Буква  (гет)

ЛАНЬ. В Ордене Феникса он единственный, кто не использует для передачи сообщений Патронус. С тех пор, как о возвращении Темного Лорда стало официально известно, и Орден был собран снова, его члены связываются друг с другом только так. А он избегает этого всеми возможными способами. Ведь все они — по крайней мере, те, кто состоял в Ордене еще во времена первой войны, наверняка отлично знают Ее Патронус — серебряную лань, так что если у него увидят точно такой же, только идиоты не догадаются в чем дело. В Ордене его лишь терпят, да и то по указке Дамблдора. Зато это сильно укрепило его позиции как шпиона, коль скоро Темный Лорд поверил ему снова и приблизил к себе, с тем, чтобы получать «важную информацию» из лагеря сторонников Дамблдора. Общение с другими участниками Ордена он ограничивает исключительно деловыми контактами — отчетами, передачей тех планов и намерений Темного Лорда, которые может передать без ущерба для своей легенды, обсуждением планов действий… Заставить его лишнюю минуту находиться в обществе Блэка или под его крышей также немыслимо, как заставить его выдать тайну своего Патронуса и своей любви к Ней…

Каждая его встреча со старым врагом превращается в обмен оскорблениями. Их словесная пикировка под Рождество едва не кончилась дуэлью. Нужно признаться, что ему нравится провоцировать гриффиндорца. Его насмешки гораздо тоньше и обиднее, чем до крайности прямолинейные обвинения Блэка. Тот торчит в этом доме, бесится со скуки и не знает, куда себя деть, с тех пор как судебное разбирательство по поводу использования Поттером Патронуса для защиты от дементоров летом в Суррее, завершилось благополучно. Именно в эту точку он и направляет свои удары. Нет, он не собирается ставить себе в заслугу, что рискует жизнью, ведь это — ради Нее, но он терпеть не может людей, которые ноют и жалуются. А до обвинений Блэка ему нет никакого дела…

Впрочем, бывший узник Азкабана отнюдь не единственный, кто уверен, что он «как был, так и остался черным магом и Пожирателем смерти». Многие удивляются беспредельной наивности Дамблдора. Можно ли доверять человеку с таким прошлым? Откуда Альбус может знать, что он на самом деле раскаялся? Где доказательства, что он на нашей стороне? Часто они пристают к директору с расспросами по этому поводу, но тот не желает слышать ни слова против него. А он, хотя и притворяется равнодушным к тому, что о нем думают, на самом деле благодарен своему покровителю за доверие.

Что же касается остальных — то их отношение только сильнее утверждает его в мысли, что он совершенно прав, не желая ни в малейшей мере открываться никому из этих людей, а уж тем более — делиться с ними самым сокровенным…

Иногда ему приходит мысль, что он слишком уж осторожничает. Ведь если бы даже кто-то из Ее друзей или соратников и увидел случайно его Патронус, то любой из них скорее поверил бы во что-нибудь сверхъестественное, в Ее необъяснимое возвращение в мир живых, нежели в его любовь. Даже те, кто когда-либо знал или догадывался о его чувствах, наверняка не сомневаются, что после стольких-то лет ни о чем подобном уже давно нет и помину. Дамблдор и тот, судя по его поведению, не подозревает, что любовь, с которой один из сторонников Темного Лорда когда-то упал к ногам руководителя Ордена, все еще жива...

Директор ценит его преданность, понимает его раскаяние и ничуть не сомневается, что он в полной мере проникся важностью провозглашаемых стариком идей: защищать Поттера и всех других невинных людей, бороться со злом, спасать жизни, избавить других от страданий и горя, не допустить, чтобы магический мир попал под власть тирана и убийцы, искупить свою вину перед обществом. Старый волшебник прав по форме, но не по сути. Он и в самом деле изменил свои взгляды, стал иначе относиться к человеческой жизни, пересмотрел свои ценности. Но все это произошло оттого, что он любит Ее. Через любовь к Ней он постиг настоящее раскаяние, боль потери научила его понимать глубину чужих страданий, через любовь обрел он потребность творить добро, избавить как можно больше людей от тех мук, что пережил он сам. Все это дала ему Она. Иначе, как бы он смог создать именно такой Патронус?

