Потерянные (джен)

Осень 2031 года.

Либерти-сити, Стантон.

Либерти-сити горел. Огнями. Это были огни самого разного рода. Огни супермаркетов, автомоек, новостроек и старых магазинчиков конца ненавистного многим XX века. Мэр Билл Даркел навалял (иногда в прямом, иногда в переносном смысле) в 2010 году каждому, кто попытался сказать что-то за снос старых зданий, гаражей и домов. Оставили. Так и не трогали уже двадцать лет. Память о Даркеле — страшная сила.

Многое, конечно, изменилось. Новые дороги, дома, магазины, жители. В Прибрежной долине открыли научный центр, на Стантоне запретили наркотики. А в Портленде, в одном райончике, самовольно разрешили проституцию. То есть она и так была, но теперь на улочке тех самых Красных фонарей шлюхи были вроде как легальны. Никто просто не оспорил решения какого-то там пуэрто-риканского активиста с гранатомётом. Пусть будут там легально, а везде нелегально. Чёрный пиар — тоже пиар. Логично — не всегда круто. Главное, что девочки в том районе имели защиту и даже (редко, но метко) права.

В центре некий мистер Роман Беллик в начале 2011 года пытался открыть ресторан европейской кухни, чем навлёк на себя все беды мира. Сначала это была ругань с соседями. Потом — конфликты с конкурентами. Беллик, урождённый серб, хотел готовить итальянскую еду — не пошло. Французские круассаны тоже не спасли Беллика. Позже всё вылилось в газетные материалы и посты в Интернете, а там и до ток-шоу дошло. Мистера Беллика славянского происхождения поддержали только жители Бохана. Итальянские рестораны выиграли, наверняка не без поддержки местной мафии. Зато история «Жирненького Эр» продержалась на слуху с десяток лет.

Всё это вспоминал парнишка по прозвищу Феникс, пока бежал по центральной улице Либерти-сити. Раньше этот островок называли Стантоном, теперь — как заблагорассудится. Фениксу было шестнадцать, когда он получил свои первые лёгкие деньги только за то, что подвёз на велосипеде какой-то пакет до какого-то гаража. Вышел огромный чернокожий старик, лысина блестела при лунном свете. Он криво ухмыльнулся, взял пакет и кинул парнишке денег. Там было достаточно, чтобы тусить неделю.

Теперь Фениксу было двадцать, его не раз пытались убить, он словил три пули и черепно-мозговую травму, но до сих пор был жив. Поэтому ему и дали такое прозвище, ведь он — «неубиваемый» и прыткий мальчишка, который вовремя понял, что запретными путями деньги достать быстрее. Сначала думал, что и легче. Да ошибался.

Он работал на всех помаленьку, но в особенности ему нравился клан Сиприани: платили много, до сих пор эти люди ходили в костюмах, и все их уважали.

«Вот бы когда-нибудь с ними «гонять»…» — думал Феникс вечерами, не совсем понимая, как именно в клан Сиприани попадали лучшие.

Лучшие, прежде всего, были близкими дону Тони Сиприани по духу. Как добраться до дона, Феникс пока не знал, поэтому бежал со всех сил по улице, крепко сжимая свёрток в руке. Этот дали ему колумбийцы. Их не было много-много лет на улицах Либерти, так говаривал отец Феникса. И вот они снова здесь, предлагают работу и деньги.

Никогда Феникс не интересовался, что в свёртке или в пакете, зачем и почему. И это всем нравилось. Он просто делал то, что сказали, получал деньги и тратил их на свою жизнь. Жить для себя казалось ему не такой уж плохой затеей.

Он пробежал мимо Центрального парка, слегка скорректировал путь, направляясь в сторону бывшего автосалона. В 2001-2002 здесь пользовались спросом машины, которые ездили по земле. Теперь, в 2031-м, учёные запаривались вопросом машин в воздухе. Получалось пока дурно, а все наземные машины перекочевали в другие салоны.

Где-то там, рассказывал отец Феникса, дальше салона, прямо по улице жил Дональд Лав, отец на него работал некоторое время. А потом Лава нашли обезглавленным в канаве, недалеко от стантонских сточных труб. Вроде это было в 2009 году. Позже выяснилось, что Лав — каннибал и некрофил. Тогдашний мэр Либерти Даркел говорил об этом во многих интервью. Даркел был путёвым мужиком поначалу, но свихнулся под конец срока, так рассказывал отец. В общем-то всё это не имело значения для жизни Феникса теперь, но парень любил историю и с удовольствием слушал эти россказни.

Дальше, говорила уже мама, было казино мистера Кенджи Касена. Его убили люди из банды колумбийского картеля. «Предков» той самой, для которой Феникс сейчас выполнял задание. Как же было прекрасно бежать по улицам, насквозь пропитанным историей. И чем история была темнее, порочнее и кровавее, тем Фениксу нравилось больше. История гангстеров была куда занимательнее истории простых смертных.

Чуть не сбила машина, правильно, кто же бежит на красный? Феникс только матюгнулся, продолжая бежать. Он свернул за угол, оттуда окунулся в пучину высоток, которые понастроили в неисчислимом количестве. Было тихо. Либерти сохранил те самые подворотни, там только и жди подвоха, все знали ещё с 90-х. Феникс не ждал, он был ребёнком XXI века, в котором везде можно было встретить уверенного человека, верящего в собственную неприкосновенность и безопасность… А зря.

— Положи свёрток к ногам и пни в мою сторону, — послышался голос за спиной.

Низкий, но недостаточно мужской.

«Голос, наверное, ломается. И у меня такое было. Щенок! Сейчас получит у меня, шпана малолетняя…» — возомнив себя взрослым, подумал Феникс.

Он обернулся, но увидел вместо шпаны фигуру в широких одеждах, капюшон скрывал большую половину лица. Фигура держала наготове пистолет, судя по всему, имея в карманах баллончик и нож.

«На голову выше меня, сволочь. Какой-то тухлый дрищ меня не испугает!».

— Иди нахрен! Тут нет денег.

— Я прекрасно знаю, что нет. Положи к ногам и пни в мою сторону, повторяю.

— Да иди ты в жопу! — Феникс сжал свёрток и кинулся на фигуру.

Та уклонялась, да так хорошо, что Феникс даже ни разу не смог её ударить.

— После третьего повтора — стреляю.

— Ну уж хер-то там был!

Феникс резко подался вперёд и стукнул фигуру плечом в грудь. Фигура отошла назад, немного нагнулась и тихо застонала.

— Положи… к ногам… и ко мне…

Феникс хохотнул и снял с фигуры капюшон. На него смотрело озлобленное женское лицо. Большие тёмные глаза, синяки под ними, правильные черты лица и жёсткие волосы, спадающие на лоб. Феникс опешил. Но он не успел ничего даже предположить, как выронил свёрток и заорал так громко, как ещё ему никогда не приходилось. Она выстрелила ему в руку. Предупреждение, да. Свёрток быстро оказался в её руке, другой она держалась за грудь. Ну, теперь стало понятно, чего ей стало больно при толчке…

— Кто ты такая?

Девушка не ответила, набрав какой-то номер в смартфоне.

— Да, здравствуйте, — сказала она низким голосом. — Меня подстрелил какой-то чудак в третьем переулке, тут тёмный закуток. Да, Центральная улица. Да, от парка чуть левее. Прострелили руку. Жду, спасибо. Скорее, пожалуйста…

Ни слова больше не сказав, девушка убежала. Феникс не в силах был описать это происшествие. Он знал, что, возможно, за провал его убьют. Он думал, что мало кто поверит ему, расскажи он о такой встрече. Он почувствовал, что хочет узнать, кто она такая. И почему-то ему казались знакомыми эти глаза и черты лица. Пока он не мог ответить себе, откуда мог бы их знать. Кажется, в каких-то рассказах его родителей фигурировало подобное описание. А, может, это от боли казалось всякое.

Уже через несколько часов Феникс сидел с перевязанной рукой в тёмном помещении, избитый, но живой. Как обычно.

— Значит, говоришь, это была баба. Значит, тебя нагнула и выебала в жопу баба, да?

— Она довольно сильная и ловкая, я не видел её ни разу, она не из банды.

— Понятно, блять, что она не из банды, — человек сплюнул на пол. — Алло? Мистер Версетти? Да, походу, опять эта сука на горизонте высветилась. Взяла пакет, ничего серьёзного, но всё же… Понял Вас, мистер Версетти. Будет сделано, — разговор был окончен. — Развяжите этого идиота и отведите, куда у нас заведено.

Феникс впервые за долгое время не на шутку испугался.

Январь 2031 года.

Лондон.

— О, шестьдесят девятый год! А? Знаете эти истории? — подыграла Рене.

— Слышала что-то, да смутно.

— Ну что Вы уж, там было не хуже, чем в шестьдесят первом...

Особенно хорошо из рассказов одного старика Рене запомнила взрыв бара. Парней Бэттерси разорвало на куски! Кто бы это ни сделал, он был рёхнутым. Ох уж эти британские гангстеры.

— Мой дед говорил, даже на рынке были свои перестрелки. Эти бандиты всегда стремились владеть процентом — всё собирали с продаж простых бедных людей! Как их вообще земля носит?

— В том-то и проблема, что земле плевать, кто по ней ходит. Мы сами должны вычищать наши владения.

Старушка-уборщица ушла, оставив Рене наедине со своими мыслями. Девушка глянула на себя в зеркало и фыркнула — опять синяки под глазами.

— Нужно больше спать, это не генетическое, — шепнула она.

Сумка была практически собрана: комплект нижнего белья и набор со средствами гигиены, две куртки, джинсы и несколько футболок, кроссовки и сапоги. Старый телефон Рене ещё ночью разбила и выбросила в воду, новёхонький IFruit был распакован только сейчас, документы на имя Саманты Додж — после смартфона.

— Ужасное имя, ну какого хрена этот идиот подбирает самые дебильные… — Рене небрежно бросила документы и смартфон в мятую сумку, закрыла чемодан и встала посередине комнаты.

Что-то знакомое было во всём этом, но чего-то явно не хватало. Тонкие пальцы не сжимались в кулак, лицо не искривлялось в гримасе ненависти и злости. С каждым новым паспортом эмоций оставалось всё меньше. Каждый новый паспорт означал свежую кровь на этих тонких прекрасных пальцах, но Рене это беспокоило всё меньше.

«Где же ты? Живёшь ли ещё? Ждёшь ли меня?» — эти мысли вертелись в голове Рене после каждого убийства, после каждого вскрытия конверта от посредника.

Рене оставила щедрые чаевые для уборщицы и вышла из номера. Прощание с Лондоном было не лучшим — не удалось завершить пребывание на позитивной ноте: один ублюдок с простреленной промежностью оставил в городе раздрай, сотни новостей и панический страх таких же, как и он — ублюдков.

* * *

Посредник обещал, что в Манчестере будет возможность отдохнуть и откопать без вреда для здоровья и опасности для жизни необходимую информацию. Рене нуждалась в том и другом одинаково сильно. Поэтому согласилась на поездку довольно быстро.

Посредник никогда ещё не обманывал. Рене не знала, мужчина это или женщина, один ли человек или целая группа, не знала его имени, но верила ему. Она работала с посредником последние несколько лет, и никто — ни Рене, ни посредник — никогда не подводили друг друга. Рене делала работу, необходимую посреднику или его заказчикам, а посредник давал необходимые наводки и информацию, которая помогала Рене в личном деле.

Посредник… Иногда он вызывал в Рене страх. Она попросту не могла себе ответить на вопрос: а как от него избавиться, когда всё, что нужно, Рене узнает? Обычно девушка могла спокойно продумать, как избавиться от человека, но в случае с посредником она даже не хотела начинать что-либо выяснять. Да и пока они были нужны друг другу, а эта связь на время откладывала страх на дальнюю полку.

По пути в Манчестер Рене долго думала о последней своей работе. Ублюдок с постоянным стояком — она стрельнула ему в промежность, но он не сдох. Она прострелила его грязную промежность, а её назвали жестоким извращённым убийцей. Интересно, а все девочки, пострадавшие от стояка этого ублюдка, подумали также? Или наконец-то вдохнули полной грудью спокойно, без мыслей о суициде и без чувства вины? Рене точно не знала, но самой ей было легче, когда она знала, что ещё один грязный пошлый ублюдок не засунет свой член даже в мякоть грейпфрута. Этот придурок, жалкое подобие человека, держался за кровавую промежность и кричал, что заебал бы обидчицу до смерти. Он даже не рассматривал смерть как вариант его исхода на тот вечер. Наверное, он продумывал, какой бы протез поставить на место месива, которое он придерживал своими ручищами. Он представлял, как этот протез проникает всё глубже в очередную жертву его бесконечного насилия и кайфовал. Даже в момент неописуемой боли он по-любому нашёл момент, чтобы кайфануть. Свинья. Рене улыбнулась, когда прокрутила в голове момент выстрела ему в голову. Тогда-то он точно замолк и сдох. Свинья. Грязная поганая свинья.

Рене также порадовалась тому, что посредник не упомянул о заказе при приезде в Манчестер. Она очень устала и не хотела какое-то время связывать себя с очередным убийством. Работа «без кровавых рук» тоже её устраивала: передать документы, отправить пару «приветов», поговорить с кем-то или просто сделать звонок кому нужно — иногда этого вполне хватало, чтобы потом жить безбедно месяц-другой. Рене устала, и ей хотелось результатов. Она надеялась, что в Манчестере ей удастся получить стоящую информацию. Потому что всё, что она узнала до этого, оказалось просроченной хернёй.

Никого уже не удивляла девушка-киллер, казалось, что это профессия становится такой же популярной, как в одно время стали популярны юристы или IT-специалисты. Рене через многое прошла, пережила разное, но её на плаву держало только одно — найти конкретного человека. Узнать наверняка, увидеть лично, а не верить слухам и домыслам, коих было много. Иногда Рене думала, кем бы она могла стать, не будь киллером, не будь наёмной убийцей, чистильщиком. И не могла себе ответить. В такие моменты она начинала плакать, а случалось это крайне редко.

Рене моталась из страны в страну, из города в город, ей было не привыкать. Дом был у неё не так долго, в период детства и подростковой жизни — всего несколько лет, если посчитать вкупе. Порой она думала, а где бы ей хотелось жить, не будь этой постоянной головоломки с

переездами. И тоже не могла себе ответить. Тут просто слёзы выступали на глазах, но она их быстро вытирала и шла дальше. Ей некогда было сидеть на месте и раздумывать. Каждая минута простоя стоила денег. А могла, при некоторых обстоятельствах, стоить ей и жизни.

Лето 2016 года.

Лос-Сантос.

Грейс было всего 12, а она уже умела многое: стрелять из пистолета, вломить обидчику по роже и просто хитрить. Неординарные способности Грейс проявились в младенческом возрасте: она рано начала ходить и говорить, быстро обучилась счёту и чтению, позже ей не доставляли труда как гуманитарные, так и точные науки. Ей вообще всё давалось крайне легко, таких детей в некоторых случаях называли гениальными. Хотя, стоит отметить, нелегко было достать лишь одно — время и внимание своего отца.

Клод, её отец, всегда был чем-то занят. Казалось бы, он справился с очередным врагом — спятившим Джоуи Леоне в 2009 году, и этого достаточно. Тогда, покинув Либерти-сити, Клод правда много времени посвящал Грейс. Она расцвела, дополучив родительскую любовь, быстро к этому привыкла. Как ей стукнуло десять, Клод подумал, что она уже достаточно самостоятельная, и стал пропадать. Он объяснял это тем, что зарабатывает на их жизнь, старается жить честно, без криминала. На самом деле, Клод узнал, что враги у него ещё оставались. И это его пугало, он отчётливо понимал, что когда-нибудь может вернуться домой и найти Грейси мёртвой. Все, кто был ему дорог, погибали. Поэтому он старался держаться подальше от них. Но с несовершеннолетней дочерью такое провернуть ещё не получалось.

И как же Грейси обрадовалась, когда Клод объявил, что они едут в Лос-Сантос на пляж. Там будет большой фестиваль фейерверков, много музыки и еды, а потом звездопад, который не повторится много сотен лет после. Девочка подозревала, что и там у Клода будут дела, но радовалась, зная, что по пути он точно никуда не денется. Так и было. Клод предпочитал путешествовать на машине, так что несколько дней отец и дочь провели беззаботно в пути вместе. Завтракали в мотелях, закупались вкусностями в круглосуточных магазинах, подпевали магнитоле и дурачились, остановившись на обочине, чтобы посмотреть на закат. Это было одно из самых счастливых для Грейс времён.

Грейс и Клод въехали в Лос-Сантос ранним утром. Девочка спала на заднем сидении, свернувшись калачиком, а Клод думал, в какой отель заселиться. Он остановился у старой пристани с маяком, которая располагалась недалеко от въезда в город. Это был пляж Санта-Мария. Тут многое поменялось, вместо жилых домов понастроили апартаментов для туристов, пляж поделили на зоны, сделали яхт-клуб и аквапарк. Но маяк оставили прежним, лишь отреставрировали немного. Клод вышел из машины, осторожно закрыл дверь. Вокруг не было ни души. Он глубоко вдохнул морской воздух, подошёл к перилам и стал смотреть на воду. Было спокойно и тихо. Клод что-то вспомнил и ухмыльнулся. Когда-то давно он ездил на этот пляж из Сан-Фиерро, чтобы насладиться тишиной с утра или потеряться в толпе загорающих и купающихся. Два-три часа в одну сторону через сельскую местность каждый раз — хорошая практика для водителя. Он научился водить именно так. Просто ездил из города в город по ночам или ранним утром.

«Может, стоит показать Грейси место, где я вырос? Как закончим здесь, отвезу её в Сан-Фиерро, пусть посмотрит», — решил Клод и вернулся в машину.

* * *

Лето 2016 года.

Лос-Сантос. Пляж Верона (Верона бич).

Лейла Найтли буквально плавилась на жаре. Она прикладывала холодную бутылку минеральной воды ко лбу, но легче становилось лишь на мгновение. Она уже множество раз пожалела, что согласилась на приглашение Романа Беллика и прилетела в Лос-Сантос. Здесь было шумно, жарко, душно, жажда постоянно мучала. Так ещё каждый считал своим долгом подойти и спросить что-то, познакомиться. Она скучала по любимому Либерти-сити, где никому не было до тебя дела. Её муж Нико Беллик всё ждал, когда Лейла не выдержит и выскажет всё ему, а потом и его кузену Роману. Но Лейла держалась стойко, несмотря на своё положение: она была на шестом месяце беременности. Роман Беллик же был доволен и, как всегда, не замечал плохого вокруг. Он всё грезил открыть свой ресторанчик и даже подумал, что, может быть, у него получится тут, в Лос-Сантосе, раз в Либерти не вышло. Его жена Мэллори выглядела не очень хорошо, была бледной, но улыбалась, как прежде. Лейла порывалась спросить, что с Мэллори, может, тоже беременна? Или болеет? Агнесс, дочь Романа и Мэллори, скакала вокруг взрослых и постоянно просила что-нибудь ей купить. Нико оказался щедрее Романа, поэтому Агнесс заняла удобную позицию возле дяди. Ей было почти шесть, ещё вся жизнь впереди. Агнесс верила, что её жизнь будет счастливой, а когда она во время звездопада загадает желание, то вообще все мечты сбудутся. И будут счастливы все вокруг. И здоровы, особенно мама.

В это время Луис Лопез обнимал правой рукой свою новую девушку за талию, а по левую руку от него вышагивал его бессменный босс Тони. Луис прилетел в качестве телохранителя Тони, это был рабочий вопрос. Но только девушка Луиса и все его родственники, услышав, что путь предстоит в Лос-Сантос, тут же вспомнили о любви, семейных узах и связях. Луис привёз с собой целую толпу, но Тони был не против. Он уже свыкся с мыслью, что Луис ему как сын. А раз у сына есть родня, то они и его близкие… Наверное?

Даркелисты прохаживались с очередной акцией протеста. Им всегда что-то не нравилось, как и бывшему мэру Либерти Биллу Даркелу. Под старость лет у него совсем поехала крыша, хотя свой срок в качестве мэра он начинал очень здраво. Даркелисты появились словно ниоткуда и пропадали в никуда. Они протестовали ради того, чтобы протестовать. Конечно же, они не могли пропустить такое важное событие в городе, как звездопад. Никто не обращал на них внимания, все знали, что протест ни к чему не приведёт. И все помнили, что самые агрессивные последователи слетевшего с катушек мэра остались в Либерти, а тут так, клоуны.

Карл и все Джонсоны приехали на пляж Санта-Мария, чтобы по-семейному отдохнуть. У его брата Шона было аж шестеро детей, сестра Кендл нянчила младенца и ещё двое бегали то к ней, то от неё к отцу Цезарю Виальпандо. Сам Карл не обременил себя узами брака и воспитанием детей, наслаждался краткосрочными отношениями с разными девушками и курортными романами. В какой-то степени ему расхотелось взрослеть и становиться как все, ему хватало бизнеса в Сан-Фиерро, проблем у банды Гроув-стрит и личных нерешённых переживаний. И когда племянники потащили его в сторону Вероны-бич, он сделал вид, что дико занят и убежал на парковку, чтобы перевести дух. Ему не хотелось тащиться с кучей детей в людное место.

Майкл де Санта и его семья (жена и двое детей) выбрались в кой-то веке все вместе на отдых. Конечно, лишь Майкл думал, что всё начинает налаживаться, а у всех остальных мысли были немного иного толка. Его жена Аманда выискивала в толпе своего любовника, с которым переписывалась уже пару лет. Сегодня он должен был прилететь из Либерти, и они, наконец-то, смогли бы воплотить в жизнь всё, что так страстно писали друг другу. Сын планировал закадрить какую-нибудь красотку на пляже, а дочь хотела встретиться с неким Луисом Лопесом, который искал новых актёров и актрис для съёмки порнофильма. После скоропостижных похорон великой и похоже единственной звезды мирового масштаба Кенди Сакс все порностудии махом взялись искать новую, каждый хотел стать первым.

«Ну и дыра», — подумал Хуан Ли, глава триады из Либерти-сити. Ему давно говорили, что Лос-Сантос и Сан-Фиерро хорошие места для расширения влияния банды, но ни ему, ни его отцу до этого не хотелось лезть на побережье и вести осторожную дружбу с местными триадами, в особенности с Ву Зи Му, святым из святых. И всё же время требовало обновлений и кардинальных решений, тем более, что со всех сторон поджимали итальянцы, как только клан Сиприани заручился поддержкой клана Версетти, стало совсем душно. Также Хуан знал, что ему может перепасть не только новая бизнес-идея, но и секс, ведь где-то тут жила его подружка по секс-переписке Аманда.

Тревор терпеть не мог людские столпотворения, но на звездопад посмотреть хотел. Он заранее выбрал крышу дома, где никого не будет. Взломал замок, порылся в чужом холодильнике, нашёл снеки и пиво. Взял подушку с супружеской кровати и забрался на крышу. До вечера было много времени, Тревор то дремал, то разглядывал народ, подумывая написать Майклу и спросить, чем тот занят. Может, они смогут опрокинуть по пивку вместе на этой самой крыше?

Франклин был не очень доволен исходом событий. У него были свои дела, но его тётка Дениз сломала ногу. Зато не растеряла желания взглянуть на звездопад. И раз уж такое дело, везти её на коляске должен был племянник. Он явно был от этого не в восторге, но не чувствовал себя в праве отказать.

Клан Сиприани после долгих и сложных лет становления (а после «смерти» клана Леоне это было реально ужасно) выехал из Либерти по делу. Сам дон Тони Сиприани не поехал, отправил советника. А тот в свою очередь должен был встретиться с представителями клана Версетти и попробовать заключить договор о временном сотрудничестве. Кланы устали враждовать со всеми вокруг и друг с другом, так что подумали, ведь можно сотрудничать. Хотя бы временно, чтобы приструнить банды и показать, что старая мафия ещё сильна. О перемирии уже прослышали многие, но что будет дальше, никто не решал. Теперь настало то самое время.

Клан Версетти ждал представителя от Сиприани.

Вообще Томми Версетти больше ждал другого человека, на которого возлагал большую надежду: найти в семье «крысу» и убить. Деньги клана таяли, кто-то занимался деятельностью, которая не устраивала Томми, но кто это был, понять так и не вышло. Он надеялся на удачу на обеих важных встречах, а также на то, что его внук — Марчелло — сможет хорошо отдохнуть на пляже в эту звёздную ночь.

Лето 2016 года.

Лос-Сантос. Пляж Верона (Верона-бич).

Клоду хорошо спалось. Даже шум набегающего к пляжу народа не беспокоил, хотя устроились они в гостинице, которая располагалась очень близко. Его разбудила Грейс, применив грубую силу: точнейший удар кулачка в плечо отца. До этого она пыталась ему петь, приносить кофе, надеясь, что аромат крепкого напитка пробудит отца, включала будильник на телефоне, но всё было без толку. Таким Клода она не видела скорее всего ни разу. Он спал как дитя. Потому что вспомнил, каково ему было тут в детстве, ведь были и вправду спокойные, беззаботные ночи и выходные, когда ничего не нужно было делать. Клод мог сказать, что демо-версия счастливого детства и вправду была. Он хорошо учился в школе, ел пироги матери по выходным. Всё было хорошо, пока он не потерял отца, а мать не потеряла себя.

— Грейси? Милая, привет. Сколько время?

— Достаточно, чтобы я начала беспокоиться, пап. Ты говорил, что сегодня мы многое успеем. Но чем дольше ты спишь, тем больше мы не успеваем, правда.

Клод усмехнулся, встал с трудом, смакуя каждое мгновение в постели. В ванной он умылся и побрился, использовал дорогой парфюм, потому что день был вправду важный. Грейс предвкушала радость от веселья и праздника, а Клод не знал, что ждёт его вечером, потому что настоящая причина, по которой он приехал сюда — знакомство с доном Томом Версетти. Его, конечно, все по привычке звали Томми, но с каждый годом придыхание от восторга или страха усиливалось. Весь Вайс-сити был перед ногами клана Версетти, а длинные руки неугомонного дона тянулись и в Сан-Андреас, и в Либерти-сити, чему были не рады местные банды и кланы. Но тут вопрос был в другом: у Томми Версетти был деликатный и крайне секретный запрос, который, по его мнению, мог решить только такой профессионал и человек-призрак, как Клод. Он был согласен выполнить работу, ведь Версетти предлагал не только хорошие деньги, но и связи, помощь в деликатном и личном деле Клода.

За завтраком, который успела приготовить Грейс, она спросила:

— Ты чего так вырядился? Неужели будешь искать мне новую мамочку?

Клод поперхнулся. У него и в мыслях не было такого. Когда он уходил на очередное дело, он находил время, чтобы разрядить сексуальное напряжение среди элитных проституток. Он не чувствовал себя в безопасности настолько, чтобы хотелось осесть и завести семью. Ещё раз. В первый раз получилось откровенно скверно, да и не по его воле. Этого больше хотела Мария. И что с ней стало? Её убили. Клод часто вспоминал воздушную, с неземного цвета глазами Лейлу, которая скрашивала его вечера осенью 2001-го. Она, вчерашняя школьница, была влюблена в него без памяти. И он, надо признаться, стал питать к ней симпатию. Но всё же решился и отправил её к родителям, беспокоясь о её безопасности. Потом он просто не нашёл сил вернуться к ней, извиниться и признаться в чём-то настолько сильном, что сжимало его каждый раз, когда он держал за руку Марию. В чём-то настолько долгом, почти бесконечном, что восторгало его по утру или перед сном, а порой бросало в жар и доводило до паники. В чём-то, что он чувствовал к Каталине в девяностых. В скупой, но очень сильной любви. Лейла Найтли вышла замуж за Нико Беллика летом 2014 года. И Клод даже получил приглашение, но, сославшись на болезнь, не прилетел. Грейси очень много плакала и просилась на свадьбу, но Клод снова не смог себя пересилить. Девочка записала видеопоздравление и отправила его в социальной сети как Лейле, так и Нико, но была недовольна. Она очень скучала по девушке, которая буквально спасла ей жизнь и многому научила, но Клод почему-то сторонился Лейлы, особенно сильно в дни, когда она приходила к нему во сне и обжигала поцелуями, которых никогда не было на самом деле.

Клод, как и обещал, позавтракал с Грейси в кафе, потом погулял по пляжу, купил новые игрушки и сувенирную одежду. Девочка очень просилась за руль машины, чтобы покатать отца, но Клод отказывал, произнося что-то на старпёрском: «Вот будет 16, тогда прокатишь». После обеда Клод предупредил Грейс, что хочет навестить одного старого знакомого, это займёт время. Кивая, дочь понимала, что притворяется, она же не верила ему, знала, что это очередная работа для отца, а не отдых. Она немного расстроилась, что проведёт с отцом не весь день, но не стала подавать вида.

Пешком они вышли с пляжа, перешли проезжую часть и оказались у милых домиков рядом с лодочной пристанью. Было видно, что это район для богатых и состоятельных, Грейс даже обрадовалась, предвкушая, что, может быть, урвёт с богатого стола что-то вкусное. Клод и Грейс подошли не к самому шикарному, но достаточно большому домику у самой воды. Пока отец говорил с охраной, Грейс пробежалась вокруг дома, заметила, что там есть чёрный вход, можно в случае чего свалить на лодке. Она не знала точно, зачем подумала об этом, но так ей было спокойнее.

Гости вошли. Их встретил взрослый мужчина лет пятидесяти. Он представился, его звали Абеле Версетти. Грейс показалось, что фамилия какая-то очень известная, на слуху, но она не вспомнила, где её слышала.

— О, мистер Хайд, верно?

Клод кивнул, он менял фамилии раз в год, ему было всё равно, как его назовут. А мистер Хайд обыгрывал и его стиль жизни, и, если углубиться в литературу, скрытую часть личности, о которой рассказывал писатель Роберт Льюис Стивенсон. Клод считал, что и в его личности много чего скрыто.

— Я кузен дона Версетти, его капореджиме по совместительству, мистер Хайд, приятно познакомиться. А ты, стало быть, Грейс?

Девочка кивнула. Мужчина потрепал её по голове, что Грейси не понравилось, не маленькая уже была. Все прошли в столовую, потому что дон Версетти хочет сначала отобедать с гостями.

Дон Томас Версетти сидел в столовой и смотрел телевизор. Это была запись какой-то спортивной игры, Грейс не всматривалась, но отметила, что дон, несмотря на возраст (а выглядел он постарше Абеле) очень активный и экспрессивный. Он весь извивался, громко кричал и матерился, а когда, судя по всему, команда, за которую он болел, выиграла, запрыгал по комнате.

— О, Клод, привет! Это твоя дочка?

— Здравствуйте, дон Версетти. Да, это Грейс.

Томми Версетти протянул девочке руку. Она уверенно пожала её в ответ, хотя внутри вся сжалась. Ей стало понятно, что этот мужчина не простой, он явно очень влиятельный и опасный. Версетти было 65 лет, но выглядел он хорошо, старел достойно. Густую шевелюру с проседью он укладывал, носил дорогие шмотки и аксессуары, гладко брился каждое утро и обливался парфюмом, наверное, вёдрами.

Все уселись за стол, присоединились ещё люди, которых Томми представил.

— Это мой сын Джеки Версетти.

Грейс подумала, что этот сын должен был быть постарше, учитывая возраст дона, но выглядел Джеки очень молодо, точно моложе Клода лет на 10. Джеки выдавил из себя приветствие, а потом уставился в телефон. Грейс поёжилась, когда заметила, что он украдкой рассматривает её. Дед Томми нравился ей больше, чем его сын.

— А это Марчелло, мой мальчик, внук.

Марчелло сел рядом с Грейс и протянул руку.

— Привет, я Марчи.

Это был красивый темноглазый мальчик примерно возраста Грейс. Он был очень похож на деда, но присутствовало в нём что-то неуловимо утончённое, лёгкое, не присущее многим итальянским мужчинам. Грейс не понимала, почему, но рядом с Марчелло она почувствовала себя безопаснее. Она пожала ему руку и старалась смотреть на него или на Томми, но никак не в сторону Джеки.

Отобедали хорошо, многие из блюд, что подавали, Грейс видела только на картинках. С тяжёлыми животами все вышли из-за стола, и Томми Версетти безапелляционно заявил:

— Я и господин Хайд отойдём ненадолго, поболтаем, выпьем стакашку-другую. Марчи, мальчик мой, ты сможешь развлечь нашу юную гостью Грейс? Попьёте там сок или ещё чего.

Мальчик кивнул.

— Постой, разве я не должен идти с тобой? — возмутился Джеки.

Томми посмотрел на сына, в этом взгляде молнии готовились вылетать в любого, кто смел перечить ему.

— Нет, Джеки, это моё личное время и моё личное дело.

Сын не стал спорить, но по его лицу было видно, что он сильно недоволен и прокручивает в мыслях все сто вариантов ответов, которые сказал бы отцу, если бы не боялся.

* * *

— А вы богато живёте, — сказала Грейс, когда они вышли из дома.

Марчелло улыбнулся, но вздохнул как-то устало. Он был одет в дорогие, но не вычурные шмотки, от него приятно пахло, а за причёской, было заметно, следили не раз в полгода, а ежемесячно. Но за такой вздох ему не платили. И взгляд тёмных глаз был полон то ли стыда, то ли некоторой иронии по отношению к себе.

— А ты как будто не знаешь, кто такие Версетти?

— Блин, вот ты сейчас это сказал… И кажется, я начинаю понимать, что вы за семья. Ну, мой отец тоже не из простых. Я так и знала, что он не к другу, а по делу.

Теперь вздохнула Грейс. Она никогда не ошибалась насчёт такого. Люди обычно очень боятся ошибки, а Грейс её жаждала, всего лишь один раз ошибиться, чтобы папа правда поехал с ней на отдых, а не работать, не угонять тачки и не убивать кого-то по указке. Всего один чёртов раз!

Марчелло дружески похлопал её по плечу. Грейс немного дёрнулась от неожиданности, обычно к ней никто не прикасался, особенно мальчики. Они не задерживались с Клодом подолгу где-то, поэтому Грейс пропускала первые влюблённости, смущённые взгляды и зажатые от неопытности прикосновения. Марчелло не имел в виду ничего такого, но девочке стало не по себе. Она выгнала эту мысль из головы и через силу улыбнулась.

— Я тут никогда не бывала, а ты?

— Я из Вайс-сити, а ты откуда? Я бывал здесь и в Сан-Фиерро, вот в Лас-Вентурас дедушка меня не берёт почему-то, говорит, ещё не дорос.

— Там казиношки и проституки.

Дети сморщили лица и громко засмеялись.

— А я из Либерти-сити. Никогда не была ни тут, ни в Вайс-сити. Мы мотаемся по Штатам, но не нашли ещё своего места.

— Приезжай в Вайс-сити, у нас большой особняк, будет где остановиться. У меня там много любимых мест, я тебе покажу. А сейчас, думаю, можно просто прогуляться? Потом поедим. И к вечеру вернёмся сюда. Дедушка как раз выпьет, будет в ещё более благоприятном расположении духа.

Грейс заметила, что Марчи ни разу не сказал ничего про отца — Джеки Версетти. Он постоянно твердил о дедушке, как будто был сиротой. Она не стала спрашивать деталей, но почувствовала некоторую схожесть с новым знакомым, при живом отце тоже иногда ощущала себя одиночкой.

Несмотря на юный возраст Марчелло имел при себе наличные деньги и кредитку деда. Он спокойно мог вызвать такси, купить всё, что желал. При это он не выглядел разбалованным или жадным, тратил по необходимости. Марчелло был созерцателем, не любил лезть в ход событий и быть в их гуще. Он водил Грейс по безлюдным или малолюдным местам и обращал её внимание на самые незначительные и незаметные детали. Так он нашёл на стене полицейского участка остатки старой надписи, оставленной кем-то зелёным баллончиком.

— Гроув-стрит? Это банда какая-то?

— Да, тут была такая банда в девяностых. Но уже всё поменялось. Но прикольно, смотри, они до сих пор не могут ни оттереть, ни закрасить надпись. История неубиваема. Так интересно смотреть на это и представлять человека, который это нарисовал. Наверное, он был глубоко убеждён, что его банда — это навсегда. Но ничего не бывает навсегда.

Под присмотром охраны они покатались на лодке, потом походили по улицам Винвуда среди особняков звёзд. Пообедали в хорошем ресторане, но потом всё равно завалились в «Burger shot» и съели по двойному чизбургеру, выпили по сладкой газировке Sprank. Подурачились, как истинные тинэйджеры, даже успели немного поругаться, но быстро помирились.

Когда они шли обратно, Грейс почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Марчелло ушёл немного вперёд, а Грейс отстала ещё больше, потому что остановилась и обернулась. Мужчина тоже стоял и смотрел на неё в упор. Словно что-то вспоминал или видел кого-то другого, но не саму Грейс. Девочка не могла пошевелиться, ей казалось, что мир схлопнулся и больше ничего, кроме этого мужчины нет. Кроме его мокрых глаз, тяжёлой челюсти, массивных рук и горбатой спины ничего нет.

— Эй, ты идёшь? — Марчи вернулся за гостьей и подхватил под руку. Она очнулась.

— Ты знаешь того чувака?

Марчи всмотрелся, но мужчина заторопился и ушёл из поля зрения.

— Кажется, я видел его где-то, пока мы гуляли.

— Марчи, а когда будет звездопад?

— По прогнозам завтра вечером, но есть вероятность, что уже сегодня. Дедушка устраивает посиделки на пляже через часа два.

* * *

Томми Версетти правда хорошенько выпил и превратился в милого дедушку. Клод был трезв и бдителен, но при этом, как только рядом появлялась Грейс, старался переключиться на неё.

— Марчелло, мой мальчик, как насчёт того, чтобы спеть дедушке его любимую песню? Вы знаете, Марчи — будущий великий певец, не это вот отребье непонятное с неприкрытыми жопами, что сейчас скачет по сцене, а настоящий, достойный певец! Он очень талантлив.

Щёки мальчика загорелись краской. Грейс засмеялась.

— Дедушка, это которую твою любимую?

Марчелло знал, что в зависимости от настроения любимые песни дедушки менялись.

— Don’t speak[1].

Мальчик кивнул и ушёл готовиться. Значит, дедушка в ностальгическом и меланхолическом настроении, лучше его не портить. Он часто вспоминал какого-то Лэнса, когда играла эта песня, и то злился, то причитал. Полной истории внук не знал, но догадывался, что кто-то кого-то предал.

Все уже побывали на пляже, звездопада не было. Поэтому и хозяева, и гости вернулись в дом и разместились в просторной гостиной. Джеки Версетти не было видно, только дон, его внук, Клод, Грейс и охрана. Грейс была удивлена, что нет жён, неужели они не женаты?

Томми Версетти уселся в кресле, ему подлили спиртного. От него всё равно приятно пахло, видимо, алкоголь был первоклассным, а не пойлом откуда-то с улицы. Грейс подумала, что когда-то он был красивым мужчиной, и представила, что Марчи тоже может вырасти красивым. Почему-то теперь её щёки загорелись. Если Джеки был отцом Марчи, то тому явно было в кого расти красавцем. Пусть Джеки и отталкивал от себя, но внешности его можно было тоже позавидовать. Он был ниже Томми, темноглазым и темноволосым, как и все в их семье. Джеки носил аккуратную бородку и усы, в одежде предпочитал кэжуал стиль.

Клод сел на диван, Грейс расположилась рядом с ним. Марчелло вышел с микрофоном на импровизированную сцену, ограниченную мягким ковром. Ему включили минусовку, он прокашлялся, а потом начал петь.

Youandme, weusedtobetogether

Every day together, always

Грейс знала эту песню и начала тихонько подпевать. На припеве присоединился и Томми. Он голосил, не попадая в ноты, зато с душой.

Don'tspeak, Iknowjustwhatyou'resayin'

So please stop explainin'

Don't tell me 'cause it hurts

Don't speak, I know what you're thinkin'

I don't need your reasons

Don't tell me 'cause it hurts

Клод легонько хлопал в такт мелодии, чтобы поддержать присутствующих. Он отметил, что Версетти не шутил и не перехвалил внука, тот правда пел замечательно. Голос его ещё не сломался, песня получалась светлой и в чём-то даже ангельской с привкусом сладости. Но слушать это было приятно, Марчелло явно давно занимался музыкой и знал, что делать. И главное, что Клод заметил, что Грейс очень нравится его пение. Он улыбнулся и потрепал дочери макушку. Ему нравилось видеть её такой живой, ещё ребёнком, который просто радуется моменту.

Томми Версетти попросил на бис ещё и ещё. На пятый раз Грейс вышла к Марчи, и они в обнимку голосили всё подряд, мальчик не старался петь красиво. Это было не важно, они просто веселились. Томми задремал в кресле, дети пели, а Клод вышел к воде и закурил. Этот вечер был спокойным, добрым и счастливым. А вот полученное им задание обещало множество проблем, и Клод активно думал, как бы их избежать.

---

[1] No Doubt — Don't Speak.

Лето 2031 года.

Вайс-сити.

Девушки смотрели на красавца-итальянца с неприкрытым интересом. Они знали, кто он. Да кто в Вайс-сити не знал внука великого и ужасного Томми Версетти? Мужчины в семье Версетти все были красавцы как на подбор — сам Томми и на восьмом десятке оставался жеребцом хоть куда, выглядел всегда с иголочки и говорил очень сладко. Его сын Джеки был менее общителен, но, спасибо генам, он был тем самым желанным и горячим итальянцем средних лет. А от внука Томми — Марчелло — у всех девушек в округе трусики намокали мгновенно. Высокий, смуглый, стройный, темноволосый и темноглазый. А во взгляде всегда что-то таинственное и нечитаемое, но от этого всегда становилось грустно. Девушки считали, что всё это от неразделённой когда-то любви, и всеми силами пытались этой любовью парня одарить. Но грустно было Марчелло не от этого. Ему ещё предстояло узнать истинную причину своего манящего грустного взгляда. В любом случае, всё это придавало ему нечто особенное. У него был образ — и он очень шёл ему. В тот день Марчелло сидел в парке недалеко от фамильной виллы и размышлял. Девушки снова подумали, что он в кого-то влюбился и страдает. Они не знали Марчелло лично, но решились подойти и кокетливо спросить, как его дела.

— Томми Версетти умер, передайте своим отцам-толстосумам, — слишком сухо ответил Марчи, для него это было нетипично.

Но, с другой стороны, что от него требовать? Он потерял горячо любимого дедушку, да ещё на его похоронах случилась совершенно необъяснимая ерунда.

* * *

Последний месяц Томми был совсем плох. Почти не вставал с постели, плохо спал, плохо ел. В семье не было принято распространяться о том, чем болен дед, об этом говорили только кузен Томми Абеле, на которого временно пало бремя ведения семейных дел, и врач. Все понимали, что Томми отплясал прекрасную яркую жизнь и сам устал. Ему пора было на покой, поэтому никто не проявлял особенных грустных эмоций по поводу происходящего. Только Марчелло не находил себе места, бросаясь из крайности в крайность. То убеждал себя, что он взрослый и у него много дел, заказывал самолёт до Лос-Сантоса, но в последний момент отменял его и мчал к постели старшего Версетти. То страдал от неумолимости приближающейся смерти и представлял, как изменится его жизнь после кончины деда, а потом резко брал себя в руки и шёл руководить частью семейного бизнеса.

То, что жизнь не будет такой, как прежде, было очевидно. Томми говорил об этом не раз, готовя Марчи к чему-то не очень приятному, но мало определённому. Место дона в семье Версетти не наследовалось прямым потомком дона. В своё время Томми создал совет банд и семей, чтобы обезопасить себя в случае проблем с наследником. Только совет на основании завещания Томми мог решить, одобрить кандидатуру, предложенную Томми, или нет. Конечно, каждый мог бы попытаться пропихнуть своего кандидата, но семья Версетти за почти 50 лет своего существования стала настоящим несдвигаемым монолитом в Вайс-сити, так или иначе провернуть махинацию было сложно, семья была у всех на виду.

Томми хотел видеть во главе семьи Марчелло, но с каждым годом, что мальчик рос, становилось понятно, что ему не до криминальных дрязг. Он хотел путешествовать, петь, думал о чём-то своём, а не о клане. Это расстраивало деда, но он поклялся себе и покойной жене, что не будет давить на мальца и позволит ему жить ту жизнь, которую он захочет.

Почему волшебная жизнь Марчелло могла стать сложнее, если деда не станет? Потому что его родной отец был таковым только биологически. За всю жизнь Марчелло он ни разу не проявил должной активности и интереса, между отцом и сыном не было привязанности, сложно было говорить о любви. Марчи сначала тянулся к Джеки, но годам к семнадцати совсем опустил руки и просто обходил его. Джеки никогда не выражал своего мнения по поводу сына, он не любил говорить о нём и с ним. Никто точно не знал, что творится в сердце Джеки, может, он тайно обожал сына, но по какой-то причине сторонился? Даже Томми не мог ответить на этот вопрос, потому что он никак не препятствовал общению родственников, а они всё равно не общались. Чем больше удалялся Джеки, тем больше обязанностей отца брал дед. И Марчи привык, что отец у него номинально есть, но лучше о нём не думать и не говорить, а то начинало щипать глаза от необъяснимой обиды.

Защитить как-то Марчи не мог ни Абеле Версетти, ни другие члены клана, Джеки имел абсолютную власть в клане после Томми, только дон этого не замечал. Женщин в семье тоже не было. Дед с бабкой с материнской стороны принесли свёрток с ребёнком к двери особняка Версетти. Томми взял мальчугана на воспитание, потому что Джеки был просто неспособен этого сделать: ему едва исполнилось 17 на тот момент. Девушке по имени Виталия было 16, когда она разродилась и, подарив миру Марчелло, умерла. В её дневнике было всего две записи: о том, что она безумно любит Джеки Версетти, и о том, что она хочет, чтобы родился мальчик, которого назвали бы Марчелло. Никто и никогда ничего не рассказывал о Виталии, а найти родственников по материнской стороне Марчелло никак не мог. Джеки приходил в бешенство, если Марчелло заговаривал о матери. Скоро мальчик понял, что матери у него нет и быть не может.

«У такого, как ты, не может быть любящей женщины, придурок. Ни матери, ни любовницы, ни жены», — злобно процедил однажды Джеки, а Марчи ходил с этой мыслью ежедневно, то лелея её, потому что считал, что отец сказал истину; то люто ненавидя, потому что мысль эта делала больно и погружала в ещё большее одиночество.

Так продолжилось не долго, ведь Томми был женат. Жена его — донна Меланья — была неродной матерью Джеки и бабушкой Марчи. История рождения Джеки была примерно похожей с той, как появился в семье Марчелло. Кто-то просто положил свёрток с ребёнком к двери, его обнаружил Абеле. Томми плевался ядом, потому что не мог понять, кто из его любовниц мог поступить так подло. Но всё же раскошелился на ДНК-тест, который доказал, что Джеки — его сын. Мальчика оставили, но не стали выяснять, кто его мать. Томми презирал всех, с кем спал, до того момента пока не встретил Меланью. Она были иммигранткой из Европы, жила небогато в большой семье. И знала, что клан Версетти опасный, а Томми — самый безбашенный головорез.

Но когда её брат попал в беду, по своей, конечно, глупости, она в дождь ринулась на порог особняка Томми и стала молить о помощи, чуть ли не целовать его кроссовки. И это как-то расшевелило эмпатию Томми, он вдруг увидел во всём это что-то милое, даже святое. Девушка у его ног молит спасти её брата и спрятать её семью от каких-то бандитов, приехавших в город не так давно. Таких придурков Томми лично убивал пачками, не считал их за людей, а она тряслась всем телом и боялась, бледнела о мысли, что её настигнут. Это возвышало и без того почти ничем не ограниченную силу и власть Томми в его же глазах. Он почувствовал себя практически богом, когда осознал, что помочь этой девушке будет легче простого, что для него на тот момент не было ничего невозможного.

Версетти решил лично расправиться с обидчиками милой дамы, лично отвёз её на лодке на небольшой остров, где прикупил себе дом, лично отпоил её чаем с виски и лично согрел в постели на третий день знакомства. Он помог, как и обещал, а потом спонтанно принял её брата в клан, а за Меланьей стал ухаживать. Она не верила, что у Томми серьёзные намерения, но вскоре поддалась. И он сделал ей предложение. Свадьба была громкой, кичёвой и самой дорогой в истории Вайс-сити. На тот момент Джеки было уже четыре года. Он прекрасно понимал, что эту чужую женщину любят больше, чем его, и не принял мачеху, хотя она правда очень старалась быть хорошей. Своих детей у Томми и Меланьи не было, всю родительскую любовь они подарили Марчелло, поскольку он, в отличии от Джеки, умел её и принимать, и давать.

Меланью убили, когда Марчи исполнилось 11 лет. Томми был в трауре около десяти лет после этого. И Марчелло было тяжело, но он проще перенёс потерю. И вот он снова ощущал это странное чувство тревоги и безысходности. Скоро не станет и дедушки. И он останется один? Совсем один в огромном клане Версетти.

* * *

Все всё чувствовали и знали, но как только Томми не стало, клан словно ослеп и оглох, никто не знал, что делать и как быть. Джеки Версетти взял всё в хладнокровные руки и воплотил все планы, которые заранее простроили Абеле и Марчелло. Все похвалили сына дона, только Марчи думал, что всё это потому, что отцу совсем не жаль своего отца. Джеки не переживает горечь утраты, потому что ему всё равно. Это было лишь предположение, с которым Марчи ни с кем не делился.

В день похорон процессия состояла из трёх автомобилей. В первом, где находился гроб, хотел ехать Марчелло с Абеле, во втором — Джеки, а в третьем — приятели дона. Но в последний момент Джеки всё переиграл и сел в машину с гробом, выгнав всех. Марчелло был вне себя от ярости, ругался, но Абеле попросил всех успокоиться и проявить уважение к усопшему. Тогда Марчи подумал, может, всё-таки отец будет скучать по Томми? И хочет проститься? Пусть посидит один, подумает об утрате… Перед тем, как процессия тронулась, Марчи показалось, что кто-то сел в машину к Джеки, но парень всё списал на нервы и желание в чём-то уличить отца из-за злости. Некому было туда садиться.

Поначалу всё было хорошо (насколько можно сказать применительно к похоронам), но вскоре что-то произошло. Сначала процессия резко остановилась, а потом Марчелло подумал, что слишком уж всё подозрительно, только хотел открыть дверь, но не успел. В их машину кто-то въехал, смяв переднюю часть, из-за чего водитель заорал и заглушил всех. Марчи отбросило на Абеле, а тот ударился головой об окно и потерял сознание. Осколки падали крошкой в руки парня и резали их, было больно, ориентация в пространстве потерялась. Кто-то явно хотел запугать или даже убить их, но остальные из клана вовремя среагировали. Марчелло кое-как вылез из машины, вытащил за собой Абеле. Водителю было уже не помочь, вызвали скорую. Джеки побледнел, приводил в чувства Абеле, потом долго расспрашивал Марчелло о его самочувствии. Кажется, отец отработал за все годы, когда ему было абсолютно плевать. Марчи отделался легко, ударился правой рукой, порезал ладони да немного лицо. Всех быстренько подлатали, машину увёз эвакуатор, водителя — в морг. Марчи наотрез отказался пропускать похороны и поехал с Абеле на арендованной машине. По пути они долго молчали, но потом обоих прорвало.

— Может, кто-то захотел передать «привет» деду на тот свет?

— Вряд ли, Марчи. Семья Сиприани хорошо вложилась в эти похороны, они прислали даже своего представителя. Может, конечно, другие банды… Будем разбираться. Мне кажется, тут дело не столько с Томми связанно, сколько с теми, кто был в машине. То есть с нами.

— Кто-то хотел убить тебя?

— Или тебя, парень.

Марчелло не ответил, сконцентрировавшись на дороге. Ему не нравилась мысль о том, что он мог перейти кому-то дорогу, что кто-то желал ему смерти. Он уже однажды думал, что чуть не умер, хоть и был абсолютно ни в чём не виноват. Неужели опять?

* * *

Никто не смел входить в комнату Марчелло без стука. Он жил на втором этаже особняка в правом крыле, у него был свой отдельный вход, ключи, всё, как полагается. Конечно, ему больше нравилось жить в своей квартире недалеко от острова, но дед часто просил остаться. И после похорон Марчелло решил, что Томми снова бы сказал: «Мальчик мой, куда ты торопишься, останься здесь».

Но в эту ночь кто-то ворвался в комнату без стука и начал будить Марчелло. Он недовольно забурчал и кое-как раскрыл глаза. Это был бледный Абеле. Ни кровинки не было у него на лице и в руках. Марчи сначала подумал, что ему снится кошмар, в котором Абеле тоже умер. Но нет, ощущения были вполне реальны.

— Марчелло! Скорее, вставай!

Абеле приподнял парня, чтобы тот сел, и продолжал его тормошить.

— Абеле? Что случилось?

— Мальчик мой, мой хороший, — так Абеле причитал обычно тогда, когда всё было как нельзя плохо, — нужно срочно, слышишь, СРОЧНО собираться!

Марчелло встал и стал одеваться, хотя так и не понял, зачем.

— Я что, школу проспал?

— Не болтай, одевайся, потом собери все свои документы и необходимые вещи.

Марчелло натянул футболку, накинул лёгкую кожанку, обулся, скинул в рюкзак документы и телефон, бумажник с картами.

— Картами не пользуйся, возьми кэш, — Абеле протянул Марчелло пачку денег. Налички парень давно не видел, даже усмехнулся.

— Это розыгрыш какой-то? Я делаю всё, что ты сказал, объясни, нахрена?

Абеле выдохнул, поскольку видел, что его двоюродный внук уже почти готов. Он сел на кровать и закрыл лицо руками.

— Я так не хотел, чтобы это произошло, Марчелло, правда! Ты же знаешь, я всегда желал нашей семье мира и счастья. Прости меня!

— Да за что?

— Лишь завтра, слышишь, завтра приедут представители совета и будут решать, кто возьмёт правление кланом Версетти на время, а потом и насовсем. Утром. Мало времени… Джеки решил стребовать завещание Томми сегодня. Он перевернул весь кабинет, но ничего не нашёл. И поехал в банк. Но… Чёрт…

Марчелло забеспокоился не на шутку, но держал себя в руках. Он присел рядом с Абеле и положил руку ему на плечо.

— Но?..

— Но в банке нет завещания! Оно было в особняке. В кабинете. А его там нет!.. Горе, какое горе!

— Его кто-то переложил?

— Его украли, Марчи, милый мой мальчик, украли!

— Так надо искать. Скажи об этом отцу.

— Да он как с катушек слетел после смерти Томми. Он уже считает себя доном, хотя ничего ещё не решено. Марчи, ты будешь первым, на кого подумает Джеки, когда поймёт, что завещание пропало.

— Что? Да мне оно меньше всего нужно, я сто раз говорил, что не буду доном. Я уже всё решил. И дед поддержал.

— Марчи, ты, кажется, не понял. Джеки нужен всего лишь повод. Даже если это будет сказка, выдумка, где ты будешь виноват, он ухватится. Чтобы убить тебя.

Марчи всплеснул руками.

— Он мой отец, какого хрена ты говоришь?

В такое было сложно поверить. Да, у них не самые лучшие отношения, никакие, скорее всего, но чтоб убивать!..

— Я знаю, знаю… Марчелло, ты же не был с ним близок, так?

— Да, но я не делал ничего такого, чтобы он хотел меня убить!..

Абеле выбежал, принёс свой планшет, включил. И показал, что транслируют камеры из квартиры Марчелло. Джеки рвал и метал, крушил всё вокруг, отыскивая завещание и там. Угрозы из его рта сыпались разные, все жуткие и страшные.

— Он не будет ждать совета. Он просто убьёт тебя, а утром скажет, что тебя убил вор, который вытащил завещание.

В это нельзя было верить. Но здесь и сейчас, в реальном времени Марчелло видел, как неуважительно отец обращается с его жильём. Вопросов было много, например, с какого чёрта у Абеле доступ к его камерам, как Джеки попал в квартиру, почему такая неразбериха с завещанием, но Марчелло не мог и слова произнести.

— Я знаю, это тяжело, но, пожалуйста, встань. И иди за мной. Я помогу тебе покинуть Вайс-сити. Ты разберёшься. И вернёшься с доказательствами невиновности.

— Это ерунда какая-то! Если я сбегу, то это будет словно доказательством для отца, что я виновен. Я сам себе мину подложу. Я не поеду никуда и поговорю с ним!

Абеле буквально стёк на пол и заплакал. Марчи помог ему подняться и сесть.

— Я обещал Томми, что ты будешь жив! Я обещал! Мне почти 70, прошу, не доводи меня до приступа, Марчи! Пожалуйста, уходи, молю. Иначе будет худо и мне, и тебе.

Марчелло стало жалко старика. Действительно, тому оставалось несколько лет или ещё с десяток годков пожить, а он практически никогда не жил для себя. Какую бы хрень, по мнению парня, он ни говорил, надо было выслушать.

— Что ты предлагаешь? Каков твой план?

— Я знаю, кто украл завещание. Это точно был он, чёртов гад. Перед смертью Томми его навещал старый… эм-м-м… друг? Партнёр по бизнесу? Я не знаю, кем он приходился Томми, знаю, что этого хрена зовут Кен Розенберг, юрист. Он уже старый хрыч, примерно, как я, но он доёбывался до Томми начиная с 86-го года. Мы никак не могли от него отделаться. И вот недавно он навестил Томми, потом слонялся тут. На похороны его не пустили. И после пропало завещание. Этот хрен знал тайные проходы особняка, Томми вместе с ним делал частичный ремонт. Я уверен, это Розенберг за что-то мстит Томми.

— Блять… И как найти этого Розенберга?

— Я не знаю, честно. Последнее из того, что Томми рассказывал, было то, что этот Кен жил в Лас-Вентурасе и работал в каком-то казино с Кентом Полом.

Марчелло не знал никакого Кена Розенберга, никогда не слышал ни про какого Кента Пола, но старался запомнить эти имена на будущее.

— Ты найдёшь завещание и принесёшь его совету, тогда они точно будут знать, на чьей ты стороне. Без доказательств они не поверят Джеки, пусть он и будет с пеной у рта доказывать, что ты виноват. Я смогу убедить совет, (не обещаю, что Джеки тоже) что ты рванул из чистейших побуждений помочь клану.

— Совет знает что-то, чего я не знаю, так?

«Да, совет видит, что Джеки тебя ненавидит. Все видят. А ты — нет».

— Нет, что ты, ничего такого. Просто они в таких вопросах более объективны. Избегай любых контактов с кланом Версетти, ищи помощи на стороне, не светись сильно. Ты очень скоро удостоверишься, что мало кому можно доверять. Документы тебе помогут сделать уже сегодня, деньги на первое время есть. Свои документы спрячь в надёжном месте, когда-нибудь они снова тебе понадобятся.

«Надеюсь, что понадобятся».

— Ты вот так просто гонишь меня и говоришь отказаться мне от имени, от своих планов, от денег и искать невесть кого?

— Да, прошу, поверь мне, это лучше, чем получить пулю в лоб.

На улице послышался визг шин.

— Чёрт, он приехал! Твою мать, твою мать… Боже! Бежим, Марчи, скорее!

— Где этот мелкий ублюдок, я сейчас вытрясу из него всю дурь. ГДЕ ЗАВЕЩАНИЕ?

Голос, который это сказал, был настоящим рыком, словно он шёл из недр земли и поднялся на поверхность с максимальной концентрацией ненависти и злобы. Марчелло никогда не слышал этого голоса, но почувствовал себя в опасности. Джеки и вправду не шутил. А когда он начал палить из пистолета, разбивая вазы и статуи, скрупулёзно скупаемые Томми, стало понятно, что они засиделись. Раздумывать было некогда, желание поговорить сразу же отступило.

Абеле вышел из комнаты и запер её. Марчелло вылез в окно, осторожно прошёлся по карнизу, отгоняя все мысли. Он несколько раз чуть не упал, но вовремя за что-то хватался. Ладони сильно потели от напряжения. Вскоре он залез в гостевую спальню через окно, там открыл потайной люк и через него спустился вниз — в винный погреб. Теперь Марчелло понял, почему эту гостевую все посетители любили больше, чем остальные. Через погреб он вышел в подвал, оттуда двинулся к бассейну. Охраны почти не было, все кинулись к разъярённому Джеки. У лодочной пристани уже стоял Абеле и один из солдат клана.

