Темное Делание (джен)

— Отдыхаем полчаса и принимаемся за ритуал.

Гарри вымученно застонал и повалился рядом с Гермионой на подушки.

— Блин, я же устал…

— Там и надо быть уставшим. — Гермиона уже подтянула к себе сумку и начала в ней рыться. Достала записи, перевернулась на живот и ткнула пальцем в пергамент. — Цепочку сделали, все на сто процентов правильное. Я уточнила у профессора Бабблинг, и она сказала, что всё именно так и делается, когда ритуалисты хотят снизить возраст арканиста. Осталось только капнуть кровью, и всё.

Они немного полежали на животе, болтая ногами в воздухе.

— Ладно. Раньше начнем — раньше закончим. Сегодня семнадцатое января, время еще есть. Ко второму испытанию приготовились более или менее, надо побыстрее понять, чего хочет Волдеморт.

Для ритуала нужен был только мел, нож и вода, так что приготовления завершили быстро. Гермиона нервно убрала все отражающие предметы и занавесила окно, три раза поправив ткань. Пока Гарри перепроверял, всё ли они спрятали, Гермиона уже четкими движениями рисовала замкнутый круг.

— Давай помогай, — сосредоточенно позвала она, не отрываясь от работы. — Внутри круга спираль по часовой стрелке, на пересечении витков три точки. И руны…

— Я и так помню, — немного раздраженно ответил Гарри.

Гермиона кинула на него недовольный взгляд.

В центр круга капнули гарриной крови, а самого Гарри облили водой с ног до головы. Было откровенно холодно, и настроение Гарри стремительно ползло вниз, несмотря на новые перспективы. Какого черта постоянно нужно чем-то жертвовать — он не понимал.

Следующие минут пятнадцать прошли в сплошных мучениях. Он стоял на карачках над чашей с водой, держа нож острием вниз, чтобы он касался воды, и таращился на свое отражение, пока оно не изменилось. О!

— Я взываю к себе за гранью сна. Покажи мне забытое, сохрани нужное, сотри лишнее. Войду — и не потеряюсь. Проснусь — и сохраню форму.

Гермиона молчала, судорожно крутя кулончик на шее. Гарри окунул пальцы в воду и разомкнул круг мела одним движением. Лег на пол, прямо в круг, и закрыл глаза.

Когда Гарри проснулся, было совсем темно, и свет не проникал в комнату даже через шторы. Бледная Гермиона сидела в углу комнаты, не шевелясь, и как только Гарри сел, кинулась к нему.

— Я уже подумала, что-то пошло не так! Ты проспал часа два вместо часа!

— Наверное, мой мозг был порядочно забарахлен, — пошутил Гарри, разминая шею. — Всё в порядке. Отсортировал почти всё по зельям.

Гермиона радостно хлопнула в ладоши.

— Й-йес! Гарри, почему только тебе достаются все плюшки?

— Так никто тебе не запрещает пробовать то же самое, — расхохотался Гарри.

— Ну уж нет, — сдала назад Гермиона. — Ты у нас пока испытуемый. Да и вообще играть с этим Умострильным не хочется.

— Скоро эффект спадет, — серьезно сказал Гарри. — Я всё отсортирую, и в ближайшее время его не буду использовать. Честно-честно.

— Ага, курильщики тоже так говорят. «Скоро брошу, честно-честно».

— Гермиона, дай мне хотя бы шанс.

Гермиона в сомнениях мяла плиссированную юбку.

— Пошли в гостиную, спать хочется ужасно. И так сбились с графика. Поплаваем уже завтра.

— Ты же два часа продрых!

— Я тяжело работал, — с чувством сказал Гарри, и Гермиона рассмеялась.

* * *

Ночь опустилась и на кабинет директора. Портреты бывших директоров притворялись спящими, сквозь прищуренные ресницы опасливо наблюдая за двумя фигурами у камина.

Северус Снейп стоял в тени, неотличимый от тьмы своей черной мантией. Дамблдор занял свое любимое кресло, но Северусу это не мешало. В этот раз директор выглядел непривычно уставшим.

Он так старательно строил свой план. Началось всё еще задолго до рождения даже родителей Гарри Поттера, когда Дамблдор, вознесенный восторженными руками толпы до самых небес, понял, что второй такой войны нельзя допустить. И он, истинный, казалось бы, гриффиндорец, начал потихоньку слизеринить. Он долго готовил планы, вычерчивая и перечеркивая понятные только ему символы на пергаментах. Выставлял на шахматной доске фигурки, раздумывая над новой личностью на политической доске Британии. Тренировался и пробовал новые техники на отдельных людях. Отлично получилось с кланом Уизли — таинственное пророчество о снятии проклятия Предателей Крови благодаря служению стороне так называемого Света заставило Молли и Артура выкладываться на полностью. Хоть собственную дочь под непонятного сиротку подложить, хоть исподволь натравливать шестого сына на “темных магов” и слизеринцев” до тех пор, пока у того от злости и гнева не приливала кровь к щекам.

Он следил за людьми, тщательно их изучая и собирая потихоньку огромную коллекцию досье. Изучил маггловскую статистику и психологию. Ораторское искусство. От обработки индивидуальных личностей переходил постепенно на манипулирование общественным мнением. Вовремя, когда его начали побаиваться свои же, надел вырвиглазные мантии и восточные туфли, отпустил длинную бороду, хоть был не так стар, и внезапно подобрел. Ему должны смотреть в рот, ему должны верить — иначе ничего не получится. Иначе овцы разбредутся по полю, и их никогда не направишь туда, куда нужно. А дело было важное.