ЛЕТО. Три летних месяца полностью восстановили и даже упрочили его положение среди Пожирателей Смерти. За столь краткое время он сумел не только вернуть доверие повелителя, но и сделаться одним из его ближайших советников. Конечно, они с Дамблдором сразу поняли что случилось, когда, после того как Поттер исчез в Лабиринте, метка на его руке загорелась, извещая о вызове. А когда он не обнаружил в толпе гостей из Дурмстранга высокой фигуры Каркарова, последние сомнения улетучились. Темный Лорд вернулся и исчезновение Ее сына, разумеется, связано с этим событием. Только огромное самообладание удержало его от того, чтобы броситься на место действия и хотя бы узнать точно, что там произошло... Неизвестность была невыносимо мучительна, но внезапно посреди стадиона появился Поттер — окровавленный, в разорванной одежде с телом Диггори на руках и сообщил, что Темный Лорд вернулся. Пока мальчишки не было, он сходил с ума от тревоги, но когда тот появился с телом своего товарища и явно в состоянии сильнейшего потрясения, тревога превратилась в какую-то странную смесь ужаса и обреченности…

По крайней мере, Ее сын все же остался жив. Осознав это, он закрыл лицо руками и несколько секунд стоял, словно парализованный, тщетно пытаясь справиться с собой, пока директор, схватив за руки его и растерянную Минерву Макгонагалл, не бросился с ними обоими в кабинет профессора Муди, под маской которого, как оказалось, скрывался виновник всех ужасных событий этого года. Нет нужды описывать общее изумление, когда к обезвреженному злоумышленнику вернулся настоящий облик. Он мгновенно узнал Барти Крауча-младшего, имевшего среди Пожирателей Смерти репутацию одного из самых одержимых фанатиков — поспорить с ним могла бы разве что Беллатрикс Лестрейндж. И этот негодяй дважды чуть не убил Ее сына! По правде сказать, в отличие от Дамблдора и Минервы Макгонагалл, он был просто счастлив, что Крауч получил Поцелуй Дементора и не сможет снова присоединиться к Темному Лорду, как мечтал. Не только из-за Поттера, но еще и потому, что обмануть человека, в течение года умудрявшегося водить за нос его и Дамблдора не представлялось возможным…

Перед тем, как он отправился к Темному Лорду Дамблдор сказал: «Если ты готов это сделать»… Он мог бы и не спрашивать, отлично зная, что ради Нее он готов на все. Явившись через два часа после всех остальных, он застал Темного Лорда в ярости, вызванной тем, что Ее сыну опять каким-то чудом удалось спастись. Ему стало страшно, но он знал, что должен взять себя в руки. Поклонившись с обезоруживающей непринужденностью, он попросил повелителя выслушать его. Затем привел убедительные доказательства своей преданности и сообщил сведения о Дамблдоре и Поттере, которые не могли не заинтересовать повелителя. На все вопросы он отвечал твердо и как бы без раздумий, с видом человека, который не знает за собою никакой вины. В общем, после получасовой беседы недовольство Темного Лорда его опозданием исчезло без следа. Он получил приказание вернуться в Хогвартс и продолжать шпионить за Дамблдором. Тогда же он узнал, что после того, как мальчик в очередной раз спасся из его рук, первостепенная цель Темного Лорда — услышать злополучное пророчество целиком…

Когда Темный Лорд явно с умыслом напомнил о его просьбе за Нее и выразил сожаление, что не выполнил обещания, он сделал вид, будто едва помнит, о чем идет речь. Повелитель остался вполне удовлетворен, но все же добавил утешительным тоном, что ведь есть и другие женщины, притом чистокровные, куда более достойные его, чем Она. Собрав все усилия он сохранил самообладание и равнодушно произнес: «Конечно, милорд!» В тот момент, глядя в красные глаза Ее убийцы, он отлично сознавал, что все совершенно естественно, нельзя было и ждать ничего другого. Перед ним чудовище, монстр без души и сердца, который не понимает и никогда не поймет, что такое любовь и что на самом деле значила для него Она.

