Ошибка на 17 оборотов в минуту (гет)

Гермиона всю следующую неделю занималась тем, что зависала в Запретном отделе библиотеки. О, это был настоящий рай! Она отрывалась по полной, погружаясь в фолианты с пылью веков на переплётах. Это было абсолютное, ничем не омрачённое интеллектуальное блаженство, почти без лишних дел и мыслей о глобальном спасении мира.

Увы, информации о диске, занесшем её сюда, и о межмировых перемещениях оказалось катастрофически мало. Ничего нового, лучше той скудной теории, что она нашла в книге Агнес Наттер «Параллельные миры: семь теорий о том, куда ты мог засунуть свои носки». Казалось, эта тема была намеренно обделена вниманием магического сообщества. Или же все, кто копал достаточно глубоко, предпочитали не афишировать свои находки.

Ещё через неделю выяснилось, что её гениальный «тайный план» по присмотру за Снейпом летом — та самая подработка, придуманная, чтобы его не утянуло в объятия Пожирателей смерти, — стал абсолютно не нужен. Хотя, если честно, он вообще не сработал никак, так как никто, в том числе и объект её беспокойства, желания помочь так и не изъявил. Ирония судьбы заключалась в том, что необходимость в плане отпала самым наинеожиданнейшим образом.

Новость, перевернувшая всё с ног на голову, пришла, как это часто бывает, за завтраком. Не просто новость — кричащий заголовок на первой полосе «Ежедневного пророка»:

«КОНЕЦ ТЁМНОГО ЛОРДА! АЛЬБУС ДАМБЛДОР ОДЕРЖАЛ ВЕРШИТЕЛЬНУЮ ПОБЕДУ!»

«В результате дерзкой операции известный преступник, именовавший себя Лордом Воландемортом, был повержен. При задержании, к сожалению, произошёл трагический инцидент, в результате которого преступник погиб. Против него выдвинут целый ряд посмертных обвинений. Расследование продолжается».

В Большом зале стоял гул голосов. Все обсуждали, все тыкали пальцами в газеты, все с изумлением произносили имя директора. Гермиона же сидела, просто открыв рот, с забытым куском тоста в руке, в полнейшем, абсолютном шоке. Это было слишком… внезапно.

Дамблдора она увидела только на следующий день. Он, конечно же, пригласил её на чай. В его кабинете пахло, как всегда, леденцами и новой бумагой, но в воздухе витало что-то новое — лёгкая усталость и торжественность.

— Мой дорогая, — начал он, подливая ей чаю цвета мёда, — я полагаю, у вас есть вопросы.

— Профессор… как? — выдохнула она, не в силах подобрать слов.

— Крестражи, — произнёс он мягко, и в его голосе прозвучала неподдельная грусть. — Мы нашли их все. Последним было кольцо… Кольцо его деда. Оно хранило в себе не только частицу его души, но и проклятие невероятной силы, предназначенное для любого, кто посмеет его надеть. — Он вздохнул, глядя на свои пальцы. — Я был неосторожен. И когда Том появился, чтобы защитить свою тайну… он активировал это проклятие. Оно обратилось против него самого. Его собственная магия… убила его. Это был не бой, мисс Грейнджер. Это был… горький, стремительный крах. Жизнь, принесённая в жертву собственной тьме. И мне искренне жаль, что так вышло.

Гермиона сидела, не двигаясь, пытаясь осознать. Воландеморт… уничтожен собственным крестражем. По иронии судьбы, это было достойно шекспировской трагедии.

— Но… вы живы. И он мёртв. Разве это не главное? — наконец выдавила она.

— Главное? — Дамблдор посмотрел на неё поверх очков, и его глаза блеснули. — Возможно. Но цена всегда имеет значение. Цена, которую мы платим, и цена, которую платят другие. Живите, пока живётся, дорогая Гермиона. И пользуйтесь миром, который вы помогли сохранить. Без вашего предупреждения… всё могло сложиться иначе.

Она вышла от него с чувством лёгкой оглушённости. Её прыжок в прошлое, год тоски и одиночества… всё это привело к тому, что самый страшный тёмный волшебник века был повержен почти что бумерангом собственного злодейства.

* * *

Бал выпускников был событием, которое Хогвартс заслуживал после потрясений. Великий зал сиял тысячами звёзд, паривших под потолком, а музыку обеспечивали анимированные скрипки, игравшие сами по себе.

Открывали бал пары выпускников. И среди них… Сириус Блэк с поразительно красивой светловолосой слизеринкой на руке (что вызвало немало удивлённых перешёптываний) и, конечно же, Джеймс Поттер с Лили Эванс. Они кружились в танце, сияющие, счастливые, все их недавние разногласия казались забытыми в свете этого вечера. Гермиона смотрела на них с лёгкой грустью и радостью. У неё не было своего выпускного бала — война спутала все карты, — и теперь она от души, по-настоящему проживала эти ощущения как свои собственные.