Конечно, в этом плане основную роль пешки играл Гарри Поттер. “Пешка” — это, конечно же, не оскорбление. Просто мальчика нужно было направлять… Невероятно важным было провести его по правильному пути… Хоть и пожертвовать им потом. Да, бывало Дамблдор, усевшись на своей кровати, жалобно, по-старчески, плакал. А потом вставал и принимался за работу. Долг. Долг прежде всего.

— Он ко мне больше не прислушается, Северус, — сказал Дамблдор глухо, не отрывая взгляда от пляшущего огня. — Он… начинает думать сам. Слишком рано.

Снейп холодно смотрел в огонь.

— Камень не задаёт вопросов, Альбус. А мальчишка начал их задавать.

— Я дал ему знания, наставления… — продолжал директор. — Я направлял его. Он должен был пройти через боль, но не утонуть в ней. Мисс Грейнджер должна была поддерживать его в этом, и я ясно дал ей об этом понять. Они общаются, сидят вместе в Большом Зале. А Гермиона — хорошая, светлая девочка. Да. Свет во тьме светит, и тьма не объяла его…

Он подумал немного и продолжил:

— Он не сможет одолеть Тьму Тьмой. Лишь когда он это поймёт, у него появится шанс по-настоящему победить Волдеморта. Тьму рассеивает только Свет, и это понимает каждый, кто входит в темную комнату с факелом. Волдеморта погубит не сила мрака, а неспособность вынести тот чистый, пульсирующий Свет, который исходит от Гарри.

Ноздри Снейпа затрепетали. Он отвернулся к окну, и, помолчав, признался:

— Кажется, он начал изучать древние ритуалы. Пинс донесла, что он брал «Маргиналии к соляному расслоению». На восьмом этаже варит зелья, от него пахло полынью. Альбус, я видел у него амулет с выжженной Турисаз. Это… агрессия. Вызов.

Дамблдор резко поднял взгляд. Наступила тишина. Только треск углей да зловеще длинная тень от орлиной головы Фоукса, неподвижного на насесте.

— Нам нужен противовес, — прошептал Дамблдор. — Очевидно, мисс Грейнджер не хватает.

— И что вы предлагаете?

Дамблдор не ответил сразу. А когда ответил, это, как обычно, свет на его планы не пролило.

— Он вернется, Северус. В конце концов, ему всего четырнадцать лет.

Снейп сухо кивнул, но в глазах его читалось сомнение.

— И если не вернётся?

— Тогда, — медленно сказал Дамблдор, побарабанив пальцами по резному подлокотнику, — мне придётся признать, что я ошибался.

Он встал и не спеша подошел к насесту, на котором сидел настороженный феникс.

— Что скажешь, Фоукс? Вернется к нам наш Гарри?

Фоукс крикнул и клюнул старого директора за кисть. С шипением Дамблдор отдернул руку.

— Свинья ты, а не феникс, — укоризненно сказал он.

* * *

Гермиона тем временем воевала с Джинни. Девочка взяла в привычку приходить к ней перед сном, заваливаться на кровать, и, болтая ногами, мечтательно рассуждать о том, когда же великий Гарри Поттер поймет, что она — его судьба.

Обычно Гермиона поддерживала разговор, как могла, но в этот вечер всё это было некстати. Она ужасно устала за последнее время — помощь Гарри с рунами, с плаванием, с дуэлями. Чтение целой кучи книг в попытке узнать, как Волдеморт обрел подобие тела. Выматывающие, хоть и редкие, разговоры с директором, который мягко, но настойчиво пытался узнать, как идет подготовка Гарри к Турниру. Расписание тренировок, списки зелий, которые надо было сварить. Уроки. Джинни зашла в этот список с ноги, уселась на шею и не собиралась облегчать Гермионе жизнь. Гермиона утопала в делах, пергаментах и планах, пытаясь быть настолько собранной и серьезной, насколько возможно, пока остальные студенты беззаботно наслаждались хорошей погодой и длинными переменами. Как они существовали? Она не понимала. Поэтому Гермиона сидела перед туалетным столиком Лаванды — единственным на всю спальню девочек — и яростно расчесывала волосы.

— Он такой стеснительный… — продолжала Джинни, лежа на кровати и задумчиво смотря в потолок. — Ты видела, как он улыбается? Как будто не привык улыбаться. Как думаешь, это из-за того, как он жил у родственников?

— Не лезь ему в душу, — резковато ответила Гермиона, пытаясь распутать особо упрямый колтун. — Он обычный пацан.

— Да конечно, обычный, — фыркнула Джинни. — Это же Гарри Поттер.

— И что? — Гермиона раздраженно повернулась к ней. — Имя — Гарри, фамилия — Поттер. Ничего особенного. Слушай, Джинни, чем скорее ты перестанешь относиться к нему, как к божеству, тем выше шанс, что станешь его подругой.

— Но я не хочу быть его подругой, — заныла Джинни.

— Ну а как ты станешь его девушкой, если у вас не будет ничего общего?

Честно говоря, Гермионе было плевать, будут ли Гарри и Джинни вместе. Мечты Джинни, в общем-то, не имели связи с реальностью.

— Как это ничего? — округлила глаза Джинни и стала загибать пальцы. — Мы оба на Гриффиндоре…

— Так? — слегка насмешливо подтолкнула ее Гермиона. Лаванда, валявшаяся на кровати с «Ведьминым досугом», еле слышно фыркнула.

Джинни задумалась.

— Он дружил с Роном.

— Дружил. Прошедшее время.

Джинни раздраженно перевернулась на живот, спихнув Живоглота на пол. Гермиона раздраженно сцепила зубы и принялась заплетать косу. Гарри ее в последнее время волновал все больше и больше. Гарри действительно немного изменился. Он стал мрачным, отстраненным, погружённым в книги и руны. Она, конечно, была рада что обрела союзника, но изменения были слишком радикальными. Он говорил странными словами, делал амулеты, а под глазами у него давно пролегли тени. Гермиона не понимала, что происходит, но чувствовала, что это что-то неправильное.