Разумеется, Темный Лорд проверил его легилименцией, причем настолько тщательно, как никогда прежде. И если бы не его мастерство и Ее помощь, этот день мог бы стать последним в его жизни. Да, Она стояла там, на кладбище, рядом с ним. Она не позволила никому услышать, как бешено, едва не вырываясь из груди, колотится его сердце. Она подсказывала нужные слова, и они словно сами ложились на язык. Именно постоянное ощущение Ее невидимого присутствия делало его голос таким уверенным и спокойным, точно он сидел в библиотеке Хогвартса, объясняя Ей принцип применения законов Голпалотта…

ЛИЛИЯ. Успехи Поттера в окклюменции пока не очень-то отличаются от плачевных результатов в зельеварении. Причина всему: легкомыслие, лень и расхлябанность. Что больше всего раздражало его в мальчишке с первого дня — неумение и нежелание приложить старания, пересилить себя, чтобы достичь результата. Опять наследие отца, потому что Ей это было совсем не свойственно. Часто даже, если у Нее что-то не получалось, Она наотрез отказывалась от его помощи, говоря, что хочет научиться сама. Как долго и внимательно, к примеру, она читала расписанный им для Нее состав того самого зелья, в котором на первом уроке ошибся Поттер. А ведь Она как-то тоже ошиблась именно на том же самом месте. Сироп чемерицы. Ошибка и в самом деле являлась очень распространенной, учитывая, что зелье это требовало крайней внимательности и сосредоточенности. Но когда он сам в первый раз варил его еще в конце третьего курса, он не допустил общей оплошности. Может быть именно потому, что все связанное с Ней и с Ее именем удерживалось в его памяти особенно прочно.

Ему очень нравилось заниматься вместе с Нею, хотя по-настоящему сосредоточиться в Ее присутствии было крайне трудно. Приходилось буквально заставлять себя думать о задании, а не о Ней. Хорошо, что уже тогда он умел в нужный момент собраться, взять эмоции под контроль, подавить все мысли и чувства, не связанные с работой. В дальнейшем это ему не раз пригодилось. Благодаря этой способности ему удавалось справиться с задачами любой сложности — начиная с домашней работы на тему: «Применение экстрактов растений из семейства лилейных в приготовлении лекарственных зелий», до необходимости лгать в глаза самому Темному Лорду…

Только раз случилось так, что он едва не выдал себя. Трансфигурация была единственным предметом, с которым у него иногда возникали некоторые сложности. И где он не мог обойти Джеймса Поттера. Последний же явно гордился своими способностями к данному предмету и, разумеется, не упускал случая использовать это, чтобы обратить на себя Ее внимание. Однажды, как обычно быстрее всех справившись с заданием Макгонагалл, этот позер победно поглядывал через плечо на Ее старания, ожидая просьбы помочь. А у него, как назло, дело не ладилось. Он сбивался, путался, не мог вспомнить нужную формулу… Ее взгляд на Поттера становился все более заинтересованным, что еще сильнее выбивало из колеи… Он вел себя точь-в-точь, как младший Поттер на уроках окклюменции — напрасно тратил силы на бесполезную злость, ругался про себя, тупо повторял попытки снова и снова, даже не пытаясь справиться с эмоциями. Одним словом, вместо превращения хомяка в набор кистей для рисования, он каким-то образом ухитрился превратить собственное перо в лилию. В классе раздались удивленные возгласы. Чудом ему удалось вернуть перу первоначальный вид прежде, чем Она что-то поняла...

А вот Поттер во время занятий никак не может отрешиться от злости на Амбридж — министерскую крысу, которая успела восстановить против себя почти всю школу. Ее в этом году навязал Хогвартсу Фадж. Этот тупица поднял целую кампанию против директора и мальчишки, после того, как летом министра, грубо говоря, «ткнули носом в очевидное». Мальчишка успел доставить немало неприятностей этой женщине вместе со своим «Отрядом Дамблдора». Та в отместку исключила Поттера из команды по квиддичу, объявила лжецом и хвастуном, распространяющим ложные сведения в целях саморекламы, уволила Трелони, терроризировала Хагрида, и чуть не арестовала Дамблдора. Директор, естественно, оказался Амбридж не по зубам, но с тех пор, как та узурпировала власть, ему, фактически, приходится одному возиться с Поттером и его видениями...

