Ошибка на 17 оборотов в минуту (гет)

Лаборатория больше походила на питомник для брошенных магических идей. Воздух, густой от запаха старого пергамента, пыли веков и едкого аромата перегретого элексира, с трудом пробивался сквозь хаотичные завалы. Полки, прогнувшиеся под тяжестью немыслимых предметов, напоминали зубья гигантского существа. Мерцающие пузырьки с жидкостями, чье назначение было давно и надежно забыто, перешептывались друг с другом радужными переливами.

В самом центре этого царства абсурда, на магическом подвесе, парил ничем не примечательный металлический диск — их сегодняшний «пациент».

— Девятая попытка, — вздохнула Гермиона. — Если и сейчас ничего не произойдет, я официально объявляю этот артефакт самым бесполезным экспонатом после «Камня, который просто лежит» из седьмого зала.

— О, да ты просто не умеешь его готовить, — фыркнул Дерек, высокий светловолосый волшебник, чья вечная ухмылка, казалось, была приклеена к лицу магическим клеем. — Может, ему нужно спеть серенаду? Или признаться в пламенной любви на древнегреческом?

— Я уже пробовала, — лениво отозвалась Стейси, щурясь на диск так, будто пыталась разглядеть его потаенные стремления. — На прошлой неделе. Проклятие обратной связи чуть не лишило меня бровей. До сих пор отращиваю.

— Потому что ты пела как гиппогриф на успокоительном, — парировал Дерек, ловко жонглируя тремя шариками для самонаводящегося квиддича, которые тут же дружно врезались в потолок.

Гермиона с подчеркнутой терпеливостью, которую она обычно приберегала для объяснений Гарри основ магии первого курса, принялась настраивать приборы:

— Ладно, хватит клоунады. Стандартный протокол. Дерек — магический импульс, Стейси — фиксация колебаний, я — контроль.

Минут через десять диск, как и ожидалось, не сделал ровным счетом ничего.

— Ну вот и всё, — Стейси с выразительным стуком швырнула самопишущее перо на стол, где оно обиженно завиляло стержнем. — Еще один блистательный кусок металла для нашей «коллекции бесполезного».

— Эй, не оскорбляй экспонаты, — с комедийной серьезностью в голосе сказал Дерек, сняв диск с подвеса. Он с преувеличенной аккуратностью, будто неся королевскую регалию, отнес его к полке и водрузил между «Шаром, который иногда показывает погоду (но чаще демонстрирует свое глубочайшее безразличие)» и «Книгой, которая сама перелистывает страницы (но только на самые скучные)». — Может, он просто стесняется. Или интроверт.

— Или, как и некоторые присутствующие, просто создаёт видимость бурной деятельности, — пробормотала Гермиона, но все же не удержалась от легкой улыбки.

Дерек, решив, что на сегодня науки достаточно, внезапно выхватил диск с полки, ловко подбросил его в воздух и поймал, как фрисби.

— Эй, осторожно! — вскрикнула Стейси, инстинктивно пригнувшись.

— Расслабься, он же абсолютно инертный, как лекция профессора Бинса о магическом законодательстве эльфов XIV века, — парировал Дерек и, сделав несколько картинных финтов, имитировал бросок в сторону Гермионы.

Именно в этот момент его нога с изяществом молодого тролля зацепилась за ножку стула, на котором мирно дремал кот Крампс — неофициальный талисман их отдела. Дерек отчаянно замахал руками, пытаясь сохранить равновесие, и инстинктивно швырнул диск от себя, чтобы не приземлиться на него лицом. Металлический круг, сверкая под тусклым светом ламп, полетел прямиком в Гермиону.

Ее рефлексы, отточенные в походах по запретным коридорам Хогвартса, сработали быстрее мысли. Она не стала уворачиваться, а, наоборот, сделала шаг навстречу и поймала артефакт обеими руками, чтобы не дать ему врезаться в стеллаж с колбами, содержимое которых могло бы устроить тут же незапланированный фейерверк или, что хуже, незапланированное перерождение вселенной в виде пудинга.

Контакт был мгновенным и леденяще неестественным.

Диск не просто замер. Он завибрировал с такой низкой, зловещей частотой, что у Гермионы заныли не только пальцы, но и зубы. По его скучной металлической поверхности, словно паук, плетущий паутину из энергии, пробежала сетка мерцающих салатовых рун, которых раньше они не видели. Раздался негромкий, но пронзительный до боли в висках звук — словно кто-то провел смычком по самому краю хрустальной вселенной.

— Гермиона, брось его! — закричала Стейси, отскакивая за ближайший стол.

Но было поздно. Диск будто прирос к ладоням, впиваясь в кожу ледяным жалом. Воздух в лаборатории заколебался, загустел, стал синим и тягучим, как желе. Застывшие на полках артефакты дружно задрожали и зазвенели, устроив адскую какофонию хаоса. С полки с оглушительным грохотом свалился «Шар, который иногда показывал погоду», и он наконец-то показал нечто — внутри бушевал яростный, миниатюрный ураган из молний и черных туч.

— Отпусти его! — рванулся к ней Дерек, но не успел сделать и трех шагов.

Гермиона чувствовала, как ее собственная магия, древняя и дикая сила, вытягивается из нее жидкими золотыми жилами, закручиваясь в бешеную воронку вокруг проклятого диска. Ее последней связной мыслью, холодной и четкой, как удар стекла, было: «Так, значит, он все-таки работал. И, кажется, я поняла, в чем была наша ошибка… Ах, да. Физическое вращение. Черт возьми».

Пространство сжалось в точку, а затем рванулось вширь с огромной силой. Гермиону вырвало из настоящего, как пробку из бутылки самого дорогого и самого неаккуратно встряхнутого шампанского. Ее пронесло сквозь ослепляющий вихрь света и вопящих теней, мимо мелькающих, как кадры старой пленки, лиц и обрывков незнакомых голосов. Все завертелось ещё быстрее, цвета спутались в уродливую бурую массу, и весь мир полетел в тартарары, причем в обратную сторону.

Ее вышвырнуло из вихря с невежливой силой, и она кубарем покатилась по грубому, непривычно шершавому каменному полу, больно ударившись о стену. В ушах оглушительно звенело, отдаваясь эхом в костях.

Гермиона несколько секунд просто лежала на спине, пытаясь отдышаться и глядя в знакомый арочный потолок. Диск с глухим лязгом вывалился из ее онемевших рук и покатился куда-то в темноту.

Пахло не просто пылью, а пылью старой, многолетней, пропитанной запахом дешевого табака и машинного масла. Она с трудом поднялась, опершись о шершавую, холодную стену. Она была в коридоре Министерства. Но…

Куда делись элегантные магические светильники? Их заменили тусклые, пыльные шары, болтающиеся на проводах. Стены, которые после ремонта стали гладкими и светлыми, теперь были грубыми, темными, с потрескавшейся штукатуркой и проплешинами облупившейся краски. Со стен смотрели не движущиеся фотографии, а старомодные портреты в запыленных рамах, и они с нескрываемым любопытством косились на ее растрепанную фигуру.

Гермиона замерла. Сердце в груди колотилось, словно пыталось выбить код Морзе, означающий «мы в беде».

Очень медленно, как во сне, она побрела в направлении окон, одной рукой держась за стену для поддержки, другую прижимая к ушибленному боку. Она подошла к огромным арочным витражным окнам, которые в ее времени давно заменили на современные, безопасные и скучные стеклопакеты.

За окном был Лондон. Но не ее Лондон. Машины были старыми, угловатыми, словно собранными из жестяных коробок. Желто-оранжевые автобусы были двухэтажными, но выглядели доисторическими. И на площади, там, где должен был стоять величественный памятник павшим во Второй магической войне, возвышалась какая-то абстрактная скульптура из блестящего металла, подписанная кричащим плакатом: «Будущее — за прогрессом! Министерство Магии».

— Что за… — прошептала она, и голос сорвался в шепот.

И тут ее взгляд упал на афишу, небрежно прилепленную к ближайшей колонне. Большими, крикливыми буквами она зазывала: «РАСПРОДАЖА МЕТЕЛ! НОВЫЕ СКОРОСТНЫЕ МОДЕЛИ «КОМЕТ-180» 1977 ГОДА! ПОСПЕШИ, ПРОМАХНЕШЬСЯ!»

Гермиона замерла, словно ее окатили ледяной водой. 1977 год. Это было невозможно. Умом она понимала, что это не шутка Дерека и Стейси — те не были настолько креативны и, что важнее, состоятельны, чтобы воссоздать такую детализированную иллюзию. Это было что-то другое. Нечто настоящее.

Она с силой, от которой кружилась голова, произнесла серию сложнейших заклинаний, разрушающих любые иллюзии и гламуры. Ничего не произошло. Только пыль, лениво кружащая в солнечных лучах, прорезавшихся сквозь грязное стекло, на мгновение сменила траекторию, закружилась в элегантном вальсе, влекомая взмахами ее палочки.

Гермиона стояла посреди того, что когда-то станет ее личной лабораторией, смотрела на кружащуюся на свету пыль прошлого и отчаянно пыталась не поддаваться нарастающей, тошнотворной панике.

Артефакт… Что произошло? Как? Это точно не был маховик времени, у этого диска принципиально иная энергетическая сигнатура, он не был связан с темпоральной магией.

И тут ее осенило. Ее собственные слова, сказанные за секунды до катастрофы.

Физическое вращение.

Импульс. Дерек не подал ритмичный магический импульс. Он придал диску физическое вращение! Сильный, хаотичный бросок. Она непроизвольно поймала его, и ее собственная мощная магия, рефлекторно реагируя на угрозу, рванулась навстречу. Они создали неконтролируемый, дикий резонанс.

Цифры и формулы встали на свои места с ужасающей ясностью. В ее расчетах была ключевая переменная — скорость стабилизационного вращения. Она вывела идеальную, безопасную цифру: ровно семнадцать оборотов в минуту. Это было ключом к аккуратному открытию портала и, что важнее, к его контролируемому закрытию и возвращению.

Но Дерек не калибровал вращение. Он запустил его, как волчок, с силой, достаточной для игры в квиддич. Артефакт раскрутился до безумных, запредельных скоростей, в сотни раз превышающих расчетные. Он не открыл дверь. Он выжег дверь, петлю и всю стену вокруг нее дотла. Энергии высвободилось столько, что хватило, чтобы швырнуть ее сюда, но обратный путь… Он был невозможен. Невозможно точно воспроизвести такое же хаотичное, бешеное вращение. Нужен был еще один идиот с хорошим броском и идеальный момент столкновения.

В пыльной, чужой тишине чужого времени к Гермионе Грейнджер приходило леденящее душу понимание. Она застряла. И ей сейчас чертовски повезло, что в этом глухом уголке Министерства семидесятых никого не оказалось.

Она опустилась на покрытый пылью пол, не в силах держаться на ногах, и беспомощно посмотрела на ненавистный диск, лежавший в углу.

— Прекрасно, — прошептала она в безмолвную, торжествующую тишину прошлого. — Просто великолепно. Меня похитил во времени артефакт, который активировался, потому что кто-то неудачно споткнулся. Матерь Божья, Мерлин и все англосаксонские ругательства разом!

Солнечный луч, наглый и бесцеремонный, пробился сквозь щель в занавеске и упал прямиком на веко Гермионы. Она застонала, пытаясь закутаться в одеяло, но было поздно. За окном какая-то невменяемо бодрая птица выводила трели, будто отрабатывала за год вперед план по воспроизведению радости. Гермиона приоткрыла второй глаз и посмотрела в окно. Лондон 1978 года сиял в лучах утреннего солнца, и с этим приторным великолепием оставалось только одно — смириться.

Год. Целый год она провела в этом изящном, но душном капкане прошлого. Её первоначальный план — «не вмешиваться, найти, как заставить артефакт заработать в обратном направлении, убраться восвояси» — провалился с треском, достойным падения гордого печенья в чашку чая.

Отрицание от того, что она попала в эту ситуацию, длилось ровно до момента, когда она выбралась на улицу из министерства, где её окружил 1977 в полной мере.

Торг — эта отчаянная попытка заключить сделку с вселенной — свелся к бессмысленным скитаниям по самым глухим лесам Британии в надежде, что она победит проклятый диск и портал вот-вот откроется под каким-нибудь особо унылым деревом. Закончилось это закономерно: голодом и гневом на всю несправедливость мироздания. Гнев, впрочем, быстро сменился депрессивной апатией, когда стало понятно, что гневаться непродуктивно — а финансово и энергозатратно, а на счету был каждый фунт и съеденный обед.

Так мисс Гермиона Джин Грейнджер, победительница Тёмного Лорда, кавалер Ордена Первого класса и создательница революционных методов варки зелий, превратилась в мисс Джейн Смит, помощницу продавца в захудалом магическом книжном магазинчике «Фолиант и Книжник». Её лабораторию сменили пыльные стеллажи, а коллегами вместо учёных-единомышленников стал вечно ворчливый хозяин лавки.

Сегодня, в это проклято-прекрасное утро, она вдруг осознала, что депрессия затянулась. Жизнь, хоть и несправедливая, шла прямо сейчас. И пора было придумывать «План Б». Что это будет — она пока не знала. Возможно, план «накопить на самый дорогой котел и швырнуть его в стену в надежде, что она треснет и образуется временная аномалия».

Мысль об этом плане слегка развеселила её, и она почти с улыбкой переступила порог ставшего родным магазина.

— Джейн, вы опаздываете на целых четыре минуты! — раздался из-за горы фолиантов сиплый голос. — В наши годы точность — не просто добродетель, а необходимость! Конец света, что ли, наступил?

— Доброе утро вам тоже, мистер Дейв, — парировала Гермиона, вешая на вешалку пальто. — Конец света пока откладывается. Меня задержала банда агрессивных голубей, устроивших разборки из-за крошки хлеба. Пришлось выступать в роли миротворца ООН.

Дейв, мужчина лет шестидесяти с седыми бакенбардами и вечным подозрением, что его все хотят обмануть, фыркнул, сдувая пыль с переплета какой-то особенно древней книги.

— Голуби… Пф-ф. Ещё одно оправдание. В мое время голуби знали свое место и не смели задерживать честных тружеников. И пока вы там мирили пернатых бандитов, пыль на полках с автобиографиями магов набралась до такой степени, что уже можно писать новую книгу: «История пренебрежения к чистоте, том первый».

— Том второй уже пишется на полках с теорией зельеварения, — не сдавалась Гермиона, включаясь в их привычный словесный спор. — Я предлагаю не сдувать её, а собрать и продавать как реликвию. «Прах великих умов. Почувствуй связь с историей». Я думаю, будет хитом.

— Молоко сбежит, а вы всё шуточки шутите, — проворчал Дейв, но уголок его рта дрогнул. — Идите уже, протрите полки в отделе защитных заклинаний. И, ради Мерлина, не устраивайте там очередной библиотечный переворот. В прошлый раз я час искал «Шепот теней» потому, что вы решили, что он будет лучше смотреться рядом с «Криками в ночи» по тематическому признаку!

Гермиона уже направилась к заветным стеллажам, предвкушая тихое утро с пыльными томами, как над дверью звякнул колокольчик. Звук был на редкость раздраженным и пронзительным, будто сам колокольчик был недоволен необходимостью извещать о чьем-то приходе.

Гермиона мельком взглянула на вошедшего и внутренне замерла.

В дверях стоял юноша. Высокий, худощавый, в поношенном, но чистом плаще. Его темные, почти черные волосы были длинными и прямыми, обрамляя бледное, тонкочертое лицо. И выглядел он не столько угрожающе, сколько… настороженно.

Это был Северус Снейп. Семнадцатилетний, еще не обремененный грузом предательств и двойной игры, но уже несущий на себе отпечаток замкнутости и постоянной обороны.

— Молодой человек! — просипел Дейв, вынырнув из-за прилавка. — Чем могу быть полезен? Ищете что-то конкретное или просто желаете восхититься ассортиментом величайшего книжного собрания в Косом переулке?

Юноша слегка вздернул подбородок, но его голос прозвучал ровно и вежливо:

— Мне требуется «Тайные течения в алхимии» фон Хофмана. В вашем каталоге указано, что он есть в наличии.

— Ах, фон Хофман! Редкий экземпляр! Джейн! — гаркнул Дейв.

Гермиона внутренне содрогнулась.

— Джейн! Идите сюда, помогите клиенту! Я как раз вспомнил, что вы переставляли книги по алхимии на прошлой неделе. Наверняка запомнили, куда дели сию жемчужину.

«Проклясть тебя, Дейв, проклясть твои бакенбарды и этот дурацкий колокольчик!» — пронеслось в голове у Гермионы.

Она медленно развернулась, делая вид, что только что вынырнула из глубоких раздумий о пыли.

— Конечно, мистер Дейв, — сказала она неестественно бодрым голосом. — Я… припоминаю.

Она кивнула Снейпу, стараясь не смотреть ему прямо в глаза, и повела его вглубь магазина, к дальним стеллажам. Мозг лихорадочно соображал. Вести себя естественно. Быть просто продавщицей. Просто случайной продавщицей. Но просто так молчать для продавщицы было неестественно подозрительно.

— Фон Хофман… — начала она, чтобы заполнить тягостную паузу. — Интересный выбор. Большинство предпочитает Селивана для начального ознакомления. Его труды… безопаснее. Хотя и скучнее, конечно, если честно.

Снейп замедлил шаг и посмотрел на нее сбоку. В его черных глазах мелькнуло неподдельное удивление.

— «Безопасность» — понятие относительное в алхимии, — ответил он своим низким голосом, и в нем послышались нотки чего-то, кроме холодной вежливости. — Селиван упрощает процессы до примитивного уровня. Его труды годятся разве что для того, чтобы не взорвать котел.

Гермиона не сдержала легкую улыбку.

— Согласна. Его опыты с ртутью и взрывчатым пером феникса… это чтение для тех, кто не дорожит своими бровями.

Она почувствовала, как он замер на месте. Черт, опять! Она снова выдала слишком много!

— Вы… читали рукописные примечания Багрова к шестой главе? — спросил он, и в его голосе прозвучало настоящее, неподдельное любопытство. — Они не входили в официальную публикацию.

Гермиона замерла у полки, делая вид, что ищет книгу.

— О, знаете, когда проводишь весь день в окружении книг, иногда листаешь что-то за чашкой чая, — она постаралась вложить в голос максимальную небрежность. — Иногда попадаются интересные пометки на полях. А вот и ваш фон Хофман. Прятался за трактатом о любовных зельях. Видимо, стеснялся своего величия на фоне таких… э-э-э… легкомысленных соседей.

Она протянула ему толстый том в потертом, но добротном переплете. Снейп взял книгу почти с почтением.

Он на секунду задержал взгляд на ее лице, и Гермионе показалось, что она видит, как он мысленно перебирает варианты, что сказать дальше.

— Вы… — произнес он наконец, немного замявшись, и его голос звучал чуть тише. — Благодарю вас.

Он кивнул, уже поворачиваясь к кассе, но на середине движения замер, будто ведя внутреннюю борьбу. Обернулся, глядя куда-то в область ее плеча.

— И да… — он выдохнул, слова прозвучали чуть быстрее, будто их нужно было выплюнуть, пока не передумал. — Примечания Багрова… они ошибочны. Насчет температуры плавления рубиновой пыли. Если следовать им, можно лишиться не только бровей, но и весьма неплохого котла.

И, не дожидаясь ответа, резко развернулся и торопливо скрылся из виду.

Она слышала, как он расплатился на кассе и колокольчик звякнул уже по его уходу.

Гермиона не спешила возвращаться в торговый зал, уперев руки в бока и думая о том, что план «не вмешиваться» трещал по швам с самым тревожным треском.

Похоже, её новый план придется начинать со слов: «Не вызывать случайно интереса у юных гениев зельеварения, склонных к драматичным побегам». Сложновато будет, учитывая обстоятельства. И её собственное, вечно выскакивающее наружу всезнайство.

Мысль о том, чтобы пойти к Дамблдору, вызревала в голове Гермионы весь оставшийся день после визита Снейпа как доброе, но опасное вино. План «не вмешиваться» оказался провальным. Она уже вмешалась. Получается, что одним комплиментом взрывчатому перу феникса она вписала себя в историю. Оставалось теперь минимизировать последствия и браться за новый план с совсем другой стороны. А кто, как не Альбус Дамблдор, мог помочь с последствиями, ну, и со всем остальным?

На следующее утро, такое же прекрасное, но приправленное лёгким позвякивающим туманом, она твёрдо подошла к своему перу и листу бумаги.

Что написать человеку, которого ты знаешь мудрым стариком, а сейчас он — всё ещё могущественный, но куда более молодой стратег? Нужно было быть достаточно интригующей, но не пугающей.

«Уважаемый профессор Дамблдор,

Я осознаю всю необычность данного обращения от незнакомки. Моё имя — Джейн Смит. Я располагаю некоторыми… обрывочными сведениями о грядущих событиях, которые, как мне кажется, могут представлять интерес для того, кто следит за балансом сил в нашем мире. Сведения эти слишком причудливы и деликатны для переписки.

Я была бы чрезвычайно признательна за возможность краткой личной встречи, дабы изложить суть дела. Я уверена, вы найдёте её стоящей вашего времени.

С уважением,

Джейн Смит».

Она перечитала записку. Звучало достаточно таинственно, чтобы зацепить его любопытство, и достаточно почтительно, чтобы не вызвать раздражения. Немного позже, перед работой, она забежала на совиную почту. Привязала записку к лапке самой незаметной совы и отпустила птицу в прохладное утро.

Ответ пришёл ближе к обеду. Конверт был из плотного пергамента, а почерк — витиеватый и элегантный. Гермиона с улыбкой отметила, что даже его чернила, казалось, мерцали от изящества и самоудовлетворения.

«Дорогая мисс Смит,

Ваше письмо действительно стало самым интригующим событием моего утра, что является немалым достижением, учитывая, что на завтрак у меня был восхитительный лимонный кекс с неожиданной начинкой из ежевичного джема. Предсказуемость, как известно, — враг волшебства, а потому я с удовольствием принимаю вызов в лице вашей тайны.

Предлагаю совместить приятное с полезным и встретиться сегодня, скажем, в полпятого, на новой маггловской выставке занимательных изобретений. Говорят, там демонстрируют устройство, способное самостоятельно взбивать сливки с помощью крошечного электрического торнадо. Как можно устоять?

Я буду у входа. Узнать меня, полагаю, не составит труда — я буду в фиолетовом плаще с вышитыми серебряными созвездиями и, возможно, с конфетой в руках.

С наилучшими пожеланиями,

Альбус Дамблдор».

Гермиона опустила письмо, покачав головой. Выставка маггловских изобретений? Конечно. В стиле Дамблдора — выбрать самое неожиданное место, превратив серьёзную встречу в лёгкую прогулку. Или, возможно, это проверка: в это время отношение к магглам — это определенный показатель человека, как минимум. В любом случае, это одновременно и успокаивало, и настораживало.

Выйти с работы пораньше под предлогом «острой мигрени» (на что Дейв язвительно заметил: «Опять эти голуби, Джейн? Надо бы вызвать сокольничего!») не составило труда. Гермиона прибыла на выставку с запасом в пятнадцать минут, решив осмотреться и подготовиться.

Выставка была типичным сборищем маггловского оптимизма: шумная, яркая и полная устройств, чье назначение часто было загадкой даже для их создателей. Гермиона бродила меж стендов, с лёгкой улыбкой наблюдая за демонстрацией электрических ножей для масла и автоматических зонтиков.

И вдруг её взгляд упал на один экспонат. Это был сложный оптический прибор — микроскоп нового поколения с множеством линз и зеркал, подсвеченный изнутри мягким светом. К нему было подключено устройство для проекции изображения на экран.

Она замерла, глядя на переплетение проводов и стекла. В её лаборатории… в её «настоящей» лаборатории… стоял почти такой же, только усовершенствованный, соединённый с магическими сенсорами. Она часами просиживала над ним, анализируя структуру зелий на молекулярном уровне, споря с Дереком и Стейси, своими коллегами-«артефактологами».

Как часто они вваливались к ней с каким-нибудь древним амулетом или непонятным кристаллом, который отказывался проявлять свойства.

«Гермиона, ты должна взглянуть! — кричал Дерек, его лицо сияло от восторга. — Две головы не справились, нужна третья! И твоя — самая непредвзятая!»

Они вместе ломали головы, проводя тест за тестом, пока не находили разгадку. Она скучала по этому. По азарту открытия, по чувству собственной значимости, по этому слаженному хаосу научного поиска.

Глубоко погружённая в ностальгию, она не сразу услышала спокойный мелодичный голос прямо за спиной.

— Завораживающее зрелище, не правда ли? — произнёс кто-то. — Магглы, отрицая магию, создают свои собственные крошечные чудеса. Иногда мне кажется, что их изобретательность — это лишь иная форма волшебства.

Гермиона обернулась. Перед ней стоял он. Альбус Дамблдор. Без возрастающей седины в бороде, но с уже пронзительными голубыми глазами, которые сияли не старческой мудростью, а живым, острым интересом. На нём был тот самый фиолетовый плащ с вышитыми созвездиями, которые, ей показалось, слегка шевелились.

Она с поразительной ясностью осознала — она рада его видеть. Не как стратегический объект или как надежду на спасение. В памяти всплыли теплые воспоминания: его поддержка на третьем курсе, когда ей был поручен маховик времени, его вера в них во время войны, его мудрость. Это был тот же человек, ядро его сути оставалось неизменным. И впервые за этот долгий, изматывающий год тяжесть на ее плечах чуть-чуть сдвинулась, давая возможность сделать глубокий вдох. Появилась крошечная, но яркая искорка надежды на то, что ей больше не придется одной нести это бремя знаний, страха и одиночества, что если и есть тот, кому можно доверить ее невероятную тайну, то это он. Его решения из ее прошлого, а его будущего, были неоднозначными, да, но все же в той ситуации — со всеми её переменными — были ли другие решения?

— Профессор Дамблдор, — выдохнула она.

— Мисс Смит, я прав? — он слегка склонил голову, и в его руке действительно появилась леденцовая палочка невообразимого кислотного цвета. — Очень рад, что вы приняли моё нестандартное приглашение. Готовы ли вы к знакомству с чудом механического взбивания сливок?

Они начали прогулку. Дамблдор вёл себя как очаровательный, слегка эксцентричный гид, комментируя экспонаты с неподдельным, как ей казалось, интересом. Они обменялись ничего не значащими фразами о прогнозе погоды, качестве лондонского тумана и достоинствах шотландского короткого хлеба. Гермиона чувствовала себя на острие ножа — он был вежлив, обаятелен и абсолютно непроницаем.

Наконец, когда они остановились перед устройством, которое якобы должно было чистить яйца с помощью звуковых волн (оно лишь бешено вибрировало и гнало их по столу из угла в угол), Дамблдор повернулся к ней. Его глаза уже не улыбались.

— Итак, моя дорогая, — сказал он мягко, но с той самой сталью в голосе, которую она помнила. — Что же хотела рассказать мне прекрасная незнакомка в такие… сложные времена? Ваша записка будила надежду на необычайное.

Гермиона сделала глубокий вдох, собираясь с мыслями.

— Профессор, то, что я скажу, прозвучит безумно, — начала она, глядя ему прямо в глаза. — И единственное доказательство, которое я могу вам предложить, не подлежит проверке с помощью сыворотки правды или простых заклинаний. Моя история, она… хм, единственным способом убедить вас в её истинности будет… ваш омут памяти. Я бы хотела показать вам свои воспоминания, я думаю, они очень важны.

Брови Дамблдора при упоминании омута памяти медленно поползли вверх, а в глубине ярко-синих глаз вспыхнул не просто интерес, а самое настоящее, живое любопытство и восхищение, будто он только что стал свидетелем блестящего и совершенно неожиданного хода в сложной шахматной партии.

— О-хо-хо, — тихо выдохнул он, и в его голосе звучал безмолвный аплодисмент. — Это… это действительно изящно. Исключительно. Полагаться не на слова, которые можно подделать, и не на зелья, которые можно обмануть, а на чистую, незамутненную субстанцию памяти… Прямой доступ к истине, минуя все преграды.

Он сделал паузу, и его взгляд стал острым, проницающим.

— Что ж, это наводит на мысль, что ваша история не просто невероятна. Возможно, — и здесь его голос стал чуть тише, почти заговорщицким, — она касается вещей, которые ещё только должны произойти? Временные парадоксы — штука крайне деликатная, не правда ли?

Гермиона немного растерялась, не ожидая такого быстрого попадания в суть ее нахождения здесь, и поняла, что опять где-то прокололась, но ответить не успела, так как Дамблдор продолжил:

— Однако стоять среди маггловских чудес, обсуждая тончайшие материи времени и памяти, кажется мне верхом неприличия. — Он протянул руку в изящном приглашающем жесте. — Позвольте предложить вам более подходящее место для такой беседы. Моя школа всегда славилась своим гостеприимством… и наличием необходимого оборудования. — Глаза его лукаво блеснули. — Что скажете на то, чтобы совершить маленькое путешествие? Уверен, дорога в Хогвартс займёт куда меньше времени, чем кажется. В конце концов, время — такая гибкая и податливая субстанция, не так ли? Особенно для тех, кто уже однажды сумел его обмануть.

По правде говоря, Гермиона не могла и предположить, что её день завершится прогулкой по родному Хогвартсу под чарами невидимости в компании куда более молодого и пока ещё не обременённого знанием о крестражах директора. Жизнь, особенно магическая, определенно имела своеобразное чувство юмора.

А Хогвартс… Хогвартс был прекрасен. Каменные стены, казалось, дышали глубже, а свет факелов ложился на них теплее и мягче. Она заметила отсутствие нескольких знакомых портретов и наличие других, ещё не успевших покрыться паутиной времени. Замок был шумен, буквально гудел от энергии: студенты, сегодня возвращающиеся с пасхальных каникул, галдели, обменивались новостями и последними сплетнями, заполняя коридоры радостным хаосом.

Это, в общем-то, объясняло вчерашнюю прогулку студента Снейпа по Косому переулку.

В четвертом по счету коридоре Дамблдора окликнул низкий грудной голос. К ним подошёл мужчина с бакенбардами, напоминающими щётки, и в мантии, украшенной астрономическими символами.

— Альбус! Как раз тебя ищу! Этот новый телескоп в обсерватории…

И между ними завязалась небольшая, но оживлённая дискуссия о калибровке линз и лунных циклах.

Гермиона отошла в сторону, под сень огромного гобелена, и наблюдала за кипящей жизнью замка. Студенты сновали туда-сюда. И в одно мгновение её сердце ёкнуло и замерло. Она увидела Гарри. Точь-в-точь… но, конечно же, это был не он.

Джеймс Поттер. Высокий, худощавый, с идеально взъерошенными волосами и озорными очками на носу, он беззаботно смеялся, закинув голову. Сириус Блэк, шедший рядом с грацией хищника и ослепительной ухмылкой, что-то увлечённо рассказывая, жестикулировал. Рядом, слегка отставая, шёл задумчивый Ремус Люпин. И прямо за ними, словно яркое пятно осеннего листа, шла Лили Эванс. Её рыжие волосы были собраны в неаккуратный пучок, а на лице читалось лёгкое раздражение, пока она что-то терпеливо объясняла семенившему рядом пухлому мальчику, который до боли напоминал Питера Петтигрю.

Гермиона замерла под чарами невидимости. Это было прошлое. Но здесь и сейчас это было для них настоящее.

Эти студенты не были легендами, мучениками или предателями. Они были просто молодыми людьми, полными сил и веры в лучшее будущее, о котором мечтали. Они не хотели той страшной судьбы, что была им уготована. Комок подступил к горлу.

Дамблдор закончил диалог с астрономом и двинулся дальше. А Гермиона, все ещё размышляя о том, имеет ли она право вмешиваться, поплелась следом.

Остановившись у знакомой горгульи, Дамблдор задумался на секунду.

— Пароль… Ах, да. «Лимонный кекс с непредсказуемой начинкой».

Горгулья со скрипом отъехала в сторону, открывая винтовую лестницу.

В кабинете директора всё было почти так же, как она помнила из своего времени, пахло свежим воском, пергаментом и каким-то цветочным чаем. Дамблдор снял с неё чары невидимости и прошёл к столу, жестом пригласив ее присаживаться в резное кресло напротив.

— Любопытно, мисс Смит, что идея создания омута памяти пришла ко мне не далее как в прошлое воскресенье за чаем.

Я как раз размышлял о природе ностальгии и о том, как было бы удобно хранить её не в сентиментальном сердце, а в более… осязаемом сосуде.

В ближайшее время я планировал подыскать чашу, подходящую для такого магического состава. И теперь я совершенно уверен, что у меня всё получится.

Вы, мисс Смит, тому живое подтверждение из… будущего, как я понимаю. — Он снова лукаво блеснул глазами.

Гермиона внутренне поморщилась от этой логики, но решила, что оно и к лучшему.

— Что ж, тогда я могу кое-что рассказать, а позже добавить необходимое через омут, — сказала она, собравшись с духом.

Для начала она достала злосчастный артефакт — тот самый металлический диск, что отправил её сюда. Он холодно лежал на её ладони.

— На самом деле, попала я сюда по случайности, даже нелепости, — начала она и рассказала свою историю попадания: лабораторию, неудачный тест, вспышку света и пробуждение в 1977-м. Она изложала свои предположения, почему так вышло, и главное — её неуверенность, что этот диск имеет отношение к путешествиям во времени.

— Они отзывались на стандартные тесты на временную магию. Этот — нет. Он инертен, как булыжник. Но он определенно что-то сделал.

Затем она сделала глубокий вдох и перешла к главному. Она назвала свой настоящий год. 2003, пять лет после войны. И начала рассказывать. Кратко, по-деловому, как отчёт. О Воландеморте. О войне. О крестражах. О жертвах. О Поттерах. О том, как всё закончилось, и о шрамах, что остались на мире.

Дамблдор слушал, не перебивая. Его проницательный взгляд, сначала заинтересованный и любопытный, когда она говорила об артефакте, становился всё серьёзнее и мрачнее. Когда она закончила, в кабинете повисла тяжёлая тишина. Он отвёл взгляд в окно, и она услышала, как он тихо, самому себе пробормотал: «…значит, всё-таки… ну конечно, крестражи…»

Потом он поднялся, и его движение было резким, несвойственным ему.

— Кажется, нам обоим требуется небольшое подкрепление, — заявил он, подходя к шкафу. — Что вы скажете о какао с маршмеллоу? Или, быть может, вам по вкусу что-то более… экзотическое? У меня есть превосходный нектар из цветов, которые цветут только при лунном затмении. Очень бодрит.

Гермиона, выдохнувшая от колоссального облегчения после исповеди, с благодарностью приняла напиток.

Он вернулся за стол с двумя чашками, и его взгляд стал мягким, но крайне серьезным.

— Мисс Грейнджер, рад узнать ваше настоящее имя, — начал он, и в его голосе впервые за вечер не было и тени привычной игры. — Я не могу выразить, насколько ценен ваш рассказ. Это дар, предупреждение и тяжелейшее бремя одновременно. И я понимаю, что слов благодарности здесь недостаточно.

Он поднялся и подошел к окну, за которым небо начинало хмуриться в преддверии дождя.

— Я предлагаю посвятить ближайшее время изучению ваших воспоминаний. Ничто не сравнится с подлинной картиной событий. Я собираюсь подобрать подходящую чашу и собрать омут памяти. И думаю, что сделаю это ещё до рассвета, я на это надеюсь.

Он обернулся к ней, и в его глазах читалась неподдельная забота.

— А пока… что я могу сделать лично для вас? Вам нужно безопасное место.

