Ошибка на 17 оборотов в минуту (гет)

Лаборатория больше походила на питомник для брошенных магических идей. Воздух, густой от запаха старого пергамента, пыли веков и едкого аромата перегретого элексира, с трудом пробивался сквозь хаотичные завалы. Полки, прогнувшиеся под тяжестью немыслимых предметов, напоминали зубья гигантского существа. Мерцающие пузырьки с жидкостями, чье назначение было давно и надежно забыто, перешептывались друг с другом радужными переливами.

В самом центре этого царства абсурда, на магическом подвесе, парил ничем не примечательный металлический диск — их сегодняшний «пациент».

— Девятая попытка, — вздохнула Гермиона — Если и сейчас ничего не произойдет, я официально объявляю этот артефакт самым бесполезным экспонатом после «Камня, который просто лежит» из седьмого зала.

— О, да ты просто не умеешь его готовить, — фыркнул Дерек, высокий светловолосый волшебник, чья вечная ухмылка, казалось, была приклеена к лицу магическим клеем. — Может, ему нужно спеть серенаду? Или признаться в пламенной любви на древнегреческом?

— Я уже пробовала, — лениво отозвалась Стейси, щурясь на диск так, будто пыталась разглядеть его потаенные стремления. — На прошлой неделе. Проклятие обратной связи чуть не лишило меня бровей. До сих пор отращиваю.

— Потому что ты пела как гиппогриф на успокоительном, — парировал Дерек, ловко жонглируя тремя шариками для самонаводящегося квиддича, которые тут же дружно врезались в потолок.

Гермиона с подчеркнутой терпеливостью, которую она обычно приберегала для объяснений Гарри основ магии первого курса, принялась настраивать приборы:

— Ладно, хватит клоунады. Стандартный протокол. Дерек — магический импульс, Стейси — фиксация колебаний, я — контроль.

Минут через десять диск, как и ожидалось, не сделал ровным счетом ничего.

— Ну вот и всё, — Стейси с выразительным стуком швырнула самопишущее перо на стол, где оно обиженно завиляло стержнем. — Еще один блистательный кусок металла для нашей «коллекции бесполезного».

— Эй, не оскорбляй экспонаты, — с комедийной серьезностью в голосе сказал Дерек, сняв диск с подвеса. Он с преувеличенной аккуратностью, будто неся королевскую регалию, отнес его к полке и водрузил между «Шаром, который иногда показывает погоду (но чаще демонстрирует свое глубочайшее безразличие)» и «Книгой, которая сама перелистывает страницы (но только на самые скучные)». — Может, он просто стесняется. Или интроверт.

— Или, как и некоторые присутствующие, просто создаёт видимость бурной деятельности, — пробормотала Гермиона, но все же не удержалась от легкой улыбки.

Дерек, решив, что на сегодня науки достаточно, внезапно выхватил диск с полки, ловко подбросил его в воздух и поймал, как фрисби.

— Эй, осторожно! — вскрикнула Стейси, инстинктивно пригнувшись.

— Расслабься, он же абсолютно инертный, как лекция профессора Бинса о магическом законодательстве эльфов XIV века, — парировал Дерек и, сделав несколько картинных финтов, имитировал бросок в сторону Гермионы.

Именно в этот момент его нога с изяществом молодого тролля зацепилась за ножку стула, на котором мирно дремал кот Крампс — неофициальный талисман их отдела. Дерек, отчаянно замахав руками, пытаясь сохранить равновесие, инстинктивно швырнул диск от себя, чтобы не приземлиться на него лицом. Металлический круг, сверкая под тусклым светом ламп, полетел прямиком в Гермиону.

Ее рефлексы, отточенные в походах по запретным коридорам Хогвартса, сработали быстрее мысли. Она не стала уворачиваться, а, наоборот, сделала шаг навстречу и поймала артефакт обеими руками, дабы не дать ему врезаться в стеллаж с колбами, содержимое которых могло бы устроить тут же незапланированный фейерверк или, что хуже, незапланированное перерождение вселенной в виде пудинга.

Контакт был мгновенным и леденяще неестественным.

Диск не просто замер. Он завибрировал с такой низкой, зловещей частотой, что у Гермионы заныли не только пальцы, но и зубы. По его скучной металлической поверхности, словно паук, плетущий паутину из pure энергии, пробежала сетка мерцающих салатовых рун, которых раньше они не видели. Раздался негромкий, но пронзительный до боли в висках звук — словно кто-то провел смычком по самому краю хрустальной вселенной.

— Гермиона, брось его! — закричала Стейси, отскакивая за ближайший стол.

Но было поздно. Диск будто прирос к ее ладоням, впиваясь в кожу ледяным жалом. Воздух в лаборатории заколебался, загустел, стал синим и тягучим, как желе. Застывшие на полках артефакты дружно задрожали и зазвенели, устроив адскую какофонию хаоса. С полки с оглушительным грохотом свалился «Шар, который иногда показывал погоду», и он наконец-то показал нечто — внутри бушевал яростный, миниатюрный ураган из молний и черных туч.

— Отпусти его! — рванулся к ней Дерек, но не успел сделать и трех шагов.

Гермиона чувствовала, как ее собственная магия, древняя и дикая сила, вытягивается из нее жидкими золотыми жилами, закручиваясь в бешеную воронку вокруг проклятого диска. Ее последней связной мыслью, холодной и четкой, как удар стекла, было: «Так, значит, он все-таки работал. И, кажется, я поняла, в чем была наша ошибка… Ах, да. Физическое вращение. Черт возьми».

Пространство сжалось в точку, а затем рванулось вширь с силой Big Bang'а. Гермиону вырвало из настоящего, как пробку из бутылки самого дорогого и самого неаккуратно встряхнутого шампанского. Ее пронесло сквозь ослепляющий вихрь света и вопящих теней, мимо мелькающих, как кадры старой пленки, лиц и обрывков незнакомых голосов. Все завертелось ещё быстрее, цвета спутались в уродливую бурую массу, и весь мир полетел в тартарары, причем в обратную сторону.