Вдобавок эта женщина еще и создала Инспекционную Дружину, в основном из учеников его факультета. И хотя он дал всем устную рекомендацию как следует подумать, прежде чем вступать туда, учитывая, что магия замка не признала профессора Амбридж настоящим директором, а значит, власть ее не может быть законной. К сожалению, его слова не возымели особого эффекта. Возможность безнаказанно доставлять неприятности гриффиндорцам явилась для многих слишком заманчивой перспективой. Ему до смерти хотелось бы отравить эту жабу, но он снова вынужден сдерживаться и прятать свои истинные чувства, как всегда делал это с Ней…

ЛОВЕЦ. Нет, это невозможно перенести! Он чуть не сошел с ума, обнаружив Поттера в Омуте памяти, наблюдающим ту самую сцену, которую он можно с полным правом назвать худшим воспоминанием в его жизни. Никогда еще ему так сильно не хотелось прикончить дерзкого мальчишку на месте! Как только наглый щенок посмел это сделать! Хорошо еще он успел вовремя вытащить наглеца, но тот и так успел увидеть слишком многое… Он сам плохо помнит, что делал потом: кажется, выбросил гриффиндорца из своего кабинета и что-то швырнул ему вслед — кажется, банку с сушеными тараканами. Им овладела ярость, сравнимая разве что с той, которую он испытывал в момент, когда выкрикнул Ей непростительное слово, навсегда перечеркнув всю свою дальнейшую жизнь…

Мерлин, если б только он мог вычеркнуть из памяти тот ужасный день после экзамена С.О.В. по Защите от Темных Искусств! Если б он, не столь погруженный в раздумья над вопросами своего билета, посмотрел, куда идет! Если бы эта четверка не заметила его, если бы Поттер и Блэк не вздумали в очередной раз «поразвлечься» за его счет! Если бы Она не увидела все это и не сочла своим долгом вмешаться! Если бы гриффиндорский ловец не захотел поиграть в благородного рыцаря, по слову Прекрасной Дамы оказывающего милостивое снисхождение своему побежденному противнику! Нет, не издевательства мародеров привели его тогда в состояние слепого бешенства — а легкая тень улыбки, скользнувшая по Ее губам, когда он, задыхаясь, лежал на земле, тон, которым Она отчитывала Джеймса Поттера и роковые унизительные слова ненавистного гриффиндорца…

С раннего детства он дорожил своей гордостью, как почти единственным достоянием. Ни от кого не зависеть, не принимать ничьих благодеяний, не просить и не ждать ни помощи, ни поддержки, ни покровительства, быть всем обязанным только себе самому — это нельзя купить ни за какие деньги. Именно это он всегда считал свободой и скорее умер бы, чем поступился хотя бы малейшей частью. Именно за это его уважали на родном факультете. Многие надменные и высокомерные чистокровные аристократы вполне могли понять его гордость, поскольку сами ценили свою фамильную честь превыше всего. Находились, конечно, и те, кто считал гордость неуместной в его положении, но и они, против воли смотрели на него благожелательно.

Легко предоставить себе, какие чувства вызвало в нем одно предположение, что Она могла думать, будто он хотел бы, чтобы женщина заступалась за него, помогала, или защищала от его врагов! Неужели Она считает, что он будет Ей благодарен за заступничество? Неужели же все это время Она испытывала к нему только милосердное сочувствие и жалость? Неужели он для Нее — всего лишь слабое и беспомощное существо, нуждающееся в Ее поддержке и покровительстве? Его рассудок не выдержал бездны унижения, которую раскрыла перед ним эта мысль. Злость на Нее, желание задеть, заставить почувствовать такое же унижение, мгновенно заполнили все его существо и вырвались наружу, словно раскаленная лава, при извержении вулкана. И только когда невозвратимые слова уже сорвались с его губ, он понял, что натворил…