У меня есть небольшой дом на скалистом побережье — тихий, уединенный и надежно защищенный. И, разумеется, вам не придется беспокоиться о пропитании. Я могу договориться, чтобы один из хогвартских эльфов незаметно снабжал вас всем необходимым. Они мастера оставаться невидимками.

Гермиона, выслушавшая его молча, задумалась. Предложение было более чем щедрым. Она была благодарна, но мысль о полном уединении где-то у моря пока пугала.

— Благодарю вас, профессор. Дом у моря звучит… исцеляюще. И помощь эльфа была бы очень кстати. Но мне стоит это обдумать.

Пока она размышляла, Дамблдор провёл серию восхитительно выглядящих заклинаний над диском. Из его палочки вырывались струйки света, складывающиеся в сложные геометрические фигуры, которые оплетали артефакт, но тот оставался мёртвым и безразличным. Гермиона узнала только одно заклинание — обнаруживающее тёмную магию. Оно дало слабый, едва заметный отклик, больше похожий на эхо, чем на присутствие.

После этого Дамблдор сел, сложив пальцы домиком, и погрузился в раздумья.

— Любопытно, — начал он. — Крайне любопытно. Предположим, что этот артефакт связан не с путешествием назад во времени как таковым, а с чем-то более… экзотическим. С альтернативными реальностями, к примеру. Своего рода мост между мирами, а не машина времени.

Он посмотрел на неё поверх очков.

— Мисс Грейнджер, а когда вы родились?

— В сентябре 1979-го, — ответила Гермиона.

— В сентябре 1979-го, — повторил он задумчиво. — А сейчас у нас май 1978-го. Если вы правы насчёт природы этого предмета, то вас забросило не «назад», а «в сторону».

В иную версию реальности. И это наводит на мысль о возможном парадоксе… Когда вы появились здесь, ваше появление могло означать, что вы, будущая, в этой реальности… не родитесь. Двух версий одной души в одном мире быть не может. Это то, что нам определённо нужно проверить.

За окном давно стемнело, и первые тяжёлые капли дождя забарабанили по стеклу, словно подтверждая тяжесть его слов.

Следующая неделя выдалась на редкость дождливой и промозглой, словно сама погода решила подыграть её настроению. Небо затянулось свинцовыми тучами, с которых то и дело сыпался мелкий, назойливый дождь. Лондонцы снова достали зонты и закутались в тёплые пальто, а Гермиона — в свой самый уютный и толстый свитер, ворча на себя за излишнюю, как теперь выяснилось, принципиальность.

Прошла неделя после беседы с Дамблдором, а она всё ещё сидела в своей съёмной квартирке, предпочтя щедрому предложению директора ворчливого Дейва, пыльные книги и призрачное чувство стабильности, которое она с таким трудом выстроила за этот год. «Блестящий ход, Грейнджер, — мысленно хвалила она себя, попивая какао. — Выбрать сырость и одиночество вместо коттеджа у моря с личным эльфом. Надо было идти работать в «Министерство Глупых Решений», тебя бы там на руках носили».

На следующий день после разговора прилетела сова с витиеватым посланием от Дамблдора.

«Дорогая мисс Грейнджер,

Надеюсь, вы не размышляли о природе мироздания под аккомпанемент такого тоскливого дождя — это занятие может навеять излишний меланхолический флёр даже на самый устойчивый ум. Что касается нашего проекта, должен с легким сожалением сообщить, что создание омута памяти несколько затянулось. Оказалось, что найти серебряную чашу, которая соглашалась бы не тускнеть от контакта с чистой магией воспоминаний, — задача куда более сложная, чем выбор подходящего носка для левой ноги по утрам. Я предпринимаю настойчивые попытки уговорить одну очень старую и капризную семейную реликвию, и, как только она снизойдёт до сотрудничества, я немедленно вас извещу.

С наилучшими пожеланиями и надеждой на скорую чашу,

Альбус Дамблдор».

Гермиона отправила краткий ответ: «Профессор, не беспокойтесь и не рискуйте ради меня семейным серебром. Я могу подождать. С уважением, Г.Г.».

Мысли о том, что это не прошлое, а альтернативная реальность, витали тяжёлым туманом. Но думать об этом без каких-либо доказательств или новых данных быстро стало похоже на пережёвывание резины — занятие бессмысленное и неинтересное.

Уже к третьему дню она с головой погрузилась в работу, затеяв тотальную ревизию и перестановку стеллажей с книгами по теоретической магии. Дейв ворчал, что она «устраивает апокалипсис», но поглядывал на неё с отеческой снисходительностью.

Зато она отыскала и выкупила три бесценных тома: «Параллельные миры: семь теорий о том, куда ты мог засунуть свои носки» Агнес Наттер, «Квантовая магия, или Почему кот Шрёдингера всё-таки жив, пока его не нашли маги-экспериментаторы» и фундаментальный труд «Мосты между реальностями: как не упасть по дороге».

Теперь её вечера проходили так: закутанная в плед, с кружкой какао и одной из этих книг на коленях. Она делала пометки, строила догадки и саркастически посмеивалась над собой, чтобы не впасть в уныние.

«Вот и отличное времяпрепровождение, — думала она. — Пока мои друзья в моём времени, наверное, едят пиццу и вспоминают меня добрым словом, я сижу в 1978 году и пытаюсь вычислить, в какую из бесчисленных вселенных я умудрилась провалиться. Рон бы точно назвал это „адской скукотищей“».

В целом жизнь была жизнью. Не ужасной. Пока что. И это уже радовало. Она скучала по дому, по Гарри, Джинни и Рону, по своей лаборатории и коллегам. Но ей хотелось верить, что, что бы она тут ни натворила — случайно, как в начале, или намеренно, через Дамблдора, пытаясь помочь невинным людям и тем, кто ещё не успел ошибиться, — это не затронет её друзей там. Их реальность останется нетронутой. За исключением того, что она из неё исчезла. Мысль о том, что она нанесла им эту травму, была горькой пилюлей, но её она была вынуждена проглотить. Над этим она была уже не властна.

И вот на седьмой день, вечером, когда Гермиона была глубоко погружена в том Наттер и у неё стали появляться опасные догадки о том, что могло случиться с её «неродившейся я» в этой реальности, в уже тёмное окно постучала знакомая хогвартская сова. Послание было кратким: «Чаша сдалась. Жду вас завтра утром у ворот. А.Д.».

На следующее утро погода, словно извиняясь за прошлую неделю, была прекрасной. Солнце ласково грело, а небо сияло чистым, ясным синим цветом. Хогвартс, величественный и волшебный, под лучами солнца выглядел особенно впечатляюще. Гермиона трансгрессировала к воротам и через минуту увидела Дамблдора. Он встретил её тёплой улыбкой.

— Профессор, мне снова нужны чары невидимости? — спросила она, оглядываясь.

Дамблдор подмигнул ей.

— Сегодня, моя дорогая, в них нет необходимости. Мы идём на совершенно законных основаниях.

Замок был пустынен и тих.

— Занятия, — предположила Гермиона.

— Именно так, — кивнул Дамблдор. — Идеальное время для того, чтобы неспешно пройтись и обсудить капризы магической металлургии. Вы не представляете, сколько усилий потребовалось, чтобы уговорить чашу фондов Хогвартса принять нужную форму. Она упорно хотела остаться супницей. Очень достойная супница, не спорю, но для хранения воспоминаний несколько… бульонно, что ли. — Он улыбнулся в свою бороду.

Они снова оказались в кабинете директора. Прежде чем Дамблдор успел что-то сказать об омуте, Гермиона, собравшись с духом, заговорила первой:

— Профессор, прежде чем мы перейдём к воспоминаниям, можно я выскажу одну теорию? Она не даёт мне покоя всю неделю.

— Разумеется, — Дамблдор наколдовал чайник и тарелку с печеньем. — Теории — это топливо для ума.

— Я думаю… что, возможно, я не попала в прошлое. Я его… создала. Новая ветвь. В тот момент, в 1977-м, когда я появилась, реальность разделилась. И отсюда пошла новая линия, в сторону. А та, моя… осталась нетронутой.

Дамблдор налил чай в две чашки, его глаза блестели.

— Исключительно смелая и элегантная гипотеза, дорогая моя. Она прекрасно согласуется с теорией квантового коллапса магических вселенных, предложенной волшебником Эвереттом. Он утверждал, что каждое значимое магическое событие с ненулевой вероятностью исхода создаёт новые реальности. Ваше появление, бесспорно, такое событие. Вы не просто путешественник во времени — вы, можно сказать, со-творец новой вселенной. Что накладывает определённую ответственность, — добавил он с лёгкой улыбкой.

Он позволил ей немного переварить эту мысль, а затем, отхлебнув чаю, сменил тему:

— Но давайте перейдём от тонких материй к более приземлённым. У меня есть для вас предложение, мисс Грейнджер.

Гермиона оживилась. «Ну вот, — подумала она. — Сейчас он снова предложит тот коттедж. И на этот раз я с радостью соглашусь. Работа у Дейва — это, конечно, мило и устойчиво, но она не даёт нормально погрузиться в исследования».

— Я слушаю, профессор. И, думаю, на этот раз я готова принять ваше щедрое предложение об уединении.

— О, это прекрасно, — глаза Дамблдора хитро сверкнули. — Потому что моё предложение как раз об обратном. Видите ли, я хочу открыть в Хогвартсе новый, передовой научно-исследовательский отдел. Я уже согласовал это с попечительским советом, что было, скажем так, не менее сложно, чем уговорить ту самую супницу. Мы выделим стипендии выдающимся студентам последних курсов для получения дополнительного образования и бесценного опыта. Отдел будет заниматься изучением и разработкой новых зелий, заклинаний, свойств артефактов, а в перспективе — и вопросами маггловедения с научной точки зрения. В этом году мы начнём пробно с направления зелий. И вот на должность руководителя этого проекта мне требуется опытный волшебник с острым умом и нестандартным подходом. — Он многозначительно посмотрел на неё. — Что бы вы ответили на такое предложение? Это позволит нам быть на постоянной связи, обеспечит вам безопасность в стенах замка и даст возможность направлять юные дарования.

Реакция Гермионы была смесью полнейшего потрясения, восхищения этим многоходовым решением и щемящей благодарности. Он не просто предложил ей крышу над головой — он предложил ей дело. Её дело.

Он давал ей не просто убежище, а возможность снова стать собой.

— Я… — она запнулась, а затем широко улыбнулась, по-настоящему, впервые за долгое время. — Профессор, это гениально. Когда я могу начать?

Позже она потратила несколько часов, добавляя самые яркие и важные воспоминания в приготовленный Дамблдором омут — большую серебряную чашу, которая теперь сияла таинственным внутренним светом.

Закончив, она отправилась обустраивать свои новые покои в башне, думая о том, что такого поворота она снова не ожидала.

Чуть позже она, конечно, отправилась в книжную лавку, чтобы сообщить Дейву новости.

— Ухожу, мистер Дейв. Предложили… другую работу.

— Что, голуби наконец-таки сделали вам предложение, от которого нельзя отказаться? — проворчал старик, но вручил ей в качестве прощального подарка небольшую книгу «Как выжить среди академиков, или Искусство не быть съеденным заживо в профессорской».

К ужину Дамблдор представил её слегка озадаченному преподавательскому составу как нового руководителя научно-исследовательского отдела. Коллектив встретил её вежливым любопытством и удивлением столь резким изменениям в политике Хогвартса. Для Гермионы это тоже было очень необычно. Особенно видеть и общаться с более молодыми профессором Макгонагалл и профессором Слизнортом. Немного ответив на вопросы и устав улыбаться, она с облегчением ретировалась в свои покои.

Но вся многоходовость и гениальность плана Дамблдора открылась ей лишь на следующий день, когда она узнала список студентов, которым будет предложена стипендия и место в её новом отделе на следующий год.

В самом верху списка стояли имена: Северус Снейп, Лили Эванс, Ремус Люпин.

Погода за окном продолжала радовать беззаботным великолепием. Солнце заливало кабинет директора тёплым светом, а из распахнутого настежь окна доносился отдалённый гомон с озера.

Все утро следующего дня Гермиона просидела у Дамблдора, сознательно пропустив завтрак в Большом зале.

Предстояло продумать два стратегически важных вопроса: официальную легенду её нахождения тут и чёткий план работы нового отдела. А также, что немаловажно, решить, какую версию о себе рассказывать коллегам, чтобы не запинаться при каждом вопросе.

Ведь май был в разгаре, и выбранные студенты, пока не подозревавшие ни о чём, были всецело поглощены подготовкой к экзаменам.

А вчерашнее краткое знакомство в учительской ясно дало понять: постоянные уклончивые улыбки и общие фразы быстро вызовут подозрения.

Да и коллектив ей, если честно, понравился. Они показались ей слаженными, искренне увлечёнными своим делом людьми. Хотя, возможно, ей это просто показалось после года добровольного затворничества, и её тоска по нормальному общению рисовала радужные картины.

Так или иначе, она уже мысленно приняла предложение Минервы МакГонагалл и Помоны Спраут присоединиться к их субботним «посиделкам» — каким бы ни был их магический или алкогольный подтекст.

Помимо них в коллективе были и другие яркие личности: профессор астрономии, тот самый с бакенбардами-щётками и низким грудным голосом, который мог рассказывать о спутниках Юпитера с пламенной страстью барда, воспевающего возлюбленную.

Профессор Защиты от Тёмных Искусств, Кассиан Рейнольдс. Он носил мантию с таким видом, будто это была форма офицера-мага, а не академическое одеяние. Ходили слухи, что он прошёл высшую подготовку и предпочитал практический, почти военный подход к своему предмету.

А также Элайра Вэнс — преподаватель заклинаний: она носила стильные очки в тонкой оправе, которые то и дело слетали с носа, когда она увлекалась объяснением какого-нибудь особо сложного жеста в заклинании. Между ней и Рейнольдсом явно пробегала какая-то романтическая искра.

А ещё была профессор магловедения, женщина лет пятидесяти, она выглядела так, будто сошла со страниц старой доброй книги: седые волосы были убраны в небрежный, но элегантный узел, а глаза светились неподдельным интересом ко всему на свете.

Когда все организационные детали были обговорены, они с Дамблдором сошлись на идеальной, на его взгляд, легенде: Гермиона — самоучка, которую родители-маги обучали дома, позже она сдала экзамены экстерном в Министерстве, подтвердив свою квалификацию, проходила практику зельеварения в далёкой Скандинавии («Швеция, — подсказал Дамблдор, — их методы работы с ледяным жабьим ядом просто восхитительны!»), а теперь приняла предложение о работе в Хогвартсе, пока её родители уехали в кругосветное путешествие.

Отставив вторую кружку невероятно вкусного чая с бергамотом, Гермиона собралась с духом и задала главный вопрос, который жёг её изнутри:

— Профессор, а что вы думаете делать с… — она понизила голос, хотя в кабинете никого не было, — …с Волан-де-Мортом? И со всеми теми опасностями, о которых я вам рассказывала?

Лицо Дамблдора стало серьёзным, его голубые глаза утратили привычную искорку.

— Я изучил предоставленные вами воспоминания с пристрастием, — ответил он, и его голос прозвучал твёрдо, без привычных витиеватостей. — И я уже работаю над решением этих проблем. Пока что вам, моя дорогая, не стоит об этом беспокоиться. Ваша задача — обустроиться здесь и…

Его речь прервали оживлённые голоса за дверью. Один голос, полный энтузиазма, уверял: «Да они будут прекрасно смотреться! Прямо над камином! Представь, Брутус, войдёт к тебе в кабинет, а там — такие рога!» Другой голос что-то недовольно бурчал в ответ.

Раздался стук, и в кабинет, не дожидаясь ответа, ввалились два высоких, абсолютно одинаковых рыжеволосых волшебника в сопровождении сияющего Рубеуса Хагрида.

— Вот, профессор, привёл, как и договаривались! — просиял Хагрид. — Всё показал, всё рассказал! Приятного утра! — И он удалился, оставив близнецов наедине с директором и ошарашенной Гермионой.

Братья синхронно поклонились Дамблдору.

— Джентльмены, — кивнул Дамблдор. — Позвольте представить вам нашу новую коллегу, мисс Гермиону Грейнджер, руководителя нового научного отдела. Мисс Грейнджер — Фабиан и Гидеон Прюэтты.

Гермиона, мысленно представившая их как чуть более серьёзную и взрослую версию Фреда и Джорджа, вежливо склонила голову.

Фабиан — тот, что был чуть сдержаннее, — сделал изящный, почти придворный поклон.

— Очарованы, мисс Грейнджер. Надеюсь, ваше появление скрасит эти пыльные академические стены.

Гидеон, чьи глаза сразу же сверкнули озорством, оценивающе взглянул на неё и с нагловатой ухмылкой предложил:

— А не хотите ли составить компанию одному одинокому сердцу на вечерней прогулке? Гарантирую, скучно не будет!

Фабиан тут же не преминул вставить шпильку:

— Лучше проигнорируйте его предложение, мисс. На свидание он может принести рога. В прямом смысле.

Гермиона, не видевшая никаких рогов и чувствовавшая себя немного сбитой с толку их напором, не успела ничего ответить.

Их прервал Дамблдор, который за время этой короткой беседы успел надеть свой самый пёстрый плащ.

— Боюсь, джентльмены, мисс Грейнджер сегодня занята. А мы с вами, если я не ошибаюсь, как раз отправляемся решать один вопрос, связанный с… — он многозначительно посмотрел на Гермиону, — …с некоторыми атрибутами. — Он подмигнул ей, и в его глазах снова заплясали весёлые искорки.

Гермиона, воспользовавшись моментом, вежливо откланялась, ловко увернувшись от второго, уже более настойчивого предложения от Гидеона, и ретировалась в направлении Большого зала.

Солнечные лучи, пронизывающие высокие витражные окна, рисовали на каменном полу разноцветные узоры. Гермиона присоединилась к преподавателям за столом, вежливо поздоровалась и с интересом наблюдала за шумными студентами.

Быть по эту сторону зала, в роли наблюдателя, а не участника, было непривычно.

Она с наслаждением взялась за тарелку с изумительным омлетом с трюфелями и свежей зеленью, который бы сделал честь любому французскому ресторану.

Она оставила тяжёлые мысли о том, что Дамблдор, оказывается, за прошедшую неделю не только уговаривал супницу, но и разрабатывал и уже приводил в действие какой-то план по борьбе с Тёмным Лордом. Она от всей души надеялась, что в этом плане будет меньше жертв.

От мыслей о грядущем её отвлёк десерт — воздушный шоколадный эклер с заварным кремом, таявший во рту и вызывавший блаженный вздох. И именно в момент гастрономического экстаза она почувствовала на себе тяжёлый, изучающий взгляд.

Ах, ну конечно. Мистер Снейп. Он сидел в отдалении от своих однокурсников-слизеринцев, и его чёрные глаза, полные насторожённости и нескрываемого интереса, были прикованы к ней.

Гермиона встретилась с ним взглядом и постаралась улыбнуться как можно более доброжелательно. Но,похоже, у неё не очень получилось, потому что он резко отвернулся, отгораживаясь от мира завесой своих тёмных волос.

«Что ж, — подумала она, мысленно уже составляя список возможных объяснений, — определённо нужно будет придумать элегантную версию того, как вчерашняя продавщица пыльных фолиантов волшебным образом превратилась в преподавателя Хогвартса.

Возможно, стоит сказать, что меня осенило озарение посреди стеллажа с книгами по зельеварению? Или что я нашла древний артефакт, дарящий педагогические способности?»

Но тут же она одернула себя, смахнув эти мысли как надоедливую муху.

«Нет, — твёрдо решила она, отламывая ещё кусочек эклера. — Пусть думает что угодно. Пусть представляет, что я агент международной магической разведки или неудавшийся эксперимент по клонированию от самого Дамблдора. Главное — чтобы эта его вечная подозрительность и жажда знаний сыграли мне на руку, и он не смог отказаться от предложения поработать в моем отделе».

Кто знает, возможно, именно это станет тем мостом, который приведёт его к другой стороне истории. Она хотела бы знать, но это знание было ей недоступно. Пока что всё, что она могла, — это сделать следующий шаг.

Солнечный свет, игравший в оконных витражах её новых покоев, казался насмешливо беззаботным на фоне бури организационного хаоса в голове Гермионы.

Не откладывая дело в долгий ящик, — привычка, за которую Рон прозвал её «живым планировщиком», — она внимательно изучила расписание своих потенциальных подопечных. Вывод был очевиден: только вечернее время подходило всем, не отрывая их от подготовки к экзаменам.

Через старост она разослала лаконичные, но загадочные приглашения на личную консультацию пятерым студентам из списка Дамблдора. А затем наступило время томительного ожидания.

До вечера она пробыла в своей комнате, пытаясь сосредоточиться на томах об альтернативных вселенных, но мысли упрямо возвращались к предстоящим встречам. Чтобы успокоить нервы, она начала набрасывать примерный план работы на год. Её мозг, изголодавшийся по структуре, с радостью ухватился за знакомую деятельность.

«Проект №1, — написала она. — Стабилизация сложных зелий на молекулярном уровне с помощью резонансных заклинаний низкой частоты». Это была адаптация её прошлой работы, но в другом ключе: вместо поиска новых эффектов — усиление и стабилизация уже известных. «Идеально для начинающих гениев, — подумала она. — Ничего сложного, всего-то квантовая магия вперемешку с алхимией».

Но прошлое не должно было мешать продуктивному настоящему. Особенно тому, в котором предстояло общаться с живыми легендами, ещё не подозревавшими о своём статусе.

Она искренне уважала Ремуса Люпина — за его невероятную стойкость, доброту и интеллект, пробивавшиеся сквозь все жизненные невзгоды. И Северуса Снейпа — за его острый, блестящий ум, преданность знаниям и ту моральную сложность, которую она, повзрослев, научилась различать под маской яда. С Лили Эванс было проще — её она не знала лично, только по рассказам, а потому могла сохранять нейтралитет. Два студента из Когтеврана и вовсе были чистым листом для неё.

Спускаясь на ужин, она сразу почувствовала на себе любопытные взгляды. Новость о таинственных приглашениях явно разлетелась по замку со скоростью сплетни.

Студенты перешёптывались, украдкой поглядывая на неё. Гермиона старалась сохранять невозмутимый вид.

Сразу после ужина она направилась в выбранную для встреч аудиторию. Недалеко от неё она застала живописную картину: Сириус Блэк, высокий, невероятно красивый, с уже прорезавшейся аристократической харизмой, стоял спиной к ней, непринуждённо опираясь о стену. Рядом, погружённый в книгу, но украдкой поглядывающий на друзей, хмурился Ремус Люпин. А Джеймс Поттер, взъерошенный и полный энергии, активно что-то рассказывал о квиддиче, размахивая руками.

Когда Гермиона приблизилась, разговор в этой компании замер. Сириус обернулся с той самой ухмылкой, которая, как она знала, сводила с ума пол-Хогвартса.

— Прекрасный вечер, не правда ли, профессор? — нагло заявил он.

Ремус вздогнул и поднял настороженный взгляд. Джеймс замолчал, уставившись на неё с открытым любопытством.

— Мистер Блэк, — кивнула Гермиона, стараясь, чтобы голос звучал сухо и профессорски. — Вечер и правда был бы прекрасным, если бы некоторые ученики использовали его для подготовки к экзаменам, а не для создания помех в коридорах.

Сириус улыбнулся ещё шире, явно принимая это за комплимент.

— Просто вы успели забыть отправить мне приглашение на вашу тайную встречу? — выдал он, подмигнув. — Я могу быть очень… полезным.

Прежде чем он успел продолжить, Джеймс довольно грубо толкнул его локтем в бок, кивнув в сторону Люпина. Ремус стоял бледный и напряжённый.

— Добрый вечер, профессор, — вежливо, но безэмоционально произнёс он.

— И вам доброго вечера, — ответила Гермиона и прошла мимо, оставив мародеров без дальнейших реакций на их шутки с ее стороны.

Закончив приготовления — расставив стулья, разложив бланки, — она села, размышляя о том, что, возможно, она и способна направить чью-то энергию в научное русло, но Блэк и Поттер явно не входили в её компетенцию. «Они при любом раскладе найдут себе приключения на пятую точку, — с лёгкой грустью подумала она. — Это, видимо, их магическая константа».

Первой на консультации была девушка из Когтеврана — Элоиза Квебби, с умными глазами за очками и собранными в тугой пучок каштановыми волосами. У неё, похоже, уже были планы на окончание Хогвартса, но она выслушала предложение с искренним интересом и пообещала подумать, напомнив Гермионе её коллегу Стейси из лаборатории — такую же сдержанную, но пламенно преданную науке.

Следующим был Люпин. Он снова поздоровался, огляделся и устремил на неё взгляд своих мягких, усталых глаз. Гермиона заметила, что он выглядел хорошо — значит, полнолуние было ещё далеко.

Не дав ему времени на смущение, она чётко изложила суть предложения. Она видела, как в его глазах загорелся интерес, его поза стала менее скованной. Но затем он сжал кулаки.

— Это… более чем щедро, профессор Грейнджер. Но вы должны понимать, моё здоровье… оно нестабильно. Я могу пропускать занятия.

Гермиона мягко улыбнулась.

— Мистер Люпин, если бы лунные циклы были помехой для великих умов, мы до сих пор бы жили в пещерах и боялись тени. Профессор Дамблдор рекомендовал вас лично, а он, как мне кажется, в курсе вашей ситуации. Ваше здоровье — не проблема, а ваши знания — бесценны.

Она протянула ему бланки. Он взял их с лёгким, почти неверящим трепетом, и на его лице расцвела счастливая, озарённая надеждой улыбка.

— Я… я подумаю. Спасибо. Огромное спасибо.

Он ушёл, словно неся в руках не лист пергамента, а хрустальную надежду.

Следом зашёл парень из Когтеврана, Корнелиус Эверард. Он выслушал всё с вежливым интересом, задал несколько умных вопросов о финансировании и также пообещал «посоветоваться с родными».

Проводив его, Гермиона с облегчением выдохнула. Время до следующего — и самого сложного для неё — студента ещё было. Решив, что заслужила небольшую передышку, она наколдовала небольшой медный чайник — новая привычка, прочно привитая Дамблдором. «Чай решает все проблемы, — с иронией подумала она. — Или хотя бы делает их вкуснее».

Она направилась к угловому буфету за чашками, стараясь ни о чём не думать, кроме ароматного напитка и радости, которую он подарит. И у неё почти получилось.

Почти, потому что именно в этот момент в дверях возникла знакомая высокая фигура.

Северус Снейп стоял на пороге, держа в руке её записку так, как будто не веря, что она адресована именно ему. Он был явно постарательнее одет, чем в книжной лавке, и волосы выглядели определенно лучше. Он хотел произвести хорошее впечатление?

Его чёрные глаза быстро оценили комнату, её убранство и, наконец, саму Гермиону у буфета, застывшую с глупой улыбкой и чашкой в руках. В его взгляде читалась настороженность, любопытство и… неуверенность?

— Профессор… Грейнджер? — произнёс он, и в его голосе слышалось не только подозрение, но и лёгкое смущение.

— Мистер Снейп! — Гермиона чуть не уронила чашку, но, сориентировавшись, взяла ещё одну. — Входите, пожалуйста. Как раз заварила чай. Присоединитесь?

— Чай? — он произнёс это слово так, будто она предложила ему испить зелье из котла Салазара.

— Да, чай, — она уже наливала кипяток, делая вид, что её руки не дрожат. — Безопасно, проверено лично. Никаких скрытых ингредиентов, кроме, возможно, излишнего оптимизма.

Он медленно вошёл и сел на край стула, словно готовясь в любой момент сорваться с него.

— Ваше предложение… прозвучало несколько туманно, — начал он, избегая её взгляда.

— Постараюсь прояснить, — она поставила перед ним чашку. — Хогвартс открывает новый исследовательский отдел. Мы будем заниматься сложными проектами в области зельеварения, заклинаний, артефактов. Я ищу талантливых студентов. Ваше имя было в списке рекомендованных.

Он наконец посмотрел на неё, и в его глазах вспыхнул любопытный огонёк, мгновенно приглушённый стеной недоверия.

— Рекомендованных? Профессором Слизнортом? — в его голосе прозвучала лёгкая насмешка.

Гермиона не сдержала улыбку.

— Нет. Рекомендованных тем, чьё мнение я ценю. И моим собственным… знакомством с вашими работами.

— Какими работами? — он насторожился ещё больше.

— О, я видела ваши эссе по разным предметам, — солгала она. — Они… исключительно проницательны.

Его поза чуть расслабилась.

— А также ваше замечание о температуре плавления рубиновой пыли в противовес Багрову. Полностью с вами согласна.

Это зацепило его.

— Багрову следовало бы запретить к публикации. Его методы ведут к неминуемому краху, а не к открытиям.

— А вы как предлагаете усилить эффект зелья Ясности без риска взрыва? — не удержалась она, забыв об осторожности.

Снейп замер на мгновение, и в его глазах вспыхнуло что-то острое.

— Стандартная методика предполагает увеличение дозы лепестков лунного камня, — начал он с язвительностью, но затем его голос сменился, стал низким и заинтересованным, почти сговорчивым. — Но это тупиковый путь. Они кристаллизуются при малейшем перегреве, вызывая цепную реакцию. Гораздо эффективнее… — он сделал паузу, изучая её реакцию, — ввести на этапе вторичного размешивания не серебряную пыль, как советуют все учебники, а её коллоидную суспензию, стабилизированную крошечной щепоткой толчёного жемчуга. Это не только предотвращает взрыв, но и усиливает проницаемость когнитивных барьеров.

Гермиона не смогла сдержать одобрительный кивок, её собственный ум тут же подхватил идею.

— Жемчуг… Да, он действует как катализатор и буфер одновременно. Но его количество должно быть исчезающе малым, иначе получится не зелье ясности, а снотворное для слона.

— Очевидно, — парировал он, и в его голосе прозвучал азарт первооткрывателя. — Соотношение должно быть один к десяти тысячным. Но ключ не в жемчуге, а в температуре внесения. Не выше сорока градусов по Цельсию, иначе…

— Иначе суспензия коагулирует, и всё пойдёт наперекосяк, — закончила она за него, улыбнувшись.

Он замолчал, уставившись на неё с новым, пристальным интересом.

— Где можно прочесть о коагуляции коллоидных растворов в контексте зельеварения? Этот эффект не описан ни в одном труде, доступно…

Но их разговор прервал лёгкий, но уверенный стук в дверь и голос:

— Простите, можно к вам?

Снейп резко оборвал фразу на полуслове и повернул голову. Его лицо, только что оживлённое азартом, мгновенно стало каменной маской. В дверях стояла Лили Эванс.

А Гермиона мысленно возблагодарила всех богов, которых знала. Ещё секунда — и она бы проговорилась о методе, который изобретут только через двадцать лет.

— Мистер Снейп, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал ровно, — я впечатлена вашими знаниями. И очень надеюсь, что вы согласитесь присоединиться к проекту. Уверена, у нас будет ещё много возможностей продолжить этот диалог. — Она протянула ему бланки.

Снейп, выглядящий немного дезориентированным, взял их с осторожностью, стараясь не коснуться её пальцев, и кивнул, не глядя на неё.

— Заполните и принесите мне, если решитесь, — кивнула в ответ она. — Мисс Эванс, проходите, пожалуйста.

Снейп вышел чеканным, нервозным шагом, не оглядываясь. Было почти физически ощутимо, как он захлопнул все ставни внутри себя.

Лили вошла, одарив Гермиону лучистой улыбкой.

— Надеюсь, я не прервала ничего важного?

— Ничего такого, что не могло бы подождать, — ответила Гермиона, с облегчением возвращаясь к роли профессора.

Беседа с Лили была лёгкой и приятной; девушка светилась энтузиазмом, но призналась, что у неё уже есть планы и ей нужно всё обдумать. Они распрощались на лёгкой ноте.

Когда дверь закрылась, Гермиона позволила себе то, о чём мечтала весь день: она тяжело опустилась на стул и, глубоко вздохнув, закрыла глаза. День был не просто длинным, а каким-то растянутым во времени.

Её сон той ночью был странным и насыщенным. Ей снилось, что она варит зелье в огромном котле, но вместо ингредиентов бросает туда бланки согласия, а помешивает её гигантской ложкой Дамблдор, при этом он улыбается и говорит: «Не забывайте о важности своевременного чаепития, дорогая моя!» Это был самый странный и в то же время самый понятный сон за последнее время.

Уже перед обедом следующего дня у Гермионы на руках были четыре бланка согласия. Эти листы пергамента казались ей тяжелее любого учебника по древним рунам. Каждый из них был не просто подписью, а целым миром надежд, амбиций и… ну, в случае одного конкретного студента — потенциальной угрозы разоблачения.

Северус Снейп поймал её ещё до завтрака, застав в момент редкой и совершенно неуместной для «шпиона из будущего» слабости — созерцания. Она замерла у высокого арочного окна в одном из коридоров замка. Старинное стекло, волнистое и местами помутневшее от времени, обрамляло картину невероятной красоты: первые лучи солнца золотили гладь Черного озера, превращая её в расплавленное серебро, а далёкие холмы тонули в лёгкой розоватой дымке. Это утро, чистое и новое, словно только что созданное, вселяло в неё странную, упрямую надежду. Возможно, всё действительно наладится.

Этот почти одухотворённый момент гармонии с миром грубо оборвал низкий, очень знакомый голос прямо у неё за спиной:

— Профессор Грейнджер

Гермиона вздрогнула так, что чуть не оставила отпечаток носа на древнем стекле. Она обернулась. Северус Снейп выглядел… менее затравленно и даже чуть более опрятно: волосы хоть и оставались темными занавесами по обе стороны лица, казались менее сальными. Словно он снова потратил дополнительных пять минут утром, приводя себя в порядок.

— Мистер Снейп, доброе утро, — выдохнула она, пытаясь привести в порядок дыхание и мысли.

— Доброе утро, — он произнёс это почти вежливо, избегая прямого взгляда. Его глаза метнулись к её лицу, ненадолго зацепились за её глаза и тут же ушли в сторону, уставившись куда-то на её плечо. Он протянул ей свёрнутый в трубку бланк. — Я принёс бланк и хотел бы участвовать в научном отделе. — Темные, на удивление ясные, без привычной завесы неприязни глаза снова на секунду задержались на ее лице.

Гермиона приняла пергамент, и их пальцы едва не коснулись.

— Я очень рада и благодарю вас, мистер Снейп. Через неделю состоится общее собрание, где я всё подробно расскажу — расписание, темы, наши цели.

Было видно, что он взволнован и заинтересован. Он нервно поправил ремень своей поношенной сумки на плече.

— Профессор, в книжном магазине в Косом переулке.. — он начал, но Гермиона поспешно перебила его, почуяв опасность.

— Да-да, мистер Снейп, меня тогда впечатлили ваши познания, — она попыталась отшутиться, сделав лёгкий, небрежный жест рукой, словно отмахиваясь от назойливой мухи прошлого. — Но, знаете, я всё-таки научный сотрудник. И до этого проекта я недавно появилась в стране. Вы застали меня на… временной подработке. Конечно, это может вызывать вопросы. — Она подарила ему самую мягкую, дружелюбную улыбку, на которую была способна.

Настороженность в его взгляде поутихла, сменившись на секунду простым человеческим любопытством. Но её дружелюбие, видимо, было для него подозрительнее прямой угрозы. Его лицо снова стало гладкой, непроницаемой маской. Эмоциональный шлюз захлопнулся. «Неужели он уже практикует окклюменцию?» — подумала Гермиона.