Ее вышвырнуло из вихря с невежливой силой, и она кубарем покатилась по грубому, непривычно шершавому каменному полу, больно ударившись о стену. В ушах оглушительно звеенело, отдаваясь эхом в костях.

Гермиона несколько секунд просто лежала на спине, пытаясь отдышаться и глядя в знакомый арочный потолок. Диск с глухим лязгом вывалился из ее онемевших рук и покатился куда-то в темноту.

Пахло не просто пылью, а пылью старой, многолетней, пропитанной запахом дешевого табака и машинного масла. Она с трудом поднялась, опершись о шершавую, холодную стену. Она была в коридоре Министерства. Но…

Куда делись элегантные магические светильники? Их заменили тусклые, пыльные шары, болтающиеся на проводах. Стены, которые после ремонта стали гладкими и светлыми, теперь были грубыми, темными, с потрескавшейся штукатуркой и проплешинами облупившейся краски. Со стен смотрели не движущиеся фотографии, а старомодные портреты в запыленных рамах, и они с нескрываемым любопытством косились на ее растрепанную фигуру.

Гермиона замерла. Сердце в груди колотилось, словно пыталось выбить код Морзе, означающий «мы в беде».

Очень медленно, как во сне, она побрела в направлении окон, одной рукой держась за стену для поддержки, другую прижимая к ушибленному боку. Она подошла к огромным арочным витражным окнам, которые в ее времени давно заменили на современные, безопасные и скучные стеклопакеты.

За окном был Лондон. Но не ее Лондон. Машины были старыми, угловатыми, словно собранными из жестяных коробок. Желто-оранжевые автобусы были двухэтажными, но выглядели доисторическими. И на площади, там, где должен был стоять величественный памятник павшим во Второй магической войне, возвышалась какая-то абстрактная скульптура из блестящего металла, подписанная кричащим плакатом: «Будущее — за прогрессом! Министерство Магии».

— Что за… — прошептала она, и голос сорвался в шепот.

И тут ее взгляд упал на афишу, небрежно прилепленную к ближайшей колонне. Большими, крикливыми буквами она зазывала: «РАСПРОДАЖА МЕТЕЛ! НОВЫЕ СКОРОСТНЫЕ МОДЕЛИ «КОМЕТ-180» 1977 ГОДА! ПОСПЕШИ, ПРОМАХНЕШЬСЯ!»

Гермиона замерла, словно ее окатили ледяной водой. 1977 год. Это было невозможно. Умом она понимала, что это не шутка Дерека и Стейси — те не были настолько креативны и, что важнее, состоятельны, чтобы воссоздать такую детализированную иллюзию. Это было что-то другое. Нечто настоящее.

Она с силой, от которой кружилась голова, произнесла серию сложнейших заклинаний, разрушающих любые иллюзии и гламуры. Ничего не произошло. Только пыль, лениво кружащая в солнечных лучах, прорезавшихся сквозь грязное стекло, на мгновение сменила траекторию, закружилась в элегантном вальсе, влекомая взмахами ее палочки.

Гермиона стояла посреди того, что когда-то станет ее личной лабораторией, смотрела на кружащуюся на свету пыль прошлого и отчаянно пыталась не поддаваться нарастающей, тошнотворной панике.

Артефакт… Что произошло? Как? Это точно не был маховик времени, у этого диска принципиально иная энергетическая сигнатура, он не был связан с темпоральной магией.

И тут ее осенило. Ее собственные слова, сказанные секунды до катастрофы. *Физическое вращение.*

Импульс. Дерек не подал ритмичный магический импульс. Он придал диску физическое вращение! Сильный, хаотичный бросок. Она непроизвольно поймала его, и ее собственная мощная магия, рефлекторно реагируя на угрозу, рванулась навстречу. Они создали неконтролируемый, дикий резонанс.

Цифры и формулы встали на свои места с ужасающей ясностью. В ее расчетах была ключевая переменная — скорость стабилизационного вращения. Она вывела идеальную, безопасную цифру: ровно 17 оборотов в минуту. Это было ключом к аккуратному открытию портала и, что важнее, к его контролируемому закрытию и возвращению.

Но Дерек не калибровал вращение. Он запустил его, как волчок, с силой, достаточной для игры в квиддич. Артефакт раскрутился до безумных, запредельных скоростей, в сотни раз превышающих расчетные. Он не открыл дверь. Он выжег дверь, петлю и всю стену вокруг нее дотла. Энергии высвободилось столько, что хватило, чтобы швырнуть ее сюда, но обратный путь… Он был невозможен. Невозможно точно воспроизвести такое же хаотичное, бешеное вращение. Нужен был еще один идиот с хорошим броском и идеальный момент столкновения.

В пыльной, чужой тишине чужого времени к Гермионе Грейнджер приходило леденящее душу понимание. Она застряла. И ей сейчас чертовски повезло, что в этом глухом уголке Министерства семидесятых никого не оказалось.

Она опустилась на покрытый пылью пол, не в силах держаться на ногах, и беспомощно посмотрела на ненавистный диск, лежавший в углу.

— Прекрасно, — прошептала она в безмолвную, торжествующую тишину прошлого. — Просто великолепно. Меня похитил во времени артефакт, который активировался, потому что кто-то неудачно споткнулся. Матерь Божья, Мерлин и все англосаксонские ругательства разом!

Солнечный луч, наглый и бесцеремонный, пробился сквозь щель в занавеске и упал прямиком на веко Гермионы. Она застонала, пытаясь закутаться в одеяло, но было поздно. За окном какая-то невменяемо бодрая птица выводила трели, будто отрабатывала за год вперед план по воспроизведению радости. Гермиона приоткрыла второй глаз и посмотрела в окно. Лондон 1978 года сиял в лучах утреннего солнца, и с этим приторным великолепием оставалось только одно — смириться.

Год. Целый год она провела в этом изящном, но душном капкане прошлого. Её первоначальный план — «не вмешиваться, найти как заставить артефакт заработать в обратном направлении, убраться восвояси» — провалился с треском, достойным падения гордого печенья в чашку чая.

Отрицание от того, что она попала в эту ситуацию, длилось ровно до момента, когда она выбралась на улицу из министерства, где её окружил 1977 в полной мере.