— Мальчик мой, садись скорее в лодку, Чез тебя довезёт докуда нужно. Там тебя встретит доверенное лицо и довезёт до аэропорта. Будь осторожен, Марчелло.

— Мы сможем как-то контактировать или увидеться?

— Я не знаю, мальчик мой, не знаю… Не уверен, что буду жив после сегодняшней ночи, но если у меня как-то получится, я дам о себе знать.

— Это всё похоже на какой-то кошмар, сон.

— Это правда кошмар. Не думал, что после смерти Томми всё превратится в это, не думал я, что у нас был настолько сильный культ личности…

Марчелло уселся в лодку и смотрел на удаляющуюся фигуру сгорбленного Абеле. Ночь в Вайс-сити, как и многие её летние сёстры — вчерашние и завтрашние, была нежна. Фиолетовое небо без туч готовилось встречать рассвет, а Марчелло не знал, что ждёт его дальше, лишь лихорадочно, до боли в висках и в зубах стискивал челюсти, чтобы не заплакать. Он и не

подозревал, в какой иллюзии порядка и безопасности жил эти годы, пока культовая фигура Томми Версетти скрывала его от всех невзгод.

Лето 2016 года.

Лос-Сантос. Пляж Верона (Верона-бич).

Всю ночь Грейс мучилась кошмаром. Ей снилось, что какой-то взрослый и противный мужчина преследует её, а она никак не может спрятаться. Лишь под утро она уснула, потому что вспомнила тёплую улыбку Марчелло и его обещание: «Завтра обязательно увидимся до звездопада, хорошо?».

Клод всю ночь провёл на кухне, уснул тоже под утро. Он продумывал разные варианты и стратегии, так как с завтрашнего дня ему предстояло заняться важной работой. В клане Версетти прочно засела «крыса», но дон не знал или не замечал, кто это. Некоторая часть денег утекала из клана, но шла не на шмотки Джеки, не на тачки Томми и даже не на музыкальные инструменты Марчелло. Всё растекалось непонятно где, никто не мог ответить, как это происходит. Но бизнесы, которые Томми не уважал и не чтил, процветали: киднеппинг, малолетняя проституция, промывка мозгов и продажа подневольных военных, террористов и рабов. Томми подозревал, что эта таинственная дыра в клане ведёт как раз туда, но не знал, кто этому помогает. Почему он нанял Клода? Потому что слышал, что тот лучший. А ещё потому, что слышал, что по ту сторону есть люди, которые очень им интересуются. Люди из его прошлого, которым не даёт покоя настоящее Клода. И Томми, конечно, обещал заплатить много, даже уже выплатил часть суммы, но более всего он напирал на то, что эта помощь выгодна и Клоду, ведь он тоже сможет добраться до врагов. Сможет ли?

Он очень устал. Казалось, он только смог выдохнуть, когда родилась Грейс. Он действительно наслаждался отцовством, хотя и никогда не считал себя настоящим мужем для Марии Латоре. Скорее, он в глубине души чувствовал, что это что-то дружеское, ненастоящая любовь, лишь показуха, чтобы не поехать крышей. Мария давно потеряла себя и отчаянно цеплялась за всё, что хоть немного отдаляло её от образа бывшей жены Сальваторе Леоне и наркомании. А Клоду, в общем-то, было всё равно. Он всё прокручивал в голове, как его жизнь могла бы сложиться, и понимал, что он был бы либо мёртв, либо с воспоминаниями о Лейле, которую бы непременно убили из-за него.

И отец, и дочь проснулись в не очень хорошем расположении духа. У обоих были тёмные синяки под глазами. Они столкнулись в ванной и посмотрели в зеркало. Ещё никогда до этого им не казалось, что они очень похожи друг на друга. Грейс многое переняла от Клода, но всё же имела черты Марии: густые брови, пухлые губы, нос, фигурку, только начинавшую цвести и приобретать женственность. Но лицо, глаза и взгляд были от Клода. Грейс даже немного испугала такая схожесть, она отскочила и сказала, что придёт в ванную позже.

— Какие у нас планы, пап?

— У тебя — повеселиться от души. Первую половину дня я свободен, а потом мне нужно будет отлучиться по делам, но ты можешь провести время с тем парнишкой Марчелло, если он тебя не пугает и не напрягает.

Грейс вздохнула.

— Мы посмотрим на звездопад вместе?

— Малышка, я знаю, что раздражаю тебя. Прости, я правда хочу проводить с тобой больше времени, тоже хочу осесть, видеть, как ты ходишь в школу, как ты дружишь с ребятами. Но пока я не могу себе… нам этого позволить. Ты же знаешь, что у меня в жизни и жизни твоей мамы были не самые добрые и хорошие люди…

— Я не забыла Джоуи Леоне.

Клод сглотнул, она ответила, как взрослая И смотрела на него с той серьёзностью, которой никак не должно было быть у двенадцатилетней девочки. Она ничего не забыла, и Клод точно не знал, какие чувства она испытывала, когда вспоминала то, что случилось с ней в детстве. Всё же тогда она потеряла мать, была похищена свихнувшимся мафиози.

— Грейси, я надеюсь, что как только я закончу это дело, мы осядем. Я хочу, чтобы мы пожили в Сан-Фиерро, я там родился. Я займусь ремонтом автомобилей, а ты пойдёшь в школу.

Дочь не верила на все сто, но глаза её загорелись огнём.

— Правда?

— Да, Грейс, мы будем жить нормально. И спокойно.

Девочка встала из-за стола и кинулась на шею отцу, крепко обняла его и поцеловала в щёку.

Они позавтракали в дорогом кафе недалеко от звёздного района киношников — Винвуда. Потом Клод покатал Грейс по городу, они заехали в магазин и купили одежды, Грейс выпросила простой серебряный браслет с недорогими фианитами синего цвета.

— Они напоминают мне Лейлу. У неё глаза такого цвета.

— Да, ты права, и вправду вспоминаю Лейлу.

Грейс не стала продолжать разговор, просто забрала покупки, а Клод, постояв в раздумьях, купил ещё один браслет себе и положил в карман.

* * *

Грейс была в простой майке с рубашкой сверху. Она нашла в чемодане плиссированную юбку-трапецию, похожую на теннисную, и старые удобные кеды, и надела всё на себя. Марчелло встретил её снова с иголочки. Грейс так и хотелось пошутить, что у него сандалии из кожи крокодила, а джинсовые шорты носил, наверное, сам Дональд Лав, но сдержалась. Марчи снял солнцезащитные очки и улыбнулся.

— Привет! Готова к приключениям?

— Привет. Когда ты заходишь с такого, мне не по себе.

Марчелло махнул рукой.

— Нормально всё. Я предлагаю немного погулять, а потом, перед звездопадом или чуть раньше, кое-что провернуть: залезть в бар к деду. Они все точно накатят, чем мы хуже?

Грейс пробовала алкоголь в тайне от Клода (хотя на самом деле он всё знал, просто не говорил ей), так что для неё это не было чем-то новым. Но идея ей понравилась.

— Ты же богатей. Пойди и просто купи всё, что хочешь.

— Не, алкашку мне не продадут, ещё и деду скажут. Тут все меня знают в лицо.

Ребята взяли велосипеды на прокат и стали кататься по разным закоулкам Лос-Сантоса. Они весело провели время, пообедали в хорошем ресторане, где никто не удивился двум детям без присмотра. Марчелло, как взрослый, проходил везде без страха и платил за всё сам. Грейс видела, что сила авторитета деда и денег даёт мальчику смелости, она бы так ни за что не рискнула делать. Она привыкла быть незаметной, прятаться и бежать, так что жизнь на широкую ногу рядом с Марчи немного смущала её.

После обеда ребят уморило, и они приехали в арендованный особнячок Версетти. Взрослых не было, поэтому дети побесились как могли, подремали в гостевых комнатах и решили, что начать пробу алкоголя можно уже сейчас.

— Дед за крепкий алкоголь, так что его лучше пока не трогать, это вечером. А пока можем начать с пиваса, его никто не заметит.

Грейс кивнула. Они спёрли электронную сигарету у одного из охранников, потом сбегали на кухню и схватили банку пива в холодильнике. Им казалось, что везде за ними наблюдают, это подстёгивало всё делать быстро и небрежно. Они заперлись в комнате Марчелло и долго смеялись, довольные собой. Потом поочерёдно выкурили всё, что было в электронной сигарете. Закашлялись и на некоторое время приостановили кутёж. Когда пришли в себя, решили всё же открыть банку пива. Всё было просто, но, видимо, пока они воровали бедную банку и несли её до комнаты, хорошенько взболтали. Пиво окатило обоих детей, пена брызнула на стену.

— Бли-и-ин, нам будет не сладко, если от нас будет нести пивом.

Они проглотили остатки напитка, что были в банке, потом быстро протёрли пол и стену, пивные тряпки Марчи выкинул в окно.

Грейс выжимала рубашку и майку, но тщетно, она не успела бы обсохнуть, а идти до их с Клодом номера было далеко. Марчелло же лихо снял футболку, спокойно прошёл мимо Грейс без неё и закинул вещь в стиральную машину. Девочка опешила, перед ней только что прошёл мальчик без футболки. Не то, чтобы она никогда не видела мальчиков или мужчин без футболок, там всё у всех было примерно одинаковое и неинтересное, как ей казалось, но в тот момент близость к такому телу её смутила. Она раскраснелась и опустила глаза.

Марчелло не заметил этого. Он обтёрся полотенцем, поменял футболку и был доволен. Поискав что-то в шкафу, он протянул Грейс свою рубашку с ярко-красным закатом Вайс-сити.

— Давай, закинь шмотки в стирку, а пока походи в этом.

— Я не буду снимать при тебе!

— Пф-ф-ф, да пожалуйста, как будто я прошу. Закройся в ванной, я побуду здесь. Главное, чтоб пивасом не несло. А то отхватим по шапке.

— Неужели тебя дед ругать будет? Я думала, тебе всё можно.

— Далеко не всё.

Грейс быстро переоделась и привела себя в порядок. Она почувствовала особенную благодарность к Марчи, но не знала, как ответить на это. Сняв с себя новый браслет, она протянула его Марчи.

— Это… спасибо. Вот, просто возьми на память. Твоя рубашка явно будет дороже этого браслета. Но у меня ничего больше нет.

— О, классный браслет, спасибо! Но разве он не нравится тебе?

— Нравится, именно поэтому я отдаю его тебе.

Тут засмущался Марчи. Он не совсем понимал, что Грейс имеет в виду, но почувствовал, что это что-то очень важное и даже немного интимное, то, что сближает их куда больше выпитого вместе пива. Марчелло надел браслет.

— Я думала, ты скажешь, что он бабский. Маме бы отдал своей.

— У меня нет мамы. А браслет правда классный, ничего не бабский. Разве мужчины не носят украшений?

Грейс поразило, как просто он сказал о матери. Она не знала, что случилось с его мамой, но помнила, что её мать была убита. Вторая мама, как она считала, Лейла, была далеко и, наверное, они никогда бы больше не свиделись. Ей стало больно, а что было на душе у Марчи, она не понимала.

— У меня тоже нет мамы.

Они посмотрели друг на друга и замолчали. Марчелло протянул Грейс руку, она протянула в ответ. Их пальцы сплелись, но не крепко.

— Валим отсюда, надо электронку вернуть, пока не заметили пропажи.

* * *

Приятный день омрачало чувство, что за Грейс кто-то следит. В доме, несмотря на то, что они с Марчи натворили, она ощущала безопасность, а вот на улице её и след простыл. Она вспомнила странного мужчину, которого видела вчера, все сны, что были ночью, но отогнала эти мысли. Бред, это не могло быть связано.

Марчи покинул Грейс ненадолго, поскольку ему позвонил недовольный Томми. Похоже, их маленькая проделка оказалась не такой гениальной и тайной затеей. Но мальчишка не переживал, лишь решил, что новую подругу брать с собой не стоит, тем более, о ней речи и не было. Может быть, Томми хотел поговорить о чём-то другом. Ребята договорились созвониться и встретиться снова ближе к вечеру.

Сначала Грейс хотела найти отца, но тот не ответил на несколько её звонков. Значит, снова был занят. Или по привычке игнорировал звонки, потому что предпочитал короткую переписку. Девочка слонялась по накалённому солнцем городу и скучала. Казалось, что новое место вдохновит её и вызовет интерес, но почему-то на душе всё же было неспокойно. Она как раз прогуливалась по небольшому мостику между жилыми домами, где протекала искусственная река, как увидела приближающийся катер. Он промчал под мостом, но зоркие глаза Грейс заметили, что там сидел Джеки Версетти. Марчи и Томми при нём не было. Конечно, он взрослый мужчина и мог иметь свои дела, но почему-то Грейс вдруг стало интересно, куда он направился. Из всей семейки Версетти он казался самым странным.

Девочка быстро добралась до места, где катер остановился. Причал был старым и неубранным, обертки от бургеров и пластиковые стаканы от газировки валялись повсюду и плавали неподалёку. Дальше было старое промышленное здание, но небольшое, не заводское. Скорее, было похоже на швейный цех. В этом месте Грейс не была, шла осторожно, сразу продумывая тактику побега. Она была уверена, что не сможет оставаться незамеченной долго, а как оправдать себя, почему она оказалась в таком неприметном месте, не знала. Она заметила, что если пройти мимо здания, то можно было выйти на улицу, то есть красться у воды обратно не было смысла.

Она постаралась подойти достаточно близко, чтобы услышать хоть что-то. Она видела, как Джеки заворачивает рукава на своей дорогой рубашке. В профиль он смотрелся очень грозно и хищно, его бородка хорошо дополняла лицо и делала его острее. Грейс показалось, что если он заметит её, то проткнёт просто этой бородой или порежет своей скулой. Он явно кого-то ждал. Грейс спряталась за мусорными баками и стала ждать тоже, надеясь, что Джеки не приспичит выбросить окурок туда, где она.

Скоро кто-то пришёл. Грейс увидела молодого парня в мешковатой, но очень модной одежде и какого-то серьёзного мужчину рядом с ним. Девочка напрягла слух. Слышала она только обрывки разговора, но вот о чём говорили с Джеки:

— Джакомо, здравствуй, — кивнул мужчина в сторону Версетти.

Тот не ответил, только пожал руку в ответ.

— Здарова, чел, — хихикнул парень. Его немножко пошатывало, Грейс не могла понять, что с ним, неужели ему плохо?

Джеки покачал головой.

— Иниго, ты нахера припёрся?

Парень захохотал, потом достал сигарету, Джеки, хоть и с некоторым отвращением, прикурил ему.

— Это я вас познакомил, котики, типа, помните, да? Я не спущу дела на тормозах. Я буду вести этот бизнес скоро, вот увидите!

— Иниго, ты под кайфом что ли? — Джеки осторожно взял парня за плечи и потом посмотрел в глаза. Тот просто смеялся и курил, руки у него тряслись. — Ты, блять, не доживёшь и до двадцати, если будешь продолжать в том же духе.

— СПАНК-три-точка-ноль — охуенная штука, папаша. Меньше побочек, больше кайфа, — ответил Иниго кое-как.

Джеки помог Иниго сесть, тот упёр спину в стену здания и что-то напевал себе под нос. Мужчины же продолжили разговор. Они говорили фразами-загадками, видимо, заранее продуманным кодом. Джеки был параноиком и не доверял технике. На такие встречи он принципиально не брал телефон и другие устройства, чего требовал и от других. Места выбирал старые и заброшенные, заранее проверял всё на наличие камер и жучков.

— Старик как?

Джеки вздохнул.

— Нанял какого-то придурка, не знаю, кто это. Хочет искать в семье «крысу».

— Бдительный старик, ясно. Что думаешь?

— Не знаю, меня он не посвящает.

— Я слышал от Хантера, что ему приглянулась девчонка, она ходит где-то там по пляжу.

— А… да. Не спускайте с неё глаз, возможно, получится порадовать Хантера.

Грейс показалось, что разговор приобретает какой-то странный оттенок, но ей не суждено было узнать, куда он пошёл дальше. Из-за угла вышел тот самый мужчина, который пялился на Грейс вчера, она чуть не закричала, закрыв рот руками. Её сердце бешено заколотилось, к глазам подступили слёзы. Все её тревожные опасения соединились в нём — неприятном, подозрительном мужчине. Грейс на ватных ногах отошла от баков, а потом рванула оттуда, не видя куда. Уже вдалеке от злополучного места она чуть не упала в воду, но её поймала за руку какая-то женщина.

* * *

В потоке людей Грейс протискивалась через пляж к месту, где они остановились. Она хотела закрыться в номере и сидеть в углу, ожидая отца. Клод так и не отвечал на звонки, Грейс написала ему несколько тревожных сообщений, он ответил, что скоро придёт и попросил не паниковать. С высоты его лет сказать такое было просто, но Грейс в её 12 это как-то не помогало. Ей было необходимо быть рядом с кем-то взрослым, кто смог бы если не защитить её, то хотя бы просто спрятать за своей спиной.

Грейс сразу подумала о Лейле Найтли, женщине, которая буквально выгрызла пятилетнюю Грейс из лап мафии. Чётким было только имя: Джоуи Леоне. А остальное девочка помнила нечётко, все события 2009 года она собирала осколками воспоминаний из рассказов Лейлы, Клода и из фотографий, которыми с ней поделились. Был этот чокнутый Джоуи Леоне, и он очень хотел отомстить Клоду и вернуть какие-то там деньги. И не нашёл ничего лучше, чем преследовать Марию и Грейс, когда Клод пропал. Тогда не стало мамы — Марии. Тогда появилась Лейла. И как было бы хорошо, если бы она появилась сейчас.

Толпа давила и физически, и морально. Девочка отошла к перилам, уселась на них, хоть это и было небезопасно. Она постаралась хорошенько закрепить ступни и вцепиться руками, чтобы не упасть в воду. Теперь она была как будто выше всех и видела, что происходит вокруг. Ей стало спокойнее. Она знала, что чудес не бывает, магия — лишь выдумка, но ничего, кроме детского восторга испытывать не могла, когда заметила чуть дальше, тоже у перил, Лейлу. Грейс точно знала, что это она, правда, выглядела Лейла иначе. У неё был круглый животик, она слегка набрала в весе и казалась немного больной. Ей всё ещё было плохо от жары. Скорее всего, то, что Грейс вспомнила Лейлу, помогло ей замечать в толпе всё, что связано с воспоминаниями о женщине. И таким образом Грейс зорко смогла высмотреть и саму Лейлу, хотя никакого ожидания, что они могут тут пересечься, не было.

Лейла пыталась надышаться у воды. Она прикладывала бутылку с ледяной водой ко лбу, как и вчера, но легче не становилось. Пляж душил её. Прошедшим вечером она сорвалась и наорала на Романа Беллика, но легче не стало тоже. Всё же в первую очередь она хотела провести время с мужем Нико, но не знала, что будет так реагировать на жару будучи беременной.

Лейлу дважды дёрнули за руку. Сначала она подумала, что кто-то прошёл мимо и случайно задел её. Но на второй раз обернулась. От удивления Лейла прикрыла рот рукой, потому что в тот кто-то мог залететь. Она сразу узнала Грейс.

— Если это сон, то самый лучший в этом году. Ты давно мне не снилась, — сказала Грейс с улыбкой.

— Привет! — Лейла притянула к себе девочку и крепко обняла. Она не могла нагнуться так, чтобы они были лицом к лицу из-за живота, но и этой близости пока было достаточно.

Они держались за руки и не могли поверить, что снова видят друг друга, что снова рядом. Да, они переписывались и даже иногда созванивались, но это не могло заменить общения здесь и сейчас, когда они рядом, видят друг друга, могут дотронуться друг до друга. Малышка Грейси Смит и Лейла Найтли снова были вместе. И было неважно, что Лейла уже два года как сменила фамилию, потому что вышла замуж, что скоро она родит, было не важно, что Грейс меняла имена вместе с Клодом чуть ли не каждые полгода, что они были далеко, что не видели друг друга годами. Казалось, всё это стёрлось и больше не имело значения. И они никогда не расставались с того самого момента, как познакомились в 2009 году. Их сердца всегда были вместе, их мысли всегда объединялись в ностальгии, грусти и благодарности.

Лето 2016 года.

Лос-Сантос. Пляж Верона (Верона-бич).

— У тебя будет ребёнок! Лейла будет мамой! — не переставала щебетать Грейс, уплетая мороженое.

Они долго обнимались, а потом решили уйти с пляжа. Грейс привела Лейлу в кафе-мороженое с хорошим кондиционером, обе выдохнули, можно было временно не страдать от жары. Лейла потягивала лимонад и с интересом рассматривала Грейс, силясь понять, на кого же девочка больше похожа. Так сразу было не сказать, потому что с одного ракурса казалось, что сам Клод переродился, а с другого как будто исподтишка подглядывала Мария Латоре. Лейла подумала, что девочка ещё израстётся и приобретёт свои собственные оригинальные черты. Ей очень захотелось увидеть Грейси, когда той исполнится лет 20.

— Да, осенью я и Нико станем родителями, — устало ответила Лейла.

— А где вы будете жить?

— Эм… — Лейла немного замялась, словно не знала, что ответить. — Сейчас мы живём в Сербии, но, я надеюсь, скоро мы снова вернёмся в Либерти-сити.

— Клёво, я помню, Нико рассказывал о Сербии. Мне бы хотелось там побывать.

Лейла заставила себя улыбнуться, она вот была как раз противоположного мнения. И помимо нестабильного настроения беременной женщины подключилась тревога: значит, и Клод где-то рядом? Раньше мысли о Клоде приносили радость и уносили в далёкие воспоминания, но после того, как Клод забрал Грейс, а потом и вовсе стал пропадать, не объясняя ничего переставал общаться, не приехал на их свадьбу, Лейле становилось тревожно от мыслей о нём. Он всё ещё был похож на того, кого она помнила и нежно любила в начале 2000-х, но абсолютно всё изменилось внутри него: его поведение, его мысли, его немногочисленные слова. Клод — опора стабильности когда-то — перестал быть таким.

Прошло около часа, Лейла немного привыкла к Грейс и вправду развеселилась. Ей стало заметно лучше. Она спросила, надолго ли тут Грейс, девочка пожала плечами, но пообещала, что попросил Клода побыть тут столько, сколько пробует Лейла, чтобы они могли пообщаться вдоволь. Лейла и Нико собирались посмотреть на звездопад, а потом поехать на неделю в Сан-Фиерро, оттуда же, из аэропорта, улететь в Сербию. Роман и его семья уедут через два дня на машине. Грейси не терпелось увидеть подросшую Агнесс, той было сейчас примерно столько же лет, сколько лет Грейс, когда она познакомилась с Лейлой и остальными.

Лейла позвонила Нико, и вскоре все пришли в кафе-мороженое. Нико, на удивление, очень обрадовался, увидев Грейс, крепко обнял её и долго не отпускал. Мэллори тоже была рада, Роман и Агнесс оказались менее эмоциональными. Роман явно был не в настроении, а Агнесс просто не помнила, кто такая Грейс.

Все перекусили и поболтали ни о чём. В общем-то, отметила Грейс, никто особо не изменился, кроме Агнесс, та росла очень быстро. Лейла выглядела так же, только добавился округлившийся животик. Нико немного оброс, носил бессменную щетину. Мэллори слегка похудела и побледнела, но всё ещё напоминала хохотушку из таксопарка, а Роман разве что шмотки подороже прикупил, но был всё тем же добряком и простаком, который никогда не откажется от пива. Агнесс была очень похожа на Мэллори, Грейс даже удивилась, что так может быть. Казалось, генетика Романа вообще не присутствовала, но это Грейс ещё не знала, какие у девочки повадки.

— Как хорошо, что мы тут встретились в спокойное время. Я сейчас очень счастлива, что вы рядом. Мне вас очень не хватало, — призналась Грейс и вогнала взрослых в краску, только Агнесс ничего не поняла и продолжила есть шоколадное мороженое.

* * *

Лейла приняла от Клода бутылку воды и хорошенько отпила. Они стояли под зонтом фургончика с хот-догами. Пахло кетчупом и пивом. Грейси была недалеко, каталась на скейте за деньги Нико. И если последним было вполне хорошо, то вот взрослым, которых до рукопожатия и объятия разделяла бутылка воды, было не очень комфортно. Она не знала, с чего начать, а Клод не знал, как всё это закончить. Он видел, в каком Лейла положении, он знал, что ребёнок от Нико. И это как-то неприятно кольнуло в груди. Он знал, что несправедлив к Лейле, что не имеет права чего-то требовать. Но до этого в нём как будто теплилась надежда, которой он тщательно избегал. Теперь надежды не было, бегать было не от чего. И это создало в Клоде временную пустоту.

— Спасибо, — сухо поблагодарила Лейла и протянула бутылку назад. Их пальцы соприкоснулись. Они не смогли одёрнуть руки, лишь крепче сплели пальцы.

— Поздравляю.

— Сегодня не мой день рождения. С чем?

— Со свадьбой. И с… этим, — Клод посмотрел на живот Лейлы.

Она улыбнулась.

— С положением? Если бы я знала, что буду чувствовать себя так херово, подумала бы сто раз прежде чем беременеть. У Марии было так же?

Клод мотнул головой.

— А как?

— Как будто ничего не было. Быстро родила.

Они долго стояли молча, перебирая пальцы друг друга.

— Клод…

— Да?

— Не пропадай, пожалуйста. Мы нужны Грейс. И она нужна нам. И ты…

— И я — что?

Лейла тяжело вздохнула:

— Просто берегите друг друга, ладно?

Лейла отошла к мужу и не обернулась. Клод очень ждал, что она посмотрит на него и договорит взглядом, но ничего не случилось. Только Грейс, счастливая как никогда, подлетела и крепко обняла Клода. Только тогда он почувствовал себя нужным.

* * *

Марчелло немного помрачнел, в его голове роилось много мыслей.

— То есть то, что ты написала мне днём в сообщении, правда?

Грейс нетерпеливо дёрнула плечами и кивнула. Она рассказала Марчи обо всём, что произошло, пока она следила за Джеки.

— Да, я сама видела. Нехорошо, что я попёрлась за ними, но было очень интересно. Я уверена, ты бы тоже так сделал.

Марчелло не был так уверен.

— Странно, не знаю никакого Иниго или как там его… У нас в клане нет таких.

— Только ты не говори своему папе, ладно? А то взрослые подумают, что я шпионка и стукачка. Но… Я… Просто так получилось.

* * *

Дождались звездопада не все, но те, кто смог дождаться, не пожалели, казалось, тысячи ярких золотых искр падают с неба и осторожно исчезают в океанической пучине на горизонте. Люди в прямом смысле не дышали, наслаждаясь моментом. Снимали лишь некоторые, чтобы все, кто уже напился, устал или уснул увидели всё в социальных сетях поутру. Грейс держала за руку Клода и загадала желание: быть счастливой с близкими людьми рядом. Она надеялась, что теперь-то точно их контакт с Лейлой не пропадёт, что отец сдержит обещание и осядет на одном месте, что их общение с Марчи продолжится. Клод старался держаться поближе к семье Версетти, осторожно смотрел по сторонам.

— Можно, я найду Лейлу?

— Дорогая, пожалуйста, держись рядом со мной. Вы обязательно ещё увидитесь. Видишь, какая там толпа, давка. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.

— Всё будет в порядке, пап.

* * *

Грейс схватилась за челюсть, потому что кто-то только что ударил по ней ботинком. Это было не специально, просто девочка упала в движущейся толпе, её не замечали и практически топтали. Она не поняла, что случилось, но как только началась ночная дискотека, у сцены прозвучал выстрел. Потом ещё и ещё. Клод схватил Грейси и потащил за собой, она заметила, что у него есть пистолет.

— Пап, что случилось?

— Я не знаю, милая. Держись!

И она правда держалась, но паникующая толпа имела преимущества в количестве силы. Её буквально вырвали из рук отца, и истеричный вихрь понёс её прочь. Клод кричал, распихивал людей, но это было бесполезно, до дочери ему уже было не добраться. В этой неразберихе отец и дочь потеряли друг друга.

Было больно, но Грейс обхватила руками голову и поползла вперёд. Она осознавала,

что не сможет встать, поэтому пыталась просто выползти из толпы хоть куда-нибудь. Дорогая рубашка Марчи, которую он одолжил ей, стала мятой и пыльной, глаза щипало от грязи и слёз. Несмотря на это Грейс повторяла сама себе вновь и вновь: «Лишь бы с ними всё было в порядке, пожалуйста!». Она закрыла глаза и представила Клода, Лейлу и остальных, стискивала зубы и ползла дальше.

Топот не стал тише, но Грейс ощутила, что положение её тела изменилось. Кто-то подхватил её большой рукой поперёк живота и запихнул в какое-то душное пространство. Она открыла глаза, толпа придавила её к стеклу. Они были в автобусе.

— Эвакуируйте хотя бы детей, скорее!

Автобус тронулся, Грейс попыталась выбежать, но не смогла и на сантиметр продвинуться в этой людской массе.

Февраль 2031 года.

Манчестер.

Рене проснулась под вечер. Она умудрилась уснуть на заднем сидении старенького авто, где не то что лежать, даже сидеть было неудобно. Девушка размяла шею, плечи, потом отпила из своей походной бутылки воды. Та оказалась на вкус отвратительной, потому что за время в пути нагрелась. Рене еле сдержалась, чтобы не сплюнуть воду, а проглотить. Лицо сморщилось.

Водитель по имени Майк[1] увидел в зеркале заднего вида свою пассажирку и усмехнулся, открыл бардачок и вытащил бутылку с водой.

— Будете? Я купил недавно, она ещё не успела нагреться.

— Да, пожалуй, буду.

Рене ехала на междугороднем такси из Лондона в Манчестер. Дела в Англии напрягали, ей тут не нравилось: слишком холодно, уныло и чопорно даже по меркам нынешнего времени, когда все, казалось, познали, что такое свобода и принятие. Но жить на что-то было нужно; её цель не давала сердцу остановиться, но чтобы к цели приблизиться, нужны были деньги. Всё, что Рене делала в Англии, было ради денег. Она очень вымоталась, немного разочаровалась в себе и своей цели, но всё ещё двигалась к очередному заданию, её несло тело, не разум.

Майк не особо любил работать и болтать, но так уж вышло, что жизнь вынудила сесть за баранку, где подразумевается и то, и другое. Раньше Майк был мелким бандитом в Либерти-сити, но после разборок с японской Якудза поскорее смылся из страны, в надежде, что его не найдут. В Англии ему было спокойнее, ведь за тридцать лет его так никто и не потревожил, хотя он в Либерти наворотил столько, что за всю жизнь не разгрести, не простить.

Отпив воды, Рене вернула бутылку водителю, тот тоже сделал глоток. Першить в горле у девушки перестало, но голова разрывалась от боли. Рене винила в этом себя саму: ей казалось, что её мысли становятся физическим препятствием для прохождения крови внутри черепной коробки туда, куда нужно, куда заведено природой. Она всё чаще задумывалась, есть ли смысл в том, что она делает. Есть ли смысл в её поисках? Есть ли вообще смысл, или это просто ничего не стоящее слово?

Водитель выругался и резко выкрутил руль влево. Рене дёрнулась и отлетела вправо.

— Что происходит?

— Да какой-то придурок вылетел на нашу полосу, чуть не врезались. Видимость тут никудышная.

Но не верилось, что это просто совпадение. Рене нахмурилась и потянулась к пистолету, который был припрятан в кобуре под курткой. В кармане лежали три таблетки «Буйства[2]» на случай, если всё пойдёт очень плохо.

«Буйство» — когда больше невмоготу всё вот это вот терпеть! Возьми биту, сядь в тачку и кати в поле. Побей крапиву от души, выплесни негатив! (не предназначается для нанесения увечий людям, животным и полицейским)».

Рене знала, что люди не крапива, а фармакологическая компания знала, что выпускает вполне легально опасный допинг, который позволяет негативным чувствам и агрессии не сдерживаться, увеличивая силу, ловкость и жажду крови в разы. Девушка использовала эти таблетки себе на пользу в перестрелках, когда враги застигали её врасплох.

Майк напрягся, потому что машина, что чуть в них не врезалась, развернулась и начала их преследовать, а с другой полосы тоже кто-то нагонял, и уж очень было похоже, что эти двое заодно.

Оба в машине подумали, что это за ними. Майк в душе хранил страх перед теми, кого оставил когда-то в Либерти-сити, а Рене могла иметь не одну сотню врагов. Никто не проронил ни слова, боясь выдать свой страх. Но оба были готовы убивать, если придётся.

Преследователи пошли на таран, Рене театрально взвизгнула, но этого хватило, чтобы Майк выругался и выпалил короткое: «Разберёмся!» К удивлению девушки (она-то не знала о прошлом мужчины), Майк умел разбираться, вероятно, карьера таксиста накрыла его не так давно, а до этого он был, как минимум, уличным гонщиком или угонщиком авто. Майк вдавил педаль газа и пошёл в ответный таран, перескакивал с полосы на полосу и за всё это время не сказал больше ни слова. Рене решила притвориться простушкой, чтобы не светить оружием и потом не убивать лишнего свидетеля.

Сам того не зная о своей возможной участи (мистер «Без-двух-минут-труп», можно сказать) Майк был всё ещё жив. Он оторвался от преследования не быстро, но обошёлся «малой кровью» — поцарапанным авто. Остановился у пригородного кладбища, осторожно осмотрелся, въехал на территорию за ворота и попытался уехать вглубь, чтобы спрятаться среди вековых дубов — хранителей холодных надгробий.

Там оба вывалились из машины и выдохнули. Рене достала электронную сигарету и закурила, скрывая, как трясутся её руки. Пугало не само преследование, а то, что она не знала, кто это был, она даже предположить не могла. Последние несколько лет она действовала скрытно, не было никаких проблем. Неужели она где-то прокололась? Или, быть может, работодатель решил, что она стала им не нужна?

Облако вишнёвого пара охватило девушку. Она протянула сигарету Майку, но тот помотал головой и ухмыльнулся. Испуг пассажирки он принял за истинный, боялся, что она начнёт задавать вопросы. Если бы начала задавать, то стала бы миссис «Без-двух-минут-труп». Но она молчала.

— Я предпочитаю классику, — ответил Майк и достал из кармана обычные сигареты.

Кладбищенская тишина завораживала. Не было ни души, казалось, что это самое безопасное место на земле. Оба погрузились в свои мысли и очнулись лишь тогда, когда от ночного холода продрогли до костей.

— Так что, закончите поездку или мне по кладбищу пешком топать?

— Закончу, садись.

«Это, блять, будет моя последняя поездка, завтра я валю отсюда нахрен», — подумал Майк, давя ботинком окурок.

* * *

Март 2031 года.

Либерти-сити.

Мысли о преследовании очень отвлекали от дела. Рене не могла просто отдаться случаю, играть по его правилам. Мыслями она снова и снова возвращалась в Англию, хотя давно уже была в США, в осточертевшем Либерти-сити. Работодатель всё также давал задания, ни словом, ни деньгами не обижая. Рене прошерстила список всех своих жертв, думать было не на кого, кроме как на них, да на это сраное «Агентство». Но не спрашивать же напрямую, верно? Рене решилась действовать хитростью, выяснить, кто стоит за безликим голосом и анонимными письмами. Это прибавляло ей хлопот, зато на душе становилось спокойнее — иллюзия контроля.

В очередном чёртовом клубе с названием как у сотни других клубов в Либерти-сити (что-то типа «Sweet rose») Рене искала одного человека, естественно, снова по заказу. Крупный драг-дилер, который сильно облажался перед партнёрами и не хотел признавать свою вину. Серьёзные люди такого не прощали. В общем-то, когда Рене нашла его, она поняла, что непростительность — его второе имя. Он начал шаблонно подкатывать, а потом и вовсе домогаться, нужно было стерпеть, обмануть его, чтобы увести от людских глаз.

Поддаться на лживые слова, стерпеть прикосновения, улыбаться. Всё было отточено до автоматизма. Запереться в одной из комнат для утех, нащупать нож, пока целуетесь. После того, как он захлебнулся в своей крови, проверить пульс, чтобы точно знать, что всё кончено. Прийти в себя, потому что сколько бы раз Рене ни делала это, проще не становилось.

Отвлёк стук в дверь, по голосам было понятно, что по ту сторону не один человек. Рене нахмурилась и прислушалась. Похоже, это дружки цели. И судя по тому, что они говорили, все были в курсе, чем закончится вечер и хотели принять в нём участие.

«Твою мать, групповухи мне ещё не хватало!»

Рене осторожно вылезла в окно, спрыгнула на мусорный бак и побежала прочь. Она не ожидала, что цель договорится с дружками заранее. Видимо, каким бы пьяным он ни был, сумел дать знак, чтобы они тоже приходили. Это всё бы поменяло, знай она, что её ждёт. Но она не знала, поэтому бежала быстро, совсем не смотря, куда мчится. Понимала, что погоня за ней будет и ничего хорошего ей не принесёт.

Либерти менялся не по дням, а по часам. И то, что Рене помнила про город, было уже не актуально. Куда бы она ни повернула, всё было не так, как она помнила и ожидала. Естественно, она прибежала не туда, куда хотела бы. Магия Либерти-сити — стоит пробежать несколько кварталов от дорогого центра, и ты оказываешься на помойке. Рене стояла посреди страшного серого проулка между домами. Даже не оборачиваясь, она поняла, что сзади её нагнали. А, чуть отдышавшись и подняв глаза, увидела, что и спереди ей перегородили дорогу. Она схватилась за таблетку в кармане, чтобы придать себе ярости, нащупала пистолет. Хотя ситуация была, мягко говоря, не в её пользу, бежать было некуда. Даже, чёрт возьми, наверх — пожарных лестниц просто не было.

Неожиданные повороты событий, как заметила Рене, тоже были присущи Либерти-сити в большей степени. Внезапно из подвального помещения, которое не заметил никто, вывалилось тело. Казалось, оно было уже не живым. Но вдруг оно подало голос, стало понятно, что это она. Тучная девушка встала на ноги, в руках у неё было лезвие.

— Ой, ни ху-ху… Блять, да вы оставите меня хоть где-то в покое? Хуле вам надо в этом богом забытом месте?

Рене не знала, что предпринять дальше. Появился свидетель. Преследователи тоже растерялись. Девушка же присмотрелась, увидела пистолет у Рене.

— О-о-о, у вас тут разборки? Правда? Мне повезло!

Это совсем не складывалось в голове. Рене ожидала, что деваха заорёт, начнёт звать на помощь, но та лишь подскочила ближе.

— Слушай, шмальни в меня, пожалуйста? Ну, типа, случайно? Когда сюда приедут копы, вы уже свалите, а я тут буду валяться, никто и не поймёт, что я попросила, а ты сделала.

— Ты идиотка? Меня саму сейчас пришьют прямо здесь.

— О-о-о, ни ху-ху… Круто, значит, они будут стрелять в тебя?

— Блять, ты совсем тупая?..

Внезапно девушка толкнула Рене к стенке и прижала собой.

— Стреляйте, давайте!..

Рене почувствовала, как тело незнакомой девушки согнулось, видимо, в неё попали. Зачем она прикрыла собой Рене? Это, конечно, было выгодно, можно было прикрываться живым щитом и сбежать, но…

Полицейская сирена быстро расчистила злачное место, преследователи разбежались, а копы уже вот-вот готовились выйти из тачек.

— Твою мать… Выстрели в меня ещё, убей меня и беги!

Рене поняла, что девушка не умерла и вцепилась в неё, не сразу. Она всё ещё не могла поверить, что такое вообще реально.

— Откуда тут копы?

— Я их вызвала, потому что хотела себя полоснуть. Ну, типа, чтобы они сразу меня морг увезли. Но всё пошло не по плану.

Рене выругалась.

— Я не буду тебя добивать. Ты спасла меня жизнь.

— Су-у-ука-а-а-а… Ну тогда хотя бы спрячь меня, живой мне у копов делать нехуй.

— Звать-то тебя как?

— Барбара.

— Ты идиотка, Барбара.

— Знаю, думаешь, почему я выпилиться хочу?

Рене, в благодарность за то, что девушка спасла ей жизнь, увезла её к знакомому доктору. У неё появился очередной шанс жить, пусть и с помощью такого странного и глупого случая. Нельзя было упускать такую шикарную возможность.

---

[1]протагонист игры Grand Theft Auto Advance.

[2]Rampage — вообще мини-задания в серии игр GTA, в которых за ограниченное время требуется уничтожить при помощи выданного оружия либо указанным способом определённое количество целей. В этом фанфике обыгрывается как таблетки для выпуска агрессии.

Лето 2031 года.

Сан-Андреас.

Рене бывала в штате Сан-Андреас несколько раз, но только сейчас захватила весну. Это была приятная пора без грязи и палящего солнца. Хотелось сесть на лавочку и просто наблюдать за улицей или прикрыть глаза и забыть обо всём на свете. Забываться Рене было рано, ведь она тащила за собой зависимого человека, у которого настроение менялось раз в пять минут. Барбара разгонялась с «Ой, как тут классно» до «Я тебя ненавижу, сука» очень быстро.

Прошло несколько месяцев с того момента, как Рене казалось, что она попала в ловушку. И только чудо случайности позволило ей сбежать — появление Барбары. Рене не позволяла себе дружбы и привязанности, но чувство благодарности деть никуда не смогла. Хотела она того или нет, но Барбара спасла ей жизнь, дала шанс на выяснение причин перемен в жизни. Рене не спрашивала, чего хочет Барбара. Просто молча везла её к врачу, молча покупала ей шмотки, молча летела с ней в крупнейший в США наркологический центр в штате Сан-Андреас. Она всё надеялась, что с очередным благородным шагом её отпустит, и она просто кинет наркоманку посреди улицы. Но не отпускало!

— Я слышала, тут можно собирать пакеты[1].

— Какие пакеты, Барб?

— Ну бля… ты чё, не в курсе? Есть такие ребята, шныряют по закоулкам и ищут те самые пакеты. Найдёшь один, принесёшь куда надо и заработаешь косарь.

Рене держала себя в руках, хотя мир давно пустил её по пиз… Она выдохнула.

— Нет, таким заниматься ты не будешь. Скоро тебя подлечат. И ты найдёшь себе интересное занятие.

Оформить Барбару на лечение было тяжело, она сопротивлялась. То и дело сотрудники поглядывали на Рене, словно подозревали, что документы у неё липовые. Она кое-как держалась, чтобы не вытащить пушку и не заставить их всё оформить силой, но знала, что так будет только хуже. С ужасом она осознала, что простые житейские дела раздражают её. Неужели она никогда больше не сможет жить среди обычных людей?

Барбару устроили в лечебницу на три месяца. Рене заплатила заранее, оставила немного денег лечащему врачу на крайний случай, предупредив, что сама она по звонку появляться не сможет, и ушла. На улице её внимание привлекли трое взрослых мужчин, двое из которых явно уже были пожилыми. Рене усмехнулась, даже старые пердуны не могут отказать себе в наркоте, да уж.

— Он следит за мной, понимаете? Куда бы я ни пошёл, он везде по пятам! — кричал седой кудрявый дед.

— Это бред, Кен[2], он умер, понимаешь? Он мёртв, — успокаивал его другой дед[3] с акцентом, Рене не могла понять, то ли он шотландец, то ли ирландец. Хрен их разберёт, этих не-американцев.

Тот, кого назвали Кеном, метался из стороны в сторону, хотя двое других ждали, что он сядет в машину. Второй, темнокожий[4] взрослый дядька, раздражённо отреагировал:

— Давай, бро, время не резиновое, погнали.

— Зря я сунулся… Зря я всё это затеял… Он убьёт меня, убьёт!

— Дебил, да помер он давно, помер, заткнись и погнали!

Силой кудрявого усадили в машину. Рене пожала плечами, деду давно уже пора было не сюда, а в психушку.

* * *

2008 год.

Либерти-сити.

Грейси проснулась рано утром, мама ещё спала. Мама всегда любила спать допоздна. Девочка не стала её будить, самостоятельно оделась и пошла на кухню. Там, к её великому счастью, сидел папа с кружкой кофе и газетой.

— Грейси, чего это ты встала так рано?

— Мне приснился сон.

— Да? И что там было? Что-то неприятное?

Грейси уселась на коленки папы, осмотрела стол в поисках вкусностей. Ей было сложно выразить словами то, что она увидела. К своим четырём годам она говорила бегло, но всё же ещё испытывала трудности с речью. Буквально через год она уже пройдёт этот этап и будет поражать взрослых своей сообразительностью, но пока она об этом не знала.

— Мамы там не было.

— А я был? — Клод усадил дочь на своё место, а сам встал, чтобы сделать ей завтрак.

Грейси задумалась.

— Ну был. А потом не было.

— А ты там была?

— Да. Без всех. И мне не понравилось.

Клод погладил дочь по голове.

— Мы всегда с тобой рядом, не бойся. Что хочешь на завтрак, ранняя пташка?

* * *

2016 год.

Неизвестно где.

Жизнь Грейс после пропажи была ни на что не похожа. Её похитили, разместили невесть где с такими же девочками-подростками. С девочками не сюсюкались, сразу обозначая, что их основная задача будет одна — трахаться за деньги. Грейс слышала, что воровали и мальчиков, но у них почему-то функционал был расширен, может, их продавали для участия в войнах?

У Грейс же была особая роль, которой она по началу не понимала. Думала, что это как-то связано с отцом. Но нет, никто не упоминал Клода. Она жила в отдельной маленькой комнате, её обычно попусту не трогали, изредка разрешали общаться с другими девочками. Но всё портило одно: когда приходил он. Хантер. Мерзкий надменный дед. Её держали в лучших условиях, чем тех, кого готовили для проституции, потому что она была «заказана» для Хантера — особого клиента этой непонятной конторы. Девочка еле сдержалась, чтобы не закричать, когда он достал фотографии пятнадцатилетней Марии Латоре.

«Мама!» — пронеслось в голове, но нельзя было ни в коем случае говорить об этом.

Хантер смотрел на фото с ностальгией и вожделением. За месяцы, проведённые в этом месте, Грейс поняла, что он когда-то давно был знаком с Марией Латоре, хотел соблазнить её, а она поигралась с ним и убежала с мафиози Леоне. Хантер был в гневе. И после этого искал девушек, похожих на Марию. Хантер ждал, когда Грейс исполнится 15 лет, и тогда... Она морщилась, когда думала об этом. Она не хотела знать, что стало с другими такими же девочками.

Это были не фиксируемые часы издевательства над девочкой, когда он приходил и показывал фото Марии, пытался приодеть Грейс в её стиле, заставлял говорить, как она. И Грейс вынуждена была молчать, что она лично знала эту девушку, что она — кровь от крови Марии, она — её дочь. Ей было мерзко, что в жизни её мамы был такой отвратительный человек, было страшно, что генетика сыграла злую шутку и внешнее сходство, пусть и не стопроцентное, привлекло внимание Хантера.

Дни утекали, а она всё ждала отца и спасения.

---

[1]отсылка на сбор пакетов в GTA III.

[2] Кен Розенберг.

[3] Кент Пол.

[4] Карл Джонсон.

Лето 2031 года.

Где-то в Америке.

Как Марчелло устроился на свободе и что делал? Он бежал, не оглядываясь, падал, задыхаясь от страха и слёз, и вопрошал: «За что?». Он правда не понимал, что произошло и когда его жизнь перевернулась настолько сильно, что он ощущал себя подвешенным за ноги. Кровь приливала к голове и становилось дурно. Он давно не курил — снова начал. Он всегда предпочитал следить за собой, был аккуратным и приятным, но теперь его было сложно узнать. В этой гонке он превращался в тень, которой скоро не станет просто потому, что он растворится в наэлектризованном воздухе.

Марчи отрастил волосы и щетину, носил мешковатую одежду и молчал. Ему было непривычно, ведь никому нельзя было доверять. Ему было тяжело, ведь ни с кем нельзя было поболтать по душам. Всю жизнь он провёл среди людей, был окружён вниманием, а теперь всё, что было нужно ему для выживания — отсутствие этих привычных вещей.

— А, ты новенький в банде?

— Ага, меня зовут Марч… Марк.

— М-м-м… А фамилия?

Парень неловко промолчал.

— Понятно, тёмное прошлое, все дела.

«Если тёмное прошлое — это быть внуком Томми Версетти, то да», — подумал Марчелло, а сам натянуто улыбнулся и кивнул. Такие диалоги были частыми перед тем, как Марчи получал работу. Обычно это были мелкие поручения разных банд, людей. Самым опасным во всей этой хаотичной деятельности было воровство. Ночью Марчелло заезжал за напарником, ездили по разным домам. Марчелло был за водилу и стоял на шухере, а второй умыкал прямо под носом у спящих всякое барахло.

Абеле не выходил на связь с ним, а парень терял связь с реальностью. Он думал, что над ним пошутили, что стоит вернуться и все просто посмеются и примут его. Но всё было против — он ведь видел, что происходит в криминальных кругах, хоть никогда туда и не ступал двумя ногами. Он ведь слышал, что говорили вокруг. Он знал, что отец его ищет. А раз ищет и все шушукаются, значит, ничего хорошего это не сулит.

Он пытался дозвониться до отца, хотел дописаться, а потом, в последний момент, когда стоило набрать последнюю цифру или нажать «Отправить», он пасовал. Его охватывала горькая правда, что он не знал, как отец отреагирует. Все эти годы он тешил себя ложью, что у них нормальные отношения, просто дедушка его больше любит. Не было у Марчелло и Джакомо никаких отношений. И не к чему тогда было привязываться.

Сил разбираться не было, всё, чего хотел Марчелло Версетти — это поговорить с дедушкой Томми. И никто никогда ни за какие деньги не мог предоставить ему такой возможности.

* * *

2016 год.

Лос-Сантос и его окрестности.

Клод отчаянно искал Грейс после её пропажи. Вообще этот вечер со стрельбой, погонями и потерями запомнился всем. Кто-то стрелял в Томми Версетти, но его вовремя прикрыл собой внук. Стрелявшего поймали, но Джеки Версетти в ярости и гневе застрелил говнюка. Узнать, кто заказал дона, не удалось. Марчелло отделался легко — пуля попала в плечо. Уже на следующее утро он был в порядке, хотя Томми не удалось успокоить ещё долго. Марчелло же было плевать, что там с плечом, потому что он сразу присоединился к поискам Грейс. Пропала не только она, а ещё в давке погибло много людей. Но среди погибших не было девочки. Они обзвонили все больницы и морги, объехали несколько раз округу, но это не дало никаких результатов.

Клод всё не мог успокоиться, хоть внешне и не показывал этого. Его почти лихорадило, когда он оставался наедине с собой. Он знал, что наркотики и алкоголь не помогут, выпил тройную дозу снотворного. Лежал, глядя на потолок. Постепенно его внимание привлекла потолочная лампа с пропеллером, который неспешно крутился по часовой стрелке. И пускай Клод не заснул, но мыслями он переместился в далёкие 90-е годы, в номер невесть где, в котором висела похожая лампа.

Это была первая ночь отдыха после насыщенной наркотиками и сексом дороги без сна длиною в три дня. Клод и Каталина покинули Сан-Фиерро после проигранной гонки. Карл, так, кажется, звали того парня, что выиграл?.. Клод точно не помнил, но похоже Каталина когда-то крутила с ним роман, а потом громко поругалась и бросила. Тогда Клод оставил свой небольшой гаражик и решил, что пойдёт за Каталиной куда угодно. Он влюбился без памяти и думал, что идеал женщины должен быть именно таким: грозно сексуальным, громким и деловым. Тогда он не знал, что такое истеричность, абьюз и побои, если бы знал, никогда бы не подписался на подобное путешествие.

Они выехали за город, Каталина высовывалась из окна, кричала и широко улыбалась. Клод не мог налюбоваться её простым счастьем в тот момент. Улыбка и надежда на что-то особенное красили её лучше дешёвой косметики, что валялась на заднем сидении. Они часто останавливались на обочине и подолгу целовались, ласкали друг друга или занимались грубым и быстрым сексом. Чтобы не заснуть и уехать как можно дальше, они употребляли разное, что Каталина прихватила с собой от знакомых дилеров. В таком забытьи Клод был впервые, ему казалось, что он самый счастливый в мире человек, ведь не было ужасного вчера с его семейными разборками, не было какого-то мутного завтра с вопросами о том, куда катится его жизнь. Было только сегодня, наполненное изящным телом Каталины, ароматами энергетиков и почти бесконечным кайфом.

— Я люблю тебя, малыш.

— И я тебя люблю.

— А ещё люблю эти звёзды. Эту дорогу. Этот воздух. Как же охуенно, Клод, как же это охуенно! Мы правда уехали, нас там ничего не держит, нам никто не будет мешать!..

Клоду казалось, что приравнивание любви к нему и любви к звёздам — романтичное сравнение. Но он не понимал, что для Каталины в моменте было всё равно, любить звёзды или Клода, она не понимала, что рядом с ней живой человек со своими чувствами и эмоциями. И его признание в любви было пустотой, ведь Каталина была уверена, что любить её невозможно.

Телефон вернул в настоящее. Клод потянулся и взял его в руки. Он даже не успел прочитать полученное сообщение, но уже застонал. Писала Лейла.

«Клод, твой номер дала мне Грейси. Она не отвечает на звонки. Нам скоро нужно возвращаться домой, я хотела бы увидеться с вами. Всё в порядке? После вчерашнего ада я еле пришла в себя. Очень переживаю».

Он был рад, что с Лейлой всё в порядке, но его тяготила мысль о том, что нужно будет что-то ей ответить. Что он мог ей сказать? «Прости, Лейла, солнце моё, но я потерял свою дочь». Он знал, что Лейла бросит всё и помчится помогать. И он не хотел этого. Не хотел, чтобы она рисковала своим здоровьем, своим ещё не родившимся ребёнком. Не хотел, чтобы она снова растворилась в нём самом и потеряла себя. Клод был уверен, что не сможет её остановить. И тогда рухнет всё: её брак, её жизнь, её планы. Клод присел на кровати, взялся за голову и стал массажировать виски. Он не знал, что ответить, зато вспомнил ещё один эпизод из жизни, который наполнил его теплом.

Когда практически вчера ещё школьница Лейла Найтли оказалась в убежище Клода, он, если честно, испугался. Подумал обо всём, кроме того, что это просто случайность. Это проститутка, это от Каталины, это переодетая легавая… Но нет, девушка была напугана им не меньше. И он позволил ей остаться, хоть и не знал зачем, почему. Пару дней они не разговаривали, Лейла боялась, а Клод не знал, как начать. И только когда он осознал, что еды у него нет, а девушка никуда не выходит, он спросил:

— Как давно ты ела?

— Дня два назад, сэр. Да Вы не беспо…

— Клод. Просто Клод. И надо бы поесть, мне тут жмур не нужен.

— Я… У меня нет денег, ничего нет, сэр Клод.

И он рассмеялся, представив себя рыцарем, падшим и с гнилой душой, но рыцарем. Лейла сначала не поняла, как реагировать, потом рассмеялась вместе с Клодом.

— Угощаю. Расскажешь, что с тобой стряслось.

Они приехали в обычную бургерную, и там худышка слопала почти всё, что было в меню, а потом тихонько уснула прямо за столом. В тот момент Клод улыбался, пытаясь понять, что за чувства его охватили. Он ощущал себя старшим братом или наставником, но в то же время его словно потянуло к ней, ему хотелось провести по её скуле, поцеловать в лоб и сказать, что всё будет хорошо. И непременно хотелось слышать от неё то же самое.

Потом она всё же рассказала, что её родители свалили из Либерти не совсем легально. А она не успела на корабль, потому что произошёл этот сраный взрыв моста. Клод немного чувствовал себя виноватым, он же был там, во время взрыва, он знал, что это сделали картельцы. Клод и Лейла провели достаточно времени, чтобы кое-что узнать друг о друге и привыкнуть к взаимному обществу. Когда Клод возвращался со сложного задания, Лейла всегда ждала и готова была его отвлечь от тяжёлых мыслей. Они гуляли, катались на машине или на лодке. Однажды они забрались на крышу соседнего здания с клубом Луиджи. Лейла опёрлась на перила и высунулась вперёд, глянуть на улицу. Было скользко после дождя, её руки соскользнули, она бы непременно разбила себе подбородок, если бы Клод не подхватил её и не притянул к себе. Они столкнулись носами, Лейла крепко обвила его плечи, он держал её за талию. Казалось, они застыли в танце, а не в стрессовой ситуации, где один из них чуть не покалечился. Лейла выдохнула в губы Клода, а потом слегка отвернулась и уткнулась в его шею засмущавшись. Он бы мог её поцеловать, мог бы сделать куда больше, но почему-то не сделал. Крепко обнял её и поставил на землю, а сам стал смотреть на холодные звёзды. Для Лейлы в тот момент он был холоднее всех этих звёзд, он принял решение, из-за которого они никогда бы не могли быть вместе. Она почувствовала это и смахнула навернувшиеся слёзы.

Клод вздремнул, но так и не смог полноценно поспать. Он вышел из номера и пришёл к берегу. Сидел на песке и смотрел на Лос-Сантос. Тысячи иголок стыда и вины закалывали его тело, он ведь и предположить не мог, что там с Грейс, пока он сидит и пропускает песок через свои пальцы. Чувствуя, что готов заплакать, Клод Вдруг закричал. Так сильно, что стало больно горлу. Потом он побежал по берегу и крушил всё, что попадётся. Упал в воду, но так и не рискнул идти на глубину, оставшись на мели. Тихие спокойные волны погрузли его в ещё одно воспоминание.

Мария была на пятом месяце беременности. Они переезжали и переезжали, всё не могли определиться, где будут жить и кем будут притворяться. Клод сидел в ванной, когда вошла Мария, она никогда не стучалась и ничего не стеснялась. Он нахмурился, а она присела рядом с ванной и взяла его руку. Долго смотрела на ладонь, массировала пальцы. А потом приложила их к своему животу.

— Мы будем счастливы, мой хороший. Правда.

Клод не верил не единому её слову. Она давно уже не обманывала его, а он всё равно никогда ей не верил.

Ферма, где была в последний раз замечена Грейс, была облазана вдоль и поперёк. Но там никого не было. Очевидцы утверждали, что буквально недавно туда приезжали какие-то машины, но куда все подевались, не видели. На мгновение Клод подумал, что в этой точке всё и закончится. Он никогда не найдёт Грейс. Как вдруг он вспомнил, ради кого все эти поиски, ради кого он вообще жил последние 12 лет.

Грейс только-только пошла в школу, ей было семь, преуспевала она во всём, Клод и не сомневался, что у неё всё получится. Он старался держаться на месте, чтобы дочь хотя бы 2-3 года проучилась в одной школе, научилась общаться со сверстниками и отдохнула от стрессов.

— Папа, а тебя радуют мои хорошие оценки?

— Да, конечно.

— Если хочешь, я принесу для тебя все самые хорошие оценки мира, мне так хорошо, когда ты радуешься.

Грейс обняла отца и поцеловала в щёку. От такой нежности Клод обомлел.

— Просто будь рядом со мной, а оценки — они мне не родня, не мои дочки.

«Я найду тебя, Грейси, даже если мне придётся убить всех на своём пути. Даже если придётся заплатить своей рукой, ногой, головой или жизнью. Я найду тебя, моя дочь!»

Лето 2031 года.

Либерти-сити.

В темноте ночного Либерти, среди узких переулков, Рене двигалась как тень. Да, она была преступницей, но в эту ночь её цель была благородной. Барбара, чёрт бы её побрал, спустя месяц лечения сбежала и каким-то образом, похоже, с помощью автостопщиков, снова уехала в Либерти-сити. И там попала в очередной наркопритон. Узнав это, Рене была в бешенстве. Она потратила немало денег и сил, чтобы устроить Барбару, а та слиняла. Это было ожидаемо, но всё равно раздражало. Рене была без заказов, «пустая», как выражались подобные ей, поэтому решила посетить Либерти и самолично пристрелить эту дуру, если она откажется от помощи.

Рене прокралась к зданию наркопритона, найти его не составило большого труда. Сердце от злости билось, как бешеное. Она знала, что каждый шаг может быть последним, как бы хорошо ты ни приготовился. С помощью отмычки она открыла заднюю дверь и вошла внутрь, осторожно пробираясь по коридорам с бессознательными телами.

В конце концов, Рене нашла Барбару, бессильную и слабо соображающую. Рене быстро приподняла её, Барбара, ошеломлённая и запутанная, не узнала Рене и не хотела уходить.

— Проснись, самурай, ты обосрался! — зашипела Рене. — Не думай, что я тебя тут оставлю. Я тебя заберу, отмою, накормлю, а когда ты придёшь в себя, прибью, ебанушку!..