После официальной части она побывала на обязательном приёме у Слизнорта, где тот пытался представить её как «нашу блестящую новую звезду» какому-то скучному чиновнику из Министерства с тонной чёрных усов. Она вежливо приняла пару приглашений на танец — от восторженного когтевранца, который весь танец говорил о свойствах лунного камня, и от весёлого гриффиндорца, который пытался научить её какому-то невероятно сложному танцевальному па. Она даже позволила себе немного огненнного пунша.

Но, когда Слизнорт снова попытался заманить её в свой круг, на этот раз с намерением познакомить с заезжим алхимиком из Болгарии, Гермиона решила, что приличия соблюдены, и совершила тактическое отступление. Она вышла в прохладный ночной воздух, прошлась по территории, вдыхая аромат цветущих кустов и свободы. И, несмотря на прекрасный вечер, сегодня она как никогда чувствовала своё одиночество: многое было все ещё чужим в этом времени. Решение созрело само собой: следующую неделю она посвятит себе. Съездит навестит родителей (тайком, конечно, просто посмотреть на них издалека). Отдохнёт, переключится, подумает.

Возвращаясь в замок, она уже мечтала о мягкой кровати. В коридоре, ведущем к её башне, было темно и пусто. Она не сразу заметила высокую неподвижную тень, сливавшуюся с тёмной стеной. Инстинкты, отточенные войной, сработали быстрее мысли — она резко развернулась и выхватила палочку, сердце заколотилось.

— Кто здесь?!

Тень отделилась от стены, и лунный свет, падающий из окна, выхватил бледное лицо Северуса Снейпа. Он был мрачнее грозовой тучи. И она вдруг поняла, что видела его лишь мельком в самом начале бала, а потом он бесследно исчез. Не вынес всеобщего веселья?

— Профессор, — произнёс он глухим, лишённым всяких эмоций голосом. — Я бы хотел поговорить по поводу обустройства лаборатории.

Фраза прозвучала с такой похоронной интонацией, что Гермионе пришлось мысленно прокрутить её ещё раз, отсекая эмоции и оставляя лишь суть. Суть была, в общем-то, хорошей: работа и… помощь.

— Я слушаю, — осторожно сказала она, опуская палочку и глядя на него снизу вверх. — У вас… появилось желание помочь? Потому что это было бы прекрасно. Из нашей маленькой команды, похоже, никто больше не согласился, и вся работа предстоит мне одной.

— Да. Я бы хотел помочь. Когда можно приступить? — ответил он чуть менее мрачно, но его поза оставалась напряжённой. Руки были засунуты в карманы брюк, и, не зная контекста, можно было бы подумать, что он готовится либо напасть, либо прочитать самое мрачное заклинание в своей жизни.

— Что ж… — Гермиона прочистила горло, пытаясь придать разговору деловой тон. — Вторая неделя июля, понедельник. Буду ждать вас в замке к девяти утра. Проблем с приездом не будет? Я имею в виду трансгрессию? Дело в том, что «Хогвартс-экспресс» вряд ли ходит в июле, но можно, конечно, уточнить…

— Я буду, — выпалил он резко, развернулся на каблуках и быстрым, почти бесшумным шагом скрылся в темноте коридора.

Он оставил её в полном смятении. И с острым чувством дежавю. Всё это — мрачность, резкость — было до боли знакомо. Очень уж напоминало того профессора Снейпа из её будущего.

Гермиона фыркнула про себя, но быстро сообразила, в чём дело. Конечно. Девушка. Лили. Она там, в зале, сияет и кружится в танце с Поттером. А он здесь, в темноте, сгорая от обиды и боли.

Господи, да ей хватило её собственной трагедии с Роном, но они всё-таки были вместе, прежде чем расстаться. Тут же история была совсем другого рода. Да… а в общем, что бы там ни было между этими молодыми людьми, она не собиралась в это вмешиваться.

По ее опыту, это то, что нужно пережить самостоятельно. От начала и до конца. Погрузиться в боль с головой, доплыть до самого дна отчаяния и только тогда оттолкнуться от него. Боль утихает, лишь когда её полностью проживёшь. Для неё самой этот опыт, как ни странно, был полезен. В конце концов, тогда, в её времени, умерла прошлая Гермиона, чтобы поднялась другая. Боль, когда утихает, даёт силу и новое, более горькое, но и более реальное понимание жизни. И учит ценить добро и видеть и замечать то хорошее, что остаётся.

Куда-то далеко её унесли мысли и это странное, сентиментальное настроение, навеянное ночью, балом и, конечно, темноволосым хмурым волшебником.

Одно грело ее сердце сейчас. В этом мире, мире без Воландеморта, у всех выпускников будет жизнь. Своя. Разная. Без той страшной трагедии. Но со своей болью и своей радостью. Не идеальная, но — настоящая. И она знала, что в этом есть и её, Гермионы Грейнджер, скромная заслуга. Мысль была одновременно горькой и бесконечно светлой.