Потерянные (джен)

Осень 2031 года.

Лос-Сантос.

Рене часто помогала другу-корейцу из местной банды Лос-Сантоса. Корейцы гоняли машины и сильно соперничали с японцами и армянами. Все занимались угоном, перекупом, перепродажей. И никто никак не мог решить, кто же в этом деле маститее. Найти среди гангстеров разного разлива хотя бы приятелей было сложно, про дружбу и речи не шло. Но было что-то тёплое и милое между Рене и Хансолем. В этот раз она просто подвезла его до корейской забегаловки, а он, как бы невзначай, сказал:

— Есть клёвое место в Сан-Фиерро. Гараж. Мы туда возим тачки на ремонт, когда нужно что-то особенное, что сложно найти. Ну из деталей, понимаешь. Так вот, этот гараж принадлежит Карлу Джонсону, он бизнес-воротила из девяностых, до сих пор держится на плаву. Я слышал, что этот гараж в Сан-Фиерро принадлежал до Джонсона когда-то какой-то Каталине, а она некоторое время встречалась с Карлом, а потом уехала с каким-то неразговорчивым мужиком. Не знаю, зачем я тебе это рассказал, прикольно, наверное, когда бывшая оставляет тебе гараж после расставания.

Хансоль не говорил прямо, но всё это было сказано не просто так. Он догадывался, что Рене кого-то ищет, а Джонсон торговал не только тачками, но и информацией.

* * *

Рене решила наведаться к Джонсону, арендовала авто в Лос-Сантосе, запаслась снеками и стиками для электронки, поскольку путь был неблизкий. И решила немного поспать перед дорогой в гостинице, где сняла простенький номер.

Обычно Рене не заставали врасплох, но здесь, признается она потом себе, она сплоховала, потому что много переживала. За свои поиски. За пропажу связи с работодателями. За поездку в Сан-Фиерро.

Её схватили за воротник, приподняли не несколько сантиметров вверх. Даже этого хватило, чтобы Рене начала задыхаться, так как воротник пережал горло.

— Ну, сучка, как же я долго этого ждал, — гаркнул громила и, словно ему это никаких сил не стоило, словно Рене какая-то тряпичная игрушка, пронёс её в ванную комнату, где уже всё подготовил. Он окунул девушку в ванну, полную воды.

Рене знала, что он не даст ей возможности вырваться. Какой бы прыткой, сильной и хитрой она ни была, он лишил её главного в её силе — воздуха. Без воздуха силы покидали её куда быстрее, она уже почти смирилась, что задохнётся вот так. Как вдруг даже сквозь бурлящую от последнего испускаемого лёгкими Рене воздуха воду пробилось:

— Эй, гондон, не так быстро!

Гулкий удар, кто-то снова схватил её за воротник. Вытащил. Вдох, кашель, ещё вдох. Этот кто-то надавил на грудную клетку, хлынула вода. Только позже Рене заметила, что вместо головы у обидчика теперь кровавое месиво, а огромная тяжелейшая оловянная статуэтка лежит в ванной, окрашивая воду в алый цвет.

— Благодарю…

— Давай, вставай, детка, нам ещё нужно завершить одно дельце…

Рене узнала этот голос и очень пожалела, что её не утопили. Она испустила жалобный стон. Это был рёхнутый на всю голову старик, Тревор Филипс. И зачем когда-то она пообещала ему помощь, надеясь, что он скончается до момента их следующей встречи?

* * *

Как Рене познакомилась с Тревором? Тревор колупался в своём гараже, где иногда незаконно продавал оружие. Он услышал выстрелы на соседней улице и хищно улыбнулся. Веселье такого рода он старался не пропускать, и пусть дело было не его, прошить очередью из пулемёта кого-нибудь захотелось.

Но случай не позволил повеселиться. Рене ввалилась к нему раненая и умоляла о помощи. Из интереса Тревор дал ей пистолет, и Рене приятно его удивила, потому что устроила врагам кровавую баню, будучи не совсем здорова. У неё не было денег, но она обещала отплатить Тревору позже. Конечно, она думала, что это пустые слова с её стороны. Она тогда ещё не знала, кто такой Тревор и на что он способен. Думала, они никогда не встретятся, что он забудет или помрёт. Но нет. Он всё хорошо помнил. И за время, что они не виделись, многое про неё узнал. И вот он её и снова спас, заведомо выследил. Но зачем? Чтобы что?..

* * *

— Лучше бы ты меня не спасал, — угрюмо заметила Рене, сидя в машине Тревора. Она не знала, куда он её вёз, но не видела смысла сопротивляться.

Тревор захохотал.

— Я могу тебя убить, хочешь?

— Нет. Чё тебе надо?

— Ты мне должна, помнишь?

— Серьёзно? Давай я тебе заплачу за тот пистолет и всё?

— Не-не-не, так неинтересно. Ты мне поможешь.

— Блять, я не хочу с тобой связываться, старый ты хрыч.

Тревор обернулся.

— Хорошо меня знаешь, малышка?

— Мутный ты. Кое-что знаю о тебе. Ты псих и барыга. Ты не милый старичок на пенсии. И смотри на дорогу!

— Нихуя ты обо мне не знаешь толком. А я вот знаю много чего о тебе. Твоё имя, твоё прошлое, твою цель…

— Ну-ну, попизди мне тут.

— Как давно не было сообщений от Посредника, а?

Тут Рене встрепенулась.

— Что ты знаешь? Говори!

— Не так быстро, солнышко. Сначала мы заедем за моим дружочком одним, пропустим по стакашке, я расскажу, что мне нужно…

Рене рыкнула.

— Долго!