Решив, что разговор исчерпан, она собралась было двинуться в сторону Большого зала, мысленно уже предвкушая какие-нибудь восхитительные шоколадные панкейки или воздушные сырники с малиновым соусом, которые могли бы компенсировать утренние стрессы.

Но Снейп снова поправил лямку сумки, переступил с ноги на ногу и, не глядя на неё, спросил:

— Профессор, подскажите, где можно найти информацию о коагуляции коллоидных растворов? Я искал ранее… в библиотеке не нашёл ничего… подходящего.

— А вам разве не следует сейчас готовиться к экзаменам, мистер Снейп? — парировала она, поднимая бровь.

Его лицо стало маской упрямства.

— Да, конечно. Но у меня есть свободное время.

«Ну конечно, — мысленно вздохнула она. — Тяга к знаниям — его ведущая сила. И его главная опасность».

— Что ж, — сказала она вслух, снова позволяя себе лёгкую улыбку. На этот раз он не отвёл взгляд, но его выражение лица не пропускало ни единой эмоции. — Раз уж вы участник нашего отдела, я подготовлю для вас список литературы по этому вопросу. Все будет на собрании через неделю.

Она увидела, как в его глазах мелькнуло удовлетворение, и поспешила добавить, прежде чем он совершит свой фирменный драматический побег:

— И раз уж мы заговорили об этом… подготовьте, пожалуйста, список из пяти тем в области зельеварения, которые вам было бы интересно изучить в рамках личных проектов. Помимо общего, у каждого будет индивидуальный.

Она почти физически ощутила, как в его голове с грохотом заработали шестерёнки. Идея личного исследования явно задела нужную струну.

— Да, профессор, — ответил он, и в его голосе прозвучали ноты благодарности и задумчивости. Они кивнули друг другу, и он удалился. Его походка сегодня была чуть легче, менее скованной. Как будто его мрачные мысли ненадолго уступили место чему-то более светлому.

Наконец добравшись до завтрака, Гермиона, по дороге поздоровавшись с преподавателем защиты и задумавшись о тёмных искусствах, сгребала в тарелку восхитительные воздушные сырники, политые малиновым соусом и посыпанные сахарной пудрой. Они таяли во рту, даря мгновение забытья.

Она вспомнила, что Северус Снейп, которого она знала, был не только гением зельеварения, но и знатоком тёмной магии. Именно его познаниям она была обязана жизнью на пятом курсе, когда проклятие Долохова едва не отправило её на тот свет. Она помнила его напряжённое, бледное лицо, склонившееся над ней, быстрые, точные движения палочки, тихий, настойчивый голос, читающий сложнейшие контрзаклятия. А потом — его неожиданные визиты в больничное крыло с зельями, которые он лично проверял… Это было глупо, несмотря на весь её страх перед ним, тогда она была очарована этой его стороной…

Она оборвала свои мысли.

«Определённо не те воспоминания, которые стоит лелеять в настоящем, Грейнджер. Здесь он моложе тебя, он твой студент, и ты здесь не для того, чтобы вздыхать по колючему гению с трагическим прошлым и будущим».

Но надо было помнить, что его всегда интересовала тёмная магия, и попытаться направить это в мирное русло. «Ха! — саркастически хмыкнула она сама себе. — Много берёшь на себя. Дай Мерлин, чтобы просто получилось собрать отдел и он хоть как-то работал. Ты всего на семь лет старше, а ведёшь себя, будто твоя миссия — усыновить всех одарённых проблемных подростков магической Британии».

За завтраком к ней подсела сияющая Помона Спраут.

— Ну что, дорогая, готовься к сегодняшнему вечеру! — сказала она, подмигивая. — Минерва обещала принести свой знаменитый вишнёвый пирог, а я… припасла кое-что покрепче чая для разговоров о мужчинах и магии!

Гермиона засмеялась, чувствуя, как настроение поднимается. После завтрака к ней почти одновременно подошли практически улыбающийся Ремус Люпин и выглядевшая немного озадаченной Лили Эванс, чтобы вручить свои бланки.

На их заднем плане, как мрачные тени поддержки (или несогласия), маячили хмурый Джеймс Поттер и весело подмигивающий Сириус Блэк. Чуть поодаль семенил Петтигрю, выглядевший так, будто его вот-вот призовут на дуэль.

Гермиона повторила информацию о собрании через неделю. Лили бросила быстрый, немного взволнованный взгляд на Джеймса, который демонстративно уставился в потолок. «Интересно, — подумала Гермиона, — он против её участия?»

Чуть позже к ней подошла Элоиза Квебби из Когтеврана и также вручила свой бланк, добавив, что Корнелиус Эверард вежливо отказался от предложения.

Гермиона выдохнула с чувством выполненного долга. Пока всё шло по плану и основные «игроки» были в сборе. Теперь можно было с чистой совестью и полномасштабно взяться за планирование деятельности: расписание, темы, оборудование, бюджет… Мысль об организации масштабного проекта заставляла её внутренне ликовать. Это была её стихия.

Но не сегодня. Сегодня были Помона, Минерва и обещанный вишнёвый пирог! С лёгким сердцем Гермиона покрутилась перед зеркалом в своей комнате. Простые мантии определённо нужно было обновить. Новый этап жизни требовал нового гардероба! Решив совместить приятное с полезным, она направилась в Хогсмид — за солнечной прогулкой, новым нарядом и, конечно, парой изящных перьев для планирования своего грандиозного проекта.

Тень раскидистой ивы была прохладным, укромным убежищем, одним из мест в Хогвартсе, где его, по крайней мере, не видели. Сидя на земле, Северус Снейп наблюдал, как солнце, уже почти закатное, золотило гладь озера. Он бы предпочёл, чтобы оно побыстрее спряталось за горизонтом и унесло с собой весь этот дурацкий, слишком яркий день.

На душе было паршиво. Скверно. Отвратительно. Всё из-за идиотской сцены, свидетелем которой он стал по пути с истории магии. Лили. И её дурацкий поцелуй с Поттером, прямо в губы, будто они не целовались, а ставили галочку в списке дурацких подростковых достижений.

Из головы напрочь вылетели все остатки утренней надежды, подаренной приглашением в научный проект и мыслью, что Лили будет там же. Даже загадочная профессор Грейнджер, которая в книжной лавке определенно (он помнил!) была Джейн, а теперь вдруг оказалась профессором Гермионой Грейнджер, не вызывала теперь ничего, кроме горькой усмешки. Мир, как и всегда, подбрасывал что-то интересное лишь для того, чтобы тут же отнять всё по-настоящему важное.

Он был зол. На Поттера, на Лили, на весь этот проклятый замок, полный самодовольных идиотов. Но больше всего — на себя. Да, он совершил ошибку, назвав её… тем словом. Но разве это стоило того, чтобы полностью перечеркнуть годы дружбы? Видимо, для неё — стоило. А увиденное сегодня в коридоре окончательно добило все его жалкие попытки придумать, как стать тем, кого она могла бы предпочесть этому кричащему ублюдку Поттеру.

На коленях лежали испещрённые убористым почерком листы — те самые пять тем для проекта, которые он набросал сразу после утренней встречи с Грейнджер, пока энтузиазм ещё не был отравлен ядом ревности. Сейчас они вызывали лишь раздражение. Он нервно вертел в пальцах уже измятую записку-приглашение. Этот клочок пергамента со вчерашнего дня стал каким-то дурацким символом — символом чего-то хорошего, что могло случиться.

Но, конечно, и это непременно будет испорчено. Как и всё остальное. Улыбка профессора, такая странно открытая, будто она не знала, кто он такой здесь, в этой школе, сейчас казалась насмешкой.

Справа раздался громкий, натужный хохот. Снейп поморщился, не поворачивая головы. Мародёры. Блэк, разумеется, корчил из себя шута.

— …и тогда я говорю этому портрету: «Нет, мадам, это не новая причёска, это гнездо гиппогрифа! Лучше отойдите, а то он голодный!» — несся на всю поляну голос Сириуса.

В ответ раздался визгливый смех стайки девочек из Пуффендуя. Поттер что-то добавлял, размахивая руками, изображая перепуганную мадам Дворкопп.

Он отвернулся, желая, чтобы их всех поразило какое-нибудь немедленное и мучительное заклятие, и его взгляд упал на фигуру, входящую в ворота замка. Профессор Грейнджер.

Она выглядела немного иначе. Её мантия была другой, плащ глубокого изумрудного цвета слегка переливался в лучах заката. Это выглядело даже немного… мило, что было совершенно несправедливо по отношению к его текущему настрою.

Она шла в компании двух рыжих волшебников, Прюэттов, и о чём-то оживлённо с ними беседовала. Снейп снова перекинул в пальцах скрученное в трубочку приглашение. Он не верил в подарки судьбы — они всегда оказывались с подвохом. Но очень уж хотелось, чтобы этот проект оказался тем самым редким исключением.

Профессор Грейнджер и правда отличалась. Она не смотрела на него свысока, не повторяла заученные фразы. Похоже, что она реально что-то знала. И в этом была её главная загадка и притягательность. Она как будто говорила на языке фактов, а не предрассудков. Редчайший диалект в этих стенах и в этом мире.

План на его будущую жизнь до вчерашнего дня был такой: пережить экзамены, попытаться наладить хоть какую-то переписку с Лили, найти подработку и навсегда сбежать из отцовского дома. Так же Люциус в своих письмах всё настойчивее приглашал его в свой круг. И он намеревался согласиться. От предложений таких людей не отказываются. Это билет в другой мир — мир силы и порядка.

А сейчас он готов был отказаться от всего… ещё целый год в Хогвартсе... С Лили... Но и с этим оборотнем...

Острый, болезненный толчок в грудь оборвал его размышления. Мир перевернулся, в рот ударил вкус влажной земли и прошлогодней хвои. Откатившись от дерева, он инстинктивно обернулся, уже выхватывая палочку. Над ним стояли Блэк и, конечно же, подобострастно хихикающий Петтигрю.

— Ой, прости, Нюниус! — Сириус раскинул руки с притворным недоумением. — Я не заметил, что тут кто-то сидит. Ты же обычно прячешься в подземельях. Решил на солнышке погреться?

Он не успел произнести заклинание в ответ. В следующий микс секунд Сириус, Петтигрю и подскочивший Джеймс Поттер с грохотом шлёпнулись на землю, будто их сбил невидимый великан.

Сзади, сложив руки на груди, стояли те самые Прюэты. Тот, что постарше, Фабиан, кажется, смотрел на мародёров с чем-то прохожим на ледяное разочарование.

— Совсем не то, о чём мы с вами беседовали буквально пару часов назад, мистер Поттер, мистер Блэк, — произнёс он, и его голос — абсолютно без бравады — звучал строго. — Трое на одного? Да ещё и со спины? Это не смелость. Это подлость. И для будущих… — он запнулся, — …для учеников Хогвартса непозволительно.

Джеймс и Сириус, поднимаясь с земли, выглядели не злыми. На их лицах читалось скорее смущение, чем ярость. Блэк даже отряхивал штаны, избегая взгляда Прюэттов.

Снейп, не говоря ни слова, схватил свою сумку и портфель. Последнее, чего он хотел сейчас, — это видеть эту сцену и тем более — жалость в глазах профессора Грейнджер, которая приближалась. Он резко развернулся, чтобы уйти.

Как назло, её голос окликнул его:

— Мистер Снейп! Подождите!

Он ускорил шаг, надеясь сделать вид, что не расслышал.

— Ваш блокно… — и затем удивлённо-возмущённое: — Ох! — за которым последовал звук, напоминающий падение.

Северус против воли обернулся. И убедился, что вселенская несправедливость сегодня распространяется не только на него.

Профессор Грейнджер, всего минуту назад такая собранная в своём новом изумрудном плаще, споткнувшись о торчащий корень, теперь лежала в грациозно-нелепой позе, будто решив внезапно проверить качество хогвартского грунта: прикрыв глаза и уперев одну руку в землю.

Внутри всё сжалось. Не думая, он сделал несколько шагов назад и протянул руку, чтобы помочь ей подняться, — жест помощи, неуклюжий и непривычный.

— Позвольте...

Она приняла помощь с достоинством, хоть и с лёгким румянцем на щеках, тут же принявшись озабоченно придерживать рукав своей мантии, где ткань расползлась безобразным разрывом, обнажая бледную кожу и отвратительные царапины.

— Катастрофа, — пробормотала она с комичным отчаянием, рассматривая повреждение мантии. — Абсолютная катастрофа. Она была такой… зелёной.

Она вздохнула.

— Ваш блокнот, — она протянула ему выпавшие листы, слегка помятые, но целые.

Он поспешно отпустил ее руку и взял их, пряча лицо за занавесой волос.

— Это я… Моя вина, — пробормотал он каменным голосом, в котором сам с трудом узнавал себя. — Я могу… — он замялся, избегая ее взгляда, — …заживить руку. Я достаточно хорошо владею заживляющими заклинаниями.

В стороне Прюэтты всё ещё выговаривали что-то мародёрам. Лица у всех пятерых были хмурыми.

Профессор, смахивающая сухие прошлогодние листья с другого пострадавшего бока, кивнула и с невозмутимым видом посмотрела на него. Кажется, снова улыбнулась, но он сосредоточился на заклинании. Быстрым и точным движением палочки провёл над рукой, и рана бесследно исчезла. Она перестала морщиться и удивлённо посмотрела на рукав, а потом на него.

— Исключительная аккуратность и мастерство, — произнесла она, поворачивая руку и рассматривая безупречно затянутую рану. В её голосе звучало неподдельное профессиональное одобрение, словно она оценивала не бытовое заклинание, а сложный научный опыт.

Он почувствовал, как по его щекам разливается предательское тепло, и поспешил отвести взгляд.

— Восстановление тканей, ничего особенного, — пробормотал он, делая вид, что с огромным интересом смотрит в другую сторону, и заметил, что один из Прюэттов направляется сюда. — Просто требуется понимание молекулярной структуры ткани, а не грубое базовое заклинание. Большинство предпочитает базовое.

Уголок её рта дрогнул в лёгкой улыбке.

— Что и является отличительной чертой компетентного волшебника от просто сильного, не так ли? — парировала она, и в её глазах мелькнул тот самый огонёк, который он видел во время их дискуссии о зельях. — Умение видеть нюансы.

Он нервно кивнул, сжав свою тетрадь так, что корешки пальцев побелели. Каждая секунда этой беседы на виду у всей этой толпы — Прюэттов, мародеров, любопытных первокурсников — становилась пыткой.

— Если всё в порядке… — он сделал шаг назад, готовясь к отступлению.

— Конечно, — она кивнула, и её взгляд стал мягче. — Благодарю, мистер Снейп.

Это было сказано тише, так что услышал только он. И это было настолько непохоже на стандартную речь обычного профессора, что он на мгновение застыл. Но, быстро сориентировавшись, развернулся и зашагал прочь.

Он не оборачивался, но в его душе помимо привычной горечи шевельнулось какое-то новое — крошечное, колючее, странное и в то же время тёплое — чувство где-то под рёбрами: от этой благодарности и, что важнее, от доверия.

Позже вечером, сидя на своей кровати и отгородившись от всех балдахином, он размышлял. С Мародерами всё понятно. Придурки останутся придурками. Но эти рыжие идиоты… Зачем они вмешались? О чём они могли говорить с Поттером и Блэком? И почему… почему профессор Грейнджер с такой лёгкостью доверилась его магии, будто не видела в нём того, кого видят все остальные?

Вопросы звенели в голове, не находя ответов, но странным образом приглушая жгучую боль от воспоминания о Лили.

Несмотря на порванную мантию и упавшее достоинство, вечер с «вишнёвым пирогом» у Минервы прошёл… прекрасно. Если, конечно, считать прекрасным такое состояние, когда на утро единственной разумной мыслью кажется пламенное желание применить к самой себе обезглавливающее заклинание.

Под рукой антипохмельного зелья, разумеется, не оказалось. В свои (с точки зрения организма) двадцать с небольшим лет она ещё не успела обзавестись таким стратегическим запасом. Совершить героический поход через весь замок, а потом и в Хогсмид, чувствуя себя при этом как выживший свидетель нападения орды пьяных троллей, Гермиона тоже не решилась.

Вместо этого она выбрала путь стоицизма: провела утро в своих покоях, гордо, но голодно и с твердой уверенностью, что солнечный свет — это личное оскорбление, изобретённое мирозданием специально для её наказания.

Спасение пришло откуда не ждали. Вернее, откуда и следовало ждать — в лице сияющей Помоны Спраут, появившейся на пороге с маленькой, но такой желанной бутылочкой в руках.

— Дорогая! — воскликнула она, суя зелье Гермионе в руки. — Минерва предупредила, что её пирог в этот раз вышел… особенно убедительным. Я подумала, что, возможно, тебе это понадобится.

«Да будут теплицы её всегда плодоносить!» — воскликнула Гермиона мысленно, с благодарностью глотая горьковатую жидкость.

Жизнь почти мгновенно снова стала прекрасной. Майское солнышко радовало глаз, а не вызывало желания призвать вечную тьму. Она надела свою старую, проверенную мантию — и вышла из комнаты, направляясь в Большой зал на обед.

Обед в Хогвартсе, как всегда, был великолепен. Блюда с жареной говядиной, от которой шёл ароматный пар, кувшины с тыквенным соком, горы воздушного картофельного пюре и, конечно, знаменитый пудинг, словно сошедший со страниц кулинарной книги. Сосредоточенно принявшись за обед (организм требовал реванша), Гермиона отметила, что уже давно не видела Дамблдора в замке. «Наверняка занят делами первостепенной важности», — подумала она не без лёгкого чувства тревоги.

Потребность в общении, включая светские беседы с коллегами, по ее ощущениям, была удовлетворена на ближайшие месяца два, если не три. Поэтому, насытившись и вновь почувствовав на себе задумчивый, колючий взгляд со стороны стола Слизерина, она предпочла ретироваться в свои покои.

С почти чистой совестью («почти» — потому что, похоже, она благополучно упускала из виду какие-то глобальные действия Дамблдора) она погрузилась в подготовку «Нового Передового Научно-Исследовательского Отдела».

Спустя несколько часов, которые пролетели как один миг, её застал врасплох красивейший закат. Алый, золотой и лиловый смешались за окном в огненном спектакле. Она сидела, закинув ноги на прекрасный древний стол с изогнутыми ножками, погружённая в стопки пергамента, испещрённые планами и формулами. В воздухе витал аромат новой бумаги, чернил и… итальянской оперы. Магическое радио, настроенное на волну «Волшебная классика», транслировало мощный голос Андреа Бочелли:

Con te partirò

Su navi per mari

Che, io lo so

No, no, non esistono più

Con te io li rivivrò…

Гермиона, слегка подпевая, ощутила величественность момента. Закат, грандиозные планы, прекрасная музыка — казалось, сама судьба одобряет её начинание.

Она достала бутылку вина, купленную в Хогсмиде из-за ее названия. Это было как раз до памятной встречи с Прюэттами. «Слёзы феникса» — на этикетке была изображена величественная птица, из глаза которой капала одна-единственная золотая слеза.

Мысли о Прюэттах снова вернулись к ней. Гидеон и Фабиан… Настоящие, живые, а не портреты из ее времени. Было дезориентирующе видеть их такими молодыми, полными сил, шутящими. Это напоминало ей прошлое, Рона и их с ним неудавшиеся отношения. И одновременно Фреда и Джорджа — своей энергетикой. Довольно щемящее чувство, если задуматься.

В Хогсмиде они отшутились на вопрос о причине своего местонахождения здесь, но было ясно — они выполняли поручение Дамблдора. Вербовали ли они Поттера, Блэка и других студентов в Орден?

Их путь далее совпадал и лежал к замку, который в лучах вечернего солнца выглядел особенно неприступным и величественным.

И по дороге назад они завели интереснейшую и оживлённую дискуссию о свойствах некоторых запрещённых зелий. Оказалось, что оба брата работали в Министерстве в отделе обезвреживания Тёмной магии.

Фабиан упомянул «Отвар Бездны», вызывающий необратимые провалы в памяти, а Гидеон — «Эликсир Теней», позволяющий на короткое время сливаться с любым затемнённым пространством.

Неприятный инцидент с неугомонными студентами прервал их разговор и прорвал прореху в ее новой, прекрасной, зелёной… «Ой, ну и Мерлин уже с ней», — мысленно фыркнула она.

Вино на вкус оказалось терпким, с удивительно тонкими нотами персика и едва уловимой дымностью, напоминающей о пепле и возрождении — весьма поэтично для напитка под названием «Слеза феникса».

Гермиона, решив подойти к делу с профессионализмом, так как момент для этого был на редкость подходящий, попыталась поводить бокалом, вдохнуть аромат и сделать задумчивое лицо, как это делают маги-сомелье на дорогих дегустациях. Получилось, судя по всему, довольно комично, потому что она тут же чуть не чихнула от перцовой нотки.

В этот момент прозвучал стук в дверь. Немного растрёпанная, в своей привычной домашней униформе — тёмно-синей рубашке и мягких брюках, которые сейчас отчаянно помялись после часов её бурной деятельности (организаторский пыл и аккуратность редко ходят парой) — с почти полным бокалом прекрасного вина в руке, она открыла дверь.

Она была абсолютно уверена (до этого момента), что её убежище в башне известно лишь узкому кругу коллег, и уже мысленно предлагала Минерве или Помоне разделить с ней ее скромный «ужин».

И замерла. На пороге, вписываясь в окружённый закатным светом коридор замка, своей мрачной высокой фигурой стоял Северус Снейп. Его тёмные глаза на мгновение расширились от удивления, выхватив из полумрака её непарадный вид.

Его лицо тут же застыло в каменном выражении, но в лёгком подрагивании пальца, сжимавшего какие-то бумаги, угадывалось острое желание развернуться и исчезнуть.

— Мистер Снейп? — Гермиона нахмурилась, мгновенно собравшись и опустив руку с бокалом так, будто это была не «Слеза феникса», а запрещённый артефакт. Левая бровь сама собой поползла вверх. — Что-то случилось?

Снейп прочистил горло, слегка неуклюже переступив с ноги на ногу, и протянул стопку аккуратно исписанных листов.

— Профессор, дело в том, что вас не было на ужине, — произнёс он, и его взгляд, скользнув с её глаз на рубашку, в итоге упёрся в дверной косяк, который, видимо, показался ему невероятно интересным. — Я хотел передать вам доработанный список тем. Чтобы не откладывать.

«Ах, конечно, наука прежде всего», — мысленно выдохнула Гермиона, с лёгкой улыбкой принимая бумаги. Её взгляд скользнул по пунктам и зацепился за третий заголовок: «Инверсия стандартной последовательности введения ингредиентов при варке зелий на примере зелья Сияющего щита: к вопросу о повышении стабильности и силы барьера».

— Я также… — начал он, снова прочистив горло, но не смог договорить.

— Вы серьёзно полагаете, что инверсия базового метода может заменить общепринятую, веками утверждённую последовательность? — не удержалась она, и в её голосе прозвучало не столько недоверие, сколько жгучий интерес.

Она вдруг осознала, что это гениально. Если бы в её прошлой работе над усилением защитных зелий она учла этот принцип, результаты могли бы быть ошеломляющими!

— Я… частично проверил это на практике, — ответил Снейп, и его голос приобрёл уверенные, почти металлические нотки, которые, видимо, появлялись, когда речь заходила о его компетенции. И, спрятав руки в карманах, он продолжил: — Стандартный метод приводит к преждевременной кристаллизации основного агента в шестнадцать минут. Инверсия позволяет отсрочить этот процесс на сорок пять минут и повышает прочность барьера на треть. Это… определённо работает.

Глаза Гермионы стали огромными. Она поспешно распахнула дверь шире.

— Проходите, мистер Снейп, проходите! Это требует немедленного обсуждения!

Мысли в её голове понеслись в лихорадочном танце. «Мерлин, если это работает для Сияющего щита, то метод можно апробировать на половину защитного арсенала!»

Пока Снейп, высокий и угловатый, с подобием смущения, но с присущей ему странной грацией устраивался в кресле у камина, украдкой бросая любопытные взгляды на творческий хаос на её рабочем столе, Гермиона лихорадочно суетилась.

Она старалась незаметно упрятать за зону видимости бокал и бутылку («Нет уж, созерцание прекрасного подождёт»), убавила до минимума радио, именно в этот момент затянувшее романтическую мелодию, заварила чайник и обрушила на него шквал вопросов.

— Каким именно способом вам удалось это проверить? И разве инверсия не противоречит фундаментальному принципу Вековой стабильности, сформулированному Уильямсом? Ведь он прямо указывает на…

— Принцип Уильямса основан на свойствах ингредиентов, известных в его время, — парировал Снейп, и в его глазах вспыхнуло упрямство. — Он не учитывал возможность использования стабилизаторов нового поколения, таких как пыльца застывшего времени, которая…

Он говорил уверенно, подробно, и Гермиона слушала — заворожённо, забыв о своём чае. Она всерьёз задумалась над его словами и, похоже, немного зависла и выпала из реальности.

Очнулась, только когда поняла, что сидит, скрестив ноги, подперев голову рукой и уставившись в последние отсветы заката за окном (все же прекрасное снова завладело ее взглядом), в то время как её вечерний гость украдкой разглядывал уже её.

— Что ж, — произнесла она, встряхнувшись. — Моё мнение: вам определённо следует выбрать эту тему для личного проекта. Это более чем интересно. Я набросаю возможные векторы исследования… — Она подошла к столу, порылась в бумагах и извлекла ещё один лист. — И, раз уж мы затеяли эту беседу, не дожидаясь официального собрания, вот ваш список литературы по коагуляции коллоидных растворов.

Снейп аккуратно принял записку, бережно положил её во внутренний карман мантии и кивнул. Он уже развернулся к выходу, но замер на пороге, снова повернувшись. Его щёки покрылись красными пятнами, но голос прозвучал ровно:

— Профессор, есть ещё один момент. Я знаком с одним… модифицированным заклинанием, которое может идеально восстановить вашу мантию. Подобно заживлению, но для ткани. Однако оно действенно только для новых материалов и применяется единожды для незаметного эффекта. Если вы ещё не отнесли её в прачечную…

Гермиона, не славившаяся в бытовой магии большими умениями, о чем ей неоднократно намекал Рон в своё время, заинтересованно приподняла бровь.

— Правда? Я о таком не слышала.

Она принесла злополучную изумрудную мантию. Снейп, снова пряча лицо за завесой волос, провёл палочкой над порванным рукавом с точностью хирурга. Ткань сомкнулась безупречно, без единого намёка на шов.

— Чёрт возьми, — не удержалась Гермиона, вращая рукав и рассматривая результат. — Это идеально!

Она упёрла руки в бока и посмотрела на него с притворной строгостью.

— Так, а теперь будьте добры, опишите мне, как вы это сделали. Такой модификации я не припоминаю.

— Дело в том, что я добавил в стандартную формулу «Репаро» небольшую дозу формулы паутины зеркального паука, — объяснил он, и в его голосе прозвучала едва уловимая нотка законной гордости. — Она не стабилизирует шов, а… переплетает разорванные волокна заново, на уровне нитей.

Теперь он выглядел слегка самодовольным, но Гермиона мысленно простила ему это — результат того стоил.

Поблагодарив за беседу и напомнив о необходимости сосредоточиться на экзаменах, она аккуратно выпроводила гостя. Закрыв дверь, она прислонилась к ней спиной.

И, глядя вниз, на свои все ещё мятые брюки, подумала о том, каким невероятным мог бы быть мир, если бы этот пронзительный, колючий ум был направлен не на самозащиту и отторжение, а на созидание.

Неделя до назначенного собрания пролетела в попытках Гермионы не думать о глобальных планах Дамблдора и сосредоточиться на собственном проекте. Если не считать одного, прямо скажем, навязчивого происшествия.

Её поймал Слизнорт. Точнее, он устроил ей засаду в коридоре возле комнаты преподавателей, вынырнув из-за статуи одноглазой колдуньи с таким видом, будто случайно встретил самую желанную персону на свете.

Узнав, что зелья будут главным направлением её отдела, он расцвёл как тропический цветок после дождя.

— Дорогая моя! — воскликнул он, хватая её за руку. — Это же прекраснейшая из новостей! Я всегда говорил, что молодые умы нуждаются в мудром руководстве! Позвольте предложить — ваши подающие надежды студенты могли бы… скажем так, приобрести бесценный опыт, проводя некоторые практические занятия для младших курсов! Под моим, разумеется, чутким надзором.

Это был гениальный, хоть и абсолютно прозрачный ход. Получить бесплатную рабочую силу и при этом выглядеть благодетелем.

— Профессор, я не уверена, что у них найдётся время…

— Время? — перебил он её, сияя. — Время найдётся для того, что действительно имеет значение! И, кстати, вы просто обязаны заглянуть на мою скромную вечеринку после официальной части окончания года! Без вас мероприятие потеряет весь свой блеск!

— Я, пожалуй, не смогу…

— Но, дорогая, это невозможно! — он сделал шокированное лицо, будто она только что призналась в любви к василискам. — Я уже включил вас в список почётных гостей! Весь вечер будет построен вокруг вашего присутствия! Вы не можете лишить старика Слизнорта такой радости!

Она сдалась. Противостоять его напору было все равно что пытаться остановить лавину заклинанием «Вентикулус» — бесполезно и лишь усугубляло ситуацию.

До этого знаменательного события оставалось около месяца, а сейчас она стояла в незнакомой аудитории, которая больше напоминала будуар эксцентричной и немного ушедшей в себя королевы, чем учебный класс. Пахло старым деревом и воском. Гобелены с вытканными единорогами, которые, казалось, подмигивали ей со стен, тяжёлые бархатные шторы цвета спелой сливы, тёмные дубовые панели и даже небольшая хрустальная люстра под потолком, чьи подвески тихо позванивали от сквозняка, которого никто не чувствовал. Гермиона не знала, что в Хогвартсе есть такое место, она просто выбрала свободную аудиторию на магической доске с расписанием, висевшей в учительской. Судя по впечатлённым лицам её студентов, они тоже не были в курсе.

— Что ж, — начала она, собирая их внимание. Голос прозвучал чуть громче, чем нужно, и отозвался лёгким эхом. — Добрый вечер. Для тех, кто успел забыть меня за неделю интенсивной подготовки к ЖАБА, напомню — я Гермиона Грейнджер. И я очень рада видеть вас всех здесь.

Она обвела взглядом свою маленькую, но гордую команду. Ремус Люпин сидел идеально прямо, его перо было занесено над чистым листом, а во взгляде читалась привычная сосредоточенность, слегка разбавленная тревогой.

Лили Эванс и Элоиза Квебби, сидевшие рядом, уже перешёптывались, обмениваясь воодушевлёнными улыбками — очевидно, успели найти общий язык.

И Северус Снейп. Он устроился в стороне от всех, его лицо было привычной каменной маской, но глаза, острые и темные, ловили каждое её слово. А в целом он выглядел так, будто присутствовал на совещании вражеских шпионов и ждал момента, когда все снимут маски.

— В следующем учебном году нас ждёт много работы, — продолжила Гермиона, чувствуя, как волнение сменяется азартом. — У каждого из вас будет личный исследовательский проект по выбранной теме. Помимо этого нас ждёт общая работа — стабилизация сложных зелий. И, как выяснилось, — она позволила себе лёгкую, кривую улыбку, — профессор Слизнорт любезно предложил вам возможность приобрести бесценный опыт, проводя некоторые практические занятия для младших курсов. Под его, разумеется, неусыпным и чутким руководством.

На лицах Люпина и Лили промелькнуло лёгкое недоумение, Элоиза выглядела заинтересованной, а Снейп… Снейп лишь чуть заметнее сжал губы, и его взгляд стал чуть более отстранённым, словно он мысленно поставил галочку напротив пункта «скрытый подвох».

Она подробнее рассказала о расписании, о том, как будут сочетаться общие и индивидуальные проекты, кратко описала первый общий проект по стабилизации зелий, делая акцент на практической пользе и возможности публикации результатов. Затем раздала небольшие, аккуратно сложенные листы с памятками, где были указаны основные этапы работы, правила безопасности в лаборатории и список рекомендованной литературы, который она составляла с особым удовольствием.

— Ну и небольшой организационный момент, — закончила она свою речь, почувствовав лёгкую усталость и удовлетворение. — Организацию лаборатории я начну с июля. Будет много ручной работы — расстановка оборудования, калибровка, разметка защитных кругов. Я считаю, что лучше обустраивать такое пространство без магии, вручную. Как показывает моя… э-э… практика, это позволяет выявить и устранить множество мешающих факторов на физическом уровне до того, как они проявятся на магическом.

Если есть желающие помочь с этим — прошу подойти после собрания или позже ко мне. Это будет официальная подработка на лето. — Она ободряюще улыбнулась. — Оплачиваемая и с предоставлением жилья в замке. Но это, разумеется, только по желанию. Я прекрасно понимаю, что отдых от учёбы после ЖАБА жизненно необходим.

Если есть вопросы — задавайте.

Первой подняла руку Лили, её зелёные глаза горели любопытством.

— Профессор, а мы сможем предлагать свои темы для личных проектов? Или нужно строго придерживаться списка?

— Конечно, сможете! — обрадовалась Гермиона. — Список — это лишь отправная точка, катализатор идей. Я только за вашу инициативу.

Она мельком взглянула на Снейпа, который, так получилось, уже это знал. Но не знал, что только он один был посвящён в это: сейчас он выглядел слегка сбитым с толку.

Элоиза Квебби, поправив очки, спросила тихо, но чётко:

— А доступ в лабораторию будет ограниченным? Имею в виду, сможем ли мы работать там во внеурочное время, если возникнет необходимость?

— Отличный вопрос! — кивнула Гермиона. — Лаборатория будет работать по особому графику, который мы установим. Но я постараюсь сделать его максимально гибким для исследовательской работы.

Ремус Люпин задал пару практических вопросов о совмещении графиков и о возможности использования материалов из Запретного отдела библиотеки. Гермиона отвечала с улыбкой, ловя его осторожный, но искренний интерес.

Снейп не задавал вопросов. Он сидел неподвижно, внимательно слушая, но его взгляд пару раз непроизвольно скользнул в сторону Лили, задерживаясь на доли секунды, прежде чем вернуться к Гермионе с новым, ещё более замкнутым выражением.

— Что ж, если вопросов больше нет… — Гермиона бросила взгляд на Снейпа. Тот не сказал ни слова, лишь чуть приподнял одну бровь и едва заметно склонил голову, словно говоря: «Мои вопросы пока не сформулированы для обсуждения». Жест был настолько красноречивым, что она чуть не рассмеялась. — Тогда желаю вам ни пуха ни пера на экзаменах. Отличного отдыха! И очень надеюсь увидеться в сентябре. Или даже раньше, — добавила она с намёком на летнюю подработку.

Когда она договорила, луч полуденного солнца, выискав брешь в тяжёлых шторах, пробился сквозь круглое витражное окно под самым потолком. Оно было составлено из сотен разноцветных стёкол, оправленных в тончайшие свинцовые переплетения. Комната внезапно озарилась, превратившись в магический калейдоскоп: по стенам, гобеленам и лицам студентов заплясали десятки, сотни разноцветных солнечных зайчиков — алых, как кровь, изумрудных, как её невезучая мантия, сапфировых, как ночное небо. Это было настолько неожиданно и прекрасно, что даже каменное выражение лица Снейпа дрогнуло, сменившись на мгновение чистым изумлением. Лили и Элоиза ахнули, а Ремус улыбнулся, подставив лицо свету.

Гермиона замерла, на мгновение забыв о роли профессора. Она не ожидала такого эффекта от игры света в старом замке. Это выглядело как знак. Но знак чего? Она почувствовала лёгкий укол тревоги под рёбрами. Слишком уж идеально всё складывалось.