Торг — эта отчаянная попытка заключить сделку с вселенной — свелся к бессмысленным скитаниям по самым глухим лесам Британии в надежде, что она победит проклятый диски портал вот-вот откроется под каким-нибудь особо унылым деревом. Закончилось это закономерно: голодом и гневом на всю несправедливость мироздания. Гнев, впрочем, быстро сменился депрессивной апатией, когда стало понятно, что гневаться непродуктивно — а финансово и энергозатратно, а на счету был каждый фунт и съеденный обед.

Так мисс Гермиона Джин Грейнджер, победительница Тёмного Лорда, кавалер Ордена Первого класса и создательница революционных методов варки зелий, превратилась в мисс Джейн Смит, помощницу продавца в захудалом магическом книжном магазинчике «Фолиант и Книжник». Её лабораторию сменили пыльные стеллажи, а коллегами вместо учёных-единомышленников стал вечно ворчливый хозяин лавки.

Сегодня, в это проклято-прекрасное утро, она вдруг осознала, что депрессия затянулась. Жизнь, хоть и несправедливая, шла прямо сейчас. И пора было придумывать План Б. Что это будет — она пока не знала. Возможно, план «накопить на самый дорогой котел и швырнуть его в стену в надежде, что она треснет и образуется временная аномалия».

Мысль об этом плане слегка развеселила её, и она почти с улыбкой переступила порог, ставшего родным магазина.

— Джейн, вы опаздываете на целых четыре минуты! — раздался из-за горы фолиантов сиплый голос. — В наши годы точность — не просто добродетель, а необходимость! Конец света, что ли, наступил?

— Доброе утро вам тоже, мистер Дейв, — парировала Гермиона, вешая на вешалку пальто. — Конец света пока откладывается. Меня задержала банда агрессивных голубей, устроивших разборки из-за крошки хлеба. Пришлось выступать в роли миротворца ООН.

Дейв, мужчина лет шестидесяти с седыми бакенбардами и вечным подозрением, что его все хотят обмануть, фыркнул, сдувая пыль с переплета какой-то особенно древней книги.

— Голуби… Пф-ф. Ещё одно оправдание. В мое время голуби знали свое место и не смели задерживать честных тружеников. И пока вы там мирили пернатых бандитов, пыль на полках с автобиографиями магов набралась до такой степени, что уже можно писать новую книгу: «История пренебрежения к чистоте, том первый».

— Том второй уже пишется на полках с теорией зельеварения, — не сдавалась Гермиона, включаясь в их привычный словесный спор. — Я предлагаю не сдувать её, а собрать и продавать как реликвию. «Прах великих умов. Почувствуй связь с историей». Я думаю будет хитом.

— Молоко сбежит, а вы всё шуточки шутите, — проворчал Дейв, но уголок его рта дрогнул. — Идите уже, протрите полки в отделе защитных заклинаний. И, ради Мерлина, не устраивайте там очередной библиотечный переворот. В прошлый раз я час искал «Шепот теней» потому, что вы решили, что он будет лучше смотреться рядом с «Криками в ночи» по тематическому признаку!

Гермиона уже направилась к заветным стеллажам, предвкушая тихое утро с пыльными томами, как над дверью звякнул колокольчик. Звук был на редкость раздраженным и пронзительным, будто сам колокольчик был недоволен необходимостью извещать о чьем-то приходе.

Колокольчик над дверью звякнул, возвещая о новом посетителе. Гермиона мельком взглянула на вошедшего и внутренне замерла.

В дверях стоял юноша. Высокий, худощавый, в поношенном, но чистом плаще. Его темные, почти черные волосы были длинными и прямыми, обрамляя бледное, тонкочертое лицо. И выглядел он не столько угрожающе, сколько… настороженно.

Это был Северус Снейп. Семнадцатилетний, еще не обремененный грузом предательств и двойной игры, но уже несущий на себе отпечаток замкнутости и постоянной обороны.

— Молодой человек! — просипел Дейв, вынырнув из-за прилавка. — Чем могу быть полезен? Ищете что-то конкретное или просто желаете восхититься ассортиментом величайшего книжного собрания в Косом переулке?

Юноша слегка вздернул подбородок, но его голос прозвучал ровно и вежливо.

— Мне требуется «Тайные течения в алхимии» фон Хофмана. В вашем каталоге указано, что он есть в наличии.

— Ах, фон Хофман! Редкий экземпляр! Джейн! — гаркнул Дейв.

Гермиона внутренне содрогнулась.

— Джейн! Идите сюда, помогите клиенту! Я как раз вспомнил, что вы переставляли книги по алхимии на прошлой неделе. Наверняка запомнили, куда дели сию жемчужину.

«Проклясть тебя, Дейв, проклясть твои бакенбарды и этот дурацкий колокольчик!» — пронеслось в голове у Гермионы.

Она медленно развернулась, делая вид, что только что вынырнула из глубоких раздумий о пыли.

— Конечно, мистер Дейв, — сказала она, неестественно бодрым голосом. — Я… припоминаю.

Она кивнула Снейпу, стараясь не смотреть ему прямо в глаза, и повела его вглубь магазина, к дальним стеллажам. Мозг лихорадочно соображал. Вести себя естественно. Быть просто продавщицей. Просто случайной продавщицей. Но просто так молчать для продавщицы было неестественно подозрительно.

— Фон Хофман… — начала она, чтобы заполнить тягостную паузу. — Интересный выбор. Большинство предпочитает Селивана для начального ознакомления. Его труды… безопаснее. Хотя и скучнее конечно, если честно.

Снейп замедлил шаг и посмотрел на нее сбоку. В его черных глазах мелькнуло неподдельное удивление.

— «Безопасность» — понятие относительное в алхимии, — ответил он своим низким голосом, и в нем послышались нотки чего-то, кроме холодной вежливости. — Селиван упрощает процессы до примитивного уровня. Его труды годятся разве что для того, чтобы не взорвать котел.

Гермиона не сдержала легкую улыбку.

— Согласна. Его опыты с ртутью и взрывчатым пером феникса… это чтение для тех, кто не дорожит своими бровями.