— А-а-а… Рени… Хера се тебя занесло.

— Я за тобой пришла, неблагодарная ты свинья. Нахера ты сбежала?

— Там было слишком спокойно, хорошо. Это не для меня…

Она смотрела на Рене широко раскрытыми глазами, не понимая, что происходит. Но Рене была тверда в своём намерении. Она напомнила Барбаре о её мечтах, о её надеждах, о том, что жизнь может быть лучше, чем то, что она видела в наркопритоне.

Вдруг появился охранник. Сначала он подумал, что две обдолбанные шепчутся. Но что-то его насторожило, когда обе встали.

— Чё не спится?

Рене достала пистолет и наставила на охранника.

— Если пасть свою не закроешь, то уснёшь ты. Вечным сном. Завали и иди работу работать. А мы выйдем через чёрный ход.

— Да с какого хрена?

Рене же спокойно отходила назад, волоча Барбару за собой. Она была уверена, что сможет убить всех, если понадобится. Но ей, если честно, не очень хотелось тратить патроны.

* * *

Рене и Барбара ехали на съёмную квартиру в глубокой ночи, огни Либерти-сити мерцали в стёклах машины, размазываясь в яркое неоновое пятно. Из темноты выскочили неизвестные в масках и начали обстреливать автомобиль с девушками.

— Блять! Это что, за мной? — подскочила Барбара.

— Ты должна за наркоту?

— Нет, не должна…

— Значит, за мной…

На дорогу вылетел автомобиль с преследователями, началась погоня. Рене, сжимая руль до боли в пальцах, пыталась оторваться от преследователей и сунула в руку Барбары пистолет, второй перезарядила для себя.

— И что с этим делать?

— Высунь в окно, направь в сторону говнюков и выстрели. Припугни.

Барбара, бледная от страха, сжимала в руках пистолет и не решалась сделать то, что просила Рене.

Пули свистели в воздухе, ударяясь о металл машины. Рене была опытным водителем и умелым стрелком. Она сумела отбиться от преследователей, и, в конце концов, они с Барбарой сбежали. Добрались до квартиры, где Барбара, истощённая и напуганная, упала на диван и заснула.

Рене, оставшись одна, смотрела в окно на тёмный город. Она была зла и решительна. Она не знала, кто хотел её убить и удостоверилась в том, что пора было разузнать это, а не просто отбиваться. Барбара, уснувшая на диване, была ещё одной проблемой, с которой ей предстояло разобраться. В тишине ночи Рене знала, что справится со всем. Она всегда справлялась. Иначе и не могло было быть. Никогда.

* * *

Рене требовала помощи и ответов от Посредника, но с той стороны было тихо. Ни ответов, ни встречных вопросов, ни заказов. Она подумала, что её все киданули, может, эти преследователи от якобы бывшего работодателя? Кто они? Зачем им нужна смерть Рене, учитывая, что та, кроме своей одержимости поиском кое-кого, ничего больше и не разнюхивает.

Какое-то время Рене прячется в клубе семьи Анчелотти, выпивает и пытается раствориться в музыке, зная, что никто туда не вломится просто так, дон Анчелотти не позволит.

— Я тебе не какая-то шлюшка, я Агнесс Беллик, мудак! Пропусти меня скорее, меня должен ждать твой босс, сын дона!

Рене обернулась и увидела симпатичную девушку у входа. Она грязно ругалась на охрану, которая не пропускала её в клуб. Рене было встрепенулась и хотела броситься к девушке, словно к сестричке, но тряхнула головой и выпила залпом коктейль. Нет у неё друзей, нет у неё семьи.

Через неделю после инцидента девушки снова улетели в Сан-Андреас. Подружку Рене заклинала больше не сбегать, и Барбара согласилась, но при условии, что Рене познакомит её с классным парнем.

* * *

Лето 2031 года.

Лос-Сантос.

— Классный ты парнишка, Марчелло Версетти, — хохотнул Тревор Филипс.

Марчи вздохнул, ему даже представляться не надо было, этот старый хрен и так всё знал. С Тревором Марчелло свёл местный барыга, но кто же знал, что Тревор не просто старый психопат и вор, он явно обладал таким влиянием, о каком никто в городе не подозревал.

Марчи выполнял исключительно мелкие поручения Тревора, но получал хорошие деньги. Выйти на связь с Абеле так и не вышло, младший Версетти уже стал думать, что старика убили из-за его побега. Но лично он не видел, поэтому хранил какую-никакую надежду. Всё же надо было брать себя в руки и что-то решать: либо разобраться во всей каше с наследством и кланом, либо вечно скрываться и перебиваться работёнкой сомнительной, забыв о его главной мечте — музыке.

Все наблюдения, переживания, воспоминания отсылали Марчелло к прошлому. К тому, что он не мог поверить, что дедушки больше нет. К тому, что вся его жизнь в один день превратилась в кошмар, а он не мог её отпустить. К тому, что он совсем потерял себя и не знает, как дальше жить. Если бы не потребность в минимальном комфорте в виде сухой постели и еды, Марчи бы вовсе не выходил из дома и просто целыми днями спал.

— Ты же не простой дедушка с пушкой, верно? — спросил однажды Марчи.

— А ты не тупой, всё же классный. И к чему вопрос?

— Так я прав?

— Ага.

— Ты знаешь Кена Розенберга?

Тревор усмехнулся. Закурил.

— А ты решил всё же разобраться с замесом?

— Откуда ты знаешь, что было у меня в семье?

— Да только глухой не знает, что произошло. Слухи быстро расползаются, быстрее, чем папка твой стреляет.

— Что с Кеном?

— Знаю такого.

— Где он?

— Ну-ну, малыш, погоди немного, я не готов тебя отпустить. Нам нужен ещё один подельничек. Сделаете дело и будете гулять смело, лады?

* * *

Рене села в такси и попросила увезти её в Лос-Сантос. Кто-то неузнанный и неназванный наблюдал за ней в бинокль. Он затянулся электронной сигаретой. Набрал чей-то номер и стал ждать.

— Алло, Виктория? Да. Да, я нашёл её. Она в Лос-Сантосе. Какие будут указания?

Осень 2031 года.

Лос-Сантос.

Рене часто помогала другу-корейцу из местной банды Лос-Сантоса. Корейцы гоняли машины и сильно соперничали с японцами и армянами. Все занимались угоном, перекупом, перепродажей. И никто никак не мог решить, кто же в этом деле маститее. Найти среди гангстеров разного разлива хотя бы приятелей было сложно, про дружбу и речи не шло. Но было что-то тёплое и милое между Рене и Хансолем. В этот раз она просто подвезла его до корейской забегаловки, а он, как бы невзначай, сказал:

— Есть клёвое место в Сан-Фиерро. Гараж. Мы туда возим тачки на ремонт, когда нужно что-то особенное, что сложно найти. Ну из деталей, понимаешь. Так вот, этот гараж принадлежит Карлу Джонсону, он бизнес-воротила из девяностых, до сих пор держится на плаву. Я слышал, что этот гараж в Сан-Фиерро принадлежал до Джонсона когда-то какой-то Каталине, а она некоторое время встречалась с Карлом, а потом уехала с каким-то неразговорчивым мужиком. Не знаю, зачем я тебе это рассказал, прикольно, наверное, когда бывшая оставляет тебе гараж после расставания.

Хансоль не говорил прямо, но всё это было сказано не просто так. Он догадывался, что Рене кого-то ищет, а Джонсон торговал не только тачками, но и информацией.

* * *

Рене решила наведаться к Джонсону, арендовала авто в Лос-Сантосе, запаслась снеками и стиками для электронки, поскольку путь был неблизкий. И решила немного поспать перед дорогой в гостинице, где сняла простенький номер.

Обычно Рене не заставали врасплох, но здесь, признается она потом себе, она сплоховала, потому что много переживала. За свои поиски. За пропажу связи с работодателями. За поездку в Сан-Фиерро.

Её схватили за воротник, приподняли не несколько сантиметров вверх. Даже этого хватило, чтобы Рене начала задыхаться, так как воротник пережал горло.

— Ну, сучка, как же я долго этого ждал, — гаркнул громила и, словно ему это никаких сил не стоило, словно Рене какая-то тряпичная игрушка, пронёс её в ванную комнату, где уже всё подготовил. Он окунул девушку в ванну, полную воды.

Рене знала, что он не даст ей возможности вырваться. Какой бы прыткой, сильной и хитрой она ни была, он лишил её главного в её силе — воздуха. Без воздуха силы покидали её куда быстрее, она уже почти смирилась, что задохнётся вот так. Как вдруг даже сквозь бурлящую от последнего испускаемого лёгкими Рене воздуха воду пробилось:

— Эй, гондон, не так быстро!

Гулкий удар, кто-то снова схватил её за воротник. Вытащил. Вдох, кашель, ещё вдох. Этот кто-то надавил на грудную клетку, хлынула вода. Только позже Рене заметила, что вместо головы у обидчика теперь кровавое месиво, а огромная тяжелейшая оловянная статуэтка лежит в ванной, окрашивая воду в алый цвет.

— Благодарю…

— Давай, вставай, детка, нам ещё нужно завершить одно дельце…

Рене узнала этот голос и очень пожалела, что её не утопили. Она испустила жалобный стон. Это был рёхнутый на всю голову старик, Тревор Филипс. И зачем когда-то она пообещала ему помощь, надеясь, что он скончается до момента их следующей встречи?

* * *

Как Рене познакомилась с Тревором? Тревор колупался в своём гараже, где иногда незаконно продавал оружие. Он услышал выстрелы на соседней улице и хищно улыбнулся. Веселье такого рода он старался не пропускать, и пусть дело было не его, прошить очередью из пулемёта кого-нибудь захотелось.

Но случай не позволил повеселиться. Рене ввалилась к нему раненая и умоляла о помощи. Из интереса Тревор дал ей пистолет, и Рене приятно его удивила, потому что устроила врагам кровавую баню, будучи не совсем здорова. У неё не было денег, но она обещала отплатить Тревору позже. Конечно, она думала, что это пустые слова с её стороны. Она тогда ещё не знала, кто такой Тревор и на что он способен. Думала, они никогда не встретятся, что он забудет или помрёт. Но нет. Он всё хорошо помнил. И за время, что они не виделись, многое про неё узнал. И вот он её и снова спас, заведомо выследил. Но зачем? Чтобы что?..

* * *

— Лучше бы ты меня не спасал, — угрюмо заметила Рене, сидя в машине Тревора. Она не знала, куда он её вёз, но не видела смысла сопротивляться.

Тревор захохотал.

— Я могу тебя убить, хочешь?

— Нет. Чё тебе надо?

— Ты мне должна, помнишь?

— Серьёзно? Давай я тебе заплачу за тот пистолет и всё?

— Не-не-не, так неинтересно. Ты мне поможешь.

— Блять, я не хочу с тобой связываться, старый ты хрыч.

Тревор обернулся.

— Хорошо меня знаешь, малышка?

— Мутный ты. Кое-что знаю о тебе. Ты псих и барыга. Ты не милый старичок на пенсии. И смотри на дорогу!

— Нихуя ты обо мне не знаешь толком. А я вот знаю много чего о тебе. Твоё имя, твоё прошлое, твою цель…

— Ну-ну, попизди мне тут.

— Как давно не было сообщений от Посредника, а?

Тут Рене встрепенулась.

— Что ты знаешь? Говори!

— Не так быстро, солнышко. Сначала мы заедем за моим дружочком одним, пропустим по стакашке, я расскажу, что мне нужно…

Рене рыкнула.

— Долго!

— Послушай, я знаю твою тайну, маленькая дрянь! — гаркнул Тревор, Рене вжалась в сидение. — Поможешь мне, и я помогу тебе. Расскажу интересное. Будешь злить меня и торопить — я тебя убью раньше, чем твои преследователи, ясно?

Рене не верила ему, но не стала спорить. Пусть остынет, а там она его докопает ещё…

Тревор и Рене вошли в тесный прокуренный бар и кое-как протиснулись к барной стойке. Оба заказали просто водку и молча выпили залпом. Тревор молчал.

— Ну и?

— Щас, погоди. Глянь на сцену.

На сцене сидел молодой парень с гитарой. Он что-то наигрывал, погружённый полностью в себя. Выглядел он болезненно, худое лицо в плохом освещении бара выглядело мертвецки белым. Парень что-то вспоминал, проигрывал много раз, но останавливался. Но вот он вспомнил и запел:

Such a lonely day, and it's mine

The most loneliest day of my life

Such a lonely day should be banned

It's a day that I can't stand[1]

Рене на какое-то мгновение заслушалась, и дело было не столько в выдающихся вокальных данных парня, сколько в тексте самой песни. Она осознала, что её никто не защитит, что никто о ней не думает сейчас. Стало горько.

Как только парень закончил петь, Тревор тут же свистнул ему и указал жестом подсесть к ним.

— Привет, я Марк, — поздоровался парень и протянул руку.

Рене с опаской пожала её.

— Рене. Можно просто Рен.

— Чё, малыш, одиноко тебе? Так вот тебе подельница, ты больше не одинок.

— Ага.

Рене видела, что этот Марк недоволен обществом Тревора точно так же, как и она. Удивительное свойство было у этого Филипса — доводить всех до бешенства, но держать возле себя.

— Значит, ты дашь дело нам на двоих? И что же это?

— Моя милая Рене, погоди. Я сначала нажрусь вхлам, потом покажу вам коллекцию своих фоточек достопримечательностей штата, а потом я докажу, что держу вас обоих за яйца так крепко, что как бы вы ни вырывались, вам не уйти. Да и когда ты узнаешь, что я знаю о тебе, перехочешь хитрить.

— Не томи, старик.

Марк только покачал головой и тоже выпил водки. Ему Тревор уже показал всё, и не было причин сомневаться в том, что он очень могущественный и опасный человек.

* * *

2017 год.

Либерти-сити.

Клод хорошо усвоил драму своей жизни — женщины делали больно. Или он делал больно тем, кто дарил тепло. Каталина завоевала его сердце без боя: просто вырвала из груди и распоряжалась по своему усмотрению. Она неоднократно пыталась убить его за любовь. Ведь всё, на что он соглашался ради неё, было по любви. Когда её вертолёт разбился на дамбе в далёком 2001-м, Клода прорвало — он говорил всю ночь, а потом снова умолк навсегда.

Мария предлагала ему то своё сердце, то тело, но Клод молчал. Мария просто была рядом, и Клод привык. Привычка — сильная штука, даже несмотря на то, что иногда, после того, как горе по потере Каталины улеглось, Клод вспоминал юную Лейлу Найтли. Вот кого он по-настоящему полюбил после предательства Каталины. Но играть чувствами 18-летней девушки было бы очень жестоко. А рисковать её жизнью и вовсе непростительно. Клод буквально избавился от Лейлы, сплавил её, чтобы поскорее разорвать эту нить волшебной связи, чтобы не привыкать. Он подозревал, что и сама Лейла неровно к нему дышит, это льстило, но допустить продолжения было нереально. Он никак не хотел потерять Лейлу при очередной разборке или перестрелке.

Абсолютная любовь настигла с рождением дочери. Да, это была и дочь Марии тоже, к которой Клод особо ничего не чувствовал, но это не омрачало отцовства. Вот от кого нельзя было просто так избавиться. Вот кого надо было беречь во что бы то ни стало. И именно дочь, самое дорогое, что было, Клод потерял среди разборок и перестрелок, чего, он был уверен, он не сможет себе простить никогда. Он искал уже целый год, но след Грейси просто исчез. Клод обещал не сдаваться, пока не найдёт точного подтверждения, что дочери больше нет. И он неустанно искал до изнеможения, травя себя воспоминаниями и бессонницей.

Машина ехала по пустынному шоссе ранним утром. На переднем пассажирском сидении дремала укрытая мужской кожанкой симпатичная латиноамериканка. Даже во сне её кулаки были сильно сжаты, она была готова ударить в любой момент. Водитель — молодой парень с нездоровым видом не спал несколько дней, вёл автомобиль уверенно и спокойно к очередному остановочному пункту. Его тёмные глаза не скользили по живописным загородным территориям Сан-Фиерро, он был строго сосредоточен на дороге.

До Либерти-сити оставалось несколько часов. Каталина не слезала с члена Клода всю ночь, а под утро была так воодушевлена, что не уснула вовсе. Она мечтала, что всё будет иначе, не так, как было у неё дома. Она хотела быть самой красивой, самой сексуальной, самой успешной и так далее по списку. И Клод верил, что всё так и будет. Он уже видел её такой.

Жизнь в Либерти-сити перевернула всё. Клод постепенно переставал видеть Каталину такой, как раньше, чувствовать её. Чем больше она говорила о том, что стала ещё сексуальнее, тем меньше он замечал это. Она сделала себе губы и грудь, пересмотрела гардероб, стала носить цветные линзы. Стала другой, но не счастливой. И Клод становился всё несчастнее раз за разом. Каталина скатилась и снаркоманилась, Либерти-сити испортил её, а не сделал лучше.

---

[1]System of a Down — Lonely Day.

Осень 2031 года.

Лос-Сантос.

Тревор Филипс отстреливал голубей у себя во дворе. И никто не мог ему и слова сказать по этому поводу. Марк для всех, он же Марчелло Версетти по документам, диву давался, как старый психопат смог устроить себе удобную жизнь. У него были связи, у него были деньги и у него был выход на базу наёмников, где полным-полно было информации обо всех, кто по ту сторону закона. И Марчи, конечно, тоже там оказался, достаточно быть внуком Томми Версетти. Тревор мог запросто сдать Марчи властям, Джеки, да кому угодно.

Тревор помог связаться с Абеле, тот был жив, но очень напуган и немногословен. Из того, что удалось выжать из деда, Марчи понял, что Джеки ищет и его, и наследство, а также конфликтует с другими кланами и партнёрами, отказываясь оставлять дела до общего сбора, отказываясь от выборов нового главы клана. Он уже считает себя главным и готов пролить кровь за этот титул. Несколько стычек банд уже было. И это только начало. За голову Джеки и Марчи готовы заплатить очень много. Всё, чего хотел парень — петь. Но быть ребёнком гангстера опасно для жизни и здоровья.

Было видно, что Рене куда меньше верит Тревору и уважает его, но она не сбегала. Он сказал ей что-то такое, отчего она побледнела и ушла в себя надолго. Марчелло не стал лезть с расспросами, он не собирался выстраивать дружеские отношения с наёмниками Тревора.

— Первое задание, ребята. Мне надо чтобы вы украли ракушку.

Рене и Марчелло переглянулись и прочитали в глазах друг у друга однозначное: «Что, блять?»

* * *

2017 год.

Неизвестно где.

Грейс потеряла счёт времени, она не знала, сколько она уже находиться неизвестно где, сколько ей ещё там быть. Она не была как все, и это напрягало. Других девочек привозили для того, чтобы они стали проститутками. Их продавали по всему миру за очень хорошие деньги. Иногда были и мальчики, но их чаще всего отправляли не на панель, а в качестве расходников террористическим группировкам и военным. Грейс не знала, кого как зовут, все использовали клички и позывные. Некоторое девочки делились своими настоящими именами и воспоминаниями, но Грейс не спешила к ним привыкать, ведь, как правило, спустя какое-то время этих подружек куда-то сплавляли. Грейс никому не продавали и почти не трогали, всем запрещено было к ней прикасаться.

У главного из киднепперов был внук или сын, лет семнадцати. Говнюк редкостный. Увидев его, Грейс вздрагивала, но молчала. А было о чём рассказать. Но она боялась потерять в глазах других взрослых свою значимость и ценность.

Этот парень, очень неудачная пародия на человека, делал вид, что он тоже взрослый. И он с чего-то решил, что ему можно больше, чем всем остальным, настоящим взрослым. Он зажимал Грейс, пока никто не видит, заставлял делать, чего она не хочет. И она делала, лишь бы он отстал, знала, что ей никто не поможет, а ещё и могут, чего хуже, убить за то, что она пожаловалась. Подумаешь, говорили ей другие девчонки, помацал да минет попросил, это не так уж страшно. Да, они рассказывали истории пострашнее, но тошнота не проходила при виде этого придурка. Грейс пряталась, так как ей становилось дурно. Она очень хотела, чтобы этот Хантер уже поскорее сделал с ней, что хотел. Будь что будет, лишь бы закончились эти издевательства и жизнь в неизвестности…

Грейс жила в разных комнатах и почти всегда — одна. Её переводили с места на место ночами и с завязанными глазами, чтобы она не смогла запомнить расположение комнат в помещении и плохо ориентировалась в случае побега. Мысли о побеге преследовали Грейс днём и ночью, но каждый план казался безнадёжным. Стены были слишком высокими, двери — слишком крепкими, а она — слишком слабой и напуганной.

Где же папа? Почему он не приходил за ней? Злость и отчаяние переполняли девочку, смешиваясь с отвращением к себе и ко всему миру. Она больше не могла выносить эту клетку, этих людей, эту жизнь. Она подозревала, что бывает в жизни несладко, но никогда и не думала, что сможет с этим столкнуться настолько близко. Девочка, которую все защищали и за которую ловили пули, оказалась беспомощной и предоставленной самой себе. Эта вымученная беспомощность уничтожала психику.

Иногда, в самые тёмные моменты, когда тишина давила на уши, а одиночество сжимало сердце, Грейс ловила себя на мысли, что смерть могла бы стать избавлением. Но где-то глубоко внутри, словно слабый огонёк, всё ещё теплилась надежда на свободу. Грейс только не понимала, какую цену за неё надо заплатить.

* * *

2000 год.

Либерти-сити.

— Слушай меня, мелкий засранец, слушай внимательно, — Каталина грубо схватила трёхлетнего мальчишку за подбородок и потянула на себя. Она с жестокостью смотрела в его глаза. Малыш чуть не упал, но не посмел заплакать, он уже знал, что будет только хуже.

— Да, мамочка?

— Слушай и запоминай, гнида: я твоя мамочка, и я самая лучшая, понял?

— Да, мамочка.

— Где бы я ни была, что бы со мной ни случилось, я лучшая, я самое, блять, пиздатое, что было в твоей сраной жизни, ты понял?

Мальчик с трудом кивнул, Каталина всё ещё держала его за подбородок.

— Скажи мне!

— Да, мамочка, я понял.

— Ты любишь мамочку?

— Да, я тебя очень люблю.

— Вот и живи с этим.

Каталина оттолкнула мальчика, он упал. Она никак не отреагировала на это, поднялась с колен и направилась к выходу из комнаты.

— А где папочка?

— Он сдох.

Каталина хлопнула дверью, мальчик вздрогнул и заплакал. Она так никогда и не сказала ему, что тоже любит его. После того разговора Каталина больше никогда не возвращалась.

Каталина изменяла Клоду постоянно, с того момента, как они перебрались в Либерти; с Мигелем Ла Вибора у неё начался роман в 1996 году. В 1997 году она в тайне от Клода родила сына, Мигель его обожал и любил. Семья Мигеля же холодно приняла ребёнка, потому что никто не любил Каталину. Каталине было всё равно, она не любила сына и занималась своими делами. Зато привязала Мигеля к себе ребёнком. Когда Мигель и Каталина погибли, мальчик остался на попечении брата Мигеля, но ребёнка тоже особо никто не любил. Его пытались отдать родне Каталины, но Цезарь и другие отказались принять малыша. Его звали Иниго Ла Вибора. Он вырос озлобленным, хоть и красивым, и, не зная всей правды о родителях, решил мстить. Себе и всем вокруг.

Лет через 10-12 Иниго нашёл газету с фото и статьёй о том, что труп Каталины нашли на дамбе. Никто и никогда не рассказывал ему, почему мама и папа пропали. Он попросил объяснений и поддержки у семьи, но те не дали ему внятных ответов и замяли тему. Спустя какое-то время Иниго связался с плохой компанией, чего и следовало ожидать. И естественно он попал в тот же бизнес, в каком крутились родители: оружие и наркотики. А потом Иниго сыграл по-крупному и стал партнёром людей, которые похищали и продавали людей, в основном детей и подростков. Для него уже в 18 лет не было ничего святого, а чем старше он становился, тем было только хуже.

* * *

2031 год.

Вайс-сити. Особняк Версетти.

— Я бы трахнул свою мать.

Иниго лежал на диване в кабинете Джеки Версетти и курил траву. Внезапно он выпалил это, Джеки поперхнулся. Иниго же вскочил и тут же вручил свой смартфон с фотографиями темноволосой бестии. Джеки никогда до этого не слышал про Каталину, он с интересом просмотрел фото. Красивая женщина, но по глазам видно, что бешеная. Не во вкусе Джеки.

— Ты больной, Иниго. Надеюсь, твоя мама этого не слышала.

— Она умерла, когда я был маленьким. Но я нашёл всё это, часами смотрел и думал, какая же она красавица. Её убили. Это несправедливо.

— Если ты её любил, то да, несправедливо.

— Ну ты-то пляшешь тут после смерти Томми?

— Я его не любил, напоминаю.

— И малыша Марчелло тоже?

— Тебе какое дело? У меня уже есть придурок, заменяющий мне сына. Это ты, Иниго.

Ла Вибора усмехнулся и поцеловал Джеки в макушку. Того передёрнуло, он оттолкнул Иниго.

— Ты же рад, что не на моём месте, — Иниго подошёл к окну и стал смотреть на бассейн на заднем дворе особняка. Там кувыркались какие-то полуголые девки, которых, похоже, он и вызвал.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты же смотришь на меня и

рад, что ты — это ты, а не я. Это, может быть, смысл моей жизни: вести себя так, чтобы люди смотрели на меня и были рады быть собой.

Зима 2031 года.

Лос-Сантос.

Рене совершенно не понимала, какого чёрта они попёрлись красть в пабе какую-то анкету. Тревор дал весьма нетривиальное задание с этапами разной степени сумасшествия. Нужно было украсть ракушку из квартирки старушки. Но чтобы найти старушку, нужно было узнать, где она живёт. И получалось это только при помощи кражи анкет у стажёра мэрии, который вечером подрабатывал в пабе и зачем-то отнёс все анкеты с одной работы на другую. В век цифровизации ещё оставались такие вот кадры, больше доверяющие бумаге.

Бедный Марк отбил себе весь лоб фейспалмами, пока они проворачивали всё это несложное дельце. Узнав адрес, они вломились в квартиру, предварительно выяснив, что бабули не должно быть дома. Но она была! Марк огрел её чем-то не очень увесистым по голове, этого хватило, она отключилась.

— Скажи, почему мы это делаем?

— Мы должны старому придурку?

Они нашли ракушку, уже собирались ретироваться, как кто-то начал звать старушку. Рене ничего лучше не придумала, как высунуться из-за двери и начать врать соседке. Та ушла, хотя и не особо поверила незнакомке. Рене отправила Марка с ракушкой вниз, а сама собиралась закрыть дверь и тоже убежать, как получила по затылку чем-то явно более тяжёлым, чем несколькими минутами раньше бабуля.

* * *

Зима 2031 года.

Лас-Вентурас.

Подкова. Рене смеялась от души, но Тревор только покачал головой. Теперь для него надо было выкрасть подкову удачи, которую один человек носил с собой постоянно. Готовясь к краже, Рене и Марк засели за выяснение деталей о человеке. Рене хватило лишь одного факта: он гей.

— Серьёзно? Ты считаешь, что это самое важное во всём деле? — скептически отреагировал Марк.

— Проще ничего нет. Он явно тусуется в клубах, чтобы подцепить себе красавчика. Годы идут, а традиции не меняются.

— Блять, нет…

Марк знал, что так будет, почувствовал ещё тогда, когда услышал: «А он гей». Но Марк не знал, что он согласится на сумасшедшие условия выполнения задания.

— Смотри, ты приходишь в клуб и знакомишься с этим мужиком, соблазняешь его. Вы уединяетесь, тут еле слышно вхожу я, стучу ему по башке, хватаем подкову и уходим.

— Это ужасно. Я ведь даже не бисексуал.

— Конечно, сегодня ты просто гей.

— Нет же!

— Да. Давай взбодрись и не хмурься, не нужно морщинки показывать.

Марк вошёл в клуб, сверился с фото на телефоне. Да, цель сидела у бара, высматривая себе «жертву» на танцполе. Очень не хотелось тупо подходить и представляться, но что можно было сделать?

Грохочущие басы электронной музыки сотрясали стены клуба, погружая посетителей в гипнотический транс. Неоновые огни, отражаясь в глянцевых поверхностях, окрашивали все вокруг в причудливые оттенки фиолетового, голубого и розового. Воздух был насыщен ароматами дорогих духов и сладковатым запахом коктейлей. Толпа разгорячённых танцоров двигалась в унисон, их блестящие наряды переливались в ритме музыки. Марчелло невольно вспомнил родной Вайс-сити и поморщился. Ему было не до ностальгии. Марчелло, облачённый в обтягивающую рубашку с расстёгнутыми пуговицами и узкие брюки, окинул цепким взглядом танцпол, высматривая свою жертву. Движение давалось ему тяжело, в промежности непривычно сильно сжимало.

Марчелло внимательно следил за своей целью, наблюдая, как тот морщится и закрывает уши всякий раз, когда очередной громкий трек сотрясал стены клуба. Казалось, громкая музыка причиняла ему физический дискомфорт. Тогда как другие посетители, казалось, наслаждались безумным ритмом танцевальных хитов, его цель выглядела отчуждённой и раздражённой. Это был элегантный мужчина средних лет, который, судя по всему, предпочитал молодых мальчишек своим ровесникам, раз, превозмогая раздражение, сидел тут, а не в ресторане с бокалом вина.

Уловив эту деталь, Марчелло быстро сообразил, что для соблазнения своей жертвы ему нужно использовать то, что он лучше всего умеет. Тихая, лирическая музыка, которую он умел так виртуозно исполнять, могла стать ключом к очарованию этого элегантного мужчины. Марчелло быстро оглядел зал и заметил в углу небольшое пианино. Стояло оно, скорее всего, как элемент декора, Марчи подошёл и проверил, работает ли оно. Работало.

Парень сделал глубокий вдох, чувствуя, как сердце начинает учащённо биться. Волнение подступало комом к горлу. Марчи не очень доверял напарнице, поэтому ожидал, что мог остаться один на один со взрослым мужиком со стояком. К такому жизнь его не готовила. Подойдя к диджею за пультом, Марчелло обаятельно ему улыбнулся и попросил сделать перерыв в клубной музыке. За небольшой «донат» диджей удалился на перекур. Люди рассосались по углам потягивать коктейли. Марчелло сел за пианино и заиграл, а потом и уверенно запел.

Every dream that I dream

Seems to float on by

Like a cloud in the wind

Way up in the sky.

Every move that I make

Seems to be the wrong way

Like a cold black night

After a summer's day.

What can I do?

What can I do?

Nothing's the same as it used to be...

Nothing's the same as it used to be...

What can I do?[1]

Его пальцы порхали по клавишам, а взгляд был прикован к цели. Мужчина заворожено слушал. Почувствовав, как взгляды других посетителей обращаются на него, Марчелло позволил себе лукаво улыбнуться, обводя зал горящим взором. Внимание он получил, оставалось удержать его.

* * *

Зима 2031 года.

Либерти-сити.

Марчелло пытался забыть клуб, как страшный сон, но подколы Рене не давали. Они украли подкову, но всё пошло не по плану. Охрана мужчины, переодетая в посетителей, застревание в окне при побеге, порванные брюки и рана от пули на заднице Версетти… Дело было сделано — вот что главное.

Следующий пункт — ограбление небольшого частного банка. В какой-то из ячеек (естественно, Тревор не знал в какой) была шкатулка. Её-то и нужно было забрать.

Рене спросила Марка:

— Ты стрелять-то умеешь хоть?

— Умею.

— Ну тогда нет проблем.

— Умею, но не хочу.

— Да блять…

Перепроверив каждую деталь плана, они приступили к тщательной подготовке необходимого снаряжения. Рене ловко управлялась со взломщицким инструментом, проверяя его работоспособность и оттачивая приёмы. Марчелло смазывал механизм дробовика, прикидывая, под каким углом и с какого расстояния в случае необходимости придётся вести огонь, чтобы ослепить и деморализовать охрану. Они оба отрабатывали скоординированные манёвры и отточенные движения.

Марчелло держал работников банка на мушке, но чем дольше он стоял, тем меньше страха оставалось. Сколько бы ни практиковалась Рене, это не помогло в самый ответственный момент, когда инструмент отказывался работать как надо, и вместо нескольких секунд на взлом ячейки тратились драгоценные минуты. Она нашла шкатулку, но из-за промедления полиция уже успела понять, что что-то не так. Марчелло оказался за рулём довольно быстро, а Рене попыталась остановить. Она запрыгнула в авто на ходу и громко выругалась.

* * *

Прошло пару дней. Оба

понимали, что задолбались от заданий Тревора. Помощи в их собственных вопросах

всё так и не было. Марк и Рене просто сидели в клубе и молчали, вскоре нужно

было вылетать обратно в Лос-Сантос. Рене изредка кидала взгляд на зону для

особенных, где сидели представители разных криминальных кланов. И снова она

увидела девушку по имени Агнесс, снова опустила глаза. Агнесс активно подбивала

клинья к одному из итальянцев, выглядело это, мягко говоря, очень вульгарно.

Когда её в очередной раз подняли на смех, она удалилась в туалет. Рене не

знала, зачем прошла за Агнесс. Она растерянно стояла в туалете и слушала

всхлипы из кабинки.

---

[1] Smokie — What Can I Do.

Зима 2031 года.

Либерти-сити.

Марчи был всегда окружён людьми и вниманием, он любил общение, ему тяжело давалось вынужденное одиночество. Чего он не мог сказать о напарнице. Она потягивала алкоголь молча, не смотря на всех вокруг. Погружённая в свой тёмный мир, она не видела и не слышала ничего, что было рядом. Парень пожал плечами, решив её не трогать.

WelcometotheHotelCalifornia

Such a lovely place (such a lovely place)

Such a lovely face

Plenty of room at the Hotel California

Any time of year (any time of year)

You can find it here[1]

Марчелло тихонько подпевал. Рене дёрнулась.

— И чего ты развылся?

Марчелло возмущённо охнул:

— Да уж, а ты асоциальна. Не скучно тебе одной постоянно?

— Я всегда одна, это нормально.

— Прям уж всегда? Вокруг тебя столько народу постоянно, я ж видел. Вон Тревор вообще без ума.

— Они не имеют значения… Те, кто был рядом, либо умерли, либо очень далеко.

Рене интересовало вот что. Казалось бы, природа дала этому горе-напарнику всё, что нужно: красивую внешность, голос, брутальный взгляд. Но он, словно ребёнок, всё это от себя отталкивал и жил как затюканный задрот.

— Почему ты выбираешь лоховское существование, а? И стрелять ты не стреляешь. И весь из себя такой правильный. Ты нахрена тут вообще?

Парень даже не стал уточнять, что именно она имеет в виду.

— Это мой выбор. И я его ценю. Я не хочу жить так, как от меня ожидают. Я не хочу себя вести так, как привыкли видеть через призму стереотипов. Я чувствую себя другим. И живу так. А почему я здесь — тебя не касается. Уж точно не кончаю от причинения вреда людям.

— Придурок.

Оба понимали, что надо заканчивать дела с Тревором. Они разошлись по комнатам в отеле и как следует выспались, а утром собрались к Филипсу, чтобы поговорить и наконец разбежаться, получив каждый нужную информацию.

— Сама поедешь или подбросить?

— Ты идиот? Конечно, я поеду с тобой. Мне не с руки одной ехать.

Версетти покачал головой.

— Ты вчера меня материла на чём свет стоит.

Рене приподняла бровь, попытавшись сделать самое невинное выражение лица:

— Ну перепила, с кем не бывает.

Она села на переднее сиденье и открыла банку энергетика. Марчелло поморщился.

— Со мной не бывает.

— Меня сейчас стошнит, Марк. Ты такой стерильно чистый, что на тебя насрать хочется и растереть.

Марчелло выпучил глаза. Завёл авто и тронулся.

— Ужас, извращенка. И энергетик твой — говнина.

— Кати уже, а то сейчас на тебя эту говнину вылью. Не зря я тебя материла вчера.

Оба замолчали, решив, что несколько часов пути в перепалках не выдержат. Рене включила радио и начала невротично переключать радиостанции одну за одной. На ретро она остановилась и стала вслушиваться. Марчелло предпочитал не подпевать, чтобы не будить в Рене зверя. Время тянулось медленно, это раздражало. В какой-то момент из сотни таких же одинаковых моментов за рулём всё изменилось. Ведущий радиоэфира объявил следующую песню:

— Помню, как нам звонил в эфир мистер Томас Версетти и просил ставить её чуть ли не каждый день. Приносим соболезнования семье Версетти в связи с утратой. И включаем «Don’t speak».

Сжав крепче руль, Марчелло прикусил губу. Нет, только не это. Рене как-то странно подёрнулась, отставила всё, что было в руках.

Don't speak, I know just what you're sayin'

So please stop explainin'

Don't tell me 'cause it hurts

Don't speak, I know what you're thinkin'

I don't need your reasons

Don't tell me 'cause it hurts[2]

На втором припеве Рене начала очень громко подпевать. Марчелло сглотнул. Он что-то вспомнил. И тоже начал петь. Их голосам не хватало только тихого завывания Томми. Марчелло испугался, сердце забилось быстрее. Он остановился на обочине, чтобы не упустить руль из рук. Ведь ему словно снова было двенадцать. Он допел последние строки и резко выключил радио. Медленно повернувшись к девушке, он произнёс очень уверенно:

— Грейси. Это ты.

Рене подавилась слюной, начала кашлять, слёзы щипали, дышать было невозможно тяжело. Она кое-как открыла дверь и вывалилась из машины, продолжая сгибаться в спазмах. Марчелло выскочил из машины и попытался помочь ей встать. Но Рене оттолкнула его.

— Марчи? Марчелло Версетти? Как? КАК ЭТО, БЛЯТЬ, ВОЗМОЖНО?

И теперь Марчелло ясно видел, что всё это время рядом с ним находилась повзрослевшая Грейси, девочка, которая когда-то нашла его, а он её так быстро потерял.

— Нет, нет, нет… Это трип. Сон! Это бред! Скажи мне, что ты шутишь!

Девушка схватила Марчелло за грудки и начала с силой трясти. Но он молчал. Она тоже отчётливо видела, в кого вырос мальчик, которого она не забыла. Рене… Роза… Делайла. Да как угодно, как вам больше нравится. Она сменила столько имён, что не придавала им значения. Но она помнила, как звали её близкие, какое имя дали её родители при рождении — Грейс.

— Грейс, послушай, я не знаю, что происходит, но давай поговорим? Слышишь, я не сделаю тебе плохо.

О нет, нет, Грейс не верила. Она влепила звонкую пощёчину, Марчелло отвернулся и почувствовал, как кровь смешивается со слюной. Грейс металась из стороны в сторону и не могла унять истерику, что поднималась из недр её подсознания.

— Нет-нет-нет… НЕПРАВДА!

— Грейс, мне жаль, что я не узнал тебя раньше. Пожалуйста, успокойся, — Марчелло выставил вперёд ладони, показывая, что не вооружён.

— Тебе жаль? Тебе, блять, жаль? Иди сюда, итало-американская твоя рожа! Это всё из-за вас, из-за вашей поганой семьи! Слышишь! Это всё вы! Вы! Ваш сраный заказ, чтоб пусто было твоему деду, срань господня! Он умер, даже не выскажу ему, блять-блять-блять!

Младший Версетти ни слова не понимал из того, что выливалось из Грейс. Она задыхалась, плевала слюной, но не останавливалась. Пыталась бить его в грудь, но он вовремя уворачивался.

Он сам не ожидал такого расклада. И уж тем более такой реакции. Лично он очень обрадовался, когда осознал, кто перед ним. И ему было невыносимо больно видеть, что Грейс испытывает противоположные эмоции.

* * *

2017 год.

Неизвестно где.

Ему было почти 18, а ей через полгода должно было исполниться 15. И всё бы закончилось. Тогда она помнила, как его зовут, но со временем воспоминания стёрлись. Ни его имя, ни его самого она помнить не желала. Говнюк, просто говнюк, так Грейс иногда называла его. В какой-то момент он отстал от неё. Она вздохнула свободно и понадеялась, что он наигрался. Но этот придурок просто ждал подходящего момента.

Он продолжал смотреть на Грейс хищно и завидовать Хантеру. Какой-то пердун получит такой лакомый кусочек, а он… Он что, хуже? Он хочет эту девочку! И, значит, получит её! Похер на Хантера, похер на то, что отец будет злиться. Нихера они ему не сделают.

Грейс находилась в общей ванной комнате, где было несколько душевых кабин и одна ванная. Обычно девочки старались не мыться по одиночке, потому что знали, что это небезопасно. Но в тот день сбой дало сразу всё: и традиции, и электричество. Когда потух свет, Грейс замерла в горячей ванной. Она не знала, что лучше делать в такой ситуации, не могла сориентироваться, в какой стороне от неё лежат полотенца и одежда.

— Эй! Кто-нибудь? — жалко и испуганно произнесла Грейс.

Вместо ответа она услышала шаги, но это напрягло. Грейс с головой окунулась под воду. Но спустя мгновения её вытащили за волосы.

— Ну приветик, конфеточка.

Грейс ударила во тьму, попала. Она узнала. Это был он. Говнюк. Пока он шипел от боли, Грейс вывалилась из ванной и попыталась убежать, но кафель был другого мнения. Она поскользнулась и упала. Стала просто ползти, боялась кричать, ведь он бы сразу понял, где она. Вместо этого он лишь включил воду во всех душевых кабинках. Шум воды и пар заполнили помещение. Грейс не могла сориентироваться, где выход, замешкалась. И в этот момент он нашёл её. Снова схватил за волосы, Грейс вскрикнула. Но её крик утонул в шуме воды.

— Отпусти! Отстань от меня, придурок! Тебе мозги вышибут, если ты что-нибудь со мной сделаешь.

— Ты просто красивая подстилка. Никто ничего не сделает, если я опробую тебя первым.

— Что? Нет!

Грейс заверещала и яростно забилась. Получила пощёчину. Потом ещё несколько. И вдруг вода застлала всё вокруг. Он окунул Грейс головой в ванную, чтобы она не кричала. От неожиданности Грейс наглоталась воды и стала задыхаться. Он приподнимал её несколько раз, чтобы она откашлялась и вдохнула, но потом снова опускал в воду, чтобы жертва не издавала лишних звуков. Пока он получал удовольствие от насилия, Грейс цеплялась за жизнь против своей воли. Ей хотелось сдохнуть, но тело сопротивлялось, рот предательски глотал воздух, руки крепко держали бортики ванны, спасая от ненужных ссадин и ран. Было неприятно, противно, отвратительно. Боли, про которую рассказывали некоторые девочки, Грейс не почувствовала, но и какого-то удовольствия от фрикций тоже не было. Некоторые говорили, что бывало приятно. Ужасно, было по-настоящему ужасно. Вода во рту, в глазах, в ушах, его вздохи, пар… Когда он закончил, то отбросил Грейс как ненужную мокрую тряпку. Она тряслась и плакала, свернувшись комочком.

— Не орала бы, было бы ещё кайфовей, — он застигнул ширинку и ушёл, даже не взглянув на неё.

Конечно, с электричеством разобрались. Переполох постепенно улёгся. И тогда Грейс хватились. Нашли её в наполовину затопленной ванной — сливы не справлялись с таким количеством воды.

Доктор осмотрел Грейс и сказал, как есть: она больше не девственница. Руководство, если можно так назвать людей, руководящих похищениями детей и подростков, было в ярости. Грейс молчала, но вскоре девочки убедили её всё рассказать. И она рассказала. Помнила, как улыбалась, когда насильника избили прямо при ней. А после него стали бить её, и это было уже неприятно. Грейс переселили ко всем остальным девчонкам. Она потеряла свою ценность — Хантеру нужна была «невинная».

— Грейс, надо валить, — сказала однажды Лора, девочка, с которой удалось сблизиться.

— Чё, прикалываешься?

— Я знаю, чё сделал бы с тобой тот мужик. Он бы выебал тебя и убил. Он чокнутый. И, кстати, он ещё может это сделать, несмотря на то, что ты уже не целка. Хотя я слышала, что он очень зол.

Закатив глаза, Грейс откинулась на подушки.

— Да лучше бы убил. Это не жизнь.

— Ты думаешь, быть убитой маньячиной-извращенцем круто? Или трахаться с этими нелюдями? Херня. Давай попробуем свалить.

Лора предлагала следующее:

Грейс, вероятно, предстояло встретиться с кем-то из клиентов тут, чтоб он

провёл с ней ночь и сказал, что нужно для того, чтобы она вышла на панель. Лора

предлагала Грейс воспользоваться этим моментом. И почему-то Грейс согласилась,

хоть и чувствовала себя погано.

---

[1] Eagles — Hotel California.

[2] No Doubt — Don't Speak

Зима 2031 года.

Лос-Сантос.

Грейс очень злая ворвалась к Тревору. Её скорость, казалось, достигла каких-то космических показателей, потому что старик не успел достать пистолет, с которым он даже спал, держал всегда рядом. Филипс получил сильный удар в нос и схватился за лицо, кровь полилась по губам и подбородку.

Марчелло слабо понимал, что происходит. Грейс прооралась, села в машину и поехала без него. Марчелло пришлось бежать, ловить попутку, чтобы догнать девушку. Он даже представить боялся, что она может натворить, учитывая её нестабильное состояние. Когда она начала колотить Тревора, Марчи даже подумал, что ему в каком-то смысле приятно на это смотреть. Он застыл в дверях, не в силах осознать происходящее. Грейс, словно фурия, металась по комнате, круша всё, что попадалось под руку. Её крики, полные ярости и боли, заполнили всё пространство. Компьютер, документы, какие-то папки — всё летело на пол под её руками.

— Ты, старый ублюдок! Ты знал! Всё это время знал! Думал, весело поиграть с нами? — она резко выбросила вперёд кулак, но Тревор успел уклониться.

— А разве не было весело? — Филипс перехватил её руку.

Тревор был не так прост — годы безумной жизни научили его драться. Он оттолкнул Грейс и попытался дотянуться до пистолета на столе. Марчелло среагировал мгновенно — пнул стол, оружие отлетело в сторону.

Грейс бросилась на Тревора, нанося удар за ударом. Филипс блокировал большинство, но несколько достигли цели. Кровь из разбитого носа заливала его рубашку. Он захрипел и попытался схватить Грейс за горло, но та вывернулась, заламывая ему руку.

— Марчи! Верёвку! Живо!

Марчелло заметил моток верёвки на полке и быстро схватил его. Вдвоём они повалили Тревора на пол. Тот извивался и ругался, но Грейс прижала его коленом к полу, пока Марчелло связывал руки и ноги.

— Сука психованная! — прохрипел Тревор. — Вся в папашу!

— Заткнись! — Грейс с силой приложила его головой об пол. — Ещё слово про моего отца, и я тебя удавлю этой же верёвкой. Кусок ты говна, значит, ты что-то знаешь?

Они привязали Тревора к креслу. Тот уже не сопротивлялся, только смотрел на них с какой-то безумной усмешкой.

— Ну и что дальше? — он сплюнул кровь. — Убьёте старика?

— Дебила кусок, сейчас ты всё расскажешь! Всё, что знаешь. И откуда у тебя информация.

— Ну ладно-ладно, мне-то по барабану, на самом деле, сколько вы узнаете, и как это отразится на ваших жизнях. Я просто следил кое за кем и потом убил этого кое-кого. Это был твой связной, не так ли, малышка? Правда ведь странно, что перестали поступать заказики?

Грейс опешила. Как такое совпадение могло вообще произойти?

— Чего?

— Кокнул связного. Я не знаю, как он работал, но информации у него в базах тьма. Про бедного наследника Версетти, за голову которого назначен нехилый прайс. Про тебя и твои метания. Только вот про папашу твоего толком нет ничего, он научился быть невидимкой у всех на виду. Я узнал тебя по фотке в картотеке. И решил поиграть. Мне было весело.

Грейс подошла к нему вплотную:

— То есть тебе нечего мне рассказать, ты обманывал меня?

— Ты мне должок торчишь, а я тебе ничем не обязан.

Она отвернулась и направилась к компьютеру. Внутри всё ещё бурлила ярость, но теперь она была холодная и контролируемая. Под визги Тревора она методично удаляла о себе всё, потом взялась за семью Версетти, за отца. Она знала, что там могло быть много полезного и для неё, но плевала на это. Её бесил сам факт, что кто-то схватил её за жопу, имея такие данные. Их не должно было быть вообще ни у кого. И в первую очередь у Тревора, мать его, Филипса. После Грейс схватила биту и с силой начала разбивать всю технику, что видела. Марчелло отпрыгивал в сторону от града стекла.

— Что же ты делаешь, а? Зачем? Там столько веселья было, столько денег.

— Не надо было со мной связываться, дедуля. Хрен тебе, а не веселье. Хрен тебе, а не деньги, скотина. Я уже столько раз обламывалась, столько раз приходила по наводкам, где было пусто, что устала. И не намерена терпеть и твои наёбки!

— Ну и что теперь? — злобно прошипел он.

— Убьёшь его? — подал голос Марчи.

— Нет. Я же тебе должна. Но если ещё раз попадёшься мне на глаза, Тревор Филипс, — пожалеешь, что не убила сегодня.

Она положила на разгромленный стол Тревора пистолет. Обновлённую версию того, что он дал ей когда-то. Хотела вручить ему по-хорошему, после того, как он ей поможет, но теперь в этом не было никакого смысла. Потом Грейс достала пачку купюр и кинула их в лицо Тревору.

— Подавись. Это тебе проценты за удержание оружия.

Она взяла пачку сигарет из кармана куртки Тревора и вышла на улицу. Марчелло остался наедине с Филипсом. Он смотрел на старика, пытаясь понять, стоит ли вообще о чём-то спрашивать. Тревор поймал его взгляд и усмехнулся разбитыми губами.

— Что, миленький? Думаешь, дядюшка Тревор совсем бесполезный?

— В Сан-Фиерро есть какой-то гараж, — Марчелло говорил тихо, словно боялся, что Грейс может услышать. — Ты хотел что-то сказать об этом?

Тревор закатил глаза:

— А, этот гараж... Карл Джонсон, знаешь такого? У него там целая империя, — он подался вперёд, насколько позволяли верёвки. — Там можно найти то, что ты ищешь. Ну, отчасти.

Парень нахмурился, глядя на связанного старика. Вопрос вертелся на языке, но он медлил, понимая, что ответ может ему не понравиться.

— Скажи... ты бы сдал меня отцу?

— О-о-о, малыш, — Тревор снова оскалился, — я бы сдал тебя в ту же секунду, как только твой папаша предложил бы больше денег. Ничего личного, просто бизнес. Так вы, итальяшки, говорите, да?

Версетти развернулся и пошёл к выходу.

— Эй! А развязать? — крикнул ему вслед Тревор.

Марчелло не обернулся, просто закрыл за собой дверь. На улице его встретил прохладный ветер и запах сигаретного дыма — Грейс всё ещё была где-то рядом. Она нервно затягивалась, стряхивая пепел прямо себе под ноги. Сигареты Тревора оказались дешёвой дрянью, но сейчас ей было всё равно. Услышав шаги, она дёрнулась и развернулась, готовая к бою.

— Спокойно, — Марчелло поднял руки. — Это я.

— Чего тебе? — она отвернулась, снова уставившись в никуда.

— Еду в Сан-Фиерро. Там есть гараж...

— Карла Джонсона, — перебила Грейс и тут же прикусила язык.

Марчелло удивлённо приподнял брови:

— Ты тоже туда собиралась?

— Да какая разница? — огрызнулась она, с силой втаптывая окурок в землю.

— Слушай, может...

— Нет.

— Да я даже не договорил.

— А и не надо, — Грейс наконец повернулась к нему. В её глазах плескалась злость вперемешку с болью. — Я не поеду с тобой. Не хочу иметь ничего общего с семьёй Версетти. Хватит с меня.

— Грейс...

— Просто отъебись, ладно? — её голос дрогнул. — Поезжай куда хочешь. Только держись от меня подальше.

Она отвернулась от него и быстро пошла прочь, оставив Версетти одного посреди пустынной улицы.

* * *

Зима 2031 года.

Сан-Фиерро.

Сан-Фиерро встретил Марчелло туманом и моросящим дождём. Пришлось повозиться, но он всё же устроился в местный таксопарк — один из немногих, где не требовали документы. Через пару недель у него уже появились постоянные клиенты, и среди них — Джей Джонсон, сын Шона «Свита» Джонсона.

Каждый вечер Джей вызывал такси до гаража CJ's, где работал механиком. Марчелло специально брал эти заказы, и постепенно их поездки превратились в непринуждённые беседы.

— К гаражу, — привычно бросал Джей, садясь в машину и утыкаясь в телефон.

— Который час? — уточнял Марчелло, хотя прекрасно знал, что гараж уже закрыт.

— Да похер, у меня ключи есть. Я там работаю.

Джей оказался общительным парнем, который обожал рассказывать истории о своей семье.

— Дядя Карл, он такой, — говорил Джей, пока они в очередной раз ехали через туманный город. — Может месяцами пропадать где-нибудь в Японии, а потом внезапно появиться с какими-нибудь безумными идеями для бизнеса.

— А сейчас он где? — как бы между делом спрашивал Марчелло.

— В Японии как раз. Типа расширяет бизнес. А гараж продаём — нет уже той атмосферы, все разъехались кто куда.

Они часто заворачивали в небольшую закусочную недалеко от гаража. Джей любил это место, говорил, здесь подают лучшие бургеры в городе. За эти вечерние посиделки Марчелло узнал больше о семье Джонсонов, чем можно было найти в любых полицейских отчётах.

— А что за история с Кеном Розенбергом? — как-то спросил Марчелло, когда они в очередной раз сидели за любимым столиком Джея. — Слышал, он тут бывал.

Джей хмыкнул:

— Этот псих? Да его в наркологичку увезли опять. Он там частый гость. Совсем крышей поехал, всё твердил про какого-то мертвеца, который за ним следит. Мы его долго терпели, он типа старый друг дяди Карла, но когда он начал пугать клиентов...

— И куда его определили? — спросил Марчелло, стараясь, чтобы вопрос прозвучал небрежно.

— В «Тихие воды» вроде. Или «Тихую гавань». Короче, что-то тихое, — Джей пожал плечами и вдруг понизил голос. — Он всё время повторял что-то про завещание и про то, что «он вернётся за ним». Бред какой-то...

У Марчелло ёкнуло сердце, но он сохранил невозмутимое выражение лица.

— Слушай, а ты сам откуда? — неожиданно спросил Джей. — Акцент у тебя не местный.

Марчелло напрягся, но постарался улыбнуться как можно естественнее:

— Я ж итальянец. Из Либерти-сити. Решил сменить обстановку.

— Да уж, не самый очевидный выбор — Сан-Фиерро, — усмехнулся Джей. — Тут даже солнца толком не видно.

«Именно поэтому я здесь», — подумал Марчелло, но вслух сказал другое:

— Зато и людей поменьше. Надоела суета.

* * *

Грейс наблюдала за гаражом уже который день. Она видела, как Марчелло подвозит сына Свита, и это приводило её в бешенство. Конечно, этот избалованный мальчик Версетти уже успел втереться в доверие. У них это семейное.

В этот вечер она решила действовать. Дождалась, пока Джей уйдёт, и, убедившись, что Марчелло всё ещё дежурит, подняла руку, останавливая такси. Марчелло не сразу узнал её в тусклом свете фонарей. Только когда она села на заднее сиденье, он встретился с ней взглядом в зеркале заднего вида и вздрогнул.

— Грейс...

— Заткнись и вези, — она назвала адрес на окраине города.

Они ехали молча. Марчелло то и дело поглядывал в зеркало, но Грейс смотрела в окно, словно его не существовало. Когда они выехали на пустынную дорогу вдоль залива, она наконец заговорила:

— Останови.

— Грейс, давай поговорим...

— Я сказала, останови машину!

Он послушно притормозил у обочины. В следующее мгновение она уже прижимала к его горлу нож.

— Какого хрена ты здесь делаешь? Следишь за мной? Что вам надо от меня?

Марчелло перехватил её руку:

— Ищу Кена Розенберга. Но, похоже, мы оба что-то хотим найти в этом гараже.

— Врёшь! — она резко дёрнулась, пытаясь высвободиться, но он держал крепко.

В следующий момент они уже катались по земле возле машины. Грейс била точно и жёстко — годы тренировок не прошли даром. Но Марчелло был сильнее, и ему удалось прижать её к земле.

— Хватит! — выдохнул он. — Я не враг тебе!

— Пусти! — она извивалась, пытаясь достать его коленом.

— Только если перестанешь драться.

— Да пошёл ты! — она сумела высвободить руку и ударила его в челюсть.

Они оба тяжело дышали, сидя на земле напротив друг друга. Её губа была разбита, у него из носа текла кровь.

— Зачем ты здесь? — спросил Марчелло, вытирая кровь рукавом.

Грейс молчала, глядя куда-то мимо него. Потом достала сигарету, закурила.

— Не твоё дело, — наконец произнесла она.

— Просто послушай. Вдруг тебе будет полезно. У Джея Джонсона не такая радужная жизнь, как кажется, — тихо произнёс Марчелло, глядя на огонёк сигареты Грейс. — Свит, его отец, потерял троих детей. Старший погиб в перестрелке, средняя разбилась на машине, младшего подкосили наркотики. Джей и его сестра — единственные, кто остался.

Грейс молчала, Марчелло видел, что она слушает.

— После всего этого жена ушла от Свита. Он... он не справляется. Карл пытается держать всё под контролем, особенно следит за дочкой Свита — Лизой. Она работает в Лас-Вентурасе, так он каждый день звонит проверить, как она.

— А Кендл, у них же сестра ещё была? — неожиданно спросила Грейс.

— Она умнее всех оказалась. Забрала детей и свалила с мужем Цезарем в Австралию. Говорят, у них там свой бизнес, всё легально.

Марчелло помолчал, потом добавил:

— Джей хочет продать гараж. Говорит, нет уже той атмосферы. Все разъехались.

Грейс затушила сигарету:

— И что ты предлагаешь?

— Смотря что тебе нужно. Я могу познакомить тебя с Джеем. Он нормальный парень, не такой, как... — Марчелло осёкся, но Грейс поняла, что он хотел сказать: «Не такой, как остальные Джонсоны».

— Без подстав?

— Без подстав. Мы можем помочь друг другу, Грейс. Я не стану задавать вопросов и лезть, если не хочешь.

Она долго смотрела на него, словно что-то решая для себя.

— Ладно, — наконец сказала она. — Но если ты меня кинешь...

— Не кину, — перебил он. — Клянусь.

Зима 2020 года.

Где-то между штатами.

Клод сидел в придорожной закусочной. Перед ним лежала потрёпанная старая газета. В ней упоминалось убийство некоего Клода Спида в Либерти-сити. Клод усмехнулся, ведь он украл эту личность у погибшего тёзки ещё в начале 2000-х. Настоящий Клод Спид был тем ещё психопатом, разъезжал по Энивер-сити на угнанных тачках, сбивал людей ради прикола и в конце концов нарвался на шальную пулю. А теперь вот снова «умер», уже в другом городе.

«Интересно, сколько ещё Клодов Спидов найдут мёртвыми», — подумал он, сворачивая газету. Его настоящую фамилию не знал почти никто. Может, только мать помнила, если была ещё жива. Он давно потерял с ней связь.

Когда Грейс была маленькой, они были семьёй Смит. Самая обычная фамилия, ничем не примечательная. Потом он пропал, чтобы вернуться. Лейла отдала ему дочь, и они продолжили быть Смитами. Грейс Смит ходила в школу, получала хорошие оценки. Клод Смит работал механиком. Обычная семья. Только вот каждые полгода они переезжали в новый город, и документы были новые. Но фамилию оставляли, она была как якорь, за который можно было держаться в море лжи и неприятных перемен.

Клод достал из кармана потёртый снимок. Грейс на нём было одиннадцать, она улыбалась в камеру, демонстрируя новый школьный рюкзак. Это было за год до того, как всё пошло прахом, и она пропала. Он провёл пальцем по фотографии, представляя, как гладил бы щёку дочери, как обнял бы её.

Официантка подошла долить кофе, но он покачал головой. Пора было ехать. Где-то там, в огромной стране, была его дочь. И он должен был найти её, чего бы это ни стоило. Даже если придётся «убить» ещё десяток Клодов Спидов и себя в придачу.

