Далеко от пыльных кабинетов екатеринбургского ФАК, в стерильной тишине аналитического центра Института Стратегических Инициатив, реальность выглядела совершенно иначе. Здесь не пахло остывшим чаем и не скрипели стулья. Воздух был прохладным и гудел от едва слышной работы серверов, а мир представал в виде графиков, схем и вероятностных моделей на огромной, во всю стену, видеопанели.
Полковник ИСИ Илларион Градов, мужчина с гладко выбритой головой и глазами, которые, казалось, видели не людей, а векторы их намерений, смотрел на один из сегментов видеостены. Рядом с ним, держа в руках планшет, стояла ведущий аналитик, молодая женщина в строгом брючном костюме, известная в узких кругах под оперативным псевдонимом «Геката».
— Итак, Геката, какие данные нам сегодня показывает наш «калибровочный стенд»? — голос Градова был ровным и лишенным эмоций, как у синтезатора речи.
На экране, который он назвал «стендом», отображалась сложная, пульсирующая инфографика. В ее центре была фотография Алексея Вольнова. От него, словно паутина, расходились десятки разноцветных линий к другим узлам: «Криптобиржи», «Платформы для трансляций», «Репозиторий_ТАОС», «Такси_Аномальные_Маршруты». Система в реальном времени отслеживала и классифицировала каждый цифровой след объекта.
— Объект «К-31», он же «Антиквар», вчера проявил плановую активность, Илларион Сергеевич, — начала Геката, указывая тонкой лазерной указкой на схему. — В 22:51 по местному времени совершил финансовую транзакцию в адрес стримера Волковой. Повод: декларируемая забота о домашнем животном.
— Реакция «соседей»? — спросил Градов, имея в виду ФАК.
Геката нажала несколько кнопок на планшете. На экране появилась новая схема, наложенная на предыдущую. Она показывала внутренний документооборот УПДВ по N-ской области.
— Их автоматизированная система «Периметр-7» классифицировала транзакцию как потенциально кодированное сообщение с вероятностью угрозы в 34%. Рекомендовала повышение уровня опасности объекта.
— Рекомендовала, — Градов едва заметно усмехнулся. — А живой человек? Куратор дела. Майор Орлов.
— А вот здесь самое интересное, — Геката увеличила один из текстовых блоков. — Орлов проигнорировал рекомендацию системы. Пометил инцидент как «малозначимый». А через пятнадцать минут загрузил в базу данных служебную записку, в которой интерпретировал этот же инцидент как «сложную, многоуровневую операцию прикрытия», требующую «дальнейшего тщательного и неспешного изучения».
Градов несколько секунд молчал, анализируя информацию.
— Он их троллит, — наконец произнес он, и в его голосе проскользнуло что-то похожее на профессиональное одобрение. — Он использует их же бюрократический язык, чтобы парализовать систему изнутри. Умно. Фиксируй. Время реакции куратора Орлова на системную тревогу — 16 минут. Тип реакции — формальное подтверждение с семантической инверсией смысла. Это хороший маркер для нашего профиля.
— Есть еще данные, — продолжила Геката. — Вчера наш «Антиквар» опубликовал в своем закрытом блоге небольшое эссе. Тема: «Проблема квалиа и объяснительный провал в современной философии сознания».
— Реакция «соседей»?
— Нулевая. Абсолютно. Похоже, их семантические фильтры на слова «квалиа» и «физикализм» просто не настроены. Они не видят в этом угрозы. Текст прошел мимо них, как радиоволна сквозь стекло. А вот когда он три дня назад в комментарии использовал слово «деконструкция», у них там была паника на уровне начальника Управления.
— Выводы? — Градов повернулся к ней, его глаза-сканеры ждали результата.
— Выводы подтверждают нашу рабочую модель, Илларион Сергеевич. Система внутреннего контроля «соседей» на региональном уровне крайне уязвима для информационных вбросов сложной семантической структуры. Они эффективно реагируют на прямые политические маркеры — «власть», «протест», «свобода». Но полностью слепы к абстрактным философским и научным концепциям, даже если те имеют куда больший подрывной потенциал.
— То есть, если наш агент в Берлине будет слать шифровки, замаскированные под обсуждение Хайдеггера, его не заметят. А если он лайкнет пост про митинг — его немедленно возьмут в разработку, — холодно резюмировал Градов.
— Именно так. Их система ищет слова, а не идеи. Куратор Орлов, похоже, это интуитивно понимает, но он — статистическая аномалия. Система в целом предсказуема и примитивна.
Градов кивнул и снова посмотрел на фотографию «Антиквара» в центре паутины.
— А что наш «стенд»? Он не подозревает о своей роли в нашем эксперименте?
— Ни малейших признаков. Он абсолютно органичен. Сегодня утром он провел час, пытаясь найти в сети информацию, почему коты едят комнатные растения. Потом написал триста строк кода. Потом заказал шаурму. Он — идеальный генератор случайной, но интеллектуально насыщенной энтропии. Шума, по которому мы калибруем их детекторы.
— Хорошо. Продолжайте наблюдение, — сказал Градов, направляясь к выходу. — Орлова пометьте в базе как «нестандартный фактор с высоким коэффициентом саботажа». Его нужно будет учесть при планировании реальных операций в том регионе.
Он остановился у двери.
— И вот еще что, Геката.
— Слушаю, Илларион Сергеевич.
— Узнайте, что там на самом деле с котом стримерши Волковой. Если он действительно болен, переведите ей анонимно еще немного денег через какой-нибудь наш подставной благотворительный фонд. Нельзя, чтобы наш «калибровочный стенд» терял веру в доброту. Это может исказить чистоту эксперимента.
Геката, не меняя выражения лица, сделала пометку в своем планшете. Полковник Градов вышел. А на огромном экране в центре зала ничего не подозревающий Алексей Вольнов продолжал генерировать бесценные данные для чужой, невидимой ему войны, просто живя своей немного странной, но абсолютно настоящей жизнью.