Гермиона всю следующую неделю занималась тем, что зависала в Запретном отделе библиотеки. О, это был настоящий рай! Она отрывалась по полной, погружаясь в фолианты с пылью веков на переплётах. Это было абсолютное, ничем не омрачённое интеллектуальное блаженство, почти без лишних дел и мыслей о глобальном спасении мира.

Увы, информации о диске, занесшем её сюда, и о межмировых перемещениях оказалось катастрофически мало. Ничего нового, лучше той скудной теории, что она нашла в книге Агнес Наттер «Параллельные миры: семь теорий о том, куда ты мог засунуть свои носки». Казалось, эта тема была намеренно обделена вниманием магического сообщества. Или же все, кто копал достаточно глубоко, предпочитали не афишировать свои находки.

Ещё через неделю выяснилось, что её гениальный «тайный план» по присмотру за Снейпом летом — та самая подработка, придуманная, чтобы его не утянуло в объятия Пожирателей смерти, — стал абсолютно не нужен. Хотя, если честно, он вообще не сработал никак, так как никто, в том числе и объект её беспокойства, желания помочь так и не изъявил. Ирония судьбы заключалась в том, что необходимость в плане отпала самым наинеожиданнейшим образом.

Новость, перевернувшая всё с ног на голову, пришла, как это часто бывает, за завтраком. Не просто новость — кричащий заголовок на первой полосе «Ежедневного пророка»:

«КОНЕЦ ТЁМНОГО ЛОРДА! АЛЬБУС ДАМБЛДОР ОДЕРЖАЛ ВЕРШИТЕЛЬНУЮ ПОБЕДУ!»

«В результате дерзкой операции известный преступник, именовавший себя Лордом Воландемортом, был повержен. При задержании, к сожалению, произошёл трагический инцидент, в результате которого преступник погиб. Против него выдвинут целый ряд посмертных обвинений. Расследование продолжается».

В Большом зале стоял гул голосов. Все обсуждали, все тыкали пальцами в газеты, все с изумлением произносили имя директора. Гермиона же сидела, просто открыв рот, с забытым куском тоста в руке, в полнейшем, абсолютном шоке. Это было слишком… внезапно.

Дамблдора она увидела только на следующий день. Он, конечно же, пригласил её на чай. В его кабинете пахло, как всегда, леденцами и новой бумагой, но в воздухе витало что-то новое — лёгкая усталость и торжественность.

— Мой дорогая, — начал он, подливая ей чаю цвета мёда, — я полагаю, у вас есть вопросы.

— Профессор… как? — выдохнула она, не в силах подобрать слов.

— Крестражи, — произнёс он мягко, и в его голосе прозвучала неподдельная грусть. — Мы нашли их все. Последним было кольцо… Кольцо его деда. Оно хранило в себе не только частицу его души, но и проклятие невероятной силы, предназначенное для любого, кто посмеет его надеть. — Он вздохнул, глядя на свои пальцы. — Я был неосторожен. И когда Том появился, чтобы защитить свою тайну… он активировал это проклятие. Оно обратилось против него самого. Его собственная магия… убила его. Это был не бой, мисс Грейнджер. Это был… горький, стремительный крах. Жизнь, принесённая в жертву собственной тьме. И мне искренне жаль, что так вышло.

Гермиона сидела, не двигаясь, пытаясь осознать. Воландеморт… уничтожен собственным крестражем. По иронии судьбы, это было достойно шекспировской трагедии.

— Но… вы живы. И он мёртв. Разве это не главное? — наконец выдавила она.

— Главное? — Дамблдор посмотрел на неё поверх очков, и его глаза блеснули. — Возможно. Но цена всегда имеет значение. Цена, которую мы платим, и цена, которую платят другие. Живите, пока живётся, дорогая Гермиона. И пользуйтесь миром, который вы помогли сохранить. Без вашего предупреждения… всё могло сложиться иначе.

Она вышла от него с чувством лёгкой оглушённости. Её прыжок в прошлое, год тоски и одиночества… всё это привело к тому, что самый страшный тёмный волшебник века был повержен почти что бумерангом собственного злодейства.

* * *

Бал выпускников был событием, которое Хогвартс заслуживал после потрясений. Великий зал сиял тысячами звёзд, паривших под потолком, а музыку обеспечивали анимированные скрипки, игравшие сами по себе.

Открывали бал пары выпускников. И среди них… Сириус Блэк с поразительно красивой светловолосой слизеринкой на руке (что вызвало немало удивлённых перешёптываний) и, конечно же, Джеймс Поттер с Лили Эванс. Они кружились в танце, сияющие, счастливые, все их недавние разногласия казались забытыми в свете этого вечера. Гермиона смотрела на них с лёгкой грустью и радостью. У неё не было своего выпускного бала — война спутала все карты, — и теперь она от души, по-настоящему проживала эти ощущения как свои собственные.

После официальной части она побывала на обязательном приёме у Слизнорта, где тот пытался представить её как «нашу блестящую новую звезду» какому-то скучному чиновнику из Министерства с тонной чёрных усов. Она вежливо приняла пару приглашений на танец — от восторженного когтевранца, который весь танец говорил о свойствах лунного камня, и от весёлого гриффиндорца, который пытался научить её какому-то невероятно сложному танцевальному па. Она даже позволила себе немного огненнного пунша.

Но, когда Слизнорт снова попытался заманить её в свой круг, на этот раз с намерением познакомить с заезжим алхимиком из Болгарии, Гермиона решила, что приличия соблюдены, и совершила тактическое отступление. Она вышла в прохладный ночной воздух, прошлась по территории, вдыхая аромат цветущих кустов и свободы. И, несмотря на прекрасный вечер, сегодня она как никогда чувствовала своё одиночество: многое было все ещё чужим в этом времени. Решение созрело само собой: следующую неделю она посвятит себе. Съездит навестит родителей (тайком, конечно, просто посмотреть на них издалека). Отдохнёт, переключится, подумает.

Возвращаясь в замок, она уже мечтала о мягкой кровати. В коридоре, ведущем к её башне, было темно и пусто. Она не сразу заметила высокую неподвижную тень, сливавшуюся с тёмной стеной. Инстинкты, отточенные войной, сработали быстрее мысли — она резко развернулась и выхватила палочку, сердце заколотилось.

— Кто здесь?!

Тень отделилась от стены, и лунный свет, падающий из окна, выхватил бледное лицо Северуса Снейпа. Он был мрачнее грозовой тучи. И она вдруг поняла, что видела его лишь мельком в самом начале бала, а потом он бесследно исчез. Не вынес всеобщего веселья?

— Профессор, — произнёс он глухим, лишённым всяких эмоций голосом. — Я бы хотел поговорить по поводу обустройства лаборатории.

Фраза прозвучала с такой похоронной интонацией, что Гермионе пришлось мысленно прокрутить её ещё раз, отсекая эмоции и оставляя лишь суть. Суть была, в общем-то, хорошей: работа и… помощь.

— Я слушаю, — осторожно сказала она, опуская палочку и глядя на него снизу вверх. — У вас… появилось желание помочь? Потому что это было бы прекрасно. Из нашей маленькой команды, похоже, никто больше не согласился, и вся работа предстоит мне одной.

— Да. Я бы хотел помочь. Когда можно приступить? — ответил он чуть менее мрачно, но его поза оставалась напряжённой. Руки были засунуты в карманы брюк, и, не зная контекста, можно было бы подумать, что он готовится либо напасть, либо прочитать самое мрачное заклинание в своей жизни.

— Что ж… — Гермиона прочистила горло, пытаясь придать разговору деловой тон. — Вторая неделя июля, понедельник. Буду ждать вас в замке к девяти утра. Проблем с приездом не будет? Я имею в виду трансгрессию? Дело в том, что «Хогвартс-экспресс» вряд ли ходит в июле, но можно, конечно, уточнить…

— Я буду, — выпалил он резко, развернулся на каблуках и быстрым, почти бесшумным шагом скрылся в темноте коридора.

Он оставил её в полном смятении. И с острым чувством дежавю. Всё это — мрачность, резкость — было до боли знакомо. Очень уж напоминало того профессора Снейпа из её будущего.

Гермиона фыркнула про себя, но быстро сообразила, в чём дело. Конечно. Девушка. Лили. Она там, в зале, сияет и кружится в танце с Поттером. А он здесь, в темноте, сгорая от обиды и боли.

Господи, да ей хватило её собственной трагедии с Роном, но они всё-таки были вместе, прежде чем расстаться. Тут же история была совсем другого рода. Да… а в общем, что бы там ни было между этими молодыми людьми, она не собиралась в это вмешиваться.

По ее опыту, это то, что нужно пережить самостоятельно. От начала и до конца. Погрузиться в боль с головой, доплыть до самого дна отчаяния и только тогда оттолкнуться от него. Боль утихает, лишь когда её полностью проживёшь. Для неё самой этот опыт, как ни странно, был полезен. В конце концов, тогда, в её времени, умерла прошлая Гермиона, чтобы поднялась другая. Боль, когда утихает, даёт силу и новое, более горькое, но и более реальное понимание жизни. И учит ценить добро и видеть и замечать то хорошее, что остаётся.

Куда-то далеко её унесли мысли и это странное, сентиментальное настроение, навеянное ночью, балом и, конечно, темноволосым хмурым волшебником.

Одно грело ее сердце сейчас. В этом мире, мире без Воландеморта, у всех выпускников будет жизнь. Своя. Разная. Без той страшной трагедии. Но со своей болью и своей радостью. Не идеальная, но — настоящая. И она знала, что в этом есть и её, Гермионы Грейнджер, скромная заслуга. Мысль была одновременно горькой и бесконечно светлой.

Последняя неделя августа застала Гермиону в эпицентре её личной войны с новым микроскопом. В её прошлой жизни, в министерской лаборатории, она бы уже давно подключила его магическим кабелем к компьютеру и с наслаждением наблюдала за данными на экране. Но тут её ждало суровое разочарование: компьютеры 1978 года напоминали не столько электронных помощников, сколько злые, пищащие металлические шкафы с амбициями.

Четвёртый день подряд она пыталась заставить эту многотонную «драгоценность» отображать хоть какие-то вменяемые данные о свойствах зелья Сияющей стабильности, которое томно переливалось под линзой всеми цветами радуги, словно насмехаясь над её усилиями.

Сейчас она сидела, подогнув под себя одну ногу и опустив голову на руку, в позе, красноречиво говорившей о вселенской усталости. За окном бушевала настоящая августовская духота — воздух струился тяжёлым одеялом, от которого даже портреты на стенах выглядели сонно и поникше. На Гермионе была её броня от внешнего мира и внутренних сомнений — чёрная рубашка и чёрные же брюки, в которых она чувствовала себя собранно, нейтрально и готовой к научным подвигам. Или к полной научной капитуляции — как повезёт. Мантия была сброшена с позором на ближайший стул — в такую жару это было равносильно ношению шубы в сауне.

Баланс между работой в окружении двух молчаливых студентов и адской жарой за окном был, мягко говоря, хрупким.

Компьютер издал очередной ужасающий писк, похожий на агонию механического суслика, но экран упорно оставался чёрным. Гермиона глубоко вздохнула, признавая очередное поражение, и взялась за новые расчёты. Но остановилась, откинулась на спинку стула, подумала… и, прихватив кипу испещрённых формулами бумаг, отправилась в своё главное стратегическое приобретение — чайную комнату.

Первым делом, обустраивая лабораторию, она создала этот оазис спокойствия. Небольшой столик, чайник, кофейник — всё, что нужно для выживания ученого. Приготовив себе чашку ароматного, бодрящего кофе, она присела не за стол, а прямо на широкий подоконник, на секунду задержав взгляд на озере. В эту жару оно было неподвижным и зеркальным, как расплавленное стекло. Она снова погрузилась в расчёты, надеясь, что это последняя битва.

Но разум её, уставший от четырёх дней бесплодных попыток, отчаянно требовал переключения. А подумать было о чём.

Лето пролетело… продуктивно, если не считать того, что после бала она так никуда и не поехала. Началась неделя проливных дождей, а она слегла с ужаснейшей простудой. Это было депрессивно: как ни храбрись, одиночество в четырех стенах под аккомпанемент хлюпающего носа способно добить кого угодно.

Когда она вспомнила, что через два дня должен прибыть Снейп, то мысленно прокляла свой неуёмный энтузиазм.

Но, приняв бодрящего зелья (слава Мерлину, его запасы она всегда держала при себе!), она отправилась превращать тот самый «будуар забытой королевы» в приличную лабораторию.

Работы было море. После создания чайной комнаты она принялась за остальное: мощные вентиляционные шахты для паров зелий, неуязвимые к воздействию кислот столешницы, специальные шкафы с климат-контролем для редких ингредиентов. Она лично прочерчивала защитные руны на полу, чтобы свести к минимуму случайные взрывы.

Через два дня база была готова. Аудитория всё ещё хранила следы былой роскоши — тот самый витраж, например, — но уже выглядела как серьёзное научное учреждение. Ну, почти.

Снейп появился вовремя. Он не был так мрачен, как в их последнюю встречу, но сохранял нейтрально-вежливую отстранённость. Она показала ему его комнату, саму лабораторию, и они с ходу взялись расставлять прибывшую магической почтой посуду и оборудование.

Это заняло ещё пару дней, потому что выяснилось, что зона для приготовления летучих эссенций была спроектирована неправильно — не учтена сила обратной магической тяги. Пришлось всё переделывать.

За эти дни они почти не разговаривали, кроме необходимого. Гермиона пару раз задавала уточняющие вопросы по его проекту, но он, оживляясь на некоторое время, быстро замыкался, и она отступала, оставляя его в покое.

Через ещё тройку дней, оставив Снейпа с чёткими инструкциями по приготовлению базовых и экстренных зелий, которые могут пригодиться в дальнейшей работе, она отправилась в маггловский мир на свою личную миссию: найти того самого изобретателя микроскопа с выставки и подходящий компьютер. Задача оказалась титанической. Но через неделю она вернулась в замок, победившая и гордая, с заветными «драгоценностями».

В замке её ждала идеально выполненная работа Снейпа, чаепитие у Дамблдора, где она с упоением рассказывала о «маггловских чудесах», и письмо от Люпина, который писал, что освободился раньше планируемого и предлагал свою помощь.

Выдав Снейпу новое задание (откалибровать спектрометр магических колебаний, что было адской работой), отправив ободряющий ответ Люпину, она, полная надежд, взялась за свой микроскоп. И… потерпела крушительную неудачу. В глубокой полуночи она сдалась, решив отложить это на потом, после всех других основных работ.

Утром они со Снейпом калибровали тот самый спектрометр, и у них завязалась оживлённая дискуссия о свойствах корня мандрагоры при лунном свете, которая едва не переросла в спор. И это было… прекрасно. Ей нравилось вести научный диалог с человеком, который знал не меньше неё, а в чём-то — даже больше. А учитывая то, что он младше ее, это вызывало уважение.

Они увлечённо дискутировали пару дней, но… потом приехал Люпин. И Снейп снова ушёл в себя. Молчаливый Люпин, молчаливый Снейп… их работа была хорошей, но тихой.

К концу августа всё основное было готово. Котлы блестели, ингредиенты были разложены в соответствии с системой «Цвет-элемент-опасность», которую Гермиона гордо называла «Радужный хаос».

А вот сейчас ни кофе, ни смена обстановки не помогали решить ее проблему с микроскопом. Она мысленно смирялась с поражением, когда услышала из главной лаборатории незнакомый голос — напряжённый, сдавленный. Спустя пару мгновений в дверь чайной комнаты заглянул Гидеон Прюэтт. Он выглядел страшно взъерошенным, его обычно насмешливые глаза были полны тревоги.

— Гермиона? — его голос звучал хрипло.

— Мистер Прюэтт? — Гермиона поднялась, насторожившись. — Что случилось?

— Мне нужна ваша помощь. Как специалиста по зельям, — он вошёл в комнату, его взгляд бегал по сторонам, не находя покоя. — Это срочно.

По тому, как он стоял, нервничая, и как избегал прямого взгляда, Гермионе стало ясно — дело пахло серьёзными неприятностями.

— Я слушаю, — сказала она, отставляя кофе.

— Мы проверяли дом одного из приспешников… Того Лорда, чтоб его…— Гидеон выругался. — Фабиан прикоснулся к шкатулке. Она была пропитана ядом… «Шёпот погибших душ». Как выяснилось позже, он проникает через кожу.

Гермиона резко встала с подоконника.

— «Шёпот погибших душ»? Но для него же есть стандартное противоядие! Его должны были ввести сразу!

— Ввели! — в голосе Гидеона прозвучало отчаяние. — И в Святом Мунго всё сделали правильно! Но он не приходит в себя. Он просто… спит. И слабеет. Уже третьи сутки.

Гермиона, уже выходя в лабораторию и лихорадочно просматривая мысленно свойства яда, подошла к полке с фолиантами:

— Стандартный протокол для «Шёпота погибших душ» включает экстракт мандрагоры и порошок засушенных плодов арамиса. Это должно было помочь!

— Они говорят то же самое! — Гидеон шёл за ней по пятам. — Но ничего не работает! — он склонился с ней над книгой, которую она судорожно листала в поисках описания нужного яда.

В этот момент из-за их спин раздался голос Снейпа:

— «Шёпот погибших душ», если в его состав входил на начальном этапе лунный камень, мог быть усилен. С помощью одного из тёмных ритуалов. Он меняет молекулярную структуру яда, делая стандартные антидоты бесполезными. Они не нейтрализуют токсин, а… питают его.

Гермиона и Гидеон замерли над книгой и резко синхронно обернулись. Снейп стоял у своего рабочего угла, и его лицо было бледным и сосредоточенным, он орудовал ножом, нарезая какой-то ингредиент. Они молча, не сговариваясь, схватили книгу «Тёмные зелья и их антидоты» и направились к его столу. Он замер с занесённым над измельчаемым корнем ножом, когда фолиант плюхнулся рядом с ним и его окружили озадаченные профессор и рыжий волшебник.

— Почему ты так думаешь? — выдохнула Гермиона.

— Ты уверен? — почти одновременно спросил Гидеон.

— Я читал об этих ритуалах не в литературе о зельях, а в… — он замялся, — в другой литературе, — договорил Снейп, откладывая нож. — Они изменяют только определённые яды на метафизическом уровне. Стандартное противоядие бьёт мимо. Нужно добавить в него щепотку пепла лунного камня… или, на крайний случай, кристалл, заряженный энергией полнолуния. И только тогда это должно разорвать связь. — Его слова лились быстро и чётко, без обычной язвительности.

Гидеон смотрел на него не отрываясь, сжав кулаки.

— И это сработает?

— Это может сработать, если все так, как вы описываете, — холодно парировал Снейп.

Гермиона направилась в лазарет за основой для противоядия, по пути буквально натолкнувшись на Люпина и скомандовав ему: «Ремус, со мной! Нужна ваша помощь!»

Когда они вернулись с флаконами, Гидеон и Снейп уже стояли над столом, покрытым формулами и заметками, и о чём-то оживлённо, но тихо перешёптывались. Снейп что-то чертил на пергаменте, а Гидеон кивал с сосредоточенным видом.

Но флаконы со стандартным противоядием они в итоге забраковали и решили сделать его заново, сразу с добавлением пепла, чтобы не рисковать. Следующий час прошёл в напряжённой, слаженной работе. Гермиона работала с лунным камнем, Люпин по указаниям Снейпа измельчал и добавлял редкие компоненты, сам Снейп следил за котлом и правильными действиями, а Гидеон, опершийся на край стола и скрестивший руки в напряженной позе, наблюдал за процессом.

Лаборатория наполнилась терпким запахом трав.

Наконец всё было готово. Гидеон, ещё более взъерошенный, но с новым огнём в глазах, ушел, зажав в руке маленький, но драгоценный флакон с жемчужной жидкостью.

В лаборатории воцарилась тяжёлая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием углей в камине. Гермиона стояла в задумчивости, облокотившись о стол там, где ранее стоял Гидеон. Люпин и Снейп, о чем-то переговариваясь, начали убирать лабораторию. Кажется, Люпин что-то тихо спрашивал о ритуалах с зельями, и Снейп нехотя, но отвечал односложными фразами.

Гермиона наблюдала за ними краем глаза. Несмотря на всю их непохожесть и тихую неприязнь, в кризисной ситуации они сработались как часы. И тут её осенило. Лучшее лекарство от тревожного ожидания — сложная задача. Она принесла свои злополучные расчёты, три дымящиеся кружки кофе и решительно усадила своих подопечных перед пищащим металлическим монстром.

— Так, господа, — сказала она, хлопнув по системному блоку, — пока мы ждём вестей, есть шанс совершить революцию в магической науке. Северус, твои познания в магической интерференции как раз пригодятся.

Он прищурился, со своего места.

— Ремус, твоё терпение и аккуратность — тоже.

Ремус же выглядел слегка озадаченным.

— Кофе и печенье прилагаются. — Она пододвинула к ним кружки и тарелку. — Пока не возьмём эту крепость штурмом — не уйдём!

И, встретив две пары удивлённых глаз, она добавила:

— Мы должны одержать победу над врагом, имя которому — техника семидесятых годов!

Три кружки с дымящимся кофе стояли на столе, а между ними лежали злополучные расчёты Гермионы. Снейп и Люпин по очереди изучали их, пока Люпин наконец не нарушил тишину.

— Профессор… — начал он осторожно.

— А знаете, — перебила его Гермиона, чуть не расплескав кофе от собственной резкости. — Мне кажется, в рамках нашего… э-э… научного синдиката пора перейти на имена. Вы уже не ученики Хогвартса, а полноценные соучастники потенциально взрывоопасных экспериментов. — Она ободряюще улыбнулась, пытаясь скрыть лёгкую неловкость. — Так что, пожалуйста, зовите меня Гермиона. Ремус, что ты хотел сказать?

Она сидела на стуле между ними, чувствуя себя как рефери на матче по квиддичу, где вместо клюшек могут быть слова.

— Гермиона, — снова начал было Люпин, но его снова перебили: теперь сосед Гермионы по стулу с другой стороны.

— Гермиона, — произнёс Снейп, и её имя в его устах прозвучало отточенно-формально, будто он давно отрепетировал это в уме, но так и не смог придать слову теплоты. Его лицо было невозмутимым, он смотрел на Люпина. — Вы в курсе некоторых… особенностей, касающихся мистера Люпина? Он может представлять определённую опасность.

Гермиона внимательно посмотрела на него. В словах не было язвительности. В его глазах читалась не злоба, а… озабоченность? С другой стороны, а вдруг она и правда была бы не в курсе, что её сотрудник раз в месяц превращается в зубасто-когтистое существо? Но все равно сейчас это довольно бестактно…

Люпин встретил взгляд Снейпа, а потом смиренно перевёл глаза на чёрный экран компьютера, его поза стала напряженной.

— Северус, — начала Гермиона, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на удивление от использования его имени, — да, я в курсе. И спасибо, что подняли этот вопрос. Ремус здесь на тех же основаниях, что и вы. Так что давайте расставим все точки над «и», чтобы это больше не витало в воздухе между нами как ядовитый газ. Нам нужно работать сообща.

Снейп склонил голову набок, его руки были скрещены на груди в защитной позе. Люпин чуть расслабил плечи, но продолжал изучать пиксели на мёртвом экране.

— Что ж, если мы это прояснили… — начала Гермиона, надеясь перевести тему.

— На самом деле, Гермиона… — тихо, но чётко произнёс Люпин, мельком глянув на Снейпа, — Северус прав. Я могу быть опасен. Однажды я… уже представлял для него опасность. Я не хотел этого. Мне бесконечно жаль… но я не могу это контролировать. И возможно, всё-таки стоит учитывать…

Снейп сначала смотрел на него исподлобья, а потом перевёл взгляд на Гермиону, словно проверяя, как она отреагирует.

— Как именно это произошло? — спросила она, делая вид, что разбирает завалы на столе. — Я имею в виду опасность? Я полагала, твои превращения проходят в строго контролируемых условиях?

Снейп и Люпин снова обменялись взглядами — на этот раз в них читался немой вопрос: «А сколько именно деталей нам раскрыть?»

— Эта история… была скорее результатом чудовищной глупости и недоразумения, — наконец сквозь зубы процедил Снейп, капитулируя.

— Я всё равно приношу свои извинения, Северус, и не только за…

— Не стоит, — резко парировал он, отводя взгляд.

Гермиона почувствовала, что хочет запустить в них своими расчётами.

— Так! — сказала она, слегка хлопнув ладонью по столу. — Давайте сегодня сосредоточимся на том, чтобы заставить эту многотонную железяку хоть что-то показать. А позже, Ремус, у меня для тебя есть кое-какое предложение по твоему проекту. Оно вселяет надежду, что мы сможем если не решить, то значительно смягчить твою… проблему. Но пока, — она вздохнула, пытаясь отодвинуть драмы в сторону, — моё новое предложение по поводу нашего микроскопа: попробовать создать аналог магического интерфейса напрямую с помощью световодов. Они должны провести изображение, минуя магические помехи железа. Что скажете, господа, своим свежим взглядом?

— А что, если попробовать стабилизировать не сам сигнал, а среду вокруг? — осторожно предложил Люпин. — Создать временное стабильное поле…

— Это потребует колоссальных затрат энергии и может повлиять на свойства самого зелья, — задумчиво, но с интересом парировала Гермиона.

— А что, если изменить не среду, а сам принцип появления изображения? — вклинился Снейп, его пальцы замерли в сантиметре от схемы. — Использовать не световой, а теневой принцип. Преобразовывать не свечение, а его отсутствие в определённых спектрах. Это обойдёт проблему?

Воцарилось молчание. Гермиона уставилась на него, потом на схему.

— Чёрт возьми, я думаю… возможно, да, должно получиться… — выдохнула она с неподдельной надеждой на успех. — Это… это очень необычный взгляд.

— Я предпочитаю термин «нетривиальный», — негромко заметил он, и уголок его рта дёрнулся.

И дело пошло. Напряжение спало, сменившись азартом научной охоты. Они спорили, чертили схемы, пробовали, снова спорили. Лаборатория наполнилась гулом дискуссий, а не тягостным молчанием.

Когда за окном окончательно стемнело и зажглись звёзды, а желудки учёных начали намекать на ужин, в окно с размаху врезалась усталая на вид сова. Она бросила на стол смятый клочок пергамента и тут же устремилась обратно в ночь, словно боялась, что её тоже заставят разбираться с компьютером.

Гермиона развернула записку, пробежалась глазами по строчкам, и лицо её озарила улыбка.

— От Гидеона, — объявила она, зачитывая вслух. — «Фаб пришёл в себя. Сказал, что у него во рту вкус, будто у протрезвевшего дракона. Спасибо. Вы все — гении и чудаки. Г. П.».

— Что ж, — расслабленно произнесла Гермиона, — давайте закончим сегодня на этой прекрасной ноте…

Но в этот момент в дверях возникла высокая фигура в сияющих звёздах на мантии. Альбус Дамблдор стоял на пороге, его глаза весело искрились позади полумесяцев очков.

— Добрый вечер, — произнёс он мелодичным голосом. — Я совершал свою вечернюю прогулку и увидел, что у вас все еще кипит работа, — улыбнулся он в сторону напарников Гермионы.

Люпин и Снейп вежливо, хотя и немного ошеломлённо поздоровались. Гермиона сообщила Дамблдору радостные новости о Фабиане.

— Прекрасно, — просиял Дамблдор. — Нет ничего приятнее, чем знать, что наши таланты направлены на спасение жизней, а не только на… — он окинул взглядом лабораторию, — …на покорение строптивых механизмов. Вы проделали восхитительную работу. Прямо дух захватывает!

Он подошёл к компьютеру, который как раз выдавал на экран нечто расплывчатое и зелёное, похожее на кадры из очень плохого магического видения.

— О! — воскликнул Дамблдор с видом ребёнка, увидевшего новую игрушку. — А это что за интересный агрегат?

— Это источник всех наших текущих бед, — ответила Гермиона и с лёгкой иронией пояснила, чего они хотят добиться и что у них получилось (ничего).

— Ох, позвольте мне попробовать…

Дамблдор вытащил свою палочку. Он как будто не прочёл никакого заклинания, просто поводил ею возле системного блока, словно дирижируя невидимым оркестром, и мягко щёлкнул по монитору.

Экран мигнул, и на нём возникла не просто картинка, а идеально чёткое, цветное и стабильное изображение пузырьков в зелье, сопровождаемое изящными графиками их движения.

В лаборатории повисла ошеломлённая тишина.

— Иногда, — сказал Дамблдор, пряча палочку, — самое сложное — это не придумать заклинание, а просто… попросить механизм вести себя прилично. Обычно я применяю этот метод к особо капризным устройствам и… к некоторым членам Совета управляющих. Отлично работает. Продолжайте в том же духе!

И с этими словами он, насвистывая что-то веселое, удалился, оставив их втроём в полнейшем ступоре.

Гермиона первая пришла в себя. Она посмотрела на Снейпа, который смотрел на экран с выражением глубочайшего оскорбления на лице. На Люпина, который смотрел на дверь с благоговейным ужасом. И представила себе Гидеона, который сейчас наверняка отпаивает Фабиана чем-то крепким.

Живот в этот момент предательски заурчал, напоминая, что все великие открытия совершаются на сытый желудок.

— Знаете, что, господа? — объявила она, поднимаясь. — Наш рабочий день официально объявляется оконченным. А чтобы отметить наше первое крупное достижение — спасение жизни и покорение техники, — я поведу вас в одно секретное место. Безопасное, уютное…. и с отличной кухней.

Она повела их по знакомым ей тёмным коридорам и потайным лестницам. Люпин выглядел заинтригованным, Снейп — подозрительным, как будто она вела их в логово Кровавого Барона.

Наконец они остановились у большой картины с изображением вазы с фруктами. Гермиона пощекотала грушу, и картина отъехала в сторону, открыв вход на главную кухню Хогвартса.

Их встретил настоящий взрыв активности и радушия. Десятки домовых эльфов в аккуратных полотенцах с гербом Хогвартса суетились у печей, но, как только они увидели гостей, всё замерло.

— Дорогие гости! — пропищал один из эльфов, кланяясь так низко, что его длинный нос чуть не упёрся в каменный пол. — У нас есть для вас угощение!

Прежде чем кто-либо успел что-то сказать, их усадили за отдельный столик, и на нём моментально выросла гора яств: серебряное блюдо с ещё тёплыми сэндвичами с нежнейшим ростбифом и хрустящими огурчиками, тарелка с сэндвичами с копчёным лососем и сливочным сыром и ещё какие-то волшебные, с начинкой, которая слегка переливалась всеми цветами радуги. А в центре стола красовался огромный шоколадный торт, украшенный сахарными фигурками сов, котлов и даже подобием микроскопа.

— Это… это великолепно, — пробормотал Люпин, глядя на этот пир с лёгким ошеломлением.

— Эльфы слышали, что в аудитории работают допоздна! — объяснил эльф, бегая вокруг стола и подливая каждому в кружку тыквенного сока. — И приготовили про запас! И для мистера Ремуса, и для мистера Северуса, и для мисс Гермионы! И торт можно взять с собой!

Они ели почти молча, наслаждаясь непривычной атмосферой уюта и…. всеобщего обожания. Даже Снейп, казалось, расслабился на полмиллиметра, оценивая сложность вкуса того самого переливающегося сэндвича (это был паштет с клюквенным соусом?).

Когда они уже заканчивали, Снейп, отряхивая крошки с мантии, произнёс своим ровным, безэмоциональным голосом, глядя куда-то в пространство:

— Поразительно. Профессор Дамблдор управляется с магическими интерфейсами с той же лёгкостью, с какой эльфы создают кулинарные шедевры. Жаль, что его рецепт «настроить всё одним взмахом палочки» не приложен к этому торту в качестве инструкции. Это могло бы сэкономить всем время.

Люпин, не ожидавший такой почти что шутки, неуверенно фыркнул, поперхнувшись крошкой, и сгрёб остатки своего сэндвича, чтобы скрыть смущение.

Гермиона же лишь покачала головой, день выдался насыщенным.

— Что ж, — сказала она, распахивая дверь обратно в коридор, — если Дамблдор начнёт помимо управления школой и спасения мира ещё и писать кулинарные книги с магическими советами, нам всем придётся искать новую работу. Пойдёмте, господа, пора и честь знать.

Они вышли на прохладные каменные плиты коридора, оставив за спиной уютное тепло и запахи кухни. Люпин первым нарушил тишину.

— Мне, пожалуй, пора, — сказал он, с лёгкой улыбкой кивая каждому из них. — Спасибо за... необычный вечер. Спокойной ночи, Гермиона. Северус.

Он повернулся и зашагал по направлению к спальням, его силуэт быстро растворился в полумраке длинного коридора.

Гермиона и Снейп остались стоять у картины с фруктами. Неловкое молчание повисло между ними, нарушаемое лишь тиканьем каких-то далёких часов.

— Гермиона... — начал Снейп, и его голос прозвучал тише обычного. Но, что бы он ни хотел сказать, он почти сразу остановился, отведя взгляд в тень. — ...Доброй ночи.

Развернувшись, он быстро зашагал прочь, его плащ развевался за ним как тёмное крыло.

— Доброй ночи и вам, — сказала ему вслед Гермиона, глядя на его удаляющуюся спину.

Когда звук его шагов окончательно затих, она осталась одна в тихом коридоре.

«Вот ирония, — улыбнулась она самой себе, — в прошлом я мечтала о важных открытиях и великих свершениях. Теперь у меня есть и то, и другое, и плюс два сложных сотрудника. И всё, чего мне по-настоящему хочется, — это чтобы кто-нибудь просто спросил, как прошёл мой день».

Она медленно побрела к своей башне, её шаги эхом отдавались в пустынных коридорах. Призраки прошлого и призраки настоящего, казалось, сливались воедино в полумраке спящего замка.

Северус Снейп проснулся ровно в шесть утра оттого, что его внутренние часы, в отличие от его школьных соперников, были отлажены лучше швейцарского хронометра. Он с наслаждением потянулся в прохладе своих личных покоев. ЕГО покоев. Этот факт всё ещё не переставал быть сладким. Не общая спальня с вечно хохочущими идиотами, не комната в доме на Спиннерз-Энд с вечно пьяным отцом. Его личная крепость с видом на озеро и бескрайнее море деревьев Запретного леса.

Все хорошее в его жизни имело привычку рассыпаться в прах, стоит лишь к нему привыкнуть. И теперь он не мог перестать все так же с опаской ожидать подвоха. Но все же…

Он принял душ и неспешно оделся. На первые заработанные деньги он обновил гардероб. Черные брюки, черная рубашка с высоким воротником, поверх — темно-серая мантия. Никаких потёртых мантий с заплатками на локтях. Элегантная простота. Защита.

Присев на край кровати, он упёрся локтями в колени, сложил пальцы в замок и уставился в окно. До занятий оставалось ещё уйма времени, и обычно он тратил его на чтение литературы. Стопка перед кроватью того, что он хотел бы прочитать, не уменьшалась никогда. Но сегодня он хотел разобраться со смятением, которое поселилось в его груди.

За окном рассвет, словно небрежный художник, мазками алой и персиковой краски разрисовывал горизонт над тёмным гребнем леса. Внизу, над озерной гладью, клубился призрачный туман, цепляясь за воду и медленно отступая под натиском поднимающегося солнца.

Шла третья неделя сентября. Жизнь в замке, за неимением лучшего слова, была… спокойной. Без постоянного присутствия идиотов-мародеров, отравлявших ему существование последние семь лет. Он с головой погрузился в свой исследовательский проект, и это было то, что он всегда любил, — тишина, концентрация, магия в её чистом, не обременённом идиотскими выходками виде.

