шёпоты, вздохи и приглушённые шаги. Каждый звук отдавался эхом — треск поленьев в камине, шорох платьев, тихие шаги домашних эльфов. В воздухе стоял аромат трав и зелий, которыми Нарцисса наполняла дом, пытаясь хоть как-то поддержать баланс сил вокруг Гермионы.

И именно в эту обстановку ворвался Гарри Поттер — разъярённый, с лицом, искажённым возмущением, почти с пеной у рта, и сразу начал предъявлять претензии. Его громкий голос, резкие жесты, буря эмоций — всё это было как удар по натянутым до предела нервам. Он только что вернулся из своей затяжной командировки и, видимо, в голове у него сложилась простая картина: Малфои похитили его подругу и держат её в заточении.

Нарцисса тяжело вздохнула, чувствуя, как в висках пульсирует усталость. Как же ей хотелось вернуться в свой тихий французский особняк, где окна выходят в сад с жасмином, а утро начинается с пения птиц, а не с запаха крови и полыни. Но она была не из тех, кто бросает семью в беде. Возможно, именно поэтому магия и приняла её, как хранительницу сразу двух родов.

Ирония судьбы заключалась в том, что она была вынуждена признать: Гарри Поттер — тоже часть этой странной, запутанной семьи. Ровесник её сына, спасший ему жизнь, связанный с их родом десятками невидимых нитей, он тоже попал в круг её ответственности.

Нарцисса давно понимала, что разговор с ним неизбежен. Но она также знала: любое упоминание о лордстве, о магии рода Блэков или Малфоев вызовет у него лишь гнев и непонимание. Поттер никогда не смог бы стать лордом Блэком — магия рода его бы просто не признала. Гораздо больше шансов было у Драко или, в крайнем случае, у внука Беллатрисы.

Кодекс Малфоев же и вовсе исключал двойное лордство — лорд Малфой не имел права быть лордом другого рода. Нарциссу всегда поражало, что столь своенравная магия их семьи всё-таки приняла её как хранительницу двух родов, позволив сохранить связь с Блэками. Видимо, даже магия понимала: хранительницы — редкость, и разбрасываться ими нельзя.

Она надеялась, что Драко сам разберётся с Поттером. У неё не было ни сил, ни желания тратить магию и нервы на чужую истерику. Но стоило Гарри влететь в дом, и стало ясно: что-то у сына пошло не так.

Шум шагов и хлопок двери эхом прокатились по коридору. И через миг Гарри стоял в дверях гостиной, с глазами, полными гнева и отчаяния.

Нарцисса медленно поднялась из кресла. Её движения были точны и неторопливы, как у хищницы, и вокруг неё словно уплотнился воздух — привычная аура ледяного достоинства вернулась на место.

— Вы обязаны освободить мою подругу! — с порога закричал Гарри Поттер. — Это из-за вас она потеряла сознание! Я не знаю, чем вы подкупили Кингсли, но я не позволю вам издеваться над Гермионой!

Его голос эхом прокатился по сводам зала. В другой ситуации Нарцисса сочла бы это забавным. Сейчас — только утомительным. Она тяжело вздохнула.

— Для начала, Поттер, сядь и успокойся, — тихо, но властно произнесла она.

Гарри открыл рот, готовый к новой тираде, но невольно ощутил, как ярость ослабевает, а тяжесть в груди сменяется странным спокойствием. Он опустился в кресло.

— Тилли, ромашковый чай, — распорядилась Нарцисса.

Через минуту домовой эльф поставил перед Поттером дымящуюся чашку.

— Пей, — мягко, но с оттенком приказа сказала она.

Это была не просьба, а действие Матери рода: лёгкая, почти незаметная магия, направленная на успокоение. Поттер, как ни странно, не сопротивлялся. Их рода были связаны: он был крестником Сириуса, официальным наследником по завещанию, а его прабабушка была урождённая Блэк. Магия рода Блэк принимала Гарри — и потому её воздействие работало на него безотказно.

Когда юноша сделал несколько глотков и дыхание выровнялось, Нарцисса заговорила снова:

— А теперь прекрати бросаться обвинениями и попробуй рассуждать разумно. Скажи мне, твой непосредственный начальник — Кингсли Шеклболт — знает, где находится твоя подруга?

— Знает, — буркнул Гарри.

— Возражает?

— Нет, — после паузы признал он. — Но Джинни сказала, что Хорёк украл Гермиону прямо из зала суда…

— Во-первых, — ледяным тоном перебила его Нарцисса, — не «Хорёк», а колдомедик Малфой. Во-вторых, он не украл, а спас.