Она почувствовала, как он замер на месте. Черт, опять! Она снова выдала слишком много!

— Вы… читали рукописные примечания Багрова к шестой главе? — спросил он, и в его голосе прозвучало настоящее, неподдельное любопытство. — Они не входили в официальную публикацию.

Гермиона замерла у полки, делая вид, что ищет книгу.

— О, знаете, когда проводишь весь день в окружении книг, иногда листаешь что-то за чашкой чая, — она постаралась вложить в голос максимальную небрежность. — Иногда попадаются интересные пометки на полях. А вот и ваш фон Хофман. Прятался за трактатом о любовных зельях. Видимо, стеснялся своего величия на фоне таких… эээ… легкомысленных соседей.

Она протянула ему толстый том в потертом, но добротном переплете. Снейп взял книгу почти с почтением.

Он на секунду задержал взгляд на ее лице, и Гермионе показалось, что она видит, как он мысленно перебирает варианты, что сказать дальше.

— Вы…, — произнес он наконец, немного замявшись, и его голос звучал чуть тише. — Благодарю вас.

Он кивнул, уже поворачиваясь к кассе, но на середине движения замер, будто ведя внутреннюю борьбу. Обернулся, смотря куда-то в область ее плеча.

— И да… — он выдохнул, слова прозвучали чуть быстрее, будто их нужно было выплюнуть, пока не передумал. — Примечания Багрова… они ошибочны. Насчет температуры плавления рубиновой пыли. Если следовать им, можно лишиться не только бровей, но и весьма неплохого котла.

И, не дожидаясь ответа, резко развернулся и торопливо скрылся из виду.

Она слышала как он расплатился на кассе и колокольчик звякнул уже по его уходу.

Гермиона не спешила возвращаться в торговый зал, уперев руки в бока и думая о том, что план «не вмешиваться» трещал по швам с самым тревожным треском.

Похоже, её новый план придется начинать со слов: «Не вызывать случайно интереса у юных гениев зельеварения, склонных к драматичным побегам.» Сложновато будет, учитывая обстоятельства. И её собственное, вечно выскакивающее наружу, всезнайство.

Мысль о том, чтобы пойти к Дамблдору, вызревала в голове Гермионы весь оставшийся день после визита Снейпа, как доброе, но опасное вино. План «не вмешиваться» оказался провальным. Она уже вмешалась. Получается, что одним комплиментом взрывчатому перу феникса, она вписала себя в историю. Оставалось теперь минимизировать последствия, и браться за новый план с совсем другой стороны. А кто, как не Альбус Дамблдор, мог помочь с последствиями ну и со всем остальным?

На следующее утро, такое же прекрасное, но приправленное лёгким позвякивающим туманом, она твёрдо подошла к своему перу и листу бумаги.

Что написать человеку, которого ты знаешь мудрым стариком, а сейчас он— всё ещё могущественный, но куда более молодой стратег? Нужно было быть достаточно интригующей, но не пугающей.

«Уважаемый профессор Дамблдор,

Я осознаю всю необычность данного обращения от незнакомки. Моё имя — Джейн Смит. Я располагаю некоторыми… обрывочными сведениями о грядущих событиях, которые, как мне кажется, могут представлять интерес для того, кто следит за балансом сил в нашем мире. Сведения эти слишком причудливы и деликатны для переписки.

Я была бы чрезвычайно признательна за возможность краткой личной встречи, дабы изложить суть дела. Я уверена, вы найдёте её стоящей вашего времени.

С уважением,

Джейн Смит.»

Она перечитала записку. Звучало достаточно таинственно, чтобы зацепить его любопытство, и достаточно почтительно, чтобы не вызвать раздражения. Немного позже, перед работой, она забежала на совиную почту. Привязала записку к лапке самой незаметной совы и отпустила птицу в прохладное утро.

Ответ пришёл ближе к обеду. Конверт был из плотного пергамента, а почерк — витиеватый и элегантный. Гермиона с улыбкой отметила, что даже его чернила, казалось, мерцали от изяществам и самоудовлетворения.

«Дорогая мисс Смит,

Ваше письмо действительно стало самым интригующим событием моего утра, что является немалым достижением, учитывая, что на завтрак у меня был восхитительный лимонный кекс с неожиданной начинкой из ежевичного джема. Предсказуемость, как известно, — враг волшебства, а потому я с удовольствием принимаю вызов в лице вашей тайны.

Предлагаю совместить приятное с полезным и встретиться сегодня, скажем, в полпятого, на новой маггловской выставке занимательных изобретений. Говорят, там демонстрируют устройство, способное самостоятельно взбивать сливки с помощью крошечного электрического торнадо. Как можно устоять?

Я буду у входа. Узнать меня, полагаю, не составит труда — я буду в фиолетовом плаще с вышитыми серебряными созвездиями и, возможно, с конфетой в руках.

С наилучшими пожеланиями,

Альбус Дамблдор.»

Гермиона опустила письмо, покачав головой. Выставка маггловских изобретений? Конечно. В стиле Дамблдора — выбрать самое неожиданное место, превратив серьёзную встречу в лёгкую прогулку. Или возможно это проверка, в это время отношение к магглам это определенный показатель человека, как минимум. В любом случае это одновременно и успокаивало, и настораживало.

Выйти с работы пораньше под предлогом «острой мигрени» (на что Дейв язвительно заметил: «Опять эти голуби, Джейн? Надо бы вызвать сокольничего!») не составило труда. Гермиона прибыла на выставку с запасом в пятнадцать минут, решив осмотреться и подготовиться.

Выставка была типичным сборищем маггловского оптимизма: шумная, яркая и полная устройств, чье назначение часто было загадкой даже для их создателей. Гермиона бродила меж стендов, с лёгкой улыбкой наблюдая за демонстрацией электрических ножей для масла и автоматических зонтиков.

И вдруг её взгляд упал на один экспонат. Это был сложный оптический прибор — микроскоп нового поколения, с множеством линз и зеркал, подсвеченный изнутри мягким светом. К нему было подключено устройство для проекции изображения на экран.