* * *

Старые итальянские семьи меняли правила игры. Клан Версетти долгие годы вёл переговоры с семьёй Сиприани. Два клана пытались выстроить союз, но за показным доверием скрывались тщательно отточенные ножи. Они делали вид, что не замечают, как каждый ведёт свою игру с русскими. Славянские группировки стали неожиданным мостом между старыми семьями, хотя никто не мог сказать, насколько прочным он был.

На другом конце криминальной шахматной доски Якудза и Триада, извечные конкуренты, пытались найти общий язык. Русская мафия и колумбийский картель выступали посредниками, хотя их собственные мотивы оставались туманными. Эти азиатские гиганты вели войну на два фронта: против итальянских семей и уличных банд, медленно теряя влияние в крупных городах.

Латиноамериканские банды, уставшие от роли пешек, начали объединяться вокруг идеи создания собственного картеля. Они видели в этом шанс потеснить итальянцев, особенно после смерти Томми Версетти. Старые связи рвались, новые формировались в тёмных переулках и прокуренных барах.

Американские банды строили свою империю по-другому. Они брали под крыло мелкие уличные группировки, предлагая защиту и связи. Восточная мафия казалась им более надёжным партнёром, чем русские, которых они на дух не переносили. К вьетнамцам относились настороженно, но без открытой вражды, те держались особняком и редко лезли в чужие дела.

А где-то на другом континенте английские банды жили по своим законам. Они с презрением смотрели на американские альянсы, считая их проявлением слабости. Только свои, только проверенные связи — вот их кредо.

В этом водовороте альянсов и предательств никто не мог чувствовать себя в безопасности. Старые правила рушились, новые ещё не установились. И где-то в этом хаосе блуждали те, кто искал правду или месть.

— Времена меняются, — говорили на улицах, — скоро всё будет по-другому.

Но пока что кровь лилась по старым законам, а пули не разбирали, кто прав, кто виноват.

* * *

Зима 2031 года.

Сан-Фиерро.

— В общем, тут много всякого хлама, — Джей провёл Грейс в небольшую комнату за основным помещением гаража. — Дядя Карл просил не выбрасывать, только я без понятия, зачем хранить всё это старьё.

Он достал пыльную коробку с надписью «Сан-Фиерро. Гонки. 90-е».

— Может, тут что найдёшь, — пожал плечами Джей. — Честно, я сам не особо в курсе про те времена. Отец не любит рассказывать. Да и дядя тоже.

Грейс начала перебирать старые фотографии. Пожелтевшие снимки хранили моменты давно ушедшей эпохи: устаревшие модели машин, молодые лица, улыбки. На одном из фото она замерла. Молодой темноволосый парень стоял, прислонившись к капоту машины. Рядом с ним была девушка с дерзкой улыбкой.

— Кто это? — спросила Грейс, стараясь говорить так, чтобы голос не дрожал.

Джей наклонился посмотреть:

— А, это вроде Каталина, дядя Карл с ней встречался когда-то. А парень... не знаю.

А вот Грейс знала. Она никогда не видела отца таким молодым, но узнала мгновенно. Клод выглядел совсем другим. В его взгляде ещё не было той тяжести, которую она помнила. И эта Каталина... Грейс столько слышала об этой женщине, но никогда не видела её лицо.

«Мама и Лейла уж покрасивее будут».

Нашлось ещё несколько фотографий. Карл и Каталина у финишной черты. Клод за рулём. Групповой снимок после гонки, где все выглядели такими счастливыми и беззаботными.

— Можно мне взять эти фото? — тихо спросила Грейс.

— Да забирай, конечно, — махнул рукой Джей. — Всё равно никто их не смотрит.

Грейс осторожно убрала фотографии в карман куртки. Они не приближали её к отцу ни на шаг, но почему-то стали невероятно важны. Может быть, потому что показывали другого Клода, того, кого она никогда не знала. Того, кто ещё не научился прятаться от всего мира.

— Спасибо, Джей.

— Да не за что, надеюсь, хоть немного тебе помог, Рене.

* * *

Зима 2031 года.

Недалеко от Лос-Сантоса.

«Тихая гавань» оказалась не такой уж тихой. Грейс услышала крики пациентов ещё с парковки. Сколько раз она уже сюда приезжала… А сколько ещё придётся приехать? Барбара всё никак не хотела завязывать с наркотиками насовсем.

— Рени! — Барбара выскочила из дверей, сжимая потрёпанную сумку. — Ты всё-таки приехала!

Они сели в машину, и Барбара тут же начала рассказывать о том, как ненавидит это место. Грейс слушала вполуха, думая о своём и готовясь ехать. Стук в окно заставил её вздрогнуть.

— Привет, — Марчелло помахал рукой.

— О-го-го! — Барбара моментально оживилась. — А это кто такой красавчик?

Грейс закатила глаза.

«Вот чё он тут забыл, козлина?»

— Это Марк.

— Как прошла встреча с Джеем? — спросил Марчелло, игнорируя откровенно заинтересованные взгляды Барбары.

— Нормально.

— Я Барб. А ты чего тут делаешь, красавчик? — вмешалась Барбара. — Кого-то ищешь или ждёшь?

— Серьёзно? Ты так просто спрашиваешь?

— Я сюда не первую ходку делаю, может, знаю что-то о том, что тебе нужно.

— Вряд ли.

— Слушай, ты мне кого-то напоминаешь… Ты же певец, да? Марчелло Версетти, мать его!

— Ох, блять… Давай будем считать, что ты этого не говорила? Моя фамилия опасна для жизни.

— У-у-у, какой ты таинственный… Марчелло…. Так кого ищешь?

— Ищу Кена Розенберга.

— О! — Барбара просияла. — Я его знаю! То есть видела пару раз. Странный дед, всё время дёргался и бормотал что-то про мертвецов. Но его здесь уже нет, уехал куда-то. Слушай, красавчик, я могу помочь тебе его найти. У меня есть связи... А, так у тебя же тоже связи и деньги!

— У тебя есть только проблемы, а у него — нихрена. Он такой же беглец, как и мы, — перебила Грейс. — Поехали, нужно поесть.

— Можно он поедет с нами, ну пожалуйста?

— Нет.

— Рени, пожалуйста!

После десятого «Пожалуйста» Грейс сдалась. Марчелло сел на заднее сиденье. Барбара пересела к нему. В ресторане Барбара не закрывала рот ни на минуту. Она рассказывала Марчелло истории из клиники, спрашивала о его жизни, комментировала меню и официантов. Грейс видела, как Марчелло начинает уставать от этого потока информации.

— Ладно, — она встала из-за стола. — Мне пора.

— Рени! — возмутилась Барбара. — Ты нас бросаешь?

— У меня свои дела. Развлекайтесь.

Она положила на стол деньги и направилась к выходу. В зеркале заднего вида она видела, как Барбара что-то активно объясняет Марчелло, размахивая руками. Он выглядел слегка ошеломлённым.

* * *

Сраный американский шпион — Джек, мать его, Томпсон. Они познакомились на улицах, когда он был под прикрытием, а она на — задании. Он воспользовался её неофициальной помощью и не сдал властям. И закрутилось. У них были настоящие правильные отношения, совместный быт и досуг. Он пытался «спасти» Грейс от её образа жизни, настаивал на переезде в пригород, работе в офисе, «нормальной» жизни. Год она терпела эти попытки сделать из неё «правильную девушку», но в итоге сбежала посреди ночи, оставив только записку: «Я не создана для пикников по выходным».

С русской шпионкой Настей Орловой Грейс столкнулась в Токио три года назад. Обе следили за одним и тем же якудза, но с разных сторон. Настя работала под прикрытием в хостес-баре, Грейс изображала американскую туристку. Они почти подрались, когда случайно встретились в служебном коридоре клуба, но быстро поняли, что могут быть полезны друг другу. С тех пор Настя часто «случайно» сливала информацию, которая помогала Грейс, а та в ответ делилась данными о передвижениях некоего Руперта Чешира.

Да… Руперт «Бонд» Чешир был ходячим стереотипом о британских шпионах. Безупречные костюмы, дорогие часы и вечная чашка эрл грея в руке. Он появлялся и исчезал, как призрак, оставляя за собой шлейф из разбитых женских сердец. Настя была от него без ума, хотя изо всех сил пыталась это скрыть. Грейс познакомилась с ним в Гонконге, когда они оба охотились за одним финансистом. Руперт тогда элегантно уступил ей цель, заявив, что «джентльмены всегда пропускают дам вперёд». С тех пор они иногда пересекались по работе, и каждый раз это превращалось в странную смесь флирта и профессионального соперничества.

Эта странная троица — русская шпионка, влюблённая в британского агента, который флиртует со всеми подряд, и американец, мечтающий превратить наёмную убийцу в примерную домохозяйку — была той частью жизни Грейс, о которой она старалась не думать слишком часто. Но иногда старые связи оказывались полезнее новых.

Грейс набрала номер Орловой, сжимая руль одной рукой. После третьего гудка в трубке раздался знакомый голос с лёгким акцентом:

— Алло? Кто звонит в такую рань?

— Анастэйша, это я.

— О, Рене! Или как там тебя сейчас? — в голосе Анастасии звучала улыбка. — Дай угадаю: тебе нужен номер нашего американского друга?

— Откуда?..

— Милая, я же шпионка. К тому же, ты звонишь мне, только когда нужна помощь или выпить. А сейчас явно не время для водки.

Грейс невольно улыбнулась. Настя всегда умела разрядить обстановку.

— Мне правда нужно связаться с Джеком.

— М-м-м, неужели соскучилась по его лекциям о важности здорового завтрака и своевременной подачи налоговых деклараций? Я отправлю тебе его номер. Только... ты же помнишь, какой он?

— Помню. Но он может помочь.

— О, кстати! — внезапно оживилась Настя. — Ты не видела нашего британского павлина? Он опять играет в Бонда где-то в Азии, и я...

— Номер.

— Зануда ты, Рене. Ладно, отправляю. И будь осторожна с Джеком. Он всё ещё думает, что может превратить тебя в образцовую домохозяйку.

Через минуту телефон пискнул, пришло сообщение с номером. Грейс несколько секунд смотрела на цифры, вспоминая их последнюю встречу.

«Ужас, бляха, ужас».

Она нажала кнопку вызова.

— Агент Томпсон слушает, — раздался знакомый самодовольный голос.

— Привет, Джек.

Пауза.

— Грейси? — его голос заметно потеплел. — Боже мой, это правда ты? Я так рад! Я знал, что ты одумаешься...

— Мне нужна помощь, Джек.

— Конечно! — он даже не дослушал. — Я всё ещё храню твои вещи, и твоё место в офисе свободно. Мы можем...

— Не такая помощь, — перебила она. — Мне нужна информация.

— О, — в его голосе появились знакомые нотки разочарования. — Ты всё ещё... занимаешься этим?

— Джек, ты поможешь или нет?

Он помолчал.

— Для тебя — что угодно, милая. Но однажды ты поймёшь, что я был прав. Встретимся… А ты где сейчас?

— Близко к Лос-Сантосу.

— Хорошо. Скинь геолокацию, я подскочу.

Грейс отключилась и откинулась на сиденье. Когда-то она почти поверила, что может быть другой. Почти позволила себе мечтать о нормальной жизни. Но это была не её дорога.

Зима 2031 года.

Лос-Сантос.

Кафе «У Джо» было именно таким, как помнила Грейс. Маленькое, уютное, с красными кожаными диванчиками и запахом свежей выпечки. Место, где благопристойные семьи завтракают по выходным. Джек специально выбрал его, чтобы напомнить о той жизни, которую он пытался ей дать.

Он сидел за столиком у окна, перед ним стояла чашка кофе. Дешёвый костюм и потрёпанный галстук казались неуместными, видимо, он приехал прямо с задания. Но даже в этом ужасном образе сутенёра Джек умудрялся выглядеть как выпускник частной школы. Высокий, подтянутый, с правильными чертами лица и той особой уверенной осанкой, которую можно приобрести только в дорогих колледжах. Русые волосы всегда идеально уложены, зелёные глаза излучают доброжелательность и превосходство одновременно. Улыбка, от которой млели все секретарши в офисе, белоснежная, рекламная, чуть снисходительная.

Джек был воплощением американской мечты — красивый, успешный, с безупречной родословной и блестящим послужным списком. Именно поэтому он так бесил Грейс. В его мире всё было просто: есть правильное и неправильное, чёрное и белое. А она никак не вписывалась в эту простую схему.

«Как манекен из витрины, — подумала Грейс, — красивый, но пустой внутри».

— Грейси, — он встал, собираясь её обнять, она быстро скользнула на место напротив.

— Джек.

— Ты всё такая же дикая, — он улыбнулся.

— А ты всё такой же... — она осеклась, заметив официантку. — Неважно. У меня проблемы.

— Может, сначала кофе? — он махнул рукой официантке. — Как раньше, двойной эспрессо без сахара? Помню, ты ещё любила здешние круассаны.

— Кто-то пытается меня убить, — перебила она.

Его улыбка дрогнула:

— Это потому что ты всё ещё занимаешься... этим?

— Нет. Кто-то следит за моими поисками.

— Поисками? — он подался вперёд. — А ты что-то ищешь?

— Слушай, — она понизила голос, — мне просто нужна информация. Ты можешь помочь или нет?

Джек разглядывал её. Она почти не изменилась за этот год, всё та же настороженность во взгляде, та же готовность сбежать в любой момент. Грейс кратко объяснила, какого рода информация ей нужна.

— Могу помочь. При одном условии.

— Каком? — она сразу напряглась.

— Поужинай со мной. В пятницу. В нормальном ресторане.

Грейс стиснула зубы:

— Ты серьёзно? Типа… Шантажируешь меня свиданием?

— Называй как хочешь. Но если хочешь моей помощи...

— Боже, как же ты меня бесишь, — процедила она, но тут же взяла себя в руки. — Ладно. Один ужин.

— Прекрасно! Я знаю отличное место...

— Ты пришлёшь адрес, — она встала. — И Джек... это просто ужин. Ничего больше.

Он смотрел, как она уходит, лавируя между столиками. Может, она наконец поняла. Может, готова измениться.

Грейс села в машину и с силой ударила по рулю. Как она могла так влипнуть? Почему из всех людей ей пришлось просить помощи у этого самодовольного придурка, который до сих пор думает, что может её «спасти»? Но выбора не было. Она должна найти отца. И если для этого придётся потерпеть один вечер нотаций Джека о правильной жизни... что ж, она справится.

* * *

Марчелло стоял посреди маленького бара, где собирались местные музыканты. Барбара маячила за его плечом, нервно теребя рукав куртки. Змей, высокий парень с синими дредами, внезапно прищурился, разглядывая Марчелло внимательнее:

— Погоди-ка. Я тебя знаю. Ты...

— Не надо, — тихо, но твёрдо оборвал его Марчелло.

Они отошли в угол бара. Барбара села и осталась за столиком, но не сводила с них глаз.

— Вот это поворот, — Змей покачал головой. — Сам Марчелло Вер...

— Я сказал — не надо, — в голосе Марчелло появилась сталь. — Сейчас я просто Марк. И у меня есть причины оставаться просто Марком.

Змей ещё раз внимательно посмотрел на него, потом кивнул:

— Лады. Но это многое меняет. Деньгами тут просто не купить инфу. Ну и что ты теперь будешь делать, звёздочка? — усмехнулся он. Его группа Lost Angels контролировала большинство андеграундных площадок в городе. — Думал, мы забыли, как ты нос воротил от наших концертов? Значит так, — продолжил он громче. — Хочешь инфу о Розенберге — будет баттл. Ты против меня. Голосуют люди в баре.

— Так. Если я выиграю?

— Если выиграешь, расскажу, где видели твоего адвоката последний раз. А если проиграешь, споёшь на нашем благотворительном концерте. Бесплатно. И все узнают, кто ты. Вот уж будет веселье. Прикинь: Версетти снизошёл до нас.

— Когда?

— Завтра в десять вечера. Даю тебе сутки на подготовку.

— Почему, что за поблажки?

— Я хочу, бля, настоящий баттл, а не какую-то херню. Хочу победить тебя, когда ты в форме, — Змей усмехнулся. — К тому же, если кто-то из моих догадается, кто ты, они захотят услышать что-то стоящее.

Когда они вышли на улицу, Барбара схватилась за голову:

— Он тебя узнал, да? Блин, это всё усложняет...

— Или упрощает, — задумчиво произнёс Марчелло. — Теперь у меня есть время подготовиться. И я знаю, что спеть.

— А если проиграешь?

— Тогда придётся рискнуть, — он пожал плечами. — У меня всё равно нет выбора. Мне нужна эта информация.

Они пошли по ночной улице. Марчелло, погружённый в свои мысли, и Барбара, которая не могла сдержать возбуждения от предстоящего события.

— А ведь здорово, что у тебя появился шанс снова спеть.

Марчелло промолчал, внутри что-то дрогнуло. Он и правда соскучился по сцене. По той свободе, которую давала музыка. По тем временам, когда пел для себя, а не для публики. До того, как стал «звездой». До того, как всё полетело к чертям.

* * *

— Ну и где мы возьмём всё необходимое? — Барбара обвела взглядом полупустой бар чуть позже ночью. — У этих раздолбаев даже нормальных колонок нет.

— Сами найдём, — ответил Марчелло. — Не впервой.

Грейс приехала за Барбарой и посигналила. Барбара потянула Марчелло за собой. Оба сели в машину и кратко рассказали новости. Грейс пыталась выгнать Марчи, но Барбара не давала.

— О! — Барбара просияла. — Рени! Ты же придёшь послушать? Будет круто!

Грейс фыркнула:

— Я похожа на человека, который ходит по барам слушать местные группы?

— Да ладно тебе, — Барбара легонько пихнула её локтем. — Тебе полезно развеяться. А то сидишь вечно такая напряжённая...

Телефон Грейс завибрировал. Очередное сообщение от Джека: «Не забудь про ужин. Я заказал столик в...».

Она раздражённо заблокировала экран.

— Я помогу вам с аппаратурой.

Барбара удивлённо присвистнула:

— Вау, кто-то решил стать человеком?

— Ротик свой закрой, — беззлобно огрызнулась Грейс. — У меня есть пара знакомых, которые могут одолжить нормальное оборудование.

Пока они ехали забирать аппаратуру, Грейс искоса наблюдала за Марчелло. Он выглядел одновременно взволнованным и уверенным.

— Выёбывался на другие группы, значит? — уточнила она с усмешкой.

В его глазах мелькнула знакомая версеттиевская надменность:

— Я ж Версетти. Выёбываться у нас в крови.

— Господи, — простонала Барбара с заднего сиденья, — только не говори, что ты был одним из тех снобов, которые не здороваются с простыми смертными.

— Ну… — он запнулся. — Дед считал, что нужно держать марку. После побега я быстро усвоил урок, что никто мне ничего не должен, не волнуйся. Попридержу снобизм.

После часов возни с аппаратурой и бесконечных репетиций они выбрались на крышу. Зимнее солнце поднималось, чтобы начать новое утро, окрашивая город в тёплые оттенки. Они молчали, наблюдая, как внизу течёт неспешная жизнь. Выходной день, никто никуда не торопился. Где-то вдалеке лаяла собака, ветер доносил обрывки чужих разговоров.

— Кого ты ищешь? — вдруг спросил Марчелло. — Я вот, если опустить Розенберга, отца. Ну, подход к нему.

— Ищу одного человека.

— Какого-то мужчину?

— Не важно. Суть не в том, кого. Главное, зачем.

Марчелло снял кожаную куртку, расстелил её на бетоне крыши и лёг, закинув руки за голову. Небо над ним казалось бесконечным.

— И зачем?

— Если честно, я сама уже забыла чёткую цель, — ответила она. — Просто я чувствую, что мне необходимо это сделать, чтобы жить дальше, двигаться.

— А если этого человека уже нет в живых?

— Даже если так, я хочу убедиться. Лично, — её зубы скрипнули.

— Ладно тебе, расслабься хотя бы сегодня.

В его голосе было что-то спокойное и надёжное, от чего действительно хотелось отпустить все тревоги. Грейс легла рядом, оставив между ними небольшое расстояние. Над ними плыли облака, подсвеченные утренним солнцем.

«Это самые красивые облака за последние несколько лет», — подумала она, и ей не хотелось никуда бежать, хотелось просто смотреть.

* * *

Марчелло придирчиво изучал своё отражение в зеркале гримёрки. Тёмные волосы уложены, каждая прядь на своём месте. Лицо гладко выбрито. Чёрная шёлковая рубашка с закатанными рукавами подчёркивала смуглую кожу, брюки и кожаные ботинки дополняли образ. Он выглядел как звезда с обложки журнала, случайно забредшая в андеграундный бар.

— Какой гладкий! — присвистнула Грейс, прислонившись к дверному косяку. — И долго ты таким пробудешь?

— Часа три, — он одёрнул рубашку. — Что? Я же итальянец.

Грейс закатила глаза, но не смогла сдержать улыбку. На ней были тёмные джинсы, белая майка и кожаная куртка, волосы собраны в хвост. Никакого оружия, что давало странное чувство свободы.

Они с Барбарой заняли столик у стены, подальше от толпы. Барбара, непривычно элегантная в чёрном платье, которое явно одолжила у кого-то из персонала, уже успела заказать бутылку виски.

— Ставлю сотку, что наш мальчик порвёт этот зал, — она подмигнула Грейс.

— Я не участвую в очевидных пари.

Когда Марчелло вышел на сцену, в баре стало тише. Даже те, кто пришёл поддержать Змея, не могли оторвать от него взгляд. Он излучал особую энергию, словно родился для подобных моментов. Версетти взял гитару и на мгновение прикрыл глаза. Первые аккорды были тихими, почти интимными. А потом его глубокий баритон заполнил пространство. Он пел не ту попсу, которую все ожидали от «богатого мальчика». Это была история о потерянном доме, о призраках прошлого и поисках себя. Грейс не сразу поняла, что забыла, как дышать.

Бар затих. Бармен перестал протирать стаканы, замерев с полотенцем в руках. Марчелло забыл, где находится, он был где-то в своей песне и в своей истории. Когда последняя нота растворилась в воздухе, несколько секунд стояла абсолютная тишина. А потом бар взорвался аплодисментами. Змей вышел на сцену, качая синими дредами:

— Неплохо, звёздная принцесска. А теперь смотри, как это делают настоящие панки.

Его песня была злой и резкой. О системе, несправедливости, борьбе. Толпа качалась в такт, некоторые подпевали знакомые строчки. Он был чертовски хорош. Когда дело дошло до голосования, бар разделился почти поровну. Решающий голос оказался за старым барменом.

— Маркуша, — проворчал он. — Потому что я, блять, прослезился, а со мной такого лет тридцать не было.

Змей рассмеялся и протянул Марчелло руку:

— Заслужил, принцесска. Больше не зазнавайся. Кстати, о твоём адвокате... — он понизил голос. — Его видели в клинике «Тихая гавань» пару недель назад. А потом он смылся куда-то в сторону Лас-Вентураса, поищи у казино, там такие нарики, как этот Кен, ошиваются часто.

Барбара радостно визжала и обнимала всех подряд. Грейс просто улыбалась, наблюдая, как Марчелло пожимает руки и принимает поздравления. В кои-то веки он выглядел по-настоящему счастливым.

— Эй, красавчик! — крикнула Барбара. — Иди к нам, отметим!

— Сначала надо разобрать аппаратуру, — начал Марчелло, но его перебил Змей.

— Забей, мои ребята всё сделают. Отвезут куда скажешь. Ты заслужил праздник, — в его глазах промелькнуло уважение. — Приходи, если захочешь ещё спеть. Без всяких баттлов. Просто музыка, понимаешь?

* * *

Они сидели в круглосуточной закусочной, празднуя победу, когда из динамиков полилась знакомая мелодия. Марчелло замер с чашкой кофе в руке. Его песня. Но голос был другой, слащавый, неестественный.

— Какого хрена? — он поставил чашку так резко, что кофе выплеснулся на стол. — Это же моя песня. Моя, блять, песня!

Грейс никогда не видела его таким. Версеттиевская кровь, обычно скрытая под маской спокойствия, вдруг проявилась во всей красе. Его глаза потемнели от ярости, желваки заходили на скулах.

— Тише, красавчик, — Барбара нервно теребила рукав своего чёрного платья, которое, как ей казалось, только подчёркивало её полноту. — Может, это какое-то недоразумение?

— Недо… разумение?.. — он резко встал. — Это Алессио, мой менеджер. Только он мог... — Марчелло осёкся, провёл рукой по лицу. — Мне нужно на студию. Прямо сейчас.

— Сейчас? — Барбара испуганно посмотрела на Грейс. — Но уже поздно...

— Именно, — Грейс положила руку на плечо Марчелло, чувствуя, как напряжены его мышцы. Он был серьёзен, и она подумала, что это странно, что ей не пофиг, куда он собрался и что с ним вообще будет. — Ты на взводе. Это подождёт до утра.

— Нет, — он стряхнул её руку. — Не подождёт. Нихуя это не подождёт.

В его голосе появились незнакомые холодные и жестокие нотки. Вот теперь-то он действительно был похож на сына и внука опасных мафиози.

— Тогда я еду с тобой, — твёрдо сказала Грейс.

— И я, — пискнула Барбара, хотя было видно, что ей страшно.

— Нет, — Грейс покачала головой. — Ты поедешь домой. И примешь свои лекарства.

Барбара хотела возразить, но осеклась под тяжёлым взглядом подруги. Она знала этот тон, Грейс использовала его каждый раз, когда вытаскивала её из очередного притона.

— Ладно, — Барбара обхватила себя руками, как делала всегда, когда чувствовала себя особенно неуютно в собственном теле. — Только будьте осторожны, хорошо?

Марчелло уже шёл к выходу. В его походке появилась хищность, которую Грейс слишком хорошо знала и по самой себе. Это означало — быть беде. Вечер перестал быть праздничным.

* * *

После того, как Лейла передала Грейс отцу, она и Нико прожили в Либерти-сити около года. Но город давил воспоминаниями, они решили начать всё с чистого листа в Сербии. Первое время в 2011 году было тяжело: Лейла не знала языка, тосковала по привычной жизни, а Нико брался за любую работу: от пожарного до водителя, потом устроился на стройку. И постепенно всё наладилось. Они купили маленькую квартиру в Белграде, перевезли маму Нико, и в сентябре 2016 года у них родился сын. Андрия рос спокойным и умным мальчиком, очень похожим на отца.

Настоящий перелом случился в 2022 году, когда в Сербию хлынул поток русских релокантов[1]. Лейла, к тому времени уже свободно говорившая по-сербски, неожиданно оказалась востребована как переводчик и консультант. Беллики купили вторую квартиру, стали сдавать её в аренду, а позже открыли кофейню, которая быстро стала популярной среди экспатов[2]. Появились новые друзья, новые возможности, и Белград постепенно стал настоящим домом. Лейла начала думать, что прошлое наконец отпустило их. Пока однажды декабрьским утром их пятнадцатилетний сын не сел в самолёт до Либерти-сити, чтобы навестить дядю Романа на зимних каникулах. И не исчез где-то между аэропортом и автобусной остановкой, где его должен был встретить Роман.

* * *

Белград.

Декабрь 2031 года.

Лейла смотрела на фотографию сына на экране телефона. Андрия улыбался в камеру. Весь в отца, только глаза её, голубые. На заднем фоне виднелась Белградская крепость, где они гуляли в его последний день дома.

— Ничего, — Нико швырнул телефон на кухонный стол. — Роман говорит, Андрия прилетел, но до места встречи не добрался.

— Как это не добрался?

— Роман ждал его у автобусной остановки. Андрия написал ему, что ждёт автобус из аэропорта, и после этого связь оборвалась. И он не единственный пропавший подросток в этом районе.

Лейла закрыла глаза. Знакомый холод пополз по спине — тот самый, который она чувствовала много лет назад, когда нашла маленькую Грейс.

Обращения в полицию, долгие дни ожиданий — и толком ничего. Это разрывало сердце матери на куски.

— Это похоже на...

— Нет, — резко оборвал её Нико. — Даже не думай. Те времена прошли.

— Прошли? — она горько усмехнулась. — А почему тогда полиция не может его найти? Почему никто ничего не знает? Господи, ему же всего пятнадцать...

Их уютная квартира в центре Белграда вдруг показалась чужой. Всё их налаженное существование: работа Нико, её маленькая кофейня, дружеские посиделки по выходным — всё померкло.

— Я полечу в сраный Либерти.

— Что? Нет, Лейла, ты никуда...

— Попробуй меня остановить, Беллик, — её голос стал жёстким. — Я уже теряла одного ребёнка. Второго не потеряю.

— Лейла! Ты не потеряла Грейс, ты отдала её отцу! А вот он уже…

— И где она теперь? Где Клод? — Лейла схватила сумку. — Может, если бы я тогда...

— Если бы ты тогда что? — Нико схватил её за плечи. — Господи, Лейла, прошло шестнадцать лет! У нас своя жизнь, свой сын...

— Которого похитили! — она вырвалась. — И если ты не хочешь помочь...

— Я лечу с тобой, — он устало потёр лицо. — Но не потому, что верю в твои теории. А потому что знаю, что одну я тебя не отпущу.

Лейла замерла у двери:

— Спасибо.

— Не благодари, — он взял ключи от машины. — Просто пообещай, что мы найдём его. Живым.

Она ничего не ответила. Когда-то она точно так же обещала помочь маленькой Грейс. И сдержала обещание. Но какой ценой?

---

[1] перемещённый из своей страны в другую страну сотрудник компании.

[2] иностранный работник или сотрудник предприятия, работающий за границей.

Зима 2031 года.

Лос-Сантос.

Стеклянные двери студии разлетелись от удара. Марчелло ворвался внутрь, как ураган, сметая всё на своём пути. Грейс скользнула следом, бесшумно, как тень.

— Алессио! — его голос эхом разнёсся по коридору. — Выходи, ублюдок! Поболтаем!

Менеджер, холёный, в дорогом костюме, появился из своего кабинета. Рядом с ним стоял молодой парень, тот самый, чей голос они слышали по радио.

— О, Марчи! — Алессио растянул губы в улыбке. — Какой сюрприз.

Марчелло схватил со стола какие-то бумаги, разорвал в клочья:

— Мои песни! Ты украл мои чёртовы песни!

— Твои? — менеджер рассмеялся. — Ты был большой шишкой, большой звездой. Пока был жив дед. Но времена изменились. И теперь ты всего лишь звёздная пыль[1], Марчи. Теперь ты никто. Просто мальчик, который сбежал от папочки. Твои песни теперь не твои, — Алессио достал из ящика стола какие-то бумаги. — Вот, полюбуйся. Твой отец продал мне все права. Законно, между прочим.

— Что?..

— А ты думал, почему я так спокойно позволил тебе уйти? — менеджер усмехнулся. — Джеки прилетел сюда на следующий день после твоей пропажи. Сказал, раз его сын решил поиграть в бунтаря, то хотя бы песни должны приносить прибыль семье.

Марчелло замер:

— Он не имел права...

— Имел, малыш. Ты был несовершеннолетним, когда подписывал первый контракт. Всё оформлено через твоего законного представителя — твоего отца, — Алессио подошёл ближе. — Он ещё заходил сюда пару недель назад. Искал тебя. Хотел посмотреть, как ты сам всё похоронишь.

— Зачем? — голос Марчелло охрип. — Зачем тебе это?

— Бизнес, малыш. Просто бизнес. Твои песни отличные, но без исполнения они не имеют ценности. Думаешь, музыка — это искусство? Нет. Это товар. А ты не понял, что продал свою душу ещё тогда, когда впервые пришёл в эту студию. Нет тебя — нет пения. Нет пения — нет денег. Нет денег — ты больше не нужен.

Марчелло молча смотрел на бумаги. Его песни, его чувства, его боль — всё стало просто строчками в контракте.

— Ты сам виноват, — Алессио покачал головой. — Думал, сможешь просто уйти? Начать всё заново? Нет, малыш. В нашем бизнесе так не бывает. Особенно, если ты Версетти.

— Ты хоть, блять, знаешь, почему я исчез, ушлёпок? Мистер Джакомо Версетти тебе не объяснил?

Это стало последней каплей. То, что произошло дальше, заставило Грейс затаить дыхание. Марчелло двигался быстро и на удивление профессионально. Один удар, и самодовольная улыбка Алессио превратилась в гримасу боли. Второй, и «новая звезда» рухнул на пол, прижимая руки к разбитому лицу. Марчелло методично уничтожал студию. Рвал постеры, бил аппаратуру, стирал записи. Грейс держалась в тени, готовая вмешаться, если он зайдёт слишком далеко. Но он остановился сам.

— Вот же ж срань! Знаешь что, Марчи? — прохрипел Алессио, утирая кровь с разбитой губы. — Я сейчас позвоню твоему папаше. Он будет рад узнать, где его блудный сын.

Марчелло дёрнулся к нему, но Грейс схватила его за руку:

— Нам надо уходить. Сейчас же.

— Беги-беги, мальчик, — рассмеялся менеджер, доставая телефон. — Посмотрим, как далеко ты убежишь на этот раз.

Грейс практически выволокла Марчелло из студии. Он сопротивлялся, пытался вырваться:

— Пусти! Я его...

— Он звонит твоему отцу, придурок! — она встряхнула его. — Хочешь, чтобы люди дона Джеки Версетти приехали через пять минут? Ты вообще охереть как Богом поцелован, что тебя всё ещё не нашли.

В переулке за студией Марчелло сполз по стене на асфальт. В неоновом свете вывески его лицо казалось осунувшимся и призрачным.

— Звёздная пыль, — пробормотал он, глядя в никуда. — Просто чёртова звёздная пыль…

— У тебя руки в крови, — сказала Грейс.

— У тебя есть сигареты?

Она молча протянула ему пачку и зажигалку. Его пальцы дрожали. Где-то вдалеке уже слышался вой полицейских сирен.

* * *

Улицы оказались быстрее шпиона Томпсона. До Барбары дошли слухи о некоей организации, во главе которой была некая Виктория. И эта женщина часто стала обращаться к головорезам, которые, судя по всему, и нападали на Грейс время от времени. Это заставило задуматься. Грейс знала, кто такая Виктория, но не ожидала, что их жизненные пути возьмут и снова пересекутся. Видимо, для начала нужно было разобраться с ней, а потом уже продолжать поиски отца без помех.

Наступила пятница. Ресторан был именно таким, как Грейс ожидала — пафосным и претенциозным. Джек заказал столик у окна, откуда открывался «потрясающий вид на город». Если считать потрясающим видом помойку и пьяного бомжа, который пытался познакомиться с пожарным гидрантом.

— Ты всё такая же красивая, — улыбнулся Джек, когда официант принёс меню.

«А ты всё такой же придурок», — подумала Грейс, а вслух сказала:

— Давай к делу. Что ты знаешь?

— О, я многое узнал, — он отпил вино. — Тот, кого ты ищешь, возможно, жив. Но и тебя ищут. Организация киллеров, нехило, да? У них есть лидер, она опасна.

— Да что ты? А я думала, она кружок вязания ведёт. Это я уже знала, не удивил.

— Я серьёзно, Грейси. Она...

— ПОЖАР! ПОЖАР! — заорал вбежавший в ресторан бомж. — Гидрант сказал, что в городе пожар!

Джек поморщился:

— Куда катится этот город? А вот когда мы будем жить вместе...

— Так что с тем, кто мне нужен?

— Сначала закажем? — он поднял меню. — О, тут есть органический киноа с..

— Джек, я клянусь, ещё одно слово про киноа, и ты будешь есть его через трубочку.

В этот момент в ресторан ворвался второй бомж:

— Джимми врёт! Гидрант сказал, что никакого пожара нет!

Грейс закрыла лицо руками:

— Господи... Почему вообще бомжи могут забежать в ресторан?

— Я всё расскажу, — наконец сдался Джек. — Но мне нужно время. Это большое дело, Грейси. И я хочу быть уверен...

— В чём?

— Что ты готова вернуться к нормальной жизни.

Официант принёс заказ. Стейк для Грейс и какую-то траву для Джека.

— Джек, — она отрезала кусок мяса, — иногда я жалею, что не пристрелила тебя при первой встрече.

— Ты же шутишь? — он нервно рассмеялся.

Грейс улыбнулась, но глаза остались холодными:

— Конечно. Я же всегда шучу об убийствах.

За окном бомжи начали драться за право общаться с гидрантом.

* * *

Тем временем Марчелло сидел в машине, изучая карту Лас-Вентураса и имеющихся там казино. Где-то там был Кен Розенберг. И где-то там были ответы. Телефон завибрировал, сообщение от Барбары:

«Ну как свидание красотки?».

«Откуда я знаю? Она на ужине с бывшим», — ответил он.

«Оу! А ты что, ревнуешь? ;)».

«У меня либидо в минусе, меня отец замочить хочет».

«Ну не переживай, малыш, у тебя есть я».

Марчелло заблокировал телефон и вернулся к карте. Сейчас было не время думать о... о чём бы то ни было.

* * *

Грейс сидела перед монитором, пока программист работал с её старыми аккаунтами. Она и не думала, что когда-нибудь снова сможет войти в них, столько лет прошло, столько всего случилось. Мысли о прошлом обычно причиняли боль, но сегодня что-то изменилось.

— Готово, — сказал программист. — Я восстановил доступ. Там довольно много непрочитанных сообщений.

Девушка кивнула, расплатилась и осталась наедине с прошлым, которое пропустила. Первое сообщение было датировано концом 2016 года.

«Грейси, милая, где ты? Я не могу поверить, что это случилось. Мы все ищем тебя. Я знаю, что ты сейчас не можешь ответить, но я буду писать. Каждый день буду писать, пока ты не вернёшься».

Грейс прокрутила ленту сообщений. Лейла действительно писала. Сначала каждый день, потом реже, но никогда не пропускала важные даты.

«2017 год. Грейси, с днём рождения! Тебе сегодня 13... Я купила тебе подарок, храню его. Надеюсь, однажды смогу передать».

«2018 год. Мы переехали в Белград. Нико говорит, что я должна отпустить прошлое, но как я могу? Ты не прошлое, ты часть моей жизни, моя девочка».

Фотографии появлялись одна за другой. Вот Лейла с округлившимся животом, счастливая. Вот новорождённый Андрия, такой крошечный в руках Нико. Вот первые шаги, первые слова — Лейла делилась всем с близким человеком.

«2020 год. Андрия сегодня спросил, кто ты. Я показала ему твою фотографию и рассказала, какая ты умная и храбрая. Он сказал, что хочет познакомиться с тобой, когда ты вернёшься».

Грейс вытерла первую слезу, но они уже бесконтрольно катились по щекам.

«2023 год. У нас появилось много друзей среди русских, которые переехали сюда. Иногда я вижу девочек твоего возраста и думаю — вот такой бы ты сейчас была. Интересно, какую музыку ты слушаешь? О чём мечтаешь?».

«2025 год. Нико злится, когда я говорю о тебе. Опять твердит, что я живу прошлым. Но разве любовь может быть прошлым? Я продолжаю надеяться».

Между сообщениями были фотографии и короткие видео: семейные праздники, путешествия, обычные моменты жизни. Лейла старалась делиться всем, создавая мост через годы молчания. Вот они с Нико и Андрией в Белграде, вот мать Нико учит маленького Андрию готовить сербские блюда, вот их первая собственная кофейня.

«2028 год. Сегодня видела девушку, так похожую на тебя. Я знаю, это глупо, но я пошла за ней. Это была не ты. Грейси, где же ты?».

Последнее сообщение было датировано прошлым месяцем.

«Я не знаю, читаешь ли ты эти сообщения. Может быть, этот аккаунт давно заброшен. Может, тебя уж нет в живых… Но я продолжаю писать, потому что это помогает мне чувствовать связь с тобой. Где бы ты ни была, что бы ни случилось — я люблю тебя, моя девочка. И всегда буду любить».

Грейс закрыла лицо руками и разрыдалась. Все эти годы, пока она училась быть холодной и безжалостной, пока стирала своё прошлое и меняла имена, кто-то любил её. Просто любил, без условий и ожиданий. Хранил память о ней, делился жизнью и надеялся.

«Прости меня, — напечатала она дрожащими пальцами, но не отправила. — Я тоже скучала. Каждый день скучала».

* * *

Грейс вышла из дома, не замечая ничего вокруг. В голове всё ещё звучали слова Лейлы, перед глазами стояли фотографии счастливой семьи. Она машинально шла по улице в магазин, погружённая в водоворот эмоций, когда чья-то рука схватила её за плечо.

— Привет, конфетка. Помнишь меня?

Этот голос. Грейс замерла, не в силах пошевелиться. Все звуки словно исчезли, остался только шум крови в ушах и этот ненавистный голос из прошлого.

— Виктория передавала привет.

Грейс развернулась, замахнулась для удара, но внимание и концентрация были не те, что обычно, она не смогла отбиться. Удар. Темнота.

Марчелло, выходивший из музыкального магазина неподалёку, увидел, как незнакомец заталкивает безвольное тело Грейс в машину. Что-то в этой сцене было неправильным. Он быстро сел в свою машину и поехал следом, держась на расстоянии.

Грейс очнулась на холодном бетонном полу. Руки были связаны за спиной, во рту кляп. Недостроенное здание, сквозь пустые оконные проёмы задувал ветер. Она попыталась сосредоточиться, вспомнить свои навыки, но паника накатывала волнами.

— Очнулась? Хорошо. Я хочу, чтобы ты всё чувствовала.

Его шаги эхом отдавались в пустом помещении. Грейс зажмурилась, пытаясь отгородиться от нахлынувших воспоминаний. Шум воды. Кафель. Беспомощность.

— В этот раз всё будет иначе, — он наклонился к ней, проводя пальцем по щеке. — Теперь никто тебя не спасёт. Я тебя выебу ещё раз и убью, надо было убить тебя ещё тогда.

— Отойди от неё! — голос Марчелло эхом разнёсся по пустому помещению.

Мужчина обернулся, выхватывая пистолет.

— О, а это что ещё за герой? — он рассмеялся. — Что, пришёл спасать подружку?

Марчелло бросился на него, сбивая с ног. Они покатились по бетонному полу. Удар, ещё удар. Марчелло никогда не дрался настолько всерьёз, но сейчас внутри него проснулся дикий яростный зверь.

— Щенок, — прохрипел мужчина, отбрасывая его к стене. — Думаешь, ты можешь тягаться со мной? Я делал с твоей подружкой всё, что хотел. Она кричала, умоляла...

Что-то оборвалось в душе Марчелло. Следующий удар был точным: он выбил пистолет из руки насильника. Ещё один удар и кувырок — и оружие уже в его руках.

— Давай, стреляй! — мужчина снова рассмеялся, несмотря на разбитое лицо. — Ты же не сможешь, чистенький мальчик. Я вижу это в твоих глазах. А я найду её снова, и в следующий раз до смерти затрахаю...

Выстрел оглушил всех. За ним последовал второй. Третий. Четвёртый. Марчелло продолжал стрелять, пока не кончились патроны, выплёвывая ругательства. Только когда наступила тишина, он бросился к Грейс. Его руки дрожали, пока он развязывал верёвки и вытаскивал кляп.

— Грейс? Грейси, посмотри на меня. Это я, Марчи. Ты в безопасности.

Она сначала не могла говорить. Просто уткнулась лицом ему в грудь и заплакала.

— Я думала... что справилась, — чуть позже её голос срывался, тело била крупная дрожь. — Думала, что прожила это и забыла. А оно всё здесь, внутри...

— Тише, тише, — Марчелло прижал её к себе крепче. — Ты не заслужила такого. Никто не заслуживает такого.

— Ты... убил его. Человека. Из-за меня. — Грейс подняла на него заплаканные глаза. — Ты же никогда не...

— Разве ж это человек? — Марчелло покачал головой, но что-то в его взгляде изменилось, словно тень прошлого коснулась его лица.

Он поднял Грейс на руки, она была такой лёгкой, несмотря на всю свою силу. Она продолжала дрожать, цепляясь за его рубашку, пока он нёс её к машине.

Усадив Грейс на заднее сиденье, Марчелло сел за руль. В голове мелькнуло смутное воспоминание. Выстрел, чей-то крик, кровь на руках. Он тряхнул головой, пытаясь отогнать непрошенные картины прошлого. Руки дрожали, когда он достал сигарету. Он никогда не курил на постоянке, но после событий с менеджером рука сама тянулась раз за разом.

Грейс свернулась калачиком на заднем сиденье и

провалилась в беспокойный сон. Марчелло вёл машину сквозь ночной город, молча

глотая горький дым. Его лихорадило, но он продолжал ехать, не зная куда. Прочь.

Как можно дальше от этого места, от того, что они оставили позади. От того, что

проснулось в нём самом.

---

[1] Fall Out Boy — So Much (For) Stardust.

Зима 2031 года.

Лос-Сантос.

Они сидели в маленьком кафе на окраине города. Грейс крутила в руках чашку с кофе, глядя на Марчелло без привычной иронии или раздражения.

— Расскажи мне, — произнесла она. — Что случилось после того вечера на пляже? Как ты жил все эти годы?

Марчелло на мгновение прикрыл глаза, собираясь с мыслями.

— После твоего исчезновения всё изменилось. Я был ранен в плечо, в деда пытались стрелять, но попали в меня. Искал тебя, но что я мог? Всего лишь ребёнок Дед... он переживал. Задействовал связи. Но всё было без результата. А потом... Всё затихло, — он замолчал, подбирая слова. — Зажил свою лучшую жизнь… Хах, я всегда думал, что мой отец просто не любит меня. Оказалось, всё намного хуже.

Он рассказал ей о том, как рос под защитой деда, о музыке, которая стала его спасением, о том, как после смерти Томми его собственный отец пытался его убить.

— Я даже не знаю, за что, — горько усмехнулся он. — Абеле, двоюродный дед, помог мне сбежать. Сказал, что отец обвинит меня в краже завещания. Я стал никем — без денег, без имени, без музыки. Просто Марк, обычный парень, который пытается выжить. Единственное, что я могу сделать, вернуть завещание, очистить своё имя от того, чего не делал.

Грейс слушала не перебивая. Только сейчас она начала понимать, что за её типичными представлениями про «избалованного мальчика из богатой семьи» скрывалась история не менее трагичная, чем её собственная.

— А что будет с твоей музыкой? — спросила она. — Ты ведь так хорошо поёшь.

— Ты всё видела. Алессио, мой уже бывший менеджер, украл все мои песни. Отец продал ему права. Теперь их поёт какой-то смазливый придурок, — он невесело рассмеялся. — Я всё равно не могу перестать писать. Музыка — единственное, что держит меня на плаву. Но вряд ли я когда-либо вернусь к этому, пока в бегах. Я — звёздная пыль. Всё.

Повисло молчание. Грейс думала о том, как странно устроена жизнь, они оба потеряли всё, оба стали другими людьми и вот теперь снова встретились.

— Грейс, я слышал разговоры на улицах, — произнёс Марчелло. — О Виктории, о её организации. После вчерашнего... — он сжал кулаки. — Я хочу помочь разобраться с этим.

— Это опасно, — покачала головой Грейс. — Ты не убийца, Марчи.

— Уже неважно, — его голос стал твёрдым. — Я выбираю помочь тебе.

— Почему?

— Потому что шестнадцать лет назад я не смог. Я был просто ребёнком, который видел, как ты исчезла. А теперь-то я могу что-то сделать.

Грейс посмотрела на него — уже не мальчика, которого она помнила, а мужчину, готового сражаться рядом с ней. И она почувствовала, что наконец-то не одна.

— У тебя есть план? — спросила она.

— Есть кое-какие мысли, — Марчелло улыбнулся, и в этой улыбке было что-то от прежнего озорного мальчишки. — Музыка учит, что важно не только что ты играешь, но и кто играет с тобой в группе. Думаю, нам нужны люди, которым мы можем доверять. И, кажется, я знаю, с кого начать.

— Я не могу просто так принять твою помощь, — Грейс покачала головой. — Это мои проблемы.

— А как насчёт бартера? Поможешь мне прошвырнуться по казино Лас-Вентураса? Говорят, старина Кен любит просаживать деньги за карточным столом.

— Реально? Ты предлагаешь мне поиграть в детективов?

— Почему нет? Ты же профи в слежке, а я знаю, как выглядит этот параноик.

Грейс фыркнула, но согласилась. В конце концов, это было лучше, чем сидеть и думать о вчерашнем.

* * *

Зима 2031 года.

Лас-Вентурас.

Лас-Вентурас встретил их ослепительными огнями казино и душной жарой пустыни. Они методично обходили одно заведение за другим. Марчелло, привыкший к роскоши Вайс-сити, морщился от безвкусицы местного шика. Грейс же чувствовала себя как рыба в воде — очередное задание, очередная цель.

— «Четыре Дракона», — Марчелло остановился перед входом. — Здесь часто бывают старые знакомые деда.

— Погоди, — Грейс схватила его за руку. — Дай угадаю: ты не можешь туда войти, потому что тебя могут узнать?

— Именно.

— Ладно, я пойду первой. Если замечу его, дам знать.

Она скользнула внутрь. Марчелло ждал снаружи. Через полчаса Грейс выскочила обратно:

— Есть! Он за столом для покера, проигрывает последние деньги.

Они вошли вместе, стараясь держаться в тени. Дёрганый, потный, бормочущий что-то себе под нос Кен Розенберг действительно был там. Марчелло очень осторожно двинулся к нему. В этот момент Кен поднял голову и увидел их. Его глаза расширились от ужаса.

— Нет-нет-нет! — он вскочил, опрокидывая стол.

— Стой! — крикнул Марчелло, но было поздно.

Кен бросился к служебному выходу, расталкивая охрану и посетителей. Когда они выбежали за ним, его и след простыл.

— Чёрт! — Марчелло пнул мусорный бак. — Он же был здесь!

— Марчи, — Грейс положила руку ему на плечо. — У меня есть знакомые... скажем так, в определённых кругах. Шпионы, разведчики. Они помогут найти его.

— Правда?

— Да. Но сейчас есть дела поважнее, — она посмотрела ему в глаза. — Виктория. Она опасна, Марчи. И не остановится. Будет мешать.

Марчелло кивнул:

— Хорошо. Сначала разберёмся с ней. А Кен... он от нас никуда не денется. Ну, если не передознётся только. У меня такое чувство, что завещание — это уже не главное.

— А что главное?

— То, что есть настоящая причина бороться. Не из-за денег или мести, а потому что это правильно.

Грейс промолчала, что-то в её взгляде изменилось. Возможно, она начала ему действительно доверять.

* * *

Зима 2031 года.

Сан-Фиерро.

— Ты уверена, что это хорошая идея? — Марчелло с сомнением разглядывал бар, куда его привела Грейс.

— Нет, — честно ответила она. — Но других у нас нет.

Хансоль ждал их за столиком. Рядом с ним нервно ёрзала Барбара, которая, увидев Грейс, расплылась в улыбке:

— Рени! Ты всё-таки позвонила! И я пришла!

— А где твои загадочные друзья? — спросил Марчелло.

Словно в ответ на его вопрос, дверь бара открылась. Вошла эффектная рыжеволосая женщина в облегающем чёрном платье, а за ней высокий мужчина в безупречном костюме с бабочкой.

— Анастейша! — Грейс позволила себе редкую улыбку.

— О, милая, ты всё так же влипаешь в неприятности? — Настя обняла её, потом окинула взглядом Марчелло. — И, я смотрю, теперь не одна.

— Руперт Чешир, — представился мужчина с лёгким британским акцентом. — Но друзья зовут меня Бонд.

— Никто не зовёт тебя Бонд, — закатила глаза Настя.

— Ты зовёшь, когда мы...

— Помолчи, Руп!

Марчелло наклонился к Грейс:

— Они всегда такие? И это шпионы, правда?

— О, правда, и это ещё цветочки, — усмехнулась она.

Когда все расселись, Грейс начала вводить команду в курс дела. Хансоль уже успел собрать информацию об особняке, где работала и жила Виктория, и её охране.

— Моя очередь! — Барбара почти подпрыгивала на стуле. — Я поспрашивала на улицах. Когда ты выглядишь как безобидная наркоманка, люди много болтают. Короче, эта ваша Виктория та ещё психопатка. Держит детей взаперти, тренирует их убивать.

— Exactly like in James Bond films, — пробормотал Руперт.

— Милый, ещё одна отсылка к Бонду, и ты будешь спать на диване, — мило улыбнулась Настя.

— У нас нет общего дивана.

— Будет.

Грейс прочистила горло:

— Может, вернёмся к делу? Анастейша, Руперт, вы сможете провести разведку особняка?

— Конечно, дорогая. Это будет как медовый месяц, правда, Руп?

— Мы не женаты.

— Пока что.

Марчелло наблюдал за этим со смесью удивления и восхищения. Эта странная команда каким-то образом работала — профессиональные шпионы, уличная наркоманка, корейский гангстер, беглый музыкант и наёмная убийца.

— Это идеальный шанс для нас пригвоздить эту шайку вместе, — продолжила Настя уже серьёзно. — И британская, и российская разведка уже вопят от этих модифицированных киллерят.

— Правда, Томпсон будет недоволен, что не он их прикрыл, — заметил Руперт. — Хотя есть у меня подозрения, что пусть проект и частный, кто-то отстёгивает американскому правительству.

— Насрать на Томпсона, — буркнула Грейс недовольно.

Всем принесли напитки, они сделали по глотку.

— А я что буду делать? — спросил Марчи.

— Ты дашь концерт, — Грейс развернула карту. — Недалеко от особняка. Это будет идеальное прикрытие.

— И все такие серьёзные дела решаются под песни и пляски? — скептически поинтересовалась Барбара.

— О, детка, — подмигнула Настя, — ты даже не представляешь, сколько переворотов случилось под Swan Lake.

— Лебединое озеро, seriously? — простонал Руперт.

— Полегче, англичанин, это культурное наследие.

Грейс смотрела на эту пёструю компанию и подумала, что у них правда есть шанс.

— Предлагаю тост, — сказал Марчелло, поднимая стакан. — За странные команды и неожиданные союзы.

— За месть! — добавила Барбара.

— За любовь, — промурлыкала Настя, глядя на Руперта.

— За победу, — кивнул Хансоль.

— За то, чтобы все выжили, — закончила Грейс.

Руперт картинно вздохнул:

— Should I say «For King and country»?

— НЕТ! — хором ответили все.

* * *

2017 год.

Неизвестно где.

Грейс и Лора бежали по тёмному коридору, задыхаясь от страха и адреналина. План казался простым: дождаться, пока охранник во время пересменки отвлечётся, и проскользнуть через служебный выход. Но что-то пошло не так.

— Стоять! — крик эхом разнёсся по коридору.

Выстрел прозвучал оглушительно громко. Лора вскрикнула и упала, хватаясь за ногу. Кровь быстро пропитывала её штанину.

— Лора! — Грейс бросилась к подруге. — Вставай, пожалуйста, вставай!

— Беги, — прошептала Лора сквозь стиснутые зубы. — Ты должна бежать.

— Нет! — слёзы текли по лицу Грейс. — Я не оставлю тебя.

Новый выстрел заставил их вздрогнуть. Пуля выбила крошку из стены совсем рядом.

— Послушай меня, — Лора схватила Грейс за руку. — Ты не сможешь меня нести. Если останешься, нас поймают обеих. Хотя бы одна должна выбраться.

— Но...

— Беги! — Лора оттолкнула её. — Беги и не оглядывайся!

Грейс поднялась на дрожащие ноги. Каждый шаг давался с трудом, словно что-то тянуло её назад. Она слышала, как Лора кричит охранникам, отвлекая их внимание:

— Эй, ублюдки! Я здесь!..

Грейс бежала, глотая слёзы. Через служебный выход, через пустырь за зданием, через дыру в заборе. Она бежала, пока лёгкие не начали гореть, пока ноги не подкосились. Только тогда она позволила себе упасть на колени и зарыдать.

Она оказалась на улицах города без денег, без документов, без всего. Несколько дней просто бродила, питаясь объедками и прячась от любого, кто был похож на охранника или полицейского. Ночевала в заброшенных домах, под мостами, в картонных коробках. Каждую ночь ей снилась Лора. Её последний крик. Кровь на полу. Грейс просыпалась в слезах и шептала:

— Прости меня. Прости, что оставила тебя.

Она научилась красть еду, определять, кто может дать милостыню, а кто позовёт полицию, быть невидимой — просто ещё одна бездомная девочка на улицах большого города. Каждый раз, когда кто-то проявлял к ней доброту, она вспоминала Лору. И каждый раз клялась себе, что больше никого не потеряет. Что научится быть сильной. Что никогда больше не будет беспомощной.

* * *

2018 год.

Он нашёл её голодную, грязную, всё ещё гордую в переулке. Она пыталась украсть у него бумажник и чуть не преуспела. Никто не мог подобраться к нему так близко незамеченным.

— Интересно, — только и сказал он тогда, перехватив её руку. — Очень интересно.

Особняк поражал своими размерами. Грейс, привыкшая к картонным коробкам и заброшенным подвалам, не могла поверить, что теперь будет жить здесь. Но что-то в холодной красоте этого места напоминало ей тюрьму, из которой она сбежала.

— Меня зовут Август, — представился мужчина. — И я помогаю особенным детям найти своё место в мире.

В особняке жили другие дети — молчаливые, с неестественно точными движениями и пустыми глазами. Грейс быстро поняла, что они отличаются от неё. Генетически модифицированные или выращенные в лабораториях, они были созданы быть идеальными убийцами.

— Ты другая, — говорил Август, наблюдая за её тренировками. — В тебе есть то, чего нет у них — душа. Эмоции. Человечность. Посмотрим, сможешь ли ты это сохранить.

Грейс училась стрельбе, рукопашному бою, искусству маскировки. Но в отличие от других детей она задавала вопросы. Почему? Зачем? Правильно ли это?

— Они как машины, — однажды сказала она Августу. — Просто выполняют команды.

— Именно, — он улыбнулся. — Ты можешь думать. Чувствовать. Принимать решения. Иногда неправильные. И от этого твоё очарование ещё больше.

— Почему я? Почему вы выбрали меня?

Август долго смотрел в окно, прежде чем ответить:

— Потому что ты выжила, несмотря на всё, что с тобой сделали. Это интересно.

Среди других учеников была Виктория, старше Грейс на несколько лет, лучшая из модифицированных детей. Поначалу она держалась отстранённо, как и все остальные. Но что-то в Грейс притягивало её. Они начали проводить время вместе. Виктория учила Грейс тому, что знала сама: как двигаться бесшумно, как правильно держать нож, как читать язык тела. Они выполняли задания вместе — небольшие миссии, которые Август давал им для практики. Виктория была точной и эффективной, Грейс — непредсказуемой и изобретательной. Вместе они были непобедимы.

Иногда Грейс замечала, как меняется взгляд Виктории, когда Август хвалит её за нестандартное решение. Как темнеют её глаза, когда он проводит с Грейс больше времени, обучая не только техникам убийства, но и пониманию жизни.

— Он любит тебя как дочь, — однажды сказала Виктория.

— Он заботится о всех нас, — возразила Грейс.

— Нет. О нас он заботится как о проекте. А в тебе он видит человека.

В одну ночь всё изменилось. Сирены, выстрелы, крики. Облава застала их врасплох. Август ворвался в комнату Грейс:

— Ты должна уйти. Сейчас же.

— Что? Нет! А как же остальные? Как же Вики?

— Они часть системы. Их защитят. Но ты другая. Если останешься, тебя сломят или убьют. Беги!

— Я не могу... Только не опять!

— Можешь. И должна. Ты единственная, кто может жить по-настоящему. Не дай им отнять это у тебя.

Позже она узнала, что Август погиб той ночью.

Проект был реорганизован, перешёл в частные руки. И Виктория, теперь уже во главе организации, превратила его в то, чего Август всегда боялся: в фабрику идеальных убийц без души, без эмоций, без выбора.

Конец 2031 года.

Виктория изменилась за эти годы. Из девочки превратилась в женщину-хищницу. Её длинные светлые волосы были собраны в безупречный хвост, дорогой костюм подчёркивал фигуру, макияж выгодно выделял достоинства и скрывал даже маленькие недостатки. Она выглядела как успешная бизнес-леди, если не знать, что за этим фасадом скрывается очень опасная женщина.