— Мне кажется, Рон хочет с ним помириться. Все болтают, что Гарри на самом деле не кидал свою заявку в Кубок.

— Ну, после того, что сделал Рон, шансы у него невелики.

Гермиона смотрела на Джинни, задумчиво нанося гигиеническую помаду. Волдеморт завладел девчонкой через заколдованный предмет, артефакт, в котором содержался отпечаток его души. Не призрак, но воспоминание. Мысль крутилась на периферии сознания, но Гермиона не могла ее поймать. Ей пригодился бы глоток Умострильного. Или человек, который уже его пил. Она вскочила.

— Забыла книгу в гостиной, сейчас приду.

— Наконец-то! — обрадовалась Лаванда и, толкнув Гермиону покатым бедром, уселась за столик. — Мне как раз еще крем нанести.

Джинни только махнула рукой. Ей было не до того.

Гермиона накинула халат и слетела по лестнице. Может, Гарри поймет, в чем там дело? Гермиона была уверена, что это могло быть как-то связано. Да, Дамблдор сказал, что Волдеморт вырастил свое тело, а не занял чье-то чужое, но… Она дернула ручку, открывая дверь мальчишеской спальни, и тут же вскрикнула, отворачиваясь.

— Гермиона, — шипел Невилл, натягивая пижаму и забираясь в кровать, — ты бы научилась стучать, пожалуйста.

— Прости, прости! Просто забыла!

Вся красная, прикрывая лицо рукой, она прокралась к кровати Гарри и подергала его за плечо. Гарри спал, по-детски открыв рот, и долго не отзывался.

— Гермиона? Что случилось? — Он сел на кровати, испуганные глаза расширились.

— Мне срочно надо с тобой поговорить. Ты еще под Умострильным?

Гарри, все еще сонный, задумался.

— Вроде да, но оно уже выдыхается. Гермиона, в чем дело?

— Слушай, это всё как-то связано. Том Реддл завладел Джинни через дневник, так? — Гарри не реагировал, молча слушая. — Дневник, в котором содержался отпечаток его… скажем, души. До этого он вселялся в Квирелла своей душой. А сейчас он… поселил свою душу в выращенное тело.

Он взбил подушку, закутался в одеяло, улегся поудобнее.

— И?

— Как это связано, Гарри?

— Кроме того, что он играет с магией душ? Да не связано оно, он точно использовал разные ритуалы. Он умеет вселяться в людей, в неодушевленные предметы. Знаешь, Дадли как-то в школу принес яйцо…

Гермиона тихо вскрикнула.

— Что?

— Я знала, что ты мне поможешь! Знала!

— Да что?

— Гомункул! Гарри, дай мантию-невидимку. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! — Она молитвенно сложила руки, и когда Гарри устало махнул ей рукой, чуть не завизжала и чмокнула его куда-то в скулу.

Гермиона чуть ли не хихикала от предвкушения, когда неслась к библиотеке под Заглушающим. Ноги топали по полу, взбивая пыль из ковров, портреты недоуменно поворачивались к невидимке, которая тревожила их покой. Как хорошо, что в библиотеке нет дверей! Она ворвалась в зал, мельком убедившись, что мадам Пинс уже покинула свой пост, и ринулась к разделу Алхимии. От книг шел знакомый пряный запах, который на секунду заставил ее почувствовать себя счастливее.

«Tabula Smaragdina», «Mutus Liber», Философский розарий. Не то. Быстро пролистала «Очерки о проклятых науках», не останавливаясь на изображениях змей. Современник Моисея, «Mulcentem tigres et agentem carmine quercus», церковные гонения… Не то. Ее взгляд зацепился за странную фразу, и она не сразу поняла, что именно привлекло ее внимание. «Свет, согласно каббалистам — это уникальная субстанция, обусловливающая движение, неувядаемая и вечная, которая породила всё и в которую всё возвращается в свое время: общее вместилище флюидической жизни и смерти, где, посреди остатков вчерашнего, возникает зародыш завтрашнего». Зародыш. Вот что ей надо. Зародыш.

«Книга Белого Пепла и Черной Соли», «Алхимия» Альберта Великого… А вот и оно. Обложку черной книги венчало позолоченное изображение двух лиц, растущих из одной головы.

Наступил понедельник, и она едва не выла от осознания, что могла бы догадаться чуть раньше и потратить выходные на дело. На девять утра была назначена травология (и она запретила Гарри пропускать уроки), на одиннадцать — уход за магическими существами, а с двух дня и аж до шести вечера у нее была сдвоенная арифмантика. Гарри так и не подтянул себя до нужного уровня, хоть ему и позволили посещать уроки, поэтому она была его подспорьем, и пропустить этот урок тоже не могла себе позволить. Да почему МакГонагалл выдала ей Маховик в прошлом году, а не в этом!

Она заскочила в душевую кабинку, нанесла на мочалку «Molton Brown», чуть не выронив тяжелый флакон. Мысли скакали в голове ошалевшими конями. Рассказать Гарри, нарыть еще больше книг. Надо ли искать Волдеморта, чтобы уничтожить его, пока он слаб? Надо ли рассказать Дамблдору?

— Гермиона, закажи у родителей пару флакончиков, — заныла Лаванда, после того как Гермиона с замотанным на голове полотенцем устроилась за ее столиком. — Я тебе потом отдам. Я уже не могу от этих магических гелей, страшная же вонь…

— Ладно, — ответила Гермиона, сосредоточенно высушивая волосы пассами волшебной палочки. Кудри не укладывались в аккуратные локоны, хоть умри. — Только ты же знаешь…

— Да-да, помню, что дорогой. А, и то мыло… Как там его?

— «Imperial Leather»?

— Точно! Закажи, ну закажи…

— Да закажу!