Она замерла, смотря на переплетение проводов и стекла. В её лаборатории… в её «настоящей» лаборатории… стоял почти такой же, только усовершенствованный, соединённый с магическими сенсорами. Она часами просиживала над ним, анализируя структуру зелий на молекулярном уровне, споря с Дереком и Стейси, своими коллегами-«артефактологами».

Как часто они вваливались к ней с каким-нибудь древним амулетом или непонятным кристаллом, который отказывался проявлять свойства.

«Гермиона, ты должна взглянуть! — кричал Дерек, его лицо сияло от восторга. — Две головы не справились, нужна третья! И твоя — самая непредвзятая!»

Они вместе ломали головы, проводя тест за тестом, пока не находили разгадку. Она скучала по этому. По азарту открытия, по чувству собственной значимости, по этому слаженному хаосу научного поиска.

Глубоко погружённая в ностальгию, она не сразу услышала спокойный, мелодичный голос прямо за спиной.

— Завораживающее зрелище, не правда ли? — произнёс кто-то. — Магглы, отрицая магию, создают свои собственные, крошечные чудеса. Иногда мне кажется, что их изобретательность — это лишь иная форма волшебства.

Гермиона обернулась. Перед ней стоял он. Альбус Дамблдор. Без возрастающей седины в бороде, но с уже пронзительными голубыми глазами, которые сияли не старческой мудростью, а живым, острым интересом. На нём был тот самый фиолетовый плащ с вышитыми созвездиями, которые, ей показалось, слегка шевелились.

Она с поразительной ясностью осознала — она рада его видеть. Не как стратегический объект или как надежду на спасение. В памяти всплыли теплые воспоминания: его поддержка в третьем курсе, когда ей был поручен маховик времени, его вера в них во время войны, его мудрость. Это был тот же человек, ядро его сути оставалось неизменным. И впервые за этот долгий, изматывающий год, тяжесть на ее плечах чуть-чуть сдвинулась, давая возможность сделать глубокий вдох. Появилась крошечная, но яркая искорка надежды на то, что ей больше не придется одной нести это бремя знаний, страха и одиночества, что если и есть тот, кому можно доверить ее невероятную тайну, то это он. Его решения из ее прошлого, а его будущего, были неоднозначными, да, но все же в той ситуации, со всеми переменными, были ли другие решения? Возможно да, если знать что произойдёт, что возвращает все — в сейчас, и в эту ситуацию.

— Профессор Дамблдор, — выдохнула она.

— Мисс Смит, я прав? — он слегка склонил голову, и в его руке действительно появилась леденцовая палочка невообразимого кислотного цвета. — Очень рад, что вы приняли моё нестандартное приглашение. Готовы ли вы к знакомству с чудом механического взбивания сливок?

Они начали прогулку. Дамблдор вёл себя как очаровательный, слегка эксцентричный гид, комментируя экспонаты с неподдельным, как ей казалось, интересом. Они обменялись ничего не значащими фразами о прогнозе погоды, качестве лондонского тумана и достоинствах шотландского короткого хлеба. Гермиона чувствовала себя на острие ножа — он был вежлив, обаятелен и абсолютно непроницаем.

Наконец, когда они остановились перед устройством, которое якобы должно было чистить яйца с помощью звуковых волн (оно лишь бешено вибрировало и гнало их по столу из угла в угол), Дамблдор повернулся к ней. Его глаза уже не улыбались.

— Итак, моя дорогая, — сказал он мягко, но с той самой сталью в голосе, которую она помнила. — Что же хотела рассказать мне прекрасная незнакомка в такие… сложные времена? Ваша записка будила надежду на необычайное.

Гермиона сделала глубокий вдох, собираясь с мыслями.

— Профессор, то, что я скажу, прозвучит безумно, — начала она, глядя ему прямо в глаза. — И единственное доказательство, которое я могу вам предложить, не подлежит проверке с помощью сыворотки правды или простых заклинаний. Моя история, она… — хм, единственным способом убедить вас в её истинности будет… ваш омут памяти. Я бы хотела показать вам свои воспоминания, я думаю они очень важны.

Брови Дамблдора, при упоминании омута памяти, медленно поползли вверх, а в глубине ярко-синих глаз вспыхнул не просто интерес, а самое настоящее, живое любопытство и восхищение, будто он только что стал свидетелем блестящего и совершенно неожиданного хода в сложной шахматной партии.

— О-хо-хо, — тихо выдохнул он, и в его голосе звучал безмолвный аплодисмент. — Это… это действительно изящно. Исключительно. Полагаться не на слова, которые можно подделать, и не на зелья, которые можно обмануть, а на чистую, незамутненную субстанцию памяти… Прямой доступ к истине, минуя все преграды.

Он сделал паузу, и его взгляд стал острым, проницающим.

— Что ж, это наводит на мысль, что ваша история не просто невероятна. Возможно, — и здесь его голос стал чуть тише, почти заговорщицким, — она касается вещей, которые ещё только должны произойти? Временные парадоксы — штука крайне деликатная, не правда ли?

Гермиона, немного растерялась, не ожидав такого быстрого попадания в суть ее нахождения здесь, и поняла что опять где то прокололась, но ответить не успела, так как Дамблдор продолжил.

— Однако стоять среди маггловских чудес, обсуждая тончайшие материи времени и памяти, кажется мне верхом неприличия. — Он протянул руку в изящном приглашающем жесте.

— Позвольте предложить вам более подходящее место для такой беседы. Моя школа всегда славилась своим гостеприимством… и наличием необходимого оборудования. — Глаза его лукаво блеснули. — Что скажете на то, чтобы совершить маленькое путешествие? Уверен, дорога в Хогвартс займёт куда меньше времени, чем кажется. В конце концов, время — такая гибкая и податливая субстанция, не так ли? Особенно для тех, кто уже однажды сумел его обмануть.

По правде говоря, Гермиона не могла и предположить, что её день завершится прогулкой по родному Хогвартсу под чарами невидимости, в компании куда более молодого и, пока ещё не обременённого, знанием о крестражах, директора. Жизнь, особенно магическая, определенно имела своеобразное чувство юмора.