Операция началась точно по плану. Настя и Руперт, изображая богатую пару, интересующуюся «частным образованием» и возможностями в него инвестировать, получили приглашение на приём в особняке. Это дало им возможность составить карту здания и систем безопасности. Марчелло организовал концерт в местном баре — достаточно большое событие, чтобы отвлечь внимание, но не настолько заметное, чтобы вызвать подозрения. Хансоль расставил своих людей, готовых вмешаться в случае необходимости, по периметру. Барбара, используя свои связи на улицах, распространила слухи о готовящейся полицейской облаве в другом районе, что заставило Викторию перебросить туда часть охраны, чтобы в случае чего защитить «интересы» своих разношёрстных заказчиков. Грейс проникла в особняк через подземный туннель, о существовании которого знали только «выпускники» проекта. Она помнила эти коридоры, помнила каждый поворот. Здесь ничего не изменилось, что было даже странно с учётом всего, что произошло за эти годы.

Виктория уже ждала её:

— Я знала, что ты придёшь.

Они встретились в старом тренировочном зале. Огромные окна выходили на город, создавая драматическое освещение. За спиной Виктории стояли двое детей; неподвижные, с пустыми глазами. Такие же, какой когда-то была она сама.

— Посмотри на них, — Виктория махнула рукой. — Идеальные. Чистые. Не испорченные эмоциями и сомнениями.

— Это не то, чего хотел Август, — с упрёком сказала Грейс.

— Август! — Виктория резко повернулась. — Смотрите-ка, кого мы вспомнили. Ты даже не представляешь, чего он хотел. Ты просто была его любимой игрушкой, его экспериментом в человечности.

— Зачем ты ищешь меня? — Грейс сделала шаг вперёд. — Почему сейчас, спустя столько лет?

— Это всё из-за тебя, — её голос задрожал от ярости. — Он умер, защищая тебя. Свою любимицу. Свою человечную ученицу. Ты не заслуживала его любви. И я докажу это.

— Всё это время...

— Каждый день! — Виктория почти кричала. — Каждый чёртов день я думала о том, как ты сбежала, а он остался прикрывать тебя. Как он верил в тебя…

Грейс смотрела на бывшую подругу, вспоминая их разговоры на крыше, совместные задания, моменты настоящей дружбы. Всё это время Виктория завидовала не её навыкам или способностям. Она завидовала тому, что Грейс могла чувствовать, тому, какое расположение Августа у неё было. И теперь эта зависть превратилась в жажду мести.

— Ты превратила его мечту в кошмар, — сказала Грейс. — Он хотел, чтобы мы были не только оружием.

— Люди слабы! — Виктория взмахнула рукой, и двое детей за её спиной мгновенно приняли боевые стойки. — Посмотри на них. Никаких сомнений, никакой боли, никакой...

— Никакой любви, ну, — закончила Грейс

— Любовь? — она горько рассмеялась. — Любовь убила его. И сейчас она убьёт тебя. Можешь считать, я делаю это из любви.

В этот момент по сигналу Насти должна была начаться вторая часть плана. Но что-то пошло не так. В здании завыла сирена. Где-то недалеко раздались выстрелы.

— Похоже, твои друзья попали в неприятности, — Виктория улыбнулась. — Как это похоже на тебя — прятаться за чужими спинами.

Дети двинулись вперёд синхронно, механически. Грейс узнала эту технику, Август учил их ей, но никогда не заставлял использовать против своих.

— Останови их, — попросила Грейс. — Они же дети.

— Они оружие. Как и я. Как ты. Какой должна была быть и ты.

Первый удар Грейс едва успела блокировать. Второй застал её врасплох, эти дети были быстрее, сильнее, чем обычные. Лучше, чем те, с которыми она училась. В наушнике затрещало:

— Грейс! — это был голос Марчелло. — У нас проблемы. Анастэйшу и Руперта обнаружили. Барбара...

Связь оборвалась. Грейс отпрыгнула от очередной атаки, краем глаза заметив движение на балконе, там мелькнула рыжая шевелюра. Значит, не всё потеряно.

— Ты ничего не знаешь! Ты сбежала! А я осталась. Я сделала выбор!

— Ты сделала выбор стать тем, чего боялся Август.

— Я сделала выбор стать сильной!

Один из детей почти достал Грейс, лезвие ножа чиркнуло по руке. Она не могла драться в полную силу, не хотела причинять им вред. Они были такими же жертвами, как когда-то Виктория.

— Он любил тебя не меньше, чем меня, — Грейс поймала взгляд Виктории. — Он просто хотел...

— ДОСТАТОЧНО!

Виктория бросилась вперёд с нечеловеческой скоростью. В её движениях больше не было механической точности, только чистая, необузданная ярость. И в этот момент Грейс поняла — она победила. Потому что Виктория позволила себе почувствовать. Ярость сделала её уязвимой. Она атаковала без холодного расчёта.

С балкона послышался голос Насти:

— Mi lyubim громкие выходы!

В окна ворвались бойцы спецназа: и британского, и российского. Руперт появился рядом с ними, самодовольно поправляя галстук-бабочку:

— Прости, дорогая, мы немного припозднились с кавалерией.

Дети-убийцы замерли, получив противоречивые приказы от своих контроллеров. Виктория оказалась окружена.

— Нет! — она отшатнулась к окну. — Вы не понимаете! Я сделала их совершенными! Я...

Прежде, чем кто-то успел среагировать, Виктория шагнула назад. Выстрелила. Стекло разлетелось вдребезги. Она сделала ещё шаг. Её падение казалось бесконечно долгим. Грейс бросилась к окну, но было поздно. Внизу завыли сирены полиции и скорой помощи. Здание постепенно заполнялось спецназом и агентами разведки. Детей уводили: растерянных, впервые оставшихся без приказов. Настя координировала эвакуацию, Руперт связывался со своим начальством.

— Что с ними будет? — спросил Марчелло, глядя на детей.

— Хрен его знает.

Барбара появилась в дверях:

— Ребят, там внизу куча копов! А ещё пресса... и, кажется, какие-то важные шишки.

— Вам пора уходить, — Настя подошла к ним. — Официально этой операции никогда не было. Как и вас здесь.

Грейс в последний раз оглянулась на разбитое окно. Там, на асфальте, в собственной луже крови лежала девочка, которая так и не научилась быть человеком. Или научилась слишком поздно.

— Прощай, — прошептала Грейс, глотая слёзы.

* * *

— У меня есть информация, — Настя положила папку на стол. Её обычная игривость исчезла, уступив место профессиональной серьёзности. — И она тебе не понравится.

Грейс молча открыла папку. Фотографии, документы, записи звонков.

— Виктория не сразу начала искать тебя, — Настя закурила. — Сначала она просто вела свой проект. А потом появился он.

На фотографии был молодой мужчина с тёмными волосами и глазами с яркими зелёными линзами.

— Иниго Ла Вибора, — Настя выдохнула дым. — Занимается торговлей людьми. В основном детьми. Он поставлял Виктории «материал» для её экспериментов, она обеспечивала его обученными убийцами, когда требовалось.

Грейс застыла, разглядывая фотографию.

— Здесь написано, что именно он сообщил Виктории о том, что я жива.

— Да, — Настя подвинула к ней ещё один документ. — Посмотри, где держат похищенных детей.

Грейс пробежала глазами по нескольким фото и побледнела.

— Это... то самое место?.. Где меня держали после похищения. Те же здания, та же система, кажется…

— Похоже, этот Иниго унаследовал этот бизнес, — кивнула Настя. — И, судя по датам, он занимается этим уже много лет.

Грейс сжала кулаки.

— Зачем он рассказал обо мне Виктории? Кто он, хуй с горы, такой? Я его не знаю.

— Мне кажется, тебе стоит спросить у него лично. Томпсон, мне птичка нашептала, уже покопался в этом деле. И расскажет тебе подробности сам.

Грейс смотрела на фотографию Иниго, и в её голове складывался паззл. Виктория была не единственным её врагом. За ней стояла целая система, та самая, которая сломала её собственную жизнь, которая продолжала ломать жизни других детей.

Грейс собрала документы, встала и пошла на выход, но у двери остановилась:

— Спасибо, Анастэйша.

— Всегда пожалуйста, дорогая. Только постарайся в этот раз не взрывать целое здание, ладно? Бумажная работа потом просто кошмарная.

* * *

Конец 2031 года.

После операции против Виктории жизнь постепенно входила в привычное русло. Змей позвонил Марчелло с неожиданной просьбой — выручить группу его друга на рождественских концертах.

— Их солист в завязке, но сорвался, нарик, — объяснил Змей. — А у нас контракты на корпоративы, деньги хорошие. Поможешь?

Марчелло согласился не раздумывая. После всего произошедшего ему хотелось погрузиться в музыку, в то единственное, что всегда приносило покой. Он подошёл к делу со всей серьёзностью профессионала. Целыми днями слушал записи группы, делал пометки в текстах, продумывал аранжировки. На первой же репетиции стало ясно, что его голос значительно ниже, чем у постоянного солиста.

— Придётся менять тональность, — заявил Марчелло музыкантам. — И работать будем до тех пор, пока не зазвучит идеально.

Грейс заглянула на одну из репетиций и застала его спорящим с гитаристом о темпе припева. Она никогда не видела его полностью погружённым в творческий процесс, уверенным в каждом решении. Это был не тот испуганный беглец, какого она увидела при первой встрече во взрослом возрасте, а настоящий профи.

— Нужна помощь с гримом для выступления? — предложила она. — Я когда-то хотела стать визажистом.

Он обернулся и улыбнулся ей открыто и тепло, как в детстве:

— С удовольствием. Только без дьявольского макияжа.

За работой над рождественской программой они словно вернулись в то лето, когда были просто детьми. Только теперь между ними не стояли семейные тайны и невысказанные обиды. Они были просто Марчи и Грейси.

* * *

Конец 2031 года.

Лас-Вентурас.

В гримёрке было тихо. Грейс осторожно наносила тональный крем, изучая черты его лица в тусклом свете зеркала с лампочками. Она говорила негромко, боясь спугнуть момент или привлечь кого-то ещё:

— Я всегда любила этот процесс. Превращение. Когда берёшь кисть и создаёшь что-то новое.

Марчелло сидел неподвижно, прикрыв глаза:

— Расскажи-ка.

— Моя мама обожала косметику, и мне было интересно, что у неё там. Вместо игр она предпочитала рассказывать мне, что у неё в косметичке. И потом в детстве я часто красилась. А после всего этого дерьма, когда меня похитили, когда я сбегала, это помогало прятаться. Менять внешность, становиться кем-то другим.

Её пальцы слегка дрожали, когда она наносила тени. Марчелло чувствовал её дыхание у своего виска.

— Готово, — она отступила на шаг. — Можешь смотреть.

Он медленно открыл глаза. Из зеркала на него смотрел кто-то знакомый и незнакомый одновременно.

— Спасибо.

Выступление прошло феерически. Марчелло светился на сцене, его голос заполнял зал, заставляя людей то танцевать, то замирать. Группа звучала как никогда слаженно. После концерта все собрались в баре. Змей всех обнимал, Барбара раздавала самодельные рождественские открытки. Кто-то принёс гирлянды и развесил их по стенам.

— С Рождеством, красавчик! — Барбара протянула Марчелло кривовато упакованный подарок.

— За лучшего вокалиста этого богом забытого города! — провозгласил Змей, поднимая стакан.

Грейс сидела чуть в стороне, наблюдая за всеми.

Марчелло поймал её взгляд через комнату и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ.

Конец 2031 года.

— Новый год встретишь со мной, — заявил Джек тоном, не предполагающим возражений. Они сидели в его кабинете в агентстве, за окном мерцали огни ночного города, похожие на далёкие звёзды.

— Это даже не вопрос, да?

Грейс прикинула, сколько таблеток «Буйства» ей бы понадобилось, чтобы разорвать его голыми руками и сожрать его печень сырьём.

— Я забронировал столик в «Ле Блан». Помнишь это место? Надень что-нибудь красивое, — его улыбка не затронула глаз. — Нам многое нужно обсудить.

Этот тон, намекающий, что он всё ещё считает, будто может её исправить. Прежде чем она успела отказаться, Джек достал из ящика стола папку.

— Итак, у меня есть информация об этом твоём Иниго.

Протест застрял у Грейс в горле. Джек прекрасно знал, какие карты разыграть.

— Какая информация? Удиви меня.

— Та, что объясняет его интерес к тебе. — Джек открыл папку, раскладывая фотографии по столу. — Иниго Ла Вибора. Родился в 1997 году. Сын Мигеля Ла Виборы и... — он сделал эффектную паузу. — Каталины Виальпандо.

Это имя ударило Грейс, как пощёчина. Каталина — женщина, которая пыталась убить её отца, которая погибла на той дамбе много лет назад.

— Это невозможно, — прошептала она. — Мой отец тогда был с Каталиной.

— Твой отец был не единственным в её постели, — голос Джека звучал отстранённо. — Она была беременна от Мигеля, пусть и всё ещё встречалась с Клодом. Скрыла это, родила тайно. Потом кинула твоего папашу после ограбления банка. Мигель растил мальчика, пока они оба, ну он и Каталина, не погибли. После этого Иниго перебрасывали между родственниками. Отпрыска бешеной сучки никто не хотел воспитывать.

Всё складывалось: одержимость Иниго ею, его связь с торговцами людьми, которые держали её в плену. Он был не просто очередным преступником, он был сыном женщины, пытавшейся уничтожить её отца. Джек встал, обошёл стол и остановился возле её кресла. Его рука легла ей на плечо, жест одновременно интимный и собственнический.

— Я забочусь о тебе, Грейси. Всегда заботился, — его пальцы скользнули вдоль её ключицы. — У нас могла бы быть хорошая жизнь, вдали от всей этой тьмы. Но сначала нам нужно разобраться с Иниго.

Грейс резко встала, отстраняясь от его прикосновения:

— Ты имеешь в виду, тебе нужна моя помощь, чтобы уничтожить его организацию.

— Это будет выгодно нам обоим, — его улыбка вернулась, отточенная и профессиональная. — Готовься к новогоднему ужину. Обсудим детали.

Ей хотелось отказаться, послать его куда подальше вместе с ужином и манипуляциями. Но папка на столе содержала ответы, которые ей были отчаянно нужны.

— Ладно, — наконец сказала она. — Но это не свидание, Джек. Это дело.

Его смех догнал её у двери.

— Посмотрим, милая. Посмотрим.

Грейс лихорадочно соображала. Иниго — сын Каталины. Всё это время она была втянута в паутину мести, которая началась ещё до её рождения. Вопрос был в том, что делать с этой информацией? Одно она знала точно: она не позволит Джеку манипулировать ею и затащить обратно в свою жизнь, какими бы секретами он ни владел. А где-то в городе Марчелло ждал новостей от неё. Мысль о нём неожиданно согрела. Она достала телефон, чтобы написать ему, но замешкалась.

* * *

Начало января 2032 года.

Бар «Кардинал» был любимым местом встреч Насти и Руперта, достаточно шумным, чтобы их разговоры тонули в гуле голосов, но не настолько людным, чтобы привлекать внимание. Грейс нашла их за угловым столиком: Настя потягивала мартини, Руперт демонстративно изучал меню виски.

— О, милая! — Настя просияла. — Присаживайся. Как твои дела с этим невыносимым Томпсоном?

— Не начинай, — Грейс опустилась на стул. — Это пиздец. Так что давайте сразу к делу.

— Business before pleasure, — пробормотал Руперт. — Как всегда.

— Мне нужна информация о Кене Розенберге.

Настя и Руперт переглянулись.

— Тот самый параноидальный адвокат из Вайс-сити? — Настя подалась вперёд. — Который работал на Томми Версетти?

— Он самый. Мне нужно знать, где он сейчас и что может заставить его говорить.

Руперт достал телефон:

— У меня есть кое-какие связи в казино Лас-Вентураса. Последний раз его видели именно там.

— Был и слинял.

— Мои источники говорят, что он действительно часто бывает в казино «Четыре дракона». И, похоже, очень боится определённых людей.

— Каких людей? — спросила Грейс.

— Версетти, — Настя отпила мартини. — Особенно старшего. Джакомо, кажется? По слухам, у них какие-то старые счёты.

— Интересно, — Грейс задумалась. — А что может его разговорить?

— Кокаин, — пожал плечами Руперт. — Lots of cocaine.

— Руперт! — возмутилась Настя.

— What? Это общеизвестный факт. Хотя... — он снова посмотрел в телефон. — У него есть слабое место. Он патологически боится остаться в полном одиночестве. Без денег, без связей, без защиты. И, что удивительно, без Томми.

— Ну да, а ещё без наркотиков, — добавила Настя. — Если хочешь надавить на него, создай ситуацию, где он почувствует себя полностью беспомощным. И, блин, устройте маскарад. Пусть твой дружок приоденет рубашку-гавайку, а ты напяль паричок из восьмидесятых. Старый хер поверит в чудо, что он вернулся в прошлое, что Томми жив. И он сломается быстро.

Грейс кивнула. План начинал складываться.

— Спасибо. Пробьёте его геолокацию?

— Сделаем.

* * *

В кабинете Джека было тихо, только гудел кондиционер.

— Операция полностью под контролем ФБР, — Джек постукивал ручкой по столу. — Группа захвата, снайперы, всё как положено. Но нам нужен кто-то внутри. Кто-то, кого они не знают.

— И тут на сцене появляюсь я, — Грейс повернулась к нему. — Удобно.

— У тебя есть опыт. Ты знаешь планировку. И... — он задумался, — ты знаешь, как они работают.

Джек разложил ещё несколько фотографий:

— Вот точки наблюдения. Здесь будут наши люди. Как только Грейс подаст сигнал, начинаем операцию. Но главное — взять Иниго живым. Нам нужны имена его покровителей.

— А дети? — спросила Грейс.

— Служба защиты детей уже наготове. Увезут их сразу же.

Грейс провела пальцем по схеме, отмечая маршрут:

— Я помню этот подвал. Там есть технический ход, о котором они или не знают до сих пор, или знают, но вряд ли пасут хорошо. Попаду внутрь, осмотрюсь и подам сигнал.

— У тебя будет час, — сказал Джек. — Ровно час до начала операции. Не больше.

— Достаточно.

— Грейси... — Джек шагнул к ней. — Это не личная месть. Это официальная операция.

— Я знаю, — она отвернулась.

— Как будет известна дата операции, я дам тебе знать, Грейси. И никаких лишних людей, ясно?

* * *

Марчи ждал в машине в квартале от здания. Грейс села и шумно выдохнула. Потом кратко всё рассказала. Упомянула, что скоро будет информация о Кене.

— Ты правда готова к этому? Вернуться туда?

— Нет. Но иногда нужно вернуться в кошмар, чтобы наконец проснуться.

— Бля, жесть… Слушай, я не доверяю этому Томпсону. Я поеду за вами в день операции. Осторожно, тихо. И прикрою тебя в случае чего.

— Уверен?

— Конечно, как никогда.

— Ну, тогда остаётся только ждать назначения даты.

* * *

Пятнадцатое января выдалось неожиданно тёплым. Марчелло проснулся от запаха свежего кофе и звуков гитары. В его маленькой квартире играла одна из его старых песен — та самая, которую теперь пел другой исполнитель.

— С днём рождения, — Грейс сидела на подоконнике с двумя чашками кофе. — Двадцать восемь — звучит почти прилично.

— Какого?.. Как ты вообще сюда попала?

— Я наёмная убийца, а ты спрашиваешь, как я открыла дверь?

Марчелло рассмеялся.

— Держи, — она протянула ему небольшой свёрток. — Ничего особенного, но...

В свёртке оказалась старая виниловая пластинка — редкое издание No Doubt с Don't Speak.

— Где ты... — он осёкся, увидев надпись на конверте.

— Нашла на блошином рынке. Продавец сказал, она принадлежала какому-то богатому херу из Вайс-сити.

— Это почерк деда, — Марчелло провёл пальцем по выцветшим буквам. — Он часто подписывал пластинки для друзей. Описание прекрасное, ему очень подходит — «богатый хер».

Грейс молча протянула ему чашку с кофе. Они сидели рядом, слушая старую запись, и между ними было что-то уютное, почти домашнее.

— Пойдём, — вдруг сказала она. — У меня есть ещё один сюрприз.

Они приехали в старый бар, где Марчелло недавно выступал. Змей и остальные музыканты уже ждали их.

— С днюхой, принцесска! — Змей хлопнул его по плечу. — Сегодня ты просто поёшь, мы всё организовали.

Это был не концерт — просто джем-сессия для своих. Марчелло пел то, что хотел, без оглядки на публику или менеджеров. В какой-то момент он заметил в дверях Джека: тот стоял, прислонившись к косяку, и внимательно наблюдал за происходящим.

Грейс тоже его заметила. Она сидела у барной стойки, слушая Марчелло, и что-то в её позе, в том, как она смотрела на поющего, заставило Джека стиснуть зубы. Когда Версетти закончил петь, Грейс поднялась ему навстречу. Их руки на мгновение соприкоснулись, случайный жест. Который вывел Томпсона из себя.

— И почему ты тут? Я жду тебя дома.

— У кого дома, Джек? Ты о чём?

Томпсон закипал.

— Ты должна быть со мной. А не тут.

— Я должна, правда? Ты с ума сошёл?

Все на мгновение затихли и обернулись.

— Ты должна с того самого момента, как позвонила мне, как вновь объявилась в моей жизни.

— Джек, мне нужна твоя помощь, а не отношения с тобой.

— Я, пожалуй, пойду. Завтра обсудим детали операции.

— Конечно, — она даже не обернулась.

«Она никогда не изменится, — думал Джек, выходя в морозную ночь. — Никогда не станет той, кем должна быть. А теперь ещё и этот певчик непонятный...»

После выступления они сидели за угловым столиком: Марчелло, Грейс, Змей и внезапно появившаяся Барбара, которая принесла самолично испечённый торт. Бар понемногу пустел, лишь музыканты всё ещё лениво перебирали струны в другом конце зала.

Грейс в кои-то веки позволила себе выглядеть по-настоящему женственно: простое чёрное платье чуть ниже колен подчёркивало её фигуру, а распущенные тёмные волосы мягко спадали на плечи. Единственным украшением был тонкий серебряный браслет. Без привычной кожаной куртки и тяжёлых ботинок она казалась хрупкой, хотя в её глазах по-прежнему читалась несгибаемая сила и вызов.

Марчелло выглядел как настоящая рок-звезда: шёлковая рубашка с закатанными рукавами, тёмные джинсы, волосы художественно растрёпаны после выступления. Пока он пел, девушки в баре буквально пожирали его глазами, но он, казалось, даже не замечал этого.

— Ну и торт у тебя, Барб, — усмехнулся Змей, разглядывая криво написанное «С днём рождения» на глазури.

— Эй ты, я старалась! — Барбара шутливо стукнула его по руке. — Три раза переделывала. И вообще, именинник ещё не высказался.

Марчелло улыбнулся:

— Он прекрасен. Правда.

— Ой, да ладно тебе, — Барбара зарделась. — Лучше открывай мой подарок!

Она протянула ему небрежно завёрнутый пакет, из которого Марчелло извлёк явно винтажную гавайскую рубашку ядовито-розового цвета.

— Это... интересно, — осторожно заметил он.

— Я её в «секонде» нашла! — гордо объявила Барбара. — Прямо как те, что носил Кен Розенберг в восьмидесятых. Может, даже его и была.

Грейс подавилась вином, а Марчелло расхохотался:

— Теперь осталось только найти самого Кена и спросить.

— Где этот «секонд»? Нам ещё одна такая нужна, голубая с пальмами, — хохотнула Грейс.

— Я специально выбрала самый яркий цвет, — продолжала Барбара. — Чтобы ты больше не выглядел, как на похоронах. Вечно в чёрном, как гот какой-то...

— Ему идёт, — сказала Грейс, и что-то в её голосе заставило всех замолчать.

Барбара хитро прищурилась, переводя взгляд с одного на другого:

— Та-а-ак... А я-то думала, что у нас тут просто дружеские посиделки...

— Так и есть, — отрезала Грейс, но её щёки слегка порозовели.

— Ну-ну, — пробормотала Барбара себе под нос. — Тогда я принцесса Монако.

Змей спас ситуацию, начав разливать шампанское:

— За именинника! За то, чтобы в следующем году всё было...

— Только не говори «как надо», — перебил его Марчелло. — Давайте просто за то, чтобы быть живыми.

— За это можно, — кивнула Грейс, и их бокалы тихо звякнули в полумраке бара.

Февраль 2032 года.

Где-то недалеко от Либерти-сити.

Старый технический тоннель пах плесенью и застоявшейся водой. Грейс бесшумно двигалась вперёд, стараясь не думать о том, что с каждым шагом приближается к месту своих старых подростковых кошмаров. За ней двигались несколько бойцов. В наушнике тихо потрескивало.

— На позиции, — голос Джека звучал напряжённо. — У тебя 55 минут.

Грейс не ответила. Где-то наверху ждала группа захвата, снайперы заняли точки на соседних крышах. А в квартале отсюда в припаркованной машине сидел Марчелло, готовый в любой момент прийти на помощь, хотя она несколько раз запрещала ему вмешиваться.

Решётка вентиляции долго не поддавалась. Грейс скользнула в узкий проход, и знакомые запахи ударили в нос: хлорка, страх, отчаяние. Она осторожно продвигалась по коридору, заглядывая в каждую комнату. Бойцы рассредоточились в поисках охраны. Дети спали, некоторые просто лежали с открытыми глазами, глядя в потолок. Грейс помнила это состояние, когда уже не плачешь — просто существуешь. В одной комнате она заметила знакомое лицо. Тот самый парнишка, Феникс, у которого она перехватила когда-то пакет с наркотой по заказу посредника. Он тоже узнал её.

— Ты... — прошептал он.

Грейс приложила палец к губам.

— Скоро здесь будет полиция, — шепнула она. — Держись подальше от перестрелки. И будешь тогда жив и свободен.

— Это из-за него, — выдохнул Феникс. — Дон Джеки Версетти. Он продал меня этим ублюдкам после той встречи в переулке.

— Что?

— Он работает с ними. Поставляет детей и подростков, оружие. Держись от него подальше, слышишь?

По спине Грейс пробежал холодок. Джеки Версетти. Отец Марчелло. Всё становилось ещё сложнее.

В наушнике снова затрещало:

— 40 минут, Грейс. Ты нашла цель?

— Его нет. Только охрана и дети.

— Продолжай искать.

Она оглянулась на Феникса, который смотрел на неё с отчаянной надеждой, и двинулась дальше. Ей нужно было найти Иниго.

Бойцы, которых она привела с собой, действовали чётко и слаженно. Два удара, захват, и очередной охранник оседал на пол без сознания. В следующей «клетке» она заметила подростка. Что-то в его чертах показалось знакомым, то ли линия скул, то ли упрямый взгляд. Она уже видела это лицо, только старше. В Либерти-сити, много лет назад.

— Эй, — позвала она. — Как тебя зовут?

Он поднял голову, и она увидела знакомые голубые глаза.

— Андрия Беллик.

У Грейс перехватило дыхание. Беллик. Сын Нико и Лейлы. Ребёнок, о котором она читала в тех сообщениях.

— Чёрт, — выдохнула она, доставая отмычки. — Я вытащу тебя отсюда. Твои родители... должно быть, они ищут тебя.

Замок поддался, и она протянула руку:

— Пойдём. Я знаю твою маму. Лейлу.

В наушнике Джек недоумевал:

— 30 минут, Грейс. Что происходит?

— Нет нигде этого Иниго, я тебе его где достану?

Первый выстрел прозвучал неожиданно. За ним последовал второй, третий. Крики, топот ног, операция какого-то хрена началась раньше времени.

— Какого чёрта? — прошипела Грейс в наушник, но в ответ услышала только помехи. — Быстрее! — она схватила Андрию за руку и потащила к выходу. Что-то было не так. Всё шло не по плану. Бойцы, которые шли за ней, словно растворились в воздухе. Охрана похитителей поползла со всех сторон.

Они почти добрались до первого этажа, когда снаружи взревел мотор. Чёрный седан влетел во двор, разбрасывая гравий.

— РЕНЕ! — заорал Марчелло, высовываясь из окна. — ЖИВО В МАШИНУ!

Она втолкнула Андрию на заднее сиденье и прыгнула следом. Марчелло вдавил педаль газа.

— Что происходит?

— Потом объясню. Джек... он... — Марчелло резко вывернул руль, уходя от погони. — Просто держись.

Позади них разгоралась перестрелка, но звуки выстрелов постепенно стихали вдали.

— Ты ранен, — Грейс заметила, как темнеет футболка Марчелло.

— Да не до этого сейчас, — он поморщился. — Джек... он всё подстроил. Хотел взять тебя на облаве. Пришлось... импровизировать.

Грейс нащупала в кармане «Буйство». Уже готовилась достать, выпить полпачки и расстрелять всех, кто встанет на пути. Но не тут-то было. Встречная машина резко затормозила перед ними. В свете фар Грейс узнала знакомые черты.

— Мама! Тата[1]! — Андрия подался вперёд.

Лейла выскочила из машины, за ней Нико.

— Если Бог есть, то только он мог подстроить такое совпадение, чёрт возьми! — крикнул Нико. Ещё бы, их сына спасла Грейси Смит.

Марчелло пошатнулся, выбираясь с водительского места. Все тупо смотрели друг на друга, не зная, что говорить. Андрия бросился в объятия матери. Та не понимала, радоваться или… Что делать? Кто эта девушка перед ней? Гремучая смесь сексуальности Марии Латоре и загадочности Клода.

— Г-грейс?

Но обниматься и здороваться было некогда. Грейс мотнула головой, подхватывая Марчелло, потерявшего сознание, под руки.

— Он истекает кровью, — Грейс кое-как держала его. — Нико, ты знаешь хорошего доктора?

— Давай в нашу тачку, я за руль, — Нико быстро оценил ситуацию. — Андрия, вперёд. Девочки, держите парня, осторожно только: мы не знаем, какие у него повреждения внутри.

Они уложили Марчелло на заднее сидение, его голова — на коленях у Грейс, ноги — у Лейлы. Их взгляды встретились над его бледным лицом. Столько вопросов... Но не сейчас.

— Держись, — прошептала Грейс Марчи, пока Нико гнал машину сквозь ночь. Андрия обернулся с переднего сидения:

— Это было... как в кино! Вы все такие... Ну, типа, классные. А почему мне никто не говорил, что вы так круто можете? А ты кто, почему спасла меня?

— Молчи, родной, не отвлекай папу, — оборвала его Лейла, но в её голосе проскользнула гордость.

Нико вёл машину резко, уверенно, не боясь погони, как в молодости. Несколько раз они почти летели по узким переулкам, где едва могла протиснуться машина. Грейс держала голову Марчелло, чувствуя, как его кровь пропитывает её одежду. Доктор жил в маленькой квартире в Бохане. Роман Беллик, которому Лейла уже успела позвонить, встретил их у входа, нервно теребя ключи:

— Быстрее, быстрее! Я позвонил старому другу, он поможет.

— Как Мэллори? — спросил Нико, пока они несли Марчелло наверх.

— Плохо. Но она настояла, чтобы я помог. Сказала, что мы своих не бросаем.

В тесной комнате пахло лекарствами. Пожилой серб в затёртом халате молча принялся за работу. Лейла помогала ему. Грейс стояла у стены, глядя на бледное лицо Марчелло. Он чувствовал, что что-то будет не так. И спас её от тюрьмы или даже от смертной казни. Кто знает, что бы Джек хотел на неё повесить? Он пожертвовал собой и своим здоровьем, чтобы вызволить её саму и молодого Беллика. Грейс решила, что за такой поступок он заслужил её поддержку в деле со старшим Версетти. Девушка из-за раздумий не сразу заметила, как Андрия протянул ей чистую футболку:

— Мама велела переодеться.

— Спасибо, — она посмотрела на подростка. В его глазах читалось множество вопросов.

Джек. Чёртов Джек Томпсон. Она почти поверила, что он действительно может помочь. Что знает что-то о её отце. Но всё это было ложью, просто способом заманить её в ловушку.

— Ублюдок, — прошептала она, сжимая кулаки.

Это был не первый раз, когда её надежды найти отца разбивались вдребезги. Сколько раз она уже думала, что напала на след? Сколько раз это оказывалось тупиком или ловушкой? Все, кому она доверяла в этом вопросе, в итоге предавали или использовали её.

Какой-то херов Иниго. Виктория. Теперь Джек. Каждый из них играл на её отчаянном желании найти отца. И каждый раз она оказывалась у разбитого корыта с новыми ранами и шрамами.

Марчелло рисковал жизнью ради неё. Не задавая вопросов, не требуя ничего взамен. Просто потому, что это правильно. И где сейчас её отец? Почему его нет рядом, когда она больше всего в нём нуждается?

«А что, если он просто бросил меня? — эта мысль всегда таилась в глубине сознания, но сейчас всплыла с новой силой. — Что, если все эти годы поисков — просто погоня за призраком? За человеком, который не хочет быть найденным?»

Она вытерла предательски выступившие слёзы. Нет, отец не мог просто так оставить её. Должна быть причина. Но почему тогда каждый след обрывается? Почему каждый раз, когда она приближается к правде, всё рушится?

«Может, пора остановиться? — шепнул внутренний голос. — Начать жить своей жизнью. Перестать гнаться за прошлым».

Что бы сказал Клод, если бы видел её сейчас? Гордился бы? Или считал бы, что она зря тратит время, цепляясь за прошлое?

«Я устала, — подумала Грейс, глядя в окно на небо. — Просто устала».

Но усталость не отменяла одного простого факта: отца нужно найти. Не для того, чтобы заполнить пустоту внутри. Не для того, чтобы задать все накопившиеся вопросы. А просто чтобы узнать правду. Какой бы горькой она ни была.

Нико курил у окна, привычно высматривая опасность на улице. Роман нервно ходил по коридору, то и дело проверяя в телефоне сообщения от Мэллори.

— Грейси, — Лейла наконец смогла отойти от Марчелло. — Я...

— Не сейчас, — Грейс покачала головой. — Сначала надо его вытащить.

Лейла кивнула, сжав её руку. Столько лет прошло, но это прикосновение всё ещё значило больше любых слов. Операция длилась два часа. Доктор управился с пулевым ранением, наложил швы, вколол антибиотики.

— Жить будет, — сказал он, вытирая руки. — Но нужен покой.

До дома Романа добирались окольными путями. Мэллори встретила их у двери — болезнь истощила её, но не сломила.

— Господи, деточка, как же ты выросла... — взглянула она на Грейс.

В её глазах всё ещё горел прежний огонь, а на бледных губах играла тёплая улыбка. Она прижала к себе Андрию, невысокого, как отец, с материнскими голубыми глазами, в которых читался шок пережитого. Лейла почти не изменилась за эти годы, разве что появились морщинки в уголках глаз да седина в волосах. Её движения остались такими же уверенными, как раньше. Нико выглядел старше, годы и тревоги оставили свой след, но его взгляд был всё таким же внимательным и острым. Роман постарел сильнее всех. Болезнь жены и постоянный страх потерять её согнули его плечи, поселили тревогу в глазах.

Марчелло уложили в гостевой комнате. Он всё ещё был без сознания, но дышал ровно. Грейс сидела рядом, держа его за руку.

— Пойдём, — Лейла тронула её за плечо. — Нам надо поговорить.

В маленькой кухне собрались все: Нико, прислонившийся к холодильнику, Роман, обнимающий измученную Мэллори, Лейла и Андрия, который не сводил глаз с матери. Столько историй сплелось в этой комнате. Грейс вошла последней.

— Рассказывай, — сказала Лейла. — С самого начала.

Грейс говорила сбивчиво, перескакивая с одного на другое. Похищение, побег, годы выживания, Август, Виктория, Иниго, Джек. Лейла слушала, не выпуская её руки, словно боясь, что Грейс снова исчезнет, что это сон. Нико хмурился всё сильнее, особенно, когда речь зашла о предательстве Джека.

— Сукин сын, — процедил он сквозь зубы. — Всегда знал, что с этими шпионами что-то не так.

— Я не знаю, что точно случилось, Марчелло придёт в себя и объяснит. Но Джек за это ответит, козёл.

Андрия, сидевший между родителями, вздрогнул:

— Они... эти похитители собирались продать меня какой-то террористической группировке. Говорили, что я идеально подхожу: молодой, сильный, без связей...

Мэллори всхлипнула. Роман крепче обнял её.

— Нужно что-то сказать полиции, — Лейла поставила перед всеми кофе. — Андрия официально в розыске.

— Скажем, что он сам сбежал, — Нико потёр подбородок. — Что испугался потом и заблудился... Главное, чтобы этот хуев Джек не понял, что это Грейс его вытащила. Он опасен.

— Нам всем нужно залечь на дно, — Роман впервые подал голос.

Наверху что-то грохнуло. Грейс вскочила:

— Марчи!

---

[1]сербск. «Папа».

Февраль 2032 года.

Либерти-сити.

Марчелло пришёл в себя на третий день. Открыл глаза и увидел незнакомый потолок, почувствовал запах домашней еды и услышал тихий разговор внизу. Попытался встать, но острая боль напомнила о ранении.

— Лежи спокойно, — Грейс оказалась рядом моментально.

— Где мы?

— У друзей. В безопасности.

— Джек давно это планировал. Я наблюдал в бинокль за ними. Они оцепили весь периметр, и меня бы нашли. Джек постоянно ходил с рацией.

— Меня доканывал.

— Да, видимо, он надеялся, что ты найдёшь там главного. Но потом он просто отдал приказ о захвате. И я понял, что так не должно было быть. Ты должна была выйти. Но тебя всё не было. Значит, ты не знала о штурме. И те ребята, что прошли с тобой изначально, просто вышли и направились обратно. Я решил действовать, поехал напролом. Получил пулю.

— Да уж… Судя по тому, что они стреляли в нас и пытались нагнать, а Джек мне не звонит и не пишет, он хотел загрести меня с ними.

— Похоже, что так. Мне жаль.

— Да пошёл он на хуй.

Нико и Роман превратили дом в неприступную крепость. Старые связи всё ещё работали. Кто-то следил за полицейской частотой, кто-то присматривал за людьми Джека, кто-то доставал лекарства без рецепта. Братья Беллики помнили, как прятали маленькую Грейс много лет назад. Теперь они защищали и её, и Марчелло с той же решимостью.

Лейла поднялась наверх, осмотрела швы:

— Заживает хорошо. Ещё пара дней, и сможешь ходить.

— Спасибо, — Марчелло посмотрел на неё. — Вы та самая Лейла? О которой Грейс рассказывала? Мне кажется, я краем глаза видел вас в 2016-м…

— Да, это я, — она улыбнулась. — А ты тот самый мальчик, с которым Грейси пела на пляже шестнадцать лет назад. Я помню тебя.

— Так ты тот самый Версетти? — Роман принёс поднос с едой.

— Тот самый — это какой из нас? Что дед, что отец, что я прославились, но по-разному.

— Я слышал, ты поёшь?

— Пел, — Марчелло осторожно сел, опираясь на подушки. — До того, как всё... усложнилось.

— Ох уж эти итальянские семьи, — Мэллори покачала головой, в её глазах светилось тепло. — Всегда найдут способ всё усложнить. А что случилось?

— Томми Версетти умер, завещание пропало. И обвинили меня. Я в бегах пока что. Ищу завещание.

Нико наблюдал за ними, прислонившись к дверному косяку:

— Да уж, дело… Из хорошего: тебя неплохо подлатали. Отличный доктор, наш старый друг.

Грейс тихо вышла, достала телефон. Набрала сообщение Барбаре: «Всё пошло не по плану. Джек подставил. Марчи ранен, но жив. Залегаю на дно. Не пытайся найти меня. Береги себя»

Телефон тут же пискнул ответом: «Блять!!! Ты жива??? Марчи как??? Я волновалась!!!»

Грейс улыбнулась и выключила телефон. Пора было действительно затаиться.

Мужчины говорили (внезапно) о парфюме, и все, похоже, слегка обалдели от познаний Марчелло в этой области. Роман раскрыл рот после озвучивания цен на каждый бутылёк, что имелся у Марчи раньше. На эти деньги семья из четырёх человек могла прожить месяц.

— Расскажи о Сербии, парень, — попросил Марчелло Андрию, заметив, что всех смущают разговоры о безлимитной трате денег.

Мальчишка с энтузиазмом рассказывал о культуре, блюдах, друзьях. Родители и Грейс тоже зашли в комнату послушать.

— В Сербии круто, — рассказывал Андрия, сидя на краю кровати Марчелло. — Но я всегда хотел увидеть Америку самостоятельно. Хотя не так, конечно...

— Ну и как тебе? — Грейс подала Марчелло стакан воды и бутылку газировки мальчишке.

— Пока видел в основном подвалы и эту спальню, — усмехнулся он. — Но родители оказались намного круче, чем я думал.

— Социальный бонус в нашу родительскую копилку, сине ? — спросила Лейла.

— Эй, красавчик Версетти! — Роман просунул голову в дверь. — А правда, что в Вайс-сити все тёлки сисястые? Ты ж там поди по самые... ну ты понял!

— Роман! — возмущённо крикнула снизу Мэллори.

— Что? Просто интересуюсь! Парень жил, как в кино: бабки, тачки, девчонки! Каково это, скажи, быть богатым?

Марчелло поперхнулся водой:

— Не без этого, конечно, но… Вообще-то я больше концертами занимался... Я много времени проводил в Лос-Сантосе, а именно в Винвуде, записывал песни. Богатство даёт преимущества, но, как видите, оно легко уходит из рук.

— Да ладно! — Роман плюхнулся на стул. — Молодой, богатый, симпатичный! Колись давай! Я хочу море грязных подробностей.

Андрия хихикал, Грейс закатила глаза, но не смогла сдержать улыбку.

— Роман Беллик, — раздался строгий голос Мэллори. — Немедленно прекрати смущать мальчика!

— Какой он мальчик? Он жеребец Версетти! Небось все модельки проходили у тебя кастинг?

— РОМАН!

Они смеялись, и на какое-то время можно было забыть об опасности за стенами дома. Хлопнула входная дверь. Роман мгновенно напрягся.

— Что, всё ещё играем в счастливую семью? — голос Агнесс звенел от злости. — Мама умирает, а вы тут...

— Агнесс, — устало произнесла Мэллори. — Пожалуйста. Перестань. Заходи и выпей с нами чаю.

Грейс узнала её сразу. Та самая девушка из клубов, что заигрывала с молодым Сиприани. Теперь понятно, почему.

— А, у нас гости, — Агнесс остановилась в дверях. — Прекрасно. Может, хоть они подскажут папочке, где взять денег на лечение? А то он только и умеет, что шутки шутить!

— Я делаю всё, что могу, — голос Романа дрогнул.

— Всё? — она горько рассмеялась.

— Детка, — Мэллори попыталась встать.

— Приляг! Тебе нельзя... — Агнесс осеклась, часто заморгала. — Извините. Я пойду.

Она выбежала, громко хлопнув дверью. Роман молча опустил голову.

— Я видела её в клубах, — тихо сказала Грейс. — Она, судя по всему, искала... богатых покровителей.

— Знаю, — прошептала Мэллори. — Моя девочка готова связаться с мафией, только чтобы спасти меня. А я не могу её остановить.

Роман тяжело опустился на стул.

— Это всё из-за меня, — пробормотал он. — Не смог обеспечить семью, не смог накопить на лечение. Теперь моя девочка готова продать душу дьяволу, лишь бы спасти мать.

— Мы что-нибудь придумаем, — заверила Лейла.

— Роман, я болею раком уже почти двадцать лет. И ты всё это время со мной, это дороже всех лекарств.

Вечер медленно опускался на Либерти-сити. В доме Белликов стало тише, только на кухне Мэллори гремела посудой, да наверху негромко переговаривались Грейс и Марчелло. Андрия, впечатлённый событиями дня, засыпал в кресле, пока Нико укрывал его пледом.

— Поверить не могу, что ты здесь, — Лейла присела у кровати Марчелло на скрипучий стул. -- Столько лет прошло... Помнишь тот вечер на пляже?

— Помню, — Марчелло слабо улыбнулся.

— А Грейси была от тебя без ума, — Лейла лукаво взглянула на Грейс, которая тут же отвернулась к окну.

— Мне было двенадцать, Лейла, откуда тебе знать?

— И что? — Лейла рассмеялась. — В этом возрасте все влюбляются. Мне было восемнадцать, и я потеряла голову от твоего отца.

Грейс фыркнула, но её щеки слегка порозовели. Марчелло наблюдал за ней с едва заметной улыбкой. Входная дверь тихо скрипнула, Агнесс вернулась, осторожно проскользнула на кухню. Через минуту оттуда донеслись приглушённые голоса, она говорила с матерью.

— Прости, мам. Я не хотела...

— Знаю, милая. Знаю. Останься дома, не убегай, пожалуйста, малышка.

Грейс поймала взгляд Марчелло, в его глазах читалось понимание. Они оба знали, каково это быть готовым на всё ради семьи.

— Может, споёшь что-нибудь? — неожиданно предложила Лейла. — Если силы есть.

Марчелло задумался, потом тихонько начал петь House of Memories[1].

Baby, we built this house on memories

Take my picture now, shake it 'til you see it

And when your fantasies become your legacy

Promise me a place in your house of memories

Его голос наполнил комнату. Грейс невольно прикрыла глаза. На кухне затихли голоса, даже Агнесс выглянула в коридор послушать.

— У тебя талант, парень, — сказал Нико, когда песня закончилась.

— Было бы где его применить. Головорезов с пушками это вряд ли остановит, — Марчелло поморщился, пытаясь устроиться поудобнее.

Грейс оказалась рядом, помогая ему перелечь. Марчи обхватил запястье Грейс своей ладонью, повернулся на бок, и оба замерли.

— Тебе нужно отдохнуть, — она отстранилась первой. — День был... насыщенным.

— Это точно, — он поймал её взгляд. — Спасибо, что осталась.

— А куда я денусь? Мы теперь оба в розыске, оба в бегах и в дерьме. Всё общее, — она пожала плечами.

Лейла многозначительно кашлянула:

— Пойду проверю, как там Мэллори. Отдыхайте.

Когда она вышла, в комнате повисла уютная тишина. За окном моросил дождь, где-то вдалеке сигналили машины. Обычный вечер в Либерти-сити. Грейс опустилась в кресло у кровати, достала пистолет, привычка проверять оружие перед сном въелась в подкорку. Марчелло, глядя в потолок, сказал:

— Я рад, что всё так вышло.

— Что тебя подстрелили?

— Нет, — он повернул голову. — Что мы снова встретились.

В доме становилось тише. Марчелло наконец уснул, Мэллори тоже удалось уговорить прилечь. На кухне собрались остальные. Нико, Лейла, Роман и Агнесс, которая при виде двоюродного брата просветлела лицом.

— Эндрю, братишка! — она обняла его. — Слава богу, ты жив! Мы все с ума сходили.

— Прости, что заставил волноваться, — пробормотал подросток, неловко обнимая её в ответ.

Грейс наблюдала за ними, прислонившись к дверному косяку. Агнесс была красивой: высокая, стройная, с тёмными волосами, глазами матери и отцовской улыбкой. Трудно было поверить, что когда-то Грейс видела её совсем крошкой.

— А ты... — Агнесс наконец заметила её. — Погоди, мы знакомы?

— Формально да, — Грейс слабо улыбнулась. — Хотя ты вряд ли помнишь. Мне было почти шесть, когда ты родилась. Я тогда жила у твоих родителей какое-то время. А потом я видела тебя на пляже в Лос-Сантосе, мне было 12 лет, а тебе, наверное, лет шесть.

Агнесс растерянно моргнула:

— Я не помню этого.

— Много чего случилось потом, — Лейла поставила перед всеми чашки с чаем. — Но главное, что сейчас мы снова вместе.

— И снова прячемся, — хмыкнул Нико. -Как в старые добрые времена. Тьфу ты.

— Только теперь нас больше, — заметил Роман. — И...

— И проблем тоже больше, — перебила Агнесс. Она внимательно посмотрела на Грейс: — Значит, это ты спасла Андрию?

— Не одна. Там был ещё Марчелло.

— Версетти который? — Агнесс поджала губы. — Я слышала про его семью. Настоящий мафиозный клан, охренеть.

— Он не такой, — быстро сказала Грейс. — Он рискнул жизнью, чтобы помочь.

— За него предлагают огромные деньжищи, если вы не знали. Его ищет мафия.

— Это проблема?

Что-то в её голосе заставило Агнесс присмотреться к ней внимательнее. Если бы Агнесс кинулась к двери, чтобы сдать Марчелло, Грейс не раздумывая бы кинулась на неё.

— Ладно, фиг с ним. В конце концов, вы оба вытащили моего брата. Я... спасибо.

Грейс кивнула. За окном снова начал накрапывать дождь, на кухне было тепло, пахло чаем и корицей, и на какое-то мгновение показалось, что все они просто семья, собравшаяся вечером вместе. Без погонь, без стрельбы, без страха.

— Расскажи о себе, — вдруг попросила Агнесс. — Какой ты была в детстве? Какой была я?

И Грейс начала рассказывать, медленно погружаясь в воспоминания о том времени, когда всё было проще. Когда она была просто девочкой.

Грейс вышла на крыльцо дома Белликов. Ночной Либерти-сити шумел вдалеке, здесь, в этом тихом районе, можно было различить звуки сверчков и шелест деревьев. Она достала сигарету, но не успела прикурить, как дверь скрипнула, и на крыльцо вышла Лейла с двумя чашками чая.

— Не спится? — она протянула одну чашку Грейс.

— Слишком много всего, — Грейс убрала сигарету в пачку и приняла чай. — Спасибо.

Они сели рядом на ступеньках. Лейла смотрела на звёздное небо, Грейс — на свои руки.

— Я искала тебя, — вдруг сказала Лейла.

Грейс подняла взгляд.

— Мы с Нико перевернули весь город вверх дном. Я даже обращалась к Тони — ты помнишь Тони Принса? — чтобы он использовал свои связи.

— Я не знала. Я думала... думала, что все забыли.

Лейла покачала головой:

— Как я могла забыть?

Сколько лет она строила вокруг себя стены, сколько лет убеждала себя, что никому не нужна?

— Прочитала все сообщения, которые ты мне отправляла.

— О, — Лейла слегка покраснела. — Надеюсь, там не было ничего слишком смущающего.

— Нет, — Грейс покачала головой. — Там было... всё. Как будто я была с вами все эти годы.

— Так и было, — Лейла накрыла её руку своей. — Ты всегда была с нами. В каждом празднике, в каждом важном моменте я думала: «Жаль, что Грейси этого не видит».

Грейс прикусила губу.

— Я научила тебя играть на пианино. Кто был лучшим учителем?

— Ты неправильно научила.

Они рассмеялись, и на мгновение годы исчезли: вот она Лейла, молодая и полная надежд, и Грейс — умная не по годам малышка.

— Как думаешь, а папа искал меня?

Лейла задумчиво покачала головой:

— Я долго злилась на него. Думаю, он просто не умел по-другому. Не умел быть обычным. И, конечно, он искал тебя. Ищет, если ещё жив.

Они помолчали. Где-то вдалеке проехала машина, мигнув фарами.

— Как думаешь, я найду его?

Лейла вздохнула. Вот оно вечное бремя тех, кто любит Клода: искать его, чтобы увидеть всего на мгновение и снова потерять.

— Если он там, где его можно найти, то да. Мы обязательно его найдём.

---

[1] Panic! At The Disco — House of Memories.

Февраль 2032 года.

Либерти-сити.

Агнесс стояла у окна, наблюдая за дождём. В отражении стекла она видела мать, спящую на диване, и отца, который неподвижно сидел рядом, держа её за руку. Это зрелище причиняло почти физическую боль. Она помнила, каким жизнерадостным и шумным был её отец раньше, как он всегда находил повод для шутки. И какой была мама, пока рак не стал жрать её по частям.

— Я думала о побеге, — сказала она Грейс, сидевшей рядом с ней. — В шестнадцать. Хотела уехать в Лос-Сантос, стать актрисой или моделью. Что угодно, лишь бы вырваться отсюда.

— Почему не уехала?

— Маме стало хуже. Деньги утекали как вода. Лекарства, анализы, врачи... — она прижала ладонь к холодному стеклу.

— Сиприани предложил помощь, да? — спросила Грейс.

— Если бы… А… Откуда ты?..

— Видела тебя в клубе. С его сыном. Или внуком.

Агнесс резко обернулась:

— Я просто...

— Пытаешься спасти мать. Любой ценой.

— А у тебя есть идеи получше? Лучше кадрить мафиози, трахаться за деньги, чем просто сидеть и смотреть, как мама умирает! — в голосе Агнесс прозвучал вызов.

В дверь тихо постучали. На пороге стоял Змей, неузнаваемый без своих синих дредов, в обычной куртке.

— Принёс, что просила, — он протянул Грейс конверт. — Хансоль передаёт привет.

Грейс кивнула:

— Спасибо. Там всё чисто?

— Обижаешь. Я проверил каждую купюру.

Когда он ушёл, Грейс протянула конверт Агнесс:

— Возьми. Это поможет оплатить несколько курсов лечения.

Агнесс замерла:

— Я не могу...

— Ради матери. Твои родители очень помогли мне когда-то, я возвращаю долг.

Пальцы Агнесс дрожали, когда она брала конверт. По её щекам текли слёзы.

— Почему?

— Потому что никто не должен продавать душу, чтобы спасти тех, кого любит.

Дождавшись, пока Агнесс уйдёт к родителям, Грейс спустилась в подвал, где Нико оборудовал что-то вроде командного центра. Лейла уже была там, раскладывала какие-то бумаги.

— Мне нужна ваша помощь, — сказала Грейс. — Один из мелких бандитов по кличке Феникс кое-что рассказал мне во время операции.

Нико оторвался от чистки пистолета:

— И что же?

— Джеки Версетти работает с Иниго Ла Вибора. Поставляет ему детей.

Лейла резко выпрямилась. Они уже были в курсе, кто такой Иниго, Грейс кратко ввела в курс дела. Тогда Лейла отреагировала злобно, узнав, что у Каталины был ребёнок.

— Ты уверена?

— Феникс сказал, что Джеки продал его Иниго после того, как я перехватила у него пакет с наркотиками. Это... объясняет многое.

— Включая то, почему Иниго так одержим тобой, — медленно произнёс Нико. — Если он работает с Джеки...

— То знает всё, что знает Джеки, — закончила за него Грейс. — И, вероятно, Марчи в ещё большей опасности, не только я.

— Ты должна рассказать Марчелло, — Лейла погладила её по спине.

Грейс кивнула. Она знала, что должна. Но как сказать человеку, что его собственный отец торгует детьми? Что он, возможно, причастен ко всему, что случилось с ней? Поднимаясь по лестнице в комнату Марчелло, она чувствовала, как каждый шаг даётся всё тяжелее.

— Марчи, — она села рядом с ним на кровати. — Нам нужно поговорить. О твоём отце.

И Грейс рассказала всё, что услышала от Феникса.

— Я догадывался. Просто не хотел верить.

Он сидел неподвижно, только пальцы нервно теребили край одеяла. Грейс молчала, давая ему время осознать, принять.

— Я всегда думал, что недостаточно хорош. Недостоин быть Версетти. А оказывается, всё куда хуже. Интересно, дед знал? — он резко повернулся к ней. — Томми. Он знал, чем занимается его сын?

— Не думаю. Иначе он бы...

— Что? Остановил его? — Марчелло горько рассмеялся.

— В 2016-м году мой отец должен был найти крысу в клане. Может быть, тогда твой дед догадывался о чём-то. Но покушение на него перевело стрелки куда не надо?

— Я помню, как отец смотрел на меня в детстве. Как будто я был... ошибкой. Помехой. Может, единственная причина, по которой я всё ещё жив — это то, что дед не позволял ему...

Его голос сорвался. Грейс осторожно взяла его за руку. Его пальцы были ледяными.

— Я не дам ему добраться до тебя, — она сжала его ладонь.

— Забавно, — он не отнял руки. — Я, по идее, должен защищать тебя, а получается наоборот.

— Ты уже спас меня. И Андрию. Чуть не умер при этом, между прочим.

— Я всегда хотел, чтобы он гордился мной. Хотя бы немного…

— Я горжусь тобой. А он — пусть идёт в жопу.

За окном начинало светать. Где-то внизу Лейла тихо напевала по-сербски, успокаивая Андрию после очередного кошмара. Мир продолжал жить своей жизнью.

— Что мы будем делать? — наконец спросил Марчелло.

— Сначала найдём Иниго. А потом уже твоего отца. Если они правда связаны друг с другом, это не будет очень сложно.

* * *

14 февраля 2032 года.

Либерти-сити.

Марчелло спустился по лестнице, придерживаясь за перила. Рана всё ещё беспокоила, но с каждым днём становилось легче. На кухне пахло свежей выпечкой, Лейла и Мэллори готовили что-то особенное к ужину. Мэллори выглядела лучше: новые лекарства действовали, а регулярная терапия возвращала ей силы.

На столе в гостиной уже лежала горка самодельных валентинок. Агнесс притащила целую коробку розовой бумаги и блёсток, и все развлекались, делая друг другу открытки.

— «Дорогой кузен, твои усы сводят меня с ума», — зачитал Роман, и Нико швырнул в него старой мягкой игрушкой.

— Это от Агнесс, между прочим!

— Папа! Да какие у Эндрю усы? — возмутилась Агнесс, но глаза её смеялись.

Грейс сидела в углу дивана, сосредоточенно вырезая сердечко. Рядом пристроился Андрия, который увлечённо рисовал что-то непонятное в обрамлении роз.

— Мама говорит, сегодня вечером все будут рассказывать истории, — сказал он, не отрываясь от своего шедевра. — Про любовь.

— О нет, — простонала Агнесс.

— А что такого? — Роман выпрямился. — Между прочим, это очень романтичная история! Я увидел её в своём такси...

— И сразу влюбился! — хором закончили все.

Мэллори выглянула из кухни:

— Вообще-то он трижды назвал меня неправильным именем и пытался впечатлить меня своим ужасным акцентом.

— Но ведь впечатлил же! — Роман притянул жену к себе. — Раз ты здесь.

К вечеру все собрались за большим столом. Свечи создавали уютный полумрак. Лейла разлила вино по бокалам.

— Ну что, кто первый? — спросила она.

— Давай ты, — предложила Мэллори.

Лейла переглянулась с мужем:

— Мне было 18 лет. Мои родители слиняли на корабле из-за долгов отца. И я не успела на сраный корабль, потому что взорвали мост со Стантона на Портленд. Оказывается, на мосту был Клод, сбегал от кортежа полиции. Я кое-как нашла лодку и вернулась на Портленд. Только у меня не было ни денег, ни вещей, ни документов. И никакой связи с родителями, пока они были в плавании. Я припёрлась в Квартал красных фонарей и нашла гараж. А там оказался Клод. Мы познакомились. И я прилипла к нему на несколько недель. Божечки, каким он был красивым! Мы катались на машине по ночам, и я мечтала, чтобы это не заканчивалось. Но он отправил меня к родителям.

Все тихонько поаплодировали.

— Давай, Беллик, расскажи о своей любви, — передала эстафету Лейла.

— О, это было... интересно. Идём мы с Романом в магазин, а на меня налетает бешеная баба с окровавленной рукой. А какие у неё были глазищи выразительные!

Лейла рассмеялась.

— На меня наехал на тачке какой-то хрен.

— А потом эти глазища вылезли из кухонной тумбы с малышкой Грейс. Я был так зол и возбуждён.

— Уже тогда? Я думала, ты меня ненавидел. Я металась по городу с Грейси, за нами гонялись мафиози из клана Леоне, пока не встретила этого угрюмого серба с печальными глазами.

— Я не угрюмый, — проворчал Нико. — Просто задумчивый.

— Конечно, милый, — Лейла погладила его по руке. — В общем, мы начали общаться. Сначала просто как друзья. А потом...

— А потом я понял, что она единственная, кто видит во мне человека, а не убийцу.

Марчелло, Андрия и Агнесс сидели, раскрыв рты. Они не знали таких подробностей.

— За тобой гонялась мафия, когда ты была маленькая? — уточнил Версетти.

— Ну вообще за папой, но мне и Лейле тоже досталось.

— А вот как раз твоя очередь рассказывать, — Нико кивнул на Грейс.

— Ну... была одна история. С Джеком. Я выполняла одно задание, а он был под прикрытием. Могла его пришить, но вместо этого мы помогли друг другу. И он навешал мне лапши, что всё будет хорошо, что он сделает мою жизнь сказочной. Я думала, что влюблена. Он казался правильным. Хотел сделать из меня нормального человека.

— А ты не хотела быть нормальной? — спросил Андрия.

— Хотела. Хочу. Наверное. Но... Он любил не меня, а идею обо мне. Свой проект.