Она собрала сумку, подтянула чулки и надела натертые до блеска туфли. Довольная Лаванда цепляла золотые кругляшки к ушам, и уже не обращала ни на что внимания.

На завтраке Гермиона подпрыгивала на месте, еле дожидаясь, пока Гарри доест овсянку с ягодами, и Василка, толкнувшая ее, проходя между столами, и втиснувшая ей в руку записку, не уняла ее волнения.

Она вся извертелась. На травологии чуть не подставилась под Сангвинарию Висельника (Невилл вовремя дернул ее за руку), и только у Хагрида смогла сообщить Гарри, что нашла кое-какие интересные книги про гомункулов.

— Я думал, это всё сказки, — сказал в ответ Гарри, цепляя поводок на сопла.

— А если нет? Он вселялся в дневник, мог занять и сделанное тело. И то, и это — неодушевленные предметы, и ему бы не пришлось бороться с хозяином за контроль.

Вечером она начала с «The Magus» Франсиса Барретта, но ничего там не нашла. Прямого, практического описания создания гомункула там было. Всё было описано достаточно завуалированно и метафорически — Гермиона даже засомневалась, знал ли он, что гомункулы существуют. В конце концов, он был магглом. Или нет? Парацельс вот не был. Скорее всего, Барретт популяризировал Парацельса и других ранних авторов. Однако Барретт предоставлял магико-философский контекст, в котором идея создания искусственной жизни был высшим уровнем овладения природой через магию, смесь воли, знания астрологических влияний, алхимии и Божественного Слова. Вряд ли Волдеморт интересовался Святым Духом, да?

Гермиона хмуро долистала Барретта и оставила две другие книги на потом. Времени катастрофически не хватало.

Во вторник она отказала Гарри в вечерних занятиях, но он ее понял.

— Мне Волдеморт сейчас кажется важнее Турнира, — шепнул он ей, пока они заходили в класс зельеварения. — Дай мне тоже какую-то книгу, полистаю.

С завистью наблюдая за тем, как мастерски он резал ингредиенты на зельях — выбирая правильный нож, прикладывая его под правильным углом, добавляя щепотку мяты, когда чувствовал, что ее надо добавить, и аккуратно выпаривал шлаки — она даже отвлеклась от постоянных мыслей. Наверное, это ритуал так подействовал. Немудрено, учитывая, что теперь у Гарри в голове есть целый осознанный плацдарм для работы над чем угодно. Снейп от злости, наверное, сжует собственный галстук. Если у него есть галстук.

— Мисс Грейнджер!

Она подскочила и высыпала зубы дракона в зелье.

Вечером она пробралась в лодочный сарай и взяла у Василки здоровенную стопку книг. Одну, запрещенную, запихнула под мантию.

— Тебе они скоро будут нужны? Я верну, как только всё прочитаю, честное слово.

Василка только рукой махнула.

— Срочности нет. Успеешь до нашего отъезда — и ладно.

Гарри сторожил вход в сарай, подкармливая сидящих рядом чаек рыбой из оставленной Хагридом корзины.

— Все взяла?

Гермиона кивнула. Василка прошла мимо них, делая вид, что их не знает.

— Что у нас по гомункулам осталось?

— Было три книги, осталось две. «Оккультная философия» Агриппы Неттесгеймского и Элифас Леви. Чур Леви мой.

— Отлично. «Оккультная философия» звучит прикольно.

Гарри и Гермиона поспешили в Выручайку, чтобы никто не мешал. Поздоровались с Падмой, которая, отдуваясь, тащила огромный хрустальный шар, прошли мимо Снейпа, подозрительно прищурившегося в их сторону. Выручайка вновь приняла вид уютной комнаты, с огромным диваном, парочкой кресел, кофейным столиком и десятком подушек, разбросанным по пушистому красному ковру. Гермиона вытащила из сумки Агриппу. Гарри подставил руки, чтобы словить тяжелый том, но Гермиона, укоризненно поджав губы, передала его из рук в руки.

— Я есть хочу, — застонал Гарри через несколько часов, переворачиваясь на диване. — Сколько уже можно читать.

— Конечно, это же не Турнир, — тут же фыркнула Гермиона. — Всего лишь Темный Лорд.

— Добби?

Доев фрукты, они растянулись на подушках. Уставшая, но довольная Гермиона терла глаза.

— Нашла что-то?

— Нашла. Что у тебя?

Гарри перелистнул страницы.

— Ну, прямого рецепта здесь нет. В основном здесь о теории и о герметической философии. Влияние звезд, сил природы, ангелов, духов, чисел, и всего такого. Говорят о возможности «оживления форм» и управлении духами. Точнее… сейчас… точнее, он говорит, что маг может, следуя воле Бога, «подражать природе». А у тебя что?

— А у меня Леви написал рецепт. — Гермиона ухмыльнулась, когда Гарри застонал.

— Блин, почему ты выбрала Леви!

Гермиона устроилась поудобнее, облокотившись на диван.

— Я бы на твоем месте мне не завидовала, — посерьезнела она. — Это какой-то кошмар, если Волдеморт такое проделал. Слушай.

Чем дальше Гермиона зачитывала «рецепт», то и дело запинаясь от смущения, тем больше у Гарри глаза лезли на лоб. По Леви, материалы, необходимые для создания гомункула, включали человеческую сперму (тут Гермиона запнулась), корову или овцу — в общем, животное женского пола, а также кровь животных. Сам процесс состоял из искусственного осеменения женского животного (тут Гарри закрыл лицо руками и застонал от отвращения), смазывания гениталий осемененного животного кровью другого животного и кормления исключительно кровью другого животного. Беременное животное в итоге должно было родить бесформенную субстанцию, которую затем помещали в порошок из молотого солнечного камня, серы, магнита, зеленой тутии (сульфата железа) и сока белой ивы. Когда сгусток начинал обрастать человеческой кожей (на этом этапе он выглядел как кусок сырого мяса), его нужно было поместить в большой стеклянный или свинцовый контейнер на три дня. После этого его нужно будет кормить в течение семи дней, прежде чем он станет полностью сформированным гомункулом. Чем кормить гомункула, Леви уверен не был, но предполагал, что кровью обезглавленной матери.