Они вчетвером — он, Люпин, Эванс и Элоиза Квебби — находились на особом положении среди студентов Хогвартса. А их руководитель, профессор Грейнджер, или просто Гермиона, как она сейчас представлялась, все ещё была для него… необычной. Она ходила в чёрной рубашке и зелёной мантии. В ней не было и тени напыщенного чванства, которым страдали пол-профессуры Хогвартса. В том смысле, что она была умна, но не кичилась этим, не боялась ошибаться и ругалась на оборудование с искренней яростью, а иногда выдавала такие странные фразы, будто говорила на другом языке.

Она была загадкой. В последнее время он все чаще ловил себя на том, что наблюдает за ней: как она в задумчивости крутит прядь волос вокруг пера, как смеется, запрокинув голову, с Помоной Спраут, как хмурится, пытаясь совладать с дурацким маггловским компьютером, и как временами выглядит до боли уязвимой.

И с ней было… комфортно. И это пугало больше, чем любая Тёмная магия. Порой ему хотелось спросить её мнение о чём-то помимо учебных проектов, поделиться идеей, просто поговорить. Но он тут же одёргивал себя. Он неизменно сказал бы что-то не то, не так, выдал бы свою истинную, уродливую сущность, и она посмотрела бы на него так, как смотрели все: с брезгливым недоумением. А он не хотел, чтобы её карие глаза смотрели на него именно так.

В начале сентября он, собрав остатки духа, попробовал заговорить с Лили. Она ответила. Вежливо, отстранённо, как с едва знакомым однокурсником. Теперь они кивали друг другу при встрече. И всё. На выходных, как он знал из ее разговоров с Элоизой в лаборатории, она встречалась с Поттером. Похоже их последний поход в Хогсмид включал и Люпина с Квебби, что снова делало его одиночкой в коллективе.

Но сейчас его волновало не это, что-то внутри него… переломилось. Та яркая, жгучая звезда, что вела его все эти годы, — стать достойным Лили, доказать ей, доказать всем, — не погасла, но потускнела до тусклого мерцания.

Её рассказы подруге, которые он вынужден был слышать в общем пространстве, о хорошо проведённом времени, о Поттере и Блеке, их шутки, их планы, отзывались в нём лишь далёким, приглушённым эхом былой боли. Это больше не заполняло собой всё его существо.

Ветер с озера рванул в окно и сорвал с соседней башенки несколько рыжих листьев плюща. Они кружились в причудливом танце, на миг ощущая иллюзию полёта, прежде чем бесславно упасть в грязь двора. Северус проводил их взглядом.

Одиночество грызло его по-прежнему, но теперь у него было дело. И была — он не мог это отрицать — непонятная, затаенная надежда.

* * *

Утро пролетело быстро, в работе над общим проектом и часом преподавания у второго курса Слизнорта, и после обеда он зашёл в лабораторию как раз в тот самый «сакральный» час, когда солнце, двигаясь по своей траектории, било точно в небольшое витражное окно на западной стене. Комната преображалась: солнечные лучи, преломляясь в цветных стёклах, рассыпались по столам миллионами радужных зайчиков, превращая серьёзное рабочее место в подобие дешёвого магического аттракциона.

Это происходило каждый день в одно и то же время и сначала раздражало — представьте, вы сосредоточенны, а тут вам в глаза бьет изумрудный зайчик. Обычно раздавалось тихое ругательство или ойканье со стола, где работали девочки. Но потом они смирились и не стали завешивать окно черной тканью. Это стало их маленьким ежедневным ритуалом.

Сейчас было время личных проектов. Люпина снова не было — он пропадал в библиотеке с тех пор, как Гермиона предложила ему какой-то свой засекреченный проект. Он занимался им с фанатичным упорством. Особенно рьяно он взялся за работу после последнего полнолуния. Северус мысленно пожелал ему удачи. Болезнь Люпина была отвратительна, но сам оборотень был… терпим.

Лили с Элоизой возились в зоне летучих эссенций, негромко перешёптываясь. Грейнджер видно не было.

Он уже заканчивал планирование этапов работы на сегодня, когда дверь в лабораторию с грохотом распахнулась, впустив неожиданный вихрь энергии в лице Гидеона и Фабиана Прюэттов. Братья окинули взглядом помещение, ухмыльнулись и подмигнули девушкам и чётко направились к нему.

Северус инстинктивно напрягся, пальцы сжали перо так, что костяшки побелели. Его изумлению не было предела, когда Фабиан, широко улыбаясь, по-приятельски обхватил его за плечи, оглушив хлопком по спине.

— Дружище! Ты меня спас, чистая правда! — бархатный бас Фабиана пророкотал прямо у него над ухом.

Гидеон, стоя чуть поодаль с той же ухмылкой, протянул ему руку для рукопожатия, которое больше походило на проверку прочности костей.

В этот момент из чайной комнаты выглянула Гермиона. Она сегодня выглядела особенно собранной: чёрный верх, зелёная мантия, волосы собраны в сложную конструкцию, которую, он был уверен, удерживали чары.

— Фабиан, Гидеон? — она на секунду удивилась, но потом махнула рукой, приглашая в чайную. — Заходите, чайник только что закипел.

Братья, не обращая внимания на его попытки сопротивления, буквально подхватили его под руки и потащили за собой. Он успел заметить, как Лили и Элоиза удивлённо подняли брови.

Гермиона щедро разливала по кружкам крепкий душистый чай.

— Ну, как здоровье, Фабиан? Никаких остаточных эффектов? Не отрастает ли хвост или третье ухо? — поинтересовалась она, пододвигая ему сахарницу.

— Пока нет, — рассмеялся тот. — Если отрастет — первым делом приду к тебе.

Гидеон лишь закатил глаза и потянулся к печенью.

Фабиан тем временем повернулся к Снейпу, и его выражение лица стало серьёзнее.

— Северус, правильно? Позволю себе прямой вопрос. Откуда у тебя такие познания в столь… специфических областях? Мы с братом не первый год работаем с артефактами и проклятиями в отделе обезвреживания Тёмной магии, и я точно знаю — подобные методики не освещаются в учебниках для старшеклассников. Такое нужно искать в особых отделах… или в источниках, к которым у восемнадцатилетних парней обычно нет доступа.

Снейп замер. Ледяная волна прокатилась по его спине. Вот оно. Плата за минутное тщеславие, за желание блеснуть знаниями перед Грейнджер. Его мгновенно отбросило назад, в тесный кабинет Слизнорта, где он слышал шёпот о «странном одарённом мальчике со слишком большим интересом к Тёмным искусствам».

Он резко выпрямился, готовясь к обороне, но Фабиан, заметив его реакцию, поднял руки в умиротворяющем жесте:

— Стоп, стоп, стоп! Это ни в коем случае не обвинение, парень. Никаких подвохов.

Гермиона, нахмурившись, посмотрела в их сторону.

— Фабиан, что ты затеял? — в её голосе зазвенело беспокойство.

Фабиан вздохнул.

— Гермиона, можешь дать нам минуту наедине?

— Что?! — она вспыхнула. — Нет, ни за что! Я не позволю вам тут устраивать допрос моему студенту!

Гидеон, видя, что ситуация катится под откос, махнул рукой.

— Да ладно тебе, Гермиона, всё не так! Дело в том, мистер Снейп, — он повернулся к Северусу, — что без твоей помощи мой брат сейчас красовался бы на портрете в маминой гостиной, а не пил тут чай. Мы обязаны тебе.

— И мы очень благодарны, — серьёзно подтвердил Фабиан, доставая из-под мантии свёрток пергаментов. — Настолько, что хотим рассказать об одном деле, которое привело нас в тупик. Конфиденциально. — Он бросил взгляд на Гермиону. — И это не выйдет за пределы этой комнаты. Обещаем.

Снейп медленно выдохнул. Он смотрел на них с присущей ему подозрительностью, но лёд внутри начал таять. В их глазах он не увидел презрения и подозрения.

— В чём дело? — спросил он, и его голос прозвучал чуть хриплее обычного.

— Ребёнок, — без предисловий начал Фабиан, разворачивая пергаменты. — Десять лет. Нашёл на чердаке странный медальон. С тех пор медленно угасает. Лучшие целители разводят руками. Это не болезнь, это проклятие, медленное, изощрённое. Мы бьёмся над ним вторую неделю. И зашли в тупик.

— Описание симптомов? — моментально спросил Снейп, его мозг уже щёлкал, как хорошо отлаженный механизм.

— Потеря сил, бледность, — начал Гидеон. — Но не как при вампиризме. Сны…

— …кошмары? — спросил Снейп. — Настолько яркие, что стирается грань между явью и сном. Потеря аппетита, но не тошнота. И главное — ощущение холода, которое не могут прогнать никакие чары.

Братья переглянулись.

— Похоже на это, — тихо сказал Фабиан.

— А медальон? Какой он?

— Из тёмного металла, с зелёной инкрустацией.

Снейп задумался, глядя в свою кружку.

— Возможно, исходя из того, что все самое обычное вы уже исключили, это может быть какая-то вариация «Сна Самоедства». Проклятие, которое питается жизненной силой жертвы через её же сны. Стандартные обнаруживающие заклинания на тёмную магию могут быть бесполезны, они ищут активную агрессию, а в таком случае — пассивное высасывание.

Братья переглянулись, слушая, и, кажется, о чем-то без слов договорились. Затем Гидеон продолжил дискуссию об этом заклятии, а Фабиан отправился с Гермионой искать камин, чтобы отправить срочное сообщение в министерство.

В какой-то момент Гидеон продемонстрировал своё стандартное детекционное заклинание — элегантный золотой завиток магии.

Снейп достал свою палочку и прошептал заклинание собственной доработки. В воздухе вспыхнула сложная сеть из серебристо-чёрных линий, которая на мгновение выявила мельчайшие, невидимые до этого частицы тёмной энергии на их мантиях, прежде чем исчезнуть.

— Видите? — сказал он тихо. — Вы ищете иголку в стоге сена. Я предлагаю поджечь сено и найти иголку по пеплу.

Гидеон свистнул.

— Гермиона! — крикнул он, выходя в лабораторию. — Отдай нам этого парня! Он нужнее не в твоей жуткой лаборатории, а там, где есть реальные проблемы! Мы умрём во всех смыслах без такого кадра!

Северус, вышедший следом, от неожиданности запнулся о порог.

— Что?! — Гермиона, только что зашедшая в лабораторию с другой стороны, кажется, опешила от такой наглости. — Нет уж, нахальный Прюэтт! Он нужен мне тут! Он не закончил свой проект и… и не допил свой чай!

Фабиан рассмеялся.

— Ладно, ладно, мы уступаем. Пока что. — Гидеон снова повернулся к Снейпу и пожал его руку уже совсем по-другому — с уважением равного. — Спасибо, Северус. Это… это очень ценно. Мы будем на связи.

Братья удалились, оставив после себя взволнованный воздух, лёгкий хаос...

И его, стоящего посреди лаборатории, под взглядами Лили, Элоизы и слегка разгневанной Гермионы.

Северус чувствовал себя странно. Внутри него бушевал ураган противоречий. Его, Северуса Снейпа, только что буквально пытались переманить на работу в Министерство. За него боролись. Его знания, те самые, что всегда делали его изгоем, только что высоко оценили два авторитетных специалиста. И это было чертовски приятно. Чувствовать себя частью чего-то важного. Быть принятым.

Он поймал на себе взгляд Гермионы. Она подмигнула ему, едва заметно, и отвернулась, чтобы отчитать Элоизу за неверно подобранный тигель.

Уголок рта Снейпа дёрнулся в едва уловимой, но неподдельной улыбке. Да, определённо, это было чертовски приятно.

Ветер выходного дня гнал по мостовой Хогсмида стайки рыжих и золотых листьев, словно торопливых учеников, опаздывающих на занятия. Гермиона, закутавшись в шерстяной плащ и сжимая в руках сумку с долгожданными книжными покупками, с удовольствием нырнула в уютную теплоту «Трёх мётел».

И тут же обомлела. За угловым столиком, под картиной с живописной природой, восседала компания, вид которой мог присниться разве что в очень странном сне. За одним столом сидели Гидеон и Фабиан Прюэтт, Северус Снейп и… профессор Минерва МакГонагалл. Последняя с видом следователя, ведущего допрос с пристрастием, тыкала пальцем в стол, обращаясь к братьям.

Гермиона, сдерживая улыбку, подошла поздороваться.

— Разрешите присоединиться? Мои ноги отказываются идти дальше без порции сливочного пива.

— Мисс Грейнджер! — обрадовалась МакГонагалл, будто увидела союзника. — Как раз кстати. Помогите вытянуть из этих двух правду. Они уверяют, что их частые визиты в замок связаны исключительно с любовью к моим трансфигурационным таблицам.

Гермиона скинула с плеч сумку, из которой торчали два новых тома: “Квантовая алхимия: теория нелинейного взаимодействия субстанций» и до невозможного занудный, но бесценный для её работы “Каталог магических грибов Ньюта Саламандера с дополнениями и комментариями». Она поймала взгляд Снейпа. Он сидел с таким видом, будто его под гипнозом заставили участвовать в любительском спектакле и он отчаянно пытался вспомнить хоть одну реплику.

Братья отшучивались виртуозно, но под напором Минервы всё-таки выдали, что у Дамблдора после истории с «Тем-Кого-Настиг-Бумеранг» были «некие временные трудности», теперь благополучно разрешённые, так как «они знают свою работу очень хорошо».

«Ах ты ж, бородатый конспираторщик»,— мысленно ахнула Гермиона, вспомнив туманные намёки директора. Но в душе она была рада, что с ним все хорошо и что он решил проблемы вот так, практически одним махом, и без её участия. Все-таки Хагрид прав: великий человек.

Она потягивала своё пиво, наблюдая, как Гидеон что-то оживлённо, жестикулируя, объяснял Снейпу, а Минерва и Фабиан вполголоса решали вопрос государственной важности — рецепт вишнёвого пирога на Хеллоуин.

Вскоре компания стала расходиться. Первой поднялась Минерва.

— Мне пора, ещё две стопки пергамента ждут моего сурового, но справедливого приговора, — сказала она, надевая шляпку.

Вслед за ней поднялись и братья.

— Нас ждут великие дела! — провозгласил Фабиан, натягивая перчатки.

— Да, — подхватил Гидеон, подмигивая Гермионе. — Пойдём проверять, не провалился ли кто-нибудь ещё в небытие из-за сломанной пуговицы, напичканной темной магией. Северус, держи ухо востро. Если Грейнджер заставит тебя варить зелья сверхурочно, ты знаешь, куда бежать. У нас условия лучше и форма посвободнее.

— А у нас в лаборатории хоть волосы не встают дыбом от статического электричества, исходящего от некоторых личностей, — парировала Гермиона с улыбкой.

— Туше, мисс! — рассмеялся Фабиан. — Ну, вы тут не скучайте. И пригляди за нашим будущим сотрудником! — Он хохотнул, и они вывалились за дверь, впустив внутрь порыв свежего осеннего ветра.

Гермиона устало облокотилась на спинку стула и окинула взглядом паб. И тут же её взгляд наткнулся на до невозможности живописную картину: в дальнем углу сидели Мародёры. Все, кроме Питера. Джеймс, Лили, Сириус, Ремус и… её студентка, когтевранка Элоиза, яростно что-то доказывающая Сириусу, размахивая ложкой.

Гермиона перевела взгляд на Снейпа. Он уже допил свой напиток и сидел, скрестив руки на груди, глядя в стену, но, похоже, не собирался уходить. Решив разрядить атмосферу, она задала вопрос, который крутился у неё в голове:

— Так откуда у вас, Северус, такие… энциклопедические познания в Тёмных искусствах? Я имею в виду, уровень не просто одарённого студента.

Он чуть заметно вздрогнул, бросил на неё быстрый взгляд, и его лицо мгновенно стало непроницаемой маской. Последовала пауза, такая густая, что её, казалось, можно было резать ножом и намазывать на тост.

— В библиотеке есть отдел, — наконец прозвучал его голос, лишённый всяких эмоций. — Книги там… не разбегаются при виде студентов.

— Вы хотите сказать, что всё это — из книг, разрешённых к выдаче? — не отступала она, скептически приподняв бровь. — «Методы оккультных ритуалов» и «Тёмные артефакты: теория и практика» просто так лежат на полке для семикурсников?

Уголок его рта дёрнулся.

— У мадам Пинс… своеобразные представления о том, что является «слишком опасным». Особенно для тех, кто не привлекает к себе её внимание громкими разговорами о квиддиче и не пытается пролить на фолианты тыквенный сок.

Гермиона фыркнула. Это звучало неправдоподобно.

— Ладно, допустим… Но это чисто теоретические знания или…

— Касаемо ядов, к примеру, теоретические знания, основанные на алхимических принципах Парацельса, — он взглянул на неё, проверяя её реакцию. Его тон стал чуть менее оборонительным и более лекционным (для ее ушей). — Мне показалось неполным то, что мы изучаем стандартные противоядия, которые работают на симптоматику, а не на источник. Я задумывался над тем, а можно ли не подавлять яд, а обратить его силу против него самого, используя…

— …используя его же природу, — не удержалась Гермиона. — Как принцип «подобное лечится подобным», но на другом уровне?

Снейп склонил голову набок, и в его тёмных глазах мелькнуло нечто, но так же быстро исчезло.

— Примерно так. Я говорю о преобразовании токсина. Представить яд не как врага, а как… чрезмерно усердного и не в меру агрессивного компонента. Не нужно его блокировать — нужно дать ему такое задание, в пылу выполнения которого он уничтожит сам себя.

— Вы думаете, что возможно запрограммировать яд на самоуничтожение? — Гермиона наклонилась вперёд, забыв о сливочном пиве.

Они проговорили минут десять, забросав друг друга терминами и рассуждая о том, возможно ли это хотя бы теоретически.

— Это безумно сложно, — в конце концов покачала головой Гермиона, но в голосе её звучало одобрение подходу в целом. — Малейшая ошибка в расчёте, и вы не нейтрализуете яд, а удвоите его эффект.

— Что и является главной причиной, по которой предпочитают варить универсальные, но менее эффективные антидоты, — парировал Снейп. — Зачем рисковать, пытаясь создать точный скальпель, когда можно просто запустить в пациента дубиной обезвреживающего зелья и надеяться, что он выживет после обоих воздействий?

Гермиона не удержалась и рассмеялась.

— «Дубиной»! Боже, это же идеальное описание стандартного протокола! Вы правы, очень часто это варварство, а не медицина. Но, кажется, вы меня заболтали, яды и противоядия — это одно направление, а я определенно слышала, как вы с Фабианом обсуждали куда более серьезные вещи.

Снейп пожал одним плечом, как бы говоря «не знаю, о чем идет речь». И Гермионе показалось, что его губы дрогнули в подобии улыбки.

Она снова рассмеялась, отчасти потому, что этот жест был таким нехарактерным, а отчасти потому, что, похоже, она действительно выпила слишком много сливочного пива. Голова была немного… лёгкой.

А вообще все это было сюрреалистично. Возможно, дело было в сливочном пиве. А возможно, в этой странной осени 1978 года, где всё было иначе.

Но этот вечер определённо был куда приятнее, чем одинокое бдение в замке над книгами. Он был почти что… дружеским. А ей этого не хватало куда больше, чем она готова была признаться.

— Простите, — выдохнула она, видя, как он нахмурился, приняв её смех за насмешку. — Я просто… я думаю, что ваши познания дают вам большие шансы…

И тут к их столику подошла та самая группа из дальнего угла. Джеймс, Лили, Сириус и Ремус. Напряжение, исходящее от Снейпа, стало почти осязаемым, словно вокруг него мгновенно нарисовалась невидимая, но очень колючая защитная сфера.

— Профессор Грейнджер, — кивнула Лили, её взгляд скользнул по Снейпу с лёгкой, но вежливой отстранённостью.

— Гермиона, — поправила её Гермиона с улыбкой. — Я ещё не привыкла к титулам. Чувствую себя самозванкой в профессорской мантии.

— Доброго вечера, Гермиона, — тут же, чуть слишком бодро, подхватил Сириус, бросив неопределённый кивок в сторону Снейпа. — Снейп.

Тот ответил едва заметным движением головы, глядя куда-то в область сидра на соседнем столе, будто обнаружив в его составе невероятно интересные ферментационные свойства. Обменявшись ещё парой ничего не значащих фраз о надвигающемся дожде и нагрузке по зельеварению, группа отошла.

Несмотря на то, что это был безобидный, даже светский разговор, Снейп словно втянул голову в плечи. Лёгкость, появившаяся было за дискуссией о ядах, испарилась без следа.

Дорога обратно к замку была пронизана осенью до костей. Ветер гулял по холмам, срывая с деревьев последние золотые и багряные листья и закручивая их в вихри-танцоры. Воздух был холодным, чистым и пах дымом и влажной землёй. Фонари Хогсмида вытягивали из темноты их одинокие фигуры, а впереди, на утёсе, замок светился жёлтыми огнями как корона из расплавленного золота.

Они шли молча. Ветер, казалось, сдул не только листья, но и тот короткий дружеский настрой, что возник в пабе, заменив его привычным неловким молчанием. Гермиона куталась в плащ, думая, что в целом Снейп не выглядит настолько настороженным, как раньше. Просто… возможно, задумчивым.

— Почему продавец книжной лавки звал вас другим именем? — выдернул он её из мыслей вопросом не в бровь, а в глаз. Его голос прозвучал резко, нарушая шум ветра.

Гермиона мысленно вздрогнула.

— Ох… — она прочистила горло, подбирая слова. — Что ж, возможно… — она замолчала, чувствуя, что ей не хочется лгать и уворачиваться, но выдать по-настоящему почему, она не могла. — Это длинная история, мистер Снейп… э-э, Северус, — она постаралась улыбнуться. — Я не хотела бы поднимать её сейчас…

Он резко кивнул, словно получил ожидаемый, но всё равно досадный ответ, и до самых ворот замка не произнёс больше ни слова.

Они распрощались у уютной, освещённой хижины Хагрида, Снейп кивнул с ледяной вежливостью, бросил: «Мисс Грейнджер», — и растворился в темноте, его чёрный силуэт мгновенно слился с тенями замковых стен.

Гермиона вздохнула. Вечер, который начинался так многообещающе, закончился на пронзительной ноте недосказанности. Она повернулась к хижине, из трубы которой так интенсивно валил дымок, пахнущий сладкой выпечкой.

Стук в дверь встретил громоподобный голос Хагрида: «Открыто!»

— Гермиона! — обрадовался он, откладывая в сторону что-то смахивающее на гигантскую вязаную… подушку? — Заходи, погрейся! Как раз пирог с ревнем допекается.

— Здравствуйте, Хагрид. Я хотела спросить насчёт сбора образцов в Запретном лесу для моего исследования, — начала она, с наслаждением чувствуя тепло очага.

— А, с лесом это ты ко мне верно обратилась! — просиял он. — Там, знаешь, главное — с пауками не спутать, кто друг, а кто нет. А то они обижаются, если с ними без уважения…

Он пустился в объяснения, и Гермиона слушала, кивая, улыбаясь его красочным описаниям и… думая. О своём перемещении сюда. О том, как все складывалось… И в её груди, согретой пивом, очагом и пирогом, появлялось ощущение, что она что-то упускает.

Дверь в Хогвартс со скрипом закрылась, отсекая теплый сонный воздух замка и впуская в дело ледяную точеную реальность ноябрьской ночи. Гермиона плотнее затянула шарф цвета горького шоколада и кофейных зерен. Ее пальто было заколдовано на непродуваемость, но против пронизывающего влажного холода Шотландских высокогорий и эта магия была бессильна. Порыв ветра, словно озлобленный тролль, рванул с озера, заставив фонари на стенах замка бешено закачаться, отбрасывая прыгающие, сумасшедшие тени.

— Готов? — спросила она, пытаясь вложить в свой голос столько бодрости, сколько было в целой кастрюле кофе с добавлением бодрящего зелья.

Рядом с ней Ремус Люпин поежился, кутаясь в свой плащ. Он выглядел так, будто пытался казаться собранным, но его сонная улыбка была скорее гримасой вежливости. Его лицо, и в хорошие дни носившее отпечаток усталости, сейчас казалось бледным и осунувшимся в призрачном свете.

— О, более чем, — ответил он, и в его голосе звучала легкая, сухая ирония. — Мысль о прогулке по Запретному лесу в такую ночь, да еще и в компании, вызывает у меня неописуемый… восторг. Прямо как поход в Хогсмид за карамельными яблоками. Только холоднее, темнее и с большей вероятностью быть съеденным, — попытался пошутить он.

— Преувеличиваешь, — почти весело фыркнула в ответ Гермиона, делая первый шаг по подмерзшей траве. Хруст разносился в звенящей тишине. — Хагрид уверяет, что акромантулы обитают в глубине, а нам нужно всего лишь до Поляны Совиного Крика.

— Успокаивающе, — пробормотал Люпин, покорно следуя за ней. — Меня всегда утешали названия, намекающие на что-то жуткое.

Их миссия была проста и безумна: ночь, Запретный лес, ледяной ветер и магическое растение с претенциозным названием «Криофлар», которое впитывало всю мощь первых заморозков.

Гермионе казалось, что это был прекрасный повод для сплочения коллектива.

Коллектив, однако, сплотиться отказался. Энтузиазм был примерно таким, как если бы она предложила добровольно окунуться в ледяное озеро.

Единственным, кто проявил хоть какую-то реакцию, был Снейп. Название растения заставило его взгляд оторваться от книги и на миг задержаться на Гермионе с непонятным выражением, и она могла бы поклясться, что в его глазах был интерес, но в итоге он ничего не сказал.

И, как это часто и бывает, нести крест пошли двое: тот, кому это было нужно, и та, кто не умела говорить «нет» научному вызову.

Они достигли кромки леса. Черные силуэты деревьев, голые и скрюченные, словно кости древних великанов, образовывали зловещую арку, ведущую в абсолютную тьму. Иней, словно кружево, покрывал каждую веточку деревьев, серебрясь в скупом свете их палочек. Под ногами хрустела не трава, а сплошной ледяной ковер.

Какое то время они шли молча, прислушиваясь к скрипу веток и далекому уханью совы. Чтобы разрядить обстановку, Гермиона решила завести разговор.

— Ремус, — начала она, стараясь, чтобы голос звучал по-дружески, — как тебе работа в лаборатории?

Люпин, споткнувшись о невидимый корень, вздохнул.

— Это… невероятно. Честно. Иногда мне кажется, что я проснусь и окажусь в своей кровати в общежитии, а все это — просто сон перед сложным экзаменом. Иметь доступ к таким ресурсам, таким книгам… — Он умолк, перепрыгивая через небольшой ручей, уже схваченный по краям прозрачным льдом. — Спасибо, что взяла меня в отдел.

— Пустяки. Твой ум того стоил. Стоит, — поправилась она. — А как вообще продвигается твой личный проект?

Тень промелькнула на его лице, и не только от ветки, качнувшейся над головой.

— Продвигается медленнее, чем хотелось бы. Рецепт утрачен не просто так. Каждый ингредиент требует не только точного веса, но и… намерения.

— Будем надеяться, что Криофла́р прояснит ситуацию, — попыталась подбодрить его она.

Они шли дальше, обходя заросли колючего кустарника, цеплявшегося за их одежду ледяными щупальцами.

— А свободное время? — снова попыталась разрядить обстановку Гермиона. — Чем занимаешься, когда не знанят научным магическим прогрессом?

Люпин рассмеялся, и этот звук казался невероятно теплым в этом ледяном лесу.

— Свободное время? Это что-то из разряда мистики, наверное. Если оно и выпадает, то пытаюсь догнать учебу.

Гермиона с улыбкой кивнула, понимающе. Она и сама часто злоупотребляла этим раньше. А Ремус, услышав о возможности воспроизвести утерянный рецепт зелья, которое поможет сохранять ясность ума во время превращений, действительно много и усердно работал. Определенно можно было сказать, что идея его вдохновила.

Разговор снова замер, когда они вышли к полянке. Они начали аккуратно собирать Криофлар, и мысли Гермионы, которых она так старательно избегала, наконец настигли ее.

Так получилось, что они крутились вокруг одного человека.

Последнюю неделю, после встречи в Хогсмиде, Снейп снова стал отстранённым, что не удивительно и вполне нормально воспринималось ею ранее… Но это странным образом задевало ее теперь.

Она действительно хотела понимать того Северуса Снейпа из прошлого, который был ее учителем, она восхищалась этим человеком, его храбростью и умом.

Возможно, всегда восхищалась.

И здесь эта версия, этот Снейп не видел в ней надоедливую всезнайку, они были на равных, настолько, насколько это возможно, учитывая, что она руководитель. В научных дискуссиях они не уступали друг другу ни в чем, и ей это нравилось, возможно, больше, чем должно бы было.

И, похоже, она сама не заметила, как это ее дестабилизировало, прошлое и будущее смешались, она перенесла одно в другое. Да…

Она не могла вести честный диалог, не могла сказать ему: «Я знаю, каким ты мог бы стать, я знаю, что ты мог бы потерять, я знаю, как ты мог бы умереть».

Его жизнь была впереди, полная потенциала, направленная на созидание, его ум открывал столько возможностей… которые в ее времени были отравлены.

Она не смогла полностью отстраниться, как планировала, и вот сейчас Гермиона там, где она есть, и с тем, что есть. В каком-то смысле сломленная войной и собранная заново, несущая на себе груз знаний, которые нельзя разделить…

— Черт возьми! — резкое ругательство сорвалось с ее губ, прежде чем она успела его сдержать. Со слишком сильным рвением она дернула за стебель Криофлар и ударила костяшкой пальца о скрытый под инеем ствол дерева. Боль, острая и ясная, на секунду вытеснила все мысленные терзания.

— Гермиона? — обеспокоенно окликнул ее Люпин. — Все в порядке?

Она присмотрелась к пальцу — царапина, ничего серьезного. Но внезапная ясность, пришедшая с болью, была куда ценнее.

— Да, да, все хорошо, — выдохнула она, пряча руку в карман. — Просто дерево. И мое отсутствие концентрации.

«Во всех смыслах», — с иронией подумала она.

— Думаю, мы собрали достаточно. Давай закругляться. Этот холод проникает прямо в кости.

Люпин с облегчением кивнул, явно не рвавшийся задерживаться здесь дольше необходимого.

— Отличная идея. Я уже начал чувствовать, как мои пальцы примерзают к банке с образцами.

Он аккуратно упаковал собранные сверкающие соцветия в специальный термо-контейнер, а Гермиона бросила последний взгляд на таинственную, застывшую полянку.

Обратный путь казался короче. Сквозь частокол голых стволов уже виднелся просвет и уютные огни замка, такие манящие после кромешной тьмы леса. Ремус, почувствовав близость спасения, ускорил шаг, облегченно выдохнув.

— Кажется, мы живы, — пошутил он, обернувшись к ней, и в этот момент его нога наступила на скрытый под слоем инея гладкий, как стекло, корень.

Все произошло в одно мгновение. Гермиона увидела, как его нога подкашивается, как тело теряет равновесие и медленно, почти в замедленной съемке, начинает заваливаться набок. С криком «Осторожно!» она инстинктивно рванулась вперед, схватив его за руку, пытаясь удержать от падения.

Но получилось только хуже. Ремус, пытаясь восстановить баланс, резко махнул рукой, именно той, за которую она его схватила. Мощный рывок, абсолютно непреднамеренный, швырнул ее с тропинки, как тряпичную куклу. Она вскрикнула, полетев в сторону, больно ударилась боком о землю, и дальше мир превратился в хаотичный калейдоскоп.

Склон, который у тропинки должен был быть пологим, показался на удивление крутым. Она как будто покатилась вниз, хватая ртом ледяной воздух. И ее охватило странное, ужасающе знакомое ощущение, не похожее на катание по склону. Это было чувство, будто ее выдергивают из самой ткани реальности. Звуки леса — ее собственное полуприглушенное ругательство, крик Ремуса — растянулись, превратились в низкий гулкий грохот, а затем и вовсе исчезли, сменившись оглушительным свистом в ушах. Тело сдавило с такой силой, будто ее протаскивали сквозь игольное ушко. Все внутри сжалось. Это было точь-в-точь как тогда, когда диск швырнул ее в прошлое.

Но очень быстро все стихло, почти так же внезапно, как и началось. Давление отпустило. Тишина. Глубокая, звенящая тишина, нарушаемая лишь хрустом под ней. Не инея. Не мерзлой травы. Это был хруст снега. Густого, глубокого, по-настоящему зимнего снега.

Она лежала на спине, уставившись в серое, затянутое низкими облаками небо. Снежинки лениво опускались ей на лицо.

Она застыла, перестала дышать, парализованная шоком. Мозг отказывался обрабатывать информацию.

Потом — рывком — она села. Сердце колотилось где-то в горле. Заплетающимися ватными ногами она поднялась, пошатнулась и чуть не упала обратно в сугроб. Она была в лесу. В том же?

Тропинка, на которую она смотрела, была широкой, утоптанной множеством ног, явно часто используемой. И было светло. Сераво-зимний день, никаких намеков на ночь.

И тогда понимание накрыло ее ледяной волной. Но диска с ней не было! Он остался в ее покоях.

— Какого хрена?! — громко, вырвалось у нее, эхом разнесясь по заснеженному лесу. Ругательство повисло в морозном воздухе, такое чужеродное и резкое в этой внезапной зимней тишине.

Гермиона выбралась, подошла к кромке леса и уставилась на… Хогвартс. Замок зимним днем был зрелищем величественным. Острые готические шпили были припорошены сахарной пудрой белого снега, стекла окон поблескивали холодным свинцовым светом, а с крыш свисали гирлянды сосулек, переливающихся хрусталем. Дым из труб поднимался ровными столбами в неподвижный морозный воздух.

Вид был тихий и мирный, а внутри нее бушевал вихрь из шока, полного недоумения и паники, которая подбиралась к горлу ледяными щупальцами.

Вот что она упускала из виду — она полностью забросила все исследования по поводу попадания сюда и схватилась за иллюзию своей стабильности в виде науки и лаборатории. И за те эмоции от общения, которых в ее родном времени было не найти.

Руки замёрзли, и она сжала палочку. Ей нравился этот новый мир и то, как тут все устроилось... И снова все потерять. Смешная шутка мироздания.

Возможно, она так и простояла бы до вечера, замерзая и сходя с ума, не решаясь пойти и увериться в том, что все, что она пыталась создать, она снова потеряла.

Но тяжелая дубовая дверь замка с громким скрипом распахнулась. Высокая фигура в развевающихся мантиях быстрым, решительным шагом двинулась по снегу прямо в ее сторону.

Сердце Гермионы проделало в груди немыслимый кульбит, застряв где-то в горле. Инстинктивно она рванулась за ближайшее дерево, на ходу бормоча маскировочное заклинание. Позднее сообразив, что следы на снегу выдадут ее с головой, она тут же зачаровала и их, заставив снег вокруг стать девственно чистым. Прижавшись к шершавой ледяной коре, она затаила дыхание.

Птица где-то надрывно прокричала, усиливая гнетущее ощущение нереальности происходящего.

Фигура приближалась. И с каждым шагом черты ее становились все знакомее. Пламенеюще-рыжая мантия, длинные седые волосы, полумесяцы очков… Дамблдор. Он выглядел точно тем, с кем она пила чай и рассуждала о гениальности магловских изобретений. Отлегло. Но не до конца. Облегчение было сладкой отравой, и она боялась ему сдаваться.