Поттер замер, а она, выдержав паузу, продолжила, словно вынося приговор:

— Потому что ваша дорогая подруга была доведена до истощения семейкой Уизли. Она потеряла сознание прямо в зале суда. И ваша тёща додумалась привести туда ребёнка — маленькую дочь Гермионы. Девочка едва пережила эту травлю, а для Гермионы это стало последней каплей. Она и так вынесла слишком много: её муж имел любовницу, которая, кстати, оказалась беременна от него.

Нарцисса чуть склонила голову, её голубые глаза сверкнули, как лёд.

— Драко просто не имел права оставить подругу в таком состоянии. А теперь скажи, Поттер: где были вы, когда вашей подруге было хуже всего? И на каком основании вы врываетесь в мой дом, пугаете моего внука и невестку, а затем ещё смеете что-то требовать?

Каждое слово было спокойным, но Гарри чувствовал себя так, будто его окатили ледяной водой. Впервые за долгие годы он снова ощутил себя провинившимся школьником. Ни Дамблдор, ни Снейп не умели вызывать в нём такую стыдливую растерянность.

— Я… простите, — выдохнул он, опуская глаза.

Только теперь он заметил, что ладони у него дрожат.

— Джинни и Молли… они сказали совсем другое, — пробормотал он, потерянно. — Про Розу они даже не упомянули… бедная моя крестница…

— Вот именно. — Нарцисса чуть склонила голову. — Лучше бы вы навестили ребёнка, прежде чем устраивать здесь спектакль.

Гарри кивнул, опустив взгляд.

— Простите, — повторил он.

Нарцисса позволила себе лёгкий вздох удовлетворения. Магия Матери рода всё ещё мягко струилась, сглаживая острые углы.

— Раз уж вы всё равно пришли… — её голос стал холодно-деловым. — Как мать рода Блэк, я хочу спросить: как у вас обстоят дела с принятием наследия рода?

— Я был в Гринготтсе, — осторожно начал Гарри. — Мне сказали, что, несмотря на завещание Сириуса, я не могу стать лордом Блэком. Но мой младший сын может быть внесён в список наследников.

— Вполне ожидаемо, — кивнула Нарцисса. — Наследие требует не только крови, но и соответствия магии рода. Возможно, ваш сын действительно сможет… но шансов немного, — она чуть склонила голову. — Мне бы хотелось познакомиться с мальчиком.

Гарри кивнул, ощущая странную тяжесть, как на экзамене, когда за каждым словом скрывается проверка.

— А что значит «мать рода»? — тихо спросил он.

— Это та, кто несёт ответственность за весь род в отсутствие его главы, — спокойно объяснила Нарцисса. — И даже при живом лорде она может влиять на его решения, если магия признаёт её. Мать рода заботится о каждом члене семьи, видит и чувствует больше, чем ей показывают. Это та, кто получила благословение самой магии.

Голос её стал мягче, но по-прежнему оставался непререкаемым.

— Помните, Гарри: если вам когда-нибудь понадобится совет или помощь — вы всегда можете обратиться ко мне.

— Спасибо… — растерянно произнёс Поттер.

И впервые за всё время визита говорил искренне.

Когда Гарри покинул Мэнор, он ощущал опустошение. Он шёл туда, готовый ворваться, победить врагов, спасти подругу. А на деле… всё оказалось иначе. Вместо битвы был разговор, и его «победа» превратилась в осознание собственной вины.

Первым делом он отправился к Кингсли. В груди жгло стыдом: за то, что не был рядом с Гермионой в суде, за то, что в последние годы он всё больше отдалялся от друзей.

С Роном они уже почти не общались. Разговоры о работе Рона раздражали, о семье Гарри — тяготили. Выслушивать жалобы Рона на Гермиону Гарри не хотел, а слушать, как он сам недоволен Джинни, Рон не мог. С Гермионой Гарри и вовсе не виделся давно. В последние годы они встречались лишь на семейных праздниках, которых у Уизли хватало, но душевной близости давно не было.

И всё же у него не возникло повода не верить Нарциссе.

Гарри сам не мог объяснить, почему испытывал к этой женщине странно тёплые чувства. Ему казалось, что вот она — настоящая Мать. Молли, сколько бы заботы ни проявляла, всегда ощущалась навязчивой, давящей. А Нарцисса была другой. Её любовь и забота были тихими, сильными, спокойными — такими, что они не сковывали, а подталкивали к росту.

Даже сейчас, после одного лишь разговора, Гарри ощущал странное желание стать лучше — спокойнее, умнее, достойнее. Эту женщину очень не хотелось разочаровывать. И он вдруг понял: именно благодаря её невидимой поддержке и вере Драко сумел подняться после войны и стать одним из лучших колдомедиков Британии.