— Послушай, я знаю твою тайну, маленькая дрянь! — гаркнул Тревор, Рене вжалась в сидение. — Поможешь мне, и я помогу тебе. Расскажу интересное. Будешь злить меня и торопить — я тебя убью раньше, чем твои преследователи, ясно?

Рене не верила ему, но не стала спорить. Пусть остынет, а там она его докопает ещё…

Тревор и Рене вошли в тесный прокуренный бар и кое-как протиснулись к барной стойке. Оба заказали просто водку и молча выпили залпом. Тревор молчал.

— Ну и?

— Щас, погоди. Глянь на сцену.

На сцене сидел молодой парень с гитарой. Он что-то наигрывал, погружённый полностью в себя. Выглядел он болезненно, худое лицо в плохом освещении бара выглядело мертвецки белым. Парень что-то вспоминал, проигрывал много раз, но останавливался. Но вот он вспомнил и запел:

Such a lonely day, and it's mine

The most loneliest day of my life

Such a lonely day should be banned

It's a day that I can't stand[1]

Рене на какое-то мгновение заслушалась, и дело было не столько в выдающихся вокальных данных парня, сколько в тексте самой песни. Она осознала, что её никто не защитит, что никто о ней не думает сейчас. Стало горько.

Как только парень закончил петь, Тревор тут же свистнул ему и указал жестом подсесть к ним.

— Привет, я Марк, — поздоровался парень и протянул руку.

Рене с опаской пожала её.

— Рене. Можно просто Рен.

— Чё, малыш, одиноко тебе? Так вот тебе подельница, ты больше не одинок.

— Ага.

Рене видела, что этот Марк недоволен обществом Тревора точно так же, как и она. Удивительное свойство было у этого Филипса — доводить всех до бешенства, но держать возле себя.

— Значит, ты дашь дело нам на двоих? И что же это?

— Моя милая Рене, погоди. Я сначала нажрусь вхлам, потом покажу вам коллекцию своих фоточек достопримечательностей штата, а потом я докажу, что держу вас обоих за яйца так крепко, что как бы вы ни вырывались, вам не уйти. Да и когда ты узнаешь, что я знаю о тебе, перехочешь хитрить.

— Не томи, старик.

Марк только покачал головой и тоже выпил водки. Ему Тревор уже показал всё, и не было причин сомневаться в том, что он очень могущественный и опасный человек.

* * *

2017 год.

Либерти-сити.

Клод хорошо усвоил драму своей жизни — женщины делали больно. Или он делал больно тем, кто дарил тепло. Каталина завоевала его сердце без боя: просто вырвала из груди и распоряжалась по своему усмотрению. Она неоднократно пыталась убить его за любовь. Ведь всё, на что он соглашался ради неё, было по любви. Когда её вертолёт разбился на дамбе в далёком 2001-м, Клода прорвало — он говорил всю ночь, а потом снова умолк навсегда.

Мария предлагала ему то своё сердце, то тело, но Клод молчал. Мария просто была рядом, и Клод привык. Привычка — сильная штука, даже несмотря на то, что иногда, после того, как горе по потере Каталины улеглось, Клод вспоминал юную Лейлу Найтли. Вот кого он по-настоящему полюбил после предательства Каталины. Но играть чувствами 18-летней девушки было бы очень жестоко. А рисковать её жизнью и вовсе непростительно. Клод буквально избавился от Лейлы, сплавил её, чтобы поскорее разорвать эту нить волшебной связи, чтобы не привыкать. Он подозревал, что и сама Лейла неровно к нему дышит, это льстило, но допустить продолжения было нереально. Он никак не хотел потерять Лейлу при очередной разборке или перестрелке.

Абсолютная любовь настигла с рождением дочери. Да, это была и дочь Марии тоже, к которой Клод особо ничего не чувствовал, но это не омрачало отцовства. Вот от кого нельзя было просто так избавиться. Вот кого надо было беречь во что бы то ни стало. И именно дочь, самое дорогое, что было, Клод потерял среди разборок и перестрелок, чего, он был уверен, он не сможет себе простить никогда. Он искал уже целый год, но след Грейси просто исчез. Клод обещал не сдаваться, пока не найдёт точного подтверждения, что дочери больше нет. И он неустанно искал до изнеможения, травя себя воспоминаниями и бессонницей.

Машина ехала по пустынному шоссе ранним утром. На переднем пассажирском сидении дремала укрытая мужской кожанкой симпатичная латиноамериканка. Даже во сне её кулаки были сильно сжаты, она была готова ударить в любой момент. Водитель — молодой парень с нездоровым видом не спал несколько дней, вёл автомобиль уверенно и спокойно к очередному остановочному пункту. Его тёмные глаза не скользили по живописным загородным территориям Сан-Фиерро, он был строго сосредоточен на дороге.

До Либерти-сити оставалось несколько часов. Каталина не слезала с члена Клода всю ночь, а под утро была так воодушевлена, что не уснула вовсе. Она мечтала, что всё будет иначе, не так, как было у неё дома. Она хотела быть самой красивой, самой сексуальной, самой успешной и так далее по списку. И Клод верил, что всё так и будет. Он уже видел её такой.

Жизнь в Либерти-сити перевернула всё. Клод постепенно переставал видеть Каталину такой, как раньше, чувствовать её. Чем больше она говорила о том, что стала ещё сексуальнее, тем меньше он замечал это. Она сделала себе губы и грудь, пересмотрела гардероб, стала носить цветные линзы. Стала другой, но не счастливой. И Клод становился всё несчастнее раз за разом. Каталина скатилась и снаркоманилась, Либерти-сити испортил её, а не сделал лучше.

[1]System of a Down — Lonely Day.