Он остановился в метре от ее укрытия, и его пронзительный голубой взгляд скользнул по заиндевевшим ветвям и остановился как раз на том месте, где она стояла, невидимая.

— Мисс Грейнджер, — произнес он мягко, но так, что звук отчетливо донесся в морозной тишине.

Чары невидимости спали с нее как шелуха. Она почувствовала, как ее плечи непроизвольно разжимаются, а легкие наконец-то делают полный, хоть и дрожащий вдох.

— Я здесь, — ее собственный голос прозвучал хрипло и сипло, будто ее горло натерли наждачной бумагой. Она его не узнала. Волна облегчения наконец накрыла с головой. Он ее знает. — Что произошло, профессор?

— Вы совсем замёрзли, моя дорогая, — в его глазах светилось знакомое сочетание доброты и пронзительного ума. — Пойдёмте в замок, я изложу свои, быть может, несколько сумбурные догадки. Прошёл почти месяц с момента вашего загадочного исчезновения, и, должен признаться, я весьма рад, что мои скромные надежды на ваше возвращение именно в том же месте оправдались. Я оставил здесь нечто вроде… сторожевого заклинания, которое любезно сообщило мне, что гостья из будущего соизволила вернуться. Пойдёмте.

Он небрежным движением палочки наложил на нее заклинание, и по телу Гермионы разлилось блаженное согревающее тепло. Легче стало не только телу, но и на душе.

Что? Почему? Как? Вопросы тонули в омуте мыслей. Она решила дать себе немного времени, чтобы прийти в себя, и молча пошла рядом с ним по снегу.

Они только зашли в замок, как их окликнул звонкий голос:

— Гермиона!

Гермиона обернулась. Лили Эванс, с лицом, раскрасневшимся от мороза, и с огромной стопкой книг в руках, смотрела на нее с неподдельным облегчением.

— О, я так рада, что вы вернулись! — воскликнула она, поспешно подходя ближе. — С вами все в порядке? Мы все так волновались! Профессор Дамблдор сказал, что вы занимаетесь особыми исследованиями и вас нельзя беспокоить! — Ее взгляд скользнул по помятой мантии Гермионы, по нелепо болтавшемуся шарфу, по пятнам от снега.

В этот момент Гермиона, все еще дезориентированная и злая на мироздание, с особой ясностью осознала, что выглядит так, будто ее протащили через кусты задом наперед.

Но прежде чем она смогла изобрести хоть сколько-нибудь правдоподобное объяснение, Дамблдор вежливо, но твердо вступил в разговор.

— Мисс Эванс, — сказал он, и его глаза подобрели, — ваша забота делает чести вашему доброму сердцу. Уверяю вас, мисс Грейнджер цела и невредима, а ее исследования, хоть и потребовали некоторого… непредвиденного уединения, приблизились к своему триумфальному завершению. Однако, простите старика за нетерпеливость, нам с ней крайне необходимо обсудить один срочный вопрос… Не сочтите за труд, найдите мисс Грейнджер чуть позже.

Лили, немного смущенная, но удовлетворенная, кивнула.

— Конечно, профессор. Гермиона, я действительно очень рада.

Гермиона дружески сжала ее руку, сумев выжать из себя слабую, но искреннюю улыбку.

— Спасибо, Лили. Обязательно расскажу позже. Всего самого… обычного.

Когда превосходный чай был разлит по изящным фарфоровым чашкам, лимонный кекс стоял на столе, а Гермиона привела себя в порядок, сняв шарф и наложив на одежду быстрое очищающее заклинание, Дамблдор сложил пальцы домиком и посмотрел на нее поверх очков.

— Для сохранения спокойствия в стенах нашего общего дома я позволил себе соврать мистеру Люпину, — начал он без тени раскаяния. — Я сообщил ему, что мы с вами экспериментируем над одним крайне капризным временным зельем и что ваш внезапный… уход… был частью плана. Я попросил его сохранить это в тайне, чтобы не сеять панику и не провоцировать поток ненужных вопросов от других учеников… скажем так. Должен сказать, он очень переживал о вас. Да и вся ваша маленькая научная группа скучала. Но об этом позже.

Он замолчал, а за окном начал кружить неспешный, красивый снегопад.

— Вы как-то упоминали, что хотели навестить в нашем времени своих родителей, — мягко заметил он.

— Я хотела, но не успела, — тихо прошептала Гермиона, чувствуя, как щемит в груди от этого понимания. Мысли в голове крутились бешеным вихрем.

— Я взял на себя смелость сделать это вместо вас, чтобы лучше понять, что же произошло. Ах, да, и простите великодушно старика за вторжение — я побывал в ваших покоях, чтобы забрать кое-какой артефакт.

Он достал тот самый диск. Он лежал на столе, темный, холодный и абсолютно инертный. «Булыжник», — вспомнила она свои слова из прошлого. Теперь это не вызывало даже горькой иронии, только ледяную тяжесть в желудке.

— Мои скромные исследования, — продолжил Дамблдор, — показали, что ваши родители, мисс Грейнджер, здесь так и не встретились. Я позволю себе выдвинуть гипотезу: своим появлением здесь вы, сама того не желая, создали новую, параллельную ветвь реальности. Но вселенная, в своем стремлении к балансу, посчитала нужным… компенсировать ваше присутствие здесь событиями, которые отменяют ваше собственное рождение в этом новом мире.

Гермиона молча переваривала информацию, чувствуя, как почва уходит из-под ног окончательно.

— И, казалось бы, на этом все, — продолжил Дамблдор, и в его голосе прозвучала странная нота. — Но, похоже, этот капризный артефакт теперь считает точкой отсчета не тот момент, с которого вы появились здесь, а ваш оригинальный год, и будет возвращать вас именно туда.

— Семнадцать оборотов в минуту… — машинально проговорила Гермиона, глядя на диск и вспоминая свои бесполезные расчёты. — Если бы я хотела просто переместиться в другой вариант той же реальности, мне нужно было бы медленно прокрутить его в воздухе… — Но она замолчала. Теории были бесполезны.

— Я полагаю, вы вернётесь в свой год, но в этой версии реальности, — сказал Дамблдор мягко. — И, возможно, не сразу. Как видите, вы исчезли и появились через месяц. Закономерность, если она есть, еще требует изучения.

Гермиона громко и некрасиво выругалась, опуская голову на руки. Она чувствовала себя абсолютно опустошенной. Она была заложницей времени, игрушкой в руках непредсказуемого артефакта, а ее жизнь превратилась в абсурдную пьесу, где акты шли вразнобой.

Гермиона добралась до своих покоев, не замечая ничего вокруг, кроме размытых пятен гобеленов и собственных промокших ботинок. Она прислонилась спиной к прочной дубовой двери, едва успив захлопнуть ее, и замерла, ощущая, как холод от дерева просачивается сквозь ткань мантии. Она закрыла глаза.

Мозг, верный слуга, требовал немедленного анализа ситуации, построения гипотез, составления списков и графиков. Тело же, более мудрое в этот момент, требовало одного: лечь и не двигаться. Хотя бы до следующего века.

Победило тело. Но с одним условием: сначала — душ. Горячий, почти обжигающий, смывающий с кожи ледяную пыль Запретного леса и липкий страх временного прыжка.

Она вышла из ванной чистой, с влажными волосами, лежащими волнами на плечах, и с чуть более упорядоченными мыслями. Переодевшись в удобную одежду и закатывая рукава на свежей рубашке, она уже строила планы на оставшуюся часть этого дня: теплые носки, кровать и полное игнорирование всех временных парадоксов.

В этот момент в дверь постучали. Три четких, чуть резких удара.

Гермиона вздохнула. Практика показывала, что в этом замке стоило выглядеть презентабельно, открывая дверь. Она застегнула последнюю пуговицу и поправила одежду.

Она была права.

Северус Снейп стоял, засунув руки глубоко в карманы мантии, и смотрел куда-то вниз, на каменные плиты пола, будто изучая их молекулярную структуру. Когда дверь открылась, он резко поднял голову, словно его выдернули из глубокой задумчивости или словно он не ожидал, что дверь откроется. Их взгляды встретились. В его темных глазах была какая-то странная интенсивность, зрачки чуть расширились от вспышки света из комнаты, и он замер на мгновение, будто увидел не ее, а призрак.

Гермиона, чуть более пришедшая в себя после душа, но явно не настолько, чтобы общаться с самым сложным и запутанным человеком в этом временном отрезке, просто стояла и молчала. Мозг, только что что-то планировавший, выдавал лишь белый шум.

— Мистер Снейп? — наконец выдавила она и внутренне поморщилась о того, как формально это прозвучало.

— Северус, — выпалил он почти сразу, но затем прочистил горло и поправился: — То есть… мои извинения. Профессор Грейндж…

— Ах, нет, нет, не переживайте, Северус, — она попыталась растянуть губы в нечто напоминающее дружелюбную улыбку, чувствуя, как прядь волос прилипает к щеке. Она откинула ее рукой. — Я просто немного… забылась после возвращения. Конечно, я помню о нашей договоренности.

Он проследил за движением ее руки, и снова наступила тишина, густая и неловкая.

— Вы что-то хотели? — спросила она, инстинктивно скрестив руки на груди.

Она, если признаться себе, была рада его видеть, эту версию его, но ей нужно было время. Хотя бы пять минут, чтобы решить, кто она сейчас, учитывая обстоятельства: руководитель, коллега или просто запутавшаяся и перепуганная путешественница во времени.

— Я… да, — начал он. — Я слышал, что Лили вас видела. И хотел… удостовериться, что слухи не врут. Что вы и вправду вернулись.

— Пока что — да, — кивнула Гермиона, и ее взгляд упал на метель, усиливавшуюся за окном в коридоре.

Мысли о Дамблдоре, диске и всей путаннице навалились с новой силой. Но она все ещё не хотела серьезных раздумий. Не сейчас. Ей отчаянно хотелось отвлечься. Хотя бы на разговор. «Ничего о себе не выдав», — сурово проинструктировала она саму себя.

— Проходите, Северус, — сказала она, сдаваясь перед самой собой и отступая от двери в приглашающем жесте. — Расскажете, что я пропустила за время своего… отсутствия. Но сразу предупреждаю, — она снова попыталась натянуть улыбку, — причина моего исчезновения пока что засекречена высочайшим указом. Позже, может быть… — она запнулась, передумав что-либо обещать, и вместо этого двинулась к небольшому чайному столику. Что еще могло спасти ситуацию? Конечно, чай. Британский ответ на все кризисы, включая временные.

Он осторожно вошел и опустился в то же кресло, что и в прошлый раз.

— Почему это засекречено? Это узнать можно? — спросил он, его взгляд стал пристальным, изучающим. Восемнадцатилетний Снейп еще не отточил свое мастерство язвительных уколов до совершенства, но любопытство и подозрительность были уже его верными спутниками.

Она включила чайник жестом палочки, и тот тут же зашипел, принявшись весело подрагивать.

Насыпая заварку в маленький синий чайник, парировала с легкой шуткой:

— Можно. Но тогда мне придется вас усыпить и стереть память. А зелья амнезии такие капризные, вечно оставляют ощущение, что ты забыл купить молоко, а потом это чувство вины преследует тебя неделями. Уверена, вам это не понравится.

Он коротко хмыкнул, уголок его рта дрогнул, но взгляд не смягчился. Он следил за ее движениями, за тем, как она разливает кипяток, ставит на стол чашку с блюдцем.

— Мои эксперименты с изменением стандартного порядка пока зашли в тупик, — сменил он тему, очевидно, решив пока отступить, но напряжение в его плечах все еще выдавало внутреннюю борьбу между любопытством и тактом.

Гермиона, почувствовав слабину, с облегчением ухватилась за научную почву.

— Тупик — это просто способ Вселенной вежливо попросить нас поискать дорогу поинтереснее, — парировала она, стараясь, чтобы голос звучал легко. — Или ее невежливый способ сказать, что мы идиоты. Зависит от дня недели и фазы луны. Сахар?

Она протянула ему сахарницу, и его поза наконец неуловимо расслабилась. Уголки его губ снова дрогнули, в этот раз почти касаясь подобия улыбки.

— Два, — буркнул он. — Спасибо.

— Что конкретно пошло не так? — поинтересовалась она, разливая закипевшую воду по чашкам. Аромат бергамота и чего-то острого, пряного заполнил комнату.

— Я добавил порошок корня дока прежде, чем дистиллировал лунную росу, как вы предлагали, — начал он, и его глаза загорелись блеском зельевара, увлеченного проблемой. — Полагая, что это стабилизирует… — он сделал глоток чаю и тут же поморщился, обжегшись, — …стабилизирует реакцию до введения летучего компонента. Но вместо синеватой дымки, какой она должна была быть, смесь вспенилась и приобрела цвет… заплесневелого апельсина. И запах… — он потер переносицу. — Запах напоминал носки горного тролля после марафона.

Гермиона фыркнула, представив это великолепие.

— На самом деле, неудача — это почти успех, — сказала она, поднося свою чашку к лицу и чувствуя, как пар согревает кожу. — Теперь вы точно знаете один из вариантов, который не сработает. И знаете это очень… ароматно. Отрицательный результат — тоже результат.

— Да… наверное, — как-то растерянно согласился он, посмотрел на нее поверх края своей чашки, а потом перевел взгляд на снежный буран, бушевавший за окном.

— Что ж, рада, что вы идете вперед. Огромными, хоть и дурно пахнущими шагами, — пошутила она.

Он криво улыбнулся в ответ, и на мгновение в его глазах мелькнуло что-то теплое, почти что дружеское.

— Вы расскажете ту длинную историю? — вдруг спросил он, похоже, вернувшись к прошлой теме. Его взгляд снова стал пристальным, но уже без прежней настороженности, скорее с любопытством.

— О, не сегодня, — отшутилась она, чувствуя, как под маской улыбки снова нарастает паника. «Слабачка, Грейнджер, нельзя было позволять себе этот приятный разговор, он размягчит твою оборону». — Мои длинные истории требуют как минимум бутылки огненного виски и подписанного в трех экземплярах обета молчания. А у меня на сегодня квота на секреты уже исчерпана.

Она снова потянулась к чайнику, чтобы долить ему чаю, ее рука с изящным синим ободком на запяске мелькнула в воздухе.

— Это и правда неважно сейчас, просто старый…

И тут она поняла, что он замер. Не просто смотрит, а впился взглядом в ее руку. В ее левую руку. Там, где рукав рубашки закатился чуть выше, обнажая тонкую, но отчетливую линию на внутренней стороне предплечья. Белую, резко выделяющуюся на фоне кожи.

«Мерлин, задери меня», — пронеслось в голове. После душа, в суматохе, она забыла наложить маскировочные чары на шрам. Подарок от Беллатрисы Лестрейндж.

Чашка Снейпа замерла на полпути ко рту. Он схватил ее руку, но не грубо, его пальцы обхватили ее запястье с осторожностью, будто боялись сломать, и повернули руку к свету. Его глаза, широко распахнутые, были полны непонимания и шока.

— Это… шрам? — его голос был тише шелеста метели за окном. — Но как? Это должно было бы быть очень… Но это определенно выглядит как…

Она мягко, но быстро высвободила руку, опередив его вопрос, ее сердце колотилось где-то в горле.

— О, что ж...

Гермиона отступила на шаг, обхватив себя за локти. Внезапно она почувствовала леденящий холод, который не мог прогнать даже горячий чай. Ей было слишком много всего за один день. Временные прыжки, лекции Дамблдора, а теперь вот этот — пронзительный взгляд, который видел прямо сквозь нее.

— Северус, — ее голос дрогнул, и она ненавидела себя за эту слабость. — Да, это тоже… это одна из старых длинных историй.

Он смотрел на нее еще несколько секунд, его лицо было бледным и нечитаемым. В его глазах бушевала буря — любопытство, шок и что-то еще… что-то похожее на понимание. На узнавание той же боли, которую он, возможно, носил в себе.

Потом он медленно кивнул. Резко поднялся, отчего кресло жалобно скрипнуло.

— Мне пора, — произнес он глухо, не глядя на нее.

Гермиона склонила голову, переживая свой неожиданный момент уязвимости.

— Доброй ночи, Северус.

Он еле заметно кивнул, развернулся и вышел, закрыв за собой беззвучно дверь.

Гермиона осталась стоять посреди комнаты, слушая, как завывает ветер и как тикают часы на камине. Запах ароматного чая все еще висел в воздухе.

Она медленно опустилась в свое кресло, поймав свое отражение в темном окне: уставшая женщина с волнистыми волосами и в простой рубашке, с тайной, выжженной на коже, и с миром проблем, которые не решались одними заклинаниями.

Утро, как известно, мудреннее вечера, а утро, начавшееся в пять часов с чашки крепчайшего магловского кофе, приготовленного в турке с почти религиозным трепетом, и вовсе обладало стратегической прозорливостью полководца перед решающей битвой.

Гермиона сидела у окна, закутавшись в плед, и наблюдала, как зимнее солнце медленно выгрызает своими бледными лучами синеву из ночного неба. Сентиментальность и упаднические настроения были отброшены как бракованные ингредиенты зелья. На смену им пришла холодная, почти что стальная решимость.

К тому моменту, как солнце окончательно поднялось, у нее был готов план. Черновой, с пометками на полях вроде «сомнительно» и «черт знает, как это осуществить», но план.

1. «Держаться подальше от Снейпа». Это было выделено подчеркиванием и условно названо «Протоколом избегания потенциально компрометирующих вопросов». Любое взаимодействие с ним порождало лавину вопросов, на которые у неё не было правдивых ответов. Вертеться как уж на сковородке было не в ее стиле и скорее всего не сработало бы конкретно с этим человеком.

Вариант вывалить всю правду и будь что будет пока отметался как…. эгоистичный. Ведь если копнуть глубже, эта лаборатория, эта работа… всё это стало её убежищем.

Она воссоздала не только оборудование, но и ту интеллектуальную атмосферу, по которой так тосковала. Но плюс к этому у неё никогда не было коллеги, равного по уму, с которым можно было спорить на равных, не тратя полдня на базовые объяснения.

И это был Северус Снейп, тот, кем она определенно восхищалась в «старой» жизни.

Прошлое и будущее в одном ядовитом, гениальном флаконе.

Она приближалась к провалу, но не хотела бы все выдать до того, как определится со своими эмоциями по этому поводу.

2. «Выяснить всё, что можно, о своей ситуации с прыжками». Название: «Операция "Нестабильный булыжник"».

И пункты далее на случай, если теория Дамблдора верна (а его теории почти всегда соответствовали действительности) и она все-таки вернется в «свой 2003 год», но в этой реальности. Здесь план давал трещину, и в груди сжималось что-то холодное и тяжелое.

3. «Миссия "Наследство"».

Максимально помочь группе. Продумать её дальнейшее существование без неё. Сделать их независимыми.

4. «Фантом».

Затаиться. Минимизировать личные контакты, чтобы её внезапное исчезновение прошло максимально незаметно и не причинило никому боли.

Этот план наводил ужасную, сковывающую грусть. Но он давал подобие контроля. Подобие определенности. Скорее всего, она снова будет одна. И будет скучать по… по этому. По азарту в глазах Люпина, по научным дискуссиям со Снейпом, по энергичной болтовне Лили, по наглым Прюэттам.

С этим невеселым, но четким планом она вошла в лабораторию. Первое же, что она увидела, заставило ее внутренне вздрогнуть. Лили и Люпин стояли у стола Снейпа, оживленно о чем-то споря. А сам хозяин стола сидел, откинувшись на спинке стула, с видом человека, терпеливо выслушивающего двух щебечущих птиц, и водил пальцем по сложной схеме в книге.

Первым ее заметил Люпин.

— Гермиона! — его лицо озарилось искренним облегчением, и он быстрыми шагами направился к ней. — О, я невероятно рад тебя видеть! Ты упала тогда, и я до сих пор корю себя… Дамблдор уверял, что…

Гермиона, вспомнив пункт первый своего плана, не дала ему договорить.

— Позже, — быстро прошептала она ему так, чтобы никто не услышал, и тут же громко, на всю лабораторию, добавила: — И я вас рада видеть. Никаких травм, все в полном порядке, просто небольшой сбой в эксперименте.

К ним уже подбежали Лили и Элоиза.

— Мы так волновались! — воскликнула Лили, обнимая её так, что аж захватило дух. Её рыжие волосы пахли яблоками и чернилами. — Дамблдор был так загадочен, что даже Феникс выглядел простодушным голубем в сравнении с ним!

— Месяц! Целый месяц! — добавила Элоиза, размахивая руками так, что чуть не снесла стоявший рядом штатив. — Мы уже думали, вы открыли портал в мир, где нет скучных отчётов, и решили остаться!

— О, будь у меня такая возможность, я бы, пожалуй, прихватила вас всех с собой, — фыркнула Гермиона, чувствуя, как ледяная скорлупа её плана даёт первую трещину от прилива тёплых эмоций.

Снейп со своего места не подошел. Он лишь перестал водить пальцем по книге и устремил на нее свой самый пристальный, аналитический взгляд. Очень пристальный. Такой, каким она сама иногда смотрела на особенно капризный образец под микроскопом, пытаясь понять, в какой момент он взорвётся. Гермиона почувствовала, как по спине пробежали мурашки. «Протокол избегания» — напомнила она себе и поспешила перевести взгляд на остальных.

Она не стала задерживаться надолго. Выслушала всех, раздала новые задания: Люпину — усовершенствовать формулу в его зелье, Лили и Элоизе — проанализировать взаимодействие лунного камня с серебром при разных температурах. Снейпу она старалась говорить, не глядя ему в глаза:

— Северус, продолжите с изменением стандартного порядка. Методом исключения. Только, ради всего святого, без взрывов, — попыталась она разбавить шуткой свои наставления (которые, исходя из проделанной работы, не очень ему были и нужны).

Уголок его рта дёрнулся, но при этом ответил он почти нейтрально:

— Не сомневайтесь, — и вскоре переключился на свои расчёты.

После обеда она отправилась к Дамблдору, а потом прямиком в свои покои, зарывшись в стопку книг, которые он ей «подкинул». Это были не труды по артефактам. Нет. Это были сложнейшие, почти что умопомрачительные трактаты о заклинаниях, связанных с прыжками в прошлое и — что было особенно интересно — о заклинаниях, начинающих новые ветви реальности.

Заклинания эти были невероятно сложны. Движения палочки напоминали попытку нарисовать в воздухе трехмерный клубок из проводов во время землетрясения, а словесные формулы состояли из слов на столь древнем наречии, что даже стандартное заклинание для переводов не смогло их перевести, оно выдало лишь невнятное шипение и струйку дыма. Пришлось идти в библиотеку и с боем выцарапывать у мадам Пинс словарь мёртвых языков.

В библиотеке она снова заметила свою команду. Картина была… новой: все вчетвером сидели за одним столом, заваленным фолиантами. Люпин, углублённый в чтение, водил пальцем по строчкам, шевеля губами. Лили что-то страстно доказывала Снейпу, тыча пером в его конспекты. Тот с показным терпением слушал её, листая книгу в поисках чего-то. Элоиза подошла к ним со свежей стопкой книг, шёпотом что-то предложив. Гермиона покачала головой. Возможно, её вынужденное отсутствие пошло группе на пользу. Они сплотились.

Когда через два дня мазохистских усилий с переводом было покончено, вывод оказался неутешительным. С ним она снова отправилась к Дамблдору.

— Похоже, кто-то невероятно могущественный и невероятно ленивый вколдовал силу этого заклинания в артефакт, — выдвинула она теорию, разглядывая схему, больше похожую на каракули сумасшедшего, — и привязал активацию к простому вращению. Элегантно, но чудовищно небрежно.

— Или артефакт получился дефектным с самого начала, — парировал Дамблдор, с наслаждением откусывая от лимонного кекса, от которого во рту тут же сводило скулы. — Создатель не продумал последствия. Вместо аккуратного перехода — временные подёргивания и выбросы обратно во времени, но в той же реальности. Крайне дурной тон.

Для перестраховки он поместил диск в специальную сферу, которая исключала любое, даже самое случайное вращение. Теперь он просто лежал на полке в его кабинете, между хрустальным шаром и серебряным прибором, как самый опасный и скучный сувенир на свете.

Всю следующую неделю Гермиона занималась расчётами. Она поручила группе проработать программу привлечения выпускников на следующий год — проект решено было расширять, что вызывало у неё горьковатое чувство гордости. Она создавала будущее, в котором, возможно, не будет участвовать.

С артефактом, в общем-то, было всё понятно. Но какие принципы перемещения ее вперёд действуют теперь?

Она скрупулёзно просчитала время, проведённое здесь до прыжка в лесу, и время, которое она перепрыгнула. Затем устроила себе марафон нумерологических расчётов, исписав формулами десятки листов пергамента.

В её голове с тоской всплыл образ её старого магловского ноутбука из прошлой жизни, где она создавала аккуратные Excel-таблицы с такими расчётами. Здесь же этот «железный монстр», как она его мысленно называла, выполнял лишь функцию сложного микроскопа. В целом магия была мощной силой, но в организации данных она всё же проигрывала чистой математике и структурированному коду.

Картина, однако, получалась интересная. После недели вычислений у неё было два наиболее вероятных варианта, оба включавших пропорциональное уменьшение времени её пребывания «в жизни» (полтора года на данный момент) и увеличение длительности «прыжка». Выглядело это так, будто невидимая пружина в механизме времени сжималась всё туже, готовясь однажды выстрелить её с максимальной силой.

Она откинулась на спинке стула, глядя на замысловатые формулы, похожие на паутину. Оставалось только гадать, какой из вариантов верный, и ждать. Ждать следующего рывка во тьму. И постараться, чтобы к тому моменту она успела сделать всё, что могла. И не нарушить свой же собственный протокол. Хотя бы по крупному.

Грязно-серое утро за окном кабинета Дамблдора идеально соответствовало настроению Северуса.

Хотя могло бы показаться, что для такого настроения нет причин.

В последние годы он добился того, о чем раньше мог лишь мечтать, тайком выцарапывая формулы на полях учебников.

Его главное достижение — не просто усовершенствование стандартных рецептов защитных зелий — пересмотр самих их принципов.

Первое — «Молчаливый коктейль»: при попадании на противника зелье не просто связывало его язык, а создавало вокруг головы сферу абсолютной тишины, в которой жертва слышала лишь оглушительное биение собственного сердца. Идеально для нейтрализации заклинателей.

Второе — «Фантомная слизь»: для обработки мантии; при контакте с такой мантией Тёмных заклятий зелье материализовывало липкую полупрозрачную субстанцию, которая не просто блокировала заклинание, а поглощала его.

На прошлой неделе они испытывали оба зелья с Гидеоном и Фабианом. Результат был почти блестящим, только был один нюанс: Фабиан отмывался от остатков «Фантомной слизи» потом еще два дня, ворча, что она пахнет как носки дурно пахнувшего тролля.

У Северуса была голова, набитая идеями, доступ к прекрасно оснащенной лаборатории в Хогвартсе и были средства. Работа три дня в неделю в Департаменте по устранению темной магии под началом Прюэттов и два дня — на собственные проекты и обучение юных и не очень смышленых кадров. Жизнь, как сказали бы некоторые оптимисты, била ключом.

Но не было человека, с которым можно было бы разделить свой успех. Того, кто оценил бы его труд по достоинству или, что было бы даже лучше, начал бы его оспаривать, сыпля аргументами и поднимая старые, пыльные свитки для подтверждения своей правоты.

Прошло три года. Три года с тех пор, как он получил последнее письмо от Гермионы Грейнджер.

«Северус, твои последние наработки по стабилизации многокомпонентных зелий — это гениально! Использовать порошок лунного камня не как катализатор, а как буферную среду… У меня только вопрос: что натолкнуло тебя на эту мысль?

И ещё: я бы посоветовала добавлять его не на этапе доведения до кипения, а после первой фазы охлаждения, иначе есть риск получить не стабильность, а очень красивый, но бесполезный взрыв с перламутровым отливом. Проверь на чем-нибудь несмертельном. Например, на том самом «Зелье любви», что ты так критиковал ранее. Будет иронично, если твое улучшение заставит его работать как надо.

И, ради всего святого, перестань писать таким почерком! Я с трудом разбираю! Кажется, у тебя личный роман с чернильной кляксой.

С наилучшими пожеланиями,

Г. Г.».

Он, конечно, ответил. Что-то вроде «Благодарю за беспокойство о моих отношениях с канцелярскими принадлежностями. Что касается взрыва — идея заманчива, особенно если вы сможете лично убедиться, что его не последует».

Но ответа так и не последовало. Ни строчки. Сначала он ждал. Неделю. Другую. Злился на себя за это глупое, унизительное ожидание. За эту дурацкую надежду. И в какой-то момент он понял, что… привязался? Как будто болезненный урок с Лили его ничему не научил.

С Лили… после того, как Грейнджер впервые исчезла на месяц, Лили сама заговорила с ним. Казалось, прошлое забыто. И он, дурак, обрадовался, поверив, что все можно вернуть. Но это было не «как раньше». Их разговоры развертывались исключительно вокруг учебы, всегда в присутствии Люпина или Элоизы. Стоило ему попытаться заговорить о чем-то другом, как между ними тут же вырастала невидимая, но прочная стена. Это снова было больно, хотя он убеждал себя, что доволен и таким, снисходительным отношением.

Лили не доучилась тот год — весной вышла замуж за Поттера. Сейчас у нее уже был сын, и, по слухам, она снова в интересном положении. Снейп мысленно передернулся от этого слащавого выражения.

А тогда он… решил двигаться дальше. Ему нравилась его работа в лаборатории, а Гермиона… таинственная мисс Грейнджер, которая явно его избегала в то время, в конце концов и вовсе объявила, что покидает страну для «исследований», и испарилась. Тогда он и принял предложение Прюэттов о постоянной, хоть и неполной занятости.

А потом, черт возьми, он написал ей. Просто отправил сову, не зная адреса. О своих исследованиях. И она ответила — вдохновенно, остроумно. Какое-то время они даже переписывались, но потом… видимо, ей наскучило.

И именно тогда он с болезненной ясностью осознал, что впустил ее в свою жизнь гораздо глубже, чем предполагал. И снова, как последний наивный первокурсник, попался на крючок, поверив, что может быть кому-то по-настоящему интересен.

Ну, кроме Прюэттов, конечно. С ними было… приемлемо и почти дружески. Они работали плечом к плечу, иногда выпивали по пинте после тяжелой смены, а их сестра Молли, женщина с аппетитом гиппогрифа к организации чужой жизни, регулярно затаскивала его на семейные ужины. Она с материнской жестокостью тыкала его в бок, приговаривая: «Одни кости, Северус!», и подкладывала ему на тарелку дополнительные порции жаркого, одновременно подсовывая на соседний стул какую-нибудь дальнюю незамужнюю кузину.

Он ждал директора уже минут десять. Горгулья пропустила его без проблем, но сам Дамблдор отсутствовал. Записка была четкой: «Северус, зайдите ко мне в кабинет в десять утра. Буду рад вас видеть. А. Д.». Это интриговало. Их общение после окончания Хогвартса было вежливым, но ограниченным — в основном на совещаниях по научной программе.

Снейп подошел к окну. Туман за стеклом был настолько густым, что казалось, будто Хогвартс плывет в гигантской чашке с молоком. В кабинете царила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием поленьев в камине. На стенах в золоченых рамах дремали бывшие директора. Кто-то похрапывал, прикрывшись треуголкой, кто-то ворочался, бормоча что-то во сне о забытых леденцах. Портрет Финеса Найджелуса Блэка с презрительной гримасой взирал на спящих коллег, а заметив взгляд Снейпа, фыркнул и демонстративно отвернулся.

«Прекрасная компания», — язвительно подумал Северус. Как вдруг за его спиной раздался мягкий щелчок, и голос Дамблдора, полный привычной живости, нарушил спокойствие:

— Прошу прощения за опоздание, Северус. Мерлин обещал вечность, но даже она, как выяснилось, имеет свойство затягиваться. Не желаете ли лимонную карамель? Или, быть может, мы сразу перейдем к делу, которое, боюсь, несколько выбьется из привычного для вас распорядка дня?

Снейп медленно повернулся, встречая ясный, изучающий взгляд из-под полумесяцев очков.

Дамблдор жестом пригласил его к креслу у стола.

— Присаживайтесь, пожалуйста. Давайте все же начнём с чая, холодное утро отлично им лечится. Не откажетесь? Бергамотовый, с капелькой меда? Или вы, как человек науки, предпочитаете что-то более… терпкое и без сентиментальных сладостей?

— Чай — приемлемо, — осторожно кивнул Северус, опускаясь в кресло. Он сидел прямо, как будто его спина была воткнута на невидимый прут. — Мед излишен.

— Как знаете, — Дамблдор щелкнул пальцами, и на столе между ними появился сервиз с дымящимся чайником. Он разлил чай с сосредоточенным видом алхимика, смешивающего эликсиры. — Иногда чистота вкуса — лучшая приправа.

Они потягивали горячий напиток в тишине, которую нарушало лишь потрескивание огня. Снейп чувствовал на себе весомый, изучающий взгляд директора поверх очков. Он не спешил. Опыт наблюдения за Дамблдором научил его, что тот всегда движется к цели по самой витиеватой траектории.

Наконец Дамблдор отставил чашку с легким звоном.

— Вы знаете, Северус, за последние три года я с немалым интересом — и, признаю, гордостью — наблюдал за вашими успехами. То, что вы сделали с программой защитных зелий… это не просто усовершенствование. Это маленькая революция. Ваши познания всегда были бесспорны, но теперь они обрели… направление.

Снейп медленно поставил свою чашку. Комплименты от Дамблдора были похожи на конфеты с сюрпризом внутри — можно было нарваться на острую перчинку.

— Вы слишком любезны, директор. Я просто нашел область, где мои знания нашли конструктивное применение.

— Скромность — недооцененная добродетель, — улыбнулся Дамблдор, и в его глазах мелькнула искорка. — Но я отвлекся. Дело, по которому я вас пригласил…. Видите ли, я уже довольно длительное время работаю с одним… очень интересным артефактом. И после долгих лет размышлений я, кажется, разгадал способ его обезвредить. Окончательно.

Он помолчал, давая словам проникнуть в сознание.

— Однако для этого мне потребуется создать одно невероятно сложное зелье. Рецепт, почерпнутый из источников, чей возраст соперничает с этим замком. Проблема в том, что процесс его приготовления частично утрачен, — Дамблдор посмотрел на Снейпа прямо. — Я думаю, что мы с вами в дуэте сможем попробовать его восстановить. Ваше мастерство и моя… настойчивость.

С этими словами Дамблдор отодвинул свою чашку и на полированную поверхность стола поставил небольшой предмет. Это был железный диск, покрытый сложной вязью рун, заключенный внутри прозрачной сферы, похожей на хрустальный шар. Сфера тихо светилась изнутри тусклым холодным светом, а сам диск, казалось, был сделан из самого обычного железа, но отбрасывал тяжелую, почти осязаемую тень, которая не желала подчиняться законам физики и света…

Гермиона приземлилась на свою кровать с ощущением, будто её пропустили через центрифугу. Весь мир плыл и медленно собирался воедино, как пазл в руках неумелого ребёнка. Она зажмурилась, пытаясь подавить тошноту и дождаться, когда утихнет эта адская карусель в висках.

Она с третьего раза поняла, что ей, чтобы «отправиться» вперёд, нужно в определенный промежуток времени (наиболее вероятный из ее вычислений) резко изменить положение тела. Упасть, кувыркнуться, совершить нелепый кульбит — в общем, вести себя как первокурсник на уроке полётов. В прошлый раз она экспериментировала с падением на пол. Результат — синяк на бедре и удар по самолюбию. На этот раз она выбрала рухнуть на кровать. И — вуаля! — вместо скрипучих досок под ней оказались мягкие пыльные подушки. Маленькая победа.