— Чего? — только и смог сказать Гарри, когда Гермиона дочитала свои заметки и замолчала. — Подожди… ты хочешь сказать, что это реально кто-то делал? Это не шутка?

Он закрыл лицо руками и простонал:

— О, Мерлин... Я больше никогда не смогу нормально смотреть на корову… Лучше уж Дадли со своим яйцом…

— Он ведь не мог так низко пасть? — с какой-то странной надеждой произнесла Гермиона.

— Вообще-то мог. Там же была змея, Нагайна. Чем тебе не животное женского пола? И Петтигрю ее доил.

— Прям доил? Может, гомункула надо было кормить не кровью, а ядом?

— Или молоком?

— Боже, Гарри, змеи ведь не млекопитающие. У них нет молочных желез.

— Ладно, ладно! Так это значит что? Волдеморт теперь сам себе отец?

— Это Петтигрю мог осеменить змею. Если у Волдеморта до этого не было тела, как бы он смог… Ну, ты понимаешь.

Тут уже Гарри не согласился.

— Понимаю, но Волдеморт скорее бы умер, чем позволил бы такому жалкому червю участвовать в главной роли.

— Может, это был Сыночек. В любом случае, не важно. У Волдеморта есть слуги в распоряжении.

Гермиона вскочила на ноги.

— Это... это просто отвратительно! — выдохнула она, с отвращением захлопывая книгу. — Кто вообще мог считать это наукой? Это же варварство, а не алхимия!

Она начала расхаживать по комнате, словно стараясь вытряхнуть из головы прочитанное.

— Осеменение животного человеком? Смазывание кровью? Это такое Средневековье. Неудивительно, что Леви считали безумцем.

Она взглянула на Гарри и чуть сбавила тон.

— Я понимаю, что он пытался разгадать тайны жизни, но такие методы… Это не наука. Это какая-то... некрофилия! А может, это апокрифическая версия или алхимическая аллегория? Многие трактаты того времени были написаны эзоповым языком.

— Вряд ли, — мрачно отозвался Гарри. — Уж если я что и знаю про Волдеморта, так это то, что он бы не гнушался такими методами. Слушай, Гермиона, если ты когда-нибудь предложишь мне повторить этот опыт ради науки — я сразу сбегу в маггловский мир и стану зубным техником. Без всякой магии. Без коров. Навсегда.

Гермиона расхохоталась.

— Ну а что потом происходит с этим омлетом? Он развивается, или как?

— Нет, — нахмурилась Гермиона. — Это же гомункул. Он вызревает в течение сорока дней, а потом таким и остается.

— Но его тело слабо, — запротестовал Гарри. — Он еле палочку держит, как он может расс… Ага…

— Что такое?

— Вот зачем я ему нужен, — спокойно сказал Гарри. — Разве это не лишено смысла? Он помогает мне пройти Турнир, он хочет, чтобы я стал сильнее, и только потом пришел к нему. Он мог сто раз меня похитить, но он этого не делал, мы это обсуждали. Никаких покушений, никаких телодвижений во время первого испытания. Ни. Че. Го.

— Ты не можешь этого знать, — с дрожью в голосе ответила Гермиона. — Мы еще не нашли…

— Значит, найдем. Но я и так уверен, зачем я ему нужен. Его приоритет сейчас — это вернуть себе нормальное тело, разве нет? По крайней мере теперь мы знаем, куда копать — в сторону выращивания полноценного тела из гомункула.

* * *

— Хочу големов, — как-то сказал Гарри, начитавшись алхимических трактатов. — Они будут меня защищать, и вообще… Слушай.

Гермиона, в начале скептически относящаяся к этой идее («Ты же знаешь, Гарри, что всё это религиозная концепция?»), заинтересовалась, увидев соответствующие книги.

— «Голем, по-еврейски…» — не могу прочитать — «искусственная человекоподобная фигура, сотворённая из первоматерии (глины, камня, металла, дерева, кости) и оживленная посредством магических формул, чисел и Имени. Наиболее известное упоминание — голем, созданный каббалистом рабби Иехудой Лёвом в XVI веке в Праге, однако упоминания о подобных существах встречаются в более ранних каббалистических источниках.

В основе практики создания Голема лежит Сефер Йецира — древнейший каббалистический текст, описывающий механизм мироздания посредством двадцати двух еврейских букв и чисел. Посвящённый, овладевший этой системой, способен воспроизвести акт творения, создав «второго Адама» — бездушного, но живого.

Создание Голема не может быть выполнено в одиночку: требуется участие одного или двух адептов, соблюдающих полное ритуальное очищение и облачённых в белые одежды. Материя Голема — девственная земля, взятая из мест, где никогда не ступал человек, замешанная на родниковой воде, взятой прямо из источника.

Некоторые источники утверждают, что физическое создание является лишь вторичным этапом. В первую очередь Голем возникает в медитативной визуализации: формирование каждой конечности сопровождается ритмическим пением сакральных букв и Тетраграмматона. После завершения мысленного образа он проецируется в физическую форму, которую можно оживить.