— А ты, красавчик Версетти? — Роман повернулся к Марчелло. — Небось все модели были у твоих ног?

— Были. И не только они. Но это не про любовь. Была одна девушка. Не модель. Просто фанатка. Приходила на каждый концерт, всегда стояла в последнем ряду, но прыгала так высоко, что невозможно было не заметить. Однажды я пригласил её на кофе.

— И? — заинтересовалась Агнесс.

— И мы проговорили до утра. Она любила те же книги, что и я. Знала все мои песни... но не потому, что я известный. А потому что чувствовала их. Понимала.

— Даже секса не было? — вздохнул Роман.

— Если вам, мистер Беллик, станет легче, я скажу, что был.

— Мне легче, спасибо, мистер Версетти.

— Что с ней случилось? — спросила Грейс.

— Не знаю. Когда начался весь этот кошмар с завещанием... я просто исчез. Даже не попрощался. Надеюсь, у неё всё хорошо, и она счастлива.

— Может, ещё встретитесь, — сказала Мэллори.

— Может быть, — Марчелло улыбнулся. — А ты, Агнесс?

— Я пас, — она подняла руки. — Никаких историй.

— Да ладно тебе, — подтолкнул её Роман. — А как же тот парень из пиццерии?

— Папа!

Все расхохотались.

— Вон, пусть Эндрю поделится.

— А я-то чё? Мне пятнадцать.

— И что?

— Будем думать, что я влюбился в свою спасительницу, ослепительную Грейс.

Девушка улыбнулась и чмокнула парнишку в макушку.

— Я подожду, пока тебе не исполнится восемнадцать, Беллик-младший.

* * *

Начало марта 2032 года.

Либерти-сити.

Барбара сняла новую крошечную квартиру на последнем этаже облезлого дома в Либерти-сити. Они отмечали новоселье втроём: она, Грейс и Марчелло. Дешёвое вино, на которое бурчал Марчи, пока не опьянел, лилось рекой, пустые бутылки уже выстроились вдоль стены как солдаты. За окном шёл дождь, и капли барабанили по карнизу.

Грейс давно не позволяла себе так расслабиться. Алкоголь растворял все барьеры, все стены, которые она старательно строила годами. Она смотрела на Марчелло, развалившегося на продавленном диване, и чувствовала, как внутри разгорается пожар. Он что-то рассказывал, жестикулируя бокалом, вино выплеснулось на его рубашку, и он рассмеялся пьяно и беззаботно.

— Я спать! — объявила Барбара, пошатываясь. — Только не... это... не трахайтесь на моём новом диване! Без меня.

— Барб! — возмутилась Грейс, но та уже скрылась в спальне.

Они остались вдвоём. Марчелло пытался сфокусировать на ней взгляд:

— Ты красивая.

— Пф-ф-ф.

— Нет, правда. Очень. И страшная.

— Что?

— В смысле... опасная. Как нож. Красивый и... острый.

Он явно не соображал, что несёт. Грейс подсела ближе. В голове шумело, всё тело горело. Она провела пальцем по его шее, чувствуя, как бьётся пульс под кожей.

— Ты пьян.

— Ага, — он улыбнулся. — А ты?

Вместо ответа она села к нему на колени и поцеловала. Грубо, отчаянно, прикусывая губу. Он что-то промычал, но не сопротивлялся. Её руки уже расстёгивали его рубашку, ногти царапали кожу. Она кусала его, оставляла тёмные засосы на шее, под ключицами. Она хотела его здесь, сейчас, немедленно. Но что-то было не так. Его движения были слишком вялыми, взгляд — расфокусированным. Он был почти без сознания.

Грейс отстранилась, тяжело дыша. В горле стоял ком.

— Блять. Блять!

Первая пощёчина досталась ему за то, что такой красивый, такой беспомощный. Вторая — себе за то, что почти воспользовалась этой беспомощностью. Горячие и злые слёзы хлынули внезапно. Она сползла на пол, прижимая колени к груди. Марчелло что-то бормотал, пытаясь дотянуться до неё, но она отодвинулась.

— Не трогай меня.

«Я люблю его? — пронеслось в голове. — Господи, я действительно его люблю».

Эта мысль ударила под дых, выбивая воздух из лёгких. Сколько она бежала от этого? Сколько отрицала очевидное?

— Грейс... — прошептал Марчелло, а она уже поднялась.

— Спи. Просто... спи.

Она накрыла его пледом, стараясь не касаться. В ванной долго смотрела на своё отражение: растрёпанные волосы, размазанная помада, дикие глаза. Плеснула в лицо холодной водой.

«Не так, — думала она. — Не в пьяном угаре. Не как животное. И вообще, может, никак, не факт, что он хотел бы того же, что и я».

Всю ночь она просидела на кухне, глядя в окно. Задремала сидя. Утром её разбудил громкий возглас Марчелло:

— Какого хрена? Откуда эти... — он разглядывал себя в зеркале. — Это что, засосы?

Грейс замерла, не в силах пошевелиться. Из спальни выползла помятая Барбара:

— Ой, прости, красавчик. Это я виновата. Нажралась и попутала тебя с бывшим.

— Что? — Марчелло недоверчиво уставился на неё.

— Ну а чё? — Барбара плюхнулась на диван. — Ты ж такой... весь из себя. Красивый. А я под винишком романтичная становлюсь.

Грейс спрятала лицо в ладонях, не зная, хочет ли рассмеяться или провалиться сквозь землю.

— И часто ты... путаешь людей с бывшими? — осторожно спросил Марчелло.

— Только по особым случаям, — подмигнула Барбара. — Кстати, Рени, а ты где была в этот момент? А то я помню, ты тоже на него глаз положила...

— Я пойду, — пробормотала Грейс, вскакивая. — Мне... надо... в общем, пока.

— Беги-беги! — крикнула ей вслед Барбара. — Только помни: в следующий раз я могу и не быть такой благородной!

Марчелло озадаченно посмотрел на захлопнувшуюся дверь:

— Чего это она так резко?

— Ой, да ты ж не знаешь, — Барбара закатила глаза. — У неё просто... аллергия.

— На что?

— На красивых итальянцев с засосами, — хихикнула она и потянулась за телефоном.

«Эй, Рени! 🔥 В следующий раз, когда захочешь поставить нашему певцу засос, не забудь сначала его хотя бы в сознание привести! 😘 P. S. Ты теперь моя должница за эти укусы, мне же пришлось изображать вампира-алкоголика!»

* * *

Март 2032 года.

Лас-Вентурас.

— Я не могу поверить, что мы правда это делаем, — Грейс разглядывала себя в зеркале. Фиолетовый парик с чёлкой, короткая кожаная юбка, белый топ — она была точной копией Мерседес Кортес образца 1986 года.

Настя, которая помогала ей с макияжем, довольно хмыкнула:

— О, поверь мне, дорогая, это сработает. Кен уже три дня под кайфом, после того как просадил все деньги в казино. В таком состоянии он поверит во что угодно.

— Особенно если увидит Томми, — подхватил Руперт, протягивая Марчелло гавайскую рубашку. — Ту самую — голубую с пальмами из восьмидесятых.

Марчелло критически осмотрел её:

— Барбара была права насчёт рубашки. Классно, что мы нашли в нужном цвете.

Он уже облачился в светлые джинсы и белые кроссовки, уложил волосы назад, как носил его дед в молодости. Нацепил золотую тяжёлую цепь. Грейс поймала его взгляд в зеркале и быстро отвела глаза. После той ночи она старательно избегала оставаться с ним наедине.

— Где вы его нашли? — спросила она у Насти.

— В дешёвом мотеле у казино «Четыре Дракона». Руп, милый, покажи им фото.

Руперт вывел на экран ноутбука снимки с камер наблюдения. Кен Розенберг выглядел постаревшим и измождённым, но всё ещё носил свои фирменные костюмы.

— Он отсиживается там уже неделю, — сказал Руперт. — Выходит только в казино. И, судя по количеству доставленных ему «посылок», плотно сидит на кокаине.

— Идеально, — Марчелло поправил воротник рубашки. — В таком состоянии он точно поверит в призраки прошлого.

— Только не перестарайтесь, — предупредила Настя. — Вам нужно завещание, а не его сердечный приступ.

Час спустя они сидели в припаркованной машине напротив мотеля.

— Камеры показывают, что он у себя. Судя по его активности, как раз в самом... подходящем состоянии.

— Все помнят план?

Марчелло кивнул:

— Я захожу первым. Грейс через пять минут. Изображаем гостей из прошлого.

— Это такая ржака, ребята, я не могу, — Настя еле сдерживалась.

Они поднялись на третий этаж. Перед дверью номера Марчелло обернулся к Грейс:

— Готова?

Она поправила парик:

— Давай покажем ему восьмидесятые.

Кен открыл после первого же стука. Его зрачки были расширены, руки тряслись.

— Томми? — прошептал он. — О господи... ТОММИ?

— Привет, Кен, — Марчелло идеально скопировал интонации деда. — Давно не виделись.

— Но... но ты же... — Кен отшатнулся. — Ты умер!

— Заткнись, присядь, расслабься.

Кен сел на кресло, его трясло.

— А может, это ты умер, Кен? — Марчелло шагнул в номер. — Может, мы все мертвы?

В этот момент появилась Грейс:

— Томми! Я же просила подождать меня!

— Мерседес? — Кен схватился за голову. — Нет-нет-нет... этого не может быть...

— Кен, дружище, — Марчелло положил руку ему на плечо. — Ты же не думал, что сможешь украсть моё завещание и остаться безнаказанным?

— Я... я не... — Кен попятился. — Это всё Джеки! Твой сын кинул меня, и я решил проучить его… Прости! Прости!..

— Где оно, Кен?

— В сейфе! Вон там, за картиной! Код... код... — он истерически рассмеялся. — Это же твой день рождения! Я использовал твой день рождения!

Грейс вопросительно посмотрела на Марчелло, он ответил:

— 10 июня 1951 года.

Грейс быстро набрала 10061951. Сейф открылся. Внутри лежал конверт с печатью нотариуса.

— Вот видишь, Кен, — Марчелло похлопал его по спине. — Всё можно решить по-хорошему.

— Ты заберёшь меня с собой? — в глазах Кена стояли слёзы. — На ту сторону?

— Не сегодня, старый друг. Не сегодня.

Они вышли, оставив Кена бормотать что-то невнятное. В машине Настя, ухахатываясь, протянула руку за конвертом:

— Давайте сюда. Мы с Рупертом проверим его на подлинность.

— Только не открывайте, — быстро сказал Марчелло. — Хочу, чтобы первым его прочитал совет. Как положено.

Что бы ни было написано в этом завещании, оно могло изменить всё. Руперт завёл мотор:

— Ну что, по домам? Думаю, мистеру Розенбергу хватит на сегодня.

— И на следующие несколько лет, — хмыкнула Настя.

Они ехали через ночной Лас-Вентурас. Неоновые огни казино отражались в окнах, где-то вдалеке гремела музыка. Марчелло снял парик с Грейс. Они рассмеялись, и на мгновение всё стало как прежде.

Апрель 2032 года.

Либерти-сити.

— Я умираю с голоду, — заявил Марчелло. — Давай заедем куда-нибудь перекусить?

Через десять минут они сидели в дешёвом кафе. Грейс заказала обычный бургер и картошку. Марчелло изучал меню так, как если бы был в мишленовском ресторане.

— А соус у вас какой? — спросил он у пожилой кассирши. — Домашний майонез или покупной?

— Майонез, — флегматично ответила та. — Обычный.

— Понятно, — Марчелло вздохнул. — А хлеб свежий?

— Как и вчера.

— У вас тут есть что-нибудь без огромного количества сахара?

Кассирша только моргнула.

— Вода.

Грейс прыснула:

— Просто дайте ему двойной чизбургер.

— Но я не...

— Ты съешь и скажешь спасибо, — отрезала она.

Через пару минут они уже сидели за пластиковым столиком.

— О-о-ох, — сказал он, наконец решившись откусить, — у нас на вилле шеф-повар готовил такие стейки...

— Ага, а картошку подавали на золотом блюде, — фыркнула Грейс.

— Вообще-то на серебряном, — совершенно серьёзно уточнил он. — Дед считал, что золото придаёт еде металлический привкус.

Грейс поперхнулась колой:

— Ты сейчас шутишь, да?

Марчелло пожал плечами:

— Хочешь верь, хочешь нет. Дед был помешан на таких вещах. Однажды уволил официанта за то, что тот предложил ему чай в стакане. «Чай пьют только из фарфора», — он мастерски скопировал интонации Томми.

Грейс рассмеялась, представив маленького Марчелло, наблюдающего за этой сценой.

— А кофе? — спросила она.

— Кофе подавали в специальных чашках, которые дед привёз из Италии. И только свежемолотый, никаких растворимых гадостей.

Грейс улыбнулась. Несмотря на все попытки Версетти казаться «своим парнем», его выдавали мелочи: то, как он держал стаканчик с колой, как аккуратно промокал губы салфеткой. Избалованный мальчик из богатой семьи проглядывал сквозь беглеца.

— Что? — спросил он, поймав её взгляд.

— Ничего, — она покачала головой. — Просто подумала, что ты неплохо справляешься. Для принца.

Марчелло хотел было возмутиться, но вместо этого рассмеялся:

— Да, наверное, я ещё не совсем отвык от прежней жизни.

— Не переживай, — Грейс пожевала картошку. — Ещё пара месяцев на фастфуде, и ты забудешь, что такое «терруар[1]» и «выдержанное вино».

— Боже, ты даже произносишь неправильно!

Когда они уходили, Марчелло оставил на столе щедрые чаевые, привычка, от которой он так и не избавился, несмотря на ограниченный бюджет.

— Что? — сказал он в ответ на взгляд Грейс. — Официантам тяжело.

Она только покачала головой. В этом весь Марчелло: даже в бегах, даже на последние деньги оставлял чаевые. Может, не такой уж он и испорченный?

* * *

Апрель 2032 года.

Либерти-сити.

Дождь барабанил по карнизам, превращая улицы Либерти-сити в зеркальное марево. Грейс стояла у стены, разглядывая старое здание клуба. Сколько воспоминаний было связано с этим местом... Здесь её отец когда-то работал на семью Леоне. Здесь тусовалась её мать. А теперь тут собирались те, кто пытался уничтожить всё, что ей дорого.

— Ла Вибора бывает тут три раза в неделю, — сообщил Хансоль.

— Джеки тоже приезжает? — спросил Нико, протирая линзы бинокля.

— Как часы, — кивнул Хансоль. — Rolls-Royce, чёрный, тонировка. Пафосный, как все эти мафиози.

Марчелло, прислонившийся к дверному косяку, едва заметно вздрогнул при упоминании отца.

Агнесс сидела поодаль, листая на планшете новостные ленты и видеозаписи, которые ей удалось достать. Глубокие круги под глазами выдавали бессонные ночи, проведённые за изучением информации о деятельности Джеки Версетти и его связях. Два дня назад она, следуя совету Барбары, отправилась в тот самый клуб, чтобы «прощупать обстановку изнутри». И встретила там Сиприани-младшего.

— Эй, красотка, давно не виделись, — он обнял её за талию, притягивая к себе. От него пахло дорогим одеколоном и виски. — Всё ещё злишься на меня?

— С чего бы? — она натянуто улыбнулась, стараясь не выдать своего отвращения. — Ты ведь не сделал ничего такого, чего не делали бы все остальные.

Мужчина самодовольно ухмыльнулся, принимая её слова за комплимент. Он болтал о сделках, хвастался новой машиной, шутил над конкурентами. А Агнесс смотрела на него и не понимала, как могла когда-то считать этот пустой набор понтов привлекательным.

— Эй, — Лейла коснулась её плеча, возвращая в реальность. — Всё в порядке?

Агнесс вздрогнула:

— Да, я... задумалась.

— О чём? — Лейла присела рядом, внимательно вглядываясь в её лицо.

— О том, какой же я была дурой, — Агнесс закрыла планшет. — Считала, что мафиози — это круто. Романтизировала всю эту дрянь.

Грейс, стоявшая неподалёку, подошла ближе.

— Я понимаю, — тихо сказала Лейла. — Многие попадаются на эту удочку. Власть, деньги, адреналин...

— Ты тоже в своё время? — грустно усмехнулась Агнесс.

— Нет, — Лейла покачала головой. — Я всегда знала, что они за фрукты. Но видела, как другие девчонки бегали за ними. А у меня своя криминальная история, вы же знаете.

— А я вот повелась, — Агнесс вздохнула. — Видели бы вы Сиприани в тот вечер. Весь такой самодовольный. Хвастается, как подсадил какого-то судью на наркоту, чтобы контролировать процесс. И смеётся, представляете? Смеётся, как будто разрушить чью-то жизнь — это забавно.

— Первый шаг к выздоровлению — осознать болезнь, — заметила Грейс.

— Мама была права, — тихо сказала Агнесс. — Она всегда говорила, что настоящая сила не в том, чтобы унижать других. А в том, чтобы помогать.

— Как там мама? — спросила Грейс Агнесс.

— Лучше. Новые таблетки помогают.

Болезнь Мэллори подкосила всю семью, но именно Агнесс едва не свернула на самый опасный путь. Именно она думала, что близость к мафии может решить их финансовые проблемы. И только теперь, видя реальные лица тех, кем она восхищалась, понимала, насколько близка была к пропасти.

— План простой, — сказала Грейс, раскладывая на столе чертёж здания. — Барбара отвлекает охрану. Изображает обычную клиентку...

— Я завязала вообще-то! — возмутилась Барбара

— Именно поэтому у тебя так достоверно получится, — подмигнула Грейс. — Пока они будут с тобой возиться, мы с Марчи проходим через крышу. Там есть старый технический вход, вряд ли он охраняется.

— М-да, возвращаемся к тому, с чего начинали, — задумчиво произнёс Нико. Он замолчал, заметив, как все уставились на него.

— Что? У меня была бурная молодость.

Лейла, вошедшая в этот момент с подносом кофе, рассмеялась:

— Помню, мы были на той крыше с Клодом. Я чуть не упала с неё. Кстати, Нико, мы же были с тобой в этом клубе, да? Ты был в том костюме из «Персея». Помнишь, как ты изображал агента «ноль-ноль-серб»?

Все расхохотались, Нико позволил себе лёгкую улыбку.

— Слушайте, — вдруг сказал Марчелло, — а это идея. Нико в костюме будет выглядеть как телохранитель или кто-то из мафии. Он сможет прикрыть нас снаружи, не вызывая подозрений.

— Я не надену этот костюм, — отрезал Нико.

— Надо, милый, — Лейла погладила его по плечу. — Ты в нём такой сексуальный.

— Фу-у-у, — скривился Андрия, заглянувший на кухню. — Мам, пожалуйста, не при мне.

— Если бы твой папа был не сексуальным, то ты бы не появился, сынок.

План обретал форму: Барбара отвлекает охрану. Нико в костюме наблюдает снаружи. Грейс и Марчелло проникают через крышу...

— Как думаешь, — спросил Марчелло, когда они остались вдвоём, — мы готовы?

Грейс посмотрела на него.

— Когда мы вообще были к чему-то готовы?

* * *

Всё пошло наперекосяк с самого начала.

Да, Барбара отыграла свою роль идеально — пьяно пошатываясь, громко требуя «того, что покрепче». Охранники отвлеклись на неё, как и планировалось. Нико, элегантный в своём старом костюме, неторопливо прохаживался по улице, держа периметр под контролем. Грейс и Марчелло беззвучно двигались по крыше. Всё было слишком легко, и это должно было насторожить их.

— Добро пожаловать, — раздался знакомый голос, когда они спустились по пожарной лестнице. — Я ждал вас.

Иниго стоял посреди комнаты, окружённый вооружёнными людьми. Его зелёные линзы хищно поблёскивали в полумраке.

— Сколько лет я следил за тобой, Грейс? — он медленно приближался. — Или как там тебя теперь? Джессика? Линда? Рене?

— Ты... — начала Грейс, но осеклась, заметив движение в тени.

— О да, я не один, — Иниго улыбнулся. — Дон Джакомо тоже очень хотел увидеть своего блудного сына.

Джеки Версетти выступил из темноты. В его глазах не было ничего отцовского.

— Привет, Марчелло, — его голос сочился ядом. — Что, решил поиграть в героя? Как это... по-детски.

— По-детски? Папа, ты совсем свихнулся? Я нашёл, между прочим, завещание, давай поговорим…

— Нашёл? Да ты мой хороший. Заберу его с твоего трупа.

Первый выстрел прозвучал неожиданно. Грейс успела толкнуть Марчелло за колонну за секунду до того, как пули изрешетили стену позади них. Звон разбитого стекла, крики с улицы — началась настоящая бойня.

— Нравится, сучка? — кричал Иниго сквозь грохот выстрелов. — Я ждал этого момента! Ты, дочь Клода, и ты, сын Джеки, оба умрёте!

Откуда-то потянуло дымом. Краем глаза Грейс заметила, как языки пламени лижут старые занавески. Огонь распространялся с пугающей быстротой, пожирая ветхие стены клуба. Новая очередь выстрелов заставила вжаться в укрытие. Дым становился гуще, затрудняя дыхание. Внизу кричала Барбара, снаружи слышался голос Нико, вызывающего подкрепление.

— Я убью тебя, как должен был убить твоего отца! — голос Иниго срывался на истерический смех. — А ты, Марчелло, сдохнешь, как и положено предателю! Никто не смеет обижать Джеки!

Грейс перекатилась за следующую колонну, пытаясь засечь его местоположение. Огонь распространялся всё быстрее, превращая старый клуб в огненную ловушку. Снаружи слышались сирены, крики, выстрелы: подкрепление сцепилось с охраной.

— Мы с тобой так похожи, — Иниго появился словно из ниоткуда, направляя на неё пистолет. — Оба дети, которых предали.

— О чём ты? — Грейс держала его на прицеле, краем глаза следя за перемещениями Джеки, который загонял Марчелло в угол.

— Посмотри на нас. Мы оба знаем, что такое одиночество. Что такое ненависть.

На другом конце зала Марчелло оказался прижат к стене. Джеки медленно приближался к нему, держа пистолет у его головы.

— Выбирай, Грейс, — прошипел Иниго. — Спасёшь его или остановишь меня?

Грейс видела, как Марчелло сжимает кулаки, готовясь к прыжку. Видела безжалостный взгляд его отца. Один выстрел, и всё будет кончено.

— Мы могли бы объединиться, даже переспать, ты соблазнительная малышка, — продолжал Иниго. — У нас общая боль, общая ярость. Вместе мы взорвём мир к хуям. И потом в экстазе пришьём друг друга.

Взрыв снаружи оглушил их. В клуб ворвались люди Нико и Хансоля, завязалась яростная перестрелка. Иниго выругался, отступая к запасному выходу, такого напора он не ожидал:

— Джеки, уходи!

Старший Версетти на мгновение замешкался, глядя на сына. Он развернулся и исчез в дыму.

— Нет! — Марчелло рванулся за ним.

Грейс заметила, как Иниго выбегает через чёрный ход. Марчелло выругался, закричал, но развернулся, чтобы помочь Грейс. Выбор был сделан.

— За ним! — крикнула она, и они бросились в погоню.

Ночной город проносился мимо, пока их машина мчалась по следу Иниго. Он гнал, как безумный, уводя их всё дальше от клуба, от Джеки, от горящего здания.

— Он направляется к дамбе, — процедил Марчелло, вцепившись в руль. — Прямо как...

— Как тогда, — закончила Грейс.

---

[1] это совокупность всех природных факторов виноградарства, определяющих букет и потенциал вина перед его выдержкой.

Апрель 2032 года.

Либерти-сити.

Дождь усиливался, пока они преследовали машину Иниго по извилистой дороге к дамбе. Молнии раскалывали небо, освещая массивную бетонную конструкцию впереди. Грейс сжимала кулаки, пока Марчелло выжимал из двигателя всё возможное.

— Он ведёт нас туда специально, — процедил Марчелло сквозь зубы. — Здесь всё закончилось для его матери. Здесь твой отец... — он не закончил фразу, увидев, как машина Иниго с визгом остановилась в центре дамбы.

Дождь лил как из ведра, когда они выбрались из машины, мгновенно вымокнув. Иниго стоял у края дамбы, его зелёные линзы неестественно светились в темноте. Смех разносился истеричными потоками над бушующей внизу водой.

— Идеально! — крикнул он, широко раскинув руки. — Вы чувствуете? Поэзию момента? Здесь всё началось, здесь всё и закончится!

— Отойди от края, — окликнула Грейс, держа его на прицеле.

— А то что? Застрелишь меня, как твой отец застрелил мою мать? — его голос снова сорвался на истерический смех. — Прямо здесь, на этом самом месте! Или там? Или вон там вот? Да хуй с ним, уже не так важно. Вот прям здесь! Убивал её, о да. Пока я был младенцем, спрятанным от всех, никогда не знавшим собственную мать как положено!

Сверкнула молния, Грейс увидела в его лице отражение её собственной боли, искажённое годами ненависти. Оба случайные дети, которых завели люди, не способные к родительству.

— Думаешь, ты одна всё потеряла? — спросил он, меряя шагами мокрый бетон. — Твой драгоценный папочка убил моих родителей! Мигель был единственным, кто любил меня, кто видел во мне больше, чем ублюдка Каталины! И подружки Клода отняли его у меня! Забили до смерти. А Клод убил МОЮ мать!

— Мой отец защищался, — гаркнула Грейс, но в её голосе прозвучала неуверенность. Сколько она на самом деле знала о той ночи?

— Мы с тобой так похожи, — голос Иниго опасно смягчился. — Оба сломаны их выбором, их насилием. Но ты всё ещё гоняешься за папочкиной любовью, а я... — он рассмеялся горько и надломлено. — Я принял ту тьму, что они оставили.

Марчелло осторожно шагнул вперёд:

— Всё не обязательно должно так закончиться, Иниго.

— О нет, должно! Твой отец понял, поэтому и помогал мне выследить её. Дети грешников, расплачивающиеся за преступления родителей... — он с пугающей скоростью выхватил пистолет. — Единственный вопрос: кто из вас умрёт первым?

Гром прокатился над их головами, пока они стояли друг напротив друга — трое сломленных детей жестокого наследия, а внизу бурлила тёмная вода, готовая принять новые жертвы на этом проклятом месте.

— Я ждал этого момента всю жизнь, — продолжал Иниго, его голос дрожал от едва сдерживаемых эмоций. — С тех пор, как узнал правду. Знаете, каково это, расти, слыша шёпот за спиной? «Бедный мальчик, сын этой психопатки Каталины»... А потом я узнал о тебе, Грейс. О том, как Клод завёл новую семью, как у него появилась дочь... — он сделал шаг вперёд, вода стекала по его лицу, размывая подводку вокруг неестественно зелёных глаз. — Я следил за тобой годами. Видел, как ты росла, как менялась. И знаешь, что я понял? Мы оба — всего лишь отражения их грехов. Но ты ещё цепляешься за иллюзию нормальной жизни, а я принял свою судьбу. Нам никогда не быть обычными. Нормальными. Счастливыми.

— Ты связался с моим отцом, — произнёс Марчелло. — Использовал его ненависть ко мне.

— О, Джеки? — Иниго рассмеялся. — Он был так рад помочь. Особенно когда узнал, что его сынок якшается с дочерью Клода. Да, пирожочки. Да, он ведь тоже ненавидит твоего отца, Грейс. За то, что тот убил его... деловых партнёров.

Молния озарила небо, их силуэты застыли как в стоп-кадре: три фигуры на краю бездны, связанные цепью предательств и мести, уходящей корнями в прошлое задолго до их рождения.

Вой полицейских сирен разорвал ночную тишину. Иниго дёрнулся, его движения стали более резкими, неконтролируемыми. В свете фар мелькнула знакомая фигура, Нико спешил к ним, держа оружие наготове.

— О, кто к нам пожаловал! — голос Иниго сорвался на визг, пугающе похожий на тот, что описывали в рассказах о Каталине. — Ещё один защитничек!

Он метнулся с нечеловеческой скоростью, и прежде чем кто-то успел среагировать, уже держал Нико, прижимая пистолет к его виску.

— Теперь поиграем по-другому! — его смех перемежался со всхлипами. — Ну что, Грейс? Готова смотреть, как умирает ещё один близкий человек?

— Отпусти его, — голос Грейс стал жёстким. — Он не имеет к этому никакого отношения.

— Все имеют отношение! — Иниго сильнее вжал пистолет в висок Нико. — Все, кто защищал тебя, любил тебя, пока я рос один! ОДИН! С чужими людьми, которые шептались за спиной о моей сумасшедшей мамочке!

Нико не шевелился, его взгляд был прикован к Грейс. Она видела в его глазах то же, что когда-то давно: готовность защищать её любой ценой.

— Хорошо, — Грейс медленно опустила оружие. — Давай поменяемся. Я за него.

— Грейс, нет! — вскрикнул Марчелло.

— О, как благородно! — Иниго снова рассмеялся, в смехе звучали слёзы. — Прямо как в дешёвом кино! Маленькая Грейс выросла и теперь готова жертвовать собой?

— Я больше не та напуганная девочка, — она сделала шаг вперёд. — И ты это знаешь. Отпусти его, возьми меня. Разве не этого ты хотел? Добраться до меня?

— Не делай этого, — процедил Нико сквозь зубы.

— Заткнись! — Иниго тряхнул его. — Все заткнитесь! Я... должен подумать...

Его глаза лихорадочно метались между Грейс и Нико. В них плескалось безумие; то самое, что когда-то сгубило его мать. Дождь усилился, превращая бетон под ногами в опасно скользкую поверхность.

— Ты же понимаешь, что это единственный выход, — продолжила Грейс, делая ещё один осторожный шаг. — Отпусти его, и мы закончим это. Только ты и я. Как ты всегда хотел.

В этот момент она была как никогда похожа на своего отца: тот же стальной взгляд, та же готовность делать то, что должно.

Ла Вибора с силой оттолкнул Нико, тот упал. Грейс сама подошла к врагу. Иниго держал пистолет у её виска, отступал всё дальше от Нико и Марчелло.

— Не двигаться! — в его голосе не стихали истерические нотки. — Ещё шаг, и я разнесу её хорошенькую головку!

Грейс чувствовала, как дрожит рука Иниго. Она дождалась момента, когда молния расколола небо, ослепив всех на секунду. Резкий удар назад локтем, разворот, пистолет выстрелил, казалось, в воздух. Но нет, Грейс повернула руку Иниго на него же. И пуля пришлась ему в брюшную полость. Иниго взвыл от боли, выронив оружие. Его вторая рука метнулась к её горлу с нечеловеческой скоростью.

— Я мечтал об этом! — прохрипел он, сжимая пальцы на её шее. — Чувствовать, как жизнь покидает тебя... И меня….

Грейс ударила коленом, но он и не почувствовал боли. В его глазах танцевало безумие, стирающее границу между реальностью и кошмаром. Воздуха не хватало. Краем глаза она увидела блеск лезвия, нож появился в его руке как по волшебству. Острая боль пронзила бок. Тёплая кровь потекла между пальцами, Грейс не позволила себе закричать.

Удар. Ещё удар. Она вложила в них всю свою ярость, всю боль прошедших лет. Нож выпал из руки Иниго, звякнув о бетон. Его пальцы разжались.

— Как... — прохрипел он, отступая. — Ты должна была сломаться...

— Я уже сломана, — выдохнула она, поднимая пистолет.

Выстрел прогремел одновременно с раскатом грома. Иниго посмотрел на новое расплывающееся красное пятно на груди. Его губы искривились в улыбке, пугающе похожей на улыбку Каталины с той старой фотографии.

— Значит, вот так... — он пошатнулся, делая шаг назад. — Но я заберу тебя с собой!

Его рука метнулась вперёд, вцепившись в её куртку. Один рывок, и они оба зависли над пропастью. Внизу ревела вода.

— Мама ждёт нас, — прошептал он, его хватка была мёртвой. — Пора домой.

— Держись! — крик Марчелло прорезал шум дождя.

Она почувствовала, как чьи-то руки хватают её за куртку, вытягивая назад. Нико и Марчелло действовали слаженно, будто всю жизнь спасали людей вместе: один держал её, второй отцеплял Иниго.

— Не отпущу, — прошипел Иниго, его пальцы впивались в ткань куртки. — Мы оба заслужили...

Последний рывок, и она почувствовала твёрдый бетон под ногами. Иниго сорвался вниз, его последний крик растворился в рёве воды. Грейс упала на колени, прижимая руку к кровоточащей ране. Марчелло подхватил её, не давая упасть.

— Тише-тише, — его голос дрожал. — Мы здесь. Ты не одна.

Нико вызывал скорую, его голос звучал где-то далеко. Гроза отступала, и небо на востоке начинало светлеть. Грейс подняла взгляд, первые лучи солнца окрасили облака в кроваво-красный цвет.

Какое красивое небо! В моменты, когда её настигала какая-то особенная, мистическая вера, хотелось восхищаться и бояться этого кроваво-красного пылающего неба. И если уж умирать, то только на рассвете, чтобы гармонировать своей лужей крови и этим непостижимым буйством красок. Это небо убьёт и заберёт в свои пылающие врата. Умирать на рассвете, казалось ей, — это красиво.

— Даже не думай, — голос Марчелло был на удивление серьёзным. — Ты не умрёшь. Не сегодня.

Она почувствовала, как его руки дрожат, поддерживая её. Нико опустился рядом с ними, прижимая что-то к её ране, пытаясь остановить кровь. В их глазах она видела тот же страх потери, что когда-то был в глазах отца.

— Я устала, — прошептала она.

Марчелло крепче прижал её к себе.

Вдалеке завыли сирены скорой помощи. Над дамбой поднималось солнце, окрашивая мокрый бетон в красный. Там, где несколько минут назад разыгралась драма, достойная греческой трагедии, теперь остались только они трое — живые, раненые, не сломленные.

Грейс закрыла глаза.

Апрель 2032 года.

Либерти-сити.

Белые стены больницы напоминали Марчелло день похорон деда. Стерильная чистота, запах антисептика. Он сидел рядом с кроватью Грейс, наблюдая, как капельница отсчитывает секунды. После операции прошло несколько часов, девушка всё ещё не приходила в сознание.

Нико вышел позвонить Лейле, в палате стало непривычно тихо. Через приоткрытое окно доносился шум города, где-то вдалеке выли сирены. Марчелло потёр шрамы на ладонях — следы той аварии на похоронах деда. Телефон в кармане завибрировал. Сообщение от Абеле: «Джеки знает, что ты жив. Он в городе. Будь осторожен».

Марчелло сжал телефон так сильно, что что-то хрустнуло (в телефоне или в ладони — не было понятно). Тогда, на похоронах, он хотел верить в лучшее. Хотел думать, что отец просто горюет по-сво́ему. Какой же он был наивный.

Грейс пошевелилась, её веки дрогнули. Марчелло подался вперёд:

— Э-э... Ты как?

— Как будто с дамбы упала, — её голос был сипловатым. — А, нет, подожди. Почти упала.

— Прости. Я должен был…

— Бывало хуже, — она попыталась сесть. — И ничего ты не должен был. И вообще… Марчи... мне нужно тебе рассказать. О похоронах твоего деда. Я кое-что поняла и вспомнила.

Он напрягся:

— Что?

— Помнишь аварию? — она сглотнула. — Это был заказ. Мне поручили убрать высокопоставленного мафиози, который будет в первой машине.

Марчелло побледнел:

— Он пересадил туда меня с Абеле, — его голос дрожал. — Кто-то предупредил его. Он знал о покушении и использовал это, чтобы… избавиться от нас? — закончил Марчелло. — От меня.

— Я так рада, что не смогла тогда... что не убила тебя по ошибке.

— Вот почему он так суетился потом, изображал заботу, — Марчелло горько усмехнулся. — Заметал следы.

Они помолчали. За окном занимался рассвет, окрашивая больничные стены в розовый.

— Я тоже вспомнил. Ещё тогда, когда прикончил того гада, который тебя вырубил. Я убивал и до этого.

Грейс молча ждала продолжения.

— Это случилось ночью. Мне было лет десять, точно не помню. Дед был в отъезде. Меланья оставалась дома... моя бабушка... неродная, но она всегда была добра ко мне. Я услышал шум. Спустился вниз и... — он сделал глубокий вдох. — Она лежала там, на полу. А над ней стоял отец. Он закричал, что это охранник. Что он застал его над телом. Я не помню, как схватил пистолет, откуда. Охранник появился в дверях, он начал драться с отцом, и я выстрелил. Просто... выстрелил. Я защищал отца. Так я думал тогда. Но сейчас... — его голос сорвался. — Что если всё было не так? Что если охранник не убивал её? Что если он пытался её защитить?

— От Джеки?

— Меланья много знала. О делах клана, о том, что происходило за закрытыми дверями. И она никогда не доверяла отцу. А он ненавидел её за это, — Марчелло закрыл лицо руками. — Господи, что если я убил невиновного человека? Что, если помог отцу скрыть...

— Ты был ребёнком, — твёрдо сказала Грейс. — Ты верил своему отцу. Как и должен был.

— Ты бы убила своего отца?

— Конечно. Если я узнаю, что это он меня там оставил и он всё ещё жив, то, клянусь, я убью его!

* * *

Настя положила на стол папку с документами:

— Смотри, что мы нашли на твоего Томпсона.

Грейс пролистала бумаги. Схемы с недвижимостью, подставные компании, отмывание денег.

— Он скупает здания в бедных районах, — пояснил Руперт. — Выселяет жителей, фальсифицирует документы. Классическая джентрификация, только с криминальным уклоном.

— И всё через подставные фирмы, — добавила Настя. — Официально он чист как стёклышко. Но мы копнули глубже.

— Британская разведка заинтересовалась его связями с русской мафией, — Руперт поправил бабочку. — А русская разведка — его контактами с MI6.

— Двойная игра? — Грейс подняла бровь.

— Triple game, дорогая, — усмехнулся Руперт. — Он ещё и американцам докладывает. Или думает, что докладывает.

— Один звонок нужным людям, — Настя закурила. — И твой Джек будет слишком занят спасением собственной задницы, чтобы думать о тебе.

— Может, даже в Европу переведут, — подмигнул Руперт. — Подальше от соблазнов.

Грейс закрыла папку:

— Сделайте это. Я и так без него в полной жопе.

— С удовольствием, милая, — Настя затушила сигарету. — Считай, что твоя проблема с навязчивым ухажёром решена.

* * *

Весна 2031 года.

Вайс-сити.

Абеле сидел в своём кабинете, перебирая документы. Джеки нервно мерил шагами комнату:

— Если старик узнает...

— Не узнает, — спокойно ответил Абеле. — Я всё улажу, как обычно.

Он годами помогал Джеки проворачивать тёмные делишки за спиной Томми. Процент от доходов был хорошим, а Томми оставался в неведении о делах сына. Всех всё устраивало.

— Дело не только в этом, — Джеки остановился. — Марчелло. Он слишком много знает.

Абеле поднял взгляд от бумаг:

— Он твой сын.

— Он помеха! — Джеки ударил кулаком по столу. — Когда старик умрёт, мне не нужен щенок, который станет совать нос в мои дела.

— И что ты предлагаешь?

— Ты же понимаешь, что.

Абеле медленно откинулся в кресле. Он помнил Марчелло ребёнком, помнил, как мальчик пел на семейных праздниках, как смотрел на деда с обожанием. Конечно, он пообещал Джеки, что позаботится о Марчи. Но позаботился в итоге по-настоящему, позволив ему сбежать.

Правда, и в этом решении была ложечка дёгтя. Именно Абеле проморгал момент, когда Кен Розенберг выкрал завещание. И старик Версетти решил, что побег Марчелло снимет с него все подозрения, отведёт гнев Джеки. Так и вышло.

«Прости, мальчик, — подумал Абеле. — Но лучше быть изгнанником, чем мёртвым».

* * *

2003 год.

Вайс-сити.

Пятнадцатилетний Джеки Версетти стоял у ворот школы, поправляя ремешок дорогих часов — подарок отца. Тёмные волосы уложены назад, белоснежная рубашка безупречно выглажена. Сын Томми Версетти не мог позволить себе выглядеть иначе.

Он отчаянно какое-то время пытался скрывать отношения с девочкой из другой школы. Она была из бедной семьи, что точно бы не понравилось Томми. Виталия появилась словно видение — длинные тёмные волосы, самостоятельно мелированные где попало, огромные карие глаза, нежная улыбка. В свои пятнадцать она казалась воплощением невинности. Слишком чистая для этого города, слишком светлая для семьи Версетти.

— Я принесла тебе кексы, — она протянула ему бумажный пакет. — Сама пекла.

Джеки улыбнулся редкой для него, настоящей улыбкой:

— Ты же знаешь, что не обязана?

— Я хочу заботиться о тебе, — она коснулась его щеки. — Всегда.

Они проводили часы на пляже, мечтая о будущем. Она говорила о семье, детях, нормальной жизни. Он обещал защищать её от всего мира.

— Я бы умерла за тебя, — шептала она, глядя на закат.

— Не говори так, — он крепче прижимал её к себе.

Виталия сидела на песке, подставив лицо последним лучам солнца. Её волосы отливали золотом, на щеках играл румянец. Джеки украдкой рисовал её в блокноте — никто не знал о его увлечении рисованием, это был их маленький секрет.

— Покажи! — она потянулась к блокноту.

— Нет, не готово...

— Джеки Версетти, немедленно покажи!

Она попыталась отобрать блокнот, они боролись, смеясь, пока не упали на песок. Её волосы щекотали его лицо, глаза сияли. Потом бежали домой под дождём, чтобы успеть до комендантского часа.

— Ты промокнешь, — Джеки накинул на неё свой пиджак.

Виталия спряталась под козырьком магазина, вода стекала по её лицу:

— Мне нравится дождь. Он смывает всю грязь города.

— Ты странная, — он улыбнулся.

— А ты влюбился в странную, — она показала ему язык.

Джеки притянул её к себе и поцеловал. Её губы пахли карамелью и дождём.

Часто они сидели на крыше её дома. Однажды, снова сидя там, Виталия достала маленький свёрток:

— С днём рождения, любимый.

Внутри оказался серебряный медальон с их фотографией.

— Теперь я всегда буду с тобой, — она положила голову ему на плечо. — Даже когда нас разделяют мили.

— Никто не разделит нас, — прошептал он, целуя её висок.

Когда привычные места приелись, подростки осмелели и стали гулять по ночам, не боясь запретов и гнева родителей.

— Смотри! — Виталия указала на первые лучи солнца. — Новый день.

Они не спали всю ночь, гуляя по пустынному городу. Её щёки раскраснелись от холода, глаза блестели от недосыпа.

— Когда-нибудь, — она мечтательно улыбнулась, — мы будем встречать каждый рассвет вместе.

Джеки сжал её ладонь. В тот момент он действительно верил в это.

Она не хотела появляться в шумных местах, не любила ходить в кафе, хотя Джеки вполне мог себе позволить водить девушку куда пожелает и платить за двоих. Но она предпочитала импровизированные пикники и посиделки на старой игровой площадке. Виталия напевала какую-то песню, качаясь на старых качелях. Её школьная юбка развевалась на ветру.

— Однажды мы состаримся вместе. У нас будет дом, дети...

— С белым забором?

— И собакой, — она рассмеялась. — Обязательно с собакой.

И несмотря на милые мечты, простые желание, полгода спустя отношения дали трещину. Любовь и мечты затмили ответственность и внимательность. Поддавшись лишь желаниям, они сломали хрупкий союз, который ещё не успели достроить.

— Я беременна, — её голос дрожал.

Джеки застыл.

— Я хочу оставить ребёнка.

— Нет! — он вскочил. — Ты не понимаешь? Отец убьёт меня! Мы ещё дети!

— Это наш ребёнок, — в её глазах стояли слёзы. — Наша любовь.

— Любовь? — он горько рассмеялся. — Какая к чёрту любовь? Нам по шестнадцать!

Её лицо окаменело:

— Значит, вот как? Всё было ложью?

— Виталия, пожалуйста...

Но она уже уходила, сжимая кулаки, чтобы не расплакаться.

«Я пользуюсь всем так неосторожно, как раз потому что оно мне не принадлежит. Мне даже жизнь собственная не принадлежит, мне нечем дорожить», — думал Джакомо в тот момент.

И только годы спустя, глядя на их сына, Джеки понял — это действительно была любовь. Единственная настоящая вещь в его жизни. Но он осознал это слишком поздно.

* * *

Январь 2004.

Особняк Версетти.

— Она не выжила, — мать Виталии принесла младенца к порогу, как когда-то принесли и самого Джеки. — Роды были слишком тяжёлыми. Но мальчик здоров.

Джеки стоял, вцепившись в дверной косяк. В свои шестнадцать он выглядел потерянным ребёнком, не готовым стать отцом. Меланья первая шагнула вперёд, протягивая руки:

— Дайте его мне.

Она прижала младенца к груди с такой нежностью, словно это был её собственный ребёнок — тот, которого она никогда не смогла подарить Томми.

— Посмотри, — прошептала она, поворачиваясь к Джеки. — У него твои глаза.

Джеки отшатнулся. В этот момент что-то сломалось в нём окончательно. Он видел, как отец смотрит на Меланью с ребёнком — тем взглядом, которого сам Джеки никогда не удостаивался.

— Как его назвали? — спросил Томми.

— Моя девочка дала ему имя Марчелло. Заберёте его? Я не прокормлю.

— Марчелло, — произнесла Меланья. — Добро пожаловать, Марчелло.

«Она забирает его, — стучало в голове Джеки. — Забирает моего сына, как забрала внимание отца. Теперь у неё есть ребёнок для Томми, которого она сама не смогла родить. Блядская ты дура!»

— Джеки? — Меланья сделала шаг к нему. — Хочешь подержать сына?

Он развернулся и вышел из комнаты. За его спиной тихо плакал младенец — живое напоминание о Виталии и о том, как снова его обошли в борьбе за любовь отца.

* * *

Май 2032 года.

Либерти-сити.

Весна вступала в свои права, но в доме Белликов царила тьма. Мэллори угасала с каждым днём, несмотря на все усилия врачей. Новые лекарства уже не помогали. Агнесс не отходила от матери, держала её за руку. Мэллори улыбалась, но всё реже открывала глаза.

В то утро она попросила собрать всех. Грейс пришла, опираясь на плечо Марчелло — рана всё ещё давала о себе знать. Нико и Лейла застыли в дверях. Роман сидел рядом с женой, не скрывая слёз.

— Моя семья, — прошептала Мэллори. — Вы все... моя семья. Пожалуйста, не бросайте друг друга, как не бросили меня.

К вечеру её не стало.

Похороны прошли в пасмурный день. Чёрные костюмы и платья, опущенные головы, тихие всхлипы Агнесс. Старые друзья собрались проводить Мэллори в последний путь. Луис и Тони приехали из Алгонквина — постаревшие, но всё такие же элегантные, держащиеся друг друга. Дуэйн, теперь успешный бизнесмен, положил на могилу белые розы. Берни, располневший и поседевший, не мог сдержать рыданий. Джейкоб, с бессменными дредами и в дорогом костюме, привёз музыкантов — они сыграли любимую песню Мэллори. Пакки, завязавший с выпивкой и остепенившийся, крепко обнял Романа.

На поминках все говорили о старых временах. О том, как Джонни погиб от рук психопата. Как Брюси и Мори разбились на очередной безумной гонке. О лучших днях, когда они все были молоды и полны надежд. И когда все были живы.

— Она была лучшей из нас, — пробормотал Нико. — Всегда верила в лучшее, когда мы сами в себя не верили.

Грейс молча смотрела на фотографию Мэллори — молодой, смеющейся, с искрящимися глазами. Такой она её помнила с детства. Такой она навсегда останется в их сердцах. Звон разбитого стекла заставил всех вздрогнуть. Агнесс стояла посреди комнаты, осколки бокала хрустели под её ногами.

— Как вы можете просто сидеть? — её голос срывался на крик. — Просто... сидеть и вспоминать? Она умерла! Моя мама умерла! А вы... вы...

Она задыхалась от рыданий, её колени подогнулись. Лейла успела подхватить её прежде, чем она упала на осколки.

— Тише, милая, тише, — Лейла гладила её по голове, как маленькую.

— Я не хочу тише! — Агнесс билась в истерике. — Я хочу маму! Верните мне маму!

Грейс и Лейла вдвоём помогли ей добраться до спальни. Агнесс цеплялась за них, всхлипывая:

— Она обещала увидеть, как я выйду замуж... Как у меня будут дети... Она обещала...

— Я знаю, милая, — шептала Лейла, укрывая её одеялом. — Я знаю.

В гостиной Роман методично напивался. Бутылка виски опустела наполовину, старые друзья не отходили от него.

— Эй, Роман, — Пакки мягко забрал у него стакан. — Притормози.

— Зачем? — Роман горько усмехнулся. — Что мне теперь тормозить? Для кого?

— Для дочери, — подал голос Берни. — Ей сейчас нужен отец. Целый, а не в хлам.

— Какой из меня отец? — Роман обвёл всех мутным взглядом. — Я жену не смог спасти... Не заработал достаточно... Не...

— Прекрати, — Луис положил руку ему на плечо. — Мэллори гордилась тобой. Ты был лучшим мужем, о котором она могла мечтать.

— Помнишь, что она всегда говорила? — спросил Дуэйн. — «Моё богатство — это моя семья». И ты дал ей это богатство, друг.

Роман заплакал, уткнувшись в плечо Нико. Старые друзья молча окружили его, поддерживая в самый тёмный час его жизни.

* * *

Седьмого мая Грейс сидела у окна, наблюдая за дождём. День её рождения прошёл почти незаметно, никто не был в настроении праздновать, сама Грейс не хотела привлекать внимание.

— Я тут нашёл одно место. Хочу тебе показать.

Марчелло выглядел непривычно взволнованным. Грейс подняла бровь:

— Что за место?

— Увидишь, — он улыбнулся. — Давай, одевайся.

Они ехали через весь город, соблюдая меры предосторожности, петляли по переулкам, несколько раз меняли транспорт. Наконец остановились у старого здания музыкальной школы.

— Что мы тут делаем? — спросила Грейс, когда они поднимались по лестнице.

— По ночам никого нет, так что мы можем… — Марчелло достал ключ.

Он открыл дверь, и Грейс увидела просторную комнату с роялем.

— Я знаю, что сейчас не до праздников. Но всё же. С днём рождения, Грейс.

Она замерла на пороге:

— Я не понимаю.

— Ты однажды сказала, что у тебя был синтезатор, — он подвёл её к роялю. — Думаю, ты заслуживаешь инструмент получше.

Грейс провела рукой по полированной крышке:

— Я не играла... лет десять.

— Это как езда на велосипеде, — он ободряюще кивнул ей. — Попробуй.

Она нерешительно села за инструмент. Пальцы коснулись клавиш, и комнату наполнил неуверенный звук. Она сбилась почти сразу.

— Похоже, я растеряла все навыки.

— Ничего, — Марчелло сел рядом, их плечи соприкоснулись. — Давай вместе.

Он начал играть простую мелодию, поглядывая на неё:

— Присоединяйся, когда будешь готова.

Сначала неуверенно, потом смелее, Грейс начала подыгрывать. Мелодия получалась неровной, с запинками, и в этом была своя красота.

— В детстве меня немного учила Лейла, — вспомнила она, не отрывая взгляда от клавиш. — Я сидела у неё на коленях, и мы играли вместе.

— И что ты играла? — спросил Марчелло, его пальцы легко перебирали клавиши, создавая фон для её рассказа.

— Всякие детские песенки.

Она попыталась сыграть несколько аккордов, но сбилась.

— Мне нравится, — Марчелло посмотрел на неё с такой теплотой, что внутри что-то дрогнуло. — Видеть тебя такой.

Грейс неожиданно почувствовала, как к горлу подкатывает горький ком. Она попыталась сыграть ещё что-то, но пальцы не слушались.

— Мне кажется, из нас двоих музыкант точно ты, — сказала она, отодвигаясь.

— Не скромничай, — Марчелло взял её руки в свои. — У тебя хороший слух.

Его пальцы были тёплыми, немного шершавыми от струн гитары. Он мягко положил её руки на клавиши:

— Попробуй ещё раз. Что-нибудь простое.

Она заиграла мелодию, которую помнила с детства, нежную, убаюкивающую.

— Прекрасно, — сказал Марчи, когда она закончила.

— Не льсти, — Грейс покачала головой, но улыбнулась. — Я же знаю, как это должно звучать на самом деле.

Лето 2032 года.

Вайс-сити.

Новости о смерти Иниго достигли Джеки Версетти в его особняке в Вайс-сити. Он сидел в кабинете, разглядывая старую фотографию: молодой парень с зелёными линзами улыбался в камеру, за его спиной сверкало море.

— Босс, — один из телохранителей осторожно положил перед ним конверт. — Пришло сообщение от вашего сына. Он хочет встретиться. Показать завещание.

Джеки медленно разорвал конверт. Его руки дрожали от ярости.

— Мой сын? — его смех был похож на лай. — У меня нет сына. Был один... настоящий. Тот, кто понимал. Тот, кто не предавал.

Он провёл пальцем по фотографии Иниго.

— Я видел в нём то, что хотел видеть в Марчелло. Ярость. Боль. Готовность ко всему, — его кулак обрушился на стол. — А теперь он мёртв! Из-за этого щенка и его шлюхи!

— Босс, может...

— Никаких «может»! — Джеки вскочил. — Хватит играть в прятки. Они убили единственного, кто... — его голос сорвался. — Найти их. Всех, кто был в том клубе. Всех, кто помогал им. Никакой пощады.

Он швырнул фото на стол:

— Марчелло привезти ко мне, я сам его прикончу.

Телохранитель попятился к двери:

— Будет сделано, босс.

Джеки остался один. Подошёл к окну, глядя на ночной город.

— Ты был лучшим сыном, чем тот, кого я породил, — прошептал он, обращаясь к воображаемому призраку Иниго. — И я отомщу за тебя. Клянусь.

Через час его люди уже прочёсывали город. Джеки Версетти объявил войну. Не тайную, не выжидающую. Настоящую войну, в которой не будет правил и пощады.

В его кабинете фотография Иниго улыбалась в пустоту, а рядом лежало нераспечатанное порванное письмо от сына. Джеки даже не взглянул на него, он уже сделал свой выбор.

* * *

Вайс-сити переливался неоновыми огнями, даже в предрассветные часы не погружаясь в полную темноту. С высоты самолёта город казался драгоценным камнем, брошенным на бархатную ткань ночи — сверкающим, манящим, полным обещаний.

Марчелло смотрел в иллюминатор, чувствуя, как внутри смешиваются тревога и странная тоска. Вайс-сити был его домом. Здесь он вырос, дал свой первый концерт, впервые поцеловал девушку. Каждая улица хранила воспоминания от беззаботного детства до первых шагов во взрослую жизнь.

Парень говорил и не мог остановиться, рассказывая о местах, где любил бывать: о маленькой пиццерии в Малой Гаване с лучшей «Маргаритой» в городе, о скрытом пляже, известном только местным, о книжном магазине с джазовыми вечерами по пятницам.

— Я бы хотел показать вам настоящий Вайс-сити, — сказал он, обращаясь ко всем, но глядя на Грейс. — Просто... прогуляться по Оушен-драйв, выпить кофе в кафе на пляже, съесть мороженое в парке Вашингтон...

В его глазах мелькнула тень. Он знал, что, возможно, больше никогда не сможет просто так гулять по родному городу. Не со своей фамилией. Не с отцом, жаждущим его смерти.

Он смотрел, как первые лучи солнца окрашивают город в золото и розовый, и позволил себе мечтать о том, как однажды пройдёт по всем своим любимым местам без грима, без страха.

Вайс-сити встретил их удушающей жарой. Тони Принс, теперь владелец сети отелей, лично проследил за их заселением.

— Никаких документов, никаких камер, — он похлопал Нико по плечу. — Как в старые времена, да?

Они расселились в разных концах города. Марчелло в маленькой квартире на окраине, Грейс в мотеле у пляжа, Нико в промышленном районе. «Штабом» выбрали заброшенный склад, принадлежавший Тони, достаточно далеко от туристических маршрутов, но с хорошим обзором окрестностей.

Агнесс механически глотала таблетки, которые ей прописал врач. Траур по матери смешивался с адреналином опасности, создавая гремучую смесь. Она вызвалась быть связной, её в городе никто не знал.

— Только осторожнее, — просил Роман. — Я не могу потерять ещё и тебя.

Барбара удивительно легко влилась в роль официантки в прибрежном кафе — идеальное прикрытие для сбора информации. Роман устроился таксистом, развозил еду и новости между точками.

Марчелло выходил на улицу только в гриме: то седой старик с тростью, то латиноамериканский работяга. Грейс научила его основам маскировки, и теперь даже она не всегда узнавала его с первого взгляда.

Лейла собирала вещи, готовясь к полёту в Белград. Андрия помогал ей, непривычно тихий.

— Я должен остаться! — вдруг выпалил он. — Я могу помочь!

— Нет, — Нико обнял сына. — Ты уже достаточно насмотрелся. Пусть бабушка научит тебя готовить настоящий сербский гуляш. И школу пропустил, надо навёрстывать.

В аэропорту Лейла крепко обняла Грейс:

— Береги их всех. И себя.

— Возвращайся скорее, — прошептала Грейс. — Ты нужна здесь.

Самолёт растворился в жарком небе Вайс-сити. Они вернулись к своим ролям: Барбара разносила коктейли, Роман крутил баранку, Агнесс бродила по магазинам, собирая слухи. Город жил своей жизнью, не подозревая о той войне, что разворачивалась в его тени.

* * *

— Вы так похожи на итальянку, ну, скажите, кто ваши родители? — молодой бариста приставал с вопросами с того самого момента, как девушка вошла в заведение.

«Доебался же, а…» — Грейс закатила глаза и, не допив кофе, вышла из кофейни, чтобы вернуться домой.

В Вайс-сити стоило пить прохладительные, но тот день выдался дождливым и пасмурным. Море штормило, плавки и шорты пылились в чемоданах приезжих и шкафах местных. Томиться в ожидании неизбежного кровопролития становилось просто невыносимо.

Однажды вечером Роман не выдержал:

— Нико, кузен! Поехали в боулинг?

Нико закатил глаза:

— Опять?

— Да ладно тебе! — Роман уже тащил его к машине. — Нельзя же всё время прятаться.

В боулинге они столкнулись с парочкой местных — Джейсоном и Люсией. Те как раз спорили о каком-то деле, но при виде новых посетителей замолчали.

— Эй, ребят, не против, если мы к вам присоединимся? — Роман включил всё своё обаяние. — Я угощаю пивом!

К удивлению Нико, вечер получился почти нормальным. Джейсон оказался неплохим игроком, Люсия травила байки про местных копов, а Роман... Роман впервые за долгое время искренне смеялся.

— Видишь, кузен? — шепнул он Нико. — Боулинг — это просто боулинг.

* * *

Марчелло сидел на балконе своей конспиративной квартиры, глядя на закат. Перед ним лежало нераспечатанное завещание деда — единственное, что осталось от той семьи Версетти, что он любил.

— Ты уже час пытаешься прожечь в нём дыру взглядом, — Грейс присела рядом.

— Я всю жизнь пытался быть достойным этой фамилии, — он горько усмехнулся, разочарование в сердце сделало лицо кислым и недовольным. — А теперь... теперь я даже не знаю, кто я.

— Ты не только Версетти, — она осторожно коснулась его руки. — Ты ещё и сын своей матери. Ты когда-нибудь искал её семью?

Марчелло замер:

— Я... я даже не думал об этом. Мне всегда говорили, что она умерла при родах.

— А ты проверь, — Грейс подтолкнула его плечом. — Может, там есть люди, которые помнят её. Любили её.

Марчелло покачал головой:

— Зачем? Меня вырастили Версетти. Я даже не знаю полного имени матери, только то, что отец никогда о ней не говорил, а дед менял тему.

Грейс развернулась к нему.

— Тебе всю жизнь рассказывали только одну сторону истории. Ту, которая была выгодна твоему отцу.

— Да кому я нужен? — он отвернулся, глядя на город. — Если бы у меня были родственники со стороны матери, они бы давно объявились. Искали бы меня. Как минимум, захотели бы денег богатого внука.

— А как тебя искать? — Грейс не отступала. — Ты сын Версетти. К тебе нельзя просто так подойти на улице. Может, они пытались, но не смогли пробиться через твоего отца?

Марчелло задумался. Он никогда не смотрел на ситуацию с этой стороны. Ему всегда казалось, что кроме клана Версетти у него никого нет и не может быть.