Она подняла руки к лицу, с силой надавив на виски. Это был уже четвёртый прыжок. И с каждым разом головная боль становилась всё злее, будто в черепную коробку залили свинцовый раствор.

— Чёрт возьми, — выдохнула она с такой искренностью, что могла бы конкурировать с Роном в его лучшие времена.

И тут же услышала тихий, едва уловимый смешок.

Лёд страха пробежал по спине. Гермиона резко распахнула глаза и почти метнулась к прикроватному столику, где обычно лежала палочка. Но то, что она увидела, заставило её забыть о самозащите.

На корточках рядом с кроватью сидел… Северус Снейп.

Он изменился. Тот юношески-угловатый ученик, которого она оставила в лаборатории Хогвартса, исчез. Перед ней был мужчина старше, но определенно моложе, чем профессор, которого она знала. Черные волосы были опрятными, черты лица заострились, нос стал ещё более выразительным, а в уголках глаз залегли первые морщины — следы не тревог, а, скорее, долгих часов за изучением сложнейших текстов. Он стал почти точной копией грозного профессора из её воспоминаний, только… моложе и без отпечатка вечной горечи и яда.

И выражение лица, как будто он выиграл в лотерею или разгадал величайшую загадку вселенной, не соответствовало тому образу из ее прошлого, собственно, как и поза, в которой он замер, всматриваясь в ее лицо.

Сердце Гермионы пропустило удар, а затем принялось колотиться с тройной силой. Осознание ситуации обрушилось на неё лавиной. Последние недели перед прыжком были сплошной депрессивной агонией, и её внешний вид кричал об этом красноречивее любых слов. Волосы, собранные в неопрятный пучок, из которого торчали непослушные пряди, мятая футболка… Боги, она была настоящим воплощением хаоса.

Она снова тихо выругалась, переведя взгляд на потолок, а руку поднося к вискам, и ее жест совпал с низким, знакомым до мурашек голосом:

— Рад вас видеть, Гермиона.

Он произнёс это с лёгкой, едва уловимой иронией, но, заметив, как она дотронулась до висков, его тон мгновенно сменился. Голос стал резким, деловым, но в нём послышалась тревога:

— С вами всё в порядке?

Не дожидаясь ответа, он стремительно поднялся во весь рост, и палочка, появившаяся в его руке словно из ниоткуда, описала в воздухе серию сложных дуг. Над головой Гермионы вспыхнули и погасли несколько разноцветных огоньков диагностических чар.

— Не стоит, всё в поря… — она попыталась отмахнуться, но заклинания уже сделали своё дело.

Снейп внимательно посмотрел на невидимые ей знаки, и его брови сдвинулись.

— Явные признаки повышенного внутричерепного давления, — пробормотал он себе под нос, и его взгляд скользнул по её бледному лицу. — У меня с собой есть зелье от головной боли, — добавил он, уже разворачиваясь к двери.

И с этими словами он вышел в гостиную, оставив её в одиночестве, сидящей на кровати в полной прострации.

Она опустила ладони на прохладное одеяло, пытаясь осмыслить происходящее. Её взгляд скользнул по комнате, и она заметила изменения. На прикроватном столике, где раньше лежала только её книга, теперь стояла стопка других фолиантов в потрёпанных переплётах. В углу, у окна, появилось массивное кресло, обитое чёрной кожей. Оно выглядело неожиданно уютным, даже обжитым. На его подлокотнике лежала также книга, с закладкой. Словно кто-то часами сидел здесь, читал и… ждал. Ее?

Мысль пронзила её как ток. Она в шутку сказала Дамблдору о своём «плане» с прыжком над кроватью. Неужели он воспринял это всерьёз? Но, если Снейп здесь, возможно, что-то случилось? С Дамблдором всё в порядке? Прошло слишком много времени? Эта неизвестность, это выпадение из временного потока были хуже любой головной боли. Они выбивали почву из-под ног сильнее любого заклинания.

Она посмотрела на окно. Шторы были распахнуты, и за ними простиралась мирная, знакомая картина: шумное море, катящее волны к самому дому и зелёная крона дерева, раскачивающаяся на ветру. Было лето? Сколько же времени она провела в прыжке на этот раз?

Прервал поток её мыслей стремительный вихрь в виде тёмного пятна. Северус Снейп замер перед ней, и хаотичный рой догадок в её голове мгновенно сменился новым, сосредоточенным вокруг его фигуры.

— Северус, — её голос показался ей скрипучим, будто давно не смазанный механизм.

Он в это время снова опустился на корточки, мягко блокируя её попытку подняться и невольно оказываясь ниже уровня её глаз. Уголок его рта дёрнулся от произнесённого ею имени, но тон остался деловым и настойчивым:

— Гермиона. Вот зелье от головной боли. И, пожалуйста, немедленно наденьте этот браслет. Это очень важно.

Его голос оказался бальзамом для ее ушей. Он протянул ей бутылёк и бронзовый браслет старинной работы, испещрённый мельчайшими рунами.

— Магия Диска нестабильна. Этот артефакт должен заякорить вас в настоящем, пока он на вас, он остановит прыжки. А моё зелье, которое обезвредит Диск раз и навсегда, почти готово. Требуется лишь ваше участие… магия крови… — он запнулся, когда их взгляды встретились.

Гермиона внутренне замерла, на секунду увидев в его взгляде что-то, какой-то огонёк. Заботу? Тревогу? Возможно, ещё что-то, по чему она неосознанно скучала все эти долгие, одинокие недели между прыжками.

Она взяла флакон. Их пальцы ненадолго соприкоснулись, и она поспешно опрокинула зелье в себя, стараясь не анализировать ни эту мимолётную теплоту, ни странное замирание сердца. Горьковатый, но знакомый вкус разлился по горлу, и она с почти блаженным вздохом закрыла глаза, чувствуя, как давящая боль в висках начинает отступать.

— Вы добавили в стандартную рецептуру вытяжку из грецкого ореха? — удивлённо выдохнула она, открывая глаза.

Он смотрел на браслет в своих длинных пальцах и резко поднял на неё взгляд, когда она заговорила.

— Что? А… да. Классическое зелье слишком грубо воздействует на слизистую. Ореховый экстракт смягчает горечь и, как выяснилось, ускоряет абсорбцию через стенки желудка. Элементарная оптимизация, — отмахнулся он, но в его глазах мелькнуло что-то похожее на удовлетворение, когда она оценила его работу. — Но, по существу, это не требует отлагательств, браслет необходимо надеть сейчас же, я все объясню, только не делайте без него резких движений.

Гермиона наконец очнулась от грёз. Ключевая фраза всплыла в ее сознании как гром среди ясного неба, он что-то говорил о том, что можно «остановить прыжки!».

— Ах, да, конечно! — она протянула руку, чтобы взять браслет.

Но он не отдал его. Вместо этого его пальцы обхватили её запястье, развернули ладонью вверх и с поразительной аккуратностью застегнули бронзовую застёжку. Его прикосновение было прохладным и твёрдым. Он на мгновение задержал её руку в своей, будто проверяя посадку, а затем, словно спохватившись, отпустил её, и его пальцы резко дёрнулись прочь.

Чтобы скрыть лёгкую дрожь в коленях и сбросить наваждение, Гермиона перешла к привычному для себя спасительному режиму — режиму вопросов. В конце концов, её жизнь в последнее время и так напоминала квест с непонятными правилами.

— Этот браслет… он действительно остановит прыжки? — она повертела руку, разглядывая загадочные надписи.

— Должен стабилизировать пространственно-временной контур вокруг вас, — поправил он.

— Как вы обо мне узнали?

На его губах появилась ухмылка, которая заставила её почувствовать себя непонятливой первокурсницей.

Но она не дождалась ответа, так как следующий вопрос вырвался у неё почти непроизвольно, когда её взгляд скользнул к креслу в углу:

— Вы что, притащили сюда кресло?

Снейп замер на мгновение, и в его тёмных глазах мелькнуло что-то неуловимое.

— Магия, — протянул он, поднимаясь во весь свой рост с осторожной грацией. — Обыкновенная трансфигурация. На случай, если придётся… подождать.

— «Подождать»? — Гермиона тоже поднялась. — Это сильнее смахивает на обустройство штаб-квартиры для осады. Вы что, всерьёз ожидали, пока я тут материализуюсь?

Он не ответил. Вместо этого его взгляд стал таким тягучим и многозначительным, что, казалось, он и правда провёл много времени в компании только этого кресла и своих мрачных мыслей.

Она нервно скрестила руки на груди, пытаясь отгородиться от своих ощущений. Неловкость нарастала, как приливная волна.

— Так сколько… — она выдохнула, рассматривая пыльную паутину на люстре где-то над его плечом, как будто ответ был зашифрован именно там. — Сколько времени прошло с моего последнего прыжка?

— Чуть больше пяти лет, — отчеканил он, не моргнув глазом.

Пять. Лет.

Гермиона снова выругалась с искренней, почти художественной страстью. Снейп на это едва заметно приподнял бровь, будто поставил мысленную галочку в графе «словарный запас Грейнджер».

О, она бы и рада была завязать с этой дурной привычкой, но жизнь в последнее время упорно подкидывала поводы, будто злой полтергейст, только вместо летающих чернильниц — экзистенциальные кризисы.

Она выдохнула и направилась в гостиную, к своему столику с письмами. Её взгляд скользнул по комнате, выхватывая детали: пара лишних кружек на столике (одна — простая глиняная, другая — с призрачным налётом чего-то похожего на кофе), дополнительная подушка на диване, не её. Но главное зрелище ждало у окна.

Высокий столик, на который она когда-то указала Дамблдору как на «идеальный почтовый», был буквально погребён под грудами писем.

Конверты лежали аккуратными стопками, образуя хрупкие бумажные колонны, а некоторые съехали на пол, создав подобие архивного бумажного сугроба.

Раз в месяц Дамблдор отправлял ей письмо. А прошло пять лет. Шестьдесят писем. Цифра отозвалась в её мозгу злобным укором.

По её скрупулёзным, выверенным до миллиметра расчётам, четвёртый прыжок должен был занять всего пять месяцев. Пять месяцев, а не пять лет! В груди заныло знакомое, уже до тошноты привычное чувство — чувство беспомощности перед Вселенной, которая, похоже, читала её планы, чтобы потом над ними от души посмеяться.

Снейп, бесшумно последовавший за ней и теперь маячивший у неё за спиной тёмным пятном, будто прочитал её мысли.

— Ваши вычисления были безупречны, — прозвучал его низкий голос, заставляя её вздрогнуть. — Если бы артефакт работал так, как задумывалось. Я, однако, склоняюсь к тому, что он либо повреждён, либо был изначально сконструирован идиотом. Нет никаких гарантий, в какую точку временного потока он вас выбросит в следующий раз. Это, — он сделал паузу, — чистейшей воды хаос, заключённый в металл.

— Откуда вы вообще… — начала она, резко разворачиваясь, но вопрос застрял в горле, когда она осознала, насколько близко он оказался. Её взгляд снова, будто ища спасения, упал на столик с двумя кружками. Идея пришла сама собой.

— Знаете, что? М-м-м.. Давайте выпьем чаю. Хотя нет, — она немного тряхнула головой, сметая сомнения. — После пяти лет в небытии мне категорически нужен кофе. Крепкий. Так что располагайтесь, — она отступила на шаг в сторону и встретилась с ним взглядом, — и вы расскажете, откуда вам всё это известно. Считайте это платой за моё гостеприимство.

Она сделала порывистое движение в сторону кухни, словно спеша укрыться от собственных мыслей среди кастрюль и кружек. Но Снейп, вопреки всем законам гостеприимства, опередил её, шагнув вперёд и преградив путь. На его лице мелькнуло нечто, с трудом поддававшееся определению — не то смущение, не то обострённое чувство собственничества по отношению к её же чайнику.

— Я приготовлю, — отрезал он, и в его тоне прозвучал тот самый оттенок, который не обсуждают. — Присаживайся… Гермиона.

И с этими словами он скрылся в арочном проёме, ведущем на кухню, оставив Гермиону в полном одиночестве посреди гостиной.

Она окинула взглядом комнату и с горьковатой усмешкой осознала: она чувствовала себя дезориентированной не только во времени, но и в собственном доме. Вернее, в доме Дамблдора, который кто-то умудрился превратить в подобие их общих апартаментов, пока она отсутствовала.

«Великолепно, — подумала она, прислушиваясь к звону посуды за дверью. — Он не только знает о временных прыжках больше меня, но и явно считает мою кухню своей суверенной территорией».

Она вздохнула и, опустив голову, тут же поморщилась, будто наступила на что-то острое. Взгляд наткнулся на предательское пятно на футболке — безобразный, расползающийся символ всего, что пошло наперекосяк.

Проклятие пронеслось у неё в голове, адресованное и её упадническому настроению перед прыжком, и капризному «булыжнику», и той злополучной чашке кофе, которая явно состояла в сговоре со всей Вселенной против неё.

Она развернулась и ретировалась обратно в спальню, где её ждал шкаф, хранивший реликвии её жизни. Отодвинув несколько тёмных мантий, она извлекла джинсы (её гордость, добытая с боем в этих годах) и чистую, безупречную рубашку. С добычей в руках она ринулась в ванную.

Ледяная вода освежила лицо, а пара точных взмахов палочки привела взъерошенную гриву волос в подобие аккуратного пучка. Она посмотрела на своё отражение. И мысленно попыталась приготовиться к продолжению этого странного… утра? которое всё больше напоминало сюрреалистическое свидание с загадочным мужчиной, захватившим её кухню.

А ведь для неё прошли считанные часы, а не годы. Ещё утром она строила планы, как перепрыгнет на пять месяцев вперёд и продолжит увлекательную научную переписку со Снейпом. Тоска по научным дискуссиям заставила ее немного подвинуть свой «план избегания».

И его последние наработки по стабилизации многокомпонентных зелий были поистине блестящими…

Но жизнь, верная своей привычке, снова внесла коррективы. Без предупреждения. Без спроса. Как наглый редактор, перечёркивающий её идеально выстроенные планы. Никакой стабильности. Снова. Это выматывало.

Она прикинула в уме, и цифры заставили её внутренне поднять бровь. Снейпу теперь около двадцати пяти или двадцати шести лет. Получалось, он даже немного старше её, конечно, если не считать её личных хронологических зигзагов…

Она постаралась отогнать от себя лишние мысли и отложила их в мысленный ящик с пометкой «разобраться позже». Сейчас перед ней были другие загадки и…. гора писем, хранящая тайны потерянных лет.

Когда она вернулась в гостиную, на низком столике уже стояли две дымящиеся кружки. Снейп сидел ссутулившись, его локти упирались в колени, а длинные пальцы были переплетены. Он так сосредоточенно смотрел на них, будто пытался силой воли разгадать узор на своих суставах. Услышав её шаги, он резко поднял голову. Взгляд его на мгновение скользнул по ней сверху вниз — от аккуратного пучка до чистых джинс, — и Гермиона снова уловила в его глазах ту самую быструю, как вспышка, эмоцию. На сей раз она показалась ей подозрительно похожей на… одобрение? Но через секунду его лицо стало маской учёного, слегка раздражённого вмешательством в его эксперимент.

«Определённо интригующе», — мысленно констатировала она, опускаясь в кресло напротив и принимая чашку.

— Спасибо, — искренне сказала она, отхлебнув глоток и замерши на секунду. Кофе был… идеальной крепости. Тёмный, горьковатый, без намёка на сахарную сладость. Как он угадал?

Снейп, будто очнувшись от транса, тоже взял свою кружку и сделал глоток. Пауза повисла в воздухе.

— Значит, пять лет, — начала Гермиона, разбивая молчание. — С Дамблдором всё в порядке? И почему он вам всё рассказал? Он давал слово, что не станет…

На этих её словах уголок рта Снейпа дёрнулся, он определённо ухмыльнулся.

— Здоровью и благополучию Дамблдора ничего не угрожает, если не брать в учёт маниакальную страсть к лимонным леденцам. А на счёт второго вопроса… Не то чтобы он устроил представление с признаниями. Но догадаться было несложно.

Гермиона скептически прищурилась над краем своей кружки.

— Вы оставили достаточно… намёков, — продолжил он, явно наслаждаясь моментом и растягивая слова. — Альбус попросил меня заняться восстановлением рецепта одного весьма заковыристого зелья, предназначенного для нейтрализации крайне нестабильного артефакта. Для полной картины мне необходимо было изучить его свойства. И… совпадение с вашим странным исчезновением из Хогвартса на месяц тогда, ваши иногда странные фразы — оговорки, убежденность в том, что магловские технологии сработают там, где до этого была только магия, ну и полное пропадание позже — всё это перестало выглядеть случайным для того, кто обладает элементарной дедукцией. — Он многозначительно отпил кофе, и в его глазах читалось: «Попробуй возрази».

Гермиона с театральным вздохом откинулась на спинку кресла. Ну конечно, она знала. Рано или поздно этот человек, чей взгляд был острее рентгена, её раскусит. Она чувствовала это с самого первого дня, когда ляпнула что-то о рукописных примечаниях Багрова, а он заметил и, видимо, уже начинал составлять личное досье на неё.

— Ну а этот дом? — продолжила она допрос из своей позиции… то есть нет, конечно же, продолжила светскую беседу о временных аномалиях. — Сюда можно попасть только по «прямой наводке» от Дамблдора. Он великодушно предложил мне тут переждать мой… э-э-э… сложный жизненный период.

Снейп тоже откинулся на спинку, и в его позе появилась тень самодовольства.

— Я изложил Альбусу свои догадки во время работы над зельем. Он не стал отрицать. Тогда я предложил дождаться вас здесь, чтобы успеть применить браслет в критический момент. Идея нейтрализации артефакта тем зельем полностью его. А браслет… это моя скромная инициатива. Я читал о подобных стабилизирующих заклинаниях… ранее. — Последнее слово он произнёс так, что стало ясно: «ранее» — это тема для отдельного разговора.

«Что ж, — подумала Гермиона, — я определённо получаю помощь от единственного человека, чей ум был достаточно остёр, чтобы её предложить».

— Спасибо вам за это, — она с новой надеждой посмотрела на браслет на своём запястье. — То есть вы всё это время… жили здесь, в ожидании?

— Не совсем, — уклончиво ответил он, слегка склонив голову набок, будто прислушиваясь к эху своих слов. — Но по возможности. Я также установил отслеживающие чары на случай, если меня не будет на месте в момент вашего появления. Не хотелось, чтобы вы снова бесследно растворились, устроив моему терпению ещё одну пятилетнюю проверку.

В его голосе была лишь сухая констатация факта, но Гермионе стало тепло от этих слов. Определенно, нужно «разобраться позже», решила она и перешла к тому, что интересовало её не в последнюю очередь — к науке.

— А что это за зелье, для которого нужна моя кровь? Вы сказали «симбиотический ингибитор». На какой основе? Стандартный ингибитор магических полей требует рога единорога, но он слишком груб для временной магии…

Снейп посмотрел на неё с нескрываемым одобрением, будто преподаватель, услышавший верный ответ от ученика, который до этого много лет изображал из себя садового гнома.

— Собственно, поэтому никто так и не смог его восстановить, — произнёс он, и в его голосе звучала торжествующая нота. — Я испробовал с десяток основ. И печень августинийского паука сработала лучше всего. Она создаёт не грубый барьер, а своего рода «мимикрирующий щит», который подстраивается под частоту нейтрализуемой магии. Отсюда и термин «симбиотический».

— Гениально, — прошептала Гермиона, в глазах у неё затанцевали мысленные формулы и схемы. — Но печень августинийского паука нестабильна сама по себе. Как вы добились…

— …стабилизации? — закончил он за неё. — С помощью экстракта корня мандрагоры, но эта информация не была утеряна из оригинального рецепта. На самом деле, довольно интересно: экстракт должен быть не взрослой мандрагоры, а проростка, выдержанного в лунном свете ровно одну фазу. Это придаёт зелью необходимую пластичность.

— А кровь как катализатор… — она поймала его взгляд, чувствуя, как находит озарение. — Она должна иметь уникальную метку, быть «заряженной»…

— Именно так, — кивнул он, и в этот момент они походили на двух заговорщиков, раскрывших великую тайну. — Кровь должна нести на себе отпечаток магии самого артефакта. Ваша кровь, циркулирующая в вашем теле в момент прыжков, пропитана ею. Она — единственный ключ, который идеально подходит к этому замку. Без неё зелье будет не более чем дорогостоящей… ароматизированной водой.

Гермиона покачала головой, усваивая информацию. Мысль о том, что Дамблдор всё это время искал для неё выход, а Снейп — тот самый упрямый гений, что довёл идею до ума, вызвала прилив тепла. Она украдкой взглянула на него: он сидел, откинувшись в кресле, и в его обычно холодных глазах читалось странное удовлетворение — возможно, что не только от головоломки, но и от того, что нашёлся кто-то, кто смог по-настоящему оценить весь масштаб его интеллектуального подвига.

В комнате снова повисла тишина, но теперь почти уютная.

— Знаешь, давай снова перейдём на «ты», Северус, — сказала Гермиона, с лёгким стуком ставя кружку на стол. Этот звук будто поставил точку в череде их церемонных «вы». — Мы снова скатились к официальностям, а для меня-то, если вдуматься, не прошло и полугода. — Она открыто, почти вызывающе улыбнулась ему, бросая вызов сложившейся между ними странной дистанции.

— Конечно… Гермиона, — он нарочито медленно растянул её имя, и на его губах появилась ухмылка, узкая и острая, как лезвие.

По её спине пробежали мурашки.

— Ты могла бы просто рассказать тогда о своей… ситуации, а не запираться в этом, хоть и с прекрасным видом доме, — заметил он, снова отпивая из своей кружки, и в его интонации сквозило скорее любопытство, чем упрёк.

— Ну… тогда у тебя не было бы такой интересной загадки для разгадывания? — отшутилась она, пытаясь скрыть смущение.

Но потом её плечи опустились вместе с защитой, и она тихо вздохнула. Пора, наверное, быть честной. Если раньше она боялась что-то разрушить своей правдой, не разобравшись в ситуации и в своих чувствах, то теперь сама жизнь (или время) всё уже нарушила. И цена, которую она заплатила за свои тайны — эта душащая изоляция, — оказалась непомерно высока. Около полугода она пробыла тут одна между прыжками. И вопрос «стоило ли оно того?» жёг изнутри.

Она наклонилась и снова взяла свою кружку, но, вместо того чтобы пить, обхватила её ладонями, будто пытаясь украсть у керамики остатки тепла. Указательный палец нервно водил по гладкому краю, вычерчивая невидимые руны её замешательства.

— Как ты уже догадался, — начала она, решив выложить хоть часть правды, как выкладывают пасьянс, — я, можно сказать, из будущего. И раскрывать некоторые его… особенности было бы не просто глупо, а сродни подрыву временного континуума на главной площади. — Она грустно улыбнулась. — В самом начале, когда я только попала сюда… Это был 1977 год. И это была случайность. Очень, очень глупая случайность.

Снейп не сводил с неё тёмных глаз, внимательно следя за каждым движением её пальцев. Он даже непроизвольно подался вперёд, вся его поза выдавала напряжённый интерес.

— Я работала в Министерстве, у меня была своя лаборатория. Артефактами занимались мои коллеги, а я подключалась в особо сложных или… безнадёжных случаях. — Она вздохнула. — В один из таких дней мы проверяли этот, как нам казалось, мёртвый металлический диск. И, если опустить технические подробности, то благодаря идиотизму Дерека я оказалась здесь.

— Дерек — это твой парень? — выпалил он, но, похоже, тут же пожалел о своём порыве. Плечи его дёрнулись в едва заметном движении, словно он поймал себя на чём-то постыдном, и тут же обмякли, когда он услышал её ответ.

— Что? О, нет, конечно нет! — Гермиона даже фыркнула, осознав, куда завело её объяснение. — Нет, Дерек — это просто мой коллега. Неуклюжий, невнимательный… но не парень. — Она попыталась вернуть нить разговора. — В общем, я хотела сказать, что вариант запереться здесь казался мне оптимальным. Чтобы не было лишних вопросов обо мне и… догадок обо всём этом.

Снейп тихо хмыкнул, и в этом звуке читалось: «Ну конечно».

— И когда я начинала отдел в Хогвартсе, — продолжила она, глядя куда-то мимо него, — я ещё не знала, что эти «аномалии» станут моим новым расписанием. Я думала, это был разовый сбой. Ошибка, которую можно пережить и двигаться дальше. — Её голос дрогнул. — Но Вселенная, как выяснилось, обладает весьма дурным чувством юмора.

Он приоткрыл рот, чтобы снова задать вопрос, но она опередила его, перехватив инициативу, и спросила о том, что ее интересовало.

— Да и вообще, ты говоришь про «тогда», — начала она, — а по моим ощущениям, я только вчера ответила на твоё письмо! И для меня всё ещё интрига — что в итоге вышло с теми наработками по стабилизации многокомпонентных зелий? Ты пробовал добавлять порошок лунного камня после первой фазы охлаждения? Хотя, — она махнула рукой, — ты, наверное, уже много лет об этом эксперименте и не вспоминал.

На его губах дрогнула улыбка, и даже взгляд немного потеплел. Гермиона тут же мысленно одёрнула себя: «Прекрати выискивать скрытые смыслы в его мимике, Грейнджер. Вполне вероятно, ты хочешь выдать желаемое за действительное…»

— Я получил весьма эстетичный, но абсолютно бесполезный перламутровый взрыв, — ответил он с мрачным удовольствием, — который окрасил потолок всей лаборатории в радужные тона. Пришлось объяснять Люпину, что я экспериментирую с новогодними хлопушками. В июле.

Гермиона фыркнула, живо представив себе картину: раздражённый Снейп и недоумевающий Люпин, обсуждающие праздничный декор в разгар лета.

— Ох, а если бы ты попробовал ввести его не в порошке, а в виде…

— Не продолжай, — он с комичной суровостью поднял руку. — Я пробовал. Это вызвало небольшую… лавину зелёной пены, которая с лёгким шелестом поглотила три стопки бесценных пергаментов. Должен признать, шелест был довольно жутким.

На этот раз Гермиона залилась звонким, беззаботным смехом, который, казалось, наконец-то развеял последние призраки неловкости.

Снейп наблюдал за ней, и в уголках его глаз залегли крошечные морщинки.

Он снова наклонился вперёд, упёрся локтями в колени, и его выражение лица стало серьёзным, хотя в глазах ещё теплилась искорка от её смеха.

— Раз я определенно в курсе всей ситуации, то теперь ты расскажешь наконец свою историю? Или для неё всё ещё требуются две бутылки огненного виски и тщетная надежда, что я к утру всё забуду? — это прозвучало как шутка, но в его тоне сквозила настоящая настойчивость.

— Что? Ах, история… — Гермиона почувствовала, как подступает лёгкая паника. Да, недолго музыка играла в её пользу. — Это о шраме! Я говорила про огненное виски, имея в виду тот шрам… и это, конечно, была шутка. Не самая удачная, да.

— Вся история, — настоял он, используя свой самый властный, профессорский тон — тот самый, что в ее прошлом заставлял первокурсников замирать на месте, боясь пошевелить даже ресницами.

Гермиона прочистила горло. Сбить его с толку не вышло. Она закинула ногу на ногу, стараясь придать себе вид учёного, готового к дискуссии, хотя внутри всё ёкало как от неправильно заваренного возбуждающего зелья.

— Ну, там, конечно, не две бутылки, но давай сойдёмся на бутылке хорошего вина. Для полного откровения. Это справедливая цена. — Она отвела взгляд в окно, где за стеклом бушевало море. Свинцовые волны с рокотом разбивались о скалы, вздымая в воздух облака солёной пыли, а ветер гнал по небу рваные, хмурые тучи. — Я расскажу часть, кратко. А остальное... только после уговорённой платы. — Кажется, она нашла способ выиграть время, чтобы ещё раз всё обдумать. Или просто собраться с духом.

Он прищурился, явно не соглашаясь с «краткостью», но все же склонил голову в согласии, его губы дрогнули в ироничной полуулыбке.

— Всенепременно.

— Хорошо… — Она снова посмотрела на бушующую стихию, и в комнате повисла пауза, наполненная лишь шумом прибоя и тиканьем часов.

Снейп молчал, погружённый в терпеливое ожидание, а Гермиона мысленно перебирала, с чего же начать. Вдохнула поглубже.

— Что ты знаешь о Тёмном Лорде?

Снейп нахмурился, явно не ожида такого поворота.

— Он был… популярен в определённых кругах, когда я учился в Хогвартсе. Почтенный чистокровный волшебник с амбициями, который позже погиб и был объявлен преступником. Почему?

— Я родилась девятнадцатого сентября… тысяча девятьсот семьдесят девятого года… — она запнулась, увидев, как его лицо стало абсолютно пустым, а затем исказилось чистейшим изумлением. Он выглядел так, будто только что прочитал, что василиски умеют вязать крючком. — Этого, как я вижу, Дамблдор тебе не рассказал? — голос ее стал тише.

— Нет.

— Темный Лорд имел огромную силу и делал ужасные вещи, но считался умершим в конце семидесятых, и, когда я поступила в Хогвартс, Тёмный Лорд все ещё считался мёртвым. Но, как оказалось позже, это было не так. В результате тёмной магии он вернулся. И я оказалась в эпицентре войны с ним, не успев закончить школу. Отсюда и шрам.

— Это было… насилие? — его голос стал резким, почти сиплым. — Кто это сделал? Это должно было быть невыносимо больно…

— О, Круциатус определенно хуже, — она поморщилась, словно до сих пор чувствуя призрачную боль, похожую на удар током по каждому нерву.

Его глаза расширились. Он резко наклонился вперёд, его взгляд просканировал её с головы до ног, будто ища невидимые шрамы.

— Так кто это сделал? — в его тоне прозвучала незнакомая ей свирепость.

Гермиона сглотнула. Перед глазами встал образ Беллатрисы с её безумными глазами и истерическим хохотом, но она давно научилась брать себя в руки, вспоминая это.

— Этот человек… в этой реальности, возможно, не так ужасен. Там она провела в Азкабане много лет…

— Она? — его брови ушли вверх.

Гермиона скрестила руки на груди в защитном жесте. Она почти была готова к его «допросу», но не такой острой, почти личной реакции.

— Извини, я не готова сейчас об этом говорить. Да и сейчас это не важно. Война там закончилась. И я… не сразу, и только потому, что боялась сделать всё хуже, но, в общем, я предотвратила её здесь. То есть я рассказала всё Дамблдору, а он принял меры. Ну, собственно, вот и вся краткая история.

Он замолчал. Надолго. Гермиона встала, чтобы подлить себе кофе, задумавшись, нет ли в доме печенья, чтобы заесть тяжёлую беседу. Но потом он поднял на неё взгляд, и в нём читалось внезапное озарение.

— Я… я тоже был в эпицентре? — спросил он тихо.

— О, определённо, — кивнула Гермиона, возвращаясь в кресло.

— То есть там мы знакомы?

— Да…

— И я был старше тебя на?..

— Двадцать лет, — она не удержалась и ухмыльнулась, глядя на его мгновенно помрачневшее лицо.

Он нахмурился так, будто только что узнал о налоге на ингредиенты для зелий в размере девяноста процентов.

— На самом деле, — добавила она, — это тоже из тех историй, для которых нужно то самое вино. А теперь моя очередь. — Она стратегически сменила тему. На один вечер с неё хватило тяжёлых признаний. — Откуда ты узнал про мои расчёты?

Он замер, и его бледные щёки слегка окрасились румянцем, что было поразительным и почти пугающим зрелищем. Он выглядел почти виноватым.

— Я имел доступ к твоему дому, — ответил он наконец, делая вид, что с предельным интересом изучает узор на своей кружке. — Твои бумаги лежали на столе.

— В столе, — поправила она, и в её глазах вспыхнула притворная ярость. — И они были магически зашифрованы!

На его лице вновь появилась та самая ухмылка, хитрая и торжествующая.

— Я бы сказал, что шифр был… весьма достойным. Потребовалось почти сорок пять минут, чтобы его взломать.

Гермиона снова рассмеялась. Этот смех, звонкий и лёгкий, казалось, начисто смывал мрак прошлого и напряжение настоящего, заполняя комнату чем-то новым и очень многообещающим.

Северус Снейп проснулся с первыми лучами солнца, которые бесцеремонно пробивались сквозь щель в занавесках, не меняющих вид с давних годов. Он не открывал глаз, прислушиваясь к монотонному скрежету за плинтусом. Мышь. Вероятно, единственная, кому этот дом был по-настоящему дорог.

Он медленно перевел взгляд на потолок, где узоры из трещин и отслоившейся штукатурки напоминали карту неведомых, безнадежно скучных земель. Комната, нет, весь этот обветшалый дом, доставшийся ему от отца, давил на него тяжестью воспоминаний. Мысль, внезапная и на удивление простая, пронеслась в голове: «Похоже, пора искать новое логово».

Самое забавное, что эта мысль не посещала его все эти годы. Он ненавидел это место, используя его лишь как перевалочный пункт между работой и сном, а последние два года и вовсе сбегая в приморский дом Дамблдора. Сбегая в ожидании призрака. Призрака по имени Гермиона Грейнджер.

И вчера призрак материализовался. И теперь в его груди, холодной и привыкшей к одиночеству, завязалась дуэль трех незваных чувств. Испытывать волнение — глупо и сентиментально. Испытывать тревогу и надежду — непростительная слабость.

Возможно, он слегка переборщил со своим маниакальным дежурством. Стоило ли два года с упорством, достойным лучшего применения, ждать ее появления в доме, когда она покинула его без единого слова на прощание? Разум, этот занудный и непоколебимый страж, твердил, что это верх идиотизма. Но он был настолько ошарашен отгадкой ее исчезновения, что это не казалось ему чем-то важным тогда.

И позже разум полностью отступил перед навязчивым, почти животным страхом вновь ее упустить. И перед упрямым нежеланием признаться себе, что ее исчезновение оставило в его жизни зияющую пустоту, которую не могли заполнить ни самые сложные зелья, ни самые темные гримуары.

А теперь он знал, что она не планировала долгого отсутствия и не игнорировала его намеренно.

И она… помнила. Помнила их переписку, их интеллектуальные дуэли, их совместные изыскания, оборванные ее бегством. Для его разбитого, израненного недоверием сердца это был бальзам, сладкий и горький одновременно.

Она была загадкой с самого начала, как сложный рецепт, не поддающийся логике. Он разгадал главную ее тайну — личность путешественницы во времени. Но теперь возникла новая, куда более сложная головоломка: сама Гермиона Грейнджер. Что за тени будущего прятались в глубине ее карих глаз? Какие битвы она видела, кто оставил ей шрамы? Он жаждал знать все, жаждал разложить ее прошлое по полочкам, как ингредиенты в своей лаборатории, чтобы понять состав ее души.

Но едва он вчера коснулся этого, ее взгляд стал твердым, как гранит, а плечи напряглись, будто под невидимой тяжестью веков. Он отступил. Ему казалось, что настаивать было жестоко.

Вместо этого его мозг, привыкший к многозадачности, мысленно запустил процесс оценки: какой именно и когда будет ближайший магазин, где он сможет приобрести достаточно выдержанное и хорошее вино, чтобы оно соответствовало моменту.

Он принял душ — бодрый, почти ледяной, заставляющий кровь бежать быстрее. Оделся неспеша: классические черные брюки, белая рубашка, на которую легли пряди еще влажных волос. Последним аккордом — черная мантия, его вторая кожа.