Имя Бога, заключенное в формах числовых и буквенных матриц (12-, 42- и 72-буквенные Имена), есть источник анимации. Слово эмет, “истина”, наносится на лоб Голема. Удаление первой буквы…» ладно, тут детали…

«Тепло, зарождающееся внутри Голема, действует как катализатор оживления. Оно испаряет влагу, делая внутренние соединения подвижными. Такая гибкость сравнима с природным феноменом итаколумита — редкого песчаника, способного изгибаться под собственным весом. Увлажненная глина в соединении с природной водой позволяет формировать суставы, покрытые тончайшими пленками влаги, что дает эффект скольжения между элементами материи.

Голем не обладает волей, не обучен и не обучаем по собственной инициативе. Он представляет собой чистый лист (tabula rasa), готовый выполнять любые поручения хозяина: охрана, служба, труд». Ну короче. Понятно?

Гермиона следила за ним остекленевшими глазами.

— Я его сделаю! Делов на пару часов.

Впрочем, за пару часов соорудить голема не удалось. С усердием, достойным пуффендуйца, Гарри забрался в Лес и накопал там земли, нашел заклинание, призванное вызывать родниковую воду. Написал текст ритуальной речи, несколько раз отрепетировав, заказал белые одежды.

— Шанти, Шанти, Дахат, Дахат!

Но ничего не получилось. Глина замерла на полу огромным печальным куском. Может, следовало лучше представлять результат?

За две недели Гарри не преуспел в своем начинании, как бы не помогала ему подруга.

— Я слишком слабый, — злился он. — Если бы я был магом посильнее, всё бы получилось.

— Гарри, ты хороший маг, — устало увещевала его Гермиона. — Помнишь твоего Патронуса? Всё получится… если, конечно, всё это правда.

— Это правда, — уперся Гарри.

Тринадцатый голем дернулся и издал угрожающий рык. Гарри, абсолютно не надеявшийся на результат, испуганно вскрикнул и тут же стер букву алефа, превращая слово «эмет» в «мет». Голем буркнул и тут же замер, а Гарри заскакал по Выручайке как бешеный, закружил завизжавшую Гермиону на руках и издал победный вопль.

— Что-то получилось! Ты видела?! Видела?!

— Поставь меня!

Гарри опустил Гермиону и с горящими глазами затряс ее за плечи.

— Мне надо больше медитировать. Мне надо научиться представлять результат, как в трансфигурации. Просто в трансфигурации мы представляем предмет, в который хотим что-то превратить, а здесь надо представить целый комплекс задач, который я хочу в него вложить.

— Мерлин, Гарри…

После этого Гермиона плюнула, решила взять всё в свои руки и объявила, что впредь Гарри будет каждый день по часу медитировать вместе с ней.

— Ноги сложи, — диктовала Гермиона, листая книгу. — Расслабь челюсть, вытяни спину.

Прошло пять минут, длящихся целую вечность. У Гарри зачесался нос, и он поерзал. Зуд только усилился. Гарри дернул носом.

— Сиди спокойно, — строго сказала Гермиона.

— Да чешется всё, — начал жаловаться Гарри, но Гермиона цыкнула на него.

— Сам решил этим заниматься.

Следующие десять минут прошли в молчании.

Он жутко утомился, и только природная упертость заставила его продолжать сидеть. Он водил языком по зубам, раздувал ноздри, шевелил пальцами ног.

— Дыши глубоко, сосредоточься на дыхании. Оно проходит сквозь тело и выходит…

Она посмотрел сквозь ресницы — ничего не увидел — приоткрыл глаза шире и увидел раздраженную Гермиону.

— Сиди спокойно.

Гарри мысленно застонал и подчинился.

Гарри понимал, что без умения медитировать ему нечего делать в трансфигурации, но ничего не мог противопоставить бурлящей в нем энергии.

У него дико чесалась бровь, и он яростно растер ее.

— Считаем сначала, — спокойно объявила Гермиона.

— Да епт!

На следующий день они опять расселись на подушках в позах лотоса.

У него болела спина, ноги, ягодицы. В голове крутилась всякая муть. Сцены, воспоминания, диалоги, обиды. То и дело казалось, что ничего вообще не получается и не получится.

Силуэт Рона в темном коридоре.

Гарри нахмурился.

Прошло еще пять минут.

«Хвост, мне нужен человек с головой на плечах…»

Сердце забилось быстрее. Что там еще говорил Волдеморт? Откуда вообще прозвище такое — Волдеморт? Мерзкое маленькое тельце, тонкая ручка, поднимающая палочку… Фу.

Он шмыгнул носом.

— Что-то не так.

— Сиди.

Он дернул головой, пытаясь унять щекотку в затылке. Сердце билось, как подстреленная птица, было тяжело дышать.

Животный ужас, голова кальмара, похожая на затонувший корабль.

Он продолжал сидеть.

Так они продолжали тренироваться. Каждый раз, когда Гарри начинал думать о чем-то, он пытался возвратить себя и сосредоточиться на теле. Получалось всё лучше.

Узнав, что он накупил в Лютном, Гермиона устроила ему истерику.

— Давай без пены, — поморщился Гарри. — Гермиона, в Темных искусствах нет ничего такого. Я знаю, как это звучит, но… — Он обескураженно взлохматил себе волосы. Гермиона смотрела на него с ужасом. — Я не хочу никого убивать, или там пытать, но это всё… Так, послушай. Идем со мной.

— Куда?!

— В спальню. Не съем тебя, — раздраженно бросил ей Гарри, направляясь к выходу. — Книгу там оставил.

В комнате никого не было, так что Гарри порылся в библиотечке сундука и вытащил старый талмуд.

— Вот, сейчас.

Он начал судорожно листать книгу; Гермиона с усталым видом забралась на его кровать и откинулась на подушки.

— Ну?