— Послушай, — Грейс положила руку ему на плечо. — Я знаю, каково это — искать семью. Искать корни. Я всю жизнь ищу отца. И поверь, если бы у меня был хоть малейший шанс найти ещё кого-то родного... кого-то, кто знал мою мать... я бы не колебалась ни секунды.

Её голос дрогнул на последних словах. Марчелло внимательно посмотрел на неё:

— Это действительно так важно для тебя?

— Не для меня, — она покачала головой. — Для тебя. Я видела, как ты изменился после того, как узнал, что дед гордился тобой. Представь, что есть люди, которые могут рассказать о твоей матери. Которые хранят её фотографии, её вещи... Которые могут сказать, на кого ты похож. Что ты унаследовал её глаза или улыбку.

Марчелло молчал, но Грейс видела, что её слова находят отклик.

— Я даже не знаю, с чего начать, — наконец ответил он.

* * *

Поиски привели их в маленький домик на окраине города. Пожилая женщина открыла дверь и застыла, глядя на Марчелло:

— Господи... Ты так похож на неё.

Селеста, мать Виталии, плакала, рассматривая своего внука. Женщина провела их в маленькую гостиную, где время остановилось: выцветшие обои, старые фотографии на стенах, потёртый диван.

— Хочешь увидеть её комнату? — спросила Селеста. — Я... я сохранила всё, как было, — она повела их на второй этаж. — Он приходил сюда, — добавила Селеста, положив руку на дверную ручку. — Твой отец. После её смерти. Первый раз пришёл на похороны. Стоял в стороне, не подходил к гробу. А потом через несколько дней вернулся. Просил показать её комнату.

Она открыла дверь, и они вошли в комнату девочки-подростка: постеры музыкальных групп на стенах, книжные полки, заваленные учебниками, плюшевые игрушки на кровати. Всё покрывал тонкий слой пыли, но было заметно, что Селеста регулярно приходит сюда, чтобы поправить покрывало, смахнуть паутину.

— Он сидел здесь, — Селеста указала на кровать. — Часами. Не говорил ничего, просто сидел. Иногда плакал. Один раз я принесла ему чай, а он даже не заметил. Просто смотрел на её фотографии, на её вещи.

Марчелло подошёл к столу. На нём стояла фотография — совсем юные Виталия и Джеки, оба улыбающиеся, беззаботные. Таким он никогда не видел своего отца.

— Он нашёл её старую пластинку, — продолжила Селеста, открывая проигрыватель. — Та самая, которую они слушали вместе. Каждый раз включал и сидел, пока не закончится.

Она поставила иглу, и комнату наполнили нежные звуки Барри Уайта. «Can't Get Enough of Your Love, Babe» — мелодия плыла в воздухе, такая живая среди этих застывших воспоминаний.

— В последний раз он пришёл почти через год после её смерти, — Селеста смахнула слезу. — Принёс цветы. Посидел тут пару часов. А потом сказал: «Простите меня» и ушёл. Больше я его не видела.

Марчелло стоял посреди комнаты, ощущая странное смешение чувств. Гнев на отца за то, что тот никогда не рассказывал ему о матери. Грусть о жизни, которой у него никогда не было. И какое-то неожиданное сочувствие к Джеки — кем он был до того, как стал тем безжалостным человеком, которого знал Марчелло?

Руки Селесты дрожали, когда она доставала старый фотоальбом.

— Вот, смотри. Это твоя мама в школе.

Виталия улыбалась с фотографий — юная, красивая, с тем же разрезом глаз, что и у Марчелло.

— Она не умерла при родах, — покачала головой Селеста. — Это ложь. Собственный отец убил её. После того, как она родила тебя.

Марчелло сжал кулаки:

— Что?

— Она хотела оставить тебя. Воспитывать сама. Это она дала тебе имя — Марчелло. Джеки пришёл в ярость, — Селеста вытерла слёзы. — Он не мог допустить скандала. Версетти не женятся на девочках из бедных семей. А мой муж был против ещё одного нахлебника. Хотел пойти и требовать у Версетти денег или просто избить Джеки. Виталия бросилась на отца, сказала, что умрёт за любовь. И умерла…

— И что случилось?

— Для Версетти — послеродовые осложнения. На самом деле… Прибил её отец в пылу гнева… — старушка достала последнюю фотографию. — Вот, это за день до твоего рождения. Она была так счастлива.

На снимке Виталия держала руки на округлившемся животе, её глаза сияли.

— Я отдала тебя Версетти. Мне после смерти дочери было не до младенца. Да и денег не было никогда толком, — прошептала Селеста. — Версетти умеют заметать следы, потом уже к тебе было не подступиться. Да и я думала, что тебе такие родственники, как я и муж, не нужны.

Марчелло смотрел на фото матери, и что-то внутри него менялось. Пустота, которую он всю жизнь пытался заполнить признанием отца, начинала заполняться чем-то другим: памятью о женщине, которая любила его ещё до рождения.

* * *

Лейла вернулась в Вайс-сити поздно вечером. Нико ждал её в условленном месте — маленьком кафе на набережной.

— Андрия в порядке, — она села напротив, улыбнулась знакомой усталой улыбкой. — Мама накормила его своими пирожками, заставила выучить три сербские песни и почти убедила поступать в Белградский университет.

— Хорошо, — Нико накрыл её ладонь своей. — Там он в безопасности.

Они вышли на пляж. Луна отражалась в океане, где-то вдалеке играла музыка. Лейла сняла туфли, позволяя тёплому песку щекотать ступни.

— Помнишь наше самое классное свидание? — спросила она вдруг.

— В том ужасном ресторане в Бохане? — Нико усмехнулся. — Где официант пролил на меня суп?

— Нет, — она прислонилась к его плечу. — Когда ты учил меня стрелять, помнишь? На крыше того заброшенного дома. Я была в розовой футболке...

— И джинсах с дыркой на колене, — закончил он. — Конечно, помню. Ты промахнулась раз двадцать.

— Зато в двадцать первый попала точно в цель.

— И потом опять не попадала.

— Если надо кого-то пристрелить, у меня есть ты, Беллик.

Они шли вдоль кромки воды, держась за руки, как подростки. Здесь, вдали от всех опасностей и проблем, они могли быть мужем и женой, любящими друг друга несмотря ни на что.

— Может, мне стоило остаться в Белграде с сыном?

— И варить сливовую ракию с соседями? — Нико притянул её к себе. — Ты бы заскучала через неделю.

— Наверное, — она рассмеялась. — Мы слишком привыкли к этому безумию, да?

Он поцеловал её — как тогда, на крыше, когда она впервые попала в мишень. Волны лизали их ноги, ветер трепал волосы Лейлы, а где-то в городе их ждала очередная битва. Но сейчас был только этот момент, только они вдвоём под звёздным небом Вайс-сити.

— Помнишь Белград, 2025-й? — спросила Лейла, глядя на воду. — Ты тогда ушёл на три месяца.

Нико напрягся. Те дни были самыми тёмными в их браке, когда всё почти рухнуло.

— Помню, — он сжал её руку. — Я был таким идиотом.

— Мы оба были, — ответила она. — Ты — со своими старыми демонами, я — со своими претензиями.

Это началось с мелочей — недосказанности, обиды, упрёки. Десять лет брака, рутина, усталость. Нико всё чаще уходил работать допоздна, а Лейла погрузилась в свой бизнес. Андрии тогда было девять, он всё замечал, всё чувствовал, но молчал.

— Я только недавно поняла, — продолжила Лейла, — сколько боли тебе причинила. Всё время сравнивала тебя с призраком.

— С Клодом? — Нико поднял бровь. — Я всегда знал, что он был для тебя особенным.

— Не в том смысле, — она покачала головой. — Я всегда любила тебя. Но... я сравнивала то, как мы жили. Когда-то всё было остро, ярко, на грани. А с потом тобой... спокойно, надёжно. И я стала видеть в этом скуку, — она вздохнула. — Хотела больше драйва, больше безумия. Как будто нам с тобой не хватало адреналина.

— А я думал, что тебе нужна стабильность, — Нико усмехнулся. — Поэтому и душил в себе всё, что могло вносить хаос.

— И в итоге взорвался.

В тот вечер они сказали друг другу всё, что копилось годами. Он обвинил её в том, что она никогда полностью не доверяла ему как отцу Андрии. Она упрекнула его в эмоциональной закрытости, в том, что он не разделяет с ней свои настоящие мысли. Он хлопнул дверью и ушёл.

Три месяца они жили раздельно. Лейла хотела подать на развод, но каждый раз откладывала подписание бумаг. Нико снимал квартиру на другом конце Белграда и виделся с сыном по выходным. Оба были несчастны, оба слишком гордые, чтобы сделать первый шаг.

— Помнишь, как мы встретились случайно в той кофейне? — спросил Нико.

— Ничего случайного, — Лейла улыбнулась. — Я выследила тебя. Знала, где ты завтракаешь по субботам.

— Вот это да, — он рассмеялся. — А выглядела такой удивлённой.

— Я училась у лучших, — она подмигнула.

В то утро они поговорили. Без обвинений, без старых обид. Как два человека, когда-то любивших друг друга.

— Знаешь, что меня поразило тогда? — сказал Нико. — Когда ты сказала: «Я не хочу, чтобы ты был похож на кого-то. Я хочу, чтобы ты был собой. Даже если это значит, что нам не по пути».

— А потом ты сказал...

— Что моё настоящее «я» любит тебя. И всегда будет любить, — он погладил её по щеке. — И это была чистая правда.

Они начали всё заново. Стали ходить к семейному терапевту — затея, которую Нико поначалу считал бессмысленной, но которая помогла им научиться говорить друг с другом по-настоящему. Лейла перестала ждать от него определённых реакций. Нико научился делиться своими страхами и сомнениями, не боясь (ну, почти) показаться слабым.

— А потом был тот отпуск в Черногории, — Лейла озорно улыбнулась. — Помнишь?

— Как я могу забыть? — он обнял её крепче. — Мы там заново влюбились.

— Не заново, — она покачала головой. — Просто глубже.

Они зашли в воду по щиколотку. Тёплые волны омывали усталые ноги.

— Я рада, что мы тогда не сдались, — тихо сказала Лейла.

— Я тоже, — он поцеловал её в висок. — Потому что в этом безумном мире ты — мой единственный настоящий дом.

Она прижалась к нему, и они стояли так, вглядываясь в океан.

* * *

— А это твой дедушка, мой муж, — Селеста протянула Марчелло выцветшую фотографию. — Он умер несколько лет назад, болел...

Марчелло рассматривал лицо мужчины, державшего маленькую Виталию на руках.

— Он был непростым человеком, — продолжила Селеста, поглаживая край фотографии. — Сидел... за убийство Виталии.

— И вы его простили? — Грейс не смогла сдержать возмущение. — После того, как он убил вашу дочь?

— Девочка моя, — Селеста грустно улыбнулась сквозь слёзы, — ты не понимаешь. Семь лет он отсидел, вернулся другим человеком. Сломленным. А я к тому времени разорилась, чуть не лишилась дома. Одной женщине тяжело.

— Но он убил вашу дочь! — Грейс повысила голос. — Вашего единственного ребёнка!

— А как жить дальше? — пожала плечами Селеста. — Без мужика в доме тяжело. Кто кровлю починит? Кто защитит от тех же Версетти? — она покачала головой. — Ты молодая, тебе не понять. Я простила не его: я простила себя. За то, что не смогла защитить дочь.

Марчелло сидел неподвижно, словно громом поражённый. Только сейчас он начал по-настоящему осознавать весь ужас ситуации. Клубок лжи, насилия и предательства, из которого он появился на свет.

— Теперь ты презираешь меня, да? — спросила Селеста, глядя на внука. — За то, что приняла обратно человека, убившего твою мать?

Марчелло поднял глаза:

— Нет. Я не знаю... я просто потрясён.

— Бернардо мучился до конца жизни, — продолжила Селеста. — Каждую ночь плакал, звал Виталию. Уже в старости начал верить, что она к нему приходит, разговаривает с ним, — она покачала головой. — Тюрьма не была его настоящим наказанием. Настоящим наказанием была жизнь с тем, что он сделал.

Грейс встретилась взглядом с Марчелло. В его глазах читалась глубокая боль. Не только от этого страшного открытия, но и от понимания, что его семейная история оказалась ещё более трагичной и запутанной, чем он мог представить.

— В этом доме слишком много призраков, — сказала Селеста. — Но я рада, что хотя бы ты появился, мальчик мой. Ты единственное, что осталось от моей Виталии.

— А вы... — он запнулся. — Вы бы хотели... общаться? В смысле, я знаю, что сейчас всё сложно, но потом...

— Глупый вопрос, — Селеста погладила его по щеке. — Конечно, хочу.

Грейс вышла за водой и наблюдала за ними из кухни. Она думала о своих поисках, о том, как неосознанно отложила их, погрузившись в историю Марчелло. Может быть, потому что почувствовала, что кому-то по-настоящему нужна.

«Я найду тебя, папа, — подумала она. — Обязательно найду. Но сначала помогу Марчи. Ты говорил, что нельзя бросать тех, кто в беде».

Селеста позвала пить чай. Обычный домашний вечер, почти нормальный, если забыть о том, что где-то в городе их ждала война.

Лето 2031 года.

После смерти Томми Версетти.

Сиделка прикрыла дверь в спальню Томми. В доме царила гнетущая тишина, нарушаемая только тиканьем старинных часов в холле. Семь лет она была помощью и опорой старого дона и теперь, когда его не стало, чувствовала себя потерянной.

В последние дни Томми часто говорил о внуке: «Марчелло должен знать, — повторял он в бреду. — Скажи ему... скажи...»

Она нашла номер Марчелло в телефонной книге Томми. Рука дрожала, когда она набирала цифры.

Выстрел прозвучал неожиданно. Женщина не успела обернуться.

— Прости, дорогая, — Джеки опустил пистолет. — Такие тайны должны умереть вместе с отцом.

Кен Розенберг, стоявший в дверях, побледнел:

— Господи... Джеки, что ты...

— А ты поможешь мне убрать это, — Джеки повернулся к нему. — И я прощу тебе твои долги.

Позже, когда тело было спрятано, Джеки похлопал Кена по плечу:

— Теперь ты мой должник. Навсегда.

Кен смотрел вслед уходящему Джеки и чувствовал, как его затягивает в новый кошмар.

* * *

Июнь 2032 года.

Вайс-сити.

Розенберг появился сам, без оружия и условий. Расплакался от страха и раскаяния, Нико громко матерился по-сербски, когда чуть не прибил старого наркомана, явившегося к Марчелло посреди ночи.

— Ты! — Марчелло прижал Кена к стене. — Ты помогал ему всё это время!

— Нет-нет, постой! — Кен задыхался. — Я могу всё объяснить! Он предал меня, кинул, как только получил что хотел!

— И почему я должен тебе верить?

— Потому что я знаю то, чего не знает никто, — Кен облизнул пересохшие губы. — Тайный ход в особняк. Томми... Томми показал его только мне. На случай, если что-то пойдёт не так.

Марчелло ослабил хватку:

— Что?

— За книжным шкафом в библиотеке, — Кен говорил быстро, словно боялся не успеть. — Там механизм, я помогал его устанавливать. Томми говорил... говорил, что настанет день, когда это пригодится.

— Почему он доверил это тебе?

Кен грустно улыбнулся:

— Я был единственным, кто никогда его не предавал. Даже когда мог.

Он достал из кармана помятый конверт:

— Вот, держи. Там схема. Считай это... моим искуплением. За то, что не успел спасти ту сиделку. За то, что был слишком слаб, чтобы остановить Джеки.

Марчелло взял конверт. В нём была старая схема особняка с пометками, сделанными рукой Томми.

— Парень, — сказал Кен, — твой дед говорил, что ты напоминаешь ему его самого в молодости. Только чище. Добрее. Он гордился тобой, парень. Даже если и не часто это показывал.

Марчелло вздохнул:

— Хрен мы тебя отпустим, пока не разберёмся со всем этим. Я тебе не верю. Так что Роман и Нико последят за тобой некоторое время на этой квартире.

Пока Кен возмущался, принимая неизбежное, Марчелло вспомнил слова дедушки: «Мой мальчик, они думают, что знают меня, знают всё о Версетти. Это не так. Чесать языками, вести дела — не значит вести дружбу. Томми знают всего три человека: я, твоя прекрасная бабушка и ты. Даже твой отец в стороне. И это опаснее всего».

* * *

— Здесь камеры слежения, — Марчелло водил пальцем по схеме особняка. — И тут. Отец всегда был параноиком, а сейчас наверняка усилил охрану.

Они собрались в «штабе». Нико изучал расположение снайперских позиций, Барбара раскладывала фотографии периметра, сделанные во время своих «прогулок».

— Тайный ход — это хорошо, — Грейс склонилась над схемой. — Но есть проблема. Джеки мог знать о нём. Мог установить ловушки.

— Кен мог просто пиздеть, мы не узнаем, есть там этот сраный ход или нет, пока не проверим лично, — Марчи поджал губы.

— Я могу устроить отвлекающий манёвр, — предложил Нико. — Старый трюк с фейерверками и дымовыми шашками. Охрана отвлечётся на шум.

— А я буду следить за периметром, — подхватила Барбара. — Никто не заподозрит какую-то прогуливающуюся бабу.

Марчелло покачал головой:

— Он ждёт нас. После смерти Иниго отец совсем слетел с катушек. Он знает, что мы придём.

— Именно поэтому нам нужно действовать быстро, — Грейс постучала пальцем по схеме. — Пока его паранойя не достигла пика.

— А если он готов? — спросил Марчелло. — Если это ловушка?

— Значит, мы тоже будем готовы, — она поймала его взгляд. — У нас есть то, чего нет у него.

— Что?

— Мы есть друг у друга. А у него кто?

Нико тактично отвернулся, делая вид, что изучает карту. Барбара спрятала улыбку за чашкой кофе.

— Операция завтра на рассвете, — Грейс свернула схему. — Все знают, что делать?

— Да, босс, — шутливо отсалютовала Барбара, но в её глазах читалось беспокойство.

Они разошлись готовиться, каждый по-своему. Нико проверял оружие, Барбара зубрила маршруты патрулей. А Грейс и Марчелло... они понимали, что эта ночь может быть последней.

* * *

Грейс и Марчелло остались в номере мотеля, принадлежавшего Тони Принсу. Она методично разбирала и чистила пистолет — привычное действие помогало справиться с тревогой. Марчелло сидел рядом, больше наблюдая за её руками, чем занимаясь своим оружием.

— Кто учил тебя стрелять?

— Папа. Просто по приколу. Но смотри, как пригодилось. А тебя учили?

— Дедушка был против. Но мне было интересно. Так что понахватался у охраны клана. Грейс...

Она подняла взгляд, Марчелло смотрел на неё, словно видел впервые.

— Ты изменилась. Но глаза остались те же. Как тогда, на пляже.

Она хотела отшутиться, перевести всё в привычное русло, но не смогла. Его рука коснулась её пальцев, всё ещё сжимающих пистолет. Грейс замерла, как пойманный зверёк — между желанием убежать и остаться.

— Я должен сказать... — начал он.

Но вместо слов — поцелуй. Осторожный, почти невесомый. Грейс на мгновение застыла, а потом ответила. Оружие с тихим стуком упало на стол.

Она вцепилась в его футболку, он зарывался пальцами в её волосы, распуская пучок. За окном начинал накрапывать дождь. Откуда-то доносилась музыка — Вайс-сити никогда не спал. Для них существовала только эта комната, только они вдвоём в круге света от настольной лампы.

Грейс водила пальцами по его шрамам, запоминая каждый. Марчелло целовал её закрытые глаза, скулы, шею, словно пытаясь насытиться ею, пока есть время. Потом они просто лежали рядом. Марчелло перебирал её волосы, Грейс прислушивалась к его сердцебиению.

— Если мы выживем... — начал он.

— Не надо, — она приложила палец к его губам. — Давай просто будем здесь. Сейчас. Ты же знаешь, что я уйду, когда всё закончится.

Он понял. Никаких обещаний. Никаких планов. Только эта ночь, только они вдвоём, только тихий шёпот дождя за окном.

Рассвет застал их за подготовкой к операции. Они не говорили о том, что случилось ночью. Марчелло проверял магазины, Грейс крепила кобуру. Обычные движения, которые они делали сотни раз. Теперь в них была особая синхронность.

— Пора, — Грейс глядела на первые лучи солнца.

Он молча кивнул. Они вышли навстречу новому дню, который мог стать их последним. Но даже если так, у них была эта ночь.

* * *

Особняк Версетти возвышался над другими постройками на северо-востоке Старфиш-Айленд, глядя на Вайс-сити, как безмолвный страж. Массивные колонны поддерживали фасад в неоклассическом стиле — дань итальянским корням семьи. С восьмидесятых годов здание претерпело множество изменений, но сохранило величественную ауру власти, которую так любил Томми Версетти.

В те далёкие дни особняк был более броским, кричащим о своём богатстве. Неоновая подсветка, яркие краски, вычурные детали в стиле майамских особняков восьмидесятых. Томми, только захвативший власть у Диаса, утверждал свой статус всеми доступными способами: от розовых фламинго на газоне до позолоченных статуй у бассейна.

Со временем вкус хозяина изменился. К началу девяностых Томми начал трансформировать своё жилище в нечто более изысканное. Исчезли кричащие детали, их место заняли антикварная мебель, ценные картины, редкие книги. Особняк стал не просто демонстрацией богатства, но и свидетельством утончённого вкуса — вещь, которой Томми втайне очень гордился.

К моменту рождения Марчелло особняк стал настоящим дворцом, способным соперничать с лучшими домами Старого Света. Итальянский мрамор в прихожей, винтажные люстры Murano в обеденном зале, старинные гобелены в библиотеке — Томми собирал всё это годами, тщательно выбирая каждую деталь.

Сейчас, при Джеки, особняк сохранил роскошь, но потерял душу. Системы безопасности стали современнее и жёстче: камеры с распознаванием лиц, датчики движения, вооружённая охрана на каждом углу. Изящная красота сменилась холодной функциональностью бункера.

Марчелло, Грейс и Барбара пробирались по старому тоннелю, о котором рассказал Кен. Узкий проход, скрытый за стеной винного погреба, вёл прямо в библиотеку — сердце особняка. Годы назад, когда Томми установил этот секретный выход, он предназначался для быстрой эвакуации в случае опасности. Теперь он стал их единственным шансом проникнуть внутрь.

— Это должно быть здесь, — прошептал Марчелло, ощупывая стену в конце тоннеля.

Механизм, который Кен описал с такой точностью, поддался не сразу. Годы бездействия сделали своё дело — петли заржавели, пружины ослабли. Но всё же панель отъехала в сторону, открывая путь в тёмную библиотеку.

Они проскользнули внутрь. Запах старых книг, кожи и сигарного дыма — Марчелло помнил его с детства. Здесь ничего не изменилось: те же ряды фолиантов, тот же массивный стол, за которым когда-то дед учил его играть в шахматы. Только теперь эта комната принадлежала Джеки.

В наушнике зашелестело. Нико и Роман занимали позиции снаружи, готовясь создать отвлекающий манёвр.

— Мы на месте, — прошептала Грейс. — Начинайте.

Через три минуты за окнами вспыхнули фейерверки, сопровождаемые громкими хлопками и всполохами света. Охрана снаружи оживилась, начала меняться позициями. План действовал. Пока.

— Идём, — Грейс двинулась к двери.

Библиотека соединялась длинным коридором с главным холлом особняка. Им нужно было пересечь его незамеченными, чтобы добраться до кабинета Джеки на втором этаже, где, согласно разведданным Хансоля, должны были храниться документы.

Они почти добрались до лестницы, когда раздался первый выстрел. Пуля выбила щепки из деревянной панели в нескольких сантиметрах от головы Барбары. Началось.

Марчелло и Грейс мгновенно рассредоточились, ища укрытие. Барбара нырнула за массивную статую, выхватывая пистолет. Охрана, как тараканы из стен, повыползала изо всех щелей.

— Сынок! — голос Джеки эхом разнёсся по холлу. — Неужели ты думал, что я не подготовлюсь к твоему визиту?

Он стоял на верхней площадке лестницы, элегантный, в безупречном костюме, словно позировал для фотографии, а не участвовал в перестрелке.

— Добро пожаловать домой, — Джеки усмехнулся, медленно спускаясь по ступеням. — Надеюсь, ты не забыл дорогу?

Марчелло выстрелил, но пуля лишь выбила крошку из перил. Джеки не поморщился.

— Отцовское сердце радуется, видя твою неизменную меткость, — рассмеялся он. — Знаешь, твоя мать тоже не умела стрелять. Это я в ней ценил. Её беспомощность. Такая... чистая.

Перестрелка разгоралась. Охранники наступали с флангов, отрезая пути к отступлению. Где-то за стенами грохотали взрывы: Нико и Роман пытались пробиться внутрь, но силы были неравны.

— Ты ведь понимаешь, что это всё твоя вина? — Джеки продолжал наступать, не обращая внимания на свистящие вокруг пули. — Если бы не ты, она была бы жива. Если бы не ты, дед не отвернулся бы от меня, своего единственного сына.

Марчелло вздрогнул. Эти слова попали в цель точнее любой пули.

— Ты отнял у меня всё, — продолжал Джеки. — Виталию, уважение отца, мою жизнь. А теперь хочешь отнять и то, что я заслуженно получил после смерти старика?

— Заслуженно? — Марчелло выскочил из-за колонны, забыв об осторожности. — Ты убил сиделку деда! Ты лгал мне всю жизнь!

— Я оберегал тебя от правды! — закричал Джеки. — От того, что ты убил собственную мать, просто появившись на свет!

Пуля просвистела возле уха Марчелло. Он упал на пол, перекатился за массивный диван. Грейс стреляла из-за статуи, прикрывая его, но охранников становилось всё больше.

— Марчелло Версетти, ты не просил, чтобы шестнадцатилетняя дурёха тебя рожала! — вдруг закричала Грейс, перекрывая шум перестрелки. — Ты, младенец, никак не мог убить её! Ты не виноват!

Её голос, полный отчаянной правды, прорезал хаос. Марчелло замер, глядя на неё сквозь дым и пыль.

— Ты слушаешь эту шлюху? — Джеки почти смеялся.

Что-то оборвалось внутри Марчелло. Годы страха, сомнений, чувства вины — всё исчезло, уступив место чистой, холодной ярости. Он взглянул на Грейс, и она прочитала в его глазах отчаянное, безрассудное, но единственно возможное решение.

Преодолеть открытое пространство холла под огнём охраны, добраться до отца, положить конец этому безумию раз и навсегда.

Грейс кивнула, давая понять, что прикроет его.

Марчелло сжал в руке пистолет, глубоко вдохнул и приготовился к броску. Завтра могло и не наступить, но сейчас у него была цель. И опора в лице той, кто сражалась рядом.

Июнь 2032 года.

Вайс-сити, особняк Версетти.

Время словно замедлилось. Марчелло видел, как пули выбивают крошку из мраморного пола, вспышки от выстрелов вокруг, но всё это казалось нереальным, размытым, как кадры старого фильма.

— Давай! — крикнула Грейс, открывая шквальный огонь по охранникам слева.

Барбара швырнула дымовую шашку, густой белый дым мгновенно заполнил часть холла. Сквозь наушник доносились голоса Нико и Романа, прорывающихся ко входу. Это был его шанс.

Марчелло бросился вперёд, петляя между колоннами. Сердце стучало так громко, что, казалось, заглушало выстрелы. Огромная мраморная лестница, обрамлённая резными перилами, возвышалась впереди. До неё оставалось каких-то пятнадцать метров открытого пространства.

«Тринадцать, двенадцать, одиннадцать», — считал он, ускоряясь.

Память внезапно вернула его в детство. Ему семь, он в пижаме с супергероями скользит по тем самым перилам, от которых сейчас отщепляются куски под градом пуль.

«Дедуля, посмотри! Я лечу!» — кричал он, а дед, сидящий в кресле с газетой, отрывался от чтения, чтобы поаплодировать.

«Браво, campione[1]! Ты летаешь, как настоящий Версетти!»

«Девять, восемь, семь», — Марчелло перепрыгнул через опрокинутый столик.

Ещё одно воспоминание: ему двенадцать, он снова на этой лестнице, но теперь сидит на ступеньках, наблюдая за деловой встречей Томми. Взрослые в строгих костюмах, напряжённые разговоры, дым сигар, а он впитывает каждое слово, каждый жест. Томми незаметно подмигивает ему — маленький секрет между ними.

«Четыре, три…»

Пуля обожгла плечо, Марчелло споткнулся, но удержал равновесие. Ещё немного. Из бокового коридора выскочил охранник — Грейс сняла его точным выстрелом, не дав даже поднять оружие.

«Два, один…»

Его ноги, наконец, коснулись нижней ступени лестницы. Он начал взбегать наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Позади грохотала перестрелка, крики, треск разбитого стекла — точь-в-точь как в тех историях, что рассказывал дед о захвате особняка у Риккардо Диаса.

Тогда Томми пришёл, как новый король, свергая старого. А сейчас? Что делает он, Марчелло?

Верхняя площадка лестницы была пуста; Джеки, очевидно, отступил в свой кабинет. Дверь с резными панелями из красного дерева была приоткрыта, приглашая в ловушку.

Марчелло обернулся. Внизу, в холле, царил хаос. Он видел, как Грейс перекатывается за мраморную колонну, как Барбара отстреливается из-за перевёрнутого дивана. Они удерживали охрану, давая ему время. Шанс закончить это.

— Иду за тобой, — сказал он, глядя на дверь кабинета.

Его пальцы сжали пистолет крепче, глаза на мгновение остановились на фамильном гербе Версетти, вырезанном на перилах. Сколько раз в детстве он пробегал пальцами по этому узору, мечтая о том, какой важной частью семьи станет, когда вырастет?

Сделав глубокий вдох, Марчелло толкнул дверь кабинета.

Кабинет Джеки когда-то был святая святых Томми Версетти. То же огромное панорамное окно с видом на город, тот же антикварный стол — только коллекция оружия на стенах стала больше, а книг — меньше. Джеки стоял у окна, спиной к двери, рассматривая раскинувшийся внизу Вайс-сити, словно полководец, оценивающий поле битвы.

— Ты всё-таки зашёл, — произнёс он, не оборачиваясь. — Как предсказуемо.

Марчелло остановился посреди комнаты, держа пистолет наготове, но не направляя его на отца.

— Давай закончим это, — сказал он. — Без крови. Без смертей.

Джеки медленно повернулся. На его лице играла странная не весёлая, скорее волчья, хищная улыбка.

— Закончим? — он усмехнулся. — Но мы только начали.

Марчелло достал из внутреннего кармана конверт с завещанием.

— Вот оно. Завещание деда. Давай откроем его вместе, как положено, — он положил конверт на стол между ними. — Что бы там ни было, я готов отказаться от всего. От денег, от бизнеса... даже от фамилии, если это то, что ты хочешь.

Джеки смотрел на конверт, словно тот был ядовитой змеёй.

— Ты думаешь, это о деньгах? — его голос стал тихим, но в каждом слоге чувствовалась ярость. — О власти? О бизнесе?

— А разве нет? — Марчелло сделал ещё один шаг вперёд. — Разве не за это ты готов убивать? Разве не поэтому ты пытался избавиться от меня?

— Ты ничего не понимаешь, — Джеки покачал головой. — Никогда не понимал.

— Так объясни мне! — в голосе Марчелло прорвалась боль. — Я твой сын! Я хочу понять!

— Мой сын? — Джеки горько рассмеялся. — Томми сделал тебя своим сыном, не я. С той самой минуты, как ты родился, ты был его. «Марчелло» — даже имя тебе выбрал он, а не я.

— Имя выбрала мама, — поправил Марчелло. — Виталия.

Джеки дёрнулся, словно его ударили.

— Не смей произносить её имя, — прошипел он. — Ты не имеешь права.

— Она была моей матерью. Я имею полное право, — Марчелло оставался спокойным, хотя это стоило ему огромных усилий. — Послушай, я не хочу быть твоим врагом. Я никогда этого не хотел, — он протянул руку к конверту. — Давай вместе узнаем, что там. И каким бы ни было решение деда, примем его. Как семья.

На мгновение показалось, что Джеки колеблется. Что-то человеческое промелькнуло в его глазах: древняя, почти забытая боль, тоска по тому, что могло бы быть. Но потом его взгляд упал на портрет Томми, висевший на стене, и всё исчезло.

— У меня нет семьи, — отрезал он. — Она умерла вместе с Виталией. А ты... ты просто напоминание о моей потере. Живое напоминание о моём проклятии.

Марчелло сделал последнюю попытку:

— Я могу уйти. Исчезнуть. Ты никогда больше меня не увидишь. Просто прекрати эту войну.

— Слишком поздно, — Джеки покачал головой. — Ты видишь только то, что перед тобой. Но это часть большего. То, что началось задолго до твоего рождения. То, что должно закончиться сегодня.

Движение было почти незаметным: Джеки выхватил пистолет из кобуры под пиджаком. Марчелло едва успел отпрыгнуть, когда грянул выстрел. Пуля взвизгнула, отколов кусок от мраморной колонны.

— Хватит разговоров, — глаза Джеки горели безумным огнём. — Время платить по счетам.

Марчелло перекатился за стол, второй выстрел разнёс стеклянную витрину. Осколки дождём посыпались на пол.

— Не прячься, сынок! — крикнул Джеки, медленно приближаясь. — Покажи мне, что в тебе всё-таки есть что-то от Версетти, кроме фамилии!

Марчелло прицелился из-за стола, но не выстрелил. Что-то мешало ему, какой-то внутренний барьер. Джеки усмехнулся, заметив его колебания:

— Слабак. Всё как я и думал. Томми так и не смог сделать из тебя мужчину.

Он выстрелил снова, пуля пробила столешницу в нескольких сантиметрах от головы Марчелло. И тут снизу донёсся усилившийся грохот, кажется, Нико и Роман наконец прорвались в особняк.

— Слышишь? — Джеки наклонился к столу, словно делясь секретом. — Знаешь, что это мне напоминает? Тот день, когда Томми пришёл за Диасом. Грохот, хаос. История повторяется, сынок.

С этими словами он внезапно опрокинул стол. Мощный удар ногой, и многовековая дубовая столешница с грохотом рухнула набок, оставив Марчелло без укрытия.

Не дав сыну опомниться, Джеки бросился вперёд. В его руке блеснуло лезвие; откуда он успел достать нож, Марчелло не заметил. Первый выпад чудом не попал в цель — Марчелло отклонился, чувствуя, как воздух рассекается в миллиметре от его лица.

Началось противостояние, которого он так боялся, которого пытался избежать все эти годы.

— Я ждал этого момента, — прошипел Джеки, наступая, — с тех самых пор, как ты родился.

Марчелло отступал к двери, уворачиваясь от стремительных выпадов Джеки. Нож в руке отца описывал смертоносные дуги в воздухе. Один неверный шаг, одно неточное движение — и всё будет кончено.

— Всю жизнь я ждал этого, — Джеки наступал, глаза его горели лихорадочным огнём. — Всю жизнь ты был костью в моём горле.

Марчелло вырвался в коридор, краем глаза заметив лестницу. Если бы он смог добраться до неё, у него появился бы шанс: внизу были Грейс и остальные. Но Джеки словно читал его мысли, он блокировал путь к лестнице, загоняя сына всё глубже в коридор.

— Знаешь, что я вспоминаю каждый раз, глядя на тебя? — Джеки ударил снова, Марчелло едва успел отклониться. — Её глаза. Глаза Виталии.

Эти слова ударили больнее любого ножа. Марчелло на мгновение потерял концентрацию и тут же поплатился. Кулак Джеки врезался ему в скулу, отбрасывая к стене. Рот наполнился вкусом крови.

Снизу доносились выстрелы и крики, перестрелка набирала обороты. Марчелло воспользовался моментом, чтобы выхватить свой пистолет, но Джеки оказался быстрее — сильный удар по запястью, и оружие с лязгом полетело на пол, отскочило к лестнице.

— Беспомощен, как и она, — Джеки покачал головой. — Именно поэтому ты никогда не мог быть настоящим Версетти.

Марчелло бросился вперёд, пытаясь оттолкнуть отца и прорваться к лестнице. Джеки не ожидал такой внезапной атаки; они оба пошатнулись, сцепившись в отчаянной борьбе. Отступая под натиском сына, Джеки оказался прижат к стене. На мгновение в его глазах мелькнуло удивление — он не ожидал от Марчелло такой силы.

— А вот это уже интересно, — он усмехнулся, вывернувшись из захвата. — Может, в тебе всё-таки есть что-то стоящее.

Они кружили по верхней площадке лестницы, обмениваясь ударами. Кровь стучала в висках Марчелло, адреналин придавал силы. Он никогда не думал, что способен драться так отчаянно, яростно, на грани своих возможностей.

— Ты всегда был мне противен, — выплёвывал слова Джеки между ударами.

Марчелло пропустил удар в солнечное сплетение, задохнулся, отшатнулся к перилам. Джеки немедленно воспользовался его слабостью и одним прыжком сократил расстояние между ними.

Боль пришла не сразу. Сначала было лишь странное ощущение холода в животе. Марчелло опустил взгляд и увидел рукоять ножа, торчащую из его тела. Джеки вонзил лезвие по самую гарду и теперь смотрел на сына с каким-то жутким удовлетворением.

— Как поэтично, — прошептал он. — Ты входишь в этот мир в крови матери и уходишь в своей собственной.

Джеки вытащил нож одним резким движением. Кровь хлынула из раны, тёплая и липкая, заливая рубашку Марчелло. Ноги подкосились, он упал на колени, потом завалился назад, ударившись о стену.

Грохот сотряс лестничную площадку: от удара со стены сорвался и рухнул на пол тяжёлый портрет Томми Версетти. Дед, в своём лучшем костюме, с неизменной сигарой в руке, теперь лежал рядом с умирающим внуком, безмолвный свидетель последних мгновений рода Версетти.

Джеки не заметил этого. Он склонился над сыном, разглядывая его с холодным, научным интересом. Кровь стекала с ножа на мраморный пол, образуя крошечные алые озёра.

— Вставай, — вдруг сказал он, хватая Марчелло за ворот рубашки и рывком поднимая его на ноги. — Ты ещё не закончил. Я хочу видеть твои глаза, когда ты умрёшь. Хочу, чтобы ты знал, кто забрал твою жизнь.

Мир плыл перед глазами Марчелло. Он чувствовал, как силы утекают вместе с кровью. Лицо отца расплывалось, превращаясь в призрачную маску ненависти. Словно сквозь толщу воды до него донеслись чьи-то крики с первого этажа. Грейс? Она звала его. Её голос пробивался сквозь туман, заполнявший его сознание.

«Ты не просил, чтобы пятнадцатилетняя дурёха тебя рожала! Ты, младенец, никак не мог убить её! Ты не виноват!»

Эти слова, произнесённые минуты или часы назад — он уже не мог сказать наверняка — вдруг прорвались сквозь пелену боли, сквозь годы вины и страха.

Ты не виноват.

Простая истина, которую никто никогда не говорил ему. Которую он сам никогда не позволял себе принять.

Ты не виноват.

Что-то сломалось внутри Марчелло. Стена, державшая все его чувства, все его боли взаперти, рухнула.

— ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ! — закричал он, вложив в этот крик всю ярость, всю боль, всё отчаяние своей жизни.

Он поднялся.

— МАМУ УБИЛ ЕЁ ОТЕЦ! ИЗ-ЗА ТЕБЯ!..

Неожиданная сила влилась в его изломанное тело. Марчелло оттолкнул отца с такой мощью, которой сам от себя не ожидал. Джеки отлетел к перилам, попятился, пытаясь удержать равновесие, но было поздно.

Треск дерева… Резная балясина, простоявшая десятилетия, не выдержала. Джеки опрокинулся назад, его лицо исказилось удивлением и яростью. На мгновение он завис в воздухе, руки беспомощно шарили в пустоте, пытаясь схватиться за что-нибудь. А потом с глухим стуком он рухнул на мраморный пол холла.

Звук, с которым его шея сломалась при ударе, эхом разнёсся по притихшему особняку.

Марчелло опустился на колени и подполз к краю, глядя на недвижимое тело отца внизу. Кровь продолжала сочиться из раны, но он едва замечал боль. Всё казалось нереальным, словно происходило с кем-то другим.

Силы окончательно покинули его. Он отполз от края обратно, опустился на пол рядом с портретом деда. Томми смотрел на него с полотна теми же глазами, что и при жизни.

— Прости, дед, — прошептал Марчелло, глядя в нарисованные глаза Томми. — Я пытался... пытался сохранить семью. Не смог.

Горькая ирония ситуации не ускользнула от него даже сквозь туман боли. Всю жизнь он стремился доказать, что достоин фамилии Версетти. Защитить наследие деда. А в итоге? Один Версетти убил другого, и род, скорее всего, закончится на нём.

— Я не хотел... — слова давались с трудом, кровь пузырилась на губах. — Не хотел этого.

Портрет молчал, но Марчелло казалось, что Томми смотрит с пониманием.

Перед глазами всё плыло, темнело по краям. Марчелло знал, что теряет слишком много крови. Что без помощи он не выживет. Но странное спокойствие охватило его. Тяжесть, которую он нёс всю жизнь, наконец упала с его плеч.

«Ты не виноват».

Грейс бежала вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Позади Барбара прикрывала отход, Нико поддерживал раненого Романа. Перестрелка почти стихла, оставшиеся в живых охранники сложили оружие, осознав, что их босс мёртв.

— Марчи! — крик вырвался из горла Грейс, когда она увидела его распростёртое тело у стены.

Он лежал неподвижно, бледный как мел, рубашка пропиталась кровью. Рядом с ним, словно сброшенный кем-то, как символ павшей династии, лежал портрет Томми Версетти.

Грейс упала на колени рядом с Марчелло, отбросив пистолет. Дрожащими пальцами она нащупала слабый, нитевидный, но всё ещё присутствующий пульс.

---

[1] итал «Чемпион».

Июнь 2032 года.

Вайс-сити.

Первое, что почувствовал Марчелло — боль. Тупая, ноющая, разливающаяся по всему телу. Кто-то заменил его кровь расплавленным свинцом? Веки казались тяжёлыми, как чугунные плиты, но он заставил себя приоткрыть глаза.

Белый потолок. Мерцающие огоньки медицинской аппаратуры. Запах антисептика, такой резкий, что захотелось зажать нос. Рядом монотонно пищал кардиомонитор, отсчитывая удары его сердца.

Больница.

Память медленно возвращалась обрывками. Особняк. Отец. Нож. Кровь… так много крови. Лицо Джеки, искажённое ненавистью. Грейс, кричащая, что он не виноват...

— Очнулся? — тихий голос заставил его повернуть голову.

В кресле рядом с кроватью сидела Лейла. Она выглядела измождённо: тёмные круги под глазами, бледная кожа, волосы собраны в небрежный пучок. На её руках он заметил пластырь — след от капельницы.

— Лейла? — голос прозвучал хрипловато, был чужим. — Что... как долго я...

— Три дня, — она наклонилась ближе, её рука коснулась его лба. — Как себя чувствуешь?

Прежде чем он успел ответить, дверь открылась. Вошёл врач — седоватый мужчина в белом халате, с усталым, доброжелательным лицом.

— О, мистер Версетти проснулся, — врач подошёл к кровати, достав фонарик. — Доктор Карлос Мендес. Посмотрите на свет, пожалуйста.

Марчелло послушно следил взглядом за лучом фонарика. Врач проверил пульс, давление, что-то записал в карте.

— Как дела, молодой человек? — спросил он, убирая ручку и блокнот. — Боль терпимая?

— Живой, — Марчелло попытался приподняться, но острая боль в животе заставила его застонать. — Это... хорошо, наверное.

— Более чем хорошо, — доктор Мендес серьёзно посмотрел на него. — Вам крупно повезло. Нож прошёл в нескольких миллиметрах от жизненно важных органов. Ещё немного, и разговаривать мы бы с вами не смогли.

— Повезло, — повторил Марчелло горько. — Да уж.

— Да, не смейтесь. Особенно повезло с донором, — врач взглянул на Лейлу. — Редкая группа крови... Обычно приходится ждать, что было непозволительно в вашем случае. А тут подходящий донор буквально сам пришёл.

Марчелло непонимающе посмотрел на Лейлу, потом на врача:

— Донор?

Лейла неловко поправила рукав, скрывая пластырь:

— Ну... у тебя была большая кровопотеря. Нужна была донорская кровь. А у нас с тобой... оказалось, что группы совпадают.

— Вы... — Марчелло не знал, что сказать.

— Немного кровью поделилась, — Лейла пожала плечами, словно это было самое обычное дело. — Ничего особенного.

Доктор Мендес улыбнулся:

— Ваш близкий человек спас вам жизнь, — врач закрыл карту. — Впрочем, не только она. Друзья, которые привезли вас, действовали очень быстро и грамотно. Особенно девушка: она знала, как остановить кровотечение. У неё медицинское образование?

Марчелло неопределённо покачал головой, но ничего не объяснил. Где Грейс?

— Можете считать, что родились заново, — продолжил врач. — Я зайду проверить вас завтра утром.

Когда врач ушёл, в палате повисла тишина. Лейла смотрела в окно, Марчелло — на свои руки, лежащие поверх одеяла. Пальцы были бледными, слабыми.

— Почему вы это сделали? — наконец спросил он.

Лейла повернулась к нему:

— Ты вот серьёзно сейчас спрашиваешь?

— Мы едва знакомы. Я для вас никто...

— Ты не никто, — отмахнулась она.

Снова тишина. За стеной слышались голоса медсестёр, шум каталок в коридоре. Обычная жизнь больницы продолжалась независимо от их драм.

— А Грейс где? — спросил Марчелло.

— Спит в коридоре, — Лейла кивнула в сторону двери.

В груди что-то сжалось — не от боли. Теплота и одновременно испуг схватили парня за горло. Это было похоже на извращённое удовольствие, как если бы кто-то придушил во время секса. Что-то на грани нечто приятного, от того, что она тут, так близко, и страха, что она зачем-то осталась.

— Лейла... — он помедлил. — Что случилось с... с моим отцом?

Её лицо потемнело:

— Он мёртв, Марчелло. Упал с лестницы. Сломал шею.

Парень закрыл глаза. Он ждал, что почувствует что-то. Горе там, облегчение, гнев. А внутри была только странная, почти освобождающая пустота.

— Полиция? — спросил он.

— Этот… Как его? Абеле (да?) всё уладил, — Лейла осторожно коснулась его руки. — Ты не должен ни о чём беспокоиться. Поправляйся.

— Абеле... — Марчелло открыл глаза. — Где он?

Лейла отвела взгляд:

— Об этом тебе расскажет Грейс.

Дверь палаты скрипнула. В проёме появилась знакомая фигура: растрёпанные волосы, мятая одежда, усталые глаза.

— Марчи? — голос Грейс был едва слышен. — Ты... очнулся?

Лейла встала с кресла:

— Я схожу за кофе. Вам нужно поговорить.

Когда они остались одни, Грейс медленно подошла к кровати. Её руки дрожали.

— Как ты? — она села на край кресла, не решаясь подойти ближе.

— Жив, — Марчелло попытался улыбнуться. — Благодаря всем вам.

Они смотрели друг на друга, и в этом взгляде было всё: и страх, и облегчение, и благодарность. Она не могла к нему броситься, потому что запрещала себе. Он не мог, потому что физически это не представлялось возможным.

— Грейс, — позвал Марчелло. — Завещание. Что с ним?

Она достала из сумки знакомый потрёпанный, помятый, но всё ещё запечатанный конверт.

— Здесь. Ждёт тебя.

Марчелло посмотрел на печать нотариуса, на почерк деда. Всё это время он думал, что в этом конверте ответы на все вопросы. Ключ к будущему. А теперь... Что?

Грейс протянула свою руку к его, желая сжать его пальцы, но в последний момент отдёрнула, спрятав в карман:

— Ты не один, Марчи. Не забывай об этом.

За окном палаты садилось солнце, окрашивая стены в мягкий оранжевый свет.

— Абеле... — Марчелло нахмурился, вспоминая последние слова Лейлы. — Что с ним случилось?

Грейс отвела взгляд, её пальцы нервно сжимались и разжимались в кармане.

— Он... взял на себя вину. За смерть твоего отца. За всю перестрелку.

— Что? — Марчелло снова попытался приподняться, но боль заставила его застонать. — Какую вину? Он же не...

— Марчи, послушай меня, — Грейс посмотрела со всей серьёзностью, как воспитатель на нашкодившего малыша. — Абеле сделал то, что считал правильным. Он сказал полиции, что это была разборка между ним и Джеки. А ты оказался не в том месте не в то время.

Марчелло закрыл глаза, пытаясь осмыслить услышанное. Абеле... тот самый, который всегда стоял в тени деда, помогал семье десятилетиями, теперь сядет в тюрьму за то, чего не совершал.

— Почему? — прошептал он. — Зачем он это сделал?

* * *

Три дня назад.

Особняк Версетти, сразу после перестрелки.

Абеле приехал к особняку, когда сирены скорой помощи затихали вдалеке. Машина с Марчелло умчалась в больницу, оставив за собой следы крови на мраморном полу и тело Джеки у подножия лестницы.

Нико ждал у входа, прислонившись к косяку двери. Его лицо было мрачным.

— Как мальчик? — первым делом спросил Абеле.

— Жив. Пока, — Нико затянулся сигаретой. — Много крови потерял. Врачи не дают гарантий.

Абеле кивнул, входя в холл. Он долго смотрел на тело Джеки, лежащее в неестественной позе. Сломанная шея, широко открытые глаза, в которых навсегда застыло удивление.

— Я Абеле Версетти. Что случилось?

— Джеки пырнул пацана ножом. Марчелло оттолкнул его, тот упал с лестницы, — Нико объяснял без эмоций, как если бы зачитывал полицейский отчёт. — Всё честно. Самооборона.

— А свидетели?

— Грейс всё видела. Остальные охранники Джеки либо мертвы, либо сбежали. Ну, я в курсе.

Абеле прошёлся по холлу, осматривая разрушения. Разбитые вазы, следы пуль в стенах, опрокинутая мебель. Портрет Томми валялся на полу, стекло треснуло прямо по лицу старого дона.

— Что полиция?

— Пока не приехала. У нас есть минут двадцать максимум.

Абеле остановился у тела Джеки, достал телефон, набрал номер. Его голос был спокойным, деловым:

— Карло? Это Абеле. Мне нужна команда адвокатов. Лучших, каких сможешь найти... Да, прямо сейчас... Нет, не для меня.

Он отключился, посмотрел на Нико:

— Ты останешься здесь. Когда приедет полиция, расскажешь им правду. Но не всю.

— О чём ты? — Нико нахмурился.

Абеле достал из внутреннего кармана пиджака пистолет, проверил магазин.

— Я стрелял в Джеки. В ходе выяснения отношений. Марчелло пытался нас разнять и получил ножом. Всё.

— Ты спятил? — Нико схватил его за руку. — Зачем тебе это?

— Я обещал Томми защищать мальчика, — Абеле осторожно высвободился. — Много лет назад, когда Марчелло родился, я поклялся, что с ним ничего не случится, пока я жив.

— Он не виноват! Это была самооборона!

— Виноват или нет — неважно, — Абеле покачал головой. — Важно то, что мальчик выживет и сможет жить дальше. А для этого ему нужна чистая история. Без кровавых семейных разборок в заголовках газет.

Нико долго смотрел на него, пытаясь понять логику этого решения.

— И что я должен сказать Марчелло? Когда он спросит, почему ты это сделал?

Абеле на мгновение помедлил:

— Скажи ему, что у меня были свои причины.

Он прицелился и несколько раз выстрелил в тело Джеки. Скупая слеза скатилась по старому лицу, он утёр её тыльной стороной руки. Вдалеке завыли сирены, полиция приближалась.

— Адвокаты позаботятся о Марчелло, — продолжил Абеле. — А мне... уже под сраку лет. В тюрьме или на свободе — какая разница? Один хер я не смогу жить нормально.

Нико тяжело выдохнул, кивнув.

— Время вышло, — Абеле бросил пистолет на стол рядом с телом Джеки. — Помни: я стрелял в него. Марчелло ни в чём не виноват.

* * *

Настоящее время.

— Он сделал это ради меня? — Марчелло не мог поверить. — Но почему? Зачем ему...

— Потому что любил твоего деда. И пообещал ему позаботиться о тебе.

Марчелло откинулся на подушки, пытаясь переварить эту информацию.

— Где он сейчас? — уточнил Марчелло.

— В федеральной тюрьме. Ждёт суда.

— Я должен его увидеть.

— Когда поправишься, — отрезала Грейс. — Сейчас тебе нужно думать только о выздоровлении.

Грейс дошла до двери и замерла, рука застыла на ручке. Что-то мешало ей повернуть её и выйти. Что-то неоконченное, невысказанное висело в воздухе между ними, как электрический разряд перед грозой.

Марчелло смотрел на её напряжённую спину, на то, как её пальцы сжимают ручку двери. Он хотел что-то сказать, но слова застревали в горле. Та ночь перед операцией... Когда между ними вспыхнуло что-то такое, чему он до сих пор не мог найти определения. Это вообще было реально?

В палате повисла тишина, нарушаемая только монотонным писком кардиомонитора и отдалёнными звуками больничного коридора.

Она боролась с чем-то внутри себя. Той ночью она была другой. Открытой, уязвимой, отчаянной. А сейчас снова возвела между ними стены.

«Кто мы друг другу? — думал Марчелло, глядя на её неподвижную фигуру. — Напарники? Друзья? Любовники?»

Последние дни показали ему, что Грейс значит для него больше, чем просто союзник в борьбе с общими врагами. Но её нынешнее поведение сбивало с толку. Грейс боролась с собственными демонами. Та ночь была ошибкой. Она убедила себя в этом. Проявлением слабости в момент, когда оба были на грани срыва. Она не имела права привязываться к нему, втягивать его в свой мир боли и насилия. Марчелло заслуживал лучшего: нормальной жизни, любви без крови и выстрелов. А она... была сломанной игрушкой, которая причиняла боль тем, кто пытался её полюбить.

«Он почти умер, — мелькнула болезненная мысль. — Я приношу беду всем, кто мне дорог».

Марчелло хотел спросить её о той ночи, о том, что она чувствует сейчас, о том, почему держится от него на расстоянии. Но слова казались слишком тяжёлыми, слишком опасными. Что если он неправильно всё понял? Что если для неё это действительно было лишь способом справиться со стрессом?

— Грейс... — начал он неуверенно.

Она вздрогнула, не оборачиваясь:

— Да?

Пауза затянулась. Грейс повернула ручку и быстро вышла, боялась, что ещё секунда, и она не сможет заставить себя уйти. Дверь тихо закрылась за ней. В коридоре Грейс прислонилась спиной к стене рядом с его палатой, закрыла глаза и попыталась унять дрожь в руках. Она почти не спала три дня, боясь, что если отойдёт, то что-то случится с Марчелло. А теперь, когда он был в безопасности, все подавленные эмоции накатывали волной.

«Всё правильно, — убеждала она себя. — Так будет лучше для него».

За окном совсем стемнело. В коридоре слышались шаги медсестры, делающей обход. Марчелло остался один со своими мыслями. За последние дни мир перевернулся. Отец мёртв, Абеле в тюрьме, сам он едва жив.

Медсестра заглянула в палату, проверить капельницу. Марчелло закрыл глаза, притворяясь спящим. Ему нужно было подумать. О будущем. О людях, которые рисковали ради него жизнью. О том, каким человеком он хочет стать.

Версетти или не Версетти — это уже не казалось главным вопросом.

За две недели больничная палата Марчелло превратилась в место паломничества. Приходили люди, которых он едва знал, и те, кого считал друзьями. Нико заглядывал каждый день, обычно с термосом домашнего кофе от Лейлы и новостями с улиц:

— Слушай, там такое творится, — рассказывал он, сидя в кресле для посетителей. — Семьи ждут, что ты скажешь. Сиприани дважды присылали людей с вопросами о твоих планах.

— Какие планы? — Марчелло поморщился, пытаясь найти удобное положение. — Я ещё встать толком не могу.

— Вот именно поэтому они нервничают. Пока завещание не открыто, никто не знает, кто теперь главный в клане Версетти. А это означает нестабильность. А нестабильность — это плохо для всех остальных семей.

Барбара приходила с самодельными открытками и сплетнями из баров:

— Марчи, ты не поверишь, о тебе ходят легенды! — она устраивалась на краю кровати, несмотря на возмущения медсестёр. — Говорят, ты один завалил целую армию охранников! А ещё говорят, что ты проклят, потому что все Версетти умирают насильственной смертью.

— Спасибо, подняла настроение, — сухо ответил Марчелло.

Тони Принс явился с букетом цветов и деловым предложением:

— Марчи, я понимаю, что время не самое подходящее, но бизнес не ждёт. Отельный бизнес процветает, туризм растёт. Если тебе понадобится партнёр...

— Тони, я даже не знаю, что мне завещал дед.

— Именно поэтому и говорю сейчас. Хочу, чтобы ты знал, что у тебя есть варианты.

Селеста, бабушка по материнской линии, приходила с домашней едой и рассказами о Виталии:

— Твоя мама мечтала о большой семье, — говорила она, поправляя одеяло. — Она хотела детей, собаку, дом с садом.

— Не очень-то получилось, — грустно заметил Марчелло.

— Зато у тебя есть шанс, — Селеста погладила его по руке. — Ты можешь выбирать.

Даже Змей заглянул, притащив с собой гитару:

— Братан, пока ты тут лежишь, твоя репутация в музыкальных кругах только растёт. После того концерта все спрашивают, когда ты вернёшься на сцену.

— Если вернусь, — Марчелло покачал головой. — Может, пора заканчивать с музыкой.

— Что? — Змей чуть не выронил гитару. — Ты ебанулся? У тебя талант, чувак! Не хорони его заживо.

Но больше всего Марчелло запомнился визит от представителя семьи Сиприани — элегантного мужчины средних лет в дорогом костюме:

— Мистер Версетти, я понимаю, что вы восстанавливаетесь, но некоторые вопросы не терпят отлагательств, — он говорил вежливо, но настойчиво. — Ваше решение по наследству влияет на многих людей. На многие семьи.

— Какое решение? Я не знаю, что мне завещали.

— Именно в этом проблема. Неопределённость создаёт напряжение. Другие семьи начинают строить планы, исходя из разных сценариев. Это может привести к... нежелательным последствиям.

Марчелло понял намёк. Пока он лежал в больнице, мир не стоял на месте. Баланс сил в криминальном мире Вайс-сити мог измениться, если он не примет быстрого решения.

— Что вы предлагаете? — спросил он.

— Открыть завещание как можно скорее. Официально, в присутствии представителей всех заинтересованных сторон. Это внесёт ясность и стабилизирует ситуацию.

После ухода представителя Сиприани Марчелло долго смотрел в окно. Он понимал, что больше не может откладывать. Мир ждал его решения, и каждый день промедления делал ситуацию всё более взрывоопасной.

Две недели спустя больничная палата Марчелло была почти неузнаваема. Медсестры вынесли лишнюю мебель, поставили дополнительные стулья. В углу скромно расположился нотариус с кожаным портфелем, рядом — команда адвокатов Абеле.

Марчелло сидел в кровати, одетый в пижаму и халат; врачи категорически запретили ему вставать надолго. Но это не умаляло торжественности момента.

Один за другим входили представители криминальных семей Вайс-сити и Либерти-сити. Дон Сиприани собственной персоной — старый, всё ещё внушительный с тростью и в сопровождении двух телохранителей. Делегация русской мафии. Люди от латиноамериканских картелей. Несколько представителей китайской триады.

— Как международный саммит, — пошутила Барбара, которая сидела рядом с Лейлой и Нико у окна.

Нотариус, пожилой мужчина с седыми усами, поднялся и торжественно откашлялся:

— Господа, мы собрались здесь для оглашения последней воли и завещания Томазо «Томми» Версетти, — он разрезал восковую печать, развернул документ. В палате воцарилась тишина. — «Я, Томазо Версетти, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, завещаю следующее...» — начал нотариус монотонным голосом.

Первая часть завещания касалась деловых активов: казино, рестораны, недвижимость, доли в легальных предприятиях. К удивлению многих, большая часть бизнеса предназначалась Джеки.

— «Моему сыну Джакомо отходят основные активы семьи: казино «Малибу», сеть ресторанов, отель «Оушен Вью», а также все связанные контракты и обязательства...»