Глядя на себя в зеркало, он с холодной отстраненностью констатировал факты: темные волосы, липкие от влаги, обрамляли бледное лицо. Чёрные глаза смотрели на него с привычной долей самокритики. Он знал, что не красавец. Но в последние годы, под неугомонные подначки Фабиана и Гидеона, он все-таки начал прилагать некоторые усилия, чтобы не выглядеть как оживший труп. Он вздрогнул, мысленно вызвав образы этих двух идиотов. Их советы были сомнительны, но, черт побери, в них было свое здравое зерно.

* * *

Через полчаса и одну кружку черного как деготь кофе он вышел из дома. Воздух в Паучьем тупике был прохладным и пыльным, пах остывшей ночью и влажным камнем. Улица, казалось, все еще спала, притворяясь мертвой. Но даже здесь, среди облупившейся штукатурки и заколоченных окон, летнее утро делало свое дело. Солнечные лучи, робкие и косые, цеплялись за верхушки чахлых деревьев, растущих кое-где у заборов, и шелест их листьев на слабом ветру был едва слышен, а в этом шелесте ему снова слышалась надежда — упрямая и глупая.

Вид вокруг вызывал тоскливое уныние, но сегодня... сегодня он был... вполне приемлемым. Он решил немного пройтись, чтобы упорядочить хаос в голове, прежде чем трансгрессировать к Министерству.

* * *

— В этот раз ты не сможешь отказаться от присутствия, дружище, потому что это МОЯ свадьба! — Гидеон бодро подбросил в воздух и поймал бумажный шар, который еще пятнадцать минут назад был срочной запиской из Департамента транспорта.

— Где можно купить приличное вино? — не удостоив его взглядом и перебирая кипу корреспонденции на своем столе, протянул Северус. Этот назойливый треп о личной жизни был таким же ежедневным ритуалом, как утренний кофе.

— Ага! — Фабиан отвлекся от изучения какого-то дымящегося письма, которое он только что извлек из музыкальной шкатулки, пытавшейся его обратно засосать. — Ты все-таки кого-то пригласил на свидание? Гидеон, срочно отменяем операцию «Подбросить Северуса миссис Падлтон»! Наш затворник вышел в свет!

Снейп закатил глаза и легким движением палочки наслал на Гидеона заклинание, осыпавшее того мелким серебристым пеплом.

— Да ладно тебе, Снейп, — проворчал Гидеон, отряхивая пепел с мантии. — Лучшее вино, конечно же, в лавке «Бочонок и Феникс» в Косом переулке. И обязательно зайди в соседнюю, «Сахарные Гримуары»! За их шоколадный трюфель «Экстаз» тебе любая дама отдастся даже без вина, отвечаю!

Северус, не поворачиваясь, скинул его со стула легким заклинанием, Гидеон почти упал и на секунду завис над полом, затем быстро привёл себя в нормальное положение.

— Ты абсолютно не понимаешь шуток, Северус, — мрачно произнес он, но при этом пряча улыбку. — Я же желаю тебе добра.

— Именно поэтому я не бросил в тебя Заклинание Вечного Потения, — парировал Северус, наконец найдя нужный пергамент.

* * *

День тянулся мучительно медленно, как патока, залитая в песочные часы. Каждая бумажка, каждый отчет казались личной местью мира за его вчерашний проблеск чего-то отдаленно напоминающего счастье. Домой он попал только тогда, когда летний вечер начал окрашивать небо в цвета сирени и угасшего золота. Он планировал молниеносный бросок: пересечь порог, сменить мантию на что-то менее официальное и — сердце его на мгновение сжалось — трансгрессировать к Грейнджер, пока робкая решимость не испарилась под воздействием привычного цинизма.

Его планы были безжалостно растоптаны у самого порога. Вернее, тем, кто стоял на этом самом пороге, вживившись в его личное пространство с настойчивостью голодной кошки.

— Северус!

Хрупкая, но невероятно стремительная фигура сорвалась с крыльца и помчалась к нему, нарушая вечернюю тишину Паучьего тупика. Прежде чем его мозг успел перейти от режима «усталый работник» к режиму «бдительный научный сотрудник», Гермиона Грейнджер уже вцепилась в его руку выше локтя. Ее пальцы, холодные от вечернего воздуха, словно прожгли ткань мантии и кожу, оставив на ней невидимый пылающий след.

— Это ты! Ты мне срочно нужен, я не знала, как с тобой связаться, а сова с ответом не вернулась!

Он замер, пораженный двойным ударом: ее внезапным появлением и этим простым, оглушительным заявлением. «Ты мне нужен». Слова отпечатались в сознании навязчивым, ярким курсивом, на мгновение вытеснив на второй план все — и усталость, и вечерние планы, и своё давнее опровержение идеи о том, что можно быть кому-то «нужным».

— Гермиона… — его голос прозвучал хриплее, чем он рассчитывал. Он всмотрелся в ее глаза, пытаясь понять, не случилось ли чего-то ужасного, но увидел лишь золотистые блики в карих глубинах. — Что-то случилось?

— Северус! — она торопливо мотнула головой, и ее непослушные волосы подпрыгнули в такт этому нервному движению. — Я проверяла браслет по тем параметрам, что ты указывал, потому что сегодня около обеда он ощутимо нагрелся, и у меня есть подозрение, что в стабилизирующем заклятье могла образоваться брешь… — она осеклась на полуслове, когда ее взгляд наткнулся на изящный пакет из «Бочонка и Феникса», откуда нагло и вызывающе торчало горлышко бутылки. Затем, будто магнит, ее взгляд переметнулся на маленькую стильную коробочку из «Сахарных Гримуаров» в его другой руке.

Снейп буквально физически ощутил, как в воздухе что-то щелкает и меняется. Ее глаза округлились, брови поползли вверх.

— О... — этот звук был полным разочарования и внезапно нахлынувшей неловкости. — Ты собрался на свидание.

Это было не вопросом, а приговором. Она резко, как будто отдергивая руку от чего-то горячего, разжала пальцы и отступила на шаг. Яркий румянец залил ее щеки, и она скрестила руки на груди в классическом защитном жесте, прочищая горло с видом человека, попавшего не в свой вагон.

— Что? Я не...

Он попытался совладать с нарастающей дезориентацией. Мозг пытался одновременно анализировать проблему с браслетом и абсурдность обвинения в свидании. Но она снова обрушила на него град слов, не дав опомниться:

— Ох, прости, Северус, я не вовремя, я все понимаю... Правда. Но, черт возьми, я боялась, что снова прыгну надолго, и поэтому торопилась… знаешь, наверное, я просто... перенервничала из-за этого скачка. После всего, что... — она замявшись, махнула рукой, словно отмахиваясь от призраков прошлого. — О-о-о... Ладно, ничего страшного. Когда освободишься, пожалуйста, загляни в... э-э... дом Дамблдора. Надеюсь, прыжки больше не повторятся... — на последних словах ее голос стал тише и прозвучал так потерянно, что у Снейпа похолодело внутри.

Он дернулся, наконец-то собрав в кучу все обрывки информации. Ее паника была из-за браслета.

Напуганный перспективой ее нового исчезновения, он резко вытащил палочку и навел ее на ее запястье, бормоча заклинания сквозь стиснутые зубы и вставляя между ними оправдания, которые она, похоже, не слушала:

— Нет у меня никакого свидания!.. «Стабилус!» Это не для кого-то... «Интегрум!» Я не... Ты уверена, что он именно нагревался, а не просто был теплым?..

— О, определенно! — подтвердила она, глядя куда-то мимо его плеча, в сторону темнеющих деревьев, ее поза кричала о желании провалиться сквозь землю.

Он закончил диагностику, сжав палочку так, что костяшки пальцев побелели. Формулы, компоненты, последовательность наложений — все мысленно пронеслось перед его внутренним взором. Возможно ли, что где-то он допустил прокол?

Но Гермиона истолковала его напряженное молчание и сосредоточенный хмурый взгляд совершенно по-своему.

— Ладно... Не буду тебя задерживать. — Ее губы дрогнули в подобии улыбки, получившейся какой-то кривой. — Жду, как сможешь, Северус.

И, не дав ему возможности вставить хоть слово, она резко развернулась и исчезла с тихим, но оглушительным хлопком.

Он остался стоять посреди унылой улицы с дурацкой бутылкой вина в одной руке и коробкой идиотских конфет в другой, в клубящемся облаке собственной растерянности. Закипающая злость — на ситуацию, на себя, на Гидеонов и их дурацкие советы — смешивалась с леденящей душу паникой. Он снова ее терял. И это было из-за какого-то фарсового, идиотского недоразумения, достойного дешевого ромкома.

Недолго думая, он сжал пакет с вином так, что стекло угрожающе хрустнуло, и тут же, не меняя позы, с силой, вырывающей из реальности, трансгрессировал вслед за ней. К черту приличия. К черту вино и эти проклятые «Сахарные Гримуары». К черту все, кроме одного — необходимости убедиться, что она никуда не денется. Что он не упустит ее снова.

Гермиона приземлилась в центре гостиной с тихим шлепком, от которого вздрогнули пыльные подушки дивана. Без всяких церемоний она плюхнулась на него, закрыв лицо ладонями. Она чувствовала себя не просто идиоткой, а идиоткой махровой, возведенной в квадрат.

И дело было не только в том, что она осмелилась предположить — нет, вообразить! — что Северус Снейп, человек, чья душа в ее прошлом была закупорена в бутылке с формалином, мог быть свободен.

И ождал ее с чем-то выходящим за рамки научного паззла, который он разгадал. Дело было в ее собственной абсолютно глупой реакции.

Она сбежала. Сбежала, как первокурсница, застуканная за поцелуем в библиотеке. Почему этот нелепый эпизод вышиб ее из колеи сильнее, чем пятилетний прыжок во времени — загадка почище любой, что предлагал Хогвартс.

Но она-то знала! Она прекрасно знала, как в народе называют эти проклятые конфеты из «Сахарных Гримуаров» — «Гарантированный кекс». Дерек и Стейси постоянно подшучивали над ними, и ее уши были знакомы со всеми двусмысленными вариациями на тему.

А он... он был таким невозмутимым. И выглядел... черт возьми, да, она успела отметить — выглядел он... хорошо. Не просто моложе своего профессорского воплощения, а с какой-то новой тихой уверенностью, грацией хищника, знающего себе цену. Его волосы, раньше сальные, лежали опрятно, а лицо, хоть и хранившее печать брезгливости к миру, казалось... приятнее?

Респектабельным? Да, именно так. Он выглядел как опасный, но чертовски стильный дилер с темным прошлым.

В груди у нее заныла невыносимая, уязвимая грусть. Она с силой выдохнула, отгоняя прочь эту слабость. «Так, Грейнджер, ставим галочку: у Снейпа может быть личная жизнь. Теперь ты в курсе. Когда это не застает тебя врасплох, это не ранит, правда?» — попыталась она убедить себя. «О, дура, Гермиона...» — ехидно парировало ее же подсознание.

На этом ее самобичевание было прервано оглушительным хлопком, от которого зазвенел хрусталь в серванте. В центре комнаты, рассеивая клубы дыма, стоял тот, о ком она только что думала. Его лицо было высечено из камня, а в черных глазах плясали молнии решимости и явного раздражения.

— Я зашел в «Сахарные Гримуары» за банальным ингредиентом для подкупа, а не за приворотным зельем, Грейнджер, — выпалил он, даже не переведя дух, его голос был низким и острым, как лезвие. — У нас был уговор на разговор с вином, если твоя память не отказала тебе, и я собирался к тебе, а не на свидание. — Его голос выражал полное недоумение.

Гермиона почувствовала, как камень свалился с души, но на смену ему приползло стыдливое осознание собственной идиотии. Она внутренне поморщилась, заставила себя подняться и выпрямить спину, отбросив анализ своей ревнивой истерики на потом… Гораздо позднее.

— Вино, разговор и стратегический подкуп — это прекрасная комбинация, — она выдавила улыбку, надеясь, что выглядит хотя бы наполовину так же беззаботно, как надеется.

Его лицо стало чуть менее суровым, одна бровь поползла вверх, словно проверяя ее на искренность.

— Но ты же в курсе, — продолжила она, — как в народе называют эти конфеты?

— Я, к своему стыду, не разбираюсь в местном кондитерском фольклоре, — он зажмурился, приложив длинные пальцы к переносице, словно пытаясь вдавить обратно только что обретенную головную боль. — И, повторюсь, я не имел в виду ровным счетом ничего, кроме необходимости соблюсти формальности.

— А как же подкуп? — не удержалась от шпильки она — О, ладно, давай решим, что это просто недоразумение, и забудем, как страшный сон, — решительно продолжила она. — Я просто решила, что появилась некстати.

Он вздохнул и медленно, с преувеличенной театральностью опустил бутылку и злополучную коробку на низкий столик.

— Что ж. Теперь, когда протокол этикета соблюден, — он медленно опустился в кресло напротив, его мантия драматично взметнулась вокруг него, — рассказывай. Подробно. Что произошло?

Она замерла, и он через мгновение напомнил, выдохнув одно слово:

— Браслет?

Гермиона, все еще стоя, уперла руки в бока, пытаясь вернуться в безопасные воды делового тона. Она прочистила горло, перенастраивая себя на другой формат диалога:

— Брешь в стабилизирующем заклинании? Возможно ли это, Северус?

— А что предшествовало? — он нахмурился и облокотился локтями на колени, его темные глаза смотрели прямо на неё. — Что ты делала, когда он нагрелся?

Гермиона вздохнула, опустила руки, как будто сдалась, и тяжело опустилась в кресло напротив.

— Возможно, слишком резко взмахнула палочкой, применяя «Вингардиум Левиоса» к рассыпавшимся письмам.

Днём она взялась за письма и всецело ушла в них, пока не случился этот инцидент, который привёл ее в паническое состояние.

Снейп не стал спорить.

— Проверю еще раз.

Он поднялся и подошел к ней, опускаясь на корточки так близко, что подол его мантии коснулся ее туфель. Он взял ее руку — его прикосновение было на удивление осторожным, почти невесомым. На секунду его взгляд поднялся и встретился с ее, и в глубине его глаз мелькнуло что-то... сосредоточенное и абсолютно лишенное насмешки.

Он повторил серию заклинаний, шепча их нараспев. Гермиона сидела, завороженная. Ее обволакивало его присутствие, плотное, почти осязаемое. Его низкий, бархатный голус отзывался тихими струнами где-то глубоко в душе, а едва уловимый аромат — древесный, пряный, с примесью старой бумаги и чего-то неуловимо горького — кружил голову. В этот момент ей было плевать на браслет, на временные парадоксы, на все на свете. Она просто поняла. Окончательно и бесповоротно. Она попала. Это не шло ни в какое сравнение ни с чем. О боже, она влюбилась в Северуса Снейпа.

— Я наложил дополнительный стабилизационный контур, — проговорил он, прерывая ее ступор. — Моя собственная модификация. Теперь все в порядке. Можешь не переживать, это не повторится. Ты в безопасности.

Его глаза, все еще прикованные к ее руке, смотрели... мягко? А от этих слов — «ты в безопасности» — ее душа ощутила такой теплый, сокрушительный прилив чувств, что она просто сидела, не в силах вымолвить ни слова, глядя на его склоненную голову.

— Все в порядке? Гермиона? — он поднял на нее взгляд и снова начал хмуриться, увидев ее онемевшее выражение лица.

Она моргнула, с трудом возвращаясь в реальность.

— Значит, заклинание дополнительного стабилизационного контура, — ее голос прозвучал сипло, и она прочистила горло, ища и не находя в своих мыслях умные слова. — Снова гениально.

Он усмехнулся одним уголком губ — почти неуловимое выражение, от которого у нее заныло под ложечкой.

— Что ж, — он начал подниматься с корточек, его суставы издали тихий щелчок. — Как насчет того вина и обещанных тайн?

Но Гермиона не успела даже кивнуть в ответ, как воздух в прихожей содрогнулся от двух хлопков, и гостиная наполнилась голосами.

— А вот и мы! — раздался мелодичный голос Альбуса Дамблдора. Он стоял в дверном проеме, его сияющие голубые глаза блуждали по комнате, будто собирая пазл из их смущенных поз и бутылки на столе. — Я получил ваше утреннее послание, дорогая Гермиона, и, признаться, обрадовался предлогу навестить вас. И, разумеется, не смог отказать себе в удовольствии прихватить с собой кое-кого, чье присутствие может оказаться... как нельзя кстати.

За его спиной с немного усталой, но доброй улыбкой стоял Ремус Люпин.

— Гермиона, Северус, — кивнул он в качестве приветствия.

— Профессор! Ремус! — Гермиона, с облегчением ухватившись за возможность отвлечься от накаленной атмосферы, подскочила и бросилась к ним, заключая Дамблдора, а затем и Люпина в быстрые, искренние объятия.

Снейп тем временем застыл на месте. Его лицо, только что начавшее смягчаться, снова застыло в каменной маске. Он молча наблюдал, как она обнимает Люпина, и его челюсть сжалась так, что, казалось, гранит мог бы позавидовать.

— Вы всех просвятили в мою тайну возвращения, профессор? — Гермиона обратилась к Дамблдору, стараясь, чтобы в голосе не дрогнула ни одна нота.

— Просвятить — слово слишком сильное, моя дорогая, — парировал Дамблдор, его глаза под полумесяцами очков искрились загадочным огнем. Он удобно устроился в кресле, сложив пальцы домиком. — Скорее, я позволил нескольким лучам знания упасть на тех, чье присутствие на этом этапе нашего пути сочтено необходимостью. Как садовник, подрезающий лишние ветви, дабы не затемнять свет для главного ростка.

— На самом деле, у меня были кое-какие догадки, — начал Люпин, направляясь к дальнему креслу с той мягкой, чуть усталой улыбкой, что всегда казалась его второй кожей. — Я видел твое исчезновение в Хогвартсе, если помнишь. А позже Северус... — он на мгновение замолчал, почувствовав на себе взгляд Снейпа, острый и предостерегающий, будто лезвие, приставленное к горлу. — В общем, тема его научных изысканий резко изменилась и вызывала определенные подозрения...

Он сделал жест, словно отмахиваясь от деталей под тяжелым взглядом бывшего одноклассника.

— В целом, я невероятно рад, что ты вернулась, Гермиона. Северус, я ничего не говорил, потому что это были лишь смутные догадки, — снова обратился он к Снейпу, а тот прищурился. — Меня всегда волновало твое загадочное исчезновение, — он снова мягко улыбнулся ей. — Ты сделала для меня так много, и я безмерно благодарен.

Гермиона, возившаяся с чайным сервизом, почувствовала, как в горле встал ком. Она хотела для этих людей лучшей участи, жизни, не омраченной тенью Темного Лорда, и слышать такую искреннюю благодарность было одновременно и радостно, и больно.

— Кстати, об этом, — подхватил Дамблдор, словно подкидывая дров в костер общей благодарности. — Когда я перехватил твою сову, дорогая моя, мы как раз с мистером Люпином были в Министерстве. И нам наконец одобрили массовое производство и распространение усовершенствованного зелья Аконита! — он произнес это с торжественным фанфарным оттенком. — Процесс, признаться, занял изрядное количество времени и потребовал урегулирования некоторых... скажем так, бюрократических нюансов. Но самое главное — теперь благодаря вашему ученику жизнь целого сообщества оборотней изменится кардинальным образом. И я решил, что эту прекрасную новость вы захотите услышать из первых уст, тем более что это заслуга вашего ученика!

— О! — Гермиона застыла с чайником в руке, переводя изумленный взгляд с Дамблдора на Люпина и обратно. — У меня просто... нет слов, — наконец выдохнула она. — Это замечательно! Как вам вообще удалось сдвинуть Министерство с мёртвой точки, чтобы они на это согласились? О, и мой ученик, конечно... — она с легкой иронией покачала головой, — хотя, в свете новых обстоятельств, мои «ученики» стали несколько старше меня.

Снейп, неподвижно сидевший в кресле, скрестив длинные ноги, лишь склонил голову набок. Жест был лишен однозначности, можно было с равным успехом принять его и за молчаливое согласие, и за проявление глубочайшего скепсиса.

За окном летний вечер давно вступил в свои права. Небо из золотисто-розового превратилось в глубокое бархатно-синее, усыпанное первыми, еще робкими бриллиантами звезд.

Они проговорили больше двух часов, и разговор тек легко, как ручей, пока Люпин после второй чашки чая не задал вопрос, висевший в воздухе с самого начала:

— Так значит, ты видела будущее? — в его взгляде, обычно таком сдержанном, горело неподдельное, живое любопытство.

Гермиона в этот момент все еще переживала благоговейный трепет и почти триумф от того, как сложилась судьба Ремуса благодаря ее помощи и протекции Дамблдора.

— О, да, — она вздохнула и перевела взгляд на Дамблдора, ища поддержки. Тот ответил ей почти неуловимым, быстрым подмигиванием.

В это время Люпин и Снейп успели обменяться короткими, но красноречивыми взглядами, полными взаимного понимания того, что у Дамблдора и Грейнджер имеются тайны куда крупнее, чем можно было предположить.

Снейп едва заметно сменил позу, а Люпин продолжил, его голос прозвучал мягко, но настойчиво:

— Позволь мне предположить... Я в том будущем не изучаю аконит? Возможно, занимаюсь чем-то с Джеймсом и Сириусом? Питер тоже уехал в другую страну в том будущем? — он мягко улыбнулся, рисуя в воображении идиллическую картину.

Гермиона побледнела и сглотнула. Ее пальцы непроизвольно сжали край сиденья.

— Питер... уехал? — голос ее дрогнул. — Почему? На учебу куда-то? А как дела у Джеймса и Сириуса?

Дамблдор с внезапным интересом принялся изучать узор на своей фарфоровой чашке, а Снейп откровенно, с презрительным шипением фыркнул.

— О, они работают мракоборцами, очень увлечены, — продолжал Люпин, не замечая или делая вид, что не замечает ее реакции. — У Джеймса подрастают сын и дочка. А Питер... не знаю, ему предложили хорошую должность во Франции. Джеймс и Сириус планировали открыть совместное дело — до истории с проектом, — в основном чтобы затащить в него и меня, — он усмехнулся. — Я, конечно, был против, а потом стало и вовсе не до того, когда начался учебный год. Значит, в другом будущем я, возможно, с ними? Или нет? — Он посмотрел на нее прямо, его взгляд был добрым, но в самой глубине зрачков таилась застарелая, знакомая ей грусть.

Он верил в хорошее, но, вероятно, всегда опасался, что в любом сценарии останется тем, кого оставили за бортом. Одиноким.

— Мне хочется знать, пожалуйста, Гермиона. Я готов к любым вариантам.

Она собралась с духом, чтобы ответить, подбирая слова, острые, как осколки, но в этот момент с кресла плавно поднялся Дамблдор.

— Дамы и господа, я был несказанно рад провести с вами этот прекрасный вечер, но, боюсь, мне пора удалиться. В это время суток мне совершенно необходимо проверить один маленький, но очень капризный механизм. Не беспокойтесь обо мне и, конечно, продолжайте ваш вечер. Всего наилучшего. Дорогая Гермиона. — Он склонил голову в изящном прощании и направился в прихожую с видом человека, спешащего на свидание с собственной тайной.

Когда из прихожей донесся оглушительный хлопок, Гермиона медленно перевела взгляд со Снейпа, сидящего в молчаливом, но интенсивном ожидании, на Люпина, чье лицо выражало лишь любопытство и готовность выслушать.

Она закусила губу, глубоко вздохнула, будто собираясь нырнуть в ледяную воду, и резко поднялась.

Она подошла к старому дубовому серванту, открыла его и достала три высоких бокала.

— Предлагаю... переместиться на улицу, — проговорила она, и голос ее звучал чуть более хрипло, чем обычно. — Сегодня прекрасный вечер, и на веранде есть вполне сносный столик.

— Я уже начинаю думать, что то, что ты можешь рассказать, слишком ужасно, — тихо проговорил Люпин, замечая ее неестественную собранность и бледность, и поднялся с кресла.

— Боюсь, что это так, — ответила она очень тихо.

Снейп тем временем уже поднялся во весь свой рост, и следом за ним, плавно и безмолвно, в воздух поднялась бутылка вина.

«Беспалочковая магия», — пронеслось в голове у Гермионы. Серьезно?

Она сузила глаза, бросая на него выразительный взгляд. В ответ он лишь изящно приподнял одну бровь, словно говоря: «Ну и что тут такого?»

«Позёр», — мысленно фыркнула она, закатив глаза.

Но это маленькое отвлечение помогло ей переключиться и собраться с духом.

Что рассказать? Все? Но нужно ли это сейчас, не испортит ли это их налаженные жизни? Мерлин, она чувствовала на себе груз чудовищной ответственности. И Дамблдор... Дамблдор ее просто бросил на амбразуру со всем этим!

На веранде было прохладно и свежо. Воздух, густой и влажный, пах соленым бризом, цветущим жасмином, чей сладкий аромат плыл из сада, и едва уловимой смолистой нотой старого, прожженного солнцем дерева. Где-то вдалеке мерно и убаюкивающе шумел прибой, а свет полной луны лежал на воде длинной дрожащей серебряной дорожкой. Было похоже на декорацию к пьесе, где вот-вот должна была начаться самая драматичная сцена.

Люпин легким движением палочки вызвал три светящихся шара, которые, словно ручные светляки, закружились над столом, отбрасывая мягкие, подвижные тени. Снейп, не говоря ни слова, извлек из ничего элегантное кресло с высокой спинкой — видимо, считая, что имеющаяся на веранде плетеная мебель недостойна его величия.

Гермиона медленно расставила бокалы, слушая гипнотизирующий шум волн и думая о том, что помимо душераздирающих признаний неплохо бы было подумать и об ужине.

— Я сейчас, — она ретировалась на кухню, оставив мужчин в напряженном молчании.

Она распахнула дверцу магического холодильника, который всегда был полнее, чем можно было ожидать, благодаря его связи с эльфами Хогвартса, и быстрым взглядом оценила обстановку. Ее взгляд упал на полуколечко выдержанного чеддера, аппетитную косичку проволоньи, завернутую в пергамент, немного индейки, миску с маринованными оливками и каперсами, пакет с хрустящими хлебцами и корзину с яблоками. «Сойдет для импровизированного ужина», — решила она, собирая все это на большой деревянной доске. Сыр, мясо, соленья... Просто и сытно.

Она шла обратно с подносом, стараясь не думать о грядущем разговоре, и, резко развернувшись в дверном проеме, чуть не врезалась в высокую темную фигуру. Поднос качнулся, сыр и яблоки угрожающе съехали к краю.

— Черт возьми, Северус!

Он с легкостью, почти не глядя, подхватил поднос, стабилизировав его одним точным движением.

— Ты решила проверить мои рефлексы или просто вознамерилась устроить на полу импрессионистский натюрморт? — проронил он с какой-то ядовитой невозмутимостью.

Гермиона закрыла глаза, с силой выдохнув.

— Видимо, да, но раз уж ты тут, то помоги, пожалуйста, отнести на веранду, а я возьму конфеты.

Он скривился, явно вспоминая их недоразумение, и без слов развернулся с подносом, удаляясь с видом официанта из самого мрачного и элитного ресторана «Темной Башни».

Гермиона, оставшись одна, схватила коробку из «Сахарных Гримуаров» и с отвращением высыпала конфеты в простую фарфоровую вазу, стараясь стереть все следы дурацкой упаковки и ее двусмысленных ассоциаций.

А ведь как было бы прекрасно, если бы это был тот самый, желанный романтический вечер с вином, звездами и тихими разговорами, а не это предстоящее судилище с исповедью о мире, которого нет. Думая о вопиющей несправедливости мироздания, она решительно шагнула к месту своей импровизированной казни.

— Гермиона, не стоило так утруждаться, — Люпин, сидевший за столом, выглядел виновато.

— Но я хочу есть, — она слабо улыбнулась ему в ответ, ставя вазу с конфетами на стол и опускаясь в кресло.

В этот момент Снейп, до этого молча наблюдавший за ними, протянул руку к бутылке. Его движения были лишены суеты, полны выверенной, почти хищной грации. Длинные пальцы обхватили горлышко, большой палец уперся в дно пробки. Не нужно было ни штопора, ни заклинания — лишь легкое, почти невесомое движение запястья, и раздался тихий удовлетворительный хлопок. Он разливал вино так, будто проводил сложный ритуал: бокалы наполнялись ровно настолько, насколько нужно, темно-рубиновая жидкость не пролилась ни капли, а сам он выглядел чертовски эффектно.

Гермиона, наблюдая за этим, набрала в грудь воздуха и начала с предупреждений, ее голос прозвучал неестественно громко в ночной тишине:

— То, что я вам расскажу, вы не должны никому передавать. Пожалуйста, это важно.

Люпин кивнул с сосредоточенным видом, а Снейп едва заметно склонил голову, он сел и его взгляд был прикован к ней, тяжелый и аналитический.

— И да, я была в будущем. Вернее, для меня это была просто моя жизнь. Пока в один прекрасный день я случайно не попала в прошлое и своим появлением не создала новую ветвь реальности. И вот я тут, зная все, что должно произойти и… без возможности вернуться назад.

— Из какого будущего? — мягко спросил Люпин. — Какой год?

— Для меня был 2003 год, когда меня сюда забросило, — она сжала руки в замок на коленях, предчувствуя следующие вопросы.

— Хм, это очень далеко, — задумчиво проговорил Люпин. — И что делал я в этом году? И Северус?

Он «выстрелил» взглядом в Снейпа, но тот не дрогнул, лишь его пальцы слегка сжали ножку бокала. Сам факт, что Люпин задает такой вопрос о Снейпе и что Снейп это терпит, говорил о каком-то почти приятельском уровне их отношений.

Гермиона обхватила себя за плечи, сжав запястье, будто пытаясь физически удержать себя вместе.

— Простите, но вы были...

— Мне бы тоже хотелось знать твоё будущее, Гермиона, — тихо, но настойчиво произнес Снейп. Его голос был низким и даже без насмешки. — Не беспокойся, что бы ты ни сказала. Я сомневаюсь, что это сможет как-то повлиять на наше... нынешнее положение. У меня, разумеется, есть предположения, чем бы мы занимались без вашего проекта и всего, что с ним связано.

Он поднял бровь, бросая вызов. Люпин поддержал его кивком.

«Еще не легче», — подумала Гермиона с отчаянием. Это будет жестоко. Но они напросились. В конце концов, разве она виновата в их судьбе? Виноват один человек, и имя ему — Темный Лорд.

— Скажу сразу: то время отличалось очень многим, и один из самых больших факторов — это Лорд Волан-де-Морт. Темный Лорд. Он имел огромную власть, и была война. Очень долгая и жестокая война. Вы оба... вы были участниками. И вы оба были мертвы к 2003 году.

Повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь мерным шумом прибоя, который вдруг показался не убаюкивающим, а зловещим.

Люпин медленно отставил бокал. Его лицо стало маской.

— Война? — переспросил он шепотом. — И Джеймс? Сириус?

— Джеймс и Лили Поттер погибли в самом начале, — голос Гермионы дрогнул. — Их предал Питер Петтигрю. Он был Тайным Покровителем Волан-де-Морта все это время. Сириус... Сириуса обвинили в их убийстве и предательстве. Он провел двенадцать лет в Азкабане, невиновный. Потом сбежал... а погиб, погиб в битве в министерстве, в 1996 году.

Она видела, как по лицу Люпина прокатилась волна ужаса и неверия. Он откинулся на спинку стула, будто получив физический удар.

— Питер?.. Предатель? А Сириус... — он не мог подобрать слов, его глаза блестели в свете парящих светильников. — Почему? — наконец выдавил Люпин, его голос был хриплым. — Почему Питер?..

— Страх, Ремус, — тихо сказала Гермиона. — Он всегда боялся. А Волан-де-Морт предлагал силу и защиту сильнейшей стороны.

— А я? — раздался холодный, отточенный голос Снейпа. — Каким был мой вклад в этот... апокалипсис? — В его интонации сквозила язвительность, но в глубине глаз таилось что-то иное — мрачное любопытство к собственной судьбе.

Гермиона посмотрела на него прямо.

— А ты был двойным агентом и самым ценным шпионом Дамблдора. Ты годами играл свою роль, рискуя жизнью каждый день. Ты… — она сделала паузу, — убил Дамблдора по его просьбе… он был поражён проклятьем и медленно умирал, и ты обставил это как предательство, и все в это поверили, и ты погиб в мае 1998 года. Убит самим Волан-де-Мортом, потому что он посчитал, что ты больше ему не нужен. Но перед этим ты успел передать свои воспоминания, которые помогли победить в войне.

Снейп замер. Он не двигался, не дышал, его лицо было совершенно бесстрастным, но Гермиона увидела, как судорожно сжались его пальцы на ручке кресла. Он откинул голову, уставившись в звездное небо, будто ища там ответы. Выпить за свое будущее? Или выплюнуть его, как отраву?

— Ты был самым храбрым человеком, которого я когда-либо знала.

Она не смотрела на него, произнося эти слова, уставившись на свое вино. Тишина снова стала плотной, но на этот раз ее нарушил Снейп. Он молча поднял свой бокал, не чокаясь, и отпил большой глоток. Это был жест, не требующий комментариев. Люпин, все еще бледный, через мгновение машинально последовал его примеру.

Они пили молча, каждый переваривая собственную посмертную участь. Шум моря казался теперь не фоном, а частью их общего смятения.

Вечер тянулся еще около часа, полный тяжелых вопросов и скупых, но искренних ответов. Гермиона рассказывала о битвах, о потерях, о жертвах. Она говорила о том, как был убит Дамблдор, о том, как пал Хогвартс, о том, как они трое — она, Гарри и Рон — стали беглецами. Люпин слушал, и с каждым новым фактом его плечи опускались все ниже, а в глазах читалась бесконечная усталость от того будущего, которого удалось избежать. Снейп же, напротив, с каждым ответом становился все более сосредоточенным и замкнутым, впитывая информацию как губка, анализируя ее, раскладывая по полочкам своего безупречного интеллекта.

Наконец Люпин тяжело поднялся.

— Мне... мне нужно идти. Мне нужно подышать. Осмыслить, — он выглядел совершенно разбитым. — Спасибо, Гермиона. За правду. Как бы тяжела она ни была. — Он кивнул Снейпу и, не дожидаясь ответа, побрел к дому, его фигура быстро растворилась в темноте.

Гермиона сидела, не двигаясь, глядя в темноту, где только что исчез Люпин. Она чувствовала себя опустошенной, выпотрошенной. Она снова пережила войну, вытащив все на свет, и теперь то будущее витало в воздухе как призрак.

И тут она услышала тихий скрип. Снейп, не говоря ни слова, поднялся, взял со стола бутылку и долил вина в ее почти полный бокал. Затем он вернулся на свое место, откинулся в кресле и уставился на море.

— Не уходишь? — спросила она, не глядя на него.

— Кажется, я уже усвоил, что оставлять тебя одну с твоими мыслями — не лучшая идея, — произнес он, и в его голосе не было ни яда, ни насмешки. Была лишь усталая констатация факта. — Это имеет свойство заканчиваться временными катаклизмами.

Он не смотрел на нее, не пытался утешить словами. Он просто был там. Молчаливый, угрюмый, но — присутствующий. И в этом молчаливом присутствии, под аккомпанемент вечного моря, была странная, необъяснимая поддержка. Сильнее любых слов. Гермиона закрыла глаза, позволив тишине и шуму волн омыть свою израненную душу. Она была не одна. И в этот момент это было важнее всего.