А Хогвартс… Хогвартс был прекрасен. Каменные стены, казалось, дышали глубже, а свет факелов ложился на них теплее и мягче. Она заметила отсутствие нескольких знакомых портретов и наличие других, ещё не успевших покрыться паутиной времени. Замок был шумен, буквально гудел от энергии: студенты, сегодня возвращающиеся с пасхальных каникул, галдели, обменивались новостями и последними сплетнями, заполняя коридоры радостным хаосом.

Это, в общем-то, объясняло вчерашнюю прогулку студента Снейпа по Косому переулку.

В четвертом по счету коридоре Дамблдора окликнул низкий грудной голос. К ним подошёл мужчина с бакенбардами, напоминающими щётки, и в мантии, украшенной астрономическими символами.

— Альбус! Как раз тебя ищу! Этот новый телескоп в обсерватории…

И между ними завязалась небольшая, но оживлённая дискуссия о калибровке линз и лунных циклах.

Гермиона отошла в сторону, под сень огромного гобелена, и наблюдала за кипящей жизнью замка. Студенты сновали туда-сюда. И в одно мгновение её сердце ёкнуло и замерло. Она увидела Гарри. Точь-в-точь… но, конечно же, это был не он.

Джеймс Поттер. Высокий, худощавый, с идеально взъерошенными волосами и озорными очками на носу, он беззаботно смеялся, закинув голову. Сириус Блэк, шедший рядом с грацией хищника и ослепительной ухмылкой, что-то увлечённо рассказывая, жестикулировал. Рядом, слегка отставая, шёл задумчивый Ремус Люпин. И прямо за ними, словно яркое пятно осеннего листа, шла Лилли Эванс. Её рыжие волосы были собраны в неаккуратный пучок, а на лице читалось лёгкое раздражение, пока она что-то терпеливо объясняла семенившему рядом пухлому мальчику, который до боли напоминал Питера Петтигрю.

Гермиона замерла под чарами невидимости. Это было прошлое. Но здесь и сейчас это было для них настоящее.

Эти студенты не были легендами, мучениками или предателями. Они были просто молодыми людьми, полными сил и веры в лучшее будущее, о котором мечтали. Они не хотели той страшной судьбы, что была им уготована. Комок подступил к горлу.

Дамблдор закончил диалог с астрономом и двинулся дальше, кивнув ей невидимый знак следовать. Всё ещё размышляя о том, имеет ли она право вмешиваться, Гермиона поплелась следом.

Остановившись у знакомой горгульи, Дамблдор задумался на секунду.

— Пароль… Ах, да. «Лимонный кекс с непредсказуемой начинкой».

Горгулья со скрипом отъехала в сторону, открывая винтовую лестницу.

В кабинете директора всё было почти так же, пахло свежим воском, пергаментом и каким-то цветочным чаем. Дамблдор, расстегнув свой пёстрый плащ, в своей витиеватой манере размышлял вслух:

— Любопытно мисс Смит, что идея создания омута памяти пришла ко мне не далее как в прошлое воскресенье за чаем.

Я как раз размышлял о природе ностальгии и о том, как было бы удобно хранить её не в сентиментальном сердце, а в более… осязаемом сосуде.

В ближайшее время я планировал подыскать чашу, подходящую для такого магического состава. И теперь я совершенно уверен, что у меня всё получится.

Вы, мисс Смит, тому живое подтверждение из… будущего, как я понимаю. — он снова лукаво блеснул глазами.

Гермиона внутренне поморщилась от этой логики, но решила, что оно и к лучшему.

— Что ж тогда, я могу кое-что рассказать, а позже добавить необходимое через омут, — сказала она, собравшись с духом.

Для начала она достала злосчастный артефакт — тот самый металлический диск, что отправил её сюда. Он холодно лежал на её ладони.

— На самом деле, попала я сюда по случайности, даже нелепости, — начала она и рассказала свою историю попадания: лабораторию, неудачный тест, вспышку света и пробуждение в 1977-м. Она изложала свои предположения, почему так вышло, и главное — её неуверенность, что этот диск имеет отношения к путешествиям во времени.

— Они отзывались на стандартные тесты на временную магию. Этот — нет. Он инертен, как булыжник. Но он определенно что-то сделал.

Затем она сделала глубокий вдох и перешла к главному. Она назвала свой настоящий год. 2005, 7 лет после войны. И начала рассказывать. Кратко, по-деловому, как отчёт. О Воландеморте. О войне. О крестражах. О жертвах. О Поттерах. О том, как всё закончилось, и о шрамах, что остались на мире.

Дамблдор слушал, не перебивая. Его проницательный взгляд, сначала заинтересованный и любопытный, когда она говорила об артефакте, становился всё серьёзнее и мрачнее. Когда она закончила, в кабинете повисла тяжёлая тишина. Он отвёл взгляд в окно, и она услышала, как он тихо, самому себе, пробормотал: «…значит, всё-таки…ну конечно, крестражи…»

Потом он поднялся, и его движение было резким, несвойственным ему.

— Кажется, нам обоим требуется небольшое подкрепление, — заявил он, подходя к шкафу. — Что вы скажете о какао с маршмеллоу? Или, быть может, вам по вкусу что-то более… экзотическое? У меня есть превосходный нектар из цветов, которые цветут только при лунном затмении. Очень бодрит.

Гермиона, выдохнувшая от колоссального облегчения после исповеди, с благодарностью приняла напиток.

Он вернулся за стол с двумя чашками, и его взгляд стал мягким, но крайне серьезным.

— Мисс Грейнджер, рад узнать ваше настоящее имя — начал он, и в его голосе впервые за вечер не было и тени привычной игры. — Я не могу выразить, насколько ценен ваш рассказ. Это дар, предупреждение и тяжелейшее бремя одновременно. И я понимаю, что слов благодарности здесь недостаточно.

Он поднялся и подошел к окну, за которым небо начинало хмуриться в предверии дождя.

— Я предлагаю посвятить ближайшее время изучению ваших воспоминаний. Ничто не сравнится с подлинной картиной событий. Я собираюсь подобрать подходящую чашу и собрать омут памяти. И думаю, что сделаю это ещё до рассвета, я на это надеюсь.