— Слушай. «Тёмные искусства, друг мой, — суть Обмен. Обмен с великой буквы, нерушимый закон равновесия. Рано или поздно всякий, кто владеет чарами, доходит до порога своей силы, и стоит ему вздумать переступить его — как сталкивается с границей, что не поддаётся ни знанию, ни воли. Это и называется Темными искусствами — поскольку находятся они за пределами потенциала волшебника и требует вливания энергии извне. Пути эти иногда мрачные, искривленные, чуждые Света. Но только овладев Тёмными Искусствами, маг обретает доступ к силе, что не рождена в нём самом. Иногда — через связь симбиотическую. Иногда — через силу, отнятую силой у иного. А порой — через дар, врученный по воле. Как алхимик знает цену преобразования, так и практик Тьмы должен признать: ни одно движение в магии не происходит даром. Общество боится Темных искусств не потому, что они злы по природе, а потому, что они обнажают саму суть магии: она не награда, не украшение, не дар с небес, а договор — суровый, древний и холодный. Темные искусства — это зеркало. Если ты наполнен страхом — он отзовется ужасом. Если ты враждуешь с собой — вражда выйдет наружу. Если же в тебе есть воля, сосредоточенность и жажда истины — Тьма примет форму твоей воли. Заблуждаются те, кто видит в них лишь отравленный клинок. Истинный знаток знает: заклинание, высеченное в муках, сгорит, если замысел заклинателя не чист». Понятно?! Это просто чужая магия, и всё! Когда ты занимаешься светлой магией, ты тянешь энергию из себя. Твой потенциал конечен. Но если прибегаешь к темной магии, то меняешь что-то на доступ к силе, которая тебе бы иначе была неподвластна!

— Это какая-то ошибка. — Гермиона замотала головой. — Не может быть. Дамблдор…

— Да хватит верить Дамблдору! — Гарри рассердился, глаза его сверкали. — В жопу Дамблдора. Это человек, да, мощный, но человек, который разрабатывает свои планы. Он стратег, Гермиона, а не какой-то там светоч добра.

— Он никогда не хотел власти…

Гарри рассмеялся.

— О, да. Никогда не хотел власти и даже отказался от должности министра магии. Вместо этого предпочёл стать директором Хогвартса. Простым хозяином замка, в которых семь лет подряд растут дети, поколение за поколением. Простым Верховным чародеем Визенгамота. Простым директором Международной Конфедерации Магов. Как удобно — занять все важные посты, убедив всех, что он не стремится к власти, и построив на этом свою репутацию. А почему бы людям не отдать Дамблдору очередной пост, если они убеждены в том, что ему не нужна власть? Но похер на это.

Гарри забрался с ногами на кровать, уставился на растерянную Гермиону.

— Самое главное, то что он — директор школы.

— Я поняла, ты думаешь, что он влияет на умы…

— Именно влияет! А все книги по Темным искусствам, хотя в них ничего такого страшного нет по большей части, запрещены в Хогвартсе! И никто не рассказывает нам, что это просто обмен. Никто не дает нам выбора. Забавно, да? Как будто кто-то специально скрывал эту «неправильную» — Гарри изобразил кавычки, — информацию. Потому что так было выгодно. Кто-то десятилетиями переписывал суть магии, вычищал всё, что не вписывалось в удобную картину. Чтобы тёмная магия выглядела пугающей, грязной, аморальной. Чтобы ты, очередная ученица, испытывала от ее одного упоминания только страх и отвращение. Чтоб никто не задавал лишних вопросов. Да, Непростительные относятся к по-настоящему черной магии, потому что ты меняешься внутри. Но в некоторых случаях такого не происходит! И вообще, темную магию полезнее знать, чем иметь необходимость ей воспользоваться, но не знать! Важные дисциплины преподаются факультативно, а остальные вообще удалены из программы… А он втайне сдерживает наши способности, ограничивает нас в ресурсах. И особенно — маглорожденных!

— А при чем тут маглорожденные? — затупила Гермиона.

— Ну как? Ведь у чистокровных есть библиотеки, имения, семьи, которые опытны в колдовстве. У них есть древние портреты, которые с ними разговаривают и делятся семейными тайнами колдовства. А у нас — шиш с маслом! А ведь в то время как чистокровные растут, обучаясь колдовать вместе с тем, как учатся говорить, мы только подавляем свой источник. Мы боимся этих выбросов и не понимаем их. Мы не расцениваем магию как естественное продолжение себя. И вместо того, чтобы обучать нас, делать нас более привычными к магии, из нас делают маглов с палочкой!

— Хорошо. Допустим, он просто боится, что из нас повырастают Волдеморты. Допустим, он нас ограничивает. Но в то же время он и помогает…

— Ты помнишь наш разговор в Выручайке? Он помогает только тем, кто потом будет ему обязан, Гермиона, или сможет ему что-нибудь дать! Уизли, Люпину, Винки, Добби, Хагриду. Эльфов он принял на работу, Хагрида — оставил в школе, хотя его исключили, Люпину позволил вообще здесь учиться. Нет отбросов — есть кадры. Все смотрят на Уизли свысока, на одном акре с ними срать не сядут, а Дамблдор помогает им, ходит к ним на пироги... Он набирает армию сторонников, которые будут ему верны, а ты продолжаешь думать, что он святой? Гермиона, я не говорю, что он плохой, но он стратег! И всё это связано! Кто идет за ним — чистокровные, что ли? Да хрена с два, в основном это маглорожденные, которые мало что знают и понимают.

Гарри глубоко дышал. Гермиона вцепилась взглядом в одеяло, перестала на него реагировать.

— Вспомни себя, когда ты только приехала сюда. Хогвартс, волшебная школа, новые возможности. Я увидел Дамблдора на вкладыше от шоколадной лягушки, и сразу поразился. Рон столько про него рассказывал — и всё хорошее. Конечно, обладатель Ордена Мерлина, победитель Гриндевальда. Конечно, он имеет власть и ей пользуется, он же величайший волшебник всех времён!