Странно, что мальчишка тогда не накинулся с кулаками на оскорбителя своей матери. Наверное, слишком испугался. Сейчас он наверняка хотел бы разорвать в клочки «грязного мерзавца», который, по его мнению, без сомнения, получил от его отца и крестного по заслугам. Но как бы его не обвинял Поттер или кто-нибудь другой — сам он винит себя гораздо больше. Он пошел против приказания Дамблдора, самовольно отменив уроки окклюменции, но он просто не мог дольше выносить самого вида мальчишки, а на уроках вел себя так, словно тот был невидимым. Он ни за что не допустит, чтобы подобное повторилось, а враждебные чувства Ее сына его не страшат нисколько. Ненависть в зеленых глазах не помешает ему исполнить свой долг до конца…

ЛУНА. Сейчас такая же лунная ночь, как в видениях мальчишки. Он стоит в той же темной, завешанной портьерами комнате, где горит единственный канделябр со свечами. Он стоит на том же дорогом ковре, где Поттер видел коленопреклоненного Руквуда, а перед ним возвышается высокая худая фигура Темного Лорда. Бледные кисти рук повелителя сжимают спинку стула, четко выделяясь в полоске лунного света. На фоне темной бархатной обивки они напоминают больших белых пауков. Разговор идет о предстоящей операции в Министерстве. Уже сформирована группа, которая должна добыть пророчество и возглавлять ее будет Люциус. Темный Лорд утверждает, что подготовил для мальчишки отличную ловушку. Главное — помешать Ордену Феникса сорвать их планы. Он не раз уже предупреждал и Дамблдора и самого Поттера, что Темный Лорд может попытаться использовать странную связь, существующую между ними, чтобы внедрить в сознание мальчика ложные видения.

Положение тем труднее, что без Дамблдора в школе осталось только двое членов Ордена — он и Минерва Макгонагалл. Все время, оставшееся до экзаменов ему придется быть настороже, поскольку он не знает во всех подробностях плана Темного Лорда и не сможет вовремя предостеречь Поттера. С другой стороны и тот не может связаться с Орденом из-за Долорес Амбридж, которая один раз уже пыталась напоить Ее сына Сывороткой правды. Слава Мерлину, что эта министерская дрянь настолько отвратительно разбирается в зельеварении, что ему не составило никакого труда подсунуть подделку.

Он почтительно кланяется в ответ на приказ Темного Лорда оставаться на своем месте в Хогвартсе и не подвергать риску доверие Дамблдора. С тревогой он замечает на белом, змееподобном лице признаки плохо скрытого триумфа и его сердце словно сжимает ледяная ладонь. Потом, повинуясь небрежному жесту, возвещающему, что он свободен, выходит из комнаты и бредет по длинным коридорам, провожаемый взглядами бледных людей на портретах, развешенных по стенам. Их нарисованные лица мерцают в кромешном мраке, словно множество лун. Они высокомерно и презрительно смотрят ему вслед, находя невероятной дерзостью само его присутствие в этом доме, принадлежащем одному из древнейших чистокровных родов. Также смотрит на него в штабе Ордена на площади Гриммо портрет Вальбурги Блэк, хотя старая ведьма не осмеливается выкрикивать оскорбления в его адрес, ограничиваясь лишь кислой миной да поджиманием губ…

Он мог бы направиться в спальню, которую отвели ему хозяева, предполагая, что эту ночь он проведет здесь. Но с тех пор, как в поместье обосновались некоторые из тех Пожирателей Смерти, кто сбежал из Азкабана в январе — в частности Беллатрикс Лестрейндж, о покое в этих стенах можно только мечтать. Уж лучше вернуться в Хогвартс — туда, где незримо витает Ее нетленный дух…

Огромный парк утопает в легкой прозрачно-белой дымке, сквозь ночную тишину слышится негромкое журчание фонтана и резкие отрывистые крики белых павлинов, важно расхаживающих вдоль узких аллей. Посеребренный лунным сиянием пейзаж кажется таким красивым, что в голову неожиданно приходит мысль: Ей бы понравилась эта картина. Он медленно идет по подъездной дорожке к большим кованым воротам, любуясь окружающей красотой и уговаривая себя, что, может быть, это последний раз, когда он может отдаться романтическим воспоминаниям. Дальше ему нужно будет не грезить о Ней, а сражаться ради Нее. Сражаться каждый час, каждую минуту и сражение будет тем более трудным, что оно незаметно ни для кого. Но сегодня он еще может, не спеша, шагать по аллее, представляя, будто под руку с ним в неверном лунном свете идет Она…