Он обернулся к ней, и в его глазах читалась неподдельная забота.

— А пока… что я могу сделать лично для вас? Вам нужно безопасное место.

У меня есть небольшой дом на скалистом побережье — тихий, уединенный и надежно защищенный. И, разумеется, вам не придется беспокоиться о пропитании. Я могу договориться, чтобы один из хогвартских эльфов незаметно снабжал вас всем необходимым. Они мастера оставаться невидимками.

Гермиона, выслушавшая его молча, задумалась. Предложение было более чем щедрым. Она была благодарна, но мысль о полном уединении где-то у моря пока пугала.

— Благодарю вас, профессор. Дом у моря звучит… исцеляюще. И помощь эльфа была бы очень кстати. Но мне стоит это обдумать.

Пока она размышляла, Дамблдор провёл серию восхитительно выглядящих заклинаний над диском. Из его палочки вырывались струйки света, складывающиеся в сложные геометрические фигуры, которые оплетали артефакт, но тот оставался мёртвым и безразличным. Гермиона узнала только одно заклинание — обнаруживающее тёмную магию. Оно дало слабый, едва заметный отклик, больше похожий на эхо, чем на присутствие.

После этого Дамблдор сел, сложив пальцы домиком, и погрузился в раздумья.

— Любопытно, — начал он. — Крайне любопытно. Предположим, что этот артефакт связан не с путешествием назад во времени как таковым, а с чем-то более… экзотическим. С альтернативными реальностями, к примеру. Своего рода мост между мирами, а не машина времени.

Он посмотрел на неё поверх очков.

— Мисс Грейнджер, а когда вы родились?

— В сентябре 1979-го, — ответила Гермиона.

— В сентябре 1979-го, — повторил он задумчиво. — А сейчас у нас май 1978-го. Если вы правы насчёт природы этого предмета, то вас забросило не «назад», а «в сторону».

В иную версию реальности. И это наводит на мысль о возможном парадоксе… Когда вы появились здесь, ваше появление могло означать, что вы, будущая, в этой реальности… не родитесь. Двух версий одной души в одном мире быть не может. Это то, что нам определённо нужно проверить.

За окном давно стемнело, и первые тяжёлые капли дождя забарабанили по стеклу, словно подтверждая тяжесть его слов.

Следующая неделя выдалась на редкость дождливой и промозглой, словно сама погода решила подыграть её настроению. Небо затянулось свинцовыми тучами, с которых то и дело сыпался мелкий, назойливый дождь. Лондонцы снова достали зонты и закутались в тёплые пальто, а Гермиона — в свой самый уютный и толстый свитер, ворча на себя за излишнюю, как теперь выяснилось, принципиальность.

Прошла неделя после беседы с Дамблдором, а она всё ещё сидела в своей съёмной квартирке, предпочтя щедрому предложению директора — ворчливого Дейва, пыльные книги и призрачное чувство стабильности, которое она с таким трудом выстроила за этот год. «Блестящий ход, Грейнджер, — мысленно хвалила она себя, попивая какао. — Выбрать сырость и одиночество вместо коттеджа у моря с личным эльфом. Надо было идти работать в «Министерство Глупых Решений», тебя бы там на руках носили.

На следующий день после разговора, прилетела сова с витиеватым посланием от Дамблдора.

«Дорогая мисс Грейнджер,

Надеюсь, вы не размышляли о природе мироздания под аккомпанемент такого тоскливого дождя — это занятие может навеять излишний меланхолический флёр даже на самый устойчивый ум. Что касается нашего проекта, должен с легким сожалением сообщить, что создание омута памяти несколько затянулось. Оказалось, что найти серебряную чашу, которая соглашалась бы не тускнеть от контакта с чистой магией воспоминаний, — задача куда более сложная, чем выбор подходящего носка для левой ноги по утрам. Я предпринимаю настойчивые попытки уговорить одну очень старую и капризную семейную реликвию, и как только она снизойдёт до сотрудничества, я немедленно вас извещу.

С наилучшими пожеланиями и надеждой на скорую чашу,

Альбус Дамблдор.»

Гермиона отправила краткий ответ: «Профессор, не беспокойтесь и не рискуйте ради меня семейным серебром. Я могу подождать. С уважением, Г.Г.»

Мысли о том, что это не прошлое, а альтернативная реальность, витали тяжёлым туманом. Но думать об этом, без каких-либо доказательств или новых данных, быстро стало похоже на пережёвывание резины, — занятие бессмысленное и неинтересное.

Уже к третьему дню она с головой погрузилась в работу, затеяв тотальную ревизию и перестановку стеллажей с книгами по теоретической магии. Дейв ворчал, что она «устраивает апокалипсис», но поглядывал на неё с отеческой снисходительностью.

Зато она отыскала и выкупила три бесценных тома: «Параллельные миры: семь теорий о том, куда ты мог засунуть свои носки» Агнес Наттер, «Квантовая магия или почему кот Шрёдингера всё-таки жив, пока его не нашли маги-экспериментаторы» и фундаментальный труд «Мосты между реальностями: как не упасть по дороге».

Теперь её вечера проходили так: закутанная в плед, с кружкой какао и одной из этих книг на коленях. Она делала пометки, строила догадки и саркастически посмеивалась над собой, чтобы не впасть в уныние.

«Вот и отличное времяпрепровождение, — думала она. — Пока мои друзья в моём времени, наверное, едят пиццу и вспоминают меня добрым словом, я сижу в 1978 году и пытаюсь вычислить, в какую из бесчисленных вселенных я умудрилась провалиться. Рон бы точно назвал это „адской скукотищей“».

В целом жизнь была жизнью. Не ужасной. Пока что. И это уже радовало. Она скучала по дому, по Гарри, Джинни и Рону, по своей лаборатории и коллегам. Но ей хотелось верить, что что бы она тут ни натворила — случайно, как в начале, или намеренно, через Дамблдора, пытаясь помочь невинным людям и тем, кто ещё не успел ошибиться, — это не затронет её друзей *там*. Их реальность останется нетронутой. За исключением того, что она из неё исчезла. Мысль о том, что она нанесла им эту травму, была горькой пилюлей, но её она была вынуждена проглотить. Над этим она была уже не властна.