Гермиона застонала и натянула на голову подушку. Крыть ей было нечем.

— Лучше посмотри, что я купил.

— Опять какие-то темномагические книги?

— Да нет, — улыбнулся Гарри, копаясь в сундуке. — Это по поводу трансфигурации.

Он протянул ей тонкую книжицу. Гермиона заинтересованно открыла ее и увязла взглядом в абракадабре.

— Это что? Это зачем?

— Упражнения на развитие магического зрения, — отдуваясь, отозвался Гарри, закрывая сундук, из которого торчали книжки. — Перестроить линейное мышление на синкретическое, научить держать противоречия в уме.

— Способ перестроить мышление? — заинтересовалась Гермиона, пролистывая оглавление. — Почему нас такому не учили на первом курсе? «Этот модуль поможет развитому магу разрушить привычное восприятие реальности, научиться видеть невидимое в очевидном. Не каждый сможет понять, насколько важным для магического зрения является раскрытие восприятия других уровней бытия: визуальных, звуковых, логических»⁽¹⁾... Блин, интересно.

Она раскрыла сборник на середине, вчиталась в предложение и нахмурилась.

— Это должно быть ужасно сложно. Та-та-та… процесс перемены местами внешней и внутренней поверхностей сферы в трехмерном пространстве в рамках условий дифференциальной топологии… допускается самопересечение поверхностей, но в каждый момент времени она не имеет разрывов и сохраняет гладкость… Так это математика!

Гарри непонимающе повернулся к ней.

— Это же парадокс Смейла.

— И что, он решен?

— Да, если пробовать в классе C гладких изометрических погружений…

— Так, всё, — замахал руками Гарри. — Я понимаю, что ты у нас гений, но это уже чересчур. Я, пожалуй, по старинке. И вообще, не читай с середины, упражнения надо делать по порядку.

Гермиона с сожалением закрыла модуль.

— Я тоже попробую. Это должно облегчать трансфигурацию в разы!

— Тут два модуля. В первом вообще не понимаю, что делать. Сказали читать. Я несколько часов на это убил, так ничего и не понял. — Он сел на кровать и помрачнел. — Но я буду не я, если это не добью.

Гермиона засмеялась.

— Какое упорство в учебе!

* * *

Они переписали план занятий, включив туда медитации и упражнения по модулю. Так они и проводили вечера после уроков — запирались в Выручай-комнате, рассаживались по углам каждый со своим проектом и сосредотачивались. Упражнения были непонятными, мозговыворачивающими и приводили Гарри в чистейшее бешенство. Сто раз он вскакивал, швырял модуль на пол и вопил, какая это чушь, а потом возвращался к книге и угрюмо продолжал ее читать.

Он представлял медленно расплавившуюся металлическую статую, а потом мысленно формировал ее от капли к целому. Представлял до каждой мелочи бытовые предметы — чайники, кубки с золотыми узорами — и рисовал по ним чертежи, писал в уме целые книги, медитировал, представляя, что опускается по лестнице — глубже и глубже, ощущая, как тело тяжелеет, а шум окружающего мира постепенно угасает. Строил в уме лабиринты, пытаясь удержать в памяти все стены, перестраивал пространство. Упражнение, в котором требовалось вообразить звук, которого никогда не существовало, опять привело его в ярость, и он обнаружил себя, избивающий модуль о пол, пока не отвалилась обложка.

Он учился слышать истинные имена вещей и распознавать магическую структуру языка, необходимую для заклинаний. Понимал, как можно видеть сразу несколько слоёв реальности, боковым зрением, в отражении, в тени. Структуры изменялись, искажались, сливались между собой, и он, лежа на диване в трансе, чувствовал, как они перед его взором распадаются на отдельные понятные слова.

Гермиона с застывшим взглядом таращилась в учебник, и вокруг нее по разным траекториям летали заколдованные гайки. Она, такая рациональная, с трудом продиралась там, где интуитивный Гарри парил в своем воображении, и сейчас была еще на этапе жонглирования предметами.

Он читал абракадабру, продираясь сквозь шумящий лес не связанных между собою букв, сквозь мешанину мертвых языков, сквозь зеркально отображенные символы, пока слова не начинали просачиваться в его мозг извне.

Его големы с каждым разом становились всё детальнее. Упражнения вгоняли его в сладостную жуть.

— Всё в порядке, Поттер? — хлопнул его по плечу Грюм.

Гарри смотрел на него.

Грюм завел его в свой кабинет, и всё говорил о том, что темная магия — самое опасное, что придумали колдуны, что она затягивает и искореживает, что ты же, Поттер, нормальный пацан, а не то что эти мерзкие слизни…

— Я не занимаюсь темной магией, — ровно отвечал Гарри, смотря куда-то в стену. — Это вас Дамблдор подослал?

Грюм кричал, хлопал рукой по столу, но Гарри только улыбался. Всё это было так забавно.

Вечерами, когда его уже тянуло спать, он ложился на диван, набирал полную грудь воздуха и представлял себе длинный ряд взаимосвязанных образов, никогда не существовавших на свете, но воссозданных его воображением. Он составлял буквы в слова, слова в предложения, предложения в заклинания. Раздельные образы в цепочку прекраснейших картин. Понятия могли измеряться числами, выражаться знаками, и сливались в странный молочный поток, переплетаясь и сотворяя новые сущности.

Гарри вдыхал запах озона, оставшийся после потрескивающей в воздухе магии, и с легкой улыбкой думал о странной, почти совершенной гармонии мира — о красоте точных логических связей, вплетенных в ткань реальности, и о вспышках случайностей, что вдруг всплывают будто бы из ниоткуда, чтобы осветить точность, ясность и хрупкое равновесие всей магической изнанки бытия.

---

1) Да, это оммаж в сторону "Vita Nostra")

Вернуться к тексту