ЛЮБОВЬ. Близость войны все чаще принуждает его задумываться о будущем. Не о своем — у него впереди нет ничего, кроме возможности отдать жизнь во имя любви к Ней, для этого он живет последние четырнадцать лет. Он думает о неизбежной схватке между Темным Лордом и Поттером, о грузе пророчества, предписывающем одному из них уничтожить другого. Дамблдор уверен в победе мальчика — ведь с этим ребенком Ее жертва и Ее защитная магия. Хотя в последнее время ему все чаще кажется, что старый мудрец знает куда больше, чем говорит — несколько раз он прозрачно намекал, что открыл какой-то страшный секрет, который поможет окончательно покончить с Ее убийцей. Нужно будет расспросить об этом старика, когда тот вернется в школу…

Скрытность Дамблдора искренне ранит его; он ведь беспрекословно соблюдает соглашение, заключенное много лет назад на холме. Он вернулся к своему бывшему патрону и сумел вернуть его расположение. Темный Лорд доверяет ему настолько, насколько вообще способен доверять кому бы то ни было. Он знал, что будет еще более ценен для Темного Лорда в качестве члена Ордена Феникса и вступил туда, хотя для него лично в этой организации нет ничего хорошего — разве что удовольствие выводить из себя Блэка. Занятия окклюменцией, организованные Дамблдором привели только к тому, что мальчишка чуть не узнал его тайну, подсмотрев самый страшный момент его жизни. И даже после этого он готов делать сделать все, что понадобиться, чтобы спасти не только Поттера, но и всех людей, кто сможет в дальнейшем помочь мальчику исполнить свое предназначение.

Травля министерством Поттера и Дамблдора увеличила пропасть между факультетами, а после «воцарения» Амбридж они находятся практически в состоянии открытой войны. Ему же приходится держаться между двух — точнее даже трех — огней, не вызывая при этом подозрений ни у кого. Темный Лорд посвящает его в большую часть своих планов — например в план использовать связь, существующую между ним и Поттером, чтобы узнать, наконец, полный текст пророчества, но все же регулярно проверяет его при помощи легилименции и приставил к нему «помощником» предателя Петтигрю, который воспринял это, как возможность за ним шпионить. Соратники по Ордену в последнее время относятся к нему все более настороженно. В этой изматывающей атмосфере только воспоминания о Ней — те самые, что он прятал в Омут Памяти перед занятиями окклюменцией, не дают ему сойти с ума. Это его отдушина… Он может быть в ярости от выходки младшего Поттера, но будет оберегать Ее сына. Потому что это и есть любовь. Потому что, несмотря на идиллические убеждения Дамблдора, дело как раз в том, что он любит Ее.

Внешне он остается прежним: жестким, резким и нетерпимым к чужой и к собственной слабости. Он не дает себе труда быть вежливым с теми, кого терпеть не может. Его методы преподавания от членства в Ордене Феникса ничуть не поменялись, его все также раздражает невнимательность, неаккуратность, чрезмерное самомнение и привычка работать «спустя рукава». За это Ее сын ненавидит его едва ли не сильнее, чем самого Темного Лорда. Но уж лучше видеть в зеленых глазах пламя гнева, чем холодное презрение, которое он видел в них много лет назад у входа в Башню Гриффиндора и которое никогда не сможет забыть…

Он не знает, достаточно ли всего того, что он уже сделал и того, что еще сделает, чтобы заслужить Ее прощение, когда он, наконец, встретится с Нею снова — он совершенно не думает об этом. Хотя он готов отдать жизнь, чтобы защитить Ее сына и избавить мир от Темного Лорда, но делает это не из любви к ближнему и не из нравственного благородства и чистоты души — тут никогда ни в малейшей мере ему не сравнится с Ней. Его ведет иная сила — куда более могущественная и непостижимая. Его ведет любовь…