И вот на седьмой день, вечером, когда Гермиона была глубоко погружена в том Наттер, и у неё стали появляться опасные догадки, о том, что могло случиться с её «неродившейся я» в этой реальности, в уже тёмное окно постучала знакомая хогвартская сова. Послание было кратким: «Чаша сдалась. Жду вас завтра утром у ворот. А.Д.»

На следующее утро погода, словно извиняясь за прошлую неделю, была прекрасной. Солнце ласково грело, а небо сияло чистым, ясным синим цветом. Хогвартс, величественный и волшебный, под лучами солнца выглядел особенно впечатляюще. Гермиона трансгрессировала к воротам и через минуту увидела Дамблдора. Он встретил её тёплой улыбкой.

— Профессор, мне снова нужны чары невидимости? — спросила она, оглядываясь.

Дамблдор подмигнул ей.

— Сегодня, моя дорогая, в них нет необходимости. Мы идём на совершенно законных основаниях.

Замок был пустынен и тих.

— Занятия, — предположила Гермиона.

— Именно так, — кивнул Дамблдор. — Идеальное время для того, чтобы неспешно пройтись и обсудить капризы магической металлургии. Вы не представляете, сколько усилий потребовалось, чтобы уговорить чашу фондов Хогвартса принять нужную форму. Она упорно хотела остаться супницей. Очень достойная супница, не спорю, но для хранения воспоминаний несколько… бульонно что ли. — он улыбнулся в свою бороду.

Они снова оказались в кабинете директора. Прежде чем Дамблдор успел что-то сказать о омуте, Гермиона, собравшись с духом заговорила первой.

— Профессор, прежде чем мы перейдём к воспоминаниям, можно я выскажу одну теорию? Она не даёт мне покоя всю неделю.

— Разумеется, — Дамблдор наколдовал чайник и тарелку с печеньем. — Теории — это топливо для ума.

— Я думаю… что возможно, я не попала в прошлое. Я его… создала. Новая ветвь. В тот момент, в 1977-м, когда я появилась, реальность разделилась. И отсюда пошла новая линия, в сторону. А та, моя… осталась нетронутой.

Дамблдор налил чай в две чашки, его глаза блестели.

— Исключительно смелая и элегантная гипотеза, дорогая моя. Она прекрасно согласуется с теорией квантового коллапса магических вселенных, предложенной волшебником Эвереттом. Он утверждал, что каждое значимое магическое событие с ненулевой вероятностью исхода создаёт новые реальности. Ваше появление, бесспорно, такое событие. Вы не просто путешественник во времени, вы, можно сказать, со-творец новой вселенной. Что накладывает определённую ответственность, — добавил он с лёгкой улыбкой.

Он позволил ей немного переварить эту мысль, а затем, отхлебнув чаю, сменил тему.

— Но давайте перейдём от тонких материй к более приземлённым. У меня есть для вас предложение, мисс Грейнджер.

Гермиона оживилась. «Ну вот, — подумала она. — Сейчас он снова предложит тот коттедж. И на этот раз я с радостью соглашусь. Работа у Дейва — это, конечно мило и устойчиво, но она не даёт нормально погрузиться в исследования».

— Я слушаю, профессор. И, думаю, на этот раз я готова принять ваше щедрое предложение об уединении.

— О, это прекрасно, — глаза Дамблдора хитро сверкнули. — Потому что моё предложение как раз об обратном. Видите ли, я хочу открыть в Хогвартсе новый, передовой научно-исследовательский отдел. Я уже согласовал это с попечительским советом, что было, скажем так, не менее сложно, чем уговорить ту самую супницу. Мы выделим стипендии выдающимся студентам последних курсов для получения дополнительного образования и бесценного опыта. Отдел будет заниматься изучением и разработкой новых зелий, заклинаний, свойств артефактов, а в перспективе — и вопросами маггловедения с научной точки зрения. В этом году мы начнём пробно с направления зелий. И вот на должность руководителя этого проекта мне требуется опытный волшебник с острым умом и нестандартным подходом. — Он многозначительно посмотрел на неё. — Что бы вы ответили на такое предложение? Это позволит нам быть на постоянной связи, обеспечит вам безопасность в стенах замка и даст возможность направлять юные дарования.

Реакция Гермионы была смесью полнейшего потрясения, восхищения этим многоходовым решением и щемящей благодарности. Он не просто предложил ей крышу над головой, он предложил ей дело. Её дело.

Он давал ей не просто убежище, а возможность снова стать собой.

— Я… — она запнулась, а затем широко улыбнулась, по-настоящему, впервые за долгое время. — Профессор, это гениально. Когда я могу начать?

Позже она потратила несколько часов, добавляя самые яркие и важные воспоминания в приготовленный Дамблдором омут — большую серебряную чашу, которая теперь сияла таинственным внутренним светом.

Закончив, она отправилась обустраивать свои новые покои в башне, думая о том, что такого поворота она снова не ожидала.

Чуть позже она, конечно, отправилась в книжную лавку, чтобы сообщить Дейву новости.

— Ухожу, мистер Дейв. Предложили… другую работу.

— Что, голуби наконец-таки сделали вам предложение, от которого нельзя отказаться? — проворчал старик, но вручил ей в качестве прощального подарка небольшую книгу «Как выжить среди академиков, или искусство не быть съеденным заживо в профессорской».

К ужину Дамблдор представил её слегка озадаченному преподавательскому составу, как нового руководителя научно-исследовательского отдела. Коллектив встретил её вежливым любопытством и удивлением столь резким изменениям в политике Хогвартса. Для Гермионы это тоже было очень необычно. Особенно видеть и общаться с более молодыми профессором Макгонагалл и профессором Слизнортом. Немного ответив на вопросы и устав улыбаться, она с облегчением ретировалась в свои покои.

Но вся многоходовость и гениальность плана Дамблдора открылась ей лишь на следующий день, когда она узнала список студентов, которым будет предложена стипендия и место в её новом отделе на следующий год.

В самом верху списка стояли имена: Северус Снейп, Лилли Эванс, Ремус Люпин.