Марчелло слушал, ощущая смешанные чувства. Дед всё-таки планировал передать дела отцу. Джеки получил бы то, о чём мечтал всю жизнь, если бы остался жив.

— «Что касается моего внука Марчелло, — продолжил нотариус, — ему предоставляется выбор. Первый вариант: остаться в семье и занять должность советника при новом доне с правом голоса во всех принципиальных вопросах. Второй вариант: покинуть семью навсегда, получив при этом особняк в Старфиш-Айленд, звукозаписывающую студию «Интерскоуп» и денежную компенсацию в размере пяти миллионов долларов. Возврат в семью после такого решения невозможен».

В палате зашумели. Марчелло получал либо власть, либо свободу, но не то и другое одновременно.

— «В случае смерти или недееспособности Джакомо, — нотариус поднял голос, — все решения о судьбе семейного бизнеса принимает исключительно Марчелло, независимо от его предыдущего выбора относительно участия в делах семьи».

Теперь все взгляды устремились на Марчелло. Джеки был мёртв, а значит, всё наследство, власть, связи автоматически переходили к нему. Дон Сиприани наклонился вперёд:

— Значит, молодой Версетти, решение за вами. Что скажете?

Но нотариус поднял руку:

— Есть ещё личное послание, — он достал отдельный конверт и отдал его Марчи.

«Марчелло, мой мальчик.

Если ты читаешь это, значит, меня уже нет рядом.

Я всю жизнь думал, что же важно. В разные периоды это были абсолютно разные вещи. В молодости — деньги и власть. В зрелости — семья и уважение. В старости — наследие и память. И в данный момент для меня важнее всего ты, Марчелло. Когда я умру, а это не за горами, я хочу, чтобы ты прожил замечательную жизнь. Мне просто нужно кое-что успеть. А вот если я не успею, то ты пройдёшь нехуёвую такую школу жизни.

Версетти — это не проклятие, это возможность. Используй её мудро. Или отбрось, если она мешает твоему счастью. Я буду гордиться тобой в любом случае.

Твой дед, Томми».

Марчелло закрыл глаза, чувствуя, как к горлу подступает ком. Дед дал ему настоящий выбор, без принуждения и угроз.

— Мне нужно время подумать, — сказал он наконец.

— Сколько времени? — уточнил триадец.

Марчелло посмотрел на собравшихся.

— До завтра, — ответил он. — Завтра я объявлю своё решение.

Когда последний представитель криминальных семей покинул палату, воздух стал легче. Марчелло откинулся на подушки, чувствуя, как напряжение постепенно отпускает плечи.

— Ну и цирк, — проворчал Нико, закуривая у открытого окна. — Съезд мафиозных боссов.

— Они ждут твоего решения, — мягко пояснила Лейла. — Все эти люди.

Марчелло кивнул, глядя на завещание, которое всё ещё лежало на прикроватном столике.

— Я уже решил.

Все повернулись к нему. Грейс, которую всё это время никто не замечал, оттолкнулась от стены, подошла ближе.

— Я передам управление кланом Сергею, брату Мелании, — Марчелло говорил медленно, обдумывая каждое слово. — Он достаточно стар, мудр и уважаем в криминальных кругах.

— А себе что оставишь? — спросила Барбара.

— Из всего наследства возьму только звукозаписывающую студию и пару квартир. Этого хватит, чтобы начать новую жизнь.

Нико присвистнул:

— Ты отказываешься от миллионов ради студии?

— Я отказываюсь от проклятия, — Марчелло посмотрел на каждого из них. — Я всю жизнь пытался доказать, что достоин имени Версетти. Теперь понимаю, что быть достойным человеком важнее, чем достойным наследником клана.

Лейла улыбнулась:

— Твоя мама гордилась бы тобой.

— И дед тоже, — добавил Нико. — Он же специально дал тебе выбор.

Марчелло поймал взглядом Грейс. Она молча кивнула, показывая поддержку, но в её глазах он увидел задумчивость, внутреннюю борьбу: она решала собственную дилемму.

— Грейс? — позвал он. — А ты что думаешь?

— Думаю, ты принял правильное решение, — она подошла к окну, посмотрела на город. — Теперь ты свободен.

— Мы все свободны, — сказал он, и в этих словах прозвучал намёк, который не мог не заметить никто в комнате.

Лейла и Нико переглянулись. Барбара проявила внезапный интерес к своим ногтям.

— Ну, мы пойдём, тебе отдохнуть надо, всё такое, — Лейла выволокла из палаты всех, кроме Грейс.

— Что теперь, Грейс? — Марчелло задал вопрос, который витал в воздухе. — Когда всё закончится...

Грейс обернулась к нему, в её взгляде было что-то неуловимое, отстранённое.

— Нужно завершить одно дело, — она говорила осторожно, избегая прямого ответа.

Повисла тишина. Все знали о поисках Грейс, но после событий последних недель казалось, что эта история отошла на второй план.

— Я думал... — начал Марчелло.

— Что я забыла? — Грейс покачала головой. — Нет. Просто отложила. Но теперь, когда твоя история подходит к концу, пора вернуться к моей.

* * *

Решение о передаче клана Сергею было объявлено вчера и произвело эффект разорвавшейся бомбы. Сиприани назвал его «неблагодарным щенком», представитель другого клана пообещал «пересмотреть отношения», а русские просто пожали плечами и ушли, бормоча что-то на своём языке. Марчелло чувствовал только облегчение. Груз фамильных обязательств наконец спал с его плеч.

— Ну что, молодой человек, готовы к выходу в большой мир? — доктор Мендес зашёл с последней проверкой, держа в руках выписные документы.

— Больше, чем готов, — Марчелло аккуратно застегнул сумку. — Честно говоря, уже скучаю по нормальной еде.

— Понимаю, больничная кухня не балует, — врач улыбнулся, проверяя повязку. — Но помните о рекомендациях: никаких физических нагрузок минимум месяц. Швы снимем через две недели. И если появятся боли, температура, любые нестандартные ощущения — сразу ко мне.

— Обещаю не геройствовать.

— И ещё одно, — доктор Мендес стал серьёзнее. — Психологическая реабилитация не менее важна физической. То, что вы пережили... оставляет следы. Не стесняйтесь обращаться к специалистам.

Марчелло кивнул, понимая, что врач прав. События последних недель изменили его, и не только физически. Смерть отца, заключение Абеле, собственная «почти смерть»… всё это нужно было осмыслить и принять.

Стук в дверь прервал их разговор. В проёме появился мужчина лет шестидесяти, выглядевший значительно моложе. Высокий, подтянутый, с седыми волосами, зачёсанными назад, и проницательными глазами. В его чертах лица угадывалось поразительное сходство с Меланией.

— Сергей.

— Марчелло. Думаю, нам есть о чём поговорить.

Доктор Мендес, почувствовав напряжение, быстро ретировался, пожелав Марчелло удачи.

Сергей прошёл в палату, осмотрелся, задержал взгляд на сумке с вещами.

— Значит, ты решил передать клан мне, — его голос был спокойным, но в нём чувствовалась сталь. — Интересное решение для человека, который мог стать самым молодым доном в истории Вайс-сити.

— Я не хочу быть доном, — прямо ответил Марчелло. — Никогда не хотел.

— А чего ты хочешь?

— Писать музыку. Не оглядываться через плечо каждую минуту, боясь пули в затылок.

Сергей усмехнулся:

— Наивный. В нашем мире от прошлого не убежишь. Фамилия Версетти будет преследовать тебя всю жизнь. Музыку ты писать, может, и будешь, но оглядываться точно не перестанешь, особенно тут, в Вайс-сити.

— Возможно. Но это будет моя жизнь, мой выбор.

— Твой выбор, — повторил Сергей. — А что насчёт моего выбора? Мне предлагают взвалить на себя ответственность за клан.

Марчелло почувствовал укол вины:

— Я не принуждаю вас. Если не хотите...

— Хочу я или нет — неважно, — Сергей махнул рукой. — Важно то, что это нужно сделать. Клан нельзя оставлять без руководства. Начнутся войны, кровь, хаос. Я возьму эту ношу, но при одном условии.

— Каком?

— Ты исчезнешь. Полностью. Уедешь из города, начнёшь новую жизнь где-то далеко. Пока ты здесь, пока носишь фамилию Версетти, будут те, кто попытается использовать тебя против меня.

Марчелло задумался. Предложение было жёстким, но логичным.

— А что с Абеле? — спросил он. — Вы поможете ему?

Лицо Сергея потемнело:

— Абеле... Сложный случай. Не надейся, что он выйдет оттуда живым. В его возрасте, после такого стресса...

— Он хороший человек, — настаивал Марчелло. — Всю жизнь служил семье.

— Хороший? — Сергей поднял бровь. — Мальчик, ты многого не знаешь о своём деде Абеле.

— Что вы имеете в виду?

Сергей помедлил, решая, стоит ли говорить правду:

— Абеле не такой святой, каким кажется. Он помогал твоему отцу в его... сомнительных предприятиях. Получал свою долю с каждой сделки.

Марчелло почувствовал, как мир снова переворачивается:

— Вы о торговле людьми?

— И не только. Наркотики, оружие, отмывание денег: Абеле был в курсе и молчал за проценты, — Сергей говорил безэмоционально, как о погоде.

Тошнота подкатила к горлу. Марчелло сжал кулаки, чувствуя, как в груди разгорается знакомая ярость:

— Значит, он... был частью всего этого?

— Был. Теперь играет роль благородного старца, жертвующего собой ради тебя.

— Почему вы мне это рассказываете?

— Не хочу, чтобы ты питал иллюзии, — Сергей встал, поправил пиджак. — Нет святых. Есть только те, кто лучше прячет свою грязь.

Марчелло опустился на кровать, чувствуя, как рушится ещё один оплот его мира.

— Забудь о нём, пацан. Начинай новую жизнь с чистого листа.

Когда Сергей ушёл, Марчелло остался один со своими мыслями. Желание увидеть Абеле, поговорить с ним, выяснить правду — всё это медленно угасало, уступая место горечи и разочарованию.

Теперь он был по-настоящему свободен. И по-настоящему одинок.

* * *

Солнечный свет показался Марчелло ослепительно ярким после недель в больничных стенах. Он прищурился, делая первые шаги по асфальту, опираясь на трость, которую дал ему врач. Каждое движение давалось с трудом.

У входа в больницу его ждали. Нико курил, прислонившись к машине, Лейла держала в руках термос с кофе и пакет с домашней едой. Барбара подпрыгивала на месте, едва сдерживая энтузиазм. Роман приехал с Агнесс.

— Свобода! — закричала Барбара, кидаясь к нему с объятиями, но осторожно, помня о ранении. — Как ощущения?

— Странные, — честно ответил Марчелло, оглядывая собравшихся. — Как будто проснулся после долгого сна.

— А теперь начинается настоящая жизнь, да? — сказал Нико, затушив сигарету.

— Надеюсь, — Марчелло улыбнулся, но взгляд его искал кого-то ещё.

Грейс стояла чуть в стороне, у края тротуара. Она не участвовала в общем оживлении, погружённая в свои мысли. На ней была дорожная куртка, через плечо висел рюкзак: она собиралась в путь.

Марчелло медленно подошёл к ней, опираясь на трость. Остальные тактично отошли, делая вид, что заняты разговором о планах на вечер.

— Ты уезжаешь.

— Да.

— Когда?

— Сегодня.

Они стояли друг напротив друга. Марчелло чувствовал, что это может быть их последний разговор.

— Ты так и не ответила на мой вопрос. Что теперь? Когда всё закончилось...

— Нихуя не закончилось, — Грейс посмотрела ему в глаза. — Мне нужно найти отца. Закончить то, что я начала много лет назад.

— А потом?

Она помедлила с ответом:

— Не знаю. Честно не знаю.

Марчелло кивнул.

— Я буду в студии. В Лос-Сантосе. Придётся переехать.

Она развернулась и пошла к стоящему неподалёку такси. Марчелло смотрел, как она садится в машину, как такси растворяется в потоке городского трафика. Часть его хотела крикнуть, остановить её, сказать что-то важное. Но он молчал.

Нико завёл двигатель:

— Ну что, поехали?

Марчелло обернулся к своим друзьям, людям, которые стали ему семьёй за эти сложные месяцы. Барбара уже залезла в машину Нико, Роман говорил что-то смешное Лейле, заставляя её смеяться. В этот момент подошла и Селеста, чтобы помочь обустроиться на квартире.

— Поехали, — согласился он.

Прежде чем сесть в машину, Марчелло поднял голову и посмотрел на небо над Вайс-сити. Оно было удивительно чистым — ярко-голубым, без единого облачка. Пальмы шелестели на лёгком ветру, где-то вдалеке сияло море.

Декабрь 2032 года.

Либерти-сити.

Запах чевапчичей и бу́река заполнял кухню ресторана «Балканская душа», смешиваясь с ароматом свежеиспечённого хлеба и пряностей. Роман Беллик, облачённый в белоснежный поварской колпак и фартук, командовал своей бригадой с энтузиазмом полководца.

— Эй, Ми́лан! — крикнул он молодому повару, который возился с мясом для пле́скавицы. — Больше соли! Мы готовим сербскую еду, а не диетические котлетки!

— Да, шеф! — отозвался Ми́лан, щедро посыпая мясо специями.

— И не забудь про лук! Лука должно быть много, как в жизни слёз и смеха поровну!

Роман чувствовал себя в своей стихии. Шесть месяцев назад он едва мог заставить себя встать с постели после смерти Мэллори, а теперь управлял самым популярным рестораном в Алгонквине. Критики писали о «подлинной балканской душе» и «семейных рецептах, передающихся из поколения в поколение», хотя половину блюд Роман честно подсмотрел на YouTube.

— Папа! — в кухню заглянула Агнесс, элегантная в чёрном деловом костюме, волосы собраны в аккуратный пучок. — У нас проблема в зале. Критик из Taste of Liberty хочет попробовать «настоящий домашний айвар», а мы закончили утренний запас.

— Айвар? — Роман оживился. — Никаких проблем! У меня есть секретный рецепт бабушки.

— Какой ещё бабушки?

— Ну... теоретической бабушки, — Роман засмеялся, доставая банку с консервированным перцем. — Все балканские бабушки готовят айвар одинаково. Это в генах.

За большими стеклянными дверями, отделяющими кухню от зала, кипела жизнь. Все столики были заняты, у входа образовалась очередь из желающих попасть в модный ресторан. Агнесс с профессиональной улыбкой принимала гостей, рассаживала по местам, консультировала по меню.

Во время короткого перерыва между наплывами посетителей Агнесс зашла на кухню к отцу. Он стоял у плиты, помешивая айвар и напевая что-то на сербском.

— Знаешь, что смешно? — сказала она, прислонившись к рабочему столу. — Ты всю жизнь клялся, что никогда не вернёшься к своим корням. Говорил, что Америка — твой дом, а Сербия — это прошлое.

Роман усмехнулся, не отрываясь от готовки:

— И что теперь? Я всю жизнь бежал от родины, а она меня догнала на кухне.

— И слава богу, — Агнесс улыбнулась. — Иначе мы бы до сих пор ели китайскую лапшу быстрого приготовления и пиццу из коробок.

— Ну-ну! — возмутился Роман. — Я всегда умел готовить! Просто... не хотел.

— Ага, помню твои «кулинарные шедевры». Жареные яйца с кетчупом — это был предел твоих амбиций.

Роман театрально вздохнул:

— Дети такие неблагодарные. Не ценят отцовские старания.

Агнесс подошла и обняла его за плечи:

— Ценю, папа. Очень ценю. И мама тоже ценила.

Над рабочим столом висел портрет Мэллори — не траурное фото, а снимок с последнего семейного праздника, где она смеётся, держа в руках бокал вина. Роман настоял именно на этой фотографии.

«Хочу, чтобы она видела нас счастливыми», — сказал он тогда.

— О планах, — Агнесс достала планшет. — Я нашла отличное помещение в Мидтауне. Владелец готов сдать в аренду за разумную цену. Думаю, второй ресторан там отлично пойдёт.

— Второй ресторан? — Роман поднял бровь. — Милая, мы же только открылись, и полгода не прошло.

— Именно поэтому и нужно расширяться, пока мы на пике популярности, — глаза Агнесс загорелись предпринимательским азартом. — Представь: сеть ресторанов «Балканская душа» по всему Либерти-сити!

— Эх, — Роман покачал головой, — от кого это у тебя, интересно?

— От мамы, — без колебаний ответила Агнесс. — Ну уж точно не от тебя, болван.

Они оба посмотрели на портрет Мэллори. В последние месяцы Агнесс заметила, что стала улыбаться намного чаще, чем плакать. Это был настоящий прогресс после утраты матери. Поначалу каждое утро казалось испытанием, каждый день — горой, которую нужно перелезть. А теперь она просыпалась с планами, с желанием что-то создавать, строить.

— Знаешь, — сказала она задумчиво, — иногда мне кажется, что мама здесь. Что она смотрит, как мы справляемся.

— Конечно, смотрит, — Роман обнял дочь. — И гордится нами. Особенно тобой. Ты стала такой сильной, такой умной...

— Научилась у лучших, — Агнесс улыбнулась. — У неё — доброте и целеустремлённости. У тебя — умению находить выход из любой ситуации и не сдаваться.

— И у дяди Нико — стрельбе, — добавил Роман, подмигнув.

— Папа! — засмеялась Агнесс. — Мы же договорились не упоминать при гостях наши... нестандартные семейные навыки.

Звонок из зала прервал их разговор. Агнесс быстро поправила причёску и вернулась к своим обязанностям.

* * *

Декабрь 2032 года.

Белград.

Зимнее солнце мягко освещало небольшой дворик в тихом районе Белграда. Нико стоял у недостроенной беседки, изучая чертежи и периодически матерясь по-сербски, когда какая-то деталь не хотела становиться на место.

— Проклятые доски, — бормотал он, пытаясь выровнять крышу.

— Кофе готов, мастер-золотые-руки, — Лейла вышла во двор с подносом, на котором дымились две чашки и тарелка с домашним печеньем.

— Очень смешно, — Нико отложил молоток и вытер руки о штаны. — Посмотрим, как ты будешь смеяться, когда у нас будет самая красивая беседка в округе.

— Если она вообще будет стоять.

Они сели на скамейку, которую Нико соорудил ещё в начале осени. Из дома донеслись возбуждённые крики:

— НЕТ, НЕТ, НЕТ! Ты дебила кусок! Я же говорил — фланг слева!

— Сын играет в стратегии с друзьями, — пояснила Лейла. — Полководец растёт.

— Лучше пусть в игрушки воюет, чем по-настоящему, — Нико отпил кофе. — Кстати, он всё ещё хочет в полицейскую академию?

— Да, и становится всё упорнее. Вчера спросил, научишь ли ты его стрелять.

— Что ты ответила?

— Что спрошу у папы, — Лейла лукаво улыбнулась. — Так что, папа, будешь учить сына стрелять?

Нико задумался. Ирония ситуации не ускользала от него: сын человека, который всю жизнь бегал от полиции, хочет стать полицейским.

— Если действительно хочет служить закону, то должен уметь защищать себя и других, — решил он. — Но сначала пусть закончит школу с хорошими оценками.

— Договорились.

Лейла достала телефон, чтобы проверить сообщения. На экране высветилась новая фотография без подписи: красивый закат над каким-то европейским городом. Башни старинного собора силуэтами выделялись на фоне оранжево-розового неба.

— От Грейс? — спросил Нико, заметив, как изменилось лицо жены.

Лейла кивнула:

— Третья за месяц. Никаких слов, только фотографии. Но я знаю, что она в порядке. — Лейла убрала телефон. — Что если она найдёт не то, что ищет? Что если Клод...

— Грейс сильная. Она пережила то, что сломало бы многих взрослых. Переживёт и это.

— А если не захочет возвращаться?

— Её выбор. Мы не можем заставлять людей оставаться в нашей жизни, если они не готовы.

Лейла помолчала, глядя на недостроенную беседку. Из дома снова донеслись крики Андрии, на этот раз восторженные. Видимо, его стратегическая операция увенчалась успехом.

— Пойду позову его ужинать, — Лейла встала. — А ты доделай свою беседку. Хочу встретить Новый год в собственном саду, под звёздами.

— Будет готова к празднику, — пообещал Нико.

Когда Лейла ушла в дом, Нико ещё несколько минут сидел на скамейке, глядя на свой небольшой мирок. Дом, сад, недостроенная беседка, смех сына из окна. Всё то, о чём он мечтал в самые тёмные дни своей жизни.

Солнце садилось за крышами белградских домов, окрашивая небо в те же оттенки, что и на фотографии Грейс. Где бы она ни была, они смотрели на одно небо, на одни звёзды.

* * *

Декабрь 2032 года.

Сан-Фиерро.

Общественный центр пах свежезаваренным кофе и чистящими средствами. В небольшой комнате на втором этаже собрались двенадцать человек, усевшись в круг на пластиковых стульях. Зимнее солнце пробивалось через запотевшие окна, создавая уютную атмосферу.

Барбара сидела между Дэйвом, бывшим байкером с татуировками на всех видимых частях тела, и Сьюзен, пожилой леди, которая когда-то была подсажена на обезболивающие после операции. Все они были объединены одним — борьбой с зависимостями.

— Барбара, — доктор Мартинес, терапевт с добрыми глазами и бесконечным терпением, повернулась к ней. — Как дела? Расскажите группе о своих успехах.

— Ну... — Барбара поправила яркий шарф и улыбнулась. — Шесть месяцев чистоты. Это рекорд для меня.

По кругу прошёл одобрительный гул. Каждый знал, как тяжело даются первые месяцы.

— Я устроилась на работу, — продолжила она. — Ничего особенного, зарплаты хватает на аренду и еду. А ещё я записалась в художественную студию. Оказывается, у меня неплохо получается с красками.

— Это замечательно, — сказала доктор Мартинес. — А как обстоят дела с личными отношениями? На прошлой сессии вы упоминали некоторые... сложности.

Барбара громко рассмеялась, заставив всех вздрогнуть:

— О боже, да! Я такую чепуху творила! Экспериментировала направо и налево. С мужчинами, с женщинами... Думала, что если найду идеального партнёра, то все проблемы решатся сами собой.

— И что вы поняли? — мягко спросила терапевт.

— Я использовала отношения как... ещё одну зависимость. Вместо наркотиков.

Шесть месяцев назад, Вайс-сити.

Грейс сидела на краю кровати в мотеле, собирая вещи в дорожную сумку. Барбара нервно расхаживала по комнате, размахивая руками.

— Зачем ты уезжаешь? — спрашивала она. — Здесь Марчелло! Вы... между вами что-то есть!

— Барб, у меня есть дела, которые нужно закончить.

— Какие дела важнее любви? — Барбара плюхнулась рядом с ней. — Я всю жизнь ищу любовь, а ты от неё убегаешь!

Грейс остановилась, посмотрела на подругу внимательно:

— В этом-то и проблема. Ты гоняешься за отношениями, а не за счастьем.

— Это одно и то же!

— Нет, Барб. Это совсем не одно и то же. Ты используешь людей как наркотик. Чтобы не оставаться наедине с собой.

Слова ударили болезненно, потому что были правдой.

— Моя подруга сказала мне тогда что-то важное, — рассказывала Барбара группе. — Что я гоняюсь за отношениями, а не за счастьем. И что использую людей как наркотик, чтобы не оставаться наедине с собой.

— Как вы отреагировали на эти слова? — спросил Дэйв.

— Сначала разозлилась. Но потом поняла, что она права. Каждый раз, когда мне становилось плохо или скучно, я искала кого-то нового. Мужчину, женщину — не важно. Главное, чтобы не быть одной.

— И что изменилось?

— Я решила встречаться сама с собой некоторое время, — Барбара улыбнулась. — Знакомиться с Барбарой. Оказывается, она не такая уж плохая компания, если не накачивать её химией.

Доктор Мартинес кивнула:

— Это большой шаг, Барбара. Принятие себя — основа здоровых отношений с другими.

— Ну, я не стала монахиней, — рассмеялась Барбара. — Просто теперь не хватаюсь за первого встречного.

Час спустя сессия закончилась. Барбара направилась к художественной студии, расположенной в том же здании. Рисование стало её новой страстью — здоровой, не разрушающей. Когда она держала кисть, мир становился ярче, проще, понятнее.

В студии было тихо. Несколько человек молча работали над своими картинами. Барбара достала незаконченный пейзаж — вид на залив из окна мотеля в Вайс-сити.

Телефон завибрировал. Сообщение от Змея: «Эй, красотка! Сегодня концерт в «Филлморе». Lost Angels выступают с новым материалом. Хочешь прийти? Чисто по-дружески, клянусь!»

Барбара улыбнулась. Змей был хорошим другом — никогда не давил, не пытался затащить в постель, просто наслаждался её компанией. И музыка у его группы была отличная.

Она быстро набрала ответ: «Приду! А кто ещё будет? Есть интересные люди?»

Почти сразу пришёл ответ: «Да там толпа красивых музыкантов и художников. Рай для эстета 😉»

Барбара хихикнула.

«Звучит заманчиво. Увидимся в восемь!»

Она убрала телефон и вернулась к картине.

«Может, мы все должны сначала полюбить себя, — думала Барбара, добавляя розовый оттенок облакам. — А уже потом искать кого-то ещё»

Хотя, честно говоря, посмотреть на симпатичных музыкантов на концерте тоже было неплохой идеей. Просто посмотреть. Ну, может, немножко пофлиртовать. Совсем чуть-чуть.

* * *

Декабрь 2032 года.

Звукозаписывающая студия, Лос-Сантос.

Студия «Интерскоуп» превратилась в настоящий музыкальный дом за последние полгода. Марчелло вложил в неё не только деньги от наследства, но и душу — каждый угол был продуман, каждая деталь имела значение. Стены украшали винтажные постеры и фотографии великих музыкантов, а в углу стояла коллекция гитар, собранная с любовью и знанием дела.

За звукоизоляционным стеклом группа «Томми-ган» доводила до совершенства новую композицию. Марчелло стоял у микрофона, полностью погружённый в музыку. Змей на бас-гитаре покачивал головой в такт, синие дреды развевались при каждом движении. За ударными сидел Рики, которого Марчелло знал ещё по концертам в подпольных клубах, а на клавишах — Майя, талантливая девушка из бедного района.

— Ещё раз припев, — распорядился Марчелло в микрофон, обращаясь к звукорежиссёру за стеклом. — Можно добавить больше эмоций в последнюю строчку.

Название группы «Томми-ган» было его идеей — дань памяти деду с ноткой иронии.

Студия наполнилась звуками гитар и голоса. После окончания записи все музыканты сели в комнате отдыха, обсуждая детали аранжировки.

— Чувак, это твоя лучшая работа, — сказал Змей, открывая банку энергетика. — В этой песне есть что-то настоящее. Не то дерьмо, что крутят по радио.

— Спасибо, — Марчелло улыбнулся. — Это и есть настоящий я. Без прикрас и коммерческих соображений.

В дверь постучали. Вошёл Дэнни Картрайт, продюсер, с которым Марчелло сотрудничал последние месяцы. Невысокий мужчина лет пятидесяти, с проницательными глазами и впечатляющим послужным списком.

— Марчелло, — он размахивал бумагами, — у меня новости. Первый сингл «Breaking Free» попал в топ-20 альтернативных чартов. Радиостанции сходят с ума по нему.

— Правда? — Марчелло не скрывал удивления. Он не ожидал коммерческого успеха от такой личной музыки.

— Более того, — Дэнни достал контракт, — лейбл хочет продлить соглашение. Полный альбом, тур по западному побережью, может быть, даже Европа.

Марчелло взял документы, внимательно читая условия.

— Где подписывать? — спросил он.

— Здесь, — Дэнни указал на строчку внизу страницы.

Марчелло взял ручку и чётко написал: «Марчелло Версетти». Фамилия больше не пугала его так часто, как полгода назад.

— Отлично! — Дэнни убрал контракт. — Я свяжусь с агентами по турам. Думаю, к весне у нас будет готов график концертов.

Когда продюсер ушёл, музыканты тоже начали собираться. Рабочий день закончился, но Марчелло остался в студии. Он часто задерживался здесь, наслаждаясь тишиной и возможностью поработать в одиночестве.

Он подошёл к большому окну, выходящему на вечерний Лос-Сантос. Красивый вид, но Марчелло думал не о нём. Абеле по-прежнему сидел в федеральной тюрьме, здоровье ухудшилось. А вчера звонил Кен Розенберг. Снова просил денег на дозу, снова клялся, что это последний раз. Голос был слабым, прерывистым. Марчелло дал ему немного денег — не на наркотики, а на еду и жильё, но знал, что Кен потратит их по-своему. Старому адвокату оставалось недолго.

Все связи с прошлым постепенно исчезали. И это было правильно, хоть и грустно.

Зазвонил телефон. Бабушка.

— Марчелло, дорогой, — её голос был тёплым, материнским. — Как дела в студии?

— Хорошо. Записали новую песню, подписал контракт на альбом.

— Замечательно! Твоя мать гордилась бы тобой.

— Думаешь?

— Знаю, — в голосе Селесты звучала уверенность. — Виталия обожала музыку. Когда ты поёшь, я слышу её в твоём голосе.

Эти слова согрели сердце. Марчелло так мало знал о матери, каждая деталь была драгоценной.

Квартира Марчелло располагалась на двенадцатом этаже современного здания. Из больших панорамных окон открывался захватывающий вид на океан; бескрайняя водная гладь, которая на закате превращалась в полотно из золота и алых красок. Но, в отличие от особняка деда, здесь не было кричащей роскоши или показной пышности. Простая, стильная мебель, мягкие нейтральные тона, минимум декора.

Марчелло сбросил кожаную куртку на диван и прошёл на кухню, доставая из холодильника бутылку воды. День в студии выдался продуктивным, но утомительным.

Стены квартиры украшали фотографии, галерея важных моментов его новой жизни. Селеста на семейном ужине. Групповое фото с музыкантами «Томми-ган» после первого концерта. Нико, Лейла и Андрия в саду белградского дома. Роман и Агнесс возле вывески ресторана.

На книжном шкафу располагались более старые снимки — окно в прошлое. Молодой Томми в той самой гавайской рубашке, которую так любил носить в восьмидесятые, широко улыбается в камеру. Рядом чёрно-белое фото Кена Розенберга времён его расцвета. И, конечно, Лэнс Вэнс, вечно стильный, с характерной улыбкой авантюриста.

В центре всей этой галереи стояла самая дорогая фотография — изображение Виталии. Девушка с добрыми глазами и нежной улыбкой, держащая в руках букет полевых цветов.

Марчелло достал телефон, проверяя пропущенные вызовы и сообщения. Роман звонил дважды, наверняка хотел поделиться новостями о ресторане или пригласить на семейный ужин. От Лейлы пришло сообщение с фотографией Андрии, который получил отличную оценку по математике, и приглашением приехать в гости.

Ничего от Грейс. Как всегда.

За полгода он привык к этой тишине, но она по-прежнему щемила сердце. Иногда хотелось написать ей, рассказать о своих успехах, поделиться новостями. Но он держался.

Неожиданный стук в дверь заставил поднять голову. Марчелло не ждал гостей, да и консьерж обычно предупреждал о посетителях. Он подошёл к глазку и удивлённо моргнул.

На пороге стояли Настя и Руперт. Они выглядели как пара из шпионского фильма.

— Привет, красавчик! — просияла Настя, когда он открыл дверь. — У нас для тебя новости!

— Анастэйша? Руперт? — Марчелло растерянно посмотрел на них. — Как вы меня нашли?

— Мы шпионы, — подмигнул Руперт. — Найти кого угодно — наша профессия. Можно войти?

— Конечно, проходите, — Марчелло отступил в сторону. — Оделись бы попроще. Палитесь конкретно, шпионы.

Они прошли в гостиную, и Настя с восхищением оглядела квартиру:

— Какая красота! Стильно, без пафоса. Мне нравится.

— Спасибо. Хотите кофе? Воды?

— Бухло есть?

Марчелло разлил всем виски, немного посидели, выпивая и закусывая снеками. Руперт достал планшет.

— У нас есть информация о Грейс. Надо?

Сердце Марчелло забилось быстрее:

— С ней всё в порядке?

— Более чем, — Настя показала ему фотографию на экране. — Это снимок с камеры наблюдения в Праге, сделан три дня назад.

На размытом изображении была женщина в тёмном пальто, идущая по мощёной улице. Лицо было повёрнуто в сторону, но силуэт, походка, манера держаться — всё говорило о том, что это Грейс.

— Как она? — спросил Марчелло.

— Выглядит хорошо, — ответила Настя. — Сосредоточенно, не отчаянно. Знает, что делает.

Марчелло долго смотрел на фотографию, запоминая каждую деталь. Грейс была жива, здорова, продолжала свои поиски.

— Мы можем передать ей сообщение, — предложил Руперт. — Наши пути иногда пересекаются.

— Нет, — Марчелло покачал головой. — Не нужно.

— Уверен? — удивилась Настя. — Я думала, ты захочешь...

— Это её путь, — твёрдо сказал он. — Я не имею права вмешиваться. Если она захочет связаться со мной, то сделает это сама.

Настя и Руперт переглянулись, на их лицах играли одинаковые улыбки.

— Что? — спросил Марчелло.

— Именно такой ответ мы и ожидали услышать, — ответила Настя.

Они пробыли ещё полчаса, рассказывая забавные истории из своей шпионской жизни и расспрашивая о музыкальной карьере. Когда они собрались уходить, Настя обняла Марчелло:

— Береги себя, красавчик. И не переставай заниматься музыкой. У тебя настоящий талант.

Январь 2033 года.

Пригород Либерти-сити.

Дом престарелых располагался в старом здании, которое когда-то было частной клиникой. Фасад из красного кирпича покрывали трещины, внутри белая штукатурка местами осыпалась, обнажая потемневшие от времени стены. Зимний дождь стекал по окнам, делая и без того мрачное здание ещё более безрадостным.

Грейс припарковала арендованную машину на небольшой стоянке перед входом. Она прилетела в Либерти-сити вчера вечером, после того как очередной след отца привёл её в тупик. Три недели в Праге, две — в Вене, неделя — в Будапеште. И ещё, и ещё, и ещё много мест, много зацепок. И всё впустую. Как и все годы до этого. Клод словно растворялся в воздухе каждый раз, когда она приближалась к разгадке.

Автоматические двери с треском открылись, впуская её в плохо освещённый вестибюль. Запах ударил немедленно: смесь антисептика, лекарств и того особого аромата старости, который невозможно перебить освежителями воздуха. Линолеум на полу был затёрт до дыр, а потолочные плитки кое-где провисали.

За стойкой регистрации сидела женщина лет пятидесяти в белом халате, усталая и перегруженная работой. Она подняла глаза от компьютера, когда Грейс подошла ближе.

«Я посетила все памятные места прошлого, — думала Грейс, поднимаясь на второй этаж. — Либерти-сити, где всё началось. Вайс-сити, где он исчез в последний раз, как я его видела. Сан-Андреас, где прошла его молодость. Его нигде не было. Ты, Даркел, «последняя станция». Последний человек, который может знать, где он».

Второй этаж был ещё более депрессивным. Здесь находились самые тяжёлые пациенты: те, кто уже не мог обслуживать себя самостоятельно. Дверь комнаты была приоткрыта. Грейс осторожно заглянула внутрь. Помещение было маленьким и спартанским: с кроватью, тумбочкой, стулом для посетителей, старым креслом у окна да небольшим столиком. Единственным источником света служило окно, из которого открывался вид на серую стену соседнего здания.

У окна, спиной к двери, сидела сгорбленная фигура. Мужчина в больничном халате поверх пижамы смотрел в то самое единственно окно. Без смысла, без эмоций. Просто автоматическое действие, чтобы хоть как-то скоротать оставшееся время.

Грейс постучала в дверь. Фигура не шевельнулась.

— Меня зовут Рене. Я хотела бы с вами поговорить.

На этот раз старик медленно повернул голову. Грейс увидела осунувшееся лицо с глубокими морщинами и пышными седыми усами.

— Рене, — повторил он. — Красивое имя. Хотя держу пари, что не настоящее.

Грейс замерла в дверях. Он знал, кто она. Ждал её.

— Ты пришла, дочь Клода, — он не повернулся к ней полностью.

— Откуда вы?..

— Проходи, садись, — Даркел махнул рукой в сторону единственного стула рядом с кроватью. — Не стой столбом. Я не кусаюсь. Уже не кусаюсь.

Грейс осторожно прошла в комнату и села на край стула, готовая в любой момент вскочить. Привычка держать пути к отступлению под контролем никуда не делась.

Даркел повернулся к ней, изучая её лицо.

— Весь потенциал Клода раскрылся в тебе в полной мере, надо сказать.

В его голосе не было ни тепла, ни одобрения. Только констатация факта, от которой у Грейс мурашки побежали по коже.

— Я ищу его, — сказала она прямо. — Вы знаете, где он?

Даркел усмехнулся — звук получился неприятный, скрипучий:

— Конечно, ищешь. А я-то думал, ты пришла навестить больного старика из человеческого сочувствия.

— Мне нужно его найти.

— Зачем? — Даркел откинулся в кресле, не сводя с неё острого взгляда. — Чтобы убить? Отомстить за проёбанное детство? Или, может, получить благословение на кровавые дела?

— Я хочу...

— От таких, как ты, меня тошнит, — резко перебил он. — По уши в делах, по локоть в крови. Думаете, что мир вам что-то должен.

Грейс сжала кулаки:

— Вы меня не знаете.

— Знаю лучше, чем ты думаешь. Наёмная убийца, киллер, головорез. Сколько людей ты убила, дочь Клода? Десять? Двадцать? Потеряла счёт?

— Не ваше дело.

— Хочешь найти папочку, обнять его, убедиться, что он жив. Получить прощение за поганую жизнь.

Грейс почувствовала, как он начинает раздражать. Специально, чтобы не переходить к сути.

— Я хочу знать, что он в порядке. Что он не мёртв где-то в канаве.

— Как трогательно, — Даркел рассмеялся. — Ты убила стольких людей, твоё тело словило не одну пулю. И ты теперь наивно полагаешь, что обнимашки с таким же убийцей, как и ты, сделают тебя счастливее?

Грейс встала, готовая уйти:

— Если вы не собираетесь помогать...

— Сядь, — приказал Даркел, и в его голосе прозвучала властность, которая когда-то заставляла дрожать половину Либерти-сити. — Я не закончил.

Против воли Грейс села обратно.

— Знаешь, в чём твоя проблема? — продолжил старик. — Ты думаешь, что папочка тебя исцелит. Что одна встреча с ним всё изменит. Но люди не меняются от объятий. Особенно такие люди, как вы с ним.

Слова Даркела резали как лезвие, и что-то внутри Грейс взорвалось. Она вскочила со стула, кулаки сжались.

— Что вы понимаете! — крикнула она, забыв о том, где находится. — Сидите тут в своём кресле, поучаете всех! А вы бы стали хоть капельку счастливее, если бы обняли жену или дочь, если бы они оказались тут на мгновение?

Эффект был мгновенным и неожиданным. Даркел резко дёрнулся, словно получил пощёчину. Его лицо исказилось, он начал кашлять. Из глаз потекли слёзы. Сначала девушка подумала, что это от кашля, но потом поняла — старик плакал по другой причине. Пытался скрыть, отвернувшись к окну, поднося дрожащую руку к лицу, но слёзы предательски блестели на его щеках.

— Они мертвы, — прохрипел он, когда кашель утих.

Грейс медленно села обратно. Злобный, циничный старик внезапно превратился в сломленного человека, который прятал боль за колючими словами.

— Знаю.

В комнате повисла тишина. За окном продолжал моросить дождь, капли стекали по стеклу, как слёзы.

— Приходи завтра, если захочешь услышать больше, — он закрыл глаза.

В дверь заглянула медсестра.

— Извините, время посещения закончилось.

Грейс встала, всё ещё глядя на Даркела.

— Я приду завтра, — сказала она.

— Ну. Как знаешь, — не открывая глаз, ответил Даркел.

* * *

Грейс проснулась в мотеле на окраине Либерти-сити с ощущением, что что-то изменилось. Всю ночь ей снились обрывки разговора с Даркелом. К утру сложилось впечатление, что старик знает больше, чем сказал, и сегодня она получит ответы.

Дождь прекратился, небо оставалось серым и низким. У Грейс было чувство, что времени остаётся мало. Уже у входа она почувствовала, что что-то не так. Обычно вестибюль дома престарелых был тихим и сонным по утрам, но сегодня царила нервозная активность. Двое санитаров о чём-то шептались у лифта, один из них качал головой.

— Около трёх утра он мирно умер во сне. Сердце остановилось, — медсестра говорила мягко, привычно утешающим тоном. — В его возрасте, с его проблемами... было неизбежно.

Грейс стояла, не в силах поверить в услышанное. Даркел мёртв. Её последняя надежда узнать что-то об отце исчезла вместе с ним.

— Я... можно мне его увидеть? — спросила она. — Попрощаться?

Медсестра колебалась:

— Обычно мы не разрешаем... но если вы были близки...

— Пожалуйста. Это важно.

— Хорошо. Но недолго. У него сейчас ещё один посетитель, но, думаю, вы можете войти. Комната та же, что и вчера.

Грейс поднялась на второй этаж на дрожащих ногах. Дверь комнаты Даркела снова была приоткрыта. Грейс остановилась на пороге, собираясь с духом. Ей предстояло увидеть мёртвого человека, который ещё вчера был жив, зол, полон боли. Она постучала и толкнула дверь.

— Извините, можно войти?

То, что она увидела, заставило её забыть обо всём. У окна, спиной к двери, стоял мужчина. Высокий, с прямой, почти военной выправкой. Седые волосы были аккуратно подстрижены, на нём была простая тёмная куртка и джинсы. Он смотрел в окно на серую стену, тоже просто так, ради того, чтобы скоротать время, как вчера делал покойник Даркел. Мужчина медленно повернулся, почувствовав её присутствие. И мир остановился.

Это был Клод. Её отец. Старше, чем на последних фотографиях, которые у неё были. Седые волосы, глубокие морщины вокруг глаз, шрамы на руках — следы прожитых лет.

Они смотрели друг на друга через полутёмную комнату. Секунды растягивались в вечность. Шестнадцать лет поисков, боли, вопросов без ответов — всё сжалось в этот момент узнавания.

— Я искал тебя все эти годы. Всегда, казалось, не успевал совсем чуть-чуть. Шёл по твоему следу, но ты была быстрее.

Грейс с шумом втянула воздух ноздрями. В голове пронеслась невероятная мысль о том, что, оказывается, не она шла по пятам, а за ней…

«Я так торопилась и смотрела вперёд, чтобы найти тебя, — подумала Грейс. — А нужно было всего лишь обернуться назад…»

Клод продолжал:

— Он написал мне вчера вечером. Сказал, что ты приходила.

— Он знал, что умрёт?

— Думаю, да.

Они всё ещё стояли по разные стороны комнаты, не решаясь приблизиться. Между ними лежали годы разлуки, недоверия, боли.

— Что теперь?

— Поговорим, — ответил Клод. — По-настоящему. Впервые за шестнадцать лет.

Грейс оторвала взгляд от отца и посмотрела на накрытое тело Даркела.

— Он всё это время знал, как тебя найти?

— Полагаю, да, — Клод кивнул. — Даркел знал всё обо всех. Но у него были свои принципы. Он никогда не выдавал людей напрямую. Только намёки, загадки. Считал, что информация должна быть заслужена.

Присутствие смерти в комнате делало момент ещё более тяжёлым, словно старик наблюдал за ними из-за грани. Клод отошёл от окна, прислонился к стене. Она увидела усталость в его глазах.

— После того как тебя забрали... я пытался искать... Обзванивал приюты, больницы, полицейские участки. Ничего. Ты растворилась. Когда наконец напал на след, ты уже сбежала от этих тварей.

Грейс вспомнила те годы — голод, холод, страх. Выживание на улицах было жестоким, но научило её многому.

— Мне показалось, я видел тебя один раз, — продолжал Клод. — В элитной школе, как выяснилось, там выращивали убийц. Я приходил туда и требовал встречи, но директор этого места дал мне от ворот поворот. Каким бы прожжённым бандитом я ни был, но проникнуть в настолько хорошо охраняемое место я так и не смог.

Так вот оно что… Август обманул Клода? Понял ли, что Клод и вправду отец Грейс, и просто из ревности и вредности не дал семье воссоединиться? Или не поверил и отправил подозрительного мужика подальше? Стало неприятно, что отец был так близко, а мужчина, которому она доверяла, который многому её научил, просто умолчал об этом. Он ни разу не рассказывал, что за Грейс кто-то приходил и искал встречи.

— Я дал себе клятву, что найду тебя. Что когда-нибудь мы встретимся. И вот... — Клод посмотрел на неё с горькой усмешкой. — Технически я клятву не нарушил, хоть и не я нашёл дочь, а она меня.

Грейс подошла к кровати, чуть приоткрыла простыню, что скрывала тело, и посмотрела на мирное лицо старика.

— Странно... он был таким злым вчера. А теперь выглядит спокойным.

— Смерть стирает злость. Оставляет только то, что было под ней.

Грейс повернулась к нему, повторила мучавший вопрос:

— Мы нашли друг друга. Что дальше?

Клод посмотрел в окно на серое небо:

— Для начала — похороним старика.

* * *

Похороны Даркела были скромными. Грейс и Клод стояли в стороне от немногочисленных посетителей — нескольких стариков из дома престарелых и пары людей из криминального прошлого, которые пришли отдать дань уважения. Священник произнёс короткую молитву, гроб опустили в землю. Никаких слёз, громких прощаний. Просто тихий уход человека, который давно уже существовал на грани между жизнью и смертью.

Когда церемония закончилась, они медленно пошли по аллеям кладбища. Зимнее солнце пробивалось сквозь облака, освещая старые надгробия и голые деревья. Здесь, вдали от больничных стен и запаха смерти, разговор пошёл легче.

— Ты помнишь свою мать? — спросил Клод.

Грейс кивнула:

— Немного. Помню её голос.

— Мария... Я вот совсем не помню её, только фотографии не дают забыть, как она выглядела.

— Она любила тебя?

— Думаю, да. Хотя не знаю почему.

— А ты её?

Клод вздохнул.

— Ты точно хочешь знать?

Грейс хмыкнула, ожидая такого ответа. Рассосала его в голове, как горькую пилюлю.

— Нет.

Они прошли мимо свежей могилы, где кто-то оставил букет белых роз.

— А помнишь Лейлу? — неожиданно спросил Клод.

Грейс удивлённо посмотрела на него:

— Конечно. Она... спасла меня. Дала мне шанс. Можно сказать… Дважды. Последний раз я видела её около полугода назад.

— Хорошая женщина. Жаль, что наши пути разошлись.

— Она сейчас в Белграде. С мужем и сыном. Счастлива.

— Рад за неё.

У девушки поселились сомнения в голове, что он правда рад. Вероятно, Клод любил Лейлу всю жизнь, не переставая, но уточнять было бы глупо. Это ничего бы не изменило. И так в голове роились мысли о том, что могло бы быть, стань Лейла и отец парой. Какие бы дети у них родились? Как бы сложилась их жизнь? И что было бы с миром, не родись она сама?

— В том доме был мальчик, — перевёл тему Клод. — Марчелло Версетти. Внук Томми. Помню, вам было очень весело. Видела новости?

Грейс вспомнила о юном Марчелло — том мальчишке Версетти, который тогда, шестнадцать лет назад, был в доме дона. С кем она распивала пиво, с кем ходила по улицам и хихикала над взрослыми, с кем не было таких сложных чувств, как сейчас…

— Помню его. Маленький парень с большими глазами. Сейчас вырос и едва выжил в клановой перестрелке.

— Старик Версетти в гробу перевернулся бы.

— Я там была. Видела, как всё было. Так что просто перевернуться — недостаточно. Это был ад. И хорошо, что Марчелло его пережил.

Клод усмехнулся своим мыслям.

— Подозревал, что ты могла там быть. Но как вы нашли друг друга?

Дочка пожала плечами:

— Мы никогда специально не искали. Встретились случайно. И решили помочь друг другу. И с Лейлой было точно так же.

Да, Лейла появлялась всегда, как фея, в нужное время, когда, кажется, помощи не будет ниоткуда. Клод помнил. И бережно хранил эти воспоминания. Он улыбнулся, представляя Лейлу рядом, но резко мотнул головой, как только мысли позволили себе «излишества».

— Пацан в итоге стал музыкантом, — продолжил он вслух о Марчелло.

— И... — запнулась Грейс, не зная, как определить их с Версетти отношения. И есть ли они вообще теперь?

— И? — Клод посмотрел на неё с интересом.

— Да пофиг. Неважно.

Они дошли до скамейки под старым дубом и сели. Разговор был мягким, воспоминания — тёплыми. Вроде всё складывалось правильно, вроде не на что было злиться. Но внутри Грейс не было наполненности, тепла, которых она ожидала от воссоединения. Пустота оставалась пустотой, как бы они ни пытались заполнить её словами.

— Обними меня, — попросила она.

Клод повернулся к ней корпусом, замер на секунду, затем неловко обнял. Его объятия были осторожными, почти боязливыми, как если бы он обнимал чужого человека. Грейс прижалась к нему, закрыла глаза, пытаясь почувствовать связь, любовь, облегчение. Но всё, что она чувствовала, — это тепло чужого тела и лёгкий запах сигаретного дыма.

«Прав был Даркел, — подумала она с горечью. — Легче и лучше не стало…»

Они разжали объятия.

— Жаль, что я твой отец лишь на биологическом уровне, — буркнул Клод, глядя прямо перед собой.

Грейс повернулась к нему, но он не встречал её взгляда.

— Я не смог тебя воспитать, напитать знаниями и эмоциями, оставить тебе хороших воспоминаний. Я одно из пятен прошлого. Ты сама себя сделала, это достойно уважения. Я горжусь тобой, — он наконец посмотрел на неё, и в его глазах была искренняя боль. — Ты — сирота. И за это прости меня.

Слова повисли в воздухе. Грейс молчала, переваривая их смысл.

— Хм... сирота при живом родителе? — она покачала головой. — Ничего, так было не только со мной, тут ты меня не заденешь.

Клод опустил голову.

— А вот я тебя — да, — продолжила Грейс. — Ведь ты не прав.

* * *

Февраль 2033 года.

Аэропорт Либерти-сити.

Грейс сидела в зоне ожидания у окна, держа в руках посадочный талон и глядя на взлетающие самолёты. Огни на взлётной полосе мерцали в темноте, один за другим лайнеры поднимались в небо, унося людей к их судьбам.

Она нашла отца. Шестнадцать лет поисков закончились разговором на кладбище и неловкими объятиями с человеком, который был ей одновременно близким и совершенно чужим. Ответы получены. Но они оказались не теми, которых она ожидала.

«Ну и чего теперь делать-то?» — думала Грейс.

Никаких обязательств. Никаких долгов. Никаких нерешённых вопросов из прошлого. Только она сама и бесконечная свобода выбора — такая тяжёлая, что придавливала к креслу сильнее, чем любые цепи.

Она вспомнила последний год своей жизни. Людей, которые появились в ней, оставив свои следы. Лейла — женщина, которая спасла её, ничего не требуя взамен. Нико со спокойной силой и пониманием, что значит жить с тяжёлым прошлым. Барбара с хаосом и искренностью, которая пробивалась через все защитные стены. И Марчелло.

Грейс закрыла глаза, вспоминая его голос, его музыку, ту ночь перед операцией, когда между ними случилось что-то важное. Мальчишка Версетти вырос в мужчину, который выбрал свой путь, отказавшись от наследства ради мечты. Он был свободен. Как и она. Но почему эта свобода казалась такой пустой?

Грейс достала паспорт из внутреннего кармана куртки. Открыла первую страницу: фотография, имя, дата рождения. Рене Клод. Фамилию она взяла в честь отца. Тогда это казалось важным жестом — признанием связи, которую она искала всю жизнь. А теперь это были просто буквы на бумаге.

Объявили посадку на рейс. Грейс встала, взяв рюкзак, и направилась к выходу на посадку. Прошла паспортный контроль, поднялась по трапу, заняла своё место у иллюминатора. Самолёт взлетел, набирая высоту. Огни города медленно отдалялись, превращаясь в россыпь светлячков. Грейс прижалась лбом к холодному стеклу, глядя вниз.

«Особое восхищение можно испытать ночью. Нет этих красивых видов в привычном понимании — улиц, зданий, парков. Всё скрыто темнотой. Но стоит только поднять глаза вверх... А там настоящие звёзды! Ближе, чем обычно. Их видно! Их, оказывается, много. В городе увидишь две-три и забудешь. А тут другое дело. Они — вместе. Яркие, крупные. Они словно сетка: рисуй от точки к точке что хочешь, создавай любые созвездия, выдумывай истории».

А ей, к сожалению, ничего больше не хотелось.

Грейс закрыла глаза и откинулась на спинку кресла. Впереди был долгий перелёт и неизвестность того, что ждало в конце пути. Или новом его начале?

* * *

Февраль 2033 года.

Аэропорт Лос-Сантоса.

Грейс прошла паспортный контроль, забрала рюкзак с багажной ленты и направилась к выходу, мысленно прикидывая, какое такси выбрать. В зоне ожидания царил привычный хаос: встречающие с табличками и букетами, обнимающиеся пары, суетливые водители. Грейс почти дошла до автоматических дверей, когда заметила знакомую фигуру у колонны.

Марчелло стоял в стороне от основной толпы, руки в карманах джинсов, на нём была простая чёрная футболка и кожаная куртка. Волосы слегка отросли, лицо выглядело усталым, но, когда их взгляды встретились, он выпрямился. Грейс остановилась. Сердце пропустило удар — не от неожиданности, а от чувства, которому она всё ещё не хотела давать имя.

«Лейла», — мелькнула мысль.

Она написала ей о прилёте, просто чтобы дать знать, что жива. Видимо, информация «случайно» дошла до Марчелло.

Они сошлись посередине, остановившись на расстоянии вытянутой руки. Марчелло первым нарушил молчание:

— Привет.

— Привет, — Грейс сжала лямку рюкзака сильнее, усмиряя злость на себя и на Лейлу. — Ты здесь...

— Лейла сказала, что ты прилетаешь. Подумал, что такси в Лос-Сантосе — лотерея. Могу подвезти.

Его тон был ровным, без намёков или претензий. Просто предложение помощи.

— Спасибо. Было бы славно.

Они вышли на парковку. Машина Марчелло оказалась ухоженным седаном — явно не тем, чего можно было бы ожидать от наследника клана Версетти. Грейс кинула рюкзак на заднее сиденье и устроилась спереди. Марчелло завёл двигатель:

— Куда везти?

— В отель. Любой нормальный, недалеко от центра.

Он кивнул и выехал с парковки. Радио было выключено, только шум города за окнами нарушал тишину. Грейс смотрела на проплывающие пальмы и рекламные щиты, пытаясь не думать о том, как близко сидит Марчелло.

Прошло минут десять. Напряжение росло с каждым светофором. Грейс чувствовала его на всех уровнях сразу. Эмоционально — в груди натягивалась невидимая струна, готовая лопнуть от малейшего резкого движения. Полгода она не видела Марчелло, полгода убеждала себя, что та ночь была ошибкой, слабостью, моментом отчаяния. А теперь он сидел в метре от неё, и все эти убеждения рассыпались в пыль. Психологически — её разум метался между желанием сбежать и желанием остаться. Каждая секунда молчания была испытанием. Она знала, что должна что-то сказать, но любые слова казались либо слишком важными, либо слишком пустыми. А молчание давило. И сексуально... Грейс не могла игнорировать это, как бы ни старалась. Марчелло выглядел немного иначе, чем полгода назад. Возмужал. Его руки на руле были сильными, уверенными — длинные пальцы, лёгкая игра мышц под кожей, когда он переключал передачи. На левом запястье виднелся тонкий кожаный браслет — новая деталь, которой раньше не было. Волосы отросли настолько, что падали на лоб, и он периодически поправлял их небрежным движением, которое заставляло Грейс невольно следить взглядом. Профиль его лица на фоне проплывающих за окном огней города выглядел почти скульптурно: чёткая линия челюсти, лёгкая небритость. Когда он останавливался на светофоре и поворачивал голову, проверяя слепую зону, Грейс замечала, как напрягаются мышцы шеи.

Марчелло чувствовал её взгляд. Его пальцы чуть крепче сжались на руле, скулы напряглись. Он не смотрел на неё, но Грейс видела, как бьётся пульс на его шее — быстро, чуть сбивчиво.

Пространство между ними, несмотря на коробку передач и два отдельных сиденья, казалось слишком маленьким и одновременно слишком большим. Каждое движение — его рука, тянущаяся к рычагу коробки передач, её нога, непроизвольно дёрнувшаяся, когда он резко затормозил перед зазевавшимся пешеходом — всё было слишком осознанным, слишком наполненным смыслом.

Грейс сцепила руки на коленях, ногти впились в ладони. Ещё один светофор. Красный свет. Марчелло остановился, выдохнул, получилось долго и устало. Его голос прозвучал слишком тихо, почти про себя:

— Чёрт...

Одно слово, но в нём было всё: такое же напряжение, такое же осознание того, что между ними творится.

Грейс закрыла глаза, пытаясь выровнять дыхание. Не помогло. Натяжение только усиливалось, требуя разрядки.

— Останови машину.

Марчелло бросил на неё быстрый взгляд:

— Что-то не так?

— Просто останови.

Он включил поворотник и свернул к обочине. Машина остановилась возле небольшого парка. Грейс расстегнула ремень и вышла, не объясняя причин. Прохладный воздух ударил в лицо. Она сделала несколько шагов от машины, остановилась. За спиной слышался шум двигателя — Марчелло не выключал мотор, ждал.

«Что я делаю?»

Грейс обернулась. Через лобовое стекло видела его силуэт — неподвижный, терпеливый. Не выходил, не спрашивал, не давил. Просто был.

Она подняла руку, зажала кожу на запястье между пальцами и резко сжала. Боль вспыхнула острой, реальной. На секунду лицо исказилось от неприятного ощущения.

«Не сон. Не галлюцинация. Это правда происходит».

Грейс вернулась к машине, открыла дверь и села обратно. Марчелло повернулся к ней, во взгляде читался вопрос, но он молчал. Она смотрела на него — на тёмные глаза, в которых читались усталость и надежда одновременно, на губы, которые были так близко. Сердце билось о рёбра, как птица в клетке. Грейс наклонилась. Её рука потянулась к его лицу, пальцы коснулись щетины на щеке. Марчелло замер.

Поцелуй начался неуверенно — лёгкое касание, проверка, вопрос без слов. Грейс. прижалась к нему сильнее, рука скользнула на затылок, пальцы зарылись в волосы. Марчелло ответил с той же отчаянной нежностью. Его ладони поднялись к её лицу, обхватили бережно. Большой палец провёл по скуле.

Марчелло прижался лбом к её лбу, их носы соприкасались, губы всё ещё были в опасной близости. Дыхание сбивалось.

— Грейс... — прошептал он.

Она поцеловала его снова. Затем медленно отстранилась, опускаясь обратно на своё сиденье. Руки дрожали. Она отвернулась к окну, пытаясь отдышаться.

— Мне нужно было понять.

— И что ты поняла?

Она всё ещё смотрела в окно, на проезжающие машины:

— Что я всё ещё чувствую. И это проблема.

— Почему?

— Потому что я сломана, Марчи. А ты заслуживаешь кого-то целого.

Молчание затянулось. Потом Марчелло резко выдохнул, теперь коротко и агрессивно:

— Люди — что, вещи, которые можно оценивать по поломанности или целостности? Грейс, не делай вид, что ты настолько цинична. С чего ты решила, что знаешь, кто мне нужен и в каком состоянии?

Грейс закусила губу, пытаясь удержать слёзы, но одна предательски скатилась по щеке.

— Я не ищу целого. Я хочу, чтобы это была ты.

Грейс закрыла глаза, ещё одна слеза последовала за первой. Она не могла на него смотреть.

— Куда везти? — уточнил Марчелло после долгой паузы.

— Куда угодно, — прошептала она.

— Грейс, — он дотронулся до её плеча, заставляя повернуться. — Как ты себя чувствуешь? Чего хочешь?

Она наконец посмотрела на него — на человека, который почему-то всё ещё был здесь.

— Чувствую себя разбито, — честно призналась она. — Хочу спокойствия и безопасности.

Марчелло кивнул, это всё, что ему нужно было услышать.

— Хорошо.

Он завёл машину и выехал обратно на дорогу.